Читать книгу Царь Горохова - Лилия Касмасова - Страница 1
Оглавление1
Я положила раскрытую книгу на облупленный подоконник, взяла стоявшее там пластиковое китайское зеркало и поднесла к странице с фотографией из Мадридского Кодекса – рукописи Леонардо да Винчи. Рядом с рисунком крылатого дирижабля было надписано несколько витиеватых строчек с наклоном влево. В школе я учила английский, Леонардо писал на средневековом итальянском, но так как западно-европейские языки имеют много общих слов, я надеялась хоть что-то разобрать. Прочесть самолично слово, написанное да Винчи!
Где-то поблизости капала вода. Хм. Батарея, что ли, потекла?
– Лёва! – послышался гнусавый голос Инки. И снова повторил, уже с истерической нотой: – Лё-ва!
– Нет таких! – огрызнулась я.
И зачем я начала откликаться на это дурацкое Инкино «Лёва»? Она прозвала меня так в самый первый день, как я пришла работать – и все три месяца иначе и не называет. Надо было мне тогда представиться просто «Аля» – как все меня и зовут. Но я для важности произнесла «Алевтина Горохова» – и эта стерва посмеиваясь, сказала – «Лёва, значит». Видимо, намекая, что выгляжу я как пацан. В чем-то она права. У меня короткая стрижка, я люблю носить джинсы и куртки и совсем не крашусь – а уж это, по понятиям Инночки, просто смертный грех. А вот я не понимаю, зачем разукрашивать лицо, будто ты клоун.
– Лёва! – никак не угомонится Инка. – Помоги книгу достать!
Да, я в нашем отделе, а то и во всей библиотеке, самая высокая – просто столб электропередач. Но, например, по модельным меркам метр восемьдесят – это вполне себе нормальный рост для девушки. Не всем же быть такими мышками-коротышками, как Инка!
– Возьми лестницу! – отвечаю я и снова вглядывалась в отражающиеся в зеркале ровные строчки. Буквы стали понятными, но слово, хоть бы одно…
– Я на каблуках, – укоряет меня Инка.
Вот. А носила бы ботинки, как я – и лазила бы себе по лесенкам, а не кричала на весь библиотечный отдел, где, между прочим, надо соблюдать тишину.
Все же я поставила зеркало и собралась пойти помочь… Но вдруг в зеркале что-то мелькнуло. Я оглянулась – никого. Повернулась опять к стеклу… Из круглого обрамленного розовой пластмассой зерцала на меня внимательно глядел седобородый старик в остроконечной шляпе.
Я поморгала и на миг скосила глаза на книгу – может, это портрет Леонардо отражается? Но портрета на раскрытых страницах не было. Да и не портрет в зеркале вовсе! А живое лицо! Ко мне, что же, Леонардо явился? А что за колпак у него?
Я едва открыла рот, чтобы спросить: «Вы кто?», как старик исчез, и в зеркале отразилась я, коротко стриженая шатенка в сером пуловере с торчащим из него воротником клетчатой ковбойской рубашки.
Я кивнула зеркалу, зачем-то повернула его и посмотрела на его оборотную сторону, с наклеенной обтрепавшейся цветастой бумажкой с иероглифами.
– Лёва! – взрычала Инка.
Я повернулась и шагнула к рядам полок. О, и правда батарея потекла: перед соседним окном на полу расползалась лужа.
Я хотела обойти ее, но тут увидела, что из лужи на меня глядит тот старик из зеркала. Из-за легкой ряби его было видно будто в тумане, но зато теперь он показался в полный рост. Старик был в длинном серо-буром плаще и с клюкой. А еще он прокричал мне что-то.
– Что? – крикнула я ему, понимая, что, кажется, я сошла с ума, раз мне чудятся какие-то старики в лужах.
– Иди сюда! – махнул старик правой, свободной, рукой – подзывая меня к себе.
И я зачем-то топнула ботинком прямо в середину этой лужицы – то ли с досады и чтобы уничтожить это движущееся изображение в воде, то ли чтобы понять, что это всего лишь лужа, а я, похоже, крышей двинулась – в общем, нога моя провалилась куда-то в пропасть. Ну и вся я за ней следом.
Сверкнул голубой свет и раздался грохот.
2
Воды было много. Вода была прохладной. И через ее толщу просвечивало солнце. Я барахталась изо всех сил, но меня утягивало вниз, и солнечный свет стал меркнуть… И тут в зеленой бутылочного цвета воде мелькнула серебристая волна, и еще одна, и кто-то толкнул меня вверх, выше, выше. Я вынырнула и хапала ртом воздух, и снова забарахталась, а меня за шкирку, за полувер, за широкие рукава потащили вперед – а там маячила желтая полоса песка и мрачная стена деревьев.
Меня бросили в нескольких метрах от берега. По воде ударил серебряный хвост гигантской рыбы и послышалось хихиканье. Или это был только плеск воды?
Мои тяжелые ботинки снова потянули вниз и вдруг… коснулись рыхлого песочного дна. Я зашагала вперед, отгребая в стороны воду отяжелевшими от мокрого полувера руками.
Где же я? Куда я провалилась через пол? Ничего не понимаю. Кто меня вытащил из воды? Прирученные рыбы какие-нибудь?
Я вышла на берег и без сил свалилась на песок. С наслаждением, глубоко вдыхая воздух, огляделась. Лес. Озеро. Коряги на берегу. Человек лежит. Я приподнялась на локте. Будто загорает. Но в одежде. И борода у него седая. Да это ж старик из зеркала!
Я поднялась и, пошатываясь и отжимая подол полувера, побрела к нему. Ботинки, полные воды, противно хлюпали.
Старик лежал навзничь, раскинув руки, и глаза были закрыты. Шляпа упала с его головы. Бурая накидка распахнулась, как крылья. Длинное серое платье под нею было обтрепанным и залатанным. А еще рядом со стариком на песке лежала длинная кривоватая палка, похожая на копье. Только вместо железного наконечника к концу был привязан будто неандертальцами обтесанный небольшой камень.
Я наклонилась, подняла копье. Легонько тыкнула древком старика в руку выше локтя:
– Эй! Вы живы?
Жуть какая. А если нет? Милицию надо звать… Я тыкнула чуть сильнее:
– Эй!
И тут неандертальский камень вдруг засветился голубым светом и стал прозрачным, по палке пробежала голубая электрическая змейка и с легким треском стукнулась в руку старику.
– А! – крикнул старик и сел.
Я отскочила и выронила палку. Старик, словно полоумный, бросился к ней и, схватив, снова сел. Надел свою шляпу и сердито посмотрел на меня из-под полей:
– Никогда не прикасайся к посоху дру… – Тут он уставился на меня совешенно ошалело. То есть, не полностью на меня, а на мои… в-общем, на мой бюст. Ну, бюст звучит слишком громко для моего размера. Ну вы поняли, куда этот старикашка пялился. Я даже руки скрестила на груди и отошла на шаг.
– Ты превратил себя… в… в… женщину?! – Тут он наконец поднял глаза выше и посмотрел мне в лицо.
– Что? – не поняла я.
– Или только наполовину? – Он глянул на подол моего полувера.
Да старик совсем чокнутый. Пора давать деру. Я отступила еще на пару шагов.
А старик забормотал себе под нос:
– Не знал я, что тяпляпис на такое способен… Правда, я превращал худышку Бердышку в толстуху. Но я же еще прописывал ей пить пиво и есть булки со сливками… И не за мгновение она превратилась, а за целый месяц… А еще, помнится, Жану Никудышнику я удлинил… – Старик оживился и затараторил: – Если можно усилить в мужчине мужчину, то наверное, можно и ослабить – да до такой степени, что вывести в отрицательную величину, а значит на противоположную сторону шкалы! И он станет женщиною! – радостно закончил старик. – Но превращать его обратно… Рискованно. Вдруг получится, как с пастухом Гушем. Он так наполовину лягушкой и остался… – Потом старик опять поглядел на меня и нахмурился:
– Не мог руки от посоха подальше удержать? Натворил дел…
– Я ничего не делала! – сказала я.
– И говоришь уже как женщина, – подозрительно поглядел на меня старик. – Как ты быстро перестроил свое мышление!.. – и снова забормотал: – Но что же теперь делать? Я и этого-то искал три года… Ох, мангольд зеленый! – Он снова кинул на меня неподобающий взгляд и сказал: – Впрочем, одежду посвободнее и никто и не разглядит…
Да ну его с его безумными речами.
– Скажите, а… где мы сейчас? – осторожно спросила его я.
– Расскажу, объясню, все расскажу, – сказал старик и поднялся, а я отступила еще. – Я нарочно все записал, чтобы объяснить по порядку.
Он вытащил из кармана платья бумажный рулон, развернул его и откашлялся.
– Я перенес тебя из твоей вселенной в нашу…
Это точно Леонардо да Винчи! Он, видимо, проводил опыты со временем и пространством! И думает, что я не из будущего, а из какой-то другой вселенной… Это как Колумб открыл Америку и думал – что это Индия!
– Вы же… Леонардо? – перебила я старика.
– А? – поднял он глаза от бумаги.
– Да Винчи? – Как там его современники-то называли? И я, придав имени непонятно какой – я надеялась, что итальянский, акцент, произнесла по слогам: – Лео-нарь-до да Вин-тци! Ви?
– Нет. Я Мерлин. И не надо коверкать слова. Мода у вас там такая?
Мерлин?
– Мерлин, который с королем Артуром? – вытаращила глаза я.
– Какой еще король Артур? – нахмурился старик. – Не было у нас таких.
Другой какой-то Мерлин наверное… Или тут еще до Артуровских времен.
Старик снова наклонился к бумаге, кашлянул:
– Так вот… Я перенес тебя…
– А какой год сейчас? – спросила я.
– Знаешь, летоисчисления в разных Вселенных не совпадают.
Как он уверен, что мы из разных Вселенных.
– Ну все же… – попросила я.
– Десять тысяч первый, – сказал старик.
– Да? – Когда был Артур-то?
– Мы счисляем время от придумывания записи цифр.
Логично. И они точно другая Вселенная. Но неужели параллельные миры существуют?
– А месяц у вас сейчас какой? – Хотя что толку спрашивать. У них может быть и пятнадцать и сотня месяцев в году. И вообще, может, они на какие-нибудь декады год делят. И год у них – дней так тысяча…
– Месяц май, – отвечал старик.
Ого. Месяцы с нашими совпадают, что ли?
– А планета ваша как называется?
– Земля, – сказал старик. – И крутится она вокруг Солнца. Мы с вами параллельные Вселенные. А не соседние.
Да? Значит, тут все должно быть похоже?
– А материков сколько? – спросила я.
– Один.
Хм. Вот тебе и похоже.
А старик опять поднял пергамент:
– Ты – потомок Пипина Первого…
– Кого?
– Пипина. Короля нашего.
– Знаете, если б у меня в предках были Пипины, то есть… короли, то я бы наверное знала об этом…
– Думаю, даже твоя пра-пра… бабка, которая нагуляла твою пра-бабку от него не знала, кто он. – Он прокашлялся и продолжал по бумаге: – Где тут?.. Ага. Ты – потомок Пипина Первого, наследник престола Гольштании.
– Престола чего?
– Гольштании, – сказал старик. – Страна так наша называется.
Гольштания. И смешное. И знакомое. В Европе вроде похожее княжество было в давние времена… Или не было?
Старик продолжил читать:
– И я, и все твои подданные нижайше тебя просим занять престол, быть добрым хозяином земель и всем нам добрым господином, мы же готовы слушать то, что ты говоришь, выполнять все твои… – Старик кашлянул и, сунув бумагу обратно в широкий карман, посмотрел на меня: – В общем, будем служить. По мере сил.
Это они мне служить собрались?
Старик поглядел на меня несколько секунд и спросил нетерпеливо:
– Ну? Ты рад?
– Наверное, – обалдело сказала я, пытаясь осознать, что я – тайный потомок человека из параллельного мира. Я спросила: – А как этот Пипин к нам попал?
– На прогулку ездил, – ответил Мерлин. – А может, выпал нечайно.
– Нечайно?
– Ты главное-то понял? Ты наследник престола, балда! – засмеялся старик. – Король!
– Королева, – машинально поправила его я.
Голова моя закружилась. Меня вызвали в другую Вселенную, чтобы я была королевой? Сказки какие-то. Но десять минут назад я была в библиотеке, и за окном была зима, а сейчас стояла у лесного озера, светило солнце и в ветвях деревьев прыгали и пели птички.
3
– Королевой ты быть не можешь, – сказал старик. – У нас трон наследуется только по мужской линии.
– Что же мне теперь, мужиком притворяться? – возмутилась я.
– Как ты быстро привык быть женщиной, – удивился старик. – Давно хотел, что ли?
– Да о чем вы говорите? – возмутилась я. – Я сама по себе женщина.
– Это ты сейчас ею стал, – кивнул старик. – Ну а раньше же…
– Я всегда ею была!
Да, я без шпилек и помады. Но фигура у меня вполне женственная, никаких там плечей широких и вообще! Что за наглость, старик из другой Вселенной смеется надо мной! Прямо как наша Инка!
А Мерлин добавил:
– Целиком?
– Целиком! – оскорбленно сказала я.
Мерлин сказал:
– Ты уверен, что всегда и что целиком?
– Увере-НА!
– Что же ты в мужской одежде ходишь?
– Да у нас почти все девушки в брюках ходят.
– Хм, – не поверил он. Потом ткнул длинным суховатым пальцем в мою челку. – И волосы у всех короткие?
– Не у всех, но у многих! И еще покороче бывают!
И это правда – мои-то, например, даже уши прикрывают!
– Хм, – опять не поверил он. И победно вскричал: – А имя чего мужское? Лев! – возмущался он. – Я слышал, как тебя звали!
– Лёва, – поправила я его, морщась. – Вообще-то Алевтина.
– Хм… – свел седые брови он. – Сбила ты меня с панталыку. Сроду так не ошибался… Хотя… – он отвлекся, подумав о чем-то своем.
Я обиделась:
– Вы вот вообще в платье ходите, я же ничего не говорю.
– Это друидское платье, – сказал Мерлин. – Нам так положено.
Хорошая отговорка на любой случай жизни – так положено. И объяснений никаких не надо.
– Эх, – вздохнул Мерлин. – Был такой хороший наследник. А теперь никуда не годится!
– Я не виновата, что у вас в Гольштании законы отсталые! – обиделась я.
– Ну. Как бы то ни было, – сказал старик. – Нашей стране нужен король. А смогу ли я другого найти – неизвестно. Я тебя-то три года по всем известным мирам выискивал.
– То есть… – изумилась я. – Миров много, что ли?
– Разумеется, – сказал Мерлин и задумался: – Полагаю, даже больше, чем мы можем и предположить… Кстати, гольштанцам лучше не сообщать, что ты невесть откуда – из другого мира. Лучше – что ты просто из далекой страны, из э-э… С островов… Канальских, скажем. Больше доверия тебе будет.
– Каких островов?
– Канальских. В океане есть, далеко отсюда, так что никто из здешних там не бывал. Но все же они им будут понятнее, чем параллельная Вселенная.
Я кивнула. Потом спросила:
– А как я домой обратно попаду?
– Домой? Тем же путем, как и сюда попала. Через озеро тебя отправлю, – сказал Мерлин.
Что ж – буду сюда как на работу ездить, каждый день? А платить мне будут?
– А какая зарплата у короля? – спросила я.
Мерлин поглядел на меня странно, потом сказал:
– Если хочешь, можешь и зарплату себе назначить.
Из библиотеки уволиться придется… А мне так нравилось там книги находить редкие – все к твоим услугам – читай целыми днями…
– А до скольки вечера мне тут находиться надо будет? – спросила я.
– До вечера? – спросил Мерлин. – Я не могу тебя каждый день туда-сюда швырять. Думаешь, это как в дверь зайти-выйти?
– Но как же… Меня же дома ждут. – Мама, папа и собака наша Тошка.
– Ты вернешься на то же место и в тот же час, откуда я тебя вытащил, – сказал Мерлин. – Таков закон перемещения между мирами. Если кто выпрыгнет из своего в другой – то для него в его мире время будто застывает.
О. Как удобно. Значит, никто и не заметит моего отсутствия.
– Но ты уж будь добр… добра… Побудь у нас королем, – попросил Мерлин. – Пока я нового не найду. Настоящего мужчину.
Ну когда так сердечно просят побыть королем… Да ведь только… он же вроде три года меня искал. А нового – сколько будет? Может, вообще десять лет! И что же, когда я вернусь – мне за тридцать будет! Буду взрослой тетенькой! Меня ж родные не узнают. А если я к тому же потолстею, например! На королевской еде.
– Хорошо, я побуду королем, – сказала я. – Но не больше… э-э… года.
Годишнее постарение можно и на усталость от работы списать. А там привыкнут к новому облику.
Я сказала:
– Если б королевой – я бы и на дольшее согласилась, ну а раз притворяться мужчиной… Вдруг кто узнает!
– Да кто узнает. Нужно им больно, – небрежно заметил Мерлин. – Им был бы король – и ладно.
И что у них за шовинизм – трон только мужикам давать? Кто таких законов понавыдумывал? Не Мерлин ли сам? Я покосилась на старика.
– Ничего, – сказал он, поняв мой взгляд по-своему. – Гольштания – страна маленькая, управлять ею нетрудно. И я помогу.
Несмотря на то, что был теплый солнечный день, мне становилось холодно в мокрой одежде. Я стянула сырой пуловер через голову, выжала его как следует и бросила на корягу. Потом расшнуровала ботинки, сняла их и вылила из них воду.
– Тебе нужна сухая одежда, – сказал старик и строго и многозначительно добавил: – Мужская. Жди меня тут, я мигом… Потом пойдем во дворец. Держи-ка, согрейся, – он снял свою накидку и кинул мне.
Я закуталась в грубую шерстяную ткань, присела на корягу, сказала:
– Спасибо. – Надевая ботинки, кое-что вспомнила: – Знаете, меня из озера какие-то рыбы большие вытащили. Больше человека, мне показалось… Они… кто?
– Рыбы больше человека, – пробормотал Мерлин. – Вот чушь!
Он отошел на несколько шагов, взмахнул посохом и вдруг как завертится юлой – песок смерчем закрутился вокруг него, а когда осел, то старика не было.
Ничего себе! Волшебник, честное слово!
4
Вода озера чуть колыхалась, плескаясь о берег. Оно было небольшим, и со всех сторон окружено лесом. Деревья шумели от ветра, солнечные блики от озерной воды отражались на могучих стволах и на густой зеленой листве. Я побрела прочь от берега по сень деревьев, с удовольствием вдыхая аромат листвы и травы.
В лесу было чудесно. Как здорово было попасть из зимы в лето! Да в какое душистое, разноцветное лето! Здесь цвела розовая кашка, качались под ветерком ромашки, горделиво вздымали головы голубые ирисы… Тут я вдруг увидела, что из гущи веток на меня внимательно глядят желтые круглые глаза. Я остановилась, как вкопанная, на месте. Филин? Гигантская белка? Кто тут может водиться?
А глаза моргнули и исчезли. Потом ветки затрещали, будто по ним большой зверь убежал. Пожалуй, в лес лучше не углубляться.
Я хотела было вернуться к озеру, но ветер шевельнул листву, луч солнца пробился вниз – и отразился от чего-то блестящего на верху большого плоского замшелого камня в нескольких шагах. Я, стараясь ступать тихо, – но ветки и листья все равно предательски шуршали и трещали под ногами – пошла к валуну.
Но послышался резкий посвист ветра и громкий шорох, я обернулась. Палая листва взвилась столбом, потом, угомонясь, опустилась на землю – и вот передо мной стоит старик Мерлин. Еще не осели несколько кружащихся листков, он шагнул ко мне:
– Ну, смотри, что я для тебя нашел!
В руке его был мешок, и в мешке громыхало что-то тяжелое и угластое. Приблизившись, Мерлин бросил мешок на землю и достал оттуда здоровенный железный панцирь. Или как это называется – латы.
Я нахмурилась:
– Не буду я это надевать!
– Только для того, чтобы добраться до дворца! Надо же скрыть твои… э-э… формы. А там мы тебе камзол подберем, бархатный, толстый!
Доспех состоял из двух выпуклых пластин, на плечах и по бокам соединенных кожаными ремнями.
Я скинула плащ, старик помог мне надеть этот древний бронежилет, застегнул боковые ремни. Ощущение было, будто на плечи два тяжеленных рюкзака повесили – один спереди, другой сзади. Двигаться было жутко неудобно. Я чувствовала себя какой-то черепахой, или рекламным человеком-гамбургером, или… сардиной в консерве. В общем, не очень уютно.
И ремни на плечах ужасно жесткие. Надо было под эти доспехи надеть что-нибудь потолще, чем одна рубашка…
– Ой! – вспомнила я. – Я там кофту на берегу забыла…
Старик, опираясь на посох, пошел к коряге, на которой сушился мой пуловер.
А я вспомнила про таинственный блеск на камне и подошла к нему. Под горкой слежавшейся за годы листвы блестел металл. Я разгребла палкой листву. Из камня торчала рукоять меча. Похоже, меч был воткнут в камень. Ничего себе. Как они это сделали?
Рукоять была роскошной: красные и синие камни, металлическая вязь. Я взялась за рукоять двумя руками и потянула. Не знаю зачем. Ведь понятно же, что если вогнать металл в камень представляется невозможным, то уж вытащить…
Ух ты! Меч вытаскивался! Со скрежетом металла о камень я вытащила его и победоносно подняла: он засиял на солнце светлой сталью.
Мерлин подошел с пуловером, и я потрясла в воздухе мечом, расплываясь в гордой улыбке.
– У вас случайно нет легенды про меч и короля? – Я не стала говорить, что короля Артура – потому что уже выяснилось, что он такого не знает.
– Есть одна сказка, – сказал Мерлин.
Ну вот. Мужчины, мужчины. А выходит, и женщины могут быть избранными, легендарными королями! Впрочем, если легенда все знает, то там должно об этом говориться…
– Может, в этой вашей сказке про женщину говорится? – спросила я.
– Нет, – сказал Мерлин. – Про мужчину.
Значит, не все легенда знает. Меч-то достала я, а не какой-то мужчина. Что же получается, я тут вроде ожидаемого всеми короля Артура? Ух ты!
– Значит, легенда ошиблась, – сказала я. – Достала-то его я.
– Разумеется, достала, – скривился Мерлин. – Раз уж я его туда пристроил.
– Как это вы его пристроили? – не поняла я. – В камень воткнули?
Магией, наверное.
– Да уж, повозиться пришлось. Дыру сверлить, воском заливать. Листвой маскировать. Давай, суну его обратно, чтобы ты при народе доказала, что ты обещанный король, напророченный, избранный.
– Это же мошенничество будет! – Я была расстроена. Только что вообразила, что я король из легенды, а тут…
– Они тебе хоть немного повиноваться станут…
Потом он достал из кармана плаща коробочку, открыл ее и вытащил нечто вроде мышиного хвоста. Достал флакончик с какой-то мутной жидкостью, макнул туда мизинец и намазал жидкость на хвост. А потом…
– Ну-ка, подставь-ка лицо, – скомандовал. – Усы тебе наклеим.
– Зачем это? – отшатнулась я.
– Личико у тебя слишком… милое, да.
Я вздохнула. Приятный был бы комплимент, если б из-за него не пришлось наклеивать хвост грызуна под нос.
– А вдруг отклеятся? – спросила я.
– Под воду не попадай, и не отклеятся, – сказал Мерлин, прикладывая полоску над моими губами и придавливая ее.
– А если дождь?
– Велишь подать зонт… – Он поглядел на усы критически: – Так и думал. Хлипковаты. Ничего, мы тебе другие соорудим, повнушительнее, попышнее!
Я представила обувную щетку у себя под носом. Какой ужас.
– Так что лучше надень-ка пока что… – Он наклонился, достал из брошенного на траву мешка железное ведро и подал мне.
– Что за…
У ведра были прорези для глаз.
– Шлем? – спросила я.
– Ну. Не может же король менять фасон усов каждый день. Так что пусть пока что твое лицо не видят.
Я вздохнула:
– Ладно.
Выгнутый тусклый металл отразил мое лицо – смешное, растянутое и усатое. Усы были и правда невнушительными, тоненькими, будто нарисованными маркером.
Я послушно надела ведро на голову. Да в эти щелки не видно толком ничего!
– Ну, давай меч, – сказал Мерлин, приставляя посох к дереву.
Я подала ему меч.
И тут что-то просвистело в воздухе, и Мерлин вдруг упал, будто подрубленная березка, а из лесу донесся крик:
– А-о!
Я отпрыгнула за дерево. Из лесу выскочили два маленьких, не выше полуметра, толстых человечка с рыжими бородами и в красных колпаках. Гномы, что ли?
Гномы подбежали к Мерлину.
– Ы-ы! – проворчал тот, что был потолще, поднял с земли оплетенный веревкой камень – которым, видимо, и сбили с ног Мерлина, и сунул в руки товарищу.
Добить, что ли, собираются? Ах вы мелкотня пакостная! Да я вам головы королевским мечом снесу. Ну ладно, сносить не буду, но распугаю вас вмиг! Я вам не Белоснежка!
Я подняла меч и вышла вперед:
– Эй, вы! А ну-ка, прочь от него!
Тот, что сбил Мерлина, увидев меня, поудобнее взял камень с веревкой и начал раскручивать его. В один прыжок я подскочила к нему и мечом отбросила камень прочь.
Гном заорал на меня, во всю открыв пасть и обдав меня перегаром:
– А! – И выхватил из-за пояса смешной маленький ножичек – но я тут же перехватила гнома за запястье. А он, когда я наклонилась, вдруг снял с того же пояска свободной от моей хватки ручонкой фляжечку, желтыми своими крупными зубами выдернул из нее пробку и плеснул из этой мини-фляжки мне в лицо. Все это он проделал в мгновенье ока – я даже отклониться не успела. Хорошо, что я в шлеме и прорези для глаз узкие. Так что на лицо ничего и не попало, только на шлем.
Но в нос ударила такая крепкая вонь самогона, что из глаз брызнули слезы. Будь у меня усы-щетка, они бы, может, и защитили мой нос. Может, Мерлин прав, усы королю погуще нужны?
Ноги вдруг стали будто ватными. Я попыталась опереться на меч, чтобы не упасть. Но гномы выхватили его у меня из рук. И тогда, лишившись опоры, я рухнула на землю. Перед тем, как потерять сознание, я услышала свист. Кто это свистел – Мерлин? А может, паровоз? Или, наверное, цапля! У нее же нос не зря такой длинный – вот она и свистит, как в дудочку. Тюр-лю-лю, лью-лю-лю…
5
– Повесить его надо бы!
– Ы-о!
– Почему это?
– По законам. Лазутчиков вражьих вешают!
– Лазутчики – это те, кто лазиют тайком. А этот в нашем лесу средь бела дня гулял!
– Он не гулял! Он нашего Мерлина убить хотел. А за убийство гольштанца полагается голову рубить.
– А-о-а!
– Но он же не убил…
– Тогда повесить…
– Ы-о! Ы-о!
– Так я и говорю – сжигать-то его ни к чему. Дрова самим пригодятся.
– Но раз он викинг – то его сжечь положено. Они и сами своих сжигают.
– Это они после смерти, дурила.
– Что же нам, дожидаться, пока он умрет, что ли?
Я приоткрыла глаза. Солнце светило вовсю. Я прищурилась – голова была тяжелой, будто после основательной попойки. Кожу над верхней губой щекотала приклеенная полоска. Шлема на голове не было. А панцирь сдавливал тело. Потому что тело было в неудобном положении. И пошевелиться не получалось. Я сидела на земле и была крепко привязана к столбу за моей спиной. Я задрала голову – боль ударила в затылок, а солнечный свет в глаза – столб был деревянный, фигурно вырезанный, цветно разукрашенный и уходил куда-то в небо, а на самом верху столба трепыхали на ветру цветные ленты.
Вокруг меня были кучей навалены дрова и хворост. И из-за них толком не было видно людей, что стояли кругом. Но было видно, что людей много, и в руках у них есть вилы и лопаты.
– Вот я и говорю, – продолжал кто-то из толпы, – правильнее будет голову отсечь. Красиво и просто – топориком – раз, и готово.
– Доспех у него дорогой, будто у благородного. А благородным головы не топориком, а мечом секут – понимать надо.
– Ну так вон его же мечом и отсечь – и далеко ходить не надо.
– И столб праздничный цел останется. Никого никогда не жгли – и вдруг решили…
– Это потому что он викинг. А викингов мы никогда не ловили.
Я собралась с силами и крикнула им как можно громче:
– Я не викинг!
Голос прозвучал хрипло и глухо. Но все же они меня услышали.
– У-у-о! – Рев издавали, похоже, гномы – видно их отсюда совсем не было. Но звук шел с нижнего уровня.
– О, очухался, – сказал кто-то. – Можно и начинать.
– Рубить или вешать?
– А-а! Ы-ы!
– Можно и поспрашивать сначала, – предложил кто-то и крикнул: – Если ты не викинг, то кто?
– Разумеется, это не викинг, олухи! – прогремел тут басовитый голос.
Отпинывая ногами охапки хвороста, ко мне подошел высокий молодой мужчина в синем камзоле и синем плаще, и их цвет очень шел к цвету его глаз, которые были голубыми. При это он был брюнетом. Мне вспомнилось, что в одном романе Дюма советовал любить голубоглазых брюнетов, потому что они – редкость.
В руках этот редкостный экземпляр держал мой королевский меч из камня и мой же ведрошлем.
– Доспехи у него гольштанские, старинные, – договорил он. И обратился ко мне: – Откуда ты их взял?
– Подарили, – буркнула я и попросила: – Не могли бы вы меня отвязать?
– Возможно, и мог бы, – сказал брюнет. – Но прежде ответтье на мой вопрос.
Как он грубо с девушками обходится. А такой красавец! Обертка, значит, завлекательная, а внутри не конфета, а зуболомный сухарь.
– А где Мерлин? – спросила я и оглянулась: – Эти люди говорили, кто-то хотел его убить?
– Да ведь ты сам и хотел, – сказал красавец.
«Хотел»? Они продолжают все меня за мужчину принимать. Даже не знаю, в данной ситуации это плюс или минус.
– Я? – возмутилась я. – Это гномы хотели его укокошить. Камнем по голове.
– Ы! – раздалось из-за колен голубоглазого.
С фырканьем отбрасывая хворост, к столбу протиснулся гном. Тот самый, который камнем швырялся. Гном снова сказал:
– Ы! – и показал на меня.
– Он говорит, что укокошить они хотели тебя, а не Мерлина, – сказал брюнет.
– И меня тоже, – подтвердила я. – Но камнем-то они в него запустили.
Гном ударил себя в грудь в раскаянии.
– Промахнулись, я так понимаю, – сказал брюнет.
– А! А-о! – кивнул гном с горчайшим выражением лица.
– Ваша светлость, – с другой стороны брюнета показался толстый мужчина в крестьянских коричневых штанах и подпоясанной веревкой рубахе навыпуск. – Разве за убийство гольштанца не следует срубать голову? А то они все, – он обвел рукой полувидимых за валежником зрителей, – жечь его хотят. А этот столб в мае для праздника пригодится.
– Да, – сказал светлость и посмотрел на меня, сощурив глаз: – Следует срубать.
«Светлость» – это кто? Вот не помню – принц? Граф? Барон какой-нибудь? Имеет ли барон право срубать головы самолично?
Я нервно сглотнула и просипела едва слышно аргумент, уже произнесенный в мою пользу кем-то из толпы:
– Но ведь Мерлин жив.
Брюнет ничего не ответил, усмехнулся, откинул ведрошлем прочь и перехватил меч двумя руками. А потом поднял его. Я зажмурила глаза…
6
Меч просвистел в воздухе. И стукнул по столбу. С обратной стороны. В каком-то полуобмороке я почувствовала, что мои руки свободны. И голова на месте. Так он просто веревки перерубил! Вот гад! Мерзавец! Я в гневе вытаращилась на брюнета, хотела завопить, что он последняя сволочь, если так пугает девушку! Но речевой аппарат не хотел мне повиноваться, губы дрожали, а язык и не ворочался.
Брюнет поймал мой взгляд и странное выражение появилось на его лице – что-то вроде удивления, смешанного с недоверием. Но он быстро наклонился сдернуть веревки с железной панцирной груди, и я не успела уловить, что же отразилось на его лице, потому что инстинктивно поспешила отодвинуть его руку и снять веревки сама.
– Да, Мерлин жив, – повторил он за мной, – и когда он очнется, мы его спросим, хотел ли ты его убить. А пока назови свое имя и скажи, откуда пришел.
Он подал мне руку и помог подняться. Я с трудом встала на ноги – от долгой неподвижности они онемели. Невольно пощупала усы над губой – на месте.
– Я, кхм… – Придется, кажется, назваться самым дурацким вариантом моего имени. – Лёва. Горохов-в. – Разогнавшись, я чуть по привычке не сказала «-ва», но в конце фамилии резко остановилась, встав на дыбы.
– Одежда у тебя странная, – с подозрением сказал светлость. – В наших краях такую не носят.
– Приезжий он потому что! – раздался голос Мерлина.
Отшвырнув кучу сухих веток – которые опасно заискрили, к столбу вышел старик Мерлин. Колпак его был набекрень, плащ сполз куда-то насторону, а от посоха остались две половинки, которые он держал в двух руках и которыми расчищал себе дорогу к столбу.
Завидев Мерлина, гном, что стоял рядом, в раскаянии ударил себе в грудь.
– Уйди, мазила, – сердито сказал Мерлин ему. – Посох зачем сломали?
Гном развел руки как мог далеко, а потом показал на себя и свел близко.
– Слишком длинный для вас? – сказал Мерлин.
Гном грустно поглядел на Мерлина и кивнул.
– Не трогали бы вообще! – проворчал Мерлин. – Балбесы! – И он потряс двумя обломками посоха.
Гном убежал, ломая ветки.
Мерлин поглядел на меня:
– Думаю, они решили, что ты хочешь меня убить – потому что у тебя был меч. Идем. – Он взял меня за руку и потащил вон из дровяного круга.
Оказалось, кострище находилось на вершине небольшого зеленого холма, у подножия которого росли кусты и деревья и шла дорога. Дорога эта приходила от небольшой деревеньки, видневшейся вдали.
Перед нами толпились люди в крестьянской одежде будто из кино про средневековье: серые штаны, рубашки, жилеты, деревянные башмаки, тетки в сборчатых юбках и белых фартуках. Одежда напоминала школьную форму былых времен.
Мерлин поправил свой плащ и торженственно, зычным голосом объявил:
– Гольштанцы! Хочу, чтобы вы поприветствовали нашего будущего короля, – и он указал рукой на меня.
Крестьяне пораскрывали рты. Послышались восклицания.
– Вот это да!
– Мы что же, чуть короля не спалили?
– Будущего! Значит, пока что он не король.
– Ну, почти что короля… И не спалили, а чуть не повесили!
– Чуть не лишили головы!
– Ы-ы-ы-о-о!
– Топориком чуть…
Мерлин сказал:
– Пришлось бы мечом. Потому что он самых благороднейших кровей – перед вами потомок Пипина Первого…
Я – благородных кровей? Почему-то я и не подумала об этом, когда Мерлин мне тогда у озера объявил, что я потомок здешнего короля. Значит, меня, например, могли бы и на венский бал какой-нибудь пригласить, или к королеве английской на прием. И я бы с ней разговаривала на равных. И кто кому кланялся бы? Наверное, никто никому. Или обоюдно. Надо выяснить этот вопрос…
А Мерлин меж тем продолжал меня представлять:
– Он приехал к нам с Канальских островов.
– И как Пипина туда занесло? – раздался скептический мужской голос.
Знали бы они, куда моего предка Пипина вообще занесло – они бы островам не удивлялись.
А Мерлин строго заметил:
– Короли наши много путешествуют.
Толпа глядела недоверчиво.
– Да! – добавил Мерлин. – И он смог вытащить королевский меч из камня в лесу.
Никто не выразил восхищения.
– Про который в легенде говорится, – сказал Мерлин.
Опять ноль реакции. Мерлин прошипел мне:
– Возьми меч, покажи им его!
Я обернулась, и брюнет с усмешкой подал мне украшенный каменьями меч.
Я взяла его, подняла и потрясла.
– Воевать будет? – спросил один из крестьян огорченно.
– Не будет, – сказал Мерлин. – Это просто знак того, что он истинный король.
– А.
Мерлин отчаялся произвести впечатление сказками про меч и объявил устало:
– Коронация будет сегодня вечером.
Раздалось слабое «Ура» из нескольких голосов.
– И не спешите в следующий раз сжигать кого бы то ни было, – довабил он. – Стоило мне потерять сознание на полчаса, а вы уже чуть наследника жизни не лишили… Торопыги.
Крестьяне потупились, бормоча:
– Мы ж не знали…
Мерлин сказал:
– А пока подгоните повозку – мы поедем во дворец… Да заодно нагрузите ее съестным. Хорошим. Для ужина после коронации.
Потом он обернулся ко мне:
– Ну, с герцогом уже познакомился? – и он кивнул на брюнета.
– Кто? Я? – Трудно привыкнуть, что к тебе обращаются как к мужчине. – Нет.
Значит, герцог. Вот кто такое «его светлость».
– Герцог де Гуз, – представился брюнет.
– Герцог де Гуз звонарь, а так же состоит в главном королевском совете, – добавил Мерлин.
Звонарь? Забавно. В колокола звонит. Я и не думала, что герцоги… я невольно усмехнулась, представив этого красавца, раскачивающимся на колокольной веревке.
Герцог, слегка нахмурившись, обратился ко мне:
– А вы, если не ослышался, Лева?
– Да, – сказала я. Инка бы сейчас посмеялась.
– Значит, – голубоглазый герцог повернулся к Мерлину, – он будет король Лев?
Будто из Книги Джунглей какой-нибудь. Все смешнее и смешнее.
– Король Лев Первый, – задумчиво проговорил Мерлин. – Звучит.
Да. В Диснеевском мультике. А Мерлин договорил:
– Тем более Львов у нас еще не было.
– Помочь вам снять доспехи, Лёва? – предложил герцог. – Жарко, наверное?
7
– Нет, – сказал Мерлин. – Этот доспех – старинный гольштанский – так что вы угадали, герцог. Я взял его из рыцарской галереи во дворце. И пока на короле нет короны, пусть этот доспех будет знаком королевского отличия. Чтобы его принимали как должно.
– Или как викинга, – сказал герцог насмешливо и протянул мне шлем: – Пожалуйста, если желаете.
– Спасибо, – сказала я. Но шлем я больше надевать не собиралась. И что делать с мечом? Мы же планировали представление у камня устроить. А теперь – меня уже с ним видели и спектакль ни к чему.
– Герцог, вы сейчас во дворец? – спросил Мерлин, спускаясь вниз с холма.
– Нет, – ответил де Гуз, искоса следя за тем, как я ковыляю, неуклюже держа меч и опираясь на него, как на трость. А что еще с ним делать? К нему же какие-нибудь ножны полагаются и сбруя или как там ее – портупея… Куда его подвешивать?
– Надо звонить в большой малый динь, – сказал Мерлин.
– Непременно, – сказал герцог сквозь зубы. – Я направлюсь во дворец сразу же, как освобожусь. И позвоню. Не беспокойтесь, слухи у нас разлетаются быстрее, чем звон колоколов – вот увидите, на коронации будет не протолкнуться.
– Но герцог, – обеспокоенно сказал Мерлин, – ехать через лес… Хорошо бы с повозкой был воин при оружии… А мой посох, как видите, сломан. Чтоб им браги не видать, этим олухам.
– Увидят тебя – и остерегутся. Да и наш будущий король – вооружен до зубов! – заметил герцог. – Думаю, один его вид внушит страх всем лиходеям.
Каким еще лиходеям? Кто там у них в лесу обитается?
Мерлин промолчал. А герцог стал быстро спускаться с холма вправо – там два гнома, бурча, поколачивали друг друга ветками, которые вытащили из кострища.
– А зачем звонить в колокола? – спросила я Мерлина.
– Объявить, что у них будет новый король, – сказал он и пояснил: – Есть особая песня, и исполняется она с участием особого праздничного колокола. – И он загундел тихонько: – Дурень Жапо, дурень Жапо, спишь ли ты, спишь ли ты? Слышишь звон на башне, слышишь звон на башне? Динь-динь-дон, динь-динь-дон.
Симпатичная песенка.
– А кто этот Жапо? – спросила я.
– Первый король Гольштании, – сказал Мерлин.
– Как непочтительно его называют дурнем, – удивилась я.
– Но если он был дурень, – пожал плечами Мерлин.
Мы с Мерлином подошли к повозке, груженой мешками, бутылями и корзинами с овощами. Запряжена в нее была здоровенная, с лохматыми ногами, коричнево-белая лошадь.
– Не карета пока что, уж извини, – сказал мне Мерлин. И спросил у сидящего на облучке крестьянина: – Мешки с соломой взял?
Крестьянин кивнул назад.
Мерлин аккуратно положил на дно телеги обломки посоха – древко на сломе сверкнуло чем-то синим в сердцевине – взбил пару мешков с соломой и забрался наверх.
– Мерлин! – прошептала я обеспокоенно, дернув старика за рукав. – А как же теперь без посоха вы меня домой вернете? Вы же им колдуете?
– Не бойся. Починю. Это пустяки. Только новый кристалл тяпис-ляписа обточить.
Крестьянин обернулся и весело улыбнулся кривозубым ртом:
– Мерлин с нами! Вот это ладно! Тогда и сам дракон не страшен!
– Там что, драконы, в лесу водятся? – ошеломленно спросила я.
– Ну какие драконы, тем более в лесу! – сказал Мерлин. – Нету там драконов.
А кто тогда есть?
– Ну, залазь, чего ты? – сказал Мерлин и протянул мне руку.
Я положила шлем и меч в повозку и запрыгнула сама. Сидеть на соломе было не особенно удобно – ну, дворец наверное не очень далеко.
Когда мы объезжали холм, я увидела, что герцог склонился к присмиревшим гномам и о чем-то допрашивает. О чем, интересно? Не обо мне ли? Выясняет, поди, кто я да что я да откуда взялась. То есть, взялся. Я вытянула шею, надеясь хоть что-то услышать.
Гномы размахивали ручонками, изображая, видимо, всю сценку в лицах, и указывали куда-то в сторону за холм. Герцог кивал. Потом поднял голову – видимо, на звук нашей повозки – и его голубые глаза встретились с моими. Красавец, что тут скажешь… Я смутилась и отвела взгляд. Стала поправлять мешки и будто бы устраиваться поудобнее. Снова посмотрела на холм только когда мы отъехали метров на двадцать. Герцог смотрел вслед повозке. Вот черт.
Я отвернулась и решила больше не оборачиваться. Взгляд мой упал на ведрошлем, валявшийся на дне повозки. На лицевой его части, под прорезями для глаз сияло будто отполированное пятно – неровное, будто кто плеснул туда полирующего средства и так и оставил. Я взяла шлем в руки. Это от той жидкости, что во фляжке гнома была?
– Знаете, – сказала я Мерлину, – этот гном тогда у озера чем-то плеснул мне в лицо, и я сознание потеряла.
– Потерял, – прошипел Мерлин.
– Ну да, – смутилась я. Этак я себя при первом же разговоре выдам. И меня выгонят из королей. А мне очень хочется попробовать побыть на троне. Пусть и в мужской одежде.
Мерлин взял шлем и понюхал, сморщил нос:
– Брага. Подонки.
– И не говорите, настоящие подонки эти гномы – прямо в лицо… Всего лишь брага? – дошло до меня.
– Подонки браги, то есть осадок, – сказал Мерлин. – То, что на дне фляжки осталось. Потому и крепость такая. Хотя брага она и вообще не слабая.
Он положил шлем на солому.
– Брага – это же всего лишь… алкоголь? – спросила я. – Спиртной напиток. Или… из чего она?
– Из огородных и садовых растений, а что там еще трактирщик добавляет – не знаю. Ее трактирщик гонит, в деревне по ту сторону леса, у дворца.
– Как же ее пьют, если она железо полирует? – изумилась я.
Мерлин пожал плечами.
– Хорошо, что они полную фляжку на меня не вылили, – сказала я.
– Полные фляжки у гномов дольше двух секунд не водятся.
– Двух секунд?
– За которые они успевают сделать два глотка.
– А-а… Понятно.
– Хотя, пожалуй, они и за один высасывают.
8
Дорога была неширокой, желтой, песчаной и пустынной: ни других тележек, ни людей видно не было. Вокруг раскинулись луга, справа вдалеке виднелись пологие холмы. Воздух был чистый и даже сладкий – от ароматов трав и цветов. Я пыталась осознать, что нахожусь в параллельном мире. И вдруг до меня дошло кое-что: если это параллельный мир – то почему…
Я склонилась к Мерлину, который дремал, прислонившись к противоположному борту повозки:
– А почему вы говорите на русском?
– Что? – вздрогнул он и уставился на меня.
– Язык – почему русский у вас?
Такого же не может быть – чтобы в параллельной Вселенной – изобрели точно тот же язык, как и у нас – и именно тот, на которым я говорю!
– Какой еще русский, – проворчал Мерлин. – Мы говорим на панталонском.
– То есть… – растерялась я. – Со мной только на русском, что ли?
– И с тобой на панталонском, – сказал Мерлин и добавил: – Вот сейчас и говорим…
– Да?? – я вытаращила на него глаза. Как же это может быть?
Мерлин приглушенным голосом проговорил:
– Когда переходишь грань миров, местный язык становится будто родной.
– Да? Ух ты.
То есть, я, даже не замечая, болтаю на панталонском! Смешное название. Это, наверное, связано с названием страны – Гольштания.
– А у вас тут много языков – они все теперь мне как свой? – поинтересовалась я тихо.
– Язык у нас один, – сказал Мерлин, – потому что материк один.
– Да? Всего один?
Мерлин приложил палец ко рту. Потом заговорил тихо:
– Есть диалекты – ну вот у вас на островах, например, канальский диалект, – он подмигнул. – Сейчас этот всеобщий язык называется панталонский, а раньше, в древности, его назвали кальсонский. Но потом он стал культурнее, поэты-писатели появились…
Вот почему «пан»-талонский – «пан» это же значит, «всеобщий» – по гречески, кажется. Хотя греческого тут нет… Возможно, все языки во Вселенной – то есть в даже в различных Вселенных – имеют общие основы слов… Может, они все вообще произошли от одного всеобщего языка – или, например, люди проваливались в разные миры, как я сегодня, и делились знаниями… А «талонский» что значит?.. Но тут я подумала…
– А когда я вернусь к себе, – прошептала я взбудораженно, – буду все земные языки понимать?
– Земные?
– Ну, которые у нас на планете.
– А, ваши. Нет. Ты же к себе вернешься. Ты сама оттуда.
Как обидно. Так бы все триста или сколько их там… и даже японский или арабский какой-нибудь!
– Вот если я к вам сунусь – я буду понимать, – сказал Мерлин.
Я представила друида на улицах Москвы… За ролевика примут, или за косплеиста. Ничего особенного. Правда, вот если он колдовать начнет… А гномы – со своей дикой брагой? Да у нас и своих бражников хватает. И бормочут они похоже. И тоже не пойми что. Я спросила Мерлина:
– Если я должна все местные языки понимать – почему я ваших гномов понять не могу? Мне слышится только «ы» да «а»…
– Всем слышится, – сказал Мерлин. – Это их речь и есть. А понять – чего сложного? «А» – это согласен. «Ы» – против. Вот и все значения.
Дорога была довольно колдобистая, и сено удары под зад нисколько не смягчало. Думаю, фрукты в корзинах приедут довольно битыми, а если в какой-то из тех крынок мы везем сметану, то привезем во дворец уже масло.
Но я же король. То есть – когда я буду королем, я же могу приказать заасфальтировать… то есть что они тут с ними делают? Булыжник? По булыжнику еще больше трясти будет. Гравий какой-нибудь насыпать? По всем дорогам…
Пока я размышляла и любовалась окрестными зеленющими холмами и лугами и пасущимися на них милыми барашками или овечками на горизонте, Мерлин заснул – улегшись на мешки со снедью.
Тогда я обратилась к вознице:
– Скажите, а Гольштания – большая?
– Большая. Три дня будешь на лошади ехать и никуда не доедешь…
– Никуда?
– Ага. Потому что дороги ни к черту не годятся. А если что ценное везешь, вроде жратвы, так вообще не провезешь.
– Почему?
– Хапуг дофига, потому что.
– Каких еще хапуг?
– А ты откуда вообще?
– С островов, Канальских.
– Неужто там про хапуг Гольштании не слышали?
– Нет.
– О! Наши хапуги – всем хапугам хапуги. Хапают все подряд. А ты работай, как последний кретин. А они только хапают.
– Да кто они-то? – Это те, из-за которых Мерлин через лес без оружия ехать боялся? И я уточнила: – Чудища какие-нибудь?
– Точно, – веско кивнул крестьянин, поднял руку и стал загибать пальцы, перечисляя: – Братва. И гранкоты. И гномы – те пуще всего чудят. И у них что ни вечер – попойка. Сами увидите. До нас, они, слава богу, редко добредают. А уж около дворца – навидаетесь.
– Да? – Еще возле дворца этих пьянчуг только не хватало!
– Ну! – заверил меня крестьянин. – Главное, колени берегите.
– Колени??
– Ну! – снова сказал он.
– А до дворца ехать далеко? – спросила я.
– Нет, – сказал крестьянин. – Через лес только проедем…
Мы въезжали под сень густого темного леса. Громадные дубы и вязы обступали дорогу.
– А там уж близко, – продолжал он, вглядываясь в чащу. – Если ничто нас туточки не задержит, то не пройдет и часа, будем во дворце.
– Что задержит?
– А может, и не задержит, – сказал крестьянин, оглянувшись на Мерлина, который мирно спал, обняв корзину с яблоками.
Мне же доспех не давал устроиться поудобнее, да еще и давил на шею и плечи. Скорее бы уж приехать во дворец да и снять его.
Яблоки в корзине были крупные и красные. Под ложечкой засосало – я не ела с утра. А прошло уже даже не знаю сколько часов… Я взяла красивое наливное яблоко, вытерла рукой и надкусила. Сладкое, сочное, душистое.
Лес сгущался, пока ветви деревьев не стали такими густыми, что сквозь них едва просвечивало небо. Было так тихо. Даже колеса телеги перестали громыхать – дорога была усыпана листьями. В этой тишине мне отчего-то почудилась тревожность.
Что-то вшухнуло в воздухе, и в яблоко, которое я кусала, вонзилась стрела. Я отставила его от лица – алая яблочная кожурка была разорвана, легкая стрела покачивалась, потому что моя рука дрожала. Стрела была тонкой, деревянной, с металлическим наконечником и оперением, собственно, из перьев. Из оцарапанного большого пальца показалась кровь. Яблоко выпало из моей руки на землю.
9
А потом с веток испуганно вспорхнули лесные птички, и с дерева на дорогу спрыгнул плечистый парень с копной каштановых волос. За плечами его был лук. Парень схватил и так замедлившую шаг лошадь под уздцы. Телега остановилась.
Он вразвалку подошел ко мне и сказал, добродушно ухмыляясь:
– Рыцарь? На телеге? А почему не верхом на этом вашем… лисапете?
На чем??
– Ну, в любом случае, я рад вашему проезду. Добро пожаловать в Шнырвудский лес, рыцарь… Пожалуйте плату за его посещение. Скажем… пять золотых.
И никакие не чудовища. Рэкетиры обычные. Рядом был Мерлин и колдовской его посох – хоть и сломанный, но и таким превратить этого качка в камень наверняка ничего не стоит.
Поэтому я сказала, надменно сведя брови и как можно более басовито – голос дал хрипотцу (Да я на королевской службе себе голос сорву. У них за вредность молоко не полагается – или что там для связок полезно? Яйцо сырое?) – в общем, я сказала:
– Иди-ка ты своей дорогой. – И толкнула рукой храпящего Мерлина, чтобы он уже проснулся и надавал этому нахалу клюкой по его кучерявой башке.
– О, Мерлин! – оробел кучерявый детина – хотя Мерлин все еще не проснулся. Потом глаза разбойника весело сверкнули: – Без посоха?
Я толкнула беспробудно спящего Мерлина еще раз, перегнулась через него, схватила обломки посоха в обе руки и подняла их:
– С посохом!
Парень отступил, потом усмехнулся:
– Аж с двумя! Сломался, сила друидская! Ну, гони плату.
А я – с досады, что Мерлин никак не проснется, а парень снова шагнул к телеге, стукнула обломками друг о друга что есть силы и заорала:
– Пошел прочь!
Сверкнуло синим, в мои сжатые кулаки будто гудящей волной ударило, и обломки вылетели у меня из рук. Парня откинуло назад на траву, а Мерлина вообще – куда-то в лес.
Я вытащила со дна телеги меч и спрыгнула на землю.
Но парень поднялся прежде, чем я подошла к нему (чтобы приставить меч к его горлу – так вроде в рыцарских романах делается? А потом приказывается убраться подобру-поздорову?), и мгновенно достал из-за пояса кинжал:
– Знаешь, кинжалы с двадцати шагов я кидаю прицельнее, чем стреляю из лука.
То есть если бы на то яблоко села муха, он бы предпочел ее книжалом пригвоздить, чем стрелой? И сдается мне, между нами как раз двадцать шагов… И почему Мерлин не принес мне полный доспех – от головы до пят? А еще – пару стражников, охранять короля – коли уж он искал меня три года?
– Ничего ты кидать не будешь, Робин, – раздался голос Мерлина.
Он подошел, хромая, и поднял руки – к нему прилетели части посоха. Ой, как хорошо, что Мерлин не разбился и не сломал себе чего-нибудь. Но…
– Робин? – пробормотала я. – Шнырвудский лес… То есть Шервудский же должен быть… – И я в восторге спросила кучерявого: – Вы – Робин Гуд?
– Робин Дуб, – сказал он.
Я невольно усмехнулась. Ну и прозванья у них тут – Робин Дуб, герцог де Гуз…
– Что смешного? – набычился Дуб.
– Ничего, – сказала я, не опуская меча. – Это… нервное.
– Нервное? – он смотрел на меня во все глаза.
Наверное, он впервые видел нервного рыцаря.
– Ваш посох стал слишком коротким, – кивнул на палки Робин издалека. – Толку от него нету.
– На тебя хватит, – сказал Мерлин, выставляя палки вперед. – Хочешь лягушкой скакать или выбираешь пеньком мшистым посреди полянки торчать?
Робин опустил кинжал.
– Ладно. Вы меня напугали. Наполовину! Потому что посох ваш работает наполовину. Так что гоните половину платы – на том и договоримся. – Он подошел к телеге сбоку.
– У нас нет ничего, – сказал Мерлин, усаживаясь на прежнее место. – А половина от ничего будет ничего.
Я положила меч у борта телеги и тоже уселась на мешки с соломой.
– Доспех вон у вас хороший, – кивнул Робин на меня. – Можешь им расплатиться.
Я взглянула на разбойника с подозрением. Чего это они все меня разоблачить хотят? И в каком смысле – в буквальном или в переносном? То есть – раздоспехить – будет сказать точнее. Видят, что я совсем не похожа на мужика?
Я крякнула побасовитее и хрипло произнесла:
– Доспех не отдам. Он мне… для турнира нужен.
Робин хмыкнул и сказал:
– А мне для готовки. Сковорода погнулась давече. Об одного рыцаря – тоже в толстом доспехе был.
– Не отдам! – сказала я, снова берясь за меч.
– Ну ладно, ладно, – смеясь, поднял руки Робин и отступил.
– Поехали уже! – нетерпеливо крикнул Мерлин – вознице. Которого не было на месте.
Робин заглянул под телегу:
– Выходи!
Крестьянин, прятавшийся под телегой, выполз наружу.
– Капуста есть? – спросил его Робин.
У них тут деньги тоже так называют?
– И приправы какие-нибудь? – продолжал Робин.
А приправы что значит?
– Я тут форельки наловил, хочу потушить, – сказал разбойник.
А, так он в прямом смысле.
– Э-э… – заблеял крестьянин.
– Это для праздничного ужина во дворце, – сказала я. – Так что не смей трогать.
Я оглянулась на Мерлина – чего он этого Робина не колданет по башке? Но Мерлин отвернулся, будто высматривал что-то в листве деревьев.
– Во дворце? – проговорил Робин. – Тем лучше. Забрать у богатого всегда приятнее, чем у бедного.
И он взял мешок с кочанами, а крестьянин дал какие-то пучки травы из корзины.
– А в честь чего праздник-то? – поинтересовался Робин.
– В честь коронации.
– О. Ну, спасибо за приглашение, я тоже буду.
– Никто тебя не приглашал, – сказала я басом. Только разбойников мне во дворце не хватало!
Но Робин не обратил внимания на мои слова и спросил у Мерлина:
– А кто новый король?
10
Я чуть не сказала, что я. Но Мерлин быстро рявкнул:
– Потомок Пипина.
Робин слегка задумался:
– Пипин? Это который коротышка был и любил брагу?
– Нет. Который был длинный и любил пиво, – ответил Мерлин.
– А! – воскликнул Робин радостно. – И в нем утонул?
– Да, – хмуро ответил Мерлин.
– Спасибо за капусту, – сказал Робин и шагнул от телеги. – Ейзжайте.
Крестьянин, который уже забрался на свое место, тронул телегу вперед. Телега подпрыгнула на кочке и меч звякнул о ведрошлем, лежавший рядом.
Робин с высоты своего роста заглянул в телегу и быстро схватил шлем:
– О, новый котел мне как раз нужен.
– Там дырки! – возмутилась я.
– Подлатаю, – пообещал Робин и улыбнулся.
Когда мы отъехали немного и разбойник скрылся в лесу, я спросила Мерлина сердито:
– Почему же вы его не заколдовали? Он даже шлем забрал!
Не то чтобы это ведро было мне дорого или я мечтала снова водрузить его на голову, но как же королевское достоинство или честь – что там должно быть у короля и его доспехов?
– Чтобы мы все на воздух взлетели и приземлились неизвестно где? – спросил Мерлин. – Или чтобы вообще на атомы расщепились?! – крикнул он. И добавил ледяным тоном: – И, кажется, я уже говорил – никогда не тронь посоха!
Откуда он про атомы знает? Какой просвещенный старикашка.
– Извините, – сказала я. – Но вы так крепко спали. Должна же я была нас защитить.
Мерлин только хмыкнул скептически. Потом сказал наставительно:
– Король должен быть благоразумным! И если видит, что силы противника намного превосходят… Короче, не связываться со всякими придурками…
– Но это же несправедливо! – возмутилась я. – Грабеж среди бела дня!
Мерлин только пожал плечами. А возница, повернувшись, сказал:
– Ночью тут можно ездить сколько угодно. Ночью они не грабят.
– Почему? – удивилась я.
– Спят наверное, – пожал плечами крестьянин.
Потом я вспомнила о короле Пипине, который был моим предком, хотя и дальним-предальним. Насколько, кстати?
– А в каком веке жил Пипин? – спросила я.
– Лет сто назад, – сказал Мерлин.
– А портрет его у вас есть?
– Как же. Во дворце, в королевской галерее, – сказал Мерлин.
– Я на него похожа? – не удержалась я – терпения не было ждать, пока доедем, и сравнить самой.
– Похож-ж! – прожужжал Мерлин, сверкнув на меня очами из-под седых нависших бровей. – Длинный ты такой же!
– А как же он, – сказала я после некоторого размышления, – такой длинный и всего лишь в бочке утонул?
– Так то не простая бочка была, а дюжинка.
– Дюжинка?
– Дюжина баллонов туда вмещается.
Спрашивать, сколько литров в их баллоне, я не стала. Какая разница. Да и знакомы ли тут с метрической системой, неизвестно.
– Помню, снимали мы пробу с нового пива, в королевской пивоварне, набрались уж порядочно – и Пипин самолично полез в подвал отведать какие-то особые сорта, ну и свалился с ковшом в дубовую дюжинку…
– То есть… – опешила я, – вы сами там были, в той компании? Это ж сто лет назад, вы сказали… Сколько же вам лет?
– Сколько надо, – хмуро ответил Мерлин и больше ничего про моего королевского предка не рассказывал.
Мы выехали из леса безо всяких дополнительных встреч. Только слышались где-то вдалеке, в чаще, пересвисты.
– Их много, разбойников? – спросила я. У Робин Гуда-то целая банда была. Включавшая и попа, и жену, и кого там еще…
– На много пропитания не хватит, – сказал Мерлин. – Вроде, еще двое сподручных у этого олуха.
– А почему его не арестуют? – спросила я.
– И что? – сказал Мерлин. – Корми его потом бесплатно.
– Он и так бесплатно кормится.
– Ну по крайней мере не нужно ему помещение предоставлять и поварам дополнительной работы не задает. Убытки одни.
Любопытное рассуждение. А то, что он у людей капусту со шлемами забирает – это, значит, не убыток! По-моему, у них в Гольштании порядок надо навести.
Мы въехали на зеленый-зеленый холм с кустиками, цветущими мелкими желтыми цветами, и я его увидела. Мой дворец. Возле моря.
11
Дворец! Собственный дворец! Почему-то это радовало больше, чем владение целой страной.
Отсюда он был виден как на ладони – лучи яркого дневного солнца заливали его и можно было рассмотреть все детали постройки. Определить, к какому архитектурному стилю он относится, было невозможно. Похоже, строить его начали вон с той, торчащей на правом фланге огромной и неуклюжей круглой башни из грубого серого камня. Потом к этой башне кто-то прилепил стену из белого камня с фигурными зубцами. А дальше, видимо, пошло-поехало. Полукруглые высокие окна, квадратные маленькие окошки-бойницы, балконы с колоннами, крошечные балкончики – похоже, для цветов, но цветов на них не было, красная черепичная крыша, крыша, покрытая жестью… Гармонии при этом всем не было никакой. Зато в оригинальности дворцу отказать было никак нельзя!
Впечатление полного и бесповоротного хаоса усиливал парк, из которого дворец и торчал. Парк выглядел ощетинившимся и диковатым – буйная зелень, высокие раскидистые деревья и с трудом угадываемая планировка. Но, возможно, это впечатление при взгляде издали. Бывают же такие нарочито дикие сады – в Англии, что ли. Они делают вид, что процветают сами по себе, без всяких садовников.
Но вблизи парк выглядел еще более лохматым и неухоженным. От ограды его – местами каменной, местами деревянной – остались одни руины. А деревянные ворота, через которые мы проехали внутрь, непонятно на чем косо висели на столбах, будто оторванные бурей. Деревья росли как попало, угрожающе раскидывая ветки, будто нападая на путника, газоны и лужайки поросли сорной травой. Розы одичали – цветы были мелкими – правда, горели ярко-красным огнем. Но вряд ли кто решился бы полезть за ними в цепкие, колючие заросли.
Да, дворец и парк были неидеальны, никакой не Петергоф и даже не Версаль. Но зато это мой личный дворец! Я – хозяйка всей это роскоши. Ну ладно, не роскоши, а дикой причудливости и беспорядка… И не хозяйка, а хозяин.
Но главное, что было у дворца – море! Дворец стоял на берегу полукруглого залива, и бесподобного цвета синева раскинулась между далеким правым зеленым и левым скалистым мысами.
По пыльной булыжниковой дороге телега прогрохотала ко входу во дворец: это были три высокие парные стеклянные двери, разделенные колоннами. Большая часть стекол в дверях была выбита. Тут телега остановилась.
– Приехали! – сказал Мерлин.
Мы с Мерлином слезли с телеги и забрали каждый свое обмундирование.
Мерлин потер бок:
– Отвык я ездить по ухабам.
Наверное, он всегда – крутанется магически – и уже там где надо очутится.
– Теперь вам так ездить придется, пока посох не почините, наверное? – сказала я.
Старик только хмыкнул недовольно.
Телега укатила по аллее вдоль дворца куда-то налево. А мы по мраморным ступеням поднялись на широкое крыльцо. У колонн сидели две статуи: дракон и лев. Лев! Прям как мое новое королевское имя. По-моему, это намек на то, что дворец мне рад. Я подмигнула льву, когда мы входили в распахнутые центральные двери.
А потом заметила нечто, что заставило меня шагнуть обратно на крыльцо. Над крыльцом, прямо над входом, на пике висели… полосатые бело-голубые, с серебряным галуном, штаны – выцветшие, обтрепанные, и галун оборван. Кто-то совсем оборзел – сушит свои штаны на королевском крыльце!
Ох, я их! Заставлю снять прямо сейчас!
Я забежала внутрь, оказавшись в огромной зале, стены которой были украшены позолоченными и потемневшими от времени деревянными финтифлюшками.
– Мерлин! – крикнула я старику, который топал по направлению к лестнице, видневшейся справа в глубине. – Там оскорбительные штаны! На крыльце! Кому велеть, чтобы их сняли?
– Какие еще штаны? – обернулся, поморщившись, Мерлин.
– Голубые. Полосатые. Это ж хулиганство! Неуважение! Оскорбление даже…
– Ты про флаг Гольштании?
– Про флаг Гольшта…
…штании. Поэтому штаны?
– Это флаг? – не поверила я.
Мерлин зашагал дальше, размеренно рассказывая:
– Флаг придумал пять веков назад король Станислазь Первый. Он сказал, что нет ничего важнее штанов. Армия без них сражаться не сможет, повар без них не приготовит обед, а король без них ни покажется людям на глаза, а значит, у этих людей не будет возможности выказывать ему свое почтение.
С этакой логикой можно и флаг-ночной горшок обосновать.
Мы шли по пустынной гулкой зале к видневшейся вдали большой лестнице. Высокие французские окна были пыльными, так же, как и портьеры, их украшавшие. Паркет был затерт до исчезновения лака, неровные иссохшиеся плашки скрипели под ногами.
Мерлин оглядывался недовольно:
– И где их всех носит?
Действительно, ни слуг, ни стражи, ни кто там еще должен толпиться в обычном дворце – никого не было.
В больших вазах на консольных столиках стояли пыльные засохшие, когда-то очень пышные, букеты. В мутных стеклянных графинах давно высохла вода. С больших люстр серыми клоками свисала паутина.
Мерлин запнулся о металлический поднос, валявшийся на полу, отпнул его в сторону:
– Распустились! Всего три года без короля – и они совсем о службе забыли!
Я приблизилась к висевшему между окон давно не чищенному, с потемневшей от времени фольгой, зеркалу, и рассмеялась. Выпуклый огромный панцирь не по размеру, из которого торчат тонкие ручки в клетчатых рукавах, и – усы на лице! Да еще меч в руке вполовину моего роста. Да я будто с маскарада.
В раскрытом окне что-то промелькнуло. Я оглянулась: никого. А потом мимо следующего окна прошествовал голый мужик. Вот это уже точно не может быть никаким флагом или даже гербом. Хулиганство в чистом виде!
– Ох… – обалдела я и заикнулась. – Охрана!
12
Мерлин обернулся:
– Ты чего кричишь?
Может, у них тут нудизм в порядке вещей? Куда я попала??
– Там мужчина без одежды, – показала я мечом на пустое окно.
– Да ну? – не поверил Мерлин.
Значит не в порядке вещей. Ну хотя бы.
– Стража! – грозно крикнул Мерлин.
– Стража! – крикнула я в другую сторону.
Эхо наших голосов гулко пропрыгало по коридору и исчезло в глубине.
А мужик снова появился в ближайшем окне. Французские окна – они до полу, так что предстал он перед нами целиком, во всей красе. Правда, скандальное место он прикрывал круглым шлемом с цветными перьями.
– Я тут, – сказал мужик смущенно.
– Мы охрану позвали, – строго сказала я.
– И вот я пришел, – сказал мужик. – Вы извините, я сейчас форму надену. Только добегу. Но если что срочное, могу и так.
– Это стражник, – возвел глаза Мерлин. И сказал мужику: – Уйди с глаз долой.
Мужик припустил прочь.
– Эх, – посетовал Мерлин, – надо было велеть ему позвать… Стражник! – крикнул Мерлин, подойдя к окну. – Погоди!
Но тот, видимо, уже убежал далеко.
– Идем! – Мерлин круто развернулся и широкими шагами зашагал в обратную сторону.
– Куда? – Я потопала за ним. Хотелось бы уже переобуть сырые ботинки. Пусть и на мужские.
– Есть место, где они день и ночь околачиваются.
– Кто?
– Слуги твои.
Мои слуги. Которыми я могу командовать. Чтобы они испекли торт, или погладили платье… То есть, камзол, видимо.
– И где такое место? – очнулась от мечтаний я.
– Не догадываешься?
Мы прошли парадный вход и углублялись теперь влево.
Где бы я околачивалась день и ночь, если б служила во дворце?
– У вас тут библиотека есть? – спросила я Мерлина.
В королевских библиотеках обычно редчайшие книги бывают!
– Разумеется, есть, – сказал он. – Но единственный человек, которого там можно встретить – это я. А я уже тут.
Ну да. В нашей городской библиотеке и то обычно пустыня пустыней. И приходят тоже старики да старушки – люди старой формации, кто в интернет не выходит.
– Кухня, – сказал Мерлин.
Ах, ну да. Я бы и сама сейчас не прочь на кухне оказаться – желудок от голода песни поет.
Но когда мы приблизились к кухне, о чем говорил разливавшийся в воздухе аромат жареных пирожков – похоже, с яблочной начинкой – Мерлин приостановился и сказал мне:
– Постоишь за углом. Нечего тебе лишний раз людям показываться, пока тебя в царское и мужское не одели.
Я кивнула. Желудок протестующе заскулил.
А Мерлин взглянул на меня недовольно:
– Жаль, тебя без шлема уже видели – теперь пышных усов не приклеишь. Ладно. Скажем, что ты очень юный. Лет этак… восемнадцать, да. – Он вздохнул. – Но ты все же веди себя посолиднее да построже.
Восемнадцать! Считать ли это за лестный комплимент, если девушку двадцати пяти лет принимают за восемнадцатилетнего юношу?
Мерлин завернул за каменный угол – здесь соединялись постройки разного времени – за поворотом начинался широкий коридор, построенный из камня, с темными деревянными балками и ржавыми факелами, вделанными в стены.
Недалеко за углом, в стене напротив были распахнутые двери кухни – закопченые, из толстых досок, оббитые железными полосами. Виднелись висевшие на отделанных керамической плиткой стенах медные сковороды и половники, и огромный, выложенный из камней, камин – сейчас потухший.
Из помещения, и правда, раздавался гвалт голосов – разговоры и смех. Но видно никого не было – похоже, все собрались в другой части кухни. Так что я решила подойти поближе и незаметно глянуть, что там за люди.
Когда Мерлин вошел в дверь, голоса притихли, только один юноша продолжал (видимо, сидел спиной к дверям):
– А мы в трактире на прошлой неделе играли – проигравший должен был бочонок браги выставить. После он домой тоже голый ушел – денег платить недостало, так Вакуль его одежду и забрал!
– Вот и играйте в деревне, – раздался громкий голос Мерлина. – А чтобы тут при дворе я больше голых задов не видел!
Тут на разные голоса забормотали «Извините», задвигались стулья, зашоркали башмаки.
– Почему везде мусор и грязь? – строго сказал Мерлин.
– Потому что нам уже третий год только половину жалованья платят! – живо ответил женский голос.
– И это справедливо, – заметил другой женский голос – сухой и невыразительный.
– Иди-ты! – послал ее первый голос.
Ничего себе они с друг дружкой! Но оказалось, вовсе не послал.
– Идита права, – сказал Мерлин. – Короля нет, обслуживать некого. Да только вы и половину своих обязанностей не выполняете!
– Скажите спасибо, что вообще не разбежались, – огрызнулась первая женщина шустро.
Я подобралась к дверям и осторожно выглянула из-за косяка. В огромной кухне, у деревянного стола стояли двое мужчин, молодая девушка и костлявая женщина средних лет в строгом темно-синем платье. Видимо, все они только что из-за этого стола вскочили. Один из мужчин собирал со стола карты. Еще одна женщина – полная, в белом фартуке – склонилась к низкой печи и открыла дверцу. Большая тарелка с пирожками стояла на столе.
– А чего вам разбегаться, – говорил Мерлин, – когда вы тут бесплатно кормитесь да в дурака играете.
– От скуки! Единственно от скуки! – сказала полная женщина, вытаскивая из печи огромный противень с пирожками. Это она жаловалась на полжалованья. – Короля-то нету! А без дурака, то есть без короля – никакого тебе развлечения, совсем сонное царство! Три печи простаивают, поварята в пастухи подались, продукты… сами съедаем сколько можем! – женщина кивнула на стоявшие у задней двери корзины и мешки – я узнала в них наших сюда попутчиков.
– Этими можете не утруждаться, – сказал Мерлин. – Это для сегодняшнего торжественного ужина.
– Да? – оживилась повариха. – По какому поводу?
– По поводу коронации, – с некоторым самодовольством сказал Мерлин. – Так что, – он повернулся к остальным, – наведите-ка блеску в парадной зале. И большой флаг у входа погладьте – висит, как штаны!
– Неужели нового короля нашли? – удивленно вскинула тонкие брови сухощавая женщина.
13
– Да, – горделиво сказал Мерлин. – Наследника Пипина.
– Пипин… это который в вине… – заметил один из мужчин.
– В пиве, – сказал Мерлин. – И пошлите кого-нибудь за лягушей. Он во дворце?
Или он сказал не «лягушей», а «лягушем» – если уж это «он», а не «она»? Кличка, что ли…
– Где же ему быть, со своего чердака не вылазит, – сказала девушка.
Мерлин сказал:
– Пусть явится в королевские покои немедленно. Ну, бегом за ним.
Служанка ринулась из кухни, и я быстро шагнула за широкую дверную створку. Она, топоча каблуками, пробежала мимо и не заметила меня.
– А король-то где? – вкрадчиво спросила повариха. – Какой он?
Я затаилась за створкой, не дыша.
– Вечером увидите, – сказал Мерлин. – И наймите дополнительно людей из деревни на сегодня.
– Хорошо, – сказала сухощавая женщина. – Я пошлю кого-нибудь спросить в Малые Гульфы.
Забавное название.
Похоже, эта женщина главная над слугами.
Мерлин спросил:
– С чем пирожки?
– С яблоками и грушами, – ответила повариха.
– Вкусно, – прочавкал Мерлин.
Я тихонько выглянула из-за створки: стоит и жует около подноса с пирожками. Я проглотила слюну. Хоть бы мне взял тоже – умираю с голоду. Жаль, он велел не высовываться. А может, высунуться? Я же король – дворец мой, кухня моя, и, значит, все эти пирожки тоже мои. Могу взять, даже не спрашивая. Впрочем, Мерлин тоже не спрашивает. Кто тут у них главнее – король или друид?
Задняя дверь вдруг распахнулась, и на кухню влетел тот голый мужик со шлемом, с криком:
– Там Мерлин приперся!
Он споткнулся о корзины с овощами и полетел вперед. Растянулся на полу – головой у башмаков Мерлина. Шлем улетел под стол. Мужик поднял голову на Мерлина:
– О! И тут вы…
Оглянулся, схватил лист салата и, прикрываясь им, поднялся и в полусогнутом виде пробежал к стулу, где лежала одежда.
Все захихикали. Мужик обвел компаньонов взглядом:
– Но я все равно весь дворец кругом обежал.
– Молодец, – сказал Мерлин. – Но будь добр, в следующий раз играй на деньги. Тем более что с сегодняшнего дня жалованье будет прежнее, полное.
– Да? – обрадовался мужик, прикрываясь уже кожаным жилетом.
– Вот это справедливо! – расплылась повариха в улыбке и с укором поглядела на темно-синюю коллегу.
– И наденьте-ка все форму, – сказал Мерлин. – Что за разброд. Одна мадам Кастель в рабочем платье, – Мерлин кивнул на Идиту. – Правда… вроде ты всегда еще носила с ним белый воротник…
– Он… тут, в шкафу. Я чтобы не пачкать не надела… – разволновалась Идита и вдруг быстрым шагом направилась к выходу.
Я снова спряталась за дверь, Идита прошла несколько шагов, открыла какую-то скрипящую дверь, чем-то пошуршала, снова скрипнула дверцей и вернулась в кухню. Теперь на Идите сиял белизной похожий на матросский воротник. Я выглянула – невдалеке стену коридора подпирал громадный шкаф.
Идита на кухне сказала:
– У нас и платьев для горничных имеется запас. Так что нарядим и всех дополнительных слуг в форму.
– Прекрасно, – сказал Мерлин, взял еще один пирожок и пошел к двери.
Я отпрянула от двери и побежала в прежнее укрытие за угол. Ну вот, вспомнил, что я голодная. Милый старикан все же.
Двери кухни с грохотом захлопнулись, потом Мерлин выглянул из-за угла и сказал мне:
– Идем.
Он развернулся и быстро зашагал мимо закрытой теперь кухни по узкому коридору. Я нагнала его. Он показал на каменную винтовую лестницу в конце коридора:
– Тут будет ближе. – И откусил пирожок, который был у него в руке. Вот эгоист.
– Мне тоже есть хочется, – сказала я.
Мерлин кивнул:
– Велишь Лягушу подать тебе закуску.
Я вздохнула – ладно, потерплю еще.
– Лягуш? Это кличка? – спросила я.
– Фамилия. Ля – Гуш. Ля – потому что дворянин.
– А!
Смешная дворянская фамилия. Де Гузу под стать.
– Ля Гуш – королевский секретарь и камердинер, – сказал Мерлин. – А на такие должности только дворян берут.
14
По каменным неровным ступеням мы поднялись на второй этаж. Прошли по коридору и свернули в галерею с окнами по одну сторону и дверьми – по другую. В галерее тоже было пыльно, валялись несколько сломанных стульев и черепки разбитой фарфоровой вазы.
На стенах висели аляповато написанные портреты королей, а между окон на небольших постаментах-столбиках стояли их бюстики и статуэтки. Я спросила, кто из них Пипин.
– Э-э, – задумался Мерлин и показал на статуэтку: – Вон этот, с гусем.
– С гусем? – удивилась я, подходя к узкому постамент-колонне у окна, на котором белая фигурка длинного человечка кормила гуся травкой. Причем гусь – улыбался!
– У него роман с пастушкой был. Она в честь короля даже гуся назвала. Там внизу написано.
Я наклонилась к скульптурке. На основании были выдолблено: «Пипин и Пипин». По крайней мере, у моего гольштанского предка было чувство юмора.
Мерлин уже открывал высоченные двери на другой стороне:
– Ну, вот твое жилище.
Я прошла следом за ним в большую залу с камином, зеркалами, диванами, диванчиками, столиками – комнатой это не назовешь, сюда поместилась бы вся наша с родителями тридцатитрехметровая квартирка. Два раза. Хотя если учитывать высоту потолка… то все четыре. За окном виднелась белая баллюстрада балкона, а за ней, на горизонте – блестело под солнцем море.
– Тут приемная, – сказал Мерлин, потом показал рукой на дверь слева, за камином: – Там кабинет. А там, – он махнул вправо, – одевальня, спальня и умывальня.
Хих. Умывальня. Ванная, значит?
И все эти помещения – мои? То есть – разумеется, мои. И дворец весь… Но чтобы вот прям в персональное пользование получить полстадиона – только ради этого можно ходить в мужской одежде. Тем более я и так хожу в унисексе всю жизнь.
– Да, для сведения, – добавил Мерлин, – кабинет соединен с залой королевского совета.
Я поставила меч у камина и спросила:
– Могу я уже снять доспехи?
Плечи натерло так, как ни одним рюкзаком не натрет.
– Давай помогу, – сказал Мерлин.
Он положил обломки посоха на пол у кресла и помог мне высвободиться из железной скорлупы. Я оттащила доспех к окну. А Мерлин ушел в правую дверь и вернулся с голубым вышитым покрывалом:
– Накинь пока что. Вдруг кто зайдет. Рубаха у тебя больно уж по телу выкроена.
Естественно! Я ж не собиралась ею маскировать свой пол.
Я послушно укуталась в тяжелое полотно, Мерлин уселся в кресло возле камина и махнул на противоположное рукой:
– Садись, поговорим.
Я уселась в удобное мягкое кресло и скинула наконец сырые ботинки. Мерлин глянул на них:
– Ля Гуш подберет тебе удобные туфли.
– Спасибо, – сказала я.
Можно ли рассчитывать на то, что у них тут могут найтись новые туфли? Не хотелось бы донашивать обувь за другими королями.
Я оглянулась: в отличие от всего дворца и парка, здесь все блестело чистотой, все стояло на местах, часы на камине весело тикали, оконные стекла были невидимы по причине абсолютной прозрачности и даже дрова в камине были выложены красивой горкой. Едва мы уселись, часы проиграли красивую мелодию – было ровно четыре часа.
Мерлин говорил:
– Я должен объяснить тебе, как нужен Гольштании король. Как важно, чтобы ты играла роль мужчины.
– Но ведь три года вы обходились без короля, – сказала я. Пусть он скажет, что король им нужен позарез именно сейчас и что без меня им как без рук.
– Да, – кивнул Мерлин, – мы бы и дальше, пожалуй, без короля обошлись бы… Но все же… Гольштанцы – народ прекрасный, добрый и даровитый. Но… безалаберный и слабохарактерный. Незрелый, я бы сказал. Будто дети они. Хорошо бы кто-то направил их стремления им же на благо. Кто-то, у кого есть законное право, которое они уважат.
– Хорошо, – сказала я. – Я их направлю.
Только вот – куда? И не могут ли даровитые гольштанцы сами куда-то направиться?
– Королевский совет и я лично будем тебе помогать, – сказал Мерлин.
Видимо, задавать направление.
– Хорошо, – снова сказала я.
Они тут живут всю жизнь, им виднее, куда их народ послать нужно.
– К тому же, – сказал Мерлин, – есть предание, что защитить Гольштанию от врагов может только отпрыск одного из пяти королевских родов… – И он быстро добавил: – Неважно, что ты женщина. Важно, что в тебе кровь Пипина из клана Длин.
– Из клана чего?
– Фамилия вашего клана – Длин. Длинные вы все потому что. А всего королевских кланов пять: Хрюн, Брюн, Длин, Ослинг и Херовинг.
Интересно, фамилии других кланов тоже говорящие? О чем – об их облике? Или может, привычках…
А Мерлин продолжал рассказывать:
– Когда-то на Гольштанской земле жили пять разных племен. И власть переходила из рук в руки тому, кто сильнее. Потом пять вождей из этих разных племен договорились между собой и стали править поочередно… Я искал потомков всех пяти кланов, а нашел только тебя. Но я продолжу поиски. А ты уже будь добра, забудь пока, что ты женщина, и стань хорошим королем нашей стране.
Какой патетический друид. Он меня так растрогал своими призывами, что мне захотелось лично направить каждого гольштанца куда надо. По-мужски, решительно и далеко. Выравнивать их расколдобленные дороги, например.
В дверь вежливо постучали.
15
– А вот и Ля Гуш, – сказал Мерлин, поднимаясь с кресла.
В приемную вошел человек, невероятно похожий на лягушку: с зеленой кожей, сухопарый, пружинистый в движениях, с огромными выпуклыми черными глазами и лысой головой – что обнаружилось, когда он снял в приветствии свой алый бархатный берет с белоснежным пушистым пером. Но странно: при всей схожести с лягушкой он не был уродлив – он был симпатичен и мило улыбался своим большим, чуть не до ушей, ртом.
Ля Гуш скользнул взглядом по моим разутым, в полосатых носках, ногам, торчавшим из-под покрывала, по доспеху возле камина и обломкам посоха Мерлина.
– Прежде всего, Грегуар, – обратился к нему Мерлин, – нужна одежда: рубаха, штаны, камзол… Все что полагается. Парадная.
– И туфли, – добавила я.
– Разумеется, – взгляд Ля Гуша снова скользнул по моим носкам.
– Камзол попросторнее и поплотнее, чтобы с галунами и украшениями… – взмахнул рукой, изображая, Мерлин. – Особенно спереди.
Ля Гуш кивнул и пригласил меня жестом руки в правую дверь:
– Не соизволите ли пройти в гардеробную…
Я поднялась, путаясь в покрывале, и проследовала за ним.
Гардеробная была еще больше чем приемная. У стен стояло несколько огромных резного дерева шкафов и комодов, а напротив камина – диваны. Посередине комнаты – стол.
Мерлин тоже зашел и уселся на диван.
Ля Гуш выдвинул скрипучий нижний ящик комода, вытащил оттуда что-то и поставил на пол передо мной:
– Чтобы не замерзли ноги. Они новые.
Это были большие голубые бархатные тапки с пушистой оторочкой.
– Спасибо, – сказала я и надела их.
Ля Гуш быстрым шагом подошел к шкафу, распахнул скрипучую дверь и вытащил белоснежную, пенно-кружевную стопку:
– Его Величество ПудОвик Первый увез с собой весь гардероб…
– Это предыдущий король, – тихо пояснил Мерлин мне. – Он сбежал.
Интересно, почему?
– Но последние заказы были выполнены после его отъезда, – говорил Ля Гуш, кладя белье на стол. – Около дюжины рубашек, полдюжины пар панталон, чулки, три пары штанов и две шляпы. Все это новое. – Он сновал от шкафов и комодов к столу и выкладывал одежду: белое белье, бархатные штаны, шелковые носки. – И я содержал все это в чистоте и порядке.
Похоже, за королевскими комнатами тоже он следил – как мило.
– Ля Гуш – образцовый камердинер и секретарь, – заметил Мерлин.
Ля Гуш почтительно ему поклонился. Потом сказал, снова окинув меня взглядом круглых темных глаз:
– Единственное, по размеру все это вам будет великовато…
– Ничего, – сказал Мерлин, – подгони по фигуре сам. На сегодня-завтра сойдет. И закажи новые по размеру.
Ля Гуш кивнул. Пробежав длинными зелеными пальцами по стопке рубашек, он вытащил одну и встряхнул:
– Думаю, эта подойдет более других. У нее кружева и жабо на груди. Можно носить и без камзола.
Наши с ним взгляды пересеклись. Темные глаза смотрели проницательно.
Раздался голос Мерлина:
– Да, мы пытаемся выдать девочку за мальчика.
Я встревоженно взглянула на Мерлина. Но тот продолжал:
– В курсе только я.
– А герцог? – спросил Ля Гуш.
– Нет, – помотал головой Мерлин. – Больше ни одна душа. – Потом сказал мне: – Ля Гуш умеет хранить тайны… Но как ты догадался, Грегуар? Потому что я попросил камзол попросторнее? Или по ее голосу?
– Усы, – сказал Ля Гуш.
Я схватилась за приклеенную полосу – вроде на месте.
– Они немного другого оттенка, – сказал Ля Гуш. – Темнее, чем волосы. Хотя обыкновенно бывает наборот…
– А вдруг и остальные догадаются? – обеспокоилась я.
– Таких как Ля Гуш редко встретишь. Он художник и обладает чуткостью. Так что не беспокойся.
– Я не то чтобы художник, – скромно опустил голову Ля Гуш. – Я придумываю и шью одежду.
– Но ты же ее рисуешь? – парировал Мерлин.
– Да, – улыбнулся камердинер.
– Это единственный наследник… наследница, которую мне удалось найти, – сказал Мерлин Ля Гушу, указывая на меня.
Камердинер кивнул и произнес:
– Я буду рад служить.
– Отлично, – сказал Мерлин.
Тут послышался гулкий и звонкий звук колоколов. Они вызванивали знакомую мелодию.
Мерлин весело подсвистел ей, пробормотал:
– Дурень Жапо, дурень Жапо… – и подмигнул мне. – Герцог, значит, приехал. Мне надо с ним поговорить по поводу коронации. А вы тут разберитесь с одеждой. Да, Грегуар. Меч и доспехи вели вернуть в галерею.
Он подобрал обломки посоха возле кресла и пошел к двери, но потом вернулся и поставил на стол пузырек с клеем:
– Это клей. Но вот других усов у меня нет…
– Я подкрашу эти, – сказал Ля Гуш. – А потом изготовлю новые.
Мерлин кивнул и вышел из гардеробной. Я побежала за ним и нагнала его у наружной двери.
– Мерлин, – зашептала я. – Может, лучше пришлете мне какую-нибудь девушку, горничную. Чтобы она была моей личной служанкой.
– Девушки не сохранят тайну. А Ля Гуш – сохранит.
– Но как же… Он будет помогать мне одеваться и все такое…
– Он не мужчина, – сказал Мерлин. – Он даже не совсем человек. Не мужчина и не женщина. Ты же видишь, он…
– Лягушка? – совсем тихо прошептала я.
– В общем, да, – огорченно сказал Мерлин.
И потопал прочь из приемной.
Ну ладно. Если не мужчина и не человек. Может, он вообще инопланетянин какой, залетевший в гости в Гольштанию? У инопланетян может и не быть четкого деления на мужчин и женщин.
16
Я вернулась в одевальню и сбросила тяжелое покрывало, в котором стало уже жарко.
Ля Гуш улыбнулся мне своей большой улыбкой:
– Вы очень стройная.
– Спасибо, – сказала я.
– И так как у вас не очень большой бюст, мы можем просто придумать что-то вроде плотного жилета, который вы будете надевать под рубашку. И не надо толстых камзолов с галунами, – усмехнулся он.
Я тоже не жаждала носить толстые камзолы посреди лета, а потому обрадовалась его предложению.
Примерка и подгонка заняли довольно много времени. Пудовик был из клана Хрюн, как сказал Ля Гуш, а этот клан, в соответствии со своим прозванием, отличался упитанностью – рубахой Пудовика я могла обернуться раза три.
Ля Гуш достал из комодика в углу шкатулку со швейными принадлежностями и как заправский портной то кружил вокруг меня и захватывая пальцами и закалывая булавками ткань, отмечал по ней мелом, где ушить, то садился на диванчик и наживуливал одежду крупными стежками.
Еще он соорудил из толстого льняного полотенца облегающую безрукавку – которую предполагалось надевать под рубашку, чтобы скрыть объемы.
Вот с туфлями была засада. Хотя нога у меня немаленькая – 41-й размер, но обе пары туфлей Пудовика оказались гораздо больше, чем нужно, и не только в длину, но и в ширину – так что мало того что казалось, будто я надела на ноги лодки, так они еще и падали с меня, стоило только приподнять ногу от пола.
– Если позволите, – сказал Ля Гуш, – я предложил бы вам свои туфли. По-моему, у нас схожий размер стопы. Я недавно приобрел в городе одну замечательную пару туфлей. Они простые, из свиной кожи. Но я мог бы украсить их атласными бантами и брошками, и они подойдут для церемонии коронации.
Он умчался и принес простые серые туфли – которые оказались мне впору – и какие-то краски в тюбиках. Смешал несколько коричневых тонов, пока не получил кофейный – цвет моих волос. Потом тонкой кистью нанес немного краски на усы.
– Пока не трогайте их. Дайте полчасика краске высохнуть, – сказал Ля Гуш.
Я поглядела в зеркало – вроде бы ничего и не изменилось. Но усы действительно стали смотреться более естественно – если можно вообще так сказать об усах на женском лице.
Мою собственную одежду – она высохла на мне, но была в грязи и песке – и ботинки Ля Гуш пообещал привести в порядок к застрашнему утру – вдруг я пожелаю что-то надеть. А пока он дал мне большой цветастый халат и попросил один час – чтобы ему довести до ума мой костюм для коронации.
А я попросила чего-нибудь поесть.
Ля Гуш попросил прощения за свою несообразительность и побежал на кухню.
Я поплотнее закуталась в огромный цветастый халат – вдруг кто зайдет – и заглянула в другие комнаты королевских покоев.
Следом за одевальней была спальня. В приятных голубых тонах, с выцветшими шелковыми обоями с вышитыми птицами и диковинными зверюшками, с большой, действительно королевской кроватью с пологом – вот откуда Мерлин сдернул покрывало, ну и прочей мебелью: комодом, тумбочками, шкафами, пуфами и диванцем-рекамье с изогнутой спинкой у окна – похоже, для чтения.
Дальше шла умывальня – ванная комната. Хотя ее тоже можно было бы назвать залой. Тут тоже были и диваны, и шкафы, и камины. А еще! Вот чудо! Здесь были водопроводные краны – над медными раковинами-тазами, прикрепленными на деревянном столе у стены. Правда, вода была только холодная и лилась совсем небольшой струей. Но может, чтобы получить горячую, надо просто где-то что-то включить – то есть, поджечь, скорее всего. Еще тут была ванная – большая, белая, эмалированная, на золоченых ножках – звериных лапах. Она стояла в глубине залы, и над ней возвышалась медная стойка с кранами.
Но что привлекло мой взор – это витражи на окнах, благодаря которым комната была освещена загадочным разноцветным светом. Что изображалось на этих двух витражах, было совершенно непонятно – то ли мастер был не способен изобразить что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее хоть что-нибудь, то ли, наоборот, был чертовски талантлив, перегнал свой век и дошел до абстрактной живописи, в которой по степени абстрактности дал фору самому Пикассо. Хотя какой в Гольштании век и неизвестно, но судя по общему развитию, можно было бы предположить, что до технической революции им еще топать и топать. По их неровным и бандитским дорогам.
Подойдя к ванне, я заметила в углу небольшую стыдливую белую дверь, подделывающуюся под стенной шкаф. За дверью оказался чуланчик размером с туалет в нашей хрущевке. Сходство усиливала керамическая плитка на стенах. Половину чуланчика занимал деревянный ящик с крышкой. Под крышкой обнаружился не совсем обычной формы, но все же унитаз – с деревянным сиденьем. Значит, это и есть туалет. Из боковой стены торчал медный рычаг. Я нажала на него – и слилась вода. Надо же. Вполне себе цивильно. Удивило, что по сравнению с размерами комнат других предназначений туалетная комната была такой микроскопической. Хотя понятно: надо ж всячески скрывать, что король такой же человек как и все, и что у него могут быть столь низменные эээ… нужды.
Что же, вполне себе королевские покои с удобствами – вот уж чего не ожидала в такой отсталой стране, где врагов сжигают на костре у праздничного шеста. Впрочем, если Мерлин умеет связываться с другими мирами, то он мог подглядеть некоторые технические штуки там. Может, у них тут дело и до компьютеров дошло?
Я прошла в приемную, чтобы пройти в другую дверь и поглядеть, какой же у меня кабинет. Но уже в одевальне я услышала хлопанье двери и шаги, а потом звяканье посуды.
В приемной Ля Гуш выставлял посуду с подноса на стол.
– Я ознакамливалась с комнатами, – сказала я. – У вас тут все очень удобно устроено. Вода… и все такое…
– Да, для дворца есть водонапорная башня. А теплая вода будет к вечеру. Мерлин обещал принести новых ригариков. Старые стали совсем холодными…
– Ригариков?
– Это волшебные камни, они горячие, – сказал Ля Гуш. – И долго могут быть горячими – несколько месяцев или даже лет. Смотря какие попадутся.
Ничего себе. Подогрев воды волшебными камнями.
Ля Гуш принес копченого мяса с хлебом и тех пирожков с начинкой из груш, а еще – белого и красного вина. Я спросила чаю, но он не знал, что это такое, и предложил раздобыть травяные напитки – из мяты, ромашки и еще каких-то цветов.
Я решила обойтись белым вином, которое оказалось сладким и вкусным. Ля Гуш сказал, что для короля доставляют вино с Бордовых Холмов, а там оно самое лучшее.
Когда я, поев мяса с хлебом, только взяла на десерт пирожок, дверь, ведущая в кабинет, вдруг открылась и оттуда вышел Мерлин.
– У нас там королевский совет. И хотя ты еще официально не король… Твое присутствие необходимо. Нужно решить некоторые вопросы.
17
– Хорошо, я только переоденусь, – сказала я, проворно поднимаясь.
Мерлин бросил взгляд на мой халат:
– Можешь идти в этом. Хороший размер.
В том смысле, видимо, что я будто в тыкве – мою фигуру и не видно.
– Но это слишком… по-домашнему, – сказала я.
Предстать перед участниками королевского совета, людьми, по всей вероятности, знатными, в халате мне не хотелось. Уважать же не будут.
Но Мерлин сказал:
– Ничего. Сегодня мы собрались малым кругом – только я и герцог.
– Хорошо. – Я осторожно промокнула поданной Ля Гушем салфеткой губы под приклеенными усами и вытерла руки.
Мерлин уже скрылся за дверью.
Для одного герцога я бы хотела переодеться даже сильнее, чем для всего совета – но не в парадный королевский камзол, а в какое-нибудь мини-платьице, из-под которого коленки торчат, и в милые туфельки в горошек. Блин. Никогда не чувствовала такой сентиментальности.
Я откашлялась, чтобы обрести подобающий мужчине бас. Потом быстро обернулась к Ля Гушу:
– Они что, прям в кабинете моем? Туда есть второй вход?
– Нет, совет собирается в зале совета, дальше. Но она сообщается с вашим кабинетом дверью. Вы ее можете потом на ключ закрыть. Он висит справа от двери.
Он действительно чудесный, этот Ля Гуш. Уловил мою мысль между слов. Не хочу я, чтобы в мои покои врывались вдруг посторонние люди из совета. Ну разве что это будет герцог…
Я запахнула халат поплотнее, затянула пояс и поправила широкий воротник, чтобы он прикрывал грудь.
Расправила плечи и широким военным каким-то шагом пошла в залу совета.
Кабинет, через который я туда прошла, оказался небольшой залой, уставленной по периметру шкафами с книгами – а еще я приметила большой глобус рядом со столом. О! Можно будет ознакомиться с географией планеты.
В залу совета вели такие же двустворчатые двери, какие были в королевских покоях. Ключ на голубой ленте висел на крючке, на косяке.
Зала совета была раза в два больше кабинета. Мерлин уже уселся за длинный инкрустированный стол, а герцог стоял у окна. Когда я зашла, он обернулся и тут же усмехнулся:
– Принимали ванну, Лев?
Мне захотелось на него рыкнуть в соответствии с моим новым именем, но я только сдержанно ответила:
– Не нашлось другой одежды.
– Соответствующей вашему полу? – Его голубые глаза сощурились.
Я вдохнула резко и испуганно. Какой пол он имеет в виду? Я инстинктивно скрестила руки на груди, но потом быстро отпустила их.
– Это мужской халат, – пробубнила я басом и прошла к столу.
Он догадался, кто я, честное слово!
– А по цвету – женский, – сказал герцог.
Нет, не догадался.
Жаль. Ведь если бы он догадался… тогда… тогда мы с ним никогда не увидимся. Разве что я устроюсь работать во дворец посудомойкой или горничной. Если меня возьмут, конечно – короля-то опять не будет, и обслуживать будет некого.
Да и нужна ли я ему буду? У него поди девиц вокруг пруд пруди, и не просто горничных, а графинек каких-нибудь. Вон какой красавец.
И потом, где я буду жить? Представляю, какие каморки у горничных. Нет уж. Побуду-ка лучше королем пока что.
Едва я уселась за стол, Мерлин подвинул мне под нос какую-то толстую бумагу:
– Твое официальное согласие быть королем Гольштании. Ты должен подписать его.
Бумага написанными от руки готическими черными буквами гласила:
«Я, Лев из клана Длин, потомок короля Пипина Первого в пятом колене, вступая на престол Гольштании, буду править мудро и миролюбиво, заботиться об интересах гольштанцев и буду честным перед ними во всем».
Герцог подошел к столу и подвинул ко мне керамическую вазочку с торчащим из нее длинным гусиным пером:
– Вы поняли этот текст?
– Да. – Я взяла перо – капля чернил упала с его заостренного кончика в горшочек.
– И понимаете, что вам грозит, если вы нарушите обещания?
– Что грозит? – Моя рука зависла над бумагой. Следующая капля упала на ее край. – Ой.
– Не запугивай Льва, герцог, – сказал Мерлин.
– Он должен сознавать, какие обязательства взваливает на свои плечи, – сказал герцог.
– Он сознает, – сказал Мерлин.
Я посмотрела на Мерлина, потом еще раз пробежала глазами документ перед собой. «Буду честным» – вот что я собиралась нарушать постоянно – выдавая себя за того, кем я не являюсь. Неужто все правители Гольштании были кристально честными? Не принимали ли их в пионеры перед тем, как принять в короли?
Я лихо и размашисто подписала документ своими новыми именем и фамилией: «Лев Длин».
Мерлин взял документ и положил в обложку из толстой коричневой кожи.
– Я не договорил, – произнес герцог холодновато. – За нарушение обещаний вам грозит отрубание головы.
Этот надменный герцогишка только и делает, что подкалывает меня и пытается запугать. Я теперь – Лев и стану его королем, вот что. А он будет моим верноподданным.
Я поглядела прямо в голубые глаза и сказала колко:
– И многие ваши короли лишились головы?
– Ни одного, – сказал Мерлин. – Зато многие всю жизнь жили безголовыми.
– Пудовик Первый, чей красивый халат вы надели, должен был быть казнен, – сказал герцог, не сдававший позиций. – Да сбежал, подлец.
Я невольно передернула плечами. Впрочем, халат-то был новый.
– За что? – коротко спросила я.
– За то, что был вор и врун, – сказал герцог.
– Герцог, – сказал Мерлин, – мог ты быть более почтительным, когда говоришь о королях… Скажем, король Пудовик был весьма неоднозначной, колоритной персоной.