Читать книгу Верни мой голос! - Кристина Стрельникова - Страница 1

Это случилось в обычной музыкальной школе с обычными музыкальными детьми. Кто-то думает, что музыкальные дети – это какие-то особенные существа, укушенные поющим единорогом. И с тех пор они целыми днями только и пиликают на скрипке, как ненормальные. Или стучат по клавишам, как одержимые. Или ночью спят, уткнувшись носом в нотную тетрадь. Кое-кто до сих пор считает, что это такие хрупкие вундеркиндики в очках или кудрявые ангелочки с музыкальными инструментами под мышкой. Хотя у некоторых из них и очков-то нет. Да и пианино, между прочим, неудобно под мышкой носить. Даже с арфой в трамвай трудновато влезать.

Так вот, некоторые музыкальные дети порой мечтают вместо очередного музыкального диктанта и разучивания гамм погонять в футбол, поиграть в компьютерные игры или в кино сходить. А может быть – просто поваляться на диване, полистать комиксы и посмотреть хороший фильм. Послушать музыку не по школьной программе. А иногда – просто выспаться после уроков (или вместо уроков). В общем, отдохнуть, как им этого хочется! Об этом же мечтают дети и в математической школе, и в средней школе безо всякого уклона.

И вдруг ученикам школы № 333 выпала такая счастливая возможность – сделать передышку! Преподавателя по сольфеджио вызвали на совещание. Маленькие музыканты вырвались на волю. А на воле – своя музыка: первый снег белыми мошками суетится в воздухе, ветер звенит в ушах, а юный лед подставляет подножки. Три отстающих ученика, оставшихся на дополнительные занятия, не задумываясь, променяли бы свои дорогие инструменты на ещё более дорогие их сердцу роликовые коньки, футбольный мяч и новенький айфон. Но родители упорно толкали детей в «музыкалку»: а вдруг что-нибудь из этого выйдет!

Нет, бывают и в самом деле дети, у которых чуть ли не с рождения неудержимая тяга к изучению музыки. Они прямо рвутся в «музыкалку», даже сбегают из дома, чтобы только помузицировать. Возможно, их и в самом деле укусил чудесный поющий единорог. Или они чувствуют, что у них – дар, и их толкает великое предназначение. Это прекрасно, никто не спорит. Ещё прекраснее, если у детей просто любовь к музыке. Причём взаимная. Может быть, именно из таких детей вырастают те звёзды, которых мы видим на больших сценах.

Но в этой истории речь не о таких детях. А о тех троих, кто с трудом и ежедневным нытьём посещал музыкалку и приносил себя в жертву искусству исключительно ради родителей. В конце концов, родителям виднее, какие способности у ребёнка и куда его нужно отдать (так думают взрослые).

– Закинуть бы эти деревяшки подальше! – крикнул кто-то из этой троицы и, разбежавшись, покатился по тонкому льду, скользя подошвами.

– Ага! Вот бы они сами собой играли, без нас, – согласился второй и уткнулся в телефон.

– Что-то холодно стало. А может, их поджечь и прыгать через костёр? – пошутил третий.

Да… уж лучше бы они не произносили этого вслух под окнами «музыкалки»!

Инструменты, заброшенные в классе, слегка оскорбились и уже собирались расстроиться. Но что делать, они же всё понимали и сами когда-то были маленькими, непослушными и дерзкими. И вот в классе возник сторож…

Сторожа – особые люди. Сторожами не рождаются, а значит, сторож до того, как стал что-то сторожить, был кем-то другим. Но кем? Никто не интересуется. А зря, потому что он мог быть кем угодно: от чёрного мага до балерины.

Сторож вошёл, пошептался со скрипкой, с нотной тетрадью, с виолончелью и вроде бы… вполне возможно… но никто за это не может ручаться – чья-то скрипка ему слегка кивнула. Потом контрабас поклонился, фортепьяно согласно стукнуло крышкой, а флейта печально выдохнула. С инструментами, как и с людьми, легче всего договориться, когда они обижены.

На прощанье сторож взмахнул рукой, как дирижёр рисует в воздухе паузу, и удалился.

– Почему мы вообще должны ждать, пока закончится дурацкое совещание? Как будто нам делать нечего! Это не наши проблемы, что учителя вызвали с урока, – решили дети и вернулись в здание школы.

Трое учеников забежали в класс, схватили инструменты и, ничего не заподозрив, помчались по домам.

До остановки они бежали вместе.

– Почему уроки такие скучные? – вздохнул один из них.

– Ещё в начале года преподаватели обещали разучить с нами треки из фильма «Сумерки». И что? – возмутился второй.

– В итоге – то «Князь Игорь», то ария Снегурочки, а то «Звонче жаворонка пенье»!

– Пфф! – фыркнул третий ученик.

На этом они расстались и разъехались по разным маршрутам.

Первое предчувствие, что что-то не так, появилось у Мити Радиолова в автобусе. Радиолов пытался протиснуться мимо крупной дамы, занимавшей полмаршрутки, но дама возмущённо пихнула виолончель в бок и крикнула Мите: «А ну, убери свою бандуру!»

И вдруг виолончель произнесла приятным баритоном: «Сама ты, тётенька, бандура!» – и густо рассмеялась.

Митя готов был поклясться, что голос раздался из чехла, но поверить в это было невозможно.

– Вот тебе и на тебе! Новое поколение! – закатила глаза тётенька.

Но она не договорила, потому что Митя открыл рот, чтобы извиниться, но из него вырвалась выразительная мелодия, с той интонацией, какая могла быть только у виолончели. Митя, увидев вытаращенные тётенькины глаза, сделал вторую попытку оправдаться. Но выдал музыкальное возмущение, напирая на ноту «до». Митя прикрыл рот ладонью и быстренько выскочил на чужой остановке. По дороге он подпрыгивал и поскуливал высокими нотами, а виолончель, прыгая вместе с ним, гудела на всю улицу почти по-шаляпински: «Ух, эх. Не дрова несёшь. Дубинушка, ухнем!» и ещё что-нибудь эдакое.

В голове у Мити перемешались слова и звуки, и он потерял способность соображать.

Забежав домой, Митя осторожно приставил виолончель к стене в своей комнате и забросал сверху одеждой. Как раз у него на полу скопилась пирамида из мятых футболок, джинсов и рубашек вперемешку с нотными тетрадями и комиксами. Детали этой пирамиды он две недели собирался рассортировать и распихать по шкафам, но находились дела поважнее.

Родители ещё не пришли с работы. Они относились с пониманием к беспорядку на Митиной территории и называли это «творческий хаос». Он был уверен, что мама не станет копаться в его вещах и не раскопает флейту.

Мальчик рухнул на диван и, несмотря на то, что ему послышалось, как под ворохом вещей нечто тихо посапывает, провалился в глубокий беспокойный сон.

Лидочка Рожкова прибежала домой в прекрасном настроении. Пианино она с собой не таскала, поэтому в автобусе ей никто замечаний не делал.

Лидочка уселась на диван поудобнее, чтобы часика три спокойно поболтать с подругой по телефону обо всём, о чём обычно болтают девчонки. Набрала номер домашнего телефона, услышала голос подруги и…

С Лидочкиных губ слетела соната Бетховена, со всеми ошибками, какие она допускала на уроках.

– Алё! Кто это? – спросила подруга.

Лидочка снова открыла рот и с ужасом услышала сонату в своём исполнении.

– Да вы что, издеваетесь? Кто это? – взвизгнула подруга.

Лидочка осмотрела корпус телефона, поводила пальцем по экрану, снова выдула несколько звуков, которые оформились в мелодию «Fantastic Beast Theme». И тут она услышала кокетливый подружкин голос:

– А-а, Лёва, это ты? Я так и думала. Что, надоела тебе Лидка со своими закидонами, решил ко мне подкатить? Хи-хи-хи. Ладно уж, приезжай, поняла твой намёк. Мы же договаривались посмотреть «Фантастических тварей».

Лидочка отбросила от себя телефон, как ядовитую змею. От обиды и бессилия у неё на глаза навернулись слёзы.

Она проверила свой голос, убедилась, что говорить по-человечески не может, и глубоко задумалась. В голове у неё пронеслись три вопроса, не связанных между собой: «Что со мной не так? Как она могла? Я – уродина?»

– Гад какой! – донеслось вдруг до неё откуда-то справа.

Лидочка медленно повернула голову на звук но, кроме пианино и рыжего кота в углу, ничего не было. Лидочка заподозрила кота, всё-таки живое существо, хотела его окликнуть, но вместо этого сыграла вопросительную мелодию. Лидочка откашлялась, издала несколько фальшивых нот и убедилась, что у неё что-то с гортанью.

Кот поморщился и отвернулся.

– Я говорю, гад какой! – явственно повторило пианино. – И подруга тоже никудышная.

В том, что с ней заговорило пианино, Лидочка теперь не сомневалась: клавиши ходуном ходили, будто нажимаемые невидимой рукой.

Лидочка, дрожа, села за инструмент и положила руки на клавиши.

– Ничего не выйдет! – звонко рассмеялось пианино, и клавиши разбежались под Лидочкиными тонкими пальцами.

Тогда девочка поняла всю нелепость происходящего и решила, что теперь-то она готова упасть в обморок. Бедная Лидочка так и хлопнулась прямо на ковёр.

Последний из этой троицы – Федя Свиристелкин – не сразу обнаружил пропажу собственного голоса. Он был неразговорчивым мальчиком. В трамвае он молча протянул контролёру деньги и молча убрал билет в карман. Дома он молча переоделся, молча поел и сделал домашние задания без единого звука. Затем он пошёл принять душ перед сном, а в ванной он не имел привычки петь, как некоторые. Ему и во время хоровых занятий намекали, что неплохо было бы петь, а не просто открывать рот.

Он бы, наверное, так и лёг спать, ничего не узнав, но тут пришёл папа.

Папа в последнее время занимался самоедством: ему казалось, что он мало внимания уделяет сыну, и ребёнок замыкается в себе. А Феде казалось, что папа слишком замыкается на нём, Феде.

– Ну, что сегодня новенького? – заворковал папа. – Как уроки? Как друзья? Что случилось?

Федя не успевал отвечать на все папины вопросы сразу, поэтому обычно выжидал и отвечал на самый последний. Папа всё равно витал в своих мыслях и забывал, о чём он спрашивал в самом начале.

– Всё нормально, па. Зря суетишься, – так хотел ответить Федя.

Но вместо этого сыграл папе убаюкивающую мелодию – Нарнийскую колыбельную.

Папа, который в это время хлопотал у плиты, на миг обернулся. Казалось, ему не столь важно было услышать ответ, как успеть задать вопрос.

– Это что-то новенькое? Сегодня изучали? Красиво. Очень!

Федя озадаченно почесал в затылке. Дождавшись, пока папа отвернётся, он ответил:

– Нет, полгода назад. Сам разучил. Ноты скачал из интернета. Но мой учитель не знает об этом и, скорее всего, считает меня бестолковым учеником, вот и оставляет на дополнительные занятия.

Всё это Федя мысленно, конечно, ответил. А вслух озвучил пассаж из «Снегурочки».

– А, ну-ну, молодец, сынок.

Сынок подавил свой очередной музыкальный порыв, прикрыв рот ладонью.

– Ты что-то хотел сказать? – опять обернулся папа. – Может, у тебя проблемы? Может, тебе нужна помощь?

Федя замотал головой и убежал в комнату. Масштаб своих проблем он пока не осмыслил.

Папа горестно вздохнул: опять ему не удалось найти общий язык с сыном. Он серьёзно задумался о том, не начать ли ему изучать музыку, чтобы было о чём поговорить с талантливым ребёнком.

Федя сел на кровать и покосился на флейту. Он сразу понял, откуда ветер дует. Поэтому, когда флейта заговорила, Федя не очень испугался.

– Уж лучше бы не лез со своими разговорами по душам. Доста-ал, – свистнула Флейта.

Федя приложил палец к губам: молчи, мол, отец услышит.

Флейта сбавила звук на полтона и мягко добавила: «И нечего обо мне беспокоиться».

Федя схватил телефон и быстро разослал сообщение нескольким друзьям из класса. Хорошо, хоть этого он не разучился делать! Сообщение было странное: «На каком языке говорят инструменты?» Конечно, одноклассники приняли это за прикол или загадку и отвечали кто во что горазд: «на деревянном», «на волшебном», «на языке эмоций», «не умничай», «по какому предмету задали?», «на нотном», «отстань», «на итальянском», «иди к чёрту», «а зачем тебе?». Были и другие варианты.

И только два человека сообщили: «На человеческом!». Оказалось, что за одного разговаривала виолончель, за другую – пианино.

«Встретимся завтра у меня», – отправил он сообщения Лиде Рожковой и Мите Радиолову. – «Приходите со своими инструментами».

«А мне пианино тащить? Лучше у меня», – ответила Лида.

Федя хлопнул себя по лбу и написал: «Встреча у Лиды».

Потом он тихонько выглянул из комнаты. В зале, перед телевизором, сидел папа. Вместо любимого канала «Хистори» он включил передачу о классической музыке. Королевский оркестр «Концертгебау» гремел, дирижёр извивался на экране, ведущий сладкоголосо комментировал действо, а папин храп сотрясал диван.