Читать книгу Последний закат - Кристина Ренис - Страница 1

«Даже когда отвернется весь мир, моя дверь всегда останется открытой для тебя…»

Дорис Гривс.

–

В прошлом году, в ноябре, в Кэмдене, Нью-Джерси, уже вовсю летели мелкие мокрые и противные снежинки. В этом году ноябрь был относительно сухой и относительно солнечный. Помню, снежинки эти опускались на асфальт и быстро таяли, а потом припускал дождь такой скользкий и густой, что и носа невозможно было высунуть наружу. Хотя, моего братца эта погодка никогда не смущала, как и его бандитскую компанию. Лукас исподтишка вытаскивал в прихожей из карманов куртки моего отца ключи от нашего семейного Форда и выуживал почти все деньги из его кошелька, пока однажды у него откуда-то не появились собственные крупные долларовые купюры в руках! Папа потом очень сердился, но Лукаса он и раза пальцем не тронул. Пока мой брат проматывал папин небогатый капитал в каком-нибудь баре или игровой комнате и прокатывал весь его бензин, выезжая из города в различных направлениях в нетрезвом состоянии и без водительских документов, мама и папа долго ссорились и кричали друг на друга. Меня укладывали в кроватку вместе с кучей мягких игрушек или помещали в мягкий уголок на теплом пушистом ковре, со всех сторон окруженном большими квадратными подушками. Когда мама плакала, папа брал меня на руки и уносил в сад. Папа почти каждый раз упоминал тот случай с их старой машиной и внесенный им залог. Мама выкрикивала, что папе жаль лишь его дряхлое железо и что Лукас его пасынок, поэтому он так печется о его заключении в подростковую тюрьму. Папа фыркал и кричал, что и Слава Небесам, что Лукас не его сын, иначе он бы уже его отправил в специализированный лагерь для трудных подростков. На это моя мама всхлипывала. На пол летели какие-то тарелки. Она спохватывалась с места и бежала вон из кухни, твердя, что папа и понятия не имеет, через что пришлось пройти Лу, и что он такое видел и какую такую травму перенес, когда еще жил с мамой и его папой в Вайоминге. Папа что-то причитал и просил прощения. После этих скандалов мама пила таблетки и ходила на работу сонная, а ей спать на рабочем месте строго запрещено, потому что она кассир в минимаркете, и за недостачу спросят с нее!

А позже заявлялся и сам виновник. Мой братец Лукас! От него за версту разило сигаретами и пивом, Лу вел себя очень пренебрежительно, дерзил отцу, даже если он был ему отчимом, все равно, он позволял себе отвечать довольно грубо моему папе, отчего усугублял свое же положение и навлекал неприятности на маму. Хотя, мой папа никогда не подавал заявление в полицию на Лукаса об угоне нашей машины, он терпеливо ходил пешком до остановки и уезжал на фабрику первым автобусом.

Он делал это ради мамы, позже я поняла, что папа делал это и для моего брата тоже.

Лукас связался с той компанией и тем бандитом Тайпаном. Про него даже говорили в полицейских сводках. Только звали его тогда еще Терри, это потом к нему прицепилось прозвище «тайпан», в честь ядовитой змеи из семейства аспидов, чей укус смертоносен.

Сегодня мама меня разбудила с восторженным окликом. Она задернула жалюзи и распахнула двери.

– Дорис, милая, гляди в окно!

По полу засквозило. Холодный ветерок пронесся по каждому волоску моего покрывала. Я перевернулась на живот и поднялась на локтях. На улице ровной белой пеленой была покрыта трава и скамейка у дома, снег прикрыл разбитые окна заброшенного дома на углу улицы, улегся поудобней на крыши киосков и магазинов. Снег был повсюду!

Мама подбежала ко мне и обняла меня, закутав потеплее в одеяло:

– Мое маленькое чудо! Я люблю тебя! И Лукаса! И папу!

– И я тебя, мам…

Она поцеловала меня в макушку и выпорхнула из комнаты, напевая под нос какую-то знакомую песенку.

К обеду мы поехали в карцер для несовершеннолетних преступников за Лукасом. Мы ездили к нему на свидания один день в неделю, все четыре года, пока он отбывал там наказание за поджог школы. Это все из-за моего дня рождения! Мне тогда мама испекла торт, а папа притащил из какого-то магазинчика уцененных хозяйственных товаров целых девять пачек дешевых свечек для пирога. Так вот, больше всего этим свечкам был рад-радешенек мой старший братец, из-за которого не то что здание школы, чуть половина Кэмдена не погорело! Он с Тайпаном соорудил какое-то взрывное устройство и обкрутил его вокруг горящими свечками, как праздничный торт. Из-за них пострадал сторож, он даже лежал в больнице, и мой папа вынужден был оплатить медицинские счета и компенсацию. В тот день, в обед, маме и папе позвонили на работу и попросили приехать. Вернее, позвонили маме, потому что Лукас дал им ее номер телефона, а мама позвонила папе. Они приехали в полицейский участок. Пока мама ехала в автобусе, видела, как полыхал пожар в школе, где учился мой брат! Повсюду сновали машины пожарных, на улице собралось очень много людей! Когда она приехала, ей сказали, что Лукас бросил самодельную бомбу в здание школы! Мама не поверила! Тогда ей предоставили его тетради, в которых его почерком карандашом были нарисованы какие-то химические сетки и всякие уравнения! Полицейские сказали, что нашли их в его сумке рядом с ним самим! Мама спросила, где же был сам Лукас! Ей ответили, что нашли его на лавочке у школы с этой сумкой и тетрадями! Он не то спал, не то просто валялся на лавочке и наблюдал за пожаром!

Я была маленькой и считала моего брата полным придурком! Мне не верилось, что его могли интересовать какие-то науки, особенно такие, в которых надо было думать головой!

Лукаса арестовали на месте! Потом приехал папа. Он ему не родной папа, но, думаю, и родной бы поступил так же! Папа влепил ему пощечину, когда узнал, что Лукас, на момент свершения преступного акта, находился под наркотическими веществами, и что в кармане его куртки нашли еще две таблетки экстази и вкладыш с дозой кокаина! Мой брат ничегошеньки не помнил и отрицал, что та сумка принадлежала ему! Конечно, сумка на самом деле ему не принадлежала, а вот тетради да! Сумку он мог и украсть! Он говорил, что был с Терри и, скорее всего, он ему дал какую-то таблетку. Полицейские поехали по адресу домой к тому Терри, но тот все отрицал, особенно, что давал ему таблетки и кокаин. Говорил, что прекратил общение с Лукасом именно из-за его пристрастия к тяжелым наркотикам, и что на момент преступления просто проходил мимо, и даже попросил прохожих вызвать полицию и пожарных! И этому бандиту поверили, у него оказалось железное алиби, и его родители это подтвердили! К вечеру к нам домой пришли полицейские и инспектор Райт. Мистер Райт был школьным другом моего папы, поэтому он сразу же приехал к нему на помощь. Лукас уже наблюдался у мистера Райта и стоял на учете в подростковой комнате полиции за побеги из дома, угоны машины моего папы и вождение в нетрезвом состоянии и без водительских прав. Мой брат пропускал школу, посещал только уроки химии. На том и попался! После ареста полиция допросила школьного учителя химии, который считал Лукаса очень талантливым и степенным мальчиком и готовил его к олимпиаде. Мой брат ходил даже на дополнительные часы химии повышенной сложности для старших классов, где они проводили всякие опыты в школьной лаборатории. Этот самый учитель и дал показания, сам того не понимая, сказав, что Лукаса интересовали воспламеняющиеся вещества и их химические составляющие. Поэтому, когда к нам вечером пришли полицейские с ордером на обыск, папа понял, что Лукаса, скорее всего, посадят! Они проводили обыск в комнате моего брата, и в гараже, и в гостиной. Когда мама спросила, что они ищут, ей ответили: «вещественные доказательства». И они их нашли! Учебники по химии на полках в комнате Лу, лабораторные пластиковые очки в столе, тетради с уравнениями и его почерком, а в гараже нашли химические инструменты, обернутые в пакеты и мягкую байковую ткань! Мама тогда плакала! Она вся тряслась и каждый раз спрашивала у моего брата: «Лукас, зачем ты это сотворил?» Папа взял кредит, чтобы оплатить все счета и компенсацию сторожу той школы, он оплатил хорошего адвоката, который смог настоять на четырех годах заключения, а не семи или девяти!

Помню, когда к нам домой пришли мистер Райт – папин друг, и адвокат Лукаса. Они приехали на красивой машине серебристого цвета и прошли в дом в гостиную.

Я тогда еще ничего не понимала, мне было всего два года.

Папа взял меня на руки и посадил в детский уголок с моими игрушками. Адвокат Лукаса, в костюме с дорогими запонками на рукавах и воротнике рубашки, присел на диван и достал из своего крокодилового кейса какие-то бумаги. Маму попросили присесть рядом на кресло. Мистер Райт вполголоса что-то говорил моему папе. Папа кивал и поглядывал на маму. Адвокат протянул маме одну из бумаг и произнес:

– Миссис Гривс, буду честен с вами, судья отнеслась весьма скептически к делу Лукаса. Я не могу с уверенностью утверждать, что ему грозит срок до семи лет лишения свободы, как и не могу гарантировать вам полное избежание наказания за содеянное Лукасом. Представитель обвинения настаивает на более строгом наказание – на девяти годах лишения свободы, характеризуя преступное деяние вашего сына, в первую очередь, как попытку убийства по расовым мотивам, и, как следствие оного, поджог здания. Этот фактор бесспорно может вызвать определенную реакцию в суде и сыграть свою роль в вынесении приговора, так как это отягчающее обстоятельство. В наших интересах использовать все возможные ходы, чтобы смягчить гипотетический приговор. Что скажите?

Мама сглотнула и во все глаза посмотрела на разложенные перед ней бумаги, потом на мистера Райта и на папу. Папа подошел к ней со спины и положил ладони на плечи.

– Да, – тихо произнесла мама.

Адвокат кивнул. Мистер Райт опустился на мягкие подушки на диван около представителя защиты моего брата и принялся внимательно читать одну из бумаг.

– Нам необходима подробная судебно-психиатрическая экспертиза, которая смогла бы предоставить все доказательства прогрессирующей болезни вашего сына.

– Какой болезни? – прошептала моя мама и прикрыла рот рукой.

Папа приобнял ее за плечи и произнес:

– ты всегда можешь отказаться, Молли.

– Конечно, вы имеете полное право отказаться и не свидетельствовать на собственного сына, это ваше законное право.

– И я отказываюсь! Мой сын не болен! – воскликнула моя мама.

– Подожди, дорогая, – произнес папа.

– Вы должны предоставить ему защиту в суде, а не ходотайствовать о помещении Лукаса в психиатрическую клинику! – вскрикнула мама.

Мистер Райт закурил прямо в гостиной. Папа отворил окно, мама облокотилась о спинку кресла. Ее руки тряслись.

– Миссис Гривс, я не говорил о психиатрической клинике. Это тот самый смягчающий фактор, который мог бы изменить весь ход судебного процесса и отмести версию государственного обвинителя о расовых принадлежностях.

– Что вы имеет в виду? – спросила мама.

– Мы должны доказать его нестабильное психическое состояние, усугубленное принятием наркотических веществ. Моя цель добиться срока до четырех лет лишения свободы в карцере для несовершеннолетних, а после освобождения ваш сын пройдет курс принудительной терапии в психиатрическом центре. По факту, терапия не будет заключаться в его госпитализации с применением медикаментозного лечения, а, скажем, социальная терапия в установленных часах общения с доктором. В противном случае, Лукасу грозит срок в семь или девять лет с отбыванием наказания в колонии строгого режима, – сказал адвокат и проятнул маме какую-то бумагу.

– Подумайте, миссис Гривс, после восемнадцати его переведут из подростковой тюрьмы во взрослую. А это полная противоположность первой. Одному Богу известно, каким он выйдет из той тюрьмы через пять лет! – произнес мистер Райт.

Мама закрыла лицо руками и какое-то время сидела так. Папа, мистер Райт и адвокат сидели около нее в полном молчании. Наконец-то мама положила руки на колени, посмотрела на адвоката и тихо произнесла:

– что я должна сделать?

– Ваш сын проходил курс терапии у психотерапевта в детстве, это так?

– Да, но это результат трагической гибели его отца…

– Я знаю, миссис Гривс, но это также могло послужить причиной для поступательного развития симптомов из детского заболевания во взрослое.

– Он психически здоров! – прошептала мама.

– Я знаю, миссис Гривс, но сейчас это не так важно. Важно доказать обратное. Какой ему был поставлен диагноз в детской психиатрической клинике в Вайоминге?

– Синдром Каннера…

Мама шептала. По ее щекам потекли слезы.

Папа вновь приобнял ее со спины за плечи.

– Это аутизм? – спросил адвокат.

– Да, – ответила мама.

– Скажем, прогрессирующее протекание болезни с очевидной симптоматикой подростка с аутизмом, – синдром Аспергера.

– Что? – произнесла мама.

– Синдром Аспергера. Его срывы, замкнутость, головные боли, – доказательства болезни. Скажем, он переживал частые всплески необоснованной агрессии, срывался на крик, беспричинно сбегал из дому, прибегнул к наркотикам, дабы расслабиться от сдавленного состояния и панического страха…

– Нет, это исключено! Я не буду свидетельствовать против собственного сына! – крикнула мама.

– Миссис Гривс, в тот день, на месте происшествия, наркотические вещества могли спровоцировать очередной всплеск нерегулируемой агрессии Лукаса, впоследствие которой он совершил преступное деяние. Подумайте!

Мама поднялась с кресла и ушла в кухню. Папа последовал за ней. Они долго шептались в кухне. Мистер Райт подошел ко мне и погладил по голове.

– Ух, ты! Не скучно тебе тут! – воскликнул он, глядя на мои бесчисленные игрушки. Я улыбнулась.

Адвокат сидел неподвижно и спокойно и глядел в окно. Он знал, что мама согласится.

Потом мама с папой вернулись в гостиную. Мама плакала.

Она извинилась перед мистером Райтом и адвокатом и сказала, что предоставит все документы болезни Лукаса, и подпишет все бумаги.

– Здесь, миссис Гривс, – указал пальцем адвокат и положил перед ней документы. И мама подписала. Она плакала и подписывала все бумаги: на согласие проведения повторной психиатрической экспертизы, давала согласие на принудительную терапию, на освидетельствование болезни ее сына.

А потом адвокат аккуратно сложил все бумаги в кейс, пожал папе руку, и они с мистером Райтом уехали куда-то на той серебристой красивой машине.

Мама закрылась на кухне и плакала очень громко, пока папа носил меня на руках по нашему саду.

На последнем свидании перед судом, мама обняла Лукаса и сказала, что любит его, на что мой брат ответил ей: «это Джеффри заставил тебя подписать те бумаги?». Мама тогда раплакалась и сказала: «нет». Мама пыталась ему объяснить, но Лукас больше не проронил ни слова. Он сидел мертвый, совсем неподвижно, и глядел в одну точку. Тогда мама плкала все дни, а после суда папа сказал: «у нас получилось!», – на что мама ответила: «да…у меня получилось предать его…».

На суде Лукас молчал и постоянно смотрел на своего адвоката. Когда его осудили, ему надели наручники и увели из зала суда, а мама потеряла сознание! Моему брату дали четыре года заключения в карцере для несовершеннолетних идиотов, типа него!

После суда с нами перестали общаться многие соседи! Они не здоровались с мамой и папой. У меня не было подруг! Помню, когда мне было пять лет, одна из девочек сказала другой: «у нее брат сидит в тюрьме!»

В карцере, нам разрешили пройти в комнату свиданий с охранником и проверили документы. Потом мы уселись на жесткие стулья у железного, крашенного синей краской стола. Мама глубоко дышала, не скрывая своей улыбки, и перебирала пальцами перчатки. Папа вымученно вздыхал и иногда потирал руками лицо. Мы сидели в полном молчании, я думала о динозаврах, про которых нам рассказывали в школе. Они были такими огромными, потому что на Земле было очень много кислорода! Я представила, что мама могла бы быть очень добрым динозавром – растительноядным Диплодоком. Она бы питалась папоротником и достигала бы в длину пятидесяти метров вместе с гигантским хвостом.

Лукаса привели почти сразу. Он еще был одет в свою оранжевую форму. Мама ему привезла сменную одежду: джинсы, кроссовки и куртку с футболкой. Лукас присел за стол напротив нас и кивнул маме:

– Приветики!

– Здравствуй, сынок! Мой Лукас! Я так переживала за тебя…

– Окей, – отрезал Лу.

Мама приложила пальцы к губам и замолчала.

– Вы мне одежду привезли? Сил моих больше нет разгуливать в этой робе! Я себе все яйца стер этой ширинкой!

– Лукас!

Мама покосилась на меня и перевела взгляд на брата.

– Ох, простите за грубость… пенис…

Наверно, я покраснела.

– Лукас, давай попробуем начать все с нового листа. Поедем домой и забудем о прошлых ошибках. Мы ведь – твоя семья.

Папа старался говорить как можно мягче, хотя, я то знаю, насколько ему было нелегко сделать подобное. Мама кивнула и расплылась в своей улыбке, полной надежды и терпения.

– Да уж, особенно ты – моя семья!

– Лукас… пожалуйста! Прошу тебя, не надо! – прошептала мама, протягивая ему свою худосочную руку.

Лукас посмотрел ей в глаза и отвернулся мордой в сторону двери, так и не коснувшись ее ладони. Мне было очень жалко маму! Как бы я хотела врезать ему!

– Хорошо! Извини, Джеффри, ты тоже моя семья! Доволен?

Папа опустил голову и протянул Лукасу пакет с джинсами, курткой и обувью.

Лукас поднялся со стула и схватил пакет. Все это время сопровождающий ждал его у двери в комнате. Он проверил содержимое пакета, взял его под локоть и вновь увел куда-то.

Мама всхлипнула и прикрыла лицо ладонями. Папа погладил ее руками по спине и молча вышел за дверь.

– Мамочка, я люблю тебя!

Я обняла маму. Она совсем исхудала из-за Лукаса за эти годы! Подумать только! У нее на спине виден был весь позвоночник и лопатки! Мама каждую неделю ездила за тридевять земель, только чтобы повидаться с сыном и передать ему пакет с теплыми носками, свитерами и сигаретными блоками. Помню, как она один раз взяла меня с собой. Лукас был холоден, ухмылялся и сквернословил, сложив руки на груди и развалившись на стуле. Мама заплакала совсем тихо и полезла за носовым платком, а я со всей силы вдарила ему под столом ботинком прямо по колену! Он слегка подскочил на стуле, поморщил нос, вытянувшись на спинке, и пристально поглядел мне в глаза исподлобья так, что у меня скрутило живот. Потом почему-то он опустил глаза в пол и сидел в полном молчании все свидание, пока его не увели обратно в камеру, а мама все говорила и говорила, рассказывала ему о своей работе и о папе, как они переживают за него и любят.

Вот только я его ненавидела! Я была совсем еще ребенком.

Мы уселись в машину. Мама предложила Лукасу сесть на переднее сидение, рядом с папой, но мой брат лишь усмехнулся и молча развалился на заднем сидении около меня! Приятностей мало! Ноги он раздвинул на километр и отвернул свою морду к окну. Мама села рядом с папой и поправила зеркальце заднего вида, чтобы получше разглядеть отпечатки первой судимости на лице моего брательника. Лукас сильнее прикрыл морду рукой и уткнулся носом в стекло, на котором появилась маленькая испарина его “преступнического” дыхания. Папа завел машину, и мы поехали домой.

Почти пол дороги мама и папа молчали. Они даже не включили магнитолу, зная, что это может раздражить Лукаса, потому что он часто в детстве мучился тяжелыми мигренями. Он вопил и хватался за голову. Мама сказала, что эти мигрени начались после пережитого им потрясения в Вайоминге, и очень боялась опять спровоцировать их приход.

Мы так ехали довольно долго, пока мама не произнесла:

– Ты так исхудал, Лукас. Если хочешь, приоткрой окно, подыши свежим воздухом. Мальчик мой, я так рада, что ты вернешься домой!

– Уж я то как рад, не поверишь! Наконец-то меня не будут больше заставлять ходить в том оранжевом дерьме!

Мама не обратила внимания на его издевательскую ухмылку и продолжила:

– Мы подстригли все деревья в саду, пставили скамейку и барбекю. Теперь мы можем устроить пикник прямо в саду! Что скажите? Заедем в «Браво» и прикупим сосисок и булочек для хот-догов?

– Отличная идея! – воскликнул Джеффри.

– Лукас, что скажешь? Ты разве не соскучился по пикнику и настоящим, жареным на костре, сосискам? –произнес папа и игриво присвистнул.

– Для тебя любая идея отличная, если речь идет о жратве, не правда ли, Джефф?

Мама испуганно глянула на папу. Он изобразил нечто далеко походящее на улыбку и выдавил:

– Возможно, Лу… Хотя, в этот раз мне импонирует компания…

– Компания с малолетним ублюдком и психопатом? У тебя в конец крышак снесло, Джефф, если тебя прельщают такие мазохические комбинации! На пикнике ведь будут ножи и вилки, ага? А если я не удержусь и воспользуюсь одним из приборов не по назначению?

– Лукас! Прекрати! – вскрикнула мама.

Папа погладил ее по руке:

– Все хорошо, Молли. Лукас, вряд ли меня может ранить твое злорадство и непрекращающееся сквернословие, признаюсь, я к ним привык. Но вот твою маму даже очень! Поэтому я бы убедительно попросил тебя придержать твой острый язычок ради нее и твоей маленькой сестры. Мы все стараемся ради твоего блага и понимаем твой гнев. Четыре года – это большой срок, Лу, я понимаю, тебе тяжело влиться вот так сразу в обычную жизнь. Но мы тебя любим и поддерживаем, мы – твоя семья, Лукас. Подумай об этом, парень.

– К чертям собачьим… избавь меня от этой гребаной чепухи! Видел бы ты свою кривую физиономию, когда передавал мне шмотье! О, да, это определенно была любовь и поддержка, папочка!

Папа крепко вцепился в руль, его руки аж побелели. Он весь вытянулся и смолк. Мама опять полезла в сумочку за платком. У меня сжался желудок от обиды за них. Я повернулась к Лукасу и толкнула его локтем:

– Убери свои вонючие ноги, мне негде сидеть!

– Чего?!

– Ты не только тупой, но и глухой что ли?! Убери свои клешни, говорю!

Лукас придвинулся ко мне ближе:

– Хочешь, я покажу тебе, как может вломить по харе тупой и глухой, сестричка?

– Придурок! – сорвалось с моего языка!

– Лукас! – вскрикнула мама.

Джеффри развернулся к нам лицом и притормозил.

Я забилась в угол, к двери, и вскрикнула. Лукас замахнулся и ударил кулаком по дверце машины с такой силой, что на ней задребезжало стекло.

Папа остановился у обочины и выбежал из машины. Он открыл заднюю дверцу со стороны Лукаса и вытащил его наружу за шиворот. Мама в одночасье выпрыгнула из нашего Форда и подбежала к папе:

– Нет, Джефф, не надо!

Папа развернул моего дебильного братца лицом к себе и закричал:

– Не смей! Никогда не смей, ты слышишь?! Или я собственноручно пристрелю тебя! Клянусь, я это сделаю!

Лукас отшатнулся и высвободился из рук папы:

– Ну так попробуй!

Мама схватила за руки папу и обняла его:

– Не надо, Джеффри, дорогой, не надо! Лукас, сядь в машину! Сядь на переднее сидение, Лукас!

Папа тяжело дышал и выкрикивал: «не смей! Не смей, понял?!»

Вдруг Лукас присел на корточки и зажал голову между ладоней. Он истошно завопил и опустился на снег. Мама подбежала к нему и осела на колени напротив. Папа тоже опустился перед ним на колени и взял за плечи:

– Лукас, что?

– Голова…

Папа втолкнул его в машину вперед и пристегнул ремнем безопасности:

– Погоди, парень, мы поедем в больницу. Вот так, Лукас, потерпи!

Мама обернула немного снега в платок и приложила к его лбу:

– Скоро все пройдет, сынок! Потерпи немного!

Лукас вопил на весь салон и зажимал голову между локтей, вытягивая шею к потолку.

Всем его было жаль тогда, только не мне! Я была уверена в моей ненависти к брату…

Мы отвезли его в больницу. Лукаса посадили в коляску, потому что он не мог сам передвигать ноги. Маме позволили сопровождать его, а мы с папой остались снаружи. Потом мама вышла к нам в больничном белом халате и сказала, что у Лукаса очередной приступ мигреней, что ему поставили капельницу с сильнейшим обезболивающим. Мы с папой поехали домой, а мама осталась с Лукасом.

По дороге домой летел мелкий снег. Я подумала, что и тут мой братец умудрился напоганить! Накрылся снежный пикник и жареные сосиски! А потом я обратила внимание на заднюю дверцу машины и увидела небольшую вмятину в обивке. Да уж, я теперь имею яснейшее представление, как глухой и тупой может вломить по харе!

Я вдруг поняла, что побаиваюсь брата. Ведь я его не видела четыре года! Он изменился, очень исхудал и стал еще неуправляемее, ведь я фактически и не знала, кем теперь стал мой братец! Почему ему не дали семь лет или девять? Он ведь своим поджогом изувечил школьного сторожа, неужели этого мало? Он изувечил маму и папу! Он хотел ударить меня! Я думала именно так…

Я решила запираться в комнате на ключ! И дверь в ванную с моей стороны на ночь подпирать комодом!

Я хотела подождать маму. Мне хотелось обнять ее и уснуть в их постели, между папой и мамой, как раньше, зарывшись лицом в мамину подушку и прижавшись спиной к папе.

Мы поужинали с папой оставшимся пюре, разогретым в микроволновой печи, после я поднялась к себе в комнату и забралась в постель с книжкой про динозавров!

Ночью вернулась мама с Лукасом. Она придерживала его за локоть и вела по лестнице на второй этаж в его комнату. Они переговаривались о чем-то. Я поднялась с постели и на цыпочках прошла через ванную комнату к его двери. Мама склонилась над ним и гладила по голове.

– Мама, а ты помнишь папу? Помнишь?

– Да, Лу.

– Это ведь я его тогда убил, правда?

– Нет, Лукас!

– Нет, я… помнишь? Это он из-за меня полез на тот кран, это я!

И тут он заскулил.

– Мальчик мой, ты не виноват в его смерти! Он оступился, сынок!

– Нет, он полез за мной! Я не хотел, клянусь!

– Это был несчастный случай, Лукас!

– Почему тогда, на похоронах папы, бабушка Табби сказала, что я – убийца, помнишь? Она увидела меня в церкви и кричала, что я – убийца!

– Она была не в себе! Лукас, она была не в себе после смерти папы! И ты не был виноват в этом! Ты просто находился рядом в ту минуту!

– Нет… если бы я не полез на кран, он бы не сломал шею!

– Лукас! Господи, ну поверь мне, ты ни в чем не виноват!

Мама взяла его за руку и прижала к своей груди. Лукас плакал. Я впервые за свою жизнь слышала, как он рыдал, да еще и у мамы на груди! Кончики пальцев ног замерзли, стоя на холодной плитке в ванной, в моем носу защекотало, и я кинулась к кровати. Уже подбегая к постели, я схватила одеяло и громко чихнула. Укутавшись в одеяло и перекатившись на живот, я засмотрелась в окно, на кружащиеся снежинки.

Я вдруг поняла, что не испытывала ненависти к моему придурковатому братцу, нет, мне его было жаль.

Я еще не понимала, что любила его всем сердцем…

2

Утром, первое, что я почувствовала, это едкий запах сигаретного дыма! Я вспомнила вчерашний кошмар, к сожалению, он мне не приснился, нет! Мой братец на свободе! Я распахнула дверь комнаты и отворила окно, чтобы проветрить ванную.

За окнами слепило солнце, снег таял и растекался по дорогам. Напротив нас, на углу улицы, красовались прогнившие доски и разбитые стекла покинутого дома, которые переливались на осеннем солнце. Сегодня мама была дома, она взяла отгул на работе и уже готовила блинчики на кухне. По всему дому поплыл теплый аромат молока и теста. Папа уже уехал на работу на нашем Форде, он работал далеко, на мебельной фабрике сборщиком, поэтому выезжал совсем рано, когда мы все спали. Я спустилась в кухню и поцеловала маму в щеку. Она что-то напевала, слушая местное радио, и выкладывала на тарелки горячие блинчики. Я схватила один и зажевала без всякой начинки.

– Лукас опять курил в туалете!

– Я поговорю с ним об этом, Дорис. Как тебе спалось?

– Неплохо…

– Ты чихала во сне. Надеюсь, это не какой-нибудь очередной грипп!

– Нет, мам, это не грипп…

– Если это был грипп, то она перенесла его стоя!

Я повернулась к двери и увидела Лукаса. Он даже не улыбнулся.

– Ты хотел сказать «стойко»? – поправила его мама.

– Может быть. Но я имел в виду именно стоя… на полу… в ванной… ночью…

У меня в который раз неприятно закрутило под ложечкой. Он, как все преступники, очень наблюдателен! Мне стоило бы быть немного осторожней и все-таки подпереть комодом дверь в ванную!

Лукас прошел в кухню и развалился на стуле, будто мешок с рыбьими потрохами. Его ноги коснулись моих, и я отодвинула стул подальше. Лукас это заметил, глянув на меня, но, к моему счастью, отвел глаза в сторону к тарелке. Он принялся поедать блинчики, проглатывая их целиком один за другим. Какой же мой брат противный, я его брезгую даже за руку брать, не то чтобы дышать его сигаретным дымом! Мама подошла к нему и поцеловала в лоб.

– Как твоя голова?

– Все в порядке.

Мама поцеловала его еще раз и подкинула лопаткой несколько горячих блинчиков ему и мне в тарелки.

– Лу, мы говорили с мистером Райтом. Социальные службы настаивают на социальной терапии. Ты должен будешь посещать два раза в неделю психотерапевта.

Лукас тяжело вздохнул и прошептал: «гребаные психиатры».

Я хихикнула.

– А на тюрьме они не настаивают?

Лукас взглянул на меня своим жутким взглядом исподлобья, подался вперед к столу и рявкнул:

– Захлопни пасть, шавка!

– Лу! Дорис! Прекратите немедленно!

– Сам захлопни, убийца! Ненавижу тебя!

Лукас вскочил со стула и ринулся ко мне. Я успела отбежать к двери и рванула по лестнице к себе в комнату. Мама схватила Лукаса за руки и притянула к себе.

Я заперлась на ключ и подставила комод к ванной.

На улице, через два дома, наш сосед развязывал крепкие узлы веревки на новой бензопиле в кузове его грязного старого пикапа. Его жена стояла с двумя детьми на крыльце за дверью с москитной сеткой и гладила их по светлым макушкам. Так я и сидела у окна, пока в дверь комнаты не постучали. Не знаю, зачем, но я опустилась на пол и спряталась под кровать.

– Дорис, милая, открой мне!

Мама подергала дверную ручку.

Я побежала к двери и отперла замок. Мама вошла и присела на край кровати.

– Я хочу поговорить с тобой о Лукасе.

Я присела рядом с ней.

– Дорис, родная, я знаю, что тебе тяжело вновь свыкнуться с мыслью, что Лукас дома. Да, он допустил ошибку, да, он совершил тот серьезный проступок, но ведь он понес за него достаточно суровое наказание. Милая, дай ему еще одну попытку…

– Он обзывается и ведет себя, как настоящий преступник!

– Дорис, он – твой брат! Ему тоже тяжело, я это знаю, поверь мне, и он старается!

Я вспомнила их ночной разговор, как он плакал у мамы на груди. Он себя называл убийцей, а мама отрицала. Боже, и я его сегодня назвала малолетним убийцей! Что я натворила? Мне опять стало его жаль! Я первая начала: отшатнулась от него, нагрубила, когда он мне и слова плохого не сказал, ну, кроме пасти и шавки, конечно. И еще он не свернул с ходу мне шейные позвонки за подслушивание, он ведь догадался!

Мама погладила меня по ладони, провела рукой по моему подбородку, а потом обратила внимание на комод, пригородивший дверь в ванную комнату.

– Дори, что это такое?

– Это комод…

– Зачем ты это сделала?

– Это по фэн-шую, мам! Ну, помнишь, как в той программе по телевизору!

Мама прищурила глаза и посмотрела внимательно на меня.

– Ладно! Это от Лукаса! Я его боюсь!

– Дорис, он – твой брат, детка!

– А еще мой брат вышел из карцера!

Я опять взболтнула, не подумав! Мне стало стыдно перед мамой и братом!

– Дай ему шанс, прошу тебя! Поверь, ему и так придется сейчас нелегко. Ведь вокруг люди, которые готовы повесить ему посмертно клеймо отпетого хулигана на шею, и закрыть все двери перед ним, чем дать еще одну попытку! Мы не можем пойти у них на поводу и закрыть единственную, всегда открытую для него дверь! Мы – семья, Дорис! Помоги ему! Он просто запутался, мы должны ему помочь!

Я кивнула и обняла маму.

Лукас не вышел к обеду за стол, поэтому я не смогла попросить у него прощения, и к ужину он не сподобился выйти. Мама сказала, что он отдыхал после приступа накануне. К вечеру, я отодвинула комод, почистила зубы и уже хотела постучать к нему в дверь, но увидела, как в его комнате горела настольная лампа. Вдруг он мастерит новую бомбу в тех защитных очках, которые он стащил из шкафа в школьной лаборатории, и нашпиговывает жестяную банку взрывчатыми веществами! Он то сам помнит, что он мне братом приходится? Я вернулась к себе и придвинула комод обратно к двери. А постучит мама, я его тихонько отодвину в бок!

Ночью я никак не могла уснуть, переворачивалась с бока на бок и все думала о сказанном утром!

Я спрыгнула с постели, достала из ящика письменного стола тетрадку и вырвала листок. На нем печатными буквами написала: «прости меня, Лукас!» Потом я отодвинула комод, прошла через ванную и просунула ему листок под дверь. Затем я вернула комод на место, к двери, и улеглась в кровать.

Утром я положила в ранец свои прописи и тетради с заданиями по математике и чтению. Папа уже уехал на фабрику, а мама стояла у зеркала в холле и говорила с кем-то по телефону о новых графиках работ кассиров в магазине после нового года. Я отодвинула комод и умылась. Уголок моего тетрадного листа все еще лежал на полу, остальной половиной дерзнув пересечь границу владений моего братца. Я почему-то подумала, что не стоило мне просить прощения у него, все равно он меня обозвал и хотел ударить! Я попыталась просунуть пальцы и вытянуть записку наружу, но она проскользила от сквозняка по кафельной плитке и скрылась за дверью Лу! Я просунула глубже пальцы и прилегла на пол, чтобы перетащить ее обратно. Когда я просунула всю ладонь к нему под дверь на полу, она распахнулась, проехавшись по моим пальцам. На пороге застыл сонный Лукас в одних трусах и уставился на меня, распластавшуюся на полу.

– Какого черта ты тут вытворяешь?

Я попятилась назад, отталкиваясь ногами по кафелю. Потом перевернулась и бегом забежала к себе в комнату, задвинув при этом комод. Лукас подошел к моей двери и толкнул ее рукой.

– Может, откроешь уже?

– Мне надо в школу! За мной скоро приедет автобус, и мистер Петерсон не будет меня ждать!

– Иди, мне какое дело… Я просто, вот, что хотел… тут твой листок прилетел ко мне в комнату… мне тебе его в дверь просунуть или как?

– Да… то есть, нет!

– Да ну на....Дорис!

– Он твой! Ну, то есть, это тебе…

– Ммм… Прости меня, Лукас. Ладно. Приветики Пэдэрсону!

Мама дождалась со мной школьного автобуса и пошла на остановку. Мистер Петерсон кивнул мне в сторону салона, и я села на пустое сидение за моими одноклассницами. На углу у заброшенного дома с сухими колючими кустарниками, из-под груды старых досок и битого стекла вынырнула длиннохвостая серая крыса!

Лукас мне сказал: «ладно!» И передал свои приветики нашему школьному водителю! Не думаю, что мистер Петерсон будет рад его «приветикам».

В школе наша учительница, миссис Барнс, на часе окружающего мира рассказывала об урожаях и семенах растений. Урожай – это сбор злаков и ягод. Ягоды созревают в месте цветков на кустарниках и травянистых растениях! Например, клюква растет на кустарниках в штатах Висконсин и Массачусетсе! А вишня в Мичигане, Юте и Висконсине! Многие кустарники страдают от засухи и сорняков, или от заморзков! А кукурузу выращивают аж в десяти штатах: в Айове, в Огайо, в Миннесоте… Там находятся огромные фермы с плантациями кукурузы!

После уроков учительница посадила всех в автобус, и мистер Петерсон повез нас тем же маршрутом домой.

Когда мы подъехали к нашему дому, у самого крыльца я заприметила какую-то красивую длинную иномарку. Я подумала, что мама или папа раньше вернулись домой, и к ним приехал кто-то из родственников папы. Например, тетя Энн и дядя Брендон с их сыном. А потом из машины вышел какой-то парень, за ним вышли какие-то пацаны. Он лениво махнул рукой в сторону нашей двери, те ребята наперегонки помчались к дверному звонку. Вскоре, на пороге появился мой брат. Лицо у него было каким-то обозленным. Тот пацан подошел к нему почти вплотную и что-то начал говорить, склонившись к Лукасу. Мой брат внимательно слушал, а потом резко ответил:

– Словил кайф? Да ты подставил меня! Никаких денег я тебе не должен!

Мои одноклассники припали к окнам автобуса и зашептались. Я быстро схватила свой рюкзак и спрыгнула со ступеньки автобуса. Мистер Петерсон живо захлопнул дверцы, завел мотор и поехал по улице к другим домам.

– У тебя плохая память, Лу! Ты мне должен две штуки! – оскалился тот пацан. И тут я догодалась. Это был Тайпан. Он совсем по-змеиному прижимал голову к шее и вытягивал ее, извиваясь вокруг Лукаса и прищуривая глаза.

– Не за те ли штуки, что ты мне подбросил в карман? – сказал мой брат и увидел меня у ограды. Он мне молча махнул рукой, и я послушно подошла к нему.

– Иди в дом, Дорис, – произнес Лукас и слегка подтолкнул меня в спину.

– Не понимаю, о чем ты, я тебе их не давал, – не унимался Тайпан. Он хитро улыбнулся и показал передние зубы.

– Зачем ты приехал? – спросил Лукас и закрыл за мной входную дверь.