Оглавление
Лев Бердников. Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
По имени Великий. Василий Голицын
Ментор для русского царя. Франц Лефорт
Венценосный брадобрей. Петр I
Предерзкое щегольство
Несостоявшаяся царица. Анна Монс
Российский боярд. Борис Шереметев
Метаморфозы стольника. Петр Толстой
Сиятельный казнокрад, или Цена щегольства. Матвей Гагарин
«Не скорбя о суете мира сего». Александр Меншиков
Первый российский полицмейстер. Антон Дивьер
«Роскошна во всем пространстве сего названия…». Екатерина I
Казнь фрейлины, или урок анатомии. Мария Гамильтон
Ревнуя к Петру Великому… Анна Крамер
Вечно влюбленный. Виллим Монс
Блеск и нищета двора Петра Второго. Петр II
Вертопрах, любовью исправленный. Иван Долгоруков
Свадьбы пели и плясали. Анна Иоанновна как автор и исполнитель
Неистовый ревнитель славы. Бурхард Христофор Миних
«Обязан женщинам». Рейнгольд Густав Левенвольде
Наказанная добродетель. Анна Леопольдовна
Самодержавная модница. Императрица Елизавета
Дерзость Алексея Ржевского
Соперница монархини. Наталья Лопухина
Мимолетные фавориты
Обойденный наградой. Платон Мусин-Пушкин
«Счастье во сне пришло». Никита Бекетов
Русский Помпадур. Иван Шувалов
«Создала славу русских». Екатерина II
Демон интриги. Сергей Салтыков
Из щеголей – в меценаты. Семен Нарышкин
Человек утонченно-безнравственный. Андрей Разумовский
Бриллиантовый князь. Александр Куракин
Тирания моды. Павел I
Щеголь Павловских времен. Иван Брызгалов
Галстук от Горголи. Михаил Магницкий. Иван Горголи
Петиметр говорящий и читающий
Библиография
Иллюстрации
Отрывок из книги
В 1721 году императору Петру Алексеевичу был присвоен титул «Великий». В истории российской это было не ново – за 35 лет до Петра так называли «царственныя большия печати и государственных великих посольских дел оберегателя, ближнего боярина и наместника новгородского» князя Василия Васильевича Голицына (1643–1714).
Сподвижники и апологеты Петра тщились сделать все, чтобы имя этого харизматического деятеля, первого министра при ненавистной царю сестре-регентше Софье Алексеевне, было предано забвению. Некоторые изображали князя бесплодным мечтателем. Историк Александр Брикнер отметил: «Большая разница между намерениями Голицына и действительными результатами его управления делами представляется странным противоречием».
.....
Голицын не только заимствовал внешние атрибуты западной культуры (одежда, предметы быта), как это стали делать впоследствии щеголи-петиметры с их откровенной галломанией. (Голицын как раз был одним из первых русских галломанов, и его упрекали, что даже сердце у него французское.) Он проникал в глубинные пласты французской – и шире – европейской цивилизации. Собрал одну из богатейших для своего времени библиотек, отличавшуюся разнообразием изданий на русском, французском, польском, латинском и немецком языках. В ней можно было найти «Киевский летописец» и «Алкоран», сочинения античных и европейских авторов, всевозможные грамматики, труды по истории и географии, а также некую переводную рукопись «О гражданском житии, или о поправлении всех дел, еже принадлежат обще народу». Большинство книг в его библиотеке было светского содержания.
Обладая широким кругозором и просвещенным умом, не боясь обращаться к «поганым» иноземным докторам и вообще к «басурманам» (от чего категорически предостерегала тогда православная церковь, в частности патриарх Иоаким), князь, однако, не мог освободиться от свойственной эпохе суеверности. Как-то сопровождавший его дворянин Бунаков в приступе падучей болезни взял горсть земли и завязал в платок. Голицын, заподозрив в Бунакове чародея, подумал, что тот якобы «вынимал след для его порчи», и повелел подвергнуть его пытке. Также при деятельном участии князя были сожжены заживо за ересь лжепророк из Немецкой слободы Квирин Кульман и единомышленник последнего Конрад Нордерман. Впоследствии апологеты Петра обвиняли Голицына в том, что он верил в колдовство и ведовство, – хотя и сам Петр в 1716 году включил в новый военный устав направленные против колдунов карательные меры.
.....
