Пасхальные рассказы русских писателей

Оглавление

Группа авторов. Пасхальные рассказы русских писателей

Федор Достоевский (1821–1881)

Мужик Марей

Леонид Андреев (1871–1919)

Баргамот и Гараська. Пасхальный рассказ

Гостинец

I

II

III

IV

Прекрасна жизнь для воскресших

Николай Гоголь (1809–1852)

Светлое Воскресение (Из «Выбранных мест из переписки с друзьями»)

Константин Леонтьев (1831–1891)

Пасха на Афонской горе

Владимир Короленко (1853–1921)

Старый звонарь (Весенняя идиллия) (Отрывок)

Александр Куприн (1870–1938)

Инна. Рассказ бездомного человека

Пасхальные яйца

По-семейному

Иван Бунин (1870–1953)

На чужой стороне

Антон Чехов (1860–1904)

Архиерей

I

II

III

IV

Казак

Святою ночью

Студент

Евгений Поселянин (1870–1931)

Таинственная ночь

Василий Никифоров-Волгин (1900/1901–1941)

Канун Пасхи

Свеча

Безбожник

Солнце играет

Николай Колосов (1863–?)

Не может быть! Пасхальный рассказ

Владимир Соловьев (1853–1900)

Пасхальные письма

Сергей Фудель (1901–1977)

Домой к заутрене!

Леонид Пантелеев (1908–1987)

Я верую

Александр Солженицын (1918–2008)

Пасхальный крестный ход

Борис Ширяев (1887–1959)

Неугасимая лампада (Отрывок)

Пасха на Соловках

Отрывок из книги

Но все эти professions de fois[1], я думаю, очень скучно читать, а потому расскажу один анекдот, впрочем, даже и не анекдот; так, одно лишь далекое воспоминание, которое мне почему-то очень хочется рассказать именно здесь и теперь, в заключение нашего трактата о народе. Мне было тогда всего лишь девять лет от роду… но нет, лучше я начну с того, когда мне было двадцать девять лет от роду.

Был второй день Светлого праздника. В воздухе было тепло, небо голубое, солнце высокое, «теплое», яркое, но в душе моей было очень мрачно. Я скитался за казармами, смотрел, отсчитывая их, на пали крепкого острожного тына, но и считать мне их не хотелось, хотя было в привычку. Другой уже день по острогу «шел праздник»; каторжных на работу не выводили, пьяных было множество, ругательства, ссоры начинались поминутно во всех углах. Безобразные, гадкие песни, майданы с картежной игрой под нарами, несколько уже избитых до полусмерти каторжных, за особое буйство, собственным судом товарищей и прикрытых на нарах тулупами, пока оживут и очнутся; несколько раз уже обнажавшиеся ножи, – все это, в два дня праздника, до болезни истерзало меня. Да и никогда не мог я вынести без отвращения пьяного народного разгула, а тут, в этом месте, особенно. В эти дни даже начальство в острог не заглядывало, не делало обысков, не искало вина, понимая, что надо же дать погулять, раз в год, даже и этим отверженцам и что иначе было бы хуже. Наконец в сердце моем загорелась злоба. Мне встретился поляк М-цкий, из политических; он мрачно посмотрел на меня, глаза его сверкнули и губы затряслись: «Je hais ces brigands!»[2] – проскрежетал он мне вполголоса и прошел мимо. Я воротился в казарму, несмотря на то, что четверть часа тому выбежал из нее как полоумный, когда шесть человек здоровых мужиков бросились, все разом, на пьяного татарина Газина усмирять его и стали его бить; били они его нелепо, верблюда можно было убить такими побоями; но знали, что этого Геркулеса трудно убить, а потому били без опаски. Теперь, воротясь, я приметил в конце казармы, на нарах в углу, бесчувственного уже Газина почти без признаков жизни; он лежал прикрытый тулупом, и его все обходили молча: хоть и твердо надеялись, что завтра к утру очнется, «но с таких побоев, не ровен час, пожалуй что и помрет человек». Я пробрался на свое место, против окна с железной решеткой, и лег навзничь, закинув руки за голову и закрыв глаза. Я любил так лежать: к спящему не пристанут, а меж тем можно мечтать и думать. Но мне не мечталось; сердце билось неспокойно, а в ушах звучали слова М-цкого: «Je hais ces brigands!» Впрочем, что же описывать впечатления; мне и теперь иногда снится это время по ночам, и у меня нет снов мучительнее. Может быть, заметят и то, что до сегодня я почти ни разу не заговаривал печатно о моей жизни в каторге; «Записки же из Мертвого дома» написал, пятнадцать лет назад, от лица вымышленного, от преступника, будто бы убившего свою жену. Кстати прибавлю как подробность, что с тех пор про меня очень многие думают и утверждают даже и теперь, что я сослан был за убийство жены моей.

.....

Сениста утвердительно качнул головой и тихо ответил:

– Ну, ступай. А то он бранить будет.

.....