Оглавление
Леонид Андреев. Красный смех (сборник)
Автобиографическая справка
Жизнь Василия Фивейского
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
Иуда Искариот
1
2
3
4
5
6
7
8
9
Красный смех. Отрывки из найденной рукописи
Часть I
Отрывок первый
Отрывок второй
Отрывок третий
Отрывок четвертый
Отрывок пятый
Отрывок шестой
Отрывок седьмой
Отрывок восьмой
Отрывок девятый
Часть II
Отрывок десятый
Отрывок одиннадцатый
Отрывок двенадцатый
Отрывок тринадцатый
Отрывок четырнадцатый
Отрывок пятнадцатый
Отрывок шестнадцатый
Отрывок семнадцатый
Отрывок восемнадцатый
Отрывок последний
Рассказ о семи повешенных
1. В час дня, ваше превосходительство
2. К смертной казни через повешение
3. Меня не надо вешать
4. Мы, орловские
5. Поцелуй – и молчи
6. Часы бегут
7. Смерти нет
8. Есть и смерть, есть и жизнь
9. Ужасное одиночество
10. Стены падают
11. Их везут
12. Их привезли
Мысль
Лист первый
Лист второй
Лист третий
Лист четвертый
На клочке
Лист пятый
Лист шестой
Лист седьмой
Лист восьмой
Жили-были
1
2
3
4
Так было
1
2
3
4
5
6
7
8
Баргамот и Гараська
Петька на даче
Полет
1
2
3
4
5
Мельком
У окна
Большой шлем
Случай
Город
Нет прощения
Христиане
Иван Иванович
1
2
Правила добра
1
2
3
Он. Рассказ неизвестного
1
2
3
4
5
6
7
Ослы. Новелла
1
2
3
Эпилог
Отрывок из книги
Над всей жизнью Василия Фивейского тяготел суровый и загадочный рок. Точно проклятый неведомым проклятием, он с юности нес тяжелое бремя печали, болезней и горя, и никогда не заживали на сердце его кровоточащие раны. Среди людей он был одинок, словно планета среди планет, и особенный, казалось, воздух, губительный и тлетворный, окружал его, как невидимое прозрачное облако. Сын покорного и терпеливого отца, захолустного священника, он сам был терпелив и покорен и долго не замечал той зловещей и таинственной преднамеренности, с какою стекались бедствия на его некрасивую, вихрастую голову. Быстро падал и медленно поднимался; снова падал и снова медленно поднимался – и хворостинка за хворостинкой, песчинка за песчинкой трудолюбиво восстановлял он свой непрочный муравейник при большой дороге жизни. И когда он сделался священником, женился на хорошей девушке и родил от нее сына и дочь, то подумал, что все у него стало хорошо и прочно, как у людей, и пребудет таким навсегда. И благословил бога, так как верил в него торжественно и просто: как иерей и как человек с незлобивой душою.
И случилось это на седьмой год его благополучия, в знойный июльский полдень: пошли деревенские ребята купаться, и с ними сын о. Василия, тоже Василий и такой же, как он, черненький и тихонький. И утонул Василий. Молодая попадья, прибежавшая на берег с народом, навсегда запомнила простую и страшную картину человеческой смерти: и тягучие, глухие стуки своего сердца, как будто каждый удар его был последним; и необыкновенную прозрачность воздуха, в котором двигались знакомые, простые, но теперь обособленные и точно отодранные от земли фигуры людей; и оборванность смутных речей, когда каждое сказанное слово круглится в воздухе и медленно тает среди новых нарождающихся слов. И на всю жизнь почувствовала она страх к ярким, солнечным дням. Ей чудятся тогда широкие спины, залитые солнцем, босые ноги, твердо стоящие среди поломанных кочанов капусты, и равномерные взмахи чего-то белого, яркого, на дне которого округло перекатывается легонькое тельце, страшно близкое, страшно далекое и навеки чужое. И много времени спустя, когда Васю похоронили и трава выросла на его могиле, попадья все еще твердила молитву всех несчастных матерей: «Господи, возьми мою жизнь, но отдай мое дитя!»
.....
– Настя! Я не могу идти в церковь.
В голосе был ужас и что-то детское и молящее. Как будто так огромно было несчастие, что нельзя уже и не нужно было одеваться гордостью и скользкими, лживыми словами, за которыми прячут люди свои чувства. Попадья стала на колени у постели мужа и взглянула ему в лицо; при слабом синеватом свете лампадки оно казалось бледным, как у мертвеца, и неподвижным, и черные глаза одни косились на нее; и лежал он навзничь, как тяжело больной ребенок, которого напугал страшный сон, и он не смеет пошевельнуться.
.....
