Читать книгу Фамильная реликвия - Ксения Винтер - Страница 1

Сквозь тонкую перегородку я каждую ночь слышала невнятное бормотание и приглушённые всхлипы. Бабушка делала всё возможное, чтобы я её не услышала. Но я слышала.

В детстве я любила приезжать в деревню. Бабушка пекла вкусные пирожки в белоснежной печке. Дед всё время что-то мастерил, сидя на лавке возле крыльца. А я бегала по улице, гоняя куриц и старательно избегая агрессивных гусей, купалась на речке и воровала соседские сливы.

Со временем – и моим взрослением, – деревня растеряла своё очарование. Летом меня стало всё тяжелее вытащить из города. Мне хотелось гулять с подругами, строить глазки мальчикам, смотреть интересные фильмы. Белой печке и гусям в моей жизни больше не было места.

Момент, когда деда не стало, каким-то непостижимым образом прошёл мимо моего сознания. Мне было четырнадцать. Бабушка, всегда с презрением относившаяся к современным технологиям и никогда не державшая в доме телефон, позвонила мне на сотовый. Связь была плохая, и я так и не смогла разобрать, что именно она мне говорила. Вокруг меня играла громкая музыка, и танцевали малознакомые люди – нам с подругой с огромным трудом удалось попасть на настоящую, взрослую дискотеку.

Я сказала бабушке, что перезвоню ей позже, и повесила трубку. Домой я вернулась уже заполночь, успев изрядно приложиться к бутылке пива. Утром мама с опухшими красными глазами сообщила, что дедушка умер.

На похороны я не поехала. Стоял жаркий июнь, и мне предстояло сдавать экзамены для поступления в техникум. Мама укоризненно покачала головой на это оправдание и уехала одна. Папа к тому времени уже два дня как был в деревне.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Мама с папой развелись. Отца, как ведущего специалиста, пригласили на работу в Канаду. Мама снова вышла замуж и переехала в другой город. Я же, окончив техникум, а потом и институт, получила диплом экономиста и теперь тружусь в небольшой, но крайне перспективной фирме. Моя жизнь – полная чаша. У меня есть квартира, машина. Каждое лето я летаю отдыхать заграницу, а по выходным хожу с подругами гулять по кабакам и клубам. Жизнь, определённо, удалась.

Гром грянул в сентябре. Был обычный пятничный вечер. Я сидела перед трюмо и наносила макияж перед свиданием – мы с Андреем встречались уже два года, и мне искренне казалось, что дело идёт к свадьбе. На кровати, среди разбросанных вещей, зазвонил телефон. Номер был мне незнаком.

– Алло.

– Здравствуйте, – на том конце раздался уверенный мужской голос. – Меня зовут Николай, я фельдшер скорой помощи.

У меня внутри что-то обмерло. Краем сознания я успела только обрадоваться тому, что уже сижу.

– Бабушка умерла? – собственный голос показался мне чужим.

– Нет. Но со здоровьем у Анны Степановны не всё в порядке, она нуждается в постоянном присмотре.

Нуждается в постоянном присмотре… Тогда я ещё не понимала всей подоплёки этих слов.

* * *

После разговора с фельдшером я отменила свидание, собралась за каких-то полчаса и, не обращая внимания на то, что уже стемнело, отправилась в путь. Почему-то казалось важным приехать как можно скорее.

Бабушка была крайне удивлена, увидев меня на пороге своей старенькой избушки. Настенные часы в сенях показывали полночь.

– Почему ты здесь? – сухо спросила старушка, бросила мимолётный взгляд на часы и вновь посмотрела на меня. – Что-то случилось?

– Мне позвонил ваш местный фельдшер, Николай. Он сказал, что тебе нужна помощь.

– Он ещё слишком молодой и лезет туда, куда его не просят, – несмотря на резкий тон, бабушка посторонилась, пропуская меня в дом. – Я прекрасно себя чувствую и в сиделке не нуждаюсь.

Внутри у меня словно прокатился кусок льда. С моей стороны, действительно, было глупо вот так, без предупреждения, вламываться в чужой дом.

– Можешь положить вещи на стул.

Я покорно прошла в единственную комнату, которая за все эти годы ничуть не изменилась, и запнулась на пороге: с противоположной стены на меня смотрел дед.

– Раньше этой фотографии не было, – заметила я, проходя внутрь и ставя свою небольшую спортивную сумку на стул в углу.

– Она уже семь лет здесь висит.

Бабушка расстелила мне кровать за шкафом, разделяющим комнату на две неравные части. В детстве я всегда спала именно здесь. На задней стенке шкафа, на уровне кровати, до сих пор было вырезано моё имя. Я провела пальцами по глубоким бороздам: мне понадобилось несколько часов, чтобы нацарапать эту надпись с помощью ржавого гвоздя, подобранного на дороге.

Я переоделась в короткие капри, в которых ходила в спортзал, и свободную футболку с милым котиком на груди. Бабушка возилась за шкафом, видимо, тоже готовилась ко сну.

– Спокойной ночи, бабуль, – повысив голос, сказала я, укладываясь на чахлую подушку, знававшую лучшие времена.

– Добрых снов, – бабушка выглянула из-за шкафа. – Если ночью замёрзнешь, в комоде, в нижнем ящике, плед лежит. В туалет приспичит – из дома до рассвета не выходи. В сенях, возле двери, ведро стоит – в него сходишь.

– А почему из дома не выходить? – я приподнялась на локтях, но в темноте, при слабом свете настольной лампы не смогла разглядеть лица бабушки.

– Ноги переломаешь.

Я пожала плечами. От дома до небольшой деревянной кабинки вела узкая дорожка, которую в своё время дед специально выложил брусчаткой, чтобы ходить было удобней и после дождей ноги не вязли в грязи. Мне сложно было представить, как на такой удобной дороге можно переломать ноги. Но хозяйке, как говорится, видней.

Я долго не могла заснуть. В голове мелькали какие-то неоформленные мысли, но я никак не могла ухватиться ни за одну из них. За стенкой бабушка что-то бормотала, скорее всего, молитву на сон грядущий. Слов я разобрать не могла, но этот звук действовал на меня умиротворяюще.

Момент погружения в сон я не запомнила. Из сна меня вырвал резкий щелчок над самым ухом, словно лопнула резинка. Открыв глаза, я задохнулась от ужаса: прямо надо мной стоял дед. Его кожа источала жуткий зеленоватый свет, щёки запали, вместо глаз зияли чёрные провалы. Но это, определённо, был он.

– Уходи отсюда, – велел дед, повернув ко мне своё лицо. – Уходи, и не возвращайся.

Я ничего не ответила – меня буквально парализовало от ужаса. Хотелось закричать, но в горле застрял ком, и изо рта, когда я его открыла, вырвалось лишь жалкое сипение. Дед же незамедлительно отреагировал на звук, резко наклонившись ко мне. Теперь наши лица разделяла лишь пара сантиметров. В нос мне ударил мерзкий болотный запах.

– Уходи из этого дома, – повторил старик свой приказ. – Уходи.

За шкафом раздался металлический лязг и видение исчезло. Я же с изумлением обнаружила, что комнату заливает солнечный свет.

«Надо же, какая только чушь не приснится, – подумала я, ощущая, как бешено колотится сердце в груди. – Это всё от нервов».

Решительно отбросив в сторону одеяло, я поднялась с кровати и вышла из-за шкафа.

– Доброе утро, соня, – поприветствовала меня бабушка, колдовавшая что-то возле печи. – Разбудила я тебя?

– Нет, всё нормально, – заверила я её. – Ты что-то уронила?

– Ковш, – бабушка показала мне вышеупомянутую посудину. – Сходишь за водой на колонку? А то тебе умыться даже нечем.

– Да, конечно.

Я сноровисто переоделась в джинсы и водолазку, накинула поверх бабушкину телогрейку и взяла ведро.

На улице вовсю кипела жизнь. Со стороны соседского дома доносился размеренный глухой стук – кто-то колол дрова. За забором напротив хрипловато бухтел пёс.

Повернув налево от дома, я направилась в сторону колонки. Не успела я отойти и на сто метров, как кто-то окликнул меня по имени. Обернувшись, я увидела низенькую коренастую старушку, с коромыслом на плечах спешившую ко мне.

– Женька, это правда ты! – нагнав меня, восторженно проговорила пенсионерка, широко улыбаясь. – Эка красавица вымахала! Совсем уже невеста. Я-то тебя совсем крохотной помню, вот такой, – старушка ладонью показала что-то около метра от земли. Видимо, недоумение отразилось на моём лице, потому что она, подозрительно прищурившись, с обличительными нотками в голосе спросила: – Да ты никак не узнаёшь меня?

– Простите, но нет, – покаялась я.

– Ишь ты, а сама в детстве ко мне на участок лазила и сливы всё время таскала…

– Тётя Глаша? – я была поражена. В этой согбенной старушке было очень сложной узнать ту пышущую здоровьем дородную женщину чуть за тридцать, которую я знала прежде.

– Она самая! – гордо выпятив грудь, подтвердила та моё предположение. – А ты чай в гости приехала? Давно тебя что-то видно не было…

– Работа, – уклончиво ответила я. – Вы на колонку? Пойдёмте вместе.

Тётя Глаша охотно согласилась и всю дорогу до колонки трещала без остановки, пересказывая мне все деревенские сплетни за последние лет десять. Большую часть её болтовни я пропустила мимо ушей, однако кое-что всё же достигло моего сознания.

– Где, говорите, новый фельдшер поселился? – уточнила я, помогая женщине повесить полные ведра воды на коромысло.

– Так на окраине деревни, в доме на отшибе.

– В том, где лет сто назад ведьма жила? – припомнила я местную страшилку, которой в детстве меня часто пугал дед.

– Да, именно в нём, – подтвердила тётя Глаша. – И как ему не страшно только, не представляю. Митрич, – его дом ближе всех к ведьмину, – говорит, что по ночам возле дома часто видит жуткое голубоватое сияние. И иногда слышит непонятные стоны. Женские.

Распрощавшись с разговорчивой женщиной перед калиткой бабушкиного дома, я поудобней перехватила ведро и вошла во двор. Бабушка стояла на крыльце и чем-то сосредоточенно мазала дверной косяк. Подойдя ближе, я отчётливо ощутила запах ладана.

– Бабуль, ты чего делаешь? – поставив ведро на ступеньку, спросила я, наблюдая за странными манипуляциями.

– Насекомых отпугиваю, – спокойно объяснила она свои действия. – Мошкара да комары терпеть не могут ладан.

Я на это только пожала плечами: отпугивает, так отпугивает. Бабушке, как говорится, виднее.

После завтрака я решила нанести визит фельдшеру и выяснить, что же такого стряслось с моей бабулей, – которая, к слову, скакала по дому не хуже молодой козочки, – что он срочно вызвал меня из города. А главное, кто дал ему номер моего телефона?

* * *

Здороваясь на каждом шагу с людьми, которых абсолютно не помню, но которые улыбались мне как родной, я добралась до дома ведьмы. За несколько дворов от него я сбавила ход, чувствуя лёгкую, ничем не объяснимую тревогу. Будучи ребёнком, я в компании других детей часто приходила сюда, пару раз на спор даже открывала калитку и заходила в сад, а однажды даже поднялась на крыльцо. Как сейчас помню тот суеверный ужас, который охватил меня, стоило поставить ногу на первую ступеньку. Каждую секунду я ожидала, что дверь дома откроется, и костлявая рука схватит меня и затащит внутрь. Ничего подобного, разумеется, не произошло. Но после того раза к дому я больше не подходила. До этого дня.

Я остановилась перед знакомой калиткой и окинула взглядом ветхий домишко с облупившейся зелёной краской и глухо забитыми ставнями на окнах – за эти десять лет дом совершенно не изменился. Ничто в его внешнем облике не говорило о том, что впервые за сто с лишним лет у него появился жилец.

– Эй, хозяева! – громко крикнула я, обводя взглядом заросшую травой лужайку перед домом. – Кто-нибудь есть дома?

Ответом мне была тишина. Впрочем, не было никакой гарантии, что меня услышали. Собрав всю волю в кулак и отбросив прочь детские страхи, я толкнула калитку – та оказалась не заперта, что меня совершенно не удивило. Деревенские редко вспоминают о замках, разве что дом на ночь запирают, да и то скорее защищаясь от визита бродячих животных, нежели опасаясь воров.

Притворив за собой калитку, я направилась к крыльцу, чувствуя, как внутри против моей воли поднимается суеверный страх. Я замерла перед первой ступенькой, не в силах поднять на неё ногу. В горле мгновенно пересохло, и я с огромным трудом сглотнула.

– Бред какой-то! – раздражённо сказала я сама себе. – Это просто дом. Самый обычный дом.

Попытка самовнушения не очень помогла: я буквально каждой клеточкой своего тела ощущала направленный на себя тяжёлый, злобный взгляд. Хотелось немедленно развернуться и уйти как можно дальше от проклятого дома.

Неожиданно входная дверь резко распахнулась, отчего я буквально подпрыгнула на месте и столкнулась взглядом с растерянным молодым мужчиной, на котором из одежды были только трусы-семейники в полоску.

– Здрасьте, – мгновенно покраснев, быстро проговорил он и поспешно ретировался обратно внутрь дома, захлопнув передо мной дверь.

Пару мгновений я молча стояла, шокировано глядя на дверь. А затем истерично рассмеялась, прикрыв глаза ладонью.

Не прошло и минуты, как дверь распахнулась повторно.

– Здравствуйте ещё раз, – снова поприветствовал меня хозяин дома. Теперь он был одет в тёмно-синие джинсы и красную однотонную футболку, и явно чувствовал себя намного увереннее. – Чем могу помочь?

– Здравствуйте, – продолжая глупо улыбаться, отозвалась я, отметив про себя, что местным бабулькам крайне повезло с фельдшером, – тут, определённо, было на что посмотреть и что потрогать. – Меня зовут Женя, я внучка Анны Степановны, вы звонили мне вчера. Вы ведь Николай?

– Да, – подтвердил мужчина и слегка посторонился, жестом приглашая меня войти: – Чаю?

– Не откажусь.

Без тени опасения я перешагнула через порог и вошла внутрь. Меня внезапно охватило любопытство: как выглядит дом ведьмы изнутри? Оказалось, никак. Старые, местами отклеившиеся обои кирпичного цвета с непонятным цветочным орнаментом. Печка. Покосившееся трюмо с зеркалом, покрытым тёмными разводами. Пара навесных шкафчиков. Квадратный стол со стулом. Узкая деревянная кровать. В общем, дом как дом. Ничего сверхъестественного.

– Евгения, вам чай зелёный или чёрный? – спросил Николай, суетясь возле печи.

– Чёрный, без сахара, – ответила я. – И можно на «ты».

– Хорошо, – с готовностью согласился фельдшер. – Присаживайся, где тебе удобно.

Я опустилась на единственный деревянный стул и обвела взглядом комнату: где-то в груди засело острое чувство неправильности. Спустя пару секунд до меня дошло: нигде не было икон. Не то, чтобы меня это сильно волновало: сама я не особо верила во всю эту божественную чушь. Просто было непривычно сидеть в деревенском доме и не видеть направленного на себя блаженного взгляда.

– Я рад, что ты смогла так быстро приехать, – Николай поставил на стол передо мной небольшую чашку с ароматным чаем и стеклянную мисочку с конфетами.

– Сложно не приехать после такого звонка, – заметила я. – Я приехала этой ночью. И у меня возник резонный вопрос: зачем? Бабушка не выглядит особенно больной.

Николай как-то тяжело вздохнул и сел на край кровати, сложив руки на коленях, сцепив их в замок.

– Тут всё не так просто, – мужчина смотрел мне прямо в лицо. Пользуясь моментом, я позволила себе внимательно разглядеть его. Правильные черты лица, которые несколько портил крупный нос-картошкой. Высокий лоб. Бледно-карие глаза. Короткий ёжик светлых волос.

«На твёрдую четвёрочку, – мысленно поставила я ему отметку и сразу же одёрнула себя. – Я вернулась в деревню не для того, чтобы кадрить симпатичного фельдшера».

С некоторым усилием я утихомирила внезапно взбунтовавшееся либидо и заставила себя сосредоточиться на деле.

– Я всего лишь фельдшер и не могу говорить наверняка… – Николай мялся, старательно подбирая слова, чем моментально уронил себя в моих глазах. Я терпеть не могу мямлей.

– Боже, Николай, не тяните кота за яйца! – не удержалась я от несколько хамоватого восклицания. – Говорите прямо, как есть.

– Я думаю, что Анна Степановна страдает психическим расстройством и её необходимо как можно быстрее показать психиатру.

Я с огромным трудом подавила в себе желание влепить ему пощёчину. Вместо этого я несколько раз сделала глубокий вдох и выдох, беря под контроль эмоции.

– Почему вы сделали подобный вывод? – прохладно спросила я, отставляя в сторону чашку с нетронутым чаем.

Николай слегка откинулся назад, увеличивая между нами дистанцию.

– Я живу здесь уже три месяца. На моём попечении находятся четыре деревни. Каждый день я езжу по вызовам от пенсионеров: кому давление померить, кому укол поставить, с кем просто поболтать «за жизнь». Ваша бабушка, – Николай тоже перешёл на «вы», хотя я его об этом не просила, – за это время не звонила ни разу. Зато это делала её соседка, Глафира Фёдоровна. Именно она заметила странности в поведении Анны Степановны.

– Какие странности? – у меня в памяти сама собой всплыла сегодняшняя сцена с мазаньем дверного косяка ладаном.

– Глафира Фёдоровна утверждает, что часто слышит, как по ночам ваша бабушка с кем-то разговаривает, причём очень громко. Я сам слышал однажды, как Анна Степановна стояла на крыльце и, глядя куда-то в сторону леса, ругалась и сыпала угрозами.

Мне нечего было на это возразить. Я слишком давно не видела бабушку, чтобы наверняка сказать, что всё это бред чистой воды.

– Что-то ещё? – уточнила я, обхватывая руками чашку со своим чаем в тщетной попытке согреться.

– Нет, – Николай пытливо посмотрел на меня. – А этого мало?

Я неопределённо пожала плечами.

– В нашем роду никогда не было сумасшедших.

– Анна Степановна очень долго жила одна, – заметил фельдшер. – Это никому не идёт на пользу.

Я медленно водила подушечкой среднего пальца по каёмке чашки. У меня была своя жизнь в городе. Любимая работа. Парень. Друзья. Я не могла просто взять и бросить всё это.

– Хорошо, – обречённо проговорила я, поднимаясь со стула. – Я задержусь на несколько дней и понаблюдаю за ней. Если ваши опасения подтвердятся, я отвезу её в город.