Читать книгу Пучина - Константин Просветов - Страница 1

Шторм. Шторм могучий разыгрался в тех морях, где и корабли не часто ходят, где только рифы и сирены на камнях. Там нет людей, лишь сырость волн и страх ночной; там только смерть и визг сотен чаек, что гнездились на обрывистых склона дальних островов. Эти места давно забыты, все их обходят стороной. Они несли в себе ненастье, страх и гибель смельчаков, которые всё же решились отправиться в эти богами забытые края. Но иногда, раз в год средь этих рифов и водоворотов ходили суда, суда из дальних мест, таких далёких и спокойных. Эти моряки шли под светом десятков фонарей, развешанных по кормам их судов – так они отпугивали всю ту нечисть, что водилась в этих местах. Но рифам всё равно на свет. При тусклом зареве масляных огней, они лишь с большим рвением выскакивали из пучины тёмных вод. Их люди обходили стороной, но дальше шли водовороты, что затягивали в глубины вод. От них уж было не сбежать; они таились в морской пене, и не ясно было, просто это пена волн или смертельный враг. Лишь рыбаки с далёкой суши отваживались отправляться в эти края, ведь, хоть и было тут опасно, но и рыба водилась здесь отменная. Такой нигде уж не сыскать. Да и земли эти были ничейными – ни один лорд не хотел иметь такой надел, полный ужаса и страха. А потому рыбачили люди как могли. Многие не возвращались из походов, но рыба стоила того.

И вот, в час ночных дождей по тем путям шла шлюпка на одном парусе, который моряки заблаговременно спустили, ведь зловещие ветра манили их на скалы. Лишь силой двадцати вёсел плыли они меж камней. Завывания восточного ветра звенели в их ушах, а сирены манили сойти на берега крошечных островов. Они обещали отдых и покой, так необходимый морякам. Они пели сладким гласом о мирской жизни, о счастье и богатствах – обо всём, что могло поколебать сердце юнги. Но шторма заглушали песнопенье. Ветер выл немилосердно и поднимал такие волны, что шлюпка качалась из стороны в сторону, страшась завалиться на бок и погрести под собой весь экипаж.

Скажете, зачем они поплыли этим путём, столь ужасным и опасным? Они везли ценнейший груз – сушёную ягоду-белянку, что росла только на далёком Севере. Из неё готовили отличное вино, да такое, что и во всём мире не сыскать. Для Юга это была диковинка, а потому и платили за неё солидные монеты.

Рулевой крутил штурвал, борясь с потоками воды. Штурвал крутило так, что ровен час – и оторвёт совсем. Шлюпку бросало из стороны в сторону могучими ветрами и высокими волнами. Гремел гром, и где-то вдалеке сверкали ветвистые молнии. Большая часть экипажа из двадцати моряков пряталась в трюме корабля. Лишь самые умелые и храбрые управлялись с канатами, сами будучи ими привязанными к мачте. Всеми руководил старый капитан, уже плававший в этих тёмных местах. Его седая борода клочьями развевалась на ветру. Но он твёрдо стоял на своих коротких и кривых ногах. Широкою морской походкой он сновал меж смельчаков и отдавал всё новые приказы, постоянно смотря в свою видавшую виды подзорную трубу.

– Лева давай, лева! – кричал он рулевому.

Тот, тоже бывалый моряк, сразу исполнил приказ, крутанув штурвал, что есть мочи.

А сирены всё пела о тихом месте без штормов, вот только мало кто слушал их. Все люди были на взводе. Кровь так и бурлила в их жилах. Азарт взыграл над ними; они томились ожиданием беды; роились по палубе как тараканы, и при свете десятков масляных ламп их тени, длинные и кривые, бегали за ними. По старинным морским законам это был плохой знак. Да и многое другое из виденного сегодня сулило скорую гибель. А сирены всё продолжали петь.

– Крепче! Крепче держи! – с криком бросился капитан к юнге, который не совладал с канатом.

Эти канаты были из конопли, а потому достаточно крепки, но сейчас возлагать надежу на что-то столь мелочное и жизненное – это было верным знаком умопомешательства.

Совладав с канатами, капитан заковылял к рулевому. И, не сделав пары шагов, он пошатнулся. Пошатнулась вся шлюпка. Правый её борт опасно накренился, и лампы попадали в воду.

– Риф, – пробурчал старик.

– Течь, течь! – кричали с нижней палубы.

Капитан лишь устало вздохнул и посмотрел в небеса. Дождь лил немилосердно, капли стекали по лицу старика, теряясь у него в бороде. Течь. Это было концом их плавания. Из такого шторма не выйти с пробоиной, как и чем ты её не заделывай. Все двадцать три души уйдут на корм рыбам. Капитану было жалко свой экипаж, особенно юнг, ведь многих набрал только в этом плавание. Остальные давно уже ходили под его парусами, особенно рулевой. Но сейчас они ничего не могли поделать. Вокруг забегали матросы. Они отцепляли спасательные лодки от бортов и сгружали туда всё необходимое. Все уже давно забыли про ценный груз, а многие его в сердцах проклинали. Кляли и капитана, который продолжал безучастно смотреть на вихри шторма. Раскидистые молнии ярко отражались в его помутневших от старости глазах; да и гром гремел не так уж и сильно; лишь немного покачивало на волнах, да и только. Капитан стоял и сетовал на дождь – он хотел закурить трубку, но табак, гранившийся в мундире, давно уже промок. В каюте были самокрутки, но капитан их не признавал и считал суррогатом. Настоящий мужчина курит настоящий табак своей верной трубкой. Шлюпка шла ко дну. На палубе уже началась давка – все хотели спастись. Капитан же молчал и ни о чём не думал. Это была их воля, их выбор. Он никого не заставлял гибнуть вместе с собой и кораблём. Да, гибнуть. Капитан и его кораблю уходят ко дну вместе и остаются там навсегда.

– Капитан, сюда! – кричал ему один из старых матросов.

Да, Вингри Фотершав. Капитан не единожды плавал с ним по этим опасным водам. Но теперь это был их последний поход. Больше они не увидятся. Капитан смотрел, как Вингри махал рукой и отбивался от остальных, защищая место своего друга-капитана. Но тот не собирался спасать свою жизнь, уже прошедшею, жизнью какого-то юнца. А потому он отвернулся и стал смотреть на очередную огромную волну, вознамерившуюся захлестнуть судно. Ему ещё что-то кричали, но он ничего не слушал. Лишь краем глаза он приметил, что рулевой остался у штурвала. Марк Мишшер. Когда-то именно с ним они всё и начинали. Старый морской волк. Он тоже не собирался спасаться. Это радовало капитана, и он позволил себе скупо улыбнуться. Послышался всплеск воды – это лодки упали в воду, а затем загребли вёсла. Кто-то пытался спастись из этой адовой пучины. Капитан понимал их; понимал также, что многим не спастись. Эти воды были коварными. Кругом водовороты и скалы. Ветер смывал их лотки с курса, как не старались гребцы. Оставалось надеяться, что хоть половине из них удастся добраться до далёкой суши. Ветер стегал лицо капитана, и шум волны заглушал все остальные звуки.

– Ну что, – похлопав его по плечу, спросил рулевой.

Тот стоял рядом и потягивал надломанную самокрутку. Это был его запас. Он объяснял это тем, что стоя за штурвалом неудобно курить трубку. На вкус они были как дерьмо; сушёное дерьмо вперемешку с опилками. Но ему нравилось. Капитан считал его чудаком, но именно этот чудак вёл его шлюпку по самым дальним морям.

– Да так, умиротворённо, – ответил ему капитан, затянувшись остатком самокрутки.

– Многие спаслись, – заметил рулевой.

– Туда им и дорога, – сквозь смех ответил капитан.

– Из этих вод никто не возвращался живым, если тонул, – продолжал рулевой. При этом он каким-то хитрым способом смог прикурить новую самокрутку от огарка. – Они утонут или их съедят сирены. На что поставишь?

– На волны.

– Орёл или решка?

– Решка. Орёл никогда не сулил мне удачи.

– Хо-оп!

И вот два старых моряка во время шторма, когда их корабль шёл ко дну, внимательно смотрели на ладонь.

– Орёл, – констатировал рулевой.

– Сирены – так сирены, – пожал плечами капитан.

К тому времени они стояли уже по щиколотку в воде, и на них вновь заходила огромная волна. На этот раз она похоронит их под водой. А там последние муки от удушья и всё. Вот так и закончиться жизнь моряка.

– Я всегда считал, что умру в море, – в последний миг сказал капитан.

А затем волна накрыла их и унесла своими водами в бездну моря, где были сотни водоворотов и огромных чудовищ, способных проглотить тебя целиком.

***

Вингри Фотершав очнулся от знойного пекла, которым наградило его Солнце. Насилу распахнув веки, он уставился в голубое небо. Кожей он чувствовал песок – он забился под мокрую одежду и уже успел натереть некоторые места до мозолей. Но мозоли никогда не пугали бывалого моряка. Он встал. Сначала на четвереньки, а затем уже и на ноги, которые сразу же предательски затряслись. Его водило из стороны в сторону – мышцы ещё помнили недавнюю качку. Оглядевшись, Вингри обнаружил себя на берегу живописного острова. В его центре возвышалась гора, укрытая лесом. Но он понимал, что это не южная земля, а потому пальм здесь не будет. В место них у кромки пляжа росли лиственницы. У самой кромки воды он обнаружил перевёрнутую лодку. Вся она была разбита в щепки. Но на первое время как укрытие от непогоды ещё могло сойти. Других моряков он не смог найти. Ни их следов на песке, ни других меток на местности. Сам собой напрашивался вывод, что выжил в бурю он только один. И в этот момент его сердце сдавила жгучая боль. Он вспомнил капитана и рулевого. Для него они были как семья. Он и сам хотел остаться, но не мог бросить в беде совсем ещё юных юнг. Так что теперь он остался один на диком острове. Внимательно присмотревшись к горе, он смог приметить своим зорким взглядом очертания некой постройки. Это вселяло надежду. Те безумные воды находились рядом с Ветенфаном – землёй мирной и обжитой. Так что он мог попасть на остров пограничной морской охраны. Если это так, то он выживет. Если же нет, то протянет столько, сколько сможет.

Оттащив остатки лодки к ближайшему дереву, Вингри соорудил себе шалаш. Помня, какие в данной местности яростные дожди, он сильно не беспокоился о воде. Соорудив достаточно большую ловушку, он оставил эти заботы на потом. Сейчас же надо было найти чего-то съестного. Подобрав камень поострее, он отправился вглубь леса, не забывая отмечать направление на каждом десятом стволе. Лес был самым обычным, таким же, как и на его родине в Империи. Лишь Бог знает, что надоумило его стать моряком, и вопреки воле отца он стал юнгой на речном судне, потом добрался до Восточного моря, где и взошёл на первый настоящий корабль. Теперь же он здесь. Но он отбросил все лишние мысли в сторону и принялся внимательно исследовать округу. Примерно через тридцать отметок он вышел на поляну. По её краю росло множество кустов красных ягод. А в самом центре возвышался камень. Нет, скорее некий обелиск, поскольку он был украшен витиеватой и таинственной резьбой. Больше на поляне ничего не было. К ней не выводила протоптанная тропа, и кусты никто не прорубал. Это место было уже очень давно заброшено. Осмотревшись и набрав больше ягод, он всё же заметил блеск в траве у обелиска. Подойдя к нему с известной долей опаски, Вингри обнаружил россыпь блестящих на солнце камней. Подобные им были популярны на севере, и он знал, как они назывались. Это был обсидиан. Он красив сам собой, но его можно было использовать и по прямому назначению – как нож или небольшой топорик. Осколков было столько, что за раз их всех не унести, а потому запомнив место, Вингри отправился домой, а домом стал ему шалаш. Там он оставил ягоды по подстилке из листьев, а сам принялся за обсидиан. К вечеру у него из имеющихся запасов камня вышло три ножа, огниво и один топорик, хрупкий, но кусты не были привередливы. К этому времени со стороны горы начали подходить грозовые тучи, поэтому он заготовил ещё больше ловушек для воды. Перекусив ягодами, которые оказались вполне сносными на вкус, отдававшими лёгкой кислинкой, он лёг спать. Ночь была ужасна, ветер так и дул, причём не со стороны моря, а из леса. С собой он приносил чудовищные завывания, от которых кровь стыла в жилах. Но дождь лил и заполнял ловушки, а большего Вингри и не требовалось.

Ночь прошла быстро. К удивлению Вингри, она совершенно не была холодной, хоть костра он и не разводил. Перекусив ягодами и отхлебнув воды, он отправился обратно к обелиску. Неясное чувство манило его к нему, но он списывал это на остатки так необходимого обсидиана. К полудню он перенёс все большие осколки и смастерил из них несколько копий. Одно для рыбалки, а другие для охоты. Он не знал, какие звери водятся на этом острове, но чувство тревоги его не покидало. Только после всего этого он решил отправиться дальше на разведку. Пройдя от обелиска вглубь ещё на триста рубцов, он вышел сквозь кусты на тропу. Была она по виду старой, заросшей травой, но это была тропа – признак крупной жизни на острове. Рискнув пойти вверх по ней, он вышел к роднику, от которого брала начало небольшая речушка. К большому удивлению Вингри, на камнях родника были высечены похожие символы, которые он видел на обелиске. Пометив это место у себя в голове, он пошёл дальше, ведь солнце ещё было высоко. Дул лёгкий прохладный ветерок, сбивавший жару. Вдали пели птицы. По ощущениям Вингри жизнь кипела на острове, но только не рядом с ним. Он был прокажённым, от которого все шарахались, а иначе и не объяснить того, что он не встретил ни единой живности за столь долгий срок. Он её слышал, но всё время она была где-то вдалеке, как будто между ними была неясная и невидимая стена. Так он скитался ещё некоторое время, а затем решил вернуться к роднику – там он приметил песчаник, из которого можно было изготовить плиту. Дотащив камень до дома, он принялся ловить рыбу до самого захода солнца. На ужин у него были поджаренная рыба, натёртая красными ягодами, и свежие коренья. Без соли есть всё это было трудно, но он держался. На следующий день он заготовил большой песчаник с углублением для воды – так он планировал добывать морскую соль, выставив всё это на солнцепёк.

Следующие несколько дней он решил потратить на обустройство своего пристанища. Обломки лодки были ненадёжным укрытием, а потому он решил заделать платы кустарником и опавшими листьями, благо и того, и другого было в избытке. Он потратил на это добрую часть дня. Съев одну рыбину, уже с солью, он прилёг на лежанку и уснул.

Сон его был тяжёлым и прерывистым. Ему всё время казалось, что за ним кто-то наблюдает. Стоило только открыть глаза, как ему чудились кроваво-красные глаза, маячащие где-то вдалеке; ему собственной кожей ощущал присутствие различных монстров. Именно монстров, почему так – он не мог объяснить. Не мог он принять зверский и хлюпающий топот за скачки зайца. А звуки, какие звуки он слышал! Они проникали сразу в душу, терзали её сотнями когтей, рвали на части и собирали вновь в гротескном подобии того, что было. Эти звуки сводили Вингри с ума. Он не мог спать, но и лежать в полной темноте – это уже сродни пытке.

Шёпот и завывания зверья продолжались до самого восхода. Стоило первым лучам солнца проникнуть из-за горизонта, как тьма ночи рассеивалась, а с ней прошла и душевная мука. К концу ночи Вингри покрылся весь холодным и склизким потом, от которого хотелось скорее избавиться. Что он и сделал. Только после водных процедур он отправился дальше вглубь леса. Вооружившись копьём, он осторожно пробирался сквозь густые заросли шиповника. Где-то вдалеке пели птицы, и дятлы стучали по вековым деревьям. Но Вингри не видел никого. Всё было пусто. Пройдя весь отмеченный путь, он с неуверенностью шагнул дальше вглубь леса. Пройдя не меньше лиги, он оказался перед небольшим озером. Было оно правильной круглой формы, как будто бы огромный архитектор очертил его огромным циркулем. Берега озера были вымощены чёрным камнем, исписанным таинственными узорами. Через равный промежуток вокруг озера возвышались статуи. Были они старыми и позеленевшими, многие осыпались и покрылись мхом, но все они всё ещё внушали собой благоговейный ужас. Что-то было в этих статуях непонятного, таинственного и неизвестного. Вингри побывал во множестве стран и видел множество архитектурных стилей, но эти статуи… они выходили за рамки всего, что он знал. Они были высечены в насмешку надо всеми. Таинственные сгорбленные карлики, смотрящие вглубь озера своими выпученными глазами. Если к ним внимательно присмотреться, то они становились похожи больше на рыб, чем на людей. От этого в душе Вингри всё упало.

– Неужели я попал на заброшенный остров, где чтят языческих богов!? – в сердцах воскликнул он.

И поначалу в ответ ему была тишина, но чем дольше Вингри стоял у озера и смотрел на эти чудовищные статуи, тем отчётливее в его голове звучали голоса. Они говорили на непонятном, певучем языке, столь противным и тлетворным, что у него сразу же разболелась голова. Эти голоса смеялись над ним. Их мерзкое хихиканье набатом отдавалось в ушах. Это было в высшей мере ужасно, а потому Вингри убежал от водоёма в ужасе и страхе, ни разу не оглянувшись назад. А сзади все эти статуи повернулись к нему и их выпученные рыбьи глаза внимательно смотрели ему в спину. Они продолжали хихикать и говорить что-то на своём, но Вингри уже не обращал на это внимания. Он бежал сломя голову сквозь кусты и прочие заросли, совершенно забыв про отметки на деревьях. Но отточенное чутьё вывело его к шалашу. В это время день как раз подходил к концу, а потому он развёл долгий костёр и сразу же улёгся спать, чтобы забыть всё это. Но даже во сне, глубоком и тревожном, он слышал хихиканье забытых идолов. Они смотрели на него своими рыбьими глазами, в которых читалось что-то забытое, что-то потустороннее. Во сне он кричал, ворочался на месте, рвал волосы у себя на голове, но это тёмный шёпот слышался всё отчётливее и отчётливее, он проникал в саму душу морехода; от него не было спасения.

Проснулся Вингри в холодном поту. Проворчав что-то нераздельное, он пошёл умываться к морю. Но дойдя до берега, он встал как вкопанный. Его разум на мгновение отключился от того, что он увидел. А увиденное было ужасно во всех смыслах. Вингри был в крови с головы до пят. Вся его белая одежда моряка стала бардовой от засохшей крови. Сняв одежду, он принялся внимательно осматривать своё тело – видимых повреждений на нём не было, что не могло не радовать. Но железное зловоние крови, исходившее от одежды, вносило свою лепту в парадоксальность происходящего. Не трудно было догадаться, что виной всему были те идолы у озера. Этот остров таил в себе множество загадок; и чтобы выжить на нём, нужно разгадать их все – к такому выводу пришёл Вингри. А потому он быстро собрал вещи для похода и отправился вглубь леса на поиски ответов. Сначала он хотел посетить обелиск, который нашёл первым. Тот стоял на том же месте, ни капельки не изменившись. Это обрадовало Вингри. Сорвав большой лист папоротника, он принялся угольком переносить узоры с обелиска. Потратив на это с полчаса, он двинулся дальше.

Вскоре он добрался до водоёма со статуями. Они стояли всё также. Но одно изменение всё же было. На одном из изваяний верёвкой было прикреплено послание на куске бересты. Схватив его, Вингри принялся жадно читать крохотный текст. Он гласил:

“Прошло пять дней с момента кораблекрушения. Нас (Вилиема, Корта и Федерика) выбросило на восточную окраину острова. Какое-то время всё было нормально (для переживших кораблекрушение), но потом начали происходить странности. В лесу мы обнаружили непонятные обелиски, заросшие травой. Мы не придали этому никакого значение, а зря! Что началось после этого, невозможно описать. Оно не поддаётся никакой логике (хоть я в ней и не селён). Поначалу это был просто шум, затем крики. Мы были в отчаянии. Корта отправился вглубь острова, где и нашёл это место. Вернулся он благополучно. Но после его возвращения начался сущий ад. Голоса. Голоса не смолкали ни на минуту. Они сопровождали нас везде, и во сне, и наяву. Это сводило нас с ума. И вот, мы решили отправиться вглубь острова, чтобы найти ответы. Иного выбора у нас нет. Если это кто-то читает, значит, мы не вернулись. Для выживших – если идти по лесу на восток (следя за пометками на деревьях), то вы выйдете на нашу стоянку. Там вы найдёте все наши припасы и заготовку плота, которую мы начали делать втроём. Думаю, нам они ни к чему, а вам (выжившим) может спасти жизнь. На этом прощаюсь со всеми вами и с миром. Да хранят вас боги, какими бы они не были”.

Придя на место, Вингри увидел лишь хаос и разгром. Шалаши были завалены; угли из очага валялись, где попало; ловушку для воды были пусты, несмотря на недавний дождь. Всё, всё была в ужасном бардаке. Сразу становилось понятно, что отбывали парни как в последний путь и уже не надеялись вернуться живыми. Это удручающее зрелище лишь больше пошатнуло уже изрядно поношенную психику Вингри. Он уже слышал голоса, о которых говорилось в записке, а значит и ему недолго осталось до умопомешательства. Собрав всё ценное, что смог найти в разрухе, он вернулся к своему шалашу. На удивление, они оказались не так далеко, если идти напрямую. Но по какой-то причине они никак не контактировали друг с другом.

Вингри решил ждать. Он не собирался лесть сломя голову в горы. Ему нужна была определённая подготовка. По крайней мере, так он сам для себя оправдывал свою трусость. Голоса вернулись ближе к ночи. Они что-то шептали ему, но слов было не разобрать. Они были витиеватые и протяжные, как церковные песнопения., коими они, по мнению Вингри и являлись. Наутро он снова проснулся весь в крови. Всё тело испытывало до безумия сильную жажду, как если бы он пил морскую воду. Чтобы отвлечься от всего этого кошмара наяву, он принялся ещё больше обустраивать свой лагерь. Добавил пару сигнальных ловушек, вырыл несколько волчьих ям на подходе, и поставил косой и дряхлый частокол. Так он чувствовал себя в безопасности. Так он хотел думать. Но голоса никуда не пропадали. Они становились всё громче и громче; и в какой-то момент слились в гротескный хорал, от которого у Вингри пошла кровь из ушей. Он понимал, что теряет власть над собственным сознанием; что если обождать ещё чуть-чуть, то он точно сойдёт с ума. Оставался лишь один выход – идти вглубь острова, к той проклятой горе. Только там он сможет найти все ответы на вопросы, которые копились все эти дни.

Но снова над ним взыграла трусость. Он решил обождать ещё один день; лучше подготовится; собрать все силы в кулак. Он и сам не понимал свою нерешительность. Он был моряком, гордым и умелым. Он плавал в таких морях, куда здравомыслящий и не сунется; он переживал такие шторма, что одному богу известно как. Он был силён и крепок – здоровенный лоб, способный с одного удара уложить любого. Но он боялся.

Он проснулся ближе к утру, в самый холодный предрассветный час, от жалобного крика. По ощущениям он был совсем близко. В той стороне Вингри установил одну из волчьих ям. Схватив копья, он отправился в путь, страшась зажечь факел. Как и ожидалось, в яму попал зверь. Это была молодая лосиха, неизвестно каким чудом оказавшаяся на этом острове, но Вингри уже давно перестал задавать себе такие глупые вопросы. Насилу дотащив тушу до лагеря, он принялся сооружать козла для разделки. К полудню у него уже жарилась печень, а прочее мясо, порезанное с великим трудом, коптилось над большим костром. Требуху же он закопал подальше от лагеря, чтобы они не привлекали к нему падальщиков, какими бы они не были. Из желудка и жил он сделал себе бурдюк, достаточно большой и крепкий. Из остатков он, не без трудностей, смастерил себе несколько пращей. К вечеру всё было готово для похода. У него был провиант, вода и оружие. Эти три переменные должны были обеспечить его выживаемость в пути.

Чем выше Вингри поднимался, тем страннее становился лес. Он был пустой и тёмный, хоть сейчас и был полдень. Солнце пекло нещадно, но стоило зайти в тень кроны, как становилось холодно, как зимой. Пели птицы, но где-то вдалеке, самих их Вингри нигде не видел. Примерно к вечеру дня на пути начали попадаться признаки пребывания людей. То тлеющее огнище, то завалившийся шалаш – всё это пугало Вингри до холодного пота. Он не знал, кем были оставлены эти следы, но его мысли сами собой возвращались к его товарищам по кораблю. “Возможно, это Вилиеам и его отряд” – так он себя успокаивал. Он шёл всё дальше и дальше в горы без устали, как будто бы его что-то гнало туда, что-то звало. Голоса в голове становились всё отчётливее и громче. Вингри с трудом удавалось различать среди всего этого демонического хорала свои собственные мысли. Он прорубал себе дорогу сквозь ореховые заросли, пока не вышел на небольшую поляну. Была она ровной по краям – деревья отступали от неё, как от прокажённой. Одна лишь жухлая трава укрывала землю. А впереди, по ту сторону, зиял провал пещеры, откуда порывами вылетал гнилостный и затхлый ветер, от которого сразу же становилось дурно. Первой мыслью Вингри было – бежать, бежать без оглядки, куда глаза глядят. Это место внушало ему страх больший, чем он испытывал до этого. Он решил сначала осмотреть саму поляну. Что-то было в ней противоестественное, что-то злобное. Нагнувшись и сорвав пару пучков сухой и колючей травы, он обнаружил камень. Расчистив ещё небольшое пространство, он понял, что стоит на каменной площадке, испещренной таинственными и жуткими символами. Такие он уже видел на обелисках. Лишь после получаса сомнений и тяжких дум, Вингри решился зайти в пещеру. И стоило ему сделать один шаг внутрь, как свет померк.

***

Пришёл в себя Вингри от звука капели. Живительная влага капала с равной частотой на его лоб. Вскочив, он сразу же поморщился от боли – стонала спина и шея, а головная боль разрывала затылок на части. Где он был Вингри не знал – это была пещера, лишённая любого источника света; затхлый воздух сдавливал лёгкие, и было трудно дышать, а капель действовала на нервы своей педантичностью – она капала через отмеренный промежуток времени, скапливаясь в небольшой луже в самом центре пещеры. Большего Вингри увидеть не смог из-за царившей здесь темноты. Только со временем, когда его глаза привыкли к отсутствию света, он смог оценить размеры пещеры. Это была скорее клетка темницы, на что указывали следы работы людской руки – стены и потолок были ровными и местами встречались следы кирок и зубил. Кто-то выдолбил её в самой глубине скалы. “Клетка” – подумал Вингри и голоса в голове на разный манер повторили это слово. Да, голоса никуда не делись, они всё также отдавались эхом в разуме моряка, путая мысли. Дверью клетки служила кривая и ржавая решётка из толстых, в руку человека, прутьев. Местами они были погнуты, но пролезть сквозь них не представлялось возможным. Внимательнее осмотрел клетку, Вингри обнаружил все свои вещи, которые брал с собой. Они все были свалены в одну кучу, как если бы были мусором. Еда и вода были на месте, так что какое-то время он мог продержаться. Но вот, сколько ему предстояло ждать, пока придут эти таинственные тюремщики? Этого он не знал. А потому начал петь шанти, каким научил его капитан. Так длилось какое-то время, пока Вингри не услышал чьи-то шаркающие шаги. Вслед за шагами появился и отблеск света во мраке коридора. Вингри не знал – шли ли к нему, или это просто был обход, но он сгорал от нетерпения; он хотел увидеть своих таинственных похитителей. Вскоре, через мучительно долгие мгновения, перед ним предстал некто в тёмном балахоне, который закрывал его с ног до головы. В руках он держал масляную лампу и связку больших и неказистых ключей, которые обыденно используют крестьяне для замков в хлеву. Это сравнение, само собой всплывшее в голове, очень не понравилось Вингри, а потому он сразу же его отбросил в сторону. Тем временем неизвестный худой дрожащей рукой открыл замок и клетка с противным звуком, похожим на плачь тысячи младенцев, отворилась.

– Бери вещи, и идём, – с неясным и чудным акцентом сказал надзиратель.

Вингри не хотелось вызывать лишних проблем, а потому он схватил свои пожитки одной кучей и пошёл, почти побежал, за надзирателем, который не стал его долго ждать. Шли они по ветвистым и узким коридорам, выдолбленным с скале. Иногда на стенах попадались щели для ключей, но самих дверей не было видно. Шли они долго, поворачивая по разным развилкам, превращавшим коридор в настоящий лабиринт. Только, по меньшей мере, через полчаса они вышли в обширную комнату, освещённую масляными лампами. Дым от них, зависал у потолка, от чего дышать в комнате было в известной мере тяжело, но Вингри даже не думал жаловаться. В центре комнаты стоял большой овальный стол, уставленный самыми разными яствами, в основном из рыбы и прочих морских тварей. Стол и множество стульев были все вырублены из камня и украшены замысловатыми узорами с морским мотивом.

– Садись, – то ли побулькало, то ли прошипело создание.

Затем оно скрылось в одном из множества проходов, оставив Вингри наедине с собой и голосами в голове. Сев за первый попавшийся стул, он принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. Он без сомнений попал в плен к каким-то таинственным монстрам; голоса в его голове были их рук делом, поскольку мотивы и стиль произношения были очень похожи. От этого ему стало не по себе. Он никогда ни в каких, самых тёмных, легендах, которые рассказывают бывалые моряки в портовых кабаках, не слышал о подобном месте. Это место было чуждо самому миру – такое складывалось у него ощущение. Оно было противоестественное, неосязаемое, тёмное. Но его размышления прервали звуки шагов. Они эхом доносились из разных проёмов. Вскоре из них показались люди в чёрных балахонах. Все они были лысыми, и лысины их сверкали при свете ламп. Глаза их так и бегали по пещере, как будто бы что-то выискивали. Никто из них не обращал внимания на Вингри. Они медленным и плавным шагом подошли к столу, и каждый занял строго своё место, но к трапезе они не приступили. Вингри принялся их украдкой рассматривать. Впалые щёки и белая, почти прозрачная кожа; у них не было ни бровей, ни ресниц, ни какой-либо ещё видимой растительности на голове. А голова, что голова! По мнению Вингри она была деформирована – большой прямой лоб и пузыреобразный затылок придавали им монструозность. За немного острыми ушами прятались щели, напоминавшие рыбьи жабры, но Вингри отбросил эту идею сразу же, уж больно страшной она ему казалась. Затем пришла новая группа, и это уже были простые оборванцы. Вингри сразу приметил в них простых моряков. Все они были ссутулившимися и слабыми на вид, как будто бы пришли с каторги. Все они также уселись за столы, и Вингли видел в их полу потухших глазах нечеловеческий голод, приправленный страхом и повиновением. Хоть они и выглядели как обычные люди, но Вингри чувствовал шестым чувством, что и сними что-то не так. Не были они уже людьми. От этого его пробрало всего, и в груди зародился новый страх. Страх перестать быть человеком и превратиться в безмозглого монстра. Он этого не хотел, он хотел сбежать из этой комнаты; затеряться в бесконечных коридорах так, чтобы даже их хозяева не смогли его найти; и пусть, что он умрёт от голода и истощения – это было в стократ лучше подобной участи. Его уже не прельщала еда и напитки со стола – в его глазах это была отрава, смертельный яд, отвратительный на вкус и запах. Даже не смотря на чудовищный голод, он уже не сможет запихнуть в себя все эти яства. Когда все заняли свои места, раздался звук, призывающий всех к тишине. Этот звон был столь противен и ужасен, как если бы по стеклу провели ржавым гвоздём. Он пробирал до самых костей и будоражил разум. И, к удивлению Вингри, с этим звуком пропали и голоса в голове, так долго его мучавшие. Как будто бы они тоже подчинились этой команде.

В комнату вошёл глава, как понял Вингри по причудливой одежде и колпаку на голове. За ним следом следовала стража – два слуги с трезубцами. При его появлении все бритоголовые склонили головы, а моряки с ужасом уставились в свои пустые тарелки, тем самым тоже склонив голову. Главе это явно понравилось, и он довольно взмахнул рукой. С этим все подняли головы и тогда Вингри смог лучше рассмотреть вошедших. Глава был по виду ещё страшнее, чем те в рясах. Его кожа была столь белая, что просвечивала все кровеносные сосуды под ней, причём наполнены они были какой-то тёмной жидкостью вместо крови, из-за чего получалась своеобразная сеть из гнилостных линий на теле главы. Глаза его блестели ещё больше и были выпученными. Вингри даже удивлялся, как они ещё не выпали. Но не это было самым страшным в глазах главы – они были не человеческими, а рыбьими. Встав во главе стола, глава принялся читать какую-то молитву на малопонятном, рычащем языке. Вингри даже отдельных слов не мог разобрать – всё сливалось в сплошную какофонию. А ему вторили собравшиеся бритоголовые. Вингри даже поразился, как человеческая глотка может вообще порождать такие чудовищные звуки. После молитвы, глава взмахнул своей костлявой рукой и удалился. Это послужило сигналом к началу трапезы. Бритоголовые ели с достоинством и аккуратностью воспитанных и культурных людей, а вот заключённые моряки налетели на пищу, как оголодавшие стервятники. Собственно, они и были оголодавшими, а потому поглощали сомнительного качества пищу просто свинскими масштабами. Вингри же придирчиво выбирал себе блюда. Не всё было ему по душе, да и сомневался он в пище, приготовленной этими сектантами-монстрами. Один из бритоголовых заметил его заминку и учтиво протянул одно из блюд – это была жареная рыба в каком-то красноватом соусе.

– Вот, возьми, – сказал он. – Ты явно проголодался.

Вингри всего передёрнуло от такой учтивости, но он всё же принял блюдо. Он и сам хотел взять что-то подобное, так что особой признательности по отношению к бритоголовому не испытывал. Тот же, видя всё смятение Вингри, лишь тихо посмеялся в кулак и продолжил, есть, попутно перебрасываясь фразой-другой с соседями. Вингри же принялся есть, хоть и с отвращением. Пища давалась ему с трудом, с силой он проглатывал куски рыбы, даже не удосуживаясь вынимать кости, которые больно укалывали горло. Но вскоре голод взыграл над ним, и он принялся за другие блюда. Его сосед-бритоголовый видя это, лишь шире улыбался, что знатно нервировало Вингри. Он не понимал, что тому от него нужно; к чему была вся эта учтивость. На него смотрели, как на заблудшего слепца, который только начал прозревать и видеть картину мира целиком. Такое было у него ощущение. Вскоре трапеза закончилась и первыми встали бритоголовые. Они переговаривались между собой и смеялись до боли противным смехом. Измождённые моряки же всё продолжали набивать свои животы едой, как будто бы ели в первый и последний раз. Вингри хотел задержаться и расспросить одного из них, но ему помешали. Один из стражников отвёл его в небольшую келью и велел никуда из неё не выходить. Келья была действительно крохотной. В ней места хватало буквально на одного человека. Была одна каменная кровать и небольшой столик, на который Вингри вывалил все свои пожитки. Кровать была жутко неудобной, но он всё же прилёг и провалился в сон.

Снилось ему море, бескрайнее чистое море. Вода была зеленоватого цвета, в небе летали чайки, а он плыл со своей командой на корабле. Они везли груз в далёкий и малоизвестный порт чужой страны. С ним вместе были все его друзья, старые и новые; и он весело с ними общался, промениваясь шутками, понятными только им одним. Там был и капитан со своей неизменной подзорной трубой. Он всё время пристально смотрел в неё и что-то ворчал рулевому. Рулевой же мирно курил свои отвратительно пахнущие самокрутки и крутил руль. Паруса были полны попутным ветром, и корабль шёл как по маслу. Так незаметно проходила миля за милей. Но вот на горизонте показались тучи; капитан начал кричать и отдавать команды матросам, готовясь встретить морской шторм. Все были умелыми мореплавателями, никто не страшился надвигающейся угрозы. Но Вингри не покидало чувство опасности. Они видел в море приметы с его родины, приметы жуткие и не сулящие ничего хорошего. И вот шторм настал. Корабль кидало из стороны в сторону; все трудились в поте лица своего; палубу постоянно орошали высокие волны; паруса почти порвал могучий ветер; вдали сверкали ветвистые молнии цвета пурпура. И тут Вингри услышал голос. Он был прямо у него в голове; голос чистый и ясный. Он что-то говорил ему, что-то важное, но Вингри не мог разобрать ни слова. Он корил себя за это; он думал, что боги шлют ему весточку, сигнал, который он непременно должен передать капитану, чтобы избежать ещё неизвестной опасности, но он не мог разобрать слова. И вскоре, когда в мачту попала молния, и вспыхнул пожар, только тогда Вингри смог разобрать несколько слов. Это были “Чёрная Вода” и “Человек-с-флейтой”. Затем голос стих, а корабль пошёл ко дну, напоровшись на риф.

Вингри проснулся весь в крови, как это было и раньше, только теперь к крови был примешан пот, липкий и противный. Вингри не мылся уже несколько дней, ему некогда было смыть с себя кровь, а потому от него изрядно воняло. Он не знал, сколько именно проспал, но сил в теле всё ещё не было. Он был всё столь же усталым и измученным. Насилу встав с кровати, он принялся разбирать кучу своих вещей. Все они лежали на каменном столе в первозданном виде. В них никто не копался, и это радовало Вингри, ведь там было несколько обсидиановых ножей. В данной ситуации они сослужат ему хорошую службу. Он не знал, сколько прошло времени, но неожиданно для него в каменную дверь постучали. Затем в келью вошёл один бритоголовый – это был тот, который угостил Вингри за столом.

– Можешь не вставать, – сразу же начал тот, говоря на странном, булькающем, наречии. – Я пришёл проведать тебя и успокоить. Не бойся, я не причиню тебе вреда.

Данные слова ещё больше насторожили Вингри и он покрепче сжал нож, который успел припрятать под одежду.

– У тебя множество вопросов, я понимаю, – склонив голову, продолжил бритоголовый. – Я постараюсь ответить на все из них.

– Кто вы? – без раздумий выпалил Вингри и сразу же об этом пожалел.

– Мы – Дети Чёрной Воды, – всё также тихо и размеренно ответил бритоголовый. – Ах, нам, наверное, будет трудно общаться, если мы не узнаем имён друг друга, не так ли? Я – Вертезель из Каранала, что в Старой Империи.

– Я Вингри, – буркнул в ответ он. – Просто Вингри из небольшой деревеньки Турна.

– Приятно познакомиться, Вингри, – с небольшим поклоном ответил Вертезель. – Как я уже сказал, мы – Дети Чёрной Воды. Жители Срединных Земель могут назвать нас языческой сектой. Хм, наверное, так и есть. Но мы не причиняем никому вреда. Напротив, мы спасаем моряков, гибнущих в вода Мутных Рифов. К сожалению, спасти удаётся не всех, и ты тому пример. Приношу свои искренние сожаления!

– И кому вы молитесь?

– Мы почитаем Того-Кто-под-Водой. Это сложно объяснить непосвящённому в наши таинства. Но заверю сразу, это не злой тёмный бог, стремящийся всё уничтожить. Он – первопричина всего, Он создал этот мир, и мы покланяемся Ему в этом ключе.

– И превращаетесь в рыб, чтобы жить поближе к его вотчине?

– Именно так! Только став полноценными обитателями Чёрной Воды, мы сможем приблизиться к нашему Создателю.

– Вы и меня в рыбу хотите превратить?

– Нет, что ты! – сразу же замахал руками Вертезель. – Это добровольный выбор каждого. Если ты не хочешь, то можешь стать мирским послушником и жить в этом монастыре.

– То есть вы никого отпускать, не намерены?

– Это просто невозможно. Наш остров находиться в самом центре части Туманного Моря в месте, которое вы называете Мутными Рифами. Ты должен знать, как моряк, что ни один корабль не сможет пройти через них.

– О, и людей вы с ума сводите из благих намерений? – не смог сдержаться Вингри. Слишком всего накопилось в его душе. Он порывался зарезать этого Вертезеля и сбежать, но слова бритоголового его немного отрезвили. Из Мутных Рифов действительно нет пути назад.

– Мы никого не сводим с ума! – возмутился Вертезель. – Одиночество и монашество трудно принять. Как и трудно принять вечную разлуку с родными. Но это не наша вина! Мы даём вам всё – и пищу, и крышу над головой. Всё!

– И голоса в голове вы тоже из благих намерений даёте? – с кислотой в голосе буквально выплюнул Вингри.

– Это Голос наше Господина, – пояснил Вертезель. – Он говорит с нами из-под воды, где находиться его истинный Храм. Глас Его – святое дело, и только избранные им могут его услышать. Так что радуйся – ты избран был вершить дела!

После этого бритоголовый пришёл в некий экстаз и тихо задёргался. Из глаз его сочилась мутная жижа, словно слёзы.

“Наверное, это и есть та вода” – подумал про себя Вингри.

Так длилось несколько минут, пока под ногами у них не скопилась небольшая лужа. Только затем Вертезель пришёл в себя. Поправив растрёпанные одеяния, он продолжил:

– Ох, сам Настоятель связался со мной, – объяснил он. – А потому мне пора. Я пришлю другого брата. Он покажет тебе монастырь.

С этим Вертезель удалился, а Вингри упал на каменную кровать. Мутные мысли витали в его голове. А голос стал таким тихим, забился в дальний уголок сознанья и больше не мешал. Вингри даже перестал на него обращать внимания. Сейчас он думал о побеге с этого проклятого острова. Он совершенно не хотел остаток своих дней провести рабом рыболюдов. Да, они явились прямо из детских кошмаров – лысые и с жабрами, только чешуёй не покрытые. Это наводило жути на него. Все его надежды сейчас крутились вокруг обсидианового кинжала, который он припрятал у себя за пазухой. Это было его единственное оружие. Но он не знал, были ли на острове стражники. Однако долго думать он не смог – хорал из голосов снова взял верх над разумом, и Вингри провалился в сон, полный ужаса и кошмаров.

Ему снились гигантские твердыни, затопленные водой. И стаи рыб, снующие вокруг немыслимых шпилей. Это был город под водой. Город мрака, город Зла. Вингри плавал, словно рыба, и смотрел на этот неземной пейзаж. Город был построен не для людского племени. Здесь не было дверей или лестниц, только башни с провалами бойниц. А в самом центре возвышалось “нечто”. На вид это была огромная ракушка, поставленная вертикально. Огромный шпиль уходил ввысь. Скорее всего, его конец достигал поверхности. Сама же башня была усеяна отверстиями, из которых в такт выходил воздух, судя по пузырям. Это был храм – вот что понял Вингри. Храм Того-Кто-под-Водой. Он не знал – кто это, просто слова сами всплыли в голове, и он их озвучил. Только голос был не его – это было сдавленное бульканье рыболюдов. От этого Вингри перепугался ещё больше и проснулся.

Он сидел в кровати, обливаясь потом. Этот сон был столь реалистичен, что ему показалось, что всё так и было. Вингри понимал, что с ним свершилось “чудо”, и об этом “чуде” нельзя никому говорить. Особенно рыболюдам. Они-то точно придумают сотню причин принести его в жертву. А они жертвы приносили, в этом Вингри был уверен.

Из комнаты он решил не выходить – сил не было совсем. Еда давно переварилась, и его снова терзал голод. И страх. Он боялся этого места. Этого города под водой. Этих голосов. Всего. Это было за рамками понимания простого моряка.

Конечно, ходило много суеверий среди мореходцев, но в основном они были шуточными и на них мало кто обращал внимания. Но теперь он воочию увидел храм Морского Чёрта. Это зрелище запало ему в душу, и гнилой верёвкой овилось вокруг сердца. Она давила на него и порождала совершенно безумные мысли. Одна его часть хотела сбежать, другая же – разгадать тайну этого острова. Это было так заманчиво, что Вингри почти поддался искушению. Быть первооткрывателем – разве это не великая радость для моряка? Правда, всё давно уже открыли. Но теперь появился этот остров и город под ним. Это было событие, способное всколыхнуть все Срединные Земли.

Но он не мог. Он не мог остаться здесь. Это место таило в себе множество опасностей. Если этот культ разрастётся, то быть беде. Это сейчас они такие тихие и мирные, а потом устроят такое кровопролитие, что и безумцам-королям не снилось. Этот остров был опасен. Мутные Рифы тоже. Но их он хотя бы знал. Из них были пути наружу, в открытое море. Оставалось лишь сделать плот. Или угнать корабль у культистов. Он же должен быть у них. Этого Вингри не знал. Но пламя потонувшего бога чётко поселилось в его сердце.

Вот только он уже не думал о своих товарищах и других пленниках рыболюдов. Он хотел сбежать один. Всё остальное было не важно. Его не волновало, что их могли принести в жертву этому безумному богу, что они навеки останутся рабами. Нет. Его волновал только он сам.

Ближе к обеду к нему пришёл уже другой рыболюд. Парой слабо разборчивых слов он позвал его на обед. Люди сидели в всё той же пещере и ели так, как в последний раз. Все они были исхудавшими и поникшими. Но их глаза… о, их глаза! Они пылали жизнью, они пылали чёрным пламенем. Вингри уже не мог назвать никого из них человеком. У многих на шеях начали проступать рубцы. Верный признак растущих жабр. Для Вингри все они были уже потерянными людьми.

Ел он молча, опасно поглядывая на рыболюдов, обедавших с ними. По его наблюдениям это были другие, хоть и отличить их было сложно. Все лысые и в одних и тех же рясах. Словно куклы. Да, по мнению Вингри, они были простыми куклами того подводного божества. Он видел храм и понимал, что человек для Него – не более чем игрушка, которой можно играть, а затем без зазрений совести выкинуть и взять другую. Это было ужасное божество.

После обеда к нему пришёл Вертезель. Он отвёл его в новую келью, поскольку Вингри стал уже послушником. Также он объяснил ему правила служения монастырю. Правило первое гласило – никогда не мешать монахам. Всё, чтобы они не делали, свято, а потому любое неосторожное действие считалось богохульством и каралось, хоть и кара эта была слабая – домашний арест. Также ему выделили место для работы – он должен был подметать причал, где стояли рыбацкие лодки. Но он ни в коем случае н должен был мешать им. В общем, метла была его единственным другом. Но это не расстраивало Вингри. У них были корабли – вот что его радовало. Если удастся проскочить мимо рыбаков и стражников-рыбольдов, то он спасён. В море он уж сам как-нибудь выживет.

Так началась его каждодневная рутина. Он подметал доки, а рыбаки таскали различных морских тварей на кухню. Были там как знакомые Вингри рыбы, так и страшные животины, один вид которых пугал бывалого моряка. А ещё больше его пугало то, что он сам будет всё это есть. Рыбаки – все, как один, будущие послушники. У них у всех чёрные рыбьи глаза и проступающие жабры. Вингри уяснил, что только таких выпускают из монастыря. А простым смертным путь закрыт. Но это его не пугало – он сбежит, и это факт.

***

В один из обыденных рабочих дней к Вингри подошёл один из рыболюдов. Сначала он просто стоял в стороне и наблюдал за работой Вингри, что действовало тому на нервы. Он хотел швырнуть в него пыли метлой, но сдержался. Тот же молчал и пялился на Вингри своими рыбьими глазами. Были они чёрные и на выкате – одним словом отвратительные. Только было в нём что-то знакомое, но Вингри не придал этому значения. За последний месяц работ он видел множество рыболюдов и все они были похожи, как две капли воды.

– Вингри, – позвал его по имени рыболюд.

Тот сразу замер, так и не опустив метлу. Он силился сдержать шок, который пробрал его до самых костей. Он узнал его, этого рыболюда. Это был не Вертезель, с которым он общался больше всего. Нет. Это был знакомый, до боли знакомый голос.

– Вилием! – воскликнул шёпотом Вингри.

– Да, – кивнул рыболюд.

– Но что с тобой?

– Как видишь, я принял их сторону. Это был действительно правильный шаг. Тебе сразу открывается столько возможностей, о которых ты даже мечтать не смел!

– И ты пришёл меня агитировать?

– Нет, – шёпотом ответил тот. – Я пришёл тебе передать сообщение от нас троих.

Вингри сразу понял, о ком речь, а потому кивнул.

– Нас уже не спасти, но мы хотим помочь хотя бы тебе, – наклонившись к самому уху сказал Вилиеман. – Сегодня ночь приходи на третью террасу. Там мы встретимся и всё обсудим. Из наших лишь ты один остался человеком. Все остальные приняли их сторону.

– А что капитан? Он действительно погиб?

– Нет, – покачал головой Вилиеман. – Но его участь в сто крат страшней твоей. Но скоро и тебя ждёт его судьба. Потому-то мы и решили помочь тебе с побегом.

– Хорошо, – кивнул Вингри. – Я приду.

С этим их разговор закончился, и каждый ушёл по своим делам.

Вингри ликовал всей душой – он сможет сбежать с этого проклятого острова! Судьба остальных его мало заботила – это был их личный, добровольный выбор. Он не хотел уподобиться им, но и от помощи не откажется. Только им троим он мог доверять в этом месте.

В назначенное время Вингри стоял на третьей террасе. Это было единственное место, к которому допускали всех. Лишь тут можно было увидеть небо над головой. Но оно почти всегда пустовало. Рыболюдам оно было не нужно – их волновала лишь вода. А рабы были слишком заняты работой, чтобы у них оставались силы для чего-то подобного.

Вскоре послышались шаги. Обернувшись, Вингри увидел троих рыболюдов. Они ещё не совсем стали таким безликими, а потому он смог узнать в них Вилиемана, Корта и Федерика.

– Итак, ты всё же пришёл, – сказал ему Корт. – Мы не думали, что ты поверишь нам.

– В этом месте сложно верить кому-то, даже своему рассудку, – согласился Вингри. – Но вы дали мне призрачный шанс, и я им воспользуюсь.

– Что же, тогда всё просто, – сказал уже Федерик. – Сбежать с острова можно только по воде. Для этого нужна лодка из доков. Но их все охраняют рыбаки. Они уже на полпути, как рыболюды, так что договориться с ними невозможно. Но есть одна лазейка. Вертезель , должно быть, рассказывал тебе, что орден не вмешивается в дела людей с Большой Земли, так ведь?

– Это ложь, – закончил за него Корт. – они довольно часто проникают в людские поселения и вербуют себе последователей. И чтобы скрыть свой внешний вид они готовят специальное зелье.

– И есть зелье с противоположным эффектом? – догадался Вингри.

– Да, – кивнул Корт. – Это побочный продукт производства того зелья. Его просто выливают в яму с нечистотами. Но мне удалось достать немного, ровно на один флакон. Если ты его выпьешь, то сможешь покинуть остров на корабле с рыбаками. Только их всех придётся убить. Ты готов на это?

– Да, – без тени сомнения ответил Вингри.

За месяц работы он насмотрелся на рыбаков. Они уже не люди, и ведут себя не по-людски. Они звери в коже человека. Монстры, как и их господа.

– Хорошо, – кивнул головой Виилием. – Готовься. Через три дня.

– Я запомню, – сказал Вингри. – И спасибо.

Трое промолчали.

– Я передам весточку вашим родным, что вы погибли как герои, борясь с морским чудовищем.

На это троица кивнула, и без звука ушла по коридору. Вингри остался же один на террасе. Он ликовал всей душой. Он смотрел на звёздное небо и уже чуял запах земли, такой далёкой и родной.

Через три дня они снова встретились на террасе. Корт передал снадобье и подходящую одежду. С этим они направились в доки. Федерик что-то говорил на рыбьем рыбакам, и те дали им небольшую лодку. В сопровождении двух рыбаков Вингри выплыл в море. Вилием передал ему примерную карту Рифов, так что путь обещал быть лёгким. Рыбаки же по старой привычке взяли с собой еды на неделю – настолько они обычно выходят в море. Но вскоре вода вокруг покраснела – это Вингри перерезал им глотки обсидиановым ножом и сбросил трупы в воду. Теперь остался он один. У него была неделя, чтобы уплыть как можно дальше, а потому на отдых он и не надеялся. Опыт бывалого моряка вёл его сквозь рифы и водовороты. И через две недели он пристал к земле. К тому времени он сильно исхудал, а одежда рыболюдов порвалась. Но в мешке была припрятана нормальная, так что он не волновался.

Вскоре он нашёл деревеньку, и осел в ней перевести дух. Селяне были рады появлению умелого морехода, а потому он занял пустующий дом, и стал рыбачить. Настали лёгкие деньки, и лишь память иногда напоминала о том острове и Тьме, что покоилась под водой. Затем у него появилась и жена, а затем и дети. И всё пошло своим чередом. Страхи отступили, и пришло счастье.

***

С тех страшный дней прошло много лет. У Вингри выросли дети – двое крепких ребят, с которыми он выходил в море на старенькой лодке. Жизнь текла своим чередом, и ужасы былого уже совсем покинули разум моряка. Он уже успел состариться, но крепкие руки всё ещё уверенно держали вёсла.

В один из дней знойного лета Вингри вновь вышел в море со своими сыновьями. Их лодка мерно покачивалась на волнах и уносила их всё дальше от суши. Закинув сети, Вингри раскурил пеньковую трубку и принялся ждать рыбу. Погода стояла прекрасная – в небе не было ни облачка, восточный ветер нёс морскую прохладу, а в вышине кружили чайки. Они ныряли с высоты прямо в воду и всплывали уже с рыбой в клювах.

– Хороший день, – проговорил Вингри, выпустив кольцо дыма.

– Да, – согласился с ним Этель, старший сын.

Был он юношей статным и умелым, смекалистым и находчивым. Из него вышел хороший моряк, чем не переставал гордиться Вингри. Второй же сын, Сален, был куда проще своего брата. Он не особо любил море, а запах рыбы и вовсе не переносил. Но в великой любви к отцу помогал ему со всем. Однако же большую часть своего времени он уделял не морю, а девушкам из окрестных деревень. Что сказать, красотой своей он пошёл в мать, а потому девушки так и липли к нему. Семья Вингри была в меру богата, и недостатка в желающих не испытывала. Как Салену исполнилось шестнадцать лет, что уже было достаточным для вступления в брак, к ним повадились все окрестные семейства. Каждый хотел взять свою часть пирога. Но Сален был ветреным юношей, а потому остывал к женщинам также быстро, как и влюблялся.

– В этот раз рыбы будет много, – кивнул Вингри. – Ну что же, Сален, как тебе последняя кандидатка?

– Веренана? – отозвался младший. – Она красивая, но глуповатая. С такой жить – себя не уважать. Она даже рыбу толком чистить не умеет.

– Ну, это дело наживное. Но семья-то у неё хорошая, да и сама она тоже хорошенькая. Чем тебе не пара?

– Ну, уж нет! – запротестовал Сален. – Отец, ты же знаешь, у меня другая избранница…

– Даже не начинай! – прикрикнул на него Вингри. – Мы уже это обсуждали. За вдову я тебя не отдам. Нечего воспитывать чужих детей. Ты пойми, что я хочу найти для тебя лучшую пару, и лучше Веренаны ты нигде не найдёшь.

– Отец!

– Тихо! Всю рыбу распугаешь. Мы с матерью всё уже обсудили, так что на следующей неделе мы едем на сватовство, так что готовься.

С этим в лодке повисло напряжённое молчание. Вингри многозначительно курил трубку, а Сален ушёл в себя. Лишь Этель тихо посмеивался в кулак. Так прошли долгие минуты. И вот, пришло время доставать сети. Все принялись за работу. Оба сына взялись за канаты, а старик-отец принялся руководить. Он уже был не в том возрасте, чтобы таскать такие тяжести.

– Крепче хват! Да не тяни ты так! – давал команды Вингри.

С трудом, но двое юношей смогли затащить сеть на лодку. Вся она была полна рыбы. Это был хороший улов. Но тут подул сильный ветер, и лодку качнуло на волнах. Этель совладал со своими канатами, ведь силы у него было много. Но Сален с криком выпустил свои, и сеть наполовину ушла под воду вместе с рыбой. Вингри громко выругался и стремительным движением рук поймал канаты, которые все были в крови. Лодку качнуло ещё раз, только уже не от ветра. В воде Вингри увидел чёрную тень.

– Акула! – коротко крикнул старый моряк.

Акула плавала под их лодкой кругами и лакомилась пойманной рыбой. Он рвала сеть своими бритвенно-острыми зубами и тянула её на дно. Вингри покрепче перехватил канаты и принялся бороться с рыбиной. Так продолжалось ещё несколько минут, пока акула вдоволь не насытилась и не уплыла обратно в море, оставив рыбаков с порванной сетью. Вингри застыл, как громом поражённый, а сыновья лишь молчали, не зная, чем утешить отца.

Однако не из-за порванной сети Вингри застыл. Всё его тело напряглось, а глаза предательски расширились. Он смотрел на свои руки, измазанные кровью, на содранные раны, оставленные канатами, и мириады мыслей пролетели в его голове. В один момент Вингри вспомнил всё то, что так старался забыть. Он вспомнил скалы-рифы, он вспомнил могучие шторма и капитана, кто ушёл на дно морское вместе с кораблём, он вспомнил и дикий остров, и ужасных чудовищ, что там обитали. Он вспомнил всё. А причина тому была в том, что из ран на руке сочилась кровь, если эту слизь можно назвать кровью, совершенно не красного цвета. Она была голубой. Страх, первобытный страх зародился в душе Вингри. Его лицо отражалось в морской воде и казалось ему совершенно чужим, чуждым и отрешённым. Он видел самого себя, но при этом это был кто-то совершенно иной. Это был рыболюд. С нечленораздельным воплем Вингри ударил кулаком по отражению, и оно скрылось под водой, напоследок исказившись в ужасающем подобии улыбки.

– Отец! – в один голос позвали его сыновья.

Они видели, что отец их не окликается на их голоса, что с ним происходит что-то странное. Это пугало их.

А Вингри тем временем смыл “кровь” с рук и глубоко задышал. Постепенно он успокоился и повернулся к своим сыновьям. Лицо его было мрачнее тучи, а глаза таили в своей глубине нечто безумное.

– Всё в порядке, – тихо, еле слышно, ответил он.

– Отец, не переживай так, – обратился к нему Этель. – Рыба от нас никуда не денется. Не пропадёт же она из всего моря? А сеть мы подлатаем – будет как новая.

– Да, – в такт ему закивал Сален.

– Что же… – громко выдохнув, откликнулся Вингри. – Ничего не поделаешь. Сети порваны, но сколько-то рыбы мы всё же поймали. Возвращаемся домой, пока к нам не пожаловал на бесплатный пир другой морской хищник.

Так они в полной тишине возвратились домой. Дети принялись управляться с хозяйством, а Вингри уединился в небольшом саду, что рос у него во дворе. Сален рассказал о случившимся матери, и та не стала тревожить своего мужа, посчитав, что тому нужно время, чтобы успокоиться. Вместо расспросов она стала чистить пойманную рыбу.

Тем же вечером ветер с моря нагнал кустистые тучи. Началась гроза столь сильная, что гнула деревья. Дождь барабанил по крыше, вода проникала сквозь худые доски и капала на пол. Вся семья сидела у разожжённой печи и пережидала непогоду за мелкой работой. Дети возились с сетями, а жена кашеварила. Вингри же сидел молча и вслушивался в шум дождя. Страшные мысли витали в его голове, и он никак не мог от них избавиться. В барабанной дроби воды ему слышался ужасный напев рыболюдов, как будто бы они собрались вокруг его дома, взяли его в осаду, и изводили своими булькающими голосами. С тех ужасных времён прошло двадцать лет. Вингри многое за это время забыл, но теперь все старые страхи вновь всколыхнули его измождённую душу. Он вспомнил всё, всё, что происходило с ним на острове. Все эти обелиски, всю каторгу в плену у рыболюдов. И своих друзей, которые поддались на уговоры чудовищ. И чем больше усиливался дождь, тем отчётливее звучали голоса в голове. Они пели и смеялись над Вингри. Пели о морской пучине, о неотвратимости бытия, о первозданной Тьме. Они смеялись над его тщедушными попытками всё забыть, выкинуть весь этот адский хорал из головы. Но всё было тщетно.

Но вдруг шум дождя нарушил новый звук. Это был не раскат грома и не порыв ветра. Кто-то стучал в дверь дома. Все домочадцы переглянулись. Вингри жестом показал, чтобы все молчали, а сам направился к двери, прихватив с собой кухонный нож.

Открыв дверь, он увидел на пороге незваного гостя. Был он высок и всего его покрывал чёрный плащ.

– Что надо? – несколько грубо спросил Вингри.

– О, добрый человек, пустишь ли ты меня переждать ненастье у себя дома? – с небольшим поклоном ответил ему гость. – Я был уже в трёх домах, но везде мне отказали. Смилостивишься ли ты над бедным странником?

Вингри хмуро на него посмотрел. Его колючий взгляд пробежался по гостю, но ничего подозрительного не заметил.

– Ну что же, заходи.

– О, милостивый бог, спасибо, – с этими словами гость протянул руку, и в ладонь Вингри упало несколько полновесных монет. – Пусть это будет платой за неудобства.

Незваный гость остался в доме Вингри ровно до утра. Он ушёл с восходом солнца, оставив ещё несколько монет. За весь вечер он мало разговаривал и никак не докучал семье, а потому сыновья и жена вскоре про него забыли, но не Вингри. Он чувствовал, что гость этот был не простым, что не просто так он пришёл к нему домой, что за этим что-то стояло. Тяжёлые мысли заполняли голову Вингри, что сказалось на всей его семье. Жена его, как мудрая женщина, не лезла с расспросами, а сыновья стали странно глядеть на своего отца, и с каждым днём эти взгляды становились всё очевиднее и очевиднее. Что-то менялось в их отце, но они не могли понять, что именно.

Со временем Вингри начал замечать эти взгляды, полные тревоги и волнения, от чего он уходил всё глубже и глубже в себя. Он стал замкнутым и нелюдимым. Подолгу смотрел на море с причала, но с тех пор ни разу не отправился за рыбой.

И вот, в один из осенних вечеров, таких длинных и томительных, Вингри помогал своей жене с приготовлением ужина. За окном лил дождь, и его капли набатом стучали по черепичной крыше.

Вингри чистил морковь своим рыбацким ножом. Руки его дрожали. Это началось несколько дней назад. Сначала была слабость и сонливость, которая переросла в жар. Вингри три дня пролежал в кровати с лихорадкой, но деревенский целитель лишь разводил руками. Никакие отвары и припарки ему не помогали. Затем появился кашель – Вингри часто выплёвывал странную слизь, напоминавшую своим цветом морскую тину.

Но был и ещё один симптом, о котором Вингри никому не говорил – он вновь, как и тогда давным-давно, слышал голоса в голове. Сначала это был неразборчивый писк, который издают сверчки. Затем шум в ушах всё нарастал, и, в конце концов, превратился в адский хорал.

Вингри не понимал ни слова, но эти голоса терзали его душу, рвали её на части. Он сам никак не мог справиться с этим, а говорить кому-то боялся. Страх прочно укоренился в его душе. Теперь не только во время дождя, но и в любые иные дни, он слышал эти голоса.

– Дорогой, бульон уже готов, – знакомы голос жены выхватил Вингри из раздумий.

От неожиданности он дёрнулся и слегка поцарапал руку ножом. Это был небольшой порез, о котором даже и переживать не стоило, но Вингри мимолетом посмотрел на него – сам порез не волновал его, это был сделано только на одних рефлексах. Но стоило появиться капельке крови, как Вингри застыл, как изваяние. Она, его кровь, была мутного синего цвета, что явственно напомнила ему о рыболюдах и их чёрной воде.

– Дорогой, всё в порядке? – спросила жена.

– Да, просто порезался, – качнул головой Вингри.

– Хорошо.

Убрав кровь с пальца, Вингри продолжил чистить морковку, как ни в чём не бывало. Ужин состоялся, как и было запланировано, но вся его семья заметила то состояние, в котором находился Вингри. Он был задумчив и молчалив. Сыновья с жжено переглянулись, но продолжили есть, решив, что это последствие заболевания.