Волшебник. Набоков и счастье

Оглавление

Лила Азам Зангане. Волшебник. Набоков и счастье

Предисловие. Зачем читать эту (или какую-либо другую) книгу?

Волшебник

Пролог

Глава I. Сумасбродное счастье мечтателя (В которой писатель умирает, не окончив книгу, а читатель отправляется на посмертные поиски)

Глава II. Счастье в светлом пятнышке памяти (В которой писатель обретает время, а читатель вынимает зеркало)

Глава III. Счастье или, по крайней мере, его кусочек (В которой писатель безумно влюбляется, а читатель оказывается в роли сыщика)

Глава IV. Взрыв счастья (В которой писатель говорит о единственной реальности, а читатель становится очень разговорчивым)

Глава V. Краткая история счастья шести безумцев (В которой писатель и все остальные безумно влюбляются, а читатель засыпает)

Законная безумная любовь

Безумная любовь без взаимности

Летально безумная любовь

Глава VI. Счастье переносит через прозрачную бездну (В которой писатель теряет все, а читатель отклоняется от темы)

Детство!

Отец!

Русский язык!

Глава VII. Счастье против часовой стрелки (В которой писатель придумывает рай, а читатель немедленно в него попадает)

Глава VIII. Как написать счастье: практическое руководство (В которой писатель самозабвенно пишет, а читатель заглядывает ему через плечо)

Глава IX. Мелкие подробности счастья (В которой писатель демонстрирует свои литературные произведения, а читатель проливает на них свет комментариями)

Примеры деталей 1 («Лолита»)

Примеры деталей 2 («Ада, или Радости страсти. Семейная хроника»)

Глава Х. Апрельское счастье в Аризоне (В которой писатель открывает для себя ясную, как мечта, Америку, а читатель получает право на эксклюзивное интервью)

Глава XI. Естественное и неестественное счастье (В которой писатель наслаждается волшебством природы, а читатель пытается ему подражать)

Кратчайшая история охотника на бабочек

Особое счастье охотника на бабочек

Портрет набоковистки как начинающей охотницы на бабочек

Глава XII. Приключение счастливого читателя (В которой писатель отступает на задний план, а читатель смело выступает в его роли)

Глава XIII. Хруст счастья (В которой писатель использует искрящиеся слова, а читатель поглощает их одно за другим)

Лазоревая полоса

Радость

Раковина улитки

Одноокрашенный

Фата-Моргана

Перламутровка

Сумерки

Лазурью полузатопленный

Перепончатокрылообразные[18]

Гиперборейский

KZSPYGV

Сверкливый

Суглинок

Страна нимфеток

Пальпебральный

Пери

Журчать

Розовый кварц

Ятаган

Интрига[20]

SUB ROSA[21]

Зонтичное

Прелестный отросток

Глава XIV. Счастье в зазеркалье (В которой писатель заглядывает за пределы жизни, а читатель подглядывает украдкой)

Глава XV. Частицы счастья (В которой писатель открывает тысячу оттенков света, а читатель встречается с ним снова)

Источники[22]

Условные обозначения

Эпиграф

Предисловие

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Благодарности

Отрывок из книги

Книги и чтение всегда меня пугали. И тем не менее я собираюсь рассказать историю о нескольких книгах, которые изменили мою судьбу. Приключения, пережитые благодаря им, были полностью выдуманными – по крайней мере, поначалу. Ради них не пришлось отправляться ни в дебри Амазонки, к оторванным от цивилизованного мира племенам индейцев, ни к древним московитам. Такие путешествия не вызывают ни боли в ногах, ни несварения в желудке.

Я осталась там, где и была. Восточное побережье Северной Америки, поздний вечер, я удобно устроилась на мягком диване под лампой с широким абажуром. Еще только начиналась весна, было холодно и пасмурно. Ночь прокрадывалась в гостиную. Я настроилась внимательно вчитываться в выбранный текст, как вдруг… Как вдруг возникли первые сложности. Мне ужасно захотелось спать. Бороться с этим желанием непросто, и лично я предпочитаю сразу сдаться – чем раньше, тем лучше.

.....

Наверняка кто-нибудь скажет, что негоже быть счастливым по рецептам Набокова: известно, мол, что у этого писателя было не все в порядке с моральным и сексуальным здоровьем. Но я убеждена – он великий писатель счастья. И под счастьем я имею в виду не чувство притупляющего разум благополучия и довольства собой (разве не одни только коровы довольны жизнью в этом смысле). Счастье по Набокову – это уникальный способ видеть, восхищаться и понимать. Другими словами, улавливать (как ловят сачком бабочек) летящие к нам частицы света. Отсюда его понимание искусства как любопытства и восторга. Это искусство, которое ведет нас к полной ясности сознания. Даже в темноте и смерти, говорит нам Набоков, вещи дрожат искрящейся красотой. Свет можно найти повсюду. Смысл заключается не в том, чтобы лишь блаженно умиляться. Смысл в том, чтобы улавливать свет сквозь призму языка и самого утонченного знания. Такое знание в n-й степени содержит в себе «совершенное счастье». Только вооруженные им, мы можем претворить то, что кажется частью повседневности, быта, в неповторимые сюрпризы, вещи, изготовленные с небывалым умом и невероятным мастерством. К счастью, в набоковском пейзаже многое на первый взгляд неразличимо, и читателю приходится постоянно вглядываться в него, как в окуляр микроскопа.

Наверное, надо добавить, что быть великим писателем счастья не значит рассказывать счастливые истории, где действуют картонные герои. Та глубокая радость, которую принесли мне «Лолита» и «Ада», имела своим источником самые разные вещи. Она была связана прежде всего с опытом существования на краю, испытания пределов (почти в математическом смысле – как открытости бесконечности), и он, в свою очередь, исполнен исключительной поэзии. Эта поэзия есть не что иное, как то, что Набоков называл на своем родном языке словом «блаженство». Но тут, как всегда у В. Н., скрывается парадокс: блаженство – не род экстаза. На набоковских страницах экстаз скрыт в необычайных рассказах о неистовом желании, ведущем к поступкам почти глупым, совершаемым без мысли о последствиях. Таким образом, блаженство не лишено эгоизма и жестокости. Иногда блаженство даже оказывается «как бы за пределом счастья», в области неземного опьянения, и тогда сказанные слова будто принадлежат какой-то иной, нечеловеческой чувствительности. Слова соединяются с таким ошеломляющим артистизмом, с такой страстью, что думаешь: это сказано на каком-то незнакомом языке.

.....