Читать книгу Верность - Леонид Гришин - Страница 1

Однажды мне пришлось лететь на один из уральских комбинатов в командировку. Тот комбинат был под особым контролем правительства и ЦК, чем успешно пользовалось руководство. Мне предстояло закрывать очередную рекламацию. На самом деле это была не рекламация, а письмо с описанием дефектов, которые к нашему заводу не имели никакого отношения. Письмо было подписано главным инженером. Я был с ним знаком, но не уважал его, потому что знания его не соответствовали занимаемой им должности. От него приходили иногда такие бумаги, как сейчас – просто набор слов, конкретно нет никакой претензии, которая относилась бы к нашему заводу, к поставке нашего оборудования… Всё не по правилам: нет номера чертежа, не описан конкретный дефект. Но тем не менее выезжать всё равно пришлось.

Как прилетел, сразу же отправился на комбинат. В приёмной было много народу. Из знакомых я никого не узнал. Я подошёл к секретарю и сказал, что мне надо к Михаилу Васильевичу. Она спросила, по какому вопросу. Я ответил, что являюсь представителем завода по рекламации. Она сказала: «Минутку», – и скрылась за дверью.

Я оглядел присутствующих и вдруг заприметил одного знакомого. Он был окружён местными, и они о чём-то говорили. Мы встретились взглядами, он мне кивнул, я ответил тем же. Но вот вспомнить, откуда я знаю этого человека, у меня не получалось. Хотя в том, что я точно его знаю, я был уверен.

Пока я стоял в раздумьях, подошла секретарь и пригласила пройти.

Михаил Васильевич сидел за большим столом с зелёным сукном. Я поздоровался, он что-то пробурчал и царственным жестом указал на стул у приставного стола. Я выбрал тактику молчать. Он начал мне говорить, как ему тяжело здесь живётся, что поставщики совершенно разучились работать.

– То ли дело от японцев! Получаешь оборудование, и всё в таком порядке, аккуратненько сделано, всё в срок, никаких дефектов, а уж тем более брака. От своих же получаешь то ещё! Там заусенцы, даже страшно говорить; иногда приходит оборудование, у которого резьбы нарезаны одним первым метчиком! А бывает и хуже того: иногда в этих отверстиях оставлены сломанные метчики, которые мне приходится здесь зубами выгрызать.

Я посмотрел на него. Вроде бы все зубы целы. Думаю: интересно, как он ими грызёт металл…

Я сидел, молчал, выслушивая претензии к поставщикам. В это время открылась дверь, и зашёл мужчина, который показался мне знакомым. Он поднял обе руки, как бы показывая, что, мол, ничего-ничего, разговаривайте, я вам не помешаю. Странно, значит, этот мужчина – или более высокое начальство, или представитель министерства или прочих каких-то высоких контролирующих органов, раз он может свободно зайти к главному инженеру без стука и без доклада.

Он присел на стул. Я ждал паузы, когда Михаил Васильевич закончит своё высказывание в адрес поставщиков. Когда он закончил, я попросил осмотреть оборудование, в котором были замечены дефекты.

– Конечно, можно. Сейчас я дам указание, и инженеры вас проводят. Пусть вам ещё монтажники укажут, в каких полевых условиях нам приходится исправлять ваш брак. У нас сроки, мы подотчётны ЦК и правительству, а нам приходится исправлять брак, который вы сами не можете у себя исправить.

– Михаил Васильевич, не надо никого звать. Я сам Леонида Петровича провожу, – вмешался в наш разговор вошедший мужчина.

Этот мужчина назвал меня по имени-отчеству, хотя я его ещё нигде не озвучивал. Секретарю я просто сказал, что я представитель завода. С Михаилом Васильевичем мы знакомы, но вряд ли он помнит мои имя и отчество. К тому же, я был уверен, что в разговоре он ни разу меня так не назвал. Меня не покидало ощущение, что я знаю этого человека, но вот вспомнить, откуда я его знаю, я не мог.

Мы стали выходить. Он пропустил меня вперёд и предложил:

– Сначала давайте зайдём ко мне, – и указал на дверь.

Я читаю на двери: «Главный инженер». Оглянулся, посмотрел на дверь кабинета Михаила Васильевича – «Зам. главного инженера».

Странно… Мне было прислано письмо, подписанное Михаилом Васильевичем как главным инженером. Мужчина что-то сказал секретарю, мы прошли в его кабинет, он предложил сесть в кресло у журнального столика, сел напротив, а затем обратился ко мне:

– Не узнаёте меня, Леонид Петрович?

– Извините, вижу знакомое лицо, но не могу вспомнить…

– Да, конечно, всех студентов-практикантов трудно помнить.

Вот оно что! Теперь-то я вспомнил – это же Ваня Дмитриев. Да… Уже лет десять, наверное, назад, как он был у меня на практике. Этот смышлёный и очень интересный мальчишка… И вот он теперь главный инженер этого комбината.

– Ваня Дмитриев, ты, что ли?

– Да, это я. Второй месяц, как меня назначили сюда главным инженером. Но здесь в моё отсутствие Михаил Васильевич немножко «соломки подстилает». Как обычно он делает: поскольку у нас намечались кое-какие срывы графика, то он, чтобы не организовывать работу, просто обвиняет в этом кого-нибудь со стороны. Очевидно, и вы попали в его список срывающих график ввода комбината. Но вы не беспокойтесь, я уже дал отбойную телеграмму, заодно отправил и телеграмму-благодарность за своевременную поставку и качественное оборудование. Я вам копию дам. Вы где остановились?

– Да я прямо с аэропорта сюда.

– Вот и прекрасно. – Он поднялся, посмотрел в свой ежедневник. – Сейчас вы поедете ко мне. Не беспокойтесь, я живу один. А я… так, так, так… в 21.30 я приеду, – сказал он, увидев мой серьёзный взгляд. Он нажал кнопку. – Галина Владимировна, будьте любезны, пригласите ко мне Василия Егоровича.

Зашёл мужчина, лет ему, наверное, под шестьдесят. В кожаной тужурке.

– Василь Егорович, вот Леонид Петрович. Отвезите его ко мне домой, проверьте холодильник. Марии Николаевне скажете, чтобы она там сообразила, и попросите, чтобы она к девяти тридцати приготовила ужин. Мы с Леонидом Петровичем поужинаем. Хорошо?

– Хорошо.

– Так что, Леонид Петрович, до вечера. Я приеду в 21.30.

Я вышел вслед за мужчиной в тужурке. Мы поехали домой к Ивану Петровичу.

– Как главный инженер? – спросил я шофёра по пути.

– Да я его давно знаю, я ещё на прошлом комбинате у него шофёром был. Он и сюда меня пригласил. Мы с женой приехали, поскольку у нас дети выросли. Они все в центр переехали: сын в Москве, дочь в Ленинграде, а нам с бабкой всё равно где жить. Так что мы его давно знаем. Что сказать об Иване Петровиче? Его за два месяца уже все узнали, и он всех знает. С его памятью… Такая память у него, понимаете ли. Не говоря уже о том, что он тут руководство – и городское, и районное, и областное, всех начальников строительных и монтажных участков, всех бригадиров знает по имени-отчеству и практически всех рабочих. Удивляться приходится, как можно в голове держать столько имён. Кроме того, он знает, у кого какие болячки, и старается помочь. Конечно, такого человека уважают.

Приехав, мы зашли в весьма ухоженную трёхкомнатную квартиру. Я не заметил ничего, что свидетельствовало бы о существовании женщины в этом доме.

– Иван Петрович сказал, что он один живёт.

– Да, он не женат.

– И что же, нет женщин?

– Да понимаете, как… Может быть, и есть женщины, но в эту квартиру он не водит, здесь их не бывает. Он сказал, что в свою квартиру, в свой дом, приведёт только жену. А вот жены пока у него нет. Здесь у него бывают только родственники. Никого он не приглашает к себе домой, кроме родственников. Иногда отец или брат приезжает. Но вот сделал какое-то исключение для вас. Он говорил, что он вас считает своим учителем.

Для меня это было странно. Не такой уж и длительной была практика, чтобы считать меня учителем…

– Да, он рассказывал, что после того, как в Питере практику прошёл, вас считает своим учителем.

Он поставил чайник, полез в холодильник, достал колбасу, сыр, очень быстро и умело нарезал бутерброды.

– Я с вами перекушу, у вас ещё какие вопросы есть ко мне?

– Нет.

– Вот эта комната – его спальня-кабинет. А вот эта – гостевая, в которой или отец его, или брат останавливаются. Так что вы спокойно здесь занимайте, а я жене скажу, она к ужину всё приготовит.

После чая он ушёл, а я принял душ, отдохнул и пошёл прогуляться по городу. Все города, когда рядом идёт большое строительство, имеют неряшливый вид. Я в молодости ездил по монтажам представителем завода на строительства ГЭС и комбинатов. Так тогда там сапоги были основной обувью, чтобы пройти по стройке и городу. Но здесь чувствовалось, что какой-то порядок есть.

В девять тридцать, как по часам, приехал Иван Петрович – бодрый и весёлый. Он ушёл в ванную. Через десять минут вышел освежившийся, и мы сели ужинать. Он стал расспрашивать меня о моих сотрудниках, причём называл он их всех по именам-отчествам, хотя прошло уже около десяти лет с тех пор, как он был у меня на практике. Он интересовался моими сотрудниками, их детьми, где учатся, где работают. Мне даже было иногда неудобно, что у меня отсутствовала информация о некоторых…

– Тебе уже, Иван Петрович, где-то под сорок и ты не женат. В чём дело?

Он закусил нижнюю губу, посмотрел на меня, положил вилку.

– А вы знаете, наверное, и не женюсь.

– А чего так? Вроде бы ты человек здоровый, внешностью тебя господь не обидел, и вдруг женоненавистник.

– Да нет, я не женоненавистник… Знаете, в институт я поступил уже после армии не мальчишкой, а зрелым человеком. В армии я комсомольским лидером был. И в институте сразу же начал комсомольской работой заниматься. Учёба мне давалась легко, свободно, поэтому общественная работа не так уж много отнимала у меня времени и ничем мне не вредила. Хочу сказать, что женский пол тоже мне уделял внимание. И в армии было, и, чего греха таить, иногда офицерские жёны приглашали в гости, когда мужья уезжали в командировки. И здесь тоже в институте: колхоз, картошка, стройотряды… Это всё мною возглавлялось, и, конечно, были там и подружки, и любовь была – всё это, как говорится, молодое. Так, по-моему, и должно быть.

И где-то после четвёртого курса мне захотелось проехать на теплоходе по Волге. Просто мечта была. Тогда как раз были военные сборы (у нас кафедра была военная), и после этих сборов я, естественно, в тот год в стройотряд не поехал, а вернувшись в институт, в профкоме выпросил путёвку на теплоход по Волге. И вот тут-то случилось…

Я молчал, слушал, что же могло случиться.

– Я приехал на речной вокзал почти к самому отходу теплохода. Но я ещё до трапа не дошёл, как вдруг перестал замечать вокруг всё, кроме одного лица на палубе. Женского лица. Я не знаю, почему так. Говорят о какой-то любви с первого взгляда. Теплоход, люди – всё это превратилось просто в фон, на котором она – блондинка с голубыми глазами…

…Она стояла на верхней палубе и смотрела, как народ садится. Она улыбалась, а мне так захотелось с ней познакомиться! Дурацкое же у меня было, наверное, выражение лица, когда я вот так вот встал и уставился на неё, не в силах оторвать взгляда. Я так засмотрелся, что в какой-то момент мне показалось, будто она мне ручкой махнула. Я тоже махнул рукой и поднялся на теплоход.

Матрос показал, где моя каюта. Я быстро прошёл и бросил рюкзак с вещами. Мне хотелось вновь увидеть поближе эту женщину, смотреть на неё… Что-то такое со мной случилось. Представляете, это я, который уже не мальчик, уже третий десяток скоро будет заканчиваться, и вдруг такое вот… Я прошёл по палубе туда, где она стояла – нет её. Думаю, что за наваждение, в самом деле! Пришёл к себе в каюту, и представляете, перед глазами у меня это личико. Абсолютно правильные черты лица: прямой носик, большие голубые глаза с пушистыми ресницами и ямочки, которые появлялись у неё на щёчках, когда она улыбалась. Думаю, ну вот она – моя вторая половинка…

За ужином случилось невероятное. Я оказался с ней за одним столом. Но мы были не одни. Она была замужем… Чувствовал я себя тогда, надо сказать, идиотом.

Мы познакомились. Она назвала себя Олей, он – Виктором. Я пробурчал своё имя. Они очень весёлые были, а я смотрю на неё и не могу оторвать взгляда ни от её лица, ни от её рук, ни от её высокой красивой груди. И всё в ней такое притягательное. Сами руки тянулись к ней взять её и ласково обнять. Но она замужем ведь. Так и сижу, уткнувшись в тарелку, ничего не могу поделать. Они мною очень заинтересовались. Всё спрашивали, кто я, откуда, чем занимаюсь, какие интересы у меня – обо всём расспрашивали, то он, то она. Я отвечал, а сам… Мне неудобно было смотреть ей в лицо, поэтому я смотрел на её руки. У неё такие красивые руки! Узенькая ладошка с длинными, круглыми, розовыми такими пальчиками с превосходным маникюром. Мне так хотелось взять сейчас эти ручки и расцеловать…

Кое-как я проглотил то, что там было, после чего ушёл к себе в каюту. Я лежал и смотрел в потолок. Но и на потолке мне виделось лицо этой прекрасной незнакомки.

Как обычно бывает в круизе: ночью едешь, а днём остановка по городам, и там экскурсии организованы. Мы отправились на автобусную экскурсию. Она села рядом со мной, и мы о чём-то разговаривали. Когда мы были на экскурсии, она иногда брала меня за руку, и часто, ненароком, я локтем касался её груди. В один из таких моментов я понял, что у неё нет бюстгальтера под кофточкой… Меня пронизывала дрожь…

Её муж делал вид, будто бы не замечал, что она кокетничает со мной. И вот представляешь, весь день я провёл в таких мучениях рядом с этой женщиной.

Вечером за ужином оказалось, что Виктор в городе купил бутылку коньяка. Он открыл коньяк и предложил выпить за знакомство. Мы начали пить. Почти сразу же она оставила нас одних. Виктор всё наливал, а я выпивал. Даже не знаю, пил он или нет. Не знаю, сколько я тогда выпил. Он что-то говорил, рассказывал, а я его не слушал. Просто-напросто не слушал, так как был занят своими мыслями. Я переживал вновь и вновь этот день, как она брала меня под руку, как прижималась ко мне. Я чувствовал её рядом, чувствовал её запах, её прикосновения. Он что-то говорил, говорил о каких-то болезнях, о каких-то детях, ещё о чём-то. Я ничего не слушал. Сколько выпил – тоже не знаю, голова какая-то дурная была.

– Ну, ты согласен или нет? – вдруг говорит он мне.

– В чём? – спросил я, очнувшись.

– Ну, как в чём? Я тебе весь вечер говорю. Ты согласен или нет?

– Извини, я прослушал, о чём ты.

– Как о чём? Я же тебе весь вечер толкую: согласен ли ты переспать с моей женой за деньги?

Я моментально протрезвел. Ёлки-палки! Это же, оказывается, сутенёр самый настоящий! Торгует своей женой! У меня рюмка оказалась недопитой, я этот коньяк плеснул ему в морду, ударил его и ушёл.

Вернулся в свою каюту, но успокоиться не мог.

Вот те раз! Влюбился в женщину, которую продают! Весь оставшийся вечер я ругал себя всякими словами.

Естественно, утром на завтрак я не пошёл. Пошёл в бар. Голова, конечно, трещит. Взял пиво. И вдруг заходит эта женщина. Я на неё уже другими глазами смотрел. Конечно, она красивая, она прекрасная, но она же продажная… Она – за деньги.

– Мне нужно с вами поговорить, – сказала она.

Я хотел нагрубить, но промолчал.

– Вы, очевидно, моего мужа вчера неправильно поняли, я так предполагаю. Дело в том, что да, я женщина замужняя. Но хочу вам сказать, что в моей жизни только один мужчина. И это мой муж. И вы не поняли, очевидно, о чём он говорил. Он в детстве переболел, и мы не можем иметь детей. Мы с ним договорились, что если мне понравится какой-нибудь мужчина, то мы согласны заплатить, чтобы он стал отцом, чтобы мы могли родить ребёнка. И вот с того времени, как мы договорились с моим мужем, вы первый мужчина, который мне понравился, от которого я хочу родить ребёнка. Мы согласны заплатить вам. Если я вам не нравлюсь как женщина, если вам неприятно быть со мной, мы вам заплатим.

Господи! Оказывается не с меня они хотели деньги получить, а мне… Чтобы я переспал с этой женщиной. До меня с трудом доходили эти слова.

– Если вы в чём-то сомневаетесь, то у меня есть справки… Я абсолютно здорова. Никакими болезнями я не болела, тем более венерическими. Если хотите, я вам покажу.

Я смотрел на неё и не верил своим ушам. Не верил, что я вижу.

– Я понимаю, вам хочется подумать. Если вы примете решение, я буду ждать в каюте. Муж уже сошёл на берег, его не будет на корабле.

Я взял ещё пива и ушёл к себе в каюту. Я не знал, что делать…

Через час я зашёл к ней. Она была одна. Она была так прекрасна, что я вообще потерял голову…

Дальше не хочу рассказывать. Короче, три дня и три ночи мы были вместе. Это было настоящее счастье, настоящее блаженство! Это трудно передать, это можно только прочувствовать. Не хочу рассказывать, чтобы не потерять те чувства и ощущения…

Когда наш теплоход приплыл в Волгоград, она предложила прогуляться по городу. Я согласился.

– Мне надо себя привести в порядок, потребуется время. Давай так: через час десять заходи ко мне. Я буду готова.

Я ушёл к себе, тоже привёл себя в порядок – умылся, побрился, надел свежую рубашку. Я решил, что сейчас же приду и сделаю ей предложение выйти за меня замуж. Прошёл час десять. Я подошёл к её каюте, постучал. Ответа нет. Дверь была открыта, я зашёл, но её уже не было. И мне сразу бросилось в глаза, что нет и её вещей. На столе лежал конверт. В конверте были деньги. Тут меня осенила догадка – она сбежала…

Я выскочил, спросил у вахтенного.

– Да, минут сорок назад выходила с чемоданом. Её ждал мужчина, они ушли. Я видел, как они сели в машину и уехали.

Я поймал такси – и на вокзал, потом в аэропорт. Нигде её не увидел, её нигде не было. Я вернулся на теплоход, пошёл к старпому, хотел узнать фамилию, имя, отчество – хоть что-нибудь. У старпома никаких данных не оказалось.

– Они попросились, и я пустил их как зайцев.

И у меня осталось только имя её и его, причём кто знает, может быть, они вымышленные. Откуда они – я тоже не знал, не спрашивал. Они меня всё расспрашивали, всё выпытывали. Я потом только понял, что у них всё это было продумано для конспирации, чтобы я не знал ни города, ни фамилии – ничего. И вот через девять месяцев, примерно, в деканате секретарь мне даёт конверт, на котором на машинке напечатаны фамилия, имя, отчество – мои. Открываю конверт, и там также на машинке напечатано, что родился сын, и что назвали его моим именем. Точка. Я попытался узнать, найти – всё бесполезно.

Потом, через несколько лет, когда стали появляться компьютеры, я попросил приятеля помочь мне найти человека. Он сначала согласился, но потом обозвал меня чокнутым. Как можно найти человека, зная только его имя и примерную дату рождения?

Короче, ничего не получилось. Я не хочу сказать… Да, были у меня женщины, некоторые нравились очень. Можно было соединиться… Но как вспомню те четыре дня, проведённые с ней… Я никак не могу забыть её, её ласки, её запах… Говорят, однолюб. Очевидно, если я однажды влюбился, то это уже навсегда. И теперь знаю, что где-то есть сын, носит моё имя, но не мою фамилию. Быть может, они когда-нибудь ему расскажут обо мне… Может быть, а может, и нет. А я вот не могу забыть эту женщину, и всё. Так что… Скоро четвёртый десяток будет у меня заканчиваться, а я неженатый.

…Мы ещё посидели с ним, поговорили и разошлись по своим комнатам. Я, когда шёл к себе, всё размышлял над тем, что услышал. Необыкновенная история, необыкновенная судьба. Мой знакомый – Иван Петрович – достиг высоких вершин, стал главным инженером громадного строящегося комбината. Очевидно, он и останется главным инженером, поскольку, как говорил его шофёр, его здесь очень уважают, причём не только работники, но и весь район и город. А вот в семейной жизни он, наверное, так и не найдёт себя…