Читать книгу Тропа Крысиного короля - Лариса Петровичева - Страница 1

Опекун приехал за час до похорон.

Собравшиеся в доме напоминали Мие огромных ворон. Вот они ходят, важно кланяются друг другу, приближаются к Мие и берут ее за руку.

Мне очень жаль, дорогая… Такая потеря, дорогая… Будьте сильной, дорогая…

Ритуальные фразы шелестели, словно листья под ногами.

Мие казалось, что все это ненастоящее. Люди, два темных закрытых гроба, слуги, которые разносят ритуальные стопки с водкой, она сама – лишь отражения в старом зеркале, которое висит на стене гостиной, и в нем еще плывут тени ее родителей, далекие оттиски – беззвучные, утратившие память. Уши наполнял шум, Мия кивала, периодически дотрагивалась до уголка глаза сложенным носовым платком и надеялась, что удержится на ногах и не упадет на паркет.

Слабость окутывала ее, словно саван. В городе свирепствовала лихорадка, Мия перенесла ее довольно легко, а вот родители не смогли побороть болезнь. Все случилось настолько неожиданно и жестоко, что Мие до сих пор казалось, будто мать вот-вот выйдет из дверей и отругает ее за неправильную осанку.

«Мия! – ее рассерженный голос звенел в памяти, словно надтреснутый колокольчик. – Держи спину ровно, невыносимая девчонка! Кто возьмет тебя замуж, если у тебя вырастет горб?»

Пусть бы ругалась, сколько хотела, пусть бы даже ударила – лишь бы была жива. Чувство потери было знобящим и колючим, и Мия не знала, как с ним справиться. Оно готово было раздавить ее.

Среди вороньей черноты мелькнуло темно-синее с серебром – длинный дорогой плащ, и чей-то голос произнес справа: «Приехал господин Оливер». Мия кивнула, развернулась к синему мазку, радуясь, что сейчас можно обойтись без улыбок. Сквозь лед, окутавший ее душу, пробился страх.

Оливер Гринн был каким-то невероятно дальним родственником ее отца, он жил на севере, и Мия никогда не встречалась с ним. Отец иногда говорил, что если она не будет послушной, то он отдаст ее дяде Оливеру в ледяные земли Крысиного короля – тогда Мия замирала от страха и послушно делала все, что было велено. Оливер казался ей старым уродливым чародеем в лохмотьях, живущим в темном замке на краю пропасти – и сейчас она удивилась, увидев его своими глазами. Еще молод, не старше сорока пяти, одетый дорого и со вкусом, с идеальной осанкой и подчеркнуто серьезным, даже трагическим выражением на скуластом светлокожем лице, он был похож не на колдуна, а на актера, который выходит на сцену, уже погрузившись в персонажа. Бледно-голубые глаза смотрели на Мию с цепким интересом, тонкий длинный нос пересекал едва заметный шрам, и все лицо казалось каким-то острым: тронь – и обрежешь пальцы.

Опекун хранил в себе тайну, и ее не надо было разгадывать.

– Здравствуйте, Мия, – негромко произнес Оливер. В голосе, приятном и спокойном, прозвучало искреннее сочувствие. Мия протянула ему руку, опекун легонько сжал ее пальцы, и ей показалось, что от его ладони текут едва уловимые ручейки холода, оплетают ее запястье, затекают под рукав траурного платья. – Соболезную вашей потере. Мой брат… – он обернулся к гробам, и Мия сказала:

– Барревильская лихорадка. Здравствуйте, господин Гринн. Все было так быстро, что я не могу прийти в себя.

– Я с вами, – откликнулся Оливер, и его голос прозвучал тепло и сердечно. – Вы не одна.

Кажется, в эту минуту все, собравшиеся для того, чтобы проводить чету Хиденбрандт в последний путь, уставились на них. Даже негромкий шелест разговоров стих. Всем было интересно, как выглядит тот, кто заберет сироту на север – и все, что ей причитается, заодно. Семейный адвокат – вот он, осушил очередную поминальную стопку, держа в руке тарталетку с икрой на сливках – вчера сказал, что до ее вступления в законный брак распоряжаться всем наследным имуществом будет господин Гринн. Мия лишь кивнула – ей было все равно.

Когда родители умерли, она словно заледенела в своем горе. Слезы и крик застыли в ней, закаменели глыбами прозрачного голубого льда на душе – и Мия не плакала, не кричала, не билась в истерике. Да, родители умерли. Да, теперь дальний родственник ее отца приедет и увезет ее с собой. Что-то еще? Может быть, чашку чаю – ну или что там должна говорить барышня из приличной семьи в таком случае?

Это помогало ровно до тех пор, пока она не спустилась в гостиную и не увидела гробы, слуг в траурных камзолах и собравшихся гостей. Тогда ледяной панцирь захрустел и пошел трещинами. Издалека донесся тихий голос губной гармошки – проплыл языком тумана по озерной воде ее души и растаял.

Призраки родителей в зеркалах отступили и беззвучно растворились в холодной глубине. Ушли – не удержать, не вернуть, не дозваться. Мие хотелось кричать.

– Отец говорил, что вы живете на землях Крысиного короля, – сказала Мия и запоздало подумала, что в очередной раз с ее губ сорвалась какая-то недостойная глупость. Благородной девице не стоит говорить о такой ерунде, особенно на похоронах родителей. Оливер едва заметно улыбнулся. В бледном взгляде мелькнул интерес, словно Мия сумела удивить его.

– Верно, – кивнул опекун. – По легенде Крысиный король когда-то жил в моем замке. Вас это пугает?

Теперь среди черного мелькнуло красное – пришел священник в торжественном алом облачении. Мальчики-служки несли за ним золотые чаши для отпевания – скоро в них бросят ароматные комочки благовоний и подожгут. Люди расступились, пропуская слуг: те подняли гробы и медленно понесли к выходу – словно лодки поплыли в темном море туда, откуда еще никто не возвращался.

– Нет, – едва слышно откликнулась Мия. Оливер чуть сильнее сжал ее руку, осторожно повел за гробами, и Мие показалось, что это не похороны, а жертвоприношение: архаическое, тягостное – и древние слепые боги смотрят на них из-под земли, водят безносыми черными лицами, ищут то, что хоть на мгновение может вернуть их к жизни. Они вышли из дома – в зиму, в похрустывающий морозный воздух, пахнущий сеном и собачьей шерстью, к низкому серому небу, и Мия увидела, как слуги осторожно ставят гробы в катафалк. На черно-золотых султанчиках на головах лошадей искрились снежинки.

– Держитесь, – негромко посоветовал Оливер. – Мы уезжаем после похорон, постарайтесь не плакать до этого. Не рвите себе сердце, особенно на глазах у всех.

– Почему? – невольно спросила Мия.

– Потому что именно этого от вас и ждут, – ответил Оливер, и Мия вновь не поняла, что он имел в виду.

Потом все прошло довольно быстро: Мие казалось, что она спит наяву и видит сон. В памяти остались лишь красные ягоды рябины, которая низко склонила ветви над чернотой вырытых ям. Мия смотрела на нее, и ей казалось, что она чувствует горечь загустевшего ягодного сока на губах.

Мама. Отец. Их больше нет – пришел Крысиный король, выгрыз их души из сожженных лихорадкой тел, и все закончилось. Мие хотелось проснуться в какой-нибудь другой, светлой и чистой жизни, но она понимала, что ничего другого у нее больше не будет.

В какой-то миг ей стало легче. Гробы опустили в могилы, бросили туда хлеб и плеснули вина – старый обычай, еще языческий, требовал накормить души, чтобы они не пришли тревожить живых. Священник недовольно посмотрел на Мию, которая негнущимися пальцами крошила хлеб на крышку отцовского гроба, но ничего не сказал.

Крысиный король придет подземными путями, съест хлеб и выпьет вино. А потом отправится далеко-далеко на север, в свой замок, и будет ждать Мию в глубинах всех зеркал. «Незачем смотреться так часто, а то он тебя увидит», – бывало, говаривал отец, который не хотел, чтобы его единственная дочь была кокеткой, не отходящей от зеркала.

– Мия?

Только теперь, обернувшись на Оливера, который все это время стоял у нее за спиной, Мия поняла, что, наконец, смогла заплакать.

***

Служанки суетились, собирая вещи.

Мия сидела на краю кровати – вот и все, они вернулись с похорон, Оливер сейчас решит последние бюрократические вопросы с адвокатом, и они уедут. Вернется ли она когда-нибудь в родительский дом? Бог весть. Может, Оливер выдаст ее замуж за кого-нибудь за своих знакомых, может, Мия просто сгинет в землях Крысиного короля – сейчас у нее не было сил думать об этом.

Незамужней девице, которая осиротела, полагается опекун – таков порядок. Вот и все.

Когда они выходили из кладбища, к Оливеру бросился старый сумасшедший нищий – опекун бросил ему монетку, тот поймал ее на лету и забормотал: «Красные деньги, ледяные деньги». Когда Мия вспоминала об этом, то ей становилось не по себе, словно она стояла на самом краю крыши и в любой момент могла сорваться вниз.

«Я уже сорвалась, – напомнила она себе. – Я похоронила своих родителей и все еще продолжаю падать».

– Миледи? – окликнула Клара, одна из служанок. Обычно веселая и болтливая, в эти дни она хранила суровую сосредоточенность и говорила только по делу. – Я положу ваши летние платья в этот чемодан.

Не оборачиваясь, Мия кивнула. Вот и все. В комнате оставался мольберт – до болезни Мия рисовала зимний сад, снегирей и гроздья рябины, но теперь не думала, что когда-нибудь еще возьмется за кисть. На столе лежали тетради – обычные, ученические, старательно разлинованные. Еще совсем недавно Мия писала в них рассказы: простенькие, девичьи – о животных, привидениях, первой любви, которой она не знала. Теперь все это не имело никакого смысла. Наивные истории и рисунки не смогут ее защитить там, где страшные сказки становятся правдой.

– Клади, – ответила она. – Не знаю, понадобятся ли они мне на севере. Говорят, там даже летом холодно.

«Смогу ли я дожить там до лета?»

Клара едва слышно вздохнула. Должно быть, она рассчитывала, что, уезжая, Мия раздарит служанкам часть своей одежды. Ну уж нет – хватит с них того, что им позволено было забрать платья покойной госпожи Хиденбрандт. Перешьют их, продадут – Мие не было дела.

– Странный он какой-то, ваш опекун, миледи, – призналась вторая служанка, Линда, и Клара энергично закивала – Мия увидела ее отражение в зеркале на стене. – Джентльмен, в том никаких сомнений нет, а смотрит так, словно прикидывает, как получше нож вонзить. Меня так холодом и пробирает, когда он рядом, вот честно вам говорю.

Клара снова кивнула, всем своим видом поддерживая подругу и разделяя ее мнение по поводу нового хозяина этого дома. Поднявшись, Мия взяла свой ларчик с украшениями и принялась задумчиво перебирать цепочки и броши. Одна из булавок кольнула указательный палец – кровь выступила ягодой рябины. Мия машинально слизнула ее.

– Какие глупости, Линда, – вздохнула она, и служанка, которая аккуратно складывала ее сорочки, воскликнула:

– А вот и нет, и ничего не глупости! Он же с севера, а там сами знаете, какие края и какие люди! Ваш батюшка всегда говорил: там земли Крысиного короля, там камни, да сосны, да тьма на болотах. Бог по миру ходит, а туда даже не заглядывает. А без Бога сами знаете, кто править начинает. Демоны с крысиными головами, вот кто.

Было видно, что девушка обижена сомнениями хозяйки. Мия вынула из ларчика брошь – фламинго из розовых бриллиантов и кораллов. Посмотрела по сторонам – скоро она покинет эту комнатку, изящную и обставленную самой дорогой мебелью, которую только можно было купить в столице. Скоро она выйдет из дома – двухэтажного особняка с колоннами и большими окнами, где прошло ее детство. Статуи античных богов в парке, детские игры, материнские объятия, улыбка отца – скоро все это навсегда станет прошлым. Скоро она увидит камни, сосны и тьму на болотах – и сосновые иголки зашелестят на тропах под ногами Крысиного короля.

– Там добывают уголь, – сказала Мия. Этот глупый разговор помог ей отвлечься, и она в самом деле почувствовала некоторое облегчение. Тьма, которая клубилась над ней, развела крылья, давая доступ свежему воздуху. – Там очень богатый и многолюдный край. Северные рубины – в короне ее величества Альвеи. И там Сальваринский монастырь, святое место, а ты говоришь про каких-то демонов.

Линда упаковала сорочки и, выкатив очередной чемодан из шкафа, ответила:

– Миледи, вы девушка ученая, в школу ходили, а я простая. В лесу родилась, пню молилась. Но вот только послушайте мою простоту: у нас всегда говорят, что от северян и севера добра не жди. А демоны такие: если им будет надо, они и святой круг на себя наденут, и Писание процитируют, и молиться будут, куда там отцу Николаю! А сущность у них все та же, ее не скроешь.

Мия со вздохом махнула рукой, всем своим видом показывая, что Линда говорит какую-то бесконечную ерунду, но служанку было уже не остановить.

– Рубинов там много, да, но знаете, откуда они? – девушка присела на край кровати, и в ее глазах поселился энергичный блеск. – Говорят, что кровь самого Крысиного короля, и кто их носит, тот будет болеть да чахнуть. Может, и принц Берайн родился таким потому, что королева-матушка, дай ей Бог здоровья, эти камни носит.

Мия не сдержала усмешки. Если бы все было так просто!

– Он родился таким потому, что королева вышла замуж за своего кузена, и все их предки в близкой родне друг с другом, – объяснила она. – В таких браках накапливаются болезни и их не разгоняет свежая кровь. Вот так и получилось, и рубины здесь не при чем.

Однажды Мия встретила принца Берайна в парке. Он гулял в сопровождении помощников и слуг. Крошечный карлик сидел в специальной каталке под теплым меховым покрывалом. Скрюченная трехпалая рука, похожая на птичью лапку, сжимала книгу – «Экономический вестник Солихальского королевства». Принц напоминал сказочного эльфа с бледным морщинистым личиком, на котором сверкали голубые глаза – в сказках они жили в лесах, под корнями дубов, и выбирались по ночам, чтобы душить заплутавших путников. Взгляд Берайна был энергичным, умным и цепким – он скользнул по Мие, тонкие губы принца дрогнули в едва уловимой улыбке, и он кивнул, приветствуя девушку.

Несмотря на свое уродство, его высочество Берайн славился острым умом и многими знаниями, и Мия тогда подумала, что это ужасно – осознавать свою участь и не мочь ее исправить. Он мог бы танцевать на балах, флиртовать с барышнями, скакать на вороном коне во время волчьей охоты – но ему приходилось сидеть в каталке, смотреть на мир и понимать, что он никогда не сможет стать таким, как все. Мия улыбнулась в ответ, поклонилась принцу, как того требовал обычай, и слуги повезли каталку Берайна дальше. Потом Мия рассказала о встрече с принцем родителям, и отец сказал, что так бывает, когда короли не хотят выпускать власть из рук своей семьи и много веков женятся на племянницах и двоюродных сестрах.

– Мои родители не носили рубинов, – вздохнула она. – И их больше нет. Северные рубины покупают шейхи Приморья и владыки Малого Запада, и ни с кем ничего страшного не случалось.

Линда чуть не плакала. Казалось, недоверие барышни оскорбляло ее лучшие чувства.

– Вы вот что, миледи, – в отличие от подруги, Клара была спокойной и сдержанной и всегда знала, что делать. – Бог с ними, с рубинами, может, они и правда не при чем. Но смотрите, если вам что-то не понравится, хоть самая малость, вы не молчите. Напишите письмо адвокату, пусть приедет да вызволит вас. И местным не верьте, они в глаза лобызают, а за глаза проклинают. Не знаю, что там насчет королей и демонов, я вообще верю в Господа, а не в демонов. Но люди в тех краях с гнильцой. Вы не теряйтесь, пишите адвокату – и не прямо, что, мол, спасите-помогите, а, например, тут очень холодно. Пусть это будет такой тайный знак! Письмо-то с гарантией прочитают, да ничего не поймут!

Линда энергично закивала – идея Клары пришлась ей по душе.

– Да, барышня, Клара дело говорит! «Тут очень холодно» – так и договоримся, что это значит, что дело скверно. Адвокат за вами поедет и привезет в столицу, а мы вас тут будем ждать, ваш опекун сказал, что не станет никого увольнять. И ничего не бойтесь, все будет хорошо.

Мия всем сердцем хотела бы в это поверить – но почему-то не получалось.

На улице пошел снег, началась метель, и все закружилось в этой метели – чемоданы, вещи, прощание с плачущими служанками, которые обнимали Мию так, словно она была не госпожой, а подругой. Вот Оливер протягивает руку, помогая Мие сесть в экипаж, и от его пальцев снова веет холодом. Вот дом и сад уплывают куда-то в метельную тьму, и Мию охватывает такая тоска, что становится больно дышать. Вот воет ветер, и Мие слышатся голоса – Крысиный король летел над миром в санях, запряженных мертвецами, и призывал новых в свою страшную свиту.

– Наш поезд через час, – сообщил Оливер, и Мия почему-то подумала, что он не большой любитель вести беседы. Волшебник должен хранить тайны, а не болтать о них. – Ночь в дороге, утром будем на месте.

Мия всхлипнула, и Оливер со вздохом протянул ей носовой платок – кажется, ему не нравились женские слезы. Теперь придется жить так, чтобы не вызывать у этого человека лишнего раздражения и неприязни – в северных землях ей понадобятся друзья, а не враги, ну или хотя бы люди, которые к ней расположены.

– Должно быть, у вас старый замок, – сказала Мия. Оливер улыбнулся мягкой улыбкой джентльмена – когда-то она думала, что у ее незнакомого дядюшки-колдуна острые зубы, специально заточенные для того, чтобы рвать плоть.

– Ангеат это целая крепость. Я забочусь о ней, и там вполне уютно. Вам понравится, Мия, не сомневайтесь.

Кажется, это было попыткой ее утешить – напрасной, впрочем. Сквозь оцепенение, которое окутывало душу Мии до похорон, стал пробиваться страх. Легко смеяться над девичьими суевериями, когда ты сидишь в доме в центре столицы – и совсем другое дело отправиться туда, где все истории о Крысином короле могут оказаться правдой. Мия представила шелест крысиных лапок в стенах замка, и ноги сделались ватными.

– Сколько я должна буду прожить с вами? – спросила Мия. – Пока вы не выдадите меня замуж?

Оливер кивнул.

– Верно. Сейчас в Ангеате идут активные разработки, я не могу надолго их оставить. Но сделаю все, чтобы побыстрее найти толкового управляющего, а потом приеду с вами в столицу, и мы подберем вам хорошего мужа.

Он говорил про самую обычную девичью жизнь: родители выводят дочерей в свет, посещают с ними балы, выбирают мужа по должности и недрам кошелька и передают свое дитя ему в руки, словно драгоценную покупку. Все это было сказано очень спокойно и просто, но Мия не могла отделаться от ощущения, что он просто говорит о том, что ей хочется услышать. Что это принесет в ее душу мир и спокойствие – и Мия пойдет в ловушку, не замечая, что она существует.

– Что мне делать до этого? – поинтересовалась она.

Оливер улыбнулся.

– В Ангеате не так мрачно и скучно, как вы представляете. Там большая библиотека, сейчас со мной живут мои друзья, один из них поэт, второй – знаменитый северный художник, так что вам найдется, с кем пообщаться. Конечно, это не такое изысканное общество, к которому вы привыкли в столице, но скучать вам точно не придется, – экипаж остановился на перекрестке, и Оливер добавил: – Понимаю, вы слышали много страшных историй о севере…

– Много, – кивнула Мия. – И мне сейчас в самом деле не по себе.

Экипаж двинулся дальше, и свет фонарей, падавший в окно, вдруг исказил лицо Оливера, сделав его осунувшимся и темным – казалось, опекун надел маску древнего пугающего существа. Мия так сжала сцепленные пальцы, что почти услышала похрустывание костей.

– Лорд Тристан Кейдн, которого враги стали называть Крысиным королем, был героем, – произнес Оливер тоном человека, который искренне верит в то, о чем говорит. – Вся его вина в том, что он пытался отстоять независимость севера и заплатил за это собственной жизнью и честью. Вы ведь учили историю в школе?

– Учила, – ответила Мия. В их гимназии на уроки истории отводили три часа в неделю, посвящая их, в основном, рассказам о славных деяниях владыческой фамилии Солихала. – Но нам мало рассказывали о войне за независимость. Говорили, что это были локальные столкновения бунтарей с королевскими войсками.

Оливер улыбнулся и вдруг рассмеялся – смех прозвучал настолько легко и непринужденно, что Мие невольно сделалось легче.

– Что ж, дорогая моя, – произнес он, – думаю, вам предстоит узнать много нового.

***

Поезд казался черным драконом, которому пришла в голову блажь задремать на вокзале, вытянувшись на рельсах длинным телом. Проводник, который стоял перед вагоном, пробил билеты серебряными щипцами и, поднимаясь по лесенке, Мия вспомнила, как однажды ездила с родителями на юг. В памяти поднялись растрепанные пальмы, негромкий шелест моря, белое кружево зонтика – все это теперь казалось сном, который с каждой минутой утекал из памяти.

Вся ее прошлая жизнь теперь была ненастоящей. Крысиный король хлопнул в ладоши, нагоняя лихорадку на город, и все исчезло.

Никакого юга больше не было. Только север.

– Утром будем на месте, – повторил Оливер. Они разместились в крошечном купе на два места, Мия повесила шубку на крючок и спросила:

– А там есть, где гулять?

Оливер улыбнулся. Снял шапку, положил на столик, провел ладонью по волосам, и Мие на мгновение показалось, что у него слишком длинные и слишком острые пальцы. В купе было уютно и светло, но Мия увидела, как в уголках зашевелились тени, потекли к носкам ее сапожек.

Она невольно поджала ноги. Заметил ли это опекун? Вроде бы нет. Мия подумала, что сейчас надо вести себя как можно спокойнее. Не показывать, насколько глубоко в ней засел страх, быть обычной барышней, у которой на уме платья да ленты…

– Рядом с замком есть городок Баллихар, – ответил Оливер. – Милое такое местечко, как со старой открытки. Так что если захотите, то гуляйте, конечно. Для местных вы будете диковинкой, так что не удивляйтесь, когда на вас станут таращиться и показывать пальцем.

– Почему же диковинкой? – поинтересовалась Мия. Поезд едва заметно качнулся, потом содрогнулся всем своим металлическим темным телом и медленно-медленно поплыл вдоль перрона. Немногочисленные провожающие махали ему вслед, здание вокзала было ярко освещено, и Мие почудилось, что она уезжает навсегда и больше не вернется.

Родители тоже уехали. Ушли навсегда; не из ее жизни – из своей. Это было страшно и жестоко – но Мия с удивлением обнаружила, что начинает к этому привыкать. Иногда слезы подкатывали к глазам, но ей хватало легкого усилия воли, чтобы сдержаться. Поезд постепенно набирал скорость, за окном летели хлопья снега, похожие на растрепанных птиц, заглянул проводник – еще раз проверил билеты и предложил чаю.

«Я сплю, – подумала Мия. – Это сон, я сплю и никак не могу проснуться».

– Вы юная и прелестная барышня из самой столицы, – объяснил Оливер. – Вы ходите, смотрите, двигаетесь совсем не так, как это делают в Баллихаре. Знаете, какой зверь там на гербе?

Мия пожала плечами и предположила наугад:

– Медведь?

Кто же еще может быть на гербе северного города – ну не крыса же, в самом деле. Оливер кивнул и, кажется, ему понравилась догадливость опекаемой.

– Совершенно верно. Медведь на гербе, иногда медведи заходят в город из лесов, и люди там тоже похожи на медведей. Такие добрые здоровяки, без капли гнева. А вы станете для них птичкой, которая будет удивлять и радовать глаз. Народ там простой, это да, но очень хороший.

В принципе, Мия ожидала чего-то в этом роде. Далекий глухой край, в котором нет никаких особенных новостей и событий – конечно, она привлечет к себе внимание. Ей вдруг представилось хрустальное зеркало, наполненное жидким синим огнем, и черная тень Крысиного короля, который смотрит в зачарованную глубину – кто это там? Мия? Как интересно, ее стоит рассмотреть повнимательнее.

– Хорошо, что в замке есть библиотека, – сказала Мия. Надо же было о чем-то говорить – ехать всю ночь рядом с этим человеком в полном молчании почему-то казалось жутким, словно чары северного волшебника оживут сразу же, как только она заговорит.

– Любите читать? – поинтересовался Оливер.

– Очень, – кивнула Мия и представила бесконечные ряды высоких шкафов, убегающих в золотистый сумрак, который бывает в старых библиотеках, и запах книжной пыли – иногда ей казалось, что так должна пахнуть история, способная ожить в любую минуту.

– Там даже две библиотеки, – ответил Оливер. – Одна главная, вторая с теми книгами, которые пора бы выбросить, но рука не поднимается. Вы найдете, чем заняться в обеих.

В это время столица осталась позади, и мир за окнами погрузился в непроглядную черноту. Мия машинально впилась пальцами в сиденье, не в силах отвести взгляда от окна и своего отражения. Взволнованная девушка с карими глазами, бледным лицом и каштановыми волосами, заплетенными в косу, казалась акварельным наброском, способным растаять в любую минуту. Тьма клубилась и густела, тьма была наполнена тысячей невидимых, но жестоких глаз, и свет в окнах вагонов привлекал к себе тех, кто шел в метели. Все страшные сказки, которые когда-то рассказывала нянюшка, вдруг встали перед Мией во весь рост.

Оливер смотрел с сочувствием – она ощущала его взгляд как едва уловимое прикосновение к щеке. В соседнем купе зазвенели бокалы, и два мужских голоса затянули песню – Мия была уверена, что так они сражаются со страхом.

– Иногда я думаю, что для зимних путешествий нужна особенная отвага, – негромко сообщил Оливер. – Когда я ехал к вам, то поезд застрял на несколько часов из-за метели. Вроде бы все мы понимаем, что в снеге нет ничего страшного, но все равно людям в поезде сделалось как-то не по себе. Моя соседка по купе даже увидела какие-то тени за стеклом. Она клялась, что там летали призрачные люди с красными глазами и заглядывали в вагоны.

Это было сказано настолько беспечным и спокойным тоном, что Мия не сдержала улыбки. Увидишь снежную душу, которая летает среди метели в поисках тепла и упокоения, посмеешься над ней, как и положено образованному человеку, и призрак растает. Призраки боятся света и веселого настроения – вот она уже и улыбается, и страхи отступают.

– Не люблю зиму, – призналась Мия, отведя взгляд от окна. Пусть обитатели ночи остаются под ее крыльями. – Даже не знаю, как буду жить на севере, там же столько снега.

Оливер ободряюще улыбнулся.

– Будете варить вино с пряностями, читать сказки у камина и лепить снеговиков. В зиме тоже есть своя красота, можете мне поверить. Вы обязательно ее увидите.

– Вы всегда жили на севере? – спросила Мия, и в этот момент поезд встряхнуло так, словно он налетел на невидимую преграду. Ее шубка сорвалась с крючка, Мию отбросило в руки Оливера, в соседнем купе зазвякала, разбиваясь, посуда, и кто-то визгливо закричал. Поезд содрогнулся снова, откатился назад и остановился. Лампа мигнула, погасла, заставив Мию почти заскулить от ужаса, и снова загорелась.

Поезд стоял среди снегов и тьмы. В оконном отражении Мия видела Оливера, себя и мрак, в котором что-то двигалось.

– Что случилось? – прошептала Мия. Каким-то краем сознания она понимала, что сидит на коленях Оливера, что он придерживает ее, не давая упасть, и это, вообще-то, недопустимо для девушки из благородной семьи, так вцепляться в мужчину – но у нее не было сил, чтобы отстраниться.

– Похоже, это ограбление, – с удивительной невозмутимостью произнес Оливер. – Сейчас по вагонам пройдут лихие господа в масках, соберут деньги и драгоценности, и мы поедем дальше. Правда, сомневаюсь, что в полном составе.

Он говорил так спокойно, словно речь шла о совершенных пустяках вроде покупки булочек в пекарне. Мия читала в газетах об ограблениях поездов – нападавшие убивали всех, кто осмеливался им сопротивляться, а участь женщин, которым не повезло быть хоть немного красивыми, была незавидна. И теперь она…

Оливер осторожно пересадил Мию на сиденье, потянулся к своему пальто, которое сумело удержаться на крючке, и вынул из кармана серебряную губную гармошку. Мия не могла отвести от него взгляда. Почему он держится настолько уверенно и равнодушно? Зачем ему сейчас эта гармошка, когда вагон наполняют лихие голоса грабителей, слышен визг и лязг открываемых дверей и…

Оливер поднес гармошку к губам, и купе наполнила музыка. Простенькая незамысловатая мелодия,знаменитая “Буренка”, песенка пастушка, который играет ее своим коровам – но Мия слушала и чувствовала, как волоски на руках поднимаются дыбом. За легкостью и простотой открывало пасть что-то настолько жуткое, что даже мысль о нем могла свести с ума. Мия хотела было зажать уши, но руки сделались тяжелыми и чужими.

Музыка заглянула в нее, высветила яркой лампой все уголки души, заполнила и потянула к себе. И от этого зова нельзя было отвернуться, нельзя было стряхнуть с разума – он влек, не позволяя даже надеяться на освобождение.

Мелодия сделалась пугающе визгливой. Мие казалось, что лицо Оливера потекло, став мягким, словно вылепленным из воска – и черты плыли, как на огне, сминались и вылепливались во что-то новое: смотреть на него было нельзя, и оторвать взгляд тоже. На стены купе легли горбатые тени, к голосу губной гармошки присоединился тихий стон невидимой скрипки. Оливер толкнул дверь купе и вышел в коридор – с неторопливостью хищника, который идет к жертве и знает, что она не сможет убежать.

Лампа мигнула еще раз. Тени налились чернотой. Теперь мелодия звучала так, словно ее исполнял исполинский оркестр – в этом ревущем гимне не осталось и следа от пастушеской песенки. Голова наполнялась стоном и воем, и Мия услышала, как что-то загрохотало впереди.

У нее хватило сил, чтобы заглянуть в окно. Оливер стоял почти по пояс в снегу возле вагона, не отводя гармошку от губ. Сейчас, когда он оказался снаружи, мелодия сделалась тише и мягче: чей-то призрачный далекий голос уговаривал подняться и идти за ним к кромке леса, к темным стволам деревьев, к мраку покинутых звериных нор и птичьих гнезд.

Из вагона выпрыгивали люди – они двигались так, словно были марионетками, которым переломали руки и ноги. Белые лица, изуродованные ужасом, были обращены к низкому небу, Мия видела, как кривятся губы, то ли в брани, то ли в молитве, как по палитрам лиц разбегаются кровавые ручейки – музыка летела все выше, с ветвей сползали снеговые шапки, тьма поднималась от корней, и люди прорубались сквозь снег к лесу и дальше, дальше, во мрак, который не ведал о том, что есть свет.

Мия не сразу поняла, что поезд медленно, словно не веря в свое освобождение, двинулся дальше. Кто-то прошел мимо купе, кто-то заговорил удивленно и испуганно, какой-то мужчина с истерической слезой в голосе потребовал бренди. Послышался плач – кто-то разрыдался от облегчения, и Мия не могла понять, мужчина это плачет или женщина. Наверно, это был тот, кто хотел выпивки. Оливер, по-прежнему спокойный и невозмутимый, заглянул в купе, проверяя, все ли в порядке, и Мия услышала голос проводника:

– Господи, святые угоднички, чудом спаслись, чудом! Ваша милость, да если б не вы… ох!

– А можно мне горячего вина в честь такого чуда? – поинтересовался Оливер и улыбнулся так, словно ничего особенного не произошло.

– Можно, ваша милость, всего можно! Век будем за вас бога молить!

– Как же нам повезло! – проговорила какая-то женщина, и в приоткрытую дверь купе Мия увидела край темно-сиреневого модного платья. – Если бы не вы, милорд, даже страшно представить. Я вдова, у меня две дочери… о Боже!

Если бы не ее опекун, поезд не пошел бы дальше. Дорожная полиция, которая отправилась бы сюда утром, нашла бы убитых и изувеченных людей, открытые вагонные двери, снег, наметенный в купе. И она, Мия Хиденбрандт, лежала бы на полу сломанной куклой. Крысиный король не причинил бы ей вреда – с этим вполне справились бы люди.

– Вы… – прошептала Мия, и Оливер ободряюще посмотрел в ее сторону, оценил состояние и добавил:

– Моей спутнице горячее вино тоже не помешает. Она испугалась.

– Сию секунду, ваша милость! – бодро откликнулся проводник, и каждая нотка в его голосе так и кричала о том, как он рвется отблагодарить своего спасителя. – Все в лучшем виде устроим, за счет управления железных дорог!

Оливер кивнул проводнику, вошел в купе, и Мие захотелось сделаться маленькой, как божья коровка – чтобы он не смотрел на нее, чтобы губная гармошка не поднималась к губам, и музыка не пробуждала в душе неукротимое желание идти куда-то сквозь снег и тьму, идти и не останавливаться, и не понимать, что сброшенное тело осталось далеко позади, и больше нет ничего, кроме зимы и смерти.

Мие вдруг привиделось подземелье. Темные коридоры, ведущие из ниоткуда в никуда, волглые ступени, змеистые корни – и мелодия, которая вела все глубже и глубже во мрак, туда, где нет ни жизни, ни надежды. Мелькнуло чье-то лицо – бледное, суровое, безжалостное, и Мия почувствовала, как притихший было озноб вновь поднимает голову.

Она тряхнула головой, отгоняя видение. Поезд набирал скорость. Рядом с железной дорогой мелькали леса, и Мие казалось, что среди стволов мечутся тени. Должно быть, те грабители до сих пор слышат музыку, которая ведет их по сугробам и постепенно погружает в мертвый сон. Проводник принес высокие бокалы с подогретым вином с пряностями, Мия сделала глоток и не почувствовала вкуса. Словно ключевой воды отпила. Оливер неторопливо вино, смакуя каждый глоток, крутил в пальцах губную гармошку, и Мие казалось, что она никогда не сможет произнести ни слова. Лицо ее опекуна по-прежнему было похоже на маску, из-за которой на Мию смотрело то, что не имеет отношения ни к людям, ни к жизни.

Пока оно смотрело с любопытством. Мия заинтересовала его, и оно не причиняло ей вреда. Пока не причиняло.

– Когда южане осадили Ангеат, то Тристан Кейдн вышел к ним с флейтой, – негромко произнес Оливер тоном преподавателя за кафедрой. – И ее музыка заставила солдат короля Якоба пойти с ним в горы и броситься в пропасть. Они дергались, как марионетки в руках у кукольника, пытались кричать и взывать о помощи и милосердии, но с их губ срывался только стон. А потом и сами они сорвались в пропасть. Так говорит легенда… хотя это только легенда, не больше. Но иногда музыка действительно творит чудеса, как сегодня.

В купе было тепло, но Мие казалось, что окно распахнулось, и в купе со свирепым ревом хлынула метель, заливая все волнами снега. Может, она до сих пор больна, и все это – смерть родителей, дорога на север, музыка, которая помрачает разум – пришло к ней в лихорадочных видениях? Оливер ободряюще улыбнулся: маску сдвинули и тотчас же вернули на место.

– Отдыхайте, Мия, попробуйте вздремнуть. Я пойду к проводнику.