Читать книгу Девственник - LI LOLE - Страница 1
ОглавлениеЯ не мог представить насколько сладкими окажутся её губы. Пьяный
Фрайм на глазах у всей школы во время театрального представления не мог
оторваться от них. Я даже в трезвом состоянии не мог представить как
справляться с любовью к сестре, что уже говорить о пьяном. Вот и не справился.
Отлепившись, я видел лишь испуг в её томных зелёных глазах. Затем попытался
снова приблизиться, но она закрыла свой рот ладонью, а я ухмыльнулся в ответ.
В этот же момент, чья-то грубая рука схватила и потянула меня за волосы.
Я вышел из актового зала школы, в котором около 200 человек стали
свидетелями шоу с моим участием в главное роли. Можно идти за Оскором…
– Ты что творишь, да ещё и пьяный. Ты вообще понял что сделал? Давай-ка мы с
тобой дома поговорим, сынок.
Я врезал этому мужлану, который ещё имел наглость называть меня своим
сыном, и побежал к машине.
Последнее, что я видел – это дерево возникшее из ниоткуда.
Последние,что я чувствовал – это сладкий вкус её губ…
А дальше пустота!
– Супер! Расскажешь нам?
Пролог
Вдох и жгучий лёгкий выдох, чтобы сделать еще один шаг в завтра. Мне
предстоит сделать очередное тягостное усилие, а утром открыть глаза и надеть
одну из масок с искусственной улыбкой, чтобы удалось прожить еще один день.
Кто бы мог подумать, что эти бесчисленные ракушки и холодный, завывающий
океан станут единственными источниками счастья и покоя моей жизни.
Когда умерла моя мать, отец окончательно слетел с катушек. Вместо того, чтобы взять бремя ответственности за семью, он лишь усугубил ситуацию своим
холодным страдальческим отношением ко всему что его окружало, оставив
своего восьмилетнего сына один на один с домом и братом инвалидом.
Психическое расстройство отца я заметил сразу. Он днями и ночами, сгорбившись сидел на полу у дивана и уставившись в телевизор, пересматривал
старые кассетные видео, где они с мамой были молоды и счастливы.
Папа так сильно её любил, что боль заменила ему и жену, и детей, и смысл
жизни. А я был ещё совсем ребёнком когда всё это произошло.
Мне всем сердцем жаль его, ведь он тронулся окнчательно и бесповоротно, когда узнал о летальном исходе своей жены на родах их третьего ребёнка -
нашего с Роджером брата. Мама умерла на финальном этапе схваток, а братик
ещё до того, как появился на свет. Она ушла из жизни, оставив нас одних.
Тот злополучный день выпал как раз на мой день рождение. Мне
исполнилось восемь лет. Именно тогда детство резким ударом кончилось. Покой
и беззаботность остались в прошлом. Хотя, я ещё слепо верил, что верну себе
свою жизнь. Я верил. И иногда верю до сих пор.
С последним словом, Фрайм бросил куда-то вглубь Тихого океана
лопнувшую посередине ракушку, набрал полную грудь холодного прибрежного
воздуха, который так и веял освобождением, затем отчаянно выдохнул, ударил
себя по коленям, оперевшись на них, устало поднялся, спрыгнул с одного из
многочисленных громадных валунов и побрел обратно, в сторону своего дома.
1 Глава
Папин телевизор
День начался как обычно: я проснулся под уже давно нервирующую мой
сон мелодию будильника и которую, к моему раздражению, я никак не мог
поменять. Однако утро всё же встретило меня доброй солнечной улыбкой за
окном. Но больше всего меня успокаивало отсутствие грёбаных шариков. Во
многих подростковых фильмах часто показывают, как в день рождения друзья
или близкие украшают комнату именинника, чтобы тот проснулся сразу в
празднике, а потом весь день ему казался “прекрасным”. Так вот, меня сегодня
никто так не будил, за что огромное всем спасибо. Я специально попросил папу и
брата не устраивать мне никакого праздника и даже не поздравлять меня. Да, сегодня этот день – сегодня день моего рождения и мне исполняется 16 лет. Но
как можно представить себе хоть малейшую радость в такой день? Как можно
тупо закрыть на всё глаза и за пёстрыми шариками, огромным тортом, дурацкими играми и громкой музыкой забыть о такой скорби? Вот именно!
Поэтому сегодня в доме, громче обычного царила тяжёлая тишина. Тем не менее, как бы странно это не выглядело, я был на позитиве, пока все остальные с
угрюмым и виноватым видом пытались справиться с наплывающими больными
воспоминаниями. Уже потом я понял, что это была всего лишь моя защитная
реакция. С ухмылкой на лице я пошёл умываться.
Утренние процедуры один из важных факторов моего спокойствия и
хорошего настроения. Я обожаю подолгу пялиться на своё отражение, разглядывая своё существо, своё тело, руки, торс, шею, свои рыжие лисьи
волосы, глаза, нос и зубы. Кстати, зубы я чищу так долго, что мой брат Роджер
постоянно подстегивает меня на этот счёт. Честно говоря, я и сам начал бояться, что однажды настанет день, когда я "сотру свои зубы с лица земли". Но Фрайм
даже без зубов всё равно Фрайм – Беззубый Фрайм. Это может быть довольно
забавное зрелище.
Как бы там ни было, я останусь красавчиком. Так меня учила мама. Она
постоянно мне говорила: “Фрайм, ты невероятно красивый мальчик”. Эта фраза
настолько укоренилась в моём сознании, что я бы смог себя принять и без зубов.
Дальше, как это принято, следует завтрак. Сам я обычно не завтракаю, ибо
чувствую, что ещё со вчерашнего ужина не всё успело перевариться, а, следовательно, я и не голоден. Мне нужно готовить завтрак для Роджера. Я
всегда встаю задолго до прихода учителей, чтобы не просто приготовить для
брата завтрак, но и успеть провести с ним время. Это очень важно как для него, так и для меня. Время проведённое вместе лечит нас обоих. А в такой день это
было супер важно. Обычно мы с ним смотрим Рика и Морти – это его любимый
мультик – слушаем музыку, иногда рисуем, но чаще всего просто болтаем, обсуждая сны, погоду, еду, всякие анекдоты, мои уроки, учителей и папу.
Наш папа, мягко говоря, трудоголик. Этот мужчина может встать в 3 часа
утра, собраться и уехать до самого вечера. Он отчаянно много и самоотрешённо
работает, чтобы покрыть все нужды моего брата инвалида и обеспечить
максимальный комфорт нашей семье. Глядя со стороны, он непременно достоин
уважения. Папа старается изо всех сил удерживать всё на плаву в финансовом
плане. И всё равно, сиделка брату на 12 часов стоит непосильно дорого для нас.
Мы еле позволили себе необходимого массажиста и основной уход. Поэтому с 8-
ми лет именно я ухаживаю за братом самостоятельно, из – за чего перешёл на
домашнее обучение. Этому я, кстати говоря, несказанно рад. Дома как-то оно
спокойней, можно сосредоточиться на предмете, не отвлекаться на, расцветающих как раз в этом возрасте, девчонок, стены родные, опять же, брат
всегда рядом и вдруг что, я тут же могу помочь и, разумеется, так было дешевле.
Школа вошла в наше положение и сделала большую скидку на данную услугу.
Роджер же, как истинный аристократ, обожает завтраки в постель. Иногда
он даже специально притворяется , что ему не хорошо, чтобы только не
появляться в гостинной, а насладиться своим завтраком лёжа у себя в постеле, под очередную серию своего мультика. Ещё нотку аристократизма его завтраку
добавляет свежесорванный из нашего сада цветок, который я всегда кладу на
поднос. Это не моя прихоть – я бы вообще отказался от этого – так когда-то
делала мама. Это она его так разбаловала своей излишней заботой и любовью.
Мне бы кто принёс завтрак…Но что поделаешь, эти тёплые воспоминания
хорошо на нём сказывались. А тем более в такой день… Поэтому его завтрак, состоящий из парочки яиц и всяких других вкусных вредностей, которые он
любит поглощать, словно какой – то монстр, я красиво разложил на подносе, украсил цветком и понёс к нему в комнату.
Когда я вошел, Роджер ещё спал. И хоть я уже и привык, но все равно
каждый раз, по утрам, я вздрагивал от одного его вида и с нетерпением ждал
массажиста, который мог исправить положение.
Каким-то образом, из-за болезни, по ночам у него защемляли нервы и его
страшно скручивало: атрофированные ноги растопыривались в разные стороны
так, как обычного человек, даже если бы сильно захотел, не смог бы сделать; голова по-дьявольски поворачивалась почти на 180 градусов; а руки, согнувшись
в локтях, вздымали вверх, своими загнутыми пальцами походя на две старые
грабли. Зрелище действительно жуткое – каждое утро как будто бы попадал в
фильм ужасов.
Но возложенная на меня ответственность диктовала мне вечно
позитивный, радушный и крепкий настрой. В такие моменты как этот, когда
невольно хочется поскорее убраться, я вспоминаю слова моей мамы, что она
говорила мне в детстве. Как только я собирался плакать и моя губа начинала
предательски дрожать, мама задавала всегда один и тот же вопрос: «Фрайм, сынок, ты действительно хочешь плакать?». И казалось бы, вопрос вопросом, а
ведь работало. Я и вправду задумывался, насколько это было возможно в том
возрасте, и как-то выяснялось, что плакать мне вовсе и не хочется. Один её
простой вопрос остановил, в своё время, внушительное количество моих вот-вот
начинающихся истерик. Мама это умела. Затем, со всей теплотой, но твёрдостью, говорила мне следующие слова: «Запомни, сынок, ты сам решаешь плакать тебе
или веселиться, грустить или радоваться. Ты и только ты можешь управлять
своими мыслями и эмоциями. Будь хозяином своего рассудка. Тогда жизнь будет
прекрасней». Моя мама с самого раннего детства воспитывала во мне
внутреннюю силу. Она сковала тот самый стержень внутри хрупкого детского
сознания, который сейчас позволяет мне держаться, не смотря ни на что и всегда
быть в тонусе.
Прокрутив все эти слова и картинки из давних воспоминаний в своей
голове, я сделал вдох, растянул свой рот в улыбке и мягким, но громким голосом
прогнал спящую духоту комнаты, произнеся: «Доброе утро, Роджер, просыпайся.
Сегодня чудесный день!» – во что мне и самому сильно хотелось верить.А
просыпался Роджер всегда с большой неохотой. Понять его можно, ведь, проснувшись, из всего своего тела чувствовал он только затекшую шею. Всё
остальное было напрочь парализовано и скрючено. И чтобы всё это исправить,
нужно было делать специальный массаж. Однажды он признался, что это пугало
и его тоже.
Мне ещё нужно было доделать пару уроков перед утренней прогулкой с
Роджером, поэтому я, даже не пробуя уже этот массаж, поставил поднос с едой и
пошёл вниз. Я знал, что встречу нашего массажиста Денни, который обычно и
делал Роджи тот самый профессиональный массаж, и договорюсь с ним, что он
накормил брата сегодня. Не было ни капли сомненья, что мне не откажут, потому что Дени сам неоднократно предлагал взять и эту функцию на себя. Хотя
и без того этот парень делал многое для нашей семьи: помимо ежедневного и, опять же, жуткого на вид массажа, Денни ещё и купал Роджера. И вообще, этот
тип – славный парень. С ним я подружился сразу, как только мы познакомились.
Ему 32 года, но выглядит он, точно как Крис Хэмсворт в Торе; Когда я впервые
его увидел, я сразу прикинул, что с таким набором качеств, у этого молодого
человека явно полно цыпочек. Да и работа у него такая благородная. И
относится он к ней со всем энтузиазмом и искренней самоотдачей.
Вот, к примеру, в прошлую пятницу Ден застал меня в момент слабости – я
обычно коплю всё в себе, но в какой – то момент, клапан не выдерживает напора
и меня прорывает. К сожалению, чему бы меня не учила мама, в такие моменты я
просто не могу себя контролировать. Как раз в то утро это и случилось. Я не мог
больше терпеть, всё как-то навалилось и так меня взбесило, что случись со мной
хоть самая безобидная проблемка, я бы взорвался. Она и случилась – я ударился
мизинцем о край дивана. Тогда, схватив бейсбольную биту, я выбежал на улицу и
начал колотить, попавшиеся мне, мусорные баки. С залитыми кровью
пылающими глазами, я дико кричал, в зажавшую рот ладонь, перед каждым
замахом и дубасил бак с каждым разом всё свирепее, пока бита не обломилась
пополам и я не упал полностью обессиленный. И как бы я ни старался не шуметь, чтобы не напугать лежавшего наверху Роджера, полностью скрыть с искрами
вырывающиеся эмоции, не удалось. Тогда Дени, услышав крики, сразу же пошёл
проверить что со мной происходит. Открыв дверь, он увидел меня лежащим на
мешках с мусором. По его словам, я будто не дышал, словно умер. Денни
погладил меня по голове и начал петь свою странную песню:
“Ты мальчик в золотом пиджаке,
Ты король всех птиц на земле.
Ты паришь, все летают.
Как легко жить на земле.
Ты даруешь покой,
В любви ты живёшь.
Ты мальчик в золотом пиджаке,
Ты король всех птиц на земле.”
Неожиданно для меня, первая же моя мысль звучала примерно так: « А
Денни ещё и певун». В первые миллисекунды она меня тоже взбесила: «Как это
он, такой весь идеальный? Красивый, умный, благородный да ещё и поёт». А
потом почувствовал расслабление. У меня элементарно не было сил, чтобы как-
то сопротивляться его успокаивающим чарам. Он сел прямо возле меня, не боясь
запачкаться землёй и мусором, ничего больше не говорил, а только смотрел
куда-то в даль вместе со мной. Он ждал. Он просто был рядом, выжидая моего
шага. Его открытость подкупила меня и я спросил:
– Дени, я больше не могу так! Почему только я стараюсь жить дальше?
– Фрайм-Фрайм, ты как вечный огонь.
– Это почему? – удивлённый его сравнением, спросил я
– Ты очень сильный и необузданный, поэтому тебе трудно казаться кем-
то, а не быть. Дружище, дай себе волю каждый день быть собой – это
единственный и самый главный совет, который я тебе дам.
– Легко тебе говорить об этом – я нахмурил брови и опустил голову.
– Всё просто! Пойми, что ты можешь каждый день и негативить, и плакать, и смеяться. Позволь своим настоящим эмоциям выходить. – он так тепло
улыбнулся – Мусорных баков на вашей улице, конечно, ещё много, но вот ты
далеко не вечный. Организм однажды может просто не выдержать. Так зачем
прятать то, что сидит и терзает тебя изнутри? Это же и есть ты, это проявление
тебя.
– Я же всегда должен быть сильным? Мне нужно внушать брату
уверенность, нужно поддерживать отца, не выдавать учителям своего
положения. Дени, на моих плечах висит вся атмосфера нашего дома, а на
хлюпеньких, дрожащих от плача плечах ничего не удержится. Я… я должен.
– Фрайм, ты и так сильнее всех, кого я знаю в твоём возрасте. Сильнее
меня так точно. Сколько тебе, 15, 16? Ну точно, в свои 16, думать о таких вещах, которые гложат тебя, я и не смел. Ты слишком много на себя взвалил, друг.
Настолько, что тебя уже совсем не видно за грудой всех твоих обязанностей.
Пойми, если ты будешь тащить на своих плечах всю атмосферу в доме, то потом
надо будет тащить из больницы и депрессии тебя, Фрайм. Скажи – ка мне лучше, когда ты последний раз отдыхал со сверстниками?
– Мне не нужны эти глупые люди!
– Уверен? – и тут он сделал паузу, напоминающую мне вопрос мамы про
плачь, – А может быть на самом деле ты по ним скучаешь? Ведь с 8-ми лет твоя
жизнь круто изменилась. Пообещай, что подумаешь о своих интересах, хорошо?
Может тебе стоит поговорить с папой как лучше устроить вашу жизнь, чтобы ты
не забывал жить. Уверен, вы найдёте решение.
Денни похлопал меня по плечу. Я ничего уже не мог ответить ему, поэтому
мы ещё с минуту посидели молча. Смотрели на дорогу, уходящую глубоко в
город, на проезжающие машины и вдыхали лёгкий добегавший океанский бриз.
Потом он встал, отряхнулся, протянул мне руку и помог встать
После этого случая, каждый раз когда я принимался кормить Роджера, Денни
отбирал у меня поднос и предлагал мне пойти почитать, поупражняться,
послушать музыку или заняться чем-нибудь ещё. Смотрел при этом он всегда
грозно, но глаза его улыбались.
Есть у меня ещё занятие, которое я люблю, хоть оно и было когда-то
вынужденным из-за Роджера. Ещё с тех злополучных 8-ми лет я понял, что мне
нужно быть спортивным – физически сильным и выносливым. Ведь когда у тебя
брат колясочный инвалид, тебе приходится проделывать много разной
физической работы. Я, конечно, не мыл Роджера, но часто мне нужно было
усаживать его в коляску для прогулок, поднимать его в с постели, помогать ему
совершать любые обыденные действия, поднимать туловище, чтобы поставить
или взять судно. Сперва я заставлял себя заниматься – подтягиваться, отжиматься, приседать, качать пресс и бегать ежедневно. Ну, по крайней мере, очень старался делать это каждый день. А потом, вдруг, я втянулся и мне даже
нравилось всё это. Спорт оказал на меня ощутимо благополучные последствия: справляться с Роджером мне стало гораздо легче, я воспитал в себе
систематичность и строгость, моё тело было подтянутым. Ну, и, конечно, спорт
влияет на меня медитативно. Особенно я полюбил бегать. Во время пробежки
мне удавалось чувствовать себя свободным. Я убегал, во всех смыслах, от своих
навалившихся проблем и мог спокойно, неспешно анализировать всё со мной
происходящее. После пробежки я будто перезагружался. Все проблемы казались
не такими уж большими, а решения насущных вопросов приходили легко сами
собой. К тому же, меня магически успокаивают местные пейзажи и атмосфера, которыми я постоянно проникаюсь в процессе.
Мы живём в чудесном городке Кармел. Этот небольшой тихий и милый
городок в Калифорнии, который расположился на берегу одноименного залива
на побережье Тихого океана. Мы переехали сюда из Сан – Франциско в том же
году, когда потеряли маму. Как объяснил мне папа, мама всегда мечтала
переехать сюда, а он всё откладывал их долгожданный и многообещающий
переезд из-за работы. И я понимаю маму. Этот город – сказка, одним словом. Его
живописные маленькие домики, похожие на пряничные с открыток, белоснежный пляж, романтичные ресторанчики и узкие сказочные тропинки
создают внутри такой уют и комфорт, что хочется остаться здесь навсегда.
Однажды, когда мы с папой и Роджером прогуливаясь по Оушен драйв, – главной
улице этого городка – папа, не сдержав своих эмоций и слёз, сказал: «После её
смерти, я не могу не исполнить все её мечты». Так мы и стали жить в этом
волшебном месте. Но из-за хорошего заработка, папа продолжает работать в Сан
– Франциско, что представляет некоторые неудобства и ему, и нам. Я
ничегошеньки не знаю про его работу. Знаю только, что все его клиенты
крупные шишки из крупных городов по всей стране. Как раз из-за неё он может
сорваться глубокой ночью и уехать. Знаю ещё то, что она приносит деньги на
которые мы и живём, а папу у нас забирает – он отдаётся ей полностью, пытаясь
заглушить, живущую в нём до сих пор, боль. Может быть, кстати, и поэтому мы
остались жить в Кармеле, что бы папа мог уезжать от нас и быть один, с
уверенностью, что мы в порядке и безопасности. Не знаю. В эти дела я старался
не лезть.
Вообще, папа больше никогда не говорил с нами о переезде. Он не любил
говорить о вещах связанных с мамой, если только мы не смотрим их домашние
видеозаписи. Он не пожалел нервов и сил, чтобы обустроить все удобства здесь,
в Кармел. Как только мы приехали сюда, папа сразу же решил вопрос на счёт
школы и поставки медикаментов для Роджера из лечебницы Сан – Франциско.
Да, надо отдать ему должное – он обо всём позаботился… Да, обо всём, кроме
меня. Папа не то чтобы забыл про нас, он оставил всё на чужих плечах. И эти
плечи оказались моими. Его боль от потери мамы сломала его и он направил все
силы на работу. Я стараюсь это понять, но меня скребёт несправедливость по
отношению ко мне.
А с городом я, всё-таки, смирился. В начале я, как и любой ребёнок, капризничал, ведь в Сан-Франциско остались и друзья, и наши места, и школа, и
вся моя жизнь, но чем старше я становился, тем больше влюблялся в каждый
уголок нашего города. Иногда, когда чаша моего терпения переполнялась и всем
телом я чувствовал, что вот- вот эта чаша выплеснется, я просил Денни провести
какое-то время с Роджером, как говорится, не в службу, а в дружбу. И он любезно
соглашался. Лет с 14-ти, я периодически чувствовал острую необходимость на
целый день пропасть из этого мира. А потом я нашёл его – своё тайное место.
Правда оно было не совсем уж тайным. Даже наоборот, можно сказать у всех на
виду. Недалеко от пляжа, на мелководье, у подножия огромной отвесной скалы
расположились внушительного размера камни, один из которых я и окрестил
своим местом. Лёжа там, на могучем валуне, слушая успокаивающее дыхание
целого океана, меня убаюкивала безмятежность целого мира. Я обожаю, когда
волны бьются о камни и брызги рассыпаются звёздами перед моими глазами
будто в замедленной съёмке. В этот момент всё внутри меня оживает. Когда я
нахожусь на этом камне, я счастлив. Всё становится так мелко и незначительно.
От таких мыслей меня окутывает покой.
К сожалению, внутренний покой штука очень хрупкая и сугубо личная.
Глупо надеяться, что обретя однажды, ты пронесёшь его всю оставшуюся жизнь.
Покой тем и ценен, что он не вечен. Возвращаясь в свою реальность, я возвращал
и те беспощадные ураганы, что бушуют во мне обычно, пока в нашем городке
царит лёгкий и приятный бриз. И всё же, пусть я даже и не чувствую себя частью
этого города, с их вечными улыбками и видом вечной внутренней гармонии, я
стараюсь не выделяться из размеренной жизни местных. Но как бы я не
старался, у меня не получалось. Моя энергия, походка, говор, образ жизни, всё
отличалось от местной молодёжи. Я не отсюда и никогда мне таковым не стать.
Я другой. Один. Может поэтому, меня и интересует всё, чем они занимаются, что
думают, как развлекаются и расслабляются. Хотя “странный Фрайм” всегда
старался держаться подальше от всех.
Несомненно, я тоже вызывал интерес у местных ребят, потому что наша
семья первая и, на тот момент, единственная в городе перешла на домашнее
обучение. Во мне постоянно идёт борьба двух моих сущностей. Благо и от этого
тоже есть лекарство, если можно считать его таковым. Я был вынужден, а потом
уже и привык, редко выходить на улицу, ни с кем не общаться. Моё домашнее
обучение началось сразу после переезда. Тут у меня никогда не было друзей, не
считая Денни, но это не то. Мне и правду не нужны эти глупые люди. Мне
хватает себя. И брата.
Сегодня, во время моей утренней тренировки все мои мысли были о первой
паре. Я не люблю слово “урок”. Оно какое-то слишком детское и не серьёзное для
меня. Я привык рассуждать по взрослому и делать взрослые вещи – я давно уже
вырос и больше не ребёнок, а значит и школа уже не для меня.
Так вот, первой парой сегодня была психология. Обожаю этот предмет. Мне
так интересно копаться во всей этой широкой науке, в головах людей и их
процессах. К тому же, она помогает мне, порой, разобраться и в себе. Всё
благодаря моему учителю – он гений. Наши занятия не похожи на другие
обычные пары. Мы обсуждаем совершенно разные темы. Последний раз, например, мы говорили о различиях девушек и парней. Если быть конкретнее, то чем отличается и от чего зависит привязанность девушек к парням и
наоборот. В чём заключены причины этих процессов и каковы последствия. Что
важно для этих созданий. Мне особенно интересен мир женской половины
населения. Я ведь никогда не смогу ощутить его на себе, а узнать и попытаться
разобраться в них очень хочется. И, вроде, провели уже столько исследований, экспериментов, написано куча разных работ, да даже фильмы по этой теме
существуют в немалом количестве – всем это интересно, но вот разобраться до
конца никто, как по мне, так и не сумел.
Не удивляйтесь таким взрослым темам. Мой учитель Фрид Баурон говорил, что человеку столько лет – на сколько он себя чувствует. Мне все 60! Поэтому…
Интересно, о чём мы будем говорить сегодня?
Задания с прошлых занятий у меня были готовы, поэтому после
тренировки и душа я переоделся для прогулки с Роджером, который уже
позавтракал и ждал меня. Я выдохнул и взглянул на часы, что бы, как обычно, правильно и рационально распределить время до занятий. Мои пары
начинаются в 9 часов утра, тогда как мерзкие школьники ходят в школу к 8:00.
Ха-ха! Так им и надо, бездельники. И о Боже, сейчас только 7 часов утра! А у меня
такое чувство, что прошла вечность – так много дел я уже успел сделать. Почему
тогда каждая секунда длится невероятно долго?
Денни помог мне одеть Роджера и мы пошли на прогулку. Из-за
парализации он сильно поправился и выглядел точно пухлый добряк из какой-
нибудь старой сказки. А, проходя серьезное лечение, стабильно каждые 3 месяца, килограммы его только увеличивались. Но он больше всех верил, что сможет
восстановиться. В такой ситуации не сомневаться в победе над болезнью – это
геройство. Роджер чуть больше успел прожить с мамой, что ощущается в его
поведении. Его отношение к жизни удивляет и даже вдохновляет. Например, как-то после очередного обследования, врач прямо в палате подозвал отца и
озвучил ему удручающие результаты диагностики тела его сына. Врач оказался
не особо тактичным и прямо сказал, что Роджи не встанет. Он бы, конечно, не
сделал этого, если бы не был уверен, что Роджер спит и видит пятый сон. Но эта
хитрюшка лишь притворялась спящей. Конечно же он подслушивал. Однако, он
принял своё положение. Не сразу и с болью, но принял.
Только я знал, что Роджер в курсе на сколько все плохо. В нашей семье
принято не настаивать, если человек принял решение по поводу какого-то
вопроса. Вот, например, я попросил не поздравлять меня – никто, без лишних
вопросов и сюрпризов, меня и не поздравлял. Так и вопрос на счёт положения
брата я не поднимал, потому что это была его просьба. Он сам мне об этом
сказал, когда ему нужно было выговориться.
Так о чём я? Ну да.
Выйдя на улицу Роджер сразу же начал глубоко дышать, наслаждаясь
пением птиц. Прекрасный первый месяц осени.
– Роджер, как тебе завтрак? – спросил его я.
– О, братец, я с великим удовольствием отверг предложенную тобой
глазунью чтобы поесть свои сладости. – с ухмылкой прощебетал Роджер.
– Ну, знаешь. Надо что-то нормальное тоже кушать. – сказал я, снова
почувствовав на себе ответственность за здоровье брата, – тогда что ты хочешь
на обед?
– Да ладно тебе. Давай лучше сходим на набережную, у тебя есть время?
– Да, сегодня есть..
Я очень радовался, что и Роджер поддерживал меня. Так у нас получалась
взаимная опора. Первое время после смерти мамы он замкнулся в себе. Мы не
разговаривали целых 3 года. Когда его состояние начало ухудшаться я понял, что надо здесь что-то менять. Первые годы я полностью был погружён в
бытовые дела, которые раньше для меня были чужды. Но справиться с
внутренней болью сам я не мог. Даже не помню как прожил то время. Моё
сознание было окутано тёмным и беспросветным туманом. Я виделся с братом, так же кормил его, сидел с ним, включал ему всякую чушь по телеку и водил
гулять, но меня там не было. Как это ещё объяснить? Ментально моё сознание
было всегда где-то не здесь. Я проснулся от забытья трагедии, только когда брат
заговорил со мной. Он не мог больше держать страх за свою жизнь внутри себя.
Он рассказал мне о диагнозе и прогнозе на будущее. Стало ещё тяжелее. Я не мог
принять тяжёлое состояние брата. Почему я хожу, а он нет. С тех пор моё
увлечение психологией приобрело осознанный характер. До этого я просто
любил анализировать действия людей и подолгу зависать в своих мыслях или
копаться в поисках правды. А тут мне нужно было понять как поднять общий дух
в доме, чтобы жить дальше. Начал я с простой улыбки, которую дарил ему
каждое утро. Так постепенно всё и стало улучшаться.
Мы долго гуляли, наслаждаясь утром и свежим морским воздухом. Мы
придумывали разных персонажей, которые могли бы жить во всех этих сказочно
красивых и интересных домиках. Сегодня мы даже дошли до океана. Приятно
помолчав там, вернулись обратно. Мы оба остались довольны прогулкой, что
придавало хороший настрой на весь оставшийся день. А у меня как раз
начинались занятия. Я помог снять верхнюю одежду брату и отвез к его
излюбленному месту – окно, выходящее на живописную поляну. Пока шли мои
пары, Роджер обычно слушал классическую музыку или смотрел
интеллектуальные программы. Но сегодня его выбор пал на тишину и я оставил
его в покое. Каждый был погружён в свои мысли. Роджер выбирает тишину
только тогда, когда его одолевают плохие мысли. Вот умник. Он остаётся в
тишине, чтобы уловить глубокие мысли на уровне подсознания и заменить эти
мысли на хорошие. Так его научила делать мама. Когда ему снились страшные
сны или он думал о чём-то плохом, мама помогала ему справится с этим. “Сынок, сотри эти мысли и нарисуй новые”. Вот так просто. Благодаря этому навыку
Роджер всегда был в хорошем расположении духа после тех страшных лет. Он
любил поболтать и так как он не мог буквально нарисовать то что хотел, он
рассказывал мне о своих картинах. В каждой картине он был здоровым. Больше
всего в жизни он мечтал выздороветь. Стереть те слова доктора было очень
сложно, но он всё же смог. “Я сам создаю своё настоящее и будущее. Никто не
вправе говорить мне такое” – так он объяснял оптимистичное отношение к
своему здоровью. Мама воспитала эту силу и в нём.
Роджеру 20 лет, но его развитие остановилось на возрасте 5-ти. Именно в 5
лет он попал в жуткую аварию, которая и сделала его таким. Несмотря на то, что
он часто ведёт себя как маленький ребёнок, его сознание точно прогрессирует.
Мама рассказывала мне, что, как раз в том возрасте, Роджер мечтал о школе. Его
стремление мне понятно – все дети в возрасте 5-ти – 6-ти лет мечтают об этом. Я
тоже, когда-то о ней мечтал. Мечтал и пошёл, а вот Рожди нет. Но для него это не
стало горечью, а наоборот – одним из стимулов развиваться. Он любит смотреть
развивающие передачи по телеку или YouTube, как раз во время моих занятий.
Мне кажется, он так больше чувствует себя как в школе и от этого ему приятно.
Он знает много того, чего не знаю я и даже мои учителя. Его рассуждения имеют
основания и явный просвет. Он часто спрашивает меня “Что любят взрослые?
Хочу смотреть это!» или «Что любят делать взрослые, давай будем делать это!”.
Он так хотел вырасти, что желание привело его к поэтапному исцелению.
Доктора показывали нам активность мозга Роджера. В последние годы мы
наблюдаем небывалый прогресс. Это ещё больше подталкивает его стирать
плохие картинки и рисовать хорошие, новые. В последнее время доктор также
постоянно делает акцент на крепкую и стабильную нервную систему Роджи.
Если бы его жизнь состояла из негатива, то прогресс развития и оздоровления
вообще бы не произошёл. А вот если бы не та авария, то, я уверен, он бы сейчас
учился в Гарварде или Стенфорде. На него бы вешались девчонки, а крупные
компании осыпали бы его предложениями. Он стал бы гордостью нашей семьи.
Но, к сожалению, тот водитель не знал, насколько сильно он усложнил жизнь
пятилетнему ребёнку.
Я успел перекусить перед тем как пришёл учитель.
– Здравствуйте, мистер Баурон, рад вас видеть. Как ваши дела? – спросил я, причмокивая яблоком.
– А ты, я смотрю, в хорошем расположении духа? – улыбнулся он в ответ, – Я
отлично! Жду с нетерпением нашего занятия.
Фрид Баурон высокий худой утонченный джентльмен. Я моментально
оказывался в Англии, как только попадал в его ауру. Его серо – зелёные волосы
«зачесанные с усилием коровы» всегда бросались мне в глаза. Весь его образ
был истинно чопорный. Всегда поражала его претенциозность. Одной из его
фишек были пальто и длинный зонт, с которыми он не расставался никогда.
Даже когда погода стояла чисто курортная. Пальто он носил на плече или в руке, а зонт, если не в раскрытом виде, то использовал как трость. С ним у нас тоже
сложились приятельские отношения. Как-то раз, на одной из пар, мы подняли
тему человеческих “слабостей” и интересов. Тогда он рассказал мне, что в свои
62 года всё продолжает экспериментировать. Однажды учитель пришёл ко мне
со жгучими красными волосами и без единого внимания на свой новый имидж, как всегда спросил меня о расположении моего духа.
Сегодня учитель был одет в костюм, который полностью прятал его тело, пальто принёс на плече, а зонт он раскрыл, скрываясь от калифорнийского
солнца. Этот Джентльмен как будто специально покупал вещи на пару размеров
больше, чтобы максимально спрятать свою худощавость. Если бы я не считал его
своим товарищем, то за глаза говорил бы о нём, как о странном старикашке. Да, именно! Странный, старый, глубокий, утонченный англичанин высоких манер.
– Фрайм, ты сделал моё задание? Если мне не изменяет память, ты прислал
мне не всю работу на электронную почту. Я просил тебя ещё определить 10
своих ценностей на данный момент жизни. – в его вопросе звучала большая доля
сомнения. Неужели он так не уверен во мне?
– Нет! – с ухмылкой ответил я, отвечая утвердительно на его скепсис. Не зря
он, всё-таки, сомневался.
– Почему? Тебе было тяжело?
– Нет! Совершенно нет… Просто я так и не понял значимость этого задания, чтобы я тратил на него своё время. У меня и без него было много дел поважнее.
– Хорошо. Очень хорошо. Можно сказать, что ты его перевыполнил, но я всё
же тебе объясню. Ты же слышал про приоритеты? Так вот ты их и расставил.
Фрайм, человек всегда формирует свою жизнь вокруг ценностей, которые сам
для себя определяет. Во-первых, это задание учит тебя определять именно свои
ценности, а не те, что навязывает мода или твоё окружение. Во-вторых, твоя
жизнь естественным путём выстраивается из твоих ценностей. Ты может быть
не осознаешь, но человеческие решения строятся исключительно исходя из их
ценностей. Если ты их чётко для себя выяснишь, то твоя осознанность, а значит
и жизнь, улучшатся. Тогда ты перестанешь распыляться на всё и сразу и будешь
действовать так, как нужно именно тебе. Ты будешь больше получать, как вы
говорите, «кайф» от жизни и меньше зависеть от внешних обстоятельств. Я
попрошу, всё-таки, выполнить это задание, юноша.
– Спасибо, учитель, задание я понял и приступлю к нему немедленно. Вот
уже начал. – доброжелательно кивнул я, – Но позвольте мне задать вам вопрос.
Как отказать человеку, но при этом не ранить? – Мистер Баурон никогда ещё так
не удивлялся моей застенчивости.
– Так так так. Что случилось? Теперь поподробнее, пожалуйста. – с весельем
продолжил он.
– Да это соседка – Венди не упускает меня из виду. Она как жвачка прилипла
к моей зад…– тут я замолчал, решил не выражаться при учителе. – Она выходит
каждый раз, когда я выношу мусор. Утром, заваривая кофе, я вижу когда она
сидит на лавочке и смотрит на меня. Мне кажется она специально соорудила
лавочку напротив моего окна. Если это действительно так, то я ни капельки не
удивлюсь. Она не Венди, она ведьма. Я хочу избавиться от этой девчонки. Хочу, чтобы она оставила меня в покое.
– Я понял тебя, Фрайм. А почему ты не хочешь её ранить. Ты же можешь
сказать ей, как вы там говорите, “Отвали от меня”, что тебя останавливает? – на
фразе “отвали от меня” учитель потянулся ко мне и я отчётливо увидел радугу в
его зрачках. А ещё, он скорчил гримасу.
– Дураку понятно, что я ей симпатичен. Я не хочу обойтись с ней так как
поступила со мной… – я запнулся и продолжать не стал.
– Кто? Как кто, Фрайм?
Но я молчал.
– Тебе нечего бояться. Просто ответь на вопрос. Ответь, в первую очередь, себе. О ком ты думаешь?
– …как мама.
После этого признания я опустил голову. У меня подступили слёзы, а
показывать этого я не хотел. До этого я ещё никому не говорил реальное
восприятия смерти мамы.
– А что она сделала?
– Она предала мою любовь. Она ранила меня. – Я подскочил и начал громко
всхлипывать. – Никому не желаю того, что пережил я.
– Что ты чувствуешь? – учитель не смотрел на меня, задавая мне эти
вопросы. Фрид Баурон точно понимал, что мне тяжело быть слабым перед кем -
то. Он держал себя в руках, чтобы дать мне свободу чувств. Вот хитрый жук…
психолог
– Я… я чувствую… ну такие… – я посмотрел на него и понял, что этот момент
должен был настать когда-нибудь. Решив открыться, и признаться. – чувствую
толстые и длинные гвозди в моём сердце. Я их вынимаю, а они от моих попыток
только больше впиваются. – Говорил я шёпотом, но активно размахивал руками, имитируя “борьбу с гвоздями”.
– Ты хочешь быть свободным. Так?
– Что это значит? – немного приходя в себя, спросил я.
– Фрай, помнишь о чём мы с тобой говорили 3 минуты назад? Это именно
оно и есть. Пойми, ты сам выбираешь жить с болью или освободиться от неё.
– Ответьте мне на вопрос, пожалуйста. Я вообще-то спросил о Венди.-
возвращаясь к своему вопросу я чётко осознавал, что, всё-таки, ещё не готов
убрать гвозди из своего сердца. Эта боль – единственное что осталось от мамы.
Учитель прекрасно понимал психологию человека. Он не стал настаивать
на продолжении темы с гвоздями. Так как это должно быть исключительно
полностью моё решение, чтобы стать действительно свободным. Вот за это я его
и уважаю. Повисла небольшая пауза, в которой мы оба выбирали варианты
развития нашей беседы. Мистер Фрид начал первым.
– Фрайм, по поводу Венди: Всё просто. Поговори с ней так, как бы ты хотел, чтобы отказали тебе. Вот и всё. Ведь ты хочешь сделать именно это?
Я задумался, а как бы я хотел, что бы отказали мне. Но не успел я
опомниться, как мистер Фрид начал уже основную тему урока. А я ведь обязан
решить вопрос по поводу Венди. Этому нужно положить конец. Но пока я
оставлю это дело. Все самые лучшие идеи приходят ко мне в повседневной
рутине. Сегодня у меня было только 2 пары по психологии, в промежутках между
которыми, я навещал Роджера. Когда я зашёл, то на его лице уже была улыбка и
он попросил меня включить комедию. День всё больше становился ясным. Я
даже и забыл и про свой день рождения и про другую сегодняшнюю дату.
После учёбы я приготовил обед. Несколько раз поухаживал за Роджером и
не забыл про задания. Время подходило к 9-ти часам вечера, значит скоро
приедет папа.
В первый год после ухода мамы, папа устраивал каждый день просмотр
кассет с их совместной жизни. На второй год я не выдержал и больше не
присоединялся к просмотру, так как моя жизнь от этого не становилась лучше, а
только наоборот. Мне было больно видеть маму счастливой там, а папу в слезах
здесь. Ему было комфортнее жить в прошлом и страдать. Порой он просто
смотрел в выключенный телевизор и тихо рыдал, до тех пор, пока кто нибудь
его не застанет. Постепенно я отучил и Роджера от просмотра этих кассет. Хоть
они и о родительском счастье, для меня они о потери обоих родителей. Только
из уважения к отцу, мы отвечали ему согласием на просмотр кассет в день
смерти. Да, и в мой день рождение. Я перестал праздновать свой праздник, потому что трагедия всегда была на первом месте. Мне совершенно не хотелось
ещё и это брать на себя. Первые года папа ещё готовил для меня подарок, но
забывал вручать. Он укладывал нас с Роджером спать поздней ночью после
просмотра видео. Затем клал подарок мне на тумбочку и уходил. А утром я уже
не хотел его открывать. Годы шли, а папа всё сидел на диване в свой свободный
вечер ровно в 9 и проматывал старую плёнку. Для него это время было как
глоток воздуха. Я проходил мимо и даже не отзывал его, чтобы поздороваться.
Он бы всё равно не обернулся.
Найдя нужную кассету, мы ждали отца. Я усадил Роджера на диван и
включил классическую музыку, которую он так любит.
Мы уснули.
2 Глава
Дверь в морг
Я проснулся в 2 часа ночи от боли в шее. Всё – таки, диван у нас
никудышный. Придя в себя и разминая затёкшие мышцы, я посмотрел на
Роджи и ужаснулся. Его тело в коляске большой грушей повисло на ослабшем
ремне, обычно держащим его в нужном положении. Ещё бы чуть-чуть и ремень
мог полностью расстегнуться, тогда бы Роджи всем телом упал прямо на пол. А
он, тем временем, хорошо себе спал, даже не подозревая, что буквально висит
над такой опасностью. Ему строго противопоказано принимать подобные
положения тела. Папы, судя по всему, так и не было. Я ничего плохого сперва и
не подумал – «наверное он, как обычно, на несколько дней уехал по работе. Хотя
раньше он всегда как-нибудь да предупреждал о такой» – я чётко помню свои
мысли по этому поводу. Однако, выяснять сейчас где он был не так важно, как
исправить положение с Роджером. Я аккуратно разбудил его и тихонько, что бы
только не испугать сказал:
– Роджер, просыпайся. Мы с тобой уснули в зале. Нужно уложить тебя в
твоей комнате. Давай я тебе помогу. – и я начал поднимать его руки, что бы
закинуть их на плечо.
– А где папа? – шёпотом, всё ещё с закрытыми глазами, спросил брат.
– Я выясню, выясню. Наверное, как всегда, на работе. Ты давай – ка лучше
помоги мне.
Роджер вроде бы и был моим старшим братом, но я и он прекрасно
понимали, что я главный.
Мне с трудом удалось его раздеть. И уже выйдя из комнаты брата, я
почувствовал страх. «Где папа?». Не знаю, в голове было странное и неприятное
ощущение, предчувствие что-ли. Я решил позвонить ему убедиться, что он на
работе и всё хорошо.
Как только телефон оказался у меня в руке, на него сразу же позвонили.
«Странно» – подумал я, – « кто это мне будет звонить в 2 часа ночи». Номер был
неизвестный и я, подумав, что это папа звонит предупредить нас о своей работе, всё-же взял трубку.
– Алло – вопросительным тоном зазвучал мой голос.
Сперва была небольшая пауза. В трубке я отдалённо слышал только какие-
то невнятные разговоры, а потом, откашлявшись, мужской холодный голос
сказал.
– Здравствуй, сынок. Есть кто из взрослых дома?
– Здравствуйте. А кто спрашивает и зачем?
– Вас беспокоит доктор Раен из местной больницы. Простите, за поздний
звонок. Вы можете позвать кого-то взрослого?
– Я взрослый. Говорите.
Тот мужчина казался мне каким-то скрытым и жутко подозрительным. Он
делал долгие паузы, подбирая слова для каждого ответа. Теперь-то я понимаю
почему.
– Эээ… Простите, но мне нужно поговорить со взрослым человеком, -
настойчиво повторял доктор. Может у вас кто-то гостит из родственников?
– Да нет никого взрослого рядом, что вы хотите? Что случилось? – я уже
начал повышать тон от злости. Во-первых врач не воспринимал меня за
взрослого человека. А во-вторых, моё терпение было на исходе. Почему доктор
звонит ко мне домой и не может сказать мне в чём дело.
– Хорошо, я вас понял. Если нет взрослого, я вынужден положить трубку.
Прости, сынок. – последние слова он сказал как-то тихо и мягко. Это было
искренни. Потом он вздохнул и добавил – Ложитесь спать, юноша.
А дальше гудки.
“Что происходит? Какие-то врачи… ” – подумал я. – «Что могло случится, раз
мне звонят на личный телефон посреди ночи. Кошмар какой-то. И где вообще
папа? Стоп!»
Мозги у меня окончательно проснулись и я начал потихоньку соображать.
Подумав о больнице и папе в последовательном порядке, я застыл на несколько
секунд. Затем я срочно взял телефон и начал названивать папе. Слёзы потекли
сами по себе. Моё сознание боролось со всеми плохими мыслями, отражая их как
щит. Я не хотел верить своим догадкам. Мне нужно было просто дозвониться до
папы, услышать его голос и убедиться, что всё хорошо. И моих сил, как раз, еле-
еле хватало только на то, чтобы звонить. Но каждый раз, в трубке я слышал
только “Абонент сейчас не может принять ваш звонок. Пожалуйста, перезвоните
познее”. Я ходил по комнате, снова набирал отца, садился на пару секунд и снова
звонил. Затем я полез в интернет и искал хоть какие-нибудь новости про аварии, чп, и даже убийства. Ничего не нашлось. Затем я собрал все свои силы в кулак и
решился пойти на крайние и очень неприятные меры. Но сперва я должен был
перестать плакать, отрепетировать взрослый голос, и только после этого начать
обзванивать морги.
Поразмыслив логически, первым делом я позвонил в больницу, откуда мне
звонил доктор Раен.
– Кхм. Здравствуйте, я хочу узнать. Поступал ли к вам сегодня… – Я точно
описал внешность, машину и вещи которые он всегда носит на работу.
– Здравствуйте. Секундочку – эта секунда длилась целую вечность. И
наконец – Да, к сожал… Простите, а с кем я имею честь говорить?
Я отключил телефон, чтобы не слышать больше ничего. Мне и так было
достаточно слова “Да”, чтобы потерять равновесие и упасть на пол.
Моментально, словно по щелчку пальцев, в моём сознании осталась или
образовалась (не важно) одна лишь пустота. Чёрная, тяжёлая, вязкая, зыбучая и
холодная сплошная пустота. Оказалось, я пролежал так примерно 2 часа без
какого-либо движения. Затем, точно как под наркозом, я медленно поднял руку
и начал рисовать пальцем солнце на фоне потолка. Не знаю что это было. Я
слышал шум океана, видел это солнце и чувствовал мягкий бриз. А взгляд мой
всё ещё смотрел куда – то в никуда. Я ушёл в свой покой, чтобы скрыться там.
Или это покой сам меня нашёл и спрятал в своих чертогах. А потом я слышал
тишину, она была очень громкой.
Не помню как, но я заснул. Вот так просто взял и уснул. Похоже, моё
сознание, всё-таки, окончательно сломалось, ну или же оно так умело меня
спасло. В любом случае, я не помню всего, что было после океана. А разбудил
меня звонок в дверь. На дворе уже было утро, а на сердце уже была леденящая
вязь.
Я утёрся как мог, посмотрел в глазок. Это был Денни – врач Роджера. Мне не
хотелось никого видеть, но ничего не поделаешь и я открыл дверь.
– Хей, Денни доброе утро. Проходи, – с натянутой улыбкой сказал я, почесав
себе затылок.
– Доброе. Воооу, Фрайм, ты что, пил? – иронично выронил он и, указав на
пухлые мешки под моими глазами, спросил – а это ещё откуда взялось?
– Нет, ты чего? Просто спал плохо. Вот и всё. Кофе будешь?
– Нет, спасибо.
– А я, пожалуй, выпью
– Фрайм, ну реально с тобой что-то не так. Ты обычно уже 150 дел сделаешь
до моего прихода. А сегодня вон весь помятый. Ты как выжатая тряпка. Где твоя
собранность, мужик?
– Да я… – меня резко дёрнуло что-то внутри – я не тряпка! – моя ладонь
неожиданно сжалась в кулак.
– Ты что? Я же шучу. Я рад, что ты дал себе возможность поспать.
Я успокоился. Вообще всё моё состояние было похоже на качели. Меня
резко бросало то в гнев, то в радость, то в печаль, то в спокойствие, то в
отчаянье. Мне нужно время чтобы всё обдумать.
Я решил, что мне поможет душ, да и пахло от меня и вправду ужасно.
Освежившись, я приготовил завтрак. Не помогло. Тем не менее, не подавая вида, я бегал по дому, занимаясь повседневными делами. А в голове уже начал
продумывать все возможные исходы и пути решения сложившейся ситуации.
Уже тогда промелькнула мысль, что деньги скоро закончатся и мне нужно будет
решать этот вопрос. Услуги Денни мы тянуть не сможем, значит мне надо понять
всю систему лечения Роджера. «Так, лучше я всё обдумаю вечером. Сейчас надо
сосредоточиться на настоящем» – Я составил некий план действий, который
начал выполнять незамедлительно.
Пока Денни проводил время с Роджером я побежал к папе в больницу. Мне
нужно было опередить врачей или социальные службы, которые могли внезапно
нагрянуть к нам домой. Иначе бы они приехали, чтобы отдать вещи и всё могло
принять необратимые и ещё более тяжёлые последствия. Лучше я один приму
весь удар на себя.
Оказавшись в больнице, я, как взрослый, пошёл на ресепшн, чтобы узнать
подробности о смерти человека. Там, милая и обходительная медсестра, рассказала мне о жуткой аварии, в которую попал отец. Слёзы подступили к
глазам, но усилием духа перед трагедией и женщиной, я взял себя в руки.
– Простите, я могу увидеть его? – медсестра долго на меня смотрела. Она
решалась поступить ли ей по совести, по-человечески войти в положение этого
приятного и такого сильно мальчика или же делать всё как указано регламентом
её работы. В конце концов, добродушность и сочувствие взяли вверх и она
согласилась. Она набрала телефон сотрудника, который возится с семьями
умерших.
Потом меня повели по длинному больничному коридору. Мы шли не долго, но сколько всего я увидел и подумал… Больница, вроде как, уже давно стала
обычным делом для меня. Я часто пребываю в ней с Роджером. И всё же, сегодня
она была другой.
Мед сестра подвела меня к кабинету, аккуратно постучала и, перед тем как
открыть дверь, попрощалась со мной, пожелав сил, похлопав по плечу.
– Здравствуйте.
Доктор, коренастый брюнет, взглянул на меня, не поднимая головы, и
недолго смотря, он сию же секунду пригласил меня сесть.
– Ага. Привет, ты наверно Фрайм.
– Да, сэр. – я не поддался на его явно выраженный инфантилизм при
обращении ко мне. Не с тем он имеет дело! Я ответил ему как подобает, ведь
пришёл сюда по делу.
– Я доктор Раен, но ты можешь звать меня Флим, если угодно. – тогда он
понял всю серьёзность и деловитость моего настроя. – Честно говоря, я рад, что
ты пришёл. У вашего отца в машине лежало очень много вещей… Мы всё
передадим тебе.
– Спасибо. Именно за этим я сюда и пришёл.
– Ах да, я ещё хочу сказать, что это я разговаривал с тобой ночью. Я обязан
сообщить о вас в службу опеки. – я взглянул ему в глаза с испуганно-
вопросительным выражением лица. Не сразу мне удалось понять к чему всё это.
Я же приехал лишь забрать вещи отца. – Может быть в у вас с братом есть
родственники, которые смогли бы о вас позаботиться?
Я слушал доктора Раена с открытым ртом. Даже и подумать никогда не мог
о том, что у меня могут быть приёмные родители. Или то что нас с братом могут
разделить. Кому нужен 16-ти летний, довольно странный, интровертный
подросток, с психологическими травмами себе на уме, да ещё и с 20-ти летним
братом инвалидом, прикованным к кровати и к коляске. Естественно никто нас
не возьмёт. Меня до совершеннолетия будут держать в детском доме, а Роджера
и того хуже, поместят в интернат для инвалидов на севере страны. Мы не
сможем так часто видеться. Мы вообще не сможем видеться! Что тогда будет?
Нет – нет – нет! Я этого не допущу.
– Доктор Раен, по-человечески, по-мужски, прошу вас дать мне 3 дня на
решение этого вопроса. Все наши родственники разбросаны по свету. Я свяжусь с
ними и всё решу. Я думаю, будет лучше, если я лично со всеми переговорю, разве
нет? Доктор, пожалуйста, позвольте мне попробовать наладить нашу с братом
жизнь и выбрать тех родителей, которые будут лучше для нас. Так все мы
останемся довольны: вам не нужно никого обзванивать, объясняться, общаться
и возиться со скучными бумажками, а нам будет нормальная жизнь. Что скажете, доктор?
Доктор, улыбнулся, похлопал меня по спине и молча открыл ту самую дверь
в морг. Судя по всему, это было «да».
В морге не было ничего интересного. Я не был так близок с отцом. Он много
работал и часто уезжал на 3-4 дня из дома. После мамы, отец закрылся и даже
если физически его тело было с нами дома, то душа терялась в прошлом. А
сейчас он лежал на холодной каталке весь синий и бездыханный. Единственное
чувство, что я ощутил там – это чувство наступающих перемен. Что-то теперь, определённо изменится, но вот в какую сторону? Разобраться в этом мне ещё
только предстояло. Я просто попрощался с ним. Как будто он опять уехал на
свою работу, но на этот раз на долго, навсегда. Однако, сейчас важно было
другое: я должен был подумать на счёт новых родителей, выучиться на
массажиста, так как все наши родственники бедные да и никто не станет
тратить столько денег на нас; ох, чуть не забыл, ещё в этом списке Венди.
Наверно “самая большая проблема”, как я мог поставить её в конец списка…
Упомянув Венди, после реального списка проблем, я усмехнулся.
Тем не менее, в больнице я провёл больше времени, чем мне было отведено.
Переступив за порог больницы, я вернулся в свой мир и его насущные проблемы.
Я увидел 15 пропущенных от Дени. И тут же вспомнил, что у него всегда стояло
несколько клиентов по утрам после нас. Мне нужно было спешить домой.
Пришёл я в полдень. Дени, к тому моменту уже ушёл, сперва любезно
поставив Роджеру какой-то фильм. Я украдкой увидел его сквозь дверную щель,
«вроде, всё в порядке». И не стал попадаться ему на глаза. Я его хорошо знаю и
понимаю, сто процентов, он начнет меня расспрашивать про отца. Я, разумеется, всё ему расскажу, мне придётся это сделать, но позже. Нужно пока всё расставить
по местам. Бросив все вещи папы к себе в комнату, я принялся за обед.
Готовка меня не спасла. Весь день я был завален вопросами. А когда Роджер
пытался конкретно со мной поговорить, я всё твердил ему о завале в школе и
отнекивался от беседы. Не просто это – скрывать и практически врать своему
единственному брату. А Роджер, как никак, не совсем уж глупый. Сегодня у него
был день просветления и он понимал, что я что-то умалчиваю, но он больше не
атаковал меня вопросами. Говорю же, умный у меня брат, понимающий.
И вот, наконец-то, этот день прошёл. Во время ужина мне пришла
гениальная идея. Да, она не решала разом всех проблем, а лишь откладывала их
на потом, но всё же, мне хватало и этого. Я придумал перенести дату лечения
Роджера в госпитале, которое обычно длиться целый месяц. Я договорюсь с
больницец, плюс Денни мне поможет – придумаю, что ему сказать, тогда Роджи
положат сейчас и у меня будет целый месяц на решение вопроса с родителями. Я
очень люблю его, но первое время мне легче будет жить без него. Нужно
спокойно разобраться что к чему. Мне нужно немного времени.
Идеальная картина будущего для нас – это продолжить жить
самостоятельно без родственников и без опекунов. Я сам смогу позаботиться о
себе и брате. Я, по правде сказать, меньше чем он верю в его выздоровления, но
поддержки у меня не занимать, а вот за приемных родителей отвечать не в
праве. И я уверен, что никто не захочет взять брата – когда собираются брать
ребёнка, всегда нацелены на здоровых маленьких деток. Нет, так не годится.
Пока Роджер будет в больнице, я выиграю время. Пока он будет проходить
лечение, его никто не заберет. И уже завтра я найду информацию по поводу
родственников.
Ночью, уложив Роджера спать, прибравшись и, так же как и всегда, почистив зубы, я лёг спать. Мне хотелось сразу отключиться и вообще не
просыпаться в этом грёбанном мире, но разум решил за меня иначе. Уже лёжа в
постели я, невольно, начал вспоминать наших родственников и прикидывать на
них роль наших с Роджером опекунов. На ум сразу пришла Тётя Лика с её
дочерью. В голову врезалось тёплое воспоминание: когда мне было 5 лет наши
семьи провели целое лето вместе. Помню, что это было довольно сносно и даже
приятно. Правда живут они сейчас на другом конце земли, в Японии. Тётя Лика -
это жена маминого брата, с ней у меня тогда были хорошие отношения. А Рик, тот самый брат мамы, так же как и мой отец, всегда очень много работал.Его я
даже почти и не запомнил. В тот отпуск он приезжал всего на 2 дня. Отчетливо я
помню только их дочь Эллу – девочку с платиновыми как лунный свет волосами
и кукольными зелеными глазами. Её кожа отливала блеском как у фарфоровой
куклы, а веснушки выдавали её беззаботность и непосредственность. Она
напоминала ледышку, но в тоже время согревало моё сердце. Уже в 5 лет я был
бесконечно увлечён этой особой. Мы беззаботно играли и общались обо всём на
свете. Мы любили строить всякие домики или делать из ракушек разные
украшения и фигурки. Всю ту поездку мы были неразлучны. Нам очень
нравилось обниматься, вот это воспоминание занимает особое место в моей
голове. Но я всегда хотел не только играть и обнимать эту девочку. Мысль о
поцелуе меня не покидала. Я часто представлял это, когда смотрел на её
маленькие губки в форме бантика. Похоже, я тогда в неё влюбился. В свою
сестру… Как только сказал об этом папе, он удивился и сказал “Эээм… Конечно
влюбился, она очень хорошая и красивая девочка да и к тому же твоя сестра.
Посмотри как дядя Рик любит нашу маму. Братская любовь – сильная штука.
Молодец сын». Он тогда странно мне улыбнулся и быстро ушёл, а на следующий
день мы уехали. Я так и не понял, что случилось.
Думать о том, что же там решил папа и почему поступил именно так, мне
совершенно не хотелось. Я увлёкся воспоминаниями об Элле и нашим детством, нашей близостью и привязанностью. Мне стало так уютно, что я словно
провалился в тёплый карман между постелью и одеялом. Слёзы потекли ручьём
без моего ведома. Однако думать о причинах их возникновения мне тоже уже не
хотелось.
3 Глава
Тележка на дороге к переменам
Утром я встал пораньше, чтобы поупражняться и уже начать скорее решать
возникшие, в связи со всеми последними событиями, вопросы. В первую очередь, меня заботил только разговор с Роджи. Вчера я уже договорился с больницей, где он проходит лечение и там его смогут принять раньше. Уверенный, что с
больницей всё получится, ещё заранее я позвонил в школу, чтобы отменить все
свои уроки. Ко мне прислушались и дали добро, потому что папа всегда отменял
мои занятия в день госпитализации, чем я и воспользовался.
Как раз кстати, за 20 минут до подъёма брата, пришёл Дени. Я угостил его
завтраком и обсудил с ним лечение. Мне нужно было иметь союзника в
разговоре с братом, потому что Роджер ненавидел клиники, а вернее свое
лечение там. Атмосфера в таких учреждениях пропитана болезнями и
отчаянием. Всё это напоминало ему о своём незавидном положении из-за недуга.
После каждого очередного осмотра врачи улыбались Роджеру с безнадегой в
глазах, а этого он не любил больше всего. Все твердили, что Роджер не встанет.
Эти лукавые лица врачей достали его окончательно.
И всё же, после утренних процедур мы отправились в госпиталь. Роджер, ясное дело, был сильно на меня обижен и заговорил со мной только когда я
поцеловал его на прощание уже в палате. До того, его глаза то сверлили моё
нутро, то демонстративно отворачивались в другую сторону. Но, в конце концов, когда он понял, что дальше дуться нет смысла и увидимся мы ещё не скоро, он
спросил:
– Фрайм, я не тупой. Ты же это понимаешь?
– Да, брат. – опустив голову, выдавил я.
– Отлично, тогда, пожалуйста, приди ко мне в ближайшие дни и всё
расскажи. Я должен знать правду какой бы она не была.
Я подбежал к нему, чтобы ещё раз обнять и поцеловать.
– Обещаю, я приду к тебе как только смогу. Пока мне необходимо уладить
пару вопросов. Я тебя люблю и всегда с тобой рядом. Ты мне веришь?
– Да. – с долей недоверия и остатком обиды ответил Роджер.
– Прекрасно! А теперь и ты мне пообещай утереть нос всем этим ублюдкам, кто не верит в тебя.
Глаза его налились слезами, он взглянул на меня и сквозь уже невольно
бегущие по его лицу слёзы, искренни улыбнулся. Он всё понимает.
Только я успел выдохнуть, выйдя из больницы, Дени, тут же, спросил меня
об отце.
– Фрайм, это очень “благородно”, что ты ничего не сказал брату, но не
оставайся в проблемах один. Если что вдруг, знай, я здесь и могу тебе помочь.
Я ещё утром понял, что Дени знает про отца. Эти ублюдки – врачи всё
знают! У них же там своя секта. Не поймите неправильно, конечно же, Дени не
был плохим врачом. Да и вообще, врачи не плохие. Я просто ещё не отошёл от
того, что Роджер будет видеть глаза, наполненные отчаянием у каждого
встречного ему доктора. Как бы те не старались, мой брат видит людей насквозь.
Я был удивлён, что брат не устроил истерику с вопросами. Он как будто внутри
осознавал, что происходит, но боялся услышать правду и не хотел заставлять
меня вновь переживать всё это.
– Да, Дени, Спасибо. Я обязательно воспользуюсь твоей помощью. Кстати, вот сразу первая просьба: обучи меня массажу. Я знаю, что у меня нет
медицинского образования, но я очень хорош в анатомии. К тому же, я часто
наблюдал за твой работой и уже кое-что понимаю. Что мне нужно, для обучения?
И, естественно, я тебе заплачу за уделенное время.
– Фрайм, ты что, намереваешься проигнорировать закон и убежать с Роджи
на другую планету, чтобы делать там ему массаж? – усмехнулся он. Но его
раскатистый смех споткнулся о суровое и серьёзно настроеное выражение лица.
– Кхм. Фрайм, вас в любом случае, либо усыновят, либо кто-то возьмёт из
родственников. И я уверен, что всё у вас, по итогу, будет в порядке. Те, кто
возьмут Роджи, смогут оплачивать ему лечение. Даже если не меня, то возьмут
другого доктора.
– Дени, ты совсем ничего не понимаешь?! – вот опять у меня прорывается -
Прости, друг. Но не издевайся надо мной, ради всего святого. Ты сказал, что
можешь помочь, так помоги, а в мою голову, пожалуйста, не лезь. Так что, поможешь? – мои глаза потихоньку наливались слезами. Когда эмоции брали
надо мной верх, я не замечал, как моя челюсть начинала ходить ходуном. Да, я
очень эмоциональный парень.
Дени напрягся, закатил глаза, улыбнулся и погладил меня по голове. Я не
ожидал его прикосновения и от того немного вздрогнул. Похоже его реакция
означала положительный ответ на мою просьбу.
Мы заехали на заправку, Дени купил пару напитков в дорогу, и мы поехали
домой. Лечебница находится в Сан – Франциско и это единственный плюс в
расставании с братом – я вновь посетил этот город. Ещё больше я обожаю дорогу
к нему. Я переживал необычайное удовольствие просто ехать по ней. Смотря в
окно на завораживающие пейзажи, в моей голове было пусто и необычайно
спокойно, даже в такой момент. Я мог ни о чём не думать, а это для меня редкая
роскошь. Как здорово чувствовать беззаботность и ожидание перемен. Дорога
для меня всегда сулит какие-то перемены. И в дороге, я ещё не знаю, к чему они
приведут, хорошие они или плохие, поэтому я позволял себе расслабиться в
пути. Для меня этот путь был отдыхом. А вот Роджер ненавидел эту дорогу так
как она оказывалась для него концом комфорта и началом жизни в больнице.
Когда мы поехали домой, на улице уже стало понемногу темнеть, от чего
дорога блестела из-за отражающихся бликов, уходящего далеко за горизонт, раскалённого солнца. Картина по-настоящему чарующая. Гладя на эту красоту, я
подумал, что как-нибудь надо устроить поход. «Обязательно устроим», – ответил
голос в моей голове. – Вот только кто пойдёт со мной в поход? И кто “устроим”.
Что вообще меня ждёт впереди?!
Похоже, мы скоро будем подъезжать…
Однако, я смог отогнать негативные мысли и вновь погрузился в приятное
«бездумье» дороги. Как вдруг…
–Z…z…z – Дени начал храпеть за рулём.
– Эээй, старик, ты что издеваешься? – с улыбкой спросил я своего товарища.
– А что, с тобой так весело, что я запросто могу заснуть. – иронично
прощебетал он в ответ.
– Извини, мне нужно многое обдумать.
– Окей, окей…
Когда солнце совсем зашло и вокруг не было ничего, кроме тьмы
калифорнийской пустыни, я начал думать о более серьезных вещах чем поход.
Ещё вчера я понимал, что нам нужны деньги. Нужно на что-то покупать еду, одежду, оплатить дом, учёбу, заплатить Дени за курсы массажа, покупать
лекарства и оплачивать дальнейшее лечение Роджера. Я помню, что папа хранил
некоторые сбережения дома наличкой, значит нужно их найти и пересчитать.
Потом, я ещё не смотрел вещи отца и если я найду там кредитки, то, наверно, смогу их обналичить. Но мне нужно быть готовым ко всему. К любым идеям и
решениям, пусть даже и не самым приятным, но которые помогут сэкономить
найденную сумму. Конечно же, я сразу увидел простой выход из всего этого, но
принимать его я совершенно не хотел:
“Нет, нет. Пожалуйста, нет! Неужели мне придётся вернуться в школу? Что я
вообще там буду делать? Я же давно обогнал всю эту примитивную школьную
программу, да и вообще я учусь не по ней. Нет, мне, конечно, всегда нравилось
учиться, но умников в школах не любят. Или если кто-нибудь, узнав о моём
положении, начнёт меня жалеть? Я же точно полезу драться. Нельзя мне в
общую школу, нельзя. Фу, да многие школьники настоящие придурки. А я
никогда не воспринимал себя, как школьника. У меня есть только “пары”, а не
эти уроки. Хотя возможно, пары в этом городе будут отличаться от тех, что были
у меня в Сан – Франциско, но это только предположение. Ладно, стоит пока что
положить эту мысль на полочку. И желательно подальше. Как раз, мы уже
приехали”.
Попрощавшись с Дени, я ринулся домой. Первым делом, я отправился к
папиным вещам. Мне срочно нужно было найти деньги, чтобы не возвращаться в
школу. Но в его вещах я нашёл лишь несколько кассет. «Уфф, папа, снова кассеты.
Серьёзно?! А знаешь, после того как вы с мамой оба нас оставили, я больше не
притронусь к вашей сокровенной любви. Хватит с меня! Так-то». И, собственно, ничего более я там не нашёл. После затянувшихся четных поисков, я долго
просидел в одной позе, смотря куда-то внутрь себя. Очнулся я только утром.
Такой “анти” бодрости я ещё никогда не испытывал. Все тело ломило, голова болела и докучающе звенела. Совершенно ничего не хотелось делать, только остаться в кровати и тупо пролежать весь день. Иногда, я смотрел на
Роджера и, к своему стыду, на секунду, даже завидовал ему. Он ведь лежит и
ничего, в основном, не делает. Мне бы так хоть пару деньков, а…
И всё же я заставил себя подняться, но для начала решил принять душ, чтобы освежить тело и, особенно, мозги.
Как только я зашёл в ванную, раздался звонок в дверь. Я никого не ждал и
совершенно потерялся во времени, поэтому не успел подготовиться. А на пороге
меня уже ждал физрук Алекс. Я не понимал, почему он пришел, ведь я отменил
все занятия, но деваться было некуда – он уже тут, стоит у меня на пороге, да и
занятия эти я очень любил. На уроках по физической подготовке я научился
открывать в себе второе дыхание, быть дисциплинированным в ежедневных
тренировках, заботится о своём рационе питания. Домашние обучение лучшее, что могло случится с подростком. Например, на математике мы учились не
только вычитать и умножать, но и говорили о таймменеджменте и скорости
выполнения любой задачи. Вместо 50 или 90 минут, как принято это в местных
школах, мои пары могли длится 2,3 часа. Задача учителя влюбить школьника в
предмет. У всех моих преподавателей это получилось. После смерти мамы я
направил всю свою энергию в учёбу и в заботу о брате. В общем, чуточку
отвлечься на спорт в тот момент мне было в самый раз. Я попросил у Алекса 3
минуты на сборы, глазами изображая кота из Шрека. Он одобрительно махнул
рукой. Пулей я побежал к себе. Чистить зубы я не стал, так как это заняло бы все
мое время и даже больше, а я ведь привык сдерживать обещания – 3 минуты, значит 3 минуты.
Физкультура прошла отлично. Мне и вправду удалось ненадолго забыться
и направить все свои силы на тело, а не на проблемы. Алекс сегодня по-
особенному нагружал меня. И он появился сегодня не зря. Я искренне
поблагодарил его за занятие. Однако, он не спешил, как это бывало обычно, уходить по своим делам.
– Фрайм, ты сегодня улетал куда-то в свои мысли чаще обычного. – с
небольшой паузой и недомолвкой начал он. – Я слышал о том, что случилось.
Соболезную.
– Слышал? Интересно от кого? – с резкой злобой в голосе спросил я.
– Ну как же, в школе. Уже дня 2 как ходит об этом слушок. Не забывай, что
мы живём в маленьком городке…
Я об этом даже и не думал. Мне нужен был воздух, чтобы проглотить эту
новость. Что-то нужно было ответить и я, взяв свои эмоции под контроль, обходительно ответил ему. Тут ведь нет его вины.
– Хорошо, Алекс, спасибо. Я тебя понял. Тогда до встречи.
– До встречи, Фрайм. Береги себя. – И он ушел.
Как только я разделся и собрался принять душ, как в дверь опять
позвонили.
– Черт, да кого там еще принесло!?
Я накинул какие-то вещи и отправился встречать новых гостей.
– Фрайм, привет. Хи-хи. Эм… Мы с тобой знакомы. Я Венди из дома
напротив, помнишь? – да это была та самая Венди и в её руках был пирог.
– Ок, круто – с полным равнодушием ответил я.
– Эм…, – Венди была ошеломлена моей невоспитанностью. Для местных
жителей, да и во всём мире встречать гостей так не принято. – Я прошу
прощение, что вот так пришла без приглашения. Я слышала о трагедии и очень
хочу как-нибудь тебе помочь, конечно, если ты позволишь. – было видно, что ее
радушие искреннее и мне стало стыдно за своё поведение. В качестве извинений
я решил пригласить её в дом и накормить.
– Черт. Венди, прости, за мою реакцию. Проходи, пойдём что-нибудь
перекусим. – “Нашла же она, всё-таки, повод познакомится поближе” – мелькнуло
у меня в мыслях.
Около часа мы беседовали с соседкой на кухне. Венди была шикарной
рыжеволосой уверенной в себе девушкой, а её самооценка заслуживала грэмми.
С самого переезда эта девочка врывалась в мой дом, пыталась пообщаться со
мной на пробежках или вытянуть меня на прогулку. Я назвал её “шикарной”, потому что, честно говоря, это чистая правда. Она грациозна как львица, но к ней
у меня не было совершенно никаких чувств. Так бывает, что вроде и внешность
привлекательная, и характер нормальный, но не тянет и всё. Как будто это не
моё. Вот так у меня с Венди. Алекс даже рассказывал, что в школе Венди
говорила обо мне, как о своём парне. О какая!
Мне было некомфортно. Я видел по ее взгляду, как неумело она пытается
скрывать свои чувства ко мне. Я ей сочувствую. Всё-таки, это ужасно быть во
френд – зоне, а держать там кого-то самому, оказывается, еще тяжелее. Она
расспрашивала меня, как будто ничего про меня вообще не знает. Забавно. Я
немного рассказал ей о Роджере. А она несколько раз попыталась узнать о моих
планах, но я умело переводил темы, так как сам не знал ответ на этот вопрос. И в
какой-то момент, у меня все же получилось грамотно закончить разговор.
Повисла пауза, предвещающая завершения нашего чепития.
– Фрайм, – она взяла мою руку, так не вовремя тянущуюся к чашке – спасибо
за чай. Мне было очень приятно узнать о тебе и вашей семье чуть больше. Если
тебе нужна будет любая помощь, знай, я рядом.
– Ааа… Да, Венди. Спасибо. Если что… я…я… всегда обращусь. – невнятно
пробубнил я и быстро убрал руку со стола.
– Я пойду, а то у меня ещё куча дел. Проводишь меня?
После этого она ушла. Довольная собой и нашей беседой. Девочка, что
следила за мной каждый день, наконец добилась своего. Я немного постоял у
открытой двери, глядя вслед уходящей Венди. Прорезавшаяся на моём лице
ухмылка родила следующую фразу: «Ну хоть кого-то я сделал сегодня
счастливым».
Закрыв дверь, я моментально вспомнил, что так ничего не придумал на
счёт родителей. У меня есть 1-2 дня, чтобы придумать как отмахнуться от
опекунов. Мне уже 16 лет! Уж как-нибудь эти жалкие 2 года я смогу прожить и
без них, а дальше уже разберусь. И Роджера я ведь не брошу… Нужно срочно что-
то придумать. Но что? А вот если бы я уже был свободен, то чтобы я сделал?
Уехал бы я из этого милого городка или остался бы здесь? Если возможно всё, чтобы я выбрал? Эх, наверное, к каждому когда-нибудь приходила мысль о
свободе.
От этих размышлений я вдруг оказался на неком рынке сценариев жизни.
Передо мной тележка, где я могу сделать хот-дог из чего угодно. Продавец
спрашивает меня “Что предпочитаете?”. А я даже ответить ничего не могу. По
логике, зачем мне есть то что не нравится. А как понять что нравится, не
попробовав. Где ответ?
Я вспомнил слова мистера Баурона: «Ответ всегда где-то внутри нас, и он
очевиден. Да, нужно только убрать хлам, который мешает его увидеть». Так, и
что же мне хочется? Да как я вообще могу это понять? Конечно, сегодня я понял, что я хочу жить со свободой в руках, но ведь этого мало. Как-то слишком не
конкретно. Тогда попробуем углубиться: Итак, мне нужна свобода. Свобода
выбирать, мыслить и действовать; свобода жить там, где и как хочу я; свобода
принимать и отвергать; свобода любить; свобода ото всех. Ок, это уже что-то. Но
как я могу свободно действовать, если жизнь постоянно находится в засаде и
только и ждёт момента, чтобы хорошенько мне врезать? Оу – оу. Стоп, Фрайм, хватит ныть! Ладно, жизнь… Я тебе ещё покажу! Мне просто нужно поспать.
Мой организм уже привык вставать рано и утром я сам проснулся в 7:00.
Долго не думая, я пошёл на улицу, чтобы позаниматься спортом. На пробежке я
почувствовал, что встал с четким желанием «проораться». И только одно место
подходит мне для этого. Мой какмень, как и всегда был на месте. Я всегда
приходил туда, чтобы выговориться, ведь океан умеет слушать.
Вернулся с камня я уже с планом в голове, и принимая душ, попытался его
продумать: “если что, для программы опекунов, я жду родственников, но, к
большому сожалению, они не могут выйти на связь так как находятся в
командировке. На самом же деле, я прозвонил только парочку, а другие номера
даже не искал. Но мне и на руку тот факт, что никто не отвечает. Осталось только
отсрочить встречу с агентством по усыновлению. Так я выиграю неделю. У меня
пока очень шаткий план на долгосрочную перспективу, но за эту бонусную
неделю я точно всё пойму. Основная задача моего плана – создать VR реальность, что у нас дома живут опекуны, кто бы они не были. В школе я могу отмахнуться
и завести разговор в другую сторону. Очень важно только оснастить опекунов
всеми необходимыми документами. Возможно я найду родственников, которые
помогут мне с документами, но останутся у себя на родине. Мне не нужны ещё
какие – нибудь родители. С меня хватит. Отныне есть только я и брат. А когда
будут приходить с проверкой, мои VR родители, неожиданно, будут во
внеплановых командировках или по другим неотложным делам в разных
городах. Вот пока так. Хм, кажется, я гений. Ух, только бы всё получилось. Значит
мне, всё же, нужно найти родственников”.
Первым делом, я ещё раз позвонил в школу, чтобы подтвердить отмену
всех занятий, иначе это может плохо для меня обернуться. Я набрал знакомый
номер, по которому мне ответила секретарша. Я вежливо спросил у неё об
отмене моих занятий и она так же вежливо ответила, что все занятия отменены
ещё после первого моего звонка.
– Это что, получается по расписанию у меня не было физкультуры вчера?
– Что, простите?
– Нет – нет, ничего. Спасибо. Всего доброго
– До сви… – я положил трубку
Вот это уже интересно.
4 Глава
Где Фрайм?
В канун нового года агентство по усыновлению работало в полной
неразберихе, плюс я, со своей стороны, подливал масло в огонь. Мне несколько
раз назначали встречу с возможными родителями, но по непонятным причинам
всё отменялось в последний момент. И если честно, это я был причиной каждой
несостоявшейся встречи. Чаще всего, я узнавал номера этих людей, звонил, притворялся секретарём и назначал встречу потенциальным родителям в
другом месте. Правда, чтобы не рисковать, так я делал всего один – два раза. А
когда меня хотели забрать в детский приют, я уходил из дома и выключал
телефон. Этот вариант был самый надёжный, так как живу я один, ни с кем не
общаюсь и спросить о моём местонахождении не у кого. Вот так я и жил весь
этот месяц. Я жил, но просто – напросто, бежал от своего будущего. Теперь я
знаю какого это бежать с чувством безысходности. Жалкое ощущение.
Было время я ночевал в палатке на утёсе. И старался не попадаться никому
на глаза, потому что меня могли бы заставить ходить в школу или, опять же, отправить в этот жалкий приют. Я уходил и жил в палатке или закрывался дома.
Я не мог ни о чём думать. Я судорожно пытался, но просто не знал, как обмануть
всех и сохранить брата. Возможно тогда, я сдался.
После смерти папы, врач позвонил моему дяде Рику – тому самому папе
Эллы, чтобы сообщить об этой новости и решить вопрос с похоронами. Семья
дяди выслала денег и заказала у похоронного агентства их услуги. Я не мог
отказаться или высказать своё мнение на этот счёт, потому что всё это
происходило за моей спиной. Похороны прошли в Сан Франциско и прошли
хорошо, если вообще так говорят. Одной задачей / проблемой меньше. Теперь
можно было сосредоточиться на другом.
Спустя время, настала пора уже вызволять Роджера из больницы. Кстати, он так со мной и не разговаривал. Как мне сказали медсёстры, он вообще ни с
кем не разговаривал. Роджер, видите-ли, обиделся, что я оставил его в больнице, был у него всего один раз и, вообще, всё ещё не рассказал ему обо всём. Эту
проблему я пока был не готов решать. Я до жути презираю обиды. Обида – это
показатель слабости, а ведь Роджер не слабый. “Я люблю брата, но он просто
глуп, если не видит, что я утаил смерть отца, исключительно ради сохранности
его нервов”.
И вот, однажды, отправившись в магазин, чтобы закупиться хоть какими-
нибудь продуктами, я случайно встретил доктора Раена. К сожалению, он тоже
сразу меня заметил, поэтому сворачивать смысла не было. Я принял решение
пройти мимо, погружённый в изучение витрин, как ни в чём ни бывало. Вдруг он
подумает, что обознался или не станет заводить разговор. Он же не должен
ничего знать о моей жизни после больницы.
– Привет, Фрайм. Как ты? – чёрт, всё-таки узнал
– Здравствуйте, мистер Раен. Ой, Флим, – сохраняя скорость шага я
понадеялся пройти дальше.
– Сынок, остановись на секунду. – мне пришлось остановиться, но я
продолжал сохранять холодный, безучастный вид. – Помнишь наш разговор об
опекунстве в больнице? Я дал тебе возможность самому найти родственников
или определить свою будущую жизнь с опекунами. Ты разобрался с этим?
– Аааа… Конечно! Конечно разобрался. Спасибо, что интересуетесь – я
поспешил окончить разгвор и уйти.
– Постой, Фрайм. Твоя тётя Лика очень переживала за тебя и после общения
с ней на счёт сме… – тут врач запнулся и задумчиво отвёл глаза вдоль пола, чтобы подобрать необходимое слово, на замену слову “смерть”. Как будто меня
это волнует. – В общем, после похорон я ещё раз связался с твоей тётей, сообщив
ей о твоём образе жизни. Сынок, несмотря на то что ты “скрываешься” все всё
знают о тебе. Я взял на себя ответственность пригласить Лику и её семью в наш
город в качестве твоих опекунов. Надеюсь ты не против. При последнем нашем
разговоре она уже оформляла последние документы для переезда сюда. Как я
понял, сейчас они живут в Японии.
Я застыл на месте и, кажется, забыл, как дышать от этой новости. Выслушав
пламенную речь доктора, даже не попрощавшись, я направился в сторону дома.
Какое мерзкое чувство – опять кто-то всё решил за меня: какую ответственность
мне дать, чего я достоин, что мне делать, какое окружение мне подходит и как
мне жить. Будто я сам ни на что не способен.
Раз такое дело, я решил лично созвониться с тётей. Выяснилось, что по
документам опекунства они были уже на месте. Тогда всё сошлось. Я понял, почему агентство проявляли активность только первые 2 недели после смерти –
всё уже решилось, пока я скрывался. Агентство по опеки собирались нас
навестить и всё проверить, но была огромная очередь и конец года. Тётя Лика и
её семья должны были приехать на праздниках, однако, их приезд всё
оттягивался. Вот уже и новогодние каникулы подходили к концу, а их всё не
было. Процесс затягивался из-за документов моей сестры, мол, дочь тёти не
прошла комиссию и из-за этого в аэропорту их не пустили. Я тогда понял, что и
они меня бросили.
5 Глава
Встреча
Тот самый, мать его, день.
Я поехал забирать Роджера. Он, как и прежде, молчал. В такси мы лишь пару
раз обменялись с ним взглядами.
– Роджер, скоро мы уже будем дома. Ты только не пугайся – этот месяц я, бывало, часто не ночевал там, так что, возможно, где-то будет беспорядок. Но, теперь, я думаю, всё наладиться, мы всё исправим, организуем и со всем точно
справимся. Всё будет круто, старик.
Разумеется, сам я так не думал. Несколько раз за прошлый месяц у меня
были истерики, срывы, всплески неконтролируемых эмоций, можно называть
это по-разному. Если будет угодно, даже – шизофрения. Главное, что в те
моменты я творил много всякого и не всегда осознавал, что делаю. Когда меня
отпускало, я, чаще всего был либо уже не дома, либо просыпался в своей кровати, как ни в чём не бывало, а потом с ужасом наблюдал последствия своих деяний.
Естественно, в этот период, когда это было просто необходимо, я и думать забыл
о проблеме поиска опекунов. Всё это сидело во мне и грызло изнутри, но трезво
об этом размышлять я никак не мог. Меня било по лицу собственная
беспомощность и некчёмность. Последний раз, когда я был дома, в глаза, первым
делом бросились разбитые вазы и посуда на полу, переломленный пополам
журнальный стол из дерева и много перьев. Перья были везде: в комнате, на
кухне, в ванной и даже во дворе.
Как – то мой учитель сказал, что лучше выпускать злость, чем копить её
внутри. Ну и в один из таких дней, когда злость и ярость внутри сдерживать уже
было невмоготу, я схватил, лежавший на столе большой кухонный нож, замахнулся и ударил, слава богам, не себя, а подушку. Я бил по ней, пока комната
не наполнилась перьями, в такой зловещей и жуткой тишине, что слышно было
только моё дикое дыхание и звук разрывающийся ткани. Я брал подушки одну
