Читать книгу Меч и любовь - Леонид Андреевич Андреев - Страница 1

Часть 1

Похищение

Глава 1

Замок знатного феодала Генриха Альбре представлял собой неприступную, хорошо укреплённую крепость, которая была обнесена высокими каменными стенами. Вокруг замка располагался ров, заполненный водой. Перекидной опускающийся мост от центральной башни связывал замок с внешним миром. На территории замка располагались многочисленные строения. От величественного здания, где проживал сам хозяин владений со своей семьёй, до множества других построек. Для охраны замка содержалась многочисленная стража. За грозным и величественным замком на многие километры от него тянулись селения и деревни, в которых жили тысячи подневольных крестьян, составляющих основу господства своих хозяев того времени. Уже много лет Генрих Альбре и всё его окружение жили мирной жизнью. Прошлое время было ознаменовано чередой кровавых междоусобных войн между двумя люто ненавидящими друг друга феодалами – графом Генрихом Альбре и бароном Раулем Ланьяком. Междоусобные распри этих кровно ненавидящих друг друга феодалов приносили гораздо больший урон и горя людям всех сословий, нежели нашествие иноземных завоевателей. Но всё это было в кошмарном прошлом, а сейчас на их землях царил пусть хрупкий, но всё же мир. У Генриха Альбре была единственная дочь Люция, восемнадцати лет от роду. Это всё, что у него было самым дорогим и бесценным в жизни. Точнее, осталось, поскольку двух сыновей он потерял несколько лет назад в период всё той же опустошительной войны с Раулем Ланьяком. Жена давно умерла. Дочь Генриха Альбре была прелестной девушкой. Её гармоничное развитие поражало всех, кто её знал. Она была красива, умна, но главным её качеством было то, что она проявляла чуткость и сострадание к простым и обиженным людям, что по тем временам не являлось нормой нравственности людей высшего сословия. Круг интересов, в отличие от интересов других девушек её сословия, составлял постоянное поле деятельности, направленное на самоусовершенствование. За что бы она ни бралась, она всегда добивалась успехов, будь то верховая езда, стрельба из лука или вышивание. Люция старалась во всём помогать своему отцу, который в силу своего жёсткого и неуступчивого характера, в принципе, был несчастным и одиноким. Отец тоже души не чаял в своей дочери. Шло время, Люция взрослела, и Генрих Альбре понимал, что когда-нибудь расстанется с ней. Наступало время замужества. Отец уже заранее присмотрел ей суженого в лице младшего сына восточного феодала. Своего давнего друга и боевого соратника Леонса Лафайетта. Юноша Кристоф был хорош собой и по годам Люции. Но девушка и слышать не хотела ни о каком замужестве. Она всем сердцем и душой с детских лет была привязана к своему старому замку, людям, его населяющим, и живущим окрест его. К тому же, у неё уже был тайный воздыхатель. Юношу звали Дамиан. Он был сыном небогатого крестьянина, проживающего со своей семьёй в селении недалеко от замка. Люции нравились многие юноши, но вот Дамиан ей приглянулся больше всех. И не потому, что внешне был хорош собой, хотя и это имело значение. Главным было то, что от него исходила какая-то потаённая нежность из самых тайников души, которая исходит от сыновей, глубоко любящих и уважающих своих родителей. С Дамианом Люция познакомилась на рыцарском турнире, проходившем в их замке. Обычно на таких праздничных турнирах в поединках участвуют знатные рыцари высших сословий. Но были случаи, когда отдельные из них в промежуточных схватках за себя выставляли на ристалище своих сильных и верных подданных. А поскольку рыцари были облачены в доспехи с головы до ног, то подмены никто не замечал. Так случилось и с Дамианом, которого вместо себя выставил его престарелый и честолюбивый хозяин на финальный поединок, что бы добиться расположения красавицы Люции, преподнеся ей приз турнира. Дамиану выпала нелёгкая задача, поскольку предстояло сразится с весьма сильным и профессиональным противником, рыцарем Ламертом, поднаторевшим в подобных схватках. И который уже на этом турнире фактически одержал победу выйдя в финал, после пяти схваток. Оставалась заключительная. Но, к сожалению, претендентов не осталось, а точнее не нашлось, поскольку никто не хотел рисковать своею шкурой, что-бы не быть покалеченным от жёсткого и беспощадного рыцаря Ламерта, сметающего всех на своём пути. И вот, когда победа уже замаячила и доблестный рыцарь Ламерт уже был готов преподнести великолепный и дорогой приз самой красивой девушке турнира, завоевав её сердце, как неожиданно на ристалище выдвинулся новый претендент на последнюю финальную схватку в споре за даму сердца. И казалось ничего особенного в этом нет. Однако всех поразило то, что претендентом оказался, пусть и знатный рыцарь, но довольно таки преклонного возраста, о чём говорила его геральдика, которая прямо свидетельствовала, кто конкретно принял участие в поединке.

И вот как это было. Облачённые в сверкающие доспехи и опьянённые страстью к победе, два рыцаря из знатного рода ринулись друг на друга.

– Ну же, ну?! – восторженно и нетерпеливо кричал Генрих Альбре, хозяин замка, вскочив с места и явно отдававший свою симпатию молодому рыцарю Ламерту. – Сбивай его, сбивай!!!

Ему вторили переполненные трибуны, присутствующих зрителей на турнире. И под ураганный рёв всадники схлестнулись. С седла мгновенно снесло рыцаря, с синим плащом. Он выронил копьё и со всего маху ударился о землю, пролетев ещё метра три по инерции. Удар Дамиана копьём был такой силы, что о последующей схватке на мечах не могло быть и речи, поскольку поверженный противник не смог даже встать без посторонней помощи. Оглушительный рёв трибун мгновенно перерос в волну отчаяния и раздражения, потому что никто не ожидал победы, пусть и знатного, но всё же уже далеко не молодого рыцаря в пурпурном плаще из знатного рода. Потому что всем уже давно приглянулся молодой рыцарь Ламберт и ему безоговорочно пророчили блестящую победу.

– Не может быть, не может быть? – сокрушаясь, твердил Генрих Альбре, качая головой. – Ведь молодой рыцарь Ламерт выиграл почти у всех сильнейших рыцарей. И на тебе, проиграть какому-то старцу, заявившему себя к концу турнира. Который, как мне известно и копьё то держит еле, еле. И сразу же с первого раза, не дойдя до схватки на мечах.

Хозяин турнира в сердцах махнул рукой, и тяжело вздохнув, прокричал:

– Чествовать победителя по всем правилам.

Что тут началось. На ристалище, к ногам победителя полетели цветы и прочие атрибуты, этого красочного поединка. Сделав круг почёта, благородный рыцарь приложив руку к сердцу, стал благодарить разгорячённую публику. Затем по всем правилам рыцарского этикета преподнёс выигранный им приз на конце копья, самой красивой девушке. Этой красивой девушкой оказалась дочь Генриха Альбре, Люция. Тысячи восторженных глаз наблюдали за этой красивой кульминацией рыцарского поединка, где мужчина в нелёгкой схватке завоёвывал благосклонность избранной им женщины. И конечно же каждый ставил себя на его место, что бы хотя бы в мыслях почувствовать себя героем, этого благородного поединка.

Но Люция не спешила принять драгоценный подарок, добытый в тяжёлой схватке. Она гордо встала со своего кресла в первом ряду и громко заявила:

– О, доблестный рыцарь! Я, как и многие присутствующие здесь, восхищена вашей удалью смелостью и мужеством. Однако хотела бы нарушить традиции этих праздников и воочию увидеть лицо своего избранника. Надеюсь, меня поддержат многие.

И девушка почтительно поклонилась подъехавшему к ней рыцарю и многочисленным зрителям. Всадник, восседающий на коне, замешкался, продолжая протягивать бриллиантовое ожерелье на конце копья, а его конь, в красивом убранстве стал переминаться с ноги на ногу. Молчание продлилось недолго. Люция вновь обратилась к победившему, на турнире:

– Итак, все ждут, что бы Вы подняли забрало и открыли своё благородное лицо, в противном случае, я отказываюсь принять это божественное ожерелье.

По трибунам прокатился вздох сожаления. Надо отметить, что если девушка отказывалась принять подарок от рыцаря, то тем самым отвергала его. И все его старания сводились к обидному нулю, а сам он унизительно покидал ристалище, под многочисленные улюлюканья и свист, толпы.

Предвидя такой унизительный исход, хозяин турнира, Генрих Альбре решил спасти своего престарелого друга и боевого товарища, которого он знал много лет. А то, что это был он, Генрих не сомневался, поскольку прекрасно знал геральдику своего друга, Вивьена Суассона, южного феодала. Хотя, это не являлось секретом и для многочисленной публики.

Генрих Альбре прокричал:

– Дочь моя, не нарушай незыблемые правила турнира и не заставляй краснеть доблестного рыцаря.

И Генрих вытянул руку в сторону пурпурного плаща всадника. Все вокруг засмеялись, поддакивая хозяину и уговаривая Люцию отказаться от своего намерения, поскольку спорить со строптивым хозяином замка было себе дороже. Многие завистницы Люции не понимали её выходки, и с нескрываемой завистью вонзали свой взор на доблестного рыцаря и на бриллиантовое ожерелье. Уж они бы точно не церемонились, и мгновенно бы приняли вожделенный подарок хоть от самого чёрта, лишь бы быть первой красавицей турнира. Но не таковой была Люция, дочь грозного Генриха Альбре. Её требование оставалось неукоснительным и твёрдым. И что бы хоть как то смягчить обстановку, девушка сочувственно произнесла:

– Кто бы не скрывался под шлемом, ему нечего стесняться, стар он или не пригож собой.

И всадник, не выдержав, снял боевой шлем. Все вокруг ахнули, а затем замерли, поскольку ожидали увидеть пусть и боевого, но всё же престарелого рыцаря. А получилось наоборот. Многочисленным взорам предстал статный молодой юноша, с красивым лицом и золотистыми волосами. Многие женщины, присутствующие на турнире, раскрыв рты, молчаливо восхищались до толе незнакомым рыцарем. Зато среди мужского населения турнира, постепенно стал нарастать недовольный ропот.

Дерзкий обман и подмена стали очевидными. Под чужим именем, а самое главное под чужой священной геральдикой, в состязании принимал участие не знатный господин-рыцарь, а простолюдин. И под всеобщее возмущение стража с треском вышвырнула Дамиана за пределы замка, а его господина предали позору и осмеянию. В общим, досталось тогда Дамиану и от хозяина замка, и от его незадачливого господина, который нанял Дамиана.

После этого случая на турнире, Люция разыскала Дамиана, не смотря на то,что он жил далеко почти у самой граниы имения графа Генриха Амбре. Тем не менее, они подружились. Дружба, переросшая в привязанность друг к другу, была тайной, поскольку узнай об этом её отец, Генрих Альбре, Дамиану бы не сдобровать, поскольку деспотичный характер хозяина замка отличался, прежде всего, жестокостью.

Люция многих пленяла прекрасными чертами своего лица и великолепием стана, на котором замечательно сидели и длинные платья, и охотничьи мужские костюмы. Многие юноши пытались стать ей близкими друзьями, но зачарованные девушкой не выдерживали переизбытка своих чувств, отчего просто глупели в её глазах и отходили со временем в сторону. Кроме того, они откровенно побаивались её отца, грозного Герцога Генриха Альбре. Люции с Дамианом было иначе. С ним было просто и хорошо, почти, как с давней и доброй подругой. С ним можно было говорить обо всём и ездить куда угодно, ни чего не боясь. Дамиан прекрасно отдавал себе отчёт, кто эта девушка и чем он рискует, продолжая встречаться с ней. Но он был готов умереть, лишь бы быть рядом с ней, пусть даже небольшой остаток жизни, который подарила ему судьба, и упускать этот божественный случай он не хотел, рискуя своей жизнью.

Однажды, на одной из таких встреч, на краю великолепного утёса над рекой, куда примчали их быстрые кони, влюблённый юноша поведал девушке:

– Люция, у меня нехорошее предчувствие,

– О чём ты любимый, – беззаботно произнесла влюблённая девушка, улыбаясь юноше. – Посмотри вокруг! Как всё красиво на многие дали. Разве можно грустить при такой красоте.

Дамиан тоже улыбнулся любимой, но всё же с грустью произнёс:

– Я чувствую, что мы должны вскоре расстаться, причём в худшем случае для тебя, поскольку за свою жизнь я не опасаюсь, ведь я люблю тебя и готов умереть за свою любимую.

– Ну что ты Дамиан, – ласково произнесла девушка, спрыгнув с коня. – Таких предчувствий, как у тебя, у меня хоть пруд пруди, поскольку такова реальность, переполненная опасениями и невзгодами, которые ежечасно преподносит нам жизнь. И если обращать на это внимание, то и жить не стоит. Ведь так милый.

И Люция нежно улыбнувшись, взяла Дамиана под локоть и прильнула головой к его плечу.

– Да милая Люция, всё так, однако эта назойливая мысль недавно поселилась в моей голове, и не отпускает уже который день.

– Возможно, ты боишься моего свирепого отца, который пытается выдать меня замуж за сына своего ближайшего друга? Так на это, я тебе вот, что скажу. Как бы не был грозен мой отец, против моей воли он никогда не пойдёт, потому что души во мне не чает и по отцовски свято любит.

Люция посмотрела на поникшего головой юношу, и далее произнесла:

– Я прекрасно понимаю, к чему ты затеял этот разговор. Да, отец даже слышать не хочет, что бы выдать меня замуж за простолюдина и готов убить всякого, кто осмелиться пойти против его воли. Но ведь и я не лыком шита. И до тех пор, пока во мне течёт его непокорная кровь, не соглашусь ни на какие его условия, пока эти условия, не станут приемлемыми для меня. Так что милый Дамиан запасайся терпением, а время всё расставит по своим местам. Главное это то, что мы любим друг друга, и никто нас не в силе разъединить.

И Люция, рассмеявшись, сильно толкнула Дамиана в пряную траву. От неожиданности, юноша не удержался на ногах и свалился. Молодая девушка не заставила себя долго ждать, и с ещё большим смехом упала на него. Дамиан обнял свою ненаглядную Люцию, и их уста растворились в сладострастном поцелуе.

Нельзя сказать, что бы их встречи оставались незамеченными. Просто многие селяне и жители замка закрывали на это глаза, потому что очень обожали сердобольную и покладистую дочь своего грозного господина. Шло время. Люция продолжала встречаться с Дамианом. Она это делала всегда, когда ей наскучивали многочисленные дела и хлопоты по замку. И тогда они с возлюбленным подолгу мчались на конях по прекрасным просторам своей Родины, обгоняя ветер.

Постепенно их дружеская привязанность стала перерастать в более глубокое чувство, которое одного из них вело в западню, из которой не было выхода, а другого в опустошающую неизвестность. Тем не менее, они продолжали встречаться наперекор судьбе, наперекор извечному конфликту между богатыми и бедными.

Но вот однажды случилась беда. Дочь Генриха Альбре исчезла.

Глава 2

А, произошло вот что. Однажды Люция стремительно проскакав большое расстояние на своём любимом коне, очутилась в незнакомом для неё месте, хотя намеревалась попасть совсем в другое селение по делам, которые поручил ей отец. Поняв, что заблудилась, она ни чуть не смутилась. Спрыгнув с коня, девушка попыталась узнать у хозяев ближайшей хижины, где она находиться. Это селение находилось как раз на границе раздела двух враждующих феодальных владений и являло собой жалкий вид, поскольку, находясь вдали от замка Генриха Альбре, мало было защищено от нападений со стороны врагов. И потому большей частью оно было разорено и сохраняло свою жизнеспособность благодаря тому, что люд сюда стекался бродяжный, довольствующийся хоть каким-нибудь пристанищем. Поэтому здесь нельзя было встретить людей с большой приверженностью к старому Генриху. И, конечно же, здесь имели своё определённое пристанище люди Рауля Ланьяка злейшего врага Генриха Альбре. Люция, конечно же, не догадывалась об этом.

С привычной лёгкостью общения, молодая девушка представилась старому крестьянину кто она, как ей передохнуть и продолжить путь к намеченной цели. Узнав, что она дочь герцога Альбре крестьянин резко переменился в лице, но в поведении был сдержан и провёл неожиданную гостью к себе в дом.

– О, как мы несказуемо рады столь знатному гостю! – проговорил хозяин жилища, склонившись в поклоне. – Всегда рады помочь и угостить. Эй, жена, быстро приглашай к столу.

В доме присутствовали несколько молодых людей. Пока хозяин представлял свою гостью, Люция обратила особое внимание на чернобородого высокого юношу, который при появлении девушки, сразу встал и усадил её на своё место. Указывая тем самым на своё главенствующее положение в компании молодых людей. Его и остальных молодых людей Люция видела впервые, а потому задала вопрос:

– А скажите молодые люди, кто вы, и откуда? Поскольку раньше я вас не видела в наших краях.

Далее, без тени осторожности и страха, она продолжила, улыбнувшись:

– Хоть на вас и монашеская одежда, но чувствуется в вас рыцарская стать.

– Вы не ошиблись милая девушка, – приятным голосом произнёс молодой юноша, усадивший Люцию на своё место. – Да действительно мы странствующие рыцари, однако обстоятельства заставляют нас носить монашескую одежду. А направляемся мы в сторону замка барона Рауля Ланьяка, куда приглашены на время проведения праздников.

Тем временем хозяйка жилища принесла свежую порцию еды и поставила её перед Люцией, непрерывно приговаривая:

– Кушайте, кушайте госпожа Альбре, конечно же у вашего батюшки всё гораздо вкуснее, поэтому не взыщите на нас, чем богаты, тем и рады.

Когда молодой человек возглавляющий компанию, узнал кем является гостья, он также как и хозяин дома резко изменился в лице. Люция перехватила его остро оценивающий взгляд, присущий людям очень решительным, с неуёмной энергией. Этим юношей был ни кто иной, как сын феодала Рауля Ланьяка. Юноша сел на скамью и продолжал всё также внимательно разглядывать прелестную дочь Генриха Альбре. Звали, его Астор. Это был юный наследник барона Рауля Ланьяка, унаследовавший от отца всю его боевитость, злость и упорство. Что не заставило себя долго ждать в данный момент. Находился он здесь в разведке со своими дружками, переодетыми в монахов. Во время беседы Астор сразу же сообразил, какая удача приплыла к нему в руки. Не долго раздумывая, он, перемигнувшись с крестьянином, подал знак своим слугам и те после того как он вышел из дома, сразу же набросились на несчастную девушку. После некоторого сопротивления, оказанного ею, они связали её, обмотали рот тряпкой, чтоб не кричала и в таком положении, погрузив на коня, ускакали в неизвестном направлении. Таким образом Люция Альбре была случайно захвачена в плен к Ланьякам, которые никогда не оставляли злых умыслов против Генриха Альбре, чтобы рассчитаться когда-нибудь сполна за причиненный ущерб во времена былых побоищ.

Отец Астора, Рауль Ланьяк без восторга воспринял новость, которую сообщил ему сын. Он понимал, что рано или поздно заклятый его враг Генрих Альбре всё равно выведает, что они похитили его дочь, а тогда несдобровать никому. Потому что герцог за освобождение дочери не остановиться ни перед чем, проходя огнём и мечом земли Рауля Ланьяка. Тем более, что Рауль был уже не молод, да и сил у него было слишком мало, чтобы противостоять воинству Генриха Альбре. Да и, что можно было взять с молодой девушки. Не отправлять же её в прислуги или в кухарки, которых и так было предостаточно. Поэтому старик позвал к себе сына, что бы убедить его в никчёмности его поступка.

– Астор, я настоятельно рекомендую тебе вернуть пленницу в целости и сохранности, в её родовое поместье. Да так что бы никто не догадался, что это похищение, дело рук Ланьяков. Иначе войны с Генрихом Альбре нам не избежать. И тот хрупкий мир, что сейчас между нами, развеется как пепел. Наш король Филип второй Август, хоть и предпринимает огромные усилия, что бы приостановить междоусобные войны среди своих вассалов, тем не менее, это не остановит Генриха Альбре, нашего злейшего врага.

В общим то Астору тоже не нужна была новая вспышка междоусобной кровавой бойни. И он понял, что погорячился, выкрав единственную наследницу земель Генриха Альбре. И тем самым, навлёк беду на всё своё семейство. Но, в то же время Астор ни как не хотел расставаться со своей прекрасной пленницей, которую всего то, видел один миг. Но этот миг на прочь вырвал его сердце и бросил к ногам прелестной девушки. Безумно или нет, но он был уже влюблён, и с этим, уже ничего нельзя было сделать. Это была любовь с первого взгляда, и Астор это окончательно понял. Он не собирался сдаваться. Но, что же ему в этом случае оставалось делать. И он начал сопротивляться отцу, выслушав все его предостережения и наставления.

– Отец, умом я прекрасно понимаю нелепость и угрозу своего поступка, но сердцем не смогу и не решусь вернуть девушку обратно, поскольку, – Астор сделал небольшую паузу, как бы идя на штурм, а затем выпалил. – За это короткое время я успел полюбить её, и буду добиваться её руки и сердца.

Астор ещё что-то хотел сказать, но отец грозно перебил его, замахав руками:

– Прекрати!!! Щенок! Я скорее прикончу тебя, чем женю на дочери Генриха Альбре. Мальчишка, ты видно тронулся умом, коль заявляешь такие страшные вещи.

Старый хозяин замка побагровел, а затем, схватившись за сердце, опустился на скамью:

– И после того, сколько смертей и несчастий принёс нашему роду этот змеиный выводок Альбре, ты посмел кощунствовать и заявлять подобные вещи, – Рауль Ланьяк вновь схватился за сердце и в порыве ярости заорал на сына. – Вон отсюда безмозглый мальчишка. А я завтра же вышвырну эту дрянь из своего замка.

Астор не стал доводить отца до белого каления, а удалился из его покоев.

Но мысль о влюблённости в Люцию, неотступно следовала за ним, где бы он ни находился, что бы он ни делал. И то, что отец, на корню отверг его блистательную идею, Астор не был на него в обиде, поскольку все эти предрассудки стары, как мир. Но юноша прекрасно понимал это умом, но не сердцем. Его не смущало даже то, что Люция кроме гнева, ненависти и возможно презрения к нему ничего не питает. Но Астор был боец во всём и привык всего добиваться любыми путями. Поэтому, прежде, чем встретиться со своей прекрасной пленницей, он призвал на помощь весь свой природный дар, чтобы разрешить внезапно свалившееся на него счастье или несчастье. Самое главное в решении этой задачи будет зависеть теперь от Люции, от её благосклонности к нему, которую теперь нужно было заслужить или завоевать. Тем временем, Люция находясь в неведомом для неё заточении, ни как не могла придти в себя, после столь стремительного поворота в её судьбе. Она по-прежнему была связана по рукам и ногам и была брошена на клочок то ли старого сена, то ли каких, то истлевших тряпок. В подземелье было сыро и холодно. Свет проникал слабым лучиком через железную решётку в маленьком оконце под потолком. Стены у основания заросли мхом. Они были сложены из огромных булыжников и являли собой жуткое зрелище. Тем более что в некоторых местах в них были вбиты железные цепи, на которых, кое-где белели человеческие кости и какие-то лохмотья. Увы, таковыми были реалии и нравы того времени. Лестница из этого подземелья, как ни странно, вела ни вверх, а от самого пола спускалась вниз. И закручиваясь, уходила в затейливые и мрачные коридоры и переходы средневекового замка. По этой лестнице, как демон поднялся в темницу Астор Ланьяк, к своей пленнице. Увидев при свете факела несчастную связанную девушку, её большие испуганные глаза, юноша содрогнулся. Он первым делом, своим кинжалом разрезал верёвки на руках и ногах Люции. Затем усадил её, оперев спиной к стене. С обоих сторон, длилось некоторое молчание. В этот момент Астора охватил сжигающий стыд и неловкость за то нелепое состояние, в котором находилась эта прекрасная девушка, брошенная в темницу замка. Так обращались только с закоренелыми разбойниками или людьми, совершавшими злодеяния. Астор молча, проклинал своих бестолковых помощников, которые так по скотски обошлись с Люцией. Взгляд юноши был направлен, куда-то в сторону, А Люция не сводила с него застывший вопрошающий взгляд.

– Где я!? – Наконец промолвила она. – Что от меня хотят!?

Астор, не поворачиваясь, ответил.

– Вначале успокойтесь, ничего плохого вам не сделают. Произошло недоразумение, и скоро вы будете свободной, – затем, немного помолчав, он добавил.

– Потерпите немного.

– Что значит потерпите?! – зло и возмущённо произнесла отчаявшаяся девушка. – Зачем меня сюда притащили, что я плохого сделала?

– Повторяю, это ошибка, – всё так же невозмутимо произнёс молодой хозяин замка.

И больше не в силах находиться в подземелье из-за безвыходности и глупости своего положения, Астор направился туда, откуда появился. То есть ушёл опять под землю. Но, Люция нисколько не успокоилась, напротив, странное появление из под земли человека и такое же странное исчезновение, ещё больше заставило стучать от страха её девичье сердце. Несмотря на то, что затёкшие руки и ноги были свободны, желания произвести осмотр своего места заключения у неё не появилось. Она ещё и ещё раз вспоминала сказанное явившимся перед ней человеком, похожим на призрака. Лица его она не смогла разглядеть, а также не могла всерьёз поверить его словам о свободе. Что-то было недосказанное в них. И он наверняка должен был появиться снова. Но появился не он, а другой человек, очень маленького роста. Он молча подошёл к ней, опустил на пол кувшин и свёрток, в котором находилось нечто съестное. И так же тихо удалился. Астор, поднявшись из подземелья, велел прислуге срочно перевести пленницу в лучшие покои замка.

Генрих Альбре, долгое время не видя дочь, сильно забеспокоился. Он принял все возможные меры по её поиску, подняв на ноги всех своих людей. В первую очередь был схвачен молодой человек по имени Дамиан, так как осведомители Генриха Альбре сообщили ему, что Люция в последнее время часто встречалась с ним. Генрих обрушился на тех людей, которые обо всём знали и ничего ему не докладывали. О том, чтобы Люция увлекалась простолюдином, не могло быть и речи. Стражники Генриха Альбре в мгновение ока доставили обескураженного Дамиана и бросили к ногам господина. Не добившись от Дамиана ничего определённого об исчезновении Люции, Генрих в злости приказал бросить несчастного юношу в своё подземелье до того времени, пока не найдётся его дочь. Таким образом, по воле злой судьбы, два любящих человека одновременно оказались в заточении в разных местах.

Престарелый барон Рауль Ланьяк также обеспокоился тем, что его сын вот уже какой день не торопится возвращать пленницу. Позвав к себе сына и не вдаваясь в его уловки, Рауль настоятельно потребовал от Астора немедленного возвращения похищенной девушки её отцу. юноша понял, что с отцом спорить бесполезно и начистоту признался ему, что обезумел от любви к Люции и готов поклясться жизнью, что не вернет Люцию и добьется её любви. От такого признания отец чуть было не лишился чувств, после чего обрушился на Астора с криками, что даже слышать об этом не желает, а затем и вовсе прогнал его с глаз долой. Затем, немного успокоившись, Рауль Ланьяк решил взглянуть на девушку, из-за которой его сын потерял голову и сердце. К тому времени, по распоряжению молодого хозяина замка, Люция из подземелья была переведена в одно из лучших помещений замка, являющее собой по тем временам, изысканное убранство. Хотя для Люции оно все равно оставалось тюрьмой. Рауль Ланьяк, не теряя времени, узнав у сына, где содержится пленница, направился туда. Он сразу оценил прелесть молодой девушки, несмотря на её, измученное состояние. Смотрины быстро закончились, и Рауль, ничего не сказав сыну, удалился в свои покои. Астор понимал, что такое состояние долго не может продолжаться, и что в ближайшее время нужно ожидать нападения со стороны герцога Генриха Альбре. Но, не смотря ни на что, он решил не расставаться с Люцией. Те же мысли терзали и старого Рауля Ланьяка. Он не хотел ввязываться в новую драку с Генрихом Альбре и в то же время хотел помочь своему строптивому сыну, которым так цепко и страстно овладела любовь. Рауля Ланьяка удивило то, что эта девушка не была для него незнакома. Но где он её мог видеть, когда?! И через некоторое время, не сразу, но он вспомнил всё.

Глава 3

Тем временем Дамиан продолжал находиться в подземелье замка Альбре. Он и раньше предчувствовал, что его знакомство с дочерью феодала добром не кончится. Его также мучила мысль, куда исчезла Люция. Ему страстно хотелось принять активное участие в ее поисках, но он понимал, что это невозможно из-за злости Генриха Альбре. Его огорчало то, что его нелепое заточение неизвестно, сколько продлиться и неизвестно, чем закончится. Поэтому, движимый тем, что нужно во что бы то ни стало найти свою возлюбленную и тем, что его, невиновного, незаслуженно бросили в этот каменный мешок, Дамиан решил бежать из подземелья. Это можно было сделать, только освободившись от обруча на руке, от которого отходила цепь, прикреплённая к крюку в стене. Снять с руки обруч с затейливым замком было практически невозможно, зато крюк в стене, к счастью Дамиана, оказался подвижным. Юноше с его молодецкой силой пришлось немного попотеть, чтобы выкорчевать этот крюк из стены. Остальное было делом не сложным. Через некоторое время дверь в подземелье открылась, и вошли двое стражников с какой-то целью, но это уже Дамиана не волновало. Оглушив обоих своим невольным оружием и освободившись от оков с помощью ключей, взятых у стражников, заключённый уже было попытался покинуть узницу, как в дверях появился сам Генрих Альбре. Позади него, стояла его личная стража. Увидев свободного пленника и двух связанных стражников, Генрих обезумел от ярости. Он приказал своим охранникам вновь заточить Дамиана или убить его, если он окажет сопротивление. Дамиану ничего не оставалось, как поставить на карту жизнь или освобождение. И он выбрал последнее. Схватив длинный вывороченный крюк с цепями, он начал яростно сопротивляться. Полумрак подземелья затруднял схватку. Перебегая из стороны в сторону, по большому пространству подземелья и отбиваясь то от одного, то от другого стражника, невольный пленник понимал, что путь к выходу из подземелья отрезан, так как в дверях стоял хозяин замка с факелом и мечом, как хищный зверь, а за ним ещё несколько стражников. В этой схватке Дамиан не хотел крови и старался только отбиваться от наседавших стражников. Ему удалось завладеть мечом одного из них, и это облегчило схватку.

– Схватить этого негодяя!!! – брызжа слюной, в порыве гнева орал хозяин поместья. – Ах ты тварь, хотел удрать. Я тебя на куски разорву.

И Генрих Альбре чертыхаясь на своих бездарных стражников, сам кинулся им на помощь, но запнулся на каменных ступенях и упал. В темнице воцарилась темнота, так как факел угодил в какую-то лохань с водой и, шипя, погас. Стремясь хоть как-то передохнуть, Дамиан быстро переместился к стене подземелья, к тому месту, где он был недавно прикован. Тяжело дыша, юноша хотел прислониться к стене, но рука его куда-то провалилась, и он больно ударился головой о торчащий камень. Пошарив рукой, Дамиан обнаружил щель в стене. Но она была недостаточной, чтобы пролезть человеку. И он, скорее интуитивно, чем соображая, постарался увеличить проход в стене. И это ему удалось. Он сдвинул камень, который тут же упал возле ног. Всё это длилось несколько секунд, но этого времени было достаточно, чтобы выбрать из стены несколько камней. Точнее булыжников, из которых делались стены средневековых замков. И пока стражники с Генрихом Альбре, как слепые, перемещались по темнице в поисках заключённого, натыкаясь друг на друга и падая, Дамиан попытался влезть в образовавшееся отверстие в стене. Как червь уходит в земную расщелину, так и Дамиан, извиваясь, проворно втиснулся в сделанный им проход. Ход из расщелины вел куда-то в пустоту. Но, молодой человек продолжал продвигаться вперёд. Внезапно он полетел вниз, затем последовал удар, и Дамиан потерял сознание.

Глава 4

Старый феодал Рауль Ланьяк всё вспомнил. Точнее, его осенило, словно молнией, когда он ещё раз взглянул на прекрасную пленницу, не поленившись подняться в помещение, где она находилась. Люция была удивительно похожа на … его родную дочь Лилиан. Дочь, которая у него была и в то же время, которую он давно как бы потерял. Лилиан от рождения была глухонемая и с двух лет её отдали на воспитание простым, но надёжным людям. Убедившись, что из Лилиан не получится наследница феодального поместья, Рауль Ланьяк отдалил её от себя, как ему не было тяжело. Кроме того, в то время он собирался повторно жениться и завести достойных наследников. Но жизнь впоследствии распорядилась таким образом, что наследником оказался Астор – сын второй жены Беатрис, который не был ему родным. После того, как маленькую девочку отдали на воспитание чужим людям, Рауль Ланьяк редко видел её. А потом и вообще перестал ею интересоваться. И только три года назад, случайно оказавшись на окраине своего владения, он вновь увидел Лилиан. Точнее ему её показали, так как она уже выросла, и вряд ли он её узнал бы, по прошествии стольких лет. Лилиан была прелестна. Из гадкого утенка она превратилась в прекрасного лебедя, точнее лебёдушку. Стан её был гибок и изящен. Черты лица еле уловимо напоминали красивое лицо его первой жены Аделины. И всё бы хорошо, но как ранее упоминалось, Лилиан практически не слышала и была лишена дара речи. Этот основной свой недостаток она компенсировала набором различных примитивных знаков, производимыми пальцами и мимикой лица, для общения с окружающими. Лилиан была отдана в семью бывшего оруженосца Рауля Ланьяка, Бастиана верой и правдой служившего предкам Ланька и ему самому. Семья Бастиана была бездетна и с большим желанием взяла на воспитание дочь хозяина, заверив при этом своего господина о сохранении полной тайны. Бастиан не нищенствовал, напротив, его семья вела зажиточное хозяйство и даже в худшие времена для всех, он каким-то образом оставался на плаву и не бедствовал. Причины этого многим были не понятны. Хотя всё объяснялось просто. Бастиан находил помощь у Рауля Ланьяка. За столь длительное время проживания в семье Бастиана, Лилиан с малых лет вместе с любовью и заботой, проявляемых Бастианом и его женой, познала тяжёлый крестьянский труд во всем его многообразии. Общение с родителями и соседями она осуществляла множеством знаков. И в этом тесном кругу было полное взаимопонимание. Чужих же людей Лилиан не могла понять при общении, так же, как и они её. Предыстория того, как Лилиан была отдана Бастиану, заключалась в следующем:

Восемнадцать лет назад шла опустошающая междоусобная война между двумя заклятыми врагами, двумя феодалами, Генрихом Альбре и Раулем Ланьяком. Рауль Ланьяк иногда одерживал небольшие победы, но в основном терпел поражения. И однажды, когда эта война достигла своей кульминации, её пожар захватил последний оплот Рауля Ланьяка, его старый замок, до того неприступный. После непродолжительной осады, Генрих Альбре применил все свои военные способности и ворвался с воинами на территорию замка со стороны, где его меньше всего ожидали. Бой был стремительный и ожесточённый. Воины Генриха Альбре были опьянены близкой и решающей победой. А защитники крепости от мала до велика, стояли насмерть. Рауль Ланьяк дрался, как лев. Его любимая жена Аделина, которая должна была вот-вот родить, мужественно разделяла участь обороняющихся. К вечеру боя оставалась не занятой только большая северная башня замка, где отчаянно продолжали сопротивляться уцелевшие защитники крепости. Все попытки в течение нескольких часов взять её не увенчались успехом. Тогда Генрих Альбре приказал своим воинам предать её огню. Таким образом, последних защитников решили уничтожить огнём и дымом. Перед огнём мечи, копья и луки оказались бессильны. Воины Генриха Альбре заложили вход в башню всевозможными деревянными предметами и подожгли. Рауль Ланьяк, с верху башни видя это, решился на отчаянный последний шаг. Воспользовавшись тем, что огонь ещё не сильно разгорелся и то, что основные силы Генриха Альбре отошли от башни, Рауль Ланьяк с остатками своих воинов, и гражданским населением решил с боем прорваться к небольшой часовне в сотне метров от башни. Этот спасительный выход, Раулю Ланьяку в последний момент подсказал старый священник. В часовне находилось укрытие с подземным ходом, ведшим к берегу реки. О нём знали несколько священнослужителей, и предназначался он для их тайных целей. Но в минуту смертельной опасности о подземном ходе священники сообщили Раулю Ланьку. Итак, выход был найден, оставалось самое тяжёлое – прорваться. В башне оставаться дальше было нельзя: дым проникал всё выше и выше, слезил глаза, першило в горле. Рауль Ланьяк собрал своих людей и объяснил им, как нужно действовать при прорыве из башни в часовню. Всех людей он разделил на три отряда. Первый отряд, возглавляемый им, должен внезапно выскочить из огня и опрокинуть ничего не ожидающих воинов Генриха Альбре, которые столпились между башней и часовней. Второй отряд, который состоял из женщин, детей и раненых, должен был перебежать в часовню и открыть вход в убежище и подземный ход. Возглавлять эту группу поручалось Бастиану. И, наконец, третий отряд, состоящий из немногочисленных воинов должен был обеспечить отход на заключительном этапе. Успех прорыва зависел от внезапности и быстроты действий защитников. Снизу доносился треск горевших брёвен и насмешливые крики одуревших и изрядно уставших воинов Генриха Альбре. Они вволю хохотали над жареными куропатками, – как они называли людей в башне. Перед тем, как дать команду первому отряду, насчитывающему около пятидесяти воинов, Рауль Ланьяк бережно обнял свою жену Аделину и произнёс:

– Мы обязательно встретимся, мы ещё долго будем жить.

Эти слова предназначались Аделине, но были восприняты всеми, как последний боевой клич. Перед решающей схваткой Рауль жгуче захотелось расцеловать жену, но промедление стоило смерти и, проглотив ком в горле, он резко повернулся и первым бросился вниз по лестнице, выхватив меч. Вслед за ним в огонь и дым поспешили воины первого отряда. Как Рауль и предполагал, выход из башни не был окончательно блокирован. Нижняя зала башни была наполовину заполнена дымом, весь огонь был снаружи.

Как из преисподней, перескакивая через горящие брёвна, полу обожжённые защитники вырывались из башни. И с перекошенными то ли от злобы, то ли от боли лицами обрушились на остолбеневших воинов Генриха. Бастиан в бойницу наблюдал, как были отброшены враги от башни. Завязалась отчаянная схватка. Путь к часовне был свободен. Бастиан поднял руку, и, второй отряд стал спускаться вниз. Бастиан во время спуска находился рядом с Аделиной, это был тайный приказ Рауля. Спуск второго отряда был не столь стремителен, как первого. Люди задыхались в дыму, натыкались друг на друга, что-то кричали, падали, но продолжали двигаться вперёд. Но самое страшное предстояло впереди. Если переход через огонь на выходе башни воинам первого отряда только придал остервенения, то гражданских людей второго отряда охватил ужас и страх. Многие бросились назад, произошло замешательство, вот-вот должна была начаться паника. Бастиан закричал что было силы, перекрывая отчаянные женские и детские крики:

– Выходите через огонь – это единственное спасение. В башне мы погибнем, погибнут и те, кто проложил нам путь, и те, кто за нами.

И поперхнувшись от дыма, воскликнул:

– За мной!

Схватив двух детей, бежавших к нему навстречу, он бросился к выходу. Его примеру последовали все остальные. Расчёт Рауля оказался верен. Многим удалось спастись в этом последнем бою. Уже находясь в спасительном подземном переходе, весь израненный, со сломанной рукой, Рауль вспомнил про Аделину и Бастиана. Попробовал их разыскать среди спасшихся, но безуспешно. Впоследствии жена Бастиана поведала ему, что Бастиан, не обнаружив Аделину в часовне, снова бросился в горящую башню. Больше их никто не видел. И только спустя несколько дней Бастиан разыскал своего господина. Весь израненный, еле стоящий на ногах Бастиан был не один. В руках он держал еле живого младенца – это была Лилиан.

Цепь воспоминаний прервал Астор, неведомо каким образом повившийся рядом.

– Ну, что ты решил насчёт пленницы, отец? – спросил он.

Рауль взглянул на Астора и тот увидел, что во взгляде отца уже не было того отрицания, которое было всякий раз, когда он задавал этот вопрос.

– Подожди, сын, подожди – здесь действительно всё непросто, – сказав это скорее самому себе, Рауль Ланьяк попросил пока не беспокоить пленницу, а сам направился разыскивать Бастиана.

Глава 5

Дамиан недолго находился в бессознательном состоянии. Приглушённые крики и всполохи огня заставили его окончательно прийти в себя. Он быстро вспомнил, что какое-то время назад яростно отражал атаку стражников Генриха Альбре. Как чудом нашёл спасение. Своим спасением он был обязан тем многочисленным подземным лабиринтам и переходам, которые в изобилии были проложены под замком при его строительстве. Он и попал в один из таких переходов. Стражники Генриха внезапно потеряв храбро защищавшегося Дамиана, вначале были обескуражены. И чуть было не посчитали, что явилось какое-то проведение свыше и забрало с собой узника. Но впоследствии, осветив факелом отверстие в стене, они догадались, как исчез пленник. Генрих был взбешён. Вначале он приказал стражникам пролезть в отверстие и продолжить погоню. Но, немного остыв, велел послать за верёвкой. В тот момент, когда один из самых отважных стражников начал свой путь в преисподнюю, тогда-то и очнулся Дамиан. Он в буквальном смысле увидел нависшую над ним опасность и попытался встать. Попытка удалась, но юноша ощутил тупую боль во всём теле и особенно в голове, которой он сильно ударился при падении. Упал же он почти с высоты пяти метров на каменистый пол подземного перехода. Подняв голову, Дамиан увидел, как в отверстие в стене, через которое он вывалился, начал спуск стражник с факелом в руке, обвязанный верёвкой. Раздумывать было некогда и Дамиан, прихрамывая, стал уходить от места падения по коридору подземного перехода. Двигаться вперёд было несложно, так как ширина коридора составляла около полутора метров. Идя по коридору, Дамиан заметил, что пол под ним поднимается вверх и заворачивает направо. Вскоре коридор закончился, и Дамиан руками ощутил впереди себя некое подобие двери с большим металлическим кольцом. Попытался её открыть, но ему это не удалось, это был тупик. Нужно было, возвращаться назад, но там уже были стражники. И здесь оставаться не имело смысла. Дорога была каждая секунда, и Дамиан ринулся назад по коридору. Теперь он шёл вниз. Постепенно тьма стала рассеиваться. Пете замедлил шаг и увидел весящего на верёвке стражника. В одной руке он держал меч, в другой – факел. До пола оставалось ещё около метра. Стражник же Дамиана не видел, так как ослеплял себя факелом, неудобно держа его перед самым лицом. Этим обстоятельством и воспользовался юноша. Он нагнулся и поспешил по коридору, надеясь проскочить под стражником. Но в тот момент, когда он почти уже был под ним, сверху резко опустили верёвку и оба оказались нос к носу. Стражник сразу окаменел, глаза его выкатились из орбит. Не смотря на свою храбрость и прыть, он не предполагал, что так в упор встретит беглеца живым и невредимым. Пока долю секунды стражник стоял, как истукан, Дамиан правой рукой нанёс ему удар в голову, а левой выхватил факел. Устояв после удара на месте, стражник вознамерился нанести удар мечом наглому противнику. Но в этот момент его приподняли на верёвке, думая, что от резкого спуска он ушибся. Это и спасло Дамиана, так как стражник завис в воздухе и яростно махал мечом возле себя, издавая боевые вопли. Беглец, не обращая на него внимания и освещая дорогу факелом, бросился бежать вниз по коридору. Подземный коридор заворачивал налево и становился всё шире. Но самое страшное было впереди – коридор был затоплен водой. Резко остановившись у воды, юноша понял, что опять попал в тупик. Оставалось сдаться на милость победителю. Но милость победителя означала только смерть. У ног Дамиана простиралась холодная вода. Своды подземного перехода через десять метров также уходили под воду. Окончательно рассвирепев, Генрих приказал убить беглеца. Дамиан это понял по приближающимся голосам стражников, выкрикивающих «смерть», «смерть». И несчастному юноше оставалось только одно. Не обращая внимания на почти ледяную воду, он начал спускаться по коридору дальше вниз, но уже по воде. Голова его ещё была на поверхности, когда преследователи почти догнали его. И опять юноша ушёл от погони, но какой ценой! Буквально с головой он окунулся в воду. Шанс остаться в живых был ничтожно мал. Перед тем, как нырнуть, Дамиан набрал побольше воздуха в лёгкие и теперь продвигался в холодной воде, отталкивая её от себя руками. Одна единственная мысль пульсировала у него в голове, что где-то впереди должен быть спасительный выход на воздух, тем более, что, сквозь мутную пелену воды слабо маячил небольшой отблеск света, означающий спасительный выход из водяного тоннеля. Дважды Дамиан всплывал к верху, но всякий раз его пальцы натыкались на каменистый свод подземного тоннеля заполненного водой до потолка. Возможность продержаться в воде катастрофически таяла, так же, как и возможность выплыть назад. На какую-то долю секунды на Дамиана обрушилась мысль, что вот и всё, конец. Он перестал грести, начал дёргаться, резко всплывать, а лёгкие готовы были разорваться. Но когда Дамиан в третий раз уткнулся в каменистый потолок, не ощутив воздуха, то приказал своему уже туманившемуся сознанию продолжать двигаться вперёд. Сил у Дамиана уже не осталось, он плыл божьей волею. И когда рука его снова коснулась потолка, Дамиан понял окончательно, что обречён. Он судорожно начал хватать ртом воду. Но разум ещё не совсем покинул его воспалённый мозг. Когда рука коснулась потолка и снова опустилась вниз, произошёл еле слышимый звук удара ладони по поверхности воды. И это было чудо, вернувшее Дамиану жизнь, вознаградившее его за отчаянную борьбу и веру. Пространство, заполненное воздухом не позволяло полностью высвободить всё тело, но давало возможность дышать. Сделав передышку, Дамиан стал продвигаться вперёд, уже не ныряя. Потолок резко ушёл вверх, а впереди мелькнул луч солнца. Это приближался выход из тоннеля. Дамиан очень удивился, если бы узнал, что проплыл под водой в извилистом тоннеле около сорока метров. Юноша выплыл со стороны каменистого и обрывистого берега реки. Реки, недалеко от которой располагался замок Генриха. Выплыв из каменного мешка, Дамиан сразу оказался в стремительном течении большой реки. Его понесло вдоль каменистого берега, где не было ни одного места, куда можно было приткнуться. Через некоторое время юноша увидел небольшую песчаную отмель и из последних сил выбрался на тёплый песок. И только тогда он ощутил, как сильно промёрз и устал. Всё его тело содрогалось от озноба, Дамиан никак не мог согреться и постепенно впал в беспамятство. Приходя очередной раз в сознание, он как бы через пелену тумана видел перед собой образ склонившейся прекрасной девушки. Всякий раз он силился вглядеться и узнать это видение, но вновь впадал в беспамятство.

Между тем исстрадавшегося юношу заметила Катрин – дочь прибрежного рыбака, которая часом позже проплывала на лодке, загруженной рыбой и снастями. Причалив к берегу, девушка обнаружила юношу без сознания и с сильным жаром. Иногда он бредил. Катрин поняла, что если этому парню не оказать помощь, то он может вскоре умереть. Проворной и работящей девушке не составило большого труда перетащить Дамиана в лодку. Она полностью переключилась на спасение юноши, который ей почему-то сразу понравился. Катрин пришлось долго грести против течения к своему селению. Тем временем Генриху Альбре доложили, что пленник исчез в воде и больше не появлялся. Все решили, что он захлебнулся и утонул, но только не Генрих. Старый феодал многое в жизни знал и повидал. Поэтому он неожиданно для многих своих подопечных отдал приказание осмотреть все прибрежные селения у реки. Разделившись на небольшие отряды, стражники Генриха Альбре поскакали к прибрежным селениям в поисках беглеца. Катрин догребла до берега и уже было собралась пойти за помощью, как увидела, что вооружённые люди бесцеремонно и грубо что-то выясняют у жителей селения. Соскочив с лошадей, они начали осматривать рыбацкие лодки, при этом грубо ругаясь. Катрин скорее сердцем, нежели умом догадалась, кого они ищут. Крики и шум приближались по мере того, как осматривались лодки и всевозможные прибрежные постройки. Наконец отряд стражников и небольшая кучка рыбаков приблизились к лодке Катрин. Перед дальнейшим повествованием необходимо пояснить, что лодка, в которой приплыла Катрин с Дамианом, принадлежала одному из незадачливых молодых рыбаков по имени Франс. И которому очень нравилась Катрин, но обратной взаимности не было. Часто бедная семья Катрин брала в аренду лодку и снасти у богатого Франса, который был рад оказывать эту услугу, чтобы иногда иметь благосклонный взгляд от Катрин. Франс был толст, неуклюж, но на лицо миловиден. По характеру он был жаден, трусоват, но порой очень добр и великодушен. Ему очень нравилась эта бедная девушка с изящной фигуркой и приветливым лицом. В глубине души он мечтал, что когда-нибудь она выйдет за него замуж.

Вернёмся же к действительности. Увидев лодку Франса, наполовину заполненную рыбой, старший отряда стражников, хотел уже было отойти, как вдруг его внимание привлекли снасти на лодке, которые, как ему показалось, несколько раз шевельнулись.

– Что у тебя там? – спросил Франса начальник стражников.

– Где там? – не понял Франс.

– Там, под снастями, болван.

– Ничего, господин стражник, – ответил уже начинавший дрожать Франс.

– А ну сбрось снасть в воду, и я посмотрю это «ничего», – осклабился другой стражник.

Бедному Франсу ничего не оставалось, как залезть в лодку и начать сбрасывать снасти. И когда он в очередной раз отдёрнул сети, взору всех предстала лежащая Катрин. Платье у неё задралось, открыв прелестные обнаженные ноги. Волосы разметались по лицу, и вид у неё был явно не приличествующий порядочной девушки. Все оторопели. В особенности Франс. На миг он покачнулся и чтобы не упасть, рукой инстинктивно опёрся о бедро Катрин. Противодействие было мгновенным. От полученного сильнейшего удара по щеке Франс свалился в воду. А Катрин, приподнявшись на локтях, стала быстро поправлять сбившуюся одежду. Взрыв всеобщего хохота не заставил себя ждать. От души смеялись все, начиная от маленького, сопливого парнишки до усатого начальника стражи. Вволю насмеявшись, начальник отряда, продолжая всхлипывать, порекомендовал выходившему на берег Франсу отвезти эту русалку туда, где он её выловил. И со словами «ленивые канальи» направил коня от берега к замку. Когда все разошлись, горе-жених никак не мог понять, почему Катрин так долго оставалась в лодке, по-прежнему поправляя свою измятую одежду. Перечить и возражать ей он не стал в силу известных обстоятельств.

Глава 6

Рауль Ланьяк после разговора с сыном через полчаса был уже возле небольшого домика в окрестностях своих владений. Соскочив с коня, с несвойственной его годам поспешностью он вошёл в дом Бастиана. Сразу на пороге его встретила Лилиан. Она не знала, что Рауль Ланьяк её отец, но догадывалась, что этот важный господин имеет к ней какое-то особое отношение. Поскольку очень часто бывал у них в семействе с самого раннего детства и дарил ей подарки. В последнее время Рауль отметил, как она выросла и похорошела. Но только сейчас он заметил, как она похожа на Аделину, его первую и любимую жену, так рано ушедшую из жизни. Но самое главное, что его поразило, это то, что Лилиан и пленница похожи, как две капли воды. Лилиан знаками предложила гостю войти, и по всему было видно, что она очень обрадовалась дорогому гостю. Затем она выбежала из дома для того, чтобы оповестить хозяев о прибытии столь важного гостя. Отношение Рауля Ланьяка к дочери было двояким. С одной стороны, он жалел её как родное дитя, на долю которого выпало несчастье. С другой стороны, он не мог приблизить Лилиан к своему жилищу и окружающему обществу в силу её недостатков и других обстоятельств, сложившихся со временем. А обстоятельства были таковыми: первое – это то, что после разорительной войны, чтобы вновь вернуть себе родовой замок и владения, Рауль Ланьяк женился на Беатрис Жуайез, вдове бывшего соседнего феодала. Объединив усилия, Рауль Ланьяк вышвырнул из своих владений своего заклятого врага Генриха Альбре. Живя с новой женой, он воспитывал приемного сына по имени Астор. В этих условиях, в силу свода феодальных традиций, наследником предполагался стать, Астор но никак не Лилиан. В силу этих обстоятельств, Рауль отдалил от себя свою родную и единственную дочь. Но время шло, и боль отлучения стёрлась. Рауль свыкся со своей долей полуотца. Его мысли нарушил вошедший Бастиан, его старый боевой слуга и оруженосец. Бастиан поприветствовал своего хозяина и был весь внимание. Рауль не сразу заговорил. Он долго молчал, затем встал, походил по убогому жилищу и, повернувшись к Бастиану, обратился к нему:

– Расскажи, дружище, ещё раз, как погибла моя жена Аделина, и как ты спас мою дочь Лилиан.

Рассказ Бастиана, уже в который раз, был следующим:

После того, как он не обнаружил Аделину в часовне и, строго помня о приказе своего господина беречь его жену, как зеницу ока, бросился опять в горящую башню. В это время к часовне, отбиваясь, отходили уцелевшие остатки третьего отряда воинов Рауля Ланьяка. Повторно преодолев линию огня, Бастиан вновь очутился в нижнем помещении башни, уже полностью заполненном дымом. Дым не давал дышать, слезил глаза, но храбрый воин решил во что бы то ни стало отыскать Аделину. Её он нашёл на третьем этаже башни. Она лежала на полу и была без сознания. Подняв её, Бастиан инстинктивно бросился вверх по лестнице на чердак к самой крыше. Здесь дыма почти не было, так как он выходил в большое окно под чердаком, а чердачная крыша препятствовала тяге воздуха. Отдышавшись, Бастиан начал приводить в сознание жену Рауля Ланьяка. Аделина очнулась, но не от того, что Бастиан пытался привести её в чувства, а от того, что у неё начались схватки. Она очнулась от сильной боли, предшествующей родам. Роды были преждевременными из-за перенесённых страданий. Бастиан понял, что они пропали оба, так как Аделина не помня себя от боли начала очень громко кричать, не находя себе места. Даже в таких обстоятельствах, женщину надо было спасать. И Бастиан как мог помог родиться ребёнку. Весь в крови, с кричащим на руках младенцем, Бастиан отошёл к люку чердака и стал вслушиваться. Внимание его привлекли крики, доносившиеся снизу. Он понял, что это через дым к ним поднимается неприятель. Генрих и его окружение услышали душераздирающие крики в верхней части башни, когда бой был закончен. Враги поняли, что из башни ушли не все. Генрих приказал растащить крюками догорающие брёвна и вывести оставшихся защитников крепости. Бастиан успел принять роды, но что было делать дальше? Аделина продолжала биться на полу. Чем ещё ей можно было помочь и как спастись всем троим? Оставалось одно – защищаться до конца и всем погибнуть. Бастиан через люк спустился на лестницу и здесь решил встретить неприятеля. Находясь на площадке возле небольшого окна, Бастиан обратил внимание, что под окном с внешней стороны расположен небольшой карниз шириной полметра, опоясывающий башню по окружности. Не долго раздумывая, он поднялся на чердак, наспех завернул младенца в свой плащ и вновь опустился на площадку. Затем через окно выбрался на карниз. К счастью, карниз был не очень крутой. Положив ребёнка недалеко от окна, Бастиан быстро устремился за Аделиной. Но было уже поздно. Поднимающиеся воины Генриха заметили его и с мечами наперевес бросились в атаку. Схватка была недолгой. Уложив на месте двоих, Бастиан получил сильный удар мечом сначала по ноге, от чего он упал, а затем по голове. Очнулся Бастиан от боли в ноге, так как один из воинов Генриха, поднимавшийся по лестнице, наступил на рану. Со лба по правому глазу текла струйка крови, голова у Бастиана гудела, как чугунный котёл. От удара по голове мечом, Бастиан периодически то приходил в сознание, то вновь погружался в небытие. В один из таких просветов сознания он отчётливо слышал крики Аделины, когда её тащили воины Генриха по лестнице. В это время Бастиан молил бога, чтобы враги сжалились над несчастной женщиной. Бастиана посчитали убитым, так как он с головы до ног был окровавлен. Но рана на голове оказалась не смертельной, скользящей. Отойдя от контузии, Бастиан вспомнил про ребёнка. С трудом он поднялся и перелез на карниз через окно. Кровь в ране на голове уже запеклась и теперь не вытекала, но чувствовалась общая слабость и болела нога, на которую Бастиан пока не обращал внимания. Снизу Бастиан был виден, как на ладони. Но в данном случае дым теперь из врага превратился в защитника и прикрывал его. Сколько он простоял на карнизе с ребёнком на руках, Бастиан не помнил. Младенец стих и больше не плакал, зато у Бастиана из глаз катились огромные слёзы и капали на лицо младенца. Бастиан беззвучно рыдал. Больше он Аделину не видел никогда. Долго пришлось Бастиану скрываться от врагов. Только богу известно, как ему удалось спастись и вернуться к Раулю Ланьяку. Последствия этих кошмарных дней не замедлили сказаться на бедном ребёнке, который впоследствии и стал глухонемым. Бастиан закончил свой рассказ.

– Значит, после башни ты об Аделине ничего не слышал? – тихо спросил Рауль.

– Нет, мой господин. Если бы я что и узнал, то приложил все силы, чтобы как-то помочь ей или вызволить её, хотя честно, что я мог сделать один. – Ответил Бастиан.

– Что ты, я не осуждаю тебя, напротив, всю жизнь буду признателен за всё, что ты для меня сделал. – произнес Рауль. И после некоторого молчания спросил: – Ты говоришь, что после родов Аделина продолжала долго кричать и биться.

– Да, господин, ей было очень больно, – и, потупив глаза, Бастиан продолжал. – Пуповину я отсёк мечом.

– А не могла Аделина родить двоих детей? – спросил Рауль скорее обращаясь к себе, нежели к Бастиану.

– Не знаю, господин. У меня тогда было мало времени, и я в ту пору не очень разбирался в этих делах.

– Ладно, друг мой, и этого достаточно, – заключил Рауль.

Он резко поднялся и, не попрощавшись, направился к выходу. Вышел он так стремительно, что в дверях сбил какого-то простолюдина, который от страха пустился бежать.

Глава 7

От своего преданного слуги Астор узнал, куда ездил отец и зачем. Он был очень удивлён, узнав о сходстве Лилиан с пленницей. И в его горячей голове сразу возник дерзкий план, устраняющий многие проблемы. Астор в силу своего крутого характера не привык долго и обстоятельно что-либо обдумывать. Все его поступки и действия с детских лет были скоротечны. Иногда это давало пользу, но в большинстве случаев он просчитывался. Однако решительность его характера не давала ему унывать при поражениях, и он всегда находил силы, чтобы извлекать из этого пользу. Ещё раз напомню читателю, что Астор не был родным сыном барону Раулю Ланьяку. Его мать Беатрис, вдова знатного феодала, нелепо погибшего на состязательном турнире, восемнадцать лет назад, приютила полностью разгромленного Рауля Ланьяка с остатками верных ему людей. А впоследствии, когда Генрих Альбре ослабил свои позиции, помогла Раулю Ланьяку с помощью своих воинов обрести свои владения. Эти годы совместной жизни не прошли даром. Рауль породнился с соседями. Женившись, на Беатрис, Рауль обязался, что его поместье в будущем унаследует его приёмный сын Астор. Астор с самого детства особой любви к своему приёмному отцу не питал. Он рано стал самостоятельным, окружил себя верными ему людьми и держал под контролем всё, что делается в феодальном хозяйстве Рауля Ланьяка. Полностью стать хозяином владений ему мешал только сам Рауль. Но он был стар, и ждать оставалось недолго. О том, что у Рауля есть родная дочь, в замке никто не знал. А если кто-то когда-то и знал, то по прошествии длительного времени об этом давно забыли, так как с поля зрения девочка исчезла в свои два года. Итак, выведав у своего соглядатая, куда ездил хозяин замка, Астор так и не понял, с какой целью ездил к Бастиану его отец. Но одно он уяснил чётко, что девушка, которую видел его шпион, как две капли воды похожа на прекрасную пленницу. А именно украденную им дочь Генриха. Больше всего Астора обрадовало то, что девушка была глухонемой. Это очень кстати подходило к его коварному плану. И не теряя времени, Астор на следующий же день со своими верными дружками выкрал Лилиан. Закутанную в мешок, верхом на лошади, Лилиан доставили к одному из приграничных селений Генриха. И там, развязав, отпустили бедную, обезумевшую от страха девушку. И прежде, чем вернуться назад, Астор лично проследил, как Лилиан заприметили крестьяне и передали её людям Генриха.

Глава 8

Франс, видя, что Катрин не покидает его лодку, в конце концов осмелился и подошёл к ней. Он начал лепетать какие-то слова, не то оправдания, не то прощения. Катрин выждала, когда вокруг никого не осталось, кроме их двоих, и обратилась к Франсу:

– Франс! Здесь в лодке под снастями раненый человек. Когда стемнеет, ты должен мне помочь перенести его куда-нибудь, чтобы оказать помощь. Лучше всего в нашу хижину. А пока побудь здесь, я сбегаю за лекарственным бальзамом.

– А кто это? – дрожащим голосом, произнёс тайный воздыхатель Катрин, боязливо оглянувшись по сторонам. И не дождавшись ответа, далее произнёс:

– Катрин мне кажется, что этот раненый не кто иной, как тот, кого разыскивала стража хозяина замка. И нам лучше бы…

– Замолчи! Только попробуй!

Катрин так взглянула на Франца, что тот в силу своей влюблённости и трусости мгновенно прекратил попытки противоречить девушке, хотя непослушание указам феодала очень жестоко каралось, и поначалу первым желанием у Франса было немедленно сообщить стражникам Генриха о беглеце. Но магические слова Катрин, сказанные в дружественно-приказном тоне, остановили Франса, и он подчинился Катрин. Пока Катрин бегала за лекарственным бальзамом, Франс откинул снасти и увидел лицо Дамиана. Франс сразу узнал его, так как тот часто появлялся в их рыбацком селении с Люцией. А уж Люцию, дочь Генриха, знали почти все. Ещё тогда Дамиан не понравился Франсу, не то, чтобы Франс невзлюбил его, просто позавидовал ему чёрной завистью за статность, силу и за обожание девушками. Вот и Катрин ни с того ни с сего влюбилась в этого красавца, баловня природы. Так мыслил Франс, пока не вернулась Катрин. Она разорвала рубашку на груди Дамиана и начала усердно растирать грудь лекарственным бальзамом. Бальзам источал аромат огромной разновидности трав и цветов. У Дамиана от долгого пребывания в холодной воде случилась острая форма воспаления лёгких. Он то приходил в себя, то опять впадал в беспамятство. Всё это время Франс находился рядом, машинально подчиняясь Катрин. Весь он был какой-то потерянный. Вскоре наступили сумерки. С большим трудом Катрин и Франс вытащили Дамиана из лодки и, прикрываясь зарослями прибрежных кустарников, отнесли его в небольшую постройку недалеко от жилища Катрин. Меж тем, состояние Дамиана было ужасным. Злоключения, свалившиеся на него, не прошли даром, он был истощён психически и физически. В его воспалённом сознании поочередно проносились то огромные потоки ледяной воды, несущие его, как щепку, то вдруг под ногами развертывалась огненная пропасть, и он долго падал в неё, обжигая всё тело. Только иногда реальность посещала его. В эти моменты он ощущал нежные тёплые прикосновения, которые по своей природе могли принадлежать только женщине и никому иному. Дамиан открывал глаза и на фоне свечи, в ореоле нимба его взору являлось прекрасное очертание юной девушки. В этот момент он силился позвать Люцию, но с губ срывался только шёпот. На этом островке благополучия он находился недолго и вновь срывался в кипящую пропасть. Три дня, скрывая от всех Дамиана, Катрин боролась за его жизнь, используя все свои познания в области исцеления. Ухаживая за ним, она всё больше и больше привязывалась к этому мученику. Катрин уже знала, что его разыскивает не кто иной, а самый главный повелитель, хозяин замка, феодал Генрих Альбре. Поэтому, пока Дамиан был болен, одной из главных задач было сохранить тайну пребывания. Днём Катрин выполняла часть обязательной работы по хозяйству, помогая престарелым родителям, а ночью находилась рядом с больным. Так не могло долго продолжаться, так как не выдержал тот жизненный треугольник, в котором третий всегда оказывается лишним. О тайне пребывания Дамиана знал Франс. Три дня и три ночи он мучился ревностью. Поклявшись и дав обещание Катрин, что никто ничего не узнает, Франс меж тем обдумывал, как бы побыстрее выдать беглеца. Конечно же, это можно было сделать сиюминутно, но тогда он навсегда потерял бы благосклонность Катрин, а ведь луч надежды уже замаячил. Катрин стала очень доброжелательно относиться к Франсу. Его план созрел неожиданно и быстро. На третий день, когда в селении вновь появились стражники всё с той же целью отыскать беглеца, а возможно и по другой причине, Франс спрятался в кустах возле постройки, где скрывался Дамиан, и дождавшись, когда всадники подъехали достаточно близко, хотел собственными криками и стонами привлечь внимание стражников, а затем незаметно скрыться. Но осуществить этот отвратительный поступок помешало следующее явление. Дверь пристройки со скрипом открылась, и кто-то вошёл в укрытие. Кто это был, Франс не увидел. Через некоторое время раздались крики Дамиана. Сначала громкие, а затем приглушённые. Естественно это привлекло внимание стражников. Они, не раздумывая, бросились к этому месту. Франс, пригибаясь, помчался прочь. Затем, опомнившись, он окольным путем вернулся и незаметно слился с толпой селян, наблюдавших, как стражники волокли бедного Дамиана. В это время Катрин не было на месте, она на лодке Франса отправилась вниз по реке расставлять сети. Смутное чувство было у Франса. Он был рад и не рад, случившемуся. Его заинтересовало, кто же был тот таинственный двойник с подобными коварными замыслами. Дамиан резко очнулся. Его взору предстали грубые мужские лица, которые что-то выкрикивали ему в лицо. Они то склабились, то жутко смеялись. Дамиану показалось, что он уже умер и черти несут его в ад. Всё так и было бы, если б не реальная боль во всём теле. Дамиан начинал приходить в себя. Постепенно рога чертей стали превращаться в острые наконечники шлемов, а хвосты в длинные мечи. Стражники, не церемонясь, подтащили Дамиана к коню, перебросили его поперёк и довольные поскакали в замок. Генрих Альбре был очень обрадован, что беглеца всё-таки нашли.

– Почему не схватили того, кто укрывал его? – спросил Генрих.

– Господин, он сам забрёл туда, где мы его взяли, никто из селян не укрывал его, – начал оправдываться начальник стражников, который сам в поимке не участвовал.

– Я всегда считал, что если бы вы не были такими глупыми и безмозглыми, то никогда не были бы стражниками, – прокричал Генрих. – Немедленно приведите того, в чьей хижине он находился.

Через некоторое время в темницу, где находился ещё очень и очень слабый Дамиан бросили отца и мать Катрин. Катрин же удалось избежать поимки.

Глава 9

Через день после поимки беглеца и тех, кто его укрывал, пришла весть о том, что найдена Люция. Казалось, целая гора свалилась с плеч Генриха. Радости его не было предела. Не дожидаясь, когда привезут дочь в замок, он поскакал навстречу Люции. Но как только Генрих повстречался с дочерью на дороге к замку, он вновь ощутил непомерную тяжесть. Отец узнал и не узнал Люцию. Вся съёженная, какая-то затравленная. Внешне она была той же Люцией, но что-то было не то. Генрих попытался обнять любимую дочь, прижать её к себе, но она вырвалась из его объятий и как-то дико посмотрела на него.

– Что с тобой, дочь моя? – чуть не плача произнёс Генрих. – Где ты была и что с тобой сделали, скажи мне. Почему ты ничего не говоришь? Не бойся, скажи родная. Я испепелю любого обидчика, поверь мне.

Но обескураженная девушка всё больше отстранялась от незнакомого человека, а затем, закрыв лицо руками, беззвучно зарыдала. Генрих ещё продолжал что-то говорить, больше обращаясь к себе, чем к кому-либо. Он понимал только одно – с дочерью случилось что-то страшное и непоправимое. Через некоторое время, придя в себя, он приказал всем ехать в замок. По дороге Генрих расспросил, где нашли Люцию. Ему подробно рассказали, как в одном из самых дальних селений крестьяне обнаружили в лесу одинокую испуганную девушку, которая бродила по лесу. Крестьяне приютили девушку, и только через два дня в ней признали дочь самого Генриха Альбре. Всё это время несчастная не разговаривала и ничего не ела. Этот рассказ поверг Генриха в ещё большее расстройство и недоумение, но он взял себя в руки и решил, что всё со временем поправится и образуется, ведь главное, Люция нашлась.

По приезду в замок ему сообщили новость: его ожидает группа рыцарей во главе со знаменитым рыцарем Кристофом Лафайеттом, сыном соседнего восточного феодала, лучшего друга Генриха и боевого соратника. Несмотря на тягостное положение, связанное с дочерью, Генрих всё же решил принять гостей. Перед этим он распорядился отвести Люцию в покои и ничем её пока не беспокоить. Затем он двинулся навстречу ожидавшим его рыцарям. Улыбающийся Кристоф соскочил с коня и радостно обнял Генриха.

– Позвольте передать господин Генрих Альбре всю безграничную любовь и уважение моего отца всей вашей семье и вам лично.

– Благодарю, благодарю благородный рыцарь Кристоф. Спасибо за приветствие и послание от твоего батюшки. Полагаю, он в хорошем здравии? Жаль, что давно не виделся с ним. Однако вы с дороги и лучше будет пройти в мои покои и отдохнуть, хотя бы денька два. О чём вы конечно же не пожалеете благородные рыцари.

– О нет, к сожалению, нет, уважаемый господин Генрих Альбре мы итак очень опаздываем и боюсь, прибудем к месту назначения с большим опозданием, чего бы очень не хотелось.

– Жаль, очень жаль, – вздохнув, искренне произнёс Генрих. – А ведь так хотелось о многом поговорить Кристоф, ты же знаешь, как я тебя уважаю, впрочем, как и твоего отца, моего верного и надёжного соседа господина Лафайетта. Ну что ж не смею задерживать вашу славную компанию, тем не мене, полагаю, что отобедать вы всё же согласитесь. А тем временем отпишу кое-что твоему отцу.

На том, и порешили. В процессе трапезы рыцари поведали Генриху о цели своего путешествия. Все они направлялись на ежегодный рыцарский турнир, который в этом году должен был проходить в феодальном поместье Рауля Ланьяка. Такие праздничные турниры стали проводиться молодым французским королём Филипом вторым, недавно, и цель их была не столько увеселительной, сколько примирительной. Этим самым совсем еще юный король пытался хоть как-то, выражаясь современным языком, усадить за стол переговоров враждующие стороны и прекратить междоусобные опустошающие войны, среди баронов. Отчасти ему это удавалось, отчасти нет. Основная же цель короля в конечном счёте сводилась к объединению враждующих между собой феодалов и к укреплению границ французского государства, которые трещали по швам в связи с набегами многочисленных внешних врагов. К Генриху Альбре это не относилось, так как ни при каких обстоятельствах он не собирался примиряться с Раулем Ланьяком, не смотря на прошедшие годы. Да и короля он особо не боялся, потому что, до Филиппа второго, короли в силу своей слабости не играли большой роли в объединении государства и феодалы им не подчинялись в силу своего могущества. К ним относился и Генрих Альбре. Но Филипп второй был грамотным полководцем и дипломатом и постепенно подбирался и к огромным владениям графа Генриха Альбре. Как и Генрих Альбре, многие бароны давали понять Филиппу, что он лишь номинальный король и должен вести себя тихо. Вместо этого он разбил их по одиночке и всё стало по местам в плане подчинения. Поэтому не за горами была очередь Генриха и других не подчиняющихся баронов, в плане сильной королевской власти и объединения страны, против иноземных захватчиков. Поэтому когда рыцари предложили Генриху присоединиться к ним и поехать на праздник к Раулю Ланьяку, он категорически отказался. Генрих очень чтил своих восточных соседей, с которыми жил в дружбе и согласии, поэтому он ёщё раз предложил рыцарям немного задержаться и погостить у него. Но Кристоф, который возглавлял группу рыцарей, категорически отказался от гостеприимства, поскольку спешил встретиться с королём, который также намеревался прибыть на рыцарский турнир и празднества по этому случаю. Генрих не стал их отговаривать, поскольку и без того у него хватало внутренних проблем. О том, что произошло с дочерью, Генрих не обмолвился ни словом, хотя Кристоф очень хорошо знал дочь Генриха, Люцию. И даже когда Кристоф попросил встречу с Люцией перед отъездом, Генрих под надуманным предлогом не дал состояться этой встрече Оказав дорогим гостям необходимый приём и проводив их в дальнюю дорогу, Генрих вновь обратил всё своё внимание на дочь. Лилиан, вырванная безжалостной рукой из своей очень замкнутой жизни и брошенная в этот неведомый круговорот, чувствовала себя на грани умственного помешательства. Она забилась в дальний угол комнаты и не выражала никакого либо желания с кем-то общаться. В комнате находились две девушки-служанки, которые ранее заботились о Люции. Они со страхом смотрели на Лилиан и своего господина. Генрих незамедлительно прогнал их. Пробыв в комнате больше часа, он вышел совсем обескураженный, так как выяснилось, что Люция потеряла дар речи. Злоба переполняла Генриха. Он готов был поубивать многих собственноручно, лишь бы узнать истину. Удар был нанесён ему в самое сердце, поскольку дороже Люции в жизни у него не было никого. Она была целью и смыслом его жизни. Расчёт Астора оказался очень точным. И самым главным гарантом этого расчёта было то, что Лилиан как две капли воды была похожа на Люцию, а главное – она была глухонемой и естественно ничего о себе не могла поведать. Немного остыв, Генрих собрал имеющихся у него лекарей и велел осмотреть дочь. А прислуге тщательно ухаживать за ней и ни в коем случае не распускать языки, в противном случае он обещал их отрезать. Весть о том, что нашлась Люция, быстро распространилась по замку и его окрестностям. Многие облегчённо вздохнули, так как прекратились поиски, сопровождавшиеся притеснениями всех сословий. А поскольку многие любили Люцию, то и радовались искренне. Однако в замке заметили, что с момента возвращения Люции их хозяин не повеселел, а напротив, стал ещё угрюмее и раздражительнее. Приближённые терялись в догадках. Только одному человеку Генрих доверял безоговорочно. Это был…его шут. Звали его Эрик. При посторонних, Генрих особо не общался с ним, зато когда было особенно трудно, Генрих призывал к себе Эрика и изливал ему душу, после чего выслушивал совет. Шут никогда не давал прямолинейных советов, напротив, то, что он высказывал, имело двоякий, а то и троякий смысл и даже порой не по теме. Тем не менее, Генрих находил в его дурацких советах какую-то зацепку, с помощью которой часто выходил из трудного положения. Эрик достался в наследство Генриху ещё от отца и в данный момент был дряхлым, сморщенным, старым карликом. Никто в замке не знал, сколько ему лет. В детстве Генрих подолгу любил играть с шутом. И став взрослым, он внутренне продолжал любить Эрика. Эрик платил ему той же благодарностью. И даже однажды спас своего хозяина от явной смерти, пожертвовав своим здоровьем. За своё долгое пребывание в замке Эрик многое видел и многое познал. Так как всё видел со стороны, через стеклянную стену, ибо его никто не принимал всерьёз и не придавал ему значения. Разве что смотрели на него, как на забавную игрушку. Эрик знал абсолютно всё, что делалось в замке и за его пределами, поскольку, куда бы он ни приходил, от него ничего не скрывали, считая его полным дураком. Впрочем, этот образ он сам себе создал и никогда с ним не расставался. Так легче и удобнее было жить в его положении. Итак, шут Эрик был в курсе всех событий в силу своих скрытых феноменальных способностей и мог даже воздействовать на эти события. Вот и на этот раз, по прошествии трёх дней, Генрих, так ничего и не выяснив относительно состояния дочери, призвал к себе Эрика. Шут с добродушной улыбкой, как будто ничего не случилось, позванивая золотыми колокольчиками на своём серебряном обруче, в низком поклоне предстал перед своим господином. Генрих сразу начал с сути дела. Рассказав всё про Люцию, он закончил в сердцах:

– Она мне теперь совсем как чужая. Я не узнаю её, Эрик! Что мне делать, ведь у меня она одна, кто мне дорог и кого я люблю больше всего на свете. Излив душу, Генрих надолго замолчал, отрешённо глядя в пустоту. Он никогда не торопил Эрика с ответом и знал, что тот сам даст о себе знать. Так случилось и на этот раз. Шут прервал раздумье своего хозяина тем, что резко встал со ступеньки и, переваливаясь с боку на бок на коротеньких ножках, побежал в конец комнаты. В пыльном, тёмном углу он что-то взял и, покачивая своей большой головой, подошёл к Генриху.

– Господин, – прервав молчание Генриха, сказал Эрик, – Нашлась ваша любимая чаша, из которой вы пили вино.

Генрих медленно перевёл взгляд из пустоты на золотую чашу для вина. Затем ещё медленнее произнёс:

– Спасибо Эрик, но она мне сейчас не нужна. Мне не до веселья.

– Но Господин, как она похожа на вашу чашу, а ведь это не ваша.

Генрих машинально взял чашу из рук Эрика и начал её осматривать. Действительно, красивый вензель на чаше принадлежал его покойному отцу.

– Ну и что из того? Нашлась и нашлась, мало ли с какой пирушки она туда закатилась. – медленно растягивая слова, ответил Генрих.

– Вот и я говорю, как похожа с той, из которой вы сейчас пьёте вино. – продолжал шут.

– Черт с ним, с вином. – начал уже было сердиться Генрих. – Я не пойму, Эрик, к чему ты клонишь?

– Господин, в мире так много похожих вещей как эти две чаши – невозмутимо продолжал Эрик. – Но если присмотреться к ним, то можно обнаружить изъяны, вот вроде этой трещинки на вашей чаше.

– Так, так, – перебил Генрих Эрика. – Кажется, я начинаю тебя понимать, мой дурачок Эрик.

Этим словом хозяин всегда одаривал Эрика, когда был им доволен.

– Значит, ты говоришь, двух одинаковых вещей не бывает. Что ж, это так, я с тобой согласен. Однако скажи, как может появиться вторая вещь, похожая на первую, если её никогда не было? – продолжал в той же философской манере Генрих, что и Эрик.

– Очень просто, мой господин. Всё одинаковое и красивое рождает бог и человек. – торжественно заключил Эрик.

Теперь окончательно до Генриха дошёл смысл сказанного Эриком. Он долго смотрел ему прямо в глаза, затем произнёс:

– Стало быть, нужно искать изъян у моей дочери, которая мне не дочь, а просто похожа на неё. Это ты хотел сказать открыто, да побоялся как всегда, старый плут.

– Господин, шуту нечего бояться, потому что он смешон и у него ничего нет. Так стоит ли бояться потерять-то, чего нет? Пусть боятся те, у кого много богатства, славы, чести.

– Ладно, хватит, – резко перебил его Генрих. – Ты не так смешон, как умён. И через твой дурацкий колпак с бубенцами ещё много, много лет род человеческий не сможет разглядеть ум мудреца.

И взяв из рук Эрика чашу, Генрих медленно встал и подошёл к кувшину с вином. Затем налил чашу до краёв и протянул её шуту. После разговора с Эриком с глазу на глаз, Генрих окончательно утвердился во мнении, что Люция – это не Люция. Но теперь это необходимо было проверить. Но как? Сходство было настолько разительным, что даже те две служанки, которые с детства воспитывали Люцию, ничего не могли заподозрить внешне. Цвет волос, глаз, даже родинки на плече – всё сходилось. Разговора с дочерью не получалось, тогда Генрих решил, что может быть, что-то прояснит пленник. Ведь встречалась же она с Дамианом и довольно часто. И Генрих приказал немедленно привести Дамиана. Дамиан был ещё очень слаб, но держался стойко. Генрих, ничего не объясняя, а также не извиняясь за причинённые не заслуженные страдания привёл Дамиана в помещение, где находилась несчастная Лилиан. Дамиан был обескуражен видом девушки. Действительно, она была похожа на затравленного зверька, забившегося в угол комнаты. Не дав Дамиану выразить своё изумление, Генрих заговорил первым.

– Моя дочь за то время, пока её не было в замке, потеряла слух и речь. Она перенесла неслыханные испытания и, по-видимому, очень больна. Я теряюсь в догадках, что с ней могло случиться. – устало произнёс Генрих. – Поэтому я велел привести тебя в надежде что-то прояснить.

После этих слов Генрих знаком руки предложил Дамиану приблизиться к дочери. Дамиан подошёл к Лилиан. Воспоминания о проведённых вместе счастливых днях с Люцией огромным валом накатились на влюблённого юношу. И он, не сдержавшись, обнял девушку. Лилиан не сопротивлялась, но и не отвечала взаимностью. Дамиан попытался заговорить с ней, но из этого ничего не вышло. Генрих в стороне тупо наблюдал за ними. Затем произнёс:

– Я вас оставлю здесь двоих…ненадолго.

Но наедине он их не оставил. Просто перешёл в смежную комнату, где через смотровую щель мог наблюдать за Дамианом и Лилиан. Оставшись наедине с девушкой, Дамиан понял, что это уже не та прежняя его возлюбленная Люция. После всего пережитого Дамиан тоже надломился. И то, ради чего он перенёс столько страданий, сейчас, здесь безвозвратно ускользало от него. Дамиан устало опустился возле её ног и отчаянно зарыдал. Лилиан с момента прибытия в замок была поначалу напугана всем происходящим вокруг, но впоследствии стала равнодушна ко всему. Но эта неожиданная встреча с этим милым юношей вдруг разбудила её чувства, и она прониклась симпатией к нему. Лилиан инстинктивно ощутила, что этот молодой парень так же несчастен, как и она. Лилиан нежно погладила голову Дамиана, как бы успокаивая его. И в этот момент она вдруг отчётливо поняла, что перед ней сейчас единственный человек, который сможет ей помочь. Что появилась какая-то надежда вызволения из этого чуждого места. И внутренняя близость по несчастью пробудила в ней симпатию к Дамиану. Лилиан быстро достала маленькую вещицу. Это был небольшой талисман, похожий на сердечко, на тоненькой золотой цепочке. И когда Дамиан поднял голову, она надела талисман ему на шею и прикрыла воротом рубахи. В это время взгляд её уже не был таким отчуждённым, как в начале встречи, а, напротив, нежно опечаленный. Дамиан догадался, что этим поступком она давала понять, что признала в нем друга. Затем она встала, взяла за руку Дамиана и отвела к двери. Дамиан на прощание ещё раз обнял девушку. На выходе его ждал Генрих. Он бесцеремонно сдёрнул с шеи Дамиана талисман и приказал стражникам увести юношу. Грубыми пальцами Генрих долго возился с талисманом, пока не открыл его. У окна на ярком свете Генрих рассмотрел его содержимое. На одной стороне талисмана был нарисован портретик Аделины на другой – Рауля Ланьяка. Это были родители Лилиан. Краешек портрета Аделины был слегка задран и Генрих аккуратно вытащил его. На стенке талисмана латынью было написано «LIILIAN». Генрих обомлел. Затем быстро вошел в комнату к мнимой дочери и, глядя ей в лицо, несколько раз чётко произнёс:

– Лилиан! Лилиан!

Лилиан вздрогнула. До этого ни на какие другие слова она не реагировала. Она была очень взволнованна, прочитав по губам Генриха своё имя. А Генрих, в свою очередь, окончательно убедился, что это не Люция, а её родная сестра-близнец, либо другая девушка, идеально похожая на Люцию. Он испытал двоякое чувство. С одной стороны, ему было жаль девушку, потому что она являла собой образ и подобие Люции – единственного человека, в котором он души не чаял, да и Люция любила отца, не смотря на его крутой нрав. С другой стороны, перед ним был чужой человек – загадочный и наполовину безумный. Генриха провели вокруг пальца, ударили по самому больному месту, по его последней отраде на старости лет. Не стоило большого труда догадаться, кто это сделал. Конечно же, его давний заклятый враг – Рауль Ланьяк. Кровь ударила в голову Генриха. Его переполняла злость. Рука яростно сжала рукоять меча, с которым он не расставался никогда.

– Я испепелю его!!! – прохрипел Генрих.

Силы оставили его, и он рухнул на пол.

Глава 10

О том, что произошло с родителями, несчастная Катрин узнала от соседей. Уж они – то знали, что с Генрихом шутки плохи. И тяжко приходилось тому, кто шёл против его воли или посмел ослушаться. В назидание всем он наказывал беспощадно. Так и в этот раз – несчастных родителей Катрин забрали по приказу хозяина замка за укрывательство беглеца, в назидание другим. И если удастся выбраться старикам, то это произойдёт не скоро и не в лучшем здравии. Ощутив всю трагедию случившегося, Катрин осознала, что и ей не миновать казематов Генриха. Первое время она не знала, что делать и была сильно опечалена и напугана. Ей было жалко стариков, отца и мать. И глаза её не просыхали от слёз по несчастным родителям, пострадавшим из-за неё. Тем не менее, у неё не было злости на Дамиана. Напротив, её брала тоска по тому больному юноше, которого она приютила и лечила. Вспомнив о Франсе, она бросилась искать его. Франс сидел на берегу недалеко от своей лодки. Увидев Катрин, он очень обрадовался и направился ей навстречу.

– Я тебя везде искал, – но он не успел договорить, его прервала Катрин:

– Это ты нас выдал?! – выпалила она.

– Нет, нет, что ты, это не я. – забормотал Франс. – Я был вместе со всеми, когда стражники забирали беглеца. Соседи говорят, что он сильно стонал и даже кричал и потому навлёк стражников, – продолжал оправдываться Франс.

– Он не мог ни кричать, ни стонать. Он уже выздоравливал после моих бальзамов. Его выдали, точнее, выдал ты, и никто другой, – продолжала с ненавистью, сквозь зубы говорить Катрин.

– Но почему ты так уверена? – тоже вскипел Франс. – Я действительно был дома и никуда не выходил!

Франс окончательно заврался.

– Так, где же ты был? На берегу дома или возле укрытия? – язвительно продолжала Катрин. – Мне сказали, что в тот момент тебя видели возле укрытия, – она взяла трусливого Франса на испуг.

Франс не выдержал этого напора и во всём признался:

– Да, я был возле укрытия. Это правда. Но это не я его выдал, – стал божиться Франс.

И Франс всё рассказал по порядку, что случилось в тот момент, утаив, однако, истинный смысл своего посещения укрытия. Трудно сказать, поверила девушка оправданиям Франса или нет, но до конца она не стала его слушать, он был противен ей, чувство дружбы улетучилось. Катрин перебила его оправдания, перемешанные с сожалением о случившемся, и уходя, резко сказала напоследок:

– Ладно, теперь нужно думать, как спасти моих бедных отца и мать. Приходи вечером к лодке, подумаем.

Франс в расстроенных чувствах вернулся домой. Любовь к этой гордой, самоуверенной и не в меру сдержанной девушке окончательно вскружила ему голову и торжествовала над ним. Он забыл о своём относительно знатном сословии среди селян, зажиточном хозяйстве отца и той немалой доли богатства, которая переходила к нему в случае женитьбы. Ради этого многие девушки прибрежного селения готовы были отдать свою руку и сердце толстячку Франсу. В думах о своей возлюбленной Франс дождался вечера и побрёл к условленному месту. Катрин на месте не оказалось. Франс подождал немного и уже собрался идти к дому Катрин, как вдруг услышал тихие удары какого то предмета о борт лодки. Франс подошёл к лодке и заглянул за правый борт. От увиденного, он чуть было не потерял рассудок. Его оцепенение длилось неизвестно сколько, во всяком случае, для него. О борт лодки волной билась окровавленная голова Катрин. Тело её было погружено в воду, левая рука защемлена между веслом и бортом лодки. Она была мертва. Во всяком случае, так показалось Франсу. Начало темнеть. В ужасе Франс попятился не разворачиваясь. И задом побежал от лодки. Затем на что-то натолкнулся и упал. После этого, развернувшись, на четвереньках, продолжал бегство. Постепенно, поднявшись в полный рост, стуча зубами, помчался в неизвестном направлении. Когда прошёл приступ всепоглощающего страха, Франс остановился. Переведя дух, он стал обдумывать, ситуацию. Когда он в мыслях дошёл до мёртвого тела Катрин, над страхом возобладали чувства к ней. Ему стало ужасно стыдно за своё трусливое бегство. Нужно было оказать помощь Катрин, возможно, она была ещё жива. Возвращаться назад оказалось гораздо дольше, чем он бежал. Уже окончательно стемнело. Природный страх подсказал ему, что к лодке одному подходить опасно, и он по дороге заскочил к своему приятелю, попросив его пройти с ним, так как он, якобы, слышал чьи-то крики. Подойдя с приятелем к лодке, Франс внимательно всё кругом осмотрел и даже несколько раз подныривал под лодку, но тела Катрин так и не обнаружил. Она, по-видимому, утонула, решил Франс. Ненависть к своей трусливой натуре переполняла его. Ни с чем они вернулись домой. А утром по селению разошлась весть о том, что пропала Катрин – единственная дочь бедных родителей, которые по «милости» Генриха оказались в заточении подвалов замка.

Глава 11

Удар, который случился с Генрихом, стоил ему два дня беспамятства. Но благодаря мощному телесному здоровью он быстро встал с постели и чувствовал себя физически уверенно. Думы о дочери опять овладели им. Генрих постоянно ловил себя на мысли, что он один. Конечно же, рядом были люди, но они, как мыши, ныряли в норы при появлении Генриха. Естественно, в том состоянии, в котором он находился в последнее время, никому не хотелось попадать под его горячую руку и суровый взгляд. Да и чужие все они были для него – льстивые, трусливые и в глубине души ненавидящие его. Тем не менее, жизнь продолжалась.

На следующий день Генриху привели старика – отца Дамиана, он уже несколько дней безрезультатно пытался попасть к своему господину. Генрих соблаговолил принять старца. Отец Дамиана с порога упал на колени и, расплакавшись, стал молить своего господина пощадить сына. Старик припомнил все заслуги свои и сына перед Генрихом, во время войны и в засушливые времена, когда вовремя отдавал подати. И то, как Дамиан не раз защищал честь замка на ристалищах многих турниров, не будучи рыцарем. Последнее заинтересовало Генриха. Он велел подняться старику и налил ему вина, так как его речь стало трудно понимать.

– Ладно, старик, я подумаю над твоим прошением и, возможно, отпущу твоего отпрыска. Только знай, эту свободу он сполна должен отслужить, – сказал Генрих.

– Да, мой господин. Да хранит вас бог, – всхлипывал старик. – Я всем говорил, что у вас чуткое сердце.

– Хорошо, хорошо, а сейчас убирайся. Я должен поговорить с твоим сыном, – отрезал Генрих и сделал знак старику, чтобы он покинул замок.

Когда явился Дамиан, у Генриха уже созрел план. Он приказал слугам удалиться. Генрих внимательно осмотрел Дамиана, который являл полное равнодушие к нему и смотрел то на него, то на стены. Только сейчас Генрих оценил, как хорош был собой парень, не смотря на измождённый вид и скудное одеяние. Волевое лицо, стройная фигура, крепкие мышцы – всё это говорило о незаурядной физической и духовной силе. Генриху всё больше и больше нравился этот бесстрашный юноша, чем-то похожий на него самого в молодости. Генрих понимал, что Дамиану он вряд ли симпатичен, но ради Люции он готов на всё. И после долгого молчания Генрих тихо и медленно заговорил:

– Мою дочь Люцию похитили злые враги, наши заклятые западные соседи, – и, сдерживая себя, чтобы опять не получить нервный срыв, продолжал: – А вместо неё подкинули двойника. Я готов хоть завтра начать войну против них, но у меня нет доказательств, что Люция у них. Ты должен помочь мне добыть их. Я мог бы заставить тебя, но в этом нет нужды, потому что, зная твою привязанность к моей дочери, ты и сам будешь мне помогать в её освобождении, – закончил Генрих.

Дамиан смотрел на своего господина и теперь уже очень внимательно слушал его.

– Итак, твоя задача под видом странствующего рыцаря попасть на турнир в замок Рауля Ланьяка и узнать, где они прячут Люцию. После этого вернуться и сообщить мне. И как можно скорее. Ну, а уж коли посчастливиться лично выручить из беды Люцию и привести в целости и здравии – милости моей не будет предела. Но помни! На свете всё проходит: и благие намерения, и добродетель, и зло, и даже любовь. Поэтому, чтобы помощь и дела твои были искренни, не забывай, что здесь у тебя остаются твои родные – отец, мать, братья и сёстры, – проговорил Генрих, выделяя последние слова.

– Итак, ты готов? Впрочем, если ты сейчас откажешься, я тебя немедленно отпущу, тем более, что я обещал твоему отцу. В этом деле мне нужна искренность и честность по отношению к моей несчастной дочери, – вполне искренно продолжал Генрих. – А теперь слушаю тебя.

– Я люблю Люцию и готов ко всему, но мне всё-таки кажется, что вы заблуждаетесь. Это Люция, просто пока она чем-то сильно напугана, но со временем отойдёт, я это почувствовал по последней встрече с ней, – произнёс Дамиан, стараясь убедить господина не торопиться.

После некоторого раздумья Генрих щёлкнул пальцами, и откуда-то появился Эрик.

– Принеси сюда тот талисман, – приказал Генрих.

Эрик так же незаметно удалился. И когда он принёс талисман, который Лилиан подарила Дамиану, Генрих объяснил Дамиану, каким образом талисман доказывал, что девушка не его дочь.

– Ну, что ты на это скажешь? – с раздражением произнёс Генрих.

– Первое, что я скажу, это то, что вы должны мне вернуть этот талисман, подаренный этой девушкой, пусть будет Лилиан. Второе, конечно же, я готов хоть сегодня ехать в замок Рауля Ланька, – закончил Дамиан.

Генрих не привык, чтобы с ним так разговаривали, но он сдержался, потому что это дело некому больше было доверить.

– Хорошо, я отдаю тебе этот талисман, но помни! О том, что предстоит сделать, должны знать только трое: ты, я и господь.

– Когда мне ехать? – спросил Дамиан, когда из рук Генриха получил талисман.

– Не сейчас. Я вижу, ты ещё не совсем здоров. Но надо поспешить, поскольку турнир начнётся на днях, так говорил Кристоф. О тебе позаботятся. Поправляйся и готовься надлежащим образом. Всё необходимое в дорогу тебе предоставят. И не позднее завтрашнего вечера отправляйся в путь. Перед отъездом я тебя найду, – закончил Генрих.

И, дав необходимые распоряжения своим слугам относительно Дамиана, он удалился.

Глава 12

Меж тем в замке Рауля Ланьяка, не на шутку влюблённый Астор, в который раз бросался в пространные объяснения с Люцией. Но та хранила ледяное молчание и только изредка задавала всё одни и те же вопросы: зачем её сюда привезли, и когда она сможет вернуться домой в замок отца. И вот в одной из таких бесед Астор от переизбытка чувств и в силу своей горячности не сдержал себя и попытался силой привлечь к себе Люцию. Он обхватил её гибкий стан и прижал к себе. Волна чувств захлестнула его, разум помутнел. Люция беспомощно билась в его железных объятиях, мотая головой во все стороны, поскольку Астор пытался ухватить её губы в страстном поцелуе. И вдруг он внезапно ощутил пронзительную боль в правой руке, а затем и под правой лопаткой. Разжав объятия, как ошпаренный, Астор отскочил от Люции. Он увидел перед собой свирепое лицо девушки с кинжалом в руках. С его собственным кинжалом, который она выхватила из его ножен в пылу объятий. Удары, нанесённые Люцией, были болезненны, но не опасны, поскольку нанесены были поверхностно и вскользь. Это небольшое кровопускание охладило буйный пыл Астора, и он, отойдя в сторону, сник. Закрыл лицо руками и стоял так продолжительное время. Люция тяжело дышала и не сходила с места. Взгляд её пылал, а зубы крепко сжаты.

– Что ж, ты мне такая ещё больше нравишься, – повернув голову, ухмыльнулся Астор. – И хоть убей меня, я уже ничего с собой не могу сделать, ты покорила моё сердце. Если можешь, прости меня за мою несдержанность. Впредь этого не повторится. А чтоб это доказать на деле, оставляю тебе этот кинжал. Постарайся только не применять его к невинным людям, – и, ухмыльнувшись, Астор добавил: – Это мой первый подарок.

– Негодяй! Убирайся вон, – хрипя сквозь зубы, с ненавистью проговорила пленница. – В вашем волчьем отродье так заведено, добиваться взаимности? Так вот не бывать этому, я скорее умру, чем подчинюсь вашему семейству, злейшему врагу моего отца. Да, да я поняла кто вы и зачем вы меня выкрали. Ваше змеиное отродъе Ланьяков уже много лет ни как не может успокоится и простить моему отцу справедливых побед над вами. Но учтите, вам это просто так не сойдёт. И пусть я погибну, но мой отец и народ отомстит вам и всех уничтожит. А что бы лишить тебя и твоего отца удовольствия издеваться надо мой я сама приму верное решение.

И Люция схватив лежащий на полу кинжал, приставила его острым концом к своему горлу, вознамерившись вонзить его. Астор метнулся к ней, что бы предотвратить самоубийство девушки, но споткнулся и со всего маху грохнулся на пол, запутавшись в плаще. Он попытался быстро встать, но плащ придавленный к полу его собственным весом не давал ему это сделать. Покатавшись по полу, что бы освободится от затрудняющего движения плаща, Астор всё же поднялся под заливистый и презрительный хохот девушки, которой вдруг почему то стало очень смешно от увиденной беспомощности и комичности Астора. Девушка опустила кинжал, и смеясь произнесла:

– Всё на что ты способен, это быть шутом и не более того, потому что вся серьёзность ваших намерений это сплошной провал, что бы вы со своим отцом не делали в вашей жизни.

Слова Люции больно задели самолюбие Астора, в котором кипела горячая южная кровь, но он сдержался, памятуя, что перед ним женщина и что он ёщё пока рыцарь, а не то бы не сдобровать его обидчику. Астор зло улыбнулся и стряхнув с себя пыль тихо произнёс:

– Не тебе судить о нашей жизни подумай лучше о своей. И прибереги свой пыл для предстоящих празднеств. А тебя здесь ник то даже пальцем не тронет. И нам с отцом вовсе не нужна война с Генрихом Альбре. Вся беда во мне и я за неё отвечу, поскольку совершил главную ошибку в своей жизни, влюбившись в тебя. Так при чём тут мой отёц и наш народ, который должен погибнуть от твоего злого отца. Я лично встречусь с Генрихом и попрошу твоей руки. Ну а уж как он решит будет целиком на его совести. Казнить меня или отпустить. Ты же здесь долго не задержишься. И как только закончатся праздники, на которых ты будишь равноправным участником, сразу же будешь отправлена домой в замок отца. Так что, пожалуйста, не убивай себя раньше времени и отдай мой кинжал. Кажется, я опрометчиво поступил, подарив тебе его.

И Астор протянул руку за кинжалом, но Люция зло проговорила:

– Ты всё лжёшь, я не верю ни одному твоему слову, поскольку если бы это была правда, то ты меня отпустил бы прямо сейчас без всяких условий. И запомни на будущее, что сколько бы ты себя не тешил, что когда ни будь подчинишь меня, то этому никогда не бывать. Волю мою тебе не сломать, потому что я ношу гордое имя своего отца Люция Альбре. А кинжал я тебе не отдам, что бы впредь ограждать себя от похотливых действий со стороны мерзавца, которого люто ненавижу.

Астор безнадёжно покачал головой и развернувшись, пошёл к двери. И в противоположность тому, как он влетел к своей пленнице, несколько минут назад, он медленно покинул заточение Люции, не забыв при этом прикрыть деревянную дверь, обитую металлическими полосками. Оставшись одна, и придя в себя, Люция откинула от себя кинжал, опустилась на колени и, сложив ладони, начала молиться. Но обращение к богу не принесло ей облегчения. Душа её изнывала в этом беспросветном плену. Принимая во внимание любовные притязания этого мерзкого бородатого юноши, Люция интуитивно догадывалась о причине своего заточения. Этой причиной была неуёмная страстная влюблённость молодого хозяина замка в неё. Но что было делать, как сообщить отцу, близким, и наконец Дамиану о своём заточении? Этот вопрос не давал Люции покоя ни днём, ни ночью. Не смотря на то, что ей приносили отменные кушанья, не смотря на то, что её жилище было в красивом убранстве, для неё всё это оставалось ненавистной тюрьмой. Люция давно потеряла аппетит, но за своим видом, как и раньше, следила очень рьяно. Люция догадывалась, что самостоятельно бежать из своего заточения ей не удастся, так как комната, куда её поместили, находилась в верхней части замка, окружённого кольцом высоких стен с башнями, по периметру которых несла службу стража. В комнате было единственное, но достаточно большое окно, под которым располагалась небольшая площадка одной из четырёх полубашен замка, пристроенных по четырём углам центрального сооружения. От окна до площадки было метров пятнадцать. А от самой площадки до земли – метров тридцать. Комнатная дверь из прочного дуба была обита металлическими полосками. К тому же закрывалась снаружи и охранялась стражниками. Так что побег из этой золотой клетки был невозможен. Девушка мучительно искала выход из этого проклятого и ненавистного пленения. Несколько раз она пыталась заговорить со слугами, ухаживающими за жилищем и приносящими ей еду. Один раз Люция предприняла попытку бежать из комнаты через открытую дверь, но тут же была схвачена бдительной стражей. Всё было бесполезно. И вот сейчас, после ухода горе-жениха, пострадавшего от неразделённых чувств, в воспалённой голове Люции вспыхнула ещё пока смутная, но обнадёживающая мысль. И по мере того, как взгляд отыскивал брошенный кинжал, эта мысль всё больше и больше прояснялась. План бегства созрел очень быстро. Люция чётко знала время, когда её посещали слуги. Большая часть времени, когда она была одна, приходилось на ночь. Поэтому, не теряя ни минуты, как только дверь захлопнулась за последними посетителями, принёсшими ей ужин, Люция начала действовать. При свете небольших факелов она начала делать самодельную верёвку, распарывая кинжалом прочные ткани, находящиеся в комнате, – шторы, скатерти и простыни. Концы этих полос она накрепко связывала узлом. Необходимо было изготовить две длинные и одну короткую верёвки. Через час – другой всё было готово. Люция открыла створки окна и выглянула наружу. Ночь была тёмная, начинал накрапывать дождь. Закрепив один конец верёвки за приспособление, на котором держался факел, Люция обвязала себя остальными верёвками и начала спускаться. Второй конец верёвки лежал на площадке полу башни, о которой говорилось ранее. Давая в начале повествования характеристику дочери Генриха Альбре, было упомянуто, что Люция обладала отменным физическим здоровьем и большой натренированностью. В силу этих обстоятельств и имея смелость, подкреплённую волей к освобождению, Люции не составило большого труда спуститься на площадку полу-башни. Дождь усилился. Разразилась гроза. Молнии то и дело вспыхивали в отдалении. Гроза была на руку отважной девушке, так как стражники, утратив бдительность, попрятались в укрытия, перестав ходить вдоль стен и тем самым дальше в ход пошла короткая верёвка длиной около восьми метров. К одному её концу был привязан бронзовый подсвечник. Другой конец верёвки Люция обвязала за один из каменных зубцов полу-башни. Дождавшись, когда раскаты грома начали сотрясать небо, Люция с силой отшвырнула от себя подсвечник в направлении соседней башни, которая была вровень с полу-башней и находилась от неё на расстоянии шести метров. И также была окаймлена зубцами. Как только Люция услышала звук упавшего подсвечника, она резко натянула верёвку, и подсвечник застрял между двумя зубцами. Получилось некоторое подобие каната между двумя прорезями башен. Этот участок пути к свободе являлся самым опасным, так как, сорвись она с верёвки с такой высоты, смерть будет не минуема. Люция это сознавала, но об отступлении не было и помыслов. Протиснувшись между зубцами, смелая девушка всецело положилась на верёвку. Зацепившись руками и ногами, спиной вниз, она стала передвигаться к противоположной башне. Тем временем косой дождь, который лил как из ведра, проникал через раскрытое окно в комнату. Вода ручьями растекалась по всему полу, достигнув двери, стала проникать в щель между дверью и полом и далее растекаться по коридору, где, опершись о короткие пики, дремала стража из трёх человек. Один из стражников полусидел, полулежал на полу. Он первым-то и почувствовал неладное. Вскочив с мокрым задом, он растолкал своих полусонных товарищей, обратив их внимание на происходящее. Стражники поспешно вызвали начальника, у которого хранился ключ от комнаты, и немедленно открыли дверь. При тускло догорающих факелах их взору открылась жуткая картина. В открытое окно вместе с ветром врывались густые снопы дождевых нитей. Весь пол был залит водой, на котором повсюду валялось всевозможное тряпьё и вещи. На стенах не было привычных дорогих занавесей, и они скалились своим грязно-серым рисунком кирпичной кладки. Постояв так немного, стражники начали искать пленницу в этом хаосе. Чавкая по воде ногами, они обежали всю комнату, но Люции нигде не обнаружили. Факела в комнате окончательно догорели, и в полутьме они не обратили внимания на верёвку, привязанную у окна. В известность сразу же был поставлен молодой хозяин замка, так как он сам организовал охрану и тщательно за ней следил. На бегу, чертыхаясь на нерадивых охранников, он немедленно прибыл к месту происшествия. В отличие от стражников, он первым делом подбежал к окну, в которое продолжали вливаться упругие струи дождя. Астор сразу всё понял. В то время, когда Астор стоял у окна, яростно обливаемый холодными струями дождя, Люция продолжала продвигаться по верёвке к спасительной башне. Ткань, из которой была сделана последняя верёвка, обмотанная вокруг талии, достаточно намокла, и Люции стало труднее продвигаться. В результате этого, верёвка, по которой перемещалась Люция над пропастью между двумя башнями, начала медленно провисать вниз. Люция молниеносно поняла: либо узел начал развязываться, либо появился порыв. И при резком движении верёвка могла порваться. Люция откинула голову – стена была в полутора метрах. Однако это был самый сложный участок, так как по верёвке приходилось лезть уже почти вертикально. И вот, когда уже осталось немного, чтобы несколькими зацепами добраться до зубца башни, Люция отчётливо сквозь яростный шум дождя услышала громкий крик Астора, призывающий стражу. Она начала резко перебрасывать руки по верёвке, извиваясь всем телом. Это и сыграло коварную роль. При одном из таких резких движений верёвка оборвалась. Но, к счастью, на пройденном участке. Больно ударившись спиной и затылком о стену башни и чуть не выпустив верёвку, Люция зависла вдоль стены. Поднятая громким голосом своего хозяина стража пришла в беспорядочное движение по своим постовым маршрутам на стенах замка. Люция оказалась в безвыходном положении, так как подняться на башню – значит выдать себя, а оставаться долго в висячем положении – значит разбиться. Силы были на исходе. От усталости и напряжения ладони и ступни ног начали медленно скользить вниз по верёвке. В это мгновение Люция почувствовала страх, смертельный страх перед неминуемой гибелью. Она растерялась и уже готова была отчаянно закричать, позвать на помощь. Но в этот момент плотно сжатые ступни ног, между которыми скользила верёвка, уперлись в большой узел. Скольжение вниз прекратилось. Стало легче держаться руками. Эта спасительная передышка заставила Люцию взять себя в руки. До полного успокоения ещё было далеко, однако шараханье мыслей прекратилось, и Люция решила немного переждать. Ей хорошо было видно, как из окна по её же верёвке начал спускаться человек. Он быстро спустился до площадки полу-башни, и она узнала в нём Астора. Астор не мог видеть Люцию, так как она находилась в тени. Он взял в руки конец оборванной верёвки и чуть не плача проговорил: