Читать книгу Спаситель, злодей, жертва, или Портрет диктатора - Константин Олегович Филимонов - Страница 1

Светлане – жене, другу – посвящаю…

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ЧЕТ ДОУ – художник,

МОЛЛИ – его экономка,

СТЕП РОУЗ – лейтенант Черной Гвардии.

-–

В небольшом и небогатом государстве Энляндия произошел переворот. В результате путча было свергнуто демократическое правительство. Президент Уилл Бар убит. К власти пришли Черные Гвардейцы во главе с генералом Пеликаном.

События пьесы развиваются в доме всемирно известного, но всеми забытого художника Чета Доу.

-–

Сцена первая:

МАСТОДОНТЫ

(Доу и Молли сидят у камина. Он – в кресле, укрывшись тяжелым выцветшим пледом. Она сидит рядом на стуле.)

ДОУ: Эх, Молли, Молли!.. Моя беда в том, что в свои шестьдесят три года я все еще нахожусь в здравом уме. Хотя иногда кажется, что уж лучше б я спятил, лучше б не замечал этой вакханалии, которая творится вокруг с того самого дня, как этот бурбон генерал Пеликан возомнил себя диктатором и с помощью своей гвардии захватил власть в Энляндии… Хм… Кстати, ты не знаешь: Пеликан – это фамилия или прозвище?

МОЛЛИ: Вы уже много раз спрашивали меня об этом, господин Доу, и я отвечала Вам: я не знаю.

ДОУ: Вот и я не знаю… Хотя, сказать по правде, этот новоявленный мизантроп, этот провинциальный выскочка с наполеоновскими амбициями, действительно походит на пеликана! У него такой же уродливый провисший подбородок, заостренный нос, а походка и повадки, словно у хищника… Да, да, он очень походит на пеликана… Молли, а ты видела его?

МОЛЛИ: Вы уже спрашивали меня и об этом. Нет, я никогда не видела генерала Пеликана. Только на фотографиях в газетах и по телевизору.

ДОУ(с тихой злостью): Солдафон!.. Невежда!.. Господи, да как же так случилось, что этот безмозглый скунс захватил нашу страну? Неужели это будет продолжаться вечно?.. Хм… Как ты думаешь, Молли, сколько это будет продолжаться?

МОЛЛИ: Я уже отвечала Вам, господин Доу: я не знаю – сколько это будет продолжаться. А вот Вам не стоило бы так волноваться, иначе у Вас опять случится сердечный приступ, а лекарств у нас больше нет. Они закончились еще на прошлой неделе. И денег у нас тоже нет. А аптекарь Виллс ни за что не даст в долг ни снотворного, ни сердечных капель… Этот аптекарь такой скупой, что даже яда в долг не даст…

(Молли тайком достает из кармана фартука большую пачку денег. Но, поглядев на Доу, тяжело вздыхает и нерешительно прячет деньги.)

ДОУ: Яда?.. Нужно быть очень не практичным человеком, чтобы давать людям в долг яд!..

(Некоторое время они молчат. Каждый думает о своем.)

ДОУ: …Ты знаешь, Молли, с некоторых пор у меня такое чувство, будто за мною кто-то подглядывает. И самое страшное, что я понимаю свою беспомощность, невозможность спрятаться от этого наглого всевидящего ока. И тот, кто за мною подглядывает, все это тоже понимает, поэтому и ведет себя издевательски надменно – не показываясь, а лишь обозначая свое присутствие. Я – в панике, а он – в диком восторге!..

МОЛЛИ: Эх, господин Доу! Беспокоит меня Ваше здоровье! Сидите Вы целыми днями дома, спать ложитесь поздно, просыпаетесь рано… вон – осунулись весь, мешки под глазами… С таким к себе отношением, понятно, что угодно может привидеться. Как еще по Вам черти табунами не скачут?!

ДОУ: …Со мною уже было нечто подобное. Только давно, очень давно – в детстве. Лет десять или двенадцать мне было. Заболел я тогда страшно. Температура под сорок, меня колотит, как в лихорадке, и сознание рассеяно. Полусон, полуявь, полубред… А когда кризис миновал, температура немного спала, вот здесь и появилось это странное ощущение, будто кто-то всесильный и невидимый подглядывает за мною…

Говорят, что Пикассо постоянно жил с этим странным чувством – ему всегда казалось, будто незримый Некто наблюдает за ним со стороны. Может быть поэтому Карл Юнг назвал Пикассо «гением идиотов»…

МОЛЛИ: Да-а!.. Идиотов сейчас много!..

ДОУ: Один цирковой артист… по-моему, он был акробатом… ну, это неважно… так вот, этот акробат рассказал мне однажды, что в цирке есть неписанный закон – когда циркачи репетируют, оттачивают какой-нибудь номер или трюк, то ни в коем случае нельзя уходить с манежа пока трюк не получится. Работай до седьмого пота, до полного изнеможения, но выполни трюк хотя бы раз… Хм, да… хотя бы разок!..

МОЛЛИ: Что Вы сказали, господин Доу?

ДОУ: Да, так… ничего!.. (грустно усмехаясь) Просто… мне всегда казалось, что на глазах у тысяч восторженных зрителей я выполняю какой-то суперсложный трюк или номер, а теперь получается, что и номер-то мой – так себе, и выполнял я его кое-как, да и зрителей в цирке нет… ни одного человека…

МОЛЛИ: У-у, что Вы, господин Доу! Сейчас даже на рынке людей нету!.. Одни торгаши стоят и своими ценами друго-дружку кусают…

ДОУ: Молли, а ты видела Пеликана?

МОЛЛИ: Где? На рынке?..

ДОУ: …А я видел его. Я ведь встречался с ним ранее. Впервые – еще лет десять назад, когда писал первый портрет нашего през… нашего бывшего президента Уилла Бара. И, представь себе, я совершенно не помню пеликанского лица. Вот помню, что он крутился вокруг президента, а лица его не помню. В то время Пеликан был капитаном гвардии и, по-моему, отвечал за личную безопасность Уилла Бара, но я не могу вспомнить ни самого Пеликана, ни его глаз, его мимики… Хм… Знаешь, Молли, я уверен, что Ломброзо был не прав. Самые отъявленные убийцы, маньяки и насильники обладают не какой-то выдающейся, а самой что ни на есть заурядной внешностью. Это уже потом, после разоблачения, когда преступник сидит на скамье подсудимых и его вина практически доказана, бездарные графоманы-журналисты начинают приписывать подсудимому страшные черты лица. Ну, что-нибудь типа, «узкий лоб» или «острый нос». И, хотя и лоб у преступника совершенно нормальный, и нос ничуть не острее, чем у остальных, но обыватели с легкой руки репортеров обнаруживают все эти штампы на лице убийцы. Каково, а?! Вот так и создается то, что называется «общественным мнением»… А между тем у преступника совершенно ничем не примечательная физиономия. Серая вонючая мышь – не более того…

МОЛЛИ: Да!.. Мыши очень вонючие!.. Бр-р-р…

ДОУ: Я ведь несколько раз видел Пеликана, что называется воочию, но абсолютно его не помню!.. О чем это говорит? Да о том, что у нашего безмозглого диктатора внешность серой мыши… Это сейчас я, как те графоманы, начинаю замечать на его лице отвратные черты: пеликанский провисший подбородок, все тот же узкий лоб, заостренный на кончике нос и другие дежурные для диктатора-кровопийцы штампы-детали портрета. Но еще полгода назад… ты слышишь меня, Молли, всего лишь полгода назад я проходил мимо него словно мимо пустого места. Я не замечал его, Молли!.. Наверное, точно также германские бюргеры с кружками пива в руках проходили мимо маленького тщедушного человечка по фамилии Шикльгрубер. Они в упор глядели, но не замечали того, чей облик в скором времени сделается тотемом Третьего Рейха… Кстати, Молли, а ты знаешь – кто такой Адольф Шикльгрубер?

МОЛЛИ: Откуда же мне знать какого-то Шикарубара, если я никогда не была в Германии?

ДОУ: Адольф Шикльгрубер – это настоящее имя Гитлера. А ты знаешь, как он стал Гитлером?.. Или как Иосиф Джугашвили превратился в Сталина? Знаешь?.. Нет, ты не знаешь этого! Потому что эта великая тайна превращения из серой вонючей мышки в диктатора известна только нам – художникам! Это мы – портретисты – придаем обрюзгшим невыразительным лицам наших вождей суровые мужественные черты. И, таким образом, мы, создавая ложный образ, создаем ложное «общественное мнение». И люди вдруг начинают «видеть» на примитивной, непрезентабельной физиономии диктатора то, чего там никогда не было. Вот так-то!.. Джугашвили был усредненным низколобым уродцем с сухой рукою и противным рябым лицом, а мы – художники – сделали его красавцем! И, поверь мне, когда русские видели воочию своего рябого вождя, они не замечали в его внешности ни примитивизма, ни уродства. Потому что мы зомбировали их!..

МОЛЛИ: Господи, да что Вы такое на себя наговариваете!?

ДОУ: Нет, Молли, ты не понимаешь!.. Ты многого не понимаешь!.. Искусство – это самое сильное и самое эффективное оружие политиков! Для удержания власти необходима своя (!) культура, которая отныне будет отражать национальную идею. О-о, это очень тонкий и очень страшный инструмент власти! Самый страшный!.. И не только потому, что искусство – это прежде всего метаморфоза, а еще и потому, что оно действует на сознание масс, как удав на кролика… Есть такая притча… хм… вот только не помню – где я ее прочитал?.. По-моему, у Бомарше… Ну, да не важно!.. Итак, слушай, Молли, притчу:

На огромном корабле, который перевозил через океан рабов, вдруг закончилась провизия. В трюмах – понятно – смрад, стенания. Того и гляди, рабы обезумеют от жажды и голода, взломают решетки и вздернут на реях капитана и его команду. И тогда хитрый капитан спустился в свою капитанскую каюту и достал из кованого сундука пыльных пронафталиненных тряпичных кукол. Он собрал рабов и стал показывать им кукольный спектакль. Странное дело, но представление было настолько увлекательным, что рабы забыли о голоде. А если рядом умирали их товарищи, то рабы не замечали этого…

У этой нехитрой, в общем-то, притчи двойное резюме.

Во-первых, если на корабле закончилась провизия, рабам начинают показывать кукольный спектакль.

И обратное, второе резюме: если нам показывают кукольный спектакль, значит, на нашем корабле давно уже закончилась провизия…

МОЛЛИ: Так он довез их?

ДОУ: Кто?..

МОЛЛИ: Ну, этот капитан довез своих рабов? Они не умерли?..

ДОУ: Ах, Молли, Молли!.. Ты опять ничего не поняла. Речь идет вовсе не о еде. Мы, люди, лишены духовной пищи, но вместо вечных истин и ценностей нам показывают дешевое и пустое тряпичное представление. И, если уж говорить больше, то диктатор – вовсе не капитан на нашем корабле. Сталин, Гитлер, тот же Пеликан – это всего лишь пыльные куклы. А капитан – это дьявол, по сатанинскому сценарию которого все мы так послушно играем… Леонардо да Винчи сказал однажды, что люди подразделяются на три ярко выраженные категории: на тех, кто видит, на тех, кто видит только то, что им показывают и на тех, кто ничего не видит и не желает видеть. Так вот большинство… подавляющее большинство людей – это те, кто видит только то, что им показывают.

МОЛЛИ: Вы все какими-то загадками говорите, господин Доу… Неужели было бы лучше, если б рабы умерли?.. А если они не умерли, если капитан их довез, значит, он о них заботится. Так?..

ДОУ: Нет, не так! Заботится капитан вовсе не о рабах, а о своей жалкой шкуре… о том, чтобы голодные рабы не вздернули его на рее.

МОЛЛИ: Господи, да что Вы так расстраиваетесь? Ну, довез же он их – и ладно! Не умерли же они с голоду!?.. Кстати, и Вам надо бы покушать. Вы бы поужинали, а?.. Я салат Ваш любимый приготовила. И вино можно открыть, я купила сегодня бутылку французского красного вина…

ДОУ: Стоп! Ну-ка признавайся, Молли, где ты взяла деньги?.. Ну, что ты молчишь? Быстро отвечай!..

МОЛЛИ: Хорошо, я расскажу, только Вы на меня не ругайтесь… Сегодня днем ко мне на улице подошел молодой мужчина. И спрашивает: «Вы служите экономкой у господина Доу?..» А сам улыбается… Приятный такой, знаете ли… высокий, стройный…

ДОУ: Ты рассказывай по существу. Что ты переливаешь из пустого в порожнее?.. Он что – дал тебе денег?

МОЛЛИ: Я же и рассказываю. Он, значит, говорит: «Вы – говорит – мол, служите у господина Доу?» Я говорю: «Да!» А он тогда говорит: «Я – говорит – большой поклонник его таланта и давно – говорит – мечтаю с ним… ну, то есть с Вами, познакомиться!».. Вот и все…

ДОУ: Нет, не все! Откуда у тебя деньги?

МОЛЛИ: Господин Доу, видит Бог, я отказывалась… говорила, что у Вас все есть, что Вам ничего не надо… А он говорит: «Я ведь знаю, – говорит – что у господина Доу нет денег на лекарства. И – говорит – знаю, какой скупой этот аптекарь Виллс! Так что вот – говорит – вам деньги, берите и не отказывайтесь, а то – говорит – вы сильно меня обидите»…

ДОУ: И сколько же он тебе дал?

МОЛЛИ: Ну… я не считала…

ДОУ: Сколько?

МОЛЛИ: Тыщу…

(Молли нерешительно достает из кармана фартука пачку денег и отдает их Доу.)

ДОУ (беря деньги): Что? На лекарства – тысячу? Да за эти деньги можно купить и аптеку, и самого Виллса!.. Ты же только что утверждала, будто у нас нет денег?

МОЛЛИ: Я не знала, как Вам сказать… Думала, что Вы будете ругаться… Господин Доу, Вы бы покушали, а? Давайте я накрою?

ДОУ: А что он еще говорил… хм… этот твой… таинственный незнакомец? Я же чувствую, что ты опять что-то не договариваешь…

МОЛЛИ (в ужасе глядя на часы): Ой, я же совсем забыла… Он сказал, что зайдет к Вам сегодня в девять часов, чтобы переговорить по какому-то очень важному делу.

ДОУ: А который час?

МОЛЛИ: Без пяти девять…

(Раздается стук в дверь. Молли бросается открывать, а Доу взволновано ожидает появления гостей. В комнату входит солдат с двумя пакетами в руках и красавец офицер.)

РОУЗ (приказывает солдату): Пакеты на стол и жди меня в машине!

(Солдат кладет пакеты, браво отдает честь офицеру и уходит)

РОУЗ: …Добрый вечер, господин Доу!.. Разрешите представиться! Лейтенант гвардии Роуз! Степ Роуз!.. А если отставить официоз то, я из тех, кто преклоняется пред Вашим талантом. Еще мальчишкой несколько раз я был на Ваших выставках в Центральной галерее и счастлив тем, что живу не только в одно время с гением, но и в одной стране, в одном городе… (осекается) О, Боже!.. Вы простите меня, господин Доу, но когда я ехал сюда, к Вам, то думал, что скажу одно, а на самом деле моя речь получилась какой-то длинной, напыщенной и потому глупой. Если Вы не против, давайте выпьем вина, может хоть это снимет напряжение. Будьте добры, распорядитесь, чтобы Ваша экономка разобрала пакеты: там вино, фрукты, конфеты…

(Молли проворно разбирает пакеты и наливает в бокалы вино)

РОУЗ: За знакомство!..

(Мужчины поднимают бокалы и выпивают)

ДОУ: М-м-м!.. Отличное вино! Очень давно не пробовал ничего подобного… Прекрасно, прекрасно!.. Но, Молли доложила, что у Вас ко мне какое-то дело. Я готов Вас выслушать…

РОУЗ: …Вы знаете, господин Доу, если можно, то о деле я бы хотел поговорить несколько позднее. А сейчас мне бы хотелось выпить за Ваше здоровье! Дай Вам Бог долгих лет жизни и неиссякаемого творческого потенциала!.. (опять осекается и заразительно, весело смеется над собою) Ну вот, Вы сами видите, что от волнения я забыл все нормальные слова и на языке у меня крутятся только пафосные избитые тирады… Простите, господин Доу, чтобы не раздражать Вас своей болтовней, я не буду больше петь Вам дифирамбы, и скажу просто – пью за Вас!..

(Они снова выпивают)

ДОУ: Прекрасное вино!.. Присаживайтесь… э-э-э… извините старика, не запомнил с первого раза Вашей фамилии.

РОУЗ: Лейтенант гвардии Роуз!.. Степ Роуз! И… не знаю, смею ли я Вас просить, но, если можно, называйте меня по имени… Понимаете, армейская субординация напрягает меня тем, что так или иначе, но человек обезличивается. У нас, военных, нет имен! У нас их отняли! Поэтому, прошу Вас, если это Вам удобно, называйте меня так, как называла меня мама – Степ.

ДОУ: Хорошо, Степ!.. Хорошо!.. Налейте мне еще вина…

(Художник уже абсолютно расслаблен. Он садиться в кресло напротив милейшего парня Степа Роуза, который волею судеб вынужден носить на себе эту черную форму, исполняя чьи-то идиотские приказы, но, что поделать, служба – есть служба)