Читать книгу Бестолковые вирши - Ксения Сергеева - Страница 1

abyssys abyssys

Увенчанный разбухшим чайным лепестком горшок,

в случайные поэты самовозведённый,

он вирши бестолковые ночами плёл,

не жаждая венца от публики неизречённой.

***

Веди меня по жизни,

я буду твоей козой,

корми меня четверостишьями

и не оставляй под грозой.

***

Я поднимаю бокал за твоё сердце.

Я испиваю сердце до дна.

Ты нежишься где-то в Греции.

Я пью яды одна.

Дзинь.

***

Кукушка долбит мне в макушку

и не снаружи – изнутри,

решила вылететь вострушка

и мозг мой подкинуть в чужое гнездо.

Конец.

***

Чёрный помёт куропатки

разложен по влажной земле.

Нет ни вина, ни облатки,

ни мыслей на языке.

Только чёрный помёт куропатки

в скудно удобренной голове.

***

Разбегусь —

и прыгну

с обрыва;

и не полечу.

Расшибусь —

о спины рифа;

и не закричу.

Просто не успею.

Конец.

***

Дьявола совсем забыли,

не поминают лихо,

беса по миру пустили,

стало в аду тихо.

Зато в человечестве

полной всякой нечисти.

Конец.

***

Идут два мужичка,

за руки взявшись,

пуповинами связавшись.

За ними две бабы —

одна с топором,

другая с тесаком,

подмышками Достоевский,

за пазухой Бёрджесс,

за спинами Хичкок.

Идут на носках,

подолы подобрав,

не моргают,

не дышат,

всё ближе и ближе

подбираются к близнецам.

Уж запах мужской

женский рецептор защекотал.

Но бабы непреклонны.

Бабы намерены подойти к мужичкам

ровно

вплотную —

дабы из самой из утробы

близнецов изгнать,

пуповины перерезать,

руки отодрать,

род оттяпать —

другим во урок,

остальным в толк,

чтоб неповадно было пользовать свободу впрок.

Бабы шли,

насупившись,

подтянув губы к носам,

анусы зажав.

И уж уткнулись челами

в основания

мужичков,

как рецепторы одной не выдержали

мужской секрет

и апчихнули в ответ.

Легкие другой

стеснения не преодолели

и вдохнули до одурения,

повергнув хозяйку ниц.

Первая никак чихать не могла остановиться.

Мужички обернулись.

Плечами пожали.

И продолжили путь —

бок о бок,

ноздря в ноздрю,

пуповина в пупок.

Таков вывернутый наизнанку урок.

***

Выпью чаю.

Потанцую.

И пойду искать любовь.

Вскрою землю, вспорю небо.

И вернусь на кухню вновь.

***

Банан приказал долго жить.

Я приказала ему быть.

Сняла с него кожуру.

Бросила тело на сковороду.

Поджарила и съела.

Конец.

***

Лежала в стеклянном гробу

невеста.

Спала.

На самом деле —

притворялась,

время от времени пластилиновые свои вежды раздвигала

пальцами,

без пальцев была не в состоянии веки поднять —

обленилась до крайности подвенечная блядь!

Но к бляди никто не шёл.

Никто не стремился блядь поцеловать.

И понятно! —

кому в кайф облизывать пластилиновые губы,

брать в супруги обмяклую куклу?

Только извращенцу.

Каковой и нашелся.

Лежат теперь двое в гробу —

муж и жена

одна сатана.

Сказка в гробу начата,

в гробу да и упокоится.

Во имя супруги,

супруга

и тлетворного духа

одного на двоих.

Аминь.

***

Я была на красном море

и на море белом.

Я взяла образцы обоих.

Смешала.

Думала, получится розовое море,

а получилось солёное.

Где алхимия?

Нет алхимии.

Нет алхимии…

Зато есть алхимик!

Пойду еще что-нибудь смешаю.

Абракадабра!

Взрыв.

***

Швырнула носки за окно.

Думала, полетят.

И – полетели!

Я обомлела —

да что там! – охуела.

Собрала остальные пожитки —

летите, птицы! —

и выдохнула с облегчением.

(Гений он и в быту гений,

и в бреду важная цаца.)

Скрутила три абзаца.

Пыльцой набила.

Отчаянно закурила.

К отражению подошла,

значок гринписа на лбу выжгла.

Гордая собой

отправилась за метлой.

Буду вербовать люд.

Конец словоблудию.

***

Летели два голубя

над двумя проводами.

Один захотел на провод сесть

и уже выпустил шасси,

но второй пролетел мимо.

Пришлось первому вырывать провода

с корнем

и волочь за собой.

Оба счастливы,

только один – с голой жопой

теперь.

Конец одному виду.

Начало другому.

***

Ветер шептал пьяные мысли.

Я слушала его, открыв рот,

куда он под басни забрался

и свил там гнездо.

Теперь я всегда говорю с присвистом.

Конес-с.

***

Персик вздумал сгнить.

Пришлось его вразумить —

отсечь от него дрянную плоть,

хорошую отправить себе в рот,

разжевать

и выплюнуть.

Пусть знает, кто в доме хозяин.

Продано!

***

Выпью водки.

Съем конфетку.

И пойду тереть банкетку

ягодною мякотью,

совращая пианино звуками невнятными.

***

Наемся гречки.

Заберусь на печку.

Свешу ножки

и буду ими болтать

да вносу промышлять.

Благодать!

***

Толстая девочка

бежала галопом.

Тоненький мальчик,

не будь идиотом,

выставил ножку.

Девочка – бах.

Остался от гончей

жирненький прах.

***

Куплю арбуз.

Приволоку домой.

Усажу на подоконник.

И —

лёгким движением руки отправлю за борт.

Пусть полетает пузан.

А я посмеюсь арбузным слезам.

Му-ха-ха-ха!

***

Глотну виски.

Уйду на прииски —

искать…

Что?

Любовь?

Нашла.

Золото – как всегда.

***

В голове щебечут мысли

речи непонятные.

Вот бы съесть волшебную рыбку

и научиться понимать

ментальных зверей.

Но скорее они съедят меня.

Ну, хоть кому-то придусь по вкусу.

Бон аппетит.

***

Я вдруг осознала,

что я дебилло —

плету какие-то вирши,

вместо того, чтобы высадить мозг,

зарядить ружье и пойти на мужа,

поймать его,

ощипать,

наплодить потомков,

возлюбить их,

возненавидеть,

мужу устроить погибель

где-нибудь на антресолях,

уронив нечаянно пуд соли

ему на макушку,

уложить удобненько в гробовушку

в землю

под плиту.

Самой усесться в домовину на колёсиках

и разъезжать по городу,

размахивая трусами,

вздёрнутыми на шесте,

с вьетнамской звездой во челе,

распевая гимны

своей невзъебенной судьбине.

И всё-таки я дебилло! —

хоть с мозгом, хоть без.

Какая красота, пиздец!

***

Выпью чаю.

Съем батон.

И пойду бродить с шутом

под руку,

ища кому бы дать пинка

под неприкаянную жопу.

***

Машенька надела платьице.

Но забыла надеть трусы.

Вышла на улицу.

Там – ветер.

Нет у Машеньки больше секретов.

***

Бог сказал:

"Я устал;

лягу-ка на оттоманку

покурю травку".

Я к богу подлегла,

за талию обняла,

мундштук раздвоила.

Лежим курим в два рыла.

Конец бытия.

Начало небытия.

Аллилуйя.

Аминь.

Осанна.

И довольно земли.

По-летели!

***

Суббота.

Из сознания выходит мокрота.

Из души тянутся тенёта.

Пусть выходит гадость,

а я посмотрю, пожую сладость.

Какое-никакое кино

во вторник.

***

Лежу в постели

выбираю ногу, с которой встать.

Выбрала правую.

Она оказалась дальняя.

Пришлось встать с носа.

Конец.

***

Падали капли с мочалки.

Я ловила их прямо в рот.

Капли оказались чужими,

повозились в желудке, повозились

да и вышли из утробы вон,

прихватив с собой местную фауну.

И поделом,

предатели нам не нужны.

Мактуб.

***

Три крысы в доме.

Три крысы ночью не спят.

Одна безумствует в клетке,

другая – в постели,

третья – на подстилке.

Ночь – пляска крысиного безумия.

Шабаш!

***

Кончилось лето.

Надели бабы колготы,

натянули штаны,

поросли шерстью,

подернулись мохом.

К зиме готовы!

***

Разлетелись птахи —

кто куда.

Покатилась с плахи —

голова.

Скатертью дорога, юродивая!

***

По ту сторону москитной сетки

сидел комар совал нос в клетки.

Я подкралась к двукрылому снизу.

Я схватила длинноусого за нос его сизый

и потянула на себя.

Комариная тушка вытянулась далеко не вся,

от неё почти ничего не осталось;

ну – самая малость.

Комару хватит.

Точка.

***

Закинул Ивашка аркан в воду,

поймал рыбу бесподобную

с утробою,

набитою леденцами.

Ох, и обожрался сластёна дармовщиной!

неделю ходил с морщинами

во челе —

так неистово царапались карамельки

в Ивашкином чреве.

Конец.

***

Я взяла телефон с зарядки.

Он был холоден, точно труп.

Оно и неудивительно, оно и понятно —

ведь телефон зарядился.

Что и требовалось доказать.

***

Два банана в зелёной миске лежали,

боязливо друг к другу прижавшись.

Я ветку разломала.

Бананы на пол упали.

Я поняла —

разлучать бананы нельзя.

Подняла с пола

да и съела оба.

Сижу в кресле подслушиваю,

как любовники в желудочном мешке

предаются банановой мечте.

Конец.

***

Что делать в полночь?

Писать бестолковые вирши,

ждать, когда примчится сон с мигалками

и примет сумасбродные мысли.

Надеюсь, мигалка по пути не сломается,

иначе придется вызывать другой сон…

А он —

не хухры-мухры,

в нем можно надолго расслабиться,

даже навсегда,

но типун мне на язык,

и сон в глаза —

тот, что с мигалками.

Титры.

***

Я шла мимо частного дома.

За забором выл пёс.

Я постояла

послушала

и поддержала певчего.

Вау-уууу.

Конец.

***

Прильну одним ухом к матрасу,

другое раззявлю

в пространство

навстречу гласу

бога.

Конец бестолковому слогу.

***

Прилетела муха Навоз.

Захотела мёду обоз.

Я схватила муху за хобот

и принудила есть дёготь.

Приятного аппетита, сладкожопая!

***

Я налила в ладонь шампунь.

Я решила помыть волоса.

Шампунь оказался кетчупом,

пришлось отправлять парик

в стиральную машину.

Уж она-то устроит кровавую баню вшам!

Конец.

***

"Да будет свет!" —

сказал Макбет

и удавился.

***

Потеряла помидор.

Два часа искала.

Помидор оказался в раковине под

губкой.

Он был потный.

Он краснел от удовольствия свершённой

проказы.

Я не смогла вынести сего оскорбления

от овоща.

Я взяла и швырнула овощ на пол.

Я занесла над овощем ногу и точным

стремительным ударом размозжила

водянистое его тело.

После чего слизала тело с пола.

М-м-м… вкуснятина.

Вендетта удалась на славу.

Осанна!

***

Забрался дедка на плиту —

думал печь.

Вырвал шланг,

поддал газку,

трубку закурил…

Летит деда Еремей,

только лязг дверей

стоит

да плешивый чан

дымит.

***

Лопнула мозоль на пальце.

Я не смогла иттить дальше.

Села на песочек

и заплакала в платочек.

Долго плакала.

Горько плакала.

Наелась соплюшек,

напилась слезушек,

повеселела немного

и потопала в полногу.

Конец.

***

Мимо меня прошла женщина.

От неё пахнуло жарким.

Я не утерпела,

нагнала искусительницу

и цапнула за плечо.

Жаркое оказалось несвежим.

Бу-а-а!

***

Врезалась в косяк —

рассекла бровь,

набила шишку

оскомину

мыслями о сущем.

Почесала репу,

да и ушла в рассветы

искать дальше смыслы

с рогом мудрости во челе.

Конец.

***

Кружат мысли надо мной…

То ли мозг хотят выклевать,

то ли яйца снести,

то ли сперва выклевать мозг,

потом снести яйца

в пустом пространстве

черепной коробки,

то ли <просто> принесли вести с концов света.

Поймаю одну,

зажарю

и съем.

Глядишь, узнаю мысли думы.

Конец.

***

Пришла моя бессонница

с ксилофоном подмышкой,

сказала: "Спишь лишку",

и давай сны молоточком выбивать.

Лежу слушаю —

деваться некуда —

от бессонницы не уйдешь,

глаз не замажешь,

ухо не заткнёшь,

всюду сядет на хвост,

вцепится в гриву

и пойдёт погонять ретиво.

Но-о!

***

Пётр-Петрушка,

кучерявая макушка,

зачем сидишь на опушке

и сопли жуешь?

Пожевал бы лучше травку,

в ней куда интересней козявки —

разного вкуса,

характера,

цвета,

не то что унылые твои соплеленты.

***

Цветная капуста засела в холодильнике,

обнеся дурным духом всё вокруг.

Я её и так, и сяк,

и за ногу, и за гриву…

Не хочет вылезать зловонная скотина.

Засела в углу

и дух свой гоняет по нутру

холодильника.

Я уж хотела вынести холодильник вон

вместе с нарушительницей закона

чистоты воздуха.

Но тут явилась мысль

лампочка

эврика

вспыхнула в голове шизофреника

параноика —

благо, не алкоголика —

и неалкоголик притащил огнетушитель

и капустной вони дал бой

пеной морской —

как бы ни так! —

химической.

Но хоть чем-то,

хоть как-то

сбить спесь с вонючей забияки.

Конец.

***

Стиральная машина расправилась с бельём

и замерла,

и ждёт,

подмигивая кровавым своим глазом,

точно маньяк безобразный.

Так и хочется глаз выколоть.

Взяла шило и выколола,

и на шею глаз повесила.

Хожу моргаю.

Конец.

***

Съела мандаринку.

Послушала Глинку.

Стала кучкой —

вроде не вонючей.

Конец.

***

Потеряла штанцы.

Рыскала по дому, рыскала.

Нет штанцев,

нет засранцев.

Я уж рукой махнула,

губы растянула,

рот распахнула

прогудеть молебен за упокой штанной души,

как вдруг бросился на батарею взгляд

невпопад.

А там! – два голубчика сидят

штанинами болтают.