Читать книгу Отношения - Лин Хэндус - Страница 1

Поездка

Меня как опытного журналиста послали в очередную срочную командировку. Материал ожидался сенсационный или просто интересный – предстояло узнать на месте. В связи с предстоящим заданием что-то такое крутилось в голове, но что именно – поймать я пока не мог. И потом, предстояло решить, когда ехать. Хотелось бы поскорей. Для журналиста, ожидающего новое задание, важно быстрее в него вникнуть, поэтому нужно ещё сегодня успеть за билетами на вокзал.

Зайдя в большой светлый зал недавно отстроенного железнодорожного вокзала, я подошёл к кассе дальнего следования. Впереди стояли две девушки, по виду студентки. Они назвали кассирше место следования, тут же получили билеты и отошли, довольно переговариваясь. Моя очередь. Я наклонился к окошечку:

– Пожалуйста, билет до Свибурга на завтра.

Кассирша при слове Свибург как-то странно вздрогнула. Она медленно сняла очки с затемнёнными стёклами, чтобы взглянуть на меня попристальнее. Мне это показалось странным. Впрочем, каких только странностей не бывает на свете!

– Если вы едете в направлении Свибурга, нужно заранее прибыть на вокзал, – она вновь надела очки и стала набирать данные поезда на компьютере, чтобы проверить наличие свободных мест.

– У вас что, как в аэропорту, регистрация билетов за два часа? – веселое приподнятое настроение не отпускало меня. Радость, что можно немного пошутить, усиливалась предстоящим путешествием: я вообще по натуре человек скорее веселый, чем грустный или серьёзный.

– У нас нет регистрации билетов, – со вздохом произнесла кассирша. Она серьезно глянула на меня поверх очков, будто удивляясь, что пассажир не понимает таких простых вещей. – Попробуйте опоздать – вас будут ожидать большие проблемы. Ко всему в жизни нужно готовиться заранее, но не все это понимают. Многие абсолютно несерьёзно относятся к настоящему, а потом об этом горько сожалеют.

– Не понял, – улыбка медленно сползла с моего лица, потому что я действительно не понял, что сказала кассирша. Что-то пошло не так. Прочитав имя, написанное на красивой табличке, приколотой к её фирменному жакету, я попробовал разъяснить ситуацию: – Таня, извините, но я ничего не понял. Объясните ещё раз, что всё это значит?

– Что вы не поняли, Олег? Разве я непонятно объяснила? Как дети, честное слово!

– Откуда вы знаете моё имя? – В душе зашевелились смутные опасения. Они наверняка выступили глупым выражением на лице.

– У вас на лбу написано, – без улыбки ответила кассирша и уставилась на экран компьютера.

Ответ настолько выбил меня из колеи, что машинально я потрогал лоб, будто желая убедиться в правильности услышанного. Радостное настроение окончательно пропало. На его место пришли раздумья.

– Не ломайте голову, пассажир! Лучше внимательно послушайте ещё раз, что я скажу, – кассирша опять сняла очки. Её взгляд был серьёзным, не строгим, а каким-то сочувствующим. Всем своим видом она хотела донести желание чем-то помочь, чего делать по инструкции совсем не обязана: – Попробуйте не опоздать на поезд – это очень важно. Если вы сегодня сделаете эту ошибку, то завтра её будет трудно исправить. Ошибки, совершённые нами сегодня, завтра исправить очень трудно, а подчас невозможно. Поезд увезёт их с собой. Вам никогда не догнать и не исправить то, что вы прохлопали по собственной невнимательности. Никогда и никуда постарайтесь не опаздывать, будьте предельно внимательны ко всем мелочам. Любая мелочь – это не мелочь, как кажется многим, а важнейшая часть настоящего, без которого никогда не будет будущего. Запомните, а лучше запишите!

– Почему вы говорите только обо мне? Разве вас это не касается? Разве у вас нет будущего? – вопросы вылетели против моей воли. Я уже перестал что-то понимать.

– Будущее есть у всех, кто этого захочет. Но иногда люди строят себе такое будущее, которое даже пасхальный заяц иметь не захочет, не то что нормальный человек. В этом легко убедиться…

– Простите, какой заяц? При чём здесь вообще заяц? – я машинально приложил руку ко лбу, чтобы убедиться в отсутствии температуры. Ирреальность диалога придавила меня к полу и вызвала легкий озноб. Как при начинающейся простуде. Лоб был слегка влажный, но не горячий.

– Заяц обычный, пасхально-католический. Он ищет яйца и складывает их в корзину. Вы что, никогда не ищите с ним яйца? Это довольно интересно.

– Простите, а какие яйца я должен искать с зайцем? Заячьи? – иллюзорность происходящего продолжала давить на меня всё сильнее.

– Олег, сегодня не ваш день – это очевидно. Не ломайте себе голову по каждому поводу. Если вы не собираете на Пасху яйца, ничего страшного. Вообще-то я не слышала, чтобы зайцы откладывали яйца, разве что в виде исключения. Какие-нибудь генно-модифицированные… Нормальные люди ищут нормальные, самые обыкновенные, куриные яйца. Сваренные вкрутую и раскрашенные во все цвета радуги. Это игра для детей. Старая католическая традиция. Если вас в детстве этому не научили, то это вина родителей. Они опоздали на свой поезд, он ушёл без них, в итоге ребёнок оказался в дурацком положении и без радостного пасхального времяпровождения. Теперь понимаете, как важно никуда не опаздывать?

Я не стал ей говорить, что сам не католик, что родители мои не католики и вообще в родне нет католиков. Что понял про разноцветные куриные яйца. И что вообще ничего не понял – при чем здесь зайцы-католики. Голова кружилась от непоняток. Видок у меня, думаю, был самый дурацкий. А хотел-то ведь всего купить билет на поезд…

Кассирша Таня протянула в окошечко билет:

– Ваш поезд отходит ровно в двадцать два сорок пять. Перед тем как ехать на вокзал, проверьте, всё ли взяли с собой, что понадобится в дороге. Если что-нибудь забудете дома, не сможете сделать вашу работу так, как надо, и будете корить себя всю жизнь, поэтому будьте очень внимательны. Желаю приятной поездки и отлично выполненной работы. Помните, каждый сегодняшний шаг приближает вас к будущему, а в какую сторону вы его построите, зависит только от вас сегодняшнего. Прощайте.

С последними словами она захлопнула окошечко, поставила перед ней табличку «Обед с 12 до 12.45» и ушла, слегка покачивая полноватыми бёдрами, обтянутыми форменной полосатой юбкой.

Совсем обалдевший, я неровной походкой отошел от окошка. В руке лежал сунутый кассиршей Таней билет. Поднеся его к глазам, я прочёл услышанное пять минут назад: «Поезд Иваново – Свибург, отправление 10.08.2019 в 22.45, прибытие 11.08.2019 в 08.45».

«Так ведь я завтра родился! – осенило меня. – У меня завтра день рождения! И точно в 8.45 – вот это совпадение. Как же я смог забыть такую дату?» Тут же пришла другая мысль: «Но ведь я просил дать билет на завтра, а она дала на сегодня. Завтра мы хотели с приятелями посидеть в кафе, оттуда я собирался на вокзал. Заморочила меня эта тётка разговорами. Вот попался, так попался! Нужно обязательно поменять билет. Не в моих правилах так быстро менять планы».

Поблуждав бесцельно по вокзалу и дождавшись, когда у кассирши закончится обед, ровно в 12.45 я стоял у знакомого окошечка. Вопреки ожиданиям, окошко открыла другая женщина. Я растерянно протянул ей билет:

– А где Таня, которая работала до обеда?

– Таня ушла в декретный отпуск, – весело ответила женщина помоложе и доверительно сообщила совершенно не нужную информацию: – Она тройню ждёт, вот весело-то будет, когда они родятся! А что вы хотели? Что-то с билетом не в порядке?

– С билетом… – растерянно протянул я. Новость оказалась более, чем неожиданной. Большого живота, указывающего на тройню, час назад я не заметил… – Ах, да, с билетом. Я просил билет на завтра, а Таня продала на сегодня. У меня завтра день рождения. Желательно поменять билет на завтра – у нас встреча с друзьями.

– С билетом всё в порядке, – сообщила новая кассирша, которую звали, согласно фирменной табличке, Лидой. Она озорно взглянула на меня через прозрачное стекло, готовая разъяснить недоразумение. – Это последний поезд, завтра поезда в Свибург нет по расписанию.

– А когда следующий? Может быть, послезавтра? – надежда не покидала меня. Встречу в друзьями отменять не хотелось.

– Следующий, следующий… – послышалось бормотание за окном. Лида выискивала нужную информацию на мониторе компьютера. Наконец она сообщила с лучезарной улыбкой: – Следующий пойдёт только после Нового года, в январе.

– Как в январе? С какой стати? – очумело переспросил я и с трудом выдавил: – До января совсем поездов нет?

– Сейчас посмотрим, что у нас тут есть… – охотно откликнулась приветливая Лида и уткнулась в экран компьютера. – Так-так… Поезда есть, но только с пересадками. Вы же не поедете с пересадками?

– Конечно, поеду, – ответ прозвучал несколько озлобленно. История с билетами начала раздражать и казалась совсем не смешной. – Сообщите, сколько будет пересадок, где и сколько времени я на них потеряю. И, пожалуйста, побыстрее. Я торчу здесь уже второй час!

– Конечно-конечно, – торопливо ответила кассирша Лида. Её наманикюренные пальчики быстро забегали по клавиатуре, глаза впились в экран. Наконец она стукнула по последней клавише. Из принтера вылезла бумага с ответами на вопросы. – Так, если с одной пересадкой, то едете через Москву…

– Как через Москву? – удивился я. – До Москвы отсюда в два раза дальше, чем до Свибурга. Там нет никакой ошибки?

– Мы не делаем ошибок, – почему-то обиделась Лида и поджала красиво очерченную губу. – У нас все пересадки – через Москву. Как можно не понимать простых вещей? Москва – столица нашего государства, каждый должен об этом помнить!

– Хорошо, хорошо, уже запомнил, – примирительно сказал я. Надежда на правильно разруленную ситуацию с билетами не оставляла меня. – Есть ещё какие-то варианты?

– У нас всегда есть альтернативные варианты! Мы работаем согласно высоким технологиям. Посмотрите, у нас есть даже сертификат качества! – Она гордо ткнула пальчиком куда-то себе за спину. Опустив глаза к списку и прочтя следующую строчку, она подняла на меня глаза. В них читалась непонятная мне вина и грусть: – Не думаю, что второй вариант вам больше понравится. Может быть, через Москву?

– Давайте-давайте второй вариант, – нетерпение отчетливо зазвучало в моем голосе, – не тяните.

– Как скажете. Из Иваново вы едете в Москву, потом в Варшаву, а оттуда без остановок прямо до Свибурга.

– А Варшава – это что, уже Польша? – мне показалось, что я тупой, как пробка. Знания школьной программы показались мне вмиг устаревшими.

– Да, Варшава – столица Польши, – ответила, гордая познаниями географии Лида и тут же повеселевшим голосом добавила: – Не беспокойтесь, как транзитный пассажир вы получите ваучер на проезд по Польше. Транзитная виза не нужна, но выходить из поезда с ваучером не разрешается. Варшаву можно и так увидеть из окна – очень красивый город. Вам точно понравится.

Из предшокового состояния меня вывел громко заданный вопрос:

– Какой маршрут выбираете, пассажир? Через Варшаву?

– Сколько ехать с пересадками? – слюна во рту показалась горькой до неприличия. Хоть бы не обморок…

– Так, посмотрим… Одиннадцатого августа выезжаете, четырнадцатого приезжаете – всего около шестидесяти часов. Радуйтесь, что поезд скорый и идёт очень быстро. На обычном неделю ехать бы пришлось.

– Лида, спасибо большое за информацию. Я, пожалуй, поеду сегодня. С одной пересадкой…

– Правильное решение. Зачем тратить шестьдесят часов? Отсюда до Свибурга всего-то триста пятьдесят километров. Только не опоздайте на поезд, положите в чемодан все, что необходимо в дороге. Вам моя коллега Таня все правильно объяснила. Не забудьте!

Поблагодарив девушку, я отошёл от окошка. Билет лежал глубоко во внутреннем кармане пиджака. Шок от пержитого понемногу отходил, но ирреальность все равно кружила голову. Так или иначе, пора возвращаться в реальность. Дел предстоит немало: нужно заехать в редакцию оформить командировку, созвониться с друзьями, извиниться за отложенный день рождения, заехать домой за чемоданом, который еще предстояло собрать…

***

Вечером, заказав по телефону такси, я спустился вниз. В ожидании машины прислонился к дереву, растущему около подъезда. После дневной жары повеял легкий ветерок, обещая перемену погоды. Душа после посещения вокзала и суеты с билетами успокоилась. Было тепло и спокойно. Такси появилось из-за угла и подъехало так тихо, что я не обратил на него внимания.

– Это вам на вокзал? – прогрохотало над ухом.

Вздрогнув от неожиданности, я недовольно проворчал:

– Незачем так громко кричать, весь дом взбаламутите. Я не глухой.

– Зато я глухой – меня в Афгане контузило. В посленее время слышать стал плохо.

– Ну извините, не знал.

– Ничего, мужик, не ты первый, – весело грохнуло рядом. Таксист громко захлопнул дверцу. Прежде чем завести машину, он посмотрел на меня и озабоченно, как школьника, спросил: – Ты в чемодан всё уложил, путешественник? Ничего не забыл?

– В чемодане лежит всё, что необходимо, – стараясь не выйти из себя, процедил я сквозь зубы. Такая заботливость вначале кассирш на вокзале, а теперь и таксиста, показалась навязчивой. Эпизод с билетами и боль из-за отложенной на неопределенное время вечеринки хотелось забыть как можно скорее.

– Не злись, я ведь просто так спросил. Может, у тебя день плохой был и ты что-то забыл. Бывает, по себе знаю. Ну, если ничего не забыл, тогда молодец.

Машина тронулась, поехала в сторону вокзала. По поведению таксиста чувствовалось, что ему хочется поговорить, но он не решается, боится нарушить установившееся между нами равновесие. Наконец он не выдержал:

– Вот ты скажи, почему такая несправедливость на Земле: слепым можно за рулём сидеть, а глухим нет?

– Как это – слепым можно?! – удивился я так, что совсем забыл про его громкий голос. Новость оказалась неожиданной.

– А вот так. Почитай в дорожных правилах: если на нос колёса, то есть очки, наденешь, пусть у них хоть самые толстые стёкла будут – можешь ехать в любую сторону. А вот если тест по слуху не прошёл – всё, отдавай права. Где же справедливость? У меня дружок без очков ничего не видит. Крот, одним словом. Так я его домой вёз, когда у него стекло треснуло, а у меня права хотят забрать – говорят, что слышу плохо.

– Ну не знаю…

– Слушай, мужик, а ты бы поехал со мной, если бы я на вокзал тебя на велосипеде повёз? Велосипедистам ведь на права не нужно сдавать. Хоть ты слепой, хоть глухой – езди везде, главное, чтобы ноги с руками целые были.

– Н-н-не знаю.

– И никто не знает – вот в чем проблема. Да и велосипеда у меня вообще-то нет. Приехали, выходи.

Рассчитавшись с таксистом, я подхватил чемодан и неожиданно услышал за спиной:

– Ты смотри, не опоздай, а то плохо будет.

– Не опоздаю, у меня тридцать минут в запасе, – успокоил я его и махнул на прощание рукой. Таксист, хоть и громогласный, рассуждал трезво.

В здании вокзала взгляд прежде всего уперся в огромное табло. Нужный размер для пассажиров с любой остротой зрения. Зрение у меня хорошее, но узать, на на какой путь прибывает поезд, не лишее. Дойдя до строчки Иваново – Свибург, путь 6, я взглянул на часы: в запасе оставалось около получаса. Тут перед глазами неожиданно мелькнула утренняя кассирша Таню, внезапно исчезнувшая днём. Рука, помимо воли, поднялась в приветственном жесте. Она, приняв невольный взмах за приглашение, двинулась в мою сторону. Странно, никаких признаков беременности у неё заметно не было.

– Мне сказали, вы ушли в декретный отпуск…

– Я как раз туда иду, – Таня весело смотрела на меня, – до завтра, наверное, дойду. А вы в командировку?

– Да.

– Что ж вы через Варшаву не поехали? В дальних поездах хорошо думается и пишется. Время много для творчества. Вы же писатель?

– Нет, журналист. Через Варшаву меня начальство не отпустило. – Пришлось подлаживаться под предложенный ритм разговора. Небольшая ложь в ответ на зайца-католика с непонятными яйцами.

– Вы начальство и не спрашивали. Почему только мужчины постоянно врут? Можно меня обмануть, но себя-то не обманешь.

– У меня мало времени, нужно закончить большую статью, а тут это внеочередное задание… – промямлил я. Не люблю оправдываться, но молодая женщина сбила ритм общения. Неожиданно для меня.

– Так за работой и о себе подумать некогда, бедненький вы, бедненький, – Таня с сочувствием взглянула на меня. – Так и жизнь провороните, а как умирать станете, вспомните, что и не жили толком.

– Таня, извините, мне на поезд пора. Прощайте. – Намек на скоротечность моей жизни явно преувеличен. Пора действительно прощаться. Хорошо бы, навсегда.

– Прощайте, Олег. Будьте счастливы и внимательны, а то не увидите главного в жизни.

Я развернулся и зашагал к выходу на перрон. Впереди меня ждало долгое путешествие. Взглянув на висящие вокзальные часы, я с ужасом увидел, что до отхода поезда осталось две минуты.

«Мы ведь разговаривали от силы минуты три. Неужели мои часы опять отстали?» – мысли лихорадочно крутились в голове, пока я выходил на открытый перрон. Дорога на шестой путь лежала через мост. Взлетев через ступеньку наверх, я побежал вперёд, глядя на мелькающие справа таблички: два, четыре, девять, восемь, десять. Добежав до двенадцатого пути, я остановился: дальше путей не было.

– А где же мой поезд?! – вопрос прозвучал непривычно громко. Тут я увидел мужчину в железнодорожной форме, шагающего навстречу. В голос ворвалась нота истерики: – Скажите, где здесь шестой путь?

– Где ж ему быть – на месте стоит. Вы его пробежали, не заметили в спешке. Там под цифрой девять написано, что это шестой путь, не девятый. Просто табличка всё время падает и вместо шестёрки девятка выскакивает. Мы уж и на бумаге писали, и на дереве, и гвоздями прибивали. Никто читать не хочет, что мелким шрифтом написано, – вот и попадаются. Внимательным нужно быть, очень внимательным. Тогда жизнь правильно проживёшь, ничего не потеряешь и никуда не опоздаешь…

Мужчина всё говорил, слова летели вслед, отдаваясь в голове эхом: «Никто читать не хочет… Внимательным быть, внимательным…»

Страх, что я опоздал, вдруг схватил за горло.

Появилось чувство, что вся моя прошлая жизнь закончилась в одно мгновение, не успев начаться, и я пропустил что-то самое важное – то, что пропускать ни в коем случае нельзя. Перед самым носом захлопнулись двери, мой поезд тронулся и начал медленно, как бы нехотя, набирать скорость. Мимо проплывали ярко освещённые окна. За ними мелькали весёлые лица людей, вовремя нашедших правильный путь, севших в свой вагон и на своё, только им предназначенное место. Эти люди знали, куда и зачем ехали, когда и куда приедут. В их чемоданах аккуратными стопочками лежали вещи, тщательно отобранные накануне поездки. Пассажиры радовались, что хорошо спланировали путешествие, внимательно отнеслись к небольшим мелочам, которые указали им место в поезде. Те же, кто остался на улице, наблюдали за этим праздником правильно выбранного пути и думали, что на этот поезд они безнадёжно опоздали. Ни задержать, ни остановить уходящий поезд уже нельзя.

Билет, лежащий в кармане, вдруг начал царапать и жечь грудь. «Что такое?» – вяло подумал я, пытаясь достать из кармана то, что мешало. Поднеся к глазам ладонь и разжав ее, я увидел сидящую на ней симпатичную синичку. Она смотрела на меня, не мигая и не выказывая никакого страха.

– Лети! – крикнул я и отбросил синицу далеко от себя. Тут же в груди сжалось сердце, прыгнуло вверх и больно ухнуло вниз. Как будто с живым комочком я отбросил от себя часть своей лучшей, ещё не прожитой жизни. Когда птичка скрылась из глаз, я повернул голову и посмотрел на исчезающую вдали светящуюся точку последнего вагона.

Мой поезд ушёл без меня.

Своё счастье я выпустил из рук сам, не дав труда подумать об этом.

Непросто это – быть внимательным ко всему, что тебя окружает. Жизнь, оказывается, совсем не мелочь, хоть и состоит из одних только мелочей.

Женское счастье

Тоня готовилась к приёму дорогой гостьи. В пятницу вечером к ней прилетала единственная сестра Таня. Они были погодками, росли вместе и всё всегда делили поровну. Около двадцати лет назад их пути неожиданно разошлись. А началось всё так незаметно…

***

Тане исполнилось тогда девятнадцать лет. Встретив на свадьбе подруги Гришу Белых, она тут же влюбилась окончательно и бесповоротно, и уже не представляла жизни без него. Её избранником оказался высокий стройный симпатичный парень. На него постоянно заглядывались девушки с разными желаниями и целями. Многих из них привлекали не столько внешние данные парня, сколько его семья. А она резко выделялась на фоне других среднестатистических семей города.

Отец Гриши занимал высокое положение в военно-политической структуре города. Об этом предпочитали громко не говорить, но его должность являлась для определенного круга жителей города секретом Полишинеля. Мать всю жизнь работала в сети общественного питания. Занимала место то директора, то заведующей – смотря по тому, была это столовая, кафе или ресторан. Места работы Клавдия Петровна – так звали маму Гриши – меняла не добровольно, а в силу обстоятельств. Быстрая и удачная военная карьера мужа, Фёдора Ивановича, предполагала частые переезды, смену должностей и, соответственно, мест работы.

В семье, кроме Гриши, росла младшая сестра Инга. Дети, не избалованные вниманием родителей, вечно занятых каждый на своей должности, были часто предоставлены сами себе. Не испытывая материальных трудностей, подрастающее поколение Белых недополучало душевного тепла. С годами стало очевидно: дети выросли скорее потребителями, чем созидателями. Нельзя сказать, что они были чёрствыми и эгоистичными. Просто на мир смотрели глазами людей, избалованных изобилием. Семья много лет прожила за границей и привезла оттуда не только вещи и посуду, но и вкус к сытой, удобной жизни.

Именно достаток семьи привлекал многих молоденьких девушек. Каждой из них хотелось приобщиться к красивой обеспеченной жизни, не особо напрягаясь. Нужно признаться, Таня не была исключением из ряда соискательниц на руку и сердце молодого человека. В отличие от других, она безумно любила в Грише прежде всего его самого. Он это сразу почувствовал и оценил.

Тане удалось за короткое время очаровать, влюбить в себя и в конце концов выйти замуж за избранника. Через год у них родился сын Алёша. После рождения ребёнка молодая мама не стала продолжать учёбу в текстильном институте, а решила посвятить себя мужу и ребёнку. Гриша не был против ее решения. Он обеспечивал семью и гордился, что они живут по старинным традициям, когда жена могла не работать, а растить детей, следить за хозяйством, быть для мужа всегда весёлой и красивой очаровательницей.

Время шло, Алёша подрастал.

Таню стал тяготить статус домашней хозяйки. Отдав ребёнка в детский сад, она, чтобы не скучать, начала понемногу вникать в коммерческие дела мужа. Бизнес Гриши заключался в том, что он по одному ему известным каналам и, конечно, не без больших связей отца, доставал импортную технику, бывшую во время начавшейся перестройки в большом дефиците, и предлагал желающим купить с приличной наценкой. В бывшем Советском Союзе такая деятельность называлась спекуляцией. Союз перестроечно разваливался, опасное слово спекуляция сменилось на модное слово коммерция.

В приоткрывающиеся всё шире двери свободы начали проникать и ласкать слух такие слова, как Тошиба, Грюндиг, Сименс, Бош. Их можно было без боязни прочесть на сверкающих лаком, металлом и западным качеством ранее не виданных технических новинках. Телевизоры, холодильники, стиральные машины, всевозможную кухонную, необходимую для комфортной жизни технику теперь при желании и без особых хлопот можно было купить в семейной фирме Белых.

Таня за пять лет совместной работы успела стать незаменимой помощницей мужу. Вместе они хорошо зарабатывали, денег не считали, жили в своё удовольствие. До тех пор, пока не случилось несчастье: скоропостижно умер глава их дружного клана – Фёдор Иванович. Сердце не выдержало напряженной работы и обильных возлияний. Его насиженное за долгие годы место тут же заняли другие люди. На волнах новой свободной жизни конкуренты начали активно строить свои пирамиды. Гриша как-то хорохорился, но старые связи без отца работать переставали. Неожиданно появились новые нахрапистые соперники. Они медленно, но верно занимали когда-то легко и быстро завоёванный семьёй Белых плацдарм безбедного существования.

Почва стала уходить из-под ног.

Гриша, никогда не отказывающийся от бокала хорошего вина или бутылочки-другой пивка, стал потреблять напитки в неограниченных количествах. Скоро вино заменила водка, бутылочное пиво уступило место трёхлитровым банкам пенистого напитка. Отношения между супругами стали быстро ухудшаться.

Таня не видела и не слышала в доме родителей ни ругани, ни скандалов. Теперь она стала всё чаще слышать в свой адрес непечатные обидные слова. С ними пришел животный, поднимающийся к горлу страх. Гриша начал время от времени на неё замахиваться. Сын Алёша ходил в пятый класс и понимал, что в доме происходит что-то не очень хорошее, но вступиться за маму по причине малолетства не мог.

– Мама, не плачь, – успокаивал он Таню, когда та после очередного пьяного скандала мужа сидела на кухне. – Когда я вырасту, то побью папку, чтобы он тебя не обижал. Я вчера записался в кружок карате, буду там учить всякие приёмчики. Ты только не плачь!

– Сынок, – пыталась объяснить мать сыну то, что он понять пока не мог, – папу бить нельзя, потому что он твой папа. Он выспится, опять будет тихо, ведь он ругается только пьяным.

– Но он пьёт каждый день, кричит на тебя, толкается, я сам видел. Мама, я боюсь пьяного папу, не могу делать уроки. От страха у меня ничего не получается.

Любому, даже ангельскому терпению рано или поздно приходит конец. У Тани в голове засела мысль о разводе. Она хотела вырваться из дома, ставшего адом. Жить в атмосфере угроз, площадной брани и неуверенности она больше не могла. В то же время она боялась сделать последний шаг, не могла представить, что Гриша разрешит ей просто так оставить его и забрать ребёнка. Как в театре одного актёра, жить без публики Григорий не мог.

Весь расчёт Тани был построен на том, чтобы ей с сыном на какое-то время исчезнуть из поля зрения мужа. Когда первый гнев пройдёт, остальное можно будет решить мирно, на холодную голову. Молодая женщина готовила план долго и тщательно, перепроверяя все детали, рассчитывая время и каждое движение.

Страх, двигавший ею, заставлял быть осторожной.

***

После печально окончившейся эпопеи на ниве коммерции Таня несколько лет работала продавцом в секции меховых изделий большого универмага. Отпуск ей полагался всегда летом – покупателей зимней одежды в это время было немного. На дворе еще не наступило настоящее тепло, как она положила на стол начальника заявление на отпуск, которое тот сразу подписал. У Алёши начинались каникулы, из школы отпрашивать его не нужно. Заранее Таня написала письмо в Феодосию, где жила ее двоюродная сестра Люся с мужем и тремя детьми, с просьбой приехать погостить на месяц. То, что она приедет без Гриши, скрыла. Люся тут же ответила приглашением приехать на всё лето. Если захотят.

Билеты на поезд Таня приобрела заранее, не зная, сможет ли в этот день уехать. Гриша работал по сменам на складе готовой продукции большого завода. Если бы он остался дома, весь её точно рассчитанный план мог рухнуть с громким треском и похоронить под собой радужные мечты о разводе.

К счастью, Гришина смена начиналась в намеченный Татьяной день в шесть утра. Для неё наступил час Х. Не успела дверь за Григорием закрыться, как Таня, махом вскочив с постели, начала собирать вещи. Позвонив верной подруге Маше и дождавшись её приезда, она продолжила в суматохе метаться по квартире в поисках необходимых вещей. Наконец, подхватив проснувшегося Алёшу и сумки, они с Машей снесли их к поджидавшему такси и поехали к бабушке Насте. Вообще-то, бабушка была Гришина, но Таню и правнука она любила и жалела больше, чем собственного внука.

В десять утра вещи, быстро упакованные в заранее купленные коробки, уже лежали у бабушки Насти в кладовке. В четырнадцать часов от платформы железнодорожного вокзала отходил скорый поезд Омск – Феодосия, идущий через Москву. Он должен доставить Таню с Алёшей к Чёрному морю.

Едва передохнув от нервотрёпки переезда и наскоро перекусив испечёнными заранее блинчиками с творогом, Таня с Алёшей, подхватив чемодан, поехали на вокзал. Найти нужный вагон не составило труда. Только когда поезд тронулся, набирая скорость, Таня приобняла сына за плечи и глубоко вздохнула:

– Ну вот поехали, теперь всё будет хорошо!

Родственники встретили приехавших с радостью. Кузина Люся с мужем Николаем оказались людьми тактичными, в подробности семейных взаимоотношений Тани и Гриши вникать не стали: «Не приехал Гриша, значит, так и надо, всё остальное нас не касается». Гостям они были искренно рады.

Месяц отпуска, как это бывает, пролетел быстро и незаметно. Время заполнялось не столько отдыхом, сколько домашней работой. Она стала для приехавших городских жителей вместо игры. На юге летнее время для многих семей – самый сезон работы, чтобы заработать на отдыхающих. Таня с Алёшей помогали гостеприимным хозяевам собирать с раскидистых деревьев темно-бордовую, лопающуюся от сладкого сока черешню; осторожно складывать в маленькие кузовки тающую на солнце ярко-красную клубнику; наполнять большие пластмассовые вёдра ранними, светящимися изнутри медом, сладкими яблоками. Дети, смеясь и дурачась, выдёргивали из земли краснобокую, с белыми хвостиками редиску. Таня с Люсей быстро связывали их в небольшие пучки для продажи. Здесь же лежали аккуратно перевязанные пучки укропа и петрушки. Их женщины рвали сами, не доверяя деликатную работу детям. Собранные витамины Николай грузил в машину и отвозил на рынок. Там с раннего утра уже торговали зеленью и овощами его родители-пенсионеры.

К обеду рынок закрывался.

Большая дружная семья, хорошо поработав, собиралась в саду под навесом за длинным столом, уставленным яствами из собственного сада. Люся выносила из летней кухни, стоящей впритык к дому, большую кастрюлю холодного супа, на второе – обязательно что-нибудь горячее. Чаще всего это были обжаренные куски мяса, переложенные отварной картошкой, морковкой с фасолью и щедро приправленные свежей зеленью. Иногда она жарила свежую рыбу, привезённую родителями с рынка. Люся сама с удовольствием ела маленькую вкусную корюшку, но на девять человек жарить её не любила, поэтому делала это крайне редко. Впрочем, никто не роптал: готовила хозяйка вкусно и сытно, а то, что меню не было разнообразным, никого не смущало.

Как бы хорошо ни было, запланированный отпуск подошёл к концу. Через тридцать дней после прибытия с солнечный рай Крыма, Таня с Алёшей были посажены в обратный поезд. Через двое суток они выходили из душного вагона на свежий воздух родного города. Погода их встретила совсем не летним холодным дождём. Бабушка Настя, к которой они приехали на житьё, окатила неожиданной новостью.

– Танечка, – отозвала она внучку в сторону, и тихо заговорила, чтобы не услышал Алёша, – не знаю, как сказать. Гриша-то стрелялся, пока вас не было.

– Как стрелялся?! – ноги у Тани подкосились, она рухнула на диван, оказавшийся, к счастью, у неё за спиной. – Он жив?

– Жив, не переживай! – быстро заговорила старая женщина. – Как вы уехали, он вечером у меня объявился. Не могла я долго скрывать, сказала, что вы оставили вещи и уехали в отпуск на месяц. Куда уехали, не сказала. Не хотела, чтобы он отправился вслед за вами. Кто знает, что бы он там натворил…

– Гриша вызывал Люсю на телефонные переговоры, но она сказала, что мы к ним не приезжали, – тихонько сказала Таня. Ей не давало покоя чувство вины за случившееся. – Что дальше было?

– Точно не знаю. Через неделю ко мне приехала Инга и сказала, Гриша в больнице после тяжёлой операции. Когда он немного пришёл в себя, сам всё рассказал.

– Что он рассказал, что? – нетерпеливо перебила Татьяна сидящую рядом пожилую рассказчицу. Сердце её отчаянно колотилось от непонятно откуда взявшегося чувства вины и страха.

– После того как Гриша узнал, что вы с Алёшей ушли от него, он объехал всех родственников, потом друзей и знакомых. Он думал, вы где-то здесь от него хоронитесь. Три дня искал, не нашёл. Потом начал пить. Закрылся дома, выпил всё, что заранее купил. Три дня было тихо. Соседи не слышали ни музыки, ни криков, ничего. На четвёртый день к вечеру Нинка, соседка снизу, услышала громкий выстрел, похожий на хлопок, потом что-то грохнулось на пол. Она поднялась к вашей квартире, долго звонила, чтобы узнать, что случилось. Не дождавшись ответа, она позвонила матери Гриши. Ты сама телефон дала на всякий случай. Вот случай представился.

Клавдия примчалась сразу же. Гриша был у неё накануне – вас искал. Сердце материнское трудно обмануть, она сразу почувствовала неладное, тут же вызвала милицию. Дверь открыли, увидели Гришу – он лежал на кухне в луже крови. Рядом валялось охотничье ружьё. Курок от ружья он к большому пальцу ноги привязал, потому как рукой достать несподручно. Никто не знает, хотел ли Гришка всерьёз застрелиться или попугать кого, но выстрел пришёлся чуть выше живота.

– Он что, все три недели лежит в больнице? – спросила побледневшими губами Таня. Она пыталась унять внутреннюю дрожь и не заметила подошедшего Алёшу. Мальчик услышал последний вопрос.

– Что с папой? Почему он в больнице?

– Папа заболел. Иди, сынок, поиграй, мы потом с тобой в больницу к нему съездим, хорошо? – попыталась улыбнуться Таня, не решаясь всё рассказать сыну.

– Мам, я тогда на улицу пойду, можно? – осторожно спросил Алёша.

– Конечно, можно. Только далеко от дома не уходи, вдруг опять дождь начнётся.

Проводив взглядом Алёшу и услышав звук захлопнувшейся двери, Татьяна перевела дыхание.

– Ты ему всё не рассказывай, я его сама потихоньку подготовлю, – обратилась она к бабушке. Та утвердительно кивнула. – Сам-то Гриша что говорит? Зачем он это сделал?

– Говорить он толком не может, зачем стрелялся – не помнит, сильно пьяный был. Говорит, вроде без вас жить не хотел, а точно сам не знает.

– Вот горе-то какое… Что мне теперь делать? Я, конечно, помогу ему на ноги встать, но жить с ним не стану. Теперь я его ещё больше боюсь, чем раньше. Что врачи говорят? Он останется инвалидом или как? Что он себе отстрелил? – губы Тани побелели от волнения и задрожали.

– Операция была серьёзная, восемь часов врачи в нём ковырялись. У Гриши осталось только полжелудка, даже меньше, да метра два кишок у него отмотали. Он же стрелялся дробью, она осталась во многих местах, куда врачам не добраться. Так и будет жить с дробинами, пока одна из них не повредит какой-нибудь орган. В общем, никто не знает, чем всё закончится. Таких случаев у врачей не было.

В комнате повисло гнетущее молчание, нарушаемое громко тикающими ходиками, висящими на стене. Время закрыло страницу до несчастного случая и открыло новую: жизнь после него.

***

В то далёкое, почти забытое время, когда Таня вначале бросила все силы, чтобы очаровать Гришу, потом, чтобы построить с ним уютное семейное гнёздышко, а затем стала постепенно разочаровываться в результатах с трудом завоёванного счастья, её младшая сестра Тоня жила совсем другими интересами.

Не строя грандиозных планов, она долго выбирала точку приложения собственных сил, искала цель в жизни. Она закончила школу, поработала два года в канцелярии городского комитета комсомола. Набравшись какого-никакого опыта, поступила на факультет иностранных языков педагогического вуза. Вуз находился в другом городе, но переезд к месту учёбы и новой жизни оказался быстрым и легким.

Через пять лет, успешно закончив учёбу, Тоня получила место учителя немецкого языка в одной из средних школ. Параллельно она поступила в аспирантуре, решив в будущем преподавать не в школе, а в институте. Детей она не то чтобы не любила, но относилась к ним с известной долей иронии и осторожности. Равнодушного отношения к детям оказалось достаточно, чтобы оставить работу школьного учителя.

Каждые два года учёбы в аспирантуре Тоня брала академический отпуск. Слишком загружать себя она не хотела, а время брала, чтобы серьёзно подумать над будущим. В то время ей исполнилось двадцать восемь лет. Замуж она пока не вышла. Сердечный друг Миша, с которым они жили вместе последние три года и были обручены, женился почему-то на другой. С сестрой Тоня потеряла близкий контакт с тех пор, как уехала из города, хотя была в курсе основных событий, происходящих в родном гнезде.

Наблюдая семейную жизнь сестры, которая вышла замуж по большой любви, а через восемь лет решила уйти от мужа по причине его пьянок и постоянных скандалов, Тоня решила попробовать построить личную жизнь по-другому. После долгих раздумий и прикидок, решение относительно собственной благополучной жизни было принято. Молодая женщина начала действовать.

Делая всё обстоятельно, Тоня, учитывая свой и сестринский опыт, решила искать принца в заморских краях. С языком проблем не было. Жизнь в России изменилась настолько, что можно было выехать в любую европейскую страну без особых визовых проблем. Тоня начала искать подходящего мужа в подходящей стране, пока не зная, что же главнее для неё – муж или страна.

Перебрав множество предложений из Америки, Испании, Австрии, Англии и других стран, Тоня остановилась на Германии. Во-первых, у неё был хороший немецкий язык, но главное – она почему-то влюбилась в эту страну сразу, с первого раза, когда была там десять дней в туристической поездке. Её поразили тогда ослепительная чистота немецких городов, их ухоженность, яркий вечерний свет на улицах, обилие еды в магазинах, велюровая обивка трамвайных и автобусных сидений. Что ее тогда больше всего поразило – люди всегда улыбались, а если даже не улыбались, то готовы были это сделать в любую минуту.

Немецкая улыбчивость определила Тонин выбор.

Отложив письма, пришедшие ей из разных стран мира, в сторону, она сосредоточилась в поисках на выбранной стране. Подходящего кавалера молодая женщина нашла довольно быстро. Западные мужчины после падения железного занавеса охотно женились на русских женщинах.

Так она приехала и осталась в стране, которую, похоже, любила больше, чем встретившихся на её пути немецких мужчин. Только с годами ей стало понятно, что страна, которую она выбрала, чтобы жить в ней и умереть, дала ей намного больше, чем она смела мечтать. Никто не требовал здесь от Тони ничего такого, чего она не смогла бы сделать добровольно, никто не унижал, не давил, не заставлял. Куда-то исчез вечно маячивший за спиной страх, все было понятно, открыто, построено на доверии, нужно было только точно установить для себя его границы. Новая родина, в отличие от мужчин, давала чувство защищённости, свободы, независимости, неограниченных возможностей. Но всё это Тоня осознала намного позднее. Начало новой жизни вдали от родины она всегда вспоминала с тёплой грустью.

Первое замужество, к которому Тоня готовилась долго и трепетно, оказалось на удивление коротким. С будущим мужем Гюнтером она познакомилась через русскую газету, куда тот дал объявление. Благодаря непередаваемому шарму и хорошему знанию языка, уже через десять дней Тоня получила приглашение приехать в Германию. Забрав из консульства паспорт с визой и купив билет на самолёт, через месяц после первого письма она приземлилась в объятия первого немецкого кавалера и потенциального жениха.

По приезде в Германию неожиданно выяснилось, что фотографии Гюнтера намного симпатичнее оригинала. К тому же он оказался старше указанного в письме возраста. Во всём остальном не соврал: он был в отличной физической форме, с хорошими манерами и образованием. Тоня познакомилась с семейной фирмой, которая кормила Гюнтера, его престарелых родителей и должна была прокормить будущих детей. Сам он, несмотря на пятидесятилетний возраст, женат ни разу не был по непонятным Тоне причинам и детей до сих пор не завел. Теперь настало время жениться и заиметь наследников. Об своих планах он тут же с радостью сообщил Тоне.

От русской знакомой Гюнтер был в полном восторге. За месяц, отведённый ей на визит, они успели слетать в Испанию и вдоволь походить под парусом на взятой напрокат яхте. Вернувшись из короткого отпуска в Германию, Тоня получила ожидаемое предложение выйти замуж и с удовольствием его приняла. Жених хотя оказался намного старше, был не противен, а очень даже симпатичен. Он имел возможность обеспечить будущее жене и детям, поэтому небольшую ложь Тоня сразу простила и постаралась о ней забыть.

– Почему ты написал, что тебе сорок два года? – спросила как-то Тоня, решив всё же узнать, почему Гюнтер сообщил ей неправду.

– Если бы я написал, что мне сорок девять, а через три месяца будет пятьдесят, ты ведь не приехала ко мне? – ответил тот весело. – Так или не так?

– Да, скорее всего, не приехала бы, – лгать Тоня не любила.

– Вот видишь, теперь ты знаешь правду. Несмотря на это, выходишь за меня замуж. Выходит, всё не так уж плохо.

Гюнтер смеялся, но из-за стёкол очков на Тоню смотрели серьёзные, колючие глаза расчётливого бизнесмена. Это был первый звоночек, которого Тоня, утонувшая в волнах счастья, не услышала.

Свадьбу решили сыграть в Германии, тихо, по-семейному. Невеста вернулась в Россию, чтобы собрать нужные справки и свидетельства для регистрации, уволиться с работы, сдать квартиру, попрощаться с роднёй и друзьями. В течение трёх месяцев подготовки Тони к будущей новой жизни Гюнтер купил многоразовую визу в Россию и прилетал навещать невесту каждые две-три недели. Всё было красиво, романтично, пахло розами и деньгами.

Второй звонок прозвенел за два дня до свадьбы.

– Дорогая, – сказал за завтраком Гюнтер своей почти жене, – у нас сегодня встреча с нотариусом.

– Я не собираюсь писать завещание, – смеясь ответила Тоня, всё еще летая на крыльях счастья. Жизнь она теперь не воспринимала настолько серьёзно, как она того требовала.

– Дело не в завещании, – умные глаза мужчины смотрели на неё прямо и холодно. – Нам нужно подписать брачный договор. Без него мы не сможем пожениться.

– Что за брачный договор и почему ты о нём говоришь накануне свадьбы? – в голосе невесты послышалась нотка напряжения.

– Видишь ли, дорогая, это простая формальность, без которой мы не сможем заключить брак. Здесь, на Западе, свои законы. Их необходимо соблюдать.

– И что же там написано в брачном контракте? – Тоня старалась не выдать подкатившего к горлу противного чувства попадания в ловушку. Голос ее звучал язвительно и одновременно разочарованно.

– Не переживай, дорогая, – жених взял её руку и поднёс к губам, целуя. – Там нет ничего такого, что бы тебе не понравилось или как-то ущемило твои интересы. Здесь мы все живём согласно законам, поэтому и живём так хорошо.

Договор был подписан, свадьба прошла тихо и скромно, наступили семейные будни. Началу их положило увольнение приходящей два раза в неделю домработницы.

– Дорогая, я теперь женат, ты не работаешь, поэтому вполне можешь сама следить за порядком в доме, готовить и стирать, – объяснил немолодой мужчина и молодой муж в одном лице своё решение. – Зачем тратить лишние деньги на посторонних людей?

– Но мне нужно готовиться к экзаменам! И потом, я же учусь, а у тебя достаточно денег…

– Денег, моя дорогая, бывает достаточно, когда их экономишь, – это раз. Второе – ты занята на учёбе четыре часа в день, остальное время свободно.

– Да, но я трачу на дорогу почти три часа, чтобы доехать до института и обратно. И потом…

– У меня есть жена, которая не работает, и на этом поставим точку, – в голосе мужчины зазвенел металл. – Не забудь, кстати, показать мне все чеки из магазинов за прошлую неделю, ты забыла их отдать. Мы договаривались, что ты будешь еженедельно отчитываться, на что тратишь деньги. Делай это, пожалуйста, без напоминания.

Гюнтер имел хорошие доходы, но оказался жаден до неприличия. Сам он считал себя экономным и рачительным, но никак не жадным. Тоне, не привыкшей считать каждую копейку, такая, с позволения сказать экономия, начала медленно, но верно давить на психику. Нервничая, она стала неожиданно замечать, что Гюнтер красит волосы, вернее, даже не волосы, а их жалкие остатки, прикрывая сияющую, как луну, лысину. Ей стали вдруг неприятны его узловатые пальцы, которыми он любил гладить её лицо и наматывать на них длинные шелковистые волосы. Ей казались отвратительными его белёсые, будто выцветшие глаза, амёбность которых за стёклами модных очков была не так заметна. Тоне разонравились его ласки, быстрая любовь, а вслед за ней – еженощный даже не храп, а тонкий свист, из-за которого она долго не могла заснуть.

Однажды утром, окончательно проснувшись и вдохнув воздух, в котором витали остатки утренних супружеских объятий, молодая женщина поняла, что любовь ушла. Собрав вещи, она съехала от мужа без официальных объяснений.

Несмотря на грамотно и профессионально составленный брачный договор, суд по семейным делам его отменил и заставил мужа выплачивать жене до окончательного судебного решения ежемесячное пособие. На эти деньги Тоня платила за квартиру, неплохо питалась, одевалась и даже купила подержанную машину. Жизнь без старого жадного мужа в любимой стране оказалась не так уж плоха.

Через неполных три года судебных разбирательств она получила развод и стала снова с оптимизмом смотреть в будущее. Её бывший муж не терял времени даром и, пока суд да дело, подыскивал новую кандидатку в матери будущих детей. Учтя печальный опыт со слишком образованной и строптивой русской девушкой, он продолжил поиски на Украине, разумно полагая, что чем беднее страна, тем меньше запросов у претенденток на замужество. Разводу он обрадовался не меньше Тони, но встретиться с ней и отметить официальное событие почему-то не захотел…

Молодые годы летели, жизнь продолжалась, но как-то наперекосяк. Сдав положенные экзамены и подтвердив российское образование, Тоня стала искать работу и нового мужа.

Место учителя на неполный рабочий день в начальной школе она нашла быстро. С мужчинами оказалось несколько сложнее. Встречаясь в свободное от работы и других забот время то с одним, то с другим, она начала постепенно терять надежду найти порядочного отца будущему ребёнку. То ли требования были слишком высоки, то ли потенциальные отцы находились вне поля досягаемости. «Если не для ребёнка, то хотя бы для себя», – несколько снизила планку Антонина и тут же встретила, как ей показалось, того, о ком мечтала.

Кай – так звали её нового избранника. Высокий интересный молодой мужчина имел веселый характер, и главное, был не жадный. На жизнь он смотрел легко, не обременяя себя всякого рода философскими вопросами типа Быть или не быть. У него было всегда только один ответ: Быть!

Тоня встречалась в Каем долгих девять месяцев, пока не решилась переехать к нему в качестве законной жены. У Кая были две дочери от предыдущего брака, иметь других детей, даже от любимой жены, он не планировал. В разговорах на подобные темы он всегда уходил в сторону, чтобы не вступать с супругой в конфликт. У нее была другая точка зрения на этот счет. Тоня пыталась забеременеть, не ставя об этом в известность мужа, но почему-то у неё никак не получалось.

Со временем его дети стали всё чаще оставаться у папы не только на выходные, но и на каникулы, да и просто так, среди недели. Тоне это не очень нравилось, но ругаться не хотелось. Она жила надеждой на рождение своего ребёнка. Дом у них был большой и просторный, так что места хватало всем.

Вначале дочерей привозил и увозил Кай. Потом всё чаще это стала делать его бывшая жена Бетина. Однажды, приехав домой по причине отмены занятий в школе, Тоня застала бывших супругов в своей постели. После обмена любезностями она узнала от Бетины, что Кай ни в коем случае детей иметь не хочет, да и не может, потому что давно стерилизовался, а ей, Тоне, только морочил голову. За такую информацию Тоня была даже благодарна Бетине. Вместо скандала она собрала вещи и ушла. Так что и эта её попытка создать счастливую семью с детьми как-то сошла на нет.

Даже после двух печально закончившихся замужеств, Тоня не хотела оставаться одной. По твёрдому убеждению, её бывшие принцы оказались просто недостойны принцессы. После некоторых размышлений она не стала снижать планку требований к следующему кандидату, придерживаясь принципа, привезённого из России: Любить, так короля. С грузом накопленного опыта на меньшее, чем король, она была теперь не согласна. Тоня входила в пору зрелой сорокалетней женской красоты, с её внешними данными, шармом и нескандальным характером шансов найти короля у неё было предостаточно.

И вот теперь к ней в гости приезжала сестра Таня. С ней они не виделись десять лет – с того времени, когда младшая сестра уехала в Германию к Гюнтеру. Пока у Тони не было стабильности в жизни, она не решалась пригласить сестру в гости. Они изредка перезванивались, переписывались, обменивались бандерольками ко дню рождения, но друг к другу съездить в гости не получалось. Теперь Тоня решилась на встречу, потому что поняла: мужчины приходят и уходят, и, пока она найдёт единственного, пройдёт много времени. Родителей она уже потеряла, осталась сестра, которую она терять не хочет. Значит, им хотя бы время от времени нужно встречаться.

***

В аэропорту Тоня сестру проглядела. Она встречала красивую, ухоженную, уверенную в себе Таню и удивлялась, почему та не выходит. «Я же сказала, чтобы она летела только с ручной кладью, чтобы первой пройти на выход, почему она меня не послушала?» – думала Тоня, начиная слегка нервничать, пока не услышала за спиной свое имя, произнесённое тихим голосом.

Резко обернувшись, она увидела полузнакомую женщину с опущенными плечами, скатавшимися жалкими кудельками волос на голове. Она глядела вперед поблекшими глазами загнанной клячи и с жалкой заискивающей улыбкой на лице. Одета женщина была в какую-то старушечью куртку грязно-зелёного цвета, на шее болталась выцветшая серо-коричневая косынка. Тоня вздрогнула, инстинктивно шагнула к сестре, крепко обняла, зажмурила глаза и стиснула зубы, чтобы не заплакать от жалости. Спрятав лицо в волосы Тани, ужасно пахнувшие несвежим бельём, она долго стояла, задержав дыхание и не выпуская её из объятий, пока не поняла, что может опять владеть собой.

По пути домой сёстры много не разговаривали: Тоне нужно внимательно следить за дорогой. Это была отговорка. Молчание позволило осмыслить увиденное и сосредоточиться на том, чтобы при предстоящем разговоре ненароком не обидеть сестру.

Приехав домой, Тоня тут же послала гостью в ванную комнату:

– Танюш, я сейчас ванну с ароматными маслами приготовлю. Полежи там, отмокни с дороги, приди в себя, а я пока поесть приготовлю.

Хозяйка болтала, не умолкая, чтобы задавить в себе невольно возникшее чувство жалости к сестре.

– Я тебе купила на первое время только нижнее бельё, точно не знала твоего размера. Остальное докупим завтра.

– Не надо, у меня всё есть, – робко подала голос Таня, удивлённая заботой какой-то новой, доселе незнакомой красивой ухоженной женщины, называющей себя младшей сестрой.

– Твое останется у тебя, – ответила та весёлым голосом. – Я специально копила деньги, чтобы тебя удивить, так что слово нет слышать не желаю. Ты – моя сестра, считай, ты дома, договорились?

Таня ничего не имела против.

Зайдя в любовно подготовленную сестрой ванную комнату, она чуть не задохнулась от нахлынувшего давно забытого чувства щемящего счастья. Ей показалось, что она – маленькая девочка, которая каким-то чудом попала в сказку, и если вдруг она откроет глаза, то волшебная страна разом исчезнет. А просыпаться совсем не хотелось!

После вкусно пахнущей ванилью и клубникой ванны Таня надела приготовленное сестрой новое кружевное бельё, которым хотелось только любоваться, а не носить. Приоткрыв дверь, она осталась стоять на пороге, не решаясь пройти дальше. Вокруг было так чисто, уютно и замечательно пахло сытой жизнью, что Таня от избытка переполнявших чувств вдруг заплакала. Она вспомнила первые годы совместной жизни с Гришей, когда их дом был полной чашей. Как же быстро они всё это растеряли…

Так и стояла она на пороге ванной комнаты с мокрыми глазами, пока Тоня не выглянула из кухни. Она подошла к сестре, будто не замечая мокрых глаз, приобняла за плечи и повела в сторону кухни.

– Ты хочешь сейчас поспать с дороги или вначале поесть? Я вчера специально купила свежие бараньи рёбрышки – чувствуешь, как они пахнут? – обратилась она к Тане. – Будет жалко, если мы их сразу не съедим.

– Конечно-конечно, давай сначала поедим, – торопливо ответила та, наблюдая, как Тоня достала из духовки что-то завёрнутое в фольгу и издающее дурманящий аромат трав.

Увидев содержимое развёрнутого блестящего пакетика, она удивлённо спросила:

– А как это едят?

Лёгкое красное вино «Божоле», поданое Тоней к баранине, несколько сняло напряжение, возникшее между сестрами в первые минуты свидания. Лицо Тани покрылось розовым румянцем, глаза весело заблестели. Первоначальная скованность уступила место естественной непринуждённости. Усталость исчезла, будто её не было.

Выложив новости о близких и дальних родственниках, соседях и друзьях, Таня ни словом не упомянула о своей жизни. Было похоже, у неё всё нормально и нет причин на что-то жаловаться.

– Теперь всё про всех знаю, а как ты сама живёшь, как Алёша? – спросила Тоня, не выдержав потока красноречия сестры, рассказывающей о давно чужих ей людях.

– С Алёшей все в порядке. Он учится в политехническом на третьем курсе. Живёт в общежитии, недалеко от нас, каждые выходные к нам приходит, и на неделе забегает.

– Подожди, ты же писала, что давно развелась с Гришей. Вы что, опять вместе? А почему тогда Алёша с вами не живёт? – удивилась Тоня.

– Когда Гриша стрелялся, никто не думал, что он выживет. Больше полугода его переводили из одной больницы в другую. Несколько месяцев после выписки он ездил по санаториям, только потом его отпустили домой. Пока Гриша не вернулся, мы жили с сыном дома. Заявление на развод я подала ещё тогда, когда он был в больнице. Гришу выписали, тогда я сказала о разводе. Ты знаешь, – Таня подняла на сестру повлажневшие от воспоминаний глаза, – он ведь долго жил у матери, а к нам ходил каждый день, просил прощения. Он на развод сразу согласился, ничего с нами не стал делить, только просил не выгонять.

На кухне, где сидели сёстры, стало тихо. Чтобы не усиливать ещё больше трагичность момента, Тоня наполнила бокалы вином и подняла свой:

– Давай выпьем за здоровье твоего мужа, чтобы у вас все было хорошо! – обе, не сговариваясь, пригубили по глотку и поставили бокалы на стол. – Вы опять поженились или так живёте? – любопытство Тони взяло верх над приличиями – в конце концов, речь шла о родной сестре.

– Мы с тех пор в разводе, – Таня замолчала, глядя в окно, потом взяла с тарелки одиноко лежащий листочек салата. Прожевав, она продолжила: – Гриши надолго не хватило. Когда он вернулся и стал работать, я думала, он исправился, что-то понял. Ему было несладко после ранения. Есть он мог только специально приготовленную, не острую пищу…

– Которую, конечно, ты ему готовила, – подхватила ехидным тоном Тоня.

– Конечно, он ведь мой муж, хоть и бывший, – ответила, не заметив иронии, Таня. – Его хватило на год с небольшим. Когда Гриша стал есть всё, что мы с Алёшей, я стала замечать, что он приходит с работы навеселе. Только через пару недель я поняла его уловки. Он опять начал пить, а чтобы я не уловила запах алкоголя, ел какие-то орешки, они отбивали запах. Дальше – больше. Через некоторое время Гриша перестал скрывать, что пьёт, начал опять скандалить. Теперь он, правда, боится меня пальцем тронуть, потому что Лёша ростом выше отца и может дать отпор.

– Ты сказала, Лёша живёт в общежитии?

– Да, он поговорил с отцом всего раз. Тот понял, что меня обижать нельзя.

– Ага, – произнесла Тоня, покачав головой. – А почему вы не разъедетесь? Что за жизнь под одной крышей с алкоголиком?

– Мы не можем разъехаться, я не могу его оставить! – с надрывом произнесла Таня.

– Почему?

– Во-первых, квартира маленькая, ее не обменяешь на две. Во-вторых, вдруг ему станет плохо, а рядом нет никого. Не может человек жить один, без семьи…

– Ты что, Танюш, – возмущенно откликнулась Тоня, – какая семья, о чём ты говоришь? Он же вас эти годы мешал с грязью, никаких обязанностей по отношению к вам не исполнял, а ты говоришь – семья. Ты от него ни денег, ни ласки, ни слова доброго не видишь и не слышишь. Ты с ним в разводе, что тебя держит возле него? Ты всё ещё его любишь? – спросила Тоня, ослеплённая неожиданноё догадкой.

– Я не могу любить Гришу так, как когда-то. Всё перегорело от обид. Но бросить его жалко. У нас сын, а это семья, – Таня помолчала, допила остаток вина из бокала, улыбнулась и спросила: – А как ты? Почему не замужем?

– Ты задала трудный вопрос, – медленно, как бы раздумывая, ответила Тоня. – Первому мужу я не могла простить жадность и ложь, второму – ложь и измену. Не знаю, возможно, я не могу любить так, как ты. Хотя, с другой стороны, Гриша хоть и пьяница, но он, насколько я знаю, никогда не был жадным и никогда тебе не лгал. Ведь так?

– Да, это так.

– Может быть, я ещё не встретила своего мужчину, а может быть, и не встречу никогда…

– Ну что ты, Тоник, конечно, встретишь! Ты такая красивая и умная. Ты обязательно найдёшь мужа! – Таня в порыве чувств сжала руку сестры.

– В том-то и дело, что неважно, муж он мне или нет. Я ищу настоящего мужчину, которому смогла бы отдать всю себя, как ты когда-то отдала себя до капельки Грише. Я тебе тогда так завидовала – не передать, потому уехала в другой город, чтобы на ваше счастье не смотреть. Я ведь тоже Гришку любила.

– Да ты что? Ты никогда мне не говорила! – Таня смотрела на сестру большими от удивления глазами.

– Не переживай, я его не любила, а была короткое время влюблена. А любила я Мишу, который меня предал. Ты же помнишь его, моего Мишу… Возможно, с тех пор и равняю всех мужчин под него, не знаю. Всё ищу такого же красивого, сильного, щедрого, смелого и надёжного. Знаешь, – Тоня посмотрела на сестру, – я бы так, как ты, жить не смогла. Не смогла жить под одной крышей с бывшим мужем, который каждый день напивается и оскорбляет тебя только потому, что он когда-то был твоим. Тебе нужно пожалеть не его, а себя. Ты молодая женщина, посмотри, во что ты себя превратила, на тебя смотреть больно. Давай я тебя с кем-нибудь здесь познакомлю, выйдешь замуж, будем рядом жить, а? – Тоня немного заискивающе посмотрела на сестру.

– Ты вначале себе кого-нибудь найди, – иронично откликнулась Таня. – Не обижайся, но мне никто другой не нужен и замуж я больше не хочу.

– За меня не переживай, мой король от меня никуда не убежит, – вдруг засмеялась Тоня, и тут же посерьёзнела. – Скажи честно, почему ты не уйдёшь от Гриши, ты ведь не ответила.

– Понимаешь, Тонечка, тебе трудно понять меня. Ты много лет живёшь в другой стране, среди других людей. Ты забыла, что такое сострадание. Если я Гришу оставлю, он просто умрёт от одиночества. У него, кроме нас с Лёшей, никого нет. Один раз я хотела его оставить, так он чуть не погиб. Если я его оставлю ещё раз, он может действительно погибнуть. Не знаю, как ты, а я с такой виной жить не смогу. Поэтому лучше так, чем по-другому.

– Не обижайся, но не кажется ли тебе, что ты несёшь своё страдание, как флаг, и даже раздуваешься от гордости за свой подвиг?

– Я не сказала, что страдаю, я сказала – сострадаю, а это разные вещи.

– Эти слова имеют один корень, а значит, одну суть. Но я не поняла, почему ты не хочешь быть счастливой.

– Почему не хочу? – удивлённо сказала Таня. – Счастливыми хотят быть все, и я в том числе. Просто не у всех это получается. Да, мне несладко в жизни, но я не знаю, буду ли счастлива, если что-то поменяю.

– Да ты хотя бы попробуй поменять! Если ничего не делать, трудно сказать, получилось или нет. Хочешь, попробуем вместе? Я тебе помогу.

– Чем ты поможешь? Тем, что выдашь замуж? Пойми, я не хочу этого. У меня есть хоть и бывший, но муж, которому я нужна. У меня есть работа – пусть не престижная, низкооплачиваемая, но любимая. Есть прекрасный любящий сын. Это – моя жизнь. А что есть у тебя? Бывшие мужья, которые о тебе ничего не хотят знать. Работа, которую ты не любишь. Ни друзей, ни родственников рядом. Так кто из нас с тобой счастливее? То, что ты живёшь в стране, которую любишь больше, чем родину, ещё не означает, что ты счастлива. Для счастья нужно, чтобы ты была кому то нужна и чтобы тебе был кто-то нужен. Нам, женщинам, необходимо о ком-то заботиться, – в этом заключается наше счастье. Ты обязательно это поймёшь. Вот тогда придёт твоё счастье, твоя настоящая жизнь.

Таня встала, придвинула стул к стулу сестры, обняла её за плечи и запела низким приятным голосом:

Степь да степь кругом,

Путь далёк лежит.

В той степи глухой

Замерзал ямщик…

В маленькой квартирке Тони, где она жила последние три года, давно не было так по-домашнему уютно и тепло. В ней долго звучали протяжные и напевные русские песни, которые сестры, кажется, целую вечность не пели вместе.

Они, эти почти забытые напевы, выворачивали душу наизнанку, выжимали слёзы и вызывали озноб. Они летели через приоткрытое окно на свободу – туда, где притаилось долгожданное женское счастье.

Характер

В маленькой ювелирной лавке, расположенной в старой части Дюссельдорфа, стоял полумрак. На улице было по-осеннему сыро. Небо обложило серыми тучами, и даже яркие лампы внутри помещения не добавляли радостного летнего настроения.

Хозяин лавки, немолодой, прихрамывающий на правую ногу Клаус, собирался уходить по делам, оставив вместо себя работающую у него три дня в неделю Монику. Он уже взял зонтик, чтобы дойти до машины сухим, как дверь открылась. Весело звякнул колокольчик, сообщающий о приходе посетителей. В помещение вошла привлекательная женщина лет сорока пяти. Она была одета в желтый летний плащ, обсыпанном блестящими каплями дождя. Слегка тряхнув тёмными волосами, чтобы смахнуть влагу, она поздоровалась и прошла к витрине. Клаус сделал знак Монике, что будет разговаривать с посетительницей сам. Помощница улыбнулась, отошла к стоящей за её спиной витрине.

– Чем могу быть полезен? – любезно спросил Клаус, внимательно рассматривая женщину и вспоминая, где он мог её видеть.

– Я хотела бы почистить кольцо.

Женщина открыла тёмно-бордовую, в тон туфлям, сумку. Порывшись в ней, достала небольшую коробочку. Открыв её, она молча показала содержимое ювелиру. Он осторожно достал лежащее на чёрном бархате кольцо, надел на глаз лупу и стал его рассматривать.

– Это хорошие старые бриллианты, – сказал он чуть погодя. – Вы хотите только почистить кольцо?

– Да, оно досталось мне от бабушки, и я планирую подарить его дочери на день рождения.

– Простите за нескромность, из какой страны вы к нам приехали? У вас такой приятный акцент!

– Я приехала из России почти пятнадцать лет назад. Надеюсь, акцент вам не мешает?

– Наоборот, он придаёт какую-то загадку…

После этих слов женщина несколько напряглась. Ювелир тут же сменил интонацию и тему беседы. Разрушить удачно начавшийся разговор он не хотел. В его голове возник некоторый план, связанный с незнакомой клиенткой, и он захотел познакомиться с ней поближе.

– Моника, – подозвал он стоящую в двух шагах от него девушку, – кольцо нужно почистить в щадящем режиме, остальное сделай вручную.

Моника кивнула, взяла кольцо и скрылась за дверью, ведущей в соседнюю комнату.

– Извините, но ваше лицо мне знакомо, – осторожно продолжил Клаус, боясь неловким словом спугнуть понравившуюся ему женщину. – Я уже где-то видел вас, и не однажды.

– Вполне возможно. Я живу в пяти минутах ходьбы отсюда и часто захожу в соседнее кафе.

– Ну, значит, там я вас видел. Я сам часто бываю в этом кафе – завтракаю или обедаю там.

– Для обеда у них небольшой выбор, – женщина охотно поддержала разговор, чтобы не показаться невежливой.

– Неважно. Мы с женой давно живём раздельно. Готовить я не умею, их меню меня вполне устраивает.

– Прекрасно, – ответ женщины прозвучал преувеличенно вежливо, и она замолчала.

Возвратившаяся через несколько минут с кольцом Моника протянула его хозяину, чтобы тот оценил работу. Покрутив кольцо и критически осмотрев грани в лупу, ювелир с удовольствием протянул его клиентке:

– Посмотрите сами: лучше сделать нельзя.

– О-о-о, – протянула та восхищенно, беря протянутое кольцо в руки и внимательно разглядывая. – Оно теперь, как новое. Большое спасибо! Сколько с меня?

– Пустяки, – ответил Клаус с лёгкой неуверенностью в голосе. – Как соседке на первый раз работа бесплатная.

– Нет-нет, спасибо за предложение, но я его принять не могу. Я лучше заплачу, потому что не люблю быть обязанной, – в голосе женщины опять почувствовалось напряжение.

– Хорошо, принимаю отказ с одним условием: вы позавтракаете со мной в нашем кафе завтра. На завтрак я вас приглашаю, – Клаус говорил весело и напористо, не сводя красивых глаз с лица клиентки.

– Согласна, – немного смущаясь, ответила та, – но завтра не получится. Если устроит в субботу, я подойду к девяти часам.

– Договорились! – обрадовано воскликнул ювелир, беря протянутую женщиной купюру в пятьдесят евро и отсчитывая сдачу. – Значит, в субботу в девять, и спасибо, что приняли предложение!

Вновь легко звякнул колокольчик над дверью, выпуская посетительницу в пелену дождя.

Через два дня, в субботу, Клаус сидел в кафе. Он заранее занял один из удобных столиков у окна. Отсюда был хорошо виден вход, и ювелир внимательно наблюдал за входящими и выходящими людьми. До назначенной встречи оставалось минут пятнадцать. Мужчина прокручивал в голове предстоящий разговор, надеясь очаровать клиентку, на которую у него возникли далеко идущие планы. Наконец он разглядел свою знакомую, подходящую к дверям кафе, привстал с места, чтобы она его могла увидеть.

– Доброе утро, – женщина подошла и протянула руку. – Я в прошлый раз не представилась. Меня зовут Лариса Кох.

– Доброе утро, – пожал мягкую и теплую ладонь ювелир. – У вас есть моя визитная карточка, но я хочу ещё раз представиться: Клаус Везель. Спасибо большое, что согласились встретиться!

Они сели за столик и сделали заказ подошедшей официантке.

– Извините, Лариса, можем мы без церемоний перейти на ты? Так обоим будет удобнее, – начал без паузы Клаус, решив в обычной манере делать всё так, как удобнее ему.

– Конечно, можем, – согласилась новая знакомая без ужимок.

– Ну и отлично. Будем откровенны: раз ты согласилась на встречу, значит, ты – свободный человек. Имею в виду, свободна от мужчин.

– Да, я не замужем.

– Замечательно! Расскажу немного о себе, чтобы ты знала, почему я столь неожиданно захотел встретиться. С женой Габриэлой мы прожили вместе двенадцать лет. Последние два года живём раздельно, потому что перестали понимать друг друга. Она помогает мне в работе, я плачу ей за это, но это всё, что нас связывает.

– У тебя есть дети?

– Да, у меня два сына от первого брака: один адвокат, второй врач. Моя мама тоже жива, живёт недалеко от меня. Я человек честный и не люблю, когда люди обманывают, поэтому рассказываю всё так, как есть.

– Хорошее качество, – Лариса была, как обычно, немногословна.

– Так вот, я хочу снова жениться, поэтому ищу жену. Говорю совершенно откровенно, потому что не хочу что-то скрывать. Я уже встречался со многими женщинами самых разных национальностей, но хочу всё же европейку, лучше русскую, как ты.

– Ты очень откровенен и напорист, – Лариса попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. К такого рода прямолинейности она не была готова. Незнакомый человек вываливал на нее при первой встрече свои планы, в которые хотел вовлечь ее. С таким она сталкивалась впервые. Она чувствовала себя несколько скованно от чужой чуть ли не бестактности, но решила до конца выслушать откровения.

– Я просто честный человек и ничего не скрываю. Ты сможешь работать у меня в магазине, если захочешь. У меня хорошая пенсия и богатая мама.

– При чём тут твоя мама? – теперь в голосе сидевшей напротив ювелира женщины звучало неприкрытое удивление.

– Как при чём? Когда она умрёт, я получу её деньги и дома, потому что я единственный сын и наследник.

– Клаус, так откровенно меня ещё никто не покупал. У меня в этом смысле первый подобный опыт, и, честно говоря, не знаю, что сказать, – Лариса почувствовала себя растерянной, будучи сражена подобной искренностью почти незнакомого мужчины.

– Скажи да. Ты очень красивая и очень мне нравишься. Если хочешь, съездим на следующей неделе в Голландию на выходные, чтобы получше узнать друг друга.

– Ты настойчивый и упорный, – Лариса говорила медленно, подыскивая слова, потому что чувствовала себя всё более неуверенно. Наконец, решившись, она спросила: – Ну хорошо, всё, что ты рассказал, это были положительные качества. А как обстоит дело с отрицательными? Почему вы расстались с женой?

– Потому что она зануда. У неё везде и во всём должен быть порядок.

– Что в этом плохого?

– Меня это раздражает. Я привык класть вещи туда, куда хочу, а не туда, куда она скажет. Да и вообще, у неё, кажется, в Польше есть любовник, она ведь родом оттуда.

– Почему ты хромаешь? – быстро поменяла Лариса неприятную для неё тему: она не любила, когда о бывших женах или мужьях говорили плохо.

– Попал в автомобильную аварию десять лет назад, с тех пор колено не сгибается. У меня ещё сахарный диабет, но мне лично это нисколько не мешает. Восемь лет назад, когда мы были с женой в Польше у её родственников, на меня напали, избили и ограбили. Я вспоминаю этот случай, как страшный сон, еле живой тогда остался. Мне ведь там почки отбили, с тех пор хожу два раза в неделю на диализ… А ты? Ты работаешь?

– Да, я бухгалтер, но работаю не целый день, а двадцать часов в неделю.

– Это же здорово! Ты можешь у меня бухгалтерию вести. Не знаю, сколько ты получаешь, но я тебе буду платить вдвое больше! Согласна?

– На что согласна? – опять растерялась Лариса.

– Выйти за меня замуж. Если согласна, можешь прямо на той неделе ко мне переезжать.

– Да ты что, Клаус, я же тебя в первый раз вижу. Как я могу сейчас что-то решать?

– Ну не в первый, а во второй…

– Это не так важно.

Лариса немного помолчала, обдумывая ситуацию. Несмотря на то что разговор с ювелиром показался ей несколько странным, сам он был ей вовсе не противен. Даже его нездоровье было не столь отталкивающим. Клаус обладал приятной, располагающей к себе внешностью: темные, искрящиеся весельем глаза, растянутые в улыбке полные губы, приоткрывающие красивые ровные зубы с небольшой щербинкой с правой стороны. Шатен, его волосы, стоящие на голове коротким ёжиком, открывали большие, изящной формы уши. Лариса ценила симпатичного мужчину. Внешность играла для неё немаловажную роль. Наконец она приняла решение.

– Мы можем съездить в Голландию на выходные с одним условием. Если будешь заказывать отель, то, пожалуйста, раздельные комнаты. За свою комнату я в состоянии заплатить сама, если тебя это смущает.

– Меня ничего не смущает, но за отель я заплачу сам, ведь это я приглашаю.

– Подожди, а разве твой магазинчик не работает в субботу? – встрепенулась Лариса.

– Работает, конечно, – загадочно улыбнулся Клаус, – но мне там находиться совсем необязательно. По субботам там хозяйничает дьявол.

– Кто, прости? – женщине показалось, что она ослышалась.

– Моя бывшая жена, я её зову дьяволом.

– Интересное имя…

– Так она дьявол и есть.

– Но ведь она помогает в работе.

– Я ей плачу за это.

– Ну хорошо, оставим это, – Ларисе не хотелось знать подробности взаимоотношений бывших супругов – ее это не интересовало.

Позавтракав и допив кофе, Лариса и Клаус распрощались и расстались до следующих выходных, договорившись встретиться в пятницу после обеда.

Не успела Лариса дойти до дома, как зазвонил мобильный телефон. Клаус интересовался, всё ли у нее в порядке. Несколько удивившись, она ответила на вопрос и отключила телефон.

Это был первый из ежедневных звонков, которые не всегда раздавались вовремя и подчас даже чуть надоедали. «Впрочем, – думалось ей, – в Клаусе есть определенный шарм, а ежедневные звонки могут быть следствием другого, чем у меня, воспитания».

***

В Голландию они поехали на машине Клауса. Водителем он себя показал хорошим. Дорога до выбранного отеля оказалась короткой. Подойдя к администратору за ключами, Лариса удивилась, узнав, что у них на двоих заказана одна общая комната. Не начиная дискуссий по этому поводу, но несколько напрягшись от такого сюрприза, она попросила для себя отдельный номер. К счастью, место, куда они приехали, не было заполнено туристами и в отеле нашлось достаточно свободных номеров. Клаус это время стоял рядом и молчал. Свое отношение к действиям спутницы он не высказывал. Вечером, вместе поужинав, наши знакомые отправились погулять, а после прогулки разошлись каждый в свой номер.

Утро следующего дня встретило их голубым небом и теплым, почти жарким августовским солнцем. Расположившись на террасе, Лариса с Клаусом неторопливо позавтракали, ни словом не обмолвившись о вчерашнем происшествии с номером. После завтрака они планировали прокатиться на лодке по каналам, опутывающим город Лайден, где они остановились.

Прежде чем отправиться на прогулку, Клаус пригласил Ларису в свою комнату, намереваясь преподнести ей приготовленный сюрприз. Заинтригованная, но не забывая об осторожности, она вошла следом за спутником к нему в номер и остановилась у двери, ожидая обещанного подарка. Клаус порылся в дорожной сумке и вынул оттуда коробочку, подобную той, с которой Лариса пришла к нему в лавку в свой первый визит. Открыв её, он вынул кольцо с большим прозрачным камнем, грани которого тут же вспыхнули и заискрились в лучах струящегося из окна солнечного света, и попытался надеть его на руку женщины.

– Лариса, пожалуйста, прими это кольцо от меня в подарок. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Клаус, – ответила та, ошеломлённая быстротой происходящего и осторожно высвобождая руку из руки Клауса, настойчиво пытающегося надеть кольцо ей на палец, – я не могу принять такой дорогой подарок. Я тебя совсем не знаю, ты меня тоже. Оставь это, мы же не дети, и оба понимаем ситуацию правильно.

– Но я люблю тебя, неужели ты не видишь?

– Не хочу обижать тебя, но то, что ты говоришь, – несерьёзно. Нельзя влюбиться за одну встречу и сразу захотеть жениться, я в это никогда не поверю. Нам, в конце концов, не восемнадцать лет. Из подросткового возраста мы давно вышли. Давай относиться друг к другу серьезно.

– Я никому никогда не врал и тебе тоже говорю правду. Ну почему ты не веришь? Ты выйдешь за меня замуж? – в голосе Клауса зазвучали истерические нотки.

– Давай лучше покатаемся на лодке, – примирительно предложила Лариса, уловив в голосе спутника что-то такое, что ей совсем не понравилось.

Она уже пожалела, что приняла предложение незнакомого, в сущности, мужчины и отправилась с ним в путешествие на выходные дни.

– Я никуда не поеду, пока ты мне не ответишь, выйдешь за меня замуж или нет!

– Я не могу сейчас дать ответ.

– А когда сможешь?

– Не знаю.

– Пожалуйста, выходи за меня замуж, я очень тебя люблю! – зазвучал знакомый рефрен.

– Клаус, не будь ребёнком, – Лариса попыталась сгладить острые углы всё меньше нравящейся ей ситуации, твёрдо решив сегодня же вернуться домой.

– Ах, так! Тогда смотри, что ты со мной делаешь!

Ювелир вынул из несессера шприц, который всегда носил с собой для инъекций, обнажил живот и приставил шприц к оголенной части тела, с торжеством глядя на замершую от страха женщину.

– Если ты сейчас откажешь, я сделаю укол и умру от передозировки инсулина, а тебя привлекут к ответственности за убийство!

– Ты с ума сошёл… – прошептала побелевшими губами испуганная женщина.

Голова её неожиданно отказалась работать, а губы как бы сами собой прошелестели:

– Пожалуйста, не делай этого, я тебя прошу, убери шприц.

– Ты выйдешь за меня замуж? – прозвучал в тихой комнате торжествующий голос.

– Я выйду за тебя замуж, только убери шприц!

Страх сковал тело Ларисы, и только одна отчаянная мысль билась в голове, открывая дорогу к свободе: «Исчезнуть, исчезнуть из этого страшного места, от этого сумасшедшего человека, исчезнуть во что бы то ни стало!»

– Ну вот, давно бы так, – сказал довольный Клаус, пряча орудие шантажа в футляр. – Теперь ты дала слово и должна его сдержать.

– Конечно, я сдержу его, тебе не надо ни о чём беспокоиться.

Голос Ларисы был ровным и даже приветливым, но тело покрылось липким противным потом страха. Сердце колотилось, не в силах остановить сумасшедший бег, выбрасывая всё новые порции адреналина в кровь, лоб покрылся испариной. Она почувствовала резкий запах, исходящий от неё, и, собрав всю волю в кулак, приказала себе улыбнуться.

– Я пойду переоденусь, и мы можем пойти гулять.

– Я пойду с тобой.

– Ты что, не доверяешь мне? Я ведь дала слово. Подожди меня здесь, я вернусь ровно через пять минут. Мне нужно надеть что-нибудь более праздничное, не могу же я в джинсах принять твой подарок. К такому великолепному бриллианту подойдёт платье, которое я взяла с собой…

Лариса говорила и говорила, сама плохо понимая, что именно, но старалась не встречаться взглядом с Клаусом. Своей болтовней она пыталась усыпить его бдительность и унять внутреннюю дрожь. Улыбаясь, она даже положила руку ему на плечо, потом развернулась и вышла из комнаты.

Подождав ровно пять минут, Клаус подошёл к номеру Ларисы, держа в руке злополучную коробочку с кольцом, постучал в дверь. Когда никто не открыл, он быстро спустился вниз и спросил у служащей отеля, не знает ли она, где его спутница из номера 138.

– Не знаю, я её не видела, – приветливо прозвучало в ответ.

Кисло улыбнувшись, Клаус развернулся и молча зашагал к себе в номер. Зайдя в комнату и закрыв за собой дверь, он с чувством швырнул коробочку в распахнутую дорожную сумку.

– И эта обманула, сбежала… Почему женщины постоянно обманывают? Чего им всем не хватает? – забормотал он себе под нос. – Все женщины – лгуньи и обманщицы. Как же жить, если никому нельзя верить? Ведь я же хотел на ней жениться, так почему она сбежала? И почему так несправедливо и жестоко устроен мир, за что он наказывает меня?

Ювелир уселся в кресло, зажал голову в руках и уставился в окно. Оттуда в комнату робко заглядывали яркие лучи осеннего солнца.

Судьба

Свадьба Анастасии, красивой тридцатипятилетней женщины, оказалась, вопреки ожиданиям, немноголюдной и скучной. Впрочем, даже это небольшое облачко разочарования не смогло омрачить её огромного всепоглощающего счастья.

С будущим мужем, сорокадвухлетним Андреасом Груве, она познакомилась в Самаре. Симпатичный высокий наладчик приехал к ним на ткацкую фабрику устанавливать новое немецкое оборудование. Они увидели друг друга случайно. Настя, заменяя приболевшую подругу, отвозила тележку с бракованной партией ниток на склад. По дороге она столкнулась со светловолосым немцем, одетым в синий фирменный комбинезон. Из его кармана выглядывали белые рабочие перчатки. Настя слышала, что у них на фабрике будут несколько месяцев работать иностранцы, но никого из них до сих пор ей видеть не доводилось. Высокий, худощавый незнакомец стоял, оглядываясь, и смущенно улыбался. Увидев проходящую мимо девушку, он повернулся и спросил что-то непонятное:

– Вэцэ?

– Вы что, не знаете, как в цех пройти? – струсила вдруг Настя.

Сердце испуганным зайцем прыгнуло в самый низ и подогнуло колени.

– Тойлет? – стесняясь не меньше покрасневшей от смущения молодой женщины, переспросил немец.

– Ах, туалет! – облегчённо вздохнула она полной грудью, услышав знакомое слово, и, подкатив тележку к стене, сделала приглашающий жест рукой: – Пойдёмте, покажу.

На следующий день, выйдя после работы из проходной, Настя увидела его снова. Он стоял с таким же белобрысым подтянутым немцем и разговаривал с ним на непонятном языке. Проходя мимо, девушка озорно улыбнулась, вскинула сумку на плечо, пошла дальше, чувствуя спиной взгляды мужчин.

Дойдя до расположенной недалеко от проходной автобусной остановки, она услышала за спиной громкие шаги. Оглянувшись на всякий случай, увидела приближающегося вчерашнего знакомца. Замедлив шаг и подойдя поближе, он широко улыбнулся и протянул руку: Андреас. С этого дня началось их более близкое знакомство, быстро и незаметно перешедшее в любовь. Через шесть месяцев, когда у Андреаса закончился срок командировки, на свою родину он возвращался вместе с Настей.

Несмотря на различные темпераменты, непохожие характеры и языки, у Андреаса с Настей оказалось много общего. Каждый из них был единственным ребёнком в семье, оба выросли без отцов, свадьба была у каждого из них первый раз в жизни. Эти, казалось бы, неважные в жизни мелочи быстро сблизили их. Несмотря на не совсем юные годы, они решили, что у них в семье будет несколько детей. Это решение стало их общей счастливой мечтой.

Молодые поселились в доме у Андреаса, где он родился и прожил всю жизнь с матерью. Свекровь приняла невестку недоверчиво, чуть ли не враждебно, поджав тонкие губы. Справедливо рассудив, что та не так уж не права, ревнуя сына, Настя решила не особо обращать внимание на мелкие уколы с её стороны и не портить ни себе, ни ей, ни мужу совместную жизнь. «В конце концов, с сыном старая Марта прожила душа в душу более сорока лет, а тут приходится его делить с какой-то незнакомой женщиной, которая по-немецки почти не говорит. Кто же выдержит такую несправедливость?» – думала молодая женщина, стараясь как можно быстрее подстроиться к новой незнакомой жизни.

Настя оказалась намного мудрее старой Марты, старательно обходила возникающие между ними мелкие конфликты, приветливо и открыто улыбалась. В силу занятости на работе, а может, по невнимательности, Андреас не замечал этого противостояния. Надо, впрочем, заметить, что ни одна из конфликтующих сторон никогда на другую не жаловалась.

***

Прошло несколько месяцев. Молодые купались в счастье, как в первые недели знакомства. Новость о том, что Настя ожидает ребёнка, несколько примирила старую Марту с фактом женитьбы сына. Она перестала откровенно бурчать, греметь кастрюлями и хлопать дверью, когда видела Настю.

В кабинет врача Андреаса не пустили, попросили подождать в соседней комнате. Через двадцать минут оттуда вышла сияющая Настя и протянула мужу глянцевое фото. На снимке в секторе чёрно-белых полос высвечивался тёмным пятном силуэт ребёнка. Андреас будто сошёл с ума от радости. Схватив жену, он закружил её, крепко прижав к себе, не замечая понимающих улыбок сидящих вокруг женщин.

Дома он увеличил фотографию, повесил в рамку напротив кровати в спальне и вечерами, положив большую теплую руку на живот жены, уносился в фантазиях далеко-далеко. Он не только видел первого ребёнка взрослым, но уже нянчился с будущими внуками.

Настя не заглядывала так далеко.

Смеясь, она пыталась несколько притормозить разыгравшуюся фантазию мужа и рассуждала чисто по-женски: ребёнок вроде уже есть, но его ещё нет. Пусть вначале родится, потом можно смотреть дальше, ведь жизнь так хрупка и непредсказуема. Глубоко в подсознании у неё притаился страх, что первый ребёнок в тридцать шесть лет – большой риск. Она ни с кем не говорила на эту тему, старалась отогнать нехорошие мысли подальше, чтобы они не мешали радоваться предстоящему материнству. Получалось у нее не всегда. Страхи уходили, но опять возвращались. Однажды Настя просто махнула на мешающий ей страх рукой: будь, что будет. Главное – Андреас рядом. Он всегда поддержит и поможет.

У свекрови с невесткой были совершенно разные взгляды на жизнь. В одном они неожиданно оказались солидарны: нельзя заранее готовить в доме место для малыша – плохая примета. Несмотря на то, что обе женщины твердили, что торопиться не нужно, Андреас с бьющей через край энергией всё же обустроил детскую комнату. Он купил не только всё необходимое для не родившегося сына, но и то, что ему вообще пока не пригодится. Однажды в прихожей Настя с Мартой увидели детский велосипед. Они покачали головами и разошлись по своим комнатам, не сказав друг другу ни слова. Обсуждать поступки главы семьи ни одной из них не пришло в голову.

Нет людей, которые сознательно культивируют свои страхи. Чаще всего это происходит автоматически. Тогда то, чего больше всего человек опасается, происходит на самом деле. Настя была на шестом месяце и чувствовала себя прекрасно. Никаких отклонений в развитии ребёнка не наблюдалось, любимый муж был ласков и нежен, даже свекровь стала время от времени разжимать тонкие губы и разговаривать с ней.

Однажды, постирав бельё, Настя развешивала его на длинные верёвки, натянутые высоко, на рост Андреаса. Когда она перебросила второй тяжелый пододеяльник и начала его расправлять, у неё как-то неприятно потянуло в пояснице. Погладив её, молодая женщина тут же забыла об этом. Тем же вечером у неё начались боли и открылось кровотечение. Испугавшись за жену, и за ребёнка, Андреас тут же вызвал скорую помощь. Сидя рядом с Настей в машине и сопровождая до самых дверей операционного зала, он держал её за руку и бормотал, не переставая:

– Всё будет хорошо, потерпи, родная, всё будет хорошо.

Эту ночь он провёл у постели жены, не в силах вернуться домой, где они с такой любовью оборудовали детскую комнату.

Ребёнка они потеряли…

Следующие несколько недель, пока Настя приходила в себя, в доме повисла нехорошая тишина. Никто из троих не хотел говорить о потере ребёнка. Каждый переживал несчастье по-своему. Чувства Андреаса были как на ладони: он потерял аппетит, плохо спал, время от времени уходил гулять в одиночестве, чтобы никто не видел его слёз. Настя переживала потерю ребёнка не так тяжело. Она надеялась вновь забеременеть, а для этого ей нужно быть здоровой и сильной. Глядя на старую Марту, трудно было сказать, что творится у неё в душе – печалится она или радуется. Губы её оставались так же поджаты, как и в первый день, когда она увидела невестку.

Постепенно все свыклись с тем, что случилось, втянулись в нормальный ритм жизни. Детская комната была закрыта на ключ. Настя теперь всегда носила ключ с собой, чтобы у мужа не было возможности заходить туда и бередить раны.

Последующие медицинские обследования, которые Настя прошла после потери ребёнка, показали, что вторая беременность, в принципе, возможна, но риск вновь не доносить ребёнка очень велик. Этот риск врачи связывали не с возрастом женщины, а с её слишком узкими бёдрами. Только они осложняли нормальное развитие плода.

Прошёл год со дня свадьбы, время летело.

Оправившись, через четыре месяца Настя снова забеременела. Ещё через пять месяцев у неё опять случился выкидыш. Вторую потерю неродившегося малыша супруги переживали, молча стиснув зубы, но не отказавшись от мечты.

Несмотря на ухудшившиеся врачебные прогнозы, ни у Насти, ни у Андреаса приговор врачей не отнял надежду. Все их мечты, стремления и желания были связаны только с будущими детьми. Не отчаиваясь и поддерживая друг друга, супруги решили, раз со своим ребёнком пока не получается, усыновить чужого.

Необходимые для усыновления бумаги им пришлось собирать почти три месяца. Ещё больше времени ушло на то, чтобы дождаться подходящего малыша. Новорождённых детей бездетным парам приходилось ждать по нескольку лет. Настя с Андреасом ждать не хотели и решили взять из детдома уже подросшего. Им улыбнулось счастье в виде трёхлетнего Бодо. Его родители погибли в автомобильной катастрофе и малыша пока никто не захотел забрать в семью. Когда им в первый раз показали фото мальчика, Настя, увидев, каким счастьем засветились глаза Андреаса, поняла, что этот ребёнок – их сын. Это его они так долго ждали…

***

Все члены семьи Груве приняли маленького Бодо сразу и безоговорочно. В доме зазвучали теплые, проникающие до самого сердца слова: мама, папа, бабушка, сынок, внучек. Своим появлением малыш примирил мать с сыном и свекровь с невесткой, между тремя взрослыми людьми воцарилась гармония.

Мальчику исполнилось пять лет. Его новые родители уверовали, что всё идёт, как надо, и решили усыновить ещё одного ребёнка, потому что со своим никак не получалось. Приступив к знакомой процедуре сбора всевозможных справок, Андреас с Настей столкнулись с неожиданным препятствием. Их дом, согласно непонятным им нормам, оказался мал для ещё одного члена семьи. Совет опеки вынес вердикт: хотите усыновить ребёнка, приобретайте подходящее по величине жилье или достраивайте своё до необходимых размеров.

Андреас собрал семейный совет. После недолгой дискуссии семья единогласно постановила сделать к дому пристройку – это будет дешевле, и переезжать никуда не надо. Глава семьи взял в банке кредит на строительство, нашел толкового архитектора, который начал работать над проектом пристройки. Оставалось только ждать.

Однажды вечером, придя с работы и поужинав, Андреас обратил внимание на необычно возбужденное состояние жены, но решил вначале поделиться своими новостями.

– Я договорился со строительной фирмой Оттс. Мы поедем к ним во вторник с готовой документацией и обговорим последние детали, прежде чем подписывать договор, – сообщил он жене последние новости, как делал ежедневно после работы. – У тебя что нового? Как наш малыш?

– Андреас, – подняла на мужа сияющие глаза Настя, – я сегодня была у врача, он подтвердил мою беременность. Не хотела говорить тебе раньше, пока не была уверена.

Услышав новость, Андреас вскочил с места, схватил жену в охапку и закружился с ней по комнате, выкрикивая от счастья:

– У нас будет ещё один малыш!

Прибежавшая на шум старая Марта, услышав новость, почему-то недовольно поджала губы:

– Что мы будем делать с пристройкой? В проект вложено много денег.

– Пока отложим. Чертежи я сохраню, раз за них заплачено, встречу со строителями на следующей неделе отменю, – недовольство матери не испортило настроения сыну.

– Андреас, а как же с усыновлением? – подала робкий голос Настя, чувствуя себя немного виноватой, что от ребёнка из детского дома придётся отказаться.

– Ничего, я обо всём договорюсь. Тебе сейчас не нужно думать ни о чём, кроме будущего малыша.

Следующие три месяца были полны ожидания и надежды, что Настя всё же сможет благополучно выносить ребёнка. Андреас был с ней особо внимателен и предупредителен. К маленькому Бодо каждый день на два часа приходила семнадцатилетняя соседская девочка. Настя лишний раз могла теперь просто полежать, не наклоняться, не поднимать ничего тяжелого. Старая Марта готовила на всю семью и не роптала. Она очень хотела понянчить родного, а не приёмного внука.

Все относились к Насте, как к тяжелобольной, и это её угнетало. Скрепя сердце, она старалась не замечать ни укоризненных взглядов свекрови, ни любопытства соседей. Она видела перед собой единственную цель: родить мужу долгожданного малыша в ответ на его любовь и заботу и тем самым доказать безграничную любовь к нему.

У Насти наступил критический срок – двадцать пять недель. Она легла в больницу на пару недель под наблюдение врачей. После четырнадцати дней ей предложили остаться ещё на месяц, чтобы не рисковать жизнью ребёнка. Настя отклонила предложение. Чувствовала себя она прекрасно и хотела домой – к мужу и сыну.

Домашняя обстановка, действующая на неё положительно в душевном отношении, отрицательно сказалась на физическом самочувствии. Не умея сидеть совсем без дела, Настя выполняла лёгкую домашнюю работу, которая здоровой женщине была бы только в радость. Организм её, однако, взбунтовался на такое беспардонное, по его разумению, отношение к чувствительному росту новой жизни и заявил об этом со всей решимостью. На десятые сутки пребывания дома у Насти начались знакомые боли, которые, как и раньше, привели к потере ребенка.

Никто не обвинял Настю впрямую – ни муж, ни свекровь, но за их молчанием чувствовалось осуждение.

– Милый, – утешала Настя притихшего Андреаса, видя, что ему ещё тяжелее, чем ей. – Мы опять возьмём ребёнка из детского дома. Я не виновата, что так получается. Прости меня, пожалуйста.

– Тебе не надо извиняться, – отвечал ей равнодушным тоном Андреас. – Ты ни в чём не виновата.

Он никак не мог понять, почему у них никак не получается с ребёнком, ведь он честно выполнял свою часть дела. Но у жены никак не выходило доносить то, что он в неё вложил, хотя она старалась. Третья неудача выбила его из обычной колеи. Ему нужно было время, чтобы понять, где он ошибся, в чем, и что же теперь делать дальше.

Старая Марта в открытую обвиняла Настю, что та не может подарить Андреасу ребёнка. От этого ему становилось ещё больнее и обиднее. Он хотел найти в сложившейся ситуации виноватого, хотя виновных в ней не было, о чём он смутно догадывался, но верить не хотел. Ему было бы легче, если бы врачи поставили ему диагноз бесплодие, но у него всё было в порядке. Все дело было в Насте, а обвинять её впрямую у него недоставало сил.

Однажды, придя домой, он застал дома только старую Марту. Настя с сыном были на прогулке.

– Сынок, не мучайся так, – начала мать вкрадчивым голосом. – Ты молодой мужчина, посмотри, сколько вокруг здоровых женщин, которые хотят быть с тобой вместе. Что ты вцепился в эту русскую, она даже не может родить тебе ребёнка. Оставь её, найди себе подходящую жену.

Слово за слово, Андреас повздорил с матерью. Даже в мыслях не держал он расстаться с Настей. Слова Марты его очень задели. В эту ночь он почти не спал, ворочаясь с боку на бок и обдумывая жизнь. Жене о разговоре он не сказал ни слова, потому что знал, как остро реагирует Настя на подобные обвинения свекрови.

Назавтра, как обычно, он встал в полшестого, умылся, оделся, съел приготовленный матерью завтрак. Она делала это для него всю жизнь и Насте незачем было специально вставать так рано. За завтраком он не проронил ни слова и даже обычного спасибо старая мать в этот раз от него не услышала. Выйдя и тихонько закрыв дверь, Андреас сел в машину и уехал. Марта долго стояла у окна, глядя вслед удаляющемуся автомобилю, пока тот совсем не исчез из вида.

В десять утра в пустом доме зазвонил телефон. Звонил он громко и надсадно, призывая подойти и прекратить тревожащие душу звуки. Никто не откликнулся на громкий зов. Настя с сыном уехала за покупками, старая Марта ковырялась в саду. Она не сразу услышала звонок. Пока старая женщина дошла до дома, прошла в комнату и сняла трубку, на том конце зазвучали гудки отбоя.

Через час Настя вернулась домой.

К крыльцу вслед за ней подъехала машина Андреаса, но из неё вышел не хозяин, а его давнишний друг и коллега Михаэль. Миша, как называла его Настя. Открыв дверь и увидев стоящего на пороге ссутулившегося и опустившего глаза Мишу, женщины сразу поняли, что случилось что-то нехорошее. Взяв гостя за рукав куртки и проведя чуть ли не насильно в комнату, старая Марта строго сказала:

– Говори, не тяни!

– У Андреаса инфаркт. Я звонил час назад, но никого дома не было… – голос Михаэля был напряжен.

– Где он? – испуганно спросила Настя, тяжело опускаясь на стул и не заметив стрельнувшего в неё злого взгляда свекрови.

– Я поехал вместе с ним в больницу на скорой… – неуверенно продолжил Михаэль и замолчал.

– И что? Где он сейчас? – не выдержала старуха.

– Я к вам прямо из больницы, – взгляд мужчины остановился на свадебной фотографии Андреаса и Насти, стоящей на тумбочке рядом с телевизором. – Его не довезли до приемного покоя, он скончался прямо в машине. Мне очень жаль…

С последними словами высокий здоровый мужчина неожиданно громко заплакал, не в силах держать в себе горе от потери единственного друга, почти брата.

Марта, услышав о смерти сына, осталась стоять неподвижно, будто окаменела. Она не хотела и не могла понять, как мог умереть единственный, горячо любимый сын, для которого она жила.

«Как можно жить дальше без моего Андреаса, да и зачем? Нет, он не мог так поступить со мной, это просто какая-то ошибка. Сегодня вечером он придёт домой, как всегда…» – думала старая женщина, в один миг потеряв смысл дальнейшей жизни.

Настя, сидя на стуле, закрыла глаза, из-под её ресниц тут же покатились слёзы. «Неправда, это всё неправда, Миша всё перепутал, – мысли роились в голове лениво и как-то отрешенно. – А вдруг не перепутал, и всё сказанное – правда? Как мне теперь с этим жить? Я не могу без Андреаса, он не имел права оставлять меня одну. Его мать никогда меня не любила, и Бодо для неё чужой, чужой. Как я останусь в этом доме, что теперь будет со мной и с моим сыном? Почему жизнь так несправедливо отняла у меня того, кого я любила больше всего на свете?»

Никто не заметил, как в комнате появился маленький Бодо и уставился на плачущих взрослых большими глазами, пытаясь понять, что же произошло. Весёлый взгляд, с которым он забежал сюда, потух, губы скривились. Он быстро подошёл к матери, положил голову ей на колени и, сам не понимая почему, горько заплакал.

Лейла

Лейла Исмаил родилась в маленьком городке в предгорьях Кавказа и считала, что красивее этих мест нет ничего на свете. С самого детства, качаясь на волнах окружающего её в семье напевного разноголосия, она одинаково хорошо говорила на трёх языках, не считая это чем-то особенным. Девушка любила свою семью, в которой крепко переплелись и прижились традиции разных национальностей.

Её мать Тамара родилась в Грузии в православной семье, отец Ибрагим был выходцем из мусульманской Кабарды. Родители бабушки Ирины по материнской линии бежали во время революции на Кавказ из Петербурга, спасаясь от террора анархии и беспредела. Самой бабушке в то время было только двенадцать лет. Уезжала она из любимого города неохотно, хотя уже тогда понимала, что оставаться там опасно. Русская семья осталась на Кавказе, прижилась там и пустила корни.

Грузинская, русская и кабардинская кровь перемешались в Лейле самым причудливым образом, придав внешности удивительную прелесть. У неё была необычная для этих мест розоватая, похожая на шёлк кожа русской бабушки и пронзительной голубизны глаза, доставшиеся от матери. От деда-грузина она унаследовала стройный стан и горделивую походку. Черные блестящие волосы и полные, чётко очерченные губы выдавали прямое родство с отцом.