Читать книгу Охотился лис на жаворонка… - Ланиус Андрей - Страница 1
ОглавлениеВторник, 19 сентября
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Приближался полдень, когда скорый замер у перрона Московского вокзала. Вот и Питер! Давненько я здесь не бывал!
Дождавшись, пока в проходе станет свободнее, я вскинул на плечо дорожную сумку, взял «дипломат» и вышел на платформу.
Неподалеку, у фонарного столба, маялся невзрачный тип в мятых брюках. В правой руке он держал желтый полиэтиленовый пакет. Я, как положено, достал платок, вытер лоб и двинулся вдоль поезда к вокзалу. Через несколько секунд тип прокаркал мне в спину:
– Извиняюсь, это не вы оставили в вагоне?
Я обернулся.
– А! Мои бумаги… Спасибо, дружище!
Он протянул мне пакет, оказавшийся довольно увесистым, и мгновенно растворился в толпе.
Мельком глянув на электронные часы над входом в вестибюль, я вдруг вспомнил, что вот-вот должна грянуть петропавловская пушка, и ощутил неодолимое желание узнать, а слышен ли ее выстрел здесь, среди вокзальной сутолоки. На меня иногда накатывает. Даже в драматических ситуациях. Вместо мыслей о главном в голову лезут всякие пустяки. И обычно я даю им поблажку.
Отойдя в сторону, я закурил, не сводя глаз с секундной стрелки.
Ну?
Бац! – донесся от Невского тугой хлопок, уверенно вклинившийся в несмолкаемый гомон. Ого! Слышно, да еще как, хотя, кажется, никто, кроме меня, не обратил внимания на это замечательное событие.
Я не спеша направился к площади Восстания, за которой в одном из корпусов гостиницы «Октябрьская» мне был забронирован отдельный номер. На семь суток. Впрочем, я рассчитывал управиться быстрее.
Человек, которого мне предстояло уничтожить на сей раз, не внушал серьезных опасений.
Как я сказал? «Уничтожить»? Хм! Это, конечно, оговорка. Я, слава Богу, не киллер какой-то и даже не знаю, где у пистолета предохранитель. Сама мысль о физическом насилии, терроре, лужах крови и изувеченных трупах внушает мне отвращение.
Я уничтожаю не людей, а их репутации, реноме, авторитеты. После проведения акции мои жертвы продолжают биологически существовать, но судьба их круто меняется. Только что рулившие по цветущей дороге жизни, они вдруг обнаруживают себя в грязном кювете. К удовольствию моего заказчика. С ними перестают здороваться, их ненавидят и презирают, им никогда уже не подняться из дерьма и даже не понять, как же они там очутились, ибо работаю я настолько ювелирно, что на меня не падает и тени подозрения. Нередко очередной бедолага видит во мне единственного друга, не покинувшего его в беде. Так, несомненно, будет и сейчас. Без проблем. В моем послужном списке всего одна осечка, да и та произошла не по моей вине, к тому же пять лет назад. Быльем поросло…
Моему работодателю (если угодно – шефу, боссу, хозяину, а еще вернее, капитану нашей команды, КЭПу со всех больших букв) незачем волноваться. А он человек солидный, известный и популярный в массах, не чета вчерашней шпане, прорвавшейся к пирогу. Птица бо-оль-шого полета. Это… Ладно, о КЭПе позднее.
Уже через полчаса, приняв душ, я стоял у окна своего номера, откуда открывался вид на площадь со стелой в центре, на бесконечную транспортную круговерть, пестрые потоки пешеходов…
Закурив, я плюхнулся в глубокое кресло и достал из желтого пакета обычную канцелярскую папку.
Это было досье на известного питерского журналиста, обозревателя популярной газеты «Невская радуга» Игоря Касаева. Догадывается ли он, неугомонный хроникер нашей действительности, сочинитель расхожих мифов, репортерская душа, что его звезда уже дрожит в тумане и вот-вот сорвется в пропасть?
Папка выглядела пухлой, но, раскрыв ее, я убедился, что полезной информации в ней – кот наплакал. Большинство материалов представляли собой газетные вырезки – статьи и очерки Касаева.
Сверху лежало несколько цветных фотографий моего «протеже».
Со снимков смотрел невысокий нервный живчик. Лицо моложавое, в густой шевелюре – ни намека на седину, не скажешь, что перед тобой тертый калач, разменявший два года назад свой полтинник. В карих глазах – вызов, внутренний огонь, некая одержимость… Эх, дружище Касаев! Дурья твоя башка! Ну какого рожна ты путаешься под ногами у сильных мира сего?! Будет тебе и седина, и пустота в глазах, и тягомотные мысли о бесцельно прожитой жизни. И очень скоро, поверь! Да ведь сам напросился.
Под снимками находилась подробная справка.
Пробежав ее глазами, я вздохнул: она не содержала ничего такого, чего бы я уже не знал о Касаеве от КЭПа. Стоило ли вообще устраивать эту забавную встречу на вокзале?
Итак…
«Касаев Игорь Анатольевич, 52 года, выпускник отделения журналистики ЛГУ… Даровит… Лауреат… Пользуется авторитетом… Пишет по утрам („жаворонок“!)… Высокого мнения о своих способностях, горяч и задирист, самолюбив и обидчив… Остро реагирует на малейшую критику… Склонен к употреблению алкоголя, много курит…»
Да-а, составителю справки не откажешь в чувстве юмора. Вот троглодит! Да кто же из журналистов не самолюбив, кто не обижается на критику, кто не пьет и не курит?!
«Женат… Жена – Лариса Борисовна, 49 лет, по образованию филолог, переводчик с английского, временно не работает…
Дочь Яна, 22 года, студентка Ветеринарной академии, не замужем…
Теща – Зинаида Германовна, пенсионерка…»
Ладно, это можно пока пропустить.
Привязан к семье, интимных связей на стороне не имеет… Хм!
Я перечитал справку внимательнее и выудил-таки из нее кое-что, наводящее на интересные размышления.
Подрабатывает в других изданиях, обычно под псевдонимами – «Игорев», «Анатольев», «Ларин», «Янов»… (Прозрачно-с!) «Левые» гонорары, как правило, пропивает, после чего испытывает острое чувство вины перед домашними. В периоды безденежья посещает самые дешевые распивочные, не брезгуя разливным портвейном, но, едва в кармане заводятся лишние десять тысяч, спешит пображничать в кафе Дома журналистов на Невском, 70.
Ага! Есть одна зацепка!
Мне вдруг подумалось, что составлял эту справку человек, близко знающий Касаева. Скорее всего, кто-то из сотрудников редакции, даже из числа приятелей, с кем он пропускает в прокуренной пивнушке по рюмочке, толкуя «за жизнь» и раскрывая душу. Любопытно, сколько ему заплатили, этому господину осведомителю? Не продешевил ли?
Затем я пробежал по диагонали несколько статей Касаева. Это были крупные, большей частью аналитические материалы на самые разнообразные темы – от размышлений по поводу очередного президентского указа до криминальных сюжетов. Профессионализм автора не подлежал сомнению. Виртуоз пера, этакий матерый газетный волчара. Писал он легко, играючи, не упуская возможности поерничать.
Не составляло большого труда заметить, что Касаев охотно использует фольклор, причем не набившие оскомину сентенции типа «Ученье – свет», а весьма оригинальные и малоизвестные присказки, которые всегда попадают в яблочко. Чувствовалось, что тут не просто прием, тут – удовольствие души.
Вот и вторая зацепка. И, к сожалению, последняя.
Захлопнув досье, я швырнул его на диван и задумался.
Что же такое знает Касаев о КЭПе? А ведь знает. Что-то потаенное, сокровенное, о чем КЭП не решился сказать даже мне, одному из самых доверенных своих лиц. Мой босс летает высоко и собирается воспарить еще выше, у него стальная хватка и крепкие нервы, но я же видел, видел в глубине его глаз сполохи тщательно скрываемой тревоги, когда он говорил о Касаеве, своем друге молодости. Касаев имел убийственный компромат на КЭПа, который мог помешать тому в предстоящей предвыборной гонке, некую диктофонную пленку. КЭП далеко не ангел, я знаю о многих его неблаговидных делишках, как и о том, что никакие комиссии, никакие разоблачения ему не страшны, ибо он загребает жар чужими руками. КЭП пережил два покушения, но и тогда я не замечал в нем той лютости, с которой перед этой поездкой он натравлял меня на Касаева. Но одно я понял ясно: Касаев не только владеет компроматом, он знает, когда и как его запустить, и, похоже, настроен решительно.
Невероятно, но наш неустрашимый орел остерегается задиристой пичуги…
Впрочем, не будем торопиться с выводами. Всему свое время. У меня есть несколько золотых правил. Не надо отступать от них, тем более что они всегда приносили успех. Итак, завтра я познакомлюсь с Касаевым и начну обволакивать его тончайшей, но прочной паутиной, рыть для него волчью яму, куда он вскоре и угодит. Предварительный план у меня уже сложился. Но это – на завтра. Сегодня же надо подготовить диспозицию.
Я придвинул телефон и набрал московский номер.
– Слушаю, – послышался хрипловатый голос Старика, правой руки КЭПа.
– Добрый день! Питер на проводе, это я.
– А-а, привет! Добрался нормально?
– В лучшем виде.
– Приступил?
– Осматриваюсь.
– Клиента видел?
– Рано. Встречу надо подготовить.
– Что требуется?
Старик, как всегда, лаконичен и деловит. Как всегда, на месте. Иногда мне кажется, что он не только не спит, но даже не отлучается в сортир. Старик – главный диспетчер нашей команды. Кряжистый, вальяжный в свои восемьдесят лет, с багровой физиономией, обрамленной жестким ежиком совершенно белых волос, стриженных под полубокс (этой прическе, по его словам, он не изменял с юности), в свежей сорочке с расстегнутым воротом, с зажатой в фарфоровых зубах беломориной (еще одна дань юности), Старик ассоциируется с живым вечным двигателем, созданным природой вопреки всем законам физики. Он держит в голове досье на всю нашу элиту: политическую, деловую и творческую. Не помню случая, чтобы Старик опростоволосился. КЭП доверяет ему как себе. Уверен, что он посвятил Старика в тайну касаевского компромата и даже испрашивал совета. Готов биться об заклад, что именно Старику я обязан этой поездкой. Ну да ладно, мое время еще впереди…
– Завтра около четырех клиент должен получить скромный гонорар, – сказал я. – Тысяч сто пятьдесят. Якобы с радио, за использование публикаций. Только без накладок. Все должно выглядеть натурально…
– А как же иначе, голубчик? – прохрипел Старик, и я понял, что он все организует в лучшем виде.
– Позвоню завтра после четырех. Всех благ!
– Бывай!
Закончив разговор, я снова открыл папку и всмотрелся в фотографию Касаева.
КЭП уже пытался решить дело полюбовно и подсылал к нему человечка с предложением о выкупе. В детали меня не посвящали, но сам факт моей командировки означает, что сделка не состоялась. А ведь этому газетеру, у которого не всегда наскребется в кармане на пачку приличных сигарет, сулили, наверняка, золотые горы. По крайней мере, дороже никто не дал бы. КЭП умеет быть щедрым, этого у него не отнимешь. Почему же Касаев отказался? Глаза-то у него смышленые… Еще одна загадка.
Однако же пора осмотреться.
Я сунул досье в «дипломат», оделся и вышел на улицу.
День был погожий, прозрачный. Вообще, сентябрь в Питере – по-моему, лучшая пора. Листва еще зелена, солнце ласково, ветер с Балтики легок и игрив… По крайней мере, всякий раз, когда я оказывался здесь в сентябре, погода благоприятствовала и делам, и отдыху, и любви.
Кстати, о любви. Надо бы вечерком заглянуть в какой-нибудь приличный бар и обзавестись симпатичной и покладистой подружкой на предстоящую неделю. Обязательно с квартирой. Впрочем, подойдет и комната в коммуналке. Кроме эмоциональной разрядки, мне крайне необходимо устроить временный тайник, о котором не подозревали бы ни КЭП, ни Старик. Я ведь тоже дальновидный…
Вглядываясь в лица и фигуры встречных женщин, я незаметно дошел до Литейного.
Где-то неподалеку должен находиться большой книжный магазин, если только его не переделали под какой-нибудь «Макдоналдс». Нет, еще не успели. И народу у книжных полок толпится немало. Не перевелись еще в Северной Пальмире любители словесности.
Выбрав с полдюжины сборников пословиц и поговорок, я наугад раскрыл один из них и прочитал: «Не ищи беды, беда сама тебя сыщет». Вот это верно!
Ну а теперь – в Дом журналистов, благо до него рукой подать.
* * *
Кафе, где, судя по досье, любил поханжить Касаев, выглядело по-домашнему уютным. Треть небольшого зала занимала стойка, вдоль стен стояли столы и легкие кресла, а справа от входа красовался затейливый камин.
Беглым взглядом я окинул присутствующих. Чем черт не шутит, а вдруг Касаев здесь? Но обошлось без сюрпризов.
Посетителей было немного, видимо, час пик еще не наступил.
За низеньким столиком у камина ворковала парочка, с левой стороны веселилась разношерстная компания, а в дальнем углу в одиночестве скучала броская брюнетка. Она вертела в руках бокал, не сводя с него нахмуренного взгляда. Пепельница перед ней была полна окурков. Рядом лежала пачка сигарет, кажется американских, и зажигалка.
Остановившись у стойки, я углубился в изучение меню, продолжая боковым зрением наблюдать за брюнеткой. Интересная женщина, что и говорить. Пожалуй, чуть за тридцать. Правильные черты лица. Красивые зеленые глаза, яркие губы. Элегантный костюм цвета морской волны… Но что-то подсказывало, что она знала лучшие времена.
Меня она, кажется, даже не заметила. Вот поднесла бокал к губам. Там-то и было на донышке, но она сделала полглотка и со вздохом отставила его. Потянулась к пачке, пошарила в ней длинными пальцами и извлекла последнюю сигарету. Нервным движением сунула ее обратно. Последний глоток, последняя сигарета… Очевидно, ей не хотелось уходить отсюда, но денег на продолжение не было. Возможно, она ждала, что появится кто-нибудь из знакомых, у кого можно перехватить до завтра или до понедельника. По всему чувствовалось, что она здесь не случайный посетитель, а завсегдатай.
Отчего бы не посодействовать даме, которая к тому же наверняка имеет отношение к журналистике, а значит, располагает полезной для меня информацией?
Я взял бутылку «Белого аиста», шоколадку поцветастее и пакетик фисташек. Запас сигарет был у меня в «дипломате».
Приблизившись к ее столику, я осведомился с подкупающей галантностью:
– Извините, я вам не помешаю?
Видимо, я оторвал ее от тягостных раздумий. Она исподлобья зыркнула на меня.
Ну и что же она могла увидеть? Импозантного сорокачетырехлетнего мужчину в расцвете сил, хорошо сохранившегося, с открытым взглядом серых глаз и высоким лбом интеллектуала. Выражение моего лица располагало к доверию, на таком лице невозможно представить ни гадливой ухмылки, ни пошлой гримасы. Несомненно, в мою пользу играли дорогой костюм с искоркой, модная сорочка и безупречный узел галстука. Бутылка хорошего коньяка и лакомства завершали картину.
– Садитесь. – Она пожала плечами и решительно закурила – последнюю.
Я расположился напротив, достал из «дипломата» и бросил перед собой пачку «Кэмел», затем принялся неторопливо откупоривать бутылку.
Она как завороженная, опять же исподлобья, наблюдала за моими действиями.
– Здесь очень мило, – улыбнулся я:
– Что-то я вас не припомню, – сощурилась она.
– Естественно. Я только сегодня прилетел из Забайкалья. Города не знаю абсолютно, знакомых – никого.
– Зачем же было прилетать?
– Неисповедимы пути бизнесмена, – вздохнул я.
– Так вы бизнесмен?
– Вы недалеки от истины.
– Ну и что же вы, господин бизнесмен, делаете в журналистском стане? – Она умела быть колючей.
– О, у меня весьма деликатная миссия, – повел я свою партию. – Фирма «Ингода», где я один из заместителей генерального директора, намерена внедриться на северо-западный рынок. Я должен организовать широкую рекламную кампанию нашей продукции. А для начала узнать, какие газеты Питера действительно пользуются популярностью в деловых кругах. Вот и решил зайти сюда, авось кто-нибудь даст добрый совет. Вы, например?
В ее миндалевидных глазах вспыхнули алчные огоньки.
– А как насчет комиссионных?
– Без проблем. У меня самые широкие полномочия.
Наконец-то я увидел, как она улыбается.
– Тогда вам здорово повезло, таинственный незнакомец. Питерскую прессу я знаю вдоль и поперек.
– О! – Я прикинулся потрясенным. – Я вообще-то человек везучий, но на такую фантастическую удачу не рассчитывал. Знаете что? Давайте немедленно познакомимся. Черных Дмитрий. – Я склонил голову, затем протянул ей визитку с золотым тиснением по синему полю, один вид которой снимал все сомнения. – Для вас – просто Дима.
– А я – просто Алевтина. Аля, если хотите.
– Замечательное имя! Великолепно подходит к цвету ваших глаз. Однако же есть повод для тоста. За знакомство, Аля! – Я наполнил бокалы, затем развернул шоколадку и надорвал пакетик с орешками. – Кстати, возьмите сигареты.
Она не колебалась:
– За знакомство! – и выпила до дна.
– Если меня не подводит интуиция, вы работаете в одной из крупных газет, – льстиво предположил я.
– А! – Она сделала гримаску. Видимо, тема была ей неприятна. – Сейчас я временно на мели. Но это неважно. Я знаю всех…
Я прикинул: стоит ли выводить разговор на «Невскую радугу», а затем и на Касаева? Возможно. Но без форсажа. Сначала девушку надо хорошенько угостить.
Я снова наполнил бокалы.
– Аля, мне доставляет огромное удовольствие поднять бокал за вашу красоту и женственность.
Она усмехнулась со скрытой грустью:
– Красота, женственность… Все в прошлом. Но – спасибо за комплимент. Я тронута.
– Вы несправедливы к себе, Аля. Никакой комплимент в ваш адрес не будет преувеличением.
Мы выпили – она опять до дна.
Пора пристегивать ее покрепче.
– Знаете, Аля, я недавно с самолета и зверски проголодался. Как вы посмотрите на более плотную закуску?
– Не откажусь от бутерброда с ветчиной. Или с рыбой…
– Что значит – «или»?
Через несколько минут на столе стояли две порции жареных цыплят и целая гора бутербродов.
На отсутствие аппетита моя новая знакомая пожаловаться не могла.
Вскоре мы прикончили бутылку, и я взял вторую. Вообще-то я мастер по части спаивания женщин, но Алечка оказалась исключительно крепким орешком. Она пила втрое больше, но меня не покидало ощущение, что она – ни в одном глазу. Правда, к середине второй бутылки мы перешли на «ты». Я вскользь забросил удочку относительно «Невской радуги», но Алевтина отмолчалась, а повторяться мне не хотелось. Успеется.
Между тем кафе постепенно заполнялось. Заходили старые зубры и начинающие репортеры, фигуристые красотки и оплывшие дамочки, задумчивые очкарики и бравые морячки. Одним Алевтина кивала, от других демонстративно отворачивалась, временами хлестко комментировала:
– Видишь того типа? Считает себя королем информации, а сам бездарь. А боровичок в углу? Похаживает в сауну сразу с двумя шлюшками. А те трое парней – обыкновенные мордовороты…
Я тоже внимательно наблюдал за входящими, но со своей колокольни. Будет некстати, если сейчас вдруг нарисуется Касаев. К счастью, он так и не появился. Видимо, переживал очередной финансовый кризис.
Пару раз Алевтина отлучалась, и, когда она шла по проходу, я мог убедиться, что Бог хорошо потрудился над ее фигуркой. Впрочем, многие провожали ее масляными взглядами. Наверняка на ее счету немало любовных историй и она посвящена в закулисную жизнь питерской журналистики. Да, эта женщина может оказаться полезной. Вот только не знаю, удастся ли ее споить. Удивительная выдержка! А ведь уже и вторая бутылка заканчивается. Правда, кое-какой прогресс наметился. Наша беседа становилась все более откровенной.
После очередного тоста она долго смотрела мне в глаза.
– Я тебе и вправду нравлюсь?
– А что говорит твое женское сердце?
– Что ты не отказался бы забраться в мою постель.
– Оно удивительно прозорливо.
– А ты чертовски хитер.
– Помилуй! Я не умею хитрить с женщинами, особенно с такими обворожительными.
Она сжала мою руку:
– Ну так поехали…
– Куда?
– Ко мне. Ты хочешь?
– Спрашиваешь!
– Но учти: прибраться я не успела.
– Неважно… Посиди минутку. Надо прихватить что-нибудь с собой.
Когда мы вышли на Невский, было около одиннадцати. Проспект выглядел пустынным, лишь редкие парочки да одинокие прохожие торопились к метро.
– Куда едем? – уточнил я.
– На Бухарестскую.
Остановилась первая же машина. В салоне Алевтина прижалась ко мне, и мы крепко поцеловались.
Поездка пролетела незаметно…
Наконец мы остановились у девятиэтажки, растянувшейся на целый квартал.
– Кстати, какие сюрпризы ожидают меня в твоей обители? – поинтересовался я, когда мы двинулись по тротуару. – Бабушка, дочка, свирепый пес?
– Никаких! – Она встряхнула копну своих темных волос. – Сынишка у предков в Колпино, бывший муж греет задницу на Кипре, ну, а если появится кто из любовников, спустишь его с лестницы сам.
– Договорились. Кстати, как зовут сынишку?
– Сашенька, Алик.
– Сколько ему?
– Шесть. На будущий год в школу.
– В следующий раз я привезу для него подарок. Он такой же красивый, как мама?
– Ну, ты мерзавец! – Она, смеясь, потянулась ко мне и чувствительно куснула за мочку уха. – Слушай, я тебя хочу!
Когда, поднявшись на третий этаж, мы оказались у ее дверей и она не сразу угодила ключом в замочную скважину, я понял, что напрасно переживал по поводу ее выдержки.
Ну вот наконец мы вошли в темную прихожую. Алевтина нашарила на стене выключатель. Вспыхнул свет.
Сбросив туфли, она босиком прошлепала на кухню, включив свет и там, а попутно – в комнате и совмещенном санузле. Затем рывком выдернула вилку телефона:
– Пусть катятся ко всем чертям…
Вплотную подойдя ко мне, она забросила мне руки на плечи и поцеловала долгим-долгим поцелуем.
– Покури пока. И поставь чайник. Сделай кофе. А я ополоснусь.
Она исчезла за узкой дверью. Оттуда послышался шум воды, на который накладывалось пение хозяйки дома.
Я огляделся.
Квартира была миниатюрной. Встав в коридоре у стены и вытянув руку, я без усилий дотягивался до противоположной стены. В комнате, как и предупреждала Алевтина, было неприбрано: постель смята (судя по положению единственной подушки, спала моя новая знакомая в одиночестве – по крайней мере накануне), дверца шкафа приоткрыта, со спинок стульев свешивались предметы дамского туалета, на столе – пепельница, полная окурков.
Я прошел на кухню. Здесь было опрятнее, если не считать второй пепельницы, переполненной даже не окурками, а наполовину выкуренными сигаретами и даже едва зажженными, но сломанными, смятыми нервной рукой.
Я заглянул в холодильник: одно яйцо, два сморщенных огурца, подвядший пучок зелени и блюдце с крохотным параллелепипедом масла. В подвесном шкафчике я обнаружил полупустую пачку чая, соль, немного гречки и два пакетика супа… В банке растворимого кофе порошка оставалось на самом донышке.
Черт побери, неужели она и впрямь бедствует?
Я разыскал чистые тарелки и разложил на них привезенные бутерброды. Так, где у нее стопки?
Едва я закончил приготовления, как появилась Алевтина, кутаясь в махровый халат.
Бывает, что, смыв косметику, женщина лишается половины своего шарма. Однако, к чести Алевтины, душ даже омолодил ее. Во всяком случае, выглядела она весьма притягательно.
Заметив полную рюмку, она, не садясь, выпила и улыбнулась мне:
– А знаешь, Дима, я все еще стою двести долларов.
– Гораздо больше!
– Ты не понял! – Она игриво топнула ногой в пластиковом шлепанце. – Я хотела сказать, что я еще ничего. Мужики на меня облизываются. Так-то, милый! – Она зазывно запрокинула голову. – Видел там, в кафе, остроносого типа с бородкой?
Честно говоря, я не запомнил, но кивнул.
– Ну, такой, с гнусной рожей? Пятый год меня обхаживает. Одно мое слово – на коленях приползет. Ноги целовать будет. – Она вдруг стукнула кулачком по столу так, что посуда подпрыгнула. – Не дождется, гад!
Алевтина покачнулась.
– Конечно, – согласился я. – Ты так прелестна, что сама можешь выбирать.
– А что мне остается?! – вдруг взорвалась она. – Из меня сделали шлюху, элементарную б…дь! Ты понимаешь?! Суки! – В ее глазах заплясали сумасшедшие огоньки. – Сманили в новую газету, наобещали золотые горы, а та возьми и лопни! Что же мне теперь – в многотиражку идти?! Падлы паскудные! А жрать-то надо! А одеваться?! А отдохнуть хотя бы пару недель от этого бардака? А Сашенька? Твари! Ну почему я такая невезучая?! За что?! – Она уронила голову на скрещенные руки и зарыдала, содрогаясь всем телом.
Вот они, запоздалые плоды моего коварного угощения.
Я погладил ее по влажным волосам, по гибкой спине.
– Успокойся, Аля. Все будет хорошо. Я тебе помогу…
Я уговаривал ее как маленькую, и постепенно она затихла.
– Аля, милая…
– Милая? – Она вдруг резко оттолкнула меня, затем вскочила из-за стола и сбросила халатик, швырнув его на подоконник. – Двести долларов за милую! – Провела ладонями от бедер до аккуратных грудей, приподнимая их и сводя вместе. – За удовольствие надо платить! – В ее зеленых зрачках читалась откровенная враждебность.
– Хорошо, – сдержанно отозвался я. – Ты их получишь. Но я ухожу.
Она опять покачнулась, затем пристально посмотрела на меня, будто узнав только сейчас.
– Налей мне еще.
– С тебя довольно.
– Нет, прошу!
– Нальешь сама. – Я потянулся за «дипломатом». – Сейчас ты получишь свой заработок и попрощаемся.
Вдруг в мгновение ока она сказалась рядом и устроилась у меня на коленях, обвив мою шею руками.
– Милый, ты не так понял, – дразняще прошептала в самое ухо. – За деньги я трахаюсь для Сашеньки. Но если мне кто понравится, как ты сегодня… Я ничего не прошу, кроме ласки. Сегодня я твоя. Без всяких условий. Вся-вся… – Извиваясь, она принялась тереться о мою грудь.
– Я ведь не святой.
– Милый, ну же… – Ее горячие, настойчивые руки выдернули мою рубашку из брюк.
Я понял, что остаюсь.
– Иди в комнату. Я сейчас…
Однако привычка принимать перед постелью душ на сей раз сослужила мне дурную службу.
Когда через три минуты я вошел в комнату, Аля крепко спала в позе грациозной кошечки.
Я укрыл ее простыней, поправил подушку и вернулся на кухню. Закуску убрал в холодильник, а на столе оставил несколько крупных купюр. Пусть купит себе какую-нибудь обнову.
Затем еще раз прошелся по квартире. Можно ли устроить здесь тайник, о котором не догадывалась бы и Алевтина? Наверное, можно. Но сначала предстоит выяснить, а что, собственно, надо прятать.
Один из замков был английский, и я попросту захлопнул входную дверь за собой. Надеюсь, нынешней ночью никто не вознамерится грабить эту квартиру.
На улице я оказался за полночь. Многие окна горели, отчего ряды домов походили на караван морских лайнеров, замерших до рассвета. Помаявшись на обочине с четверть часа, я поймал частника и благополучно добрался до гостиницы.
Пошли вторые сутки моего пребывания в городе на Неве.
Среда, 20 сентября
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Всю первую половину дня я готовился к встрече с Касаевым. Еще та морока.
В свежем номере «Невской радуги» публиковалась статья моего подопечного, озаглавленная «Все флаги в гости будут к нам?» (с вопросительным знаком). Она занимала подвал на второй полосе и посвящалась возможному выбору Санкт-Петербурга в качестве места проведения Олимпиады-2004.
Я проштудировал ее самым внимательным образом.
Касаев размышлял: выиграет город или потеряет, став хозяином всемирной спортивной тусовки? По его мнению, плюсов было больше. Как говорится, игра стоила свеч.
Затем я взялся за купленные вчера сборники пословиц и поговорок. Выбрал десятка три самых звонких и заучил их назубок, да еще пометил с полсотни – на будущее, если возникнет такая нужда.
Оставалось мысленно прокрутить возможные варианты.
По моим прикидкам, Касаев должен появиться в кафе около пяти (или я ничего не смыслю в людях).
Ну да, в четыре он получит свалившийся с неба гонорар, о чем его, вероятно, предупредили по телефону утром, а может, даже вчера вечером (наш Старик отличается оперативностью). Значит, сейчас Касаев сидит в своем кабинете и, томясь, дожидается заветного часа. Его даже грызут сомнения: а вдруг это чей-то розыгрыш? Но ровно в четыре перед ним возникнет некий клерк (возможно, тот самый, что передал мне досье), отрекомендуется представителем какого-нибудь радио, туманно объяснит причину своего визита и вручит сто пятьдесят «тонн», попросив расписаться в ведомости. Через две минуты после ухода «посыльного» в душе Касаева проклюнется маленький червячок, который через четверть часа превратится в огромного змея, изнывающего от жажды. Еще через четверть часа Касаев доложит своему редактору, что ему срочно нужно бежать на деловую встречу, о которой он договаривался целую неделю.
Значит, около пяти он приземлится за одним из столиков кафе Домжура. Если только составитель справки дал точную информацию. Но сомнений на этот счет у меня не возникало.
Занимало другое: что, если Касаев придет с приятелями? Маловероятно, но следовало иметь решение и на этот случай.
Еще одна проблема – Алевтина. Появившись в кафе, она может невольно расстроить мои планы. Тем более что я не знаю ее взаимоотношений с Касаевым. Мне будет спокойнее, если красотка проведет сегодняшний вечер дома. Однако не будем полагаться на авось. Ибо, как гласит народная мудрость, «держался авоська за небоську, да оба упали».
Я посмотрел на часы: два с минутами.
Полагаю, Она уже отоспалась. Надеюсь также, что не забыла включить телефон. Что она сейчас делает? Силится вспомнить, с кем поднабралась вчера? Или же гадает, была ли ночью любовная схватка и не грозит ли это последствиями?
Накручивая диск, я вдруг ярко представил, как она расхаживает по ковру нагишом, и ощутил острое желание немедленно, прямо сейчас оказаться рядом с ней. Понадобилось нешуточное усилие, чтобы совладать с непрошеными эмоциями.
Пошли длинные гудки. После шестого или седьмого она сняла трубку.
– Да-а…
– Здравствуй, Алечка! – заворковал я. – Это Дима. Как ты? Головка не бо-бо?
– О Господи, Дима! Ну куда же ты исчез?! – Голос звучал тепло и чуть смущенно. – Мне так неловко… Наверное, я наговорила лишнего? Но ты сам виноват – напоил бедную девушку.
– Ты так сладко спала, что я не осмелился тревожить твой сон. Ну а провести ночь рядом со спящей царевной – слишком тяжкое испытание. Я предпочел удалиться.
Она успокоилась. Я услышал ее мелодичный смех и поинтересовался:
– Какие планы?
– Ну какие могут быть планы?! Димка! По мне будто асфальтовый каток проехал. Сейчас заберусь в горячую ванну, а после опять завалюсь спать. Ты… приедешь?
– Обязательно, если не возражаешь. Но позже.
– Когда?
– Давай прикинем. В шесть у меня важная деловая встреча. Сколько она продлится, не знаю. Может, час. Может, три. Не исключено, что придется немного пображничать. Но как только закончим, тут же примчусь.
Ориентировочно – между девятью и десятью. Если возникнет заминка – постараюсь позвонить. Будешь ждать?
– Да… Обещаю быть ласковой.
– И неотразимой?
– Ну конечно!
– Я привезу что-нибудь вкусненькое.
– Дима, холодильник и без того полон.
– Ничего… На меня любовь нагоняет зверский аппетит. Я тебя целую.
– А я тебя.
Ну вот, теперь мои руки развязаны.
* * *
К рандеву с Касаевым я оделся попроще: ширпотребовские брюки, темная практичная сорочка, демократический пиджак в крупную клетку. Тот же стиль, что и у моей жертвы на фотографиях.
Поднимаясь по ступенькам, устланным ковровой дорожкой, я мысленно сосредоточивался, настраиваясь на нужную волну. Надо сыграть провинциала, но далеко не простоватого, знающего себе цену и в то же время видящего в творческой интеллигенции, во всяком случае в лучших ее представителях, элиту нации. А главное – предельная искренность. Во всем, что я буду сегодня говорить, не должно промелькнуть ни единой фальшивой нотки. Открытость, порядочность, честность… Мне ли, предпринимателю из глубинки, полу задушенному налогами и рэкетом, хитрить с такой проницательной личностью, как Касаев?
Я как в воду глядел, выбравшись сюда пораньше. В Домжуре проходила какая-то конференция, и часть ее участников переметнулась в кафе. За столиками теснились шумные компании, зато, на мое счастье, освободился небольшой столик, рассчитанный на две персоны. За ним я и приземлился, тут же забросив на второе кресло свой «дипломат». Сделав скромный заказ – сто граммов бренди и бутерброд с колбасой (нечего мне выпендриваться перед известнейшим журналистом), я достал из «дипломата» номер «Невской радуги» со статьей Касаева и положил ее сбоку от себя. Ну вот, орудия к бою готовы. Остается ждать сигнала.
Время шло, Касаев не появлялся.
Пять минут шестого, десять, пятнадцать… Его нет и нет. Неужто мой расчет не оправдался?
Между тем на второе кресло за моим столиком покушались уже несколько раз. Я отвечал с виноватой улыбкой, что жду товарища, и придерживал его рукой. Пришлось даже отказать пышнотелой голубоглазой шатенке, с которой при иных обстоятельствах я охотно свел бы знакомство. Она сделала недовольную гримаску и отошла к стойке, повернувшись ко мне спиной. Весьма, кстати, недурственной…
Я смаковал свое бренди по глоточку, постепенно свыкаясь с мыслью, что сегодняшний день потерян.
И тут вошел Касаев.
Я сразу же узнал его. Есть люди, удивительно похожие на свои фотоснимки. Касаев принадлежал к их числу. Первое впечатление оказалось правильным. Именно нервный живчик с порывистыми движениями, с цепким настороженным взглядом смышленых глаз, с коротким победным носом и раздувающимися ноздрями, про которые в старинных романах писали: «тонко вырезанные», с небольшими ушами, как бы прижатыми к черепу, что невольно ассоциировалось с ловким существом, приготовившимся к прыжку. Да, этого воробушка на мякине не проведешь… (Ну вот, уже и я стал мыслить образами из пословиц.) Люди этой породы могут какое-то время позволить водить себя за нос, но не дай Бог, если они раскусят ваши намерения! Впрочем, о чем это я? Ведь мои помыслы чисты…
На Касаеве был серый в крапинку пиджак, бордовая рубашка и галстук в косую полоску.
Быстрой, молодцеватой походкой он прошагал к тому месту стойки, где располагались ценники, с минуту изучал их, затем что-то сказал молодой симпатичной барменше – должно быть, приятное, потому что она заулыбалась.
Я развернул газету перед собой и погрузился в чтение статьи «Все флаги в гости будут к нам?», ни на секунду не упуская из виду Касаева.
Все места за столиками были заняты, но в проходе уже не толпились, народ малость рассосался.
Вот Касаев отошел от стойки, держа в левой руке рюмку водки, накрытую бутербродом, а в правой – видавший виды потертый «дипломат».
Я поднял голову, и на миг наши взгляды встретились.
Касаев еще раз осмотрел зал, затем решительно шагнул ко мне.
– Извините, у вас не занято?
Я смущенно развел руками:
– Не знаю, что и сказать… Одна женщина попросила придержать для нее место и куда-то пропала. Знаете что? А вы садитесь. Я все равно минут через пять уйду.
– Что ж, не откажусь…
Я забрал свой «дипломат» и снова уткнулся в газету.
«Все флаги в гости будут к нам?»
Тем временем Касаев расположился напротив, достал из кармана пиджака сигареты («Стюардесса») и спички, после чего церемонно выпил половину рюмки (сто пятьдесят граммов) и вонзил крепкие зубы в бутерброд с селедкой.
Продолжая чтение, я громко хмыкнул и покрутил головой.
Касаев машинально поднял на меня глаза и…
Я мгновенно ощутил его напряжение. Даже столик слегка вздрогнул.
Теперь я стал объектом самого пристального внимания. Он даже не скрывал, что изучает меня.
Ну а я и виду не подавал, что слежу за его реакцией.
Дочитав статью до конца, я отложил газету в сторону и потянулся за своей рюмкой, где оставалось на самом донышке.
– Простите, – послышался хорошо поставленный баритон Касаева (дикторская категория!) – Я вижу, у вас «Невская радуга»?
– Именно, – невозмутимо кивнул я.
– Еще раз простите, но мне показалось, что у вас есть претензии к статье, которую вы сейчас читали. – На его губах блуждала тонкая улыбка.
– Что вы! – простодушно воскликнул я. – Статья отличная! Я, допустим, раньше не понимал, зачем городу тратиться на это спортивное мероприятие, да еще в такое трудное время, а оказывается, все наоборот – город получает прибыль.
– Вы правильно поняли. – Теперь улыбка стала любезной.
– Похоже, этот, как его… – я глянул на подпись в статье, – Касаев – башковитый парень!
– Не исключено… – Улыбка стала еще любезнее, почти сердечной. – Вообще-то, постоянным читателям «Невской радуги» эта фамилия хорошо знакома.
– Охотно верю. Пишет он классно.
– А вам, значит, «Невская радуга» редко попадает в руки?
– Совсем не попадает.
– Хм! Странно…
– Да ведь я приезжий! Всего второй день в Питере.
– Ах, вот оно что! – Он сразу же расслабился.
– И пословицы у него к месту, – увлеченно продолжал я. – Да еще какие!
– Вы что же, интересуетесь фольклором?
– Интересуюсь. Очень даже. У меня дома штук двадцать книжек с пословицами. Да тетрадок целая гора! Где только попадется меткая фразочка, тут же ее выписываю. Вот у этого Касаева нашел кое-что. Где же это… Ага, вот! «Стреляй снова и снова, и ты попадешь в цель!» Блеск! В яблочко!
– Это монгольская пословица. – Касаев сиял.
– А вы откуда знаете? – Я наивно округлил глаза.
Последовала весьма многозначительная пауза.
– Дело в том, что Игорь Касаев, о статье которого вы так тепло отозвались, – ваш покорный слуга. – Он скромно склонил голову на грудь, но глаза полыхнули триумфальным заревом.
Я сделал вид, что ничего не понял. Или понял не совсем.
– То есть…
– Касаев, Игорь Анатольевич. – Он протянул мне через стол крепкую теплую ладонь, которую я растерянно пожал.
Вид у меня, надо полагать, был ошарашенный.
– Может, вы тоже представитесь? – Улыбка стала мягче, добрее. Он все еще не выпускал моей руки.
– Да, конечно… Черных, Дмитрий Сергеевич. – Я протянул ему свою роскошную визитку. Но что-то мешало поверить в столь невероятное совпадение. – Нет, вы не шутите?
– Разве тут есть повод для шутки? – Он дружелюбно и вместе с тем снисходительно похлопал меня по плечу и кивнул в глубину зала: – Да спросите любого, меня тут каждый знает…
Пока я пребывал в трансе, он изучал мою визитку:
– Черных… Дмитрий Сергеевич… Заместитель генерального директора фирмы «Ингода»… Хм! Так вы из Забайкалья? Теперь понятно. Питерские газеты, очевидно, для вас – редкие ласточки?
Я медленно приходил в себя.
– Это просто фантастика!
– Ну, такая уж и фантастика… Хотя, надо признать, случай весьма любопытный…
– Не то слово! – Имело смысл немного порезвиться на отвоеванном плацдарме. Я подался к нему, наклонившись над столом: – Вам-то наверняка не привыкать к таким вещам. А поставьте себя на мое место! Утром спускаюсь в киоск, набираю гору газет, обкладываюсь ими и читаю целый день и вдруг тем же вечером вживую вижу человека, написавшего самую интересную статью из прочитанного!
Он даже покраснел от удовольствия:
– Ну, спасибо на добром слове… Дмитрий Сергеевич – я правильно запомнил?
– Абсолютно!
– Знаете что, Дмитрий Сергеевич? А почему бы нам не выпить за знакомство по маленькой? – Он кивнул на мою пустую рюмку и сделал попытку приподняться.
Я стремглав опередил его:
– Сочту за честь, Игорь Анатольевич, но позвольте в данном случае взять инициативу на себя. Не отнимайте у меня приятной возможности!
Он опустился в кресло.
– Ну, хорошо… Но следующий ход – за мной.
Я решил использовать тактику маленьких шажков. Ни в коем случае нельзя было спаивать Касаева. Мне он требовался тепленьким, но с ясной головой.
Я заказал по сто граммов коньяка и по бутерброду и вернулся к столу.
– Вообще-то, Игорь Анатольевич, я пью мало, да и пьянею быстро, – признался я, усаживаясь на место, – но ради такого случая…
– Прекрасно вас понимаю, Дмитрий Сергеевич. Я и сам почти не пью, разве иногда… – Он и глазом не моргнул. – Ну, за знакомство!
Мы выпили по глотку. Касаев в три приема расправился с бутербродом, затем откинулся на спинку кресла и блаженно закурил.
– Кстати, Дмитрий Сергеевич, а какие пословицы вы, как знаток фольклора, могли бы рекомендовать мне для этой статьи? – неожиданно спросил он.
– Какие? Ну, вот, например, китайскую: «Путь в тысячу ли начинается с первого шага». Или индейцев племени майя: «Тропа выкладывается камень за камнем». А вот еще из наших мест, бурятская: «Медленная утка прилетает первой».
Слушая меня, он чему-то улыбался и едва заметно кивал.
– Хм! У вас прекрасная память, поздравляю! А вот я, представьте, в обиходе почти не пользуюсь этим богатством. Берегу для материй… – Тут в его голове щелкнул какой-то рычажок, и он круто переменил тему: – Вы, Дмитрий Сергеевич, как я понял, один из руководителей сибирской фирмы. Зачем же вам понадобилось читать, как вы сами выразились, гору питерской прессы? Или я что-то не так понял?
– Вы поняли абсолютно правильно. Сейчас я все объясню…
Касаев приготовился слушать, но едва я раскрыл рот, как он отрывисто спросил:
– Откуда, говорите, вы приехали?
– Из Забайкалья… Главный офис нашей фирмы находится в Чите, но производства разбросаны по районам.
– И что, действительно крупная фирма?
– Весьма. – Я подумал и повторил еще раз: – Весьма.
– Ну и что же вы производите?
– Оборудование для мелких хозяйств.
– Например? – Он спрашивал отрывисто, будто брал интервью.
– Например, компактные сепараторы. Хочешь – сметану гони, а хочешь – самогон. Универсальный аппарат! А в наших таежных условиях и вовсе незаменимый. Тем более что может работать от движка.
– Н-да, любопытно… – Он снова поднял бокал: – Ну что ж, Дмитрий Сергеевич! Приятно слышать, что хоть где-то на просторах нашего необъятного отечества развивается производство. А то иногда после всех этих брифингов и презентаций поневоле закрадывается мыслишка, что живут у нас только банки да перекупщики… Давайте же выпьем за то, чтобы дожить до времен, когда лицо российской экономики будет определять не экспорт сырья, а выпуск хороших и нужных товаров! Из этого же сырья, между прочим… Которое мы беззастенчиво воруем у своих потомков.
Я с энтузиазмом поддержал его тост.
– Как, вы сказали, называется ваша фирма?
– «Ингода».
– Красивое название. Видимо, исконно сибирское? Оно имеет какой-то смысл?
– Глубочайший! Ингода для Читы то же самое, что Нева для Петербурга, – пояснил я. – Красавица Ингода… Восточнее Читы она сливается с Ононом, образуя Шилку, а та, в свою очередь, соединяется с Аргунью, рождая Амур. Амур-батюшка…
(В молодости я два года служил в тех местах на ракетной точке, потому наводящие вопросы собеседника меня ничуть не смущали. Без малейшей заминки я мог выложить массу разнообразнейших сведений о далеком крае. Все это учитывалось, когда Старик готовил для меня липовые документы, которые, впрочем, внешне ничем не отличались от подлинных.)
– Ингода… Онон… Аргунь… – повторил Касаев, как бы пробуя названия на вкус. – Какая богатая фонетика! Так и чувствуется простор, ширь, тайга… А я вот, представьте, никогда не бывал восточнее Золотого Кольца. – Он вздохнул.
– Наш край суров, но в нем есть свои прелести, – патриотично заявил я. – Вам понравилось бы. У нас еще сохранились уголки нетронутой природы. Лоси, кабаны, рыси… А какая рыбалка! А если бы вы видели, как цветет багульник! Сказка! Это непередаваемо!
– Понимаю… – Он встряхнулся, выходя из легкого транса. – Прошу прощения, Дмитрий Сергеевич, я вас перебил. Вы, кажется, хотели рассказать, что заставило вас, удачливого предпринимателя, читать нашу питерскую писанину, вместо того чтобы знакомиться с городом и завязывать деловые контакты.
– В том-то и штука! – горячо воскликнул я. – Наша продукция хорошо идет в Сибири, мы вышли на Среднюю Азию и даже на Китай. Но нужны новые рынки сбыта. Основная перспектива – Восточная Европа. Покупатели будут, ведь наши аппараты не уступают по качеству западным аналогам, зато намного дешевле. Но через Москву не пробиться, с Украиной – таможенные хлопоты, про прибалтов я уже не говорю. Остаются Питер и Калининград. В анклав поехал мой коллега, а я – сюда. Так сказать, в разведку.
– Боюсь, это не так просто. – Касаев в сомнении покачал головой.
– Мы понимаем. И действуем не наобум. Есть четкая программа. Пункт первый: широкая рекламная кампания нашей продукции в ведущих газетах региона. Я и приехал для ее организации. То есть под ведущими газетами я имею в виду те, которые читают бизнесмены. Скажу по секрету, на эти цели фирма готова отстегнуть сто лимонов.
– Сто миллионов? – изумился он.
– Ну да, – простодушно ответил я, словно речь шла о мелочишке на карманные расходы.
– На рекламу? – еще раз уточнил он.
– Притом оперативную.
По тому, как дернулось его правое веко, я понял, что не промахнулся.
«Стреляй снова и снова, и ты попадешь в цель!»
Не составляло труда угадать ход его мыслей.
Сто лимонов. В любой газете рекламному агенту либо посреднику, обеспечившему поступление рекламы, полагается от десяти до двадцати пяти процентов внесенной суммы. Минус налоги. Получается самое малое – десять лимонов чистого гонорара. За несколько дней и без всяких хлопот. Неплохой заработок? Неподотчетный жене. Незапланированный. Случайный. Как крупный выигрыш в уличной лотерее. Тем более приятный, что его не ожидаешь.
Это тебе не сто пятьдесят тысяч «с радио». Это денежная лавина, это исполнение желаний, это большая передышка.
Журналистские доходы не баснословны, и многие репортеры попутно «сшибают» рекламу.
Из справки следовало, что иногда – раз в три месяца – и Касаев приносил в клюве в родную редакцию триста-четыреста тысяч, из которых после вычета налогов получал свои законные десять процентов. Один раз ему повезло, и он сорвал с какого-то рекламодателя целый миллион, поимев на этом после всех перерасчетов семьдесят тысяч. Которые, скорее всего, перекочевали в несколько приемов в кассу кафе.
Более грандиозных успехов на рекламном попроще Касаев не добивался.
И вот случайная встреча за столиком кафе сулит невероятный шанс.
Такая удача выпадает, может быть, раз в жизни.
Что-то булькнуло у него в горле, он порозовел, как девица, которой делают нескромное, но соблазнительное предложение.
Поклевка была крупной, но я понимал, что в силу своей натуры он, конечно же, не станет извиваться передо мной мелким бесом. Его надобно обхаживать.
– Вы просите совет? – ответил он, демонстрируя завидное самообладание. – Пожалуйста! Обратитесь в какое-нибудь крупное рекламное агентство. Они все устроят. С минимальными хлопотами для вас.
– Э, нет! – Я энергично взмахнул рукой. – Мы, сибиряки, привыкли действовать напрямую. Без лишних шестеренок.
– Чего же вы хотите? – Его глаза превратились в щелочки.
Я набрал побольше воздуха и решительно выдохнул:
– Игорь Анатольевич! Можно говорить с вами откровенно, по-мужски?
– По-мужски? – переспросил он, изламывая брови. – Разве я похож на дамочку?
– Хорошо! Так вот: мужской разговор. Игорь Анатольевич! Будьте посредником между питерской прессой и «Ингодой». Помогите раскидать эти сто миллионов между действительно популярными изданиями. И посодействуйте их оперативной публикации. На любых приемлемых для вас условиях.
Он нервно закурил и надолго задумался. Наконец крякнул:
– Хм! Предложение, что и говорить, интересное. Разумеется, у меня есть связи… Но хотелось бы быть уверенным, что ваша фирма, простите, не мыльный пузырь…
– Какой пузырь, если мы готовы заплатить наличными! Частично. Впрочем… – Я открыл свой «дипломат» и, пошуршав бумагами, протянул ему кипу документов. – Недавно у нас была аудиторская проверка. Здесь все данные: оборот, прибыль, поставки, штат… И расходы на рекламу тоже. Сто миллионов для нас – капля в море.
Справки были сработаны на совесть. И исполнены умело. Особенно впечатлял красочный логотип фирмы и множество печатей. Неужели Касаев не слышал, что при современной множительной технике нетрудно изготовить даже доллар, совсем как настоящий?
Он принялся перелистывать нашу «липу».
– Можете взять с собой на день-два, – предложил я.
– Идет! – Он сгреб справки в свой «дипломат», затем решительно поднялся: – Я сейчас…
Отошел он не далее стойки и вскоре вернулся, держа в каждой руке полусогнутыми пальцами по рюмке, а ладонями сжимая блюдце с двумя бутербродами.
– От нашего стола – вашему столу…
– Мне много, – вяло запротестовал я.
– Это же бренди, безвредный напиток. – Он расположился в своем кресле и со значением произнес: – По поводу вашего предложения, Дмитрий Сергеевич… Пока я вам ничего не отвечу. Должен подумать. Утро вечера мудренее, а я, видите ли, «жаворонок»… Но я хочу сказать о другом. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Мне почему-то кажется, что мы с вами подружимся. Независимо от того, приму я ваше предложение или нет. В чисто человеческом плане.
– Был бы счастлив иметь другом такого человека, как вы.
– Есть встречное предложение! – весело вскинулся он, протягивая свой бокал. – Почему бы нам не перейти на «ты»?
– Согласен.
– Мои друзья и коллеги называют меня Гариком. И мне это нравится. Я чувствую себя моложе.
– А я просто Дима.
– Ну что же, Дима, прозит!
– Чин-чин! – в тон ответил я, и мы чокнулись.
– Удивительный сегодня день! – Касаев отставил бокал. – Столько событий… Не-ве-роят-ных!
Я вдруг понял, что он захорошел. Перебрал норму. Вероятно, по дороге в кафе ему стало невтерпеж и он хлопнул стопку в ближайшей распивочной. У меня нет права следить за его рюмкой. Однако всякий разговор о делах надо отставить. Если, проснувшись завтра поутру, он вспомнит, что новый знакомый пытался что-то вынюхивать у него по пьяной лавочке, я отдалюсь от цели. Итак, переключаемся на другую тематику. Тем более что первые камни в фундамент уложены надежно.
– Да, удивительный, – согласился я.
– Представляешь, – увлеченно продолжал он, – сижу я у себя утром в редакции, вдруг звонок. С радио. Дескать, летом они использовали в нескольких передачах мои материалы и начисляли гонорар. Какие-то извинения насчет задержки, и вдруг: «Вы будете в четыре на месте? Мы пришлем кассира». Ну, думаю, розыгрыш. Кто-то решил похохмить. Сижу, работаю. Как раз нужно было срочно сдавать материал о проблемах метрополитена. И вдруг ровно в четыре открывается дверь, входит этакий замухрышка, сует мне ведомость, а следом выкладывает двести тысяч, каково?!
Ну, положим, не двести, а сто пятьдесят, подумал я, вслух же произнес:
– Не вижу ничего загадочного в том, что твои блестящие статьи прочитали по радио.
Он громко рассмеялся:
– Эх, Дима… Ты не представляешь, как в Питере воруют информацию друг у друга… Лопатят, перекраивают, компилируют, а после без зазрения совести выдают за свое. Да знаю я, знаю, что некоторые мои статьи раздергиваются на абзацы, только сроду мне за это не платили ни рубля! А тут – сто пятьдесят тысяч! – (Он даже на заметил, что проговорился.) – Да еще принесли на блюдечке с голубой каемочкой.
– Я, конечно, не знаю вашей журналистской кухни, но кое-какие соображения имею…
– Ну-ка, ну-ка!
– По-моему, на этом самом радио сейчас идет проверка. Они включали тебя в ведомости, но денежку получал кто-то другой. А тут – проверка. Они и переполошились. Поэтому, от греха подальше, решили рассчитаться.
Касаев посмотрел на меня с восхищением.
– Вот что значит финансист! А я сроду не допер бы. Честно говоря, даже не запомнил, как называется это радио… Ну, ладно, Дима, поскучай немного. Мне надо выйти.
Выбираясь, он неловко сдвинул стол, так что бокалы едва не упали. Опасаясь, что он направляется за добавкой, я решил было придержать его, но нет, он двинулся к выходу – той неестественно ровной походкой, с какой подвыпивший человек пытается продемонстрировать свою стойкость. У самой двери его повело, и он едва не врезался в камин. Он опьянел враз, как герой анекдота, утверждавший, что всему виной – двенадцатая рюмка. Этого я не ожидал.
Зато, похоже, «гонорар с радио» прошел на ура. Коготок завяз, скоро и птичка станет нашей.
Касаев отсутствовал долго, минут двадцать. Я даже начал прикидывать, не отправиться ли на поиски. Когда он вернулся, волосы у него были влажными, а глаза – все еще оловянными. Но язык повиновался ему вполне.
– Все в порядке, Димка. Едем ко мне домой.
Я принялся энергично отнекиваться:
– Неловко, Гарик. Да и время позднее… Как-нибудь в другой раз.
– Никаких! Не суетись, Димка, вопрос решен. Ларочка дала добро.
(Видимо, он выходил не только освежиться, но и позвонить.)
– Разве что на полчасика…
– Там видно будет!
Заманчивая перспектива – уже сегодня оказаться у него дома. Но его состояние… Нельзя наживать себе врагов в лице его домашних. Однако же мой долг – доставить его до родного порога в целости и сохранности. А там, и вправду, «будет видно».
– Кофе на дорожку?
– Давай!
Я принес две дымящиеся чашки.
– Ты произнес одно имя…
– Ларочка?
– Да. Это, видимо, супруга? В твоем голосе было столько нежности…
Его глаза подернулись сентиментальным туманом:
– Эх, Димка, знал бы ты, как она мне дорога! Мы вместе двадцать восемь лет, и, поверь, я ни разу не изменил ей даже в помыслах. Второго ноября ей стукнет пятьдесят, а она у меня все такая же красавица, какой была в двадцать. Ее бы приодеть чуть-чуть, она бы выглядела настоящей леди. Но-как быть, если все уходит на жрачку, квартиру, транспорт? – На его глаза навернулись слезы, и он с яростным стыдом смахнул их. – Да еще я, как последний подонок, пропиваю весь приработок! А ведь она могла бы что-нибудь купить для себя на эти деньги. Вот и сегодняшний гонорар хотел заныкать… – Он с силой вцепился в мою руку. – Димка, тебя не шокирует моя откровенность? Поверь, я никогда и ни с кем об этом не говорю, просто сейчас что-то накатило… А эту деньгу с радио… Даю твердое слово, будь свидетелем, что отдам Ларочке все до рубля! Ну, оставлю себе тысяч двадцать, а остальное отдам, ей-Богу! Одобряешь? – Его взгляд и молил, и требовал.
– Это по-мужски, Гарик…
– Через полтора месяца, даже меньше, у нее юбилей, а что я ей подарю? Букет гвоздик? Духи? Колготки? Это же пятьдесят, Димка! Рубеж! На своей шкуре прочувствовал.
– Твоя жена не должна остаться без достойного подарка, – отчеканил я.
– А что делать?! – Он буквально выворачивал мою кисть. – Я совестью не торгую, взяток не беру, склонности к бизнесу не имею… Я не ангел, но у меня, Димка, есть принципы, которым я не изменю даже ради Ларочки. И она это знает. И может, только поэтому до сих пор любит меня. Я не собираюсь себя ломать. С какой стати? Я такой, какой есть. Я классный журналист, репортер – профи, и горжусь этим.
Я освободил-таки свою руку из его тисков.
– Гарик, помоги мне оперативно разместить рекламу и увидишь, юбилей твоей супруги пройдет на высшем уровне.
Он вдруг вспомнил.
– Димка, хочешь – откровенно, как на духу, – сказал с блуждающей улыбкой. – Я ненавижу рекламу. Не-на-ви-жу! Я презираю ее всем своим существом. Всеми фибрами души! Ты уж не обижайся. Будь моя воля… Но ради Ларочки я возьмусь за твое дело. Быть может, сам Бог послал мне тебя… Ну, айда!
Я не стал пускаться с ним в спор.
Когда мы вышли на запруженный народом Невский, было всего полвосьмого. Вдоль проспекта носился теплый напористый ветерок. Касаев с удовольствием подставил его порывам разгоряченное лицо. Я вдруг понял, что мой спутник трезвеет так же стремительно, как перед этим опьянел. Вот и прекрасно!
– Куда ехать?
– Сосновая Поляна.
– Никогда не слышал о такой улице.
– Это не улица. Жилой массив.
– Далеко?
– М-м-м… Не центр, конечно, но место приятное.
В этот момент мимо нас прошла потрясающей красоты женщина – стройная, синеглазая, с золотыми волосами.
– Пригожа, как рожа, – вырвалось у меня.
Касаев зыркнул на меня строго, даже сердито:
– Неуместная насмешка, Дима.
– О чем ты, Гарик? Какая насмешка?!
– Ну, это твое словечко… рожа… – Он поморщился. – По отношению к хорошенькой женщине…
– Гарик, от тебя, знатока фольклора, я меньше всего ожидал такого выпада! – парировал я. – Неужели тебе неизвестно, что в южных областях России розу называют рожей? – (Эти сведения я почерпнул сегодня утром в одном из сборников.) – Следовательно, я сравнил прекрасную незнакомку с не менее прекрасным цветком.
Касаев изумленно уставился на меня:
– Ты шутишь?
– И в мыслях не было!
– Огоро-ошил… Ей-Богу не знал! То есть поговорку я, конечно, слышал, но… Значит, она имеет буквальный смысл?
– Безусловно!
– Век живи – век учись… А я-то всегда считал, что в ней заложена ирония! Один – ноль, Димка.
Да, очко я заработал честно.
Синие «Жигули», отреагировав на мою вскинутую руку, вильнули к обочине. После коротких переговоров с водителем мы расположились на заднем сиденье.
Автомобиль влился в нескончаемый поток транспорта.
– Кстати, как полное имя твоей супруги? – поинтересовался я у Касаева.
– Лариса Борисовна.
– Звонкое сочетание… Кем она работает?
Он вздохнул:
– К сожалению, Ларочка – безработная. Смех! Великолепный переводчик с английского, ощущает тончайшие нюансы текста, в совершенстве владеет технической терминологией и – безработная!
Я изобразил на своем лице неподдельное изумление:
– Но английский же – самый ходовой!
– В том-то и штука! – скривившись, как от зубной боли, воскликнул он. – Переизбыток предложений. Я регулярно пристраиваю в колонке услуг ее объявления. И что ты думаешь? За целый год – всего три звонка. Разовая работа. Однажды, правда, подыскал ей местечко. Она обрадовалась, тут же побежала… Отказали! И знаешь почему? – Мефистофелевская усмешка тронула его тонкие губы. – Возраст! Им нужен специалист не старше тридцати пяти! Идиоты! Ну я понимаю: каскадер, молотобоец, балерина – здесь да, важен, возраст. Но переводчик?! Неужели этим болванам не ясно, что опыт и мастерство приходят с годами?! Да и какой это возраст – пятьдесят!
– Нонсенс, – поддакнул я.
– А для Ларисы важен не столько заработок, сколько ощущение своей полезности, – продолжал он с затаенной болью. – Она тяготеет к общению, умеет выкладываться, любит свое дело. А ее загнали в угол, к плите, к швабре – вот где трагедия, Димка! Нет, она не жалуется, но я-то знаю ее мысли! Она считает, что у меня огромные связи, но я не пытаюсь устроить ее только из-за ложно понятой порядочности. – Он придвинулся ко мне, дыша в самое ухо: – А какие у меня связи? Я просто классный газетер! Все! Даже в застойные времена, когда нашу профессию уважали, у меня не хватало духу нажать, к примеру, на телеателье, чтобы мне без волынки починили телевизор. Я непрактичный человек, Димка! Но на колени меня не поставит никто!
Я с чувством сжал его руку:
– Гарик, ничего не могу обещать, но, возможно, «Ингоде» понадобятся услуги переводчицы с английского. Во всяком случае, наш генеральный не считает, что в пятьдесят хороший специалист годен лишь на то, чтобы собирать справки для пенсии.
– Ди-имка! – пропел он. – Хотя бы намекни Ларочке на это! Если бы ты знал, как она переживает свой вынужденный простой!
– Дай мне время, Гарик. Переговорю с генеральным, что-нибудь придумаем. Кто у тебя еще дома?
– Дочка, Яночка… И два кота – Бонифаций и Маркиз. Правда, с нами живет Ларочкина мама – Зинаида Германовна, но дачный сезон она всегда проводит у подруги в Сестрорецке. Собственно, сезон-то заканчивается. В воскресенье поеду ее забирать.
– А дочка, вероятно, уже взрослая?
– Двадцать три.
– Учится?
– В Ветеринарной академии.
– Женихи, наверное, проходу не дают?
Он помрачнел. Похоже, я ненароком задел какую-то больную струну.
– Понимаешь, Дима… Яночка – очень своеобразная натура. Глубокая, сильная, воспитанная на настоящей литературе и хорошей музыке. Она многого добьется. Я горжусь ею… – Голос его задрожал и неожиданно он круто переменил тему: – А у вас в Забайкалье уже, наверное, белые мухи летят?
Впереди показался пестрый базарчик. Я попросил водителя ненадолго остановиться.
Тот припарковался у обочины.
Касаев вопросительно посмотрел на меня.
– Скромный сюрприз… – Я выбрался из салона и нырнул в толпу.
У разговорчивой старушки я купил два вместительных и прочных пакета и, пробежав вдоль торговых рядов и ларьков, наполнил их первым, что бросилось в глаза. Сюда вошли две большие грозди бананов, по килограмму апельсинов и помидоров, палочка копченой колбасы, упаковка ветчины, коробка шоколадных конфет, коньяк, шампанское и двухлитровая емкость с малиновым лимонадом. Надеюсь, пакеты выдержат? Что-то я еще забыл… Ах да, Бонифаций и Маркиз! Я прихватил банку «Вискас» и в завершение, не торгуясь, купил у бойкой цветочницы букет красных роз.
(Или – «рож»? Нет, все же для северного уха «роза» звучит приятнее.)
Касаев, завидя мою поклажу, пришел в ужас.
– Дима, это слишком! Ты ставишь меня в неловкое положение.
– Перестань, Гарик. Все нормально. Тем более что я трачу представительские.
– Хорошо, коли так, – смирился он. – За мной не заржавеет. Но давай условимся, за машину плачу я.
– Хозяин – барин.
Хмель из него выветрился, минимум на две трети.
Порывшись в кармане, я протянул ему пакетик.
– Что сие?
– Мятные таблетки.
– А! Давай!
Он задумчиво повертел пакетик в руках.
– Да, Дима, слово надо держать! У меня осталось около ста сорока тысяч. Сто отдаю Ларочке – решено!
Наверное, с такой экспрессией Галилей восклицал: «И все-таки она вертится!»
Еще немного, и машина притормозила у девятиэтажки, как две капли воды напоминающей ту, в которой обитала Алевтина.
Первым на тротуар выбрался Касаев.
– Давай мне пакеты.
Он бережно, как младенцев, прижал их к себе, но, заметив, что я расплачиваюсь с водителем, снова полез в салон.
– Димка, мы так не договаривались!
– Перестань, Гарик, это же представительские…
– Все равно! Ты пользуешься тем, что у меня заняты руки. Ладно, но учти, что теперь я твой должник.
Мы обогнули дом, вошли в один из центральных подъездов и в урчащем лифте поднялись на восьмой этаж.
Дверь на звонок открылась сразу же.
В тесноватой прихожей нас встречала хозяйка – статная, хотя и несколько крупноватая женщина с прекрасными вьющимися волосами рыжеватого оттенка и выразительными черными глазами. Несомненно, что в молодости, да и в более зрелые годы, она выглядела чрезвычайно эффектно. Но увы, возраст брал свое. Может, даже не возраст, а усталость. Видимо, она предполагала, что заявится полупьяный муж с таким же тепленьким приятелем. И уж конечно меньше всего рассчитывала на роскошный букет.
Когда я поцеловал ей руку и произнес витиеватый комплимент, морщинки на ее высоком лбу разгладились, она зарделась и сразу сбросила с плеч десяток лет.
– Вот, Ларочка, познакомься, – произнес Касаев. – Это Дмитрий Сергеевич, сибиряк, весьма неординарная личность.
Последовал общеизвестный ритуал.
Хозяйка улыбнулась мне и пожаловалась мужу:
– Гарик, я ничего еще не успела. Ты дал мне слишком мало времени…
– Не волнуйся, дорогая, мы привезли все, что нужно. – Он взял у меня второй пакет. – Никаких проблем.
– Лариса Борисовна, прошу вас не затевать ничего особенного, – как положено гостю, смиренно попросил я. – Тем более что скоро мне надо бежать по делам.
– Ладно-ладно, дела потерпят, – сощурился Гарик. – Ты, Димка, облачайся во-он в те коричневые тапочки. Ванная сразу же за стеной, прочие удобства рядом. Действуй! Я сейчас разгружусь и покажу тебе квартиру.
Когда, вымыв руки, я снова оказался в коридоре, до моего слуха донесся из кухни проникновенный голос Касаева:
– Ларочка, дорогая, еще один приятный сюрприз… Я получил гонорар… Вот тебе пятьдесят тысяч. Купи себе что-нибудь. Себе, понимаешь?
Ох, Игорь Анатольевич!
И все-таки, все-таки, все-таки… Почему он отказался от миллионов КЭПа? Многих, очень многих миллионов, между прочим…
Касаев появился из кухни в сопровождении двух упитанных котов. Один был рыжий, второй абсолютно белый, без единого пятнышка.
– Как тебе наши звери?
– Полагаю, отсутствием аппетита они не страдают.
– Еще те проглоты! Ну что, паразиты, мышей ловить будете?
Распушив хвосты, те доверчиво терлись о его ноги.
– Ларочка! – крикнул он. – Там в пакете остался «Вискас». Будь добра, насыпь им немного, а то они от нас не отстанут.
– Кис-кис! – позвала Лариса, и домашние любимцы голова к голове ринулись на кормежку.
– Через полчаса сядем за стол, – сообщил Касаев. – Пойдем пока в мой кабинет.
– Кстати, где же Яночка? – полюбопытствовал я.
– Занимается в своей комнате, – ответил он и, не вдаваясь в подробности, повел меня за собой.
Квартира у Касаева была трехкомнатная. В гостиной стоял раздвинутый стол, накрытый белой скатертью; дверь, ведущая во вторую комнату, была плотно притворена – видимо, там находилась Яна, не пожелавшая лицезреть нежданного гостя.
– А здесь кабинет! – воскликнул Касаев, распахивая третью – дальнюю – дверь. – Правда, совмещенный со спальней. Прошу!
В небольшой комнате царила теснота. Две стены занимали книжные стеллажи – под самый потолок. Скользнув взглядом по корешкам, я убедился, что Касаев владеет неплохой библиотекой: классика, представленная, в основном, собраниями сочинений, энциклопедии, справочная литература…
– Здесь, – он чиркнул рукой по одной из полок, – моя коллекция пословиц и поговорок.
– Теперь понятно, откуда ты черпаешь вдохновение, – почтительно заметил я. – Мое собрание значительно скромнее.
– Я ведь петербуржец, – мягко напомнил он. – Все же в Питере легче найти нужную книгу, чем где-нибудь в провинции. К тому же… – Не закончив фразы, он подошел к письменному столу, заваленному газетами, блокнотами и всевозможными бумагами, из-под которых проглядывала портативная пишущая машинка.
– Как я понимаю, именно за этим столом рождаются те статьи, которые читает весь Петербург, – благоговейно изрек я.
Он сделал вид, что не замечает некоторой гиперболизации, и вздохнул:
– Не совсем так, Дима… Я вообще-то «жаворонок», пишу по утрам. Встаю, как правило, в шесть, часто в пять, бывает, что и в четыре, но к восьми статья уже готова. Одна только заковыка… Не могу писать без курева! Смолю как паровоз! А Ларочка совершенно не переносит табачного дыма. Поэтому уединяюсь на кухне. Именно за кухонным столом все и написано – статьи, репортажи, очерки… Но печатаю, конечно, здесь. – Он любовно погладил корпус пишущей машинки «Консул».
– Представляю, сколько выдала эта машинка!
– Да-а… Она у меня уже пятнадцать лет и служит безотказно. Тысяча материй, Димка! Тысячи! Я ненавижу выражение «бойкое перо», но дыхание у меня легкое. До сих пор. Случается, выдаю за день по тысяче строк!
Он уселся во вращающемся кресле и, склонившись, выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда большой альбом и наугад раскрыл его посередине. Внутри были наклеены его статьи, вырезанные из разных газет.
– Мое собрание сочинений… И это только малая часть. А сколько утеряно! Из-за собственной небрежности, при бесконечных переездах – ведь мы с Ларой пятнадцать лет маялись по чужим углам… – Он бережно погладил страницу и грустно вздохнул, но в зрачках заплясали желтые огоньки. – Нет, Дима, что бы там ни твердили о газетном верхоглядстве, а без журналистики современный мир невозможен. К нам, журналистам, некоторые относятся как к несостоявшимся писателям. Вот, дескать, писатель – это да, это инженер человеческих душ! А вы, жалкие щелкоперишки, – подмастерья, сантехники. Знал я кое-кого из этих «инженеров»… Где они сейчас? Кто читает их книги? Тлен, трава забвения… А вот газеты выжили. Нет, Дима, я всегда считал, что лучше быть хорошим журналистом, чем плохим писателем. Впрочем, это касается любой профессии. Как любил повторять один большой человек, неважно, какого цвета кошка, главное – чтобы она ловила мышей.
Он выдвинул второй ящик, достал оттуда черную кожаную папку.
– Смотри, Дима, сколько почетных грамот я получил в свое время, сколько дипломов и всяческих регалий. Не случись перестройки, к полтиннику стал бы заслуженным работником культуры. Была такая традиция. Кстати, знаешь, как наши острословы сокращали это звание? Засрак! А может, и к лучшему, что из меня не вышло заправского засрака? Ну да плевать! Гори эти бумажки синим пламенем! Главное, у меня есть читатель, а этого не отнимет никто.
Он сунул папку на место и с решительным видом выдвинул третий ящик.
– Димка, открою тебе свою сокровенную тайну…
У меня даже мурашки пробежали по коже. Неужто вот так, прямо сейчас, под влиянием порыва и винных паров он посвятит меня в эту загадочную историю?
