Дочь короля Эльфландии

Оглавление

Лорд Дансейни. Дочь короля Эльфландии

Предисловие

Глава I. Что постановил Парламент Эрла

Глава II. Алверик видит перед собою Эльфийские горы

Глава III. Волшебный меч отражает удары мечей Эльфландии

Глава IV. Спустя много лет Алверик возвращается в земли людей

Глава V. Мудрость Парламента Эрла

Глава VI. Руна эльфийского короля

Глава VII. Появление тролля

Глава VIII. Руна доставлена

Глава IX. Лиразель унесена прочь

Глава X. Эльфландия отхлынула

Глава XI. Лесные чащи

Глава XII. Расколдованная равнина

Глава XIII. Скрытный кожевник

Глава XIV. На поиски Эльфийских гор

Глава XV. Эльфийский король отступает

Глава XVI. Орион охотится на оленя

Глава XVII. В звездном свете появляется единорог

Глава XVIII. Серый шатер вечером

Глава XIX. Двенадцать стариков, магией не обладающих

Глава XX. Исторический факт

Глава XXI. На краю земли

Глава XXII. Орион назначает доезжачего

Глава XXIII. Лурулу наблюдает неугомонный нрав Земли

Глава XXIV. Лурулу рассказывает о Земле и повадках людей

Глава XXV. Лиразель вспоминает ведомые нам поля

Глава XXVI. Охотничий рог Алверика

Глава XXVII. Возвращение Лурулу

Глава XXVIII. Глава об охоте за единорогами

Глава XXIX. О том, как выманили Болотный народ

Глава XXX. Магии слишком много

Глава XXXI. Проклятие порождениям Эльфландии!

Глава XXXII. Лиразель тоскует по земле

Глава XXXIII. Сверкающая черта

Глава XXXIV. Последняя из великих рун

Отрывок из книги

Надеюсь, намек на неведомые земли, что, возможно, и содержится в заглавии, не отпугнет читателей от этой книги; ибо, хотя отдельные главы и впрямь повествуют об Эльфландии, в остальных говорится не более чем об обличии ведомых нам полей, и о привычных английских лесах, и о самой обыкновенной деревне и долине, находящихся не меньше чем в двадцати, а то и в двадцати пяти милях от границ Эльфландии.

И сказал глашатай так:

.....

Зеленые языки пламени, ужаленные ведьминскими рунами, рвались все выше, и огонь разгорался все жарче, а колдунья все отступала и отступала, и чем дальше удалялась от костра, тем громче говорила свои руны. Она повелела Алверик подложить еще бревен, темных дубовых бревен, что загромождали вересковую пустошь; юноша бросал поленья в огонь, и жар тотчас же слизывал их; все громче возглашала ведьма свои руны, все яростнее металось зеленое пламя; и среди углей те семнадцать, чьи тропы встарь, когда они еще скитались на воле, пересекли пути Земли, снова узнали нестерпимый жар, изведанный ими прежде в отчаянном полете, приведшем их сюда. Когда же Алверик уже не мог приблизиться к огню, а ведьма удалилась от костра на несколько ярдов, выкрикивая свои руны, волшебное пламя испепелило золу, и мрачное знамение, пылавшее на холме, столь же внезапно погасло, и на земле остался только тускло тлеющий круг, словно зловещая раскаленная выбоина в том месте, где взорвалась термитная шашка. А в огненном зареве плашмя лежал меч – пока еще расплавленный.

Ведьма подошла поближе и подравняла края его клинком, снятым с пояса. Потом она уселась на землю подле меча и запела ему, он же тем временем остывал. Песнь, что пела она мечу, не походила на руны, разъярившие пламя: та, чьи проклятия взметнули огонь так, что он пожрал огромные дубовые поленья, теперь слагала негромкую мелодию, подобную летнему ветру, что летит от диких лесных кущ, которых не касалась рука человеческая, и вниз по долинам, что некогда радовали детей, теперь же утрачены для них, и возвращаются разве что во сне. Напев слагала она, сотканный из тех воспоминаний, что дрожат и прячутся у пределов забытья, то высвечивая в череде давно ушедших безмятежных лет одно лучезарное мгновение, то опять стремительно ускользая из памяти, чтобы вернуться под сень забвения, и оставляя в душе те едва заметные, крохотные сияющие следы, которые мы называем сожалениями – тогда, когда смутно осознаем их. Она пела про давно минувший летний полдень в пору цветения колокольчиков; на высокой темной пустоши она пела песнь, напоенную закатами и рассветами, сохраненными магическим искусством во всем их росном убранстве, закатами и рассветами тех самых дней, какие иначе давно ушли бы в небытие, и Алверик дивился каждому трепещущему крылышку, что огонь ее выманил из сумерек, и гадал, не тень ли это какого-нибудь утраченного для людей дня, вызванного силою ее песни из прошлого, неизмеримо более прекрасного, чем настоящее. А тем временем не землею рожденный металл становился все тверже. Сияющий белый расплав застыл и приобрел алый оттенок. Алое сияние померкло. И по мере того как меч остывал, он уменьшался в размерах: крохотные частички сливались воедино, крохотные трещинки затягивались: затягиваясь, они поглощали окружающий воздух, а вместе с воздухом и ведьминскую руну, намертво ее схватывая. Вот так рожден был волшебный меч. И немного осталось магии в лесах Англии, от весны анемонов до поры листопада, что не вобрал в себя этот меч. И уж совсем немного магии осталось на южной гряде меловых холмов, где бродят только овцы да кроткие пастухи, что не вобрал в себя этот меч. И заключены были в нем оттенки сирени, и аромат тмина, и перезвон птичьего хора, что встречает апрельский рассвет, и пышное, гордое великолепие рододендронов, стремительные переливы и смех ручьев, и целые мили боярышника. И к тому времени, как меч почернел, заклятия магии оковали его от рукояти до острия.

.....