Читать книгу Юркин хуторок - Лидия Чарская - Страница 1

– Динь! Динь! Динь! Динь! – бойко заливается-звенит колокольчик. – Топ! Топ! Топ! Топ! – выстукивают по пыльной, неровной дороге копыта лошадей.

– Тпрууу! – выкрикивает рослый кучер, важно восседающий на козлах, и тройка останавливается у крыльца господского дома.

Два кудрявых черноглазых мальчугана поспешно выскочили из экипажа, за ними выпрыгнул третий, рыженький и бледнолицый, с крошечным личиком фарфоровой куколки. Следом за детьми из коляски легко спустился еще не старый, но с заметной проседью, господин. Он помог выйти толстой маленькой женщине в чепчике на голове и в клетчатом платке на плечах и высокой, тоненькой и бледной девочке лет двенадцати на вид, с белокурыми, отливающими золотом кудрями и кротким, миловидным личиком, напоминающим прекрасные лица ангелов, изображаемых на картинах.

Навстречу вновь прибывшим из дома выбежал приказчик – он же и управляющий усадьбой, – седой старик Андрон, и с низкими поклонами приветствовал господ.

– Милости просим! Милости просим! Пожалуйте, ваше превосходительство! Барышня! Господа молодые! Заждались вас. Заждались. С приездом! Наконец-то пожаловали! – говорил он, ласково кивая и улыбаясь приезжим.

– Здравствуй, Андронушка! Здравствуй! – ласково отвечал старику седой господин, которого звали Юрием Денисовичем Волгиным и который был отцом двух черноглазых мальчиков – Сережи и Юрки, рыженького Бобки и белокурой Лидочки, похожей на ангела. – Ну, веди нас в дом, показывай новое хозяйство. Да прикажи, голубчик, самовар поставить: с дороги и закусить не мешает, и чайку напиться.

– Как же, как же, ваше превосходительство! – засуетился Андрон. – Все сделано. Пожалуйте в столовую.

И он торопливо зашагал впереди господ, указывая им дорогу.

Они миновали ряд комнат, маленьких, уютных, уставленных простой, но изящной мебелью. Дети с любопытством разглядывали все, что попадалось им на пути. Одна только бледная белокурая девочка шла, ни на что не глядя, под руку с отцом и, казалось, не обращала внимания на окружающую ее обстановку. Зато мальчики шумно восторгались всем, что попадалось им по пути. Все казалось им так ново, интересно и мило.

– Ах, папа! – кричал старший, Сережа, тормоша отца. – Как нам будет весело жить в этом маленьком хуторском домике! Это далеко не то, что на даче. И какой ты милый, папа, что купил этот хуторок.

– Мы превесело проведем в нем это лето, – вторил ему Юрик и взглянул на отца огненным взглядом своих больших выразительных глаз.

Несмотря на то, что Юрик был на год моложе Сережи, он казался много сильнее и как будто даже старше брата.

– Да, да! Какой ты умник, папочка, что купил хуторок! – подтвердил и маленький семилетний Бобка, общий баловень и любимец в семье.

– А ты, моя неулыба-царевна, довольна ли? – обратился Юрий Денисович к старшей дочери, которую с заботливой нежностью вел под руку, как больную.

– О папочка, все, что ты делаешь, так хорошо! – произнесла она с чувством и крепко пожала руку отца.

Не совсем довольна была только полная особа в клетчатом платке – нянюшка Ирина Степановна, вынянчившая всех четверых детей Волгиных.

– Хорошо-то, хорошо, – ворчливо произнесла она, – да только была радость – в этакую глушь забираться! Тут и человеческого жилья-то, поди, на несколько верст нет. Охота тоже чуть ли не в самом лесу законопатиться! И провизии тут не доищешься. И разносчики не ходят.

– А как же, няня, мы мимо деревни ехали? – вмешался Сережа. – Там людей много! А провизии, папа говорил, и на хуторе довольно.

– Да деревня-то не близко вовсе: версты две будет, – поправил брата Юрик.

– А я рад, что мы забрались в такую глушь, право; по крайней мере я отдохну за лето, да и вы окрепнете на чистом деревенском воздухе, – вставил свое мнение отец.

– И славно же проведем мы это лето! – весело вскричал Юрик, самый проказливый и шаловливый из всех детей Волгиных. – Я уж видел по пути, что тут всего вдоволь, чего только душа ни пожелает: лес, река, поле… И в лесу эта усадьба, о которой ты говорил, папа… князя этого…

– Да, усадьба и охотничий домик. Как-нибудь мы осмотримся. А пока, друзья мои, советую вам покушать как следует с дороги… Андрон Савельич об нас уже позаботился. И чай готов… Нянюшка, – прибавил Юрий Денисович, обращаясь к Ирине Степановне, – налейте-ка чаю детворе да и меня не забудьте.

Дети не заставили отца повторять приглашение и с большим аппетитом принялись за еду. Старик Андрон, стоя у притолоки, рассказывал Волгину про хозяйственные дела на хуторе. Хутор был куплен Юрием Денисовичем этою весною в одном из прелестных уголков России, и он впервые с семьей приехал сюда провести лето и отдохнуть на деревенском просторе.

* * *

После чая мальчики поспешили на двор – осматривать хозяйство вместе с отцом и Андроном. Нянюшка, что-то ворча себе под нос (она была недовольна решением господ провести лето на хуторе, где, по ее мнению, особенно трудно уследить за буйной детворой), принялась хлопотать по устройству комнат совместно с двумя прислугами, приехавшими на хутор еще накануне.

Бледная белокурая Лидочка осталась одна в столовой. Она медленными глотками допила свой чай и осталась сидеть за столом.

– Не желаешь ли, дорогая, пока пройти в сад? – предложил вдруг вошедший в комнату отец.

– Хорошо, папа, – ответила девочка и, тихо встав из-за стола, оперлась на подставленную ей отцом руку и вышла вместе с ним из комнаты, осторожно ступая, точно боясь новой, незнакомой ей обстановки.

Медленно пройдя ряд комнат, они вышли на балкон и спустились в сад.

Это был роскошный старый сад с вековыми деревьями, громадными дубами и кленами и белоснежными березками, покрытыми сплошною шапкой зеленой листвы. Лидочка, под руку с отцом, шла так же медленно и осторожно по длинной и прямой, как стрела, аллее. Солнце золотило ее белокурую головку и ласкало бледное личико своими прощальными лучами. Когда они дошли до конца аллеи, отец подвел девочку к скамейке и сказал:

– Ты, наверно, устала, дорогая? Посиди здесь на скамейке, отдохни. Я пойду распорядиться по хозяйству, а к тебе пошлю няню.

Лидочка послушно опустилась на скамью и осталась сидеть, прислушиваясь к удаляющимся шагам отца.

Вдруг она вздрогнула и насторожилась. В кустах послышался легкий шорох и задавленный смех.

– Кто тут? – испуганно воскликнула Лидочка и протянула вперед руки как бы для защиты.

– Это я! – послышался чей-то звонкий, серебристый смех, похожий на колокольчик.

– Кто – ты? – тем же пугливо-вопрошающим голосом спросила Лидочка.

– Я – майская фея! Или ты не видишь меня?

И из кустов шиповника выскочила маленькая странная фигурка и подбежала к Лидочке.

Это была девочка лет десяти-одиннадцати на вид, с лукавым, подвижным и смеющимся личиком, черненькая, с длинными толстыми косами до пят, вся с головы до ног украшенная цветами, в венке из душистых ландышей на черненькой головке.

– Майская фея? – произнесла бледная девочка. – Но разве существуют на свете феи? Феи бывают только в сказках.

– Должно быть, существуют, если я говорю тебе, что я – фея, – с тем же серебристым смехом отвечало странное существо. – Взгляни на меня: разве ты не видишь, до чего я похожа на фею?

– Нет, не вижу! – произнесла бледная девочка и кроткое лицо ее подернулось печалью.

– Не видишь? Почему? – удивилась в свою очередь странная фигурка, называвшая себя феей.

– Да потому, что я… слепая, – тихо прозвучало в ответ, и белокурая девочка низко опустила свою золотистую головку.

– Слепая! – удивленно протянуло странное существо. – Слепая! Вот никогда бы не подумала этого… Значит, ты не видишь ни голубого неба, ни золотого солнца?

– Нет!

– Ни цветов, ни деревьев, ни птичек?..

– Нет, нет! – было ответом.

– И меня не видишь?

– Нет, я слепая; мои глаза, как мертвые, – уныло произнесла Лидочка. – Но кто же ты на самом деле? Ведь я знаю, что феи не существуют… Ты должна мне сказать, кто ты?

– Ха, ха, ха! – со звонким смехом, похожим на звук серебряного колокольчика, произнесла странная девочка, – какая ты недоверчивая! Я уже сказала тебе, что я фея – фея и есть. Мне жаль, что ты слепая, потому что, во-первых, ты такая хорошенькая и сама очень похожа на фею, а во-вторых, потому что ты не видишь меня и не можешь удостовериться в том, что я действительно фея!.. Слышишь? Меня зовут. Это кличут меня такие же маленькие феи, как и я, чтобы справлять наш майский праздник в лунном свете. Жаль, что ты не фея и не можешь участвовать в этом празднике. Прощай, прощай! Пора! Солнце уже заходит.

– Как же зовут тебя? Скажи мне, по крайней мере! – произнесла слепая Лидочка, живо заинтересованная своей странной собеседницей.

– Мая! Фея Мая, – прозвучал в ответ серебристый голосок. – А тебя?

– Меня зовут Лидочка, – произнесла слепая.

– Ну, прощай, Лидочка! Не забывай фею Маю! – произнес тот же серебристый голосок, и странное маленькое существо с веселым смехом исчезло в густо разросшихся кустах шиповника.

В ту же минуту по аллее послышались шаги. Это явилась няня за Лидочкой. Держа под руку няню, Лидочка тем же медленным, рассчитанным шагом повернула к дому и пошла своей осторожной походкой, какой обыкновенно ходят только слепые.

– Кто она – эта странная маленькая Мая? – рассуждала по дороге девочка. – И откуда взялась она? Надо будет узнать, нет ли у приказчика Андрона или у кучера родственницы, какой-нибудь щалуньи-девочки, которая подшутила над нею, Лидочкой, назвавшись феей. – Что она не фея, это Лидочка отлично знала. Отец Лиды постоянно занимался со своей слепой дочерью, со слов знакомя ее с разными науками, поэтому Лидочка была достаточно образованна, чтобы не поверить в существование фей и всего сверхъестественного на белом свете. Но кто же, однако, эта девочка?

* * *

В то время как слепая Лидочка неожиданно встретила странное маленькое существо, назвавшее себя феей Маей, ее три брата успели обежать скотный двор, заглянуть в хлев к коровам и свинке, помещавшейся по соседству в обществе своих двенадцати поросят, розовых и нежных, еще не обросших щетиной. Мальчики приходили в восторг решительно от всего: им нравились и поросята, и Буренка, доверчиво бравшая хлеб из рук, и красноносый индюк, важно разгуливающий по двору, и семейство цыплят, следовавшее с пронзительным писком за своей матерью-хохлаткой. Но больше всего возбудили их любопытство конюшни. Кроме тройки вороных, там еще стояли четыре верховые лошадки и четыре рабочие. Особенно привлекал внимание детей один гнедой верховой конек. Коня звали Востряк, и он как нельзя более оправдывал это прозвище: он поминутно вертел головою, махал хвостом и ржал так, точно хотел этим ржанием по-своему, по-лошадиному, приветствовать своих новых господ.

Из конюшни дети побежали на задний двор, где находилась голубятня, помещавшаяся как раз над домиком скотницы Аксиньи.

– Можно посмотреть голубей? – обратился вежливо Сережа к краснощекой и толстой хозяйке избушки, входя к ней в горницу по шатким ступеням крылечка.

– Пожалуйста, молодые господа, пожалуйте! – проговорила Аксинья, низко кланяясь барчукам. – Митька, а Митька, – закричала она резким, пронзительным голосом, – и где ж это ты запропастился? Сведи господ на голубятню. Слышишь, что ль?

Но невидимый Митька не откликнулся на призыв Аксиньи, и мальчикам пришлось подниматься одним по узкой и скользкой лесенке в мезонин домика.

– Да где же голуби? Их нет! – разочарованно протянул Сережа, заглянув в темный мезонинчик под крышей.

– Нет голубей, – в тон ему грустно протянул Бобка.

– Стойте, а это что? – произнес шепотом Юрик.

Его зоркие глаза отыскали в углу небольшое гнездышко, свитое под балкой, и в нем четырех еще не оперившихся птенчиков-голубков, пищавших на разные голоса.

– Ах, прелесть! – вскричал, всплеснув ручонками, Бобка. – Возьмем их к себе в детскую непременно.

– И будем их кормить молоком, – подхватил Сережа.

– И глуп же ты, Сережа! – насмешливо произнес Юрик. – А еще старшим называешься. Ну где же это видано, чтобы голуби, как котята, молоко пили?

Сережа сконфузился.

– Возьмем их с собою! – тянул Бобка и протягивал ручонки к гнездышку.

– Оставь, я сам! – оттолкнув его, проговорил своим резким голосом Юрик, и бросившись ничком на ворох соломы, он в свою очередь потянулся рукою за гнездом.

Тут произошло нечто совсем неожиданное. Ворох соломы зашевелился, словно живой, под Юриком, и из-под него высунулась белобрысая головенка с потешными пышными вихрами и маленьким носом, торчавшим на детской грязной рожице в виде пуговицы.

– Не трожь голубей, тебе говорят! – произнес вихрастый мальчик. – Голуби мои, и худо тебе будет, коли что ежели…

– Вот тебе раз! – протянул изумленный Юрик, в то время как Бобка со страхом попятился к двери. – Вы из каких же будете, господин хороший, и чего же вы бранитесь, с позволения сказать?

Вихры отчаянно зашевелились, и нос-пуговица окончательно вылез из-под соломы. Обладатель этого носа оказался небольшим пузатым босым человечком в грязной, заплатанной в нескольких местах рубашонке. У него было какое-то задорное и в то же время недоумевающее выражение лица.

– Кто ты такой? – спросил Юрик, удивленно глядя на этого курносого и вихрастого мальчугана.

– Кто? Я-то? – переспросил мальчуган.

– Ты-то!

– Я-то – Митька! А вот ты-то кто будешь? – произнес далеко не миролюбивым тоном курносый человечек.

– А я – Юрик, – отвечал маленький барчук, с трудом удерживаясь от смеха при виде этой забавно воинственной рожицы. – А это Сережа, – указал он на старшего брата, – а этот – Бобка, – протянул он палец в направлении рыженького мальчика, забившегося от страха в уголок.

– Бобка… имя-то словно собачье! – протянул с глупой усмешкой пузатенький Митька и вдруг снова неожиданно рассердился: – А пошто вы, ровно воры, в мою голубятню забрались?

– А пошто ты, как разбойник, в соломе спрятался? – передразнивая его, спросил Юрик.

– Боялся я! Тетка Аксинья меня била, шибко била… Велела коров пасти, а я убег.

– Зачем же ты убег? – спросил Юрик.

– А тебе што за дело?

И Митька воинственно выпрямился и даже сжал в кулаки свои грязные ручонки. Но как раз в эту минуту раздался пронзительный крик внизу:

– Митька-а! Митька-а! Куда ты провалился?

– Ахти, беда мне! – вскричал Митька и снова нырнул в солому. – Прибьет она меня, прибьет беспричинно. У нее первое дело – за вихры таскать.

– А ты не бойся. Мы тебя не дадим в обиду, – успокоил его Юрик.

– Это кто? Ты-то?

– Да хоть бы и я!

– Во! Так она на тебя и посмотрит.

– Батюшки! Да она сюда идет, – прошептал испуганно Сережа.

– Беда, беда! – вскричал Митька и с головой ушел в свою солому.

Действительно, ступени скрипели под тяжестью Аксиньи, и не успели мальчики переглянуться между собою, как ее тучная фигура показалась на пороге мезонина.

– Ну, полюбовались на голубков, барчата! – произнесла она вкрадчивыми певучим голосом, каким обыкновенно говорят простолюдинки, когда желают показаться ласковыми и добрыми. – Голубки-то улетели.

– Да, – произнес лукаво Юрик, искоса поглядывая на чуть шевелившуюся в углу кучу соломы, – и Митька ваш улетел вместе с ними.

– Митька? Да нешто вы его знаете?

И, не дожидаясь ответа, Аксинья стала жаловаться на Митьку: и лентяй-то он, и грубиян, и разбойник, совсем он от рук отбился и сладу с ним никакого…

А курносая рожица в это время выглядывала из своего убежища под соломой и корчила такие уморительные гримасы, что три мальчика едва могли удержаться от смеха.

– Митька ваш племянник? – спросил Юрик толстую Аксинью.

– И-и… какой он мне племянник, детушки! Просто он сирота бездомная, и приняла я его к себе по своей доброте, а он, заместо того чтобы помочь мне в чем по хозяйству, только проказничает. Невмоготу мне с ним!

И, говоря это, толстая Аксинья, раньше чем кто-либо из детей мог предвидеть это, тяжело уселась на кучу соломы, под которой притаился злополучный Митька. Уселась и тотчас же вскочила на ноги как ужаленная. Глаза ее, выпученные и испуганные, стали совсем круглые от страха, рот широко раскрылся.

– Разбойники! – завопила на весь двор и даже на весь хутор Аксинья. – Разбойники, режут! Караул! – и со всех ног бросилась вон из мезонина, оставив в голубятне трех громко хохочущих мальчуганов.

– Ну, таперича держись! – вскричал, вылезая из своей соломенной засады, Митька. – Коли узнает, што это я ее испужал – прибьет меня… как Бог свят – прибьет!

И прежде чем мальчуганы успели опомниться, он кубарем слетел с лестницы, и через минуту его потешную маленькую фигурку можно было видеть бегущею по полю от хутора к лесу.

Мальчики перестали смеяться и искренно пожалели сироту-Митьку, которому, должно быть, несладко жилось у его сердитой названой тетки. Потом они занялись птенчиками. Они решили оставить маленьких голубков в голубятне и навещать их как можно чаще, а заодно навещать и Митьку, успевшего сильно заинтересовать детей Волгиных.