Оглавление
Л. Ф. Воеводский. Каннибализм в греческих мифах. Опыт по истории развития нравственности
Предисловие
Каннибализм в греческих мифах. Опыт по истории развития нравственности
I. Этическое значение мифов
§ 1. Введение
§ 2. Теория развития
§ 3. Приложение теории развития к этике
§ 4. Религия и мораль
§ 5. Краткий взгляд на труды по истории греческой этики
§ 6. Спиритуалистические взгляды на мифы
§ 7. Происхождение и значение мифов
§ 8. Гомеровские песни
II. Грубость нравов, отразившаяся в греческих мифах
§ 9. Грубые мифы
§ 10. «Золотой век»
§ 11. Древнейшие греческие идеалы. Гермес
§ 12. Продолжение. Автолик
§ 13. Убийство
§ 14. Детоубийство, бросание детей, плодоизгнание
III. Людоедство и человеческие жертвоприношения
§ 15. Распространённость каннибализма в настоящее время
§ 16. Новейшие теории о происхождении каннибализма
§ 17. Продолжение. Жители пещер. Каннибализм у животных
§ 18. Жертвоприношения
§ 19. Сожигательные жертвоприношения у греков
§ 20. Человеческие жертвоприношения у греков. Вопрос о происхождении оных
§ 21. Человеческие жертвоприношения у древних народов вообще
§ 22. Человеческие жертвоприношения у индийцев
§ 23. Человеческие жертвоприношения у персов
IV. Следы людоедства в греческих мифах
§ 24. Мифы гомеровских песен. Одиссея
§ 25. Продолжение. Илиада
§ 26. Мифы Гесиодовой теогонии
§ 27. Миф орфической теогонии о Загрее
§ 28. Некоторые другие мифы о растерзании ребёнка
§ 29. Медея
§ 30. Сказания о матерях, умертвивших своих детей
§ 31. Тантал и его потомство
§ 32. Заключение. Ликаон
Отрывок из книги
В богатой греческой мифологии, в этой неисчерпаемой сокровищнице самых прелестных картин, служивших источником поэтического вдохновения всех веков, мы находим, однако же, и такие мифы, которые, несмотря на всё смягчающее влияние позднейших времён, дышат какой-то необычайной дикостью: рядом с рассказами, поражающими нас то возвышенностью идеи, которая, по-видимому, в них кроется, то удивительной тонкостью и нежностью мотивов, встречаются и такие, которые мы могли бы счесть принадлежностью какого-нибудь варварского народа, а никак не греков, если бы не существовали такие звенья, которые восстанавливают самую тесную связь между этими мифами и мифами, не допускающими никакого сомнения в своём чисто греческом, народном значении. Так, в некоторых мифах содержатся не только рассказы о возмутительнейших поступках и безнравственных отношениях божеств, но даже такие предания, в которых боги являются просто людоедами. Кронос поглощает своих собственных детей; Титаны варят и съедают молодого Диониса; Тантал, этот любимец богов, угощает этих же богов мясом своего сына и т. д. Какое значение приписать подобного рода рассказам? На этот вопрос обыкновенно отвечают очень просто: это ведь мифы! Ответ в высшей степени неопределённый и потому-то особенно часто употребляемый. Что же обыкновенно понимается под словом «миф?» Миф – выдумка, небылица и вместе с тем нечто чрезвычайно важное, но туманное, неопределённое и неопределимое, словом, что-то вроде «табу» островитян Южного океана. Такое «табу» проглядывает даже в большей части самых учёных мифологических трактатов, обставленных остроумными комбинациями и тончайшими дефинициями.
Замечательно, что коль скоро дело идёт о том, чтобы на основании крайне смелых соображений делать сложные выводы, подобные тем, которые беспрерывно делаются в науке мифологии, например, искать в мифах утончённых и чрезвычайно замысловатых аллегорических намёков на законы астрономии, физики и даже химии, то и это ещё не вызовет особенно сильных возражений. Но если мы примемся делать из множества грубых рассказов греческой мифологии прямой вывод о действительном существовании в древнейшем обществе таких бытовых сторон, которые бы соответствовали подобным рассказам, то такое предприятие покажется чрезвычайно смелым или даже окончательной нелепостью, коль скоро мы напомним и о каннибализме. Нам скажут: мало ли чего нет в мифах: там люди превращаются в птиц и животных, там боги являются с множеством голов, рук, принимают исполинские размеры, совершают небывалые чудеса и т. п. Неужели же и в самом деле могли когда-нибудь совершаться подобные вещи?
.....
Насчёт же нравственной стороны религиозных воззрений я должен высказать ещё следующее убеждение. Каково бы ни было происхождение различных верований: поэтическое, символическое, или какое-нибудь другое, во всяком случае я предполагаю, что нравственная сторона этих верований должна была соответствовать нравственным понятиям того времени, в котором они сложились. Невозможно, чтобы человек когда-либо облекал свои религиозные воззрения в такую форму, которая противоречила бы нравственности своего времени; невозможно, чтобы божеству приписывались такие качества и поступки, которые считаются в данное время непозволительными. Если даже и не предположить, что божеству, вследствие почтения к нему, приписывались только самые лучшие качества, то наверное можно сказать, что из боязни к нему люди никогда не осмеливались придавать ему качества, считавшаяся у них дурными.[24]
Лучшим подтверждением этого предположения служат те случаи, в которых божеству приписывается какое-либо качество, сделавшееся впоследствии неразлучным с представлением этого божества. Если со временем подобный эпитет оказывался ненравственным, то благодаря связи его с именем божества изменяется и его значение. Так, например, Эйхгофф показал, что грубое понятие о зависти богов (φθόνος θεών) получило со временем, сообразно с развитием нравственных понятий, глубоко нравственное значение.[25] Тем более, при самом появлении известного религиозного верования мы должны предполагать полнейшее соответствие формы, послужившей выражением ему, с нравственными понятиями именно того времени, в которое оно слагалось. Итак, по моему мнению, божеству приписываются качества, если не самые лучшие, то по крайней мере индифферентные в нравственном отношении, но ни в каком случае не приписываются качества безнравственные, по понятию времени, в котором слагалось известное религиозное воззрение. Поэтому, если мы, например, в теогонии Гесиода находим много таких элементов, которые в его время должны были почитаться безнравственными, то это обстоятельство и служит именно доказательством, что эта поэма не есть простое произведение собственной фантазии Гесиода, а только собрание более древних преданий, приведённых им в порядок в том виде, конечно, как он их сам понимал.
.....
