Читать книгу Феррагосто - Линда Сауле - Страница 1

В оформлении использована фотография «Black Fayorit typewriter» автора Florian Klauer с сайта https://unsplash.com/photos/mk7D-4UCfmg

ПРОЛОГ

Гринвилл, штат Южная Каролина, США. 2017 год.

– Что на завтрак? – спросил Джеймс. Он вошел в просторную кухню, целуя на ходу одного за другим двух сыновей, жующих за столом свои бутерброды.

– Все, что найдешь в холодильнике, – откликнулась темноволосая женщина, попутно одеваясь. – Кофе на столе, мы чуть не проспали сегодня, черт, я ничего не успеваю, а мне еще нужно завести ребят в школу.

– Не нервничай, милая, времени еще полно. Иди ко мне, – он притянул ее к себе. – Я люблю тебя, – произнес он как заклинание, пытаясь перехватить ее взгляд. Впрочем, оно подействовало, лицо ее разгладилось, осветившись изнутри:

– Я тоже люблю тебя.

Спустя двадцать минут, Джеймс Вудрок вышел из дома и окинул взглядом свой ухоженный участок. Тысячедолларовый газон приветствовал его изумрудными красками, играя в лучах солнечного света. Недавно нанятый газонокосильщик уже принялся за работу, и Джеймс громко окликнул его, с трудом вспомнив имя:

– Хорошее утро для работы, Виктор?

– Точно, сэр, – ответил тот, поднимая голову и заглушая мотор. – Ваш газон – лучшая часть моего дня.

– Ты работаешь у нас всего два дня, а уже успел влюбиться в наш газон? – рассмеялся Джеймс, подходя ближе.

– Буду честен, сэр, дело не в газоне. Просто ваша жена варит самый вкусный кофе, который я когда-либо пил.

– А ты думаешь, почему я женился на Софии? – ухмыльнулся Джеймс. – Да, кстати, насос в бассейне барахлит, ты не взглянешь, в чем там дело?

– Я заскочу к вам после работы, если не возражаете.

– Без проблем. Буду рад, если сможешь разобраться, мне некогда искать мастера. Разумеется, я все тебе оплачу, – Джеймс сел в машину и завел мотор любимого «Вольво». Машина тронулась с места, и окно медленно поехало вверх, отсекая уютную реальность.

Суета офиса накрыла Джеймса сразу по прибытии. Деловитый дух проектно-инженерного бюро, которое он возглавлял одиннадцать лет, поддерживали несколько гениев и пятерка людей в административном отделе. Джеймс прошел по коридору, привычно кивая подчиненным и раздавая указания. Мисс Поул уже ожидала возле его кабинета, словно щитом прикрываясь бумагами на подпись.

– Мистер Вудрок, звонили из градостроительства, вам нужно связаться с их начальником, – затараторила она, словно от скорости речи зависела ее жизнь.

– Хорошо, спасибо. Оставьте бумаги, я вас вызову, мисс Поул.

Она немного помедлила на пороге, ожидая еще каких-нибудь указаний, затем удалилась. Джеймс приступил к работе.

Виктор стриг газон, когда внезапно ощутил недомогание. Солнце еще не поднялось, но молодой крепкий мужчина почувствовал, как испарина покрыла лоб. Холодные капельки пота стекали по коже, вызывая чуть ощутимую дрожь, каждое движение давалось с трудом. Он выключил газонокосилку, подошел к дому, отдавая себя во власть прохладной тени навеса, и окликнул хозяйку:

– Что случилось, Виктор? – спросила миссис Вудрок, шагнув на террасу. Она была полностью одета, в руках она держала свой телефон и ключи от машины, дети суетились позади нее, толкаясь и переругиваясь.

– Мэм, могу я попросить у вас стакан воды? Мне нехорошо.

– О, да, разумеется, – женщина бросила на него озабоченный взгляд и направилась обратно в дом. Набрав полный стакан прохладной воды, она вышла наружу. Виктор в изнеможении стоял, прислонившись к стене. Протянув руку к его лбу, София воскликнула:

– Бог мой, ты весь горишь! Тебе нужно домой, а лучше – к доктору.

– Да, наверное. Но я хотел закончить работу, меня ждет вся улица.

– Иди домой, Виктор. В таком состоянии ты не скосишь и травинки.

Вернув ей стакан, он кивнул с вымученной улыбкой:

– Хорошо. Наверное, мне и вправду лучше закончить на сегодня. Тогда увидимся завтра, миссис Вудрок. – и он побрел прочь от дома, едва ли не пошатываясь от слабости.

– Конечно! Ты, главное, выздоравливай! А работа подождет.

Немного обеспокоенная, она смотрела Виктору в спину, не зная, что видит его в последний раз.

ГЛАВА 1.

Рим, Италия. 1972 год.

Раннее утро расправляло затекшие плечи, чтобы принять в свои объятия еще один по-средиземноморски знойный день. Карло вышел из подъезда, хлопнув пересохшей, покосившейся дверью, гулко окликнувшей его на прощание. Он зашагал по безлюдной улице с длинными утренними тенями, посматривая на ручные часы, крепко сидящие на кожаном ремешке. Он знал, что не опаздывает, прийти на станцию вовремя было бы дурным тоном: итальянские поезда славились своей непунктуальностью. На станции Гарбателла он повстречал парочку знакомых, от которых узнал незначительные новости, собранные ими предыдущей ночью за кружкой пива в одном из забегаловок этой рабочей окраины Рима.

Послышался стук колес. Люди оживились, нехотя поднимаясь с лавок. Поезд приблизился и, мерно постукивая, без остановки прошел мимо станции.

– Черт возьми, в депо, наверное, идет, – пробормотал старик, стоявший по соседству. – Ну прямо поезд-призрак.

– Что еще за поезд-призрак? – спросил Карло.

– Да ты, пацан, будто с неба свалился. Старая история. В Ланцио, еще в начале века пропал целый поезд. Три вагона, с людьми на борту.

– Пропал? Как поезд может пропасть?

– Это мне неизвестно, – буркнул старик. – Знаю только, что в нем были сливки общества. Заехал в туннель и просто исчез в темноте. Ну ты даешь, пацан. Да любой ребенок с пеленок эту историю знает! – хохотнул он.

– А люди? Люди тоже пропали?

– А то! Сгинули с концами, и баста!

Карло шагнул к краю платформы и посмотрел на убегающие вдаль рельсы.

Вздрогнув от громкого гудка, он отступил: с другой стороны шел еще один поезд. Состав с шипением остановился, резко дернувшись напоследок. Встав на подножку, Карло окинул взглядом сонных пассажиров, которые не спеша погружались в пока еще прохладное железное нутро. Поезд тронулся, увозя с собой рабочий люд навстречу очередному тяжелому дню на фабриках и заводах. Две монахини, смиренно потупив глаза, рассаживались на сидениях напротив. В руках у одной была старенькая Библия, она держала ее как мать – ребенка, легким сплетением пальцев образуя нерушимую связь. Карло откинулся на жестком сидении и закрыл глаза, думая о том, что сказал ему старик. «Поезд-призрак. Пропавший состав. Мог ли целый поезд испариться? Нет, старик просто спятил, поверил, как и все, в одну из детских баек, – подумал Карло, плавая на поверхности неглубокой утренней дремы. – Все это сказки. Так не бывает. Не бывает». И он провалился в сон.

***

Со станции Термини Карло прямиком отправился на работу в редакцию. Солнце накаляло воздух на виа Национале. Оно бросало все более смелые лучи на фасады зданий, на балконы с цветными палантинами, пробиралось под подоконники нижних этажей. Из сумрачных арок все еще выпархивали свежие дуновения ночи, охлаждая кожу. Но Карло знал, что уже через пару часов и вплоть до самого вечера везде будет править зной. Свернув на виа дей Кондотти, он пошел мимо магазинов и кафе. Их владельцы привычными движениями раскручивали шланги, чтобы отмыть мостовую перед входом. Со стороны церкви Тринита-деи-Монти послышался переливчатый звон колоколов. Удары перекликались гулкими соцветиями, резвясь, словно дельфины в бескрайних просторах.

Вскоре он подошел к редакции. Здание казалось заброшенным, первый этаж щетинился заколоченными окнами – немое свидетельство быстро распространявшегося вируса безработицы. Карло вбежал по скрипучим ступеням и толкнул дверь в контору. За полгода работы он успел привыкнуть к запаху засаленной бумаги, сигаретного дыма и пота, и теперь этот запах настраивал его на рабочий лад, словно рефлекс у собаки, заставлял подбираться тело и стучать сердце. Внутри было шумно и светло. Сновали газетчики, потрясая над головой бумагами, стенографистки отбивали пальцы на пишущих машинках, в чашках плескалось кофейное топливо – все было как обычно. От дыма слезились глаза. Карло пришлось вытащить пачку «Эмбасси» и закурить.

– Никотин – лучшие чернила, – пробормотал он, затянувшись, и стал протискиваться к своему столу.

Уже издалека он заметил на своем столе какие-то бумаги. Опять кто-то оставил для него очередную галиматью, от которой веет мертвечиной за несколько метров. Не таких сюжетов он ждал, когда пришел работать в редакцию. Он хотел писать о вечной красоте Рима, о прекрасных кинодивах, вальяжных бизнесменах, о гордых жителях и неравнодушной молодежи, мечтающей о преображении великого города. Вместо этого он оказался на темной стороне. Изнанка Рима, все то, что никогда не обсудят за семейным ужином, чтобы не спугнуть сон ребенка, – было реальностью Карло. Реальностью, которая встречала его каждое утро, и, будто измученная ожиданием дева, падала в руки, как только он появлялся на пороге. Убийства, мафиозные разборки, кражи, финансовые махинации, стычки демонстрантов, проституция и черт знает, что еще. Однако именно эти преступления и позволяли ему оставаться в конторе. В разгар безработицы нигде не ждали неопытного журналиста, только осваивающего силу своего пера. Но Карло верил: рано или поздно он напишет материал, достойный первой полосы.

– Эй, детектив, кофе будешь? – пухлый Джузеппе возник за спиной Карло и протянул ему кружку дымящейся Барберы, лучшего конторского кофе «для своих».

– Давай. Что опять стряслось? – спросил Карло, запуская руку в свою густую шевелюру и кивая на бумаги на столе. – Почему Рим не может просто спокойно спать по ночам?

– Изнасилование американской гражданки. Кто-то из лево– или праворадикальных группировок постарался, ничем не брезгуют, мерзавцы.

– К нам итак никого сахарной ватой не заманишь, а тут еще такое.

– Да уж, туристам подавай гастрономические туры, сентиментальные поездки по побережью, а в наш духовой шкаф никто ехать не хочет, так что не вздумай нагонять еще больше тоски.

– Да куда уж больше!

– А я говорю тебе – незачем создавать лишние проблемы. «Кто поступает честно – живёт в печали». Рим – прекрасный город, и если в нем находится парочка уродов, это не значит, что все его жители такие.

Карло отпил из кружки. Внезапно в офисе будто приглушили звук. Тяжелой поступью, ломая хрусткую тишину, шагал шеф редакции. С его обычно приветливого лица, казалось, стряхнули все эмоции, плотно сжатые губы напоминали застарелый шрам. Тяжелая шея начальника утопала в широких плечах под добротным, но помятым пиджаком. Не глядя ни на кого вокруг, Сеньор Аффини прошел мимо Карло, и до парня донесся сильный запах спиртного. Когда массивная фигура скрылась за дверью кабинета и в комнату вновь вернулись звуки, Карло произнес:

– Что это с ним?

– Сегодня для него не лучший день. Держись пока от него подальше.

– Даю голову на отсечение, дома он не ночевал, – усмехнулся Карло, памятуя запах алкоголя.

– Нет, не думаю. Тут дело в другом. Сегодня годовщина со дня… – Джузеппе помедлил. – Тебе еще никто не растрепал разве? Ровно год назад пропала его дочка. Мы писали об этом, материал был на первую полосу, я хорошо запомнил тот день. Шеф потом еще месяц никому спуску не давал, будто озверел.

– Ее не нашли?

– Ни следа. Она ушла в школу как-то утром и больше ее никто не видел.

– Merda.¹ Что могло с ней случиться?

– Ты же ведущий криминальной колонки, сам мог бы догадаться! Ее могли сбить, похитить, изнасиловать и спрятать тело, она могла утонуть, да что угодно! Знаю одно: в такие минуты хочется верить, что некоторые люди делают выбор сами.

– Думаешь, она могла сбежать от отца?

– Сам посуди, четырнадцатилетняя девчонка. Представляешь, какая каша у них в головах?

– Это лишь твои домыслы. С девочкой могло случиться страшное, – задумчиво произнес Карло.

– Только ты, главное, боссу об этом не ляпни. Зачем он вообще на работу пришел!

Ладно, братишка, чао, мне пора бежать. Социалисты сегодня снова бастуют, нужно их отснять для вечернего номера. Удачи с иностранкой!

– Чао, Джузеппе.

Карло уселся за свой стол. Растрескавшаяся шершавая поверхность, словно поджидала, чтобы занозить ему руки. Он с осторожностью взял бумаги и прочитал полицейский отчет, по данным которого выходило, что некая американская гражданка, фотограф, прибыла в Рим для работы. После дня, проведенного вместе с демонстрантами, она решила продолжить знакомство с городом и отправилась снимать ночные улицы. Свидетели видели ее в одном из баров, куда она зашла сделать парочку кадров.

Карло постучал карандашом по столу и закрыл глаза. Представлять место преступления было его «фишкой». Только так он мог взглянуть на происшествие изнутри, находя скрытые под безликими отчетами мотивы. Карло привычно «отключил» конторский шум и перенесся в ночной бар, забитый посетителями. Он попытался разглядеть среди толпы иностранку, что, будто диковинная птица, залетела на птичий двор. Он обернулся вместе с несколькими мужчинами вслед молодой женщине, одетой в обтягивающие джинсы с дерзким клешем, увидел, как ее руки придерживают висящий на груди фотоаппарат. Он напрягся, чтобы разглядеть лица двоих неизвестных и подслушать, какие напитки они заказали. Но он не мог продвинуться дальше. Картинка дробилась на части, и куски со звоном разлетались в стороны. Карло пытался удержать их вместе, продолжая следовать за троицей. Куда они держали путь? Знала ли молодая женщина, чья доверчивость после этой ночи никогда не будет прежней, кто были ее спутники на самом деле? Почему она не побоялась покинуть безопасное место? Хотела ли она продолжить работу или просто развлечься?

Но что-то не давало ему покоя. Навязчивый стук сбивал с толку, отвлекая внимание. Карло огляделся по сторонам и снова закрыл глаза. Стук не прекращался. И когда он прислушался, то перед глазами появилась картинка и звук обрел, наконец, свою форму. Он увидел поезд – величавую железную машину – так ясно, словно он находился прямо перед его глазами. Поезд, которому не суждено было добраться до конечной станции. Который нес в себе десятки пассажиров, и каждого из них на перроне ждали с праздничным волнением, с замиранием сердца. Вереница лиц, подсвеченных ожиданием и гордостью, дети вглядывались вдаль в предвкушении истории, которую расскажет прибывший пассажир. Но вот лица стали меняться. Сначала на них появилось нетерпение, затем недоумение. Мужчины хмурят брови, женщины нервно кусают губы. Потом появился страх. Он, как безумная лягушка, скакал с одного лица на другое, изменяя и уродуя их, оставляя липкий, мерзкий след, источая смрад. Люди переглядывались, не узнавая друг друга. Ужас разлился по станции. Карло резко открыл глаза. Так ли все было на самом деле? Да и было ли вообще?

Он быстро встал, голова слегка кружилась. Образ пострадавшей американки окончательно исчез, обиженно растворившись в спертом воздухе офиса. Карло направился в маленькую кухоньку на задворках комнаты и, войдя, увидел Бьянку, главного редактора, которая возилась возле стойки.

– Чао, Бьянка.

– Чао, Карло, – улыбнулась она. – Как жизнь?

– Поживем – увидим. Бьянка, скажи, ты что-нибудь слышала о пропавшем поезде в Ланцио?

– Поезд-призрак? Конечно, кто же о нем не слышал, – воскликнула она, и, взглянув на смущенное лицо Карло, расхохоталась. – Не может быть, ты и вправду о нем не слышал?

– Ты же знаешь, я вырос не в Риме.

– Карло, Карло, – Она ласково потрепала его по щеке. – Мое детство было бы во сто крат беднее без поезда-призрака. Помню, как мы бегали по путям в поисках таинственного состава и хотели запрыгнуть в него, чтобы спросить пассажиров, куда же они подевались? А чего ты вдруг заинтересовался этой историей, это вроде как не новость. Дело-то давнее.

– Не знаю, как объяснить… – он замешкался. – Мне не дает покоя сама мысль о том, что, возможно, и правда случилось какое-то происшествие… Ну, то, после которого появилась эта легенда.

– А кто тебе сказал, что это легенда?

– Что ты имеешь в виду?

– То самое, Карло. Эта история – не выдумка, – серьезно проговорила она, нарезая овощи. – Поезд-призрак действительно существовал. Вот только он не был призраком. Это был самый настоящий поезд, который пустили по рельсам в первый раз. И после того, как въехал в туннель, он пропал.

– Это не вымысел? – потрясенно спросил Карло.

– Я так не думаю. Конечно, я не могу точно сказать, что на самом деле случилось, помню, что в этой истории было много таинственного. Но что из этого правда, а что – нет, я не знаю. Ты не думал сходить в библиотеку и покопать там? Если найдешь что-то стоящее, может, тиснем на полстранички.

– Ты меня отпустишь сегодня?

– Bene.² Думаю, у тебя в запасе есть несколько часов. Только сдай вовремя текст для колонки.

Попрощавшись с Бьянкой, Карло сразу же отправился в центральную библиотеку, чувствуя, как сильно бьется его сердце.

Рим шумел. Этот город не умел просыпаться тихо. Разноцветными жуками проносились малолитражки, трамваи ввинчивались в повороты, рассыпаясь трелями, жители вечного города не спеша шагали на рандеву со своей традиционной чашечкой кофе в любимом à tavola. Карло дождался нужного трамвая и запрыгнул на подножку. Он снял солнцезащитные очки и вытер платком переносицу. Ветер, залетевший в открытое окно, моментально осушил тонкие черты его лица. Он был больше похож на популярного киноактера, нежели журналиста, но Карло мало волновала его собственная внешность. С улыбкой гостеприимного хозяина он взирал на любопытных туристов с фотоаппаратами наперевес, что, точно дети в конфетной лавке, глазели по сторонам, не способные выбрать, куда им идти в первую очередь: к Испанской площади или фонтану Треви. Рим! Карло любил этот город. Любил его днем, в ярких пятнах лавчонок с россыпью фруктов и связками пахнущей лесом зеленью, любил его ночью, когда вино густеет в романтичном сумраке и каждое лицо кажется знакомым.

Через две остановки молодой мужчина спрыгнул с трамвая. Колледжио Романо, где располагался центральный библиотечный архив, встретил его белеными наличниками окон, похожих на бойницы: достаточно широкие, чтобы впускать свет внутрь, но не вполне просторные, чтобы причинить вред драгоценным документам и фолиантам. По южному утопленные чуть вглубь здания, они оставались в тени даже в самый жаркий полдень. Карло уверенно вошел внутрь. Минуя гулкий холл и лекционные залы, он прошел по коридору в библиотечный зал. Там сидели люди, которые не то спали, не то настолько глубоко ушли в чтение, что почти лежали на своих столах. Все стены в обозримом пространстве были заставлены шкафами с застекленными полками. Везде стояли книги.

Карло подошел к стойке.

– Доброе утро, синьорина, – окликнул он девушку, заполнявшую формуляр.

– Доброе утро, сеньор, – откликнулась она тихим голосом.

– Я хотел бы получить доступ к некоторым архивным материалам. Я журналист, газета Settembre.

– Можно ваше удостоверение?

Карло протянул ей документ. Девушка поинтересовалась у Карло, что именно ему нужно. Получив ответ, она поднялась и позвала его за собой. Они оказались в царстве картотечных шкафов. Маленькие ящички щерились небольшими окошками с цифрами и датами. Воздух был прохладным и сухим, чувствовалось, что необходимый климатический баланс здесь неукоснительно поддерживается.

– Еще раз, сеньор, какой год вас интересует?

– Я не уверен. Возможно, 1910. Давайте начнем с него. Просмотрю все газеты с этого периода, вдруг попадется что-то ценное.

– Что конкретно вы ищите, сеньор? – спросила девушка, осознав, что пришла пора брать инициативу в свои руки.

– Я ищу информацию о происшествии, которое, возможно, имело место в начале столетия. Пропавший поезд. В Ланцио. Слышали о таком?

– Аа, да, это у нас здесь, – обыденно ответила она и уверенно прошла к одному из шкафов. Тонкими пальцами она быстро-быстро перебирала картонные прямоугольники, наконец, выудив один, сказала:

– Тысяча девятьсот одиннадцатый год. День я не помню. Вам придется просмотреть все выпуски за это время.

Окрыленный столь быстрым успехом, Карло пробормотал слова благодарности, не отрывая глаз от кип газет, которые девушка одну за другой бережно выносила и складывала ему на стол. Среди пожелтевших, истонченных временем листов, скрепленных бечевкой сквозь двойные укусы дырокола, он разглядел не только римские, но и кампаньские выпуски, и даже подшивки из Флоренции. И когда симпатичная сотрудница, склонившись над столом, объясняла ему правила работы с документами, он уже не слышал ее. Его взгляд и мысли были далеко за пределами тихой, прохладной комнаты.

***

Вернувшись на работу, Карло попытался собраться с мыслями и обдумать всю информацию, которую он смог собрать за четыре часа. Он разложил перед собой отпечатанные фотокопиром дубликаты статей, фотографии некоторых пропавших пассажиров, крупные планы станции отправления и предполагаемого прибытия поезда-призрака. Он сидел в оцепенении и все еще не мог поверить в реальность тех фактов, что ему удалось раздобыть. Бьянка была права. В 1911 году в Ланцио действительно исчез поезд вместе со всеми пассажирами на борту. С трепетом Карло вновь перечитал вырезки статей, которых, к его удивлению, было совсем немного. По какой-то неизвестной причине происшествие не вызвало широкого резонанса в прессе.

15 августа 1911 года, в священный праздник Феррагосто, с железнодорожной станции в Ланцио торжественно отправился электропоезд. Это был великолепный образец, венец инженерной мысли того времени. Электропоезд принадлежал компании Ferrovie dello Stato, взявшей под контроль всю железнодорожную промышленность с апреля 1905 года, предварительно выкупив все доли и права у частных компаний. Ланцио, один из городов-счастливчиков Италии, удостоился чести получить в пользование свою первую железную дорогу, и горожане многого ожидали от возможностей, которые предоставляла столь полезная транспортная развязка, связывающая их со столицей.

Самые знатные и богатые представители итальянской знати приглашены сделать почетный первый заезд. Поезд, состоящий из трех вагонов, должен пройти тридцать четыре километра от Ланцио до Термини в Риме, где на станции его с почетом встретит градоначальник, представители газет и местные жители. Поезд входит в туннель, который находится на 16-м километре пути следования, там, где горы встали на пути железной дороги. Издав приветственный гудок, поезд скрывается в туннеле, но снаружи не появляется. После продолжительного ожидания, работники железнодорожной компании и полиция обоих городов отправляются к туннелю, где не находят и следа машины и людей. Спустя некоторое время в полицию Ланцио обращается один из пассажиров пропавшего поезда, некий Энцо. Молодой человек глубоко потрясен происшествием и не способен внятно отвечать на вопросы полиции. С трудом удается узнать, что перед самым въездом в туннель чудом спасшийся наблюдал белое тяжелое облако, которое густело и расползалось по мере приближения к туннелю. Охваченный ужасом, Энцо спрыгивает с подножки поезда в самый последний момент, перед тем, как тот навеки сгинет в темноте.

Карло откинулся в кресле. Его глаза болели от напряжения, а мозг отказывался верить в то, что он только что прочел. Он вдруг почувствовал, как ему на плечо шлепнулась чья-то рука, и громкий голос Антонио нарушил ход его мыслей:

– Эй, Карло, чем занят, приятель?

– Здорово, Антонио, не могу сейчас болтать, извини.

– Кто этот красавчик? – он хохотнул, схватив со стола фотографию, – что, Карло, решил перебраться на другую сторону?

– Хватит валять дурака. Этот парень давно в другом мире, имей хоть чуточку уважения. Он исчез на этом поезде, который сгинул черт знает куда, а с ним еще пятнадцать человек, – и Карло кивнул на вырезку с фотографией.

– На каком поезде? На поезде-призраке? Ты хочешь сказать, что он и вправду существовал? – проговорил Антонио, вмиг став серьезным профессионалом своего дела. Он подошел ближе к столу и стал перебирать бумаги, собранные Карло.

– Очевидно! И не просто существовал, а был самым передовым, великолепным творением своего времени и был абсолютно исправен на момент исчезновения. Да хоть бы и поломан. Поломанные вещи не исчезают, только потому что неисправны. Это невозможно понять, Антонио, я уже голову сломал, – сокрушенно проговорил Карло.

– А может быть, не стоит лезть в то, что было предначертано свыше? Если Господь посчитал нужным, чтобы эти люди испарились, значит на то было его повеление. И вмешиваться в это все – значило бы оскорбить эту волю, – и он быстро перекрестился, вскинув глаза к потолку.

– Ты не понимаешь. Эти люди не какие-нибудь отпетые грешники, которым пришло время вознестись на небеса. Это были самые обычные люди, как ты и я. Разве что они были побогаче нас с тобой.

– Они были богаты?

– Чертовски! Это были самые богатые люди Италии. Отпрыски зажиточных семейств, крупные землевладельцы, фабриканты, банкиры.

– Ecco!³ Собрали богачей на один поезд, завезли в туннель и забрали все золотишко вместе с пассажирами.

– Не все так просто. Я уже думал об этом. Эта версия не работает. Посмотри на фотографию тоннеля. Видишь, какой он узкий? Никаких потайных ходов или рельсов, уходящих под землю, тут нет. Поезду просто некуда было деться.

– Но куда-то же он делся! Что ты намерен делать?

– Я хочу расследовать это дело и, может, написать об этом.

– Ты уже получил разрешение босса?

– Нет, но я говорил с Бьянкой.

– С Бьянкой! – осклабился Антонио. – Конечно же она дала согласие, не так ли?      Посмеиваясь, Антонио зашагал прочь, оставляя Карло со всеми догадками, которые роем вились в голове. «Нужно сдать статью», – вдруг вспомнил он. За всеми поисками он совсем позабыл о своих прямых обязанностях. Закончив со статьей, он снова пробежался глазами по строчкам, оттачивая слог, чтобы Бьянка осталась довольна и не пожалела о том, что пошла ему навстречу.

Дверь в офис начальника была открыта, и Карло, проходя мимо, заглянул туда. Сеньор Аффини сидел за столом. Его пиджак был небрежно брошен на спинку кресла, манжеты рубашки подвернуты, крепкие руки спокойно лежали на столе. Но мысли его были далеко.

– Карло. Проходи, присаживайся. Чем занят, сынок? – отвлекся от раздумий сеньор Аффини. Карло вошел в кабинет:

– Все в порядке, спасибо. Я как раз шел к Бьянке, чтобы отдать ей статью.

– Замечательно, – спокойно проговорил босс, думая как будто о чем-то другом. Повисла пауза, и Карло не решался нарушить ее. Наконец сеньор Аффини поднял со стола фотографию и протянул ее Карло:

– Посмотри на нее, – с гордостью в голосе сказал он. – Это моя дочь. Франческа.

– Какая красивая у нее улыбка, – ответил Карло.

– Она была всем для меня. Для нас, – он помолчал. – Жаль, что я не могу познакомить тебя с ней, – Карло кивнул. – Знаешь, когда она пропала, то моя жена… – он поморщился от болезненных воспоминаний, – Луиза ведь никогда не думала, что мы сможем иметь детей. В позднем браке, что был у нас, мы просто жили друг для друга. Она не мечтала о детях, как многие из итальянских женщин, а у меня уже есть двое сыновей от первой жены, поэтому я не слишком-то настаивал. И когда она забеременела Франческой, то подумала, что это дар небес. Она переменилась, Карло, она стала другим человеком. Такой счастливой она еще не была никогда. Я никогда не делал ее настолько счастливой, как смогла это сделать Франческа.

– Я понимаю, – тихо ответил Карло.

– Луиза обвинила во всем меня. Она говорила, что, не будь у нас ребенка, она не испытала бы столько страданий. Она до сих пор не может прийти в себя и, наверное, никогда уже не будет прежней.

– Мне очень жаль.

– Посмотри на это лицо, Карло. Скажи, кто-нибудь мог бы причинить горя этому прекрасному дитя? Разве она заслужила наказания? Вся жизнь лежала перед ней. Я хотел дать ей все, и я мог дать ей все. Она была моей маленькой принцессой, за которую я был готов отдать жизнь. Но я не смог этого сделать, моя жизнь никому не нужна. Знаешь, каково это – просыпаться и знать, что твоя дочь больше никогда не выйдет к завтраку? Ты представляешь, с каким трудом я каждое утро заставляю себя встать с постели? – голос его надломился.

– Сеньор, многие люди находятся, они возвращаются, в жизни бывает много случайностей, обстоятельств, быть может, она тоже захочет вернуться.

– Карло, я благодарен тебе, сынок, за то, что ты пытаешься утешить старика, но, поверь, Франческа не могла уйти сама. За год, что мы разыскивали ее, не нашлось ни единой зацепки. У нее не было друзей, о которых бы мы не знали, она не гуляла в одиночестве, только с матерью или подругами, вся ее жизнь была на виду. Она была счастлива и никогда не покинула бы нас.

– Конечно, сеньор. Просто я уверен, что наверняка есть причины ее пропажи. Я сейчас как раз изучаю дело о поезде из Ланцио, и тоже пока не вижу никакого объяснения этому происшествию, но уверен, что найти его возможно. Можно хотя бы попытаться. Ведь ничто не пропадает просто так.

– Погоди-погоди, ты взялся за исчезновение поезда в Ланцио? Но это было полвека назад, как ты думаешь докопаться до истины? – в голосе начальника послышалась заинтересованность.

– Я не думал о том, чтобы начать полновесное расследование. У меня нет на это ни денег, ни времени, но, честно говоря, сеньор, всю свою жизнь писать о криминальных разборках я не готов.

– И что тебе удалось накопать? – спросил шеф, пропуская мимо ушей завуалированную жалобу Карло.

– Немного, сеньор, только общие факты, доступные широкой общественности.

– Думаешь, ты мог бы узнать, что на самом деле произошло тогда в Ланцио?

Чуть помедлив, Карло ответил:

– Сеньор, за те полгода, что я проработал в газете, я уже достаточно насмотрелся на человеческие, а скорее нечеловеческие поступки. Каждый раз я оказываюсь перед событием, которое уже свершилось. Я могу лишь кусать локти, запоздало сожалея о том, что никак не мог предотвратить то или иное преступление. – Он вскинул руки в театральном жесте, – Последние полгода я только и делаю, что выписываю «свидетельства о смерти»! А дело в Ланцио… Оно иное. Понимаете, сеньор, в нем нет окончания, – Карло подался вперед в кресле, – оно будто повисло в воздухе и ждет, ждет своего финала. И никто за шестьдесят лет не смог написать его, никто не подарил ни этим людям, ни их родственникам надежду, что эта поездка завершится, что их история завершится. И пока не случилось страшного, пока никто не знает, что будет в конце концов с пропавшими людьми – я хочу дать им эту надежду, я хочу, чтобы их история окончилась достойно. И да, я очень хотел бы узнать, что произошло с этими несчастными 15 августа 1911 года. Я хотел бы найти их, сеньор.

В тишине комнаты жужжал кондиционер, сеньор Аффини не проронил ни звука, о чем-то размышляя. Затем он поднял взгляд и, заглянув в лицо Карло, медленно произнес:

– Ты знаешь меня, пусть не долго. Но ты знаешь, что я сделал бы все, чтобы найти свою дочь, – он загладил назад прядь седых волос. – И, видит Бог, я действительно сделал все, чтобы разыскать Франческу. Весь этот год я тратил все до последней лиры на ее поиски. Мы проработали с полицией все возможные сценарии, я нанимал лучших сыщиков, я даже ходил к медиумам, хоть никогда и не верил в эту чушь. И если бы осталась хоть малейшая надежда напасть на след Франчески, я сделал бы все, чтобы использовать этот шанс. Но мы не смогли ничего найти, Карло. У нас не осталось ничего, ровным счетом ничего. Девочка покинула нас: ни подсказки, ни намека, – он горько вздохнул. – Найди этих людей, Карло, – вдруг вскинул он голову, глядя прямо на парня, кулаки его были сжаты. – Узнай, что с ними случилось. Ты должен сделать это для их родственников, ты сможешь, я знаю. Я возьму на твое место какого-нибудь бездарного писаку, а ты, ты езжай в Ланцио и копай. Рыскай, не оставь камня на камне, выгрызи эту правду, ты должен ее узнать! О деньгах не беспокойся, я оплачу все твои расходы, – он был возбужден, и Карло вдруг увидел в его глазах надежду, которая не осмеливалась вырваться наружу. – Скажи мне, Карло, ты поедешь в Ланцио? Дай ответ сейчас, – и сеньор Аффини поймал взгляд Карло, буравя его своими голубыми глазами, которые теперь казались темнее океана.

Карло смог лишь кивнуть. Затем, осознав сказанное, он громко и уверенно произнес:

– Да, сеньор. Безусловно. Конечно же, я поеду туда. Я отправлюсь в Ланцио завтра, первым же поездом.

***

Гринвилл, штат Южная Каролина, США. 2017 год.

Утром семья Вудрок проснулась от звонка в дверь. София спустилась вниз, чтобы открыть дверь, и через несколько минут вернулась в спальню. Ее муж, Джеймс Вудрок, поинтересовался, кто приходил. София ответила:

– Это мать Виктора. Она хотела узнать, вышел ли он на работу. Вчера, когда ему стало плохо, он пошел домой, я рассказывала тебе, помнишь? Но дома он так и не появился. Это странно. Они очень обеспокоены. Мать была вся в слезах, собиралась идти в полицию. Только и твердила, что ее сын исчез.

***

ГЛАВА 2.

Ланцио. Италия. 1972 год.

Ранним туманным утром Карло прибыл в Ланцио. Еще на перроне он ощутил перемену воздуха, здесь он был заметно свежее. «Свободнее», – подумал Карло, глубоко вдыхая. Он вышел на улицу и прислушался. Было тихо, из сосновой рощи по левую сторону слышалось пение цикад, порывы теплого ветра несли соленый привкус моря и терпкий запах цитруса. В руках у Карло был кожаный чемодан – все его личные вещи, которые будут нужны ему на время командировки. Сеньор Аффини настаивал, чтобы Карло оставался в Ланцио столько, сколько могло понадобиться для «расследования». Журналист не спеша спускался по брусчатой дороге, стараясь не оступиться в мягкой обуви. Вдоль улицы перед домами степенно возвышались вековые пинии, что, словно верные стражники, ощущали себя незыблемой частью пейзажа, каждой усадьбы под кирпичной черепицей, каждого камня мостовой.

Карло дошел до конца улицы, упиравшейся в небольшой поросший холм, и свернул налево. Следуя по бегущей вниз гравийной тропе, в которую превратилась дорога, он вдруг увидел море. Синим пятном оно лежало внизу, подернутое утренней дымкой, такое близкое, прекрасное, вечное. От ультрамариновой полосы нельзя было оторвать взгляд, море манило к себе, и Карло чувствовал его запах даже на расстоянии. Осиливая подъемы, отдыхая на спусках, он наконец добрался до города. Он зашел в одно из открытых в ранний час кафе и заказал себе кофе и фокаччу с прошутто. Оглядывая улицу, он пытался нащупать характер городка, в котором ему предстояло провести неизвестно сколько времени. Карло знал, что основным доходом Ланцио являлась прибыль, приносимая известняково-глиняными карьерами. Они располагались вокруг города, являясь частью Аппенинского полуострова, на котором раскинулась Италия. Присутствие известняков было заметно невооруженным глазом – некоторые дороги были лишь очищенными добела скальными породами. От этого город казался белесым фотоснимком, засвеченным вспышкой.

– Доброе утро, сеньор! Добро пожаловать в Ланцио, – голос принадлежал пожилому, сухопарому мужчине с папиросой, сидящему чуть позади Карло.

– Доброе! Замечательный у вас городишко! – оглянулся с улыбкой Карло.

– В Ланцио приезжают или тяжело работать, или отдыхать, но вы не похожи ни на работягу, ни на отпускника, – он внимательно посмотрел на Карло, сохраняя улыбку. – Что привело вас сюда, позвольте полюбопытствовать?

– Я приехал, чтобы узнать о пропавшем здесь шестьдесят лет назад поезде.

– Ах да, поезд-призрак. Я мог бы и догадаться, – он пожевал папиросу, – я всегда недоумевал, почему никто больше не приезжает сюда, чтобы разузнать больше о нашем происшествии. Что меня всегда поражало и поражает до сих пор, так это то, что все вокруг будто позабыли о том, что произошло. Или же ими движет смирение? Натолкнувшись на невозможность объяснить и неспособность понять, люди принимают происшествие и – забывают о нем. Вот что по-настоящему необъяснимо.

– Я здесь, чтобы изменить это, сеньор. Меня зовут Карло, и я буду весьма признателен вам за любую информацию о поезде-призраке, если только она у вас имеется. Вы уроженец Ланцио?

– Si.⁴ Ты можешь звать меня Дон Паволини, – он окинул взглядом пространство вокруг. – Я живу тут, сколько себя помню, так давно, что даже не знаю, люблю я этот город или же просто привык к нему… – он задумчиво пожевал папиросу. – А что касается информации… Это не просто курортный городок, Карло. Люди здесь живут разные, но всех их объединяет одно: языком трепать они не любят. По крайней мере, не с чужаками. Дай время этому городишке, и он сам раскроет тебе свои тайны, когда посчитает нужным. И если люди не захотят говорить с тобой, не думай, что они ничего не знают. Просто они не знают тебя. Позволь городу привыкнуть к тебе, не требуй его внимания, и тогда он подарит тебе свои секреты.

– Я учту это, дон Паволини.

– А presto.⁵

Карло предстояло найти жилье, и он отправился вглубь города, чтобы поискать недорогие комнаты на длительный срок. Он шагал по старинным каменным улочкам, и глаз его отдыхал. Безоблачное небо голубым куполом накрыло город, и сомкнувшиеся, словно братья, фасады старинных зданий тихо приветствовали Карло. Он не мог бы сказать, что устал от Рима, но последнее время в нем стало слишком неспокойно. Постоянные смены правительства породили серию недовольств, и, разрываемый политическими противоречиями, Рим никак не мог обрести покой. Но в городках, вроде Ланцио, все было иначе, здесь сами мысли замедляли свой бег, обретая форму и позволяя себя разглядеть.

После полуторачасового осмотра, Карло так и не подыскал подходящего жилья, но зато смог сложить впечатление о месте, где ему предстояло жить, сделав вывод, что Ланцио был преуспевающим, зажиточным городом. И когда он расслабленно присел на кромку фонтана, что плескался прозрачными струями посреди центральной пьяцца, то чувствовал себя почти как дома.

– Карло, Карло! – вдруг услышал он детский голос. Оглянувшись по сторонам, уверенный, что обращаются не к нему, он увидел мальчишку, который со всех ног бежал к фонтану. Запыхавшийся ребенок громко проговорил:

– Вы сеньор Карло?

Карло удивленно кивнул.

– Графиня Партичини ждет вас, – у него был звонкий голосок, заставляющий прохожих с умилением оглядываться на озорное лицо. – Вы должны идти со мной. Идемте же!

Одетый в короткие шортики и замызганную футболку, мальчонка схватил Карло за руку, стремясь увлечь его за собой.

– Эй, погоди, ты меня с кем-то перепутал, малец. Тебе нужен другой Карло.

– Нет, мне нужен Карло, который приехал найти пропавший поезд. Ведь это вы?

– Предположим, так и есть. Но откуда тебе это известно? – произнес Карло, потрясенный тем, насколько быстро разносятся здесь слухи.

– Идемте, я и так слишком долго вас искал, графиня не захочет столько ждать.

И Карло ничего не оставалось, как последовать за мальчиком.

Спустя двадцать с лишним минут плутания по городским улицам, они миновали центральный район города и зашагали по дороге через небольшую оливковую рощу, которая тянулась вдоль пологого холма, покрытого густой хвойной растительностью. Чемодан оттягивал руку и уже порядком надоел, и Карло поймал себя на мысли, что мечтает бросить его прямо здесь, посреди бархатистых деревьев, и помчаться за мальчишкой налегке. Тот так и не смог дать внятные разъяснения, а лишь повторял, что ему было велено найти и привести гостя, что прибыл рано утром с чемоданом в руках.

Они приближались к морю. Невдалеке, на зеленом взгорье паслись дикие козы, они поочередно вскидывали голову, готовые к бегству при малейшей опасности. Небольшое скальное возвышение было подобно ступенчатому амфитеатру. Некоторые уступы служили опорой очаровательным коттеджам, но лишь одна вилла выделялась среди других. Она величественно высилась на самом массивном плато, прямо над бирюзовой морской гладью. Каким-то чутьем Карло понял, что именно туда и лежал их путь.

Вскоре они пришли, и Карло поднял голову, с восторгом рассматривая трехуровневый особняк светлого камня с черными потеками-прожилками, местами обвитый виноградной лозой. В одной из башенок отдыхал небольшой колокол. Окна в большинстве своем прятались за темно-зелеными деревянными ставнями. Пахло хвоей. Солнечные лучи, пронзая ветви сосен, оседали тонким узором на теплой, усыпанной иглами, земле.

Мальчик позвонил в дверь и, не попрощавшись, припустил обратно в город, оставляя растерянного Карло на пороге. Спустя минуту, когда мелодичная трель окончательно утонула в недрах дома, дверь открыла приземистая улыбчивая женщина в домашнем платье. С теплотой взглянув на прибывшего, она впустила его внутрь и указала на мягкий диван:

– Графиня Партичини будет рада принять вас в гостиной через несколько минут, сеньор Карло. Мы рады видеть вас у нас, на вилле La Casa Serena.

Оглядевшись, Карло не смог обнаружить ни единого предмета современной утвари. Особняк графини хранил прохладу и многовековой дух времени, которому принадлежал. Из окна на мраморный пол лился мягкий рассеянный свет, а вытертый ковер подле запорошенного сединой камина был испещрен мелкими черными кратерами. Карло утопал в мягком диване, разглядывая старинную фреску на стене, когда женщина вернулась и пригласила его пройти за ней. В доме царило умиротворение. Мягко ступая по отшлифованным плитам, они проследовали сквозь арочный просвет широкого коридора. Карло все еще терялся в догадках о личности графини, когда они вошли в просторную светлую комнату. Во главе длинного массивного стола сидела женщина. Трудно было на глаз определить ее возраст, но, определенно, она была очень стара. «Ей далеко за восемьдесят», – подумал Карло, подходя ближе, легко и с почтением касаясь губами протянутой руки. Графиня слегка обмякла, она сидела в инвалидном кресле, вплотную придвинутом к столу.

– Здравствуй, Карло, – прошелестела женщина, поведя голубыми глазами, с трудом поворачивая голову, как будто ее шея была не способна двигаться. Ее полные губы тронула улыбка. – Ты не устал с дороги? Садись за стол, поешь с нами, – у нее был мягкий голос.

– Спасибо, сеньора. Вы правы, я немного утомился, слишком много впечатлений за один день, – он увидел ожидающий продолжения взгляд и поспешил добавить:

– У вас очень красивый дом, я не бывал в таких раньше.

– Этот крепкий дом – все, что у меня осталось. Это он дает мне силы жить так долго, – она вздохнула. – Но он слишком щедр, – тихо добавила она.

– Ну садись же за стол, не стой над душой, графиня этого не любит, – вдруг услышал он веселый голос. Обернувшись, он увидел загорелую девушку. На ней была белая обтягивающая футболка и ни грамма косметики, но, несмотря на это, она выглядела чертовски соблазнительно. Обойдя Карло, она наклонилась и, чмокнув графиню в щеку, игриво ему улыбнулась:

– Я только из города. О тебе не судачит только ленивый. Я, кстати, Кристина.

– Не знал, что моя персона настолько интересна. –проговорил Карло, забыв представиться от неожиданного волнения, накрывшего его.

– Не обольщайся. Их интересуешь не ты, а цель твоего приезда. Ох, простите, Доната, я не хотела вас перебивать! – и она быстрым жестом шутливо шлепнула себя по губам.

– Но ты права, Кристина! Я сама узнала о приезде Карло от дона Паволини, когда он заехал разделить со мной завтрак. Так ты сказал, тебе нравится мой дом, Карло? – обратилась к гостю графиня.

– Он великолепен! – искренне воскликнул тот. – Сколько ему лет?

– Около двухсот, если не ошибаюсь. Мне подарил его отец. Как, впрочем, и мой титул. Если дом тебе так нравится, ты мог бы в нем поселиться. Ну если только ты уже не нашел себе подходящего жилища.

Кристина бросила взгляд на удивленное лицо Карло с любопытством наблюдая, как тот с трудом подбирает слова для ответа:

– Я очень признателен вам за приглашение, но прежде чем принять его, я хотел бы узнать причины столь большого внимания с вашей стороны, – улыбнулся он чуть смущенно.

Графиня не ответила. Она задумчиво жевала мягкую дольку абрикоса, по-старчески неловко поддерживая сочную мякоть тонкими пальцами. Наконец она произнесла:

– Не стремись все понять, Карло. Не всегда мы, люди, на это способны.

– Боюсь, что я как раз из тех людей, которые стремятся к обратному, графиня. Иначе мне незачем было бы приезжать сюда. В вашем городе произошло невероятное событие, и только желание понять способно помочь мне найти разгадку исчезнувшего поезда. Я знаю, что тайна этого происшествия где-то сокрыта, и я найду ее, потому что, видит Бог, это тема для первой полосы, а я журналист, через мои руки прошло много преступлений, и если только это одно из них… Постойте, вы ведь наверняка должны помнить, что произошло тогда? Вы же помните? – возбужденный голос Карло повис в тишине. Кристина опустила глаза, быстро метнув взгляд на графиню, которая хранила напряженное молчание. Карло понял, что сказал что-то неподобающее, но не мог понять причину неловкой паузы. Наконец графиня тихо произнесла:

– Ты слишком торопишься, Карло, – она прикрыла глаза. Затем она вновь открыла их, глядя теперь уже весело:

– Кристина, почему он так торопится? – взгляд ее смеялся. Игривость передалась присутствующим, и напряжение исчезло. Кристина с иронией ответила:

– Ну он же из Рима. У них там много дел, и как успеть их все переделать, если встаешь после полудня! – и обе женщины засмеялись таким разным смехом: Кристина – звонким, Доната – нежным колокольчиком.

– Оставайся в моем доме, Карло, – тепло обратилась она к нему. – Ты же не сможешь отказать женщине, годящейся тебе в прабабушки?

***

– Ну, как тебе твой новый дом? – сказала Кристина, входя без стука. Карло сидел на кровати:

– Я все еще не могу поверить в происходящее, – он осмотрел комнату с белыми стенами и иконой Девы Марии на стене. – Буду честен с тобой: я не думаю, что Ланцио настолько гостеприимный город, что его жители повсеместно пускают к себе незнакомых людей с улицы. Тут явно дело в другом. И я уверен, что ты знаешь, в чем, – он выжидающе взглянул на девушку, стоящую у двери.

– Графиня была права. Ты слишком торопишься. Но и ты тоже прав, причина есть, однако я не думаю, что хозяйка будет рада моей болтливости в этот раз. Ты узнаешь все сам, когда графиня сама захочет этого. Какие планы у тебя на сегодня? – поспешила она переменить тему, – теперь, когда она пошла спать, у тебя уйма свободного времени, думаю, до вечера, а то и до утра.

– Ну раз уж я нашел жилье, тогда я свободен.

Он выглянул в окно, обозревая старинную лестницу, спускавшуюся прямо к морю. Ракушечно-белая сверху, она, спускаясь к воде линяла в темный, сдаваясь под многовековым натиском воды.

– Хочешь посмотреть город? Я могла бы показать тебе наши лучшие места.

– Я уже осмотрел его, – Кристина скорчила недовольную гримасу, встретив отказ. Он продолжил:

– Но вот что я действительно хотел бы увидеть, так это туннель, где пропал поезд. Ты можешь показать мне его?

– Хочешь увидеть Клык?

– Клык?

– Туннель назвали по форме скалы, в которой его проложили. Я отвезу тебя туда. Но ты уверен, что это так необходимо? У туннеля дурная слава из-за того происшествия.

– Жители Ланцио настолько суеверны?

– После того, что там случилось, разве можно их за это осудить?

Кристина прыгнула за руль маленького двухместного автомобиля, Карло устроился рядом.

– Хорошая у тебя машина.

– Фиат 500. Двухцилиндровый! – с гордостью ответила девушка. – Доната подарила мне его. Он совсем новый.

– Похоже, она очень щедра.

– Богатство и щедрость – частые соседи. Но она еще и очень одинока. Ей просто некуда тратить свои деньги.

– У нее нет семьи?

– О своей жизни она предпочитает рассказывать сама, – не стала развивать разговор Кристина.

Спустя полчаса они припарковали машину в тени раскидистых деревьев, и Кристина прищурилась, указывая вдаль, где за широким полем белел большой осколок скалы с чернеющим арочным зевом. В цепочке белесых скалистых возвышений он действительно напоминал торчащий из нижней челюсти неведомого зверя острый, с зазубринами, клык. Трудно было на глаз определить его высоту, но Карло прикинул, что она составляла порядка пятидесяти или чуть больше метров.

– Вот он. “Le zanne” – Клык, ворота в преисподнюю. Не люблю это место, черт бы его побрал! Пойдем, если хочешь, но предупреждаю, заходить внутрь я не стану. У меня еще есть дела в этом мире, – она поежилась.

– Ma va'⁶, я приехал в Ланцио через этот туннель. Ничего с тобой не случится.

– Хорошо, сделаем это, только побыстрее, а то у меня мурашки по всему телу.

– Это от жары, – бросил Карло, не отрывая от туннеля взгляда ищейки. И они зашагали через обезглавленные колосья, обливаясь потом под палящим солнцем.

Перешагнув через горячие рельсы, Кристина и Карло заглянули внутрь. Было гулко, и резко темно. Туннель уходил вдаль, сужаясь до маленькой светлой точки. Она сияла, словно единственная звезда на черном небосклоне. «Идти через туннель на ту сторону опасно. Если появится поезд, укрыться будет негде», – решил Карло, твердо уверенный в том, что приедет сюда еще раз, чтобы уже в одиночку сделать более тщательный осмотр.

Они вернулись к машине и направились обратно в город. Теплый ветер порывами влетал в раскрытые окна маленькой машинки и, лаская лица ее пассажиров, устремлялся дальше, вдоль разноцветных квадратов полей, нескончаемыми акрами раскинувшихся по сторонам.

– Что ты знаешь об этом деле, Кристина?

– Немного. В городе рассказывают несколько версий происшедшего. Но в большинство из них я не верила даже в детстве. Всякие инопланетные вторжения, дух горы и прочая ерунда.

– А другие?

– В 65-м или 66-м к нам приезжали студенты-физики с какой-то невероятной теорией, связанной с электронами и изменением пространства и времени. Они тут лагерь раскинули, прямо возле туннеля, делали замеры кучей странных приборов.

– Им удалось как-то подтвердить свои предположения?

– Даже не знаю, Карло. Это было давно, но не припомню, чтобы газеты что-нибудь писали о результатах.

– Осторожнее! – вдруг закричал Карло. У края гравийной дороги, пожилой мужчина, взобравшийся было на велосипед, внезапно потерял равновесие и кулем повалился набок, прямо под колеса автомобиля. Кристина рванула руль в сторону, но было слишком поздно, и Карло с ужасом услышал протяжный визг тормозов, а следом глухой звук удара. Затем все померкло.

ГЛАВА 3.

Ланцио. Италия. 1907 год.

Лоренцо вбежал в комнату к матери, лежащей на просторной постели и бросился ей на грудь, вдыхая родной запах. Доната Партичини прижала его голову и поцеловала макушку.

– Amore mio⁷, не вздумай никуда сбежать, на обед мы ждем гостей.

– Но мама, я иду с ребятами на карьер! – его настроение переменилось, теперь в голосе слышались нервные нотки, столь свойственные всем подросткам на свете.

– Нет! – строго произнесла женщина. – Лоренцо, я запрещаю тебе ходить на карьеры, пока тебе не исполнится двадцать лет! И даже тогда пойдешь туда, только если твоему отцу понадобится помощь.

– Мама, это несправедливо! – обиженно воскликнул мальчик. – Мне уже почти пятнадцать! Во всем городе только мне одному не разрешают туда ходить.

Лоренцо, надувшись, убежал вниз, топая начищенными ботинками по ступеням особняка.

Графиня причесалась, собрав высокий пучок волос. Затем она облачилась в светлое кружевное платье, подхватив его шелковым ремешком, и выглянула во внутренний дворик. Лошадь мужа была привязана к дереву, она безрезультатно пыталась нащупать губами свежую траву среди рассыпанных сосновых игл. «Лошадь не в конюшне, значит, он скоро снова уедет», – подумала Доната и поспешила вниз, чтобы застать мужа.

– Николо! Ложился ли ты? – с улыбкой обратилась она к крепко сложенному невысокому мужчине, одетому в рабочий костюм.

– Я рано уехал. Ты так сладко спала, что я не стал тебя будить, – он поцеловал ее в прохладный лоб.

– Ты останешься на обед? К нам сегодня придет отец Флавио, он давно не навещал нас, и я послала ему вчера приглашение.

– Да, я обязательно останусь. Но, разумеется, не из-за отца Флавио, – рассмеялся он и тут же осекся под неодобрительным взглядом жены. – Сегодня приезжает Франко. Помнишь, я рассказывал, мы познакомились с ним на автомобильной выставке в Милане?

– Ах да, кажется, припоминаю. Что он делает в Ланцио?

– Я думаю, ты можешь сама у него это узнать, – ответил Николо, прислушиваясь. – Кажется, это он.

Послышался шум мотора, и к дому, урча, подъехал сияющий автомобиль. Рука об руку супруги вышли наружу, чтобы поприветствовать прибывшего.

– Ты все-таки купил его, Франко! – воскликнул Николо.

– Как я мог не сделать этого? Ты только посмотри на этого красавца, – смеясь ответил статный мужчина, выходя из темно-вишневой машины с тонко выведенной надписью Fiat на железной решетке. Приятели тепло обнялись, и Николо представил жену:

– Франко, это Доната, – жесткий, внимательный взгляд гостя смягчился, когда он увидел красивую молодую женщину.

– Рад знакомству, сеньора. Франко. – Он почтительно кивнул. У него был сильный акцент, выдававший в нем иностранца.

– Вы приехали из Франции на машине? – изумилась Доната.

– Нет, что вы! Ее доставили из Милана прямиком в Рим. Да, кстати, я привез вам подарок, – и он вытащил с заднего сидения свернутый тонкий ковер. – Этот ковер из Обюссона, ручная работа.

– Он, наверное, стоит целое состояние! Grazie mille⁸, сеньор Франко. Мы постелим его в главной комнате у камина, все равно его не зажигаем, так что подарок будет в сохранности. Ну что же мы стоим, прошу к столу, – спохватилась хозяйка.

На улицу выбежал Лоренцо, с круглыми от удивления глазами. Он бросился к машине, припав к лакированной поверхности, и повис на двери, разглядывая приборную панель и тонкий руль с оливковым отливом.

– Хочешь посидеть внутри? – засмеялся Франко.

– Конечно! – откликнулся ребенок.

– Дай-ка я тебя устрою, – и он подошел к машине, открыл дверь и стал важно объяснять мальчику принцип работы автомобиля.

Чуть позже, за обедом к ним с опозданием присоединился отец Флавио. Он принес с собою круглую ковригу хлеба и опустился на услужливо предложенный слугами стул, рядом с хозяйкой.

– Послушники испекли его ночью, так что он почти свежий, – пояснил священнослужитель, одетый в темную мантию. – Но у нас случилась беда. Наша мельница сломалась, и теперь мы не можем молоть зерно. Это катастрофа, хлеб – наш главный источник пищи и, разумеется, небольшого, но столь необходимого нам, дохода. А мои воспитанники – сплошь подростки, никто из них и близко не знает, как исправить колесо.

– Не беспокойтесь, святой отец, я с радостью оплачу починку, и вы сможете позвать мастера, – ответила Доната с улыбкой.

– Ах, благодарю вас, дорогая сеньора. Как всегда, доброта вашего сердца не знает границ! Dio ti benedica!⁹

– Ну что вы, святой отец. Это мой долг.

Франко отложил прибор и обратился к священнику:

– Я могу заехать к вам и взглянуть, в чем проблема, святой отец. Уверен, что смогу помочь, я хорошо разбираюсь в мельничных механизмах.

– Не стоит, дорогой друг, вы же только приехали. Мы с графиней сами решим эту проблему, – без особого интереса ответил священнослужитель и с аппетитом вернулся к ароматной паленте, не замечая ироничной улыбки гостя.

– Франко! – поспешила переключить его внимание Доната. – Скажите же мне, как вам удается управляться с таким сложным механизмом? – спросила она, кивнув в сторону улицы. – Я слышала, чтобы уметь ездить на автомобиле, нужна недюжинная сила?

– Это не сложнее чем управлять лошадью. По крайней мере он не выбросит тебя из кресла, если ему не понравится ездок, – все засмеялись. – Думаю, даже вы смогли бы его оседлать. Поверьте, у вас получится, а я не бросаю слов на ветер. У меня длинный нос, так говорят в Италии?

– Avere il naso¹⁰, – засмеялся Николо, принимая соусник из рук служанки.

– Вы надолго в Ланцио, Франко? – спросила Доната.

– Думаю переехать сюда. Я окончательно влюбился в Италию, когда побывал в Милане, сеньора. Франция умеет удивлять, но мне хочется ощущать дух Италии, я всегда питал особую любовь к вашей стране.

– А ваша знаменитая башня, она все еще стоит? Я видела ее на открытке, совершенно чуждое сооружение для столь романтичного города, как Париж, и как только власти согласились на ее строительство?

– Эйфелева башня? Да, мы потихоньку привыкли к ней и даже успели полюбить, так что, полагаю, она все же останется с нами.

– В Париже, наверное, столько интересного!

– Сейчас там правит дух сюрреализма, наши молодые художники проявляют себя в удивительных работах, устраивают выставки. И не только, кстати сказать, художественные, но даже фотографические. Но что, кроме сюрреализма, могло появиться в городе, где молоко развозят на повозках, запряженных собаками!

– 

Это правда? —

засмеялась Доната.

– Совершеннейшая! – отозвался Франко, обмакивая хлеб в оливковое масло и с удовольствием отправляя его в рот.

– А у нас тоже есть кое-что с твоей родины, – сказал Николо, вставая. Он подошел к небольшой тумбочке у стены и завел ручку патефона. – Прямиком из Франции! – улыбнулся он. Бархатистая музыка с хрипотцой разлилась по комнате.

– Аа, Патэ! – воскликнул Франко, удовлетворенно кивая. – Он ведь переносной? Отличная новинка!

– Мне бы очень хотелось, чтобы вам у нас понравилось, Франко, – проговорила Доната. – Завтра вечером в городе отмечается Sagra del Limone¹¹. Мы будем рады, если вы почтите нас своим присутствием и присоединитесь к всеобщему веселью.

– Непременно, мне не терпится ознакомиться со всеми обычаями здешней земли. Хорошо, что празднование намечено на завтра, сегодня у меня есть несколько важных дел, которые требуют моего присутствия. После обеда я должен отправиться за город, чтобы взглянуть на один выставленный на продажу участок.

– Что за вложение ты хочешь сделать, Франко? – заинтересовано спросил Николо, устремив все внимание на своего друга.

– Мне подвернулся участок земли, на котором я хочу открыть шахту по добыче известняка, – ответил тот.

– Но в городе и так полно шахт, да вот покупателей сырья не слишком хватает. У каждой страны свой, местный поставщик, а в Италии стройки не столь уж часты.

– Мне нужно перебросить свои активы, Николо. Во Франции я продал земли, чтобы начать все с нуля на новом месте. Не буду утомлять присутствующих здесь дам, – он бросил выразительный взгляд на Донату, – но у меня нет другого выхода, кроме как найти в Италии самый прибыльный участок и вложить в него свои деньги. И я подумал, что Ланцио – хороший выбор.

– Я просто предупреждаю тебя, что бизнес этот не такой простой. Мы регулярно платим огромные налоги на каждый квадратный метр, на который уходим вглубь собственной земли.

– Меня это не пугает, Николо. Дело решенное. Я лишь хочу понять, подходит ли мне Клык.

– Ты хочешь купить Клык? Но на него никто не зарится уже много лет. Вся массивы вокруг Клыка, включая его самого, состоят из жесткой скальной породы. Чтобы пробурить ее, ты потратишь больше денег, чем выручишь от продажи добытого материала. Впрочем, тебе решать, – осекся он на полуслове. – Я не стану переубеждать тебя, возможно дело и выгорит.

– Мир не стоит на месте. Передовые технологии приходят на смену ручному бурению.

– Это требует больших вложений! – ответил тот. – Хотя если у тебя есть возможность применить более совершенные методы, думаю, ты заткнул бы всех за пояс в этом городе. Включая меня.

Вечером на ярмарке графиня Партичини украсила собой праздничное мероприятие, надев ярко-желтое платье, которое гармонично смотрелось среди россыпей фруктов вокруг. Разодетые горожане шествовали от прилавка к прилавку, вынося вердикты представленным блюдам: лимонным пирогам и тортам, сочному желтоватому варенью и светло-янтарному мармеладу. На небольшой сцене пары отплясывали тарантеллу, вокруг них, сбивая танцоров с ритма, сновала детвора. Лимоны были повсюду, в воздухе витал их терпкий аромат, вызывая аппетит. Мужчины, степенно переговариваясь, цедили лимончелло, дети выпрашивали сладости. Лоренцо весь чесался от тесного костюма, в который его запихнула мать. Но как только он увидел Беатрис, то в ту же минуту мысленно вознес слова благодарности за то, что она постаралась над его одеянием. Девочка подошла к Лоренцо:

– Лоренцо, ты видел, там приехал автомобиль!

– Это, наверное, Франко, – как можно более небрежно проронил он в ответ.

– Ты знаешь его? – удивилась девочка.

– Да, это друг отца, он приехал из Франции, – произнес мальчик. – Если хочешь, я попрошу его, и он разрешит нам посидеть внутри.

Подростки побежали к Франко, который стоял возле своего железного коня, привлекая всеобщее внимание. Николо последовал за сыном и не спеша подошел к другу:

– Тебе удалось провернуть сделку?

– Да, я уже подписал все бумаги.

– В Италии так дела не решаются, ты слишком торопишься, – улыбнулся он.

– Не беспокойся за меня. Ты же помнишь, у меня «нос», – Франко пальцем постучал себя по кончику носа. – Кроме того… – он помолчал. – Есть еще кое-что, что окончательно убедило меня в покупке этого участка. При осмотре я заметил там небольшие прожилки меди, почти незаметные.

– Меди? У нас отродясь не бывало меди.

– Я осматривал соседние породы, там ее и нет, а в Клыке она имеется, хоть и в совсем небольшом количестве. Я мог ее и не заметить, будь я менее внимателен.

– Но сколько ее там на самом деле? Не думаю, что ты сможешь обнаружить большие залежи, этот регион богат известняком и глиной, но не медью, уж поверь мне, я много лет в этом бизнесе.

Франко наклонился вперед, и, понизив голос, проговорил прямо в лицо собеседника:

– Мне не нужно много меди, Николо. Ты, как никто другой, должен знать, что может принести этот участок, будь там меди хоть на сто грамм.

– Ты хочешь сказать…

– Золото, Николо, – чуть подрагивающим низким голосом промолвил Франко. – Там, где есть медь, может быть и золото.

ГЛАВА 4.

Ланцио. Италия. 1972 год.

После аварии Карло отвез Кристину в больницу, она пострадала незначительно: пара царапин на лице и крепкий удар пришелся по руке, когда машину повело. С сеньором на велосипеде все было не столь гладко. Кристина хоть и успела снизить скорость, но все же машина успела ударить пожилого человека бампером, и у того был очень сильный ушиб на спине. Однако он отказался ехать в госпиталь и не пожелал дождаться карабинеров. Сеньор Маурицио отправился домой, куда и держал путь до того, как случилась авария. Но Карло знал, что пострадавший может передумать, когда пройдет первый шок. И, чтобы предотвратить возможные притязания, он решил сам отправиться в жандармерию заявить о происшествии.

И вот он стоит внутри, в пустой приемной, наполненной жужжанием сонных мух. Окна нараспашку, ни намека на решетки. Вдоль выкрашенной кисточкой зеленой стены стоят пластмассовые стулья. Карло прождал уже пару десятков минут и недоумевал, что за дела могли так долго задерживать полицейских. Наконец, дверь кабинета открылась, и к нему вышел мужчина в форме. Когда Карло заявил о столкновении карабинеру, тот записал для проформы имя Карло и водителя и, махнув рукой, приказал ему идти домой, а сам удалился. Но журналист решил воспользоваться удобным случаем и расспросить полицейских о том, что занимало его больше всего. Он толкнул дверь в кабинет. Разговоры тут же смолкли. Четыре пары глаз обратились на Карло. «Все это время они были заняты болтовней!» – пролетела возмущенная мысль. Сам он хорошенько ударился при столкновении, рука и бедро жутко саднили, а голова была точно свинцовая. Ему было тяжело стоять, а полицейские даже не удосужились выйти к нему! Но Карло решил не кипятиться зазря и обратился к ближайшему к нему карабинеру:

– Я бы хотел поговорить с кем-либо из этого участка по поводу происшествия, случившегося в Ланцио много лет назад.

– Говори, – ответил тот, разводя руками, показав, что секретов друг от друга здесь не держат.

Карло оглядел равнодушные лица.

– Мне нужна информация по поводу пропавшего в Клыке поезда, – начал он.

Лица вмиг оживились, теперь на них не осталось ни следа скуки, два карабинера переглянулись. Наконец, тот, что, вероятно, был главным и имел самый нахальный взгляд, произнес:

– Caro¹², вот что я скажу тебе, раз уж ты здесь, потратил свое время и приехал из… Откуда ты, кстати, приехал? Неужто из самого Рима? Так вот, раз уж ты приехал, и тебе так необходимо провести свое расследование, и раз у тебя, по всей видимости, так мало других дел, то почему бы тебе… – он оглянулся по сторонам, выдерживая паузу. – Почему бы тебе не расследовать… ну например… исчезновение Гудини? – и словно дожидаясь окончания шутки, услужливый хохот грянул по кабинету.

– Basta cosi¹³, – устало проговорил Карло, вдоволь насмотревшись на всеобщее веселье.

– Нет, правда! Мне кажется, толку было бы больше! – снова хохот.

У Карло не было ни сил, ни желания вступать в словесную перепалку.

– Я здесь по делу, – с трудом сдерживая раздражение, произнес он. – Мне нужно узнать о том единственном человеке, который остался в живых после исчезновения поезда. Я выполняю задание редакции столичной газеты, в которой работаю.

Он оглядел равнодушные лица и, окончательно осознав, что дел с ним никто иметь не хочет, разочарованно бросил:

– Ладно. Полагаю, мне лучше поговорить с вашим начальником, – Карло повернулся и зашагал прочь из участка.

«Да что они себе позволяют! – кипятился он. – Они слишком разленились в этом городишке. То ли дело, римские карабинеры! Уж там умеют заняться делом и вытряхнуть правду, какая бы она ни была, настоящие ищейки! Но я не в Риме, – мелькнула мысль. – Здесь свои законы. А, может быть, Дон Паволини был прав, и они просто не желают делиться информацией с незнакомцем? Откуда им знать, как я использую ее? Нужно запастись терпением, завести связи, и, возможно, тогда мне удастся…» – не успел он закончить мысль, как услышал, что его окликают:

– Сеньор!

Карло обернулся и увидел, что его нагоняет один из «кабинетных» карабинеров. Это был щуплый невысокий парень в форме, совсем молодой.

– Не обращайте внимания на этих болванов. Они совсем одурели от жары и безделья. Вы сказали, что хотите расследовать дело поезда-призрака? – Карло кивнул. – Они вам не помогут. Дело такой давности никто не захочет ворошить.

– Что же мне делать? – спросил Карло.

– Вы могли бы поговорить с начальником, но неизвестно, пойдет ли он вам навстречу. Не могу знать, насколько серьезно он отнесется к этому всему… Дело в том, что для многих местных случай с поездом – что-то вроде сказки на ночь. Все жители Ланцио знают, что это событие имело место, но из-за давности лет история выглядит настолько неправдоподобной, что никто особо не вникает в ее подробности.

– Si, меня уже предупреждали об этом.

– Но для меня этот случай больше, чем городская легенда. Поезд унес с собой мою прабабушку. Бабушка, конечно, не помнит ее, она была тогда совсем маленькой. Но в душе она так и не примирилась с тем, что случилось. Дай Бог ей многих лет жизни, но все же, все мы смертны, не так ли? Мне хочется сделать что-то, чтобы помочь ей успокоиться, до того, как она… – он осекся. – Сеньор, ваш интерес, ваше неравнодушие восхитили меня. Если бы наши жители имели хоть сотую долю вашего энтузиазма, это дело было бы давно раскрыто. Как вас зовут?

– Карло.

– Я хочу помочь вам, Карло. И я сделаю это. Я постараюсь разузнать, где хранятся материалы этого дела, и как только я это проверну, непременно разыщу вас и предоставлю все, что будет в моем распоряжении.

– Grazie mille..?

– Джованни.

– Спасибо, Джованни. Я гощу в доме у графини Партичини, там ты сможешь найти меня, – и Карло пошел своей дорогой, понимая, что только что обрел первого в этом городе друга.

Карло отправился в больницу, где узнал, что Кристина уже уехала домой. Доктора не нашли у нее никаких серьезных повреждений и отправили отдыхать. На парковке ее машины тоже не было, видимо, ни смятый бампер, ни пережитое волнение не смогли помешать ей сесть за руль. Карло решил отправиться домой, чтобы отдохнуть и по возможности принять душ.

Он встретил графиню возле просторного окна в главной комнате. Она сидела в своем кресле, и со спины казалась спящей. Ее тонкие, белые волосы были собраны в пучок. По комнате уже ползли вечерние тени, и легкие ворсинки беззаботно кружились в последних солнечных осколках, согревая ту, что была свидетелем его умирающих ласковых лучей. В окно лился предзакатный, мягкий свет. Он, словно гигантская капля смолы, янтарным теплом обволакивал силуэт, словно силился сберечь этот образ навеки.

– 

Это ты, Карло? – услышал он тихий голос.

– Да, графиня, – откликнулся тот. – Я был в городе, с Кристиной.

Он решил не рассказывать ей об аварии, чтобы не тревожить. Взгляд его упал на каминную полку, где на центральном месте стояла выцветшая фотография в рамке. На ней были изображены трое: мужчина с крепким подбородком, черноволосая женщина с мягкими чертами лица и ребенок на вид лет четырнадцати. Их одеяния выдавали почтенный возраст снимка. Повернувшись на своем кресле, пожилая женщина промолвила:

– Вы уже познакомились? Это мой муж, Николо, и мой сын, Лоренцо. И я. Посмотри, до чего у нас счастливый вид! – улыбнулась она. Это было правдой. Лица всех троих были словно связаны невидимой нитью, но более всего чувствовалась связь между матерью и ребенком. Карло заметил, что мальчик, слегка откинув головку, чуть касается ее плеча.

– Эту фотографию мы сделали на празднике Лимонов, в тысяча девятьсот восьмом или же девятом. У меня плохая память на даты. В приезжей труппе имелся фотограф, и он завел нас в небольшой шатер, где очень долго заставлял стоять не двигаясь, прежде чем ему удалось сделать кадр. Лоренцо все никак не желал стоять спокойно! – засмеялась графиня. Карло улыбнулся, окунаясь в воспоминания вместе с ней. Он хотел спросить, что стало с ними, но не решался задать свой вопрос, чувствуя, что он может причинить боль.

– Они остались так далеко в моей памяти, Карло…– произнесла графиня, словно прочитав его мысли. – Лоренцо, мой мальчик, будто бы и не уезжал на поезде тем солнечным, безобидным утром. Я была больна и не смогла поехать. А он поехал, и Франко тоже… Я сама приготовила сыну одежду, еще с вечера приказала отгладить ее, – лицо ее потемнело, возвращая в далекий, трагический день.

Сразу же у Карло в голове все встало на место. Графиня, терзаемая мукой потери, пронесла эту тяжесть через всю свою жизнь, и сейчас она все еще мечтает обрести покой, найдя ответ. Сколько боли, должно быть, хранится в сердце, что с такой настойчивостью поддерживает жизнь в этом слабом теле. Был ли в том резон? Мог ли Карло дать столь необходимое ей утешение?

– Вы назвали имя Франко, сеньора. Кем был этот Франко?

– Он был тем, кто, имея «нос», то есть интуицию, не сумел предотвратить трагедию, – в голосе послышалась горечь. – Ему не удалось избежать страшной участи ни для себя, ни для близких ему людей. Я благодарю Всевышнего, что хотя бы Энрике, моему племяннику, провидение сохранило жизнь. Его фотография должна быть где-то там.

Карло протянул руку и слегка задел маленькую вазу муранского стекла, которая, опасно пошатнувшись, все же вернулась обратно на свое место. Поймав ее, он с облегчением выдохнул: в этом доме каждая вещь – реликвия.

– Non avere paura¹⁴! – махнула рукой Доната. – Ничего с ней не случится. Она прошла сквозь столетие и переживет всех нас. Есть вещи, которым суждено сгинуть рано или поздно. Иные же – беспринципны, как эта ваза. Они никогда не умрут, хоть никто и не нуждается в том, чтобы они жили вечно, – она прервалась. – Ему было тогда около двух, – вернулась она к разговору о племяннике. – Мальчика часто укачивало, он не мог даже ездить с отцом в седле, его сразу тошнило. Поэтому его решено было оставить дома.

– А его отец, он тоже… Он был в поезде?

– Марио? Нет, мой брат в тот день остался дома, у него были какие-то дела, я уже и не вспомню, какие именно. Кстати, Энрике звонил сегодня, я рассказала ему, что ты гостишь у меня. Он очень заинтересовался делом, которым ты занимаешься.

– Он живет в Ланцио?

– Нет, в Тоскане. Но, когда я умру, вероятно, он переедет сюда. Мне больше некому оставить мои земли. Уверена, что Энрике сумеет хорошо позаботиться о них и о доме. Не знаю, как я справилась бы с потерей, если бы не он. Из милого мальчика он вырос в хорошего, преданного человека.

***

На следующее утро приехала Кристина. Она была так же весела, как и в первую их встречу, и, казалось, уже забыла о неприятном инциденте. Карло разглядывал девушку, в которой энергия била ключом, она совершенно не обращала внимания на большой синяк на руке.

– Карло, собирайся, мне нужна твоя помощь. Я хочу заехать к сеньору Маурицио. Меня мучают жуткие угрызения совести, я почти не спала, так нервничала из-за случившегося. Я собрала ему букет из своего сада.

– Хочешь отблагодарить его за то, что не обратился в полицию?

– Нет, что ты! Я просто беспокоюсь о его самочувствии.

И они покинули особняк, направляясь в дом к сеньору Маурицио.

– Красивый букет! – заметил Карло.

– Спасибо. Моя семья владеет цветочной лавкой. Ее открыл еще мой отец, мама выращивала цветы и составляла букеты, а отец вел торговлю. Но когда мама умерла, я стала ими заниматься, отец почти отошел от дел. Между прочим, именно так я и познакомилась с графиней. Сначала она заказывала у нас рассаду, а потом пригласила ухаживать за ее растениями. А вот и сеньор Маурицио! – воскликнула Кристина, подъезжая к дому, у веранды которого возился с велосипедом вчерашний пострадавший.

– Сеньор Маурицио, как вы себя чувствуете? – проговорила Кристина, выходя из машины. В ее голосе слышалась вина. Она протянула ему цветы.

Приняв букет с улыбкой, пожилой мужчина, поспешил унять волнение девушки:

– Я крепкий, как кипарис, это не стоит твоих переживаний!

– Я была слишком неосторожна, – сокрушенно ответила девушка, пытаясь разглядеть какие-нибудь следы от аварии на теле пожилого человека.

– С каждым может случиться. Главное, никто из вас не пострадал, а я не боюсь ни смерти, ни тем более жизни. Могилы полны мудрости. Но вы слишком молоды, чтобы иметь возможность со мной согласиться, – повернулся он к Карло.

– Древние знали, о чем говорят, – ответил тот. – Но некоторые могилы безмолвны, и нам не узнать, сколько мудрости они хранят.

– Мертвые молчат только когда их некому выслушать, – парировал он, вернувшись к своему велосипеду.

– Вы правы, сеньор! Я смог в этом убедиться не далее, как вчера. Полиция в этом городе не слишком-то идет навстречу.

– Чтобы заботиться о людях, необязательно быть полицейским. Многие из этих ребят просто забыли, для чего им форма. А что толкнуло тебя на встречу с ними?

– Я разыскиваю выжившего человека из поезда-призрака. Я не знаю, жив ли он еще. Некий Энцо. Но искренне надеюсь, что это так. Ведь он единственный, кто был свидетелем самого происшествия.

– Энцо Гори?

– Вероятно.

– Да, это Энцо Гори. О, Энцо, прохвост, – тепло хохотнул старик. – Тот еще хитрец! Я не удивлен, что именно он спрыгнул с поезда. Нюх у него, как у старого лиса. Съезди поговори с ним, я дам адрес. Может, он и сумеет тебе помочь. Только купи ему вина, промочить горло, а то он слишком любит болтать.

Разговорить сеньора Энцо не составило большого труда. Сухонький, поджарый аристократ помнил события того дня, словно они случились вчера. Сидя на диване работы Каппеллини, он, развалившись, говорил, и его маленькие глазки бегали из стороны в сторону, мечась по воспоминаниям:

–…Все было прекрасно до того момента, когда появился туман. Мне стало так страшно, что я не мог оставаться в поезде и спрыгнул. Я звал всех с собой, но они были так увлечены поездкой, пили свое шампанское и не слушали меня, – возбужденно частил сеньор Энцо. – Когда я стал в панике кричать, они подняли меня на смех, думали, что я испугался туннеля. Но я не трус, я не боюсь сам принять роды у своей коровы, если понадобиться, и не боюсь, когда жена прознаёт, что я проигрался в пух и прах. Но я жутко испугался тогда, и сам не могу объяснить, чего именно.

– Что вы видели?

Сеньор Энцо встал, до краев наполняя свой бокал принесенным Карло и Кристиной вином. Затем он обозрел их с высоты своего роста и торжественно произнес:

– Туман. Жуткий, белый туман, – он снова сел. – Туман, посреди дня, вы когда-нибудь такое видели? Вы видели, чтобы туман появился днем из ниоткуда, как будто кто-то раскурил гигантскую трубку? Я все думал потом, может нас кто-то окурил каким-то дурманом, чтобы все сошли с ума и попрыгали с поезда, как сделал это я. Но даже если так, людям некуда было деться. Куда им прыгать, скажите мне на милость, если рельсы идут по прямому пути, и нет ни обрывов, ни малейшего склона! – он снова обмакнул в вино губы. Карло и Кристина не отрывали от него глаз.

– Я вам одно скажу. Все дело в туннеле. У меня нет ни малейших сомнений в том, что во всем виноват туннель. Вы уже успели побывать там? – Карло кивнул.

– Он не простой, этот туннель, – продолжал сеньор Гори. – Я бывал в других. Но ни в одном из них я не чувствовал себя столь же одиноким, ни в одном из них меня не одолевало такое же чувство невероятного отрыва от внешнего мира, как в этом чертовом Клыке. В любом другом туннеле ты смотришь на выход, и он успокаивает тебя, ты слышишь звуки с улицы, до тебя доносится теплый ветер. А в этом… Сеньор, в этом туннеле ничего не движется. Само время там остановилось. В нем не слышно ни шороха, ни отголоска эха. Он давит своей силой, отрезает тебя от мира, превращая в ничтожную букашку. Я мог бы заблудиться в этом туннеле, несмотря на то, что он всего-то с километр длиной. Я мог бы сам там пропасть. Поэтому и сбежал тогда. Да, я испугался. И мне не стыдно это сказать. Испугался, что произойдет нечто страшное, и был прав. О, как я был рад своему решению и как был опечален, что остальные не послушались меня. Я целовал статую девы Марии каждый день и благодарил за то, что она позволила мне остаться в этом мире. Но в благодарностях я обращался к ней с вопросом, вернет ли она обратно тех несчастных? Сделает ли она их такими же счастливыми, как меня и моих близких?

– Вам, наверное, было очень тяжело, – попыталась успокоить мужчину Кристина.

– А знаете, ведь меня даже обвиняли в том, что я спрыгнул! Кое-кто даже подозревал меня. И полиция допрашивала. А что я мог им сказать, сеньор? Что только я один из всех почувствовал ужас, какого прежде никогда не испытывал? Да меня лихорадило, словно у меня тиф! Их улыбающиеся, счастливые лица… Они были так беззаботны! Они ничего не подозревали. Я выглядел безумцем среди них. Все повторял, что нам надо бежать.

– Может, вы слышали какие-нибудь необычные звуки, перед тем как поезд зашел в туннель? – Карло пытался нащупать хоть маленькую зацепку в эмоциональной тираде старика.

– Я слышал только стук своего сердца. Именно оно оказалось правым. Клянусь святой Эуфемией, мое сердце спасло меня в тот день, когда я бежал оттуда, что есть ног.

В комнату вошла сеньора Гори. Улыбнувшись присутствующим, она присела рядом с мужем и бросила неодобрительный взгляд на бутылку с вином. Она была очень красивой, яркой женщиной, даже на закате лет. Энцо, будто не заметив ее, продолжал:

– Я ничего не слышал и не видел с того момента, как спрыгнул с подножки в этот густой туман, который закрыл небо, изменил весь мир вокруг, я не мог понять, утро сейчас или ночь. Я просто знал, что это – моя остановка, что мне нельзя ехать дальше. Баста! И я счастлив, что послушался тогда своего сердца и смог остаться рядом со своей Розой, – и он обратил взор на жену.

– Роза, моя жена, – возвестил он, словно только что вернулся в реальность. – Теперь уже жена. Bella, non è vero?¹⁵ Тогда она была моей девушкой. Она была моей моим диким цветком, который нужно было оберегать, я не мог оставить ее одну.

Карло и Кристина улыбнулись, глядя на стариков, которые будто были единым целым.

– Я хорошо помню тот день, – вступила в разговор сеньора Гори. – Такое сложно забыть. В Ланцио проложили железную дорогу. Ах, это было событие! Все пассажиры были такие нарядные! Дамы в красивых платьях, мужчины в костюмах. Но, знаете, я помню, что один из пассажиров показался мне очень странным: он постоянно оглядывался и дергался. Я все никак не могла понять, то ли он рад, то ли напуган. Но ведь он стоял рядом с главным. Поэтому я сразу поняла, кто были эти люди. Никто в Ланцио больше не носил таких дорогих костюмов. Никто, кроме мафии.

Сеньор Энцио метнул на жену быстрый взгляд. Та, сообразив, что сболтнула лишнего, прикусила язык.

– Ну да, – нарочито безразлично произнес Энцо. – То, что на борту был мафиози, – не секрет, газеты писали об этом.

– Да, газеты писали о них, но они не писали о том, что в руках у того странного типа, который был рядом с Доном, был кожаный чемодан, – женщина просто не могла хранить молчание.

– Какой чемодан, что ты несешь, Роза! – раздраженно сказал Энцо. – Не было никакого чемодана. Да хоть бы и был, что в этом особенного!

– Что в этом особенного? – возмущенно воскликнула жена. – Как можно быть таким безразличным ко всему, кроме себя самого, Энцо! Что особенного! – презрительно фыркнула она и перевела взгляд на гостей, пригвождая к себе их внимание. – А то, что он был единственным из всех пассажиров, кто отправлялся в праздничное часовое путешествие с багажом! – промолвила она, победоносно оглядывая всех, кто был в комнате.

ГЛАВА 5.

Ланцио. Италия. 1907 год.

Спустя несколько дней Франко уже полностью перебрался в Ланцио, сняв особняк с тремя спальнями в престижном районе города. Слуги прибыли на день раньше багажа и казались растерянными. Не зная языка, они не были уверены, что поступили правильно, последовав за хозяином в чужую страну, но прилежно разбирали вещи, обживая и наполняя новый дом привычным для него уютом. Франко определил себе для работы небольшой кабинет с темным деревянным гарнитуром и пестрым ковром на каменном полу и находил свое новое холостяцкое жилище весьма комфортным.

Утром он завел автомобиль и отправился в город. У него уходило много времени на организацию работы в карьерах, и было все недосуг ознакомиться с Ланцио. В это воскресное утро ему, наконец, удалось выкроить свободное время, и он, припарковав машину недалеко от главной площади, отправился побродить по центру. С улыбкой джентльмена он кивал встречным мужчинам и приподнимал шляпу перед их по-воскресному разряженным женам. Его узнавали – на ярмарке со своим автомобилем он произвел сильное впечатление на местных. Нарядные жители Ланцио возвращались из церкви после воскресной мессы, уступая дорогу груженым доверху повозкам, запряженным ослами. Телеги медленно тянулись вдоль улиц, погонщики в соломенных шляпах лениво подгоняли животных, равнодушно дергающих ушами.

Шаг за шагом стелилась под ногами засыпанная вскрытыми ракушками улица, и Франко понял, что проголодался. Отобедав свежими устрицами в одной из остерий, снабдив их парой бокалов белого вина, он, будучи в приподнятом настроении, решил заглянуть в главный музей города, о котором много слышал.

Рим и Ланцио всегда связывали тесные узы. И одним из свидетельств этой дружбы был музей, который римские власти с королевской щедростью в 1886 году отстроили в самом центре города. Из столичных музейных запасников в Ланцио перекочевали ценные экспонаты, среди которых были предметы утвари из древней Греции и Египта и внушительная коллекция портретов итальянских мастеров эпохи Возрождения. Франко переходил от картины к картине, тихо ступая по мраморным мозаичным полам. Он любовался на тонкие лица неизвестных дам, на воздушные одеяния и бравурные шествия, когда внезапно почувствовал за спиной постороннее присутствие и услышал, как незнакомый мужской голос произнес:

– У вас шикарный автомобиль, сеньор Легран.

– С кем имею честь говорить? – отозвался Франко, оборачиваясь.

– Меня зовут Риччи, – прямой взгляд жестких темных глаз. – Вы не удивлены тем, что я знаю ваше имя?

– Вероятно, ваша профессия обязывает вас обладать подобными знаниями, – Франко не сомневался в том, кого видит перед собой, он давно готовился к подобному визиту. Перед ним стоял один из приближенных Дона Антонелли, главы мафиозного клана.

Риччи неприятно осклабился.

– Не могу не согласиться с вами. В этом городе нет жителя, о котором бы я не знал, какую яичницу он любит на завтрак.

– Чем могу быть полезен, Риччи? – он внимательно оглядел своего собеседника, чьи черные волосы были зализаны назад, образовывая мелкие блестящие волны. На жилистой шее был повязан шелковый платок кричащей расцветки.

– Полагаю, это я должен был задать этот вопрос, сеньор Легран. Ведь вы наш гость. Как вы находите Ланцио? После Парижа он наверняка кажется вам большой деревней?

– Париж – тоже большая деревня, а Ланцио хоть и намного меньше, но я нахожу его не менее перспективным местом для работы.

– Отрадно слышать, весьма отрадно. Но кое-чем, вероятно, Ланцио и Париж все же отличаются. В Ланцио, как, впрочем, и во всей Италии, не принято приходить в гости с пустыми руками.

– Не имею такой привычки. Я всегда рад порадовать хозяина дома плодами, что сумел добыть своим трудом. Все дело в том, что, в силу своего воспитания, я не являюсь в гости без приглашения.

– Тогда вы его только что получили. Не волнуйтесь, многие делают ту же ошибку. Но рано или поздно каждому из жителей Ланцио понадобится помощь, и тогда они знают, к кому они могут обратиться за защитой.

– Я не нуждаюсь в защите, Риччи.

– Не будь в этом так уверен, Франко, – резко перешел на фамильярный тон мужчина. – Всем и каждому нужна защита. И я бы на твоем месте не стал отталкивать руку, которая в один день сможет вытащить твою шкуру из переделки.

– Не думаю, что люди, нуждающиеся в защите, делают этот выбор по собственной воле.

– Ты слишком дерзок. И ты очень сильно ошибаешься, не зная, о чем говоришь. Необходимость часто истекает из доброй воли, да будет тебе это известно. Ты на чужой территории, Франко, и вести себя так, как ты, – это либо величайшая глупость, либо прямой вызов. Как бы тебе не поплатиться за свой острый язык.

– Надеюсь, что цена не будет слишком высокой, – спокойно ответил Франко.

– Да ты не так прост! – неожиданно рассмеялся Риччи, обнажая белоснежные зубы под ровной щеточкой усов. – Ты прав, цена есть всегда, но у всех она разная, – его тон стал более серьезным. – Но мы всегда готовы ее обсудить.

– Всем, в том числе и мне, было бы удобнее, будь она фиксирована.

– Так не бывает. Каждая услуга стоит по-разному, и цена ее зависит от многих вещей.

– Но зависеть от жизненных прихотей не слишком-то удобно. Говорю, как человек, имеющий немалый опыт в бизнесе, – уверенность в жизни придает лишь постоянный, бесперебойный источник дохода.

– Мы не торговцы на базаре, не забывай, с кем ты говоришь.

– Я бизнесмен, и всегда смотрю на мир с точки зрения возможности сколотить состояние. И всем, кого я уважаю, я советую делать то же самое.

– Значит, мы сработаемся, – многозначительно проговорил Риччи, церемонно приподнимая шляпу на прощание. – Наслаждайтесь шедеврами, сеньор Легран, не смею вас больше отвлекать. Уверен, мы еще увидимся.

***

Франко сидел в кабинете и цедил прохладное белое вино. Его сигара пускала толстые кольца сизого дыма, наполняя комнату ароматом, а голову – дурманом. Он меланхолично оглядывал книги, которые стояли теперь по своим местам, как и прежде, в его французском доме. Слуги уже отправились спать: воскресный вечер близился к завершению. Шуршание гравия заставило Франко поднять голову и прислушаться. Так и есть. Выглянув в окно, он разглядел в темноте черный, лакированный Делоне Бельвиль с поднятым верхом. Его тонкие колеса отсвечивали позолотой в свете фонаря, висевшего над входной дверью. Франко не мог разглядеть пассажира или пассажиров, сидящих внутри, но посчитал нужным выйти наружу. На пороге дома он встретил Риччи. Тот держался отрешенно, словно они не встречались днем, и без лишних церемоний, кивнув в сторону автомобиля, сказал:

– Дон ждет вас. Вы готовы ехать?

– Да, я готов. Дайте мне только обуть мои туфли.

Машина отвезла мужчин к особняку, оценить масштаб которого не представлялось возможным, однако, отданный на волю воображения, он приобретал еще большее величие. Дом был надежно укрыт густой растительностью, которая, оставив взгляду лишь черепичную крышу, погружала его в безопасную, спрятанную от посторонних глаз, тишь.

– Ты удостоен невиданной чести, Франко, – сказал ему Риччи, когда они извилистыми коридорами шли на аудиенцию к Дону. – Я не припомню других чужаков, приглашенных Доном без многолетнего испытания преданностью. Имей в виду, такое доверие очень сложно заслужить.

– Я удивлен не меньше тебя, Риччи, – ответил Франко, перебирая в голове всевозможные версии по этому поводу. Он осознавал, что в первую очередь будет стоять вопрос о «дани» – откупе за карьеры, но чтобы решить его, Дону не было необходимости встречаться с плательщиком лично. Для таких дел у него имелись специальные люди.

– Входи, – открыл дверь Риччи, впуская его в комнату, обитую темными деревянными панелями.

– Здравствуй, Франко! – сердечно обратился к нему Дон Антонелли, и Франко тут же почувствовал, насколько сильно было обаяние этого крепко сложенного, невысокого мужчины, одетого в черный, с иголочки, костюм. У него были невероятно проницательные глаза, казалось, их хозяину не требуется задавать вопросов, ответы на них он уже знал сам.

– Я вижу, ты уже оценил моего capo¹⁶, – сказал Дон, указывая на Риччи. – Мой верный пес, Риччи. Выпьешь? – Но тот помотал головой, сохраняя серьезность.

– Садитесь же, сеньор Легран. – Я надеюсь, мы не слишком потревожили ваш сон? Я сам, словно филин, оживаю только к вечеру и по стариковской привычке полагаю, что так поступают и все остальные.

В комнате, казалось, все было подчинено воле этого невысокого властного человека. Все, кроме его собственных волос, они непослушной копной вихрились, не желая держаться в высокой прическе.

– Нет, я еще не спал, не беспокойтесь, – сдержанно откликнулся Франко.

– Выпьете коньяка? – и Дон приподнял графин с янтарной жидкостью, выудив ее из батареи других бутылей, стоящих на барном столике. Франко кивнул, не решаясь садиться, пока этого не сделал хозяин. Он не пил коньяк, но начинать знакомство с отказа, пусть даже такого мелкого, было бы неосмотрительно. Пока Дон Антонелли наливал себе алкоголь, Франко огляделся. В комнате находился еще один мужчина. Он сидел в углу, в глубоком кресле под желтым светом напольной лампы, погрузившись в изучение содержимого толстого журнала у него на коленях. Человек этот был до того неприметен, что, повстречайся он на улице, Франко прошел бы мимо, не удостоив вниманием. Но француз знал: среди приближенных Дона не бывает случайных людей. И по тому, с какой скромной уверенностью держался «незаметный», Франко понял, что перед ним, вероятнее всего, консильори, главный советник Дона.

Дон Антонелли сел в глубокое кожаное кресло, что наравне с диваном и другими креслами окружали маленький лакированный столик с рассыпанной на нем колодой карт.

Он согревал бокал пухлой рукой и, не отрывая взгляда от своего напитка, спросил:

– Что вы знаете о чести, сеньор Легран?

– О чести я предпочитаю не думать, сеньор Антонелли. Я предпочитаю ею обладать.

– Верно, верно, – удовлетворенно проговорил Дон, поднимая глаза. – Честь – это оружие, война и богатство бедняка. Но на богатого человека честь накладывает важные обязательства, отступать от которых было бы большой ошибкой. Мне приятно слышать, что настоящие мужские понятия для вас не пустой звук. Но тогда объясните мне, дорогой Франко, почему же человек, знакомый с честью не понаслышке, не сумел разглядеть ее там, где она обитает более всего?

– Я не совсем понимаю…

– Я человек великодушный и могу понять, что иностранцу, не знакомому с обычаями и укладом жизни, формировавшимся веками, иногда бывает трудно оценить незаметную чужому глазу важность и безусловную необходимость тех или иных вещей. Но я никому не позволяю критиковать то, что мне дорого.

– Я не давал повода считать иначе.

– У меня другие сведения, – голос его напрягся. – Но давай не будем об этом, – в голосе снова мед. – Я не могу быть настолько дурным хозяином, чтобы позволить себе обидеться на гостя, который еще не успел войти во вкус жизни этого прекрасного города и тем самым дать ему почувствовать свою чуждость. У каждого есть свои недостатки, и я горжусь тем, что умею их понимать, а главное, прощать. Я и сам не без греха. Главным своим пороком я считаю чрезмерное любопытство. Знаешь, Франко, в детстве любопытство причиняло мне лишь страдания. Когда я пытался подражать индюшкам в попытке выучить их горлотание, я поплатился за это. Птицы набросились на меня и хорошенько поклевали. Когда я воображал, будто в колодцах живут водные духи, именно мое любопытство толкнуло меня проверить, остался ли хоть один из них на дне высохшего колодца, что стоял при въезде в деревню. Я провалился в него и только чудом уцелел, к счастью, меня заметили кочующие торговцы. Но дни, когда любопытство причиняло мне только неприятности, прошли, Франко. Теперь мое любопытство – это источник наслаждения. Ведь именно оно позволяет мне узнавать то, что другие посчитают незначительным, неинтересным. И именно мое любопытство явилось причиной, по которой ты находишься сегодня здесь.

– Я буду рад утолить его, сеньор. Я буду рад поведать вам о Франции…

– Я бывал во Франции. – перебил его Дон. – И готов послушать занятные истории, которые ты, я уверен, можешь мне рассказать. Но не сегодня. Сегодня я хотел бы узнать, не из тех ли ты мужчин, Франко, что бросают свои слова на ветер?

– Не думаю, что это качество можно было бы отнести ко мне, сеньор Антонелли, – Франко все больше переставал нравиться этот разговор.

– Тогда мне, и, я уверен, всем присутствующим, тоже будет интересно узнать, о чем же ты толковал сегодня днем. Что за сомнения ты высказывал о принципах получения дохода, не имея ни малейшего представления о том, что говоришь?

– Сеньор Антонелли, я человек дела, и если уж высказываю сомнения, то готов подкрепить свои слова. Я не настолько дурно воспитан, чтобы лезть туда, куда меня не просят и уж тем более судить об этом. Но я человек наблюдательный, сеньор Антонелли. И еще у меня есть интуиция, которая пока что не подводила. И благосостояние, которое досталось мне в жизни, – в том числе ее заслуга.

– Говоря о благосостоянии, я не могу не отметить, до чего же хорош твой автомобиль, – хмыкнул Дон Антонелли. – Чтобы владеть таким, необходимы деньги и не малые.

– Во Франции я был крупным землевладельцем. Земля, доставшаяся мне от родителей, кормила несколько деревень. Со временем я установил на полях мельницы и расширил границы поставок. У меня большой опыт в этом деле.

– Но тем не менее, ты сменил сферу своей деятельности, приехав сюда. Почему ты не купил земли в Ланцио?

– Я решил, что выгоднее будет заняться добычей.

– Не все в этом мире делается ради выгоды, Франко. Люди – вот что самое главное. Людям всегда требовалась защита, – он достал из коробки сигару, и, подрезав ее кончик, стал долго раскуривать ее. Наконец, он заговорил снова:

– Когда правители бросали свои земли на произвол природы с ее стихиями и собирали дань на свои гнусные развлечения в Риме и Неаполе… Кто был вынужден батрачить и платить эту дань ежемесячно? Люди. Люди, что остались на этой земле, что сердцем прикипели к своему дому, не желая его покидать. А кто давал им защиту и убежище, которых не мог им дать больше никто? Это были мы. Мои отцы и деды делали это тогда, и я продолжаю их великий путь. И я горжусь тем, что мои дети и внуки дышат с этими честными тружениками одним воздухом. И я слежу, пристально слежу за тем, чтобы этот воздух оставался чистым как можно дольше. А чтобы он оставался чистым, его никто не должен загрязнять. Никто не смеет загрязнять воздух моего города. А сомнения – это грязь, Франко. Поэтому я спрошу тебя еще раз: что стоит за твоими словами?

– Я уже говорил Риччи, что я предпочитаю дело словам. Поэтому я предлагаю вам заняться бизнесом, сеньор Антонелли. Легальным бизнесом, способным приносить чистый, стабильный доход, – он смотрел в глаза Дона. – Я предлагаю вам заняться лотереей.

В комнате стало тихо. Консильори оторвал взгляд от бумаг и уставился прямо на Франко. Лицо Дона Антонелли посерело. Он, стиснув зубы, процедил, глядя на своего гостя:

– Ты предлагаешь мне заняться не бизнесом, Франко, – его глаз почти не было видно за свирепым прищуром, – ты предлагаешь мне заняться балаганом.

Не теряя самообладания, Франко ответил:

– В Италии существует только одна официальная игра в лотерею. Она учреждена правительством Италии, и доходы ее идут туда же. И эти доходы столь велики, что подсчитать их не представляется возможным. Будучи в Италии, я мог наблюдать, с каким увлечением играют в эту игру простые жители Ланцио и многих других итальянских городов. Я не встречал подобного азарта больше ни в одной стране мира. Они играют не ради выигрыша, а ради чувства, что приносит эта игра, ради ожидания, ради удовольствия, которое не стоит им почти ни гроша. И я думаю, Дон Антонелли, что это можно и нужно использовать.

Дон Антонелли о чем-то размышлял. Когда он заговорил, от вспышки гнева не осталось и следа:

– Это потребует больших связей в Риме. Но я думаю, это можно будет уладить. Он поднял бокал, отпивая глоток. Затем произнес:

– Ты дал мне пищу для ума. Мне потребуется время, чтобы поразмыслить о том, что ты сказал, – Риччи поднялся со стула у входа, давая понять, что аудиенция окончена. Франко тоже поднялся. Дон Антонелли повернул голову в угол комнаты:

– Марко, проводи сеньора Леграна в кабинет, думаю, вам пора обсудить с ним кое-какие детали, касающиеся его текущего бизнеса. И не забудь захватить свой учетный журнал.

ГЛАВА 6.

Ланцио. Италия. 1972 год.

– Ты думаешь, мафия может быть причастна к исчезновению поезда? – спросила Кристина, когда они покинули дом сеньора Энцо.

– Трудно сказать, – задумался Карло. – В этом деле все давно поросло травой, и у меня пока что больше вопросов, чем ответов.

– Да, ты прав. Я проголодалась. Давай перекусим.

И они отправились в ресторан, где в дверях столкнулись с Джованни. Лицо у него засияло, словно начищенный пятак.

– Карло, не думал застать тебя тут, мы скрываем это место от туристов!

– Кристина привела меня сюда.

– У нее хороший вкус, – двусмысленно проговорил он, оглядывая пару. – Хорошо, что мы встретились. Я нашел дело поезда-призрака. Но оно хранится не у нас, мы сдали его в римский комиссариат еще в 1913-м. Но кое-что я сумел раздобыть. Вот, взгляни, это списки пассажиров. Имена всех пятнадцати человек, которые находились в поезде. В том числе и моей прабабушки. Вот она, Серена Тиволи, – и он ткнул пальцем в старые бумаги, ровно исписанные чернилами. Принимая бумаги, Карло спросил:

– Ты смог найти еще что-нибудь?

– Нет. В комиссариате больше ничего не осталось. Все основные материалы хранятся, если еще хранятся, в Риме. Но я сделал запрос, не гарантирую, что они ответят скоро, мы все-таки в Италии.

Они уселись за стол, и Карло углубился в бумаги, а Кристина, встав за его спиной, пыталась разобрать витиеватые буквы, выведенные чьей-то рукой в далеком 1911-м году:

– Ева Гоцци, Гвидо Антонелли, Фабио Фини, Франко Легран, Энцо Гори, Виктория Брент, Маддалена Ди Пьетро, Лоренцо Коломбо, Эрнесто Балди, Лука Росси, Марция Росси, Томазо Альбани, Клара Альбани, Серена Тиволи, Риччи Рамирез, Беатрис Перла.

– Здесь одна фамилия – английская. Это странно.

– Взгляни сюда! Это Гвидо Антонелли. Дед нынешнего Дона, Цезаре Антонелли.

– Я думал, истории про мафию – сказки, – сказал Карло.

– Ну, то, что про нее придумывают, будто она грабит, насилует и убивает, – это и правда сказки. Но мафия все еще существует, ее присутствие, как кровь в венах, тихо течет себе, поддерживая твою жизнь. И ты не замечаешь ее до поры до времени. Пока не порежешься.

– Яркое сравнение. Ты знаешь кого-то из Семьи?

– Нет. Да и мало кто в этом городе знает. Это закрытый организм, чужих туда не допускают. К тому же я предпочитаю не водить знакомство с опасными людьми.

– Ты же сказала, что они безобидны.

– Ездить на поездах тоже безопасно, но посмотри, что вышло.

– Я хочу поговорить с Доном, – решительно промолвил Карло.

– Не выйдет. Попасть на прием к Дону можно только по большому блату.

– Его дед пропал на этом поезде. Он должен быть заинтересован в этом деле не меньше меня!

– А знаешь, может ты и прав. Вот только как выйти на него? Но я что-нибудь придумаю, – она накрутила на палец длинный локон. – Мне нужно сегодня заехать к Донате. Ты поедешь домой?

Кристина все еще стояла рядом, и Карло вдруг почувствовал тонкий, приятный аромат. Он исходил от шеи Кристины и усиливался, когда она двигалась. «Интересно, какие духи она использует?» – промелькнула мысль.

– Да, я как раз хотел тебе это предложить, – ответил он, стряхивая сладкое наваждение. – Мы можем обсудить все это позже, – он сложил бумаги. – А теперь давай сделаем заказ.

***

В доме было непривычно оживленно. Немногочисленные слуги Донаты сновали в холле, на пороге стояли чемоданы и большие пакеты со снедью.

– Кажется, приехал Энрике, – проговорила Кристина.

– Племянник Донаты? Она сказала, что он звонил вчера.

– Странно, он приезжает лишь раз или два в году, в основном под Рождество. Что ему могло понадобиться сейчас, деньги тетушки закончились раньше срока? – презрительно фыркнула она.

Тут же они услышали громкие шаги, и к ним вышел племянник Донаты – Энрике Партичини собственной персоной. Это был поджарый пожилой мужчина, на вид около шестидесяти лет, однако Карло знал, что тому должно быть за семьдесят. Мужчина отлично выглядел для своих лет, его седина служила ему украшением. Он оглядел присутствующих, кивнул Кристине и солдатской поступью, чеканя шаг, подошел к Карло.

– А вы, должно быть, Карло? – громко проговорил он, бесцеремонно осматривая стоящего перед ним молодого человека. Мужчины обменялись рукопожатием.

– Да, сеньор Партичини, очень приятно. Добро пожаловать.

– Мне не нужно приветствие от гостя в доме моей собственной тетушки.

Кристина насупилась, услышав столь неподобающий тон.

– Доната рассказала мне, что вы поселились здесь. Как вы находите La Casa Serena?

– Местами дружелюбным, – не остался в долгу Карло, отвечая на сверлящий взгляд. В это же мгновения появилась и сама графиня. Ее коляску катила горничная.

– Энрике, дорогой мой! Как твои дела, как Мария, дети? Ты надолго к нам? Надеюсь, в этот раз ты останешься дольше, чем в прошлый.

– Думаю, я пробуду здесь около месяца. Мне необходимо решить кое-какие дела в Ланцио.

– Как же я рада это слышать. Карло, ты уже познакомился с моим племянником?

– Да, графиня, мы как раз были заняты знакомством, когда вы появились, – ирония в голосе Карло пролетела мимо ушей графини. – Нам удалось продвинуться в расследовании, сегодня мы встречались с выжившим пассажиром, Энцо Гори, и еще у нас на руках теперь списки пассажиров.

– Списки? – резко спросила графиня. – Дай мне их, – она взяла в руки желтоватые листы.

– Я ничего не вижу, у меня слабые глаза, – она положила руку поверх имен и закрыла глаза. Доната просидела так около минуты, затем, вернув список Карло, отчетливо произнесла:

– Что ж, я жду вас всех к обеду, ровно в два.

– Если съем хоть кусочек, я просто лопну! – проговорила Кристина, когда они поднялись в комнату Карло. Они сидели рядом на его кровати. Он положил ей руку на живот и шутливо проговорил:

– Да, я вижу, с ним шутки плохи. Как насчет попкорна?

– Попкорна? Ты шутишь?

– Нет. Пошли в кино. Мы можем сказать графине, что идем по делам, а сами ускользнем с обеда.

Карло посмотрел на Кристину, ее лицо было освещено мягким светом. «Да она же просто красавица!» – вдруг пораженно подумал он. Конечно, он заметил ее привлекательность и раньше, еще при первой встрече она заставила его сердце учащенно биться, но то были уловки молодости и его собственной плоти. А сейчас… Сейчас что-то изменилось.

– Да с тобой точно не заскучаешь! – согласилась Кристина, принимая его руку.

В кинотеатре шла премьера «Великолепной Антонии», но они едва ли замечали чувственную игру актеров, что без лишнего стеснения заслонили собой весь экран. Притяжение, которое они скрывали в первую очередь от самих себя, вдруг стало очевидным, и теперь они напряженно сидели, чувствуя гулкий стук своего сердца. Карло исподволь рассматривал профиль Кристины. Ее прямой нос и хорошо очерченный острый подбородок говорили о характере девушки и о ее страстности. Карло наклонился к ее уху, чтобы прошептать какую-то банальность, но на самом деле лишь хотел еще раз ощутить ее запах, почувствовать тепло ее кожи. Он едва удержался от того, чтобы закрыть глаза, вдыхая сладкий аромат ее тела.

Он проводил ее до дома. Кристина пригласила его зайти под вполне невинным предлогом – показать свои цветы. Но оба знали, что последует за этим предложением. Кристина – и Карло это чувствовал с самого первого дня – была не из тех девушек, что позволяют сорвать поцелуй, чтобы лишь подразнить. Она взяла его за руку, сливаясь с ним в одно целое.

– Только не разбуди папу, а то нам несдобровать, – с улыбкой шепнула она, когда они крались в ее комнату, трепеща от предвкушения. На пороге, не зажигая света, она повернулась к Карло, и в ее порывистом движении он встретил свое собственное желание. Их губы сошлись, и они приняли объятия друг друга так, словно не виделись целую вечность.

Они лежали, обнявшись, умиротворенные, намного более близкие, чем какой-то час назад. Кристина спросила:

– Ты никогда не думал о том, что во сне все люди одинаковы?

– Одинаковы? Я так не думаю. Вот ты, может, храпишь во сне, ворочаешься, а я сплю спокойно. Разве мы можем быть похожи?

– Нет, я не об этом. Во сне человек, словно чистый лист. Он спит, и пока не вернулся в этот мир, он может быть кем угодно. Монахиня во сне может выглядеть как продажная девка, а адвокат будет похож на художника, дети тоже сравняются: хулиганы и отличники – во сне между ними нет никакой разницы. Глядя на спящего, ты подумаешь, что он отличный малый, а он может оказаться мошенником, просто по его спокойному лицу ты не сможешь ничего понять. Но приходит утро, и человек становится собой.

– Словно люди в том поезде! – отозвался Карло. – Пока они не найдены, они могут быть где угодно! Они могут плыть в море, лететь на воздушном шаре, их поездка все еще может продолжаться! Быть может, они до сих пор едут в том поезде и с нетерпением ждут прибытия, не понимая, почему так задерживаются! Но если только их найти… Знаешь, я немного боюсь этого. Боюсь того, что я могу найти их. Сначала я очень этого хотел. Успех в газете, признание шефа и всех остальных, я так хотел выделиться, заставить гордиться мать и наконец-то начать по-настоящему уважать себя. Но теперь, когда я все больше погружаюсь в это дело, понимаю: то, что я найду, может оказаться не тем, что я представлял.

– А что ты представлял?

– Наверное, я представлял себе какое-нибудь чудо. Что-то вроде массового помешательства, всеобщей слепоты. Что поезд на самом деле выехал, просто никто этого не увидел… Ну или еще какую-нибудь безумную теорию вроде этой. Но теперь я воочию увидел их имена, и они стали для меня настоящими. Из плоти и крови. Люди со своей историей, мечтами, желаниями. Я знакомлюсь с их родственниками, вижу их вещи. И когда я подошел к ним так близко, испугался найти что-то страшное.

Кристина уже засыпала, убаюканная мерным голосом дарившего ей тепло мужчины. Лежа с закрытыми глазами, она медленно, с трудом разделяя слова, пробормотала:

– Я понимаю, что ты журналист, а не сыщик… Но, скажи на милость, почему ты так зациклился на этих пассажирах? Разве тебя совсем не интересует машинист?

Повисла пауза. Наконец, пораженный, Карло воскликнул:

– Ну конечно же! Я совсем не подумал о машинисте! Но ты права, какой же я болван, совсем забыл и про него, и про компанию-производителя. Ведь все они могут быть в этом замешаны. Мне приходилось писать о стольких страховых случаях, как я мог не подумать об этом! – он возбужденно сел на кровати.

– Ложись, иди ко мне, милый, – и нежной рукой она потянула его за плечо, увлекая в постель.

– Кристина… – прошептал он, возвращаясь к ней и опуская руку на изгиб ее тела. – Ты говорила, что наутро, когда наступает рассвет, люди меняются.

– Да…

– Завтра я хочу проснуться тем же, кем и усну. Потому что сегодня я чувствую себя самым счастливым человеком на свете.

Ланцио. Италия. 19071908 год.

Для Франко очень быстро стало понятно, кто является незримым правителем Ланцио. Дону Антонелли было подвластно в этом городе все: он контролировал виноградники, мельницы, аграрную и горнодобывающую промышленность, поставки алкоголя. Он имел почти безграничную власть во всех сферах жизнедеятельности своего города, которой, однако, не злоупотреблял, применяя свое влияние и авторитет дозировано, как сильнодействующее лекарство. Жители Ланцио испытывали уважение и почтение к Дону, замешивая эти чувства на собственном страхе. Но парадоксальным образом их собственные опасения дарили им ощущение защищенности: они были уверены, что человек, способный вызывать священное почтение у них, непременно вызовет страх и в их враге, и таким образом они чувствовали себя в безопасности.

Франко стал вхож в дом к Дону Антонелли на правах близкого друга. После его предложения об открытии лотереи в Ланцио Дон Антонелли связался со своим человеком в правительстве Рима, и им удалось «протолкнуть» нужный закон, дававший право на открытие частной лотереи. С того самого дня LanzioLot – лотерея Ланцио – стала бить все мыслимые и немыслимые рекорды популярности. Жители города до того гордились тем, что у них появилась собственная лотерея, что не проходило и дня, чтобы каждый не купил бы билетик в надежде на удачу. После невероятно крупных выигрышей, которые по совету Франко было позволено сделать парочке местных, продажи билетов ЛанциоЛот возросли втрое. Французу было доверено поставить лотерею «на рельсы» и заняться ее организацией. Как и было им предсказано, она, встретив свой невероятный успех, стала приносить стабильный, высокий доход. Основная часть его шла в Семью, другая часть – на выплату чиновникам в Риме, и небольшая, но круглая сумма, регулярно оседала в карманах самого Франко.

      С удивлением он все больше узнавал, как далеко простирались связи Дона. Тот был на короткой ноге с главой местной церкви, у Семьи имелся личный врач и крепкие дружественные отношения с большинством чиновников всех рангов в Ланцио. Гвидо Антонелли познакомил Франко с адвокатом, который регулировал все сделки Семьи, и, после недолгих раздумий, Франко поручил ему вести и свои собственные дела. Он все еще продолжал удивлять Дона, повышая свой авторитет в его глазах, как это однажды случилось за игрой в брисколу, где увлеченные картами участники обсуждали свои дела. Один из гостей Дона, крупный землевладелец из Умбрии, жаловался на падение доходов в связи с регулярными забастовками своих крестьян.

– Для них нет ничего хуже, чем пренебрежение, – сказал ему Франко. – У вас уже случались подобные вспышки недовольства? Как вы решали их?

– Никак, – ответил аграрий. – Со временем все становилось на свои места.

– Но, очевидно, что недовольство растет, накапливается, и не дать ему выхода будет себе дороже. Советую вам пойти им навстречу. В чем заключаются их притязания?

– Ну разумеется, они хотят повышения оплаты труда, – фыркнул земельщик.

– Дайте им это повышение.

– Сеньор Легран, если идти у слуг на поводу, то скоро мы поменяемся с ними местами.

– Этого никогда не произойдет, вы и сами знаете, – ответил Франко. – Но если вы не пойдете им навстречу, то в результате пострадает производство.

– И что вы предлагаете?

– Я предлагаю выслушать их жалобы и выплатить деньги. Но выплатить их иным способом. Введите праздничные премии, выплачивайте требуемое понемногу.

– Так решаются дела во Франции?

– Это универсальный принцип, с детьми он тоже работает, – усмехнулся Франко. – Вы идете на их уступки, но со своими условиями. В таком случае решаются целых три проблемы: вы не теряете свой авторитет, сохраняете производительность и в то же время выполняете их требования. Кроме того, не забывайте, в Италии все еще самый длительный рабочий день в Европе. Попробуйте сократить его, чтобы людям оставалось больше времени на отдых. Тогда их настрой будет более положительным.

– Вот он – совет настоящего француза! Вам всегда было больше дела до человеческой души, чем всем остальным. Что ж, я попробую сделать, как вы советуете.

Дон Антонелли с удовольствием наблюдал за Франко. Ему импонировала уверенность этого иностранца, который знал, о чем говорит, и всегда находил возможность дать ценный совет. Его знание, сноровка и уверенность в себе выделяла его из всех, с кем имело дело Дон. А знал он многих.

Дон Антонелли был не просто связан с «высокими» людьми в Парламенте, он был причиной, по которой они там оказались. Таким образом, он был всегда в курсе политической ситуации в стране и мог влиять на нее тем или иным способом. Он мог «поставить» или «снять» человека, и, получившие место на верхушке, были бесконечно обязаны своим назначением Дону, не упуская возможности отблагодарить его при любом удобном случае. Со временем Франко осознал, что влияние и власть мафии помогла ей сформировать свой собственный кабинет власти. Это была неофициальная сила, которая стала одновременно и берущей, и дающей рукой. Бедные жители искали у Дона защиты, зажиточные – стремились упрочить с ним свои связи. «Решить дело» через Дона Антонелли было быстрее и надежнее, чем официальными способами. В итоге Гвидо Антонелли превратился в глазах Франко в некую фигуру повелителя, глубоко и идейно преданного своему делу и предназначению. «Uomini d`onore – люди чести», – любил повторять Дон о своих приближенных, облекая собственные деяния в полотнище горделивого вершителя судеб, чье слово должно быть первым и последним. Он не терпел тех, кто пытался обмануть или нажиться на добропорядочных горожанах, ведь таким образом клан терял свою собственную прибыль. При этом любой из жителей города, кто не выказывал должного почтения к клану, справедливо наказывался. Франко был свидетелем их унизительных расплат. Люди, не желавшие идти с Доном на сотрудничество, теряли все и, в конце концов, сломленные, все же приходили на поклон, чтобы вернуть надежное покровительство. Франко не мог одобрять подобные методы, но свое личное мнение он никогда и нигде не посмел бы высказать. Он принял условия игры и тот факт, что Семья во главе с Доном была способна влиять на приговоры суда так, что это было на руку растущему бизнесу Франко.

Его карьеры постепенно набирали обороты. Месторождения меди оказались бедными, с низким содержанием металла, как и предсказывал Николо, но Франко не терял надежды однажды наткнуться на золотую жилу. А пока дела шли своим чередом. В течение года из своих шахт он смог добыть достаточно материала, чтобы открыть небольшой цех по производству цемента. Он сумел наладить и поддерживал связь с «сильными мира сего» Ланцио и часто посещал светские приемы, проходящие в городе. Он быстро стал популярен. Истории путешествий и харизма иностранца стали его визитной карточкой. Все хотели принимать Франко Леграна у себя дома, и он не успевал отвечать на приглашения.

На празднование Нового 1908 года он был приглашен в дом Николо и Донаты. Хозяйка сама изготовила приглашения для гостей, на которых акварелью были изображены новогодние атрибуты, но праздничному ужину не суждено было состояться. 28 декабря в Мессинском проливе произошло землетрясение с магнитудой 7.1 баллов и радиусом в 300 км. Следом за землетрясением поднялась волна цунами, которая ударила по прибрежным городам Италии. Ланцио, по счастью, не затронуло, но силой толчков и ударом волны Мессина, Реджо-Калабриа, Палми и десяток других городков поменьше оказались буквально сметены с лица земли. Италия погрузилась в траур. Были отменены все празднования, страна опустила на лицо черную вуаль. Трагические события не могли не сказаться на бизнесе Франко и других дельцов Ланцио: потребность в цементе, который был необходим для восстановления разрушенных городов, возросла вдвое, но в отличие от некоторых нечистоплотных производителей, он не стремился повысить цену на свой товар.

Франко отправился прямиком в разрушенные города, где работал в качестве добровольца, помогая волонтерам из Красного Креста разбирать завалы. Он выносил искореженные тела из-под руин, стараясь не смотреть в запыленные, со страшной печатью смерти, истерзанные лица даже в тех случаях, когда их вообще можно было рассмотреть. Он жертвовал цемент небольшим, стоящим особняком, городкам, до которых помощь доходила слишком медленно. Франко вернулся в Ланцио едва ли не героем, приобретя новые сферы сбыта для будущих поставок цемента. Тем самым он еще более укрепил свои позиции лидирующего производителя, но теперь был вынужден тратить много времени на организацию транспортировки и заключение новых договоров. Для этого он все чаще покидал Ланцио, иногда отсутствовал месяцами, что не могло не сказаться на его самочувствии.

Он выглядел осунувшимся и был изможден очередной долгой дорогой на попутном корабле, следующим в Ланцио. Но долго бездействовать было не в его привычках и, крепко отоспавшись, на следующее утро он решил наведаться в виллу Партичини, сделав сюрприз. Он застал Донату и Лоренцо на лужайке перед домом. Лоренцо играл в мяч, Доната наблюдала за сыном, сидя в кресле в тени белого, широкого зонта, который она легко и грациозно придерживала, словно позируя художнику-портретисту. Франко приветственно обнял Донату и издалека махнул рукой мальчику. Тот, завидев гостя, бросил свою игру и побежал навстречу, глаза его горели озорным любопытством. Лоренцо подбежал и смирно встал рядом со взрослыми, не решаясь нарушить их беседу, однако было заметно, как не терпится ему расспросить друга отца о его далеком путешествии. Франко тем временем поинтересовался у Донаты местонахождением Николо. Женщина, чуть раздосадованная собственной неспособностью угодить дорогому гостю, произнесла, вглядываясь в горизонт:

– Он уехал на лошади вместе с Марио, я думаю, они скоро вернутся. Марио – мой брат, он только вчера приехал, я обязательно вас представлю друг другу, как только они объявятся, – молодая женщина, так и не сумев совладать с собственным чрезмерным гостеприимством, поднялась с кресла и стала нервно прохаживаться то вправо, то влево.       – Должно быть, они уже едут обратно, сегодня на улице такой зной, – наконец произнесла она скорее для собственного успокоения, нежели для Франко. Тот и не думал спешить, у него было полно времени, и он вполне мог подождать. Наконец, француз обратил свое внимание на Лоренцо, который крутился рядом, из последних сил сдерживая нетерпение.

– Вы видели мертвых, там, в городах, сеньор Франко? – наконец спросил он, заглядывая в глаза.

– Лоренцо! – прикрикнула на него мать, чей контроль за поведением сына не ослабевал ни в какое время суток.

– Все в порядке. Да, Лоренцо, я их видел. Я бы хотел, чтобы мне пришлось ответить «нет», но, это так: все мое путешествие было наполнено скорбью. К несчастью, в нашей жизни случаются происшествия, для преодоления которых нам приходится призвать на помощь всю свою силу и мужество. И не только взрослым приходится делать этот непростой шаг. Я видел детей, которые выглядели точь-в-точь как ты сам, но их глаза были другими, и в них не было столько радости, сколько я вижу в тебе. Им повезло выжить, но потери, которые они понесли, сделали их другими. Я никогда не видел столько скорби в глазах одного человека, а уж ребенка… – он замолчал, заметив тревогу на лицах слушателей, затем спохватился. – Простите, не хотел расстроить вас. Расскажи лучше о себе, Лорнецо, как дела в школе?

Лоренцо выразительно закатил глаза, показывая, что тема для разговора ему вовсе не по душе. Франко засмеялся:

– Ну хорошо, а как поживает твоя милая подружка, с которой вы фотографировались на ярмарке?

– Беатрис? – покраснев, проговорил мальчик. – Она в порядке.

Лоренцо совсем засмущался, и Франко решил не продолжать расспросы, к тому же до его ушей донесся приближающийся стук копыт. Вскоре на подъездной дорожке показались лошади с всадниками на сильных спинах. Первой приблизилась лошадь Николо, а он сам уверенно восседал в седле, взглядом хозяина окидывая дом и гостя. Следом, чуть подпрыгивая в седле, не то от недостатка опыта, не то из-за своих коротких ног, приблизился лысоватый мужчина, похоже, он и был братом Донаты. Ездовой кафтан коротышки топорщился вдоль и поперек его приземистого тела. У него был высокий, скрипучий голос, которым он не преминул воспользоваться, как только подъехал ближе к дому:

– Хорошо покатались. Люблю я этих мареммано, отличные скакуны. Не красавцы, конечно, но весьма выносливые. Прямо как моя жена! – и он расхохотался, приглашая всех разделить остроту. Доната представила своего брата, но на этом внимание к его персоне было исчерпано. Теперь все присутствующие смотрели на хозяина дома. Доната ожидала его взгляда, чтобы уловить нынешнее настроение мужа, а сын – отцовской улыбки и поводья, чтобы отвести лошадь в стойло, пока отец займется гостем. Николо спешился, а Марио направил лошадь вслед за Лоренцо, не спускаясь, по всей видимости, желая проделать эту процедуру при меньшем количестве свидетелей.

Николо повел друга на террасу, за дом, чтобы покурить. Они остановились у перил, пренебрегая тенью, только чтобы не терять из виду море. Глядя на синюю гладь было легче найти фразы для разговора, который, как часто случается, не клеится у тех, кто давно не виделся. Мужчины раскурили сигареты, разделяя молчание и клубы дыма.

– Уже виделся с Доном? – спросил Николо.

– Еще нет, – последовал ответ. Франко пытался понять, что заставило друга задать ему именно этот вопрос.

Глядя на море, Николо проговорил:

– Ты же знаешь, что делаешь? Я беспокоюсь за тебя. Ты новичок в бизнесе и в этом городе, многого можешь не знать, но затем и нужны друзья, чтобы предупреждать об опасности. А этот человек опасен.

– Я не настолько легкомысленен, чтобы не замечать характер тех, с кем имею дело. Но в данном случае твои опасения неуместны. Мы ведем дела вместе, наши интересы не пересекаются, они идут бок о бок.

– Ах да, лотерея. Я слышал. Мафия теперь занимается легальным бизнесом, не думал, что я застану такое, – усмехнулся Николо.

– Не только лотерея. Ты верно заметил: я новичок. А таким, как я, ответ обычно один – плати или убирайся. Дон Антонелли помогает мне уладить проблемы, которые то и дело встают у меня на пути. А их у меня возникает немало, уж поверь мне на слово.

– Охотно верю, что тебе с руки такое сближение, но, как бы то ни было, помни, Франко, этим людям нельзя открывать свои карты. Твой бизнес – это твой бизнес. Плати дань, но не приглашай их к себе выпить чашечку капучино. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Я смотрю, ты знаешь, о чем говоришь.

– Да, я знаю, о чем говорю, – чуть раздраженно отозвался Николо. – Я родился и вырос здесь, так что тебе придется просто послушать моих советов, даже если тебе это не нравится. Ты думаешь, у меня нет сложностей в делах? Но я как-то нахожу возможность обойтись без чужой помощи. По крайней мере, я стараюсь это сделать. Я, как и все, плачу им ежемесячную дань, но на этом мое общение с этими людьми окончено. И я не жажду изменить это. Чего и тебе советую.

– Я признателен тебе за такое внимание, но пока мой бизнес идет в гору, я не могу жаловаться. И хочу оставить все как есть.

– Что ж, что касается бизнеса, то тут тебе везет больше, чем мне, – эти слова Николо произнес ровным голосом, без каких-либо эмоций. Но в душе Франко они почему-то отозвались чувством вины:

– Надеюсь, не мой цех тому виной? – свой вопрос он попытался прикрыть шутливым тоном, но все же не смог не заметить, с какой силой втоптал каблуком его друг брошенную на землю сигарету.

– Трудно сказать. Покупатели не отчитываются перед поставщиком, почему они больше не заинтересованы вести с ним дела. Я вижу лишь результат, и он нагоняет на меня тоску: за последние полгода продажи снизились на треть. Покупатели уходят, хотя мои цены одни из самых выгодных. Опущу еще ниже – прогорю.

– Плохи дела, если они обстоят таким образом, – Франко взял паузу, размышляя. – Знаешь что? Я могу предложить тебе поставки на побережье. Рынок сбыта огромный, подумай только, если тебе удастся наладить связи, ты можешь как минимум год ни о чем не беспокоиться! Я дам тебе адреса нескольких людей, которые ждут цемента, и ты поправишь свои дела.

При этих словах на террасу выбежал маленький мальчуган. Он промчался по кругу, не замечая прервавших свою беседу мужчин, затем стремглав направился к перилам. Просунув белобрысую макушку между побеленных круглых колонн ограждения, он уставился куда-то вниз, на пышные кроны деревьев, обрамлявших уходящую к морю мраморную лестницу.

– Эй, малыш, смотри не упади в море! – Франко выкинул сигарету и подошел ближе к ребенку, готовый схватить его за рубашку при малейшей опасности провалиться сквозь широкие проемы. Он заключил, что перед ним сын Марио и племянник Донаты. Мальчонка наконец оторвался от созерцания окрестностей и вытащил голову. Увидев рядом с собой незнакомого мужчину, он с интересом посмотрел на него снизу вверх, но интерес в его глазах быстро потух, и он, оббежав преграду в виде Франко, помчался обратно в сторону дома.

– Эй, малец, поедем кататься на лошади? – крикнул Франко в спину убегающему малышу, но того уже поглотила тень дома.

– Нет, он не поедет, его укачает. Пытались и не раз, но ни к чему мучить детей, – с улыбкой ответил за ребенка Николо. – Это Энрике, сын Марио. Обожаю этого малыша, такой сорванец, помню, когда они приезжали к нам в прошлый раз… – но он не закончил начатую фразу, потому что из дома вдруг послышалась перебранка. Мужской, скрипучий, уже знакомый Франко голос что-то вопрошал, ему чуть слышно вторил женский, слабый, еле слышный из-за шума ветра и моря. Несмотря на то, что слов почти нельзя было разобрать, да Франко и не пытался, тем не менее было отчего-то ясно, что ссора была застарелой, словно ее причины уже не раз выносились на обсуждение, и участники уже заранее знали, что скажет собеседник.

– Я, наверное, пойду, – проявил такт Франко, действительно собираясь уходить.

– Если ты из-за них, то не стоит. Доната с Марио вечно цапаются. Все из-за этого особняка. Отец подарил ей этот дом, а Марио предоставил в распоряжение лишь доброе отцовское напутствие, посчитав, что мужчина обязан одолеть превратности жизни в одиночку. С тех пор этот дом и не дает ему покоя, а сам он – своей сестре. Когда уезжает, то, кажется, и вовсе забывает про его существование. А стоит ему приехать и пожить тут хоть немного, тогда на него находит. Для мужчины Марио слишком уж обидчив, – пренебрежительно бросил он. – Ладно, пойду утихомирю его. Кажется, он совсем позабыл, что у нас гость.

– Мне и правда пора идти. Я должен увидеться с Доном.

– Помни, что я сказал тебе, Франко.

– Bene.

Из особняка он направился прямиком к Гвидо Антонелли. Но тот не смог принять его сию же минуту, и Франко пришлось ожидать. Прошло порядка пятнадцати минут, прежде чем он услышал вкрадчивые шаги. Вероятно, Дон принимал кого-то у себя, и теперь аудиенция была окончена. Шаги приближались, и вскоре в арочном проеме без дверей он увидел посетителя, покидавшего дом Гвидо Антонелли. С удивлением он узнал в нем своего управляющего, Дино Марчи, худого, сутулого мужчину сорока с лишним лет. Вечно напряженный, теперь он едва ли не трясся мелкой дрожью, завидев своего начальника.

– Дино? Что ты здесь делаешь? – Франко был по-настоящему удивлен.

– Здравствуй, Франко, ты уже вернулся? Давно? – мужчина казался растерянным, избегая смотреть на собеседника, но остановить свой взгляд он не мог ни на чем, оттого глаза его непрерывно бегали.

– Почему ты не в цеху? – спросил Франко, вдруг в полной мере осознав всю неуместность ситуации.

– В этом все и дело, – он наконец сфокусировал свой взгляд. – В твой отъезд произошла неприятность, – губы его извиняюще скривились.

– Что случилось? Почему ты не связался со мной? – тон Франко стал ледяным.

– Мы не знали, куда слать письма. Мы не знали, где ты, – он пытался придать своему голосу нотку отчаяния, однако в нем слышалось нечто иное. И это было недостаточное почтение, которое Франко с раздражением уловил.

– И ты решил уладить дело с Доном? – бросил он, стараясь все же не повышать голоса выше определенного им для себя уровня уважения к хозяину дома.

– А куда мне было идти, Франко? – управляющий жалобно пожал плечами, как будто пытался уменьшиться в размерах.

Франко нахмурился. Внезапно он разозлился. Он злился на себя: оттого, что покинул город и свои дела так надолго, оттого, что в его отсутствие эти дела кто-то, кроме него, был способен урегулировать. Его дела. Его дела, как выходило, был способен урегулировать только Дон. Он с трудом сдерживал свой гнев, чтобы не отчитать Дино прямо в доме Гвидо Антонелли, но решил отложить это дело на будущее.

– Так что случилось? – рявкнул он, смерив Дино уничижающим взглядом.

– Тут такое дело… Было происшествие: у нас пропал один из рабочих, Паоло.

– Что ты имеешь в виду – пропал?

– Да, да, именно так. Когда я послал группу рабочих осмотреть Клык, они разбрелись кто куда, осматривали породу, брали пробу скального грунта, а когда пришло время возвращаться, то не досчитались Паоло. Его нет уже несколько дней.

– Не помню, чтобы я давал указание на осмотр Клыка, – жестко сказал Франко, проигнорировав известие о пропаже человека.