Читать книгу Лафраэль и доспехи тьмы - Ланре ТЕН - Страница 1

Пролог

Перо двигалось быстро, изящно и… не смотря на мастерство владельца, дрожало, а между тем на абсолютно белой бумаге начали появляться первые торопливые слова.

«Фиор, я знаю, что в последний раз плохо с тобой обошелся. Мне стоило быть вежливым и все-таки пригласить тебя в гости, а не кричать на тебя и прогонять словно оборванца… Знаю, что ты все же не обиделся! Ты не мог на меня обидеться! Я знаю… знаю…

В последнее время я сам не свой. Я не понимаю себя, своих мыслей, а тем более поступков – они меня пугают! Мне кажется, что я схожу с ума…

Что мною движет? Что я делаю? Реальность представляется мне размытым стеклом, запотевшим от нечистот. Разум как будто в огне.

Мне нужна помощь!!! Кроме тебя, мне не к кому обратиться…»

Человек в шелковом халате вздрогнул, отчего на письме появились асимметрично расплывающиеся кляксы. Он услышал, как дверь в кабинет потихоньку, со скрипом отворяется. Пламя свечи заколыхалось от сквозняка, словно в испуге.

Мужчина повернулся в сторону шума, страх отразился в его серых глазах, но он не подал вида.

– А, Грегор,– как можно спокойнее сказал мужчина, но щека все же непроизвольно дернулась, отражая весь ужас, обуявший взрослого человека.– Что тебе?

– Господин, пора принимать лекарство,– настойчиво-тихо произнес вошедший.– Вы уже долгое время работаете…

– Мне некогда,– почти истерично взвизгнул ученый, не сумевший взять себя в руки.– Убирайся прочь!!!

– Я не могу,– возразил Грегор, словно ничего сверх странного не происходило, как будто такое поведение его господина было ожидаемо.– Вам необходимо выпить отвар!

– И что? Ты хочешь меня заставить? Тебе не удастся этого сделать!– неуверенно начал мужчина, четно пытаясь нащупать правой рукой боевой посох, который он перед этим оставил в гостиной.

– Господин,– приятный баритон пришельца пробрал до самых костей, страх в груди колдуна стал почти осязаемым,– вам следует принимать отвар каждую неделю. Если вы долго отказываетесь от него, то это отражается на вашем разуме. Я не враг вам! Я ваш верный лакей, который обязан заботиться о вашем здоровье, даже если вы сами этого не желаете. Поверьте мне!

– Но… но я ничем не болен!..

– Господин, вы уже давно страдаете недугом, просто не хотите в этом признаться. Ведь ваш разум страдает!..

– Мой разум страдает…– повторил мужчина, успокаиваясь.– Неужели я болен?

– Да, господин,– тут же подтвердил Грегор.– И уже довольно давно.

– Да, я что-то такое припоминаю! Что-то связанное с маниакальными и навязчивыми идеями и видениями, повторяющимися из-за влияния артефакта…

– Все верно, господин,– любезно согласился Грегор, оказавшийся уже перед мужчиной.

Мужчина сел за свой рабочий стол, напрягая все свои душевные силы, чтобы просто сосредоточиться и собраться, однако мысли не поддавались.

– Я знаю, что вам не хочется, но лекарство нужно принимать еженедельно, противное чревато обострениями.

С последними словами слуга протянул чашу, в которой плескалась зеленая жижа. Запах был весьма приятный, но вид пойла удручал.

– Хм, а это что у нас?– внезапно спросил лакей, с интересом разглядывая клочок белой бумаги, исписанный рукой господина. Грегор поставил чашу с лекарством на рабочий стол и без какого-либо стеснения и разрешения поднял интересующую его вещь.– Письмо?

– А ну отдай,– воскликнул по-детски беспомощно мужчина, однако ярость ненадолго придала ему сил.

– Боюсь, мне придется отказать вам в этом, господин!– грубо ответил лакей, бесцеремонно принимаясь за чтение.

Мужчина беспомощно заерзал. Наступила томительная тишина. Прикусив губу, он с животным страхом ожидал реакции своего лакея.

– Теперь игры закончились!– зловеще провозгласил Грегор, дочитав текст до конца и сминая письмо в своей руке.– Подумать только, ты чуть не предупредил Гильдию! Еще чуть-чуть и донесение добралось до чертога исследователей! А нам этого не нужно, по крайней мере сейчас!.. Уж прости, господин, но этого я тебе позволить не могу.

Мужчина резко встал, охваченный паникой и гневом. Пусть эмоции всегда ему мешали, но, когда дело доходило до действий, опыт подстегивал и помогал ему. С мастерством заядлого бретера в считаные секунды колдун подготовил нужное заклятие, черпнул силы из перстня с алым камнем, одетым на безымянный палец правой руки, и уже готов был спустить молнию с обоих ладоней, как вдруг был остановлен. Грегор, голой рукой и простым движением умелого вышибалы развеял сложное плетение уже сформировавшегося заклятия, что очень удивило чародея. Ранее он никогда не сталкивался с подобным, ведь заклятие должно было уничтожить руку глупца, вознамерившегося физической атакой нарушить связь уже структурированного волшебства. Даже на этапе подготовки боевое плетение представляло из себя непосредственную опасность как для колдующего, так и для стоящих рядом людей, не говоря уже о его законченном варианте. По сути, лакей своей ладонью остановил одно из опаснейших заклинаний из арсенала колдуна, именуемое Цепью молний. Все каноны и правила, так скрупулезно изучаемые в Башне магии и втолковываемые в неокрепшие умы неофитов многие столетия, были попраны в какие-то мгновения.

Между тем, Грегор продолжил нападение. Он с нечеловеческой силой схватил колдуна за тощую шею, приподнимая его над полом, словно соломенное чучело. Мужчина тщетно пытался освободиться, у него ничего не получалось.

Чернильница, бумаги на столе, канцелярские принадлежности разлетелись в разные стороны. Некоторое время мужчина беспомощно хрипел и барахтался в воздухе, однако рука Грегора так и не разжалась, пока жертва не затихла.

– Дозу лекарства нужно будет увеличить, господин… Мы ведь не хотим испортить такой чудесный план, когда он уже близок к завершению!

1.

Плывет корабль по чистой глади, лишь волнам подвластен его мерный ход, взглянешь издали, и глаза рябит от количества их, то возникающих, то пропадающих в омуте этого нескончаемого океана.

Закатного солнца не видать, ведь небо уже давно затянуто серой дымкой облаков, из-за чего корабль принял какой-то тусклый оттенок, стал неприятен и холоден.

Настроение матросов сильно испортилось в последнее время, многие стали угрюмы, неразговорчивы, брюзгливы и злы.

Корабль был обширный, купеческий, на таких путешествуют богатые торговцы, нанимая суда в дальние странствия. Чаще всего корабли покупают в гильдиях торговцев, там купцы и сговариваются между собой для осуществления опасных авантюр, которые должны набить их карманы золотом.

Вот и возвращался один северный купец из дальнего странствия.

Почти два года он путешествовал по южному континенту, дошел до самых границ пустоши, до красных песков и дальше за горы, к горизонту. Где только не побывал он, что только не видел он, везде его вострые глаза искали выгоду.

Незаметно для себя он стал богат.

Теперь со своими товарищами в гильдии купил корабль, чтобы отплыть домой. Его многие уважали, многие не любили за одни и те же качества. Был он дельный, верткий и, при этом всем, сообщительный и честный человек, конечно, в пределах торговых помышлений.

Торговец имел осанку могучую даже можно сказать богатырскую. Он часто рассказывал, что в их стране все такие же точно, как и он сам, а чаще всего и того больше – что ростом, что телом.

Несмотря на это, одет он был как истинный торговец-южанин: простая, но разноцветная накидка из грубого сукна, да тюрбан, укрывающий темень. Единственное, что его отличало от обитателей юга, помимо огромного телосложения, его курчавая рыжая борода да большие голубые глаза. Цвет лица его был когда-то белым, но за время долгих странствий успел преобразиться в красный, только под одеждой он оставался исконно прежним.

Звали его Еверий Кравий, родина его была в далеких северных землях, на другом континенте, куда он держал путь через Океан Ветров.

Друзья его по ремеслу, решившиеся ехать вместе с ним на север, все время проводили в чреве корабля, пили без меры и лишь изредка выглядывали наружу. Опухшие, с красными глазами, они немного дышали соленым морским воздухом, чертыхались и снова прятались в своих обширных каютах. Их толстые фигуры никого не удивляли и не приковывали внимания.

Матросы все чаще озирались лишь на одного из путешественников – молчаливого мальчика-попутчика лет пятнадцати, небольшого роста, с темной кожей и непривычно раскосыми глазами. Одет он был в странный темный плащ с капюшоном, который закрывал подростка полностью, скрывая его тело и даже ноги. Волосы его были длинны и аккуратно заплетены в косичку. Он ни с кем не затевал беседы, ни к кому не обращался, вел себя примерно и нелюдимо. С Еверием он заговорил лишь однажды, чтобы попроситься на борт, это случилось перед самым отплытием, около двух недель назад.

– Ну, не знаю, мы едим в далекие северные земли, возможно, что и не доплывем до намеченного пункта вовсе,– озадаченно ответил Еверий на просьбу незнакомца, которого с любопытством рассматривал.– Потом, это торговое судно, брать попутчиков нехорошая примета, да и товарищи, наверняка, будут против,– но увидев, что мальчик говорил серьезно, торговая жилка все же взыграла, поэтому сразу поинтересовался:– А чем платить будешь?

Мальчик, вытащил два золотых из-под плаща, и протянул их торговцу. Монеты звякнули и аппетитно блеснули на солнце.

– Этого хватит?– не спуская своего пытливого взгляда с собеседника, спросил мальчик.

Еверию сразу же стало не по себе. Что-то было странно-холодное в глубине этих карих глаз. Торговец бы сказал нечеловеческое…

Сначала купец хотел схитрить, оставаясь верным своим торговым привычкам, а также сложившейся у него общей практике, но взгляд мальчика его насторожил, поэтому он не решился обманывать незнакомца. Да и цена, которую предложил мальчик, была несравненно высока для такого путешествия, хватило бы и тридцати серебреников, а тут золотые. Еверий даже невольно облизнулся.

– Этого вполне хватит, молодой человек,– только и сказал купец.

Дело было решено, и попутчик отправился в путешествие с торговцами. Ему была отведена отдельная каюта, а также питание, как почетному гостю на судне.

С собой мальчик взял орла,– по-видимому, это был его домашний питомец, коих часто выращивают на потеху молодой аристократии южных царств,– малый узелок и какую-то украшенную резьбой темную палку.

Вниз, к каютам, незнакомец спускался лишь для того, чтобы поесть и поспать. При этом ел он мало, к необыкновенному счастью скаредного Еверия и его коллег, иногда брал пищу с собой и кормил орла, чаще все же находился на свежем воздухе, вглядываясь часами в небо, где парила его птица, пугая морских чаек.

Первое время некоторые из купцов хотели было продать или о чем-либо сговориться с попутчиком, по своей всегдашней промысловой тяге, но быстро теряли интерес к, по-видимому, богатому, но замкнутому и молчаливому подростку, так как последний не произносил ни слова на все их заученные тирады, внимательно меряя говоривших взглядом, пробирающим до поджилок.

Вопрос: «Кто он?», часто мучил многих поначалу, но и к мальчику в скором времени привыкли, уже не заботясь о его прошлом. Мало ли их на свете богатых и… глупых, бросивших отчий дом на радость странствий и эфемерной свободе, тем более, что мальчик был почти незаметен, не доставлял проблем и особых забот… однако матросы на него все более и более косились.

Прошло уже две недели в пути, ночью капитан судна ориентировался по звездам, а днем сверялся с солнцем, так что путь пролегал более или менее по маршруту.

Накануне корабль заехал в один из попутных портов, где путешественники закупили воды и провизии. Мальчик остался верен себе, поэтому в порт не выходил, оставаясь все так же на палубе, наблюдая за небом.

Уже даже Еверий стал замечать, что члены экипажа все недоброжелательнее высказываются по поводу молодого пассажира, бросая на него недовольные взгляды. Но коль дело всегда заканчивалось тихим роптанием и одним лишь поворотом головы в сторону палубы, где сидел мальчик, то Еверий не придавал этому особого значения.

Путь продолжался…

Земли уже видно не было, как и оставленного позади порта, вновь только бескрайняя рябь безмолвного океана.

Вечером в один из однообразных дней к Еверию пришел капитан судна, чем-то очень встревоженный. В то время Еверий уже лег спать, услышав стук посетителя. Он недовольно скинул с себя покрывало, которым перед этим тщательно укутался, и направился к нежданному гостю, попутно вспоминая все ругательства и проклятия, известные по ту и эту сторону океана.

У него болела правая нога, а также уже довольно давно ныла проклятая спина в пояснице, поэтому он был в прескверном настроении.

Судно качалось в такт волнам, скрипя досками, и небольшой огонь, зажженный в лампе, предательски колыхался, разбрызгивая тени по серой каюте. Заметно пахло сыростью и крысиной шерстью.

Еверий раздраженно впустил капитана к себе, после того как последний сообщил, что причина визита веская и требует его внимания. Гость молча присел на один из стульев, пока Еверий медленно передвигался, чтобы зажечь дополнительную свечу, которую поставил в специальную выемку в центре стола. Торговец плеснул в кружку капитана ром и занял свое место неподалеку.

– Понимаете, уважаемый Еверий, ваш гость очень волнует мою команду, они его считают ни от мира сего!..– начал поздний визитер, представляющий из себя человека средних лет, с красными свисающими щеками, которые то и дело неестественно подпрыгивали из-за морской качки. Лицо капитана напоминало Еверию помидор с маленькими глазками. Губы капитана были толстыми, мясистыми, выдающимися вперед, а сальное и потное лицо испещрено следами оспы. Еверию был неприятен этот морской волк, но дела торговые не всегда согласовывались и шли в ногу с желаниями купца. Между тем капитан продолжал:

– Его молчаливость, взгляд, от которого холодеет все внутри, да и то, что он почти все время проводит на палубе, сильно нервирует моих ребят… Я, конечно, понимаю, что он просто дикарь, но мои ребята все же беспокоятся.

– Ну и что?– спокойно ответил на это купец.– Их тревога меня не волнует! Я им не за это плачу! Все это не такая уж диковинная вещь, чтобы из нее делать событие. Южане всегда были варварами. Но если они дают за проезд полновесные золотые, разве это имеет какое-либо значение. Я, как честный торговец, обязан выполнить все условия, включенные в наш с ним договор. Ограничения из-за его повадок и привычек не допустимы. Услуги должны и будут оказаны должным образом, ведь он ничего не нарушает и никому, в сущности, не мешает. Я деловой человек… Или вы предлагаете мне отказаться от золотых, капитан?!

– Ни в коем случае,– энергично замотал головой старый моряк, поднимая руки ладонями вперед.– Я все понимаю, н-но…– начал заикаясь капитан, и затем, выпив залпом кружку с ромом, продолжил более спокойно, но так же взволнованно, как и прежде: – Ведь его считают виноватым в том, что он приносит несчастья кораблю.

Тут Еверий невольно удивился и его брови поползли вверх. Такое он слышал впервые.

– Просто такая погода на всех действует угнетающе! Да, тем более что этот мальчик все время на виду у команды… ну и еще…– вдруг сказал капитан, заговорщицким голосом.– Мои ребята, люди небогатые, выросшие в трущобах, половина из них банальные разгильдяи и, откровенно говоря, бандиты. Не по ремеслу, конечно, а по призванию. Ну, вы меня понимаете!

Капитан противно захихикал, отчего его лицо приобрело еще более отвратительный вид.

– Они не трогают торговцев, так как я им за это оторву голову и в первом же порту доложу куда следует!.. Но вот ваш попутчик совсем другое дело, он может пострадать, тем более всем известно о его богатстве, а также его палка…

– Не понимаю? Хм-м…– прервал словоохотливость капитана Еверий.– Погода действительно последнее время выдалась не из лучших, но это не такая уж и проблема, ведь она испортилась недавно, а мальчик с нами в пути с самого начала. Я думаю, что вскоре ветер подует в наши паруса, и предрассудки неотесанных болванов развеются. И что ты говорил про «палку»?.. Что ты имеешь в виду?– переспросил купец.– Причем здесь она?

– Так вот, в палку… в рукоятку этой палки, которую повсюду таскает этот пацан, вделан огромных размеров рубин, алый как кровь. Мой помощник увидел это мельком, рассказал за выпивкой приятелям, и сейчас они могут отправиться за добычей… и натворить дел!..

– Так что ты сразу не начал с этого?– взорвался Еверий, вставая и намереваясь броситься на палубу, но капитан неожиданно его остановил, осторожно схватив за руку.

– Не нужно,– заикаясь стал то ли говорить, то ли умолять капитан,– они пьяны… и могут начудить… лучше оставить все как есть, завтра ребятки протрезвеют, осознают, тогда и поговорим с ними, не сейчас… сейчас они и вас не пожалеют!.. Лучше переждать бурю, отдать им мальца, ведь он, по сути, никто для нас! Пусть забирают его добро, а завтра все решим, может и нам что перепадет…– при последних словах капитан зловеще улыбнулся.

Только сейчас Еверий стал понимать, к чему клонит этот человек и почему, собственно, так неожиданно пришел к нему. Капитан был соглядатаем в этом гнусном преступлении, а возможно и зачинщиком. Он намеревался уговорить Еверия, который нанял судно, молчать. Наверняка с его товарищами, купцами, разговор уже состоялся, осталось «уболтать» теперь только его – Еверия.

В это время сверху донеслись крики.

– Ну, началось,– продолжая улыбаться, сказал капитан, и еще больше обнажил свои гнилые, объятые болезнью зубы.– Все будет скоро кончено, уважаемый, только не волнуйтесь… давайте лучше выпьем, посидим, поговорим… а это скоро закончится, а потом все решим… потом… потом все будет решено за нас!..

Комнату вновь озарила улыбка, которая раздражала купца все больше и больше, от нее разило спиртным и кровью.

Из всего, что было сказано в этой каюте, Еверий понял, что мальчик не жилец. Даже если они его не убьют в момент разбоя, им нужно будет замести следы, а для этого они либо выбросят еще живого, но раненного парня за борт, чтобы не марать рук самим, либо предварительно перережут глотку несчастному прямо на судне и опять же скормят тело акулам и чудовищам океана.

Мальчик нигде не записан как пассажир, не числится в судовом журнале и ни в одном порту, его никто не видел, чтобы наверняка запомнить, и если будут искать,– ну хотя бы, предположим, родственники,– то ничего так и не обнаружат. Мальчик без сомнения богат, Еверий понял это в тот момент, когда мальчик расплачивался с ним за проезд, видимо, это не укрылось от алчных матросов и капитана.

Судьба мальчишки решена, а завтра капитан обнаружит, что один пассажир таинственным образом пропал, поэтому добро мальчика нужно будет поделить между всеми, в том числе и Еверием, чтобы он молчал, а в противном случае пропадут двое. Лишней огласки капитану не нужно, поэтому он и пришел договориться с торговцем, пока, вероятно, «по-доброму».

Торговцы сами по себе люди не всегда честные: порой их руки случайно, а порой преднамеренно мараются о темные делишки, которые приносят барыш; порой их торговля только на том и строится, как на устранении конкурентов, каким-либо известным и неизвестным способом – яды, подосланные убийцы, стрела наемника, злая магия, а чаще всего, якобы, несчастные случаи.

Устранение неугодных иногда заканчивается простым запугиванием, а иногда кровью и навсегда поломанными судьбами. Страдают и вполне неповинные люди – семьи конкурентов, их деловые партнеры, случайные прохожие, которым не посчастливилось попасть под боевую волшбу или стрелу.

Еверий, как представитель торговой братии, знал обо всех нелегальных способах, на которые могли пойти его коллеги по цеху, но пользоваться ими он не спешил. Изучал же он их лишь для того, чтобы быть готовым, ведь известно, что если у тебя есть информация, то ты уже наполовину победил.

Торговец, хладнокровно выслушав собеседника, молча подошел к своему скарбу, открыл дубовый сундук, из которого вытащил металлическую дубину, изготовленную ему одним искусным кузнецом в далекой восточной стране за целых сорок серебреников. Дубина имела шипы, была громадна, как раз по фигуре ее обладателя.

Капитан, сначала подумав, что купец полез за выпивкой, очень обрадовался, а затем его лицо исказил испуг, когда он увидел аргумент, ничего хорошего ему не суливший.

– Что это вы?.. Уважаемый…

Еверий приблизился к гостю, и, ничего не ответив, со всего размаха влепил кулаком по красному лицу. Щеки капитана вздрогнули несколько раз, прежде чем морской волк, перелетев через стул, рухнул навзничь и больше не поднимался. Алая струйка крови брызнула по каюте.

– Я вам покажу, как грабить честный народ, разбойники,– яростно проревел Еверий, обращаясь к потерявшему сознание капитану.– Я вам покажу, как марать мою честь. Ребенка вздумали погубить из-за золота, никчемные изверги! Я вам покажу, как меня в зверя превращать! Я вам покажу, как впутывать меня в ваши дрянные интрижки! Мне кровавого золота не надо!!!– уверенно произносил Еверий скороговоркой, крепко сжимая в руке свое оружие и поднимаясь наверх к палубе.

Честь, братство и добродетель – для нашего купца были не пустым звуком. Он сугубо важно к этому всегда относился, порой даже в ущерб себе.

Небольшой коридор, слабо освещенный одним факелом, ознаменовался вонью протухшей рыбы. В конце коридора была лестница, состоящая всего лишь из семи изношенных ступеней, которые вели на палубу.

В этом коридоре из небольших кают, сделанных для гостей, а также для самого капитана, Еверий чувствовал себя как орк в панцире паладина – слишком узко, мерзко и совсем неудобно, так как не могла развернуться его дородная фигура.

Выйдя наверх, он первым делом увидел, к своему изумлению, лежавшие на палубе тела пятерых человек, разрубленных на части. Руки, ноги, наконец, туловища и головы бедолаг валялись вперемешку отделенные друг от друга, залитые алой человеческой кровью.

Первое время Еверий был ошеломлен таким видом, но быстро взял себя в руки, выучка и закалка старого воина брала свое.

Впереди он заметил испуганных и толпившихся людей, являвшихся матросами-заговорщиками, а напротив них стоял пассажир, тот самый мальчик, только взгляд у него был яростный.

Вдруг, один из матросов, обреченно развернувшись, побежал в сторону прохода к каютам, надеясь таким образом укрыться от противостояния, но мальчик не дал ему этого сделать,– молниеносно вытащив нож из-под плаща и кинув его в беглеца. Смертельное оружие безошибочно нашло свою цель, и обмякшее тело повисло на руках у купца, издавая предсмертные хрипы.

– Очень быстро и профессионально!– тут же отметил про себя Еверий, осторожно укладывая убитого на пол.

В руках у мальчишки был длинный странный меч, такой Еверий видел впервые. Оружие было узкое, прямое и имело двустороннюю заточку. Этот клинок отражал собой какую-то неуловимая легкость, пропорциональность.

– Но откуда он его взял?– снова подумал купец.

Ответ на вопрос предстал перед ним почти сразу. Еверий увидел подле ног мальчика ту самую палку, с которой он все это время ходил по судну. Рукоять палки была сейчас рукоятью меча, значит, палка служила чем-то вроде ножен, скрывая в себе заточенное и смертоносное лезвие.

– Очень тонкое,– раздумывая уже вслух, произнес Еверий, внимательно оглядывая меч.– Как оно не сломалось от ударов тяжелых сабель матросов?

Тем временем, пока купец предавался рефлексии и анализу, пассажир действовал, собирая свою жатву.

Он снял плащ и под ним оказалась простая темно-синяя одежда, удобная для быстрых движений и местами обшитая мягкой кожей. Опоясывающий ремень был снабжен отсеками, в которые были вдеты несколько метательных ножей, а также кинжал с изогнутым односторонним лезвием.

Четверо матросов с обнаженными саблями, не дожидаясь нового маневра мальчика, попытались подойти к нему с разных сторон, но каких-то пара верных и неуловимых движений, и их окровавленные туши упали на пол, отдаваясь глухим ударом при соприкосновении с деревом.

Началась паника, все матросы разбежались в разные стороны от методичного убийцы, а мальчик кинулся за ними, видимо решив истребить каждого, кто был причастен к нападению.

Снова едва видимое движение мечом, и двое тел вновь упало в предсмертной агонии. Он попадал только в жизненно важные органы, нанося удары наверняка. Каждый взмах оружием неминуемо заканчивался чьей-то гибелью. Мальчик выкашивал своих противников, словно сама смерть, невзирая на все их попытки защититься.

Опешивший от увиденного Еверий, стоял как истукан, но, когда прямо перед ним мелькнуло, словно молния, тонкое лезвие меча, разрезав наполовину матроса, пробегавшего рядом, он все же пришел в себя.

Капли крови, человеческий то ли вздох, то ли крик, смесь самых разнообразных запахов, а также глаза погибшего, напомнили купцу давно минувшие дни, когда смерть бродила рядом с ним на поле брани, как самый верный из попутчиков.

– Зачем?..– невольно вырвалось у него из груди, и голос его почему-то ему самому представился ненатуральным, чужим, так как в нем был страх.

Еверий сразу же разозлился на себя за слабость. Мирская жизнь расслабила его, сделала неподготовленным к жестоким вывертам судьбы.

Он поудобнее схватил дубину, поднял над собой и бросился к мальчику, который двигался неподалеку словно тень. Купцу удалось отбить очередной выпад подростка, который грозил смертью еще одному, спасавшемуся от кары, бедолаге.

– Не нужно!.. Хватит!!!– властно гаркнул могучий торговец, но мальчик, распаленный схваткой, уже смотрел на купца, как на нового врага.

Глаза этого молодого человека, как показалось Еверию в ту секунду, были опустошены. Мальчик весь дрожал и был бледен как морская пена.

– Парень не надо,– уже не так уверенно начал купец, стараясь успокоить подростка.– Хватит на сегодня смертей! Они уже поплатились за корысть! Они больше не будут нападать на тебя, но ты должен остановиться!

Слова не возымели эффекта, мальчик шел к купцу, пропуская мимо ушей любые увещевания. Еверий понял, что боя не избежать. Он вовремя приподнял свою дубину, чтобы почувствовать, как по ней тут же вихрем пронеслось тонкое лезвие, отрезав от цельного куска металла значительный ломоть.

– Да как такое может быть?– всполошился торговец, разглядывая поврежденную дубину. Между тем, мальчик не дал ему возможности передохнуть. Снова раздался звон металла, и еще одна часть дубины отлетела в сторону.

Только тут Еверий осознал, что с мальчуганом ему не совладать. Третий удар был почти у самой шеи торговца, но купец с величайшим трудом смог все же его немного парировать. Лезвие голодного до смерти меча южанина со скрежетом отскочило, оставив на шее купца алую линию.

Мальчик неотвратимо надвигался на Еверия, а купец пятился назад. Пот лился рекой, горло пересохло, руки уже начали уставать, а спина предательски начала ломиться, отдаваясь ноющей болью при каждом рывке, дыхание же стало подводить гораздо раньше – оно было прерывистым и тяжелым.

Еверий стоически переносил неудобства и продолжал держать свою дубину так, чтобы в нужный момент отбить выпад молодого пассажира, стремившегося отсечь голову купца. Спасения ждать было неоткуда, надежда на благополучный исход постепенно таяла: мальчик не выказывал признаков истощения и, по-видимому, не собирался останавливаться.

Еверия охватила паника, а за ней пришло и отчаяние. В этот момент он проклинал всех: и жадного капитана с его командой, и мастеров, что изготовили для него эту дубину, которая под натиском тонкого лезвия мальчика превращалось в обрубок, и богов, которые подбросили ему такое испытание. Смерть неминуемо приближалась, и времени оставалось совсем мало.

Торговец за свою жизнь побывал во многих переделках, везде ему сопутствовала удача или он добывал ее сам, своими собственными руками, но не в этот раз. Даже его разносторонний и богатый опыт не помогал в этой критичной ситуации, справиться с которой без внешней помощи у него не получалось.

Когда он что-то хотел предпринять, мальчик тут же об этом догадывался и пресекал всякие попытки маневра. Однако, Еверий, наконец, решился и нанес первый свой удар, и… и дубина разлетелась на мелкие части, превращаясь в невзрачный ошметок. Несколько верных разрезов мальчика и куски металла отделились от основной части дубины, купленной у отличного, как его уверяли, кузнеца.

– Да кто он такой?– пронеслось в голове у купца перед тем, как лезвие мальчика остановилась в миллиметре от его горла.

Мальчик остановился не оттого, что ему стало жалко купца, и не оттого, что он проявил сострадание, свойственное многим людям, просто в это самое мгновение с неба, словно птица счастья всех странствующих торговцев, и Еверия в частности, спустился огромный серый орел, приземлившийся на плечо мальчика. Когти хищника впились в тело южанина, и он словно очнулся от сна.

Подросток убрал свой меч от горла купца и осмотрелся по сторонам. Птица тут же взлетела в небо, укрываясь в его чертогах, а мальчик неторопливо сложил свое орудие обратно в палку, предварительно протерев лезвие о одежду ближайшего трупа. Затем все так же неторопливо забрал метательные ножи, которые без промаха настигли своих жертв, после чего надел свой ранее брошенный плащ, валявшийся у мачты.

Еверий, а также оставшаяся часть матросов, попрятавшихся в различных местах палубы, были неподвижны, их испуг еще не прошел.

Мальчик двигался спокойно, уверенно, но медленно, словно собирая багаж перед путешествием. Эта медлительность и кажущаяся вялость уже никого не могли ввести в заблуждение, мальчик был мастером владения как мечом, так и другими видами оружия, имеющимися в его скудном арсенале.

Когда этот ребенок, закончивший забирать свое оружие, хотел было уйти в каюту, расположенную в том самом коридоре, в котором жил и Еверий, на палубе появился один из обезумевших матросов, которому схватка торговца позволила скрыться в чреве корабля. Матрос держал в руке арбалет.

– Умри-и-и-и, чудовище!– заорал он.

Звякнула струна и стрела полетела в цель, но резкий удар коротким кинжалом, тем самым, который был недавно на поясе мальчика, отправил разрубленную стрелу на пол. Еверий даже не увидел этого движения, не заметил мелькания лезвия, все произошло мгновенно. Обезумевший матрос упал на колени и зарыдал, а мальчик, словно ничего не произошло, направился в каюту.

Палуба, полная трупов и крови, представляла печальное и пугающее зрелище. Из-за туч вышел тонкий месяц.

2.

– Слава Всевидящему Аларю,– тихо произнес Еверий, обращаясь к самому себе, предварительно заперев дверь каюты,– с его божественной помощью, я все же выжил!

Он тут же потрогал шею, на которой остался след в виде кровоточащей линии.

– Совсем близко, еще бы чуть-чуть…

Он нервно сглотнул и улыбнулся.

– Ха-ха-ха! Кажется, я сноровку потерял… Ха-ха-ха… Но, наверное, если бы даже она и была прежней, вряд ли бы мне повезло победить этого беса! Невероятная сила для такого тщедушного тела, а скорость – та просто запредельная!

Он молча налил себе бокал рома и жадно стал его нет не пить, а скорее глотать.

Наверху раздались крики ужаса, видимо его друзья, купцы, вышли из своих келий, решив, что с богатым и несообщительным пассажиром уже покончено. Каково же было их удивление, когда они вместо пропажи одного мальчика узрели на палубе картину из месива крови и частей тел.

– Так вам и надо, жалкие крысы!– подумал про себя Еверий, наливая еще один бокал горячительного пойла.– Небось от страха поджилки затряслись? Так вам и надо, перевертыши! Сейчас, наверное, ко мне всей гурьбой заявитесь!

И как предвидел Еверий, так и произошло.

К нему в каюту ввалились шесть богато разодетых, всполошившихся купцов, на лицах которых была расстерянность.

Бледные толстые лица с испугом воззрились на раненного товарища,– они заметили порез на его горле, едва видный под густой рыжей бородой. После этого их взгляд обратился на лежавший обрубок дубины, а уже затем на капитана судна, еще не оправившегося от полученного недавно сокрушительного удара и лежавшего на полу.

– Еверий, что… что произошло?– произнес самый первый из вошедших, восточный купец Палладий, грузный и темный, в нескольких цветных халатах. Его маленькие и хитрые глазки быстро оглядывали Еверия, ожидая ответа.

Еверий улыбнулся и пристально уставился на вошедших.

– Что ты молчишь?!– не выдержал Палладий.– Говори, что там произошло?! Там… там гора трупов!!! Там черт знает что творится?.. Я.. я… да, что ты так смотришь на нас?!!

– То, что вы привыкли нечестным путем добывать себе богатство – это я знаю!– злобно громыхнул Еверий.– Но у всего же есть предел! Вы, как я погляжу, за моей спиной, польстились на чужое, а теперь получили плоды своей же вероломности! Денег вам захотелось, а кукишь вы не хотите?!– тут Еверий показал своими массивными пальцами то, о чем говорил:– Вот вам, а не деньги!!!

Экспрессия товарища, может и задела чувство торговцев, но они благоразумно решили промолчать.

Видно было, что собравшиеся сожалеют о развернувшейся авантюре, но, вероятно, это благостное раскаяние происходило не оттого, что они и вправду чувствовали себя виноватыми, а оттого, что их предприятие все же не выгорело.

– Я же знаю, что вы первые заметили богатства парня, и когда этот неотесанный болван,– тут Еверий пихнул ногой лежавшего капитана,– предложил совершить разбой, о-о-о-о, вы не могли не согласиться! Теперь смерти, ненужные человеческие смерти, лежат, в том числе и на ваших продажных душонках!!!

Еверий налил себе еще стакан обжигающего рома и начал пить. В наступившей тишине слышались только его гулкие глотки.

– Но что нам теперь делать?!– обреченно воскликнул Палладий, обращаясь к своему давнему другу, норов которого был ему хорошо известен.– Нам страшно… а вдруг он придет за нами… Он… он пугает!.. Кто знает, что творится у него в голове?! Скажи, наконец, как нам поступить? Тебе, я вижу, повезло, он тебя пощадил, а нам придется туго! Скажи, что нам можно предпринять? Может дать мальчишке денег? Может еще чего?.. Кто же знал, что он так силен?..

Рыжий гигант, с гулом поставил на стол опорожненный бокал, отчего утварь разбилась вдребезги. Первое мгновение он хватал воздух от нахлынувшего возмущения.

– Повезло!!!– яростно взорвался Еверий, резко встав со стула и нависнув над Палладием.– Да мне чуть башку не отделили от основного тела! А ты говоришь – ПОВЕЗЛО!!!

Палладий не нашелся, чем ответить взбешенному товарищу, а Еверий в конце концов снова плюхнулся на стул – не распускать же, в самом деле, кулаки среди «своих»!

Наступила тишина.

Еверий раздумывал над ситуацией, уставившись на крышку стола; брови его нахмурились пуще прежнего. Он подпер свою массивную челюсть медвежьей рукой, и долго бы так просидел, перебирая воспоминания о произошедшем, если бы торговцы, столпившиеся в дверях, не начали вскоре терять терпение.

Они ерзали в его каюте, переминаясь с ноги на ногу, шелестели дорогой парчой и шелками, кто-то стал откровенно шептаться, поэтому забыть о их присутствии не было возможности.

Еверий, наконец, оборотился в их сторону, но уже не было в его взгляде того принужденно-насмешливого и злого взора – он успокоился.

Палладию хорошо было знакомо это настроение рыжего медведя; он хорошо понимал, что Еверий не может долго держать обиды; знал, что, если к нему обратиться за помощью, да со всей откровенностью, он никогда не откажет. Теперь же Палладию было хорошо известно и то, что его близкий знакомый с вероятностью, до определенной точности, пойдет заступаться за них перед страшным пассажиром.

– Хорошо я схожу к нему! Попытаюсь с ним поговорить… в том числе и о вас,– Еверий вздохнул.– А вы, в свою очередь, приготовьтесь откупиться. Возможно, придется расстаться и с товаром…

Торговцы растерянно переглянулись, между ними пробежал недовольный ропот. Их глаза казались испуганными еще более того, чем секунду назад перед угрозой неминуемой смерти. Злато уж очень укоренилось в их умах и сердцах, так что большие губы Паладия невольно дрогнули от мысли, что ему придется распрощаться с драгоценным металлом и понести вынужденные убытки.

– Как же так, Еверий,– начал Палладий все время бестолково заикаясь.– Как же мы без товара? Ведь это наша жизнь, ведь наше же добро… без него нет нас…

– Вас и не будет, если паренек вздумает мстить,– язвительно отрезал Еверий, снова выходя из себя.– Море щедро примет в пучину и вас, и меня, и всех тех несчастных, которые вздумали сегодня свершить глупость, если парнишке придет в голову от нас избавиться! В этом возрасте они очень обидчивы и не всегда могут действовать по уму!

Наступила действительно роковая тишина: томящая, тяжелая, словно физически сдавливающая неподъемным грузом.

Для торговца потерять товар – значит разорение и нищета, которые, в большей своей части, заканчиваются голодом и смертью.

– Как же Еверий?..– снова нерешительно промямлил Палладий, как будто не веря тому, что только что услышал.– Да возможно ли это?!– неожиданно воскликнул он с металлической злостью в голосе.– Не позволю!!! Лучше уж ты меня сразу и здесь резани по горлу, чтоб не мучиться, да в воду!.. Без товара я никуда! Без него я не могу…

Ему сразу начали вторить негодующий хор соглядатаев, пока Еверий не пресек возгласы толпы простым ударом по столу. Бутылка с ромом рухнула на пол, разбрызгивая содержимое.

Отчасти отчаяние этих людей фортуны можно было понять, и Еверий их понимал, как никто другой, ведь экспедиция, которую они затеяли уже достаточно давно, представляла из себя огромнейший риск.

– Опомнитесь, друзья, опомнитесь,– громко начал увещевать Еверий, тщательно выбирая свои слова,– ведь жизнь все же дороже! У вас товар и капитал еще на родине остался, не все еще потеряно! А вдруг малец не захочет и того? Может он больше запросит, чего мы ему отдать не сумеем? А может быть и вовсе обратное, и ему не будут нужна компенсация! Но если выбирать из худшего, то выхода, как такового, у нас нет.

– Так, постой, друг, погоди,– взял слово Палладий, его широкие ноздри от волнения то вздувались, то снова принимали обычный вид.– Ты сам меня в свой северный край пригласил, сам меня притащил в свои родные места, чтоб торговлю открыть! Как ты тогда распинался, как уговаривал нас все эти годы к тебе плыть! Никто не хотел, никто не решался в такую даль переться, а вот мы все согласились! И ты теперь предлагаешь всего лишиться?! Именно ты нас сговорил с тобой отправиться, утверждая, что мы наткнулись на золотую жилу! А теперь что, на попятную?! Только из-за тебя мы сюда, к черту на кулички, и отправились! Только из-за тебя рискнули всем, чем обладаем! А ведь могли себе спокойно жить на родине!!! Говори, так это или не так?!

– Так, я и не спорю,– раздраженно согласился Еверий, на этот раз не теряя самообладания.– Да только разве я вам сказал напасть на парня?! Вы от своей жадности с ума посходили! Это вам ни ваш континент Мальта! Прежде чем совершать такое, нужно было все хорошо взвесить и обдумать, со мной посоветоваться, чего вы сделать не удосужились!.. Вот оно как все обернулось боком…

– Ты от нас не отделяйся, брат! Только по твоей воле мы здесь,– хмуро заметил Палладий.– Если в твою северную страну направимся, то лишь с товаром. Поговори с парнем, и если затребует лишнего… То выхода у нас нет: нападем на него всем скопом, обезоружим и выбросим за борт.

– Но он один почти дюжину матросов убил: парней намного больше, сильнее и выносливее, чем мы все, – обеспокоенно возразил какой-то лысый старичок из толпы торговцев, выходя вперед. Выглядел он маленьким, сухим, но с быстрыми хитрыми глазами, не потерявшими, не смотря на возраст, остроты.– Нам с ним не совладать!..

– И правда, какие из нас воины,– поддержал товарища другой купец, широкобровый, большеротый и темноволосый.– Только Еверий, может быть, с ним бы и потягался в силе, но не мы…

– Я бы, может, и потягался, братцы,– саркастически ответил Еверий, аккуратно вытирая выступившую из раны кровь на горле.– Да только сегодня я уже один раз чуть не оказался в той злосчастной дюжине, о которой вы только что упоминали и которая сейчас на палубе кормит крыс! Как бы это прискорбно не звучало, но по доброй воле у меня нет особого желания нанизываться на чей бы то ни было меч! Уж простите!

На некоторое время все примолкли.

– Есть много разных способов справиться с ним, – нарушил тишину Палладий:– Яд, пожар, наконец, в каюте его прихлопнем, там пространства мало, а нас много, нападем на него одного, да и убьем! Что-нибудь да придумаем… не убьет же он всех нас?..

Снова наступило тяжелое молчание. Все понурили головы, видно, сомневаясь в благополучном исходе нового предприятия.

Вдруг возле разрушенного стола послышались стоны капитана, который очнулся от полученного ранее сокрушительного удара. Капитан держался одной рукой за челюсть, а другой все причитал от боли. Минуту он смотрел на окруживших его со всех сторон торговцев с непонимающим и растерянным взглядом, пока не ляпнул:

– Ну что, выгорело?..– собравшиеся посмотрели на него с ненавистью, а ответил за всех на неуместный вопрос Еверий, шарахнув капитана ногой по лицу, отправив тем самым последнего на покой еще на некоторое время.

– Пусть отдыхает, божий человек,– сказал вставший на ноги Еверий.– Пусть хотя бы он какое-то время ни о чем волноваться не будет! А я пойду, поинтересуюсь, может и правда все обойдется. Разведаю обстановку. Хватит нам пустого в порожнее переливать! Будь что будет!

С этими словами и с тяжелым бременем отправился рыжий торговец к каюте, расположенной в самом дальнем углу коридора, там, где поселился странный пассажир.

Дался ему этот небольшой путь с величайшим трудом, словно ноги были налиты свинцом. Колыхавшийся огонь свечи то взвивался вверх, то уходил в сторону, отчего тень купца дрожала.

Еверий остановился возле крайней угловой двери, не решаясь постучать. Дверь была приоткрыта, и Еверий невольно услышал голос или голоса, как будто кто-то разговаривал в каюте мальчика, но точно разобрать было невозможно, так как шум моря и скрип движущегося корабля очень мешал.

– Кто бы это мог быть? С кем мальчик мог вести беседу?– подумал купец, но ответов не находил. Возможно, купцу просто почудилось.

Еверий постучал в косяк дверного проема. Никто не отозвался. Несколько времени он стоял в растерянности, потом снова постучал в дверь, но ответа также не последовало. Однако в этот раз где-то внутри раздалось хлопанье больших крыльев.

– Возможно тот самый орел?– предположил Еверий.– Значит он там!

Долго бы простоял так торговец, не решаясь сделать шаг, если бы не внезапный шум в каюте, как будто что-то рухнуло, не привлек его внимания.

Когда Еверий вошел в небольшое помещение, то увидел, что мальчик лежит на полу без сознания. Прирученный орел с яростью глядел на вошедшего, но ничего Еверию все же не сделал.

Торговец осторожно приподнял голову пассажира, но тут глаза мальчика внезапно открылись, а у горла торговца, прямо под его бородой оказалось маленькое лезвие кинжала.

Обескровленное лицо, тяжелое дыхание, запекшиеся губы, и глаза полные пустой, как будто уставшей от всего, злобы. Еверий почувствовал, как легкое тело ребенка колыхалось в мелкой дрожи, а одежда была пропитана потом – мальчика лихорадило.

– Хочешь продолжить то, что уже начал ранее?– осторожно поинтересовался Еверий, намекая на опасную царапину, которую мальчик не так давно оставил на его шее. Еверий выдавил из себя улыбку, но подросток пропустил слова торговца мимо ушей.– Послушай, мне кажется, что ты очень сильно болен, а я могу тебе помочь, но для этого прошу больше не прикладывать свои ножи к моему горлу, испытывая его на прочность. Ну как, согласен?

– Мне, в общем-то, плевать на свою жизнь, и, если ею надо пожертвовать, я с радостью это сделаю! – фатально произнес мальчик, не отводя ни своего кинжала, ни своего взора от Еверия.

– Ну, это не разговор… – начал Еверий, быстро соображая какой ответ дать, но слова не находились, язык торговца как будто ворочался в бессилии.

Тут внезапно орел издал свой клик, и мальчик, мельком глянув на птицу, вяло вздохнул.

– Хорошо,– внезапно сказал мальчик, смотря куда-то поверх торговца.

Больше он ничего не произнес, и Еверий сам взял слово:

– Значит уговор будет следующим: я обязуюсь выходить тебя, а ты за это не будешь творить глупости на корабле. Доплывем до первой пристани, и ты пересядешь на другой корабль! И пока ты будешь здесь, никто не посмеет тебя тронуть – это я тебе обещаю, однако ты оставишь моих товарищей и экипаж корабля в покое! Ну как, договорились?

Мальчик молча кивнул, зверьком наблюдая за торговцем.

– Так вот, парень,– сказал Еверий, приподнимая больного и неся его на кровать. Мальчик не отпустил свой кинжал, хотя и отстранил клинок от торговца.– Ты болен лихорадкой. Она наверняка уже давно в тебе началась. Я много раз ее встречал, поэтому у меня есть травы и способ от нее излечиться. Но для того, чтобы я тебе помог, ты должен довериться мне…

– Это все бессмысленно, купец,– ответил мальчик, с трудом устраиваясь на постели. Он заметно ослаб.– Мне никто не поможет, и тем более ты!.. Мне нужно лишь время, пусть никто ко мне не заходит. Посторонних, кроме тебя, я убью на месте!

– Хорошо, я согласен, но разве тебе не нужны лекарства?

– Если желаешь, можешь их принести мне, но… я думаю, что они бесполезны.

– Ладно-ладно, но я все же принесу их!– Еверий встал, намереваясь выйти из каюты, но возле дверей задержался, чтобы задать два последних вопроса, интересовавших его:

– Что насчет торговцев, путешествующих со мной? По их обычаям ты можешь затребовать выкуп за их жизни!

– Для меня ни они, ни их никчемные тряпки не представляют никакого интереса. Просто пусть не суются ко мне, и я их не трону!

3.

Можно и не упоминать, что, когда торговцы узнали о слабости мальчика, они сразу же решили от него избавиться, правда Еверий их вовремя остановил.

Его нехотя, но послушались.

Возможно, его товарищи просто не стали рисковать из-за страха: так как одно дело справиться с больным мальчиком, который даже в таком состоянии представлял некоторую опасность, а совсем другое сражаться с ними обоими, ведь Еверий пригрозил им даже таким доводом.

К удивлению всех, молодой пассажир пролежал в постели, не выходя на палубу, целую седмицу. Болезнь его оказалась очень серьезной.

Еверий считал, что это произошло из-за того, что подросток-южанин не стал лечиться. Он так и не использовал те лекарства, которые безвозмездно предоставил ему добрый торговец.

Еверию казалось, что болезнь прогрессирует, ведь мальчик был явно истощен. По мнению торговца, лихорадка развивалась слишком стремительно, сопровождаясь агонией, жаром, а также такими сопутствующими капризами надорванного организма, как припадки, забытье и бред.

Он стал опасаться, что мальчик не выживет до конца плавания, но все обошлось – больной вскоре пошел на поправку,– к огорчению большей части команды и к неподдельной радости хмурого добровольца-сиделки.

Торговец как-то особенно быстро проникся к своему молчаливому пациенту. Возможно оттого, что только он один бывал у мальчика в каюте, разговаривая и раздражая последнего своей навязчивой сообщительностью.

Кто знавал Еверия достаточно близко, мог бы поклясться в его природной способности заводить друзей, что всегда помогало ему в торговых делах. Так, хоть мальчик и был угрюмым и молчаливым, но долгие и тоскливые вечера, проведенные с торговцем, не пропали даром, и он понемногу стал доверять «рыжему великану», как он про себя прозвал Еверия.

Между тем, Еверий весьма неожиданно для себя сделал открытие, что мальчик был умен, и его некоторые познания превосходили даже эрудированность торговца. Однако в мальчике, кроме всего прочего, присутствовала и властная черта, не свойственная простому люду.

– Из благородных,– подытожил для себя Еверий, но кто такой мальчик на самом деле, так и осталось загадкой.

Во все продолжение болезни южанин ни разу не пожаловался, не заплакал или иным образом не показал свою слабость, а это могло значить только одно, что терпение и сила воли воспитывались в нем с юного возраста.

Говорил мальчик на наречии стран северного континента, признанного всеобщим, то есть на наречии Эдингола, королевства Стоун. Еверий должен был отметить, что никакого акцента при этом у мальчика не ощущалось, да и словарный запас был не в пример больше, чем у самого торговца. Даже Палладий не мог так свободно изъясняться на этом наречии, хотя и слыл хорошим оратором, при всякой удобной минуте демонстрируя это, усугубляя беседу красным словцом.

Порой мальчик, правда, вероятно в бреду, вел иной раз себя странно, заговаривал со своим орлом, словно с человеком, беседовал с ним как ни в чем не бывало на отвлеченные темы,– но это были всего лишь вспышки, которые часто не повторялись. Еверий не придавал этому значения, считая подобное происками болезни, бредом наяву, либо историческими воззрениями и обычаями племени, из которого, возможно, происходил мальчик.

Вскоре корабль прибыл в ближайший порт, расположенный на северном материке Нозфол. К этому моменту мальчик уже достаточно выздоровел, чтобы самостоятельно передвигаться, но при этом был еще очень слаб.

День был отличный, ярко светило солнце, освещая серые паруса. В небе блуждали клочкообразные облака, летали чайки, выискивая себе корма.

На палубе стояла вся торговая братия, о чем-то шумно споря с Еверием, который был явно раздражен.

– Пора, Еверий, пора,– настойчиво говорил разгоряченный Палладий, то и дело шамкая своими свежими красными губами.– Ты должен прогнать этого убийцу! Мы не можем отправиться дальше в плавание с ним под боком.

Как обычно, голосу Палладия вторила и остальная торговая братия, все время шумя, то поднимая, то опуская свои холеные руки, украшенные кольцами с разноцветными камнями. Даже капитан присутствовал при этом действии, как всегда в состоянии явного аффекта от выпитого еще утром. Он тоже энергически вскидывал и повышал голос, в общем-то толком не понимая о чем шла речь, но его бас звучал в унисон с другими возмущенными выкриками, повышая градус накала, поэтому его никто не прогонял.

Наконец, все умолкли и стали ждать реакцию Еверия, который с тяжелым сердцем слушал окруживших его людей.

Изо дня в день Еверий был участником таких вот концертов, но всегда отмахивался от товарищей или отбивался пространными заверениями о выполнении их просьб, однако сегодня, когда корабль прибыл в порт, его коллеги не в пример ретивее насели на него, сминая последнее сопротивление в пух и прах.

– Хорошо,– еле слышно сказал могучий торговец, по обыкновению нахмурив брови.– Я поговорю с ним и объясню в чем тут дело. Я думаю, что он поймет.

– Вот и отлично! Молодец, Еверий! Я знал, что ты не подведешь нас,– радостно отозвался Палладий, улыбаясь и сверкая заплывшими глазами.– Давай, сделай это! Пора прощаться с этим чудовищем в облике ребенка навсегда.

Рыжий гигант еще более нахмурился, но правда была на стороне этих прагматичных торговцев.

Еверию не терпелось открыть торговлю между южными странами и его северным домом, скорее мир бы начал сыпаться, чем он отказался бы от вполне уже исполнимого замысла. Дело оставалось за малым – это привести на его родину далеких южных дельцов, что он, собственно, и осуществлял в настоящий момент. Таким образом, он хотел открыть новый торговый путь.

Теперь же на кону стояло: первое, это своеобразная дружба с молодым пассажиром, второе же, воплощение давно зревшей мечты.

Знакомый коридор, ведущий в общие каюты для гостей, замыкался стеной, справа от которой находилась дверь, куда Еверий и держал свой путь. Она была не заперта, поэтому торговец вошел без стука, как уже делал на протяжении почти двух недель. Мальчик, находившийся в небольшой каюте, где из мебели был только простой деревянный стол, стул да что-то на подобии постели, тем временем быстро оглянулся, машинально хватая короткий кинжал. Впрочем, увидев гостя, он опустил оружие на место.

Мальчик лежал на постели, его верный орел был тут же, что-то клюя со стола и не обращая внимания на вошедшего. Движения больного были столь выверены, что Еверий невольно подумал, что мальчик не врал и вполне мог огрызнуться обидчикам даже на смертном одре, если бы такой шанс ему представился.

Из замусоленного окна, покрытого копотью, застаревшим и пожелтевшим жиром, а также паутиной светило солнце. Лучи, попадая на грязное толстое стекло, изменялись и превращались в тусклые и невзрачные свои копии. Однако окно было слегка приоткрыто, поэтому некоторые яркие лучи все же освещали приют больного, а морской бриз наполнял помещение воздухом.

С пристани пахло рыбой, раздавался гомон и окрики людей. Там чувствовалась жизнь без прикрас, наполненная деловыми буднями и торопливостью тех, кто привык зарабатывать свой хлеб тяжкими усилиями.

Еверий, рыжий, косматый как медведь, переваливаясь из стороны в сторону, вошел в низенькое помещение. Коротко взглянул в сторону выздоравливающего, а потом также быстро направил свой взгляд на пол.

Мальчик сразу понял, что что-то произошло.

– Понимаешь, они меня заставили… – начал было Еверий, оправдываясь, но больной, который в продолжении месяца так и не назвал своего имени и цели путешествия, поднял правую руку, в знак того, чтобы говоривший остановился.

– Они сказали, чтобы я уходил с корабля?!– произнес мальчик безучастно, чуть привставая с постели.– Я вполне готов это сделать, ведь вы выполнили свою часть сделки! Я же на материке Нозфол?

Еверий подтверждающе качнул своей головой.

– Отлично! Дальше я доберусь до нужного мне места самостоятельно! Я, конечно, был бы доволен, если бы вы довезли меня до Эдингола, как мы и договаривались изначально, но в силу произошедшего, я согласен и на эту пристань. Дай мне двадцать минут, и я покину судно!– быстро проговорил мальчик.

– Хо-хорошо…– только и промычал Еверий.

Мальчик начал собираться, торговец виновато посматривал на него, как будто что-то пытаясь спросить. Наконец, Еверий решился:

– Послушай, может это меня и не касается, но куда ты держишь свой путь? Возможно, я смогу что-то тебе подсказать или направить в нужное место?

– В этом нет необходимости, я и сам найду дорогу!

– Но может я смогу как-то иным способом тебе помочь, ты ведь сейчас слаб! У меня много друзей!

– Я справлюсь…– поспешно ответил подросток, однако потом на секунду задумался и добавил: – Может подскажешь, где приобрести кое-какие вещи, если это тебя не затруднит?

– Конечно-конечно,– радостно отозвался великан, трясся своей рыжей бородой.– Я знаю этот порт, как свои пять пальцев, если он не изменился за время моего отсутствия! Что тебе необходимо?

– Одежда и кузнец! Впрочем, можно просто оружейного мастера или умельца, который бы вынул из рукояти моего меча этот красный рубин, а потом сделал рукоять более удобной… Я хочу предупредить всякие поползновения на мою персону в дальнейшем. Не хотелось бы, чтобы возникали иные недоразумения в моем путешествии, подобное тому, которое произошло на корабле. Этот рубин я оставлю тебе, торговец, если ты мне поможешь!

– О-однако,– протянул Еверий удивленно.– Не слишком ли большая плата за такую простую просьбу?!

– Ничуть, мне этот камешек без надобности!

– Хорошо, молодой человек, я как раз знаю, где найти достойного кузнеца, если он еще жив,– не скрывая радости, произнес Еверий, и заторопился к выходу.

Когда мальчик остался один, орел прекратил свою деятельность на столешнице, связанную с трапезой. Птица с интересом стала наблюдать за своим хозяином, который собирал скудные пожитки, состоявшие из того, что он носил на себе и небольшого мешочка с деньгами, а также той самой пресловутой палки со скрытым клинком.

Времени у него на это ушло немного.

Затем мальчик, застегивая на себе темно-серый плащ, обратился к орлу, разговаривая на южном наречии эльфийского племени Инуи, которое распространено в одноименном королевстве. Слова лились столь красиво, а выражение лица, с которым мальчик обращался к птице, было такое, как будто перед ним находилось не глупое животное, а вполне разумный человек.

Орел, после монолога мальчика, скрылся в приоткрытом окне, так и не удостоив ответом своего хозяина, который в этот момент уже выходил из каюты через дверной проем. Мальчик еще раз обернулся и с досадой махнул рукой в сторону улетевшей птица.

Кузница находилась в одном из дальних проулков в портовой части города, и чтобы найти ее от Еверия потребовались неимоверные умственные усилия, которые помогли ему вспомнить уже им забывшийся путь.

Маленькая деревянная изба с черепичной крышей грязно-коричневого цвета, с небольшими окнами и с большой трубой из порядочно закопченного кирпича,– вот что представляла из себя кузница.

Хоть проулок, уложенный булыжниками, был маленьким, и тень в этом месте повсеместно праздновала свое превосходство над светом, хозяин здания умудрился справа от входа зачем-то посадить чахлое дерево, потерявшее все листья. Остался только черно-серый сиротливый остов растения.

Тяжелая дубовая дверь в помещение была не заперта, но, чтобы сдвинуть ее с места, необходимы были некие усилия от посетителей, что, в общем-то, для Еверия даже не было испытанием.

Ржавые петли поддались и клиенты проникли в сырой и неопрятный, пропахший куревом и гарью зал, где на его противоположном конце стояла магазинная стойка. За стойкой восседал не первой свежести мужчина: худой и бледный, куривший длинную и тонкую трубку гномов.

По всему было видно, что мужчина пьян, но держался он вполне по-деловому, когда Еверий с ним заговорил. Торговец сперва растерялся, так как не ожидал увидеть запустение в некогда приличном ремесленном заведении, но делать было нечего, и им пришлось обратиться к мастеру,– а это был именно кузнец!– которому за стойкой было немного тесновато.

– Подмастерий отдыхает,– виновато процедил старый седой кузнец, убирая трубку и выпуская струйку сизого дыма из ноздрей,– поэтому приходится здесь сидеть.– Кузнец сделал многозначительный жест руками, раздвинув их в сторону, словно охватывая зал, а затем продолжил: – Зачем пожаловали, добрые люди?

– Нам нужно аккуратно отделить очень ценный предмет от другого нее менее ценного предмета, при этом постараться не повредить их.– Начал Еверий, взяв из рук мальчика палку с вставленным в него алым рубином и показывая его мастеру.

Кузнец внимательно оглядел оружие, аккуратно перехватив его из рук торговца словно драгоценность. Он стал с явным интересом вертеть оружие в мозолистых руках. Наконец, он, пожевывая тонкий мундштук трубки, сделал глубокие вдох и выдох, оценивая в уме представленную ему вещицу.

Дым белым клубком разлетелся от губ мастера, но седые мохнатые брови были нахмурены.

– Завтра в полдень все будет готово, сегодня уже темно и я просто-напросто ничего не успею, ведь помощи у меня нет… подмастерий отдыхает…– напомнил старик, снова прикладывая трубку и выпуская дым.– Но все будет сделано в лучшем виде, в этом можете не сомневаться. Пока в моих руках сила,– и тут старик показал свою длинную жилистую руку, словно в подтверждении слов, но та предательски затряслась над стойкой, поэтому кузнец сконфужено, но быстро, убрал ее прочь.– В общем, я выну камешек, даже гномы не справятся лучше меня.

Еверий скептически посмотрел на старика, но в его словах не сомневался, так как давным-давно, когда Еверий был в этих местах, только этот ремесленник выполнил для него довольно сложный заказ, требовавший искусности в профессии. Тогда Еверий сомневался даже в том, сумеет ли этот кузнец вообще поднять рабочий молот, но результат превзошел все его ожидания, а оплата была небольшой, что оставило неизгладимое впечатление в душе торгаша.

Однажды старик, между прочим, похвастался ему, что обучался у гнома. В это Еверий, надо сказать, не верил до сих пор.

– Какой ценой нам обойдется ваша работа?– поинтересовался купец, предварительно нахмурив рыжие брови и готовясь оберегать этот бастион всеми известными ему способами.

Старик-ремесленник не сразу ответил, взяв время на обдумывание этого вопроса, при этом то и дело немилосердно пыхтя дымом. Крепкий табак кружил голову.

– Двадцать медяков,– наконец произнес старик, хитро прищурившись и рассматривая реакцию купца.

Реакция, в виде возмущения, не заставила себя долго ждать. Последовало долгое и нудное препирательство, заключавшееся с одной стороны в сбивании, а с другой в сохранении названной цены, где каждый всеми правдами и неправдами старался отстоять собственные интересы.

Сошлись на двенадцати медяках, но Еверий и тогда продолжал недовольно ворчать.

Во все время, пока кузнец и Еверий торговались, мальчик безучастно рассматривал зал, где по стенам были развешаны металлические изделия, от крестьянских мотыг до рыцарских мечей, щитов и шлемов. Товара было немного, поэтому мальчик сосредоточился на доспехах, которые были в массовом порядке распространены в Страдии – большом торговом городе южного континента, откуда прибыл их корабль, но там стража носила совсем другие доспехи, более легкие и свободные, а также более яркие – золотистого цвета.

Воины Страдии предпочитали тяжеловесным доспехам маневренные отдельные латы – нагрудник, шлем, поножи и наручи, а также порой и кольчугу. При этом уязвимые места таких доспехов всем были ясны, так как их иногда прикрывала только кольчуга в местах сочленения, а порой вообще ничего не прикрывало, кроме поддоспешника.

В сущности, мальчика заинтересовал только один относительно цельный костюм, прикрепленный к стене справа от входа, это была плотная стеганая ткань, внутри которой находились металлические пластины, поверх которой, при необходимости, могли крепились другие уже монолитные детали доспехов. Ткань была толстой и при попадании стрелы, могла защитить носившего от повреждений. Мальчик подумал, что доспех отлично защищает своего носителя, но очень стесняет движения, поэтому такие элементы воинского гардероба никогда бы не прижились на юге, так как жара всегда вносит свои корректировки,– и если рыцарь южного континента вздумает напялить на себя плотную ткань, подобную этой, то, скорее всего, получит тепловой удар, и в таком случае о боеспособности бойца говорить не приходится,– однако здесь, на севере, такие доспехи вполне оправдывали себя.

Затем мальчик переместил свой взгляд на развешенное рядом оружие. Полуторный и двуручный меч были большими, и меч мальчика, вделанный в деревянные ножны, хоть и был достаточно длинным, как и полуторник, но все же уступал ему в толщине и массивности, не говоря уже о двуручнике.

– Острые,– подумал мальчик,– но не такие маневренные, как мечи клана. Да и сделаны не так искусно, поэтому быстро затупятся и, возможно, сломаются.

***

– Надо же,– с изумлением твердил кузнец Кинай, когда клиенты вышли из магазина,– такая жемчужина и у меня в лавке!

Он быстро встал, закрыл входную дверь на ключ, предварительно повесив на нее соответствующую табличку, затем с неожиданным проворством погасил все лампы в помещении магазина при кузнице и, наконец, прошел во внутреннее помещение, где у него была, собственно, сама ремесленная мастерская.

Небольшое грязное помещение, плотно заставленное металлическими изделиями, заготовками, молотами, щипцами, несколькими наковальнями. В центре кузни находился потухший горн. Здесь ощутимее пахло гарью, но это не смущало владельца рабочей мастерской,– он с превеликим удовольствием вдыхал этот воздух.

Кинай поспешно зажег все имеющиеся свечи и лампы, но их не хватило для того, чтобы осветить комнату так, как он этого хотел, поэтому кузнец достал дополнительные светочи из ящика в магазине.

– Подумать только,– восхищенно пробормотал Кинай, усевшись в прохудившееся кресло, когда все приготовления были закончены, и снова увлеченно рассматривая принесенное оружие, при этом аккуратно поводя огрубевшим пальцем по вязи из незнакомых ему символов.– Кажется, работа эльфов!– причмокнул он языком.– Никогда бы себе не представил, что увижу такое собственными глазами! Хм!.. Интересно, зачарованный ли он?

***

Здесь наступило только самое начало зимы, а точнее конец осени, поэтому дул промозглый, хлестающий лицо ветер. Где-то виднелся небольшой снег, белый и бросающийся в глаза на фоне темной и хмурой скалистой земли.

Город был большой, каменный, здания в основном двухэтажные, с красивыми витринами, которые хорошо просвечивались солнцем.

Широкие улицы имели прямое направление, подобно полноводным рекам, по краям которой, словно горы, высились дома ремесленников и торговцев. Дороги между тем были выложены брусчаткой, что говорило о том, что город не бедствует. В нижней части вышеописанных домов были магазины и мастерские, где изготавливались товары из кожи, металла, меха и дерева, тогда как верхние этажи предназначались только для проживания.

Правил этим «дружелюбным» городом король Ротгар, который свято поддерживал торговцев и приезжих, если, конечно, они не нарушали общественного порядка и не мешали получению доходов. Смутьяны ему были не нужны. Волю же его исполняли рыцари и стражники, следящие за благочинным поведением. Войн этот король не вел уже достаточно давно, чтобы люди забыли о них совсем, поэтому его немного даже любили и считали отчасти справедливым.

Почему отчасти, спросите вы?

Да потому, что его рыцари при всех своих бесчисленных добродетелях имели один очень большой недостаток – они кропотливо и самозабвенно, не зная усталости и не жалея сил, обирали народ, и не редко злоупотребляли сим даром, дабы их государственные карманы не оскудевали никогда.

При этом, иноземцев трогать строжайше запрещалось, отчего вся нагрузка ложилась на плечи местных жителей.

Но помимо поборов и бесчинств, устраиваемых служителями закона, сам король не гнушался каждогодних подъемов налогов, что, конечно, не возбуждало в простом населении любви к его персоне.

И если у вас в кошельке находились деньги, то улыбки граждан в сим городе расплывались вполне естественно и непринужденно, словно говоря: «Добро пожаловать!», а если вам не посчастливилось разжиться злосчастной «монетой», то и прием был соответствующий: темные улицы доков, подземные катакомбы воров и убийц, а также сам порт, принимавший на тяжелую работу всех желающих, всегда могли открыть вам свои неуютные объятия.

В общем, город был чистый, аккуратный, но хмурый в этот промежуток времени, так как неодолимо наступала зима.

Народу было много.

Он был здесь вполне приветливый, в большинстве своем торговый либо рабочий, поэтому и сообщительный с иноземцами, тем более что это способствовало их собственному процветанию. Портовый город, получал свою давно определенную выгоду от путешественников.

Люди были на улицах торгово-промышленного района, где находились Еверий с мальчиком, разночинные, разномастные, прибывшие сюда из всех уголков света.

Ходили патрули бдительной и суровой на взгляд стражи, закованной в латные и прочные доспехи. Воины держали в руках по секире, а на поясах их висели полуторники, с помощью которых они блюли закон и порядок. На спинах служивых людей громоздились арбалеты, пугавшие своим видом.

Где-то бегали пронырливые и вездесущие дети, пытавшиеся всучить товар прохожим, либо изъять у них то, что плохо и совсем ни к месту лежало.

Степенно передвигались торговцы южного континента, укутанные в абсурдно пестрые меховые длиннополые пальто, напоминающие своей палитрой оперения попугаев. Их загар контрастировал с лицами нозфолцев.

Другими были хмурые северные купцы, все время пересчитывавшие в уме те деньги, которые они хотели получить за свой товар или уже получили, проведя доходную сделку. Одеты они были в теплые и основательные тулупы, в огромные зимние сапоги и причудливые меховые шапки.

Порой встречались слуги аристократов, ищущие что-то, что внезапно понадобилось их хозяевам, либо что-то, что необходимо для готовки, уборки, починки и другой повседневно-бытовой рутины.

Закончив дела, обнаружилось, что на улице уже наступил вечер, встречавший гостей всей полнотой холодной и недружелюбной осенней погоды.

Солнце склонялось, и Еверий поспешил приобрести для мальчика местную одежду с меховой поддевкой – теплую, сберегающую от суровых будней этого морозного края. Покупку удалось обнаружить недалеко от кузни в небольшой лавке.

Темный плащ, который носил подросток, пришлось снять, и сначала мальчик хотел его выкинуть, но предупредительный Еверий забрал ненужную вещь себе, решив, что в последующем сможет ее где-нибудь реализовать.

Цвет кожи, разрез глаз, наличие рогов на шлеме, малый рост, тонкая талия или ее противоположность – все в этом городе дышало многообразием, поэтому наш мальчик особо не выделялся на фоне других, если бы не его орел…

Люди то и дело оглядывались на странного паренька, на плече которого высилась гордая птица, прилетевшая к нему с неба. В связи с этим они привлекали ненужное внимание и множество любопытных взглядов.

Кто-то уже стал подходить с предложениями о приобретении крылатого питомца, на что сразу же получал вежливый отказ, несмотря на то что суммы были действительно внушительными. В итоге пришлось снова отпустить орла в свободный полет по окрестностям города.

Чтобы скоротать время, Еверий и мальчик, которого торговец прозвал Руби, от сокращенного «рубин» (навел на эту мысль торговца тот самый алый камень в рукояти оружия его знакомого), пошли в ближайшую харчевню, расположенную на улице Пекарей.

Уже заметно стемнело, солнце, еле-еле просвечивающее сквозь нависшие облака, склонялось к самому горизонту, тени ночи сгустились окончательно, и городские фонарщики спешили осветить полноводные улицы светом тусклых фонарей.

Перед ними находилась искомая харчевня для приезжего люда. Ничем не примечательное сооружение из камня и дерева, но, по-видимому, бывшее весьма крепким и добротно сделанным.

Массивная деревянная дверь отворилась, и оттуда вывалились два пьяных человека, похожих чем-то на Еверия, но имевших совсем не такой массивный вид, как у него. Они были пьяны и еле держались на ногах, один обхватил другого, и было не понятно, кто из них помогает брести товарищу вперед, так как на взгляд Руби они оба просто оперлись друг на друга, чтобы не упасть.

Минуту пьяные осматривались вокруг, а потом, увидав мальчика и торговца, повернули в другую сторону, распевая нелицеприятные песни.

– Ну вот, кажется, там весело,– заключил Еверий, предвкушая пирушку.– Там я наверняка найду собратьев по ремеслу. Пойдем, Руби!

Руби ничего не ответил на довод купца и прошел вслед за ним.

Тусклое здание, с маленькими решетчатыми окнами, с огнем в камине и необузданными криками постояльцев,– вот что встретилось им за дверью.

Там было достаточно просторно, пахло едой, если не сказать, что кухней, потом и спиртным. Выпивка находилось повсеместно на столах и в достаточном количестве.

Люди сидели за большими, грубо сделанными столами, на деревянных табуретах. Было много торговцев, расположившихся в основном гурьбой, на отдельных местах, о чем-то беспрестанно разговаривая, шепча и шушукаясь,– решая даже сейчас деловые вопросы.

Подле посетителей то и дело бегали официантки – женщины весьма приятной наружности, с уставшими глазами и веселым нравом, а также быстрым на язык говором, в котором чувствовалось, что они не гнушаются этой огненной жидкости, даже и в рабочее время.

Еверий и Руби подошли к стойке, на них никто не обратил внимания, и торговец сделал заказ. После этого они уселись за близстоящий круглый и грязный деревянный стол, который никем не был занят.

– Ну что, как тебе, молодой человек?– поинтересовался Еверий у своего спутника,довольно ухмыляясь. Мальчик не разделял душевного подъема своего провожатого, он стал с явным отвращением озираться по сторонам.– Это, конечно, не самое лучшее заведение из возможных, но здесь, во-первых, весело, а во-вторых, совсем не так уж и плохо как тебе кажется на первый взгляд. А главное тепло и сухо. Ну, две-три кружки сделают тебя немного сговорчивее, я думаю…

Еверий через некоторое время увидел в стороне своих товарищей и решил к ним подойти, а мальчик остался за столом один, дожидаясь заказа.

Он медленно, но неотступно стал рассматривать присутствующих в заведении. Клиентура, была разнообразной, но помимо торговцев, завсегдатаев этого питейного заведения, ремесленников и чернорабочих тружеников города, а также простых пришлых людей, занесенных сюда по прихоти судьбы, Руби неожиданно заметил несколько гномов.

Сие мужи сидели отдельно от остальных, в темном и плохо просматриваемом месте, так что сразу их заметить стороннему наблюдателю почти не удавалось. Их рост,– как указывали слухи и трактаты о внешнем описании этого народа,– был мал, примерно до плеча среднего человека. Но не только это отличало их от людей, они имели массивные головы, челюсти и могучие широкоплечие фигуры, пропорционально не свойственные их росту. Их руки были раза в два больше руки человека, но при всем при этом они славились как непревзойденные мастера по металлу, камню, в том числе и драгоценному, а также по обдувке стекла.

Одеты они были, как и все присутствующие клиенты, в общем-то ничем не отличаясь от народа, что отдыхал в таверне. Тяжелые кожаные плащи на меху, валялись рядом на длинной лавке.

Всего гномов было пять: два крепыша с черной бородой, один с рыжей, один имел только небольшие светлые усы и пробивающуюся поросль первой бородки,– видимо он был самым молодым, хотя их возраст стороннему человеку было трудно отгадать. Ну а пятый имел седую бороду, заплетенную в несколько косичек.

Последний гном отличался от всех манерой держаться, как будто он был главой этого небольшого собрания. В его спокойных движениях, чувствовалась сила, а в ясных глазах читался разум и неуловимое сознание собственного превосходства. При всем при этом у этого гнома были хоть и большие руки, подобно сородичам, но все же явно холеные. Другие гномы этим похвастаться не могли, оттого что имели мозолистые ладони, покрытые даже, кое у кого, шрамами.

Они о чем-то беседовали, стараясь, чтобы их никто не услышал.

Один из «темных» гномов, сидевший напротив «светлого», имел шрам вдоль всего лица, пересекающий правый глаз и оставленный, вероятно, умелой рукой мечника. У него была недовольная физиономия, он что-то рьяно доказывал «светлому», стараясь в чем-то убедить собеседника, но «светлый» лишь улыбался, изредка бросая сухие фразы, отчего «черный» с шрамом как будто успокаивался, но лишь на время, чтобы придумать новый аргумент в пользу собственного мнения, и затем их диалог возобновлялся.

Остальные гномы только слушали и внимали старшим, но ничего не произносили.

Руби заметил, что «темные», видимо, родственники, так как у них были схожие черты лица, тогда как молодой гном без бороды был чем-то похож на «рыжего» и «светлого», особенно выделялись их толстые однотипные носы «картошкой».

– Вероятно, они воины,– сделал предположение Руби, но размышлять об этом долго ему не пришлось, так как его отвлекли.

К нему вдруг подошел странный мужчина, лет тридцати, с щетиной, немытой физиономией и воспаленными от выпивки и недосыпа глазами.

На вид он был среднего телосложения, но, при этом, весьма крепкого, так как сквозь серую рубаху просматривались его мышцы. Незнакомец вел себя наиграно вяло, то и дело шатаясь при каждом движении.

– Послушай, мальчик,– обратился он к сидящему за столом Руби,– у тебя не будет пары монет, а то мои прямо сегодня странным образом испарились? Ума не приложу, куда я их подевал?

Позади раздался смех его друзей, которые стояли гурьбой – человек шесть, не более.

– Послушай, я человек не злой, но времена иногда меняют даже самых благочестивых из людей,– патетично начал мужчина, неуклюже падая на стул рядом с Руби.– Впрочем, не стоит меня бояться. Воспринимай меня, как своего старшего друга и товарища. Поэтому мне хочется дать тебе хороший совет. По виду скажу, что ты парнишка щупленький и маленький, а я бывший рыцарь!..– Мужчина попытался заметить эффект от последних произнесенных им слов, но, так как лицо Руби не изменилось, продолжил:

– Ладно, не буду хвалиться своей силой. Думаю, это неуместно,– тут незнакомец повернулся, комично демонстрируя свое телосложение с выгодной стороны.– Понимаешь, здесь такие порядки, именно в этом городе и в этой таверне: друзьям, а тем более старшим товарищам, которые делятся с тобой самым важным, а именно добрыми знаниями, следует всячески помогать! Тем более, общеизвестно, что товарищей в беде оставлять нельзя! А то упрямство и глупость, как впрочем и жадность, у молодых людей в этих землях ну никак не приветствуется, а порой, что очень скверно, осуждается и, в итоге, карается!..

Минуту мужчина испытующе смотрел на мальчика, стараясь понять, уразумел ли его довольно прозрачные намеки парень. Однако Руби не шелохнулся.

В это время принесли выпивку, две деревянных кружки отборной медовухи опустились на стол с глухим стуком. Официантка, беспечно озираясь, сразу же отошла, не желая вникать в разыгравшуюся сцену, а между тем мужчина снова продолжил:

– Парниша, меня зовут Хайрам Больштад, для друзей просто Хайри! Ведь мы же с тобой «друзья»?– вполне доверчиво обратился он к Руби, сделав ударение на последнее слово, но мальчик по-прежнему молчал, внимательно наблюдая за приставшим к нему человеком. Их стол еще не привлек лишнего внимания, однако на них уже стали озираться.

– Ну, хорошо, хорошо… э-э-э… молчание – это знак согласия в этой стране,– внезапно продекламировал Хайрам.– Если мы друзья, то друзья должны делиться всем, что у них имеется поровну. Видишь ли, у меня сейчас пока нет ничего, а раз так, то ты обязан помочь нуждающемуся товарищу,– с этими словами Хайрум взял бокал медовухи и сделал глубокий глоток. Руби все так же на это не реагировал.– Вот видишь, теперь мы настоящие друзья, это совсем хорошо,– он сделал еще один глоток.– Ах-х, вот это я понимаю… Ну, а как тебя зовут, мой маленький болтливый друг?

Руби остался верен себе и не ответил, отвернувшись в другую сторону и больше не обращая внимания на приставучего «товарища».

– А-а-а, вот я глупый!– воскликнул Хайрам, ударив себя по лбу.– Понимаю, понимаю! Ты же чужеземец! Наверняка не знаешь, как и разговаривать по-нашему… а я тут распинаюсь! Эх, ладно, дорогой, молчи-молчи, только дай мне немного выпить…

Сделав очередной глоток, Хайрама вдруг поразила трезвая мысль, не пришедшая ему раннее, видимо, из-за хмельного состояния. Если мальчик не знает языка, значит с ним должен был быть провожатый, который и заказал выпивку. Когда Хайрам зашел в таверну, ему по обыкновению указали на посетителя, у которого можно было безобидно поживиться бесплатной выпивкой, как он делал уже ни раз, а тут еще и иностранец,– с ними совладать было легче всего, тем более они в большинстве случаев были при деньгах. Но если мальчик пришел сюда не один,– Еверия он просто не застал,– то где же его компаньон? Не мог же он оставить мальчика одного и без надзора?

Но надзор был, и этот надзор в лице взбешенного Еверия стоял позади незадачливого спекулянта. Торговец не подходил долгое время к столу, рассчитывая на то, что мальчик сам быстро управится с этим наглым типом. Когда же Хайрам бесцеремонно начал пить его медовуху,– медовуху, за которую Еверий заплатил свои кровные деньги,– терпение великана лопнуло.

Что-то почувствовав за спиной, Хайрам медленно повернулся назад, где увидел огромную фигуру, нависшую над ним. Торговец смотрел на него сверху вниз, разминая кулаки.

– Уважаемый, вы все не так поняли,– где-то раздался смех тех самых товарищей, которые послали Хайрама к этому столу.– Я ничего плохого не хотел. Я здесь постоянный обитатель. Я вообще безобидный малый…– сразу стал оправдываться Хайрам, поднимая руки ладонями вперед.

– То, что ты постоянный клиент, это я уже понял,– издевательски заметил Еверий, оглядывая Хайрама.– Мне кажется, я все правильно понял: ты только что выпил мою медовуху, оскорбил моего друга, который даже после этого продолжает сидеть как ни в чем не бывало,– с упреком бросил Еверий, раздосадованный поведением Руби.– Трудно было его прогнать, мальчик?– Руби только повел плечами, продолжая малыми порциями пробовать неизвестный ему ранее напиток.– Эх, ладно, придется все делать самому!

– Уважаемый, постойте, зачем же кипятиться,– начал было Хайрам, но договорить ему не удалось, мощнейший удар отбросил бедолагу на пол. Все ближайшие посетители повскакивали со своих мест, но никто не ввязался в потасовку, освобождая пространство и с восторгом наблюдая за происходящим.

Это было странно.

Тем временем торговец разбушевался, схватил Хайрама за шкварник и выбросил на полтора метра от себя. Битва походила на то, как будто разъяренный медведь кидал куда его душе вздумается тряпичную куклу. Хайрам то и дело с каким-то комическим пафосом слезно просил пощадить его, молитвенно смыкая руки у груди.

Мальчику показалось, что Хайрам предугадывал движения своего большого оппонента, вовремя их блокировал или уворачивался, таким образом сводя эффект от ударов и какие бы то ни было повреждения к минимуму.

Неподалеку от Руби раздался голос тех самых людей, которые недавно подослали Хайрама к его столику. Они подошли ближе и стали о чем-то шушукаться. Вскоре мальчик расслышал, о чем они говорили.

– …Сейчас Хайрам покажет этому великану, недаром он бывший рыцарь, а их, как известно, не просто так ставят на эту должность!

– Не рыцарем, недоумок, а командиром рыцарей! А это птицы уже совсем другого полета!– ответил сипловатый мужчина с лохматой бородой.

– Ну-у, да,– не стал спорить первый.

– О-о, сейчас он покажет, как надо махать кулаками,– между тем возбужденно провозгласил третий.– Всегда мечтал посмотреть как он дерется! Я слышал, что он таких вот здоровяков отправлял на землю за милую душу, даже не вспотев. Все-таки он последний из своего аристократического рода потомственных рыцарей. Его прадед, говорят, был героем нашего королевства.

– Да ну?!.. Правда, что ли?– переспросил с интересом первый.

– А ты что, не знал? Род Больштадов слыл сильнейшим во времена войн.

– Да-да, что-то припоминаю. Вроде их род владел каким-то своеобразным способом фехтования? Я прав?

– Да,– влез в разговор сипловатый,– разработанный их предками в далекие времена. Однако стиль этот был потерян уже в нынешнем поколении, так как дедушка Хайрама не успел передать секрет своему сыну, он рано умер. Да, в принципе, если даже и успел, то сейчас, в нашей стране, фехтование не так востребовано, как во времена войн.

– Ну да, уже почти двадцать лет нет конфликтов с другими государствами, слава нашему королю!– неловко резюмировал первый.

– Слава!– нехотя отозвались два его друга, озираясь по сторонам.

Дальше мальчик ничего не расслышал, из-за поднявшегося шума, так как бой уже близился к завершению.

Еверий, разъяренный тем, что его удары не приносят ощутимого результата, на который он сначала рассчитывал, загнал Хайрама в угол и стал его бить изо всех сил могучими кулаками, вкладываясь в каждый свой удар, однако весь его пыл вскоре иссяк.

Вспотевший и уставший Еверий посмотрел на своего противника, и чуть было не упал от удивления, тот стоял как ни в чем не бывало, насмешливо взирая на торговца.

Хайраму начали аплодировать и кричать, а он начал всем театрально раскланиваться, словно выступая на подмостках в комедийном представлении. Видимо, здесь он был своеобразной звездой.

Еверий упал на одно колено, глубоко вбирая в себя воздух, а торжествующий Хайрам подошел к нему ближе.

– Ну что, старик, может хватит?– задал он издевательский вопрос, глупо ухмыляясь.– Угостишь меня медовухой еще раз, и мы квиты!

– Единственное, что ты у меня отведаешь – это мой кулак,– зло вскричал Еверий, скрежеща зубами.

В этот момент могучее тело торговца неожиданно для всех подалось вперед. Еверий оттолкнулся от пола ногами, придав себе дополнительное ускорение, и протянул правую руку к противнику. Не сумевший вовремя предвидеть этот маневр Хайрам, соответственно не успел среагировать на атаку и отпрыгнуть в сторону от, казалось бы, уже поверженного противника.

Пятерня Еверия обхватила ногу Хайрама чуть выше щиколотки, сжав ее до ломоты в костях. Бывший рыцарь все же почувствовал железные тиски торговца, да так ощутимо, что непроизвольно вскрикнул высоким, почти женским фальцетом, беря самые немыслимые ноты и вершины в том искусстве, которое раньше ему ну никак не давалось, несмотря на добросовестные старания учителей.

В этот момент его мастерству позавидовали бы все блудливые певички ближайших таверн и забегаловок, а также вполне целомудренные девицы и их музыкальные наставники.

Необычный голос застал всех врасплох, и публика смешалась. От Хайрама таких звуков еще никто и никогда не слышал.

Новоявленный менестрель сначала попытался освободиться от хватки Еверия самостоятельно, стараясь расцепить сжавшие его ногу пальцы, используя при этом две свои свободные руки, но у него ничего не получилось. Грубая сила была явно на стороне его оппонента.

Наконец, публика пришла в себя и вокруг раздались смешки и шуточки, относящиеся уже к самому Хайраму, попавшему в такую неловкую ситуацию. Хайрам, в это время старавшийся изо всех сил ослабить злосчастную пятерню, начал злиться, пока не рассвирепел окончательно, так как самолюбие его было уязвлено.

– Ах ты, старый олух, деревенщина,– воскликнул он, срываясь на рычание.– Я тебе покажу как надо вести себя, когда имеешь дело со мной.– Хайрам размахнулся и ударил Еверия по лицу. Метился он в подбородок, но попал в скулу, впрочем, даже это не освободила его от пут.

– Ах ты, собака, деревенщина, смерд, тварь!..– бранился бывший командир рыцарей.– Ты сам меня вынудил, старик!

С этими последними словами Хайрам достал из-за пояса кинжал и тыльным основанием рукояти попытался ударить Еверия по лицу, но как только удар уже был на полпути до назначенной цели, его остановили. Рукоять кинжала Хайрама с глухим стуком врезалась в препятствие. Руби вовремя подставил под удар рукоять собственного слегка изогнутого южного кинжала.

– Как он успел?– быстро подумал про себя Хайрам.– Ведь секунду назад он сидел за столом, я это отчетливо помню! Не может быть, чтобы он проделал это расстояние так быстро и незаметно! А еще эта сила, я не смог ни на миллиметр сдвинуть свой кинжал вперед!

Хайрам посмотрел в глаза новому участнику свары, заступившемуся за торговца, но увидел в них только что-то совсем уж пугающее, как будто в них было что-то потустороннее.

Неизвестно чем бы все это закончилась, если бы в трактир не вбежала стража во главе двух рыцарей, которые начали наводить порядок в заведении, щедро отвешивая тумаки встречающимся на их пути зевакам.

В конечном итоге, хоть и с трудом,– так как Еверий все не хотел отпускать Хайрама, стараясь нанести последнему больший урон,– но сражающихся разняли.

4.

Тюрьма или «Проклятая дыра», как ее называли местные обитатели и надзиратели, была местом сосредоточения всего наихудшего в этом городе: темные обшарпанные стены, покрытые плесенью; комнаты, никогда не знавшие тепла; полы, холодные как лед; огромные крысы и клопы, представляющие единственную живность в этом диком месте; но в особенности, кого здесь больше всего опасались и ненавидели, были обитатели этого злосчастного места – заключенные.

В одной камере могли сойтись: деревенский увалень, попрошайка, вор, убийца, насильник и просто-напросто сумасшедший. Помимо них встречались, иной раз, также и благородные люди, которых занесло в сии катакомбы капризной подлостью судьбы, коварной подлостью их врагов или предательской подлостью близких родственников, не желавших делиться семейным наследством.

Жителей тюрьмы не разделяли, всех причисляли к одной и той же братии отчаявшихся бедолаг и несчастливцев, несмотря даже порой на их титулы, статус и прекрасную во всех смыслах родословную.

Все это происходило оттого, что некогда, еще в далекие времена, часть аристократов восстала против пращура нынешнего короля. Он, в свою очередь, подавив бунт, не оставил этот эпизод без внимания, выразив свое отношение к нему в простом, но действенном указе, приобретшим всеобъемлющее правило как для простых людей, так и для знати. Указ этот снимал с благородных мужей, оступившихся когда-либо в прошлом, настоящем или будущем, все их привилегии, с которыми им суждено было родиться.

Можно представить растерянность тех, кто взрастал с серебренной и золотой ложечкой во рту, а после всего одного неверного шага ниспадал до положения черни. Это влекло почти смерть всем тем, кто, отринув страх, вздумал бы ослушаться волю короля.

Мелкопоместные бароны и барончики, феодалы всех мастей и иные могущественные аристократы в равной степени дрожали при мысли о смене места своего обитания, променяв отчий дородный дом на хоромы «Проклятой дыры».

Согласитесь, перспектива не из лучших!

Поэтому со временем склоки и бунты уступили место спокойствию и умиротворению в государстве.

Мера оказалась вполне действенной: аристократы больше не подымали своих ухоженных голов с не менее ухоженных подушек в безуспешной попытке переворотов. Эпоха смут закончилась, и порядок возымел верх над пагубной практикой бессмысленных сражений и кровопролитий.

Так вот, настал момент, когда время буйств и разногласий прошло, люди остепенились и примирились со своей участью и гордыней, однако старый закон уже на протяжении полтора столетия был неизменным. Впрочем, находились и те, кто роптал из-за указа, часто с льстивой ужимкой пеняя высокой власти на устаревшую норму, утверждая, что она потеряла свою актуальность. Однако государи,– все, как один,– лишь хитро и с прищуром улыбались на подобные негодования своих вассалов, не делая ничего в сторону улучшения их положения.

Поэтому неудивительно, что Еверий, Руби и Хайрам оказались в общей просторной камере, закрытой массивной решеткой.

Было уже темно, на стене в коридоре горел лишь один факел, грозя вот-вот потухнуть.

В камере находилось около пятнадцати человек. Места всем не хватало, поэтому большинство не спало, а сидело и разговаривало. Вонь была непереносимой, ее ничто не могло ослабить, даже морозный ветерок из перекрытого прутьями крошечного оконца у потолка.

Еверий с дикими и ошарашенными глазами озирался по сторонам, словно не веря, что угодил в этот «адский дом» для отверженных. Вторым в камеру ввели Хайрама, который упирался, бесновался и просто ругался страшными и пугающими словами, угрожая всем и каждому расправой, но его не слушали, грубо впихивая внутрь.

– Я Больштад! Вы не смеете, свиньи!– разорялся он, а стража лишь посмеивалась над его выходками.– Я имею связи, вам это не сойдет с рук… вы у меня поплатитесь…

– Уже сошло, господин,– назидательно заключил один из тюремщиков, закрывая решетку на ключ, после того как в помещения вошел Руби.– Как сходило уже двенадцать раз до этого. Вы у нас ведь почетный клиент, а я ваш верный Грим, всегда встречаю вас, когда вы сюда попадаете… Разве вы могли забыть?..

– Нет, Грим,– проговорил Хайрам, успокоившись.– Тебя я ни за что не забуду. Твою толстую рожу, с прогнившими зубами и невероятной вонью, даже если очень захочешь, никогда не забудешь.

– Вот вы опять меня ругаете,– как будто обидевшись, произнес Грим, в самом деле на вид не сильно отличавшийся от описания Хайрама.– А я вас люблю… просто обожаю, когда ваша светлость бывает у меня. Мне это доставляет неизгладимое удовольствие – видеть, как сей некогда уважаемый муж, перед которым я когда-то трепетал, преклонив колено, сидит в одной из моих камер и всецело зависит от меня. О-о-о, мне даже золота не надо…– и тут Грим безобразно улыбнулся, обнажая прогнившие зубы, ни один из которых не был целым или даже просто белым.

Его соратники, а именно стража тюрьмы, не оценили издевательскую шутку товарища. Они стояли неподалеку, чувствуя лишь гадливость к этому несчастному изгою.

Существо это, ехидное и даже ничтожное, до которого притрагиваться было мерзко, заперло дверь камеры и направилось со стражей тюрьмы к выходу. Между прочим, напоследок сказав, что в этой камере, куда он поместил арестованных, находится шайка отъявленных негодяев, грабивших и убивавших невинных проезжих окрестной дороге.

– Желаю вам спокойной ночи!– прошипел Грим и окончательно скрылся из виду, кряхтя и позвякивая ключами.

Люди в камере были грязные, оборванные, истощенные. Ни одного свободного места, только у самих решеток и нашелся островок незанятого пространства.

Вонь в камере происходила от трех факторов: от самих грязных людей, заплесневевшего пола и стен, но всего более от отхожего места в дальнем правом углу, которое давно, а может и никогда вовсе, не убирали. Люди существовали здесь не лучше скота в хлеву.

Еверия передернуло, когда он оглянулся вокруг. Он был торговцем, привыкшим к разного вида испытаниям, выпадающим на его долю в угоду выбранного ремесла, в том числе к жаркому климату пустынь, холодным горным ночам, порывам беснующегося ветра, долгим проливным бурям, к неожиданным штормам на море и даже к смерти, стерегущей за каждым темным углом. Однако обстановка убогости и разложения всегда приводили его в уныние, тем более он никогда не лишался свободы, что тоже не могло его радовать. Еверий считал себя лишним в этом празднике упадка и безысходности.

С беспокойством торговец посмотрел на своего молодого товарища, но тот не выказывал ни единой толики паники, как будто, так и должно быть и все шло своим чередом. От этого Еверий еще больше разозлился, но не на Руби, а на своего недавнего противника.

– Это все из-за тебя, глупый павлин!– рявкнул он на Хайрама, подходя к последнему вплотную. Эхо его голоса прокатилось по длинным пустым коридорам, вдоль темных каменных стен.– Ты мне ответишь за этот позор, я тебя в лепешку расшибу!

– Ну, любезный, все бы обошлось, если бы ты не был бы столь свиреп,– надменно ответил на это Хайрам, ничуть не смутившись и позевывая между делом.– Я всего лишь выпил немного твоего пойла, не более, а ты из-за этого начал кулаками размахивать. Кто ж виноват, что это стало таким шумным занятием, которое невольно привлекло посторонних зрителей, облаченных в доспехи стражников столь славного града!

– А-а… а… А что же мне нужно было сделать с тобой?– растерявшись прогромыхал торговец.– По головке погладить, спасибо сказать,– продолжал орать Еверий, еще более распаляясь.– Ты наглец, я таких всегда быстро на место ставил и буду ставить…

– Ну что, поставил меня на место в таверне, медведь?– высокомерно бросил Хайрам, перебивая торговца и с вызовом глядя ему прямо в глаза.– Что-то я не почувствовал?

– О-о! Я сейчас исправлю эту досадную ошибку!– сквозь зубы процедил Еверий, неминуемо сближаясь с Хайрамом, не с самыми лучшими намерениями, но тут их прервали.

Бесцеремонно влезшим в перепалку торговца и бывшего рыцаря был главарь той самой шайки, которую ранее упоминал Грим. Он грубо посоветовал спорящим захлопнуть глотки, либо он сам их навеки утихомирит. Голос звучал из-за угла, и был высоким, можно сказать даже писклявым, поэтому Хайрам зло крикнул в ответ, чтобы тот убирался ко всем чертям. Главарь разбойников, вероятно, обиделся на такое отношение к его вежливой просьбе, поэтому тут же встал и вышел из тени. То была двухметровая детина, на голову выше Еверия, с массивной челюстью и бешеными глазами, но голос его и вправду был как у ребенка.

– Что ты сказал, помет крысы?!– угрожающе прозвучал голосок разбойника, словно по мановению волшебства поднявший на ноги пятерых своих соглядатаев, сидевших недалеко от него.– Мне кажется, надо вас немного проучить! Уж больно вы зазнались, отбросы! Вы не до конца поняли, куда попали, и я вам услужливо все объясню, выродки гоблинов!

– Глор, дай мне того узкоглазого мальчишку,– обратился к своему вожаку небольшого роста, сутулый и мясистый разбойник, один глаз которого был закрыт ветхой серой повязкой.– Я хочу с ним поиграть, дай мне его, дай! Я давно ни с кем не играл…

– Да бери, Вайрус, мне не жалко!– ответил на это громила, словно отмахнувшись от назойливой мухи, а затем направился в сторону Хайрама.– А вот тебя, сына шлюхи, я отправлю к дьяволу лично и прямо сейчас!

– Опрометчиво было называть мою мать шлюхой, здоровяк,– с угрозой в голосе отозвался Хайрам.– Коли так хочется, можешь попробовать меня приструнить! Однако не стоило перед этим раскрывать свой поганый рот! Предупреждаю, что за твои слова, я с удовольствием отправлю тебя и твою кодлу к червям, будь в этом уверен!

Здоровяк не испугался, и, несмотря на озвученную угрозу, все равно подошел к Хайраму, и тут же рухнул на мягкое место, сбитый могучим ударом, стоявшего рядом Еверия, о котором все позабыли. Торговец погладил костяшки кулака и явно обрадовался, что тот, наконец, нашел хоть какую-то цель, ведь перед этим он так и не смог эффективно задеть Хайрама.

Бандиты на время опешили, впервые увидев, как их главаря отправляют на каменный пол. Впрочем, Глор не потерял сознания, приняв столь сокрушительный удар. Он лишь начал удивленно разминать челюсть, скривившись от боли, до конца еще не осознавая, что произошло. Из его губы сочилась кровь.

– Не мешай, молодежь! Он мой!– с этими словами Еверий развернулся и неожиданно отвесил второй удар, предназначавшийся уже Хайраму, но тот опять увернулся.

– Бей их!!!– смешно завопил в это время Глор, неуклюже вставая на свои ноги.

– Эй вы, остолопы,– прозвучал вдруг дребезжащий голос старика, спавшего на самом почетном месте, в углу, на покрытых соломой нарах.– Разве не слышали о «Хайраме Могучем», «Хайраме Непобедимом», вот он, стоит перед вами, как жалкий пьяница. Вы, деревенщины, можете, конечно, на него напасть, но из вас всех ни один не выстоит и минуты. Хочется вам дуболомам просто так губить свои никчемные жизни понапрасну, а? Я не раз видел, как этот презренный выбивал дурь и не из таких норовистых парней как вы, голыми руками убивая тех, кто был облачен в железные доспехи.

– Кто это там вякнул, собачье отродье?!– гневно обратился Глор к встрявшему в конфликт незнакомцу, но на эти слова неожиданно отреагировала вся камера, окружив банду. Вставшие заключенные, словно по волшебству обнажили острые предметы, заточенные под нужды несправедливого боя, пока тот, кто недавно говорил, не поднялся со своего места.

В темной шерстяной шапке, покрытый теплым тряпичным одеялом, в некоторых местах заштопанным от дыр, с редкой черной бородкой, стоящей колышком, с уставшими глазами, он молча подошел к гиганту. На три головы меньше главаря разбойников, он был худощав и стар, но все же бесстрашен.

– Меня зовут Болем,– незнакомец спокойным хриплым голосом обратился к Глору.– И если ты будешь в таком ключе говорить со мной, не выказывая хотя бы некоторого почтения, то не проживешь и пяти минут.

Тут уставшие глаза старика смерили молодого детину с беспечным, можно сказать, что почти с ничего не значащим выражением, от которого у иных в жилах,– кому доводилось испытывать такой взгляд на себе,– невольно стыла кровь.

Банда, до этого стоявшая более или менее уверенно, теперь совсем сникла, не исключая и самого их вожака, который побледнел и затрясся.

– Такого больше не повторится, Болем,– тихо произнес Глор, покрывшийся холодным потом.– Я никогда не хотел вставать у тебя на пути или хоть как-то оскорблять тебя.

– Я так это и понял,– добродушно ответил ему Болем, похлопывая бандита по мощному плечу.– Так что присядь пока в углу, мальчик, и молчи, если тебе дорога твоя жизнь!

– Понял, Болем!– послушно согласился Глор, немедленно принявшийся исполнять данное ему поручение, намереваясь спрятаться как можно дальше в тени камеры.

Банда Глора пошла за своим вожаком, не пререкаясь, а все недавно вставшие в камере люди тут же уселись на места и стали заниматься тем же, над чем корпели перед происшествием: кто играл в кости, кто курил трубку, кто полулежал и бездельничал.

– Опять ты здесь?!– обратился Болем к Хайраму.– Не знаешь, когда следует остановиться, глупый мальчишка?! Может, мне стоит проучить тебя разок? Для большего вразумления! Видимо, мои слова уже давно на тебя не действуют!

– Ты можешь попробовать, но так легко я не дамся, Болем! Ты меня знаешь!– в тон ему ответил Хайрам, присаживаясь возле решетки.– Тем более, что это было просто недоразумение, ссора из-за бокала медовухи…

– На большее я и не рассчитывал,– со вздохом произнес старый заключенный.– Так и знал, что из-за какого-то пустяка здесь оказался, дурак!

– Ну, не всем же быть одним из представителей мастеров-воров, как ты, Болем! Оригинальные и продуманные преступления совершать, где пахнет невинной кровью, точно не по мне,– я все же бывший командир рыцарей…

– Ты дурак, Хайрам Больштад, и ничего больше, чем дурак!– раздосадовано ответил Болем и сел рядом с Хайрамом.– А эти кто?– спросил старик, мотнув головой в сторону Руби и Еверия.– Твои товарищи?

– Да, недавно с ними познакомился… тот, что побольше – торговец-дуралей, вздумавший со мной в драку лезть, а тот, что помоложе – меня угощал медовухой. Заметь, добровольно и причем бесплатно! Из-за них я здесь и оказался! Ха-ха-ха!

– Дурак!– снова презрительно сплюнул Болем.– Сколько ты еще будешь мне мозолить глаза, в этих камерах. Я думал, что хоть здесь смогу дожить свой век спокойно, думал, что здесь ты меня уж точно не найдешь, но нет, как всегда ошибся, поспешил! Ты и тут являешь свой наглый светлый зад, как жалкий простолюдин! Дворяне – это те, кто по праву рождения являются благородными, служа своему королю. Но тебе плевать и на это! Родовая честь, молчу уже о родительской, тебя не интересует и ничего для тебя не значит!!!

– Во-первых, как «благородный» простолюдин,– насмешливо начал Хайрам,– в котором есть шарм и отвага…

– Бредовые мальчишеские россказни,– проворчал старый вор, а Хайрам между тем продолжал:

– …а во-вторых, на себя посмотри: ты мог бы уйти отсюда в любое время, но ты же этого не делаешь – прячешься, как крыса! Да и, в-третьих, не учи меня чести, тот, кто ее запятнал, а может никогда и не имел, не может мне указывать на мои ошибки. Ты убийца и вор!

– Э-это правда,– процедил Болем сквозь зубы, проводя ладонью по своей лысой голове, одновременно снимая шапку.– Но если ты еще раз заговоришь обо мне, да еще в таком тоне, я не посмотрю на то, что ты мой племянник,– быстро отделаю тебя как бездомную шавку. Понял меня?!

– Да, дядя Болем! Не злись! Ты же знаешь, что мне претят всякие наставления, угрозы и посторонние вмешательства. Что касается меня, только мое личное дело и ничье больше!

– Да на тебя я давно уже махнул рукой, но твоя сестра, милая Ниола, не заслужила позора!

– Скоро она выйдет за одного из родственников короля, благородного сэра Альбуса из дома Евениусов, ей не на что жаловаться! Я хорошо его знаю, да и она его знает с рождения. Он рыцарь, из богатой и знатной семьи, сильный, смелый, честный и открытый! Лучшего мужа, чем он, я бы ей не нашел!

– Ты дурак, в твоих талантах я и не сомневаюсь, то есть в том, что ты никого и ничего бы не нашел,– язвительно заявил Болем.– Но вот терять у тебя выходит куда лучше, чем у многих разгильдяев во всем королевстве! Ей невероятно стыдно за тебя! Ты пойми, ветреная душа, что ты позоришь ни меня, ни себя, а ее и свою мать! Разве ты не можешь хоть раз подумать не только о себе, но и о других?!

– Я всегда о них думаю!– мрачнее отозвался Хайрам.– Люблю и желаю им только всего самого лучшего, но моя жизнь не их!..

– Вы из одного теста, из благороднейшего дома! Если ты запятнаешь себя, то это падет тенью на весь твой род, включая и твою сестру!– Болем начал говорить тише и как можно настойчивее.– Опомнись, мой милый племянник, не падай вниз, ведь ты утащишь за собой не только себя, но и честь сестры!..

– Я пока не сделал для нее ничего плохого, Альбус не покинет ее из-за простых домыслов и слухов обо мне, а если он это сделает, то он не достоин ее руки! Я самолично втолкую ему его неправоту, если такой день настанет, в чем я, конечно, сомневаюсь. Он слишком к ней привязан, причем с детства, да и меня уважает! Вот и все, что я скажу!

– Щенок и дурак!

– Не смейте меня называть щенком, любезный дядя, я давно уже не тот мальчишка, каким был пятнадцать лет назад! Мне уже тридцать…

– Да хоть сорок, каким был щенком, таким и остался, и не смей мне указывать, как тебя называть!– Оба замолчали, насупившись друг на друга, похожие характерами как две капли воды, выпучив при этом нижние губы от негодования.

Руби и Еверий, слышавшие их беседу, сели неподалеку. Еверий уже не пытался возобновить конфликт, он был в плохом настроении, поэтому молчал.

Как в последующем выяснилось, Болем был бастардом семьи Больштад.

5.

Благодарению Бога, в семье королевской была почти полная чаша: был отец – король, сын – наследник, и дочь – юная Мэрион. Его величество славился жестокостью, но не настолько, чтобы не любить своих собственных отпрысков, а точнее, он не любил никого кроме них.

Замок, стоящий на утесе у края моря, имел форму квадратную, с башнями по углам, был искусно возведен и отделан иностранными и местными архитекторами. Каждый год ремонтировался, строился и кое-где реставрировался. На это всегда тратилось много денег, так как король любил что-то совершать и ничего не жалел для своих затей, денег же на это выделялось достаточно, так как портовый город Ровендэй королевства Нимея процветал.

В замке было все, что сопутствует таким строениям: от огромных залов до маленьких комнат с узкими коридорами, от широких лестниц до небольших витиеватых лесенок, от высоких карнизов и балконов до погребов со снедью, от могучих статуй до резных фигурок и барельефов, от ковров на отполированном полу до рисунков на ровных каменных плитах.

По длинному коридору шли трое, мужчина лет тридцати, одетый в белый костюм с золотыми галунами, и два рыцаря, облаченные в сияющие доспехи, блестевшие на свету зеркальной чистотой. Шли они по нескончаемому красному ковру, растянувшемуся вдоль помещения, поэтому слышен был лишь скрип металла, производимый от движений рыцарей в сочленениях.

По краям коридора, на стенах, размещались гигантские портреты, высотой с два человека. Все это были бывшие короли, занимавшие когда-то трон Нимея. «Королевская тропа» – так люди называли это место. По ней ходили почти все знатные гости, так как тропа была центральным помещением, ведущим напрямик к тронному залу, где восседал нынешний король – Ротгар.

Юноша в белом костюме, помимо вышеозначенной одежды, имел на голове еще и корону – небольшую, тонкую, в виде обруча. Это свидетельствовало о том, что он являлся принцем этого государства. Два рыцаря, шедшие рядом с ним, были командирами: один, Королевской гвардии под названием «Золотые щиты», а второй, Городской стражи, самой многочисленной военной мощи в Ровендэе, именовавшейся «Стальные шлемы». Оба эти мужа восседали в «Совете короля», при решении важных государственных вопросов.

Они проходили по «Королевской тропе» о чем-то с увлечением беседую, тихо и безмолвно, так, чтобы их никто из посторонних не услышал.

– Все готово,– спрашивал нетерпеливо ухоженный принц.– Я хочу завтра же преступить к делу, но об этом никто не должен знать! Мне же не нужно напоминать вам, что нас всех ждет, если затея не удастся?!– тут молодой человек испытующе посмотрел на командиров. Они преклонили свои головы в знак того, что все понимают.

– Ну вот и хорошо!– резко заключил принц, удовлетворенный расторопностью подчиненных.– Но где же мастер Гренджой? Ему было велено встретить меня перед тронным залом, а ведь мы уже приблизились к нему.

Позади принца раздался кашель, внезапно появившегося из воздуха мужчины лет сорока. Под основанием глаз этого человека имелись странные тени, говорившие о бессонных ночах их обладателя. Бледное лицо и темные ухоженные волосы, спускавшиеся до плеч, весьма впечатляюще контрастировали, придавая их владельцу благородный вид. В правой руке мастера Грнеджоя находился черный посох из какого-то редкого дерева, инкрустированного драгоценными кристаллами.

– Я здесь, ваша милость,– произнес появившийся, почтительно преклонив корпус.– Надеюсь, что скоро буду называть вас не иначе, как «ваше величество», но для этого нам необходимо кое-что сделать… кое-что отвратительное и никак не подобающее вашей светлости! Однако такова жизнь, и все, чему суждено случиться в будущем, произойдет, непременно, к лучшему!– Гренджой показал свою белоснежную улыбку.

– Упаси меня от своих высокопарных рассуждений!– поспешно сказал принц, чем-то недовольный.– Есть зло и есть добро, и человек вправе совершить и то и другое, при всем этом, естественно, он останется человеком!.. Так что я делаю то, что мне дозволено и чего я искренне желаю – мне нужен трон! Жестокая правда заключается в том, что на моем пути стоит мой собственный отец… Однако вскоре я это исправлю, если вы,– тут принц обратился к двум воинам, стоявшим неподалеку от него,– поможете мне и не предадите моих и ваших чаяний, сделав все правильно!

– Мы исполним вашу волю, ваше величество!– ответили рыцари, подчеркнув свою решимость и отношение к будущему перевороту последними словами, снова склонив головы.

– Вот и отлично,– бодро провозгласил принц.– Тогда действуем по плану, когда начнется Совет и закончится турнир в честь помолвки моей сестры! Воины уже давно наготове, осталось положиться только на вас, мастер Гренджой. Надеюсь, что вы сделали то зелье, о котором мне ранее упоминали?!

– Все готово, ваша милость! Дайте мне только влить его в короля, и он будет ваш, подобно марионетке из циркового балагана, как и королевство впоследствии!

– Ну, у тебя и сравнения,– хмуро заметил принц.– Можно ли поменьше пафоса и ненужных алегорий?!

– Как скажите, ваше величество.

– Отлично,– поспешно произнес принц.– А сейчас мне надо к отцу! Оставьте меня все, кроме Гренджоя! Отец и вас хотел видеть, мастер!– объяснил принц, когда рыцари покинули их.

Между тем, принц продолжил говорить:

– Мне порой кажется, что я один в целом мире желаю того, чего желать и чем обладать мне пока не дано, но, как говорил мой дед: «Ничего нельзя знать заранее, пока не попробуешь!» Ведь я буду лучшим королем, чем мой отец, правда?

– Да, мой сир! Безусловно!

– Я не буду лгать, претворяться, елозить перед знатью, а буду совершать добрые поступки, угодные государству, а не мне. Ведь что, в сущности, мой отец? Да, государь, да, владетель земель и своих вассалов, сюзерен и тому прочее,– но что в действительности он?..– принц помолчал, словно дожидаясь ответа Гренджоя, но мастер ничего не произнес, поэтому принц снова продолжил:

– Он всего лишь эгоистичный тиран, привыкший исполнять только свои прихоти, не оглядываясь на нужды народа, а такой правитель вызывает лишь сумятицу, недовольство и интриги. Я же буду благородным королем, ведущим людей к счастью! Я хочу дать людям,– даже простолюдинам,– возможность получить образование, подобно порядку, учрежденному в Стоуне,– ведь там учатся даже отребья!– хочу открыть больницы, так необходимые не только богатым, но и бедным, да и вообще, я хочу покончить с нищетой раз и навсегда, если даже и не всей, то значительно ее уменьшить! Разве это плохо, мастер? – тут парень замялся и в нерешительности произнес:– Имею ли я права поднять все-таки руку на своего отца? Ведь это переворот, преступление?

– Да, мой господин!– подобострастно ответил Гренджой, доставая из-под мантии висевший на шее опал красного цвета, гладко отполированный и вставленный в золотую витиеватую  оправу.– Но это требует значительно сил и мужество, что у вас, несомненно, есть и будет в дальнейшем! Великие люди не раз совершали то, что многие осуждали, но потом все же и осуждающие примирялись и признавали положительное влияние нового правления. Им всего лишь не хватало, так сказать «глотка свежего воздуха». У вас же есть возможность исправить многие ошибки и несправедливости. Таким образом, преступлением можно назвать только бездействие, когда человек вашей великодушной натуры просто-напросто не использует уготованный ему шанс на благие начинания!

– А я про что,– медленно сказал принц, продолжая, зачарованно смотреть чистыми голубыми глазами на мерцающий камень в руках Гренджоя.– Так оно и будет, прочь все сомнения!.. Прочь их, прочь! Мое дело верное, я в этом не сомневаюсь! Я уговорю отца отдать мне трон, либо придется прибегнуть к вашему зелью, но каким бы то ни было способом, я добьюсь своего!

Двери отворились. В тронном зале были двое, не считая стоявшую в карауле стражу. Первым являлся светловолосый мужчина плотного телосложения, в бархатном алом костюме с золотым подбоем и горностаевой накидкой, с королевской короной на широком лбу, второй была обворожительная девушка двадцати лет, в белом кисейном платье, спускавшемся до самых пят. На голову девушки была водружена тонкая диадема, покоившаяся среди мириады прямых светлых волос, мягким шелком стекающих по спине до поясницы.

– Приветствую своего короля,– добродушно провозгласил принц, обращаясь к восседающему на троне отцу. Трон был отделан золотом и слоновой костью, седалище и спинка обтянуты бурым бархатом. Этот «стул королей» поднимался над полом к потолку на два метра, к нему вели мраморные ступени, так что получалось, что король всегда смотрел на своих подданных сверху вниз, как и полагается властителю. У трона стояла в данный момент принцесса. Она резко обернулась на голос брата.– Приветствую и тебя, сестра, желаю тебе долгой и счастливой жизни, моя молодая родственница!

– Брат,– воскликнула принцесса,– ты пришел?! А мы тут с отцом решали, как украсить церемониальный зал, какие материалы подойдут и как я хочу, чтобы он выглядел в итоге! Ты как раз вовремя, мы спорим насчет занавесок. Что ты предпочитаешь: багровые – цвета заката, или голубые – цвета неба?

– Хм… сложный вопрос, наверно, все же голубые, сестра! Они более ведут к миру и успокоению, чем багровые,– ответил наследник, подходя и целуя принцессу в щеку.– А вы какие предпочитаете, мастер Гренджой?

Мастер, оставшийся на полу, подле лестницы, ведущей к трону, преклонившись на одно колено, ответил с явным предпочтением к голубым тонам, так как они будут радовать принцессу и днем, и ночью, тогда как красные ночью всегда страшны.

– Тем более, голубые будут оттенять глаза ее высочества!– закончил колдун.

– Ну, не скажите,– вдруг произнес король.– Я предпочитаю алые, они как-то богаче и оригинальнее смотрятся, чем какие-то голубые и нежные, это явно не по мне, но решение примет моя дочь! Да, Мэрион?!

– Да, отец! Я выберу голубые!

– Ну и хорошо! Пусть будет по-твоему! А теперь о главном – о предстоящем турнире в честь помолвки Мэрион и лорда Станиша!– сказал король, сдвинув брови, упоминание о помолвке дочери всегда приводило его в негодование.– Все ли готово, Дариус?

– Да, отец,– невозмутимо ответил на это принц.– Послезавтра все начнется в десять утра, недалеко от главной площади. Все рыцари, кто подал заявку, готовы к поединку! За исключением одного,– сэра Хайрама,– который вчера снова попал в тюрьму! Об этом мне с утра сообщил один из командующих стражей, сэр Альбус! Тот самый из семьи Евениусов, чья прабабушка является нашей родственницей. Этот молодой человек сватается к сестре сэра Хайрама. Сэр Альбус благородный и славный малый…

– Как?! Его снова закрыли в тюрьму?!– испугано воскликнула Мэрион, схватившись за белоснежный рукав брата.– Это, видимо, недоразумение!.. Ему надо помочь!.. Брат, ты уже сделал необходимые распоряжения?!

– Да, сестренка, сделал,– холодно произнес Дариус, ему не понравилось, что его перебили.– Он все же мой друг детства, как и твой! Друзей я никогда не забываю, ты же знаешь! Но он обидел какого-то иностранного купца, и их посадили вместе. Я всех их вызову и самолично разберусь в инциденте.

– У тебя доброе сердце, Дариус. Я тебе очень признательна. Я хочу сегодня же его увидеть!..– с трепетом в голосе озвучила принцесса.

– Нет,– сурово бросил король, который явно не разделял стремления дочери на встречу со старым другом, а Дариус, который только что открыл рот, снова его закрыл, как рыба без воды.– Он покрыл себя позором! Пал низко, так, как не падал ни один из Больштадов! Я знал его отца и деда, достойные люди, бесстрашные воины, они с честью служили и мне, и моему отцу,– вашему деду,– но этот всех опозорил, всех посрамил! Я не хочу, чтобы ты зналась с этим типом, королевская семья не может пачкаться о ничтожество вроде него!

– Он не… он хороший человек, просто запутался,– пролепетала нерешительно Мэрион, побледневшая и затрясшаяся, как будто ее одолел внезапный озноб.

– Ты не будешь с ним разговаривать и точка!– прогромыхал король, нахмурив брови, но Мэрион лишь зарыдала в ответ и отец сменил гнев на милость.

– Не плач, моя родная! Ты знаешь, что я не переношу твоих слез,– король замялся, опустил сердитые глаза.– Знаю, что он был твоим другом детства. Я и сам его жалею, как отец! Он рос на моих глазах, с моими детьми. Он подавал надежды, я хотел сделать его предводителем Золотых щитов, но он, став командиром Пограничных войск и прослужив один год, почему-то отказался от должности и ушел… а затем вернулся и этот позорный загул… Кхм! Ты же знаешь, я ему угрожал, даже в тюрьму ссылал, но исправляться он до сих пор не хочет. Дурная кровь его ублюдка дяди дает о себе знать! Может быть, он от него и нахватался этой тяги к черни и их забавам. Пусть остается в темнице, я не хочу видеть Хайрама на турнире, там и без него хватит достойных воинов! Дариус, предупреди его об этом, когда будешь с ним разговаривать. А теперь расскажи о том, сын, как продвигается подготовка… я хочу знать все!

Принцесса вышла из тронного зала, оставив отца, брата и мастера Гренджоя обсуждать предстоящие мероприятия. Она отправилась, в сопровождении двух служанок закоулками к своей комнате. Несколько раз прошла по коридорам, где-то освещенных лампадками на китовом жире. Встречаемые рыцари в отполированных доспехах с вытравленными на них гербом королевства молча вытягивались при ее приближении. Все было как во сне, она ничего не слышала и не понимала, пока не добралась до большого помещения с камином. Пламени не было, так как сейчас было утро и тепло.

Она отпустила служанок, оставшись совсем одна в своей привычной келье. Ничто не мешало ей придаваться мыслям.

Ее комната была просторной, украшенной розовыми и зелеными шторами, гобеленами и туалетными принадлежностями, но помимо них возле стены, справа от входа, стоял шкаф с довольно потрепанными книгами, посредине комнаты расположилась огромная постель с прозрачными занавесками. Большие окна с выходом на балкон были пусты.

Какая-то слабость одолела внезапно принцессу, после известия о том, что Хайрама поймали и заключили в тюрьму. Она, признаться, не раз слышала о таких происшествиях, случавшихся с ним, и каждый раз это отдавалось в ней каким-то странным беспокойством, нервным напряжением и, как следствие, желанием увидеть его, помочь, защитить. Но всегда она сдерживала себя, потому что знала, что ее брат никогда не оставит Хайрама в беде. Они оба друзья детства, через многое прошли и никогда не предадут друг друга. По крайней мере, ей хотелось в это верить.

Но почему же сейчас ее одолела тоска?

Да, точно, то была изнывающая тоска, поселившаяся в ее груди,– но почему и когда она успела овладеть сердцем принцессы? Никто не знал ответ на этот вопрос, даже сама Мэрион. Ей хотелось лезть на стену, царапать гранит, но только, чтоб беспокойство это прекратилось. Она давно не видела Хайрама, не слышала его голоса, не замечала его застенчивой улыбки и пронзительного взгляда. Ей вспомнились его натруженные сильные руки, когда он прикасался к ней, его полные жизни губы, когда он целовал ее нежную белую руку в знак приветствия.

Краска залила ее лицо.

Он ушел два года назад, внезапно, никому ничего не сказав и не объяснив своего поступка. В то время он стал в народе известен как непобедимый и могучий воин, его любили, он пользовался успехом, его принимали во всех благородных домах,– но все же он ушел, отказался от будущности и ушел.

Но куда?!! В народ?!

В эту неизвестную принцессе массу, скопище необразованных и жестоких людей, которые каждый день только и умеют, что воровать, бить, грабить. Она никак не могла понять и принять этого факта.

Как он мог покинуть короля и принца, променяв их на пустые увеселения и никчемную выпивку? Как он мог отвернуться от достатка и богатства, что сулило вновь подъем его дому, на вот такую жизнь, какую он влачил сейчас? Она этого не могла ни принять, ни понять.

Но кроме всего прочего, ее озадачил в большей степени совсем другой вопрос, выбив почву из-под ног, в котором она старалась не признаваться даже самой себе. Эта жгущая изнутри тайна, не дававшая ей успокоения, как она не пыталась его подавить в себе. Все больше к ней по ночам являлся всего один навязчивый вопрос, который подступал и тревожил, поминутно то затихая, то вновь возрождаясь подобно сказочному фениксу из пепла. Он был для нее важнее всех остальных в ее жизни вопросов.

Как смел он променять ежедневные встречи и беседы с ней, на отверженность и отчуждение, каким окружил себя сейчас? Как мог он променять ее на вот такую вот «свободу»?

Да, она принцесса. Она это слишком хорошо понимала, с ее статусом о любви не могло быть и речи. Ей предстояло выйти за принца или герцога, но никак не за бедного рыцаря, хоть и благородного, и родовитого, каким ей представлялся Хайрам; да она и не видела себя рядом с ним,– он был ей дорог, как друг и только как друг…

Он был единственным, кто угождал ей, веселил ее, был ей мил и, самое главное, рядом в любую тяжкую минуту. Теперь же ее окружали какие-то фальшивые личности, приносящие одни только огорчения, ненатуральный смех и неприязнь. Он оставил ее одну, оставил без объяснений своего поступка. Она чувствовала себя человеком, которого предали и обманули, бросили на съедение волкам, оставили, наконец, совсем одну!

Правда, она его вовсе не любит, просто он веселый, добрый, всегда заботился о ней, с ним ей было хорошо, тепло, уютно, но царская доля иная, чем у людей, не обремененных обязательствами,– она должна выйти за лорда!

Герцог Станиш, был одним из богатейших людей восточного королевства. Владел землей, был знаменитым рыцарем, которого все уважали, участвовал в войнах,– не в войнах этого королевства, конечно. В этих местах, правда, он много известным не был, а вот в иных землях о нем слагали песни, которые доходили и до ее слуха. По рассказам он был смел, обворожителен, красив, любая из аристократок приняла бы его сватовство за счастье.

Так она и поступила два года тому назад, когда впервые ее отцом было выдвинуто решение выдать ее за этого благородного мужа.

Она была действительно счастлива, как дитя, радовалась этому без умолку, рассказала обо всем своему другу и товарищу, который стал мрачнее тучи, но тогда она этого просто не заметила, а потом Хайрам пропал, исчез на неделю, а через неделю объявился и подал в отставку. Затем она слышала, что он нанимался к какому-то лорду на службу, на войны в других странах, где героически себя проявил, но нечего более. Через шесть месяцев снова появился в королевстве, дал разрешение на помолвку сестры с его приятелем, сэром Альбусом, после чего запил и опустился, как говорит отец.

Однажды она видела его, когда проходила по саду. Он шел с ее братом к отцу. Прошел уже год. Он был хмур, оброс темной, курчавой бородой, был грязен и, как видимо, пьян. Она сначала его не узнала, но потом, все же признала в нем ее дорогого Хайрама. Что-то оборвалось в ее сердце, что-то с устрашающей силой сжалось в груди. Боль одолела ее, она со слезами подбежала к ним, но Хайрам не отвечал на ее расспросы, не смотрел ей даже в глаза, только мучил ее своей молчаливой неучтивостью. Она даже толком припомнить не может, что говорила ему тогда. Она вроде даже дала ему пощечину и расцарапала лицо, после чего ее в припадке бешеной истерики оттащили служанки и прислужницы, а он надменный и холодный прошел дальше, так ни разу и не посмотрев на нее. Во всяком случае, она только это запомнила.

При воспоминании о случившемся ее обдало яростью, не на него,– почему-то на него она не умела как следует сердиться, не умела ненавидеть его лютой ненавистью, хоть порой ей и хотелось это сделать. Что за гнев ею тогда овладел, ей было не известно, но он поглотил ее всю, что привело к заболеванию и срыву нервов. А он все так же не приходил. Зима стала для нее холоднее и печальней, чем обычно, а дни бесконечно тяжелыми…

– Я не могу его любить! Я люблю его как друга, брата, как родного себе человека, но никак женщина! Это даже не смешно!.. Это немыслимо, чтобы принцесса полюбила того, кто ниже ее по статусу!.. Я точно не такая!.. Я привыкла к роскоши! Я не смогу отказаться от нее, ради него!.. Ведь он беден, а это на многое влияет!..– говорила она себе безостановочно, то и дело ходя по пустой комнате взад и вперед.– Но почему же у меня так бьется сердце? Почему, я не могу успокоиться?..

Она остановилась и начала вглядываться в небо за окном. Хмурое небо, затянутое серыми облаками, обдало порывом холодного ветра.

– Прекрати так биться!.. Я приказываю!!! Прекрати бешено стучать, прекрати болеть! Я прошу!.. Прекрати!.. Прекрати!.. Я не люблю… Не люблю… Он не заслуживает этого!..

Но силы покинули ее, она упала в обморок.

Через некоторое время в комнату вошли служанки, чтобы помочь ей раздеться.

6.

– По приказу принца Дариуса, да будет светлой его дорога,– ближе к вечеру помпезно провозгласил начальник тюремной стражи, коверкая и не договаривая окончания своих слов,– вы двое – сэр Хайрам Больштад и торговец, по имени Еверий Кравий, приглашаетесь на аудиенцию к его высочеству, для допроса и вынесения решения по вашему делу! Выходите, господа!

Хайрам и Еверий поплелись к открытой двери. Торговец задержался и обратился к стражу со словами, что вместе с ними был задержан невиновный юноша, который тоже находится в этой камере. Недовольный Грим пошамкал своими губами, нервно перебирая ключи.

– О нем… Хм, о нем ничего не упоминалось. Это должен решить сам принц или народный суд, но не я! Я лишь исполняю распоряжение его высочества, ни больше ни меньше!– только и сказал рыцарь, не обращая внимания и на слова Хайрама, вступившегося за мальчика по имени Руби.

– Ну, ничего, старина,– успокаивал Хайрам торговца, говоря тому, что, как только все разъяснится, мальчика непременно отпустят.

Еверий с тяжелым сердцем, но, наконец, поверил увещеваниям, после чего пошел за стражниками прочь из «Проклятой дыры».

– Дядя, позаботься о мальчишке за меня,– сказал Хайрам на прощание, добавив: – Я виноват перед ним, постарайся его уберечь!

– Хорошо, остолоп, сделаю все в лучшем виде!– с ухмылкой ответил на это вор.

– О-о, дорогой дядя, я погляжу тебе все-таки далось новое слово! Весьма, весьма неосмотрительно… Не слишком ли оно сложное – это слово «остолоп»? Будь благоразумен, пожалей себя и свой старческий умишко, ведь он может не выдержать такой нагрузки и подвести в самый неподходящий момент! С возрастом он уже не такой гибкий, и обилие новых выражений совсем плохо на нем скажется! Нужно трепетнее беречь его скудные остатки. Ха-ха-ха!

– Вот зараза! Ха-ха-ха!– рассмеялся в ответ Болем.– Вали отсюда, щенок! Ха-ха-ха!

Хайрам и Еверий ушли, а двери с лязгом захлопнулись.

– В кого он такой, ведь губит себя!– произнес вслух вор, ни к кому в общем-то и не обращаясь.

С минуту он молчал, провожая взглядом племянника и словно что-то обдумывая, а потом обратился к мальчику.

– Как тебя зовут, малец?

– Еверий дал мне имя Руби, так что можешь называть меня этим именем,– равнодушно ответил юноша, не заинтересованный в беседе.

– Ты занятный малец, Руби,– Болем подсел к нему ближе, явно в приподнятом настроении.– Знаешь, тебя выдают глаза!– старый вор зловеще улыбнулся, пристально вглядываясь в собеседника.– Нужно всегда стремиться к незаметности, стараясь спрятать намерения или истинную сущность глубоко внутри себя, так, чтобы ее никто и никогда не смог прочитать, словно открытую книгу!.. Вот я, например, понаблюдав за тобой, могу сделать предварительный вывод, что ты явно убийца, как и я! Я вижу это… В общем, мне кажется, что ты виртуоз своего дела, малец! Знаешь, предчувствия никогда меня не обманывали! Ха-ха-ха!

– Ну, и как ты это понял?– спокойно ответил мальчик.– Возможно, твоя хваленая интуиция играет с тобой злую шутку, старик?! Может, я просто чрезмерно насторожен? Я ведь молод, как-никак! Тем более, оказался в тюрьме, знаешь ли! Причем в далекой и незнакомой мне стране… в чуждой мне обстановке!..

– Нет, малец, меня не обведешь вокруг пальца!.. Мое нутро прямо передергивает от ощущения опасности, когда я смотрю на тебя! Рука сама непроизвольно тянется к оружию, чтобы быстрее перерезать твою глотку, малец! Что-то в тебе доводит меня до исступления! За долгое время меня никто и никогда не доводил до такого состояния! Это даже не страх, нечто иное, животное предчувствие, я бы сказал инстинкт самосохранения! Я не отрицаю, что в моей жизни встречались те, кто был намного сильнее меня, проворнее меня, мужественнее, наконец,– даже взять того же Хайрама,– но от всех них у меня даже нескольких мурашек на коже не появлялось. А вот ты другой, в твоем присутствии у меня непроизвольно начинает бешено колотиться сердце и дрожать все тело, а нервы говорят об угрозе!.. Может все-таки стоит поверить себе? Меня просто разбирает любопытство?!

– Если хочешь, можешь попробовать!– мальчик полуобернулся, оценивая вора. Мышцы расслаблены, взор ясен, Руби в любую минуту был готов действовать.– Но если ты хочешь вонзить в меня скрытый в правой руке заостренный шип, то спешу тебя заверить, что вскоре после того, как ты начнешь, этот шип окажется в твоем бешено стучащем сердце!