Читать книгу Туман в хрустальном лабиринте - Леокадия Олеговна Бродецкая - Страница 1

I

Март

Глаза очерчены углем,

И капли ртути возле рта, Побудь натянутой струной В моих танцующих руках.

«Пикник»

***

Она открыла дверь и зашла в квартиру. На кухне работал телевизор, муж слушал новости, просматривая попутно сообщения на смартфоне, дети визжали в комнате. Настя почувствовала, ставшее уже привычным, раздражение, – возвращаться домой после работы стремилась последнее время все реже.

Наскоро чмокнув супруга, помахав детям, она заперлась в ванной; хотелось побыть одной, тишины и пару раз затянуться. У Насти была спрятана пачка сигарет со вкусом кофе, но курить Константин строго ей запрещал, спокойствие с подвижными шумными отпрысками тоже представлялось сомнительным; хотя бы пять минут одиночества…

Насте исполнилось тридцать три, высокая, худая шатенка, она выглядела моложе, тратя невероятное количество средств, времени и сил, чтобы скрывать от окружающих возраст.

Косметолог и фитнес-инструктор были лучшими Настины-ми друзьями, а первым, что она перевезла в квартиру будущего мужа, оказались коробка с кремами и велотренажер.

Долго и тщательно рассматривала свое лицо в огромном зеркале на стене; однажды, много лет назад, столкнулась случайно с женой своего бывшего любовника, та была тогда моложе, чем Настя сейчас, но гусиные лапки уже наложили свой отпечаток на когда-то красивое лицо. Эти «лапки» были единственным, что Настя запомнила во внешности соперницы, но с того момента одна только мысль о морщинах вызывала у нее патологический ужас.

Размышления о старости впервые посетили ее в первую беременность, во время прогулки мимо детской площадки.

– Посмотрите, какой у тети большой живот, – крикнул кто-то из гуляющих на улице ребят.

«Мне только двадцать шесть, – возмутилась про себя Анастасия, – какая же я тетя!!!»

Слова со временем забылись, неуверенность осталась.

К тридцати трем редко, но теткой ее все-таки называли; когда это оказывались женщины постарше, в ответ всегда хотелось обозвать их «бабками».

В глубине своего внутреннего «Я» Настя казалась себе молодой, думала порой, что совсем не стареет, просто опыт жизненный прибавляется и оболочка изнашивается.

Огромное прямоугольное зеркало над массивной раковиной отражало узкое, слегка вытянутое лицо, атласную кожу с легким, едва уловимым оттенком загара, темные блестящие волосы, свободно спадавшие на плечи, густая укороченная челка надежно закрывала высокий лоб. Непроницаемый взгляд внимательных карих глаз напоминал о двухсотлетнем господстве на Руси татаро-монгол, разбавивших своей кровью кровь великого русского народа.

Окружающие считали Настю красивой, хотя для нее здравый рассудок в сочетании с интеллектом казались перспективней увядающего очарования. Даже в школе олимпиады по истории и английскому языку предпочитала она конкурсам красоты. Однако, обучаясь в институте, получила предложение перспективной работы в многообещающей компании, где довольно быстро поняла, каким эффективным инструментом воздействия может быть привлекательная внешность, а в сочетании с трезвым умом и холодным расчетом добиваться собственных корыстных интересов в суровом мужском коллективе оказалось и легче, и проще, и результативнее.

С этого момента Настя переоделась в платье и уже больше никогда не выходила из дома ненакрашенной.

Тщательно ухаживать за лицом быстро вошло в привычку, домашние воспринимали длительное пребывание ее в ванной, как некий вечерний ритуал, спокойно и без претензий. Настя получила возможность прятаться от посторонних глаз, в тишине перед зеркалом спокойно предаваться бесконечным фантазиям и мечтам.

Ей вспомнилось внезапно, как в десятом классе заявила отцу с матерью:

– Хочу стать художником!

Рисовать она любила с детства, многие даже считали, у нее есть талант, родители, однако, видели будущее единственной дочери совершенно в противоположном свете.

– Настюша, – отец, финансовый директор крупной компании, смотрел на нее как на тяжело больную, – какая же это профессия, художник? Кем ты работать потом собираешься? Учителем рисования в школе?

– Почему учителем? – возражала Настя. – Организую персональную выставку, буду продавать свои работы.

– Пока ты станешь известной, – удрученно качал головой Владимир Львович, если станешь вообще, – пройдет много лет, а до этого момента ты будешь голодать, ездить на трамвае и носить единственные вытертые джинсы, потому что на новые наряды хватать тебе не будет катастрофически. Я – против! Категорически против сумасбродного твоего решения! Нет, нет, и еще раз нет!!! Получи образование хорошее, устройся на приличную работу, а в свободное время занимайся, чем угодно, хоть живописью, хоть йогой, хоть в театре играй.

Суровый безапелляционный отец внушал ей робость и уважение. В таких же, как у Насти, внимательных карих глазах, спрятанных за круглыми стеклами очков в массивной черной оправе, читалась вековая мудрость народа, бережно передаваемая из поколения в поколения, не растрачиваемая, только накапливаемая в его голове.

Добившийся успеха благодаря проницательному уму и колоссальной работоспособности, в семье пользовался он непререкаемым авторитетом. От него унаследовала Анастасия холодный расчетливый ум, жесткость характера, умение выживать в разобщенном коллективе.

– Настенька, доченька, – уговаривала мать, во всем привыкшая полагаться на мнение мужа, – мы же с папой поддерживаем твои увлечения, но они не должны мешать будущему. Не позволяй своим детским фантазиям разрушить успешную жизнь.

От матери, неплохой в молодости балерины, не добившейся, впрочем, особого успеха и рано оставившей сцену ради удачного замужества, досталась Насте точеная фигура, пластичность, грациозность и живое воображение, склонность к размышлениям, мечтательность на грани фантазийности.

Два разных характера: творческое начало и прагматизм отлично уживались в одном теле, лишив его только постоянства, конечного замысла, единого направления в движении вектора цели, заставляя бесконечно метаться от одной идеи к другой. Сомневаться в себе. С трудом принимать окончательные решения.

Родители проявили неколебимое упорство, и Настя, поддавшись безоговорочному, единогласному их мнению, поступила на экономический факультет.

Подвижный ум хорошо справлялся с математическими расчетами, через пять лет из Анастасии получился прекрасный специалист. Связи отца проложили дорогу к финансовым вершинам, двери в обеспеченное будущее распахнулись пред ней сами собой.

Когда окружающие спрашивали ее о выборе деятельности, всегда отшучивалась: «Экономика просто в центре, объединяет нас вместо церкви, объясняет наши поступки»¹. Получив хорошее образование, успешно контролировала она теперь финансовые потоки «Техностроя».

Благополучное настоящее было создано, детская мечта потерялась в глубинах подсознания.

В очередной раз, закрывшись от мужа и детей, Настя старательно смывала макияж, мечтами устремляясь за пределы квартиры. Скука, накатившая волной, мешала наслаждаться спокойствием в устроенном мире комфортной, обеспеченной рутины.

Настя не жаловалась на судьбу, жизнью своей была довольна: родители за неимением других наследников, все усилия по воспитанию обрушили на нее одну, стремясь вложить в ее голову максимум знаний, обеспечить ей безбедное существование. Настя многое переняла из навыков родителей, более всего, однако, болезненное пристрастие к алкоголю и неуемную тягу к сомнительным развлечениям. И только супруг, железной рукой удерживавший ее в рамках установленных приличий, не давал впоследствии свернуть на кривую дорожку.

Она удачно вышла замуж, сын, дочь, большая трехкомнатная квартира, две машины. Работала руководителем финансового отдела в строительной фирме, делая попутно «людей» из собственных детей, вполне впрочем, успешно.

Глеб подавал большие надежды в дзюдо, а Ника, внешне абсолютная копия матери, с полутора лет занималась плаванием и для ее будущих наград готова была именная медальница.

Настя была довольна своей жизнью, но не счастлива.

Слишком уж благополучной казалась ее жизнь, предсказуемой в своей тоскливой повседневности, в ней не хватало интриги, волнующей кровь, все было просто, понятно, доступно.

Настя достала плоскую бутылку приторно-сладкого ликера, спрятанную за стиральной машиной, сделала глоток.

Скука в который раз открывала ей свои удушающие объятья.

– Хорошо ведь живете? – удивлялись школьные подруги, с которыми продолжала поддерживать отношения, не смотря на растущую между ними пропасть социального неравенства. – Что еще тебе надо?

– Хорошо, – недовольно соглашалась Анастасия, – только тихо, сухо да правильно.

Апатия, словно пыль, мельчайшими неосязаемыми частицами витала в воздухе. Легкая и невесомая была настолько незаметна, что ее можно было вдохнуть, заглотить вместе с пищей, отхлебнуть в бокале вина. Движение стряхивало с себя оседающий пепел хандры, но стоило на мгновение остановиться, как липкий серый налет покрывал лицо, опускался на руки, забивался в карманы одежды. И только оживление тела, циркуляция стремительных энергий позволяли избежать оцепенения, стряхнуть с себя прах, убивающей чувства тоски.

Большинство Настиных знакомых, пережив гормональные взрывы молодости, давно поселились в удобной теплой клетке двухкомнатного комфорта, лишь изредка позволяя страсти перемен разрушать спокойствие, безопасность и предсказуемость устоявшегося бытия.

Анастасия же относилась к тому беспокойному сумасбродному типу людей, которых скука толкала пребывать в бесконечном поиске внешних раздражителей сознания.

Молодость легче справлялась с апатией: строила планы, искала решения, исследовала, познавала, разнообразила жизнь. Поступив в университет, с головой окунулась Настя в кипучую деятельность активных студенческих будней.

К двадцати пяти годам объездила два десятка стран, побывав на разных континентах, пару раз прыгала с парашютом, научилась играть на гитаре, поучаствовала в конкурсе фотографий дикой природы России, неплохо стреляла из боевого оружия, вышила крестиком несколько картин, поплавала с дельфинами и даже умудрилась получить права пилота малой авиации. Однако непостоянство занятий так и не позволило стать Насте профессионалом ни в одной из выбранных областей.

Несмотря на то, что железная сила воли была ее неоспоримым достоинством, – близкие поражались Настиной колоссальной работоспособности. Наметив какой-либо план, могла сутками обходиться без сна и еды, шаг за шагом приближаясь к заветной мечте, решимость ее буквально не знала преград, был в характере Анастасии существенный изъян. Как легко она чем-то увлекалась, так же быстро охладевала к достигнутому результату. Добившись успеха в какой-нибудь сфере, тут же меняла деятельность, стремясь исследовать область жизни для нее совершенно неиспробованную. Неведомое манило к себе, раздвигая горизонты неизвестности, давало простор воображению, сулило небывалые свершения. Насте нравились свежие впечатления. Не долго.

Через пару недель ее снова начинало тянуть к чему-то, мало для нее известному.

В молодости устанавливала себе вехи, создавала проекты, строила планы: купить машину, выйти замуж, приобрести недвижимость, завести детей… С возрастом возможностей для реализации мечтаний становилось все больше, желаний все меньше. Апатия гостила у нее неделями и Настя с трудом находила себе новую цель.

Добившись хорошей должности на работе, заполучив полный комплект разнополых детей, Анастасия совсем потерялась, скука накрыла гигантской волной.

Жаловалась она не на плохое настроение, возникающее время от времени, пребывала в затянувшейся хандре, тоске от нехватки полноценной активной деятельности. У нее, как и у легендарного сыщика Шерлока Холмса, в отсутствии интересного дела «ржавел» мозг.

Настя маялась от тоски, пытаясь найти себе хоть какое-то занятие, начинала что-то и тут же бросала, злилась на себя, на мужа, периодически орала на детей.

У нее были планы на будущее, но какие-то мелкие, обывательские; мечталось о чем-то более масштабном, более значимом. Ей хотелось преодолевать трудности, бороться со сложностями, без покорения новых вершин переставала чувствовать Анастасия жизненный процесс. Недостаток препятствий вызывал у нее неподдельное раздражение, буквально физический протест в извилинах мозга.

– А как же воспитание детей? – возражал муж. – Их же лет двадцать поднимать, если не больше.

– Многие растят собственных отпрысков, – закатывала глаза Настя, – что в этом интересного? Чужие дети – еще, может быть… Но свои – слишком просто, слишком обыденно, не находишь?

– По моему, у тебя просто плохое настроение, от того, что тебе нечего надеть, – отвечал обычно Константин, лояльно относившийся к капризам супруги. Требовательности эгоистичной

Анастасии уступал со снисходительной иронией старшего брата тем самым чувством, которое вызывают порой у взрослых, состоявшихся людей маленькие избалованные дети и породистые собаки. – Может, дать тебе денег и отвести в магазин?

– Мне есть что одеть, – огрызалась Настя и уходила в себя.

У нее было то, к чему стремятся всю жизнь простые обыватели, ради чего годами корпят на работе, старятся, бьются как рыба об лед; семья была, дети, квартира, дача, машина… не было счастья.

Ей нравилась стабильная размеренность семейного мещанского быта, удобные сто десять квадратов с красивым видом из окон, любимые дети, даже прагматичность и расчетливость супруга, тщательно оберегавшего ее от беспокойств и волнений. Хотелось ей при этом перемен. Сомнительных веселых приключений, разбавляющих трясину эмоционального болота, бешеной встряски, позволяющей вкусить разнообразие жизни, всплесков адреналина, бурных, неукротимых, яростно заставляющих колотиться сердце.

Друзья, которым Настя изредка жаловалась на отсутствие глобальных интересов, проблем ее не разделяли, считали апатию блажью, придурью обеспеченной женщины, супруг снисходительно протягивал кредитную карту, предлагал отправиться в спа-отель, родители молча переглядывались между собой, за спиной крутили пальцем у виска. Со временем она замкнулась в своих переживаниях, отгородила семейную жизнь от собственной, личной, со скукой боролась сама, как умела. И только внутренний голос, с которым вела постоянный диалог, подыскивал выход, указывал нужные ориентиры.

Замужем Настя пребывала десять лет, с будущим супругом Константином познакомил ее дальновидный отец, хорошо понимающий в людях и бизнесе.

– Обрати внимание на этого молодого человека, – указал он ей на выбранного претендента, – сын моего партнера, выпускник СПБГУ, подающий надежды юрист и просто положительный парень.

– Перестань заниматься сводничеством, – поморщилась Настя, однако, сразу почувствовала жизненный потенциал предложенного кандидата, с этого момента свободное время проводили они уже вместе к великой радости родителей обеих сторон.

Косте было тридцать четыре; выше Насти на пол головы, крепко сложенный широкоплечий с хорошей спортивной фигурой; на «мистер Олимпия» амбиции его не распространялись, но в зал ходил он регулярно. У него была чуть смуглая кожа, короткие темные волосы, карие, всегда немного грустные, но очень проницательные глаза. Его низкий бархатистый баритон, звучащий в ушах неповторимой безукоризненной мелодией, покорил Настю с первой минуты.

Константин олицетворял собой спокойствие и уверенность, слегка флегматичный, он редко выходил из себя, по натуре был скорей дипломатом, хорошо сходился с людьми, обладал здоровой самокритикой и проблемы воспринимал с иронией.

Настя верила в различные приметы, гадания, знаки судьбы, когда в день первого их свидания оказались под железнодорожным мостом, с проезжающими по нему одновременно двумя поездами, поняла: так задумано свыше! Через полгода Костя, действительно, сделал ей предложение.

Первые годы семейной жизни Ивины провели в понимании и согласии; Настя считала их чувства не банальной, элементарной любовью, – кармической связью. Они разумели друг друга с полуслова, способны были предугадывать желания, на расстоянии чувствовать настроение, и если у одного болела голова, то и другой даже на удалении начинал ощущать то же самое.

В глазах друзей союз Анастасии с Константином выглядел не просто удачным, – был идеален! Они гармонично дополняли друг друга, умело совмещали работу с выходными, не имели привычки жаловаться, ни на себя, ни на других, полны были энергии, энтузиазма, и на людях казались вполне довольными жизнью.

Оба супруга были прагматичны, расчетливы и честолюбивы, умели не только работать, но и зарабатывать и вскоре после заключения брака финансовые дела Ивиных пошли в гору. Они не считали себя богатыми, – у них были более состоятельные друзья, – но в средствах себя не стесняли и к рождению детей успели обзавестись кое-какой недвижимостью.

Появление наследников существенно отразилось на жизненном укладе Константина и Анастасии; все больше времени уделяли они воспитанию отпрысков, и отношения их из романтических переросли в приятельские, а в чем-то даже и в партнерские.

По сложившейся давно привычке старались они проводить свободное время вместе, отправляя детей к бабушкам, нежности, однако, проявляли все меньше.

«Невозможно чувствовать вечное счастье друг с другом, – размышляла порой Анастасия, оставаясь наедине с собой, – для этого нужно умереть в один день, или же заручиться поддержкой Сатаны».

Костя работал юристом в крупной компании; инициативный и деятельный на работе, дома давал себе слабину, позволяя Насте решать, где им проводить выходные, в каком ресторане поужинать, какого цвета выбрать паркет и обои, на какой спектакль отвести детей. Подготовку любых мероприятий, однако, предпочитал контролировать единолично, предусматривая заранее и на ходу устраняя любые возникающие проблемы.

Константин первый вернулся с работы, забрал Веронику и Глеба, дождался возвращения Насти. Их холодильник был полон еды, но без нее никто не ужинал, предпочитая получать персональное приглашение.

Вот и сейчас домочадцы терпеливо сидели в ожидании вокруг не накрытого еще стола.

Настя сжала волю в кулак: потерпеть этот шум всего пару часов, потом ночью в тишине можно будет лежать, смотреть в потолок, размышлять о своем.

Ника взахлеб пересказывала сказку, услышанную накануне по детскому радио, Глеб перебивал, поправлял, размахивал руками. Работал телевизор. Настя смотрела на каждого, кивала головой, улыбалась, но не слушала.

Самым трудным в жизни оказалось не духовное самосовершенствование, как наивно полагала в юности Настя, а построение банального обихода. С личным развитием проблем, как раз, не возникало, повседневные же обязанности превратить способны были в Золушку любую принцессу. «Как точно подметила Агата Кристи, – вспоминалось иногда Анастасии, – когда моешь на кухне посуду, так и хочется кого-нибудь убить!»

«Не тому нас учат в школе, – продолжала она внутренний монолог, – обязательным предметом старшеклассников должно стать «изучение быта семьи». Ну, какое тут «долго и счастливо», когда вечером ждет тебя целая гора посуды, в шкафу пару дней скучает мятая одежда, а полы у детей то и дело покрываются пятнами, неясного происхождения? И экзамен еще ввести с вопросами: Сколько еды нужно приготовить в выходные, чтобы закончилась она к выходным, а не в четверг, как обычно? Почему, чем больше готовишь, тем быстрее съедается? Как выйти из дома с детьми, и не выйти при этом из себя? Сколько раз в неделю позволительно болеть голове? И, наконец, кто в семье главный: то, кто больше зарабатывает, или тот, на кого больше тратят? А тому, кто экзамен сдаст, пройти трехнедельную практику! Нет, три недели мало, – три месяца!!! И сертификат потом выдать: «К семейной жизни готов!». Тогда и разводов в стране меньше будет».

Начинался март – пробуждение жизни, новое утро года; ночи еще стояли морозные, но небо все чаще оставалось ясным, солнце начинало пригревать, и снег на открытых участках покрывался влажной грязевой коркой. Крыши обрастали длинными рядами сосулек, в воздухе звенела веселая хрустальная капель. Дворники сбивали ледяные наросты, и они разлетались на части, отзываясь в сердце трогательной мелодией ранней весны.

Насте, как кошке, в марте все время хотелось любви. Не животной, – большой чистой и светлой. Это был месяц ожидания чуда, пробуждение от холода, долгого зимнего сна. Рассвет надежды, предвкушение необъяснимого счастья, когда душа замирает от смутных предчувствий. Она подолгу пребывала в томном настроении, улыбалась сама себе безо всяких причин.

Дети в саду готовились к утреннику, нужно еще было репетировать стихи, подготовить заранее костюмы. И подарки эти к женскому дню, – ежегодная весенняя суматоха. Мамы, подруги, коллеги, воспитатели, – всех поздравить, никого не забыть; дела накапливались снежным комом. Костя нервничал, – дни пролетали мгновенно, – упрекал Анастасию в бездействии, она даже была с ним согласна в душе, но собраться не могла: мысли ее захватил Максим – занятная игрушка на работе.

***

С Максимом работали они в соседних кабинетах. Ему было тридцать девять, Настя не могла назвать его красивым, хотя какая-то харизма в нем, определенно, присутствовала. Максим обладал типичной внешностью северного европейца: высокий рост, широкие плечи, темно-русые короткие волосы, серые глаза. Нос его с заметной горбинкой неизменно притягивал взгляды окружающих, и в совокупности с поднятой высоко головой придавал лицу самоуверенное, даже высокомерное выражение. Максиму удалось сохранить хорошую спортивную форму, хотя весил он, по Настиному разумению, «под сотню».

Когда смотрела на него, пыталась представить, можно ли вообще шевелиться под этим центнером мяса. Не знала, с чего в голову пришла подобная дикая мысль, но избавиться от нее не удавалось.

Выглядел Максим безупречно: хорошо подстриженный, идеально выбритый, его дорогие костюмы тщательно подбирались по цвету и размеру. Респектабельного внешнего вида, казалось, было достаточно, чтобы окружающих начинала интересовать его душа. «Человек-манекен», – думала Настя, рассматривая коллегу, стремилась вообразить его в шапке, не бритым, ей хотелось хоть как-то испортить совершенную эту картинку, постоянно возникающую перед глазами.

Анастасия хорошо помнила их первую встречу спустя пару дней после возвращения ее в «Технострой» из декрета. Они столкнулись в коридоре. Сначала обратила внимание не на него, на рубашку; белые рубашки были Настиным фетишом, буквально сводили ее с ума, а мужчины в таком одеянии всегда казались привлекательнее прочих. Даже спустя годы знакомства, не могла решить для себя, что нравится в нем больше: его рубашки или черный Инфинити, на заднем сиденье которого втайне мечтала оказаться вдвоем.

Только потом посмотрела в глаза; Максим тоже внимательно разглядывал незнакомое лицо. Они не поздоровались, не сказали ни слова, просто долго смотрели друг на друга, стараясь не отводить взгляда, сколько было возможно.

– А это кто? – спросила Настя секретаря Марину, кивком головы указав на Максима.

– Максим Игнашевич. После твоего ухода в декрет его взяли. Разведенный, между прочим, – понизила голос Марина, – у нас тут все девчонки по нему с ума сходят.

– Понятно.

Настя не выказала никакого интереса, но выбирать костюмы на работу с этого дня начала старательнее обычного.

Максим трудился начальником отдела договоров и претензий, – занятие нервное, но прибыльное, – и Настя, хорошо осведомленная о доходах коллег, сразу на интуитивном уровне оценила его перспективность.

По работе они пересекались мало, разговаривали не часто, но проходя мимо стола Максима, постоянно ловила Настя обращенный на себя взгляд. Иногда специально находила повод пройти мимо, чтобы проверить: посмотрит или нет. Всегда поднимал голову, и Настю изначально веселила дурацкая, придуманная ими игра. Полупрозрачная дымка интимности, толика зависимости, грамм заблуждений.

Начало нежной романтической связи. Каждый держит еще чувства при себе, намеками, взглядом позволяя партнеру догадываться о его симпатии. Легкий флирт, заставляющий быть в тонусе, невинные отношения без гарантий, договоров и обязательств. Они давали возможность почувствовать себя желанной, не разрушая семейной идиллии, подчеркивали женскую востребованность, не нарушая верности супружескому долгу. Поднимали настроение, придавая легкость бытию и приятность работе.

Иногда оставлял ей сообщения на электронной почте, к служебным делам совсем не относящиеся, Настя присылала ответ.

– Считаешь это нормальным? – спрашивал ее внутренний голос.

– Просто игра, – уверяла его Настя, – ничего личного. Как лекарство от скуки.

И ей, действительно, становилось веселее, глаза блестели, работа спорилась в руках, появлялись идеи, новые мысли, пробуждались желания. Даже выглядеть хотелось лучше: она с вечера продумывала завтрашний гардероб, тщательно подбирала аксессуары, и хотя в балетках ходить было удобнее, но без каблуков ощущала себя сошедшей с дистанции.

Это не было любовью, просто глупые мысли от его писем так приятно отдавали вниз живота, что сидеть за офисным столом становилось куда интереснее.

Изредка, в присутствии Кости, испытывала Настя угрызения совести, доля фальши, благодаря Максиму, все-таки вкралась в их семейную жизнь. Остановиться, однако, не могла, оправдывала себя тем, что не делает «ничего особенного» просто пишет в ответ.

За пределами офиса они с Максимом, действительно, не встречались, да и на самой работе разговаривали редко, только если рядом никого не было. Настя предпочитала эпистолярный жанр. Сообщения его удаляла практически сразу после прочтения, в целях безопасности, и хотела считать, что Максим поступает точно также. Она никогда не задумывалась о его желаниях, ей просто хотелось легкого, пьянящего веселья.

Анастасия была ярым противником служебных романов, – этого нескончаемого сериала страстей, разыгрываемых на офисной сцене. Как бы ни пытались его главные герои вживаться в роль шпионов и разведчиков, окружающие все равно обсуждали события «последних серий». Личная жизнь для Насти была темой закрытой, и ей совсем не хотелось становиться объектом пристального наблюдения и бесконечных сплетен окружающих ее коллег.

Отношений, каких бы то ни было, с Максимом Анастасия боялась словно чумы, и, стремясь контролировать свои эмоции, мгновенно одевалась в ледяную броню. Она не испытывала практически потребности в теплых чувствах, пылкая страсть ее быстро утомляла, так как мало питала ведущую Настину стихию – поиск свежих впечатлений. Любые попытки сближения вызывали в ней почти непреодолимое отчуждение. Как однозаряженные полюса магнита, отталкивала его с такой же силою, с какой он притягивал ее к себе.

Она слишком ценила свою независимость, и простор в отношениях вдохновлял куда больше, навевающей тоску определенности.

Максим был Настиной тайной, слишком личным, бесконечно сокровенным секретом, не рассказывала о нем ни двоюродной сестре, ни лучшей подруге, только раз проговорилась приятелю, выпив пару бокалов вина.

– Он просто заполняет пустоту внутри тебя, – ответил, не раздумывая, Паша. Словно в зеркало глядел.

Пустота эта казалась Насте временами огромной черной дырой, она тонула в ней, захлебывалась, как в болоте, Максим возвращал ее к жизни, позволяя почувствовать давно позабытую приятную влюбленность, не нарушая привычного хода устоявшегося семейного бытия.

***

Настя сидела за столом небольшого, но вполне уютного кабинета; его главным достоинством, по Настиному мнению, являлось огромное, во всю стену окно. Разглядывать происходящее через стекло, обрамленное рамой, было единственным занятием в Настиной жизни, которому предавалась безраздельно, всей душой.

В самом начале своей карьеры могла еще поработать где-то в центре офиса, разделенного пластиковыми перегородками на американский манер, но добившись определенного статуса, помещениями с искусственным светом начала пренебрегать. И теперь стол, расположенный рядом с окном, являлся обязательным в списке ее требований к работодателю.

На противоположной стороне улицы располагался жилой, начала прошлого, а может и позапрошлого века постройки обветшалый уже немного дом. Именно его чаще всего и рассматривала Настя опытным взглядом несостоявшегося художника. Вот и сейчас, отвлекаясь от дел, глядела в немытые стекла его глазниц. Крыльцо, лишившееся нескольких ступенек, погнутые заржавевшие перила, – старательно сохранял он свой первозданный вид, чарующую прелесть разрушения, унося воображение смотрящего на полтора века назад.

«Нашему столетию не хватает красоты и изящества, – размышляла Анастасия. Дел было много, работать, однако, не получалось: изматывающая тоска по неведомому оттягивала внимание на себя. – Век стекла и бетона, одноразовой посуды и пластиковых вещей. С ума сойти можно от простоты четких линий в интерьере, минимализма однотипно обставленных квартир, типичных серых фасадов одинаковых многоэтажек в изобилии захвативших окраины города. Куда подевалась орнаментальная изысканность рококо, динамичность образов, роскошество и величие барокко? Глазу же не за что на улице зацепиться! Скучные образы, скучные люди. Даже одежда – и та скучна! – Мельком взглянула на собственный пепельно-серый костюм. – Ни тебе пышности юбок, ни изящества кружева».

– Переодеться! – услужливо подсказал внутренний голос.

– Что? – не сразу поняла Анастасия.

– Пойти, переодеться! Хотя бы что-то в себе поменять… Взбудораженная внезапной идеей, Настя оторвала взгляд от

окна.

Стремясь заполнить свой день до отказа, Анастасия рано вышла из декрета. Должность руководителя отдела финансов, которую она занимала, подразумевала большую нагрузку, значительную ответственность, и Настю это радовало.

К работе относилась она серьезно, с упоением занимаясь упорядочением, рационализацией существующего офисного хаоса. Анастасия любила методический труд, детализацию, регламентированные задачи. Создавала систему, продумывая ее до мелочей, предвосхищала проблемы, изобретала решения.

Не правы те, кто видит в финансах лишь нудные, сухие цифры, – только математики и поэты способны познать истинный восторг, высшее духовное наслаждение, взывающее к каждой стороне нашей слабой натуры.

В экономике кроме нерушимой истины есть своя исключительная прелесть, без пышного блеска, свойственного музыке и живописи,– холодная и строгая, как красота скульптуры, но бесконечно чистая. Она способна открывать неколебимый абсолют, незыблемое совершенство, доступное лишь величайшему из искусств. Это творчество, но созидание рассудка.

Настя была незаменима везде, где требовалась острота ума и способность выдавать идеи. Она хорошо понимала, что подвластно ее силам, от чего следует отказаться, разборчивая и беспристрастная, дружила с головой и порой только с ней.

Не умеющие упиваться красотой безупречного порядка сотрудники, часто с трудом переносили ее правила и требования, ошибочно полагая в них личную тягу к власти. Ей чуждо было ощущение собственной значимости. Настя легко обходилась без персонального внимания, дорого было лишь доминирование четкой структуры.

Насте даже нравилось задерживаться после шести, когда возникала необходимость, ощущала порой причастностью свою к общему делу, и только скука, дурманящая временами рассудок, подавляющая волю, запускающая в голове сумасбродные механизмы, мешала всецело отдаваться любимой работе.

– Я в банк уехала, если генеральный спросит, часа через полтора вернусь, – предупредила она секретаря, направив стопы к элитному магазину дорогого женского белья.

Воздух был ясен и прозрачен, небо вновь прорезали яркие щекотливые лучики теплого лукавого солнца; снег еще не сошел, но в душу уже просилась весна. В такие моменты хотелось раздвинуть горизонты, стереть установленные запреты, заступить за край.

Перемерив несколько моделей, остановила свой выбор на розовом комплекте, в изобилии украшенном тонким, ручной работы кружевом.

«Как тебе?» – отправила фотографию мужу из примерочной кабины.

«Сегодня праздник, о котором я забыл?» – предупредительно осведомился тот.

«Нет, просто так!» – успокоила его Настя.

«Мне нравится», – Костя был привычно сдержан и лаконичен.

– Немного эротики сегодня не помешает, – подключилось к разговору второе «я».

– Пожалуй, – в очередной раз согласилась с ним Анастасия. Сняла ягодный топ, надев жакет на практически голое тело.

На работу вернулась она раньше обещанного.

– В тебе что-то изменилось, – обратила внимание секретарь, не улавливая, однако, сути перемен.

– Настроение поменялось, – довольно ответила Настя. Ей безудержно хотелось пройтись по офису, посмотреть на реакцию окружающих.

Вытащив из сумки пятьсот рублей, она направилась в соседний кабинет.

Зарплата в ее организации, как и во многих российских компаниях, была «серая». Официальную часть переводила на карты бухгалтерия, «черную» составляющую раздавала в конвертах Анастасия. Деньги поступали обычно крупные, и она за несколько дней начинала готовить размен. Коллеги давно привыкли к ее бесконечным манипуляциям с деньгами, бывало даже, сами предлагали помощь.

– Поменяешь мне пятьсот рублей по сто? – с невозмутимым видом обратилась она к Максиму. Поставила рядом свободный стул, закинула ногу на ногу.

Он перевел взгляд с длинных тонких каблуков ее дорогих туфель на перламутрово-розовую нитку жемчуга, уютно расположившуюся между ложбинкой груди.

– Поменяю, – протягивая мелкие купюры, дотронулся до ее пальцев. – У тебя такие руки холодные…

– Ага, – бесстрастно ответила Настя, подавляя внутреннюю улыбку. – Я же – королева снежная. И вместо сердца у меня кусок льда.

– Хочешь, я тебя согрею, и ты оттаешь? – он крепко сжал ее ладонь, внимательно посмотрел в глаза.

Настя почувствовала нарастающее с каждым мигом смущение.

– Если я растаю, то потом с большой долей вероятности испарюсь, – она выдернула руку. – И ты совсем не похож на Кая!

Таял снег, таяло сердце.

Удовлетворенно вернувшись в кабинет, Настя принялась за анализ прибыльности нового объекта, который откладывала с самого утра. Активизировавшийся мозг мгновенно подсчитывал цифры, проверял данные, выдавал результат. За час справилась она с рассчитанной на полдня работой.

– Настюша, – заглянул генеральный директор, – я тебе чеки принес. Представительские наши расходы. По кассе своей проведи, – взгляд его внезапно остановился на удлиненном вырезе ее делового костюма. Директор замолчал на полуслове. – Бесподобно сегодня выглядишь, – отвлекся он от финансового вопроса.

Юрий Михайлович был уже не молод, но женщин от этого любить не перестал.

– Хорошо, – хладнокровно ответила Настя. – Проведу. Деньги вечером Вам занесу.

Генеральный вышел.

– Ну, как? А? – ликовало подсознание. – Какая мелочь, а столько внимания!

– Пожалуй, – довольно согласилась Анастасия.

Наступил последний рабочий день перед восьмым марта; Настя приехала на работу в начале одиннадцатого, – была на утреннике у детей, – и сперва не узнала свой офис. В коридорах, кабинетах на ресепшене было развешено гигантское количество разноцветных воздушных шаров. В первое мгновение Настя посчитала, что ошиблась дверью; оказавшись же в своем кабинете, решила, что генеральный ограбил оранжерею, – такого количества цветов на работе видеть ей еще не доводилось.

Как и у большинства сотрудников компании, восьмое марта ассоциировалось у Анастасии в первую очередь с обязательными поздравлениями и лишним выходным, но она была благодарна Кларе Цеткин за возможность лишний раз почувствовать себя женщиной и отдохнуть.

Скинув норковую шубку, поздравила своих подчиненных. Затем налила утренний кофе, отправилась в бухгалтерию, обменяться подарками. В их кабинете также как и в остальных частях офиса царила празднично-возбужденная атмосфера.

С бухгалтерией контактировала она чаще других отделов, – это был неподражаемый, обособленный от всего «Техностроя» неповторимый, диковинный мир. Бухгалтеров было четверо, и Настя их обожала. Редко доводилось ей встречать настолько сплоченный коллектив. Главбухи в компании менялись часто, иногда и полгода не работали, в какой-то момент Анастасия даже перестала запоминать их имена, но основной костяк держался годами и мог, казалось Насте, работать самостоятельно, без всякого руководства.

Замглавбуха Елена, пышногрудая блондинка несколькими годами старше Анастасии, всегда поражала ее своей фонтанирующей энергией, неиссякаемым оптимизмом. В какие бы передряги не попадала Лена, неизбежно пребывала в приподнятом настроении. Елена носила короткие юбки и неизменные шпильки, никак не стеснявшие свободу передвижения, не мешавшие ей вихрем проноситься по офису. Настя всегда безошибочно угадывала ее местоположение по громкому смеху или стуку каблуков.

Зарплатой занималась Светлана, блондинка с идеальным каре, невысокого роста, неизменно приветливая и доброжелательная, Настя, как выяснилось случайно, училась в институте с ее сыном. В Светлане виделось Анастасии что-то материнское, и, бывало, хотелось поговорить по душам.

Нина Петровна, безусловно, являлась центром притяжения офиса, около ее стола распивали чаи все, кому в данный момент желалось отдохнуть. Ей было сорок семь, среднего роста шатенка в теле, с короткой стрижкой и мягким характером, по-детски трогательная, в чем-то даже наивная, ее невозможно было не любить. Настя частенько заходила к Петровне, – как звали коллеги бухгалтера между собой, – поболтать.

Оле было сорок пять, маленькая хрупкая брюнетка, веселая и беззаботная, Анастасии казалась она девочкой и старшей сестрой своей дочери-студентки. Возрастные изменения практически не коснулись Ольгиного лица, и Настя подозревала ее в сговоре с дьяволом, ибо денег на пластического хирурга у нее не водилось.

– Если в сорок пять ты не будешь смотреться как Оля, – повторял Константин Анастасии после каждого ее визита к ним домой, – я выгоню тебя за дверь.

Была в бухгалтерии замечательная традиция: каждую пятницу во время дневного перерыва отправлялись они в близлежащий суши-бар, прихватив с собой бутылку шампанского. Временами перемещались и в другие заведения, куда пускали со своим алкоголем, но шампанское всегда оставалось неизменным. Настя тоже иногда обедала с ними по пятницам, ей нравились веселые дружеские посиделки, напоминавшие буйную Настину молодость.

– Настёна, ты такая красивая!!! – сотрудницы перестали обсуждать происходящее на работе, переключив свое внимание на Настю.

В офисе Анастасия предпочитала носить строгие костюмы, но в честь женского праздника позволила себе надеть нарядное платье – чехол цвета экрю обтягивало небесно-голубое кружево. Холодные цвета безупречно подчеркивали смуглую кожу, и Настя хорошо это знала. Идеальная длина, до колена, оставляла простор воображению; удлиненные рукава закрывали по-детски треугольные плечи.

Анастасия любила высоченные шпильки, мгновенно превращающие ее в человека-стремянку, но сегодня решила умерить приступы гигантизма. Для грядущего праздника выбрала бежевые лодочки с невысоким удобным каблуком, – мужчины, на которых смотрела сверху вниз благодаря «четырнадцатисантиметровому допингу» чувствовали себя в ее обществе неуютно.

Укладку Настя делала больше часа. Долго размышляя, чтобы сотворить на своей голове, предпочла остановиться на простых объемных локонах, позволяющих добиться модного, и одновременно нежного, романтичного образа.

Оля с Леной, перебивая друг друга, делились с Настей впечатлениями. Света изредка вставляла свои комментарии. То и дело забегали девчонки из отдела кадров, фотографировали друг друга, тут же размещали снимки в социальных сетях. Атмосфера предстоящего торжества никого из женщин не оставляла равнодушной, и Анастасию постепенно охватило всеобщее возбуждение; Работать не хотелось, лишь неотложные дела заставили ее вернуться к своему столу.

– Юрий Михайлович, можно? – Настя постучала в директорскую дверь. Нужно было обсудить финансовые вопросы перед предстоящими тремя выходными.

– Настюша, заходи, – генеральный был в отличном настроении и великолепном костюме. – Шикарно выглядишь.

– Спасибо, Юрий Михайлович, – улыбнулась комплименту Анастасия, – Вы поразили сегодня весь наш женский коллектив!!! Это просто бесподобно!!! Девчонки работать уже не могут, визжат от восторга.

– Собственники выделили достаточно средств, – директор был явно доволен собой. – До двенадцати сегодня поработаем, потом отмечать будем, в три часа можно уже расходиться.

«Половина дня еще будет свободна, – сразу прикинула Настя,– сколько дел еще можно переделать», – иногда ей, как и другим коллегам, тоже хотелось покинуть офис пораньше.

Отмечать восьмое марта предстояло в итальянском ресторане, находившемся на первом этаже бизнес-центра. Настя расположилась между Леной и Олей – лучшими своими собутыльницами, не считая секретаря Марины, – ее терзали вечные сомнения. Хотелось выпить в компании подружек, но больше вернуться домой на собственном автомобиле. Могла, конечно, приехать и на метро, но шквальный северный ветер грозил еще с утра испортить укладку, лишив ее образ совершенства, что было бы сегодня не допустимо.

«Доберусь как-нибудь потихоньку, – вела она внутренний монолог, – а Косте скажу, на метро ездила, – садиться за руль навеселе было ей не впервой, но с мужем доходило тогда до скандалов. – Или оставить? А завтра забрать? Завтра ехать не хочется».

– Ты чего не пьёшь? – Юрий Михайлович подошел к их столу с бокалом шампанского.

– Я за рулем, – Настя попыталась изобразить улыбку.

– Отвезет тебя кто-нибудь, я позабочусь, – директор излучал уверенность и оптимизм.

– Мне нужна услуга – «трезвый водитель», – Настя пыталась шутить, хорошее настроение начало к ней постепенно возвращаться.

– Организуем, – пообещал Юрий Михайлович.

– Давайте я Анастасию Владимировну домой отвезу, – Максим остановился рядом с генеральным директором, – нам в одну сторону.

– Меня нужно доставить вместе с моей каретой, чтобы за три дня выходных она не превратилась в тыкву, – заблаговременно предупредила его Настя.

Максим на секунду задумался.

– Хорошо, – согласился он.

Это был идеальный вариант! Анастасия потянулась за шампанским.

– Давайте выпьем за то, чтобы завтра с утра не болела голова и нам не было стыдно за вчерашние поступки!

Окружающие с удовольствием поддержали тост. Раздался звон хрусталя.

– Постой, – Настя, внезапно поставила на место бокал, – а как же твое авто?

– Я сегодня на метро, – успокоил ее Максим.

– То есть, ты из-за меня сейчас пить не будешь? – поинтересовалась она.

– Ради Вас, Анастасия Владимировна, я это как-нибудь переживу.

Лена с Олей лукаво переглянулись, многозначительно захихикали, Настя смутилась под их пристальными взглядами.

Восьмое марта относилось к тем редким, событиям в подготовке к которым не требовалось никакого женского участия. Как и любой жест доброй воли со стороны руководства, стремление взять на себя чужие обязанности воспринималось сотрудницами исключительно позитивно, и поскольку никак не призвано было подчеркнуть навязанную слабость, принималась конфетно-букет-ная традиция с неизменным восторгом.

Праздничный банкет завершился с полноценным спектаклем, в котором участвовали собственные доморощенные актеры, приведя сотрудниц «Техностроя» в совершенный восторг. Настя даже не подозревала таких ярких сценических талантов у инженеров, айтишников и специалистов по эксплуатации. Корпоративы, порой, помогали ей увидеть коллег своих с лучшей их стороны.

Три часа пролетели незаметно. От шампанского кружилась голова, хотелось поговорить и сомнительных приключений. Ударная доза алкоголя и царящее вокруг веселье отвлекли Анастасию от привычно накатывающей хандры. Подвыпившие коллеги развлекали ее, помогали забыть о бессмысленной бренности существования.

– Поехали? – Максим стоял уже одетый.

Настя вздрогнула, словно Золушка на балу, и думать уже позабыла о предстоящем возвращении домой.

– Пять минут, только вещи возьму. Она кинулась в бухгалтерию.

– Ленусечек, пожалуйста, поехали с нами! – умоляла сотрудницу Настя. Елена жила в относительной близости, Настя частенько подвозила коллегу домой, с ней она чувствовала себя на порядок спокойней. – Ты же знаешь, я, когда пьяная, такая дура!

Остаться с Максимом вдвоем в закрытом пространстве пластиковых панелей казалось ей сейчас невыносимо страшным. В его присутствии теряла уверенность, начинала смущаться, нервничать, ощущая себя в глубине пятнадцатилетним подростком.

Максим терпеливо ждал, пока Лена оденется, сложит подарки, попрощается с коллегами. Настя стояла рядом, как будто ни при делах.

Передвигаться в пассажирском кресле собственного автомобиля было для Насти в диковинку; как Алиса в зазеркалье, оказалась с другой стороны привычного, знакомого мира. Заднее сиденье было заложено цветами, разлетающиеся по машине воздушные шары зависали под потолком, мешали обзору. Елена, с комфортом расположившаяся среди конфет и пакетов, звучным смехом заполняла тишину, разряжала гнетущую атмосферу неловкости.

– Спасибо, что подвезли! Настёна, тебе хорошо отдохнуть. Тебе, Максим, тоже, – Лена захлопнула дверь, потоком воздуха шары опять раскидало по салону.

Настя осталась с Максимом вдвоем. В наступившем безмолвии, казалось, слышала стук собственного сердца, волнительный и долгожданный момент, союз восторга и испуга.

Неожиданно для себя покраснела как школьница, впервые оказавшаяся на свидание.

Фразы никак не хотели собираться в предложения, нависшее молчание становилось уже принужденным, спасало только бодрое радио, ежесекундно исторгая из себя потоки музыки и слов.

Насте вдруг вспомнилось восьмое марта в первом классе. В школе их почему-то рассаживали за партами попарно: мальчик – девочка, и поздравляли друг друга с праздниками они по такому же принципу – кто с кем сидел. Настиным соседом был Сергей.

Перед двадцать третьим февраля Анастасия заболела и всю следующую неделю провела дома. Подарить подарок Серёже после болезни в голову ей как-то не пришло.

– Я тебя тоже поздравлять не буду, – каждый божий день угрюмо твердил одноклассник.

Настя уже успела свыкнуться с мыслью, что в женский праздник останется без подарка. Весь день, накануне выходных Серёжа мрачно отворачивался от Анастасии, но под конец уроков все же подарил ей книгу о правильном воспитании детей. Она была тронута, до сих пор хранила ее в шкафу, в квартире родителей.

«Надо будет как-нибудь спросить, помнит ли он еще это восьмое марта», – подумала Настя.

– Тебе машину помыть нужно, – внезапно заметил Максим, стремясь, как показалось ей, растянуть время совместного их пребывания. – Ты ее вообще когда-нибудь моешь?

– Случается, – отозвалась Анастасия, – но если ты находишь ее не достаточно чистой, можешь исправить положение.

Максим свернул на ближайшую помывочную станцию. Автоматические щетки размазывали по бокам автомобиля густую белую пену, затемняя стекла. В салоне было тепло, уютно и сумрачно, как в домике вечером. Заработали насосы, сверху на крышу машины хлынули, смывая мыло и грязь, мощные струи воды. Закончился водопад, теплые потоки воздуха обсушили Настин «Пассат», можно было продолжить дорогу, но за деньгами к ним никто не подходил.

За разговорами прошло еще пять минут.

– Про нас, похоже, забыли, – вздохнул Настин попутчик, не выказывая, однако, никакого желания покидать салон автомобиля.

– Макс, а давай, уедем и не заплатим? – внезапно предложила Настя, подстрекаемая запьяневшим внутренним голосом.

–Не переживай, я дам тебе пятьсот рублей, – откликнулся он, не правильно истолковав затею новой подруги.

– Не в деньгах дело! – возразила Анастасия. – Весело просто!

– Тогда ты больше не сможешь на эту мойку вернуться.

– Велика беда! – хмыкнула Настя. – Да, их в городе на каждом углу!

Максим окинул взглядом полутемное помещение, камер нигде видно не было.

– Поехали, – согласился он, поворачивая ключ в замке зажигания.

Второе «я» приплясывало в голове.

Это был именно тот человек, – безрассудный и авантюрный, которого Настя искала всю свою жизнь.

Максим припарковал ее черный «Пассат» перед подъездом, практически там же, откуда она отъехала утром. Константину теперь не придется ничего объяснять. Открыл ей входную дверь, – с пакетами, подарками, шарами ключ можно было держать только в зубах.

– Спасибо, солнце! – Анастасия впала в благостное расположение духа. – Прости, не могу позвать тебя к себе.

– Да, я понимаю, – кивнул Максим. – Хороших тебе выходных.

Настя смотрела на него и чувствовала нарастающую неловкость. Наверно, должна была его обнять, но у нее были заняты обе руки.

Восьмое марта представлял собой один из тех редких дней в жизни замужней женщины, когда все полученные от поклонников цветы можно было забрать домой и честно сказать мужу, что подарили их на работе.

Костя вернулся через полтора часа.

– Пойдем в детский сад? – Настя уже успела разобрать принесенные домой подарки. Заодно и воспитательниц поздравим. – Мне столько конфет притащили, можно в магазин не заходить, – Анастасия поставила в коридор несколько нарядных бумажных пакетов.

– Нормальные конфеты? – предупредительно уточнил супруг.

– Да, хорошие. – Настя показала коробки.

Глеб и Вероника любили, когда родители заходили за ними вместе. Настя не могла найти объяснения пристрастию детей, но желание их по-возможности удовлетворяла.

– Может, возьмём Нике красный шар? Ей, наверняка, приятно будет! – предложила жена.

– Тогда и Глебу надо, – Костя поддерживал равноправие в семье.

– Но это же восьмое марта?..

– Все равно!

***

Насте не спалось; несколько часов уже лежала в темноте, смотрела в потолок и думала о Максиме. Рядом тихонько посапывал муж.

– Он просто подвез меня домой, – оправдывалась Анастасия.

– Ага, – хмыкнул внутренний голос, – на твоей машине…

– И что? На улице холодно было, мне не хотелось идти на метро.

– Такси существуют для этого.

– Я не люблю общественный транспорт, – продолжала Настя монолог с самой собой, – и таксистов, между прочим, боюсь, они все – маньяки!

– Конечно! – ухмыльнулось второе «я».

– Я хочу ездить сама на своей машине! И выпить хочу! Что я – не человек? Мне выпить, что ли нельзя?

– Без комментариев, – ответил внутренний голос. – Если тебе стало от этого веселее…

***

Анастасия проснулась первой, приготовила завтрак, накрыла на стол, – привычная утренняя суета.

– Хочешь, дома отдохни. Я в кино с детьми могу поехать, – предложила она супругу.

– Что это мы такие добрые? – осведомился Костя. – У тебя деньги закончились?

– Восьмое марта только завтра, – отшутилась Настя, – сегодня еще можешь не напрягаться.

Перед мужем испытывала она легкую вину за то, что домой ее привез другой мужчина.

В кино с детьми поехала Анастасия на метро. Садиться за руль после вчерашнего корпоратива не решилась.

– На десять тридцать пять билетов нет, – ошарашила ее кассирша.

Глеб и Вероника растерянно смотрели на мать, ожидая, видимо, какого-то решения.

– Костя, – позвонила супругу Настя, – у нас небольшая проблема. Билетов на фильм больше нет.

– Ну, сходите на мультик, – предложил Константин.

– Мультик уже полчаса, как идет, а следующий фильм только в двенадцать начнется, – Настя привычно ждала от супруга подсказки.

– Повиси минутку, – тут же сориентировался муж. – На соседней станции метро есть кинотеатр, и билетов в нем полно. Начинается только ваш фильм через пятнадцать минут. Ускоряйтесь, давайте!

Ухватив детей за руки, Настя кинулась ко входу в метрополитен.

«Как чувствовала, на машине не поехала, – радовалась Анастасия, – иначе бы точно опоздали!»

Эскалатор тащился медленно, словно и сам отмечал накануне грядущее восьмое марта.

– А давай, мама, пешком пойдем? – предложил Глеб.

– Это опасно, – запротестовала Анастасия.

– Иначе мы не успеем! – поддакнула Ника.

– Ну, хорошо, – согласилась Настя, – только я иду первая, вы – за мной, и если голова у кого-то закружится, сразу же мне говорите.

Наверх они тоже поднимались пешком.

– Это настоящее приключение, – радовались настины наследники.

Бегать по эскалаторам с детьми Анастасии, привыкшей передвигаться на машине, тоже раньше не доводилось. В зал они зашли, когда фильм еще не начался.

Вернувшись домой в отличном настроении, она застала дома свекровь и одетого для выхода Константина.

– Кузнецовы встретиться предложили вечером, начать заранее восьмое марта отмечать, – перехватил супруг ее вопрошающий взгляд. – На завтра у всех планы другие намечены.

Настя сразу сникла, общение с приятелями мужа удовольствие доставляло ей минимальное.

Судьба еще в школе свела Константина с Сергеем, после окончания среднего обязательного учебного заведения вместе проучились они пять лет на юридическом, но потом их пути разошлись. Костя успешно работал по специальности, Серёга же подался в предприниматели. Иногда фортуна расстилала перед ним красную дорожку, посыпала зелеными купюрами, но порой уходила по-английски, забывала даже номер свой оставить.

В критические моменты своей жизни Серёга пропадал из поля зрения семейства Ивиных, когда же удача обращала на него свой взор, вспоминал о школьном приятеле, находя безупречные предлоги, чтоб его повидать.

Сергей был невысокого роста, плотного телосложения с ярко выраженной склонностью к полноте и уже намечающейся залысиной на высоком лбу, говорящем о незаурядных его умственных способностях. Отросшая борода с проступившей раньше времени сединой добавляла его образу десятка полтора лишних лет. Светлые, почти прозрачные глаза Сергея устремлены были в сторону собеседника, казалось, слушал он внимательно, даже если и не слушал вообще. Удивительное спокойствие, невозмутимость гранита, не раз вызывали в Анастасии желание разозлить его, вывести из себя приятеля мужа, уж слишком безжизненной виделась Насте его физиономия, погруженная в бесконечную медитацию.

Костины посиделки с Сергеем не столько напоминали дружескую беседу, сколько интеллектуальную баталию, стремление продемонстрировать свое превосходство.

– Похвастаться новой машиной хочет, – ворчала про себя Анастасия, – или новой женой, – ее раздражало стремление мужа доказывать друзьям свою состоятельность в любой жизненной сфере. Это неудержимое желание всегда и во всём быть первым, не просто первым, – лучшим из лучших. – Почему ты за меня постоянно решаешь, с кем я время должна проводить? – недовольно уточнила Настя.

– Ну, я же таскаюсь с тобой повсюду, где тебе хочется?! – рационально заметил супруг.

– Мне тогда платье новое нужно, – выдала Настя первое, что пришло ей в голову, – повод хоть и надуманный, но достаточно веский, чтобы оставить дома собственную персону.

– Да, да. Я помню, тебе же совершенно нечего надеть, – саркастически заметил супруг, заранее готовый к любому повороту сюжета. – Я, если ты обратила внимание, уже жду тебя одетый.

Настя вздохнула, проницательность мужа иногда не знала границ.

Платья для Анастасии всегда выбирал Константин, от природы обладавший безупречным вкусом, идеальным чувством стиля.

Битых полчаса перемеряла она наряды в небольшом магазине с широким ассортиментом, куда привез ее супруг.

– Я бы предпочла что-то попроще, – Анастасия неуверенно посмотрела на Костю, облачившись в новое чудо текстильной промышленности, – что-то более традиционное… в этом я чувствую себя скованно…

– Да, но одежда должна выделять тебя из толпы, – возразил Константин. – Какой интерес в однообразии безликих клонов?

– Я хочу носить удобную мне одежду, – сопротивлялась Настя, – это платье должно следовать за мной, а не мои габариты упаковываться в его очертания. Может быть, остановимся на бежевом?

– Категорически нет! – возразил Константин. – Оно тебя простит. Настоящая женщина создана для того, чтобы ей восхищаться. Она должна быть сексуальной, в независимости от того, что на ней одето. Я не говорю сейчас о прозрачных тканях и глубоких декольте, – предупредил он возражения супруги. – В ней должна оставаться загадка. Что загадочного в бежевом платье?

Настя безучастно закатывала глаза. Переспорить мужа бывало порой невыносимо сложно.

– Данная модель Константина Евгеньевича, наконец-то, устраивает? – Анастасия снова переоделась.

– Не вполне, – поморщился Костя. – Хочется чего-то более выразительного, более элегантного.

– Может быть это? – консультант принесла им очередное платье. – Роскошный бордовый цвет, принципиально новый дизайн, – обращалась она преимущественно к Константину, бросая взоры на Настю более как на манекен, нежели человека, способного принять окончательное решение.

Костя придирчиво оглядывал жену.

– Тебе самой-то хоть что-то нравится кроме бежевого? – поинтересовался, наконец, он.

– Голубое платье кажется мне идеальным, но не слишком ли светлое для начала весны? И обуви нет к нему подходящей.

– У него фасон простоват. Я бы посоветовал то синее, оно буквально на тебя сшито, и смотрится изящно.

– Синее, действительно, хорошо село, – поддакивала продавец, – материал изысканный, дает женщине чувство собственной исключительности.

– Тебе не кажется, что синий цвет несколько банален? – поинтересовалась у супруга Анастасия.

– Ничуть, – уверенно возразил Константин. – Синий цвет безупречен. Мы синее возьмем, – обратился он уже к консультанту. И они улыбнулись друг другу дежурной улыбкой, должной означать дружелюбную любезность.

Вечер субботы выдался пасмурным, дождь вперемешку со снегом осаждал хмурый город.

– Можешь еще каблуки повыше надеть? – попросил жену Константин.

– Хочешь, чтобы я ростом подавляла всех твоих друзей? – усмехнулась Настя.

– Плоская подошва простит, шпильки же меняют облик женщины, делают более выразительным язык ее тела, – пояснил свое мнение супруг.

– Ну, ты разбираешься, конечно! – язвительно заметила Анастасия.

– Да, я эксперт во всех областях! – согласился Костя. – Ты же поэтому меня выбрала?

– Пффф, – Настя закатила глаза.

Жена у Сергея оказалась все та же, – худая миниатюрная блондинка с большими голубыми, как у куклы, глазами, перекаченными губами и ярким лаком на длинных ногтях. Машина, как будто бы, тоже не изменилась.

«В чем же подвох?» – размышляла Анастасия, ковыряясь в тарелке сырых овощей. Хотя поесть она любила и дома ни в чем себе не отказывала, присутствие Марии, вечно изнуряющей себя диетами, вызывало у Насти некоторое подобие женской солидарности: в компании Кузнецовых она тоже отвергала калорийные блюда.

– В понедельник стартует мой тренинг по саморазвитию и мотивации, – Сергей продолжал вести с Костей активный диалог, – вписался недавно в новый проект.

– Ты как всегда в тренде! – откликнулся Константин. Его школьный приятель обладал уникальным чутьем на доходные бизнес-идеи.

– Кийосаки перечитал? – вмешалась Настя, не упуская возможности съязвить. На лице Сергея, однако, не дрогнул ни один мускул.

– Серёжа, между прочим, книгу издал, – подключилась к разговору Мария, забавно растягивая слова.

«Так вот, в чем, оказывается, дело!» – мелькнуло в Настиной голове.

– Да, кстати, привез вам ее в качестве сувенира, – Сергей вытер руки, пододвинул к себе кожаный портфель.

На черно-зеленой обложке твердого переплета крупными буквами красовалось: Сергей Кузнецов.

– Будешь посетителям курсов продавать? – поинтересовалась Анастасия, пока супруг ее вертел в руках недавно напечатанное издание приятеля.

– Ты совершенно правильно понимаешь мою задумку, – серьезно ответил ей тот. – Дополнение своего рода к тренингу.

– Два раза с людей деньги содрать хочешь? – хмыкнул Константин.

– Ее можно купить и отдельно, – возразил Сергей, – или же только посетить наш тренинг, – он уже начал входить в образ продавца своих услуг и товаров.

– Но лучше и то, и другое! – язвительно вставила Анастасия. – Чтобы сразу задействовать все органы восприятия. Сначала ушами тренинг послушал, затем глазами по строчкам книги пробежался, закрепил, так сказать, материал.

– Именно! – согласился Сергей. – Надо было на тебе жениться. Мы бы с тобой развернулись.

– Ты, действительно, считаешь, что можешь кого-то замоти-вировать? – скептически уточнил Константин.

– Я считаю, что спрос рождает предложение, – убежденно ответил приятель. – Люди хотят знать, как стать успешными, и я готов им это рассказать. На своем ли примере, на чужом, – не так важно, главное, они услышат то, что хотели услышать.

– Ты напал на золотую жилу, – Настя откинулась на спинку дивана.– Коуч-шлак печатается нынче необъятными тиражами и бьет все рекорды продаваемости, проигрывая, пожалуй, только детективам.

– И не говори, – отозвался Серёга, – разве могут быть нудные лекции занятнее истории о том, кто кого и как убил?

– А у вас, что интересного происходит, – обратилась к Насте Мария, которую разговоры о заработках развлекали мало. Единственной ее, как и многих обеспеченных домохозяек, головной болью была проблема, как лучше и качественней потратить сбережения супруга.

Анастасия и сама была рада сменить тему на более для нее интересную.

– Я недавно познакомилась с полотнами великого творца, нашего, к слову сказать, современника, – призналась она Марии.

Выставка эта, на которую попала с подругой-художницей, произвела на Настю колоссальное впечатление, она словно попала в чей-то волшебный сон. Суровые герои и томные красавицы, толстощекие, упитанные дети и высохшие старики, – параллельный мир, сказочный и достоверный одновременно, традиционный монгольский миф, облеченный в ироничную форму. Остановившийся кусочек реальности, застывший в краске момент бытия.

Приятельница слушала с должным вниманием, подтолкнув Анастасию к продолжению рассказа.

– Меня удивило, – восхищалась Настя, – как разительно отличаются от современного европейского искусства полотна этого бурятского художника: неожиданностью парадоксальных образов, контрастом традиционных техник, глубиной национального духа. Не просто изображения, насыщенные характерными свойствами азиатской культуры, – философия необъятных просторов Великой степи.

Настя мысленно вернулась в прошлое, предавшись кратковременным воспоминаниям. Память бережно хранила этнические мотивы, доносившиеся некогда из колонок, расставленных по углам выставочных залов. Музыка служила безупречным фоном зрительному ряду, поддерживала мистический настрой, перенося созерцателей за пределы реальности, созданной величайшим творцом современности. Оставляя их один на один с закрытыми, погруженными в себя аскетичными персонажами этих гениальных картин.

– Твои друзья-художники – нищеброды, – выдернул ее из приятных мечтаний негромкий голос Сергея.

– Да перестань, – возразила ему Мария, воображавшая себя подругой Анастасии, – Настя, например, хорошо рисует и хорошо при этом зарабатывает.

– Не надо путать теплое с мягким, Машуня, – поправил ее супруг, – Анастасия зарабатывает головой, а не рисованием. Ты знаешь, – обратился Сергей уже к Анастасии, – что Ван Гог при жизни продал всего одну свою картину?

– Это легенда, – с досадой возразила Настя, – придуманная неизвестно кем для поддержания образа непризнанного гения. Он продал немного своих картин, но все-таки не одну!

– И, тем не менее, – упорно настаивал на своей мысли Сергей, – при жизни популярным он не стал! Задумывалась ли ты когда-нибудь, Анастасия, зачем людям слава после смерти? К чему им после жизни почести и воздаяния таланту? Живем-то мы сейчас, кушать сейчас желаем и детей сейчас воспитывать приходится… – он замолчал на пару секунд. – Не хочешь, кстати, консультантом моим поработать? Я планирую еще один тренинг запустить в ближайшее время. Какую-нибудь хрень финансовую, разумеется, для новичков. В цене, думаю, сойдемся, я не жадный!

– Как заработать на продаже криптовалюты, например? – подсказал, вмешавшийся в разговор Костя.

– Тоже вариант, – согласился Сергей. – Она же признана официальной, имеет высокий уровень капитализации и, вдобавок, не страшится практически инфляции, поскольку не предусмотрена дальнейшая эмиссия этих монет.

– Решил биткоинов прикупить? – хмыкнул Константин.

– За небольшой сравнительно период курс биткоина существенно возрос, – уклончиво ответил приятель. – Многие жалеют, что не вложили деньги в свое время именно в эту электронную валюту.

– Опять людям голову дурить собираешься? – засмеялся Константин, – да еще и с моей женой?

– Я продаю людям информацию, – возразил Сергей, – а насколько удачно они смогут воспользоваться ей, для меня лично вопрос второстепенный. Ну, так как? – обратился он уже к Насте.

– Я подумаю, – ответила та.

В холодном воздухе питерских улиц витала особенная мартовская свежесть, – чувствовалось первое дыхание весны. Всё более хрупким становился тонкий лёд, стягивающий лужи по утрам, оттаивал к полудню под воздействием нарастающего тепла. Сквозь редкие кучевые облака ярким чистым светом проникали веселые лучи мартовского солнца.

Настя стояла у окна, в руках дымилась кружка с ароматным, обжигающим кофе.

Бодрящий напиток с утра являлся неизменной церемонией устоявшихся офисных будней. Затем читала гороскоп, просматривала личную почту, пересчитывала в сейфе наличность. После чего начинался рабочий процесс. Если неизбежность бытия заставляла менять привычный распорядок, весь день шел насмарку. Перемены Настя любила, но этот утренний ритуал предпочитала оставлять незыблемым, как маленький островок стабильности беспокойного мира, как твердую уверенность в ежедневном восходе солнца.

Через два часа напряженной работы решила сделать перерыв, захватив ненужную более папку с договорами, направилась в соседний кабинет. Отдала документы, поболтала с коллегами.

Проходя мимо стола Максима, Настя посмотрела на него и улыбнулась. После корпоратива их отношения заметно потеплели.

– Что ты смеешься? – заинтересовался он.

– Да так, не важно… – махнула рукой Анастасия.

– Ну, скажи! – настаивал Максим.

– Как-нибудь потом, – продолжала интриговать она.

– Настя! Скажи!

В те мгновения, когда Максим чего-то хотел, но не получал желаемого, слишком сильно напоминал ей капризного трехлетнего ребенка; казалось, еще секунда, он завизжит и затопает ногами.

– Ты действительно хочешь это знать? – прошептала Настя, обнимая его за шею.

– Конечно! – так же тихо ответил Максим.

На какой-то миг она замолчала, потом быстро облизала его ухо и, не оглядываясь, вышла из кабинета.

– Давай, давай, – кольнул в мозг внутренний голос. – Не отвяжешься потом.

– Отстань, – отмахнулась Настя, принимаясь за отчет. Настроение поднялось, работа спорилась в руках.

На вечер решила записаться она в салон красоты.

– Максимке понравиться хочешь? – ехидно осведомилось второе «я».

– Выглядеть хорошо хочу. Это же не запрещено? Косметолога я пока могу себе позволить.

Красивая и обновленная Анастасия вернулась домой, накормила домашних, почитала детям на ночь сказку.

В десять часов вечера раздался телефонный звонок.

– Когда это, наконец, закончится? – раздраженно воскликнул Константин.

– Это моя работа! – ответила Настя.

– Что за работа – по ночам шляться непонятно с кем? – продолжал возмущаться супруг.

– Мне за это хорошо платят, – напомнила жена.

Звонил Володя, внештатный сотрудник «Техностроя», через него получала Анастасия «черный нал» для финансовых нужд их компании. Володю в «Технострое» знали всего три человека: генеральный, его зам и Настя. Он крайне редко заезжал в офис Настиной компании. По причине крайней занятости, или какой-то другой предпочитал завозить пакеты с деньгами Анастасии домой. Иногда, под настроение, просил составить ему компанию в вечерней поездке, неизменно провожая ее потом до дверей квартиры.

Он был не Владимир, не Вова, не Вольдемар, – именно Володя, – и назвать его как-то по-другому у Насти не поворачивался язык.

На вид Володе было лет двадцать восемь, но Настя подозревала, что он намного старше ее, просто хорошо сохранился. О Владимире знала она мало, несмотря на то, что знакомство их длилось лет уже семь или восемь. Была у него обычная, заурядная даже, пожалуй, внешность, но за ней скрывался потрясающей внутренней силы человек. Настя никогда, ни при каких обстоятельствах не видела его в плохом настроении, его голос был весел и бодр в любое время суток, оптимизм не покидал Володю даже в безнадежных ситуациях, если Насте было тоскливо и грустно, придумывала повод для звонка, – Владимир вселял в нее надежду, укреплял веру в светлое будущее.

Володя, – и это тоже импонировало Насте, – фонтанировал энергией, как батарейки в популярной телерекламе, увлеченно разрабатывал проекты, концепции, идеи; пятнадцати минут не проходило, что бы у него не запиликал телефон. Ему звонили рано утром и в обед, поздно вечером и даже ночью; вся его жизнь представлялась Насте бесконечным телефонным разговором: он непрерывно кого-то напутствовал, увещевал, раздавал поручения. «Подожди минутку», – являлось самой употребляемой фразой Владимира, и Настя часто теряла нить разговора, если беседовала с ним по дороге в машине.

Еще одной Володиной особенностью являлась быстрая езда, он никогда не тащился по проезжей части, мчался по ней с такой скоростью, будто опаздывал на собственную свадьбу. Даже когда для спешки не было причин, ехать медленно не позволяла ему порывистая натура; Володю часто штрафовали за превышение скорости, и друзья в шутку прозвали его «почетным спонсором ГИБДД».

К Владимиру тянулась Настя бессознательно, интуитивно ощущая в нем такую же страсть к новизне, необузданную тягу к сомнительным приключениям. Володя не вызывал у нее интимных переживаний, но с ним было легко и комфортно, словно с братом или другим близким родственником. Насте нравилось нестись поздними вечерами в его темно-синей «Тиане», наблюдать картинки уличной жизни, мелькающие за окном, будто кадры кинохроники. Если налички было немного, распихивала ее по задним карманам джинсов, тогда выражение «сидеть на деньгах» понималось ей уже вполне буквально. Видела в этом Настя некоторую опасность, своеобразную финансовую, полукриминальную романтику.

Множество раз пыталась Анастасия разглядеть этих таинственных людей, у которых Володя забирал обнал, но не только их самих, даже марку авто опознать у нее не получалось. Встреча каждый раз проходила в новом для нее месте. Володя выходил, оставляя машину заведенной, через пару минуту появлялся с другой стороны, и они тут же растворялись в лабиринтах улиц.

– Тебе не страшно с деньгами такими ездить? – любопытствовала Настя.

Пакетов порой было много. Володя небрежно швырял их на заднее сиденье, запечатанные в пачки банкноты выпадали на пол. Иногда они пахли свежей типографской краской, – недавно напечатанные.

– Страшно, – Володя улыбался в ответ. – Поэтому езжу я быстро.

Финансовыми махинациями Настя не интересовалась, но иногда обналичивала через него некоторые суммы для своих приятелей, получая за это небольшой процент. Супруг был против подобного рода заработков, но косметолог и новые платья обходились Насте совсем не дешево. Альтернативные же доходы позволяли ей избегать долгих и нудных объяснений с Константином по поводу целесообразности ее огромных затрат.

«Женщины априори должны зарабатывать больше, – Настя искала себе оправдание. – Просто потому, что потребности у них выше, и о детях в нашем обществе заботиться приходиться тоже именно им. Постоянно просить у мужа на трусы, это как-то даже унизительно… Наше общество не правильно распределяет ресурсы. Деньги – всего лишь энергия, активность действий, вложенных в работу, ожидающих материализации, и если ты сам не успеваешь израсходовать свои честно или нечестно заработанные, за тебя обязательно сделает это кто-нибудь другой. Невозможно налить в кувшин воды, если он уже полон до краев, лишь выплеснув часть, можно начать очередное наполнение. Олигархи встречают настолько жадных любовниц, по одной лишь причине: те вынуждены участвовать в рублево-валютном круговороте, подвластные закону исчезания «бабосов», с полной отдачей заставлять циркулировать неутомимую денежную силу».

Как и любую самодостаточную, эмансипированную барышню, материальная зависимость от мужчин раздражала ее слишком сильно.

– Позвони, когда к дому подъезжать будешь, – недовольно крикнул муж, когда Настя натягивала пальто.

– Хорошо, – ответила жена.

Получив причитающуюся наличность, домой возвращались они по Литовской улице. Дворники «Тианы» счищали со стекла сыпавший сверху легкий снежок. По железнодорожному мосту, пересекающему сверху проезжую часть, двигался товарный поезд.

Им нужно было повернуть на Лесной проспект перед мостом. Анастасия, однако, была уверена твердо: если проехать под идущим по мосту составом, – а совпадало такое крайне редко, – будет тебе счастье всенепременное.

– Володя, мы обязательно под поездом этим проехать должны, – примета хорошая. Понимаешь? – она умоляюще смотрела на своего попутчика. Вдали показался уже конец состава.

Машин вокруг было немного. Крутанув руль, едва не задев проезжающую мимо красную Мазду, Володя резко сменил направление. Стрелка спидометра мгновенно перевалила за сто, его Ниссан стрелой промчался под последним вагоном.

– Мы успели! – ликовала Настя, обнимая Владимира. – Теперь нам счастье привалит!

Володя улыбнулся без слов.

***

Прошла пара дней. Убирая в папки, разложенные на столе документы, Анастасия старательно обдумывала вечерний семейный досуг, ничего занятного, однако, в голову ее не приходило.

«Чая надо выпить, – решила она. – Тогда и думаться будет лучше».

Когда Насте хотелось хорошего чая, заходила к Егору, заместителю главного инженера, давно и безнадежно в нее влюбленному. Среднего роста худощавый блондин, слегка небрежный, ироничный интеллектуал, ей казался он мужчиной-подружкой. Но в чае Егор был большой специалист.

– Я как раз новый молочный улун приобрел, – довольно распространялся поклонник, пока они степенно шествовали на кухню. – Многие считают, название свое он приобрел потому, что его вымачивают в молоке. На самом же деле в производстве улуна молоко не используется. Ты знала об этом?

– Нет, – отрицательно покачала головой Анастасия.

Егор открыл дверь, пропуская ее вперед. На кухне, к величайшему их обоих недовольству, столкнулись они с Максимом, оживленно беседующим с одним из менеджеров отдела продаж.

Максима Егор переносил с большим трудом, интуитивно ощущая в нем соперника.

– Существуют два способа ароматизации, – продолжил он, стараясь не обращать внимания на неприятное соседство. – В первом случае собранные листья обрабатывают молочным экстрактом, а во втором, наиболее сложном и дорогостоящем, ароматизация начинается непосредственно с чайного куста.

– И у тебя чай, конечно же, дорогой? – уточнила Настя больше для того, чтобы что-то сказать, нарушить наступившую с их приходом тишину.

– Конечно! – не скрывая удовольствия, заверил Егор. – Достанешь заварник?

Сполоснув стеклянную посудину, насыпал в нее скрученные сушеные листья, залил горячей водой.

– Давай свою кружку, налью тебе чая, – Егор подошел к ней слишком близко, и Максим, отвлекаясь от разговора с коллегой, повернул голову в их сторону. Насте, стоявшей между двумя мужчинами, хотелось провалиться сквозь землю. Она уже сильно жалела, что вообще согласилась пить чай.

– Держи, – заботливо протянул чашку Егор, – касаясь при этом ее рук. – У меня еще печенье вкусное есть. Зайдешь ко мне?

«Он сейчас это Максиму назло делает», – мелькнуло в на-стиной голове.

– У меня шоколад есть твой любимый, – вмешался в разговор Максим, – может, лучше ко мне зайдешь?

Настя почувствовала себя вещью, которую один из них пытается отобрать у другого.

– А что ты хотела? – тут же откликнулось второе «я». – Ты же сама им повод даешь!

– Не даю! – возразила Анастасия. – С Егором я даже не обедаю.

– А Максим? Ты же пишешь ему!

– Не пишу, – поправила Настя, – отвечаю! Это разные вещи!

– Зато весело? А? Все как ты хотела! Новые эмоции, другие отношения. Костя же давно не ревнует?

– Костя не ревнует. Но мне не весело, мне неприятно. Я хочу, чтобы меня развлекали, а не делили между собой два самоуверенных болвана.

Чай Настя пила без печенья и без шоколада.

II

Апрель

И полетели ножи и стаи упреков,

И заблудились во лжи и в собственных чувствах.

Земфира

***

Апрель начал свое наступление обильным снеготаянием. Дни становились длиннее, светлее, и легкие юго-восточные ветра разносили по городу запах весны. Утром еще было морозно, но днем уже слышалась веселая, звонкая музыка бодрой капели. Мокрый асфальт, освободившийся от снежных завалов, засверкал, заискрился в теплых, ласковых лучах огромного огненного шара, все чаще появляющегося теперь на безоблачном небосклоне.

Настя с утра пребывала в приподнятом настроении, солнечные зайчики, с легкостью проникающие через оконное стекло, резвились в душе, дурманили сознание, настраивали на игривый лад.

– Ты что это, такая довольная? – заместитель главного инженера разложил на ее столе стопку документов.

– Жизни радуюсь! – улыбалась Настя, подписывая и пропечатывая каждый лист.

– Разве в начале дня можно жизни радоваться? – Егор недоверчиво покосился на нее.

– Конечно! – продолжала сиять Настя, – с утра выпил, весь день – экстраверт.

Егор тоже расплылся в улыбке в ответ.

Работа спорилась в руках, и Настю все чаще посещала крамольная мысль: не покинуть ли ей офис пораньше под каким-нибудь благовидным предлогом?

Через пару часов напряженного труда с отчетом было покончено, Анастасия решила позволить себе короткий перерыв, бабочкой впорхнула на кухню, и на мгновение расстроилась, оказавшись там в одиночестве, – с удовольствием бы сейчас поупражнялась она в остроумии с кем-нибудь из позитивно настроенных коллег.

Уже собралась уходить, держа обеими руками дымящуюся посудину с чаем, когда в дверях появился Максим.

– Забегался сегодня, – начал он, пропуская традиционное приветствие, – даже кофе с утра выпить не успел.

Настя долго, практически с нежностью, смотрела на Максима, ей до одурения хотелось коснуться своими губами его пухлых, манящих губ.

Бодрый настрой придавал уверенности, струящиеся солнечные лучи, сквозь приоткрытое окно заливавшие ярким светом небольшое офисное помещение, добавляли решимости безрассудным поступкам.

– Иди ко мне, – позвала Настя, ощущая легкое смятение, сладостный трепет, идущий изнутри.

Максим, не говоря ни слова, подошел к ней вплотную. Близость его тела будоражила, кружила голову, волновала Настино естество.

Левой рукой обняла его за шею, долго всматривалась в серые, внимательные глаза, правой рукой погладила по голове; короткие жесткие волосы с уже заметно проступающей сединой приятно щекотали Настину ладонь. Прикрыв глаза, медленно провела кончиком носа по его носу, еще раз, на секунду прикоснулась губами к его рту, а потом… быстро лизнула хорошо выбритую щеку и выпустила Максима из рук.

Он вышел, хлопнув дверью, её душил истерический хохот.

Перед самым обедом, в состоянии такого же безудержного веселья Настя зашла в бухгалтерию.

– Нина Петровна, нам тут ребята из эксплуатации документов кучу притащили, опять расходники какие-то закупали. Вам куда положить, на стол?

– Залить горох, – ответила ей бухгалтер.

– Какой горох??? – не поняла Анастасия. С удивлением оглядела сидящих рядом коллег.

Нина Петровна жила в десяти минутах ходьбы от работы и обедать частенько отправлялась к себе.

– Суп гороховый хочу сварить. Не забыть бы только дома его замочить, – Нина Петровна уложила в сумку телефон. – Залить горох, – еще раз повторила она.

– А хотите, я Вас загипнотизирую? – неожиданно предложила Настя.

– Как это? – Нина Петровна перестала одеваться, недоверчиво посмотрела на нее.

– Забыть про горох! – зловещим голосом начала Анастасия, не моргая, уставилась на бухгалтера, убедительно делая перед собой невообразимые пассы руками. Потом не выдержала напускной серьезности, оглушительно захохотала.

– Да, ну тебя! – махнула рукой Нина Петровна, застегнула пальто, подхватила сумку и решительно вышла из кабинета.

– Забыть про горох!!! – крикнула Настя вслед, продолжая заливаться. Девчонки в кабинете тоже смеялись.

После обеда она снова зашла в бухгалтерию, проверить воздействие собственной магии.

– Я и правда, из-за тебя про горох забыла, – ворчала Нина Петровна. – Теперь мои домашние без супа останутся!

– Я же говорила, что обладаю тайной гипноза! – опять развеселилась Анастасия. – Это потому, что я ведьма!

Домой она вернулась всё в том же благостном расположении. В душе, казалось, расцвела весна, и Настя с удовольствием провела вечер с Глебом и Вероникой, передвигая фишки по столу.

– А, давай поедем с детьми на фестиваль мыльных пузырей? – предложила Анастасия, стремясь улучшить настроение домашним. В периоды душевного подъема старалась осчастливить по возможности всех окружающих.

– Думаешь, им это интересно будет? – колебался Константин, идеи жены вызывали у него порой предубежденное сомнение.

– Конечно! – заверила его Настя, заранее предчувствуя грядущее веселье, все больше заряжаясь собственным энтузиазмом. – Все дети любят пускать пузыри. Разве нет? Тем более что сейчас они не такие уже, как в нашем детстве, и пускают их профессионалы, превращая обычное, казалось бы, развлечение в настоящее колоритное шоу. Их можно гигантскими выдуть или наоборот, совсем крошечными сделать. Создать причудливые геометрические фигуры, очертания предметов, даже силуэт человеческого тела.

Костя, не имевший альтернативных предложений, согласился, и выходные они провели по Настиному сценарию.

Фантазия и сноровка устроителей фееричного действа равнодушным, действительно, не оставили никого.

Глеб с Вероникой, и впрямь, с удовольствием наблюдали необычное красочное представление, наслаждались всеобщим весельем, сами выдували через трубочку разноцветные невесомые шарики, ловили руками огромные легковесные пузыри, созданные первоклассными мастерами.

Настя, сделавшая за день множество удачных фотоснимков, успевшая попозировать внутри гигантской мыльной трубы, осталась довольна придуманной затеей, радовалась ликованию детей, и даже скептически настроенный ранее Константин вернулся домой в хорошем расположении духа.

Жизнь наладилась, и Анастасия пребывала в постоянно нарастающем возбуждении. Скука была позабыта, энергия била через край, в животе порхали бабочки. Ей сложно было сосредоточиться на серьезных монотонных делах, зато снова захотелось взяться за кисть. Настя достала начатую, но давно заброшенную картину.

«Воздуха ей не хватает», – мелькнуло в голове, и краски потекли на холст. Старательно прорисовывая мелкие детали, погружалась в воспоминания о Максиме; за каждым штрихом виделся его образ. Хотелось придумать повод для нового безумства, опять оказаться в его руках, почувствовать тепло его тела.

– Вот теперь жизнь появилась, – Костя заглядывал через плечо. – Раньше не хватало чего-то…Эмоций каких-то. Мы так скоро выставку твою откроем, – улыбнулся он.

Настя морщилась, но не отрывалась от полотна. Муж мешал ее фантазиям, сбивал с нужного лада, она чувствовала, как портал воодушевления начинает опять закрываться.

Для работы ей всегда требовалось вдохновение. Настя поняла это еще в институте, когда писала курсовые работы. Могла неделями биться над одной главой, но мысли, словно издеваясь, разыгравшимися мартышками перескакивали одна через другую, слова отказывались складываться в предложения.

И вдруг, в неожиданный момент приходило озарение, словно луч яркого света врывалось в глубины затемненного сознания. Фразы потоками текли на бумагу, Настя не успевала их записывать. В какой-то период начала носить с собой блокнот, чтобы успеть зафиксировать интересные суждения, – планшетов и смартфонов во времена ее студенчества не было. Анастасию даже не смущали любопытные взгляды прохожих, удивленно озиравшихся на нее, когда интенсивно строчила что-то в тетрадке, стоя с ней посредине улицы. В моменты подобного вдохновения курсовая работа писалась за два – три дня. Потом окрыление проходило, гасило за собой свет, и в голове на время воцарялась привычная пустота.

Написание картин также не обходилось без посещения музы, в периоды эмоционального подъема Анастасия сутками могла работать без сна и еды. Костя часто ругал ее за подобную увлеченность, одержимость своими идеями, прятал подальше краски и кисти.

Свое первое серьезное полотно создала еще в школе назло приятелю-художнику, страстно ей увлеченному, долго и настойчиво предлагавшему научить ее живописи. Настю, любившую порой демонстрировать превосходство и самодостаточность, чудовищно раздражал покровительственный тон старого знакомого, за кисть она взялась исключительно из чувства непримиримого антагонизма, наперекор здравому смыслу, чтобы досадить профессиональным навыкам друга. Противодействие удивительным образом способствовало раскрытию ее потенциала; к общему их удивлению картина получилась хорошей.

– Неплохо, очень неплохо, – Никита, прищурившись, вертел в руках полотно. Поставив на мольберт, отошел назад на пару шагов.– Задумка интересная. Выразительно выполнено, сочно. Краски подобраны удивительно точно, чувствуется экспрессия, колорит. Тебе, Настя, учиться надо.

Учиться она не пошла, но талант в ней проснулся. Супруг иногда продавал кое-что из ее художества, она не возражала, но писать на заказ отказывалась категорически. Костя называл какие-то суммы, считая их достаточными для подобного уровня творчества, но оценить свои картины в рублевом эквиваленте у Насти не получалось никогда. Они являлись чем-то несоизмеримо большим, чем материальные предметы, участвующие в товарно-денежном обмене. Это были не просто краски, нанесенный на холст, покрытые лаком. Каждое изображение несло в себе частичку творца, ее затраченное время, ее характер, мысли, чувства, переживания. Они не поддавались обычным формулам расчета прибыли, требовали к себе иного подхода.

Все, что рисовала Анастасия, делала скорее для себя, чем для других. Первое полотно подарила родителям, неудачные картины отправляла в изгнание на дачу.

Иногда пробовала что-то новое: писала не кистью, а мастихином, не маслом, а пастелью. Муж, активно поддерживавший каждое безопасное, с его точки зрения, Настино увлечение, обходившееся ему дешевле кодировок и сеансов психотерапевта, предлагал новые варианты рисунков.

Акварель и восковые мелки, баллоны с краской, маркеры и черный грифель, – все эти предметы отлично уживались у нее на столе, прекрасно ложились в умелые руки.

Она успела позаниматься волшебной, чарующей росписью на воде, таинственным процессом, мало знакомым современным обывателям. Изобразила с десяток портретов, составленных из одних прямоугольных фигур, измазала несколько полотен акрилом. Густые краски, стекая по наклоненной поверхности, переплетались между собой, отпечатывались на холсте кусочком фантастической реальности, отражением внутреннего мира творца.

Долгое время, сидя на утомительных совещаниях, чертила в ежедневнике слова разнообразными шрифтами, – основа творчества любого граффиста. Иногда они были прямыми, с широкими тенями, порой червяками расползались по строчке. Яркие надутые буквы перемешивались с деловыми заметками. Удлиненные углы надписей рассекали пространство бумаги. Если же Настя сгущала краски в ребрах каждой буквы, слова приобретали объем, привлекали внимание соседей, так же, как и она, изнывавших от скуки в светлых просторах огромного директорского кабинета.

Новые вариации знакомого творчества расширяли границы привычного прежде мира, открывали неведомые доселе аспекты своего «я», добавляя цвета не только бумаге, раскрашивая в яркие краски саму жизнь.

Многие Настины знакомые с восторгом отзывалось о ее работах, но самым лучшим комплиментом была, безусловно, оценка детей.

– Знаешь, мама, – рассказывала как-то Вероника, – мы в садике сегодня дерево цветущее рисовали.

– И как, у тебя получилось? – заинтересованно расспрашивала дочку Анастасия.

– Конечно! – ответила та, – ко мне даже Злата подошла, сказала: «Какой у Вероники рисунок красивый получился!» А воспитательница сказала: «У Вероники рисунок красивый потому, что она старается». «Нет, – говорю я, – у меня красивый рисунок потому, что у меня мама – художница!»

***

Хорошее Настино настроение, воцарившее в ее голове в последние недели, распространялось на семью, работу и всех прочих, кто попадался в данный момент на глаза.

Она охотно играла с детьми, уделяла внимание мужу, помогала коллегам и даже поучаствовала в благотворительной акции, организованной одной из сотрудниц «Техностроя». События сменяли друг друга, не оставляя возможности передохнуть, и Настя, удовлетворенно закрутившись белкой в колесе, радовалась свежим впечатлениям.

Смена мест, интересные люди, необычные происшествия, – все то, что давало уму новую пищу, помогало ему совершенствоваться, формироваться, развиваться требовалось ей неограниченно. Лишь в этом скоростном потоке видела, чувствовала, ощущала настоящую кипучую, яркую жизнь. Стремилась двигаться вперед, с неимоверной силой увлекая за собой окружающих, наслаждалась прелестью насыщенного, интенсивного бытия.

Довольная собой и происходящими, молниеносно меняющимися событиями, в кремовом платье-футляре Настя вышла из кабинета. Максима не видела она уже несколько дней, – заключал договора по новому объекту. В офисе было тихо, безлюдно, и столкнуться с ним в коридоре оказалось для нее событием непредвиденным.

– Не ожидала, но я рада тебя видеть! – улыбнулась Анастасия, удерживая его взгляд.

– Пообедаешь со мной? – в устремленном на Настю взоре читалась надежда.

Свои отношения с Максимом она скрывала ото всех знакомых, и обедать предпочитала отдельно, но в этот день неожиданно для себя сделала исключение. Пока ждали заказа, показывала ему на смартфоне фотографии готовых своих картин, рассказывала о новых творческих планах.

– Нарисуй меня, – неожиданно попросил Максим. – Когда ты станешь богатой, знаменитой и узнаваемой, буду показывать приятелям созданный тобой портрет.

Настя улыбнулась. Костя любил повторять, что художник она от слова «худо». Достала ручку, ежедневник, вырвала из него листок.

Палка, палка, огуречик. Человечек вышел смешной и корявый. «Максиму от Насти», – приписала она снизу, поставила дату. Протянула ему разрисованную страницу.

– Я художник, я так вижу, – веселилась Анастасия, пока Максим разглядывал ее творение.

Снег к середине апреля растаял, и Настя думала уже убрать до осени пальто, как вдруг устойчивая на первый взгляд погода, переменилась, скрылось за тяжелыми тучами солнце, прокатилась по улицам волна холодного ветра. Город снова оказался в плену у зимы, засыпанный белой порошей.

Времени с утра оставалось впритык, и лифт, не появляющийся уже четыре минуты, заставлял Анастасию, отводившую детей в сад, напряженно и нервно прохаживаться по коридору.

– Да, что же это за такое! – она в очередной раз нажимала подсвеченную красным ободком кнопку, ярким немигающим глазом уставившуюся на них с желтой, шершавой стены.

Кабина, наконец, распахнула перед ними двойные железные двери, беззвучно тронулась с места, подвластная упорядоченному движению тросов и шестеренок. Не доехав, однако, до пункта назначения, лифт остановился на втором этаже, замер в оцепенении, равнодушный к любым, совершаемым Настей, манипуляциям. Минут через пять им с детьми все же удалось оказаться снаружи, спуститься вниз по мрачной, темной лестнице с перегоревшими накануне электрическими светильниками.

На улице бушевала метель.

– Хорошо, хоть резину не поменяла, – недовольно ворчала Анастасия, пытаясь попасть ключом в замок зажигания, замерзшими на пронзительном ветру руками.

Автомобили медленно, с натугой тащились по заснеженным проспектам, тягучим, нескончаемым потоком. Дворники «Пассата» размазывали по лобовому стеклу жидкую грязь, летевшую из под встречных колес. Настя угрюмо посматривала на часы, опаздывала на работу уже на двадцать пять минут.

Загоревшийся неожиданно значок, предупреждающий о нехватке топлива, заставил ее свернуть на ближайшую заправку.

«Не доеду, наверно, обратно такими темпами», – с досадой констатировала она.

Очередь бензоколонки замерла в ожидании. Единственная в зале кассирша, по совместительству работавшая еще и поваром, жарила на гриле сосиски оголодавшим студентам, неторопливо, основательно выбиравшим между кетчупом и горчицей, между черным чаем с бергамотом и кофе с молоком.

– Гурманы! Твою ж мать! – бесилась Настя. – Что ж вам дома-то не поесть?! – Анастасия с ненавистью уставилась на парней. – Здесь заправочная станция, а не ресторан быстрого питания! Обязательно людей задерживать надо?!

Бензин, наконец, был оплачен, но на выходе ее ждал еще один неприятный сюрприз.

Безуспешно нажимала она кнопку брелка сигнализации: тот пиликал, машина моргала фарами, но двери держала взаперти. Очередь на бензоколонке теперь скопилась за Настей.

– Не открыть? – из стоящего рядом Мерседеса вышел ухоженный молодой человек.

– Меня, видимо, прокляли сегодня, – чуть не плакала Анастасия. Опаздывала уже минут на пятьдесят.

Ряд чудодейственных манипуляций в умелых руках владельца дорогого авто и Настин «Пассат» сдался, блокировка оказалась снята.

– Единственный приятный момент за все утро! – признательно улыбнулась она.

Свободных мест у бизнес-центра не оказалось, припарковаться пришлось от входа метров за пятьсот. Вьюга трепала прическу, швыряла в накрашенное лицо хлопьями мокрого снега. В офис Настя зашла злая и взвинченная.

Кофе выпить она тоже не успела, внеся тем самым разлад в кармическую связь с космосом, – рабочий процесс тут же пошел кувырком. Одни за другими навалились неотложные дела, руководство требовало незамедлительных изменений в отчете, беспрерывно трезвонил телефон на столе, сотрудники, словно науськиваемые Люцифером, отрывали от финансовых документов.

Сосчитать до ста не получалось, и Настя все больше начинала злиться на окружающих.

Анастасия была «хранителем печатей» разных подконтрольных «Технострою» юридических лиц, с полдюжины лежало их в

Настином сейфе. Еще она расписывалась за руководителей упомянутых выше организаций, поскольку числились директорами они только номинально. Это не являлось ее обязанностью, но за подписью коллеги почему-то обращались именно к ней. Настя даже завела себе специальную карточку, на которой «коллекционировала» образцы необходимых ей автографов.

– Распишись мне за Парамонова, – Максим появился в дверях с какой-то бумажкой.

– За него не могу, – недовольно поморщилась Настя. «Союз» зарегистрировали недавно, оригинала подписи Парамонова в ее «картотеке» еще не появилось.

– Настя, подписывай, давай, – когда Максиму было что-то нужно, дискутировать с ним не представлялось возможным. Подавлял окружающих своей колоссальной энергетикой. Ей с трудом удавалось противостоять его непоколебимому упорству.

Настя не собиралась полемизировать, любила, когда ее понимают с первого раза. Выдохнула медленно, стараясь казаться спокойной, произнесла:

– Еще раз, для особо одаренных: я не могу за него расписаться. Поищи кого-нибудь, кто подпись его видел хоть раз, – опять принялась разгребать заваленный документами стол.

В спорных вопросах Максим всегда занимал уверенную доминирующую позицию, его сильный властный характер требовал беспрекословного повиновения, не терпел возражений. Настя тоже любила командовать, уступки в разногласиях давались ей с трудом. Необходимость покоряться вызывала волну дикого неконтролируемого протеста.

«Не позволяй ему манипулировать тобой! – предательски нашептывал внутренний голос. – Ты же не будешь ему подчиняться? Да, кто он вообще такой? Тоже мне, ухажер выискался! И получше видали. Катись-ка, давай, по холодку!»

Максим смотрел на нее в упор. Молчал, но не уходил. Через минуту она раздраженно подняла голову.

– А ты попроси меня, – предложила Настя. Порывисто откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди. Глаза сузились, губы сложились в презрительную гримасу. Заведенную с утра Анастасию Максим начинал выводить ее из себя неимоверно.

– Настя, подпиши, пожалуйста, – произнес он нейтральным тоном безо всяких эмоций.

– Кто так просит? – желчно ответила Настя. Ей хотелось сделать что-нибудь неадекватное, просто так, назло ему, интуитивно поддаваясь импульсу испорченного настроения. – Ты меня хорошо попроси.

Настины сотрудницы, отложив дела, с интересом наблюдали за происходящим.

Максим передвинул к ней вплотную свободный стул, расположился рядом. Он сидел так близко, что она касалась плечом его плеча, от него исходило приятное тепло.

– Подписывай, Настя! – Максим повелительно положил перед ней распечатанный на принтере листок.

Анастасия посмотрела на лежащую, на столе доверенность. Взяла ручку, поставила крестик на месте подписи. На месте для печати нарисовала большое солнышко со злобной рожицей внутри.

– Всё для Вас, Максим Александрович! – растянула она губы в насмешливой улыбке.

– Настя??? – тут растерялся даже внутренний голос. Озадаченный неадекватным поведением Максим, некоторое

время в задумчивости смотрел на ее художество, размышляя, видимо, как правильно поступить.

– А теперь дуй к юристам за новой доверенностью, – говорил он спокойно, старался держать себя в руках.

– Тебе надо, ты и дуй, – Настя попыталась заняться своими бумагами, стремилась казаться невозмутимой, даже равнодушной, но руки у нее нервно тряслись.

В кабинете повисло напряженное молчание, Настины «девочки», опустив глаза, молча перебирали документы на столе. Противостояние сторон грозило перерасти в полноценную войну за лидерство. Максим еще несколько секунд оставался сидеть, потом резко поднялся со стула, не говоря ни слова, вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Минут через пятнадцать к ней зашел генеральный директор:

– Настюша, у нас есть печать «Союза»? – дружелюбно осведомился Юрий Михайлович.

С руководителем Настя легко находила общий язык, он чем-то напоминал ей отца.

– Есть, – любезно ответила она. – Но у меня до сих пор нет автографа Парамонова.

– Поставь Игнашевичу печать, – попросил директор, – образец подписи я тебе потом занесу.

– Конечно, Юрий Михайлович, – она попыталась изобразить на лице улыбку.

Проигрывать Настя не любила, а необходимость подчиняться чужим желаниям и вовсе доводила ее до бешенства.

Максим смотрел в компьютерный экран, когда Анастасия положила доверенность ему на стол, направилась сначала к выходу, но потом, передумав, вернулась, со всей силы треснула Максима по голове. Работавшие по соседству коллеги ошарашено уставились на Настю. Мгновенно наступила тишина.

– Пожалуйся еще на меня! – злобно прошипела она.

– И пожалуюсь, – Максим продолжал усердно гипнотизировать монитор.

– Еще раз получишь! – пообещала Настя.

В подтверждение своих слов повторно ударила его по затылку.

– Сука, – выдохнул Максим.

Сидящие вокруг коллеги молчали, непонимающе переглядывались между собой.

Настя вернулась в родной кабинет, ее трясло как в лихорадке, ладонь нестерпимо горела, рабочий процесс разладился окончательно. Злости уже не осталось, только внутреннее опустошение, затопившее рассудок, вакуум в мозгу, холод в душе.

Вечером, перед самым уходом домой, Максим затащил ее на кухню.

– Нам поговорить надо, – безапелляционно заявил он.

– Я не хочу, – безуспешно отбивалась Анастасия, – стало страшно: бить своих коллег ей до сих пор не доводилось.

Долго и нудно распространялся Максим о недопустимости ее поведения, о рабочих отношениях, что-то еще. Настя смотрела сквозь него отрешенно, без всяких эмоций, скрестив руки и ноги. Не думала ни о чем конкретном.

«Бла, бла, бла», – проносилось в ее голове.

Второе «я» забилось в дальний угол сознания.

– …не буду с тобой больше разговаривать, – закончил, наконец, Максим свой раздраженный монолог.

– Не разговаривай, мне безразлично! – пожала плечами Анастасия. Уступать она не собиралась. Не в этот раз. Ей просто хотелось уйти. Выйти из комнаты, выбраться с работы, оказаться подальше от новых, собою же созданных проблем. Отмотать назад время, вырезать кусок из жизни, пропустить этот день.

Такой реакции Максим явно не ожидал. Растерянно, с недоумением смотрел на нее и не мог подобрать слова.

– Очень жаль, что ты так считаешь, – произнес он, наконец, с какой-то горечью.

Самоуверенный и властный, в эту минуту казался Насте беспомощным, потерянным, смущенным. На долю секунды ей даже стало его жалко.

– Почему? – машинально спросила она.

– Потому что. ты нравишься мне.

Настало время встревожиться Насте: в душе соглашалась с его претензиями, и даже признавала неадекватность собственной реакции, но слушать про чувства не желала категорически. Ее всегда страшили подобные разговоры, как будто накладывали ответственность за переживания другого человека, возлагали непосильные обязательства. Ей только хотелось веселья, отвечать за настроения Максима сейчас была она не готова.

Сжавшись внутри, смотрела на него Анастасия и не знала, что ответить, хотела закрыть руками уши, никогда не слышать этих фраз.

– Подумай о том, что я тебе сказал, – закончил их тягостное свидание Максим. Открыл дверь, пропуская ее вперед.

И Настя подумала.

«Так всем будет лучше, тебе в первую очередь, – уверяла себя Анастасия, создавая новое письмо в электронной почте. – Все равно это было ошибкой!»

Выяснять отношения она ненавидела, предпочитала считать, будто никаких отношений между ними не существует.

«Я удалила твой адрес и твой телефон», – написала Максиму короткое сообщение, затем стерла номер и письма – его и свои.

***

– Я тебе в субботу вечерочком деньги завезу, – раздался звонок от Владимира. – Или хочешь, вместе съездим?

– Давай, я свободна, – Костя с детьми навещал свекровь, Настя под предлогом накопившихся домашних дел осталась дома.

– Хочешь, на мероприятие одно по дороге заедем? Интересное, – предложил Володя. Голос его привычно веселый звенел в телефоне, энергия, как и прежде, била ключом.

Ссора с Максимом лежала на сердце тяжелым грузом, терзала Настю угрызениями совести, изводила бессонницей. Сомнительное развлечение обернулось неразрешимым препятствием, преградой стояло на пути желаемого увеселения, дальнейшей легкости бытия. Чтобы забыться, стереть его из своей памяти, отправиться была согласна куда угодно, даже попутчик значения особого не имел.

Володя прибыл через полчаса, привез ей кофе в красивом картонном стаканчике.

– Куда мы едем? – спросила Настя больше из вежливости, нежели от любопытства. В мозгу царили хаос и бардак, мысли о Максиме упорно отказывались покидать ее голову. В ушах бесконечно звучало: «жаль, что ты так считаешь… потому, что ты мне нравишься».

– Сейчас увидишь, – загадочно пообещал Владимир, до последнего стремясь сохранить интригу. Ему нравилось удивлять

Анастасию, привозить ее в необычные места, обогащая тем самым, – и она была ему за это благодарна, – и без того значительный ее жизненный опыт.

Чтобы не обижать приятеля Настя изобразила заинтересованное лицо.

Излюбленным местом сбора Питерских стритрейсеров была Биржа.

Пока роженицы из института акушерства им. Отта писали жалобы на оглушительный рев спортивных каров, а прокуратура и ГИБДД перебирали формальные поводы положить на асфальте преграды, очередной черный Мерседес залетал на площадку у входа в здание по левому спуску через анфиладу. Покорители лестниц, если их удавалось поймать, получали в награду букет протоколов, что, впрочем, не останавливало любителей экстрима в устроительстве скоростных шоу. Чаще же установить владельца возможным не представлялось, – камеры на соседних зданиях оказывались бесполезны.

– Их что, здесь не останавливают? – спросила Настя, с некоторым любопытством разглядывая развернувшуюся перед глазами картину.

– Неа, – ответил Володя, с интересом наблюдая за происходящим.

– Даже если они на месте крутятся и резину жгут? – продолжала она расспросы.

– Не останавливают, – Володя переключил внимание на Настю, – если линию разметки не пересекают.

– А за скорость? – ей становилось уже занятно.

– Там же расстояние небольшое, – пояснил Володя, – на пятидесяти метрах, ну, до шестидесяти они разгонятся, еще же затормозить надо, и повернуть… Обычно не штрафуют, менты толпу разгоняют, и гонки прекращаются.

Фанатов собралось много, но движения как такового не происходило, – патрульная машина стояла неподалеку. Любители двигателей внутреннего сгорания неторопливо фланировали от одного автокара к другому.

– Давай до Шушар доедем? – предложил, наконец, Володя, не дождавшись активного действия, – там заезды организованные и места для гонок побольше.

– Поехали, – согласилась Анастасия. Настроение постепенно начинало улучшаться.

– Мода на гонки пришла к нам с Запада, – рассказывал по дороге Владимир. – У них дрэгрейсинг² – явление официальное и чрезвычайно популярное. Проводится только, в отличие от России, на закрытых трассах. У нас гонять стали после выхода «Форсажа», в конце девяностых.

– В России, хочешь сказать, нет официальных соревнований? – удивилась Настя.

– Есть. Даже открытые чемпионаты проводятся, но обычные уличные гонки еще никто не отменял. И у нас, заметь, участвовать в любительских состязаниях может любой, на любой тачке, в любом техническом состоянии. Это тебе не Америка, детка! – Володя довольно улыбнулся.

– Пффф! – закатила глаза Анастасия. – Куча денег выброшенных в выхлопную трубу!

– Не скажи! – возразил ей Владимир. – Во-первых, плата за участие чисто символическая. У нас любители редко за деньги гоняются, больше – на интерес. Во-вторых, это же не только противоборство, – это жизнь и страсть, опасность, азарт, приключение!

Настя с Володей добрались до места, когда гонки были уже в разгаре. Широкий четырехполосный проезд, тротуар, заполненный зрителями, предусмотрительно отгорожен полосатой полиэтиленовой лентой. Такой, обычно, обозначают места аварий и прорыва канализации.

На улице было тепло, но сыро. Местами лежал еще снег, твердыми краями темных мрачных сугробов. Слышался рев моторов и визг покрышек, в воздухе стоял отчетливый запах горелой резины и адреналина.

Они расталкивали строй любопытных зрителей. Владимир периодически жал кому-то руки, – у него повсюду были знакомые.

Вдали виднелась длинная очередь из машин, – желающих посоревноваться было хоть отбавляй.

– Привет! – Володя остановился рядом с худым, невысоким, но симпатичным парнишкой в модных потертых джинсах и черной спортивной куртке. – Игорь, – Владимир представил его Насте. – Интересное что-нибудь есть? – обратился уже к приятелю.

– Здорово! – Игорь кивнул Анастасии. – Ну, как тебе сказать? Стандартный субботний Питерский заезд. Встречаются машины клёвые, и не очень. В основном, – не очень.

– Кто ездит? – спросила Настя у нового знакомого. Гонки начинали ее развлекать.

– Кто угодно против кого угодно, – охотно принялся объяснять тот. – Сейчас «Фокус» против «Фьюжена», – Стартерша уверенно взмахнула руками. – Смотри, смотри, смотри. Красный первый приехал! До этого был «Сузуки» против «Хонды», до этого – «Супра» против «Тойоты FT-HS», – два турбо-таза.

Настя внимательно наблюдала за происходящим. Конфликт с Максимом отошел на второй план.

– Расстояние – 402 метра, – продолжал свои пояснения Игорь, – четверть мили. Раскачка долго идет, – он с досадой кивнул в сторону старта. – Вон, смотри, сейчас «Лансер» стоковый против «Ауди» стокового поедет.

– Что значит стоковый? – поинтересовалась Настя, она не понимала автомобильного сленга. – Это значит – отстойный?

– Нет, – засмеялся Игорь. – Значит стандартной, заводской комплектации, без тюнинга.

Володин приятель оказался хорошим собеседником, разъяснял Насте тонкости уличных гонок, объяснял правила, рассказывал о машинах.

– Иногда здесь на «Газелях» гоняют, – убойное зрелище! -заверил Игорь. – Жду когда «Нексия» против «Гранты» поедет.

Победило чудо российского автопрома.

– А сам ты участвуешь? – Анастасию все больше захватывала соревновательная атмосфера.

– Бывает, – ответил тот. – А ты здесь, так понимаю, в первый раз?

– Да. Как-то не случалось раньше, – призналась ему Настя.

– Компанию хочешь составить в заезде? – предложил неожиданно Игорь.

– Так можно? – слегка растерялась она.

– Можно, если за руль хвататься не будешь.

У Игоря оказался белый, слегка поцарапанный в боях за превосходство «Субару»; найти подходящего партнера труда не составило, заведомых конкурентов не останавливала даже превосходящая мощность двигателя предполагаемого их противника.

Соперник, наконец-то, был выбран, им оказалась хорошо тонированная «Хонда», со всеми атрибутами и «половыми признаками» стритрейсинга.

Настя пристегнулась и замерла в ожидании, уставившись на красивую, длинноволосую стартершу на высоченных каблуках, в расстегнутой кожаной куртке. Взмах рук. Машины рванулись с места. Насте показалось, ее вжало в кресло на долю секунды, кровь мгновенно ударила в мозг, зрачки расширились, сердце бешено заколотилось. Она успевала смотреть только вперед, не реагируя практически на мелькающие с боков силуэты. Ей было страшно и радостно одномоментно. Предвосхищение успеха. Бешеное исступление. Сумасшедший азарт.

Взвизгнули тормоза, «Субару» Игоря первой пересекла финальную черту.

– Мы победили! Ааааааа!!! – заорала Анастасия, в страстном неистовстве обнимая почти незнакомого ей человека. Переполнявшие от восторга эмоции затмевали рассудок.

Володя был прав! Не просто спортивный интерес – опасная авантюра, безумное возбуждение рассудка.

– Я не особо и старался, – здоровый бородач пожал Игорю руку. Тот улыбнулся в ответ, вернулся в авто.

– Теперь тебя можно считать приобщившейся к гонкам, – довольный успехом Игорь развернул машину в обратную сторону.

Шел второй час ночи, Настя, однако, не чувствовала усталости, адреналин, плескавшийся в крови, неутомимо призывал к новой активности, наполнял организм очередной партией свежих сил. Ей хотелось кофе и следующих приключений. Конфликт, терзающий совесть, на время удалось позабыть.

Всё последующее воскресенье провела Анастасия в радостном возбуждении, энергия захлестывала ее существо, требовала выхода, толкала к неведомым свершениям. Лишь невозможность рассказать Константину об участии и победе в соревнованиях, – он не одобрял ее склонности к безрассудному риску, – омрачала, наладившееся слегка, настроение.

– Костя, я в пробеге роллеров хочу поучаствовать, – безапелляционно завила Анастасия.

– Сейчас прямо? – саркастически уточнил супруг.

– Нет, – пропустила насмешку Настя, – в мае, кажется, мероприятие это проводится. Надо в инете посмотреть. Ты поедешь со мной? – поинтересовалась жена, не ожидая, однако, услышать положительного ответа.

– Ага, – язвительно хмыкнул Константин. – Шнурки только отпарю!

***

Минула неделя с момента Настиной ссоры с Максимом, находиться вдвоем в одном офисе становилось все более тягостно. О веселье и речи не шло, с трудом дожидалась теперь окончания рабочего дня. И хотя ему успешно удавалось ее избегать, в коридор без особой необходимости старалась не выходить, а если крайняя нужда и выгоняла из надежного укрытия, то сначала внимательно прислушивалась к доносящимся из-за двери голосам.

«Я не виновата! – говорила сама себе Настя. – Это он ко мне привязался. Я же честно сказала, что замужем и с детьми… Я же его не обманывала, почему теперь ЭТО становится моей головной болью?»

Внутренний голос молчал, притворялся хорошим слушателем.

«Почему они сами ко мне привыкают, – продолжала Анастасия возмущенный монолог, – а потом их чувства становятся моей проблемой? Я же держу себя в руках! Я же ничего никому не обещаю! Где справедливость?»

Она страстно желала, чтобы Максим куда-нибудь сгинул: провалился под землю, попал под машину, растворился в тумане, чтобы его больше не было в Настиной жизни. Не было больше никогда! Но дни проходили за днями, а он так и не исчезал, упрямо продолжал приезжать в офис «Техностроя».

«Кто-то из нас должен уйти», – говорила себе сама в минуты запредельной невыносимости.

Уходить Насте не хотелось, у нее была хорошая работа: зарплата соответствовала установленным требованиям, добираться до дома удобно, – она даже успевала забирать из детского сада наследников, – и, конечно же, коллектив: Анастасию он вполне устраивал, хотя к людям была требовательна. Окружение для Насти всегда играло значимую роль. Не смотря на то, что зарплата являлась ключевым фактором в ее трудоустройстве, поболтать по-женски тоже любила, интуитивно подыскивая себе подходящую компанию.

На работе Настя чувствовала себя, как рыба в воде: она быстро нашла разумный компромисс между завышенными требованиями руководства и неизбежным разгильдяйством собственным подчиненных, называла которых – «мои девочки», хотя были они старше Анастасии. Сотрудниц Настя подбирала под себя: трудолюбивых, образованных, но непритязательных, успешно избавившись от их предшественников – амбициозных молодых людей – с большими претензиями, но без перспектив. «Девочек своих» она не распускала, но от нападок других сотрудников защищала регулярно, и в кабинете у них сложился со временем собственный уютный мирок со своими негласными законами и порядками, диктовать которые пыталась даже руководству компании.

Подчиненных своих Настя любила, но всегда сохраняла дистанцию, чувства значили меньше, чем выполнение поставленных перед нею задач. Она ловко расставляла ограничения и четко следила за их соблюдениями. Настя была мастером безличных отношений; непреодолимая ее отчужденность от окружающих позволяла легко оставаться требовательной, но объективной.

С руководством, полностью состоящим из мужчин, отношения у Насти сложились теплые, почти доверительные. Директора-мужчины всегда нравились ей больше. И хотя конфликты порой случались, воспринимала критику спокойно, как рабочий момент. Она обладала трезвым расчетливым умом, проникая вглубь ситуации, не позволяла себе привязываться к ней эмоционально. «Обижаться – прерогатива горничных», – говорила Настина мама, и Анастасия не обижалась, делала выводы.

Всего же в офисе «Техностроя» работало порядка 40 человек, большей частью мужчины; рабочих с участков она не считала, да, впрочем, почти и не видела. Встречались, конечно, сотрудники странные, бывали и грубоватые, но среди всех своих коллег не могла назвать Анастасия ни одного, кто раздражал бы ее откровенно. В людях она разочаровывалась редко, видела их чересчур ясно, чтобы в принципе очаровываться ими.

Менять свою работу ей не хотелось совершенно.

– Да, ладно тебе, попроси прощения, – советовал порой внутренний голос.

– Не буду! – упиралась Настя. – Он сам виноват!

– В том, что ты по голове его ударила? – уточнило второе

«я».

– Вот именно в этом! Не надо было меня бесить!

– О, как? Ну, извините…

Поступиться принципами было бы, действительно, лучшим из вариантов, но мириться она не умела. Настя часто ругалась с родителями в детстве, и те тут же переставали с ней разговаривать, а спустя пару дней продолжали свой диалог, словно ничего не произошло. Анастасия быстро переняла порочную технику общения, и с тех пор поведению своему почти не изменяла.

Она могла молчать месяцами, воспринимать людей как предметы, даже смотреть сквозь них, но мириться Настя не умела. Если случалось ей в молодости поссориться с кем-то из поклонников, и тот не приходил извиняться первым, – забывала о нем навсегда.

Таким же образом, скорее всего, поступила бы и сейчас. В другой ситуации. Рабочий процесс, однако, вносил свои коррективы: разговаривать через посредников незаметно для окружающих становилось с каждым днем все сложнее, сохранять хорошую мину при плохой игре давалось с трудом. Хотя лишних вопросов никто не задавал, неизбежные сплетни мерещились ей повсеместно, пересуды же и толки виделись Насте, куда худшим злом, чем ущемление собственной гордости.

Ей было жалко его. И страшно одновременно.

– Ну, хоть сообщение отправь, – подсказывал внутренний голос.

Она отправила, набрав по памяти хорошо знакомый электронный адрес, но Максим не ответил, письменные извинения, видимо, не удовлетворяли его оскорбленное самолюбие. Не ответил и на второе письмо, и на третье, хотя Настя была уверена, что он их читает.

– Обиделся! – вздохнуло второе «я». – Что поделаешь… Мужчины!.. Может, все-таки извинишься?

– Не буду, – упорствовала Настя.

Необходимость предстоящего разговора, мерещилась ей неизбежным кошмаром.

Вынужденная потребность приносить в жертву собственные принципы, приходить с повинной, переступать через себя, приводила в смятение, доводила до паники, лишала сна.

Анастасия мечтала забаррикадироваться в непроницаемом коконе, спрятаться за высокой стеной, отгородиться забором от всего мира, и в первую очередь от мужчин, чье невольное или осознанное внимание, вызывало у нее теперь лишь стойкую неприязнь.

Прошла еще одна неделя тяжелых раздумий.

Она уже не понимала, в чем виновата больше: в том, что ударила его по голове, или в том, что не ответила взаимностью на его симпатию.

Настя сидела в машине около входа в бизнес-центр, десять минут убеждая себя выйти и подняться, наконец-то, в кабинет. После ссоры с Максимом хождение на работу напоминало ей каторгу.

– Как же я тебя ненавижу! – мысленно обращалась к нему, бесконечно сожалея о содеянном поступке. Импульсивная выходка лишила радости ставшего уже привычным веселья.

Солнечные лучи, проникая через стекло, щекотали ей руки и нос. В салоне собственного авто было тепло и уютно, как «в домике». Память напомнила внезапно, как Максим подвозил ее в марте, в этой же самой машине. От воспоминаний Анастасия невольно поежилась.

Генеральный директор строго следил за дисциплиной, но Настя всегда знала дни, по которым уезжал с утра на встречи и переговоры. Марина, секретарь, снабжала ее полезной информацией и покрывала Настино разгильдяйство, проставляя в журнале прихода неизменное «9:00».

Марина была худощавой брюнеткой среднего роста, немного за сорок. Активная и энергичная, всегда стремилась казаться любезной, но слегка прищуренные ее карие глаза смотрели на окружающих с какой-то затаенной злостью. Сотрудники откровенно недолюбливали Марину за стервозный характер, но Настя испытывала к ней необъяснимую симпатию, и та отвечала взаимностью.

Встала Анастасия рано, плохо спалось накануне; долго перебирала наряды в шкафу, хорошо продуманный образ не раз помогал ей в серьезных переговорах, безупречная внешность придавала уверенности.

– Тебе не надоедает вертеться перед зеркалом? – не раз интересовался супруг.

Одежду на работу Настя всегда выбирала особенно тщательно, с вечера продумывая свой образ до мелочей.

Дресс-код «Техностроя» позволял носить джинсы, но Настя их не любила, считала повседневной одеждой домохозяек. Как женщина-руководитель позволить себе кружева и декольте не могла, классический «белый верх, черный низ» считала откровенно скучным. Иногда подолгу составляла из разрозненных вещей то одни, то другой комплект. Безупречный деловой костюм требовал времени, вкуса, сноровки.

– Красивый внутренний мир, – отвечала Анастасия, – безусловная составляющая гармоничной личности, красивая же одежда – ее оболочка. Костюм человека, эта его вторая кожа, своим цветом, материалом, фактурой способен рассказать о хозяине куда больше, чем он сам того желает. Он словно бы сигнализирует окружающим о твоем отношении к себе, транслирует твою внутреннюю «стоимость», как бы вульгарно это ни звучало. Сравни, к примеру, новую, белую Ладу Калину и новый, белый Мерседес. Что, на твой взгляд, выглядит более респектабельно при одинаковом цвете и годе выпуска? Выбор, по-моему, очевиден!

– Нет, Настя, это только вопрос цены, – недовольно морщился Константин.

– Неправильно! Внешний вид! – поправляла Анастасия. – Идеальный гардероб, – обязательная составляющая любой уважающей себя женщины; не безразмерные траты, любовь к себе, стремление видеть в обыденности новизну. Хорошая должность, высокая зарплата, – продолжала она, не давая мужу права на возражение, – не предполагают «очередного сотрудника», – их более чем достаточно в любом коллективе, – судьба благоволит к тем, кто стоит впереди, уверен в себе, выделяется на общем безликом фоне. Твой фирменный стиль, серьезный и женственный одновременно – твоя визитная карточка, уникальная подпись, отражающая внутреннюю глубину, – способен обратить на себя внимание руководства, повысить авторитет среди коллег, добиться уважения партнеров.

– Хорошо, если тебе так больше нравится, – соглашался, наконец, Константин.

– Знаешь, как говорила Коко Шанель? – Анастасия подводила финальную черту в их споре. – «Никогда не знаешь, что ждет тебя завтра, может быть, встреча с судьбой? На всякий случай лучше быть одетой великолепно!»