Читать книгу Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель - Лестер Хемингуэй - Страница 1

Эта книга расскажет вам об Эрнесте Хемингуэе – писателе и солдате удачи, охотнике на крупного зверя и рыбаке, пытавшем счастье в океанских просторах, о страстном любителе боя быков. Все это Эрнест сочетал в себе. Он был моим единственным братом. Когда я только родился, он с увлечением менял мои пеленки и называл меня Двоеножкой. Позднее он присвоил мне прозвище Барон. Он уделял мне больше времени, чем отец, обучая охоте, рыбной ловле и драке.

Вторая мировая война уже закончилась, и как-то одним тихим вечером мы смотрели, как солнце скрывалось за строениями Гаваны, а Эрнест рассказывал о жизни и о поступках достойных людей. Мы вместе смеялись над наблюдениями за его собственной жизнью вне дома, сделанными посторонними людьми.

– Послушай, Барон, – сказал он в конце беседы, – мне бы хотелось, чтобы однажды человек, который знал меня от и до, написал обо мне книгу. Возможно, им будешь ты. Как-никак, семья Хаксли добилась успеха, и особенно Фрэнк и Джесс – братья Джеймса.

Много воды утекло с тех пор. Но Эрнест больше никогда не напоминал о том, что сказал в тот вечер. За прошедшее время об Эрнесте было написано немало материалов филологами, корреспондентами, обозревателями и возмущенными смотрителями за общественным целомудрием. Но эти публикации были в большинстве случаев до смешного неточными и просто не заслуживали серьезного рассмотрения. Лишь немногие писатели оставались беспристрастными и пунктуальными.

Эрнест принадлежал к редкому типу по-настоящему незаурядных людей. Бесспорно, как одаренный писатель, он занимал прочное положение в литературном мире. Людям, прочитавшим книги Эрнеста, а также тем, кто хорошо его знал, известна его абсолютная честность, как эмоциональная, так и эстетическая. Но тому факту, что этот Божий человек находился в постоянном окружении бесконечных семейных и личных проблем, большинство исследователей его жизни и творчества не придают значения.

Как брата Эрнеста, меня часто расспрашивали о подробностях его жизни и его характере. Эти мимолетные впечатления могли бы быть названы биографическими заметками, ведь его жизнь была настолько богата событиями, что точный рассказ о ней практически невозможен.

«Истинная история жизни человека должна охватывать все, что происходило с ним самим и вокруг него двадцать четыре часа в сутки в течение пятидесяти лет», – однажды язвительно заметил Эрнест.

Он и жил так, как умер, – неистово и жестоко. Эрнест превозносил мужество. Всю жизнь он воспитывал это качество, развивал его в себе и других людях, которых многому научил. И его бесстрашие никогда не покидало его. То, что в конечном итоге подвело его, было его телом. Но это может произойти с каждым.

В то роковое утро 2 июля Эрнест совершил последний поступок в своей жизни – в последний раз зарядил двуствольный «ричардсон» 12-го калибра. Не было ни одного свидетеля его смерти. Это на самом деле могло быть «невероятной трагической случайностью», как сообщила репортерам его вдова Мэри, после того как появились сообщения о смерти мужа.

Из обстоятельств своей смерти Эрнест сделал тайну, – то, чего он никогда не делал в литературном творчестве, связанном со смертью и жестокостью, нежностью и человечностью, комичностью и правдой.

Когда около полудня весть о смерти Эрнеста радиостанции и телевизионные компании распространили по всей стране, три его сына были заняты различными делами. Джон ловил форель в Орегоне, Патрик сопровождал клиента на сафари в британской Восточной Африке, а Грегори в Майами готовился в медицинской библиотеке к летним экзаменам. Я же находился на одном из пляжей Флориды, плескался в море и учил свою дочку плавать. Никто из нас не получил сообщений раньше чем к вечеру, когда друзья и родственники смогли связаться с нами. Наша старшая сестра Марселлайн была в Детройте, Урсула находилась в Гонолулу, Маделайн на Уоллун-Лейк в штате Мичиган, Кэрол на Лонг-Айленде. Только к вечеру они узнали о печальном событии. Вскоре были начаты приготовления к похоронам, которые предварительно назначили на среду. Всю организацию взял на себя его друг Поп Арнольд из Кетчума, штат Айдахо. Когда обнаружилось, что Патрик не может прибыть раньше чем в среду вечером, даже при помощи лучших авиасообщений Африки и Европы, похороны были перенесены на четверг.

На следующий день после смерти Эрнеста последовали официальные заявления от Ватикана, Белого дома и Кремля, как после смерти государственного деятеля мирового уровня. Никогда раньше после смерти писателя не возникало такого резонанса в средствах массовой информации. Весь мир с чувством боли понимал, что потерю этого человека ощутит все человечество.

В середине лета в горах Саутут-Маунтин штата Айдахо вовсю буйствует растительность. Ближе к вершинам снег остается даже в теплое время года. Но внизу, в долине Сан-Вэлли, уже к июлю наступает самое время для сенокоса. Неподалеку Вуд-Ривер мчит свои холодные воды по пронизываемым ветрами ущельям старых, невысоких гор Рокис.

В дюжине миль от этого места между Хэйли и Кетчумом долина сужается от двух миль до полумили. Вдоль ее западной стороны горы подступают ближе, и непрерывная линия деревьев обозначает русло реки. Недалеко от Кетчума стоит трехэтажный дом, где Эрнест Хемингуэй жил и работал в последние годы жизни. Это деревянный дом, как и большинство домов в этом прекрасном для зимних видов спорта районе. Но из окон этого дома, расположенного на западном берегу Вуд-Ривер, открывается необычный вид. Из большинства жилищ Кетчума можно наблюдать только закат, этот же, наоборот, обращен к восходящему солнцу.

К утру 6 июля те члены семьи Хемингуэя, которые смогли присутствовать на похоронах, прибыли в Айдахо.

Из более чем дюжины его ближайших родственников смогли собраться только половина. Много друзей прилетело издалека, чтобы почтить память человека, посвятившего всю свою жизнь написанию книг о том, что он узнал об этой жизни. Его язык был прост и доступен, и любой человек мог понять его мысли.

В то раннее утро горный воздух был прохладен. К шести часам взошло солнце, и высоко над долиной легкие облака медленно плыли на восток. Воздух почему-то пах полынью, хотя ее заросли были далеко за горизонтом и ветер дул совсем с другой стороны. С низины доносился шум воды Вуд-Ривер, проносящейся по каменистому руслу, и взгляд иногда замечал метнувшуюся в поисках корма рыбу.

Утро было в разгаре, и стало немного теплее. Воздух слегка дрожал над согретыми лучами солнца крышами машин, проезжающих мимо полицейского ограждения к воротам кладбища.

Кладбище располагалось на пологом склоне небольшого холма к северу от города. Его окружала изгородь из оцинкованной проволоки. А за ней, меньше чем в тридцати ярдах от свежевырытой могилы, ожидала группа фотографов и корреспондентов с магнитофонами.

Могила Эрнеста была рядом с могилой Тэйлора Уильямса, его старого друга и компаньона по охоте. Долгое время Тэйлор по прозвищу Медвежий След был инструктором по охоте в Сан-Вэлли. Когда два года назад он умер, Эрнест нес гроб на его похоронах. Участок земли под захоронение на Кетчумском кладбище стоит двадцать пять долларов, и семья Хемингуэй купила шесть таких участков. Эрнест всегда любил простор.

Траурная церемония началась в половине одиннадцатого, как и было запланировано. Небольшая толпа горожан и любопытных прохожих собралась вокруг изгороди. Первыми прибыли мужчины, помогавшие нести гроб, и местные друзья, а также могильщик. Пропуском на кладбище служил для каждого из прощавшихся простой белый конверт с адресом Эрнеста и единственным листом, на котором было сказано, что податель сего входит в список приглашенных лиц. Конверты раздали за день до похорон, и каждый из них был проверен.

После того как родственники, люди, помогавшие нести гроб, и друзья собрались, в сопровождении сыновей Эрнеста подошла Мэри Хемингуэй. На ней было простое черное платье и черная шляпа с широкими полями. Прежде чем присесть, она перекрестилась. Затем священник, отец Роберт Уалдман, явно не привыкший к такому скоплению людей, встал впереди собравшихся. Два мальчика прислуживали ему.

– …Это Джек Хемингуэй, старший сын автора, – доносился чей-то голос из-за изгороди.

– А за ним…

Голос затих, как только священник начал читать заупокойную молитву на латыни.

Затем, перескочив на английский, отец Уалдман принялся рассуждать о смерти, и, поскольку от него требовалось прочесть стихи третий, четвертый и пятый первой главы Экклезиаста, он начал:

– Какую выгоду снискал себе смертный, трудясь под солнцем? Одно поколение уходит, другое приходит ему на смену, но земная твердь остается вечной.

Он сделал паузу, затем перешел к другим размышлениям, пропустив следующий стих, содержащий фразу «и восходит солнце».

Мэри быстро подняла глаза.

– Я хотела после этого встать и потребовать прекращения церемонии, – позже говорила она друзьям.

Отец Уалдман продолжал по-английски:

– Господи, мы умоляем простить раба Твоего, Эрнеста… За изгородью люди с магнитофонами слово за словом записывали службу, словно это было спортивное представление. Для души это оставляло впечатление странной театральной постановки. Для глаз все было выполнено с филигранным качеством.

Неожиданно раздался чей-то громкий возглас. Участвующие в траурной церемонии оставались без движения, лишь слегка повернули головы, чтобы посмотреть, что произошло. Прямо за отцом Уалдманом, между краем гроба и ближе к изгороди с собравшимися около нее корреспондентами и фотографами, лежал человек в белом. Из-под его облачения носами вверх торчала пара новых коричневых туфель.

Собравшиеся люди ошеломленно застыли. Священник повторил свои слова и продолжил дальше. Похоронный распорядитель безмолвно обошел присутствующих на церемонии, поднял упавшего в обморок мальчика, прислуживавшего священнику. Он придерживал его, пока тот, приходя в себя, нетвердо стоял на ногах, продолжая конвульсивно всхлипывать, а потом тихо его увел.

– Как зовут этого, упавшего в обморок? – ясно донесся до собравшихся вокруг могилы людей шепот из-за изгороди.

Большой крест из белых цветов на краю могилы стоял вызывающе криво. Его задел упавший мальчик. Никто не поправил его до конца церемонии. Мне казалось, что Эрнест все это одобрил бы. Молитву Деве Марии и «Отче наш» прочитали три раза. Затем гроб закрыли бронзовой крышкой, опустили в могилу и бросили сверху горсть земли, в которой ему теперь было суждено покоиться.

Для ныне здравствующих трудно осознать и прийти к мысли, что Эрнест будет смотреть на эту долину уже бесконечно.

«Я вознес свой взор к холмам», – говорил он. Рядом с могилой Эрнеста стоит простая табличка – там покоится прах баскского пастуха.