Читать книгу Гонимые страхом - Кристина Арменовна Оганян - Страница 1

Позволь забрать тебя отсюда

Черный седан с заглушенным двигателем стоял в тени спящих деревьев. Свет, идущий от одинокого фонарного столба у дороги, едва касался автомобиля. В салоне сидели два человека. На их лица падала густая тень. Улица вокруг них давно опустела. Вряд ли хоть кто-то испытывал страстное желание выйти на морозную стужу январского позднего вечера. Час за часом, как и каждый вечер до того, они стояли на одном и том же месте, подле многоэтажного дома, и по обыкновению вели себя невозмутимо и практически не переговаривались.

Внезапно дверь одного из подъездов дома открылась, чем тут же привлекла внимание сидящих в автомобиле людей.

– И куда она? – спросил пассажир на переднем сидении немного раздраженно, с издевкой.

Тот, что держался за рулем, почти дремавший и, казалось, безмятежный, проследил за тонкой полоской теплого света, льющегося по ступеням лестницы. В его глазах заискрил слабый, безутешный огонек. Тот самый огонек – знамение. Он свидетельствовал о чувствах, что питали еще не увядшее сердце. Раздражение, нетерпение, тревога, граничащая со странного рода приступами симпатии и даже чувства острой потребности одарить заботой объект наблюдения. Быть может, нечто подобное испытывают родители, неустанно следующие за своими неугомонными детьми. Мужчина опустил взгляд к рулю и сделал тяжелый усталый выдох.

Девочка спрыгнула с лестницы, торопливо свернула с тротуара на заснеженную дорогу и почти бегом двинулась в сторону соседнего дома. Опустив голову вперед, нахохлившись и натянув капюшон почти до носа, она даже не смотрела куда идет, видимо ориентируясь по памяти. Путь ее лежал к небольшому магазинчику, расположенному на первом этаже соседней многоэтажки.

Пришлось заводить автомобиль. Сидящий по правую руку от водителя молодой человек недовольно хмыкнул и подпрыгнул на месте, резким движением выправив примятую сидением дутую зимнюю куртку.

– Что за потребность шляться по ночам? – выпалил он с едва скрываемой злобой. – Пса ей подарить что ли…

Его собеседник продолжил молчать. Тактика такова – не обращай внимания на этого парня, и он заткнется сам.

Седан выехал на дорогу и медленно подполз к углу соседнего дома. В тот момент девочка уже взбиралась по металлической лестнице. Что-то в движении ее ног показалось мужчине за рулем странным. Вся она словно испытывала дискомфорт или даже боль. Взгляд зацепился за скованность ее шага, за слабость и неуверенность поступи. Она казалась нездоровой.

– Сколько ей? Тринадцать? – вновь подал голос пассажир.

– Четырнадцать.

Две пары глаз проследили за исчезающим в дверях магазина подростком.

– Вот черт… – парень в куртке заметно оживился.

Из того же самого магазина вышла небольшая компания молодых людей. Их голоса, звук их смеха, шорох одежд и шарканье обуви по задубевшей резине на пороге и ступенях… Все это было омерзительно. Водитель седана проникся тошнотворным чувством. Одна лишь только мысль, что могли сделать эти люди, вынуждала терять власть над собой.

Сжав челюсти, мужчина поднял голову, и взгляд его метнулся к лицам этих людей.

– Я пойду? – вызвался пассажир.

Ответ поступил позже.

– Пойдем вместе.

– Да ладно тебе. Я справлюсь!

– Нет.

– Хочешь увидеть ее поближе?

Молчание.

Компания нетрезвых гуляк впереди разорвалась бурным хохотом и расположилась у подножия лестницы. Двое повалились на перила, один сел на корточки у нижних ступеней, еще двое спустились на тротуар и закурили.

– Ладно… Заодно купим что-нибудь поесть, – печально согласился пассажир автомобиля и положил руку на дверь.

После этих слов они оба вышли на улицу и быстрым шагом двинулись в сторону входа в магазин.

Те, что расположились у лестницы, заняли почти все пространство. Однако их нетрезвые, воспаленные, возможно безмозглые головы сочли необходимым разойтись в стороны и пропустить двух молча идущих вперед людей. После того как дверь магазина закрылась за спинами мужчин, компания у лестницы продолжила обсуждать что-то, что было для них первостепенно важно и интересно.

– Я домой.

– Стой! Чего ты вдруг?

– Прекрати.

– Не хочешь повеселиться?

– Меня воротит от этого пойла.

– И что?

– Повиси с нами еще.

– Глядишь, и тебе что перепадет!

– Парни, кончайте… Я не хочу в это ввязываться.

– А ты и не лезь. Просто будешь стоять с нами.

– Прекрати ныть. Мне нужно выпустить куда-то свою энергию. Либо она, либо ты.

– Больной!

– Заткнись и стой спокойно. Если хочешь блевать, иди туда…

Двое вошедших в здание людей отчетливо слышали каждое произнесенное слово. Их шаги ускорились. Тот, что носил яркую куртку, поднял руку и по пути захватил с полки пачку салфеток, не замедляя шага. Второй, в черном пальто с поднятым вверх воротником, поднял голову и проследил за пустынными проходами между стеллажей. Не найдя ни единой души, он повернулся к выходу.

– Пакет нужен?

За кассой стояла молодая женщина. Она провела покупку и неестественно улыбнулась девочке перед собой.

– Нет, – быстро ответила та.

– Идем, – скомандовал мужчина в пальто своему спутнику.

– Черт… Я хотел выбрать шампунь, – эти слова не звучали как шутка, как и не походили на нечто серьезное. Этот парень говорит постоянно и возможно только ему одному смешно от своих реплик. Так или иначе, идущий рядом с ним человек не воспринимал его слова как что-то хоть сколько-нибудь стоящее и достойное внимания. Шутник обиды не держал.

Девушка услышала шаги приближающихся людей и быстрым движением убрала свою покупку с кассы, спрятав ее во внутренний карман куртки. Даже не посмотрев на лица незнакомцев, она отвернулась к двери и нетерпеливо выдернула чек из рук женщины.

– Спасибо, – бросила она кассиру и поспешила к выходу.

– Добрый вечер! – широко улыбаясь, протянул парень в куртке и уложил пачку салфеток на конвейерную ленту.

– Добрый… – немного смутившись, ответила женщина.

Девочка не обернулась.

А ведь этого взгляда стоявший в стороне мужчина, возможно, очень ждал. Он боялся и желал его, будто в эту самую секунду стоял на краю обрыва, глядел в невидимую за толщей тьмы пропасть и ждал, когда тело его поддастся импульсу и сделает шаг вперед. Он проследил за удаляющейся девушкой. Он хотел запомнить каждый ее шаг, каждый взмах руки и каждое ее движение.

Позволив возникнуть небольшому расстоянию между собой и девочкой, он двинулся вслед. Парень в куртке, вложив смятую купюру в руку кассиру, за считанные секунды нагнал своего спутника и принялся хрустеть костяшками пальцев.

Дверь впереди них открылась, выпуская девушку на улицу. В ту же секунду послышались крики и смех компании пьяниц с лестницы.

– Жирный – мой, – произнес парень, поигрывая мышцами.

– Никого не трогай, – возразил ему мужчина в пальто.

– Конечно. Первым не полезу.

– Нет. Никого не трогай.

– Черт!

Едва дверь за девушкой закрылась, мужчина вновь толкнул ее от себя и вышел следом.

Девочка терялась. Помешкав у порога пару секунд, дабы оценить критичность своего положения, она все же приняла решение идти вперед. Сидящий на корточках паренек смотрел прямо на нее. Лицом его по-хозяйски завладела маска азартного безумца. Он не сразу обратил внимание на идущих следом за подростком людей. Едва взгляд пропойцы зацепился за смотрящим на него в упор мужчиной в черном пальто, лукавая самодовольная ухмылка ретировалась с его лица, сменившись слабой кривоватой дугой губ.

– Ребят… – невесело буркнул один из стоящих на ступенях гуляк.

Еще совсем недавно жизнерадостные парни, вдруг умолкли, нахмурили лбы и переглянулись, вмиг протрезвев. Планы на сегодняшний вечер круто изменились.

Подросток и двое идущих за ней мужчин, с разницей в два шага, прошли вниз по лестнице и сошли на заснеженный тротуар. Прижимая к груди то, что купила минутой назад, девочка спешила домой. Гонимая страхом, она даже не решалась обернуться, умоляя собственные ноги нести ее вперед как можно быстрее.

– Проводи ее до дома. Я скоро вернусь, – произнес парень в пальто и развернулся.

– А сам сказал никого не трогать… Нечестно, – пробубнил другой, вслед удаляющемуся другу. Поправив куртку, человек продолжил плестись за девочкой, как ему было велено, на ходу продолжая бубнить себе под нос.

– Я молодец! – довольный собой ерничал парень на пассажирском сидении. – Чтобы ты без меня делал.

Он протягивал одну за другой салфетки водителю, пока тот потирал запачканные костяшки пальцев.

– Эм… – молодой человек вдруг сменил тон. Он напрягся и поднял голову. – Ты слышишь?

За ними следили. Совершенно точно, кто-то, держась на расстоянии, неустанно наблюдал. Парни замерли, прислушиваясь. Шорох снега, гул далекой автострады, скомканное звучание сотен голосов рядом…

Внезапно пассажир седана громко рассмеялся. Открывшаяся ему картина впереди вызвала в нем бурю эмоций.

– Она шутит? – выругавшись, произнес он.

Водитель завел руку под руль и повернул ключ.

На въезде в жилой квартал стоял бронеавтомобиль. Одна из его дверей была открыта, а чуть поодаль от нее стоял вооруженный человек в черной экипировке. Он уставился на сидящих в седане людей и, подняв руку, жестом приказал выйти.

После открылась еще одна дверь броневика, и на дорогу выскочила сторожевая псина, лающая и щелкающая зубастой пастью по пустоте вокруг себя. На другом конце цепи, тугой линией тянущейся внутрь автомобиля, медленно показалась сухая кисть тончайшей женской руки. Та, что вышла на свет, была хорошо знакома этим людям. Им даже не пришлось всматриваться в ее лицо.

– А я тебе говорил, прекрати отвечать ей на звонки! Водишься со всякими… Смотри, что из этого выходит! – продолжал свою комедию парень по правую руку от водителя.

Седовласая девушка, вышедшая из автомобиля, приветливо помахала рукой и чиркнула в сумраке холодной нарочито вежливой улыбкой.

Спустя пару секунд людей в форме было уже двое. Они подняли автоматы и прицелились.

Глава 1. «Безжизненная»

«Перед ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-краю нет. Он долго смотрел и терзался. Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал.

Мучило его то, что всему этому он совсем чужой».

(Достоевский Ф.М. «Идиот»)

В самом начале ноября погода ухудшилась. Ветер усилился, стал холоднее, протяжнее, порывы его стали более резкими, яростными. Небо заволокли тяжелые густые облака. Чудилось, что над головой, во весь купол неба, натянут плотный серый пакет, не позволяющий взглянуть на давно забытую синеву. Утром и вечером, в часы пик, тысячи людей неслись по городу кто куда. Каждый в этой толпе стремился спрятаться от холода. Лишь днем, ближе к полудню, грязно-серый город пустовал. Ночью, после наступления сумерек, на его улицы по обыкновению выглядывали отоспавшиеся за день молодые люди, яркие барышни и измученные трудовыми буднями бедолаги.

Ночью город похотливо стонал. Днем же хрипел и сипел, будто простуженный.

Сегодня я дома весь день. Меня нет там, в толпе, на холоде, на ветру… Мечта. Есть время заняться собой. Наконец убрать стол с учебниками, искупать Никки, послушать музыку, пока никого нет, дочитать заброшенный мной еще неделю назад роман, если удастся, принять долгую ванну и подремать под горами мыльной пены.

Послеполуденный звонок был призван испортить все это благолепие. Я отложила в сторону щетку, которой чесала спину добермана и с опасением осмотрелась в поисках телефона. Однако мне даже не нужно было смотреть на экран. Вариантов кто мог звонить не много – один.

– Что делаешь? – вместо обычного «привет» либо «алло», спрашивала Натали.

– Ничего. Сижу… Хочу прибрать комнату.

– О… Хорошо, что я позвонила тебе! − радостно воскликнула она. – Я спасу тебя! Пошли в кино?

– Сегодня? – не скрывая опасения, полюбопытствовала я.

– Нет! Бронирую место в твоем графике уборки на следующий четверг! – какой же противный у нее голос сегодня. Если я сброшу, будет ли это означать, что я плохой друг? – Конечно сегодня!

– А что идет сейчас?

– Вилл! Не гневи богов! – заорала Ната.

– Аа! Хватит вопить, пожалуйста, – взвыла я, убирая телефон от уха. – Когда мне быть готовой и куда мы идем?

На улице ни души. Обед. Есть ощущение, что только мне нужно куда-то сегодня тащиться. Из окон многоэтажек того и гляди высунутся любопытные носы нахохлившихся жителей, с немым вопросом: «Куда идет эта безумная в такой мороз?» Земля под ногами затвердела и покрылась трещинами. Все вокруг серое и твердое, как камень. Отражает состояние души. Быть может грустить осенью не только можно, но и нужно? Тогда не вижу ничего предосудительного в своем состоянии. Осень ведь. Я не одна такая, кто грустит в это время года.

Среди бетона, угрюмых домов, пыльных дорог, серой земли и темных редеющих деревьев мелькнуло что-то яркое и живое. Живое, словно пламя. Это ветер подхватил волосы Натали, торчащие из-под шапки, и взметнул их в разные стороны. Рыжая топталась на месте, то вышагивая пару полушагов туда обратно, то припрыгивая на месте. Я ускорила шаг скорее для демонстрации того, что тороплюсь на встречу, нежели для того, чтобы в действительности приблизить неминуемый момент приветствия.

Даже если я и есть плохой друг, отлично. С этим определились.

– Неужели! – бросила громко подруга, двигаясь навстречу.

– Привет! – улыбнулась я. – Я вовремя вообще-то.

– И что? Могла бы раньше прийти.

Я изобразила на лице что-то вроде «Ты серьезно?!»

Подруга не стала со мной церемониться. Она вцепилась в мой локоть и потащила в сторону от дороги, что-то неустанно мне доказывая.

Торговый центр кипел жизнью. Теперь ясно где все те, кому холодно на улице и кому скучно дома. Бредущие туда-сюда люди были везде. Кто торопясь, явно по делам, кто от нечего делать таращил в витрины, кто, как и я, шел с недовольным хмурым лицом, едва волоча ноги за другим, более активным спутником.

– Хорошо, что мы забронировали билеты, – выдохнула Ната, расстегивая куртку.

– И чего мы в кино потащились…

– Ты хотела повиснуть дома? На тебе скоро плесень начнет образовываться.

Натали была моей школьной подругой. Самой близкой подругой в моей жизни. Радость это или же проклятие, я точно для себя не могла определить. Она младше меня на пару месяцев, ниже ростом, худощавая, но спортивная… Сравнение с эльфийкой будет очень кстати. На ее щеках и вздернутом носу рассыпались веснушки. Небольшие, глубоко посаженные голубые глаза горели озорством. Она весела и легка на подъем. Везде, где мы были, Натали приходилась к месту. Она была душой компании, имела при себе кучи новых идей, предлагала неожиданные решения и пробовала самые необычные варианты времяпровождения. В школе она занималась игрой на скрипке, после решила уйти в танцы. Ее любимым занятием было слушать музыку и двигаться. Танцы, активный спорт, пешие прогулки… Игру на инструменте девушка забросила. Причин мы не выяснили. Ей просто в какой-то момент наскучило.

После сеанса мы вышли немного сонными. Я уж подавно, а вот состояние Наты меня приятно удивило. Она зевала, и я уже обрадовалась, что очень скоро мы пойдем домой. Однако мое счастье настиг полнейший крах.

– Вилл, мне нужно купить к зиме теплую одежду… Я с этой учебой никак не находила время, – перестав зевать сообщила мне Ната. Я выругалась, но ее это не смутило. – Твой совет мне необходим, пожаааалуйста, Вилл.

«Ведь знала же, что лучше оставаться дома…»

Мы стояли в примерочной то ли второго, то ли третьего магазина. Вернее, Ната стояла, а я сидела на мягком пуфике, оценивающим взглядом осматривая трикотажный свитер тыквенного цвета на подруге. Сбежать от надоедливых мыслей мне удалось ненадолго. В какой-то момент в памяти снова стали возникать еще совсем недавно забытые фантомы. Я как заведенная начала вновь и вновь возрождать в голове затасканные вечным переосмыслением картинки, цвета, предметы… Реальность отошла на второй план, будто это и есть норма, будто так и должно происходить. Даже забылась играющая отовсюду приглушенная ритмичная музыка. «Это» стало куда важнее и реальнее для моего сознания и, несомненно, меня это настораживало.

– Тебе снилось что-нибудь? – задала я вопрос подруге. Та, застигнутая врасплох, отложила на потом разглядывание ценников и снова сняла свитер, чтобы в десятый раз надеть другой.

– Вряд ли задаешь вопрос просто так… – бубнила она. – Ничего. А тебе?

– Угу… Не знаю нормально ли это, но мне все снится тот сон.

– Опять?

– Угу.

– Слушай… Я где-то читала, что видеть один и тот же сон на протяжении нескольких месяцев, один из признаков психического расстройства.

Я сгримасничала. Уж не здесь и не сейчас будем ставить диагнозы.

– Как хочешь. Мое дело предположить! – встряхнула руками Ната, от чего у нее чуть не соскочили бретели бюстгальтера. – Я просто ни разу не встречалась с таким… Ты чувствуешь какой-то дискомфорт? Ну там… В плане психики.

– Если ты о голосах в моей голове, то нам вполне комфортно.

– Вилл!

– Я пошутила! Все в норме. Никаких проблем…

Отчасти я лгала.

«Дискомфорт» довольно забавное слово. Мягкое и даже ласковое. Я ощущала далеко не это.

– Возможно, я волнуюсь из-за этой проклятой сессии, не знаю…

– Тогда бы тебе снились экзамены, преподы, не знаю… Наш беснующийся декан, – на последнем Ната хихикнула.

– Если бы я видела его во сне и не раз… Это как раз и была бы причина обратиться к доктору!

Мы рассмеялись, собрали вещи и вышли из примерочной. Ната купила свитер цвета насыщенной свежей травы и рубашку с принтом в виде соцветий вишни.

– А если серьезно, Вилл… – понизив голос, вновь начала Ната, подтягиваясь к моему уху. – Лилии я чаще всего видела на похоронах, а человек, лица которого ты не видела, скорее всего, отражает именно тот факт, что грозит опасность от незнакомца. Вдруг сон об этом?

На оценку моего выражения лица и подведения итогов нашей беседы у рыжей ушло в районе трех секунд. Она закатила глаза, выдала поспешно несвязное бормотание, и лишь после этого ответила более внятно.

– Окей! Если более оптимистично – человек, лица которого ты не видишь − твой будущий муж, ваше знакомство еще впереди, а лилии – это его подарок в честь чистой и непорочной любви! Так лучше?

Тут уже я не сдержалась и рассмеялась. Девушка-кассир отдала Натали сдачу, вручила пакет, и мы ушли. По пути к выходу из торгового центра она попросила заглянуть еще в один магазин, но ей там, благо, не понравилось уже с первых минут.

На улице заметно похолодало. День был на исходе. Начинало темнеть и нам пришлось немного ускорить шаг. Захватив в ближайшей лавке пакетик жевательного мармелада разных вкусов, мы направились в сторону моего дома.

– Ты рада, да, что я к тебе иду? – судя по выражению защемленного лицевого нерва, вкус мармеладного червяка во рту Натали был очень кислый.

– Конечно рада, – буркнула я. – Я, кажется, уже отвечала на этот вопрос. Сколько еще спросишь?

– Нет, ну ты просто какая-то несчастливая… Хочешь, я домой пойду?

И этот вариант она уже предлагала сегодня.

– А что, так можно? – воскликнула я, наиграно воодушевившись.

Ната обозвала меня с будничным выражением лица, закинула в рот очередную конфету, и мы молча пошли дальше. Впереди нас ждал пешеходный переход.

Возможно, подруга была права насчет опасности. Я не смогу забыть никогда того, что произошло в тот вечер.

Моя семья жила в этом районе уже несколько лет. Рядом с домом пролегала трасса. Четыре полосы движения на одной, и четыре по противоположной стороне дороги, а посередине – «островок безопасности». Светофоры поставили сразу, так как в новом районе частили с появлением местные гонщики. Аварии стали частым делом, но пешеходов не сбивали. В принципе, люди здесь ходили очень осторожно. Глаза во все стороны. Иногда машины вылетали и на середину дороги, где могли стоять люди, поэтому светофоры одновременно включались с обеих сторон движения. Ровно минуту дорога полностью стояла. Я и сама была всегда внимательна на дороге. Всегда смотрела по сторонам… Но не тогда.

Ната вскрикнула, чем напугала меня также сильно, как резкий визг тормозов и скрежет процарапанного шинами дорожного покрытия. На фоне темного влажного асфальта мелькнули забавные цветные искры, напомнившие мне о звездах. Одна сотая секунды, а я помню то, как пакет со сладостями вылетел из рук подруги и рассыпался в воздухе, перед моим носом.

Самый крайний левый ряд я по какой-то причине не заметила. Даже не посмотрела в сторону движения. Ната шла по правую руку, чуть позади меня. Ростом она ниже, шаги короче и ее отвлек поиск нужного вкуса мармелада в пакете. Я видимо хотела домой сильнее, чем она, и видимо, поэтому едва не погибла. За спиной раздался женский крик.

Чуть ниже колена, будто я сама напоролась на мирно стоящий автомобиль, уткнулся до блеска наполированный бампер черной иномарки. Тонировка абсолютно глухая. Видеть что-либо за зеркальными стеклами невозможно, только лица людей на дороге и окружающие переход высотки. Кто-то ударил по капоту кулаком. Эта рыжая девчонка меня сейчас пугала сильнее всего. Пунцовое лицо, потемневшие глаза, крик и оскорбления, повторные удары по многострадальному капоту автомобиля рядом… Мне вмиг стало стыдно за нее. Я хотела бежать оттуда.

Загорелся красный. Машины из соседних рядов медлили, но все же тронулись и покатили прочь. Пассажиры и водители таращились во все глаза.

– Ты в порядке? – вновь и вновь спрашивала Ната, дергая меня за руки.

Машина слева не двигалась.

– Я в норме. Идем.

Ната округлила глаза и, употребив несколько оскорблений, обратила мое внимание на водителя чуть меня не сбившего, что, мол, ему хорошо бы выйти и решить вопрос. Странно. В тот момент я не хотела ничего, кроме возвращения домой. Пусть едет куда хотел.

– Ната! – одергивая девушку, крикнула я, пытаясь вытянуть ее с пути автомобиля.

Седан не двигался. Двери закрыты. За общим гулом дороги и ударами собственного сердца в ушах, я даже не слышала, заведен ли автомобиль. Он мог сломаться?

В очередной раз Ната ударила машину, теперь уже ногой по бамперу. Только после этого я смогла стащить ее на обочину.

– Что ты творишь? – орала она. – Ему нужно нос сломать!

– Это ты что творишь! – с дикой дрожью в голосе пискнула я, но Ната прервала меня. Грубым жестом она показала водителю, чем он должен заняться.– Прекрати! Идем!

– Вилл! Он тебя чуть не убил!

– И? Все нормально. Пошли!

Сзади разрывались сигналами машины. Инцидент исчерпан. Можно ехать дальше. Тем не менее, водитель седана так и не среагировал.

Взяв Нату под руку, я потащила ее дальше, к противоположной стороне пешеходного перехода. Вскоре загорелся зеленый, и мы перешли дорогу. Молча. Уходя дальше от дороги, во дворы, я еще раз повернула голову.

Черный седан стоял без движения. Остальные машины объезжали ее, тормозя рядом и заглядывая в окна. У кого-то полное непонимание, у кого-то дикая злость.

«Померкло солнце! Пропал кислород!

Смотри же! Смотри!

Твой очкарик, твой ботаник, твой жалкий лузер!

Будь моей! Будь моей, моя смертельно больная королева!

Будь! Будь же моей!

Моя смертельно больная королева!»

Музыка пропала. Ната молча подошла к столу, бросив на меня поток холодного воздуха, будто хотела снести, и отключила колонки. Она бы продолжила молчать, если бы не мое вопросительное выражение лица, типа «Какого хрена?»

– Не включай при мне свою наркоманию.

– Крутая песня же… Веселая, – ответила я. – Ты успокоишься сегодня?

– Ты, Вилл, одна из самых странных особ, если не самая странная, – с каменным выражением лица произнесла Ната. Медленно и холодно. – Страх и глупость одновременно. Я так и не поняла твоей реакции… Тебе будто плевать на себя. Тебя едва не сбили, а ты спешишь уйти с его пути. Не хотела его задерживать? Ты знаешь, какая у него могла быть скорость? Он тормозил метров сто… Ты, кажется, живешь не здесь вообще. Твое сознание не здесь. Твоя реакция ненормальна!

Я вновь уткнулась в телефон. Прошло несколько минут, прежде чем я ответила, хотя Ната этого не ждала. Ее взгляд уперся в выключенный телевизор. Даже нос Никки на коленке девушки не мог привлечь ее внимания. Раньше я не видела подругу такой злой. Произошедшее вывело ее из колеи.

– Ты знаешь, какая реакция должна была быть? – обратилась я к подруге. – Может, такой и бывает реакция на стресс.

Рыжая нервно встряхнула головой, как если бы звук моего голоса был ей неприятен.

– Не знаю… Но у меня стойкое ощущение, что ты не здесь. То, что произошло на дороге, только подтверждает мои слова.

– Объясни.

– Ты, черт возьми, какая-то безжизненная! Что с тобой происходит? Что-нибудь в этом мире способно тебя вытащить из твоей скорлупы?! – после этих слов Ната рукой отодвинула голову добермана с ноги и встала с дивана. – Знаешь, я вижу тебе «ок». С твоего позволения, я бы хотела сегодня вернуться домой.

Моему удивлению не было предела. О какой чувствительности говорит Ната? По ее мнению, я безжизненная? Я открыла рот, но ни слова не произнесла.

– Вызову такси и поеду… – нахмурившись, сказала Ната. – Прости, но сегодня я не в состоянии нормально себя вести.

Такси забрало подругу полчаса спустя после нашего прихода домой. В квартире образовалась давящая тишина. Вот тогда-то я и начала бояться.

Будучи в своей комнате, я сняла свитер, начала спускать брюки и зависла на уровне сине-розового пятна на ноге. Скоро здесь будет огромный синяк. Придется дома ходить в лосинах. Не хочу, чтобы кто-то видел. Перед сном я думала о произошедшем. О сне, том, что случилось на дороге и о словах подруги. Быть может, если бы она была не права, я бы не обратила внимания на ее слова. Однако, то, что она говорила, надолго запало мне в сердце. Какая-то часть меня, возможно, согласна с Натали.

Я прижала ладони к глазам и слегка надавила на них. Даже музыка в наушниках не перебивала нескончаемый поток мыслей в голове. Это вовсе не «дискомфорт», о котором говорила днем Ната. Это болезнь.

«Я звала тебя среди ночи.

В свете растущей луны.

Я позвоню тебе и расскажу о себе,

Расскажу каждый свой сон.

Я позвоню, и буду повторять вновь и вновь.

Не давай мне покоя,

Не давай мне покоя»

Во сне я вновь вернулась туда.

Здесь царил чудесный аромат. В комнату едва проникал свет сереющего рассветного неба. Мужчина стоял у окна, также спиной ко мне, и по-прежнему молчал. Что его привлекло за окном? Древние фасады? Серые улицы? Хмурые люди? Я встала со своей кровати, подошла к букету на столе и провела рукой по одному из закрытых белых бутонов. Чужак не двинулся с места.

Каждый год, всю свою сознательную жизнь, я видела эти цветы в день своего рождения. И этот год не стал исключением. «От родственников» – многозначительно говорила мама каждый раз, когда я задавала ей вопросы. Белые лилии стали моими любимыми цветами. Эта загадочная традиция стала для меня нормой.

– Что со мной сегодня случилось… – не своим голосом, но определенно именно я, проговорила эти странные слова.

Я испытывала страстное желание поведать незнакомцу о случившемся. Это было моей целью. Во сне я хотела рассказать ему абсолютно все.

Глава 2. «Горите!»

Праздничная атмосфера царила практически везде. Шумные забегаловки, магазины, автобусы, окна домов, черные стволы деревьев вдоль тротуаров… Всюду мерцание сотен разноцветных гирлянд. Слышался запах горячего кофе с пряностями и шоколадом, а неподалеку от оживленных остановок общественного транспорта усиливался аромат свежеиспеченных булочек. А какой дивный аромат исходил от воротника маминой шубы… Я могла вдыхать его всю жизнь. Сладкие духи, нотки цитрусовых и хвои, свежесть улицы и едва уловимый запах автомобильного освежителя. Только в декабре я слышала этот аромат. Только он дарил мне ощущение приближающейся сказки.

Праздник делал этот город не таким мрачным и тоскливым. Он светился и мерцал как новогодний шар, площадью в сотни километров. Кажется, это и было волшебством.

– Ната придет в гости?

Я подняла глаза на Розали. Она пыталась открыть дверцу духовки одной рукой, другой держала виляющий в воздухе противень с печеньем.

– Скорее всего, да, – ответила я ей. – После Парнаса мы домой.

– Как оно? – поинтересовалась мама, указав на кусочек печенья в моей руке.

– С корицей самые вкусные. Но с ванилью и шоколадом не хуже.

– Хм… У меня есть еще лимонный джем… Как думаешь, попробовать?

– Мам, это пятый противень… Ты решила открыть свое дело? Или мне придется раздавать это в канун праздника нуждающимся? – усмехнулась я. Нет, печенье очень вкусное, и дай мне волю, я сама съем все, что тут есть, но такие количества…

– У нас, возможно, будут гости, Вилл. – помявшись, ответила мама. – Оно же вкусное, да?

– Даже если к тебе в гости соберутся эксперты по выпечке из какой-нибудь сети ресторанов… Мам, поверь, эти печенья они оценят!

У меня под бедром завибрировал телефон. На столе места для него не было, да и в муке его пачкать не хотелось. Приходилось держать его рядом, так как я ждала звонка.

– Что делаешь? – по обыкновению спросила Натали, как только я ответила на звонок.

– Ничего. Мама готовит, а я ей мешаю.

– Ясно. Когда встретимся?

– Во сколько начало?

– В семь.

– Тогда часов в шесть можем встретиться на остановке и поехать вместе, – я забрала еще пару печений и вышла из кухни.

– Окей. В шесть на остановке.

Ната положила трубку.

Это я настояла на том, чтобы мы пошли на вечеринку. До Нового года оставалось несколько дней. Центр города заполонили толпы людей, поэтому место для отдыха мы выбрали ближе к дому. Рядом со спортивным комплексом, почти на самом выезде из города, располагался новенький развлекательный центр «Парнас». Организаторы мероприятия обещали море впечатлений и драйва. Музыка разных стилей, известные исполнители, море эмоций и световое шоу… Билеты стали скупать еще в октябре. «Парнас» ждал своего открытия два года. Здание привлекало много внимания. Крыша и часть стен были похожи на стены замка, другая же часть была полностью из тонированного стекла, отражающего все, что окружало комплекс. Парковка, забитая машинами вплоть до выезда, аллея с высокими изогнутыми фонарями, парк и куча лавок с кофе, выпечкой и десертами.

– Мы там поместимся? – с опаской выдохнула Ната, когда к нашей остановке не спеша пришвартовался заполненный людьми автобус.

Выбора нет. Мы протолкнулись внутрь салона, ближе к окнам, ведь выходить нам практически на конечной.

– Пятьдесят процентов автобуса – это одежда, – шептала мне на ухо подруга с серьезным видом. – Остальные пятьдесят – люди. Так что, если бы мы все ехали голые, нас бы вместилось в два раза больше… Но я бы не стала ехать с голыми людьми. Знаешь, это слишком.

«Ната, слишком – это думать о таких вещах!» – смеялась я про себя, надеясь, что нас никто не слышал.

Взглядом я зацепилась за какую-то необычную деталь. Я не сразу осознала, что это было. Вернув внимание к людям вокруг, блуждая по незнакомым лицам, изучая их одежды, предметы в их руках, ответные заинтересованные взгляды, я никак не могла найти то, что мгновением ранее ввело меня в ступор. Что же я увидела?

Впереди стояла женщина. Ничего необычного, кажется: кожаная куртка размером или двумя больше необходимого, шапка, небольшой каблук на сапогах, потрепанный рюкзак с толстой металлической цепью.… Однако я засмотрелась на какую-то менее заметную деталь. Я смотрела на ее голову. От шеи до края шапки, буквально три-четыре сантиметра обнаженной, выбритой на лысо кожи. Ее покрывало густое плетение кудрявых ветвей, и виднелся темнеющий ствол дерева. Татуировка явно имела начало и конец дальше того, что я видела. Я представила тело женщины… Сколько могло быть на ней татуировок, я не бралась даже предположить.

Автобус остановился, и женщина сошла с маршрута за пару остановок до конечной. В этот момент я поняла, что не слушаю Нату уже довольно продолжительное время. Благо ей было все равно, она просто вещала о своих успехах и провалах в учебе, скорее для самой себя, нежели делилась со мной.

– Нам на следующей, – проговорила подруга и прошла к двери.

Мы вышли вместе с остальными пассажирами. Оказалось, что практически все люди в салоне, как и мы, держали путь к Парнасу. Войдя в парк, мы с подругой засмотрелись на горящую голубыми огнями аллею. Впереди, за деревьями, мерцало белое здание развлекательного комплекса. Чем ближе мы подходили, тем сильнее ощущался утробный низкочастотный гул от земли.

Первый этаж был полон людей. Здесь просторное фойе, справа от входа раздевалка с парой молодых парней, принимающих верхнюю одежду, впереди касса, слева, у покрытой зеркалами стены, на небольшом подъеме из нескольких ступеней просторная арка – вход в кафе. Там были посетители. Здесь звучание музыки становилось сильнее. Мы отдали вещи и последовали за группой молодых людей, идущих в сторону касс. По углам просторного помещения были выдолблены два широких коридора, а оттуда росли массивные, тускло освещенные линиями «парящего» потолка, лестницы. Уже тут толпа шла пританцовывая. Где-то наверху лестницы послышался радостный вопль какого-то парня. Мы усмехнулись. Музыка медленно начинала биться в барабанные перепонки. Ната отдала билеты стоявшим на входе в зал девушкам, и мы прошли за большую тяжелую металлическую дверь.

В сумраке, просачиваясь сквозь бьющиеся в танце тела, мы пытались пробраться ближе к сцене. Бар стоял у задней стены, напротив сама сцена, а посреди них – огромная танцплощадка. Прожекторы то и дело блуждали по толпе, рассекая тьму синими, красными и зелеными лучами. С высокого потолка сыпались звездами миниатюрные, словно горошины, лампочки. Прежде чем мы услышали обращающийся к нам голос ди-джея, прошло в районе десяти минут. Девушка поправила микрофон у щеки и произнесла с завыванием:

– Добро пожаловать, ребятки! – толпа отозвалась свистом и криками. Я подняла голову вверх, к будке ди-джея. Она была под самым потолком, практически над нашими головами. – Надеюсь всем сегодня хорошо! Ну чтооо? Еще немного подвигаемся и позовем наших звезд?

Площадка взорвалась эмоциями. Стоявшая рядом со мной Ната завизжала и подняла руки высоко над головой. Если повезет, ей понравится вечеринка. Во всяком случае, я посмела надеяться на это.

– Стартуем! – крикнула девушка, сквозь приближающуюся гудящую на фоне музыку.

Зал ударила очередная волна оглушительного ритма. Только сейчас в ней начала появляться электрогитара.

От прожектора медленно пополз плоский горизонтальный луч ярко-зеленого света, накрывший людей и растянувшийся сотнями тонких нитей во все стороны от танцплощадки. Внезапной вспышкой ослепляющий свет пал на сцену. В эту же секунду кто-то ударил по грифу, после чего посыпалось дробью звучание тяжелой музыки, скрещенной из соло гитары и ударных. Толпа завопила в безумстве, но ее уже практически не было слышно. На сцене стояла группа молодых парней в джинсах и простых футболках. Только барабанщик сидел с обнаженным торсом. Играла одна из моих самых любимых песен. Шоу началось…

Спустя какое-то время, когда сменилась еще пара групп, Ната приблизилась ко мне и крикнула:

– Я устала! Пойдем, попьем!

Женский коллектив на сцене пел композицию одной из известнейших много лет назад группы. Я нехотя поплелась за подругой, периодически оборачиваясь назад.

– Круто! – кричала Ната, пока мы стояли у бара и распивали коктейли.

Во время небольшого перерыва свет со сцены убрали. Ди-джей обратилась к толпе с требованием «сделать громче». Новый трек электронной музыки возобновил пульсацию на танцплощадке.

Через несколько минут музыка опять стихла. Мы с подругой направились вновь к сцене.

– Ооо! – протянула девушка в свой микрофон. – Жарковато тут! Я хочу, чтобы стало еще жарче! Народ, давайте навсегда запомним последние дни этого года! Кричите, пока мы молоды! Танцуйте! Горите!

Зал поддержал ее воем.

Впереди у сцены кто-то засвистел. На секунду возникшая пауза привлекла наше с Натой внимание. За установку сел молодой мужчина: блондин с коротким «ежиком», крупными карими глазами и россыпью татуировок на обеих руках. Почти одновременно с ним вышли еще двое. Парень лет восемнадцати, с сухим открытым торсом и длинными иссиня-черными волосами, спадающими до груди. Он взял бас и перекинул ремень через плечо. К синтезатору подбежала миниатюрная девушка с малиновыми волосами, торчащими в разные стороны.

– Всем привет! – высоким голосом поприветствовала она толпу.

Следом вышел еще один человек. Парень. У него были выбриты виски, виднелось металлическое кольцо в брови, а из одежды на нем были простые джинсы и свободная футболка болотного цвета. Он подошел к стойке с гитарой и взял инструмент в руки. Как только его рука коснулась грифа, барабанщик выбросил в толпу новый космический ритм. Заиграла тяжелая волшебная музыка. Звучание баса и ударных слабее. Акцент идет на соло, и блуждающие задним фоном тоны электронной музыки. Все ждали вокалиста. Толпа двигалась в такт, ближайшие к сцене люди качали руками и что-то пытались кричать. Эту песню, как я догадалась в ту минуту, знали фанаты группы.

Лишь перед самым куплетом на сцену вышел еще один участник. Тоже парень. Темные вьющиеся волосы, белая свободная рубашка навыпуск, чистая белоснежная кожа и никаких татуировок. Ничего лишнего.

Я похолодела.

Такие парни – запретный плод, далекая, недостижимая, но манящая к себе звезда, маяк, что одиноко высится поверх бушующего моря. Предел, что ищут все и каждая. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять его закономерность. Он тот, за кем идут, бегут, ползут, едва живые, помешанные женщины. Быть может, он и не был красавцем в широком смысле этого слова, но весь его образ, все его существо, все в нем, зримое и незримое, поражало меня, как и всех прочих. В нем нет смазливой юношеской красоты, что стала бы откровенной простотой, как и нет грубой мужской природы, что влекла женщин, подобно антилоп к гепардам. Он отличался от всех других любимцев женщин лишь тем, что не подходил под их стандарты. Это я могла сказать сразу. Нас разделяли десятки метров, сотни поднятых рук и холодный мерцающий светом туман, но я видела его настолько четко, что испугалась своей уверенности. Мне показался мой интерес очень неестественным и ненормальным. Я вновь испытала это ядовитое пагубное чувство. Чувство, что со мной что-то не так. Что я не так хороша, не так трезва, не так здорова, как окружающие. Я поспешила опустить голову, будто что-то в моей одежде привлекло мое внимание, искренне надеясь, что никто не заметит перемены во мне.

«Несмотря на всю ложь, что ты мне говоришь,

Несмотря на твои попытки меня оттолкнуть,

Ты остаешься одна, ты знаешь, что не сбежишь.

Несмотря на всю ложь, что ты мне говоришь,

Моя любовь лишь ждет, когда в тебе не останется сил.

Она ждет, когда ты, отравленная, убитая,

со мной останешься лишь…»

Что же со мной случилось?

«Вилл? Что с тобой?»

Я слышала свое дыхание, чувствовала каждую венку, каждую клеточку, каждый волосок своего тела. Все чувства обострились до предела. Никогда прежде я не была столь реальна, как в тот вечер. Это что-то извне в корни изменило мое мироощущение. И пусть дело было вовсе не в музыке и не в том человеке, мысль о котором заняла меня всецело, но именно тогда я потеряла Вилл, которую помнила. Все изменилось.

Внезапно я наткнулась на застывший вдалеке взгляд. Парень умолк, остановился и убрал правую руку с гитары.

Он. Смотрел. На меня.

В упор.

Толпа замедлилась и непонимающе уставилась на сцену. Музыка не останавливалась, но шла, будто на повторе. Парень в зеленой футболке сделал пару шагов к вокалисту и пихнул его грифом в спину. Народ медленно стал оборачиваться, отчего я вынужденно сделала то же самое.

Что-то в этом взгляде было не так. Так не смотрят старые знакомые, не смотрят чужаки, раздосадованные повышенным к себе вниманием, не смотрят люди, которые хотят, чтобы от них отвели взгляд. Он цепко схватился за меня, привлек мое внимание и даже не пытался отпускать. Я понимала, что совершаю ошибку, но выигрывать этот скрытый бой я не собиралась. Пусть эти три секунды будут именно теми секундами, когда я точно буду знать – я стою этого внимания, стою этой паузы. Было что-то волшебное и привлекательное в той минуте. Я чувствовала, что нарушила баланс, прервала исполнение, но именно этот хаос так взбудоражил мою душу.

– Какого хрена он… – шипела рядом Ната. – Вилл, он… Он смотрит сюда?

Свет на сцене померк, и девушка-ди-джей запела в унисон с возникшей из колонок музыкой.

– Просим прощения за возникшие проблемы! Не тормозим… Держите треееек…

Толпа завопила, и зал вновь закачало. Окружающим этот кризис дался гораздо проще. Для них словно ничего не произошло.

– Я в туалет, – сообщила я Нате, как только немного пришла в себя.

– Мне идти с тобой?

Я отрицательно покачала головой и медленно двинулась к выходу.

За закрытыми дверьми стоял утробный гул. По сравнению с залом внутри, здесь было тихо. Тишина ласкала слух, а идущая с первого этажа прохлада остужала тело. Опершись о стену, я простояла так около минуты.

«Что сейчас произошло?» – вопрошала я.

Это мог быть инсульт? Восемнадцать лет – пора задуматься о здоровье.

На выходе из зала, когда обстановка вокруг меня поменялась, я постепенно стала приходить в норму. Уже не казались столь долгими мгновения ступора. Я практически забыла о том, что случилось. Мне могло показаться, а парень на сцене мог просто плохо себя почувствовать. Все мои ощущения и реакции лишь череда внезапных случайностей, не более.

Спускаясь по лестнице, я искала взглядом указатели. Туалет должен был быть внизу, слева от касс. Из кафе тянулся слабый запах еды и сигаретного дыма. Вдохнув полной грудью прохладный воздух, я мигом протрезвела. Найти нужную дверь перестало быть для меня проблемой. Войдя в дамскую комнату, я поспешила к зеркалу. Даже здесь, среди раковин, зеркал и пластиковых кабинок играла тихая не назойливая музыка. Тем не менее, по сравнению с концертным залом здесь стояла гробовая тишина. Я поднесла руки под кран и зависла на пару минут, пока теплая вода лилась мне на ладони. В ушах пульсировала кровь.

Сцена, красный свет лучей из-под потолка, вновь и вновь повторяющиеся аккорды, и четко сфокусированный взгляд.

«Я могла его знать? Он меня? Допустим… Но что это было? У него и у меня, откровенно говоря, странная реакция… Быть может, мне показалось… Что это за чувство во мне сейчас? Страх при виде незнакомого человека?»

Нет. Это был ужас.

Я выдохнула и закрыла глаза, запрокинув голову. Было ужасно душно…

Сирена сработала одновременно на всех этажах. Даже здесь, в туалете, из динамика в углу. Музыка умолкла за секунду до этого. Я открыла глаза и уставилась на свое отражение. Из коридора доносись топот и приглушенные голоса.

«Я не выйду отсюда» – холодно выдало мое сознание. Я просто физически не смогу открыть дверь. То, что сейчас будет происходить в коридоре и на лестнице, я предвидела смутно, но картина вырисовывалась печальная. Несколько сотен человек, сейчас, когда затихла музыка, и было слышно только сирену, бросятся в узкие двери, вниз по лестнице, к выходу. Уже тут их встретят посетители кафе, количество которых я не знала даже примерно. Толпа забьется в фойе и попытается втиснуться в двери. Крики в коридоре мешали адекватно мыслить. Ждать здесь или выйти и попытаться протолкнуться на улицу?

В следующее мгновение мое сердце остановилось. Ната была в той толпе. И только сейчас во мне забушевала настоящая паника.

Я оттолкнула дверь от себя и выглянула в коридор. Люди казались спокойнее, чем я думала. Они сбегали с лестницы, но давки не было. Наверху кричали девушки. Двери слишком узкие для срочной эвакуации. Воспользовавшись моментом, я выскользнула из туалета, прижалась к стене и двинулась в сторону выхода. Сверху продолжают пребывать люди. Наты среди них нет. Я не знала что делать. Суматоха превратилась в ад, когда по толпе через пару десятков секунд прошелестело ужасное слово.

«Дым».

В зале наверху закричали. После этого со стороны фойе раздался звук бьющегося стекла. Теперь толпа пойдет быстрее.

Секунды превратились в ужасную пытку. Я смотрела, как мимо меня пробегают люди, как мелькают обрывки киноленты из какого-то второсортного триллера, где нет ничего, кроме множества искаженных ужасом и паникой незнакомых лиц. Массовка двигалась к выходу, но очень скоро все замерло. Образовался затор. Люди толкали тех, что были впереди, будто это хоть чем-то поспособствовало бы, хотя, я уверена, часть их сознания понимала, что выхода нет. Животная жестокость вскоре поборола человеческую неуверенность и такт. Люди позабыли себя. Толпа забилась в коридоре и остановилась. Крики людей переросли в один единственный зловещий звук.

Я вжалась в стену и приподнялась на носки. Запах гари усиливался, но деться от него некуда.

За лестницей, там, куда не проникал свет, открылась дверь. Я вытянулась вверх по стене, стараясь разглядеть, что там было. Во мне загорелась надежда. Кажется, там выход.

Резким толчком меня ударило о стену. Далее двигаться возможности не было.

Я приняла решение прорваться к той двери, чего бы мне это не стоило. Там я видела двух людей, которые пытались незаметно пробраться к лестнице. Что они делали дальше, я не видела, но несколько человек из безумной толпы последовали за ними. После еще, и еще… Это сотрудники комплекса выводят людей через черный выход. Их я узнала по яркой сиреневой форме.

Когда здание обесточило, меня оглушило диким истошным воплем. Незнакомая девушка передо мной повернула ко мне голову и, глядя прямо в глаза, закричала вновь. Сильный запах плавленого пластика и резиновых проводов горечью проник в полость рта. Толпа озверела. Через секунду включился и вновь выключился теплый оранжевый свет. Он возникал раз в две секунды и пропадал.

В образовавшемся окне, когда толпа наверху соорудила случайный затор, я оттолкнулась от стены и бросилась к двери под лестницей. Там, через неосвещенный коридор, я выбежала на улицу. За мной ринулись еще несколько человек, по инерции продолжая то ли кричать, то ли выть, словно из жалости к себе самим.

Мгновения тянулись невозможно долго. Я подняла глаза вверх. Окна второго этажа плавились светом и дрожали словно лава. Отовсюду валил дым. Сидя в снегу на дороге я видела, как служащие вытягивали из коридора людей. Критически маленькое количество. Трех или четырех шокированных ребят тянули на улицу раз в полминуты. Подруги среди них нет.

К главному входу подъехали пожарные машины. Появились кареты скорой помощи. Медики бросились к людям на улице. Поднявшись на ноги, я пошла в обход здания, к главному входу. Здесь везде россыпью темнели пятна крови. Люди в шоковом состоянии сидели на снегу. Кто-то лежал без сознания либо тихо выл от боли. С улицы то, что происходило в дверях, выглядело еще ужаснее. Толпа забилась в проем и лезла через разбитые стекла. На мгновение образовалась звенящая тишина. Окна второго этажа лопнули и посыпались вниз. Оттуда высунулись руки и головы напуганных до смерти людей.

Женщина в синем брючном костюме возникла перед моим лицом и, что-то говоря, принялась меня осматривать. Я безуспешно вглядывалась в толпу. Наты нет. Нигде.

«Она внутри».

Холод и дрожь с новой силой забились в моем теле. От осознания одной простой истины и понимания безвыходности положения, меня сковал ужас. Сидеть на месте и ждать – не мой вариант.

Попасть туда сейчас я не смогу. Оба выхода забиты людьми. Либо идти по головам, либо выждать мгновение, когда хоть немного освободится проход.

– Стой!

– Стой! Держите девушку!

На ходу я зачерпнула рукой снега и втерла его в рукава и воротник джемпера. За мной бежали, и я слышала это. Перепрыгивая ступени, я вскарабкалась на крыльцо, руками цепляясь за ступени впереди, дабы не соскользнуть. Через секунду меня поглотил плотный, едкий, липучий, будто мазут, смог.

Глава 3. «Здравствуй, Мэри!»

С потолка вниз по стенам пополз клубками черным дым. Едва коснувшись оконной рамы, медленно, шелестя, он двинулся к двери, на пути касаясь кушеток, стульев и тумбочек. Спавшие люди не видели того, что видела я. Мой рот открылся в попытке вскрикнуть, но не выдал и звука. Дым стал опускаться мне на лицо. От страха я не могла двинуть даже пальцами рук.

Спасение пришло, когда его не ждали.

Дверь в палату медленно открылась, и впущенный сквозняк вмиг растворил смертоносную тень. Долгожданный свет и свежесть вихрем пронеслись по комнате. Поздним утром сюда наведался дежурный врач. Он сразу подошел ко мне, ибо я единственная кто лежала с открытыми глазами.

«Интересно, какое у меня выражение. Как у безумной наверно…»

Мужчина взял с тумбочки какие-то листки бумаги и молча стал их изучать, периодически поглядывая на меня, словно сверяясь с приведенным там списком. После он наклонился ко мне и прищурился.

– Что-то горит? – подала я голос. Он звучал глухо и очень тихо, словно я говорила сквозь марлевую повязку.

Мужчина удивленно изогнул брови.

– Ты проснулась от запаха гари?

– Тут был дым. Когда вы открыли дверь он…

Я опустила подбородок, вжимая голову в подушку. Мне кажется, что я несу бред. Звучит то, что я говорю, очень неправильно.

У меня болело горло. Сильно кололо виски, и руки… Что-то с руками…

– Что со мной? – обратилась я к мужчине, когда он сделал какую-то пометку в документах и принялся осматривать мою шею, плечи и руки в локтях.

– Отравление угарным газом, – будничным тоном отвечал он, словно предлагал мне какие-то блюда из меню в студенческой столовой. – Порезы, гематомы, небольшой шок и, наверное, все… Шучу. Точно все.

Когда он взял меня за руку, я неожиданно для самой себя вздрогнула и отдернула к груди обе кисти. Так вот что с ними. Я чувствовала сухость и натянутость кожи. На ладонях были бинты. На левой руке еще был лейкопластырь, тянущийся по всему запястью.

– Дай мне осмотреть тебя. Не дергайся, пожалуйста, – врач взял обе мои руки и поочередно согнул пальцы. – Тебе повезло… Пострадала ты достаточно, но из-за своей же глупости.

– О чем вы?

– О том, что ты вернулась в здание.

– Я искала подругу, – отвечала я, однако в голове было пусто. Ответ поступил сам. Словно он уже был заготовлен у меня в подсознании.

– Ты ведь знаешь, да? Это было глупо… Да, ты хотела помочь. Но в этой ситуации ты просто подвергла себя опасности и все. Ты бы не спасла ее…

Меня обдало холодом. В тот момент я почувствовала ненависть к этому человеку. Я хотела его убить.

– Она умерла? – не своим голосом произнесла я.

– Боже! – воскликнул он. – Нет! Я не договорил… Она жива, и состояние ее стабильное… Я лишь хотел сказать, что, не имея ни навыка, ни хоть какой-то подготовки, ни снаряжения… Соваться в это дело не смей. Ты могла умереть просто потому, что сглупила. Тебе повезло раз, когда ты вышла оттуда сама. Тебе повезло второй, когда тебя вынесли из здания.

– Где она сейчас?

– На этом же этаже. Ее состояние хуже… Отравление, гематомы и перелом руки, – мужчина опустил на мои ноги одеяло и сел на стул рядом, записывая что-то в бумаги. – Она поправится. Уверяю тебя. Но времени нужно больше… Вам обеим очень повезло. Буквально десять-пятнадцать секунд отделяли вас от смерти.

Я сглотнула и немного закашлялась. В горле пересохло.

– Кстати, – он отложил свою писанину и широко улыбнулся. – С Новым годом тебя! Твой подарок в коридоре. Родители с того вечера караулят тебя здесь. Позвать?

Я подняла руки и потерла щеки. Наверное, я бледная как труп… Мама убьет меня, ведь я чуть не погибла.

Пока никто не заходил. Лежавшие рядом люди спали. Все молоды. Видимо тоже пострадавшие при пожаре. Интересно, сколько человек попало в больницу? А сколько погибло?

Дверь вновь открылась и в палату вошла Розали. Лицо у нее осунулось, глаза красные. Она плакала. Отец шел следом. Угрюмый и непобедимый. Если бы я не была пострадавшей, он бы мне «всыпал по первое число», просто хотя бы за то, что я поехала на вечеринку. В его понимании я должна находиться дома, пока не возникнет необходимость выйти. Ну там… Учеба, покупка продуктов, прогулки с Никки… Какие-то чрезвычайные ситуации…

– Как ты? – спросила мама, кладя руки мне на лодыжки.

– Нормально, – отозвалась я. – Доктор сказал живая.

– Мы говорили с ним. Он сказал, что тебе гораздо лучше, – отец подошел к табурету и опустился на него, устало сгорбившись над моей постелью. Мне кажется, они оба не спали.

– Неизвестно, когда меня выпустят?

– Сама-то как думаешь? – усмехнулся он. – Ты только в себя пришла.

– Я тут надолго, я поняла.

Звучало это довольно раздраженно. Я выругалась про себя.

– Вилл, никто не виноват, что ты здесь, – строго проговорил отец. – Пока врачи не будут уверены в том, что твое состояние позволяет поехать домой, ты будешь здесь.

– Звучит очень печально, – вздохнула я, пробуя подняться. Розали подошла ближе и подложила мне подушки под голову и спину. – Я чувствую себя здоровой. Голова только болит, но скорее из-за того, что я проспала… сколько… Почти три дня?

– Да, сегодня третий, – мягко сказала мама вполголоса. – Скоро уже будет темнеть…

– Мам.

– Да, Вилл?

– Сколько жертв?

Родители обменялись недолгим, но многозначительным взглядом. Они будто в сговоре.

– Сорок девять человек.

Картинка постепенно начала собираться по крупицам в моей голове. Вечеринка. Сирена. Крики. Дым. Снег. Кровь. Стекло. Дым. Огонь. Люди.

Слишком много пустот. Чего-то не хватает. Я словно потеряла память. Сидела на пепелище и разбирала завалы из остатков прошлого. Что я оставила там? О чем забыла? Что потеряла из виду?

– Мам, а кто нас вынес?

– Не знаю, детка… Добровольцы, спасатели, врачи… – нахмурившись, ответила она. – Я видела только съемки с камер. Нам позвонили, когда тебя уже привезли в больницу.

– Я ее не нашла. Ведь так?

– Вилл… – папа поднял руку в воздух, самопроизвольным жестом. Просьба остановиться. – Вас спасли и это самое главное. Ни о чем другом тебе сейчас думать не нужно.

«Постараюсь, пап» – невесело подумала я.

В палате появилась сестра. Она прошла вглубь комнаты, что-то напевая себе под нос, открыла форточку и направилась ко мне.

– Вам нужно поесть. Обед принесут через пятнадцать минут.

– Я могу встать? – обратилась я к ней.

– Можете… Но одной лучше не перемещаться по больнице, – ответила женщина, осматривая мое лежбище. – Вы родители?

– Да, – с тоном «а что не видно?» проговорил отец. – Мы мешаем?

– Мне нет. Хотите, сидите здесь, пока она ест. Но не шумите.

– Хорошо, спасибо.

– Есть какие-то пожелания? – спросила сестра у меня.

– Да, – растягивая пересохшие губы в улыбке, пока кожа на них не начала болезненно трескаться, ответила я. – Отпустите меня домой.

– Скорее всего, вас выпишут сегодня. Я видела вашу карту. Показатели близки к норме. Доктор сам вам скажет, когда вернется с осмотра.

За окном сгущались сумерки. У окна на улице горел фонарь. В его теплом оранжевом свете кружили тысячи мелких снежинок, больше похожих на пыль. Гул ветра был слышен даже через толстое стекло и пластик. Невдалеке приветливо искрилась бликами фар заснеженная трасса. Сотни машин проносились мимо. Через больничный парк, если верить рассказам пациентов, можно было выйти в лес. Тут же, рядом со зданием, располагалась парковка. Внизу стояла машина отца. Он разговаривал с какой-то женщиной, которая вышла из красной машины несколько минут назад. К ним подошла моя мама и махнула рукой. Интересно, кто эта незнакомка?

Я подняла голову и неожиданно разглядела среди крон деревьев вдалеке крышу небольшой часовни.

«Что-что, а вид здесь волшебный».

Ната лежала с закрытыми глазами и не двигалась. Поговорить с ней у меня так и не получилось. Она спала целыми днями. Я подошла к ее постели, взяла за руку и поцеловала в лоб. Нос тут же пронзил резкий запах гари и пластика. Я судорожно сглотнула.

– Прости меня.

В коридоре меня встретила долгожданная прохлада. Под большими настенными часами, среди множества информационных досок и плакатов, стояла искусственная елка, с кучей разнообразных игрушек. Кое-где висели свертки либо конверты с пожеланиями. Атмосфера здесь была праздничной, но какая-то странная и тихая печаль не покидала это место.

У самых дверей стояла толпа людей. Среди них я увидела родителей. Мама подошла ближе и взяла мою руку.

– Готова? – спросила она.

– Угу…

Входная дверь снова открылась. До меня донесся аромат незнакомого женского парфюма, нагретого теплыми потоками воздуха из кондиционера. Розали тут же оживилась и с улыбкой прошептала:

– Хочу тебя познакомить с Мэри, – к тому моменту женщина уже приближалась к нам. – Мэри, это Вилл, моя дочь.

Ей было примерно двадцать пять – тридцать лет. Невысокая, стройная, с фарфоровой кожей, как у тех кукол, что когда-то было модно дарить новорожденным малышкам, с копной волнистых каштановых волос, спускающихся по плечам на придерживаемую руками черную лоснящуюся шубу, с пухлыми губами под алой помадой и большими, ярко-синими, почти лазурными глазами. «Линзы» – подумала я. От нее исходил тонкий аромат дорогого парфюма, свежести улицы и слабых ноток чего-то сладкого… Корица, горячая выпечка, ореховый сироп… Она пахла, словно рождественский пирог!

– Привет, Вилл, – высоким, мягким голосом проговорила она и обнажила прямые белые зубы.

– Здравствуйте, – ответила я ей, осознавая, что хмурюсь.

– Мне жаль, что ты попала в такую ситуацию… И… Я рада, что с тобой все хорошо. Розали часто о тебе говорила, – казалось бы, в тоне этой девушке нет ничего угрожающего либо напрягающего, но во мне зародилось странное чувство. Я боялась, а вернее опасалась. Что-то мне не нравилось в этой особе. Быть может ее почти фантастическая красота. А может то, что это чувство волнения стало моим постоянным спутником. Я заметила, что стала излишне тревожной и от этого тревожилась еще сильнее. Какой-то замкнутый круг! – Рада, что познакомилась с тобой лично.

– Да, это взаимно, – натянуто улыбнулась я.

Мы вышли из здания больницы и прошли к парковке. Папа уже прогрел машину. Оказавшись в салоне, я шумно выдохнула и поежилась в куртке.

«Домой. Скоро я буду дома».

Естественно, вскоре каждый вдох отзывался болью в легких и груди. Глаза заволоки слезы. Я спустилась на четвереньки, в надежде, что это немного облегчит мое состояние. В зале также включался и выключался оранжевый свет. На полу лежали люди. Одежда, стекло, куски пластика… Я перемещалась от одного тела к другому. Наты нигде не было. Вдруг с треском обвалилась картонная стена за сценой, и вместе с дымом в воздух поднялся столб пыли и трухи. Если раньше свет появлялся и исчезал вновь и вновь, отгоняя тьму, то теперь тусклое свечение было всюду. Что это и каков источник света стало понятно сразу, но я отказывалась принимать этот факт. Мне нужно было найти подругу. Дикий кашель разрывал грудь. От слез видимость стала еще хуже. На полу я видела пятна крови. Впереди лежала девушка в таком же платье, что у Наты. Я направилась к ней. Преодолев пару метров, я поняла, что ноги не слушаются. Они тряслись и не держали мой вес. Внезапно я упала. Меня так разозлила моя слабость, что я стала рыдать и ругаться, пусть этого никто и не слышал.

Перед моим носом, среди стекла и пятен крови, проползла расплывчатая тень. Ожидать какого-то движения от людей вокруг мне не приходилось, поскольку присутствующие не подавали признаков жизни. Я испугалась очередного падения стен и подтянула под себя ноги, скрутившись в клубок. Девушка впереди безжизненно смотрела в мою сторону. Это не Ната.

Ужас сковал сердце в свои цепкие хищные объятья. Надо мной кто-то стоял, и я понимала это также ясно, как и принимала безвыходность собственного положения. Я повернула голову и тут же зажмурилась. Тело начало трясти, а тень неминуемо приближалась. Пара алых, струящихся лавой колец возникла над моим лицом. Тень взяла меня за руки и посмотрела мне в глаза.

«Это радужка? Красная радужка?»

– Ната… – вырвалось у меня.

Будто искры от костра, пара горящих глаз устремилась в сторону. Позади еще одна тень двинулась на фоне покрытого пламенем зала.

– Трое! – крикнул незнакомый голос из пустоты.

– Двое у двери!

Из колонок медленно потянулась тихая музыка… Это из какого-то фильма… Не могу вспомнить из какого…

– Жарковато тут! – кричала девушка-ди-джей. – Я хочу, чтобы стало еще жарче!

«Не надо» – взвыло мое сознание.

– Зажгите сегодня!

Глава 4. «Спасибо, дом»

Уснуть не получалось, как я ни старалась. В очередной раз, открыв глаза то ли от неизвестного шума, то ли от того, что во сне мне стало не хватать воздуха, я нервно выдохнула и резко перевернулась на спину. Спальню пропитал теплый полумрак. Дверь в комнату плотно закрыта. На полу рядом с кроватью, лежала Никки, носом втягивая в себя воздух из щели у порога. На столе тихо гудел ноутбук. Я подняла глаза к окну.

«Который час?»

Издалека послышался шум льющейся воды и гул вытяжки в кухне. Розали вся в готовке. Стало быть, все хорошо, я не проспала наступление Нового года.

– Вилл? – встревоженно позвала мама из кухни, когда я попыталась незаметно просочиться в ванную комнату.

Закрыв за собой дверь, я подняла глаза и столкнулась взглядом со своим отражением. Лицо вытянуто, синяки под глазами стали темнее и глубже, чем обычно. Верхние веки опухли и давили на глаза. Белки красные, на левом вовсе лопнул капилляр. Губы сухие и потрескавшиеся. На левой щеке синяк…

«А там?» – промямлила я, поддевая пальцами футболку.

На обеих руках странные синяки. Я стянула полностью футболку и опустила голову к бицепсу. То, что я видела, мой мозг не сразу осознал и принял. На плечах и ниже, ближе к локтям, на запястьях, темнели вытянутые фиолетовые пятна. Если подумать, это очень походило на следы от пальцев. Я коснулась их и вновь повернулась к зеркалу. На левом боку ссадины и еще пара синяков. Видно, что я падала и не раз.

– Вилл, – в дверь постучала мама.

– Что?

– Давай помогу.

Я оттолкнула дверь от себя и впустила ее. Лицо женщины слегка порозовело с того момента, как я видела ее в больнице после случившегося. Видеть ее такой… Живой. Теплой. Своей… Видеть ее такой, какой она была раньше… Кажется, все вновь хорошо… Мама закрыла дверь изнутри и подошла ко мне. От нее пахло выпечкой, запеченным мясом и средством для мытья посуды. Она взяла меня за руки, слегка наклонив к ним голову.

– Нужно снять бинты и обработать швы, – пробормотала она.

– Угу.

– У тебя ничего не болит? – с той же тревогой спросила она, подняв голову и внимательно посмотрев мне в глаза.

– Пока нет.

Я потянулась к крану и включила воду.

– Не мочи руки, – тут же приказала Розали. – Упрись ими в стену, а я тебя искупаю.

Раздевшись, я перелезла через бортик ванны и села в позе лотоса на дне. Как и сказала мама, я подняла руки и прижала их к холодному кафелю.

– Возможно, будет неприятно. У тебя здесь царапины… на спине и…

– Сделай горячее, пожалуйста. Холодно.

Струя воды, бьющая в спину, медленно поднялась выше, к шее, затем к голове. Мама убрала мои волосы назад, спуская их вниз по позвоночнику, и подняла душ над головой. Как только горячая вода коснулась макушки и полилась вниз, в уши, на лицо, шею и плечи, я с наслаждением закрыла глаза. Образовавшийся своеобразный купол оградил меня от мира. Я не слышала ничего кроме воды и ничего кроме нее не чувствовала. Так я могла сидеть вечность.

Мама сместила воду к рукам, поочередно проведя душем почти до запястий. После она выключила воду и взяла баночку шампуня. Теперь пахнет не пылью, гарью и пластиком, а ежевикой.

– Видела цвет? – пробубнила я, указывая на темную воду вокруг себя.

– Не переживай. Сейчас я тебя отмою!

Розали усердно принялась втирать мне в волосы шампунь. Через какое-то время я сидела с сооруженной на голове шапкой из пены. Закрыв глаза, я будто уснула.

– И почему я раньше не давала тебе меня купать? – усмехнулась я.

– Не привыкай, Вилл, – вздохнула мама. – Это разовая акция. Ты уже большая девочка.

Я не знаю, входят ли галлюцинации в симптомы отравления угарным газом. Возможно, мне просто повезло приложиться головой с такой силой, что начало мерещиться всякое… Забавно, что я думаю об этом так усиленно, будто это было самым важным на тот момент. Подумаешь люди с красным радужками глаз. Мало ли, сколько ребят в линзах спасают чужие жизни. Всего то – красные глаза. Что такого?

– Мам?

– Что? – настороженно отозвалась Розали и убрала руки, подумав, что сделала больно.

– Давай я тебе кое-что расскажу. А ты послушаешь, проанализируешь и скажешь что думаешь. Потому что сама я… Ничего не понимаю.

Она медлила. Несколько секунд мы молчали. Я попробовала запрокинуть голову, чтобы посмотреть на нее и лишь тогда она ответила.

– Тебя это беспокоит. Что-то видела в пожаре?

– Да, мам… Кое-что…

– Расскажи.

Розали подняла душ над моей головой. Грязная пена не спеша поползла вниз по волосам.

– В тот вечер, когда я вернулась за Натой, я видела что-то странное, – начала я. – Не знаю почему я об этом думаю и почему эта ситуация не выходит из моей головы. Я помню, что там были какие-то люди. Их было двое, вроде. Они помогали и выводили людей. Но мам… У них были линзы. Красные! Не знаю нормально ли это, и быть может мне показалось… Но они светились, мам. Я не видела таких в продаже. Они были похожи на раскаленные металлические кольца. Даже если это действительно линзы, почему они были в них? Я не помню ни лиц, ни их одежды, но помню глаза.

Мама отключила воду и оперлась руками о бортик ванны.

– У тебя есть какие-то предположения? – исходя из ее вопроса и интонации, я делаю вывод, что она в замешательстве и не скрывает этого.

– Я думаю о линзах. Но я не понимаю зачем они.

– А с чего ты взяла, что они помогали выносить людей?

– Во-первых, это последнее что я помню. Во-вторых, один из них поднял меня. В-третьих, кто-то из них считал… Думаю, они выносили людей и считали.

За спиной раздался шумный выдох. Мама выпрямилась и потянулась за бутылочкой геля.

– Может быть, тебе показалось? – спросила она чуть спокойнее.

– Наверное, но меня беспокоит, что я думаю об этом. Нас спасли и это отлично. Только эти глаза не выходят из головы.

– Вилл, я не могу тебе ничего предложить, – ответила мама. – Да, могла быть травма и ушиб, тебе могло показаться. Это мог быть оптический обман. Я не знаю… Но, если это для тебя важно, я могу найти их. Связаться с врачами. Они наверняка их видели.

– И что я им скажу? «Это линзы?»

– Нет, – Розали включила воду снова и принялась смывать с меня гель. – Ты можешь поблагодарить их.

Я молча уставилась в лужу под собой. Эта идея кажется очень благоразумной.

Спустя несколько минут мы сидели на кровати в моей спальне. Розали сняла бинты, обработала порезы на ладонях и снова перевязала мои руки. После она включила фен и, сев позади меня, начала сушить волосы. От меня все равно пахло гарью. Я поморщилась.

– Спасибо, мам. Давай дальше я сама. У тебя там не сгорит ничего?

– Нет, все готово. Мэри с Сэмом будут очень скоро. Нужно будет встречать.

– Сэм – это ее муж?

– Да.

– А у них есть дети?

Мама две секунды буравила взглядом пустоту перед собой, пока я отбирала у нее фен.

– У нее хорошая фигура. Буду удивлена, если скажешь, что есть.

– Эм… Нет. Они пока не планируют, – ответила женщина и двинулась к двери. Слова ее звучали неуверенно.

– Что мне надеть? Платье необходимо или могу остаться в домашнем?

– Надень что хочешь, – слабая улыбка смягчила задумчивое выражение лица матери. Она тут же вспомнила. – То синее платье, которое ты купила в октябре, очень красивое и удобное. Ты сама хвалила.

– Отлично. Его и надену.

Как только мама ушла, я принялась сушить голову дальше. За шумом фена я не услышала звонка в дверь. Только по лаю Никки я поняла, что кто-то пришел.

То синее платье, о котором говорит мама, на самом деле ничего необычного собой не представляет. Простая плотная ткань темно-синего цвета в белую горизонтальную полоску, слегка облегает бедра и тянется почти до самых колен. Вполне удобно, согласна. Я надела его поверх тонкой хлопковой майки, надеясь хоть как-то уберечь его от капелек крови, сочащихся из ранок. Расчесав волосы, я собрала их в хвост. Впереди меня ждала более сложная задача. Девушка в зеркале нуждалась в макияже. Мне пришлось замазать синяки и бледность, выровнять цвет и придать румянец. После я подвела тушью ресницы и осмотрела лицо еще раз. Вроде неплохо, пусть и остался кровавый белок… С этим я ничего не смогу сделать.

– Даже красиво, – усмехнулась я себе.

В коридоре пахло духами Мэри. Аромат сладкий, тянущийся до самой гостиной, мягкий и нежный… Будто где-то рядом распустилась вишня. Я не спеша прошла по коридору и вошла в зал.

Девушка, стоявшая у нашей елки, словно сошла с картины. Сейчас она очень похожа на «Всадницу», только без вороной лошади. На ней свободная голубая блузка с рукавами-фонариками, синий пояс вокруг талии и длинная белая юбка в пол. Ее слегка круглое лицо плавно повернулось в мою сторону. Я медлила.

– Привет, Вилл! – улыбнулась Мэри, делая шаг навстречу.

Ее спутник перевел на меня взгляд. Им оказался высокий широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, с прямыми пепельными волосами, небольшой щетиной на мужественном подбородке и приветливой, немного хитрой улыбкой. Его светло-серые глаза были слегка сощурены и смотрели довольно пристально. Некое выражение добродушия и коварства одновременно. Голос его звучал низко, с хрипотцой, словно говорить ему было тяжело.

– Здравствуйте, – ответила я.

– Вилл, это Сэм, – произнес отец, подводя меня ближе к себе. – Сэм, моя дочь, Вилл.

– Очень приятно, Вилл, – мужчина поднял руку ладонью вверх. Мне понадобилось секунд пять, чтобы понять, что нужно сделать. Когда его губы коснулись тыльной стороны моей ладони, я неволей посмотрела на Мэри. Та продолжала улыбаться и переводить взгляд с меня на Розали, и обратно.

– Взаимно, – слегка заторможено ответила я, убирая руку.

– Я очень рад, что ты дома и что с тобой все хорошо. То, что случилось в Парнасе… Ужасно. Я надеюсь, что у тебя в жизни это было первое и последнее серьезное потрясение.

– Сэм, давай сегодня постараемся не поднимать эту тему? – произнесла нимфа из-за его спины, обнимая мужчину за руку. – Вилл здесь и с ней все хорошо. Предлагаю забыть все кошмары и все беды. Что скажете?

– Я «за»! – воскликнула моя мама. – Прошу всех за стол! Вилл, ты нужна мне в кухне. Поможешь?

К нам вызвалась на помощь Мэри. Мужчины расположились у окна в гостиной и что-то тихо обсуждали. Задним фоном работал телевизор. На одном из телеканалов папа нашел старые музыкальные клипы. Мы с Мэри носили оставшиеся напитки и закуски. Как только последнее блюдо встало на свое место, мы, наконец, сели. Мирные беседы, тосты, незамысловатые дружеские вопросы и размышления, якобы смешные, как считал мой папа, шутки… Они скоротали время. Незаметно прошло больше полутора часов. Я подскочила от неожиданности, когда у меня зазвонил телефон. Новый год. Ночь. Скоро будут бить куранты. Кто смог дозвониться?

– Вилл! – воскликнула в телефоне Ната, едва я ответила на звонок.

– Ната?

– О чудо! Я уже минут пять звоню тебе… – шутливо ругалась подруга.

– Я рада тебя слышать! Как ты? Где ты? Что с тобой?

– Вилл! Я звоню поздравить тебя, а не рассказывать последние новости! – говорила девушка. Голос ее начал прерываться.

– Я жутко переживала… Я так… Ната, я хотела…

– Дорогая Вилл, поздравляю тебя с наступающим Новым годом! Желаю тебе встретить свою любовь, избавиться от низкой самооценки, купить машину и слушать свою подругу!

Я рассмеялась, хотя из глаз вот-вот потекли бы слезы.

– Двоюродный брат с родителями приехали и грозились поставить елку у меня на тумбочке. Я думала, это самая неловкая минута в моей жизни, но потом я узнала, что посторонние люди выносили мой горшок… Знаешь, я в жизни так не хотела домой, как в тот момент, – Ната шумно вздохнула.

– Прости меня…

Договорить мне не суждено. Она вновь перебила.

– Да, прощаю. Но в будущем мы не идем туда, куда хочешь ты. А идем туда, куда хочу я.

– Хорошо…

Этот Новый год разительно отличался от всех предыдущих.

И дело даже вовсе не в том, что в канун праздника я едва не погибла. Что-то изменилось в мире вокруг. Перемены ощущались и во мне. Казалось, впереди ожидает нечто новое, что-то, что изменило бы все.

Я обвела взглядом нашу небольшую уютную гостиную, не задерживая толком ни на чем внимания. Ни на сидевших за праздничным столом людях, ни на скромной, но старательно вырезанной собственноручно гирлянде, спадающей с потолка, ни на старенькой ели в углу, чьи ветви вмещали все наше богатство игрушек, ни на подарочных коробках и пакетах под ней, ни на расположившейся у стола Никки, буйно виляющей хвостом… Как часто люди ловят себя в такие мгновения? Моменты перелома, перехода из одной субстанции в другую, те редкие минуты, когда ты и не в прошлом, и не в будущем, и ощущаешь это настолько четко, что даже реальный, осязаемый и видимый мир становится, будто бы, неважен и эфемерен. Что мы теряем и что приобретаем в эти моменты, и для чего они нам нужны?

В нашем доме гости – весьма редкое явление. Те, что сейчас сидели с нами, видимо, и вправду были важны моим родителям. Мама открыла им сердце и позволила стать частью одной нашей старой традиции. За несколько минут до наступления Нового года она раздала присутствующим небольшие клочки бумаги и пустила по столу ручку, проговорив дважды то, что нужно сделать, а отец тем временем с сознанием дела выложил из кармана зажигалку. Это был показательный ритуал. Он означал, что Розали и Пол приняли эту пару.

Вписав в свою бумажку желание, я свернула ее и подожгла самой первой. Пепел осыпался в наполненный бокал. Помогало ли мне раньше подобное мероприятие, и исполнялись ли мои желания, я не помнила, однако я точно могла сказать – я была счастлива. И годом, и двумя, и пятью ранее… Имело ли значение то, что будет вписано в тот листок?

Абсолютно никакого.

И все же, я запомнила что написала.

Глава 5. «Западня»

Открыв глаза ближе к обеду, я внимательно прислушалась к тишине вокруг. В доме не сплю только я. Абсолютно тихо… Слышно только далекую автостраду. Новогоднее утро – всегда обед. Я понежилась в мягкой постели, полежала с закрытыми глазами еще минут десять и все же решилась встать. Без особой спешки я поднялась с кровати, подошла к туалетному столику, на ходу пытаясь не наступить на вальяжно расположившуюся у кровати питомицу. Никки сонно перевернулась на другой бок и уснула. Мое счастье – она не хотела гулять.

Вид у меня был вполне живой. Глаза плохо открывались, но увидеть себя мне это не мешало. Тушь вчера я не смыла. Темные пятна ползли вниз по щекам и вверх к вискам. Краснота белков не спадала. Левый глаз почему-то распух еще сильнее. Вид лопнувшего капилляра меня смутил, так как я о нем не помнила. Пришлось взять специальное молочко для лица и смывать остатки былой красоты. Пока я терла лицо, кожа из сероватой превращалась в малиновую. Я растянула губы в улыбке и многозначительно посмотрела на саму себя. В принципе, очень ничего.

Надев на себя домашний хлопковый костюм, я вышла в коридор. Тяжелой ленивой поступью, за мной брела Никки. Дверь в гостиную осталась слегка приоткрытой. Сама того не желая, я обратила внимание на разложенную постель и капну темных волос Мэри на одной из подушек.

Будучи в кухне, я закрыла за нами с Никки дверь. Доберман села напротив своей тарелки и бездумно уставилась в то место, где должен быть корм. Это ее своеобразный тонкий намек. «Вилл, где еда? Вилл, я не поняла, где эта чертова еда?»

– Сейчас, Никки, – прошептала я ей, и взяла совочек для корма, торчавший из контейнера.

Пока собака ела, я решила поставить кофе. Засыпав необходимое мне количество в турку, и залив в нее воды, я включила плиту. Едва в воздухе родился терпкий кофейный аромат, в коридоре что-то зашелестело. Никки радостно подскочила к двери.

– Доброе утро, – тихо произнесла мама, войдя в кухню, и тут же обнаружила турку на плите. – Мне сделаешь?

– Доброе, – ответила я. – Да, сейчас.

– Давно встала?

– Нет, минут пятнадцать назад.

Мама собрала волосы в хвостик, соорудив на голове некое подобие ананаса, и плюхнулась на стул передо мной.

– Плохо? – с пониманием, обратилась я к Розали. Вид у нее не отличался от моего четверть часа назад.

– Давно я не пила…– она поморщилась и принялась тереть шершавыми ладонями заспанное лицо.

– Хорошо, что я не пила, – съехидничала я.

– Да… – пауза. – Хотела с тобой поговорить, Вилл. Ты вчера рано ушла. Сейчас только, проснусь… Ладно?

– Конечно, ладно. Иди.

Женщина зевнула и потащила себя в ванную комнату.

Кофе как раз подошел, когда Розали вернулась за стол.

– Мм… Запах! – оживленно улыбнулась она, жадно втягивая носом горячий воздух над чашкой.

– Бразилия. Светлая обжарка. Чистая арабика, – отзеркалив ее движение, ответила я. – Я говорила тебе, очень стоящий!

– Выбирать я не умею. Доверяю в этом плане тебе.

Мы сделали по глотку. Странно, но я не помню, когда последний раз, вот так просто, сидела с матерью и мирно пила кофе. Кажется, целую вечность назад. И чем мы были заняты все это время…

– Я кое-что узнала, Вилл, – внезапно начала Розали. – Мэри знает, кто тогда вытащил вас и других ребят в Парнасе.

Я поставила чашку на блюдце и подалась вперед.

– Мы разговорились вчера… Она сказала, что знает, кто тогда был с вами. Ты их не знаешь, но я видела этих ребят пару раз.

«Ого».

– Вы знакомы? – спросила я воодушевленно.

– Да. Это Джон и его друг, Дориан. Джон вроде… Приемного сына Сэма. Он взял его под опеку еще подростком, – мама потянула еще глоток и посмотрела на меня. – Могу попросить познакомить вас. Хочешь?

Я поежилась.

Не люблю маминых «знакомых-дефис-родственников-дефис-коллег-дефис-просто-виделись-пару-раз». Как правило, любые, даже самые случайные и непрочные связи, впоследствии оказывались обременяющими и к чему-то принуждающими. Мне больше нравилось держаться вдали от ее друзей, а своих держать вдали от нее.

Но сейчас ситуация была другой. Они спасли меня и мою подругу. Я должна их поблагодарить.

– Они с Сэмом пригласили нас к себе сегодня вечером. Можно как раз и с ребятами познакомиться. Поедешь?

– Хорошо, – ответила я. – Буду рада. Как раз поблагодарю их за помощь.

– Вилл, только… – мама резко умолкла и скривила непонятную гримасу. – Эм… Ладно. Потом как-нибудь.

– Что? О чем ты, мам?

– Да ладно… Потом обсудим.

– Нет уж. Говори сейчас, что не так.

Взгляд карих глаз женщины устремился на меня. Она терялась, не зная, что ответить. О чем она думает?

– Возьми с собой пару вещей. Мы, возможно, заночуем там.

– Ох… Конечно.

Уверена на сотню процентов – она не это хотела сказать.

– Ты ничего не скрываешь от меня?

Женщина усмехнулась.

– Что от тебя мне можно скрыть?

«Не знаю, мама. Ты ответь мне».

За завтраком родители сообщили Сэму и Мэри, что мы согласились на их предложение погостить. Эта весть их обрадовала. Ковыряя свою тарелку с салатом, я искоса поглядывала на скучающую у двери Никки. Это ее первый поход в гости. Наверно ей не по себе, как и мне.

Возможно, я видела то, чего не было, либо представляла то, чего не могло быть. Тем не менее, эта молодая пара вызывала во мне непривычные чувства. В отношении Мэри у меня возникало ощущение, будто она какая-то часть нашей семьи. Здравый смысл говорил, что она подруга Розали, и что, да, они возможно близки. Мое же сердце ощущало Мэри и воспринимало ее как члена семьи. Как часть себя, часть отца, часть матери. Это меня напрягало. Я впервые столкнулась с таким. У меня были друзья, были знакомые, люди, с которыми приходилось общаться, но никто и никогда не вызывал таких ощущений. Для того чтобы моя природа приняла кого-то и воспринимала как близкого человека, должно было пройти довольно большое количество времени. А тут появилась Мэри и…

Пока я пребывала в своих размышлениях, меня тщетно пытались привести в чувство. Отвлеклась я лишь на абсолютную тишину. Сэм смотрел в упор на меня, явно чего-то ожидая. Возникшее на моем лице выражение было явно туповатым. Мужчина улыбнулся и повторил:

– У тебя все хорошо?

Я ответила молчанием, все с тем же неосмысленным выражением.

– Точно хочешь ехать куда-то? Можем перенести, если тебе нехорошо.

– О… Эм… – я судорожно сглотнула. «Прекрати, Вилл! Ты можешь себя адекватно вести?» – Я просто задумалась. Все хорошо.

– Уверена? – сидевший по ту сторону стола блондин слегка нахмурил лоб и подался вперед. Далее его слова звучали тише и интимнее, как если бы он делился какой-то тайной со мной. – Если я скажу, что тебе понравится у нас, ты загоришься желанием погостить? У нас есть бассейн…

– Сэм, я сомневаюсь, что этот факт будет решающим, – залилась смехом Мэри, мягко отталкивая его. – Отстань от девочки.

– Бассейн? – удивленно вытянула я шею и огляделась на родителей.

– Вот видишь! – воскликнул Сэм, обращаясь к супруге.

– Прекрати.

– А у вас частный дом? – спросила я у Мэри.

Пауза. Сидящие за столом обратили свое внимание на голубоглазую, ожидая ответа.

– Да. У нас дом.

«Хм… Здорово».

– В паре сотен километров от города.

«Ого…»

– В отдалении от частных секторов.

«Эм…»

– В лесу.

Красный седан стоял перед нашим подъездом. Сэм уже успел очистить ее от навалившего за ночь снега и грелся в салоне, когда мы вышли на улицу. Папина машина стояла рядом.

– Ты взяла поесть для Никки? – спросила меня мама, идущая на шаг впереди.

– Да, – ответила я, подводя собаку к машине. Отец открыл дверь перед нами и помог закинуть сумку на сидение.

– Вы помните дорогу? – спросила Мэри, открывая водительскую дверь своей машины.

– Нет. Будем ехать за вами, – ответил ей папа и закрыл за мной дверь.

Мама села впереди и тут же обернулась ко мне.

– Ты как?

– Когда ты спрашиваешь это раз в пару часов, мне начинает казаться что не очень.

– Ты весь день какая-то загруженная… Даже Сэм обратил внимание.

В этот момент в машину сел папа.

– Розали, милая… У нее свои переживания. Дай время прийти в себя, – проговорил он, подняв глаза к зеркалу заднего вида. – Если что-то будет не так, Вилл нам скажет. Ведь так, Вилл?

– Конечно. Спасибо, пап.

Розали вздохнула и повернулась к себе. Та часть лица, которую я видела, когда она смотрела в окно, показалась мне слегка печальной. Быть может, мне только казалось…

Я едва не потеряла подругу. Лучшую подругу. Человека, с которым была практически постоянно последние несколько лет. Я винила себя в том, что произошло. Если бы я потащила ее с собой, в туалет, мы выбрались бы раньше остальных, и не было бы никаких проблем. Не было бы боли, страха, потерянности, одиночества, паники. Не было бы врачей, ночей в больнице, испорченного праздника…

Без сомнения, я еще не отошла от того, что случилось. Мне снятся кошмары. Я мысленно постоянно в том горящем здании. Мысленно одна и ищу подругу. Чтобы все это кончилось, мне скорее нужно увидеться с Натой и зажить как раньше. Забыть случившееся. Все что я хочу – это забыть.

Сквозь музыку в наушниках я услышала свое имя. Меня позвала мама. Я решила, что не буду сейчас обращать внимание на это.

Движущаяся впереди красная иномарка периодически появлялась и исчезала из виду, виляя между других машин. Когда мы покинули пределы города, она стала двигаться спокойнее. Примерная скорость движения сто-сто двадцать километров в час. Двигались мы следом, не теряя из виду машину Мэри. Дорога плелась впереди еще несколько десятков километров. Я решила засечь время, сколько минут займет примерно дорога от города, при условии, что мы едем уже минут двадцать.

В какой-то момент я поймала себя на мысли, что засыпаю. Пришлось себя растормошить. Я выдернула наушники и села посередине сидения, опираясь локтями о передние спинки. Мама молча смотрела на дорогу, но отвлеклась на меня.

– Далеко они живут, – пробубнила я, провожая взглядом ускользающие прочь сосны.

– Да. Это их семейный дом… Сэм и Мэри долгое время работали в сфере тесно связанной с большим количеством людей. Видимо поэтому они выбрали для дома такое уеденное место…

Отец едва заметно хихикнул.

– Да. И Сэм любит ходить на охоту. Думаю, лес – это его почти физическая потребность.

Взгляд, пущенный Розали в его сторону, показался мне на мгновение устрашающим. Она что-то хотела им сказать. Просто так на другого человека подобным образом не смотрят.

– Возможно это так, – ответила она, отворачиваясь к дороге. – Тем не менее, живут они там давно и им все нравится.

Движущаяся впереди машина плавно вошла в поворот.

Что же связывает родителей и эту супружескую пару? Новый год – это семейный праздник. На него приглашают людей гораздо ближе, чем просто друзей. Еще более странно то, что я их вижу впервые. Ни на работе, ни в гостях, ни дома я не видела этих людей. Их нет на фотографиях в наших альбомах.

Они при деньгах, раз у них собственный дом в глубинке. Может, родители им чем-то обязаны?

– Мам, а как вы познакомились?

– Ох, это долгая история, – вздохнула женщина. – Ничего необычного в принципе. У нас с Мэри одно время были общие клиенты. Мы помогали друг другу. Потом как-то неожиданно сдружились, познакомили мужей и теперь вот, друзья.

– Ясно… – интуиция очень практичная и полезная вещь. Я редко обращала на нее внимание. Сейчас мне почему-то казалось, что мама не договаривает.

Начинало темнеть. Дорогу запорошило снегом. Я вытянулась вперед и заметила, что красный седан в нескольких метрах от нас включил поворотник. На внезапно опустевшей трассе ни одной машины. Я оживилась и принялась оглядываться. Мы съехали на обочину и двинулись вглубь леса по извилистой дороге. Из-под колес стал доноситься хруст камней и скрип снега. Чуть дальше, в чаще, начали проглядываться огни маленьких фонарей, что выстроились в ряд по обеим сторонам от дороги. В надежде увидеть среди сумрака что-то еще, я пристально вгляделась в тени меж насквозь промерзших стволов деревьев. Ночь в лесу выглядела не так привычно и безопасно, как в городе. Моя воспаленная фантазия со скоростью молнии стала возрождать в голове десятки самых пугающих персонажей ужасов.

Очень скоро мы выехали на небольшой пустырь, освещенный несколькими высокими фонарными столбами, которые издалека больше походили на факелы. Их дом стоял в центре, под открытым темным небом. Два этажа, стены из красного кирпича, высокая многосложная крыша с острыми углами, большая металлическая дверь и ни единого намека на забор, даже декоративный. Дом и лес. Больше ничего.

– Дома кто-то есть? – спросила я у мамы.

– Вряд ли. Скорее всего, охранная система включает свет.

– Могли бы забор поставить, да пару собак…

– Можно тебя попросить не бубнить?

– Конечно можно. Я молчу!

Мэри оставила машину почти у самого крыльца и вышла на улицу. Она двинулась в нашу сторону. Пришлось брать себя в руки и вылезать из теплого салона.

– Быстрее в дом! – кричала девушка, жестом подзывая к себе.

Перекинув сумку через плечо и зацепив поводок на ошейнике Никки, я поскрипела к дому. В лесу гораздо холоднее, чем в городе. На ногах хоть и были надеты толстые носки, тепла в них не чувствовалось.

Сэм открыл дверь и вошел внутрь. Первым, что я увидела, был просторный холл, метров на десять тянущийся вглубь дома и заканчивающийся широкой деревянной лестницей, возведенной подле высоких устойчивых перил из массива. Справа от входа располагались вешалки для верхней одежды, далее шел небольшой туалетный столик с круглым зеркалом, освещенным по окружности тонкой линией белого света. В воздухе стоял непривычный запах. Новая ткань, древесина, чьи-то незнакомые духи и… Тепло. Запах тепла.

– Никки можно в дом? – вопрошающе смотрела я на Мэри, которая стояла рядом и принимала куртку Розали.

– Вытри ей лапы! – скомандовала мама.

– Конечно, – усмехнулась Мэри реакции женщины и обратилась к Сэму, передавая эту обязанность ему. – Вытри, пожалуйста, лапы Никки. Полотенце на стуле в кухне.

– Спасибо, но я могла бы… – договорить я не успела. Блондин подошел к доберману и отцепил поводок.

– Дамы, зачем так суетиться? Чувствуйте себя как дома, – ответил он.

Я многозначительно взглянула на маму. «Вот видишь! Никакой проблемы!»

– Давай покажу тебе дом, Вилл.

От прикосновения Мэри и ее мягкого голоса я опешила. Она потянула меня за руку, направляясь к двери, откуда вышел мгновение назад Сэм.

– Это кухня!

«Столовая» – мысленно поправила я ее.

Просторное светлое помещение с высокими окнами напротив двери, длинным столом в центре, окруженным барными стульями. Мебель имела теплый молочный оттенок. Располагалась она углом. На одном ее конце стоял духовой шкаф, на другом огромный двухкамерный холодильник. Помещение создавало впечатление шикарной столовой, никак не маленькой семейной кухни. Здесь для двух человек очень много места. Готова спорить, эти двое частят с вечеринками.

Далее Мэри повела меня в гостиную. Меньше, чем простор, красота, изобилие и роскошь я увидеть не ожидала.

Я удивленно воскликнула что-то неясное. Двери широко распахнуты, внутри горит мягкий теплый свет. В углу высится царственный камин. Слева от него стоит белая елка, с подарочными коробками под ней. Напротив располагается круглый стол с несколькими деревянными стульями. Рядом стоят два широких дивана из светлой кожи, покрытые пушистыми пледами кремовых оттенков. Одинокое кресло у елки резко отличалось от прочих предметов интерьера. Густой, почти черный оттенок зеленого привлек мое внимание.

«Наверно, его перетащили из другой комнаты…»

За тяжелыми двойными шторами в противоположной стороне от камина скрывалась пустующая веранда. Я остановилась в центре комнаты, краем уха слыша напевающую что-то рядом Мэри. Она, кажется, рассказывала что-то о веранде и о том, что летом на ней очень здорово что-то делать.

Мысль о том, что Розали непросто сдружилась с этой семьей, пронзила меня с новой силой. Я никак не могла избавиться от ощущения, что здесь что-то не так.

Чисто, красиво, уютно, тепло… Однако напряжение из моего сознания и тела не уходят.

–Мэри, родная, может, оставишь на потом экскурсию?

Возникший рядом Сэм, меня немного напугал. Я неловко улыбнулась и согласилась с ним.

– Да… Я пока сильно удивлена, – переминаясь с ноги на ногу, сказала я. – У вас очень большой и красивый дом!

– Спасибо, Вилл, – понизив голос, проговорил Сэм. – Это результат многих лет работы. Его строила вся наша семья. Надеюсь, когда-нибудь тебя со всеми познакомить.

Я округлила глаза, попутно выискивая свою маму.

– Вилл… Я прошу чувствовать себя как дома.

После этих слов супруги пригласили меня на диван. В гостиную как раз вошли родители.

– Розали, вы бы не хотели что-нибудь выпить или поесть? – спросила Мэри.

– Вилл готовит очень вкусный кофе, – мама хитро улыбнулась.

– Ого! Вилл, правда?

«Черт».

– Угостишь нас? Я помогу тебе! – радости Мэри не было предела. Какая странная реакция… – Быть может, я научусь у тебя…

«Да, конечно! Давайте все пойдем и будем готовить кофе! Это так весело!» – не унимались черти в моей голове.

– Эм… Конечно, – ответила я, поднимаясь на ноги. – А какой кофе у вас?

И действительно, как и обещала, Мэри внимательно наблюдала за каждым моим действием. Она принялась преследовать меня.

Залив воду в турку, я сбавила огонь и повернулась к девушке. У нее были очень красивые глаза. Большие, со слегка опущенными вниз внешними уголками, которые сейчас были подведены черным карандашом. Цвет радужки глубокий и насыщенный, плавно уходящий от голубого в синий. Я одернула себя, когда осознала, что мой взгляд застыл на ней на неприлично продолжительное время.

– У тебя есть любимый сорт? – спросила она меня, облокотившись на каменную столешницу.

– Не могу сказать. У меня есть несколько любимых вкусов, которые я чередую в зависимости от настроения либо от времени суток, – говорила я, опустив глаза к плите. Девушка очень пристально смотрела на меня, что заставляло чувствовать себя неловко. – Утром пью что-то покрепче, чаще всего выбираю купаж Бразилии, Кубы и добавляю робусту. В выходные либо вечерами, когда никуда не тороплюсь и хочу расслабиться, могу выпить арабику из Колумбии. Мне нравится кофе со вкусами. С вишней, с пряностями, с ванилью… Опять же, все по настроению.

Мэри задумчиво вздохнула. После чего вновь обратилась ко мне.

– Я впервые вижу человека, который разбирается в кофе.

– Ну… Я бы не сказала, что разбираюсь. Просто люблю его и все. Нравится заваривать его, выбирать, смалывать, нравится процесс приготовления и атмосфера, которую он создает.

– По тому, как ты говоришь о нем, можно сделать вывод, что ты разбираешься. Страны, составы, вкусы… Для сравнения: Джон любит кофе. Но ему абсолютно все равно, какая страна его производит, как обжаривает и как его готовить. Он его просто пьет и все. В больших количествах. Больше похоже на привычку.

Я молча подняла глаза к Мэри. Она впервые упомянула это имя. Обсуждали ли они с Розали мое спасение и участие Джона с его другом? Наверняка да. Они же «подружки».

– Возможно, он пьет его просто, чтобы взбодриться. Плюс, кофеин вызывает привыкание. Заядлые курильщики тоже пьют кофе в больших количествах, ради вкуса, – продолжала я говорить о кофе, хотя голову занимали уже совершенно другие мысли. Становилось неловко.

– На любовь не похоже, согласна. Скорее потребность… Похоже на него, – несколько секунд Мэри молчала. Внезапно взгляд ее стал будто глубже. Она вспомнила что-то. – Вилл, ты бы хотела, чтобы я вас познакомила?

– Я… Вообще я бы хотела поблагодарить его, конечно… Честно говоря, то что вы знакомы – это приятный сюрприз. Воистину Земля круглая, – говоря эти слова, я понимала их правильность. Это было то, что нужно говорить, но не было тем, что я хотела бы сейчас обсуждать. – Мне очень хочется познакомиться с ними и сказать «спасибо». Если бы не они, мы с Натой…

Девушка, стоявшая напротив меня, изменилась. Она похолодела. Именно так можно описать то, что с ней произошло. Мэри выпрямилась, опустила глаза, и вмиг выражение лица ее стало строгим и непроницаемым. Я не могла понять, что сказала не так, однако мои слова лишили девушку прежней улыбчивости.

– Я приглашу их на ужин сегодня. Хорошо? – тихо произнесла Мэри.

– Эм… Конечно…

Я выключила плиту и сняла турку с огня. Впервые так долго готовила кофе. Когда завариваешь на одного либо на двух, это буквально несколько минут. Сейчас же я варила кофе на пять человек.

– Знаешь… – внезапно прозвучал голос Мэри рядом, вынудив меня вздрогнуть. – То, как он пахнет, уже заставляет меня думать, что это лучший кофе на свете.

– В турке самый вкусный, – улыбнулась я.

– Нет. Ты готовила. Поэтому, – практически точная цитата моей матери. Что только не скажешь, когда ленишься сварить самой себе кофе!