Читать книгу Младший сержант Ф. Крюгер - Леонид Михайлович Ташлыков - Страница 1

ВСТУПЛЕНИЕ

– РОТА ПОДЪЕМ, – взорвало воздух, пропитанный сновидениями. Звенящий звук ударился о стену, звякнул стеклом окон и рикошетом отскочил от потолка, заглянул в каждую щелку, забрался под каждое одеяло, разметав в пух и прах застоявшийся дух сонной казармы.

– РОТА ПОЪЕМ, – пронеслось вихрем, не давая никакого шанса на сон, никакой возможности быть не услышанным. Могучая энергия, пропитанная бесконечными подъемами, подхватила еще не проснувшиеся тела, столкнула с кровати, всунула ноги в сапоги, предварительно обмотав портянками, смешалась с густым запахом гуталина и затихла, передав весь свой потенциал в солдат.

Мозг Дениса сопротивлялся и искал любую лазейку, хотя бы на миг, снова погрузиться в блаженный покой, и даже пробежка вокруг плаца, после скоротечной утренней проверки, не смога встряхнуть и воспламенить пламя сознания в стриженой голове, и только холодная вода немного освежила.

Денис, набрав в ладони очередную порцию холодной воды, плеснул в лицо и огляделся, всматриваясь в незнакомые лица. Как правило, первое впечатление на уровне бессознательного – более верное, чем осмысленные выводы логики. Денис это хорошо знал. Он не раз попадался в ловушки, наступая на одни и те же грабли, ошибаясь в людях и на этот раз, он решил быть осмотрительнее.

Зубная щетка, куда-то подевалась и Денис, выдавив немного пасты на указательный и средний палец правой руки, почистил зубы. Мята без жалости уничтожила остатки вкуса маминых пирогов, который ярко чувствовался на губах, вынесенный из сна.

Так начался первый день в четвертом дивизионе в сорока километрах от города Кемерово, у младшего сержанта Ипатова. За плечами остались полгода "учебки" оставив напоминания о себе, двумя лычками на погонах и правами водителя многоосных гусеничных машин.

Денису, как младшему сержанту, доверили линейку во взводе. В подчинении оказалось четверо: два грузина одного с ним призыва (черпаки), узбек отслуживший год (фазан), и русский, отслуживший полтора года (дедушка).

Много баек и страшных историй о своем будущем, наслушался Денис до прибытия в дивизион.

И вот он здесь, в войсках и, ему придется испытать на собственной шкуре правдивость этих страшилок.

Глава 1. МОЯ, ТВОЯ КОМАНДИРА

В семь часов утра, после зарядки и утренних процедур, личный состав выстроился для утреннего осмотра, в центральном проходе казармы.

Рядом с Ипатовым стоял новоиспеченный подчиненный узбек – Довлатов или по-простому Пипр, и хлопал его по груди, приговаривая:

– Мой командира, мой командира.

– Твой, твой, – пытался отшутиться Денис, предпринимая неловкие попытки освободиться от назойливых приставаний подчиненного.

К ним подошел высокий узбек с одной лычкой на погонах, и с интересом посмотрел на Ипатова. У него было неестественно детское лицо, с безобразным, толстым шрамом, пересекавшим правую щеку, от края глаза до челюсти. Либо врач штопавший шрам был не в теме, либо военный, что в принципе одно и то же.

Большой рот с пухлыми губами растянулся в улыбке. Схватив Дениса за воротник, он обратился к Довлатову:

– Твой командира, говоришь? – потом перевел взгляд на Ипатова и процедил сквозь зубы, – Смотри мне… командира. Шуршать будешь как «Иплес».

– Салам, Фарход, – пропел Пипр.

– Смотри мне "Иплес", – продолжал наезжать на Ипатова узбек, – Ты не командира. Твои сопли на погонах ничто – ноль. Учебка в зачет не идет.

Ипатов поначалу растерялся, но потом подумал: «Этот высокий узбек навряд ли много отслужил, слишком молодой. Струсить значит расписаться в бессилии, а в первый день потерять репутацию – ой как чревато в дальнейшем. Посмотрим, кто кому люлей отвесит»

Денис резко сдернул с себя руку Фархода и оттолкнул его от себя:

– Да пошел ты. Сопля ефрейторская.

– Ты что Иплес? Оборзел? – прошипел узбек не открывая рта и выпучив глаза. Казалось, звук идет из шрама.

Улыбка преобразилась в зловещий оскал, резкий удар, и кулак врезался в живот Ипатову. Денис, выдохнул и сделал шаг назад. Упражнения на турнике закалили пресс и удар не произвел тот эффект, на который рассчитывал Фарход. Это его разозлило еще больше, и он ринулся в наступление.

Ипатов приготовился к драке, но, неожиданно между ними появилось два сержанта славянской внешности. Папироса в уголке губ у одного, усы, расстёгнутые воротники и низко висящие ремни из натуральной кожи, потертые временем, у обоих, указывали на то, что они или деды или дембеля.

Тот, что курил, остановил узбека рукой и, выпуская клубы дыма в лицо, сказал:

– Что за буча Фарход? Хочешь кипишь поднять, ночь в помощь.

– Жора, постой, – сказал горячо узбек. – Иплес оборзел. Нюх потерял. Две сопли на погонах ничего не значат, должен наравне с новобранцами шуршать….

– На дембеля пер, не прав. Ответит, – стал рассуждать второй. – Но… но, натягивать своих будешь. Ты дембель или что попало? Гнать на салаг удел черпаков и дедов. Ты же все… одной ногой на гражданке. Да что говорить… Короче. Ночью разбор полетов, а ща усохни.

– Толково говоришь, Саша, – поддержал друга Жора и обратился уже к Денису:

– Ты кто военный?

– Вчера прибыл, вечером. Младший сержант Ипатов.

– Да мне хоть, младший брат Суворов. Звать как?

– Денис.

– Короче, Денис, ночь будет непростая. Дембелю биться с молодым западло… но… Фарход переживет. Переживёшь же? А Фарход?

Физиономия со шрамом перекосилась, и он буквально выплюнул слова в сторону Дениса:

– Живи пока. Жди отбоя. «Иплес»

Затем, презрительно посмотрел на славян. Сплюнул в сторону и, оглядываясь шаркающей походкой, последовал в столовую.

– Значит переживет. Не сдрейфишь, получишь уважуху. Сачканёшь…

После этих слов, Жора, тремя пальцами смял остатки папиросы, и щелчком, метко отправил бычок в урну, и продолжил:

– Да не ссы. Сейчас не стушевался, уже зачет. Накостыляют немного, но мы проследим, чтоб не поломали. На дембеля пургу нес, ответ должен быть. Такие законы брат, как по писанному.

Одобряющее похлопывание по плечу, Дениса не успокоило и, у него похолодало в груди. "Кто же мог подумать, что он дембель, – крутилось в голове. – Салага, салагой. Был бы ниже ростом больше пятнадцати лет и не дал. Буду биться до последнего, а иначе мне тут не выжить»

Воображение разыгралась, рисуя разные варианты развязки, в основном трагические.

День прошел относительно спокойно. Ипатов весь день изучал кабину "А" 75-го ракетно-зенитного комплекса, напичканную всевозможной аппаратурой, которая требовала постоянной настройки и регулирования, под пристальным вниманием младшего лейтенанта Краснова.

В казарму Ипатов вернулся только к ужину.

В столовой Фархода не было, на кухне в окружении земляков он ел свежеприготовленный плов и это Дениса обрадовало.

О предстоящей стычке, Денис старался не думать, а тем временем, ночь, мерными шагами подкрадывалась, прогоняя солнце с небосклона, впуская темноту и приближая неизбежное.

После ужина к Денису подошел Смирнов, четвертый его подчиненный. Он внимательно посмотрел на Ипатова и спросил:

– Я слышал, ты с Фарходом столкнулся?

– Да, так. Пипр устроил представление, некстати…

– Это он может. Шутник по жизни, – охарактеризовал Смирнов Довлатова и продолжил, – Теперь держись. Фарход отчаянный.

В разговор вклинился Буркадзе, грузин из линейки Дениса, и закачал головой:

– Ты что? Ты на кого полез?

Смирнов сразу потерял интерес к разговору и завалился прямо на застеленную кровать. Раздалось еле различимое похрапывание, а грузин продолжал:

– Ты ж никто, полгода в «учебке» не в счет, а он дембель. Понимаешь? Дем… бель. Домой лычки чистит… Шрам видел? Это он здесь заработал, год назад.

Денис кивнул головой. Буркадзе изогнул бровь до предела и многозначительно поднял указательный палец:

– Эээ, шрам, бандитская пуля. А слышишь, да....

Денис в недоумении посмотрел на грузина, а тот, добившись впечатления которого хотел, продолжил:

– Ферма тут, недалеко. Там бык. Страшный, черный, огромный племенной бык с кольцом в носу. Пришел в самоход к нашим коровам. Оторвался от привязи и пришел. Нуу,Фарход и решил его выгнать. У него в ауле много быков. Он их много видел. А этот не бык, это зверь, понимаешь? Он Фарходу рог за щеку дал.

– Как дал?

– Боднул прямо в рот. Что не понятного? Щеку порвал. Поднял и бросил. Потом топтать начал. Водилы, ЗИЛом его выгоняли. Фарход полгода в больнице валялся. А ты не бык. Тэгирхева. Тебе рога ночью оторвут на раз, два.

Тут появился Пипр и закончил фразу за грузина, поставив точку в разговоре:

– Люля-кебаб будет. Ээээ, прощай командира. Хороший был сибиряк. Секир башка, тебе дорогой.

* * *

Наглые минуты, пролетели пулей, пулей пронеслась вечерняя проверка. ОТБОЙ – врезалось клинком и расщепило реальность.

Так как было начало весны и по ночам довольно прохладно, спали в нательном белье. Денис лежал под теплым одеялом и ощущал прохладную тяжесть пряжки, солдатского ремня, который надел на голое тело под рубашку. Ремень немного придавал уверенности и чувство защищённости. Стараясь не заснуть, он вслушивался и сквозь щелки едва приоткрытых век всматривался в темноту, ожидая нападения. В какое-то мгновение перед глазами поплыли датчики, мониторы, регуляторы и тумблера, на которые он насмотрелся днем.

Затем пронесся фильмом, вчерашний вечер: «Отбой давно прошел, когда он первый раз вошел в казарму дивизиона – вспоминал Денис, – вместе с ним прибыл и новобранец, молодой армянин, только что принявший присягу в полку.

Ара – так звали молодого бойца – невысокий крепыш, с черной короткой прической, с типичной армянской внешностью, явно контрастировал с высоким и светлым Денисом.

Дежурный по тумбочке уставился на них равнодушным взглядом, нахохлился и провалился в забытье.

Заспанный прапорщик Елдаш, появился как призрак из полумрака, в сланцах на босу ногу, окинул пополнение туманным взором и проскрипел:

– Штепсель и Тарапунька, твою. Двигай сюда, – отвернулся и заковылял обратно в полумрак, непонятно что-то бормоча.

Новоприбывшие – как на привязи, последовали за прапорщиком, в каптерку.

– А? – спросил Ара, вертя головой с обезумевшим взглядом.

– Что, а? – не поворачиваясь, процедил сквозь зубы прапор, – А, а, постель получите и спать. Все. Завтра вешаться будете, Ааааа, – зевнул он, – Ща спать»

Денис решительно отбросил видения, когда понял, что проваливается, и стал про себя твердить: «Не спать, не спать. Только не сейчас»

Борьба продолжалась недолго, перед глазами поплыли фантастические картины, уводя от реальности все дальше и дальше.

Природа взяла верх и сопротивление, было сломлено. Незаметно он растворился в царстве Орфея, отдавшись на повеление судьбы

Глава 2.      СОН ПЕРВЫЙ. БЫК.

Пыль едким облаком поднималась от удара копыт. Безжизненная, выжженная солнцем земля, покрытая сухими огрызками, остатками былой роскоши, упирается в край мира. Грустный хруст, напоминающий потрескивание ночного костра и глухие, тяжелые шаги нарушали беззвучную пустоту прогретого воздуха. Копыта вдавливались в сухую корку, поднимая пыль – разъедающую ноздри. Денису снится, что он бык, Могучий, не знающий усталости бык, изнывающий от жажды.

Инстинкт непреодолимой силой заставляет двигаться вперед по мертвой поверхности, в поиске сочной травы или ручья.

Там, где земля прикасается к одинокому небу – прогретый воздух манит к себе иллюзией, вселяя надежду, что там, на горизонте океан – спасительная влага дарующая жизнь.

Всматриваясь в край земли, Денис замечает приближающегося одинокого путника, который, то растворяется, то появляется вновь, покачиваясь миражом.

Пульсация в висках сгустившейся крови, сотрясает тело. Неописуемая ярость взорвала мозг и отключила разум, когда Денис узнал в мираже Фархода. Сухой, обжигающий ветерок прошелся по потрескавшейся поверхности, и его шуршание отозвалось глухим, еле различимым голосом в голове: "Это сон. Это просто сон".

В мгновении ока Денис осознал, что спит. Реальность зазеркалья, заискрилась яркими красками, логика включилась, разбудив внутреннего критика. "Это сон. Это просто сон" – вторил он за шепотом ветра.

Задолго до призыва, он прочитал книги Кастанеды, перелопатил всю имеющуюся литературу по астральным путешествиям и люцидным сновидениям. Книги Роберта Монро и Лабержа, стали главными книгами в его жизни. Упорные занятия научили его изредка осознавать себя во сне.

Но полгода до призыва, спиртное и девочки тормознули развитие. Призыв в армию окончательно прервал практику, и вот, после долгого перерыва он, испытал это снова.

«Может быть, бросить все и улететь к неведомым мирам? – пронеслось в мыслях, – Зачем тратить драгоценный миг на глупый сон, чужой, навеянный уставшим подсознанием?»

Но жажда воды переросла в невыносимую жажду крови. Но откуда такая злость? Еще никогда он не ощущал такую бурю эмоций, такую ненависть и такое неистовое желание крушить и уничтожать.

«Вот он враг – раздалось в голове, а гвоздь безумия пронзил мозжечок, – Враг, который с минуту на минуту разбудит меня, а там как масть ляжет. Наверняка, Фарход уже склонился над моей кроватью и злобно ухмыляется в окружении своих друзей»

Новая волна ярости, мощным цунами обрушилась на Дениса. Он кинулся на беззащитного узбека, потеряв на половину осознанность, обезумев от желания мстить, навалившись на него, всей мощью. Потеряв контроль над своими эмоциями, он чувствовал каждую мышцу, каждую жилу, извивающуюся змеями под кожей. Он превратился в животного, и даже кончик хвоста был под его контролем.

Бык топтал и топтал врага, не знаю устали, несколько раз поднял на рога, не обращая внимания на стоны и мольбы о сострадании.

«Никакой пощады, только расплата. Буйство гормонов и кипение адреналина, остальное не важно»

Когда тело обмякло и перестало подавать признаки жизни, копыто вдавило голову Фархода в пыль.

Если бы Денис обернулся в этот момент, то заметил бы невдалеке на пригорке, прозрачную фигуру обнажённого юноши, словно выточенного из голубого стекла, бесстрастно наблюдающего за происходящим. Его короткие, волнистые волосы были взлохмачены, а глаза светились нежным таинственным светом.

* * *

Сон закружился калейдоскопом, вспыхнул и растворился прогоняемый утренним солнцем. Денис открыл глаза. Казарма гудела ульем.

– Ты чо, спишь? командира, – тряс его Довлатов за плечо. – Подъем, давно бил. Ай я яй командира, ленивий. Живей давай, шевели клешнями. Все уже построились, ЧПешка у нас.

Непривычное ощущение ремня, на голом торсе, воскресили события вчерашнего дня.

Хлопнула уличная дверь и раздалось: "Смирно! Товарищ капитан, во время моего дежурства произошло одно происшествие. Дежурный по роте сержант Попов».

Звонкий голос дежурного, подстегнул как плетью, сонное тело Ипатова. Он по-молодецки соскочил с кровати. Гимнастерка, брюки и ремень, аккуратно уложенные на табурете, взметнулись птицей и покрыли тело, с такой быстротой на которую способны курсанты "учебки", после многочисленных тренировок по подъему и отбою.

Еще секунда и ступни, обернутые портянками, скользнули в сапоги. Ушанка водрузилась на голову, выровненная с помощью указательного пальца, боком, прижавшимся по всей длины носа, а фалангой с ногтем к середине кокарды. Довлатов от такого представления, невероятной юркости военного, с удовольствием йокнул и высказал дань уважения такой способности:

– Койил, командира! Лихо ты это.

– Подъем? Что случилось? – спросил по ходу, Денис Пипра, когда они мчались на построение

– Каждое утро подъем! Командира. А сегодня ночью кто-то Фархода покалечил. Ну, теперь начнется.

"Вот почему, в эту ночь меня не подняли, – подумал Денис. – С кем это он интересно подрался? Кто-то, явно меня опередил. Видно, не я один в списке у Фархода, и фортуна оказалась не на его стороне. В любые случаи это мне на руку, незапланированная отсрочка. Сегодня пронесло, а дальше посмотрим"

Весь личный состав военной части, включая и тех, кто был в наряде, кроме караульной службы, выстроились на центральном проходе.

Офицеры были в полном составе, обескураженные срочным построением они толпились в прихожей комнате, молча приветствуя друг друга, пожимая руки. Сквозняк гулял по помещению, потряхивая солдат, беспардонными прикосновениями, при каждом открытии дверей.

Капитан Бойчишин, командир дивизиона, невысокий, поджарый крепыш, с торчащими ушами – по прозвищу "кабина У" – был как никогда взбешён, его импульсивные движения холерика, приводили всех в гипнотическое состояние, а картавый голос с прыгающей интонацией заставлял вздрагивать.

Осознание, что спокойная жизнь в дивизионе закончилась, волновала всех и что ожидать, от непредсказуемого капитана, можно было лишь предполагать.

Бойчишина, убежденного материалиста, ночное происшествие, необъяснимое логикой и с мистическим подтекстом, обескураживало и выводило из равновесия. Все что случилось, не вписывалось в рамки его твердых убеждений. Вера некоторых офицеров в потустороннее укрепляло его убеждение, что мир кишит идиотами.

После формальной и, непривычно быстрой, утренней проверки, капитан Бойчишин, провел опрос каждого, затем выгнал всех с помощью ярких выражений, на утреннюю зарядку, оставив только тех, кто непосредственно, явно или косвенно учувствовал в происшествии: четырех восточных братьев, которые пировали после отбоя вместе с Фарходом, дневального и одного иплеса – дежурившего по кухни.

Лица были помятые от бессонной ночи и крепленного красного. Ноги подкашивались. Желание спрятаться и забыться, обняв подушку, было написано на физиономиях. Глаза дрожали от напряжения, чтобы не захлопнуться, придавленные тяжелыми веками.

Только иплес, оказавшийся невольным участником, переминался с ноги на ногу и ожидал, что его отпустят на заслуженный отдых. Посуда блестит, уход за раненым уничтожил минуты заслуженного отдыха, и это веский аргумент, чтобы командир, отпустил его незамедлительно, в уютное объятие одеяла. Но кому сейчас легко?

Командир скользнул в кабинет, кивнул головой и, не скрывая раздражение, гаркнул:

– По одному!

Четверка, в замешательстве начала толкаться, сталкивая друг на друга привилегию быть первым. Дежурный по кухне был не против быстрее отстреляться и скрылся за дверью

Опустилась напряженная тишина и несколько пар ушей, навострилось, старясь расслышать, что происходит и, о чем говорят в кабинете.

Допрос прошел каждый.

Выслушав версии каждого участника злополучного ночного происшествия, Бойчишин собрал всех вместе и прослушал еще раз, перебивающих и дополняющих друг друга солдат. После чего он пришел к выводу – "Или все врут, или он сошел с ума".

Глубокий анализ беседы, не привел к новым заключениям. Выглядело все надумано и далеко от правды в связи рядом причин. Выходило, никто не виновен, а Фарход сам, по воле Всевышнего, переломал себе кости и пробил череп.

Из рассказа он узнал, естественно отказываясь в это верить, следующее:

«После отбоя, пять старослужащих восточного братства, скооперировались и устроили посиделки в помещении кухни. После распития вина, присланное из Баку, родственниками рядового Рахимова, заправленное в кружку Эсмарха или по-простому в грелку, дождались плов, и с удовольствием и приступили к трапезе.

Все шло, как и обычно, своим чередом, как вдруг: Фарход закатил глаза и стал задыхаться. Старший сержант Каримов, из Таджикистана не растерялся, так как прошел курсы медбратов на гражданке, и кинулся на помощь.

Предполагая, что ефрейтор подавился он: несколько раз стукнул Фархода между лопатками, затем обнял одной рукой через талию, наклонил его вперед, сжал руку в кулак – приложив его к верхней части живота, другой рукой охватил запястье на высоте желудка и, действуя руками, резким движением потянул его на себя несколько раз.

Можно было предположить, что неумелый и неотточенный прием, привел к этим трагический последствиям, если бы не продолжение. Что- то отбросило Каримова от Фархода. Фарход упал на плиточный пол и стал биться в конвульсиях.

Каримов, ударившись поясницей о край плиты, выгнулся дугой, стараясь дотянуться руками до ушибленного места, закрутил бедрами, затем согнулся вперед, оперившись руками в колени, и взвыл.

Рядовой, мывший посуду, испугался и повалил сложенные алюминиевые миски. Те с оглушающим грохотом рассыпались по кафелю, эхом отозвавшись по всей казарме. Солдаты кинулись на помощь мотающемуся по полу ефрейтору, но в страхе отскочили, когда тот поднялся в воздух до потолка и рухнул вниз, потом еще раз, и еще. Он поднимался и падал, калеча и раня себя.

Когда буйство невидимых сил прекратилось и, стонущей Фарход остался лежать неподвижно, сослуживцы попытались привести его в чувство. Они не сообщили о происшествии, так как, боялись неизбежной кары за распития спиртного, сильнее, чем за здоровье друга. Только за несколько минут до подъема, они решились доложить дежурному по части о случившемся.

* * *

Посовещавшись, командный состав решил, не придавать огласки ночное происшествие и не доводить до следствия. Слишком уж необычное было дело и ощутимо щекотало нервы, а навлекать дополнительные проблемы, в виде проверок, никто особо не жаждал, тем более, Фарход был в сознании и при внешнем осмотре коего, медики пришли к заключению – «многочисленные повреждения, в основном появились в связи непонятного физиологического сбоя в организме. То есть, воздействие было изнутри, и лишь незначительные гематомы на теле, подтверждали версию, что он несколько раз падал».

Тщательная беседа с Фарходом, не внесло ясности, а лишь добавило загадок. Он утверждал, что ни с кем не дрался, так как находился в окружении друзей, а лишь твердил, что каким-то чудесным образом перенесся в пустыню, где его топтал бык. Это наводило на мысль, что после пережитого год назад, Фарход получил психологическую травму, и на фоне этого, в кратковременном помешательстве, покалечил себя сам. И будучи человеком, тревожно-мнительного характера, был зациклен на переживаниях, вызванных ежедневных созерцаний шрама, не дающего избавится от пережитого ужаса. Существование стигматов и феноменов, достигаемых под гипнозом, до конца не объяснимых современной наукой, допускало, что все произошло в связки этих причин.

Необычный рассказ, похожий на выдумку фантаста писателя, мог превратиться в анекдот или в историю, унижающую честь и достоинство четвертого дивизиона, что не мог допустить командир. На этом и поставили жирную точку.

3. как ПЕСОК, сыпуч ГРАНИТ – как ГРАНИТ ПЕСОК отныне

На утренней пробежке молчали все. Даже самые говорливые, не проронили ни слова, уйдя в свои мысли, размышляя и рассуждая о возможных причинах ночного инцидента. Мозоли, от неправильно намотанных портянок, и привычка отсутствовать на зарядке – дослужившихся до особых привилегий, не могли отвлечь от тяжелых раздумий. Все понимали, что ЧП не пройдет без последствий. Открывшиеся рана будет долго кровоточить и до конца не исчезнет, оставшись неровным шрамом до конца службы всего коллектива. Масса вариантов, от простых объяснений до фантастических сюжетов, облаком кружились над топающим строем.

"Что же, это, получается, – думал Денис, смотря перед собой на дорогу с мелькающими каблуками. – Это я Фархада поломал?! Прямо из сна, воздействуя на физическую оболочку. Разве такое бывает? Я и раньше осознавал себя во сне, правда давно это было, и навряд ли, влиял на реальность. А если… Да нет, не может быть. А если и тогда, что получается, мои мимолетные сексуальные приключения… ну я попал. Смешно даже думать об этом, тем более поверить. Чудес не бывает. Ни в одной книге такого не встречал. Даже у Кастанеды, на половину, скорее всего, придуманных произведениях, нет ни чего похожего. Это точно совпадение. Наверное, произошла драка, и чтобы снять напряжение, придумали небылицу. А Фарход, молодец, не сдал никого. Точняк. Я же не волшебник… а как было бы круто, владеть такими навыками, я бы развернулся, наделал бы делов. Такие возможности бы открылись… да. Весь мир у моих ног. Остается только фантазировать…. Эх. Да ладно. Не буду допускать, даже мысли, что это я его. Такого просто не может быть, и надо быть последним идиотом, чтобы в это поверить. Но сон был, еще тот, даже от одних воспоминаний, мурашки по спине. Обладать бы такой силой. Бычьей силой. Да, таких ярких снов еще не видел. Реальных и ярких. Если он и воздействовал на реальный мир, так только на меня. На меня и больше не на кого. Всё-таки это пережитый опыт, а мозг не различает реальность это или глюки, он воспринимает все буквально. Я чувствую себя, решительней и страха перед Фарходом, как не бывало. Хотя кто знает, сейчас он в больнице, и может, поэтому не беспокоюсь, а когда вернется… Да нет. Не может быть. Такую решительность и смелость я не чувствовал до этой ночи, да и тело кажется, стало сильнее. А может это просто гормоны, то повышают тонус, то понижают. Вот сейчас, брызнула в кровь доза, и мышцы заиграли – но временно, только на период их действия. Кто знает?"

Глубокое дыхание и чеканка тяжелых сапог спаялись в шаманский ритм, погружая солдат в своеобразный транс, сплочённый, подпитывающий силами, позволяющий не замечать усталость и выдержать до конца даже самых слабых. Дух единения, нес солдат по пересеченной местности, незаметно понижая громкость раздумий, отключая внутренний диалог, повышая выносливость и стойкость каждого.

* * *

Тревога, витала несколько дней. Привычный ритм, солдатской жизни нарушился. Офицеры, практически все время, отсутствовали, оставив дивизион на попечения прапорщиков и сержантов.

А командир ушел в запой, стараясь смыть алкоголем, ржавый налет депрессии. Слушая военные песни и глотая скупые слезинки, он придавался ностальгии и задумывался о смысле жизни, не понимая для чего все это. Чего он добился. Где взять сил и терпение, итак безжалостно подточенные, разъедающей кислотой перестройки. Рушилось всё. Все чему его учили, уходило в небытие. Всем чем он гордился, поливали грязью, беспощадно топтали и перекраивали в удобные одеяния, под свои алчные душонки. Страну растаскивали, без стыда и совести, заклеивая последний здравый смысл ваучерами, присваивая то, что веками копила родина.

"А тут еще, чертовщина, – крутилось в хмельной голове. – Дурака из меня делать? Не позволю. Еще никто из меня дурака не делал. Переверну все в тартарары, железными рукавицами выдавлю гниль"

Осознание беспомощности, рвало сердце, сбивая дыхание. Жена и сын поспешно уехали к маме в город, зная, что в такие моменты лучше мужа не трогать, и он в одиночестве открывал целые бутылки, и отставлял в сторону пустые, строго по линии как строй.

** *

Замполит решил, что так продолжаться больше не может и решительно поднялся на второй этаж и громко постучал к Комдиву. Из-за двери раздался шум падающих предметов и звон стекла. Майор постучал еще раз:

– Кому, что… Что, надо…, – сдавленный голос, вконец опьяневшего командира с большим трудом просочился сквозь преграду из дерева и дерматиновой обивки. – Пшел туда, откуда пришел…

Постучав в последний раз, замполит толкнул дверь. Она оказалась незапертая и легко поддалась. Перегар и, недостойная офицера, обстановка, словно окунула, чистоплотного и непьющего заместителя командира в грязную лужу. Невольно скривившись и выражая брезгливость он, вступил в разговор:

– Здравия желаю, товарищ капитан. Разрешите? – заметив пистолет в руке командира, тормознул у двери в нерешительности и затоптался на месте.

Бойчишин сидел в кресле без брюк в семейных трусах, одну ногу закинув на подлокотник. Мундир был надет на голое тело и поблескивал знаками отличия. Фуражка съехала набок, из-за которой торчал рыжий чуб.

– Какое, нахрен, здоровье? Кончилось здоровье. Похоронил я его под плацем… Дай бог… Ромашка пробьет этот асфальт и напомнит мне о здоровье. Зверье, умосохо… Что тебе надо… Что припёрся… Командира не видел? Морду скорчил… Не нравиться, я тебе объясню, что значит, нравится.... На, смотри вот… Всех перестреляю… нахрен. Всех. Я научу вас родину любить… Умосохоносы… блин, – он попытался встать, но поняв, что это ему не под силу, уронил тело в кресло. – Я тебя первого… К стенке… Первого. Где страна? Где я тебя спрашиваю. Кто ты… Что ты… зампол гребаный… Пшел вон. Пристрелю сссс…

Замполит выскочил в коридор, от греха подальше и направился к особисту. Найдя его в кабинете, рассказал о случившемся:

– Он же невменяемый… – убеждал он капитана Сычева, прибывшего из полка для проверки поступившего сигнала, о бойне на кухне. – Посмотрите сами. Пистолетом размахивает. Да он готов любого пристрелить. Учитывая, что он имеет опыт боевых действий в горячих точках, от него можно ожидать чего угодного… Я принял решение, не полагаться на собственные силы, а вызвать специалистов, в чьи обязанности входят урегулирование таких ситуаций и доложить вышестоящему руководству....

– Не гони, борзых, майор, – дружеским тоном начал особист и продолжил тем же тоном, но с оттенком убеждения, которому учили в канторе и в котором он был специалист. – Капитан не отморозок. К тому же, можно обойтись и собственными силами…. Слушай меня. Зачем вам лишние проверки, а? Специалисты и в стоге сена откопают боевые головки, а ты хочешь впустить их к нам. Да, ни одного… клочка, без внимания не оставят. Дай повод, полетит голова, и не только командира, но и твоя…. Ты этого хочешь?

– Нет, конечно. Да и никто не хочет…

– Значит, слушай сюда… В полку служит его однополчанин. Они как братья, как патроны в одной обойме – всегда чувствуют плечо поддержки друг друга и когда надо, плачем к плечу полетят к цели, я тебя уверяю, – особист говорил, а сам набирал телефон:

– Так! Тихо! – закрыв на мгновение микрофон, предупредил особист, майора, когда после длинных гудков, ответили: – Здравия желаю. Капитан Смирнов. Позовите к телефону подполковника Ледовского… Да, да… Срочно… Жду. Где? Дайте пожалуйста, номер. Ага. Минуточку… Пишу.

Через несколько попыток, он все-таки дозвонился до Ледовского и, обрисовав подробно ситуацию, удовлетворенно откинулся на стуле:

– Дело сделано. Через полчаса полкан, будет на месте.

* * *

Бойчишин вскинул пистолет, когда открылась дверь, а в проходе появилась, чья-то фигура. В глазах двоилась, и он не мог различить кто в коридоре.

– Пристрелю… Душара…

– А не поймаешь ли пулю в ответ?

Веселые интонации, знакомого голоса – голоса – которым он дорожил и всегда был рад его слышать. Этот голос – не раз поддерживал его в трудные времена, вселял надежду и помогал выжить. Никакой холодный душ, не смог бы так привести в чувства как сделали простые, но произнесенные с глубиной уважения слова друга. В глазах появились искры разума и, широко улыбаясь, он ответил:

– Ну, ты… Ты можешь.

– Могу. Еще как могу. Ты знаешь… брат! Один сидишь?! А я что Насрано? Мог бы мне позвонить. Товарищ называется…. «Давно не собирались», – говоря, Ледовский развалился на соседнем кресле. – Пистолетом кончай махать. Давай сюда… Да давай уже, в сейф уберу… попозже, а ща наливай, зря, что ли трясся по твоему бездорожью. Посидим, товарищей вспомним…, а что нам еще нужно.

– Ща, организую. Ща, что ни будь, на стол сооружу.

– Да сиди уже, я сам посмотрю, что у тебя в холодильнике, а пока, дай выпить. Ну а ты, брат, пропускаешь. Пропускаешь, пропускаешь. Без возражений. Мне тебя догнать еще, нужно… Ну! За тебя!

– За нас… Только за нас. Как я рад тебя видеть… Ты не представляешь. Только ты меня понимаешь… а эти…, – он махнул рукой. – А эти пусть идут лесом… Гори все огнем. Как меня, это все задолбало… Ты понимаешь меня? Задолбало… Сердце ноет, спать не могу… Куда мы пришли… Финиш. Амба…

– Пусть идут. За нас так за нас, – подполковник выдохнул и залпом опрокинул граненый стакан…

* * *

Дружба творит чудеса, созидает прекрасное, возвышает приниженное, дает глоток свежего воздуха в душных жизненных трущобах. Дружба – это любовь, но в отличие от нее в ней нет одного шага до ненависти. В отличие от любви, дружба не может быть безответной. Односторонней дружбы не бывает, это все что, угодно: преклонение, пресмыкание… но не дружба. Родителей не выбирают, так и настоящий друг, входит в нашу жизнь неожиданно и навсегда, до самой смерти согревая воспоминаниями и встречами, душевной поддержкой и верностью.

У Бойчишена был такой друг, проверенный песком Кандагара, скрепленный кровью потерь и освещенный радостью побед – Вячеслав Ледовский. Только он мог выдернуть его из передряг, без последствий, играючи и с легким юмором.

Через день, комдив, бодрым шагом вышел из офицерского общежития. Форма была с иголочки, сапоги блестели, соревнуясь в силе сияния с пряжкой. После беседы по душам, глубоко прошедшей отточенной бороной и вспахавший поле идей, боевой офицер был полон сил и энергии, готовый к новым свершениям. Наметив план действия и, выработав стратегию дальнейшей службы дивизиона, он ворвался как вихрь, разметав хандру и выводя из дремоты.

4. СМЕТАЕТ ГРЯЗЬ, С ЗАСНЕЖЕННЫХ ДОРОГ, СОЛДАТА ЧИЩЕНЫЙ САПОГ

После ужина, комдив собрал всех в кинозале, для лекции о боевом пути ЗРК С-75. Обычно, лектором, выступал замполит, отвечающий за политическую подготовку и дисциплину, но на этот раз, командир решил сам, подтвердив догадку офицеров, что дело этим не закончится и, стоит ожидать нововведений.

Лекция, это прелюдия, к настоящим испытаниям на прочность, экзамену на выдержку, по воле главного координатора, батяни и бога, всего, что находится на территории ограниченной забором из колючей проволоки, в несколько десятков километрах от города Кемерово, и это пугало.

Рахимов, владелец злосчастной клизмы с вином, отбывал наказание на красной гауптвахте и поэтому отсутствовал. Остальные же участники ночного застолья, отделались меньшим испугом. Единственным, чем их мучили, так это бесконечными нарядами. Присутствие вышеупомянутых бойцов, было обязательным, не взирая – в наряде они или нет.

В свете этих событий, старослужащие поутихли и не трогали молодых, и Денис понемногу, шаг за шагом адоптировался в новом коллективе, без лишних стрессов и потрясений. Все раскладывалось по полочкам аналитического ума, давая территорию для маневра в различных жизненных ситуациях. Он уже знал, кого можно откровенно послать, куда подальше, а с кем нельзя иметь дел.

Место в кинозале, досталось рядом с рядовым Поповым. Попов, с лишним весом и квадратной головой, постоянно щелкал пальцами, что выводило Дениса из себя.

"Не повезло – подумал Денис. – Уже не пересядешь. Переломать бы пальцы этому щелкунчику"

Командир встал за трибуну и прокашлявшись, начал, окидывая взглядом всех присутствующих, не оставив вниманием и портреты, знаменитых полководцев, висевших на стенах:

"Как вы, наверное, знаете, – начал командир лекцию и растянул ее на целый час, обильно снабжая фактами о мощи советской армии, где на первом месте стояли ракетно-зенитные войска.

Информация о сбитых самолетах комплексом С-75, в союзных республиках, приводимая комдивом, пестрила такими завышенными цифрами, что он сам ежился, понимая о нереальности данных, зная внутреннюю кухню советской армии и, ее любовь к преувеличениям. Поперхнувшись и отпив воды прямо из графина он, приступил к завершающей части своей речи:

– Советское военное руководство поставило задачу, а военные конструкторы и инженеры – мобилизовав интеллектуальные силы, создали боевой комплекс, позволяющий в короткое время осуществлять перегруппировку и сосредоточение сил и средств ПВО на угрожаемых направлениях"

Закончив речь, комдив, внимательно и многозначно прошёлся взглядом по рядам. Дивизион не шелохнулся. В ожидании команды "разойдись", мышцы военнослужащих пришли в тонус, но ничего не происходило. Затем командир, кашлянув в кулак, многозначаще сказал:

– Вам выпала честь, служить, обеспечивая боевую готовность легендарного комплекса С-75. Скорость перегруппировки, напрямую зависит от подготовки и навыков личного состава. Мобильность комплекса увеличивается прямо пропорционально учениям, количеству сворачивания/разворачивания.

Вот этим мы и займемся.

* * *

Вой сирены опередил команду "подъем". Начались учения. Для Дениса оно было первым. Не зная, что хватать и куда бежать он, отдался течению суетящихся тел. АКМ и РПД оттягивали плечо. Противогаз и сумка с сухим пайком добавляли неуклюжести.

Дивизион состоял из трех батарей: третья отвечала за автопарк и хозяйственное обеспечение, вторая за заправку и сборку ракет и первая в которой был Ипатов за обеспечение боеспособности кабин комплекса.

Все, за исключением Дениса были в зимних, танковых комбинезонах. Сырой весенний ветер, нес холод от снега и Денис, поначалу вспотев от тяжести снаряжения оттягивающего плечо, продрог и трясся. Толкнув плечом стоящего рядом Довлатова, показывая взглядом на теплую форму, он спросил:

– Где такие выдают?

– Что? Замерз, командира? Комбезы положены, кислотникам, они ракеты собирают и заправляют. Собачья участь. Нам более норм. Остальные так…

– Так все же в них…

Зампол решил, всех снабдить. В том году один палец отморозил на сборе антенн… Замполит, человек. Всех одел.

Денис поспешил узнать о своем комбинезоне у прапорщика, отвечающего за снабжение, но, тот только отмахнулся:

– Нет. Все закончились, заказывают заранее, а ты только прибыл. После учений подойдешь, выпишем.

– Как после учений? Холодрыга.

– Все. Свободен. Замерзнуть не дадут. Твои уже тронулись. Бегом марш! На позицию… Без тебя тут, забот… греби лопатой.

Проклиная: прапорщика, автоматы, всю армию с ее учениями – он бежал в строю.

Буркадзе удивленно спросил:

– Где твой? Как ты в шинельке? Прапор чё не дал?

– Да нету, говорит.

– У него то, нет, – с ухмылкой сказал Беридзе. – В Греции все есть… Чо хошь. Зажмотил…

– Сапогу хана пришла, – подхватил разговор, тяжело дышащий Пипр. – Месяц просил… Да месяц – больше. Я к замполу пошел, так прапор три пары новых, поставил. Выбирай, говорит, сразу бы сказал, что сапогам хана…. Ага…. Месяц ходил, а он сразу бы сказал… Хитрый, жадный.

– В кабину греться чаще бегай, – стал напутствовать Смирнов. – Не геройствуй. Все равно от тебя толку мало. Будешь на подхвате. Смотри, учись, запоминай. В следующие учения, пригодиться. А там лето, комбез не нужен, а к зиме раздобудешь. Только на новый соглашайся. Прапор хитрый, новый замылит, а тебе старый, после кислотников сосватает. А там, сам понимаешь. Ракету реактивами правят, так ткань вся насквозь пропитана. Это уже третьи учения за год, хотя положено всего два. Психанул командир из-за Фархода, сейчас будет кожу драть, с правых и левых. Первое учение, всегда тяжело. Следующее уже легче. Летом проще конечно – тепло, но зимой жуть. Сейчас весна, холодно, но не смертельно. Хотя отморозить, кое-что, можно.

Дениса удивил длинный монолог, молчаливого Смирнова. "Отличный парень – подумал Денис. – Хоть в одном повезло. А был бы в подчинении дед садистских наклонностей, как например Лордкипанидзе из кислотников. А этот, спокойный, широкой души. За него держаться нужно".

* * *

Каждый, кроме Дениса, знал куда что нести, и куда что пихать. Отделения, кинулись к своим кабинам и, оставив оружие, приступили к сворачиванию комплекса.

Кислотники суетились вокруг пусковых установок и Ангаров с ракетами. Все разбиралось и аккуратно сортировалось, готовясь к погрузке. Денис помогал отсоединять тяжелые кабели от гнезд и, наматывать на большие катушки. Озябшие пальцы плохо слушались, и Денис поглядывал с завистью на владельцев теплого обмундирования. Когда все проводники были отключены и перекочевали на катушки, их откатили к кабинам и занесли внутрь, надежно прикрепив к полу. Домкраты спустили кабины на колеса, и были готовы к маршу. Самое сложное, оказалось, сворачивать кабину "У". Множество различных трубок и проводов, кабелей и антенн требовали аккуратного обращения. Работа на высоте усложняло задачу и, только к обеду все было готово к переброске. Про завтрак никто и не вспомнил, только сейчас, разместившись, каждый в своей кабине перекусил сухим пайком. Кабины были подключены к генераторам и протоплены тепловыми пушками. Промерзший до костей Денис пригрелся, и его потянуло на сон. Зевнув и закутавшись в шинель, он спросил подчинённых:

– Что дальше? Мы куда-то поедим?

– Поедим, конечно, – ответил Смирнов. – На другую позицию.

– И?

– Развернемся, – сказал Пипр, попивая горячий чай из термоса. – Там, поставим палатки. Поживем недельку другую, опять свернемся и назад.

– Да. В прошлый раз так было, – подтвердил Беридзе. Неделю с полевой жратвой. Никаких удобств.

Денис представил, что придется еще три раза возиться с железками, поежился и еще больше замотался в шинель, хотя было натоплено и, задремал убаюканный покачиванием кабины. Комплекс тронулся в путь.

* * *

Денис мирно посапывал в углу остывающей кабины. Лицо раскраснелось, поблескивая капельками пота. Снизу, жара ощущалась не так сильно, но стоило встать, как вся ее сила обрушивалась со всех сторон. Спали на полу, поэтому топили безбожно. А сейчас в кабине, кроме Ипатова никого не было. Комплекс давно прибыл на место и, отделение решило, что от него толку мало, а смотреть как он замерзает в затрепанной шинели, было невмоготу. Оставив командира спать, тем более, лейтенант Краснов сам предложил это, они приступили к развёртыванию.

В это время, по полигону слонялся младший лейтенант Шуйский. Он, как и Краснов, пришел после окончания института с военной кафедрой, но не сразу, а через год, оттянув момент призыва по семейным обстоятельствам. В части он всего неделю, и был не удел. Ходил от бригады к бригаде и подбадривал. Надетый свитер под шинелью, не помог, и он продрог до костей. Ушанка, натянутая по максимуму с завязанными ушами на подбородке, как мертвому припарка. Невысокий, щуплый с длинным носом и маленькими глазами, он не переносил холод и решил, где-нибудь погреться. Повстречав Красного, по привычке стрельнул сигарету и, прикуривая, понимающе произнес:

– Служба идет!?

– Да. Норм. Разворачиваться легче, но – дольше. Болты выкручивать – руки сломаешь. А так. Мы их тряпочкой с солидолом протерли и по маслу, по маслу…

– Голь на выдумки хитра. А где погреться можно? Зуб на зуб не попадает.

– Да в кабине у нас можешь. Она еще теплая. Натопили черти, как в бане. Сутки остывать будет.

– Вот и ладненько, – он потушил сигарету и засунул за вертикальный передний клапан ушанки, про запас.

Краснов поморщился, наблюдая, как прячется бычок:

– А ты запасливый

– А то. Что добру пропадать. Дай еще парочку.

Запас пополнился, и Шуйский не сказал спасибо. Он считал, если дают сигареты, значит, могут себе позволить, и почему бы, не воспользоваться щедростью.

Несчастливое детство оставило тяжелый отпечаток на его душе. Родители поженились очень рано, сразу же после школы и далеко не по любви. Гормоны играли и его мать, забеременела, что и привело к свадьбе. Несформировавшиеся как отец юноша, не воспринимал в серьез роль заботливого родителя. Любовь к азартным играм привела к долгам. Недолго думая, папа растворился в неизвестном направлении, и его дальнейшая судьба была неизвестна. Мама создала новую семью, а сын, будучи похожим внешностью на бывшего мужа, стал изгоем. После рождения брата, про него полностью забыли, и он рос как дикая трава, не политая и не удобренная. После школы он уехал в другой город, где и поступил в институт. В коллектив его принимали с неохотой, и всячески старались избегать с ним общения. Обида, зависть и уверенность, что ему все должны, стали его спутниками.

Сигареты последовали за бычком и, складки на лбу, еще больше увеличили рельеф. Лицо выразило озабоченность:

– Бывай. Пойду, погреюсь. Где говоришь твоя кабина?.. Понял. Ну…

* * *

Шуйский подошел к кабине. Посмотрел по сторонам, убедился, что никто не видит, оббил сапоги о металлические ступеньки и поднялся в кабину "А". Он не сразу понял, в полумраке, что кипа вещей в углу, это спящий человек. Услышав сопение, подошел поближе и, собрав глубокие складки на лбу, раскинув руки крыльями за спиной, вытянув губы, и протянул с повышающей интонацией:

– Это что за херня та, такая, – и пнул по сапогам Дениса.

Денис заворочался. Тяжелые веки задрожали и приоткрылись:

– Что? Что такое? Подъем?

– Я те дам подъем, – сапог офицера пришелся уже по икрам. – Такой подъем, что долго подниматься не сможешь. Быстро на позицию. Твои товарищи мерзнут, а ты тут спрятался…

– Как мерзнут? – подскочил на месте младший сержант, – А почему меня не подняли

– Не подняли?! говоришь… Может тебе кофэ с какао принести?

Шуйский попытался схватить за шиворот, но высокий рост Дениса не позволил, тогда он дернул левой рукой за рукав, а правой ударил по спине и хотел добавить еще ногой по мягкому месту.

Денис, первый раз видел Шуйского и, не знал, как реагировать. Тем более, спросонок мозг не включился в полную силу. Но насилие над собой, не позволил. Он отбил ногу, отмахнувшись блоком, и оттолкнул от себя офицера.

– Ты что… Ты на кого, – проскрипел офицер.

Возмущение выплескивалось через край, но кулак, предназначавшийся правой челюсти Дениса, прошел мимо. Денис отклонился назад и кинул в сердцах: – Да пошел бы ты, – и выскочил на улицу от греха подальше.

Холодный воздух, пощёчиной, ударил по разогретым щекам Дениса. Комплекс практически развернули, и смерклось.

"Это сколько же я проспал, – озираясь, подумал Денис. – Влетит теперь. Но почему меня не разбудили. Не заметили? Да не может быть. Да этот еще, свалился на голову, точно командиру напоет. Пить дать, напоет. Зря, наверное, я его толкнул. Теперь начнется. Живем как на порохе, после Фархода, стоит чиркнуть и… Ладно. Поздно пить боржоми. Поглядим по обстоятельствам…. И куда это мы заехали?"

Спросонок, Денис не сообразил, где развернулся дивизион, а когда понял, сильно удивился. После, он узнал, что Командир решил проводить учения раз в три месяца, дабы натаскать личный состав. Поднять скорость, передислокации, до высот и выдвинуть дивизию на соревнование, а чтобы нагрузка не выходила за здравый смысл, решил не менять место дислокации. Выехав за территорию, они проехали сто километров по кругу и вернулись назад.

Поздний ужин, был в родных стенах и все участники учений, с чувством непобедимой усталости, и счастья – что все закончилось, после водных процедур провалились в забытье.

5. КОМАНДИРОВКА

Тень уродливым пятном с рваными краями, проползла через трассу, проходящую невдалеке от дивизиона, прошлась по полю, раскрасив на время, грязный от заводской копоти снег, пересекла границу части, задела офицерский городок и, поднявшись по стене казармы, растворилась впитавшись в стены.

Можно было подумать, что это тень от облака, проплывающего, гонимого усиливающимися порывами весеннего ветра, если бы не одно обстоятельство: пасмурно, и небо полностью затянуто. Голубой отлив, подтверждал, что это нечто другое, зловещее и не несущее ничего доброго.

* * *

На следующий день, после учений, Дениса вызвали к замполиту, для важного разговора. Сразу же всплыл инцидент с Шуйским. «Все-таки настучал летеха, – подумал Денис»

Ночи не хватило на восстановления сил, и мышцы ломило, от вчерашних упражнений с неподъёмными катушками.

Майор ждал младшего сержанта, в кабинете командира, стучал пальцами по столу и мычал мелодию "Журавлей", вклиниваясь в песню Марка Бернеса, доносившуюся из радио.

Стук в дверь, вывел из лирического настроения и, приняв презентабельный вид, он воскликнул как можно сердитее: – Да, да младший сержант, проходи. Жду тебя с нетерпением. И как ты допустил такое?

Пристальный взгляд майора не предвещал ничего хорошего. Он любил, поначалу напустить страху, даже если вызывал для похвалы и поощрения. Он любил наблюдать, как реагируют на его тон, и считал это неплохой шуткой. Даже на день рождение жены, пряча цветы за спиной, начинал сердито "Как ты могла". Жена, привыкшая к такому, подыгрывала, и восклицала – "Что, что я наделала милый?». А он довольный собой протягивал букет и завершал – "Как ты могла, милая, даже в мыслях допустить, что я приду без цветов".

Так и сейчас, он сидел в решительной позиции, развернувшись к двери, выставив одну ногу немного вперед, оперившись о колено рукой, а другой нервно крутил карандаш между пальцами.

– Здравие желаю товарищ майор. Младший сержант Ипатов по вашему приказанию прибыл, – стараясь, как можно бодрее, отчеканил Денис, но неровный голос и неловкие движения выдавали волнение.

– Еще бы не пожелал. И тебе желаю, – грозный тон, к концу предложения перешел на дружеские интонации. Замполит откинулся на стул, и посмотрел на Ипатова тем взглядом, которым смотрят, если узнали о человеке что-то новое, неожиданное. Он как бы примеривал на Ипатова, новый костюм, невольно открытого качества, стараясь приладить его к образу, и одновременно обдумывая, как это может пригодиться в дальнейшем.

Затем уставился на календарь, висевший на стене.

–Так значит ты творческая личность. Незаменимая единица! – он еще раз окинул взглядом портного, с головы до ног Дениса и продолжил. – Не успел ты прибыть в дивизион…, как сразу же....

Денис передернулся, мысленно закончив фразу замполита – "злостно нарушил дисциплину" – и ошибся.

Замполит продолжил голосом, в котором слышалась наигранная досада:

– Отбываешь. Отправляешься в командировку, в штаб армии ПВО по запросу, когда такая незаменимая единица, может пригодиться и тут, в родной части… Ладно. Вот тебе приказ. Сегодня в наряды тебя не ставят. Собирайся, выпиши увольнительную, постирайся и погладь форму. Завтра с утра на вокзал, купишь билет и отправляйся на место назначения. Все понял?