Читать книгу Смиренная Аглая - Лана Белая - Страница 1

Глава 1

Автограф

Многие люди, чья жизнь связана с живописью, свои произведения подписывали псевдонимом или несуществующими именами, прозвищами. Порой они были весьма замысловаты и причудливы, что с первого раза даже не удавалось разгадать, чьей кисти работа.

Так великий нидерландец Босх взял это имя по названию селения, где он жил. И на своих картинах оставлял два слова: Ден Босх. Вряд ли обычный обыватель вообще знал его настоящее имя. Да и в кругах художника его работы узнавали только за этой подписью.

Однажды, гуляя со студентами по Арбату, мы мельком видели выставку картин, подписанных весьма незаметно странным именем: АлЛо. Поиски самого художника не увенчались успехом. А так хотелось пообщаться с автором необычных работ моим студентам, чья будущая профессия имела прямое отношение к этому роду искусства. Мы лишь выяснили у его собратьев, что живёт она в «пещерах».

– Надо же, Татьяна Ивановна, а мы думали, что художник – мужчина. Вот эти талантливые женщины! Везде успели наследить, а мы, сколько учимся, никогда на ваших лекциях не слышали о таком художнике.

– Странно! – удивлялись студенты один за другим.

– Да что тут странного, – заметил восседавший неподалёку, промышлявший разовыми подработками в людном месте столицы, там же, где и стоял верзила с картинами, остановившими наше внимание, как выяснилось, хозяин мастерской автора. А первый продолжал:

– У нас часто бывает так среди художников, некоторые берут за правило подписывать работы, соединяя имя и фамилию в одно слово. Это рука Алёны Логиной – вот и получилось АлЛо: первые две буквы имени плюс первые две буквы фамилии.

Простые подписи ставят уверенные в себе люди. Украшательством в виде завитков, петелек, штрихов увлекаются те, кто обладает вкусом и находчивостью. Зачёркивают собственные фамилии резкие и острые на язык люди, а подчёркивают – самые предприимчивые. Что же представляют из себя те, кто сливает всё в одну кучу?

– А вы знаете, – начал один из моих студентов, – об этом столько ходит красивых легенд.

И невольно вспомнилась одна из них о том, как в давние времена жила пара влюблённых – молодой человек по имени Наки и девушка княжеских кровей Лаго.Из-за разного происхождения они не могли пожениться и в один из дней сбежали из города. За ними была отправлена погоня, однако, нагнать возлюбленных никто не успел. Отчаяние и нежелание жить друг без друга подтолкнули Лаго и Наки броситься с высокого обрыва. Вот теперь плато называется Лагонаки, слив воедино два имени.

Неужели и в случае с художницей есть нечто подобное?! Верно, без любви здесь не обошлось. Я была в раздумьях.

– Логина! Надо же! Я и сама ничего не слышала о такой художнице. Вот будет повод расширить свой кругозор, занявшись поисками нужной информации по приезду домой, – обнадёживала я и себя, и своих подопечных.

Глава 2

Начало конца

Ах, эта память. С годами она всё больше и больше не даёт мне покоя. Кто же это такая: Логина? Вот была у меня подружка Алёна ещё в студенческие годы – редкого таланта, эта могла пробиться в люди. Но в девичестве она Аксёнова, а по мужу Токарева. Не подходит! Как-то не срастается. Всяко я думала, кидая мысль туда-сюда. Решая шарады жизни, я нечаянно занялась поисками подруги, о которой давно ничего не слышала. Бывает так: учишься, общаешься с человеком, а потом раз – и связь обрывается. Мы после её замужества долгое время тесно общались. Но она скоропостижно как-то уехала, мне сказав, что будет поступать учиться дальше живописи. После этого слух о ней не появлялся. Я предпринимала не единожды поиски, но всё было тщетно.

Хоть Апшеронск и небольшой городишко, где все друг друга знают, но ниточка к дому подруги так и не привела меня. Сначала я нашла вроде бы старую их квартиру, но там сказали, что хозяева купили другую. Кто-то видел их вроде бы, что-то слышал, но толком так ничего и не выведала я у людей.

Говорили одни, что без вести пропала, уехала в Москву, оставив двух дочерей на попечение свекрови, и мужа своего в придачу за ненадобностью. А какая была красивая пара. Но всё-таки первую роль играла в ней Алёна, а вернее была маячком, заревом, самым ярким. Лучезарная, она добавляла света в его хмурое и задумчивое лицо. А он – звука в её молчаливость. Она улыбалась открыто и почти всегда, независимо от темы жизни, он же – никогда. Общий язык они находили без труда. А что? Разные планеты тоже, бывает, сходятся. Так и жили, на первый взгляд, совершенно разные два человека. Но объединяло их, бесспорно, искусство.

Часто ли случается, что в одном пространстве два талантливых человека не могут ужиться? Возможно! Кому-то творческая зависть и злость не дают покоя. Разбивая стены родства, выбираются наружу и крушат сознание, пока не съедят целиком.

Кто-то один из двух в таком случае обязательно сходит с дистанции. Но иногда такие личности обогащают друг друга, совершенствуясь, таким образом, рождая великие произведения, как например, «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, а чаще – сплошная борьба за то, кто из них талантлив больше. Тут гадай не гадай – трудно понять, как поступит один по отношению к другому. Возможно, как в загадке на логику, где на первый взгляд, всё абсолютно прозрачно, но на второй – вызывает множество вопросов. Так, жили муж и жена.

У мужа в доме была своя комната, в которую он запрещал входить жене. Ключ от комнаты лежал в комоде спальни. Так они прожили десять лет. И вот муж уехал в командировку, а жена решила войти в эту комнату.

Она взяла ключ, открыла комнату, включила свет. Походив по комнате, увидела книгу на столе. Она открыла её и услышала, что кто-то открывает дверь. Быстренько закрыв книгу и следом дверь, она выключила свет, закрыла комнату, а ключ положила на место.

Когда муж вошёл в свою комнату, он сразу догадался, что жена была там. Он попросту попробовал рукой лампочку. Но жене об этом ничего не сказал.

Наверное, так бывает и в жизни: кто-то один может промолчать и уступить другому, будучи любящим или по находчивости и терпеливости своей натуры, а другой всегда лезет на рожон, пытаясь добиться своего. И никаким логическим задачам не поддаётся настоящая жизнь двух одарённых людей.

Вспомнилось мне время, когда мы учились на худграфе, Алёна подавала большие надежды. Такую мастерицу хвалили преподаватели, работы высоко оценивая. Выставки изобиловали её пейзажами. Было много всяких студентов на курсе: и те, кто просто «корочку» мечтал получить, и те, кто любил искусство, но не смыслил в этом ничего, и те, кто понимал, но ничего не хотел, просто некуда больше было податься. В округе один-единственный вуз нормальный – туда все и стремились. Не ехать же за сто вёрст. Наверное, ленивое поколение всегда идёт по пути наименьшего сопротивления. В этом-то вузе мы с Алёной как раз и повстречались. У меня мягкий и уступчивый характер, поэтому я сразу же обзавелась массой знакомых, друзей и жаждующих ими стать. Среди прочих на этом же курсе, где учились мы с Алёной, был и Олег. Высокий, широкоплечий, с бородкой – такой настоящий художник, импозантный, серьёзный, из семьи врачей.

А Алёна одарённая, но детдомовская. Мне всегда казалось, что это обязательно обделённые люди, вырастающие потом в каких-то обездоленных, униженных. Но Алёна была другой.

Видно было по всему, что она знала секрет счастья. У неё, будто на затылке сидела Нужда, а на носу Удача, вот голову вниз она никогда и не опускала, думая, что если это сделать, то Нужда перевесит и скинет Удачу с носа. А если встаешь с утра, нос вверх поднимешь – Удача перевесит и скинет Нужду, и все у тебя будет хорошо: и счастье с любовью никогда не исчезнут… Главное, нос повыше держать! Возможно, поэтому Алёна была всегда первой.

Прежде всего, это случилось в искусстве, а вот в любви ей не очень везло. Нравился Алёнке мой брат Василий, но он был старше неё на восемь лет, и относился к ней, как к сестре. Её это очень расстраивало, и она уходила в работу целиком, чтобы даже не вспоминать о неудачах. В такие минуты Алёна рождала настоящие шедевры.

Вот Олег за редкий талант её и полюбил, оценил сразу. Взял замуж, привёл в семью родителей, у которых сад, огород и прочее хозяйство. Выйдут, бывало, на земле поработать, она повиснет на черенок лопаты, качается, качается, копнёт раз десять и бросает.

– Куда это ты? – неслось ей вслед от свёкра, – а работать? Кто же будет? Ты скажи ей, – уже обращаясь к сыну, говорил он, – муж ты или кто?

А этот муж никогда Алёну не обижал ни словом, ни делом.

– Не моё это, не получается у меня, ну что я поделаю? Давай наймём кого-нибудь, заплатим им за труды праведные. Алёна не была приучена к работе на земле. Это знал Олег, поэтому всегда всё делал сам.

– Я художник, а не колхозница, – жаловалась она мне, прибегая уже зарёванная, растрёпанная и совершенно сбитая с толку. – Я не буду потакать их желаниям! Понимаешь, я художник, – твердила она без остановки.

– Да, ты гениальный художник, – поддерживала я её. И мне по-настоящему так казалось, я не лукавила. Но чаще всего после ссор в семье Алёна брала этюдник и уходила в живопись.

В Апшеронске чудесная природа, зимой и летом хорошо, комфортный климат, полезные источники, нет сильных ветров, хребты, ущелья, до моря, солёного, как её слёзы, два шага – красотища, одним словом.

Воображение любого человека поражали грязевые вулканы и дикие ущелья, причудливые скалы, ледники, водопады, пещеры и реликтовые растения. Они, словно драгоценные жемчужины, рассыпаны по горам и равнинам, по речным и морским берегам.

Это, возможно, благоприятно для сельского хозяйства, которым Алёна не горела желанием заниматься, но более для воплощения увиденного на полотне художника. Именно поэтому Алёна уходила в густые леса, куда остальные спешили на кабана, лисицу или оленя. Она же черпала там вдохновение.

Ущелья были привлекательны для туристов, источники, которым нет аналогов, – для оздоровляющихся, а она снова с мольбертом.

Её работы на самом деле завораживали изображением красот дикой природы, которые она старалась детально показать: ниспадающие водопады, буйная растительность.

Даровитый художник испытывает удовлетворение от увиденного. Потому, наверное, и пишет обо всём без остановки, не отрываясь от образа. Порой, забывая о времени, о том, что нужно готовить борщи, совершать постирушки, глажки, всё пишет и пишет, разумея своё.

А о том, что нужно любить мужа и ласкать детей, даже не думается. А их к тому времени было двое. Но её занимало только искусство. Всё остальное вокруг она воспринимала, как само собой разумеющееся, и лишь то, что двигало её кистью, она мгла уважать, любить и постоянно пестовать. Это, увы, были никак не люди.

Воздух, которым она дышала, наполнял чарующими нотами распускающихся цветов и помогал жить и творить.

– Ты где была? – недовольно ворчала свекровь, когда Алёна возвращалась с работы.

Невестка никогда не перечила новой родне. Выдерживала резкие высказывания в свой адрес, не говоря ни слова.

– Где же деньги за твои труды? Всё малюешь, а толку никакого, – нападала свекровь.

– Вот это красота, – отвечал на вопрос матери Олег, опережая жену и успокаивая её тем самым, когда видел в руках любимой ещё не законченные работы.

– Лежик, я же умру без кисти. Если не буду заниматься живописью, то мне не жить, ты же меня понимаешь?

И он, конечно, понимал. Но понимал муж и другое, что его мама права: востребованность работ жены невелика, хотя они великолепны. Ей бы большее пространство, да и круг общения пошире.

Он очень любил искусство, которым она занималась, её манеру рисовать и подход к делу в целом. Сам он, уйдя в преподавательскую деятельность и потеряв практический навык, полностью утонул в теории. А руку всегда нужно тренировать, поэтому он немного завидовал жене в том, что она могла противостоять всему миру, и поддерживал её в этом.

Мир Токаревых, в котором она жила, вытеснял её тоже, и Алёна потихоньку, незримо отдалялась от семьи, отчуждалась, поглощаемая полностью живописью.

– Я не могу здесь расти как художник, – говорила она всё чаще мужу после семейных передряг.

– А чего же ты хочешь? – возмущался он в итоге.

– Славы и признания. Смотри, как живо получается у меня природа, как мелки и чисты детали.

– Большому кораблю большое плаванье. Выбирай: либо я, либо твои картины, – слышала она в ответ слова любящего, как ей казалось, человека. При этом не понимала, как можно любить и быть чёрствым одновременно. Поэтому, наверное, её выбор сделан был без колебаний.

Глава 3

«Пещеры»

Пещеры. Их она видела ни раз, но то, что предстало перед её очами здесь, покорило всецело. Так называли в одном из районов столицы места бомжевания людей, оставшихся без крова и средств существования.

Власти не справлялись с честной компанией, где были свои нравы и законы. Вот к ним Алёна и попала, не гнушаясь совершенно их обществом. Везде есть люди, даже на самом дне. И это доказала сама жизнь ей ещё раз.

То, что она увидела, не было простой ночлежкой. Здесь каждый её обитатель являлся звеном большой машины, любой её винтик вертелся по своей оси. И от этого движения жизнь каждого из них продлевалась ещё на один день, а если бы кто-то из них остановился или сделал бы что-то не так, как нужно, погибли бы все. Вот благодаря слаженности какой-то, пониманию по мгновению ока, держалась их жизнь.

Перестав быть социально значимыми, они не перестали быть людьми. Выживали вместе, как дружная и любящая семья. И именно эти люди приняли её как человека нормального, пусть даже со своими причудами, не предавая гонениям, и она им отвечала взаимностью. А начиналось это так.

В первые дни приезда в столицу Алёна в поисках работы и пищи бродила по улицам, отчаявшись совершенно, подобралась к одному из мусорных баков, тут её существо в отрепьях под руки и схватило и ну давай колошматить в стороны, думая, что появился конкурент на их территории. Откуда ей было знать, что весь столичный мир поделен на сектора, зоны, которые курируют свои ассоциации бомжей, вычищая баки, дворы и переулки.

Но она не робкого десятка, оборонялась до последнего, шматонула своего обидчика как следует пару раз, чтобы не лез, поскольку уж очень хотелось кушать. С работой, которая бы давала прибыль, а значит, и сытость, ей повезло не сразу, а пока нужно было жить чем-то. Вот и решила пойти на крайность. А тут посягательство на личность без предупреждения. Исцарапала все открытые участки тела нападавшего, но не сдалась. В итоге ему пришлось с ней подружиться, видя родственную душу, настойчивость и любовь к жизни. А она-таки ухватила свой сухарик и незаметно сунула в карман.

– Ты что, красавица, места попутала? – пытал её Федос, схватив за рукав.

– Пусти! Какие такие места?

– Сейчас семья с тобой разберётся, шевели локтями, – поторапливал Алёну Федос, подталкивая в спину.

– Какая-такая семья? Нет у меня никакой семьи, далеко она.

– А причём тут твоя? Я тебе торочу о своей! Иди уже, воришка!

– Ты что это себе позволяешь? Руки брось, – Федос превосходил Алёну по комплекции, поэтому сопротивляться с ним было ей не сподручно. И она, понимая это, решила покориться. Но огрызалась, как могла: лучшая защита – это нападение, пусть слабое, но чтобы он чувствовал всё равно, что она готова к схватке, не важно, что пока только словесной.

Вот слово за слово, соревнуясь в остротах разговорного жанра, Федос выяснил, что она совсем одна, а потому любезно, насколько это возможно, пригласил в свой стан, а вернее сказать, решил, что изящества им в её лице недостаёт.

Собутыльники поддержали его мысль. Так Алёна и обосновалась среди бомжей, людей без определённого места жительства. Пусть так. Но ведь и она была сродни им сейчас.

Приходилось им туго: в непогоду бумажные коробки размокали, подстилать под спину было больше нечего, и Алёна, как самая молодая из них, ходила по ларькам и маленьким магазинчикам в поисках ненужного торговцам материала, но такого необходимого её соседям. Одежда доставалась исключительно из мусорных баков и то, если повезёт, и никто другой не перехватит пальтецо или пиджачок, ещё не заношенный до дыр. Пусть с оторванным карманом или с полинялыми лацканами, зато с красивыми пуговицами на рукаве. А еда, найденная где угодно или выклянченная на углах или в переходах, сдавалась в один котёл, потом делилась между всеми членами ячейки. Предметы интерьера, посуда – всё шло в дело. Место обитания обустраивалось потихоньку, и за три года пребывания Алёны там многое изменилось. Сожители очень уважали её за трудолюбие, умение каждого выслушать, чем только угодно, помочь, отстоять их в схватке с полицией, набеги которых были поначалу весьма нередкими. Поскольку жизнь опустившихся людей горька, они и заливали эту горечь иногда «сладенькой», хмелели, иногда доходило до шума и дебоша.