Читать книгу Капли крови на нити времён - Лариса Куницына - Страница 1

– Я проветрила комнаты и перестелила постель, господин бакалавр, – произнесла квартирная хозяйка, молодая темнокожая женщина в домашнем платье и переднике, с яркой косынкой, повязанной на упругих чёрных кудрях. Она с любопытством поглядывала на меня, пока я с некоторым изумлением осматривалась по сторонам. – Вы по-прежнему желаете, чтоб я убирала у вас?

– Конечно, миссис Трипс! – с энтузиазмом откликнулся Джеймс, опуская чемоданы на пол посреди небольшой гостиной. – Моя жена – настоящая леди, и я не хочу утруждать её!

– Я понимаю, сэр! – с готовностью кивнула она. – Тогда, как обычно, по средам после полудня. Ещё что-нибудь, сэр, мэм?

– Ничего, миссис Трипс. Разве что предупредите молочника, что нам понадобится ещё пара бутылок молока. И пусть привезут уголь для камина.

– Уголь есть в подвале, – она живо обернулась к нему. – Я скажу Перси, чтоб он наполнил ваш ящик.

– Тогда, пожалуй, это всё! – он лучезарно улыбнулся.

Миссис Трипс ещё раз заинтересованно окинула меня взглядом и направилась в маленькую прихожую. Проведя пальцем по подставке для зонтов, она удовлетворённо кивнула и вышла за дверь.

– Почему ты сказал, что я настоящая леди и…

– Разве это не так? – Джеймс вздёрнул бровь.

– Это так, но я могла бы убирать в доме сама.

– Исключено! Это испортит мой имидж, – Джеймс окинул взглядом гостиную.

Мне кажется, его забавляла моя реакция на его жилище. После просторного пентхауса в престижном районе Лондона, оформленного в стиле хай-тэк, роскошного семейного особняка, построенного во времена королевы Виктории, и трёхэтажного замка в неоготическом стиле, затерявшегося в уютном ухоженном парке в Саффолке, это его жилище показалось мне на удивление маленьким и безыскусным. Не то, чтоб я успела отвыкнуть от скромного жилья, в котором и сама ютилась не так давно, просто то, что Джеймс, наследник чайной империи и старинного баронетства, привычно купавшийся в остальное время в роскоши, мог довольствоваться небольшой квартиркой с тесными комнатками, не укладывалось в моей голове.

В крохотной прихожей помещался только узкий шкаф, небольшая кованая вешалка на стене и та самая, немного вычурная подставка для зонтиков. Маленькую гостиную украшал камин, возле которого стоял старинный столик с инкрустированной столешницей и два больших кресла, обитых блестящей кожей медового цвета. В углу, конечно, как и во всех его жилищах, красовалась тонкой работы китайская этажерка с фарфоровыми и терракотовыми чайниками и чашками и комплектом антикварных палисандровых резных шкатулок для чая.

Налево сквозь дверной проём виднелся тесный кабинет с втиснутым в него письменным столом, за которым громоздились чёрные, потёртые на краях деревянные полки, заполненные книгами. Справа светлела арка, через которую были видны современного вида кухонные шкафы и узкая столешница, сделанная из искусственного камня. Дешёвая мебель кухни так отличалась от добротной мебели остальных комнат, что я невольно снова вспомнила его упоминание о том, что он предпочитает покупать еду в супермаркете и ужинать в пабе. Ему было всё равно, что стоит в его кухне.

– Что наверху? – спросила я и по узкой лестнице с вытертыми до блеска перилами поднялась на второй этаж.

Распахнутая дверь вела с площадки в небольшую уютную спальню с широкой деревянной кроватью, возле которой стояла небольшая тумбочка, украшенная точёными столбиками, а с другой стороны у стены красовался большой шифоньер, который, судя по слегка выщербленному резному карнизу и мутноватому зеркалу, был ровесником дома, если его не перетащили сюда из какого-нибудь его предшественника. Тем не менее, здесь было чисто и уютно. Дверь налево вела в небольшую ванную комнату, где на белом столе возле раковины лежала стопка чистых махровых полотенец, а на вешалке-плечиках за дверью висел белый банный халат.

Я вернулась на площадку и, открыв небольшую дверь справа, увидела кладовку с полками, на которых лежали стопки одежды и постельного белья, стояли коробки, набитые всякими мелочами, а в углу разместился велосипед с наброшенным на руль синим дождевиком.

– Боюсь, что это всё, – усмехнулся Джеймс, проходя мимо.

Он унёс чемоданы в спальню и положил один из них на кровать, застеленную бархатным покрывалом, расшитым голубыми розами. Я вошла вслед за ним и, наблюдая, как он вынимает из чемодана вещи, чтоб повесить их в шифоньер, заметила:

– Я прониклась восхищением, Джейми, – призналась я, – убедившись в том, что ты, и правда, умеешь довольствоваться малым.

– Ты говоришь, как Дэбби, – заметил он, распахивая дверцу шкафа. Мой взгляд сразу упал на мантию бакалавра, аккуратными складками ниспадавшую с широких мягких плечиков. – Я тебе говорил, что здесь я веду другую жизнь. Здесь я работаю. У меня много работы и мало времени на развлечения. Они довольно скромны. Кстати, миссис Трипс ничего не знает о моём истинном положении. Я как-то слышал, как она отрекомендовала меня молочнику, как очень приятного молодого джентльмена, сына какого-то обедневшего баронета. Я не хочу разубеждать её в этом.

– А твой «Ламборгини» её не разубедит? – усмехнулась я, вспомнив, что мы приехали на его роскошном серебристом автомобиле, который выглядел у подъезда, как золотая пряжка на холстине.

– Она порадуется за меня, решив, что я удачно женился, – пожал плечами он. – Давай временно поменяемся местами. Ты будешь богатой леди, а я – бедным интеллектуалом, которому повезло вытащить счастливый билет. Кстати, то, как ты озиралась по сторонам, лишь подтвердило эту версию.

Он ловко развесил свои вещи в шкафу и взялся за мой чемодан.

– Миссис Трипс, судя по всему, дама неискушённая, – заметила я, глядя, как он достаёт из него мою одежду. – Иначе бы она сообразила, что этажерка в углу гостиной и инкрустированный столик возле камина стоят столько же, сколько вся эта квартира. Ты сам их покупал? И наверняка не у антиквара.

– На аукционе, – кивнул он одобрительно. – Я рад, что ты заметила. Письменный стол тоже, правда, он требует реставрации и явно велик для кабинета. Но это подлинное бюро Чиппендейл, правда, со снятой верхней частью. А эта тумбочка? Не узнаёшь? Это же Шератон! В составе полного комплекта она бы стоила бешеных денег! А так я купил её почти даром.

– Наши с тобой «почти даром» отличаются значительным количеством нулей, – усмехнулась я. – Но в одном я была права, мой мальчик! Ты бы и под нищенское рубище надел золочёные доспехи.

– Мы женаты всего полгода, а ты уже знаешь меня лучше всех, – удовлетворённо кивнул он, а потом нахмурился. – Погоди, ты что, не взяла вечернее платье?

– А зачем мне вечернее платье в университете? – беспечно уточнила я, решив подразнить его.

– Лара! – тут же вскипел он. – Я же не студент! У меня определённые общественные обязательства в колледже! На торжественные мероприятия я должен являться в мантии, а моя супруга в вечернем платье! Мы будем ходить в театр и на концерты. Я посещаю воскресную проповедь в соборе! Нас могут пригласить на обед к ректору или на приём, например, в память об основателях!

– Ты же младший преподаватель, – пожала плечами я. – И ваш ректор приглашает всех?

– Уже не младший! – разозлился он. – А в этом году я получу степень магистра и должность старшего преподавателя! В конце концов, меня всегда туда приглашают, хотя бы для того, чтоб заманить в уголок и, кокетливо отвинчивая пуговицу с моего смокинга, уточнить, не намерен ли мой отец спонсировать какой-нибудь перспективный проект.

– Убедил, – с серьёзным видом согласилась я. – Ещё один чемодан в багажнике.

– Сама разбирай свои кружевные тряпки, – он сердито бросил на кровать изящный чёрный пояс для чулок, который сам же подарил мне на Новый год. – Я пошёл за чемоданом.

И едва не спихнув меня с пути, вышел из спальни. Я невольно рассмеялась и подошла к шифоньеру, чтоб сообразить, где я могу уложить свое бельё. Долго сердиться он не собирался, поняв, что я его дразню, и не собираясь идти у меня на поводу. Пока я раскладывала в ящики свои вещи и развешивала на вешалки костюмы и платья, он сидел на кровати и беспечно щебетал. Я расставила на столике в ванной флаконы с гелями и шампунями и аккуратно разложила свою косметику. Когда я вернулась в комнату, он озабоченно осматривался по сторонам.

– О чём думаешь? – спросила я.

– О том, как втиснуть сюда хотя бы небольшой комод и туалетный столик для тебя. К тому же нужен пуфик.

– Я бы не отказалась от оттоманки и скамеечки для ног, – съехидничала я.

– Нереально, – мотнул головой он, а потом вздохнул: – Этого я и боялся. Придётся искать квартиру побольше.

– Не надо, – возразила я. – Краситься я могу и в ванной, все вещи поглотил этот шифоньер и, когда я закрывала дверцы, плотоядно вздохнул, намекая, что хочет добавки.

– Это не отель, где мы остановились на пару дней, дорогая, – напомнил он. – Это наше жильё на несколько месяцев в году. Обычно я провожу в университете все три триместра, и тесниться в маленькой квартирке глупо. Хотя мне совсем некогда ездить и смотреть. Придётся пока потерпеть, а потом выделить несколько летних недель на то, чтоб подыскать новую квартиру или дом и переехать. Пока же заедем к антиквару и посмотрим, не подберёт ли он нам столик с ящиками и зеркалом и небольшой пуфик. Ещё одно кресло можно поставить в гостиной у стены. Хотя я бы предпочёл диванчик и ещё один столик. Может у него есть что-нибудь в викторианском стиле, изящное и миниатюрное. Но это потом…

– А зачем диван? – наивно спросила я, припомнив два великолепных кресла у камина.

– У меня тоже иногда бывают гости, и я принимаю у себя студентов для устных консультаций, – он честно посмотрел мне в глаза. – Исключительно одарённых юношей. Девушек я консультирую в колледже.

– Конечно, – тут же закивала я.

– Кстати, я давно думал о диване. Тогда можно было бы приглашать больше одного гостя. Хотя на вечеринки эта нора всё равно не рассчитана.

– А где ты встречаешься с друзьями? – поинтересовалась я.

Он посмотрел на меня, и я вдруг смутилась, словно задала какой-то бестактный вопрос.

– Теперь второе, – так и не ответив на мой вопрос, произнёс он. – В кухне есть холодильник, но он совершенно пуст. Его надо заполнить.

– Едем в супермаркет?

– Да! – он решительно поднялся.

– Я думаю, что можно было бы купить баранью лопатку, и я запекла бы её на ужин.

Он снова нахмурился.

– Баранью лопатку? В супермаркете? Ты шутишь? Если уж ты собираешься готовить мне такие изыски, то ради Бога, не из того мяса, что продают в супермаркетах! – в его голосе снова зазвенели капризные нотки. – И вообще! – он взглянул в зеркало, вставленное в дверцу шифоньера, и выпрямился. – Я вдруг почувствовал себя настоящим доном, хотя раньше считал чем-то вроде студента-переростка. У меня есть супруга, учёная степень и должность в колледже. Стало быть, я имею право на что-то особенное.

– Безусловно, ваше высочество! – я подошла и сняла с его плеча воображаемую пылинку. – А что особенное?

– Лара! – рассмеялся он. – Хорошее мясо покупают у мясников! Мы едем на рынок и купим там всё самое лучшее, а заодно пару бутылок вина, достойного нашего стола. Кстати, у нас даже нет обеденного стола! Нет, надо подыскать дом! Но это потом. А пока: рынок и паб! Я выдержу поездку за продуктами, но ждать, пока ты приготовишь мне фрикасе, я уже не смогу. Или умру с голоду, или кого-нибудь загрызу! Так что сегодня ужинаем в пабе. Изощряться с кулинарными шедеврами будешь завтра, когда я уеду в колледж готовиться к лекциям.

Поездка на рынок оказалась для меня приятным развлечением. Я с детским любопытством смотрела вокруг, бродя по старинным крытым рядам, глядя на прилавки, на которых красовались выдержанные сыры, свежие фрукты и овощи, зелень, колбасы, сладости и прочие соблазнительные лакомства. В мясной лавке, где трудились два улыбчивых, очень похожих друг на друга джентльмена преклонных лет, чьи головы украшали шляпы-катонье, Джеймс выбрал баранью лопатку, несколько телячьих отбивных, и солидный кусок копчёного окорока, при этом беседуя с мясниками с видом светского льва. Он с достоинством представил меня им, и они радостно заверили, что всегда рады меня видеть. Потом мы купили свежего хлеба, крепких золотистых яблок, масло, мармелад, миндальное печенье, овощи и специи, выбор которых Джеймс великодушно уступил мне. Подойдя к цветочному прилавку, он выбрал пять алых роз, после чего сказал, что остальное я куплю завтра в супермаркете, и решительно направился к выходу.

Мы заехали домой, где я разложила продукты по полкам в кухонном шкафу и холодильнике, а он принёс из кабинета высокую вазу синего стекла и, наполнив её водой, поставил розы на столик в гостиной. После этого мы отправились в паб.

К тому времени начало темнеть и холодная сырость февральского вечера так и норовила втечь в тёплый салон автомобиля. Я вдруг почувствовала, что устала, и с трудом удерживала себя от того, чтоб пожаловаться и поныть о том, что лучше было бы остаться дома и попить чаю у камина с печеньем и сэндвичами. Однако поскольку Джеймс явно вознамерился ужинать вне дома, я понимала, что в лучшем случае он начнёт меня уговаривать, а в худшем я нарвусь на его раздражённое ворчание. Поэтому я сдержалась и уныло смотрела в окно, где на тёмных улицах загорались вечерние огни.

Ещё этим утром мы завтракали в компании тётушки и сестры Джеймса в нашем уютном замке в Саффолке. Я была совершенно счастлива, потому что больше месяца мы провели в этой тёплой и приятной компании, купаясь в домашнем уюте и ни о чём не тревожась. Внимательные и верные слуги взяли на себя все заботы, и мы могли наслаждаться тишиной и покоем, вкусной едой и прогулками по спящему зимнему парку. Вечерами мы сидели у камина, слушая Вивальди или Шопена. Джеймс читал свои умные книги, делая пометки в блокноте, а я, пристроив на подставке старинные деревянные пяльцы, вышивала затейливый сюжет со средневекового гобелена, изредка поглядывая на мужа и переводя взгляд на выцветшую схему из старинного дамского журнала по рукоделию. Я не успела ещё вышить своего стоящего на задних лапах геральдического льва, когда заметила, что Джеймс начал проявлять нетерпение. Он пресытился покоем, и ему надоело размеренное течение жизни.

Едва выдержав до конца января, он с радостью сорвался с насиженного места и, загрузив наши чемоданы в багажник автомобиля, повёз меня навстречу новой жизни, той самой жизни, которую он считал настоящей, которую любил, и с которой не желал расставаться, пока суровая действительность не заставит его покинуть стены университета и вернуться в офис семейной фирмы, чтоб встать у руля бизнеса.

Мне вовсе не надоели уют и покой. Я готова была прожить так всю жизнь, болтая по утрам за завтраком с Дэбби и тётушкой Роззи, гуляя по дорожкам парка с парой великолепных русских борзых или выезжая на конную прогулку по пустошам, а вечерами занимаясь рукоделием у камина, как образцовая викторианская жена. Я была к этому готова, но только если бы рядом со мной оставался Джеймс. Он был для меня важней всего. И потому, когда он собрался вернуться к своей работе и своей напряжённой жизни в университете, я, ни минуты не сомневаясь, покинула наш сказочный замок, чтоб следовать за ним.

Дорога не утомила меня, и я с восторгом осматривалась по сторонам, когда мы въезжали в город с узкими улочками, запруженными студентами и туристами. Готические церкви и башни, викторианские и георгианские особняки, удивительное смешение стилей и эпох очаровали меня, и я замирала в предвкушении чего-то яркого, прекрасного и интересного. Пока мы ехали по улицам, Джеймс рассказывал мне о том, что мелькает за окнами автомобиля. Он много знал и был прекрасным рассказчиком. Он даже сделал круг, чтоб показать мне больше, чем можно было бы увидеть на том маршруте, что вёл к дому, ещё одному дому, которому предстояло стать нашим семейным гнёздышком.

И всё-таки, наверно, впечатлений было слишком много. Я устала и вдруг ощутила некоторое разочарование, припомнив нашу тесную квартирку. Я даже немного обиделась. Сперва он приучил меня к простору и роскоши, а теперь… Впрочем, он честно предупреждал меня, что там будет тесно и обстановка почти спартанская. Он приходит домой только ночевать и изредка проводит вечера с книгой у камина. Зачем ему большой дом? Действительно, зачем? И теперь он будет целыми днями торчать в своём колледже, а я буду сидеть в этой крохотной квартирке и ждать его. Хорошо хоть додумалась захватить спицы и пряжу нежного серо-голубого цвета, подходящего к цвету его глаз. Буду сидеть у камина, слушать музыку и вязать ему свитер. Как примерная викторианская жена. Мне стало совсем грустно.

– Что ты так тяжко вздыхаешь? – нежно спросил он.

– Немного устала, – пробормотала я.

Я прекрасно знала, на что иду, когда настояла, чтоб он взял меня с собой. Я найду, чем заняться, но, по крайней мере, я буду видеть его каждое утро и каждый вечер, а не раз в месяц. И к тому же он обещал брать меня с собой в колледж, чтоб я могла послушать его лекции. Я смогу ходить в библиотеку, записаться на какой-нибудь учебный курс, больше узнать о его работе, чтоб со временем помогать ему в его исследовательской деятельности. Так что, наверно, всё не так плохо, и незачем так переживать.

– Уже подъезжаем, – извиняющимся тоном произнёс он. – Мне хотелось отвезти тебя в хорошее заведение, где не так шумно и вечерами не толпятся студенты. К тому же очень приличная кухня.

Автомобиль неожиданно свернул и проскользнул под закруглённую арку в массивной стене с узкими бойницами. Джеймс аккуратно припарковался в ряд с другими машинами, стоявшими в небольшом мощёном дворе, после чего вышел и открыл дверцу с моей стороны. Над низким подъездом висела неярко подсвеченная вывеска с изображением трёх корон. Наверно, это заведение не нуждалось в особой рекламе.

Мы вошли в просторный низкий зал, обшитый деревом. За покрытыми белыми скатертями столами сидели хорошо одетые люди средних лет и старше. Возле барной стойки стояли несколько мужчин, потягивая пиво. Джеймс взял меня под руку и направился туда. Седоватый плотный мужчина оторвался от процесса наполнения кружек и обернулся к нам.

– Добрый вечер, мистер Фликси, – улыбнулся Джеймс. – Мы с супругой хотели бы поужинать. У вас найдётся для нас столик?

– Для таких гостей у нас всегда найдётся столик, господин бакалавр, – ласково проворковал мистер Фликси, посмотрев на меня. – Вон там, столик у окна.

– Иди, дорогая, – кивнул Джеймс. – Я сделаю заказ и перекинусь парой слов с хозяином.

Отходя, я заметила девушку, вошедшую в зал с подносом, которая с любопытством посмотрела на меня. Пройдя к указанному нам столику, я села и тут же почувствовала, как моя грусть уходит. В зале негромко играла приятная музыка, на столе стояла зажженная свеча в стеклянном стакане, а рядом со мной было красивое окно с толстыми стёклами и деревянным переплётом, широкое внизу и заострённое сверху. Тут было спокойно и уютно, почти как дома, в нашем замке.

За окном было темно, но эта тьма почему-то притягивала взгляд, и я засмотрелась, различая только отражавшиеся в стекле огоньки свечей на столах и чьи-то смутные силуэты. Я заметила движение и кто-то сел за стол напротив меня. Я думала, что это Джеймс, но это был другой мужчина, в чёрном костюме, белой рубашке и с галстуком-бабочкой. У него были грубоватые черты лица и очень красивые густые волосы, уложенные волнами. Он знал, что они являются его украшением и придают ему изысканный вид.

– Я не видел вас здесь раньше, – сообщил он, с любопытством глядя на меня. Ему было что-то около сорока, и видно было, что он привык к женскому вниманию. – Вы учитесь здесь? Странно, что я не встречал вас, ведь уже идёт зимний триместр. Как же я пропустил такое очаровательное создание?

– Я похожа на студентку? – усмехнулась я.

Если он и мог счесть меня в полумраке зала юной особой, то мой низкий грудной голос, который так нравился Джеймсу, заставил его изменить мнение.

– Конечно, нет. Простите. Наверно, вы аспирант или стипендиат. Тогда понятно, почему вы появились здесь в середине учебного года. Или, может, вы работаете в городе? Библиотека, театр? Вы здесь одна?

– Дама со мной, Тоби, – раздался рядом голос Джеймса, и он поставил передо мной бокал белого вина.

– Боже, Оруэлл! – рассмеялся Тоби, откинувшись на спинку стула. – Неужели ты меня опередил? – и, взглянув на меня, он шутливо добавил: – Имейте в виду, леди, этот парень крайне опасен для невинных дев.

– Я знаю, – улыбнулась я. – И всё-таки рискну.

– Ты позволишь? – Джеймс вздёрнул бровь.

Тоби нехотя поднялся и невинным тоном поинтересовался:

– Я слышал, ты женился, Джейми?

– Неужели слышал? – усмехнулся Джеймс. – Похоже, и правда, слухи в нашем курятнике разносятся быстрее скорости света. Даже до тебя они дошли, при всём твоём равнодушии к светским сплетням. Мне же остаётся только подтвердить их соответствие действительности.

Тоби перевёл взгляд на меня и снова рассмеялся.

– Конечно, миссис Оруэлл! До меня сегодня туго доходит. Ты представишь меня своей очаровательной жене?

– А ты ещё не представился? Ну, что ж… Дорогая, разреши тебе представить магистра искусств и тьютора классической филологии нашего колледжа Тобиаса Эймана.

– Для вас просто Тобиас, – интимно сообщил тот, чуть склонив голову со своей великолепной шевелюрой. – Кстати, Джеймс, я думал, ты приедешь раньше, ещё на прошлой неделе.

– Чего ради? – нахмурился мой муж. – Мои лекции начинаются только послезавтра.

– Ты что, не слышал, что на учёном совете обсуждалась твоя монография по периодизации кельтской истории?

– Что-то такое слышал.

– Не моя тема, но ректор счёл твою работу весьма дельной. Он даже предложил рекомендовать её, как справочное пособие для первокурсников. Решили одобрить издание дополнительного тиража, правда, с условием, что найдётся спонсор, который оплатит это. Сам понимаешь, колледж не так богат, чтоб издавать монографии бакалавров, даже если они очень полезны для первокурсников. Нам вечно не хватает фондов.

– Я всё понял, Тоби, – кисло улыбнулся Джеймс.

– Ну, не буду вам мешать. До завтра, Джейми. Я надеюсь вас ещё увидеть, миссис Оруэлл…

Он вопросительно взглянул на меня, но я только нежно улыбнулась. Джеймс тоже доставил себе невинное удовольствие не сообщать ему моё имя. И Тоби с гордым видом двинулся в сторону стойки.

– Павлин, – проворчал Джеймс и, наконец, сел, поставив рядом на стол стакан с апельсиновым соком. – Я заказал для тебя форель со сливочным соусом и брокколи.

– Спасибо. А что он говорил о монографии?

– Это та монография, которую ты помогала мне редактировать летом. Ректор сам просил меня изложить суть моих лекций. Мне удалось структурировать вопросы периодизации, чётко сформулировать методы датировки на основании сравнительного анализа археологических данных и сведя их в таблицы. Часто случается, что студенты путаются в периодах, а у преподавателей, дающих основной курс, нет времени каждый раз разъяснять им, о каком периоде идёт речь. В результате уйма времени и сил обоих сторон пропадает впустую. В этом году в качестве эксперимента мы решили дать предварительный курс, посвященный периодизации и краткой характеристике периодов с упором на артефакты, позволяющие произвести точную датировку. Я постараюсь разложить всё по полочкам, и если студенты не поленятся и за время летних каникул поработают с моими лекциями и этой монографией, то уже в осеннем семестре они готовы будут воспринимать лекции профессоров. Но, если верить Тоби, мне снова придётся выпрашивать деньги у отца, чтоб напечатать в типографии университета достаточный тираж.

– Я уверена, что если б у тебя не было богатого отца, они бы нашли деньги, чтоб её напечатать.

– Ты мой ангел, – улыбнулся он. – Но поскольку у меня есть богатый папа, а я достаточно честолюбив и к тому же стараюсь учить своих студентов как можно лучше, мне придётся просить у него денег. А он даст. И в следующий раз эта история повторится.

– Другому было бы сложнее найти деньги, Джейми. А твоя монография кажется мне очень удачной. Даже я теперь знаю, чем керамика Гальштата отличается от керамики Латена.

– Правда? А как насчёт различия между керамикой кельто-иберской культуры и иберской культуры?

– Пока не очень, – усмехнулась я. – И у нас есть прекрасная возможность проверить, насколько хороши твои лекции. Если я смогу ответить на твой вопрос после курса, значит, у тебя получается.

Джеймс рассмеялся.

– Ты набираешь очки, моя милая! Я только собираюсь тебя слегка подколоть, а ты тут же разворачиваешь моё жало против меня!

– По-моему, мы с тобой и начинали с этих игр, – напомнила я. – Но согласись, так интереснее!

– Соглашаюсь, – кивнул он и откинулся на спинку стула, потому что возле стола появилась та самая девушка с подносом и, снова с любопытством посмотрев на меня, поставила на стол тарелки с лососем и брокколи для меня и бифштексом и жареной картошкой для Джеймса.

Взглянув на свою тарелку, я только теперь вспомнила, что ничего не ела с утра, и розоватый цвет лосося под нежной вуалью сливок показался мне восхитительным, особенно на фоне ярко-зелёных соцветий брокколи.

– Неплохо, – кивнул Джеймс, попробовав кусок своего бифштекса. – Надеюсь, это связано не только с тем, что я зверски голоден.

Какое-то время мы ели молча. Это было действительно вкусно, и я подумала, что буду не против иногда выбираться сюда на ужин, особенно если это избавит хотя бы на один вечер от метаний по кухне в стремлении удивить своими кулинарными достижениями моего искушённого супруга.

Утолив голод, и Джеймс пришёл в благостное настроение и, снова откинувшись на спинку стула, с нежностью взглянул на меня.

– Честно говоря, любимая, я рад, что ты поехала со мной. Я видел, что тебе хорошо в Фогвуде, там спокойно, уютно, и не о чем беспокоиться. А здесь маленькая квартирка и куча бытовых проблем. Я бы понял, если б ты осталась дома.

– Мой дом там, где ты, – ответила я без особого пафоса. – Я бы уже сейчас отчаянно скучала и думала, как мне добраться сюда к утру.

Он усмехнулся.

– Ты привыкла ко мне, как ручная белка.

– Я не привыкла, Джейми, потому что радуюсь, что ты рядом, каждый раз, когда смотрю на тебя или слышу твой голос. В конце концов, мы пока слишком мало живём вместе, чтоб надоесть друг другу. Так что вопрос о том, ехать мне с тобой или нет, не стоял. Я бы всё равно поехала, даже если б ты был против.

– С какой стати мне быть против? Чтоб приходить вечером в пустую квартиру, в одиночестве довольствоваться готовым ужином из пластиковой коробки, который разогревают в духовке, ложиться в пустую холодную постель и слушать, как на улице идёт дождь, пока не удастся уснуть? А утром тащиться на пустую кухню, чтоб сделать сэндвич и сварить кофе.

– Ты так жил? – невольно улыбнулась я.

– Нет, у меня есть волшебный сундук, и если по нему постучать, он открывается и оттуда выскакивает маленький дворецкий Спенсер, который готовит мне еду и подкладывает в кровать грелку и плюшевого мишку, – немного обиженно проворчал он.

Я рассмеялась.

– Меня поражает твоя выносливость, Джейми. И в таких нечеловеческих условиях, ты умудрился дождаться меня и не жениться на первой попавшейся девушке, которая согласилась бы тебя кормить и греть тебе постель!

Он с печальным укором взглянул на меня.

– Я ждал тебя. И не моя вина, что ты не спешила являться. Что же до нечеловеческих условий, то два года в армии и год по госпиталям и реабилитационным центрам делают такую жизнь более чем приемлемой. К тому же во время учёбы, я, как все студенты, жил в колледже, где у меня не было ни отдельного кабинета, ни личной ванны. И вообще было довольно шумно. Так что меня всё устраивало. Но теперь всё это казалось бы таким… тоскливым. Без тебя.

– Но я здесь.

– И я очень счастлив, – кивнул он.

– Я тоже. И я очень рада, что ты взял меня с собой.

И на этой жизнерадостной ноте, он обернулся к стойке, чтоб подозвать официантку и заказать десерт.

Утром меня разбудил аромат кофе. Вернее, я проснулась не от самого аромата, а от удивления. Кофе в постель? Такого не случалось с того дня, когда он прокутив всю ночь в ночном клубе в Биарицце, явился на рассвете и решил осчастливить меня таким невероятным вниманием. Я открыла глаза и тут же проснулась окончательно. Он стоял возле кровати в спортивных брюках и непромокаемой ветровке с капюшоном, надетой на утеплённую куртку. На плечах болтались проводки с наушниками-вставками. Я невольно посмотрела в окно. Там синели ранние сумерки и лил дождь.

– Я на пробежку, – сообщил он. – Ты со мной?

– Не сегодня, – пробормотала я, снова покосившись на окно. – Дождь?

– Не сильный. Вернусь всё равно мокрый, и придётся принимать душ. Я так и думал, что ты не пойдёшь. Пей кофе и вылезай. Буду дома минут через сорок. Надеюсь на завтрак. Потом поедем в колледж.

Он нагнулся и поцеловал меня в губы. Его светлые глаза с длинными чёрными ресницами задержались возле моих. Я невольно вздохнула, подумав, как он хорош…

– Я бы пошла с тобой, если б не дождь, – виновато пробормотала я.

– Я б тебя не взял, именно потому, что дождь, – шепнул он и, быстро чмокнув меня в кончик носа, вышел из спальни.

Внизу хлопнула входная дверь. Я села, потянулась и заметила на шератоновской тумбочке кофейную чашку с английскими розами на бочке и золочёной изогнутой ручкой. От неё и шёл этот изумительный аромат. Взяв чашку, я доставила себе удовольствие не спеша выпить её в постели. При этом я думала, как, должно быть, отличается его жизнь здесь от той, что он ведёт в Лондоне и родовом замке. Проваляться в постели до обеда было для него обычным делом. Чтоб выпить чашку кофе, он вызывал дворецкого, который отправлял горничную к кухарке, и чашка появлялась перед ним через пять минут. Он мог часами бродить по окрестностям с замёрзшими борзыми или носиться по пустошам верхом на каком-нибудь породистом скакуне из сестричкиной конюшни. Но представить, что он встанет затемно, чтоб бегать под дождём с наушниками в ушах, было совершенно невозможно. Какое-то время я размышляла, какие ещё сюрпризы ждут меня здесь, а потом вспомнила о своей обязанности приготовить мужу завтрак и встретить его в виде, подобающем истинной леди. Или хотя бы умытой и причёсанной. Это, наконец, заставило меня выбраться из тёплой постели и отправиться в душ.

Я успела вовремя и как раз положила на тарелку последний тост, когда снова хлопнула входная дверь. Джеймс в мокрой куртке со стекающими с капюшона и волос струйками воды заглянул в кухню и подал мне мокрую газету.

– Подсуши её, пока я переодеваюсь, – попросил он. – Я буду готов через четверть часа, – он на мгновение задержался, чтоб окинуть взглядом стол, сервированный к завтраку, и улыбнулся. – Пожалуй, через десять минут, – и стремительно взбежал наверх по немного скрипучей лестнице.

Я положила газету на радиатор обогревателя, и к его приходу она почти высохла, правда, покоробилась. Его это не волновало, он всегда читал газеты за завтраком.

– Днём будет пасмурно, но без дождя, – сообщил он, закончив чтение и по привычке положив свёрнутую газету рядом. – Значит, сегодня такие планы. Воспользуемся воскресением и тем, что в колледже довольно тихо. Я покажу тебе что там и где, познакомлю с теми, кто попадётся на пути, но главное – с библиотекарем миссис Дэвис. Ты ей понравишься, и она разрешит тебе заниматься в читальном зале. Я хочу, чтоб ты поискала для меня кое-какие сведения. Список я набросаю в самое ближайшее время. Да и для себя ты там найдёшь много интересного. Потом я отдам тебе ключи от машины, и ты поедешь в супермаркет. Докупи, что считаешь нужным, но много пакетов не таскай, лучше закажи доставку.

– Нам нужно не так много, – заметила я, невольно окинув взглядом кухню. – Кое-что из продуктов, яйца, муку. Если я куплю изюм и корицу, то испеку к вечеру кекс. Формы наверняка продаются в супермаркете. Ещё мы вчера забыли купить вино.

– Не забыли, – мотнул головой он. – Напротив, я вспомнил о винном магазине недалеко от колледжа и решил заехать туда в понедельник. Вино я куплю сам. Машину можешь взять на весь день. Я вернусь домой на такси.

– Когда ты вернёшься? – спросила я. – Мне хотелось бы знать, чтоб к этому времени приготовить ужин.

– Думаю, что часам к семи, не раньше. Мне нужно просмотреть программу, пролистать конспекты лекций и узнать, не откопали ли мои коллеги что-нибудь такое, что перевернёт основы британской археологии вверх копытами. Что, впрочем, вряд ли, – с некоторым сожалением закончил он.

Он принялся намазывать тост сливочным маслом, а я привычно подвинула к нему баночку с мармеладом.

Когда мы вышли из дома, дождь превратился в неприятную холодную морось. Я поспешила забраться в салон и пристегнулась. Джеймс сел рядом и оглянулся, чтоб аккуратно выехать на проезжую часть. Площадка перед нашей дверью была совсем маленькой, ещё более ограниченной низкой зелёной изгородью, отделяющей её от других таких же площадок, куда выходили двери, наверно, таких же тесных квартирок.

Выехав со всеми предосторожностями, Джеймс уверенно повёл машину по узким улицам, в этот ранний час довольно пустым по случаю выходного дня. Проехав по центру, Джеймс свернул на стоянку и поставил автомобиль на место в углу, после чего мы двинулись вдоль невысокой массивной стены, украшенной по верху каменными зубцами и небольшими башенками. Потом стена стала выше, и я увидела в ней узкие стрельчатые окна.

Центральный вход в колледж представлял собой круглую арку с широко открытыми деревянными воротами. Слева посверкивала стеклами будочка привратника, который тут же вышел нам навстречу. Это был седоватый плотный мужчина в тёмном костюме и шляпе-котелке.

– Доброе утро, Хаггис! – улыбнулся Джеймс.

– Доброе утро, мистер Оруэлл, – приветливо отозвался тот. – Рад снова видеть вас. Что-то в этот раз вы припозднились.

– Точно, прогулял половину учебного года, за что мне ещё всыплет декан. Но у меня была уважительная причина, старина. Я, наконец, женился.

– Леди будут расстроены, но я за вас рад. Миссис Хаггис всегда говорила, что такому джентльмену, как вы, нужна хорошая жена, потому что именно такой вы и заслуживаете.

– Наверно, Господь рассудил также, – живо согласился Джеймс и приобнял меня за плечи, – послав мне эту чудную девушку.

Привратник с благожелательным любопытством взглянул на меня.

– Очень рад, миссис Оруэлл. И смею заверить, что вам повезло не меньше, чем вашему супругу.

– Ну что? – рассмеялся Джеймс. – Такого ты, пожалуй, ещё не слышала?

– Но мне приятно услышать подтверждение моего собственного мнения, – заверила я. – Спасибо, мистер Хаггис.

– Запомните эту леди, Хаггис, – добавил Джеймс. – Она часто будет появляться здесь, потому что помогает мне в работе.

– Всегда буду рад вас видеть, мэм, – Хаггис поклонился и приподнял котелок. – А вас, сэр, просил зайти ректор, если вы появитесь до полудня.

– Он знает, что я приехал? – нахмурился Джеймс.

– Господин ректор всегда всё знает, – веско произнёс привратник.

Мы прошли по широкому двору, в центре которого зеленел слегка поблекший газон, а по сторонам выложена каменными плитами широкая дорожка, опоясанная арочной галереей над которой на два этажа поднимались стены, украшенные каменной резьбой и изящными, чуть выступающими башенками. Этот средневековый двор показался мне очаровательным, словно являлся декорацией для фильма по произведениям Шекспира.

Проходя по галерее, мы встретили только двух заспанных студентов, которые брели куда-то, держа в руках стопки книг и тетрадей. Впрочем, они вежливо поздоровались с Джеймсом. Через арку мы прошли в другой двор, где стояли ещё несколько средневековых зданий, в том числе небольшая часовня. Джеймс устроил для меня небольшой экскурс в историю колледжа и перечислил имена учёных и политических деятелей, которые учились здесь, большая часть из которых, к моему большому стыду, была мне незнакома. Джеймс успокоил меня, что для девушки, приехавшей в Англию из далёкой страны, никогда не бывавшей частью великой Британской империи, это не только простительно, но и естественно.

Мы зашли в пустую часовню с высокими сводами и расположенными по сторонам деревянными рядами скамей и алтарём в глубине. Джеймс указал мне на витражные окна, выполненные по эскизам художников-прерафаэлитов, и сообщил, что по утрам в воскресенье здесь устраивают службу, обязательную для посещения всеми членами колледжа, но он её слишком часто прогуливал в студенческие времена и прогуливает теперь.

Выйдя из часовни, он указал мне на высокое здание с длинным рядом узких окон, украшенных резными стрельчатыми арками, и объяснил, что это – библиотека, но туда мы пойдём позже. Указав на ещё одну арку, он сообщил, что за ней расположен сад колледжа, но в такое зимнее сырое утро там не слишком живописно. Задней стеной колледж выходит к реке, по которой весной и летом приятно прокатиться на лодке, и заверил, что мы обязательно прокатимся.

После этого мы вернулись в большой двор. Колледж уже начал оживать. По двору ходили студенты и живущие здесь преподаватели. Джеймс учтиво здоровался с теми и другими, а я заметила за колонной сбившихся в стайку студенток, которые перешёптывались, поглядывая на него. Неожиданно Джеймс издал что-то вроде сдавленного стона, и я удивлённо взглянула на него, но он уже изобразил на лице тёплую улыбку и ни на минуту не замедлил шаг. Навстречу нам шёл невысокий щуплый старичок в сером костюме и развевающейся мантии.

– Доброе утро, профессор Сатчин, – проворковал Джеймс, почти нежно взглянув на старичка, который воинственно нахохлился.

– Вот и вы, Оруэлл! – воскликнул тот. – Не прошло и года! Ну, куда это годится, молодой человек! В годы учебы вы не позволяли себе такого, прогулять полгода неизвестно где! Я полагал, что с годами вы остепенитесь и будете более дисциплинированны.

– Я стараюсь остепениться! – защищаясь, воскликнул Джеймс. – Я даже женился! Кстати, разрешите представить вам мою супругу. Это декан колледжа, профессор истории и один из моих любимых учителей, дорогая.

Профессор взглянул на меня и его взгляд потеплел.

– Доброе утро, миссис Оруэлл, – но он тут же перевёл взгляд на Джеймса и продолжил наступление: – Ваш подхалимаж ничего вам не даст, Джеймс! Я понимаю, что вы женились, свадебное путешествие и всё такое… Я не ханжа и прекрасно всё понимаю. Но, насколько я помню, вы женились в сентябре, а сейчас уже февраль. Начинать курс лекций с середины зимнего триместра – это никуда не годится!

– Уверяю вас, курс подготовлен мной с учётом сроков. Мы всё успеем, – к моему удивлению начал оправдываться Джеймс. – К тому же, видите ли, наше свадебное путешествие несколько затянулось, потому что мы провели полтора месяца на раскопках в Египте. Честно говоря, я не мог сразу после этого нелёгкого испытания тащить жену из дома. Ей нужно было отдохнуть и придти в себя, после того, как она делила со мной все тяготы работы в пустыне. И поскольку мне необходимо было обработать результаты этих изысканий, я просил ректора предоставить мне месячный отпуск, чтоб я мог оформить их и представить на обсуждение коллегам.

– Вы не египтолог, Джеймс! – возмущённо воскликнул Сатчин. – Что вас понесло в египетскую гробницу? Вам ли не знать, что дилетанты делают слишком много непозволительных ошибок!

– Я где-то ошибся? – напрягся Джеймс. – Понимаете, профессор, вы совершенно правы. Когда я начал писать отчёт о своей работе в экспедиции, я столкнулся с тем, что совершенно некомпетентен в некоторых вопросах, и чтоб не попасть впросак, мне нужно было глубже изучить связанные с моими изысканиями источники и комментарии. Именно по этой причине у меня ушёл на это месяц, и к тому же я направил свой отчёт профессору Хорсману, прежде чем публиковать его в виде статьи.

– Я говорил с Хорсманом, – ворчливо, но слегка смягчив тон, сообщил декан. – Он сказал, что вы не ошиблись, и находит вашу гипотезу вполне разумной и хорошо аргументированной. Он также отметил, что вы со свойственной вам аккуратностью обошли те вопросы, в которых являетесь профаном. Но послушайте, Джеймс, конечно похвально, что пропустив половину учебного года, вы не шатались по злачным заведениям, а посвятили себя научной работе. Но эта работа никак не связана с преподаваемыми вами курсами! Ваше увлечение пирамидами мне не совсем понятно… – он какое-то время обиженно смотрел на Джеймса и добавил: – Может, вам пора определиться с темой диссертации на докторскую степень? И почему бы вам не заняться ранним Средневековьем, коль древняя история вас не так занимает. Я прочёл вашу статью о монастырских хрониках пятнадцатого века. Меня возмутило, что вы влезли и в эту область, столь далёкую от вашего предмета, потому сперва я отнёсся к вашему опусу предвзято, но по ходу чтения изменил своё мнение. Вы владеете материалом и ваши выводы вполне разумны. Особенно это касается места, где вы сравниваете стиль буквиц.

– Эти идеи я почерпнул из разговора с сэром Патриком Вильямсом, – пояснил Джеймс. – Он же любезно предоставил мне копии обнаруженных им в Ирландии хроник.

– Я знаком с сэром Вильямсом. Он необыкновенно сведущ для любителя. Значит, подлинные хроники у него?

– Я думаю, что он вернул их монастырю, но у него есть качественные копии и он с радостью сообщит вам, где вы можете найти оригиналы, – поспешно заверил его Джеймс.

– Подумайте над моим предложением, Джеймс, – сурово распорядился профессор. – Если вы выберете тему в пределах моей компетенции, я с радостью окажу вам поддержку, и помогу с допуском к источникам. Пора взрослеть, молодой человек!

– Благодарю, я подумаю, – кивнул Джеймс.

Декан снова перевёл взгляд на меня и улыбнулся.

– Сожалею, что не смог присутствовать на вашей свадьбе, – неожиданно галантным тоном произнёс он. – Мне предложили доступ во временно вскрытую крипту очень интересной церкви в Эссексе. Нужно было срочно провести исследования до того, как в церкви начнут ремонт и снова замуруют эту сокровищницу. Но я от души поздравляю вас.

Мы хором поблагодарили его, он понёсся дальше, и его мантия развевалась, как рыцарский плащ.

– Привыкай, – проворчал Джеймс, мрачно глядя ему в след. – Здесь все считают, что я обязан стать ученым с мировым именем, и предъявляют мне соответствующие требования. А я знаю, что стану бизнесменом и, предпочитая быть сведущим любителем, не желаю тратить эти годы на то, чтоб заработать авторитет в узких кругах. Мне всё интересно, и я хватаюсь за любую тему, которая способна меня увлечь. И никто меня не понимает.

– Я понимаю, – улыбнулась я и взяла его под руку.

– Идём к ректору, – усмехнулся Джеймс. – Он не только всё знает, но и всё понимает. Он хорошо знаком с папой и, по сути, является его другом, хоть и не старым. Они познакомились, когда я учился здесь, и с тех пор иногда встречаются. Им нравится беседовать об искусстве и пить коньяк «Наполеон» у камина.

Мы пошли дальше, но неожиданно Джеймса кто-то окликнул. Мы оглянулись и увидели худощавого, немного сутулого человека с взлохмаченными соломенными волосами, который быстро шёл по газону в нашу сторону. Джеймс улыбнулся.

– Привет, – воскликнул незнакомец, обращаясь к Джеймсу и едва скользнув по мне равнодушным взглядом. – Я тебя ждал. Есть дело!

– Лара, знакомься! Это и есть профессор Грегори Мидланд, мой наставник и друг. Это моя жена Лара.

Профессор Мидланд на мгновение остолбенел, а потом взглянул на меня едва ли не с отвращением и снова посмотрел на Джеймса.

– Освободишься, зайди ко мне, – и, развернувшись, направился обратно.

– Чёрт! – пробормотал Джеймс. – Мог хотя бы притвориться учтивым, – он поспешно обернулся ко мне. – Не принимай это на свой счёт, солнышко. Он просто не доверяет женщинам, за исключением случаев, когда они выступают в качестве учёных.

– Он женоненавистник? – уточнила я, изумлённо глядя, как его несуразная фигура скрылась в дверном проёме под сенью галереи.

– С некоторых пор… Неудачный личный опыт. Его жена тоже занимается археологией, ранним Железным веком. Они довольно долго работали вместе. Потом она увлеклась исследованием дунайской группы захоронений и уехала на раскопки в Чехию, а там познакомилась с местным археологом, ну и… осталась там. Грегори был унижен и оскорблён. То, что его соперник был на двадцать лет моложе его, только усилило удар. А учитывая, что он и так не слишком хорошо ладит с людьми, то полностью ушёл в работу. И женщины совершенно выпали из сферы его интересов.

– Сочувствую.

– Только не говори ему об этом, – попросил Джеймс.

– Не думаю, что он предоставит мне возможность для столь доверительной беседы, – усмехнулась я. – Идём к ректору?

Пройдя по галерее, мы через высокую арку вошли в красивый, украшенный колоннами холл и поднялись по белокаменной лестнице с резными перилами. Миновав широкий коридор и пройдя через небольшую секретарскую комнату, в этот час пустовавшую, мы подошли к высокой дубовой двери. Джеймс постучал и, отворив створку, пропустил меня вперёд.

Очутившись в этом светлом зале, я невольно остановилась у порога, окидывая взглядом белые стены, украшенные тонкими полуколоннами, между которыми располагались высокие книжные стеллажи из светлого дерева, заставленные книгами. В стороне стояла стремянка на колёсиках. Потолок, украшенный золочёными резными звёздочками, поддерживали широкие стропила под цвет полок. В глубине виднелся огромный письменный стол, сбоку располагался мраморный камин, возле которого стояли мягкие удобные кресла и столик.

– Сколько книг, – восхищённо осматривая стены, пробормотала я. – И уверена, что я бы и половину из них просто не поняла бы.

– Больше, дорогая, – усмехнулся Джеймс, – гораздо больше! Наш ректор – общепризнанный эксперт по античной литературе, а, следовательно, большая часть этих трудов написана на древнегреческом и латыни.

– Тогда больше, – согласилась я и обернулась.

В небольшом проёме между полками, напротив камина приоткрылась дверь, и в зале появился высокий стройный мужчина в чёрном костюме с галстуком-бабочкой. Ему было уже за пятьдесят, но красивое гладкое лицо было живым и приятным. Тёмные с проседью волосы и ухоженные тонкие руки придавали ему аристократичный вид.

– Доброе утро, Джеймс, миссис Оруэлл! – радостно воскликнул он, направляясь к нам. – Как мило, что вы сразу зашли ко мне! Проходите, проходите! – он указал нам на кресла возле камина. – Моя секретарша отсутствует, но если вы подождёте, я найду кого-нибудь, чтоб приготовили чай…

– Не стоит беспокоиться, сэр Мэтью, – откликнулся Джеймс и, взяв меня под локоть, направился к камину. – Честно говоря, я не надеялся застать вас сегодня в колледже, но Хаггис сказал, что вы здесь и хотите меня видеть.

– Ничего серьёзного, просто хотел перекинуться парой слов. А также имел некоторую надежду, что ты возьмешь с собой свою очаровательную жену и поспешишь показать ей alma mater. А, значит, у меня будет возможность снова увидеть ваше очаровательное семейство в полном составе. Вы, наверно, не помните меня?

Он пытливо и с лёгкой усмешкой взглянул на меня. Его лицо было мне смутно знакомо, но я не помнила, где я его видела.

– Вы были у нас на свадьбе, – наугад, но уверенным тоном, произнесла я.

– Как приятно, что вы меня заметили… среди стольких незнакомых людей в одинаковых фраках, – рассмеялся он. – Тем более что вы, как мне показалось, не отрывали глаз от своего супруга.

Мы расселись в кресла, и ректор поднял руки, соединив пальцы перед грудью.

– Хорошо, что вы выбрали время до обеда, – сообщил он. – Я здесь, чтоб подготовиться к встрече со спонсорами. Ты слышал о нашей беде, Джеймс?

– О беде? – нахмурился тот. – Боюсь, что я что-то пропустил.

– Да, гроза. В октябре была большая гроза, и ветром с библиотеки сорвало несколько листов кровельного железа. Мы думали, что это ерунда, нашли мастеров, но оказалось, что стропила сгнили и крышу надо перекрывать заново. Я думал, что мы справимся, но Сатчин… Ты знаешь, он зануда, но по части средневековой архитектуры и всех этих старинных крыш он настоящий дока. Он привёл меня в смятение. Оказалось, что крышу здания, построенного при Генрихе VIII, нельзя чинить с использованием современных технологий. Вернее, конечно, можно, но не крышу библиотеки колледжа. Её нужно не ремонтировать, а реставрировать. Ты представляешь, сколько это стоит? Я тоже не представлял. А когда узнал, мне стало дурно, но, к счастью, среди наших выпускников есть богатые люди. Спонсоры. Ты не представляешь, как осторожно с ними надо общаться. Никогда нельзя давить слишком сильно и обращаться слишком часто. А мы только-только отреставрировали ротонду в саду. Кстати, передай отцу, что я выражаю ему глубокую признательность за вклад в это благородное дело. Его имя будет выгравировано на табличке внутри, но обращаться к нему снова я счёл неуместным. Так что сейчас встречаюсь с другими лицами, которые вроде бы не против профинансировать реставрацию кровли. Мне нужно их убедить. Мы встречаемся за ленчем.

– Мне очень жаль, что такое случилось с библиотекой, – искренне сообщил Джеймс, хотя, после сообщения ректора, что тот не собирается пока обращаться за помощью к сэру Артуру, он, кажется, вздохнул с облегчением.

– Дома ветшают, как и все мы, – философски заметил ректор, пожав плечами. – Но вам об этом думать рано. Я хотел поговорить вот о чём. Мы обсудили на прошлой неделе твою монографию о периодизации древней истории и сочли её очень полезной. У тебя разносторонний ум, мой мальчик, широта взглядов прирождённого гуманитария и математическая логика. Таблицы очень наглядны и удобны для запоминания. К тому же очень хорошо изложены проблемы и нестыковки при сравнительном анализе периодизации, принятой различными научными школами и группами. Мы решили, что данная работа вполне может быть рекомендована в качестве пособия для студентов начального уровня обучения. Но ты же знаешь, у нас вечно проблемы с фондами. И ещё эта крыша… Мы не сможем выделить на это деньги, и… может, сэр Артур спонсирует издание?

– Я думаю, что узнав о том, что вы дали моей работе такую высокую оценку, сэр Мэтью, он даст мне необходимую сумму, – дипломатично заметил Джеймс.

– Можешь смело ссылаться на меня! – поспешно кивнул ректор. – Ты же знаешь, какая в юных головах бывает путаница от всех ваших терминов, временных границ и локальных групп. Они со своими мягкими мозгами просто не могут разобраться в этой мешанине и из-за этого пропускают лекции мимо ушей, а потом выбирают для исследований другие периоды, более понятные, но уже итак хорошо разработанные. Эта брошюра помогла бы им разобраться с терминологией и втянуться в тему. Теперь ещё один вопрос. Я прошу тебя поблагодарить сэра Артура за те лекции, что он читал здесь в январе. Они произвели самое благоприятное впечатление, и было высказано пожелание пригласить его в дискуссионный клуб. Может, ты поговоришь с ним?

Джеймс улыбнулся.

– Я мог бы, конечно, передать ему приглашение, но это будет пожелание, высказанное сыном. Он проворчит что-нибудь типа того, что университет – это твоя работа, Джейми, так не мог бы ты разбираться там сам. Он напомнит мне о том, как много работы в офисе, как сложно контролировать азиатские филиалы при современном политическом напряжении в регионе, о том, что уже пора готовиться к чайным аукционам, а мой брат, которому это поручено, только начинает осваивать эту область деятельности. Ответ будет ясен ещё до того, как он его произнесёт. Другое дело, если позвоните вы. Он не то, что не сможет вам отказать, просто едва заговорив с вами, он вспомнит, какой приятной для него была поездка сюда в январе, и, вероятно, захочет немного отдохнуть от офисных дел и сменить обстановку. А заодно посмотреть на ту табличку в ротонде.

– Что ж, – усмехнулся сэр Мэтью. – Пожалуй, ты прав. И с моей стороны было бы неправильным передавать благодарности и приглашения через тебя. Я сам позвоню сэру Артуру и приглашу его посетить нас в марте, – он поднялся и слегка виновато пояснил: – Вынужден вас оставить. Пора навстречу со спонсорами. Да, и насчёт степени магистра можешь не тревожиться. Никаких проблем в данном случае не будет, так что к июню заказывай новую мантию. К тому же миссис Рэймонд всё так же полна решимости после окончания летнего триместра переехать в Кембридж, а, значит, должность старшего преподавателя истории будет вакантна. И ни у кого не возникает сомнений, что, прежде всего, она должна быть предложена тебе.

Попрощавшись с ректором, мы покинули его роскошный кабинет и вышли во двор. По галереям теперь туда-сюда сновали студенты, многие из которых радостно улыбались Джеймсу и даже подходили, чтоб поздороваться. Джеймс всех их знал по именам. Особенно часто подходили девушки, и я заметила смущённый и слегка влюблённый блеск в их глазах.

– Как насчёт того, чтоб надеть на тебя железную маску? – усмехнулась я, когда очередная юная особа, зардевшись, упорхнула прочь.

– Я консультировался по этому вопросу, и мне сообщили, что это не поможет, – невозмутимо ответил он.

– А если сделать маску достаточно уродливой? – уточнила я.

Он с любопытством покосился на меня.

– И ты будешь разгуливать под руку с чудовищем?

– Конечно! Я же буду знать, что под маской чудовища скрывается прекрасный принц!

– Как романтично! – ехидно усмехнулся он.

– Джейми! – раздался сзади женский вопль, и мы встали, как вкопанные.

За нами бежала полноватая смуглая женщина в тёмном немного мешковатом костюме. На груди у неё на цепочке болтались большие очки. Глядя на неё, я бы сказала, что ей больше бы пошло сари и ожерелье из самоцветов. И красная точка между бровями. Подбежав, она вцепилась в локоть Джеймса и повисла на нём, чтоб отдышаться.

– Наконец-то ты приехал, Джейми! Ну почему ты не приехал на прошлой неделе! У меня сломался холодильник, представляешь!

– Я вряд ли чем-то смог бы помочь, Сури, – слегка ошалело ответил он. – Я не умею чинить холодильники.

– Но ты бы наверняка додумался проверить, включён ли он в розетку! – жалобно, как умеют только индианки, проныла она. – Это, наверно, миссис Хаггис, когда убирала у меня, отодвинула его, чтоб достать все эти карандаши, пуговицы, монеты и ластики, которые постоянно туда закатываются! И она забыла его включить! А я ничего не поняла! Я вызвала мастера. Он пришёл и включил его в розетку! И взял с меня за вызов! Ты знаешь, как они дерут, эти изверги!

– Не уверен, но сочувствую от всей души!

– Но, слава богу, теперь ты вернулся, и мне есть к кому обратиться за помощью!

– Конечно, Сури, – Джеймс смущённо взглянул на меня. – Позволь представить тебе мою жену Лару. Это доктор истории Сури Абрахам. Мой старый и надёжный друг.

Реакция на это доктора Абрахам была сродни той, что я видела у профессора Мидланда. Наверно, её меньше удивило бы, если б Джеймс сказал, что ему надоели собаки, и он решил завести себе крокодила. Она и смотрела на меня, как на того самого крокодила со смешанным чувством изумления и ужаса.

– Я… рада… – выдавила она и потеряно осмотрелась по сторонам, потом взглянула на него. – Ты женился?

– Я послал тебе приглашение на свадьбу, – как-то осторожно произнёс он. – И Грегори тоже.

– Я не видела, – печально вздохнула она. – Наверно, я записала на нём что-то. Оно было красивое? Тогда я приняла его за рекламную листовку и сунула в кучу на столе рядом с телефоном. Я записываю на оборотной стороне листовок всякие мелочи. А потом всё равно теряю их…

Она как-то безрадостно посмотрела на меня.

– Ну, я пойду, пожалуй… Ты придёшь завтра, Джейми?

– У меня лекция, – кивнул он.

– Тогда до завтра, – она снова вздохнула и пошла прочь.

– Её сердце разбито, – заметила я. – Тоже печальный опыт?

– Доктор Теодор Абрахам слинял в Америку. Преподаёт в Гарварде, – взглянув ей вслед, объяснил Джеймс. – Сури – блестящий ученый и не менее блестящий преподаватель, но совершенно не приспособлена к реальной жизни. С ней постоянно что-то случается. Я взял её под опеку. Видимо, она решила, что теперь у меня есть жена, и я не стану о ней заботиться.

– Они все здесь такие странные? – поинтересовалась я.

– Да, дорогая, мы все здесь странные, – вздохнул он. – Это особый мир, не совсем такой, как тот, что существует за этими старыми стенами. Студенты приходят, уходят, а мы остаёмся здесь.

– А ты здесь при чём?

– Мне кажется, что я тоже немного странный. Хотя, Сури уцепилась за меня именно потому, что я что здесь, что в большом мире, как рыба в воде. Да и Грегори тоже. Я их защищаю, я решаю их проблемы, я их утешаю, если им становится грустно. Кстати, мне нужно зайти к нему! – Джеймс встрепенулся и решительно взглянул на меня. – Пойдём в библиотеку. Я представлю тебя миссис Дэвис и займусь своими делами. Остальное посмотрим потом.

Библиотекаря миссис Дэвис мы застали на боевом посту, несмотря на воскресенье. Это была энергичная женщина средних лет с приятными мягкими чертами лица, несколько несогласующимися со стальным блеском бледно-голубых глаз под широкими тёмными бровями. Джеймс выразил ей сочувствие по поводу прохудившейся крыши и представил меня. Он сразу без обиняков объяснил, что я буду помогать ему в научной работе, и потому он просит предоставить мне возможность работать с имеющимися в библиотеке колледжа книгами и рукописями.

Миссис Дэвис, которая и без того смотрела на меня очень доброжелательно, после этих слов и вовсе прониклась ко мне симпатией и предложила немедленно осмотреть библиотеку. Джеймс протянул мне ключи от машины и квартиры и, поцеловав в щёку, направился искать своего странного профессора Мидланда. А я вслед за миссис Дэвис пошла по огромному старинному залу, заполненному книжными полками, и разделённому по горизонтали широкой деревянной галереей, украшенной резными перилами.

Джеймс, выйдя из библиотеки, прошёл в большой двор и, миновав газон, вступил под своды галереи.

– Доброе утро, сэр! – чирикнул сбоку юный голосок и, обернувшись, он увидел восторженный взгляд голубых глаз.

– Доброе утро, мисс…

– Майлз! – с готовностью сообщила она. – Ли Майлз! Я ваша студентка и очень много слышала о вас. Мне хотелось бы заниматься Бронзовым веком, и я ждала, когда начнётся ваш курс!

– Тогда до завтра, мисс Майлз! – очаровательно улыбнулся он.

– О, прошу вас, зовите меня Ли! – воскликнула она.

Он усмехнулся и, открыв низкую дверь, вошёл. Пройдя по коридору, он свернул на площадку, миновав ведущую наверх узкую лестницу, и уже подходя к двери в кабинет профессора Мидланда, подумал, что пора бы завязать с этими улыбками. Глупые девочки так и липнут к этому огоньку, но, как бы они ни были хороши, теперь он женатый мужчина. И хоть он полагал, что его супруга не страдает от болезненной ревности, вряд ли ей понравится то внимание студенток, которое он неизменно привлекает к себе. Решив так, он толкнул дверь и вошёл в небольшую комнату, где у стен стояли заставленные книгами шкафы, а два огромных письменных стола были завалены бумагами, книгами, блокнотами и студенческими эссе. Среди этого бумажного хлама затерялись выкопанные из земли черепки и осколки костей самых разных эпох.

Профессор Мидланд жил не в колледже. На окраине города у него был вполне приличный и аккуратный коттедж, который строго в его отсутствие убирала приходящая уборщица. Там было тихо и не было студентов, потому что студентов он не любил. Ему нравилось читать лекции, но он ненавидел семинары, предполагавшие общение с молодыми людьми обеих полов, которых он за редким исключением считал непроходимо тупыми. Поэтому семинары за него проводили его ассистенты, в коей роли несколько лет после получения почётной первой степени по истории подвизался Джеймс Оруэлл, а после того, как он получил степень бакалавра, должность младшего преподавателя и право самостоятельно читать лекции, – новая жертва, аспирант Натан Бриггс, изнывающий от несобранности профессора и его вечного нытья о том, как легко ему жилось и работалось с Джеймсом Оруэллом. Профессор тоже воспринимал Натана с позиции приемлемости меньшего зла, считая его заносчивым, тщеславным и ненадёжным.

Поэтому возвращение Джеймса в колледж профессор воспринял с некоторым облегчением, надеясь снова загрузить его посильной помощью в той части, в которой допустимо нагружать коллегу, а не штатного помощника.

Джеймс вошёл и, с недовольством окинув взглядом царивший в кабинете бардак, холодно взглянул на профессора:

– Какого чёрта, Грегори? Я не ожидал, что ты будешь рассыпать моей жене комплименты, но изобразить элементарную вежливость было вполне в твоих силах.

– На кой чёрт ты притащил её сюда? – хмуро спросил тот.

– Мне казалось, что люди женятся, чтоб жить вместе. И я хочу, чтоб моя жена была со мной. И вообще, не суйся не в свои дела. С тебя хватит того, что ты найдёшь в себе силы соблюдать правила приличия в общении с дамой.

Его резкий тон значил, что Джеймс не намерен допускать подобное поведение с его женой. Он слишком хорошо знал своего профессора, чтоб понимать, стоит дать хоть каплю послабления, и он продолжит упорствовать в своей грубости. И Мидланд решил уступить. Непримиримый блеск холодных глаз Джейми был слишком хорошо ему знаком. Этот парень умел заморозить антифриз, не выходя из роли денди.

– Ладно, ладно, – проворчал профессор. – Извини, если я оскорбил твою жену…

– Ей плевать, – резко перебил Джеймс. – Она не страдает от комплексов при столкновении с чужим хамством. Но я, действительно, чувствую себя задетым. Думаю, что я заслужил, чтоб ты с уважением относился к моим чувствам и моей жене.

– Я ещё раз приношу извинения, – покаянно произнёс профессор. – Я просто подумал, что она будет мешать твоей работе…

– Это жена, а не любовница, – резко ответил Джеймс. – У нас общая жизнь. И до этого момента она помогала мне, а не мешала.

– Она ведь умна? – неожиданно спросил Мидланд. – Не думай, что я не заметил. Она очень умна. Другая девушка не привлекла бы твоё внимание, какой бы красавицей не была. И уж тем более ты не привёз бы её сюда. Тогда последний совет. Не позволяй ей заниматься наукой самостоятельно. Пусть просто помогает. А я обещаю, что впредь буду предельно учтив.

Джеймс какое-то время молча смотрел на него, а потом слегка расслабился.

– Я принимаю твои извинения, приму к сведению твой совет и надеюсь, что ты не забудешь о своих обещаниях. Где твой негр? – он кивнул в сторону небольшого стола, стоявшего у окна. Он был чист, если не считать бювара, письменного прибора и ровной стопки папок разного цвета и степени потёртости.

– Натан? – Грегори мрачно усмехнулся. – Ты не забыл, что сегодня воскресенье? Или думаешь, что все мои ассистенты, как и ты, кладут жизнь на алтарь науки, невзирая на календарь? Те славные дни для меня миновали. Парень чётко отслеживает часы труда и часы отдыха.

– Это не значит, что он лентяй, – пожал плечами Джеймс. – Просто тебе когда-то повезло со мной.

– Что верно, то верно, – согласился Мидланд. – Я бы никогда не отказался от такого помощника, если б совесть не сказала мне, что пора отпустить тебя на волю. Ты вырос из плаща оруженосца, и над твоей головой уже соткались из эфира золотые рыцарские шпоры.

– Красиво сказано, – усмехнулся Джеймс. – Честно говоря, я тоже рад тебя видеть, и заглянул бы в любом случае, но ты сказал, что есть дело.

– Даже несколько. Поднакопились, знаешь ли… Я бы растянул их на несколько встреч, но размеренное общение за пинтой эля не в моём стиле. Потому вывалю на тебя всё сразу.

– Я внимательно слушаю, – кивнул Джеймс.

Профессор порылся в бумагах на своём столе и достал оттуда какой-то предмет.

– Как думаешь, что это такое? – спросил он, протянув Джеймсу кинжал с потемневшим зазубренным клинком.

– Ты что, устраиваешь мне экзамен? – нахмурился тот.

– Я буду устраивать тебе экзамены, пока ты не станешь, по меньшей мере, доктором. Итак?

– Это элементарно, – пожал плечами Джеймс, осматривая кинжал. – Типичный образец раннего Гальштата: железное лезвие с расширением в центре и бронзовая рукоять с навершием в виде усечённого конуса. Перекрестье полумесячное рогами к клинку.

– Я тоже так подумал, – кивнул профессор, – но, к счастью, решил подстраховаться и отдал его в лабораторию на анализ.

– И что?

– Подделка.

Джеймс изумлённо взглянул на него и снова начал осматривать кинжал. Потом подошёл к столу и, взяв лупу, включил лампу. Какое-то время он тщательно разглядывал клинок под ярким светом, потом снова обернулся к Мидланду.

– Ошибки быть не может? Ничто не указывает на подделку. Металл явно выкованный из тестообразной массы, полученной в кричной печи. Окислы выглядят натурально, металл значительно разрушен, и вид дефектов свидетельствует о длительном пребывании во влажной среде.

– Анализ проводили дважды, – заявил Мидланд. – Второй раз в моём присутствии. Никакой ошибки. Это новодел, изготовленный с соблюдением технологий раннего Гальштата. Думаешь, это невозможно?

– Теоретически… – Джеймс задумчиво посмотрел на кинжал. – Если это могли делать наши предки, у которых под рукой были только камни, глина, дрова и руда, то почему это нельзя повторить сейчас? Сыродувный горн можно устроить у себя во дворе. Технологии многократно описаны в научных трудах по археологии и истории металлургии. А для имитации разрушения металла достаточно знать химию в пределах курса средней школы. А где ты это взял?

– Где взял, неважно, главное, что эта вещь была продана через Интернет, как раритет.

Джеймс прищурился.

– В любом случае, это незаконно. Это либо чёрная археология, либо мошенничество.

– И я подозреваю, что этим занимается кто-то здесь, у нас.

– Ты серьёзно? Хотя, чтоб сделать такую идеальную подделку, нужно действительно много знать. Думаешь, студенты?

– Да, среди них встречаются гении. Но хуже если это кто-то постарше.

– Брось, неужели думаешь, этим будут заниматься преподаватели?

– Наука – дело не прибыльное, Джейми, а за эту штуку заплатили пятьсот фунтов. Для тебя это пустяки, а для кого-то весьма неплохие деньги.

Он забрал кинжал и снова сунул его под бумаги на столе.

– Сам понимаешь, я не хочу поднимать шум и гнать волну, – продолжил он, – но если мои предположения верны, и это кто-то из здешних, то это надо пресечь. Если что-то узнаешь… Я не жду, что ты будешь искать этих умников, просто имей в виду.

– Конечно, – задумчиво кивнул Джеймс.

– Теперь следующее, – Мидланд присел на край стола и скрестил руки на груди. – Я прочитал твою монографию, Джейми. Хорошая работа… если воспринимать её как шпаргалку для первокурсников.

– Она и преследовала подобные цели, – пожал плечами Джеймс. – Кто-то должен разжевать для них азбуку, чтоб они могли читать. Надо сказать, твои же лекции воспринимаются ими с трудом, потому что ты рассказываешь им историю региона в определённом периоде, не утруждая себя разъяснением терминов и временных границ. Для тебя это всё ясно, как день, а они морщат свои юные лобики, пытаясь понять, в чём разница между фракийцами и киммерийцами. Ещё хуже, когда речь заходит о чём-то вроде сравнительного анализа кроатско-восточноальпийской и боснийско-адриатической культур. Им трудно понять это сходу. И я пытаюсь им помочь этой брошюрой и новым курсом, который буду читать в этом году.

– Но это, по сути, методическое пособие, обобщение всем известных данных! Ничего нового! Это работа для аспиранта, а не для исследователя! А ты мог бы стать серьёзным учёным! У тебя есть для этого всё. И на что ты разбрасываешься? На пирамиды в глобальном масштабе? На анализ средневековых рукописей? Первобытное общество от палеолита до позднего Латена? Чтоб чего-то добиться, нужно работать над одной темой, но упорно.

– Кто б говорил… – криво усмехнулся Джеймс.

– Ладно, я тоже разбрасываюсь, – кивнул Грегори, – но в целом я занимаюсь одной темой – систематизацией и периодизацией Гальштата. Все мои исследования подчинены этому. Ты не будешь с этим спорить? А ты хватаешься за всё, что видишь. Так ты не сделаешь ничего. Наука не прощает измен.

– Как и бизнес, и женщины, – ответил Джеймс. – И если месть науки не так страшна, а женщину можно уломать, то бизнес мстит страшно и беспощадно. У меня много планов и мало времени, Грегори. Ещё лет пять, и мне придётся встать у руля семейного бизнеса. Я не могу от этого отвертеться, да и не хочу. Семейный бизнес интересует меня не меньше, чем пирамиды. И у меня только одна жизнь, ценность которой я, как мне кажется, осознал, едва не отправившись в своё время на тот свет. Я хочу успеть многое, и мне приходится совмещать пирамиды, раскопки, финансовые вопросы семьи… А вскоре у нас с Ларой появятся дети, и я хочу, чтоб они меня видели не только на фотографиях и по скайпу. Поэтому мне приходится мириться с тем, что наука является для меня хобби. Тем более что мои возможности позволяют тратить на него достаточно времени и денег.

– Ты губишь талант исследователя на всякую ерунду! – раздражённо заметил Мидланд.

– Это не единственный мой талант, – возразил Джеймс. – Я достаточно одарён во многих областях. Но в некоторых я не так свободен, как в этой. Семейный бизнес – это серьёзное обязательство перед моими родственниками, партнёрами и потомками, и огромная ответственность. Я не вправе провалить это дело, а положиться на кого-то настолько, чтоб уступить бразды правления, я не могу. У меня не будет под рукой дяди Джолиона.

– А твой брат?

– Том умён, но пока ему не хватает хватки и жёсткости. И он вряд ли настолько повзрослеет, чтоб дойти до нужной кондиции. Кузен Френсис вообще пустое место. Есть некоторые надежды на Джонатана, но ему только двадцать один год. Пройдёт лет десять, а то и больше, пока он наработает опыт и наберётся сил.

Мидланд вздохнул и покачал головой.

– У тебя талант, Джейми. Пока у тебя есть эти пять лет, постарайся хотя бы закрепиться в науке. Степень доктора откроет тебе многие двери, и, глядя на тебя, уже никто не будет пренебрежительно шипеть. Возьми хорошую тему, поучаствуй в раскопках, набери материал, а систематизировать и проанализировать его тебе будет не сложно. У тебя отличные мозги. Кстати, я мог бы тебе помочь…

– Правда?

– Этим летом я буду проводить раскопки в Йоркшире. Там есть очень перспективный курган. Георадар показал наличие поселения, возможно, несколько культурных слоёв. Общий системный анализ может дать интересные результаты. Меня интересует частный вопрос технологического развития этих слоёв. Общую тему я могу отдать тебе. Если всё сделаешь правильно, через пару лет получишь степень доктора.

Джеймс прищурился.

– И что ты хочешь взамен? Только не говори, что ты жаждешь поздравить меня с академической степенью. Тебе ведь что-то нужно?

– Твоё участие в раскопках. Мне спокойнее, когда ты рядом. Ты всегда решаешь все проблемы, даже неразрешимые.

– Я профессиональный менеджер и разрешать неразрешимые проблемы – моя работа. И я поехал бы с тобой на раскопки из чистого интереса. Но ты отдаешь мне общий системный анализ…

– Меня это не интересует, мне нужны артефакты для общего анализа гальштатского периода этого района. А отдавать основную тему чужаку нет резона.

– И это всё?

– Мелочь… Я получил приглашение участвовать в раскопках большого могильника в Швейцарии. Меня там ждут не позднее начала апреля…

– Нет, – покачал головой Джеймс. – Ты хочешь повесить на меня свой курс лекций? Мне своего достаточно! К тому же в апреле свадьба моей сестры, а в начале мая мы с женой приглашены в Уэльс к друзьям.

– Перенести нельзя?

– Это не моя свадьба. А Белтайн не переносится на протяжении столетий.

– Свадьба – это один день, а Белтайн – это одна ночь. Съездите на пару дней…

– В Уэльс весной на пару дней?

– Одна маленькая услуга, Джеймс. Я не могу пропустить эти раскопки. Я должен быть там, когда они вскроют ранний гальштатский слой. Я уверен, что находки будут под стать тем, что нашли в Бычьей Скале.

– Ты серьёзно?

– Пока это предположения, но у меня есть основания предполагать, что это так. Серьёзные основания.

– Ладно. Я возьму твоих студентов. Когда ты вернёшься?

– Не знаю. Но на июнь запланировано начало раскопок в Йоркшире.

– То есть подготовка твоих студентов к экзаменам и рецензирование эссе тоже рухнут на мои плечи?

– И ты будешь соруководителем раскопок в Йоркшире. Свою тему ты будешь разрабатывать от начала до конца. Соглашайся, Джеймс! Ты же этого хочешь!

Мидланд заговорщески подмигнул.

– Хорошо, возьму, – вздохнул Джеймс.

– Отлично! – радостно воскликнул Грегори. – Теперь последнее на сегодня…

– Ещё что-то? – нахмурился Джеймс.

– Тебе понравится, обещаю! – с энтузиазмом заверил тот.

– Ну-ну… Посмотрим!

– Что ты знаешь о кладе Жореса-Парэ?

– Ничего, как и все, – пожал плечами Джеймс.

– Но что-то ведь тебе известно, или мне рассказать тебе?

– Уволь! В своё время я наслушался на лекциях вздохов и сожалений профессора Сатчина. Для него это Священный Грааль, который он мечтает найти. Он говорил что-то о том, что в начале тридцатых годов прошлого века французский археолог-любитель Жорес-Парэ раскопал где-то на юге Британии курганное захоронение, где нашёл артефакты предположительно VII-VIII веков, в том числе какие-то изделия из золота. Однако курган находился на территории какого-то имения и владелец, разрешивший раскопки, настаивал на том, чтоб все вещи остались на местах в могильнике. После съемки и зарисовок курган был закрыт. За консультацией по поводу находок Жорес-Парэ обратился к профессору Вудворту. Тот подтвердил их ценность. После того, как Франция была оккупирована нацистами, Жорес-Парэ передал все материалы своих изысканий Вудворту и вернулся во Францию, чтоб участвовать в Сопротивлении. Там он попал в руки Гестапо и был расстрелян. А Вудворт погиб при бомбёжке вместе со своим архивом. Дом сгорел, и с ним сгорели материалы экспедиции Жореса-Парэ. Но перед этим Вудворт, читая лекции в колледже, успел поведать своим студентам и в том числе юному Джонатану Притчарду о загадочном кургане, и даже показывал фотографии. И зажёг в его юном сердце неукротимую мечту найти это захоронение и этот клад. А Притчард, в свою очередь, став профессором археологии, внушил эту идею своему любимому ученику и аспиранту Джералду Сатчину. И с тех пор наш добрый декан фрустрирует на своих лекциях, рассказывая эту трогательную легенду, и смущает новые юные умы несбыточной мечтой. Я ничего не упустил?

– Ничего. Но судя по всему, тебя он этой мечтой не заразил?

– Нет. Я воспринял его рассказ так же как байки о могилах Александра Македонского и Чингисхана. Ничего, что можно было бы увидеть или потрогать руками. Ничего, с чем можно было бы работать, разгадывая эту загадку. Рано или поздно кто-то наткнётся на этот курган, но рыскать по южным графствам в его поисках я не намерен. К тому же, раннее Средневековье – не моя тема. Если не считать те самые монастырские хроники. Впрочем, они относятся к куда более позднему периоду.

– Удивительно, что ты, хватаясь за хвост любой пробежавшей мимо лисы, не ухватился за этот.

– Меня привлекает процесс, Грегори, а тут не с чем работать.

– А если я дам тебе кое-какие исходные данные?

– Ты что-то нашёл? – прищурился Джеймс. – Хочу заметить, что это и не твоя тема.

– Неизвестно. Сатчин говорил, что на покойнике были бронзовые браслеты и железный меч с бронзовой рукоятью. Возможно, Жорес-Парэ ошибся, и это было захоронение позднего Гальштата.

– Вудворт тоже ошибся?

– Не исключено.

– Послушай Грегори! Там была золотая фибула в виде диска. Ранее VII-VIII веков они не встречались! Мы вдалбливаем в головы студентам, что Гальштат характеризуется спиральными и дуговидными фибулами, а ты впадаешь в ересь!

– Это если они изготовлены в Британии или Галлии, но тогда имел место импорт. А в Греции такие фибулы встречались сплошь и рядом ещё до нашей эры.

– Наш спор совершенно беспредметен, это всё равно, что делить шкуру неубитого медведя! И пока мы не увидим эту фибулу и это захоронение, мы не установим, кто прав. А увидеть их мы не можем, потому что не знаем, где этот курган.

– О чём я тебе и говорю! – раздражённо воскликнул Мидланд. – Материалы экспедиции утрачены, Жорес-Парэ расстрелян. Но все всегда упускали из виду то, что он не в одиночку раскапывал этот курган! У него были помощники, люди, которые ему помогали, копали, фотографировали, рисовали.

– Прошло восемьдесят лет, Грегори! Кто из них ещё жив?

– Только один, Джейми! – с торжеством в голосе провозгласил профессор. – И я знаю, где он живёт!

Джеймс замер, недоверчиво глядя на него.

– Ты нашёл участника экспедиции Жореса-Парэ? И он всё помнит?

– Надеюсь, что хоть что-то! Ему девяносто пять лет. И было четырнадцать, когда он впервые участвовал в раскопках, был землекопом. После этого он довольно часто занимался этим. Буквально под Рождество я узнал о нём от одного парня, преподающего в Манчестере. Мы разговорились, делились новостями, потом зашла речь о раскопках, и этот парень рассказал, что ещё десять лет назад у него работал крепкий старик. У него было особое чутьё на то, сколько можно работать лопатой и когда нужно браться за совок или кисть. Он всю жизнь трудился на этом поприще и начинал именно с Жоресом-Парэ. А поскольку этот археолог-любитель провёл у нас не так много раскопок, а на юге копал только раз, не трудно предположить, что именно в той самой экспедиции он и участвовал. Простая арифметика это подтверждает. В 1932 году, когда Жорес-Парэ нашёл свой клад, старику было четырнадцать лет.

– И ты знаешь его имя и адрес?

– Питер Грэй, живёт на отдалённой ферме в паре миль от Гринзби.

– Гринзби это?..

– Ну, та деревня на восток от города. Да там пешком можно дойти через лес. Паркер ходит туда с ружьём и спаниелями.

– А, это там, где такой замечательный паб, что спасает от его пуль всех зайцев и куропаток в окрестных лесах? Вспомнил. Ты ещё не встречался со стариком?

– Времени не было. Собираюсь пойти послезавтра. Ты со мной?

– Послезавтра у меня лекции.

– Я про вечер. Миссис Оруэлл выдержит вечер без твоего общества? Да это и не займёт слишком много времени. Туда, обратно, побеседовать со стариком… За пару часов обернёмся.

– Он один живёт?

– Вроде, да.

– Ну, значит, ещё в здравом уме. Может, что-то и вспомнит. Ладно, я с тобой.

– Тогда часов в шесть я за тобой заеду. А после беседы проверим этот легендарный паб, которому воздают хвалу не только Паркер, но и зайцы с куропатками.

Моя экскурсия по библиотеке привела к совершенно неожиданному финалу. Узнав, что я из России, миссис Дэвис страшно обрадовалась и призналась в своей заветной мечте побывать в Санкт-Петербурге, в чём я её с пылом поддержала. Как-то незаметно мы очутились в маленькой комнатке за книжными стеллажами с чашками чая в руках. Я предавалась романтическим воспоминаниям об одном из самых любимых мною городов, а миссис Дэвис слушала меня с горящими глазами, а потом выхватила откуда-то блокнот и ручку и стала записывать упоминаемые в разговоре достопримечательности. Расстались мы почти подругами, объединёнными какой-то приятной тайной связью и в предвкушении новых встреч.

Выехав со стоянки, я отправилась искать супермаркет и нашла его почти сразу, совсем немного попетляв по окраинам. Естественно, я забыла указание Джеймса заказать доставку, и попыталась самостоятельно дотащить все свои пакеты до машины. Данное действие пресёк молодой человек в форменной куртке, который не торопясь загрузил мои покупки в тележку, довёз их до стоянки и перегрузил в багажник. Отблагодарив его самыми пылкими словами и чаевыми, я поехала обратно, но неожиданно увидела вывеску большого торгового центра и свернула туда. Не тратя времени на бесцельную прогулку по этажам, я направилась в отдел спортивной одежды и потребовала у выскочившего мне на встречу консультанта подобрать мне тёплый по сезону спортивный костюм, непромокаемую куртку, лыжную шапочку и кроссовки, в которых можно бегать по лужам. Он радостно устремился в зал, готовый раскрыть для меня все сокровища своего бутика. Вскоре я уже вышла оттуда с парой фирменных пакетов, благоразумно отнесла их в багажник автомобиля и вернулась в торговый центр, туда, где продают домашний текстиль, посуду и кухонный инвентарь. Ещё пара пакетов присоединилась к прежним, и я поехала домой.

По случаю воскресения большая часть магазинов в центре города была закрыта, но на углу какой-то площади призывно горела вывеска кондитерской. Печь кекс, несмотря на приобретение качественной формы, желание у меня пропало. Потому я зашла внутрь, купила свежие булочки на завтрак, пару пирожных с клубникой в желе для Джеймса и набор бельгийских шоколадных конфет ручной работы для нас обоих.

После этого, я, совсем немного поплутав по улицам, как-то выехала на нужную и со всеми предосторожностями припарковалась возле двери нашей квартиры. Для того чтоб занести покупки, я несколько раз возвращалась, но вскоре все пакеты перекочевали в дом. Можно было переодеться, выпить чаю и заняться домашними делами.

Джеймс вернулся в начале восьмого. Я в окно увидела, как к дому подъехало такси, и бросилась открывать ему дверь.

– Соскучилась? – рассмеялся он, заключив меня в объятия в маленькой прихожей. – Я тоже. Подожди, я разденусь.

Он снял куртку и повесил её в шкаф на вешалку-плечики.

– Прежде чем идти наверх, загляни в кухню, – попросила я.

– Не терпится услышать кучу комплиментов? – усмехнулся он, проходя туда.

Я не зря целый час билась, стараясь придать кухне уютный и жилой вид. Обозрев льняную скатерть, расшитую по краю незабудками, на которой красовались новые фарфоровые тарелки, мельхиоровые приборы и хрустальные стаканы, выстроившиеся на полочках симпатичные баночки для сахара, соли и специй, винтажную банку, в которой разместились лопатки и поварёшки, а также аккуратно развешанные полотенца с кружевной отделкой, он вздохнул.

– Как вы женщины это делаете? Несколько штрихов, и скучное помещение превращается в уютный дом. Ты умница, дорогая. Очень красиво. Только поставь на стол бокалы. У меня в чулане припасена пара бутылок вина. Что у нас сегодня на ужин?

– Телячьи отбивные в сырной панировке и тушёные овощи.

– Значит, красное, – он с нежностью поцеловал меня и ушёл наверх, а я, сияя от счастья, пошла к шкафчику, чтоб достать бокалы.

За ужином я рассказала ему, как подружилась с миссис Дэвис. Он выслушал внимательно и кивнул.

– Это хорошо. Она входит в какое-то академическое женское общество. Может, тебя заинтересует этот кружок. Я к тому, что тебе нужно обзаводиться своими знакомствами, чтоб не сидеть дома в одиночестве. Здесь очень много интересных людей, много интересных занятий. На первое время миссис Дэвис будет хорошим проводником в этом мире. Я так и знал, что вы понравитесь друг другу. Она умная и образованная женщина, могла бы стать выдающимся историком, но предпочла заниматься семьёй. Теперь дети выросли, учатся и живут своей жизнью. Супруг разъезжает по всему миру и пишет путеводители, а она нашла своё место в нашей библиотеке и вполне счастлива.

Он поднял глаза и посмотрел на окно.

– Новые занавески. Только сейчас заметил.

– Расцветка показалась мне похожей на обои нашей спальни в Фогвуде, – сообщила я. – Чудесные викторианские цветочки.

– Очень мило, – кивнул он, разливая вино в бокалы.

– И ещё я купила себе спортивный костюм и кроссовки. Дождя завтра не будет, потому я пойду с тобой на пробежку.

– Ты лихо встраиваешься в мою жизнь, – заметил он.

– Что-то не так? – насторожилась я, подумав, что опять вторгаюсь без спросу в его жизненное пространство.

– Напротив, мне нравится, как быстро ты здесь адаптируешься. Надеюсь, ты не будешь скучать вечерами, когда мне придётся уезжать по делам.

– Я могу читать или вязать тебе свитер.

– Думаю, что послезавтра можно начать. Мне нужно будет уехать на несколько часов, и я вернусь только к ночи.

– Хорошо, – кивнула я, воздерживаясь от вопросов.

Он видимо ждал их какое-то время, но, не дождавшись, объяснил сам:

– Мы с Грегори поедем в одну деревушку неподалёку. Очень интересное дело, и если оно выгорит, мы разгадаем загадку, которая уже много лет не дает покоя некоторым светлым умам нашего колледжа.

Он рассказал мне о несчастном французском археологе, таинственном кургане и спрятанных где-то сокровищах. То, что где-то неподалёку живёт человек, который может указать место клада, показалось мне чудом.

– Это здорово, Джейми, если удастся найти это захоронение, правда! – воскликнула я. – Конечно, я не сторонница разорения могил предков, но в них бывают такие красивые вещи, что просто несправедливо держать их в холодной темноте. Это произведения искусства, которые достойны того, чтоб люди их видели.

Он усмехнулся.

– Я с этим согласен, и потому иногда беру на себя грех разорения могил. Странно устроена наша жизнь, верно? Солдат – не убийца, археолог – не осквернитель могил. Всё условно. Кому-то позволено то, что в иных случаях являлось бы преступлением или грехом, только потому, что он профессионал.

– Тебя это смущает? – поинтересовалась я.

– Иногда. Но, кажется, свой Рубикон я перешёл в Афганистане. И если я не прав, и высокие цели не являются оправданием непозволительных с точки зрения морали действий, то я итак уже пал довольно низко. Впрочем, мораль – понятие довольно растяжимое.

Я задумалась, а потом призналась:

– Мне не нравится этот разговор, Джейми. Он меня смущает. И я не знаю, что сказать.

– Прости, – он виновато улыбнулся. – Это просто мысли вслух и не слишком уместные для семейного ужина. Телятина просто восхитительна. Ты совсем не пьёшь. Вино не нравится?

– За тебя! – я подняла бокал.

– За тебя, – он тихонько звякнул своим о мой. Выпив, он обернулся и посмотрел на тарелочку с пирожными, стоявшую возле плиты. – Попьём чаю у камина? Я подкину угля в огонь и заварю чай, а ты отнесёшь туда чашки, бокалы, остатки вина и что там у нас на десерт.

Остаток вечера прошёл очень приятно. Пригревшись у камина, я сидела с чашкой и, посматривая на Джеймса, блаженно улыбалась. Он рассказывал мне о своих делах в колледже, о каких-то ещё незнакомых мне людях. Потом сказал, что у него есть возможность руководить раскопками где-то в Йоркшире, и это даст ему возможность собрать новый фактический материал, разработка которого вскоре может принести ему докторскую степень. Но больше всего его увлекала сама возможность последовательного вскрытия нескольких культурных слоёв, которые расскажут о людях живших тысячи лет назад. Это возможность впервые за целую вечность прикоснуться к вещам, которые они брали в руки, которые были с ними на протяжении их жизней и где-то в глубине ещё хранят память о голосах, лицах и именах.

– Жаль, что вещи не умеют говорить, – задумчиво прошептала я.

– Ты не представляешь, как ты права, моя дорогая, – согласился он.

На следующее утро он разбудил меня рано и спросил:

– Пойдёшь на пробежку? Я не настаиваю.

– Пойду, – вздохнула я, вылезая из-под одеяла. – Потому что если я не пойду сегодня, я не пойду никогда.

Я надела свой новый костюм, кроссовки, шапочку и куртку. Джеймс, изучив мою экипировку, отметил, что я отлично подготовилась. Бежать по пустым улицам, погружённым в синие сумерки, мне не слишком нравилось, тем более что я не успела, как следует, проснуться, а Джеймс сразу задал весьма приличный темп. Но когда мы, миновав небольшой парк, выбежали на длинную набережную вдоль узкого чёрного канала, и оказались в компании таких же ранних бегунов, жизнь перестала казаться мне тяжким испытанием. Прохладный влажный воздух приятно бодрил, мышцы разогрелись, и я, наконец, догнала супруга и побежала рядом. Когда мы вернулись к дому, я чувствовала, что побегала бы ещё, но пора было приводить себя в порядок и готовить завтрак.

Для первой лекции Джеймс надел свой серый костюм, голубую рубашку и подобранный в цвет галстук. Достав из шкафа мантию, он попросил меня аккуратно упаковать её.

– И, будь любезна, – добавил он, – надень какое-нибудь строгое платье или деловой костюм. И не слишком короткую юбку.

– У меня нет деловых костюмов со слишком короткими юбками, – почему-то обиделась я и достала твидовый костюм с белой атласной блузкой.

Мы приехали в колледж пораньше, и Джеймс провёл меня в большую обшитую дубовыми панелями комнату, на стенах которой висели в рамах пейзажи восемнадцатого века. У окна стоял старинный письменный стол и рядом – вполне современная грифельная доска с мелом и губкой на полочке. Перед столом рядами были расставлены стулья для студентов. Указав мне на кресло в углу, рядом с которым красовался небольшой столик красного дерева, он попросил меня подождать и вышел. Вскоре стали заходить студенты. Они с любопытством смотрели на меня, здоровались и рассаживались на стулья, после чего доставали из сумок и рюкзаков тетрадки и ручки.

Вскоре вернулся Джеймс в мантии с бумагами в руках. Разложив их на столе в строгом порядке, он спокойно обошёл его и присел на краешек лицом к аудитории.

– Доброе утро, леди и джентльмены, – произнёс он, несколько озабоченно глядя на собравшихся студентов. – Напоминаю, что у нас сегодня лекция по вопросам периодизации древней истории. Потому, если кто-то забрёл к нам случайно, у вас ещё есть возможность покинуть помещение. Нет? Странно, мне сказали, что сегодня у меня будет только пятнадцать студентов, а вас больше. Мисс Маннз, вы уверены, что не ошиблись аудиторией? Это лекция для первокурсников, и вы уже слышали что-то подобное пару лет назад, – обратился он к светловолосой блондинке в красном свитере.

– Я прошу позволить мне остаться, сэр, – бойко ответила она. – Я пишу работу по периодизации Латена и хотела бы послушать.

– Да ради Бога, если вы считаете это полезным для себя! Ну, что ж, если все вы полны решимости остаться, то я начну, но прежде я хотел бы сказать вам несколько слов. Сегодня у нас самое сложное занятие, а потому я полагаю, что к его окончанию вы начнёте меня тихо ненавидеть. И совершенно зря. Да, я сегодня разом дам вам чёткую и понятную периодизацию древней истории начиная с нижнего палеолита и заканчивая поздним Железным веком. Я полагаю, вы оцените моё решение не начинать с четвертичного периода, что, во-первых, сделало бы лекцию просто недоступной для восприятия, а во-вторых, я полагаю, что данный вопрос вы уже изучили в осеннем триместре и не вижу нужды повторяться. Однако, и того, что мы собираемся сегодня охватить, вполне достаточно, чтоб впасть в тоску. Тем более что я призываю вас быть предельно внимательными и записывать и зарисовывать всё вслед за мной. Дело в том, что на самом деле я поработал за вас и, изучив массу источников, составил вполне понятную, наглядную и удобную для запоминания обобщённую систему. От вас же требуется только внимательно изучить её и по возможности зазубрить наизусть, как таблицу умножения и артикли немецких падежей. Это в существенной мере облегчит вам жизнь в будущем. Сразу предупреждаю, что на следующей лекции, когда мы коснёмся проблем периодизации, вы будете склонны возненавидеть меня ещё больше, потому что узнаете, что система, на зубрёжку которой вы затратили столько сил и времени, носит весьма условный и противоречивый характер, и постоянно подвергается нападкам со стороны сторонников альтернативных систем, о которых я вам тоже расскажу. Но на этом всё самое неприятное закончится. Дальнейшие лекции будут посвящены обобщённой характеристике каждого периода, чтоб вы имели полное представление о них, и они из схем превратились для вас во вполне объёмные и живые картины, которые будут ассоциироваться у вас с уже известной вам терминологией. Я обещаю сделать эти лекции интересными и наглядными. Если вы будете внимательны и трудолюбивы, не станете прогуливать семинары и избегать индивидуальных занятий, то к лету эта тема уже не будет представлять для вас никакой сложности, и вы будете готовы воспринимать последующие углублённые курсы, которые вам будут читать профессор Мидланд, доктор Паркер, доктор Абрахам и я. Ну что ж, вступительное слово закончено, и мы отправляемся в путь!

Он поднялся и, подойдя к доске, взял с полочки мел.

– Итак, нижний палеолит…

Мне самой захотелось достать тетрадку и последовать примеру студентов, которые прилежно конспектировали лекцию. Слушать Джеймса было приятно и интересно, тем более что он постоянно акцентировал внимание на том, что нужно записать. Я тихонько посматривала на студентов и видела их заинтересованные глаза, обращенные на него. Они усердно, некоторые даже прикусив языки, заполняли свои тетрадки, а он умудрялся постоянно удерживать их внимание, не позволяя отвлечься, и как-то незаметно дошёл до конца Железного века.

– Устали? – спросил он, бросив взгляд на наручные часы. Они слегка ошалело замотали головами. Он усмехнулся. – Все всё поняли? – студенты не слишком уверенно закивали, а мисс Маннз окинула аудиторию взглядом, полным превосходства. – Ну, ладно, – с улыбкой произнёс Джеймс. – Хорошо, что вам так кажется. Но если вечером, вы, просматривая свои конспекты, поймёте, что ничего не поняли, не впадайте в отчаяние. Это всего лишь схема нашего курса лекций. Когда мы будем останавливаться на каждом периоде отдельно, это постепенно уложится у вас в головах. Просто держите эту схему в памяти и соотносите с ней новые знания. Если сможете сформулировать конкретные вопросы, то запишите их, и мы общими усилиями разберёмся с ними на семинарах и индивидуальных занятиях. А пока идите и немного отдохните перед следующими занятиями. Всего хорошего.

Попрощавшись, студенты потянулись к дверям, а Джеймс взял губку, чтоб стереть с доски начерченную там таблицу. К нему решительно направилась мисс Маннз.

– Прошу прощения, сэр, – проговорила она. – Можно мне придти сегодня вечером к вам домой, чтоб поговорить о своей диссертации?

Джеймс бросил на меня быстрый взгляд.

– К сожалению, вечером я занят, Салли, – непреклонным тоном произнёс он. – Сейчас мне нужно согласовать расписание занятий, а после ленча у меня индивидуальные занятия с второкурсниками. Как насчёт четырёх часов?

– Это меня устроит, – без особого восторга согласилась она.

– Тогда в зале для занятий в елизаветинском здании, – кивнул он.

– Но, может, удобнее будет в вашем кабинете? – воскликнула она. – В зале для занятий довольно шумно.

– Ничего, я думаю, что мы друг друга услышим.

Она вынужденно согласилась и повернулась к двери. На какой-то момент наши с ней взгляды встретились, и она внезапно вспыхнула и выскочила прочь. Только потом я заметила на своей физиономии слегка насмешливую гримаску, хотя адресовалась она скорее Джеймсу, так упорно уклонявшемуся от свидания с юной особой наедине.

– Она в тебя влюблена? – поинтересовалась я, когда он, подхватив одну из стопок бумаги со стола, подошёл ко мне.

– Откуда я знаю, – равнодушно пожал плечами он. – И какое это имеет значение? Как тебе лекция?

– Мне понравилось. Жаль, что я не захватила тетрадку!

– Зачем она тебе? Возьми брошюру, только что присланную из типографии, и почитай. Там всё изложено чётко и наглядно. Если тебе, конечно, не жаль на это времени. На самом деле, курс довольно скучный, но если в будущем году эти дети поймут, что тарахтит им, бегая между доской и экраном проектора Грегори, можно будет считать, что цель достигнута.

– Мне кажется, что так оно и будет. А у тебя есть кабинет?

– Не совсем… Это освободившийся кабинет, который предоставили мне для работы. А раньше там располагалась помощник тьютора по классическим языкам. Она вышла замуж и уехала с мужем-шотландцем в Эдинбург, не успев, а, может, поленившись навести там порядок. А я всё никак не могу за это взяться. Страшно боюсь наткнуться на какую-нибудь интимную дамскую вещь.

– Я не боюсь интимных дамских вещей и, если хочешь, приберусь там.

– Это было бы отлично, – обрадовался он. – Ты окажешь мне большую услугу. Идём!

Кабинет оказался совсем крошечным, с книжными полками вдоль одной стены и развешенными на стене плакатами и наглядными пособиями – на другой. У окна, выходящего в большой двор, стоял торцом к нему письменный стол, а возле дверей расположился журнальный столик, пара лёгких кресел с деревянными спинками и вешалка с рогами, похожими на коровьи.

– Ужасная вещь, – проворчал Джеймс, указав на вешалку, на которой, кстати, уже висели наши куртки. – Честно говоря, дальше я не проходил. Занимаюсь в библиотеке или у Грегори, но теперь это вряд ли уместно. Сними всё это со стены, выгреби всё из стола. Посмотри, что на закрытых полках. Есть ли там чашки, чайник? Хотя, это всё лучше заменить на своё.

– Я видела в посудном магазинчике на площади симпатичный чайный сервиз с нарциссами, – заметила я.

– Если ты и здесь обустроишь всё на свой вкус, как дома, то я буду очень рад. У тебя получается, – он поцеловал меня в щёку и снова посмотрел на листы бумаги, которые всё ещё держал в руках. – Мне нужно согласовать расписание, а ты занимайся. Через час я вернусь, и пойдём на ленч в паб. Там довольно уютно, хотя иногда шумят студенты, но для нас всегда найдётся столик.

Он ушёл, а я подошла к столу и, присев в кресло, решительно выдвинула верхний ящик. Надо сказать, боялся он не зря, если конечно не считать того, что я не совсем понимаю этот извечный мужской страх перед женскими средствами гигиены. Наверно, они придают этим предметам какой-то сакральный смысл и подсознательно бояться подцепить какую-нибудь порчу. Но я бестрепетно выгребла это всё вместе с кучей бумажек, газетных вырезок с кулинарными рецептами и наполовину использованными тюбиками с губной помадой и старыми упаковками засохшей туши для ресниц в корзину для бумаг. Засунутые в ящики книги по филологии я поставила на книжную полку, карандаши починила найденной в одном из ящиков точилкой и вместе с теми цветными фломастерами, что ещё сносно писали, поставила в деревянный стакан. Наведя порядок на столе, я придвинула лежащий рядом блокнот и, вырвав исписанные страницы, набросала, что надо купить для того, чтоб привести рабочее место мужа в божеский вид. Потом сняла со стен плакаты с латинскими и греческими афоризмами и яркий постер какого-то испанского отеля с бассейном в окружении навязчиво зелёных пальм. Напоследок, я заглянула в шкафчик и обнаружила там грязный электрический чайник и несколько разномастных чашек, пара из которых тут же были отправлены в корзину из-за имевшихся трещин.

К возвращению Джеймса, кабинет уже выглядел слегка пустоватым, но вполне чистым и уютным. Выяснив, где я могу перемыть посуду и смочить тряпку, чтоб протереть полки, я закончила работу, пока он, присев в кресло у двери, снова просматривал свои бумаги, пестревшие яркими красными пометками.

– Я закончила, – сообщила я, осмотревшись по сторонам. – Сервиз, новый чайник и салфетки я куплю. Но о письменном приборе, бюваре и чайных шкатулках, я думаю, ты захочешь позаботиться сам.

– Конечно, – он оторвался от своих бумаг и улыбнулся. – Что б я без тебя делал! Идём на ленч?

Паб находился в паре кварталов от колледжа, в старинном фахверковом здании, над крыльцом которого висела вывеска с дубом и короной. Судя по всему, заведение процветало, потому что имело несколько низких залов, обшитых деревом, где над столами нависали мощные, слегка потемневшие от времени потолочные балки, а стены были увешаны маленькими декоративными гербами и перекрещенными образчиками холодного оружия, на всякий случай, намертво прикреплёнными к стенам металлическими скобами.

Войдя в центральный зал, Джеймс окинул его взглядом в поисках свободного стола. Я уже увидела один, видимо, недавно освобождённый накормленными ленчем посетителями. Джеймс взглянул и вдруг замер. Я почувствовала, как напряглась его рука, которой он держал меня под локоть.

– Чёрт! – прошептал он и даже, как мне показалось, готов был отступить назад, но в этот момент я увидела за соседним столом молодого светловолосого мужчину, который пристально смотрел на него. – Ладно, – вздохнул Джеймс. – Бежать поздно. И глупо, – он снова осмотрелся и указал мне на столик в самом углу зала, – Иди туда и закажи что-нибудь…

– Мясо, рыбу? – встревожившись, спросила я.

Он удивлённо взглянул на меня и улыбнулся.

– Всё нормально. Неожиданная встреча. И мне лучше рыбу.

Я кивнула, и пошла к дальнему столику, а Джеймс направился к столу, где сидел, не сводя с него глаз, тот самый мужчина. Рядом с ним примостилась худенькая маленькая девушка с короткой стрижкой на выкрашенных в белый цвет волосах. Она как-то тревожно поглядывала на своего спутника и на приближающегося Джеймса.

– Боже мой, кого я вижу? – усмехнулся мужчина. – Джейми Оруэлл собственной персоной! А я уж надеялся не увидеть тебя здесь.

– С чего бы это, Элиот? – спросил Джеймс, остановившись в паре шагов от них, и кивнул девушке: – Привет, Берни.

– Ну, как! Учебный год начался, тебя нет. Осенний триместр отгремел, а тебя не видно. Январь миновал, и я уж начал забывать твой светлый лик. Подумал, может, наш богоподобный Джейми бросил это грязное дело и вернулся в свои салоны и клубы. И надо ж! Только я вздохнул спокойно, как ты нарисовался!

– Извини, если огорчил тебя, – проговорил Джеймс негромко.

– Ну, это слабо сказано, огорчил. Где ты был? Конечно, опять шастал по амазонским джунглям в поисках затерянных пирамид или просто рыбачил на Сардинии? Понимаю, не моего ума дела, как коротают унылые месяцы миллионеры. Только в таком случае, может, не стоит занимать должность в колледже? Тут есть те, кто пашут зимой и летом, осенью и весной. Мне б твоя вакансия очень пригодилась. Или та, что уже тебе обещана, несмотря на то, что ты появляешься здесь, только когда захочется остыть после жаркого южного солнца.

– Возможно, это было бы справедливо, – спокойно кивнул Джеймс.

– Неужели? Так, может, замолвишь за меня словечко ректору? – Элиот поднялся, и в его голосе зазвучали истеричные нотки. Он оказался даже чуть выше Джеймса и тоже широк в плечах, хотя немного сутул, словно его смущал его немалый рост. В зале стало тихо и пожилой мужчина, протиравший за стойкой стаканы, замер, настороженно прислушиваясь и, должно быть, опасаясь, что дело дойдёт до драки.

– Элиот! – смущённо одернула парня девушка, но тот отмахнулся.

– Нет, правда! Благотворительность – это наш долг, не так ли, Джейми? Только мне от тебя ничего не надо! Только одно, чтоб ты, наконец, убрался отсюда и не мозолил глаза! Неужели ты не понимаешь, что здесь тебе не рады, тебе с твоей голубой кровью и замашками денди! Не всё можно купить за деньги, парень! Не всё! Можно купить первую степень и мантию бакалавра. Да и в докторской тебе не откажут. Нужно только дать денег на ремонт крыши! Ты уже перемолвился словечком с ректором?

– Элиот! – воскликнула девушка, поднявшись, и прошипела: – Ради бога!..

– Да в чём дело-то! – взорвался тот. – Почему я не могу это ему сказать? Или никто не знает, что он желанный гость на профессорских посиделках и на раутах у шишек? Кого из бакалавров там принимают так, как его? И всего-то нужно было родиться в семействе баронета и магната! И всё на тарелочке! А на самом деле, ты же полное ничтожество! – Элиот неожиданно сорвался на крик. – Ты ноль, понимаешь? Кто позволил тебе читать лекции? Конечно, ты же не просто многообещающий учёный! Ты щедрый спонсор! Ректор никак не мог отказать тебе! Или скажешь, что ты сам добился этого? Ты же бездарь, Оруэлл! Ты пустое место!

– Ты совершенно прав, Элиот, – согласился Джеймс.

– Ты согласен! – всё больше заводился тот. – Конечно, зачем устраивать скандалы в двух шагах от Альма матер! Ты благовоспитан, как терьер! Лишь бы никто не подумал, что ты заносчивый мерзавец! Ты выслушиваешь оппонентов, и только ждёшь часа, когда можно будет заткнуть им рот! Но я знаю тебя! И будь уверен, я не прощу тебе ничего! Либо ты, либо я, понял? И хоть у меня нет папы-баронета и миллионера, я не побоюсь сказать, что я думаю о тебе на самом деле! Ты уберёшься отсюда, как побитый пёс!

Я испуганно смотрела на эту безобразную сцену, а в двух шагах от меня застыла официантка, которая пришла, чтоб принять заказ. Элиот покраснел до самых корней своих белокурых волос и тяжело дышал. Это всё было похоже на какую-то дикую истерику, словно он сам завёл себя и теперь, что ему не скажи, всё будет приводить его во всё большую ярость. Джеймс был спокоен. Он посмотрел на меня и чуть заметно кивнул, что я поняла, как призыв удалиться. Однако мне показалось, что парень уже дошёл до того, чтоб кинуться следом.

– Пожалуй, мне лучше уйти, – произнёс Джеймс.

– Нет, погоди! – рванулся за ним Элиот, но между ними неожиданно возникла маленькая щуплая фигурка в профессорской мантии и, похожий на воробья старичок смело оттеснил его назад.

– Прекратите, Хаббард! – раздался его возмущённый дребезжащий голос. – Извольте держать свои эмоции при себе. Не позорьте себя базарным визгом и не подавайте дурной пример студентам!

– А, профессор Сатчин! – воскликнул тот, невольно отступая назад.

– Элиот! – предостерегающе воскликнул Джеймс.

Но тот снова отмахнулся.

– Вы защищаете его, потому что сэр Артур Оруэлл пожертвовал кругленькую сумму на реставрацию вашей драгоценной ротонды? – язвительно поинтересовался Элиот. – И поэтому я должен заткнуться и смотреть, как вы продвигаете полного профана, едва закончившего университет? Вы позволяете ему читать лекции студентам, хотя он сам знает не больше них?

Маленький седой профессор молча смотрел в глаза возвышающемуся над ним побагровевшему от гнева Хаббарду, но тот вдруг смолк и, безнадёжно махнув рукой, вышел из зала. Девушка кинулась за ним.

– Эй! – крикнула им вслед официантка.

– Всё в порядке, Молли, я оплачу счёт, – произнёс Джеймс и повернулся к профессору. – Простите. Я прошу вас не давать ход этому неприятному инциденту… Его состояние…

– Я знаю, – кивнул тот. – Но это неприятно, согласитесь. Позже, когда он остынет, я поговорю с ним.

– Спасибо, профессор.

Джеймс снова вздохнул и направился ко мне. Мы сели за стол, а официантка принесла и положила на стол счёт, видимо, предназначавшийся Хаббарду. Я какое-то время молчала, глядя на явно расстроенного Джеймса, потом решилась заговорить, но в это время в зал вернулась белокурая Берни и подошла к нашему столу.

– Глупо получилось… – заметила она, посмотрев на Джеймса. – Его давно так не заносило.

– Успокоится, – проворчал Джеймс и указал на меня. – Моя жена Лара. Это Берни Флинн.

– Привет, – она кивнула мне и снова посмотрела на Джеймса, кажется, немного заискивающе. – Ты же не будешь подавать на него жалобу? У него уже почти всё наладилось. А тут…

– Я понял, что это нервный срыв. Он не ожидал меня увидеть. Я не буду жаловаться, и декан тоже сказал, что ограничится беседой. Но Берни, говорить такие вещи в пабе?.. – Джеймс был искренне расстроен. – Если это дойдёт до ректора! Поговори с ним. Если хочет трепать мне нервы, то хотя бы пусть делает это без свидетелей!

– Лучше б вам пореже сталкиваться, – заметила она.

– Да, зря я сразу не ушёл. Сам виноват. Только я не пойму, в чём дело? Что случилось? Почему он так обозлился на меня?

– Не знаю, но может дело в том, что ты не потрудился приехать на похороны? Он тебя ждал, а ты не приехал.

– Но я не знал!

– Брось, Джейми! Я сама отправляла тебе телеграмму. Хотя, может, тебе её не передали?

Джеймс порывисто вздохнул и откинулся на спинку кресла. Я с тревогой смотрела на него, чувствуя, что он сам на грани срыва. Он посмотрел на меня и видимо, поняв, о чём я думаю, постарался взять себя в руки.

– Ладно. Что теперь говорить. Не приехал и не приехал. Хотя, я чувствую, что здесь что-то ещё. Но говорить с ним, пока он в таком состоянии, не стоит.

– Это точно, – кивнула она. – Я, пожалуй, пойду, а то, как бы он опять не взялся за бутылку.

– Он ещё пьёт? – насторожился Джеймс.

– Редко. Я ж говорю, что всё почти наладилось. Если хочешь, я отнесу ему счёт, и он его оплатит.

– Я оплачу. И не напоминай ему о счёте. И обо мне.

Она улыбнулась ему неожиданно тёплой улыбкой. Вообще, она была очень симпатичной, с голубыми глазами и светлым кукольным личиком, и одета, как студентка, в джинсы и короткую курточку, из-под которой торчал красный пуловер.

– Я рада, что ты вернулся, Джейми, – сообщила она. – Может, посидим завтра за кружкой пива, поболтаем?

– Завтра не могу, извини. Обещал Мидланду съездить с ним в Гринзби.

– Что он там забыл? – нахмурилась она.

– Да так, нужно повидать одного старика неподалёку.

– Ну, тогда в следующий раз. Мы ещё увидимся, Лара! – она подняла ладошку и прощально пошевелила пальчиками, после чего развернулась и ушла.

К столу подошла Молли и вопросительно взглянула на нас.

– Если осталась рыбная запеканка, то нас вполне устроит, – проговорил Джеймс.

– А что будете пить?

– Чай. И бисквиты с вишней, если есть. Хочу удивить жену.

Молли неожиданно усмехнулась и кинула на меня вполне дружелюбный взгляд.

– Всё будет в лучшем виде! – неожиданно она нагнулась и кивнула в сторону стойки. – Старик расстроился. Элиота уже пару раз тут заносило, приходилось выводить на воздух. Он всё ждал, когда вы вернётесь, думал, что вы сможете его приструнить. И надо ж, он на вас и накинулся. Добро бы выпил что-то кроме колы. Теперь ему путь сюда заказан. Понимаете?

Джеймс кивнул. Она удалилась.

– Прости, что задаю вопросы, – осторожно проговорила я. – Но, может, скажешь, что здесь только что произошло? Парень вспыхнул сам по себе. Прямо спонтанное самовозгорание. Честно говоря, я удивлена, что ты позволил кому-то говорить с тобой в таком тоне.

– Это Элиот Хаббард, мой друг… наверно, уже бывший, – Джеймс вздохнул. – Он очень расстроен. Год назад он потерял жену. Её сбил мотоциклист. Так и не выяснили, кто это сделал.

– А ты здесь при чём?

– Ни при чём, меня тут даже не было. Тогда… Просто, Мэри… – он как-то неловко замолчал и тоскливо взглянул в окно.

– У вас с ней что-то было? – сочувственно спросила я.

– Нет! – он грустно усмехнулся. – Она была милая. Но у меня с ней ничего не было. Мы учились вместе. Вернее, когда я поступил, они были уже на третьем курсе. Элиот и Мэри. Я оказался их соседом по лестнице. Берни тоже жила рядом, дружила с Мэри. Я был старше них, но мы как-то быстро сблизились, все вчетвером… И Мэри влюбилась в меня. Она была мне не нужна. Элиот любил её без памяти. Я оставался их другом. И пару лет назад они всё-таки поженились… Видимо, она меня не забыла. И после её смерти Элиот меня просто возненавидел. Я не знаю почему. Я никогда не хотел им зла.

– А что за история с похоронами?

– Не понимаю, – покачал головой он. – Я был на раскопках в Эльзасе. Грегори пригласили туда, как консультанта, и я увязался с ним. А приехал назад и узнал, что Мэри погибла, а Элиот пил и кидался на меня, как бешеный. Берни говорит, что не знала адреса экспедиции, хотя его можно было узнать у Натана или в секретариате. Она послала телеграмму в Саффолк, но Спенсер клянётся, что никакой телеграммы не получал. Я могу усомниться в чём угодно, но не в словах Спенсера. Ты можешь себе представить, чтоб в замке получили телеграмму с сообщением о чьей-то смерти и дате похорон и не передали мне? Ну, если не дворецкий, то Дэбби или тётушка. Но никто из них такой телеграммы не видел! Я не знаю, что подумал Элиот, но с тех пор старался обходить его стороной, потому что он реагировал на меня совершенно неадекватно. К счастью, мы почти не пересекаемся. Он научный сотрудник, работает в хранилище, занимается тем, что привозят с раскопок, и почти не выходит из своих казематов. Я надеялся, что он уже успокоился.

– Каждый переживает потерю по-своему, – заметила я, сочувственно погладив его по плечу. – Может, ему легче кого-то в этом обвинить.

– Другого объяснения я не нахожу. Потому и не перечу. Но это бесит его ещё больше. Старик Сатчин не станет доносить ректору, но кто-то однажды может это сделать. Если он так же будет устраивать скандалы и обсуждать дела колледжа при посторонних, его могут уволить. А если Элиот потеряет работу, он потеряет всё.

– Мне очень жаль, Джейми.

Он посмотрел на меня и, наконец, усмехнулся.

– Не тревожься, солнышко, – он положил ладонь на мою руку. – Всё наладится. Было время, когда и я на людей кидался. Однажды и он успокоится. И надеюсь, ещё найдёт своё счастье. Мы же с тобой нашли.

Молли принесла тарелки с рыбной запеканкой, и, мы немного успокоившись, занялись едой. Те таинственные бисквиты с вишней оказались удивительно нежными и просто таяли во рту. Я тут же начала соображать, как бы испечь что-нибудь такое, и поделилась своими планами с Джеймсом. Он обрадовался перемене темы и с готовностью поддержал мои планы.

Поскольку после ленча и до конца дня у него были назначены индивидуальные занятия со студентами, мне в колледже было делать совершенно нечего, и я отправилась домой на такси с твёрдым намерением удивить мужа какой-нибудь изумительной выпечкой к чаю.

Джеймс посмотрел на отъехавшее от ворот колледжа такси и направился к воротам, где увидел Хаггиса, как всегда пребывавшего на посту.

– Что-то случилось, сэр? – сочувственно спросил тот. – Вы простите, но у вас вид какой-то грустный. Не то чтоб это было моё дело, но если я могу помочь вам чем-то, то…

Джеймс посмотрел на его широкое лицо и подумал, что его всегда немного удивляло то особое расположение, которое проявлял к нему обычно сдержанный и порой суровый старший привратник. Может, дело было в том, что он как-то узнал о том, что Джеймс служил в Афганистане, и, как ветеран войны в Персидском заливе, испытывал к нему особые чувства? Ведь привратники всегда всё знают.

– Спасибо, Хаггис. Мелкая неприятность, которая, к сожалению, коснулась моей жены. Это её расстроило.

– Печально, сэр. Миссис Лара – очень приятная молодая леди. Я так и сказал супруге, а она даже рассердилась, что я не позвал ее и не познакомил. Что с неё возьмешь, любопытная! И как обиделась! Пришлось купить ей шарфик. Знаете, такие из шёлка с разводами. По мне так вещь для девчонок, но она давно хотела. Может, и вам супруге какой-нибудь подарок сделать? – привратник заговорщески подмигнул.

– Отличная идея, Хаггис! – воскликнул Джеймс, положив руку на широкое круглое плечо собеседника. – Я даже знаю что, вот только где это взять? Вы не подскажете, нет ли где поблизости хорошего антикварного магазина, что торгуют мебелью?

– Боюсь, что это за пределами моей компетенции, мистер Оруэлл. Но вот доктор Паркер вам точно подскажет! Он осенью обставлял свой новый коттедж и как ребёнок радовался, что раздобыл где-то старинную мебель для кабинета.

– Он в колледже? – уточнил Джеймс.

– У него сейчас лекция в елизаветинском здании, но к трём он освободится.

– Ещё раз спасибо, Хаггис! Вы всегда меня выручали.

– Всегда рад помочь! К счастью, мне уже не приходится по ночам открывать вам ворота и вести под руки до комнаты, чтоб декан не увидел, что вы слегка перебрали… – Хаггис смущённо хихикнул. – Дело прошлое.

– Но я всё помню! И ценю! – рассмеялся Джеймс и пошёл дальше.

Старый антиквар задумчиво листал каталог, устроившись за своей обшарпанной конторкой в глубине небольшого зала. Было дождливо, и за весь день в магазин заглянули лишь несколько туристов, и, увидев ценники, вскоре покинули помещение. За окном уже синели ранние сумерки, в которых то и дело мелькали фигуры быстро пробегающих пешеходов и ещё более стремительных велосипедистов. Звякнувший колокольчик у двери прозвучал было вестником надежды, но подняв голову, старик увидел высокую фигуру явно молодого человека в куртке, чей силуэт вырисовывался на бледном фоне окна. «Слишком молод, – с сожалением подумал старик, – скорее всего, аспирант или стипендиат, у которого вряд ли будет желание тратить деньги на что-то из этого зала. Вероятно, просто зашёл переждать новую волну ливня, а заодно поглазеть на старинные вещи. Что ж, пусть смотрит». И старик снова вернулся к своему каталогу.

Молодой человек тем временем прошёл по залу, глядя по сторонам, и произнёс хорошо поставленным голосом, из чего антиквар заключил, что имеет дело с молодым доном, что, впрочем, тоже не добавило ему оптимизма.

– Добрый день, сэр, – учтиво произнёс незнакомец. – Не могли бы вы помочь мне в одном деле. Мне нужен диван.

– Я рад бы помочь, – отозвался старик. – Но может вам лучше посмотреть в мебельном магазине что-нибудь новое и современное? Там много всяких удобных диванов с хитрыми механизмами.

Негромкий смех его насторожил.

– Я не настолько беден, чтоб покупать новые вещи, мистер Шустер, – немного высокомерно произнёс посетитель, и старик снова взглянул на него.

Одного взгляда было достаточно, чтоб понять, как он ошибся в оценке финансовых возможностей посетителя. Перед ним стоял высокий молодой человек с идеальной осанкой. Серый костюм, пошитый на заказ в дорогом ателье, идеально сидел на его спортивной фигуре, а голубая рубашка и галстук в серо-голубую полоску были подобраны под цвет глаз. Куртка из чёрной кожи была подбита тонкой белоснежной овчиной. Безупречная стрижка подчеркивала достоинства красивого лица. При этом он стоял, опираясь, как на шпагу, на зонт-трость с ручкой из слоновой кости, и задержав на его руке взгляд, старик отметил, длинные сильные пальцы, украшенные отполированными удлинёнными ногтями.

«Аристократы тоже бывают молоды, – сообразил антиквар и добавил про себя: – и при этом богаты». Тем временем посетитель осматривался по сторонам.

– Мне посоветовал к вам обратиться доктор Эндрю Паркер, – сообщил он.

«Мебель для кабинета в охотничьем стиле, – припомнил мистер Шустер, – морёный дуб и резьба с растительными и животными мотивами. И, кажется, часы в стиле Ампир, мрамор и бронза, в рабочем состоянии». Это тоже послужило хорошей рекомендацией и он, отложив свой каталог, вышел из-за конторки.

– Чем могу вам помочь, мистер?..

– Оруэлл, – представился тот. – Джеймс Оруэлл. Дело в том, что я не так давно женился, и в моей холостяцкой квартирке появилась прекрасная леди. Мне хотелось бы купить для неё симпатичный диванчик и, возможно, столик. Что-нибудь небольшое и изысканное.

– Конечно, – старик поспешно заковылял в задний зал магазина, где была выставлена мебель. – Могу предложить вам отличный диван в стиле Честерфилд!

Джеймс обозрел стоявший у дальней стены массивный диван, обтянутый сверкающей чёрной кожей.

– Нет, мистер Шустер, он слишком велик для того места, куда я хочу его поставить. К тому же кожа – это не совсем то, что подходит для дамы, понимаете? Конечно, он бы подошёл к двум креслам, стоящим у камина, но это не то, что бы мне хотелось.

– Тогда вот ещё! – Шустер направился в другой конец зала, ловко петляя между кушетками и тумбочками. – Чиппендейл. Небольшой и очень изысканный.

– Пожалуй, – более заинтересованно произнёс Джеймс и сел на диван. На его лице появилось некоторое разочарование. – Мебель шикарная, но страшно неудобная, что свидетельствует о её подлинности. Никакого намёка на пружины. Моя жена не носит кринолин и кучу нижних юбок, и, боюсь, это сидение будет жёстким для неё. А что там?

Его взгляд внезапно вспыхнул, и он устремился в угол, где стояла изысканная кушетка-рекамье с высоким подголовником вместо подлокотника и изящно изогнутой задней спинкой, вставленной в резную раму из грушевого дерева. С ходу приземлившись на сидение, он немного поёрзал и взглянул на подошедшего старика.

– Это мне подойдёт.

– Сожалею, мистер Оруэлл, но это рекамье продаётся только в комплекте, – и антиквар указал на длинный красивый диван у стены и роскошное, но довольно большое кресло.

Эти предметы мебели были так же изысканны, как и кушетка, с изящно выгнутыми ножками и резными рамами, украшающими спинки и подлокотники.

– О, как жаль! – воскликнул Джеймс. – Мне просто некуда их поставить! Если я ещё втисну кресло, то диван останется поставить только на крышу. И больше ничего нет?

Старик развёл руками.

– Придётся искать в другом месте.

Джеймс решительно поднялся.

– Постойте, – проговорил Шустер, окинув печальным взглядом гарнитур. – Этот комплект стоит у меня уже больше года, и я не могу его продать. Может, получится, если я разобью его? Вы действительно возьмёте кушетку?

– Ну, я рассчитывал на что-то в викторианском стиле, но Бидермейер тоже подойдёт. Она в хорошем состоянии, и моей жене понравится, – он взглянул на расстроенного старика. – Послушайте, мистер Шустер, давайте так. Этим летом мы с женой намерены купить дом и нам понадобится мебель. Этот гарнитур, действительно, великолепен, и разбивать его жаль, но и о ваших интересах, как продавца, нужно подумать, верно? Я покупаю у вас это рекамье, и если вы не сможете продать диван или кресло к тому времени, как я куплю дом, я возьму их у вас.

Лицо старого антиквара слегка посветлело.

– Теперь столик, – Джеймс окинул взглядом зал. – Я, кажется, вижу что-то подходящее, и он устремился к небольшому круглому столику с инкрустированной столешницей и ножкой, расходящейся на три симпатичные львиные лапы.

– Это Шератон, – сообщил старик, пока Джеймс рассматривал столик.

– Правда? – задумчиво переспросил он и вытащил из-под столешницы ящичек, украшенный медными накладками.

– Не подлинный, конечно! – воскликнул антиквар. – Я имел в виду стиль. Это как раз поздневикторианский период.

– Ну, тогда понятно. Потому что, насколько мне известно, подлинная мебель Шератон не изготовлялась из массива сосны. Хотя, как подражание сделано совсем неплохо. В нашем замке есть несколько подлинных столиков, но они сделаны из красного дерева, кедра и, кажется, вишни.

– Поскольку это конец девятнадцатого века, я отдам его за 400 фунтов.

– Ладно, – Джеймс кивнул. – А нет ли у вас подходящего по стилю торшера?

– У меня есть именно то, что вам нужно! – возрадовался старик, наконец, поверив в свою Фортуну. – Вишня, бронза и абажур из дамаска цвета чайной розы!

Он устремился в передний зал, а Джеймс, ещё раз посмотрев на столик, пошёл следом. Но, ещё не дойдя до упомянутого торшера, он замер и радостно улыбнулся.

– Тиффани! – он с восторгом смотрел на изящный торшер с абажуром из витражного стекла. – Моя жена обожает Тиффани! И такой чудный рисунок в стиле Модерн! Ей понравится! Я возьму этот. И ещё, мистер Шустер. Не смогли бы вы поискать для меня туалетный столик. Небольшой, изящный, с хорошим зеркалом, лучше на горизонтальной оси и множеством всех этих ящичков для дамских штучек: шпилек, заколок, косметики. Ну, вы понимаете…

– Конечно, – с энтузиазмом кивнул тот. – Особые пожелания по стилю?

– Ну, учитывая, что в спальне стоит тумбочка Шератон, то лучше что-то такое. Но не обязательно. И к столику желательна подходящая по стилю табуретка с мягким сидением. Тоже что-нибудь удобное и небольшое.

– Конечно! Может, вы скажете предпочтительные размеры столика?

– Ширина не более двух футов. Остальное – не так важно. Главное, удобный, и побольше ящичков. Девушки это любят.

– Я позвоню вам, как только что-то найду, – заверил его антиквар.

Расплатившись и указав адрес доставки, Джеймс в хорошем настроении покинул магазин и направился к припаркованной на стоянке машине. Вернувшись домой, он ещё в прихожей почувствовал запах свежего ванильного бисквита. Выбежавшая навстречу Лара радостно сообщила ему, что заехала на рынок за клубникой и испекла маффины.

– Один я уже съела, – сообщила она. – Получилось вкусно!

– Прекрасно, – кивнул он, снимая куртку. – В качестве награды завтра освобождаю тебя от лекций! – и, заметив её разочарованную гримаску, рассмеялся. – Я купил для тебя роскошное рекамье, столик и торшер Тиффани. Привезут завтра в первой половине дня, так что кто-то должен быть дома. Ты подходишь для этого лучше всего. А лекцию я повторю для тебя в удобное для тебя время, если, конечно, захочешь.

– Здорово! – воскликнула она и поинтересовалась: – А что такое рекамье?

– Завтра увидишь! Уверен, тебе понравится!

На следующее утро я проспала. Джеймс не стал меня будить, и я проснулась, когда проникавший в окно свет разбудил меня. Несмотря на унылые тучи, было светлее, чем вчера, и эта странность разрешилась, когда я, кутаясь в халат, подошла к окну. На мостовой лежал тонкий слой снега, а в воздухе кружились снежинки, создавая ощущение зимней сказки. Это внезапно подняло мне настроение. Я так и не привыкла к мокрой и тёмной английской зиме, и что-то похожее на настоящую белую и пушистую зиму обрадовало меня, как в детстве.

Спустившись вниз, я увидела на вешалке в прихожей развешенные спортивный костюм и куртку. Они были мокрые. Он всё равно выходил на пробежку. Повесив куртку ближе к радиатору на кухне, я отнесла остальную одежду в ванную, чтоб постирать. Делать на кухне было нечего. Он даже помыл посуду, и в первый момент я встревожилась, что он не успел позавтракать, но потом обнаружила исчезновение пары яиц и двух булочек. Заварив себе чай и достав вазочку с печеньем, я отправилась в гостиную, затопила камин и зашла в кабинет, чтоб найти какую-нибудь книгу. Сперва я взяла со стола брошюру, только что присланную из типографии и ещё пахнущую краской, но потом мой взгляд упал на книжные полки, где так заманчиво поблескивали золотом буквы на корешках толстых книг. Чай, камин, удобное кресло… Немного поразмышляв, я сняла с полки «Холодный дом» Диккенса и, вернувшись в гостиную, устроилась с ногами в огромном кресле.

От чтения меня отвлёк стук в дверь. Бросив взгляд на часы на камине, я увидела, что уже одиннадцать. Привезли мебель. Грузчики со всеми предосторожностями выгрузили её из фургончика, занесли в дом и сняли упаковку. Рекамье оказалось прелестной кушеткой, на которой было удобно сидеть, лежать, полулежать и сидеть, вытянув ноги на мягких стёганых подушках. Изысканно изогнутые подголовье и спинка были украшены сдержанной резьбой в эллинистическом стиле. Я невольно залюбовалась этой изящной, удобной и такой дамской вещичкой, что только нетерпеливое покашливание грузчика заставило меня очнуться и подписать бумаги о доставке. После его ухода, я ещё долго осматривала и ощупывала свою очаровательную кушетку, круглый столик с тремя маленькими ящичками под столешницей, включала и выключала торшер, загоравшийся яркими цветами на мягко закруглявшихся стенках абажура.

Я уже хотела позвонить Джеймсу, чтоб сходу выразить ему свою благодарность и восторг, но вовремя вспомнила, что он может быть на лекции, а, значит, сигнал его телефона выключен, и он всё равно не ответит.

Снег на улице сменился довольно противным дождём. Готовить для себя одной ленч смысла не было, как и ужин, потому что Джеймс собирался вечером уйти куда-то и там поужинать в компании со своим странным профессором. Немного подумав, я надела пальто, сапоги, взяла свой зонт с ручкой в виде дракона, подаренный мне на Рождество Томом, братом мужа, и вышла на улицу.

Под огромным плотным куполом зонта мне был не страшен никакой дождь, и я уверенно шлёпала по лужам, сожалея лишь о растаявшем снеге. Остановившись на какой-то улочке, я долго рассматривала в витрине широкую резную вазу из дерева, размышляя о том, как красиво она смотрелась бы на моём новом столике. В неё можно было бы сложить клубки ниток для вязания. Наконец, приняв решение, я вошла и купила эту вазу, отметив про себя, что день, несомненно, удался. Чтоб усилить это ощущение я зашла в уютный чайный салон и, сев у окна, заказала себе чай и кусок шоколадного кекса, что позволяла себе довольно редко. Потом снова отправилась гулять и как-то неожиданно вышла к рынку, и ещё какое-то время бродила по рядам, потихоньку наполняя сумку свежими продуктами, и после этого, ощутив их весьма внушительный вес, который слегка оттягивал руку, отправилась домой.

Джеймс приехал около пяти часов, чем очень обрадовал меня, потому что у нас было время вместе попить чаю у камина. Я рассыпалась в восторгах и благодарностях по поводу новой мебели, и демонстрировала свои покупки. Джеймс согласился, что деревянная ваза хорошо смотрится на столике.

Убрав посуду со стола, я достала нитки и спицы и, наконец, устроилась с вязанием на своей кушетке, включив новый торшер. Джеймс, с улыбкой понаблюдал за мной, а потом принёс из кабинета какую-то толстую книгу академического вида и, сев у камина, погрузился в чтение. На меня снизошло приятное чувство умиротворения. Я подумала, что именно о таких вечерах я и мечтала, собираясь ехать с ним в университет. Жаль только, что скоро должен был придти профессор Мидланд и забрать у меня мужа.

Но время шло, а он не появлялся. Я заметила, что уже полседьмого, но Джеймс, не отрывая взгляда от страницы, сообщил, что для Грегори шесть часов значит с пяти до семи. Я кивнула и снова вернулась к своему занятию. Сперва нужно было связать образцы, чтоб определиться с количеством петель. И тут я вспомнила, что забыла вместе со спицами захватить большие английские булавки, без которых просто невозможно было вывязывать косы. Конечно, можно было воспользоваться третьей спицей или крючком, но у меня с них либо соскальзывали петли, либо они страшно мешали, наматывая на себя нитки. По крайней мере, мама учила меня снимать петли на булавки.

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Не то, чтоб он был неожиданным, просто так барабанить в дверь было ни к чему. Я поспешно встала и отправилась открывать.

Профессор Мидланд ворвался в прихожую и, едва не сбив меня с ног, промчался в гостиную. Когда я вбежала вслед за ним, он, едва не задыхаясь от ярости, смотрел на застывшего в недоумении Джеймса.

– Что-то случилось? – спросил тот.

– Я получил письмо! – прохрипел профессор и протянул ему какую-то бумагу.

Джеймс взял её и начал читать, и по мере того, как его глаза пробегали по строчкам, я видела, как он бледнеет.

– Это правда? – спросил Мидланд.

Джеймс стоял, сжимая в руках письмо, и не решался поднять глаз.

– Значит, правда, – кивнул Мидланд. – Кто ты после этого? Ты ни одну юбку не можешь пропустить? Мало тебе студенток и лаборанток, ты не брезгуешь и жёнами своих друзей?

Он вырвал у него из рук листок, скомкал его и с яростным рычанием бросил в лицо Джеймса, а потом развернулся и вылетел прочь. Я едва успела отскочить с его пути. Выглянув в прихожую, я увидела распахнутую дверь, заперла её и вернулась в гостиную. Всё произошло в течение нескольких минут, и вот уже в гостиной снова было тихо, только тикали на каминной полке старинные часы. Джеймс стоял, низко опустив голову, и тяжело дышал. Потом как-то затравленно взглянул на меня.

– Насчёт студенток, это он зря…

– Верю, – сообщила я. – Если ты не волочился за горничными, то и до студенток ты вряд ли опустился бы.

– Чёрт… – пробормотал Джеймс и рухнул в кресло. – Это было шесть лет назад! Я сам ещё был студентом…

– Тогда это не делает ей чести…

– Прекрати, это другой случай! – рассердился Джеймс. – Мне было двадцать семь, я побывал на войне, был стариком среди своих сокурсников. Я был вообще другим. Грегори уже тогда взял меня под опеку и брал с собой во все экспедиции. Сюзан в то время часто ездила с нами, но у нас были чисто дружеские отношения. Просто однажды я зашёл вечером в паб, она сидела одна в углу и пила. Они в очередной раз поссорились, и он уехал. Я просто побоялся, что с ней что-то случится. Сидел с ней, потом отвёл домой. Там это и произошло. Первый раз… Мне было стыдно перед Грегори. Я боялся, что он узнает, но он не узнал. А Сюз искала встреч. Какое-то время мы встречались, потом всё само собой сошло на нет. Господи… – простонал он, сжав руками голову. – Это было так давно, так мимолётно… Неужели вот эта мелочь сломает многолетнюю дружбу?

– По-твоему для него это мелочь?

– Конечно, нет. И думаю, дело не в ней. Что она собой представляет, он давно понял. Он потрясён тем, что узнал обо мне. Ведь это предательство? – он взглянул на меня.

– Не мне судить, – вздохнула я. – Надо полагать, что в Гринзби ты с ним не пойдёшь?

– Нет, хотя, в этом есть один плюс. Я проведу этот вечер с тобой, если конечно эта новость и в тебе не вызвала глубокого отвращения к моей персоне.

– Я ещё до свадьбы догадалась, что ты мне достался не девственником, – усмехнулась я. – Хуже то, что я не приготовила ужин.

– Пойдём в паб, – пожал плечами он и, поднявшись, направился в прихожую.

На сей раз, мы выбрали небольшой уютный паб недалеко от дома. Возле стойки устроилась весёлая компания студентов, но в остальном всё здесь было спокойно и благопристойно. Заказав еду и по бокалу вина, мы сидели, глядя в окно, где по стёклам снова текли ручьи, которые были особенно заметны на фоне царившей на улице темноты. Дождь шёл весь день, но как ни странно, ни это, ни неприятный инцидент с профессором Мидландом не испортило мне настроение. Стыдно сказать, но это почему-то показалось мне забавным. Профессор мне всё равно не нравился, а гусарские замашки супруга, которыми он славился до нашей встречи, отнюдь не были для меня новостью. Хотя, конечно, мне было жаль, что он так расстроился.

Я заметила, что на нас поглядывает стоящий у стойки парень, лицо которого было мне смутно знакомо. Я сказала об этом Джеймсу и он, обернувшись, поманил парня пальцем. Тот, к моему удивлению, радостно улыбнулся и тут же направился к нам с бутылкой пива в руках.

– Мистер Брокман, – улыбнулся ему Джеймс. – Дорогая, разреши представить тебе восходящую звезду британской археологии.

– Вы всё шутите, сэр,– смутился парень и кивнул мне, – просто Эрик, мэм.

– Садись, Эрик, – проговорил Джеймс и указал ему на свободный стул. – Я прочитал твоё многострадальное эссе, и на сей раз оно мне понравилось. Очень логично и аргументировано.

– Значит, я могу оказаться прав? – Эрик с надеждой взглянул на него.

– Увы, нет. Эта версия была отклонена ещё в шестидесятых годах прошлого столетия, как несостоятельная и противоречащая имеющимся уже на тот момент сведениям о позднем Латене на территории Британии.

– И вы это знали с самого начала? – расстроился Эрик. – И потому у вас было столько доводов против, что вы заставили меня крутиться ужом на сковородке?