Читать книгу Влюбиться в дурака - Лианора Рупарт - Страница 1

От любви до ненависти один шаг -

гласит народная пословица.

1

Мы познакомились на пляже поздно вечером. Я сидела на прибрежной гальке и всматривалась в тёмную глубь моря, которая сливалась с густотой ночного неба, словно два огромных пространства соединялись воедино. Явно о чём-то я думала – о чём-то неземном. Я думала о том, как там, на глубине, и сколько звёзд во Вселенной. Море так плавно переходило в тёмное небо, что стоило лишь слегка приподнять веки и представить, как звёзды одна за другой падают в воду.

Я очень любила море, его прибой и то ощущение, которое оно мне дарило. Мне нравилось вслушиваться в шум волн и глубоко вдыхать капельки воды, доносившиеся морским ветром. Казалось бы, ничто не могло прервать моё вечернее уединение.

– Привет, как тебя зовут? Я давно за тобой наблюдаю, но всё не мог осмелиться подойти и заговорить.

Этот приятный мальчишечий голос с лёгким акцентом разорвал мой внутренний контакт с морской гладью и мыслями о бесконечной Вселенной. Вдруг на тёмном фоне вечернего неба я увидела бледное ангельское лицо, слегка покрасневшее от неудачного загара, небольшие голубые глаза, заострённый нос, сочные пухлые губы и щетину на чётко выраженных скулах и подбородке. Лёгкая небритость была ему к лицу. «Голубоглазый блондин, – подумала я. – Такой тип парней меня раньше никогда не интересовал, а этот совсем другое дело». Он шустро сел возле меня на ещё тёплую гальку. От него веяло романтикой.

– Привет, меня зовут Алиса.

– А меня Марсель.

– Как романтично, – вздохнула я и улыбнулась.

– Откуда ты? Чем занимаешься?

– Я родом из Лиона. Изучаю ядерную физику.

Я удивилась. Он вовсе не был похож на физика. У меня сложился некий стереотип о людях из мира наук. Я считала их занудами – несимпатичными, безвкусными занудами. Я едва не рассмеялась.

– Ты не похож на физика.

Он ухмыльнулся, а я добавила:

– Говоришь, тебе не хватало смелости подойти ко мне. Значит, ты стеснительный.

– Да, я очень скромный.

Он тут же принялся целовать мне шею и мочку уха, а его рука запуталась в моих волосах, и некая дрожь пробежала волной по всему телу. Мне было чертовски приятно. Его тёплое дыхание согревало моё сердце и учащало его биение. Я не сопротивлялась, хотя такая скромность меня отчасти пугала и притягивала одновременно.

Несложно было догадаться, что Марсель принадлежал к тому типу парней, которые знали, чего хотят девушки. Кроме того, он вёл себя так, будто решил, что я клюнула, незамедлительно уложил меня на спину и стал быстро терять контроль. Сначала он рукой закрыл мне рот, но после его губы так сильно впились в мои, что я едва могла дышать. До него у меня, конечно, были парни, но ни один не сумел пробудить во мне то, что этому смазливому наглецу удалось за считанные минуты.

Все те ласки и поцелуи закончились бы банальной близостью на пляже, если бы не мой мобильный телефон, который зазвонил в ту самую секунду, когда Марсель расстегнул ширинку своих брюк и доверху задрал мне юбку.

Алло, – пробормотала я.

Мне звонил мой старый приятель по имени Паша. Мы познакомились на одном панк-концерте в Ростоке, и с тех пор он не мог меня забыть. Виделись мы крайне редко, поэтому он часто мне наяривал по телефону. Мои чувства к нему были исключительно дружеские, а вот о его чувствах я могла только догадываться. Несмотря на то, что он, как всегда, был очень мил, наш разговор длился недолго. Я говорила с ним кратко, немного флиртуя и мило улыбаясь в телефон, когда Марсель неохотно застегнул ширинку с едва заметной ухмылкой на лице.

Звонил твой парень?

– Скорее друг. У меня нет парня. Я люблю свободу. Во всяком случае, я ещё не встретила человека, которого полюбила бы больше, чем свободу.

Марсель смутился. Он на мгновение задумался, бросая камни в воду.

– Иди купаться, – резво сказала я, толкнув его в плечо.

– На мне нет плавок.

– А ты голышом.

Я улыбнулась.

– Что значит «голышом»?

Марсель смутился.

– Я плохо понимаю по-русски.

Я тут же разразилась хохотом. Это слово он произнёс так забавно, смягчая каждую согласную, и при этом абсолютно не понимал его смысл. Мне ничего другого не оставалось, как объяснить ему значение слова «голышом», и где-то глубоко в душе я поняла, что этот человек мне нравится.

– Я разденусь, а ты заберёшь мою одежду, да?

– Я не буду забирать твою одежду. Обещаю.

Как ни странно, но моя настойчивость Марселя убедила, и он начал медленно расстёгивать ремень на брюках, затем снял футболку, а я внутри сгорала при виде его волосатой груди и упругого живота. Мне нравилась его белая кожа. По сравнению с моей загорелой, она казалась белее снега. Как-то неожиданно он повернулся ко мне спиной и быстро снял штаны, оголив свои крепкие мужские ягодицы, а затем побежал к воде, выкрикивая пару невнятных фраз (я смогла разобрать лишь пару из них).

– Иди ко мне. Давай купаться вместе.

– Но на мне нет купальника.

– А ты голышом.

Я снова рассмеялась, прищуриваясь вдаль, где ничего не было видно, кроме белого пятна на тёмном фоне моря.

– Не хочу. Ночью вода холодная.

– Откуда ты знаешь? Ведь ты даже не в воде.

Марсель кричал во весь голос и просто дурачился – то нырял, то снова выныривал. Он делал так много раз, заставляя меня волноваться.

– Не заплывай далеко! Я беспокоюсь!

Теперь во мне проснулась вдруг заботливость, а я ведь даже не была его подругой. Наверняка мои слова он воспринял бы как шутку, хотя внезапно появилось ощущение, что мы знали друг друга уже много лет. В конце концов, мы только познакомились, а общаться с ним было легко.

– Я выхожу. Отвернись.

Из темноты раздался его голос, и он был близок.

– Не понимаю, чего ты стесняешься.

Сморщив лоб, я сделала вид, что отвернулась, а сама тайком посматривала на его идеальное тело, мокрое от воды, и, безусловно, с ещё большим любопытством на то место, которое он прикрыл ладонями.

Мне было хорошо в его компании. Я охотно наблюдала за ним и искренне смеялась над его шутками. Порой он вёл себя как ребёнок. Я хотела запомнить каждую минуту, проведённую с ним, ценить любой момент, опасаясь, что он может быть последним. Его ребяческий азарт загонял в тупик, а от его мальчишечьих уловок, разбавленных мужской зрелостью и редкой привлекательностью, бросало в дрожь. На ходу я создала свой идеальный образ совершенного Марселя, в который медленно влюблялась. «Не ловушка ли это?» – думала я.

Он подошёл, надел брюки на всё ещё влажное тело и сел рядом. Я прикоснулась к его холодному плечу, и меня одолело безмолвие (так бывает, когда внезапно лишаешься чувств). Я вдруг поникла в тягостном раздумье, невольно глядя на него, но принуждённо улыбаясь.

– Почему ты улыбаешься? Что смешного?

– Я люблю наблюдать за тобой. Ты же за мной наблюдал.

На моих щеках появился румянец.

– Да, наблюдал.

– Ну вот, а теперь моя очередь.

После чего последовала короткая пауза, а затем он спросил:

– Когда ты уезжаешь?

– Послезавтра.

– А я завтра.

– Жаль, что так скоро.

Я опустила глаза, глубоко вздохнув, но он продолжал говорить:

– Знаешь, я так же, как и ты, люблю свободу. За неё ведь ничего не надо. Я уже давно это понял. Когда-то у меня была подруга, и я её любил. Мы были семь лет вместе, но она изменила мне с моим лучшим другом, и тогда я решил, что все девушки шлюхи.

Его откровенное признание поразило меня до глубины души. В его глазах блуждало равнодушие, а из груди так и лезла наглость, а ещё этот стальной неподвижный взгляд, от силы которого, казалось, у меня горит лицо как от пощёчины.

Между нами появилась пропасть. Он, наверное, учуял мою скованность, оттого и улыбнулся, чтобы бездна эта стала меньше. Теперь я смотрела на него недоверчиво.

– Ты заблуждаешься, если считаешь, что все девушки шлюхи, – произнесла я холодно.

– Неужели? Но только что ты была готова отдаться мне, а мы-то едва знакомы.

Он говорил так беззаботно, рассудительно, как будто проверял меня на прочность, и уже решил, что я легкодоступна и стереотип на диво подтвердился.

– Это другое дело.

Я думаю, что побледнела в ту секунду, потому что чувствовала, как отхлынула кровь от лица. Мне сделалось невыносимо жутко. С одной стороны, я ненавидела его за то, что он так бесцеремонно вёл себя со мной, а с другой стороны, он был прав, и я действительна была готова раздвинуть ноги перед первым встречным. Хотя во мне не таилась агрессия или злость, лишь недоумение и стыд.

– Вы расстались? – спросила я.

– С кем? С моей подругой? Да. Другого выхода не было.

Марсель ответил кратко. Наверно, знал, что даже еле заметная дрожь в его голосе спровоцирует во мне ни одно сомнение. Однако на этом он не закончил, ведь ему было что рассказать.

– Я быстро смирился с мыслью, что её больше нет, и жизнь наполнилась новым смыслом. Она благодарила меня будто бы за то, что я избавился от непосильной ноши и, наконец, легко вздохнул. Теперь я называю себя хищником, и девушкам это нравится, а мне по душе давать им то, о чём сама их суть так просит. И делаю я это с удовольствием.

– И о чём же просит их суть?

Я спросила с неким любопытством, но во мне скорее затаился страх.

– Разве ты не знаешь, чего хочет твоя сущность?

Он улыбнулся.

– Я же вижу, как ты вся истосковалась по мне. Вижу, как ждёшь того момента, когда я, наконец-то, уложу тебя на спину.

Изначально я питала к нему самые нежные чувства, а теперь изо всех сил старалась побороть кипящую во мне энергию презрения, отчаянья и страсти – скорее нездорового влечения к этому самодовольному напыщенному наглецу.

– Зачем ты это делаешь?!

Я не сдержалась и воскликнула от чувства безысходности, овладевшим в один миг и моим сердцем, и умом.

– Покажи мне своё настоящее лицо, Алиса. Я же знаю, что твой взгляд сейчас неискренний. Ты только притворяешься, что тебе страшно, а внутри бушует ураган эмоций. Разве я не прав?

Неприятная слащавая улыбка появилась на его губах.

– Вздор! Какая глупость! – закричала я всё от того же чувства безысходности.

Он как будто издевался надо мной – над моими чувствами. У него на любой вопрос был всегда ответ, и он запросто находил всему идиотское оправдание.

– Не понимаю, зачем ты мне всё это говоришь. Твои поступки отвратительны. Я бы никогда не могла подумать, что тебе хватит наглости о таком рассказывать, да ещё так смачно, с таким проникновенным увлечением. Я думала, что ты совсем другой.

Вдруг я вспомнила о Паше и в уме поблагодарила его за тот звонок, а то случилось бы непоправимое. В моих глазах Марсель был жертвой неудачных отношений. Он заключил союз с какой-то странной девушкой, которая ему всю душу извела, и теперь мне кажется, от тронулся. Его разум помутился, если он испытывал влечение к инстинктам. Своих распутных дел он не стыдился, а скорее ими восхищался, и вдобавок говорил с ухмылкой на лице, которая мне вскоре опротивела. Окажись я в его объятиях, то превратилась бы в новую мишень его утех и развлечений, поэтому я молча встала и ушла, хотя внутри уже была к нему привязана.

Вопреки всем попыткам не думать о Марселе, я вспоминала каждое его слово, которое успело проникнуть вглубь моей головы и возбудить там грязные фантазии, о которых прежде я даже не догадывалась. Моё тело в одночасье было в тягость, но и лёгким как перо, а в паху приятно щекотало. Меня всё это смущало, ведь с подобным чувством я не сталкивалась раньше. Было ясно, что во мне задетая струна желаний так сильно дребезжала, что аж дух захватывало при одной лишь мысли о Марселе.

2

По дороге в свой номер я думала о том, что Марсель рассказал мне этим вечером чудовищные вещи, хотя, чему я удивлялась, ведь он был физик, очевидно, загнанный в угол чувством неразделённой любви. А это должно быть очень болезненно, особенно для молодого мужчины. Я спрашивала себя мысленно, был ли он таким на самом деле или в нём кричала израненная мужская сущность. И как я не пыталась сопоставить две абсолютно разные модели его поведения – до разговора и после – всё же что-то меня беспокоило или даже пугало. «Завтра он уедет, и мне должно быть всё равно, – думала я, – но почему я так хочу, чтобы он остался? Почему готова пожертвовать всем, лишь бы снова очутиться вместе с ним на берегу, когда в моих глазах он был ещё прекрасным незнакомцем?»

Наш разговор длился всего несколько минут и был не из приятных, но я успела измениться. Во мне словно всё перевернулось, и бабочки порхали в животе. «Неужели я влюбилась? Но как это возможно? – тихо бормотала я. – Нет, нельзя влюбляться в подлеца». Я покачала головой и расправила плечи. «Я его не знаю, и он меня не стоит. Он не заслуживает моих мыслей, – снова шёпотом сказала я, ускорив шаг. – Но мне тогда на берегу казалось, что я знаю его всю свою сознательную жизнь. Ну и что? Увлеклась. Ошиблась. И о чём я только думала. Теперь чувствую себя так глупо».

Я зашла в свой номер и прошла на балкон с видом на море. Оттуда было видно ту сторону берега, где мы совсем недавно сидели. Заметив, как слабо выраженный силуэт мужчины поднимался вверх по лестнице при выходе из пляжа, я решила, что это был Марсель.

Неожиданно постучали в дверь, и в комнату вошла Тина, а за ней следом Бен. Я приехала не одна, а с лучшей подругой и её бойфрендом.

– Привет, милая. Мы весь вечер не могли тебя найти. Где ты пропадала?

Тина прошипела сквозь зубы и развела руки в стороны, а Бен посмотрел на часы.

– Я познакомилась с парнем на пляже. Он сам подошёл ко мне, и мы разговорились. Какой-то он странный.

Мне стало не по себе, а Тина сердито нахмурилась, хотя слово «странный» её вряд ли бы смутило. Она не покраснела, и её лицо не вздрогнуло от изумления, а напротив, у неё глаза были полны веселья. Людей она считала уникальными и всего лишь меняла своё отношение к ним, никогда никого не осуждая.

– Почему же странный? – спросила Тина, опускаясь в кресло, а я искоса взглянула на неё и достала последнюю сигарету из помятой пачки.

– Не знаю. Он вёл себя чудаковато. Мы не успели познакомиться, как он уже поцеловал меня.

Почувствовав стыд, я на чуть-чуть замолкла, а когда решила рассказать ей финальную часть моей истории, то успела сделать только вдох, как вдруг она меня игриво перебила:

– Погоди, ты считаешь его странным, потому что он поцеловал тебя?

От удивленья Тина вскинула брови и замерла в недоумении.

– Он хотел тебя, глупая. А я-то думала…

– И тебя не смущает, что парень целует едва знакомую девушку?

Я ответила сухо.

«Что со мной? Зачем строю из себя невинность?» – мелькнуло у меня в голове.

– Конечно, не смущает. Сейчас 21-й век, милая. Очнись! Скромность ни к чему. Да к чёрту скромность! Люди научились говорить открыто о своих чувствах, и это прекрасно!

– Я знаю, Тина, что скромность – это не твоя черта.

Мы переглянулись, а затем она сказала ровным тоном:

– Или он приставал к тебе, и ты боишься выдать правду.

– Нет, но он был чересчур напорист.

Я возразила с горечью, прекрасно понимая в чём был её вопрос.

– Всё в порядке. Дело тут совсем в другом.

Чувства взяли надо мной вверх, и взгляд мой стал отсутствующим. Невзирая на нашу многолетнюю дружбу, я впервые не смогла рассказать ей о главном – о том, что повергло бы её в шок, и предела не было бы возмущению (Тина обладала феминистскими наклонностями). Но моё лицо выказывало страх и опасение, словно меня уличили во лжи лишь потому, что этот диалог был мне непривычен. Витая где-то в облаках, я выглядела озадаченной, но Тина продолжала свой расспрос:

– Так между вами что-то было или нет?

– И почему тебя это волнует? – хрипло простонала я.

Меня удивила её прямолинейность, но я сумела взять себя в руки, ведь это мне пришлось войти в её положение, оправдывая свойственное ей любопытство.

– Ничего не было. Паша позвонил.

– Чёрт возьми! Так ты никогда не закрутишь роман.

Тина чертыхалась как сапожница. Её голос не дрожал, а в глазах затаился насмешливый блеск. На какой-то момент мне даже показалось, что она была обеспокоена больше, чем я. Наверно, внезапное искушение одолело её, и настроение у неё сменилось от восторженного на отчаянное, но обычно с ней было легко. Она умела любую ситуацию превратить из серьёзной в шутливую, и тогда все мои переживания казались мне пустыми.

– Неужели он такой сердцеед? – спросила Тина язвительно, глядя прямо мне в глаза.

– Да, именно такой, а ещё он страстный и может распалить в твоей головке грязные фантазии.

Я быстро взглянула на неё в надежде увидеть любой признак удивления, но ей удалось скрыть своё прожорливое любопытство под невинной улыбкой, хотя её глаза, как и прежде, были проницательны.

Моё сердце сжималось, когда я представляла, что слышу его томный шёпот, и руки дрожали, и речь становилась прерывистой. Внутри меня блуждали разные эмоции, а значит, сомневаться в его власти надо мной было бы, по крайней мере, глупо. Странным было то, что даже самые скверные воспоминания не могли помешать мне о нём думать, и, кажется, от всех этих мыслей я была вне себя от радости.

3

Тем временем Марсель вернулся в свой дешёвый номер двумя этажами ниже, а его коллега и при этом лицемерный друг Петя остановился в комнате напротив. Они часто путешествовали вместе, отказываясь раскрывать тайну своей необычной сплочённости. К тому же Петя был не только неудачным физиком, но и фальшивым романтиком, который проигрывал все свои деньги на бессмысленных пари. Впрочем, у обоих была страсть к науке, а ко всему остальному лишь мимолётный пацанячий интерес.

Петя быстро забежал в тёмную комнату следом за Марселем и тихо закрыл за собой дверь.

– Где ты был?

Его голос звучал напряжённо.

– На берегу. Кажется, она клюнула на удочку, – весело ответил Марсель, и даже в разговоре с другом ухмылка не сходила с его наглого лица.

– Это та, на которую мы поспорили?

– Да. Так что, готовь мои денежки.

– Не переживай! Деньги будут, но сначала влюби её в себя. Я хочу видеть, как она страдает. Ты же помнишь, о чём был уговор?

Марсель бледнел на глазах и сохранял хладнокровие.

– Что тебе сделала эта девчонка? Чего ты на неё так взъелся?

– Она мне отказала дважды, а в третий раз обозвала меня жмотом, потому что не купил ей сникерс.

– Не успеешь и глазом моргнуть, как она в меня влюбится. Уж поверь, в этом деле я профи.

Петя пришёл в восторг от услышанного, вздохнул с облегчением, а потом они оба разразились буйным хохотом – два жалких физика-романтика. Ведь оказалось проще простого соблазнить молодую девушку, когда сама обстановка благоприятствовала счастливому исходу.

– Что ты будешь делать дальше? – спросил Петя хриплым голосом, и злая улыбка появилась на его лице.

– Не знаю.

Марсель задумался.

– Завтра мы покинем этот райский уголок. Интересно, как ты собираешься влюбить её в себя? А ещё мне нужны доказательства. Ну ты же понимаешь, да? Без этого никак, приятель.

Петя вёл себя высокомерно. Говорил уверенно и на Марселя глядел свысока. Его голос был пронизан холодом, а в глазах бурлила ненависть и желанье причинить мне боль по какой-то несуразной причине.

– Сначала я возьму её номер телефона, а потом сделаю пару фотоснимков в качестве доказательств и вручу их тебе, – взволнованно проговорил Марсель.

– Решено! По рукам!

Петя с гордостью протянул ему руку, но в ответ Марсель похлопал его по плечу.

– Фотографии! Отличная идея! У неё же идеальная фигура.

Пети нравился этот зловещий план, словно некая странная сила овладела им, и в нём исчезло чувство порядочности, а что такое угрызение совести, он и вовсе не знал. Его состояние можно было объяснить лишь демоническим искушением и нездоровым желанием проиграть этот спор.

– Я почти уложил её на спину, и она вот-вот бы сдалась, если бы не тот проклятый телефонный звонок.

Марсель заметно разозлился. Очевидно, мой дружеский разговор с Пашей привёл его в ярость, и то был удар ниже пояса.

– И кто звонил?

– Её старый приятель.

Сердце Пети ушло в пятки. Он внезапно забеспокоился и сменил свой привычный тон на более высокий.

– А ты уверен, что это был только приятель?

– Нет, не уверен, но она так сказала, – равнодушно ответил Марсель.

– А вдруг у неё есть бойфренд? В таком случае я выиграю этот спор.

Петя жалобно буркнул и был по-прежнему обеспокоен. Он мог бы успокоиться, лишь будучи уверенным, что всё идёт по плану, а подобные погрешности заметно раздражали и выводили его из себя.

– Хочу её фотографии. В голом виде. Она мне отказала. Я был не в её вкусе.

Голос Пети звучал угрюмо, а взгляд его становился менее подвижным.

– Она неглупа. Думаю, мне стоит быть сдержанней. Я не стану с ней возиться. Мышка сама попадёт в мышеловку.

– Ты так уверен.

– Конечно, я уверен, – твёрдо ответил Марсель.

– Боюсь, как бы ты сам не угодил в ловушку, а то не видать тебе денег.

Петя говорил так, будто норовил сделать пакость.

– Но я уже в ловушке. Я ведь влюбчивый, ты знаешь.

Марсель немного замешкался.

– Она была так чувственна и нежна со мной до того, пока я не сболтнул ей о своей бывшей.

– Это ты зря. Теперь она будет относиться к тебе недоверчиво.

Петя немного замялся.

– А что на ней было надето? – спросил он так, промежду прочем.

– Юбка в горошек и кремовый топ.

Марсель говорил с некоторым волнением, а Петя пытливо всматривался в него, как будто бы хотел по выражению его лица понять хоть что-нибудь из того вечера.

– И ты готов причинить ей боль?

– Так или иначе я бы причинил ей боль. У меня нет другого выбора. Это то, кем я сейчас являюсь.

Безусловно, Марсель был доволен собой. Его мысли вдохновляли на циничные поступки, которыми он и его друг Петя неистово гордились. Они прекрасно дополняли друг друга, когда один подстрекал, а другой был готов на всё, чтобы самоутвердиться ценой чужого счастья.

К тому же Марсель вовсе не хотел казаться чудовищем, но он вряд ли смог бы обуздать свой едкий нрав. Осознавая всю жестокость своего характера, он решил, что будет лучше притвориться милым, но при этом оставаться жёстким. Он всё как следует обдумал и был уверен, что его грязный план обязательно сработает.

4

– Доброе утро.

Мне на ухо прошептал сладкий голос, и я проснулась, потому что чья-то рука похлопала меня по попке. Я неохотно открыла глаза и слегка подняла голову. Над моей кроватью стоял Марсель и еле слышно шевелил губами:

– Хотел посмотреть, как ты спишь.

«Кто тебя впустил?» – подумала я.

Он впился в меня изучающим взглядом, а я ничего не ответила, лишь тихо простонала, уткнувшись носом в подушку. Я немного волновалась и в душе ждала его прикосновений, но он ушёл. Этот лёгкий флирт, ничего не обещающий, был мне очень приятен, но наш вчерашний разговор я не забыла.

В любом случае я решила оставаться в постели (ещё было слишком рано). Я встала ровно в восемь утра. «Сегодня он уезжает», – подумала я, и внезапно накатила грусть. Я пошла в ванную и приняла душ, задаваясь вопросом, что будет дальше. Неожиданная мысль молнией сверкнула в моём сознании, в то время как фен дрожал в руке, и я всеми силами старалась себя успокоить, но получалось у меня это плохо – не то от излишнего волнения, не то от страха утратить с ним связь.

Полуобнажённая с полотенцем на груди я стояла у зеркала и сушила волосы, как вдруг без стука приоткрылась дверь, и в комнату вошёл Марсель.

– Ты идёшь завтракать? – спросил он подозрительно волнительно.

– Да, только волосы высушу. Дай мне несколько минут.

– Тогда зайду через несколько минут.

Он развернулся, чтобы уйти, но я его остановила.

– Подожди! Мне нужно кое-что спросить.

Я буркнула с досадой.

– Это правда то, что ты сказал мне вчера на пляже?

Я злобно посмотрела на него в ожидании верного ответа.

– Конечно, нет. Я пошутил, – ответил, улыбаясь, Марсель.

– Собака лает, но не кусает. Через пару минут зайду.

«Причём здесь собака?» – подумала я и потупила голову, чувствуя на себе его странный взгляд.

Марсель снова говорил загадками и заставлял меня нервничать. Он всё ещё стоял в двери, но потом отошёл в сторону, уступив место Тине. Она неожиданно вошла с любопытством на лице.

– Это моя лучшая подруга Тина!

Я отчего-то при виде неё изумлённо воскликнула, но вскоре мой голос опять стал обычным, и я представила ей Марселя. Она быстро оценила его своим профессиональным феминистским глазом и ухмыльнулась.

Несколько минут ни один из нас не говорил, пока Тина снова с интересом не взялась за свои прежние глупости.

– Хм, тот странный парень с пляжа, – хмыкнула она высокомерно, а в её глазах сверкнули искорки.

Я посмотрела на Марселя и поймала на себе его смеющийся взгляд. Теперь всё стало ясно. Марсель не был дураком. Он взглянул на Тину изучающе, с улыбкой огляделся вокруг и ушёл.

– Увидимся позже, – промямлила я и тихо захихикала, а Тина молча стояла напротив, вперив в меня изумлённые глаза, и спросила неприятным грудным голосом:

– Так это, значит, твой ночной незнакомец?

Я обошлась кивком головы и почувствовала, как к щекам прильнула кровь, и лицо моё вспыхнуло краской.

– Ты чего краснеешь?

– Было обязательно вести себя так подозрительно? Он же обо всём догадался.

Я выражала недовольство в полной мере, а Тина продолжала говорить:

– А он ничего, твой голубоглазый блондин.

Я взглянула на неё равнодушно, но она в ответ расхохоталась и бросилась из ванной прямо на кровать, хотя мне было вовсе не до смеха.

– Я устала играть в твои игры. Мне нужно с тобой посоветоваться.

Мой голос звучал не так, как обычно. В этот раз всё было серьёзнее.

– Ладно, хватить здесь торчать. Пошли уже завтракать.

Тина сделала вид, что меня не слышит, слезла с кровати и вышла из комнаты, а я стояла как вкопанная и не могла пошевелиться. Дрожь пробирала, когда я думала о том, в какую неловкую ситуация я по её вине чуть не вляпалась.

5

– А где Алиса? Она сегодня будет завтракать?

– Она опаздывает.

– Почему?

– Я думаю, что у неё интрижка.

– Интрижка в конце отдыха?

Бен улыбнулся.

– Хотя, почему бы и нет. Для любви ведь никогда не поздно.

– Какой же ты засранец, – пролопотала Тина и мотнула головой.

Мы вошли в столовую отеля. Марсель шёл впереди меня и, казалось, что все взгляды пали на нас, но я, не оглядываясь, шла гордо к нашему столу.

– Бон Аппетит!

Марсель выглядел серьёзным.

– Мерси! – невзначай ответила Тина, будто дразнилась.

– Вот и Алиса! А кто твой друг? – дерзко спросил Бен.

– Это Марсель, и, кстати, он – физик.

Меня почему-то распирало от гордости.

– Вот как! Значит, учёный.

Бен опять сострил.

– Ну, учёный, расскажи-ко нам последние новости из мира науки.

– Скоро Землю засосёт чёрная дыра.

Было непонятно, шутил он или нет, но Бен, осознавая всю нелепость этой остроумной фразы, сделал умный вид и молча надпил кофе. И тогда я решительно взяла Марселя за руку, и отвела его в сторону.

– Не обращай внимание. На самом деле Бен хороший. Недавно Тину обидели, и с тех пор он подозрительно относится к любому, кто близко подойдёт ко мне или к ней.

Марсель стоял молча и с любопытством смотрел на меня.

– А вообще, он весёлый, правда, и очень добрый, а ещё жуткий ревнивец, но я думаю, что все мужчины ревнивы. Просто одни ревнуют на людях, а другие в себе, – сказала я задумчиво, желая захватить его врасплох, но Марсель по-прежнему молчал, словно проглотил язык.

– Наверно, ты ревнуешь в себе?

– Я не ревную. Ревность – это глупо.

Марсель странно улыбнулся. Казалось, что он упрекал меня за чрезмерную болтливость, а после короткой паузы безразлично сказал:

– Я должен идти. Увидимся на пляже.

Он взял яблоко со стола и ушёл. «Завтрак только начался, а он даже не притронулся к еде, – думала я, поджав губы. Моё настроение быстро испортилось, и аппетит вдруг пропал. – Нет ничего хуже, чем сидеть в одиночестве за столом этим прекрасным солнечным утром». Я оглянулась вокруг и ощутила внутреннюю пустоту. Изо всех сил я старалась делать, как лучше, но всё шло не так, как хотелось. Моя голова была забита всякими мыслями, но мне пришлось натянуть улыбку, когда ко мне подошёл Бен и сел рядом.

– А где твой приятель? – едко спросил он.

– Ты это серьёзно? Перестань!

Мне стало дурно, и я откинулась на спинку стула, но Бен не слышал меня. Он был скорее одержим навязчивой идеей предотвратить несчастье, которое ему казалось очевидным.

– Послушай, Алиса, он не тот, кто тебе нужен. Ты только посмотри на него. Он же жалок.

– Хватит!

Появилась Тина и схватила Бена за руку.

– Почему? Давайте это обсудим. Этот ненормальный тип разрушит жизнь твоей лучшей подруги.

Бен взглянул недовольно на Тину и голос его опустился до шёпота.

– Что?

– Закрой свой рот! Пойду, подышу свежим воздухом.

Тина отпустила его руку и вышла из-за стола.

– Бен, что происходит?

– Я люблю тебя, и всегда любил, – вдруг выпалил он на одном дыхании.

– О чём ты говоришь?

Я рассмеялась в ответ.

– Смейся сколько угодно, но я люблю тебя, Алиса.

Бен взял меня за локоть и легонько подтянул к себе, но я инстинктивно отклонилась назад. Кажется, он совсем спятил.

– Эй, какая муха тебя укусила? Мы же друзья!

Я освободилась от его руки, и мой взгляд стал суровым.

– И, потом, Тина моя лучшая подруга, и я люблю Марселя.

Мой голос дрожал от растерянности, которая мной овладело не на шутку.

– Но ты же о нём ничего не знаешь, кроме чувств, которые сама себе нафантазировала. Как ты можешь любить незнакомца?

Бен порывисто поднялся и ушёл. Он был прав. Я влюбилась в незнакомца, но что мне оставалось делать. Я ничего подобного не ожидала и ничего такого не испытывала прежде. Меня накрыла с головой любовь. Впервые между мной и Беном разразился спор. Мне стало стыдно. Я оглянулась вокруг. Столы уже были практически пусты, а я не знала, что делать, – пройтись к берегу по залитой солнцем дороге или продолжать сидеть здесь в холодке со своими мыслями и страхом перед будущем.

Марсель тем временем уехал провожать свою новоиспеченную знакомую, о существовании которой я даже не догадывалась. Об этом мне рассказал его друг Петя, а ещё он якобы нечаянно проговорился, что они вместе провели весь отдых, но я-то знала, что она была его очередной жертвой, ведь Марсель считал себя охотником, и приключения такого рода будоражили кровь в его жилах. Он с головой бросался в омут и не думал о последствиях.

Эта девушка оказалась совсем юной. Её звали Ирис. Она гостила у тётки, которая жила в уютном маленьком домике на берегу моря. Дни Ирис проводила на пляже, а вечерами любовалась розовым закатам. Однажды она пошла на танцы, и там познакомилась с Марселем – заядлым любителем вечеринок. Он умел привлекать и выражался мило. Такое поведение свойственно бабникам. Сама того не понимая, она доверилась ему, как раз в том и заключалось его мерзкое призвание искушать.

Ей было 18, и по её желанию он с удовольствием лишил её невинности, избавив от столь тяжкой ноши, которую она считала постыдной. В итоге он провёл её на вокзал, поцеловал на прощание, и на этом закончился их прекрасный летний роман.

6

Я ненавидела ждать и не умела терпеть, но тем не менее я терпеливо ждала его на том самом месте, где мы имели случай познакомиться. Надежда, что он вот-вот придёт, не покидала меня ни на секунду. Принятие солнечных ванн и охлаждение в морской воде вселяли бодрость, но ожидание нагоняло тоску, и внутри меня все чувства путались. Уверенность сменилась разочарованием, и я могла едва себя сдержать, чтоб не разрыдаться, – думала, придёт и скажет: распустила нюни.

Я посмотрела на часы. Время шло, а Марсель не появлялся. Глупые мысли лезли в голову, но я гнала их прочь, пытаясь как-то отвлечься. Я думала о том, что мы друг другу ничем не обязаны, но я уже успела к нему привязаться, уже установилась его власть надо мной. В душе образовалось чувство собственности и прижала ревность. Я искала ему оправдание, загоняя себя в угол. И чем дольше я об этом думала, тем уже становился этот угол. Начинало всё внутри давить, сжимать, как при мучительном страхе, что тебя не любят, что ты так никогда и не узнаешь, что такое любить по-настоящему. Всё возьмёт и оборвётся так же быстро, как и началось.

Ещё один час ожидания, и я совсем поникла. Почти два часа проторчала здесь без толку. Марсель не заявился и даже не побеспокоился прислать своего покорного коллегу Петю, который, в принципе, всегда был в курсе всех событий. Я подошла к воде, постояла с минуту и побрела по берегу, думая о том, что связь между нами была такой непрочной, и это был второй удар отчаянья, а первый наступил в тот самый вечер нашего знакомства, когда он так бесцеремонно обозвал все девушек шлюхами.

Но ничто не могло помешать мне любить Марселя, и даже его дурной тон, который меня озадачивал. Это чувство, похожее на болезнь, мне нужно было просто пережить. Глаза внезапно стали влажными, и ком образовался в горле, но как только я услышала знакомый голос, то сразу встрепенулась, словно говорил со мной Марсель.

– Алиса, мы здесь, – прокричала Тина и приветливо подозвала меня рукой. Я подошла ближе, не проронив ни слова.

– Не могу налюбоваться твоей загорелой кожей.

Тина облизнула верхнюю губу, щурясь на солнце, а Бен открыл бутылку пива и полупьяный выдал:

– Она всегда так загорает.

Образовавшийся ком в горле заметно выдавал несвойственную мне ранимость, и я едва не разрыдалась.

– Милая, что случилось? Ты так мрачно выглядишь, – жалобно спросила Тина.

– Ничего, – простонала я в ответ.

– А у Тины от солнца веснушки.

Бен снова докучал своими шуточками.

– Прекрати! Неужели ты не видишь, что Алисе грустно?!

Тине не нравилось, когда Бен пил, но больше всего она терпеть не могла быть раздражённой, и всякий раз, когда он надоедал, она отмахивалась от него руками, как от мухи, и единственный способ от него избавиться – это начать кричать и толкаться, собственно, что она и сделала, пока он, наконец-то, не ушёл.

Теперь мы обе молча сидели на пляже. Я один раз украдкой взглянула на Тину. Её же взгляд задумчиво блуждал по морю. Тишина казалась удручающей, но из меня слова не лезли, и из Тины, очевидно, тоже, пока она сама вдруг не нарушила наше затянувшееся умиротворение.

– Смотри, не твой ли там блондин сидит?!

Она тыкнула пальцем влево.

– Мне всё равно.

Я взглянула равнодушно на сидящего Марселя где-то в двадцати шагах от нас (я успела приблизительно прикинуть) и узнала его сразу, но он, кажись, нас не приметил или только делал вид, что озабоченно бросает гальку в воду.

– Точно он.

Тина лихорадочно заёрзала на месте.

– Пойди и поздоровайся.

– Не буду!

Моё лицо заметно омрачилось.

– Что с тобой не так? Я что-то пропустила?

– Я в порядке. Просто не хочу здороваться.

– Ладно, но ты странная.

Тина посмотрела на меня с какой-то грустью, и по взгляду её стало ясно, что она обиделась.

– Ничего не случилось. Недавно был момент разочарования, но он уже прошёл.

Едва заметная улыбка появилась на моём лице, хотя внутри меня всё до ужаса бесило, вплоть до лифчика, который нужно было постоянно поправлять.

– Ты уверенна?

Тина говорила так, будто мне не доверяла.

– Да.

Я решила, что будет лучше не рассказывать ей о том неприятном случае. Естественно, была задета моя гордость, но я не хотела впадать в отчаяние, а наоборот, сделав три глубоких вдоха, я снова стала улыбаться. Наверное, назло ему, сидящему так непосредственно и бросающему безмятежно камешки в море.

– Кто этот парень рядом с ним? Такой невзрачный, – сказала Тина с улыбкой.

– Это Петя. Его друг и коллега. Я ему нравлюсь, а он мне нет.

Мы обе рассмеялись. Неожиданно Петя посмотрел в нашу сторону, а затем обернулся и сам Марсель. Тина помахала ему рукой, а мне пришлось натянуть улыбку.

– Они нас просто игнорируют. Что за идиоты!

– Не стоило махать. Теперь они решили, что мы сделали первый шаг, раз ты помахала, а я улыбнулась.

– Ещё чего!

От Тины исходила уверенность в себе, а во мне затаилась обида. Я не хотела смотреть на него, но какая-та странная сила вынуждала меня изредка поглядывать в его сторону, словно я ждала подходящего момента, чтобы встать и подойти к нему ближе и, наконец-то, выяснить, почему он не пришёл ко мне на пляж. С тех самых пор, как мы встретились, меня терзали смутные сомнения. Я искала взаимности, а он будто бы нарочно отдалялся, будто специально своим поведением провоцировал во мне этот страх – желание призирать и ненавидеть себя за проснувшиеся во мне чувства. Я видела в нём корень зла и прекрасно понимала, что быть с ним – это значит со многим смириться, но тем не менее я продолжала о нём думать и даже искать встречи.

Пока я, задрав нос к солнцу, витала в небесах, Тине стало скучно. Ей надоело весь день торчать на пляже и от скуки вертеть по сторонам головой, именно поэтому она больше не лежала на ярко жёлтом полотенце, а грациозно вышагивала к морю, вся извиваясь, как кошечка. Я очень удивилась, когда увидела Марселя позади неё. Он не имел накаченного тела или соблазнительной походки, но его широкие плечи и, поистине, мужской торс приковывали взгляды окружающих. Меня знобило от желания помчаться к морю вслед за ним и сделать вид, что всё прекрасно. В тот момент я хотела бы казаться легкомысленной, но сильная сторона моего характера не позволяла мне этой слабости.

– Почему бы тебе не присоединиться к нам?

Марсель обернулся, словно затылком чувствовал мой взгляд на себе. Он развёл руки в стороны и впервые искренне оскалился.

– Не вижу в этом смысла.

Теперь за меня говорил мой холодный неприступный нрав.

– Ещё вчера ты была милая.

Он подошёл ко мне, молча взял меня за руку и резко потянул на себя, я вскочила на ноги, и тогда он повёл меня за собой. Сначала я подумала, что он ведёт меня к Пете, и хотела сказать, что его друг мне не нравится, но мы прошли мимо него, и я гордо взглянула на Петю. Тот сидел на писке и смотрел мне вслед, будто сердцем он был взволнован, и только взгляд его казался неподвижным. Я дёрнула руку к себе, но Марсель крепко сжал её в своей ладони, не желая отпускать.

– Какого чёрта? – прошипела я.

Мы шли в сторону просёлочной дороги и через несколько минут покинули пляж. Я пыталась вырваться, но Марсель по-прежнему тянул меня за собой, крепко держа за руку. Вдруг я испугалась, что он причинит мне боль и закричала:

– Куда мы идём?

Марсель не отвечал. Он упёрто вёл меня тропинками в то место, которое я вряд ли знала.

Спустя ещё несколько минут мы очутились в безлюдном помещении, похожем на маленький заброшенный завод. Как только мы зашли за угол, то мой страх прошёл, и любопытство накрыло меня с головой. Я осмотрелась вокруг. Кроме нас там никого не было, а в воздухе попахивало сыростью. Марсель неожиданно толкнул меня к стене и одной рукой схватил за горло, а другой залез ко мне под юбку, словно заранее знал, куда хотел засунуть свои шустрые пальчики. Я даже не догадывалась, на что он был способен, и от неприличных фантазий, взбудораживших мне мозг, мои губы задрожали, а сердце колотилось так безбожно, что вот-вот бы выпрыгнуло из груди. Нужно было срочно действовать, а иначе он бы овладел мной прямо здесь. Не хотелось мне сношаться в этом жутком сером здании. Любой свой сексуальный опыт я представляла себе в месте куда более романтичном и ему на ухо прошептала:

– Интересно, и какая я по счёту?

Сперва Марселя словно переклинило, и взгляды наши вдруг пересеклись. Он помрачнел в лице, глаза его как будто почернели, рот скривился, было видно, как подёргивалась верхняя губа, видимо, от гнева, но потом он что-то быстренько сообразил и снова подобрел. Я, затаив дыхание, удивлялась его сдержанности и какой-то редкой собранности, несвойственной ребятам его типа. Ведь он мог проявить ко мне агрессию и силой завершить желаемое, но, увы, он вовремя остепенился. Всё-таки вопрос мой неприятно резанул Марселю слух. Он, наверное, впервые встретился с отказом, оттого и был весь вне себя от замешательства, и тут же прекратил все похотливые движенья своих рук.

Мы молча вышли из сырого здания и вернулись на пляж. Марсель шёл впереди, а я следом. Мне стало интересно наблюдать за тем, как взрослый человек из самопризнанного ловеласа скатился ниже плинтуса и превратился на глазах в униженного мальчика, который с треском провалил свой первый сексуальный опыт. Он неожиданно остановился, но я молча прошла мимо, и тогда Марсель не выдержал и пробурчал мне в спину:

– Ты ведёшь себя как virgin.

Кровь прилила к лицу, и стоило мне снова услышать его голос, как сердце моё тут же застучало.

– Я скоро уезжаю. Проведёшь меня на остановку? – спросил он, что выглядело очень странно, ведь вряд ли после поражения о чём-то просят. Не оборачиваясь, я окинула взглядом штильное море и невольно взглянула на Тину, которая пыталась мне что-то сказать и как безумная махала руками, корча гримасы.

– Я заплатил за полотенце. Оно лежало на кровати с остальным бельём, но пришёл охранник и сказал, что полотенце пропало и надо заплатить.

Я сморщилась от удивления и обернулась на его слова.

– Что?

– Охранник украл это чёртово полотенце, чтобы взять с меня деньги.

Марсель звучал так глупо, а его возмутительный тон нервировал, поэтому я больше ничего не сказала, и он замолк. В какой-то момент мне стало тошно от множества воспоминаний – приятных и не очень – которые хотелось бы забыть, но моя безжалостная совесть, как последняя скотина, мне твердила: так тебе и надо.

Я одним намёком выдавала свои чувства. Это не могло не раздражать. Пережить немало горьких минут и при этом оставаться такой паинькой – вдвойне бесило. Я огорчала саму себя, потому что не была уверенна в том, или смогу навсегда избавиться от удручающего чувства, по вине которого Марсель занозой сидел в моей голове. Отвращение не то к нему, не то к самой себе превращало меня в жалкую особу, не способную мерзавцу дать отпор.

Всё его нелепое существо действовало на меня магически. Ему даже не пришлось уговаривать меня провести его на автобус, и всё из-за моей излишней влюбчивости, а ведь могла бы хоть немного поюлить. Так я ему быстро надоем. Его нужно было мысленно держать за одно место, а иначе перестану интересовать его как девушка.

Марсель уже успел забрать свои вещи и вернуться ко мне, пока я стояла как вкопанная, пытаясь разобрать воздушные послания моей неугомонной Тины. Он несколько раз окликнул меня, но лишь спустя минуту его голос, наконец, достиг моих ушей и опять проник мне в сердце.

Мы неторопливо поднялись вверх по склону и пошли вдоль дороги, которая вела к автобусной остановке. Было невыносимо жарко. Я полпути как изнывала от жажды. Идти под солнцепёком было самой настоящей карой для меня, а Марсель, казалось, вовсе не устал, а наоборот, расправив плечи, бодро шёл вперёд, только капли пота выступали у него на лбу и стекали по височным впадинам прямиком в ушные раковины.

На остановке у дороги я увидела Петю. Он с сумкой на плече сидел на бетонном бордюре и странно улыбнулся, как только мы к нему примкнули. Времени оставалось сосем мало, а Марсель медлил и был нерешителен. У меня возникла мысль, что он не собирался брать мой номер телефона, и, сглупив, я решила сделать первый шаг и сама вручила ему заранее подготовленную записку.

– Вот мой номер телефона.

Я протянула к нему руку, а он не более, чем удивился и, выхватив записку, как какой-то ненужный огрызок бумажки, скомкав, сунул в карман своих брюк.

К остановке подъехал автобус. Марсель шустро схватил сумку и ринулся к нему, на ходу выкрикивая, что дня через три позвонит. Петя следом соскочил с бордюра, устремив свой жалкий взгляд к автобусной двери, и, измотанный жарой, еле простонал:

– Не волнуйся. Непременно позвонит.

7

Я вернулась обратно на пляж, словно это было то единственное место, где мне было несказанно хорошо. С той самой секунды, как мы расстались, – возможно, даже навсегда – моё сердце сжалось от отчаянья. В душе образовалась пустота, а желание его забыть не давало покоя. Изо всех сил я старалась казаться взрослой, сдерживать слёзы и смотреть вперёд, пытаясь обрести былую страсть к свободе, но воспоминания возвращали меня в прошлое, в те два прошедших дня, которые внутри меня перевернули всё вверх дном. Мои попытки что-то предпринять стали безнадёжными с того самого момента, как он сел в автобус, из-под колёс которого у меня перед глазами ещё долго клубилась пыль.

«Мне всё равно», – сказала бы я вслух, уединившись где-нибудь на пляже, но проще было забивать себе голову мыслями, напрасно стараясь влюбить в себя очередного парня, – и не просто там какого-то подростка без малейшего понятия о будущем, а взрослого, нашедшего себя в науке, молодого человека – физика. Теперь его и след простыл. Жизнь в одночасье стала бесполезной, и это солнце, море и галька, по который было больно ступать босыми ногами, – с его отъездом ничего не радовало больше глаз.

Солнце почти зашло за горизонт, а я продолжала сидеть на тёплом побережье, думая о том, что рано или поздно всё кончается. Я не задавала самой себе вопросов и не искала ответов, только чувствовала, как горели щёки. На мгновение закрыв глаза, я вспомнила пустое помещение, и запах сырости, и поцелуй, и даже чувство гордости, по вине которой я убрала его руки, но теперь об этом сожалела, хотя сожалеть уже было поздно. «С ним я менее несчастлива, чем без него» – подумала я и, оглянувшись вокруг, увидела Тину. Она сидела у самого моря, ласкаясь последними лучами заката. Тогда я зашагала к ней по освещённому закатным солнцем берегу и присела с ней рядом.

– Алиса, где ты была?

Тина посмотрела на меня, нахмурившись.

– Он уже уехал, и теперь мне грустно.

Я вздохнула и немного задумалась, потом мой голос опустился до шёпота.

– Представляешь, сегодня днём он целовал меня в губы.

Тина с любопытством прикусила кончик пальца и процедила сквозь зубы:

– Между вами что-то было?

– Ничего не было. Всего лишь поцелуй.

Я замешкалась в поисках уместного оправдания, но Тина осмелилась сказать:

– Теперь будут последствия. Ты готова с этим мириться?

– Какие последствия? Ты это о чём?

Тина обхватила себя за шею и, высунув язык, злобно проревела:

– Я думаю, что это лишь вопрос времени, детка.

– Хватит дурачиться. Я не настолько глупа, как ты думаешь.

Я бросила на неё упрекающий взгляд.

– Наверняка он хотел большего, чем просто поцелуй, – продолжала Тина.

– Хотел. И что с того? Он очень даже быстро обломался.

– Да что это с тобой? Я думала, он тебе нравится. Не понимаю тебя. Ты могла бы с ним позабавиться и бросить, ведь он бы точно так же поступил.

Тина развела руки в стороны и закатила глаза. Она не знала, что это такое быть больным любовью, и о такой болезни даже не догадывалась. Оттого и жизнь её была намного проще. Она не понимала, что это такое, когда сердце замирает, а дыхание захватывает при одной лишь мысли, что он смотрит на тебя. Возможно, Тина любила по-своему и умела свои чувства скрывать.

– Как бы я хотела быть такой как ты и смотреть на вещи проще.

Я опустила глаза, и мы обе погрузились в тишину. Для меня наша дружба значила больше, чем просто глупые беседы ни о чём. Мои дружеские чувства к Тине были по-настоящему искренние, поэтому я злилась, когда она из лучшей подруги превращалась в пустоголовую сплетницу, и тогда тишина становилась единственным выходом, которую она внезапно прервала:

– Я советую держаться от него подальше. Он уехал, и лучше тебе его забыть.

Я посмотрела на неё безразличным взглядом, но мне почудилась нотка настороженности в её голосе.

– Ну и что теперь будешь делать? – спросила она.

– Не знаю. Пока мне ничего не приходит в голову.

Я подсела к ней ближе.

– У него есть мой номер телефона. Пусть сначала позвонит, а там будет видно.

– Он позвонит.

Тина сказала с такой уверенностью, будто норовила мне польстить.

Близился вечер. Вдалеке от моря было душно. Мы продолжали сидеть на берегу, дышать морским воздухом и вместе наслаждаться закатом, который каждый вечер радовал меня по-новому. Удивительно, как заходящее солнце разукрашивало небо во всевозможные оттенки розового, красного, оранжевого. Закат словно успокаивал, вселяя надежду на светлое будущее, которое обычно представлялось мне в кромешной темноте. Море начинало волноваться, и накрапывал дождь. Погода здесь была капризной в этот день, но желание не покидать эту чудную местность оставалось неизменным. Более того, оно усиливалось с каждым часом – с торопливым приближением отъезда.

Странным и в такой же степени волнующим было то, что на этом берегу я встретила кого-то, кто глубоко запал мне в сердце, и мысль о том, была это любовь или обыкновенная влюблённость, меня чрезвычайно беспокоила. Окидывая взглядом уж в который раз один и тот же берег, я представляла, как Марсель стоит напротив и приветливо машет мне рукой, словно его обострённая чуткость могла разглядеть во мне мои самые тайные желания. Мне в мыслях было проще сделать то, что он намеривался со мной сделать в запустелом здании, куда меня так увлечённо приволок сегодня утром.

Я помнила выражение его лица и то, как он слегка поджимал губы, когда старался скрыть своё смятение. Достаточно было и взгляда, чтобы понять, что он питал ко мне нежные чувства, которые могли бы послужить самообманом, тешащим его же собственное самолюбие. Наконец, я впервые серьёзно задумалась, как вдруг Тина обняла меня за плечи в ту самую секунду, когда я пыталась провести тонкую грань между правдой и ложью.

– Ты всё время где-то витаешь с тех пор, как его встретила. Это так не похоже на тебя.

Её голос звучал раскованно, но я распознала в нём трепет и, опустив глаза, чуть покраснела, потом взглянула на Тину из-подо лба, и на моих губах заиграла улыбка.

8

Марсель и Петя вернулись в Лион. Для Марселя этот город был родной. Он там вырос и закончил школу, а Петя на правах коллеги и товарища у него гостил. Путь выдался нелёгким. Они оба подустали, но их отдых, в общем, удался. Исчезло чувство беспокойства, а лёгкое, игривое настроение южного побережья сменилось внезапно появившейся скованностью.

Марсель не мог не думать обо мне. Моя стойкость перед ласками и поцелуями задела его до глубины души, и им овладела смутная тревога, ведь я оказалась первой девушкой в его объятиях, которой удалось избежать с ним большего. Он был скорее поражён той дерзкой лёгкостью, с которой я поставила его на место, а ему хотелось запустить меня на несколько минут в свой рай, дать мне прочувствовать всю глубину приятных чувств, чтоб сердце подскочило до небес, так сильно он хотел мной овладеть.

На первый взгляд он казался спокойным, но поражение пробуждало в нём ряд воспоминаний, которые делали его ещё более жалким и уязвимым. Он всё держал в себе и только по приезду домой, когда уединился в своей спальни, осознал, что впервые за столько лет ему было снова отвратительно неловко. Он дико мучился той мыслью, что я, в его глазах очередная пигалица, сумела выскользнуть из его рук, когда он был уже так близок. И вдруг всё развалилось, как карточный домик. Он забыл, что такое порядочность, а любой отказ вынуждал его сдаться, хотя он уважал себя за то, что умел держать своё достоинство в штанах, и отступал лишь только потому, что ему хватало сил уберечь себя любимого от непоправимой ошибки. К счастью, он был за безопасный обоюдный секс без насилия.

Марсель был самодовольным, обладал чувством собственного достоинства, умел ценить и любить себя, именно поэтому тот ущерб его мужскому благородству, который ему недавно довелось испытать, стал, поистине, велик. Он застал его врасплох, и ему казалось, что все планы, которые так удачно сложились в его голове, в одночасье рухнули. Вдобавок ко всему Петя нависал над ним со своим пари и в ожидании обещанных фотографий обнажённой меня. Одним слово, всё шло не так, как было запланировано, но Марсель не падал духом.

Он увлёкся идеей влюбить меня в себя, попал под дурное влияние Пети, для которого нравственные нормы не существовали вообще. Тот только с преогромным удовольствием подливал масла в огонь, распаляя страсти и наверняка визжа где-то в полном одиночестве в своей кровати. Марсель тревожно размышлял о том, что могло мне в нём так не понравится, что я его отвергла и не дала ему шанс, ведь до этого им были все довольны. Ни одна, а побывал он уже в нескольких после разрыва с бывшей, не могла устоять перед его пальцами, которыми он с радостью вершил свои порочные делишки. И даже его предыдущая пассия Ирис, которая с огромным счастьем распрощалась с девственностью, едва достигнув совершеннолетия, наговорила ему столько комплиментов после того, как он проделал с нею тоже, что собирался сделать и со мной.

Вспоминая каждый мой вздох, он был твёрдо уверен, что просто так меня не отпустит. Ведь помимо пари появилось некое желание не упустить возможность и доказать самому себе своё превосходства надо мной. Он говорил беззаботно, не делая поспешных выводов, а ещё привык всегда одерживать победу. И даже ценой собственного счастья, потому что только желаемый результат имел, по сути, смысл.

Марсель не гнался за временем, даже будучи на грани разочарования. Благодаря врождённой стойкости он умел терпеть и ждать, но сам себе казался глупым, когда в нём играли его же собственные амбиции. Неужели он не догадывался о том, что для меня наша встреча значила гораздо больше, чем обычный летний флирт, а главное, что я хотела пробудить в нём чувства, удостовериться в их подлинности, прежде чем раздвинуть свои ножки. Марсель не только воображал, что я навязываю ему своё общество, но ещё и потешался надо мной при одной мысли, что я сама невинность с отсутствием сексуального опыта. Он не мог предположить, что его слова на пляже в первые минуты встречи у любой отбили бы желание с ним спать.

Для него любовь заключалась в легкомысленном поведении и развязанных манерах. Или он вообще не понимал значения этого слова. Видимо, его подружка ему как следует перекроила мозг. Он решил с ухваткой ловеласа завлекать к себе в постель слабых, жаждущих внимания существ. По его словам, любое чувство было уделом головы, а не сердца, поэтому не стоило мне полагать, что страсть – это другая сторона любви, как и наивно думать, что секс – это её начало.

Идеальные фразы так далеки от реальной жизни. В них кроется десерт, которым можно досыта наесться, и достаточно лишь смело заявить, что безудержный секс требует страсти, а страсть нуждается во флирте, искре и желании обладать. Со временем любовь лишь ненадолго сглаживает все углы, превращая совместную жизнь в мудрую рутину взаимопонимания и уважения. Пропадает страсть, угасает искра, исчезает флирт. Наступает громкое затишье и привычка сосуществовать – неумение объединить любовь и интимное блаженство воедино. Отсутствие всякой креативности, не желание починить, подкинуть дровишек в огонь загоняют отношения в тупик, из которого есть только один выход – расставание, которое в самообмане кажется спасением, но, на самом деле, это ничто иное, как привычный человеку ход.

Давно известно, что в мире нет справедливости, есть только исключения, но их количество ничтожно малое, и каким бы ты был счастливчиком, окажись ты в этом списке исключений, а так любовь односторонняя и далеко невзаимная, как некоторые считают. Иногда даже приходится любить за двоих, поэтому не стоит злоупотреблять и преувеличивать, достаточно лишь понять и принять этот мир таким, какой он есть, и не бросаться от одной иллюзии в другую. И надев «розовые очки», не стоит также забывать, что рано или поздно всё кончается, и вскоре очки станут бесполезны и их придётся снять, и нужно быть всегда готовым к переменам – быть готовым к тому, что увиденное может не понравиться.

Вернёмся снова к тому месту, когда поезд с физиками прибыл на вокзал Лиона. Всю дорогу Марсель был подавлен. Он смутно беспокоился, опасаясь наихудшего, – того, что, возможно, никогда не случится. Его кольнуло нехорошее предчувствие, что план провалится, и он вдруг стал таким задумчивым и нерешительным.

– Петя, я всё время о ней думаю.

Марсель опустил глаза и с минуту что-то невнятно бормотал, а затем воскликнул пылко:

– Интересно, что на ней сейчас надето!

Петя отрешённо на него взглянул и холодно добавил:

– Отправь ей открытку.

Его ответ показался Марселю насмешливым и неуместным. Конечно, он мог бы возразить, но был ли в этом смысл. Петя быстро осознал, что сглупил, ответив лучшему другу так сухо, и побледнел. Он больше не пытался взять шутливый тон, остерегаясь недоразумений.

Они оба вышли из вокзала и направились вдоль центральной улицы в сторону музея, где работала бывшая возлюбленная Марселя. Она не сидела на кассе и не была хозяйкой одного из выставочных залов, а всего-то продавала соки, кофе, чай и выпечку туристам в уютном кафе на первом этаже.

Стоял ранний вечер, и моросил холодный дождь. Марсель жил в пригороде и мог бы прямиком с вокзала поехать домой, но он твёрдо решил навестить свою верную подругу (у европейцев так заведено расставаться по возможности друзьями) и чертовски радовался встречи. Почти два года, как между ними не было любви, а только дружба. Они хоть и расстались, но до сих пор встречались. Могли распить бутылочку, другую, и часами засыпать друг друга вопросами, не желая прекращать беседу. Иногда их разговор мог затянуться до утра.

В ней было что-то притягательное, а её взгляд был мечтательный и мягкий, что даже Петя ликовал при мысли заглянуть в её глаза, и от волнения у него потели, как у школьника, ладошки. Она была владелицей большого бюста. Скорее всего, это подразумевалось под красивыми глазами. Пети нравилось в ней всё: её сдержанность, правильные черты лица, нежная красота, обворожительная улыбка. Он невольно представлял её богиней, восседающей на золотом троне и глядящей на него свысока. Всё дело было в неприступности (она носила маску недотроги), в подобии запретного плода, который Петя так хотел вкусить, но мог лишь любоваться ею с низин своего воображения, а в её присутствии чувствовал себя полнейшим дураком. Уж слишком хороша она была для него. Как всегда, всё самое лучшее почему-то доставалось Марселю.

Через пол часа они оба стояли у входа в то самое кафе, где работала она. Марсель резко пихнул дверь, и его уши пронзил режущий скрип, но никто в кафе не обернулся. Через секунду он уверенно зашёл вовнутрь, а Петя следом за ним, и друг за другом они прошагали к барной стойке, которая скорее напоминала устаревший прилавок, вплотную заставленный подносами, чашками и блюдцами с крошками от ежевичного торта (всё остальное было уже съедено). Увидев неожиданных гостей, подруга приветливо помахала рукой, и Марсель расплылся в улыбке, от которой след простыл спустя минуту. Теперь его лицо нахмурилось, а взгляд стал наглым и натянутым.

Несколько минут Марсель и Петя простояли друг возле друга и взглядом обошли всех, кто суетился в душном помещении. От скуки Марсель ступил вперёд, затем опять назад, потом прошёлся вдоль барной стойки, якобы прилавка, а Петя, как покорная собачка, следовал за ним, но оба вскоре замерли на месте. Марсель кипел от возмущения, однако проявил естественную твёрдость, не подавая виду, что ожидание ему уже обрыдло. В его манере было не действовать, а ждать, чтобы увидеть, как всё само собой решится.

За весь вечер их любимая подруга не нашла для них ни минутки. Она не удосужилась к ним подойти, хотя в кафе было мало людей, но Марсель представлял, что там десятки посетителей. Они набились битком в его голове, на отказ заполонив небольшое пространство скромного заведения, и назло весь вечер мельтешили у него перед глазами. Путём самообмана он пытался оправдать то, как она обращалась с ними. Напустила на себя высокомерный вид, не удостоив их вниманием, а они как дураки прождали битый час. Она даже их не обслужила, а могла бы предложить им кофе с гренками или два кусочка ежевичного торта. Внутри Марсель был потрясён, но снаружи делал безразличный вид. Он ещё раз гордо осмотрелся по сторонам, и как только сел за стол, будто неоткуда перед ним предстала пожилая женщина с блокнотом и ручкой в руках. Следом скрипнул стулом Петя, и они оба заказали по чашке кофе с молоком без сахара.

– Чёрный кофе пьют мужчины, а подростки кофе с молоком, – прохрипела пожилая женщина с ухмылкой на морщинистом лице и удалилась за баррикадированный посудой прилавок.

Уж никак Марсель не ожидал увидеть перед собой официантку преклонных лет, да ещё и в белом накрахмаленном переднике и, более того, услышать от неё упрёк по поводу подростков, в чём она с уверенностью знала толк, учитывая богатый жизненный опыт за её тощими плечами. Он и раньше бывал в этом кафе, но его обслуживала ни старая женщина, а она с копной русых волос и белым нарумяненным личиком, поэтому он удивился равнодушию своей давней подруги, и холодный приём был также для него неожиданный, как и то, что она без особой причины весь вечер игнорировала и его, и Петю, словно они не были в этом кафе и не сидели за этим столиком.

Уже дважды испытал Марсель удар отчаянья, и он хотел бы показать ей, как он зол, но тёплые чувства к старой подруге охлаждали его пыл. Он, то и дело, покорно сидел, как преданный пёс, и не сводил с неё своих голубых безразличных глаз, хотя в душе был жутко разочарован. Его ударило как обухом по темени, и он вдруг испугался, что так и не дождётся от неё внимания, а самому к ней подойти мешала гордость.

Лицо Марселя омрачилось, и он почувствовал себя неловко, ведь он не видел её с мая месяца, и теперь, когда он здесь ненадолго, она к нему не проявляла интерес и не желала говорить.

– И долго мы будем ещё здесь торчать? Она не рада нас видеть.

Петя прошипел сквозь зубы и прокашлялся.

– Наверное, сегодня она не в настроении.

Марсель сказал печально, и в его тоне прозвучало что-то окончательное, словно наступил завершающий этап в его жизни.

Он продолжал сидеть и наблюдать за тем, как она второпях бегала от одного стола к другому, принимая заказы и улыбкой провожая похотливые взгляды туристов. Выражение её лица было милым, но он знал её слишком давно, чтобы не понять, что она заметно изменилась. Только он один мог догадаться, с чем ей приходилось мириться по тому, насколько отрешённым стал у неё взгляд. Поэтому её глаза и были равнодушны, потому что по ту их сторону скрывалась нестерпимая грусть, и Марселю стало ясно, что она не будет с ним об этом говорить. Она не станет из богини превращаться в бедную овечку и ни за что не променяет трон на жалкий хлев.

Уже давно улыбка сошла с лица Марселя, а Питер и вовсе угрюмо молчал. Ещё днём Марсель был превосходно настроен, и глаза у него были добрые, но теперь его взгляд стал ледяной, неподвижный, пронизанный лёгким сиянием. На мгновение они оба поникли в тягостном раздумье, сидя смирно и не шевелясь, как два оловянных солдатика после детского боя. Колкий взгляд Марселя несколько минут блуждал, затем вдруг замер в одной точке, медленно прищуриваясь, словно норовил ударить в цель, но раздался только жалкий шёпот: “Я озадачен. Я не знаю, что сказать».

Петя был не менее удивлён и ответить ему также было нечего. Он даже прибывал в каком-то шоке. Поведение подруги было как плевок в лицо, но унижения ему доводилось испытывать и раньше, что вызывало мучительную дрожь в его сердце. Но теперь в его груди похолодело. Он хотел бы верить в недоразумение, но не в этом случае, когда всё было так нелепо и в какой-то степени абсурдно. Петя вдруг порывисто поднялся, отдёрнул руку в сторону и был готов уйти, однако всё ещё стоял как вкопанный, не зная, что делать и куда идти. Он замер на месте, а его лицо стало бледным и непроницаемым, словно он увидел призрака, который велел ему сесть. «Приготовься столкнуться с иллюзией», – вертелось у него в голове, и не будь он так поглощён своей задетой гордостью, то поразился бы тому, как печально он выглядел со стороны.

Марсель тотчас же соскочил со стула и на расстоянии вытянутой руки сделал несколько щелчков пальцами перед стеклянными глазами Пети, а затем жалкий как у собаки взгляд ещё раз бросил на уже странную подругу, воображая, что она как бабочка порхает в воздухе, и поспешно удалился вон.

Петя всё ещё стоял и выглядел, как и прежде, мрачно, подстать своему настроению. Он превозносил её до божества, и она была единственным примером идеальной девушки, и благодаря ей он думал, что они ещё чего-то стоят. Но теперь он будет только умиляться изваянью Афродиты. К счастью, были и другие скульптуры – так что жизнь не казалась исчерпанной, и скорее страх, а не гнев выражался на его измученном лице, и взгляд его беспокойно блуждал до тех пор, пока не узрел в стене щель, в которую можно было нырнуть. У него перед глазами всё плыло и мелькало, и он мог бы смело предположить, что это люди вдруг стали чёрными пятнышками в его голове. Сгорая от стыда, Петя устремился в тёмное отверстие между приоткрытой дверью и стеной, и быстро исчез из кафе вслед за Марселем.

C наступлением ночи дождь усилился и бешено хлестал по карнизам научного института физики, который Марсель спустя час покинул. Но до этого он встретил там коллегу, который, так же как и он, допоздна засиживался в полутёмном кабинете, перелистывая важные бумаги, что для него было единственным лекарством от бессонницы. Коллега уяснил, что всякий раз, когда разум Марселя нуждался в отключке, он заезжал в институт и только за работой мог успокоить свои нервы, не желая говорить, хотя, впрочем, рассказать мог многое. Так он, не отрывая глаз от научных бумаг, ненадолго оставался наедине с самим собой и своей наукой.

В тот вечер Марсель не хотел делиться своими сексуальными экспериментами, проведёнными за время своих путешествий, и о чём, конечно же, догадывался весь научный коллектив. В другой раз ему доставило бы удовольствие наивным физикам наврать с три короба, вообразив истории, в которых он ладошками сжимал большие груди и языком ласкал маленькие, как стягивал трусы разных размеров и даже попробовал l'amour de trois, ублажив две молодые «киски».

Его собственное враньё разжигало в нём пошлые фантазии, а его воображение не имело никаких границ, когда умные глаза коллег-учёных становились жадными от вожделения, а в их штанах росло заметно напряжение. Тогда они уединялись в туалетах, и все дружно онанировали, выпуская из своих трусов похотливый мужской дух на волю. Занимательные байки мог прервать только научный руководитель, который второпях и без стука обычно врывался в полузаколдованное царство, и тем самым не нарочно возвращал утраченную трезвость почти до грани доведённых физиков. Они быстро приходили все в себя и снова погружались с головой в работу.

Марсель добрался домой в полночь. Капельки дождя блестели в тусклом свете фонарей, а насквозь промокший глянцевый асфальт, слабо освещённый желтоватым светом, серпантином убегал в гущу дремучего леса, который линией чернел на горизонте. Он не спеша вошёл через калитку в ночной двор и на мгновенье устремил отчаянный взгляд в затянутое тучами небо, стоял и мокнул под дождём, представляя, как мерцают звёзды у него над головой. Он видел в них алмазы, которые служили бы украшением к вечернему платью в очередной раз разбившей ему сердце подруги. Её образ ещё долго стоял у него перед глазами, а потом растворился в ночной вышине вместе со звёздами – такими же призрачными, как и его представление о ней.

От шершавого тёплого язычка Марсель встрепенулся и почувствовал, что у него похолодели пальцы рук. Его встречали два чёрных котёнка и щенок по кличке Буга. Это он лизал ему усердно руку, подпрыгивая и виляя радостно хвостом. Марсель любил собак и чёрных котов, но особо ими не интересовался. Он мог похлопать щенка по спине или нежно погладить чёрного за ушком, и не более того. Он был слишком занят, чтобы призадуматься над тем, стоит ли сопоставлять животных и людей. Но животные хотя бы были преданные.

В сопровождении щенка Марсель вошёл в дом, где жили его родители. Он навещал их спонтанно и редко, не оглашая дату приезда и не выдавая истинную причину своего визита. Его родители жили в огромном фермерском доме, в котором рос Марсель до полового созревания, пока с 16 лет не стал ночевать у друзей или скитаться по съёмным квартирам между Лионом и прочим миром (он работал по контрактам в разных странах). Так ему было проще – мать не заставляла соблюдать режим, а отец не надоедал своими глупыми дискуссиями о глобальном потеплении и скором конце света. Это в молодости они были либералами, а как только начали стареть, так и пошло-поехало – кто в лес, кто по дрова. Теперь у каждого свои понятия.

Марсель ненадолго задержался у входа. Он захотел, наконец-то, вдохнуть полной грудью тёплый домашний воздух с ароматом лечебных трав, которые, ведать, на днях насобирала его мать. Запах был ещё свежий. Она аккуратно друг возле дружки разложила уже почти подсохшие стебельки с цветочками на развёрнутой газете, а рядом на столе лежали книги о целебных травах. Мать провозгласила себя знахаркой с недавних пор. В День Святой Троицы дом утопал в полыни, а шкафы были напичканы мешочками с лавандой от моли. Отец уже давно устал бороться с её бзиками – по крайней мере, лучше так, чем жить с сектанткой или набожной, говорил он.

Марсель оглянулся вокруг. Щенок уже давно исчез, а коты остались на улицы. Они были особенно активными в ночное время суток. Из-за чёрного окраса ночью их было не видно. Они могли незаметно выпрыгнуть из-за тёмного угла, мелькнуть перед глазами и снова где-то скрыться. Марсель посмотрел в зеркало и не узнал себя: дождём прилизанные волосы, уставшие глаза, сомнительный взгляд, гладкая бледная кожа с желтизной от уличных фонарей, жидкий свет которых сочился в неплотно зашторенные окна.

Из-за частых командировок Марсель редко бывал дома. Несмотря на свой юный возраст, он только то и делал, что принимал участие в самых разных проектах, посещал всевозможные собрания и даже выступал с научными докладами перед скептичной публикой в составе из одних башковитых учёных, которые регулярно собирались в роскошных залах больших городов. Ему были необходимы эти пару минут тишины возле зеркала, чтобы снова ощутить себя дома и с головой уйти в мир домашних забот, на время забыв про рабочие хлопоты.

Мать Марселя работала инженером-декоратором на заводе по производству винных бутылок, а его отец был местным ветеринаром и по совместительству фермер. Когда Марселя спрашивали, почему он решил стать физиком, он отвечал очень просто – говорил, что физика была единственной наукой, суть которой он всегда хотел понять.

Подростком он увлекался автомобилями и электроникой, как многие ребята в этом возрасте, а повзрослев, начал интересоваться общими законами природы, хотел узнать как можно больше о материи, её структуре и движении. Именно поэтому родители с раннего возраста пробудили в нём интерес к науке, а затем оплатили учёбу на физико-математическом факультете института. И это то, чем он впоследствии успешно зарабатывал себе на жизнь.

Кроме того, у Марселя была старшая сестра по имени Хелен. С ней всё обстояло сложнее. С девочками всегда непросто, поэтому многие будущие мамы молятся о мальчике. В общем, она слишком рано забеременела и родила девчурку Даниэлу. В Лионе её жизнь не сложилась. Будучи излишне импульсивной и не прагматичной, она рассталась с мужем и тайно уехала в Берн, оставив малютку на бабушку с дедушкой. Долгое время ходили даже слухи, что она, непутёвая, бросила ребёнка и смоталась в Швейцарию к едва знакомому мужчине старше её на двадцать пять лет. Это стало целой сенсацией для жителей пригорода, которые обычно жили мирной жизнью. А ведь когда-то давно Хелен была славной, милой девочкой. Носила яркие платья до колен, а на голове самодельную причёску-бублик. В то время она выглядела идеально.

Ребёнком Хелен не интересовалась. О Даниэле она почти ничего не знала, да и во время коротких телефонных бесед особо о ней не расспрашивала – мать называется – не то она была испугана, не то взволнована или стыдилась об этом говорить. Конечно, Хелен понимала, что молода и целая жизнь у неё впереди, а ребёнок был бы ей только обузой. Она не видела, как Даниэла росла и даже не догадывалась о том, что её дочь стала умницей-красавицей. Временами с ней нянчился Марсель, который был вполне доволен своей жизнью: любимая работа, желанная свобода и отчий дом – всегда есть, куда вернуться.

Родной город Марселя Лион лежал в живописном уголке на юго-востоке Франции, изобилующей садами и виноградниками. На восточной стороне возвышались горные массивы, покрытые девственными лесами, что позволяло насладиться красотой природы и отдохнуть от людской суеты. Здешние края были почти безлюдны, и в них отсутствовала городская беготня. Иногда Марсель ходил в лес по грибы, а ещё любил готовить в тишине. Тем и объяснялась его замкнутость и постоянная жизнь внутри себя. Эти два отличительных качества неоднократно подчёркивали в нём ту самую особенность учёного. Хотя он также любил гул мегаполисов и умело совмещал два противоположных образа жизни.

Марсель был человеком сложным, а порой даже странным, со своими тараканами в голове. Он был также непонятен окружающим, как и целая наука, и всё, что было с ней связанно. Никому не удавалось забраться в его внутренний мир и разложить там всё по полочкам, ведь любого могло как громом сразить нездоровое ведение, будто в его черепной коробке хаотично блуждают частицы, которые бездумно бродят туда-сюда, изображая что-то очень важное.

Свой внутренний мир Марсель усердно скрывал. Он открылся только единожды той девице, разбившей ему сердце, после чего опять навечно закрылся. Как человек науки, он был ранимый, страдал от недостатка выдержки, если говорил, то иногда с волнением, и голос его мог звучать отрывисто, а если он смотрел, то только вперёд, и так, что стоящий перед ним человек начинал чувствовать себя невидимкой. С обострённым инстинктом одиночки он также умудрялся чувствовать себе комфортно и в компании. Не выносил отказов, иногда терялся, иногда был чересчур напорист, но знал, что был своеобразен, и гордился тем, что был учёным.

9

– Не знаю, какое платье надеть. Красное или синее?

– Красное, конечно, а я пойду в джинсах и белой майке. Хоть так подчеркну свой отвратительно бледный загар.

Тина вытянула вперёд слегка загорелые руки и сделала губы бантиком.

– Наверное, Бен уже ждёт нас на улице. Сейчас мы выйдем, а он скажет: вечно эти бабы возятся.

Я скривила лицо, изображая пресловутого Бена (от возмущения его нос всегда морщился как гармошка), и мы обе рассмеялись. Очевидно, наш хохот был слышен внизу.

Когда мы вышли на улицу, то увидели Бена. Он стоял напротив с угрюмым лицом, а ногу отставил в сторону, чтобы было легче возмущаться. Его реплика была почти идентична той, которую ещё пару минут назад произнесла Тина. В общем, та же мимика и те же жесты.

– Сколько можно возиться?! Уже час вас жду!

Он подошёл к Тине, взял её под руку, и мы молча спустились к набережной. Было очень тепло, и воздух был наполнен ароматом вечерних цветов. Отовсюду доносились музыка и задорный смех отдыхающих, и меня тянуло в пляс.

Мы неспешно обошли почти все аллеи. В парках уже зажглись фонари, и вечер наполнился праздничным смыслом. От долгой ходьбы мы устали и заглянули в местный бар, который мило ютился на берегу возле пристани. Там было спокойно и по-домашнему. В раскрытых окнах виднелось искрящее море, а барную вывеску трепал морской ветерок. Декорации внутри были скудные, и отделка на стульях местами ободранная, а затоптанный деревянный пол скрипел при каждом движении.

В баре почему-то не играла музыка. Такой расклад мне показался странным. Обычно в это время музыка всегда и всюду сопровождала приподнятое настроение отдыхающих. Мы могли зайти в другое место (таких здесь была уйма), но Бен и Тина заглянули именно сюда. Их что-то привлекало в этом месте. Ну да, по-старому обставлено, большие окна с выходом на море, много места, потёртая посуда с элементами античности, удобные кресла, ну и, конечно, свежий бриз, обдувающий тебя со всех сторон. Удручал всю эту обстановку только гул людей, сидящих кто за столиками, кто у барной стойки. И меньше всего мне хотелось слушать их несмолкаемое кваканье. Тину и Бена это не напрягала. Они были чересчур увлечены друг другом – так что только я одна выглядела недовольной. Нужно было срочно выпить.

Тина заказала выпивку и холодные закуски. Через пять минут бутылочка отменного вина уже стояла в центре нашего стола, а спустя ещё каких-то несколько минут креплёное винцо ударило мне в голову, и я воскликнула: «Маэстро, а где же музыка?!» На меня все покосились. В недоумении на меня глазел весь бар, и только один молодой человек у стойки бросил беглый взгляд на одинокий синтезатор в углу и, сделав несколько шагов ко мне, нагнулся и тихо произнёс: «Вы, наверное, приезжая и не знаете, что летом музыка по вечерам здесь исполняется вживую. Начало в 10», – вежливо добавил он. От него со страшной силой потянуло дорогим парфюмом. Пол флакона, что ли, вылил на себя. Идиот какой-то, думала я, ненавижу, когда люди экстремально душатся, ещё в такую душегубку. М-да, казалось бы, всего духи, а могут рассказать о человеке многое.

Я, помню, точно так же отдыхала, но не здесь, а на другом курортном побережье у себя на родине. Заселилась в отель в десяти минутах ходьбы от пляжа и там раззнакомилась с молодыми людьми. Со мной по соседству жила, по-моему, Таня. Высокая, крупная блондинка с шикарными ногами от ушей. Мы часто с ней общались через выемки в перегородке на балконе, ели вместе в столовой и, естественно, тусили – не без этого. Позже к нам присоединилась одна молодая пара. Мы устраивали посиделки в парке. Было тепло, пахли магнолии, стрекотали сверчки… – прям взяло за душу это уцелевшее воспоминание.

Так вот, на берегу в таком похожем ресторанчике, как этот, только в том был ещё второй этаж – крытый и открытый – работал милый парень, как сейчас его помню, вот только с именами туго. Звали его, кажется, Алёша. Тогда время ещё не взяло своё, и я была пытливой, говорливой. С лёгкостью знакомилась с людьми. Он мне очень нравился. И вся та обстановка. Идёшь по набережной – справа длинный, тянущийся вдоль всего побережья ряд ресторанов и кафе с игровыми автоматами, дискотеками по вечерам и прочее. В одном из тех ресторанов работал Алёша. Мы познакомлюсь в автобусе по пути к морскому побережью. То был мой долгожданный отдых, а для него – работа. Сам он был из небольшого городка в центральной части страны, и каждый год на всё лето уезжал на юг на заработки. Мы были одногодки. В том возрасте я и думать не могла о работе, как только об учёбе и отдыхе, а кто-то, как Алёша, уже вкалывал до седьмого пота.

Я взглянула на часы, которые весели на стене над самой верхней полкой в баре. Мне казалось, что они тикали пугающе громко. От спиртного все мои чувства так обострялись, что заглушить их могла только музыка. «Вы, наверное, приезжая – боже мой, какая речь», – передразнивала я – про себя, конечно, – до безобразия надушенного чувака у барной стойки. Когда вкусно от мужчины пахло, и он стоял ко мне так близко, то нос мой сам тянулся в его сторону, а в этом случае обидно – запах, слышно, дорогой, но человек безвкусный. Начало в десять, а сейчас только восемь. Я отклонилась на спинку кресла и со скукой озиралась по сторонам, иногда тайком поглядывая на того кретина. К счастью, был он внешне ничего. Здоровый дух в здоровом теле – что-то вроде этого. «Живая музыка здесь редкость», – донеслось мне слева. Пышущий здоровьем парень, которого я несколько минут назад окрестила мысленно кретином, уже прильнул ко мне и больно резво попивал шампанское. Ну надо же, я оторвала взгляд от его розовато-беленькой мордашки всего на несколько секунд, а он тут как тут – уже нарисовался.

Мне шипела в ухо Тина:

– Ну, давай же, улыбнись. Не видишь, человек старается.

Тина ловко подпихнула меня к нему, и так по её вине я провела весь вечер с этим человеком. В довершении всего нас постоянно окружали озабоченные парочки, которые то целовались, то зажимались, то ещё весть знает чем занимались в притенённых уголках. Пристыдить бы их – да некому. Я рассуждала как старуха, не то от зависти, не то и впрямь меня вдруг осадил консервативный настрой папы. Прям сижу и слышу, как отец кричит с балкона: Алиса, пора домой.

Мой незнакомец оказался очень скромным. Ни малейшего намёка не то, чтобы на близость, а даже обнимашками не пахло. Он, как последний из могикан, продержал весь вечер руки при себе. Вот это выдержка. Значит, Тина с Беном пересели за другой столик, обнимались, целовались, меня оставили на этого зануду, который под конец ещё нажрался, и я вызвала ему такси. Хорошо, что расплатился хоть с официантом, а то пришлось бы мне ещё и за него платить.

Как быстро наступил глубокий вечер, переходящий в ночь. Вскоре музыканты отыграли свой концерт, и музыка совсем утихла, а бар и вовсе опустел. Из кромешной темноты доносился шум прибоя. Мы очутились на пляже. В моей голове по-прежнему гудела музыка вперемешку с голосами пьяной ресторанной публики. У меня перед глазами всё плыло. Кажись, я чуточку перебрала с коктейлями и намешали их с вином – нельзя так делать. Хмельное веселье продолжалось только у меня и Тины, а Бен вдруг почему-то сделался невыносимо скучным. Он хотел вернуться в номер и лечь спать. Тина полчаса уговаривала его пойти с нами на дискотеку. Она была уверенна, что под шум весёлой музыки он взбодрится и перестанет ныть. У неё к нему был свой особенный подход. Она знала, на какое место нужно было смело надавить в случае необходимости, а как по мне, то мы могли его отправить в номер, а сами затусить вдвоём. В итоге дискотека удалась. Меня дважды приглашал какой-то симпатичный парень на медленный танец. Его имени я, к сожалению, не помню, но была уверенна в одном – танцевал он потрясающе.

Уже светало. Доигрывал последний аккорд. Бен так напился, что едва держался на ногах и еле ворочал языком.

– Пора возвращаться в отель, – простонала Тина, а я очень устала и больше не могла вымолвить ни слова, только жутко хотелось прилечь и проспать до полудня. Утро мне всегда казалось обывательским, и воспринимала я его болезненно. Эта вечная рутина, дисциплина требовали временной попойки, чтобы не страдать однообразием. К счастью, жизнь моя не давала мне скучать.

Не успев зайти в номер, мы тут же расползлись по комнате – кто куда. Я нащупала кровать и словно камнем залегла на дно, не чувствуя своих собственных ног. Даже там, на дискотеке, они не гудели так, как в постели. Всё-таки непревзойдённая способность алкоголя заглушить на время боль поражала своим колоссальным действием. Всего лишь несколько минут в полудрёме я слышала шум прибоя, который словно колыбельная, убаюкивал меня. Потом я видела Марселя, как он лежит со мной и дышит мне в затылок, и кончиками пальцев проводит мне по волосам, а затем я вырубилась, и наступила тишина.