Читать книгу Якоб и Катерина - Лука Люблин - Страница 1

I Часть.

– Про то, как проходило детство Якоба в деревне —

Якоб рос в не самой обеспеченной семье, что можно уже понять из его географического места проживания, но главным фактором сыграло естественно отсутствие отца, который оставил семью, когда Якобу было три года. Одной матери было очень тяжко воспитывать ребенка, так как всегда приходилось думать о материальном положении, которое давило на ее психологическое состояние, которое и так не было достаточно стойким, в особенности для воспитания детей. Бывали случаи, когда ей не то что приходилось, а она намеренно оставляла ребенка дома одного (перед этим конечно же его покормив, так как здесь все-таки играл какой-никакой материнский инстинкт, хоть и ослабленный) и прогуливалась по улицам, в надежде найти тихое, укромное место, вдали от люда и социума. Возвращалась она после таких прогулок только после осознания, что душа ее и тело морально восстановлено, а о ребенке она если и задумывалась, то только на мгновение и дальше мысли ее уносились в глубокие, далекие дебри, откуда ей никогда не хотелось уходить, однако приходилось.

Якоб не был капризным и чересчур шумным ребенком, но повышенный голос матери в их захолустье звучал нередко и в большинстве случаев безосновательно. Она ему запрещала делать малейшие, лишния движения, оправдывая это беспокойством за его здоровье, однако правды в этом было ничтожно мало и скорее всего совершенно не было. Ей не хотелось уделять ему излишне много внимания и поэтому пыталась всегда минимизировать количество уделенного времени на ребенка. Каждый раз как взгляд ее падал на это создание, злость и жалость начинали переполнять ее душу. Возникает резонный вопрос: почему она не решила сбагрить ребенка в детдом? Вот как раз на этот вопрос ответить намного тяжелее, чем может показаться. Мы не соврем, если будем утверждать, что дитя для нее является обузой, ношей, которая не дает ей нормально жить и тратить свое время на нужные, по ее мнению, вещи; но здесь стоит обратить внимание, что женщина эта была всегда по жизни одинокой и вполне возможно, она тянулась к Якобу только из-за своего эгоизма, который нуждался в хоть в каком-то обществе. Она не любила большие сборища людей, из-за чего и искала пустые улицы, но ощущение того, что дома хоть кто-то есть и ждет ее возвращения – всегда грело ее сердце и помогало не задумываться об одиночестве. Друзей у нее никаких не было, а из родственников остался дядя, который жил в городе, в нескольких часах езды от деревни. С ним она поддерживала общение только путем телефонных звонков, которые происходили раз в неделю, а то и реже.

Якоб был тихоней, но пытал интерес ко всем вещам, чего зачастую он скрывал и не показал окружению, так как боялся услышать очередных укоров от мамы, что не нужно лезть не в свои дела. Из-за этого он привязывался к самым обычным, заурядным вещам и мог играться с одной и той же игрушкой на протяжении нескольких лет. Эти ограничения в действии и любопытстве со стороны матери он прекрасно ощущал, но поделать с этим ничего не мог, да и не особо пытался. Он любил ее всегда и за всю свою жизнь у него ни разу не проносилась мысль, что она может его не любить и ценить. К ней он всегда прислушивался во всем и никогда не перечил. Но один раз произошел случай, который удивил маму и в большей степени Якоба, так как это было совершенно на него не похоже, а какими мыслями он руководствовался в тот день, он и сам не знает, не помнит.

В общем, было ему на тот момент десять лет. Шли весенние каникулы и почти все свое время он проводил у себя на грядке, где у него получилось найти укромное место и там он постоянно, лежа в траве, смотрел на плывущие облака и размышлял о разных вещах, порой странных и в какой-то степени диких. За своей вереницей дум он никогда не следил и если она обрывалась, ему ничего не оставалось как начать новую цепь и полностью отдаться мысленной волне. Иногда это могло доходить до абсолютного абсурда:

« А что будет, если я выкопаю небольшую ямку, налью туда вода и буду сидеть в ней; а потом буду каждый день раскапывать еще немного земли и в конце концов получится огромный бассейн… Вот только вода будет грязной, да и вообще идиотизм какой-то получается… – он следил глазами за облаками, проплывающие перед ним. – Небо, небо голубое, только ты мое родное, понимаешь меня всего… Из меня поэт точно такой же, как и отличник. Так грустно становится, когда на тебя кричат… – тогда он проектировал в мыслях ранее случившиеся или выдуманные ситуации, где на него кричала старушка, в очках с огромными линзами и полуиспорченными душками; воображение его добавляло неописуемо-яркие краски и насыщенность картинки доходила до необычайной степени. – Ах! Ой, ой, ой! Как же неприятно… У меня мурашки пошли по всему телу. – иногда происходило так, что эта самая проекция в голове сворачивала в неожиданную сторону и начинала заполняться насильственными сценками, которые непонятно откуда появлялись в воображении Якоба: было много крови, разорванной, разгрызанной, разбросанной по разным углам розовой плоти, которая продолжала шевелиться как желейка; в такие моменты Якоб резко вздрагивал, вертел головой с закрытыми глазами и пытался избавиться от вот таких мыслей, которые продолжались недолго и быстро сменялись другими. »

Он лежал на траве в тишине, иногда прерываемой звуками разных букашек и насекомых, подставив под голову две своей руки. Ему не хотелось возвращаться в дом, он с удовольствием бы провел еще несколько часов в таком положении, однако мама все-таки существовала и иногда нуждалась в его помощи. Она позвала уже привычным для него громким голосом и ему пришлось встать со своего любимого местечка, которое он проводил милым, нежным взглядом, в надежде вернуться сюда совсем скоро. Но к его несчастью этого произойти не могло, потому что мама нуждалась в продуктах, за которыми нужно было ему пойти в магазин, а чтобы дойти до него, нужно как минимум полчаса и то в лучшем случае. Она дала ему несколько купюр, бумажку, на которой были записаны продукты и сказала:

– И давай без этих твоих гуляний! Знаю я, как ты любишь бродить везде, где только можно. Понятно?!

– Да, хорошо. – ответил он, тихим послушным голосом.

« Она права, я правда очень часто просто так гуляю. – признавался он себе, но в этом не было ни капли правды, чего он сам не понимал. »

Он и на самом деле, также как и его мама, мог прохаживаться по всем местам, без какой-либо причины, но происходило это крайне редко, так как ей нужно было, чтобы он был как можно чаще дома, а желательно все свое время. Она даже одно время подумывала над тем, чтобы не отдавать ребенка в школу и попытаться что-то сделать с домашним обучением, на что она конечно же не была способна и не очень ей хотелось, но ее испугал тот факт возможного лишения ее родительских прав, поэтому она отдала его в местную, небольшую школу, где он обучался до конца девятого класса, а потом ему посчастливилось уехать отсюда, но об этом попозже…

Якоб вышел из дому, положив в один карман список продуктов, а в другой деньги. Он не торопился, но и не медлил… Почему-то ему захотелось посчитать какое количество шагов потребуется для того, чтобы дойти до того самого магазина.

« Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… – и т.д. – Двадцать два, двадцать три… – он резко остановился и посмотрел себе под ноги, думая, – Разве это не будет очень долго? – спросил он себя, держа в голове ту цифру, на которой остановился. – Но с другой стороны, что я могу еще делать, пока дойду до туда? Ладно… Продолжим. »

И так он считал до конца пути. В конце получилось число в районе 3161, но на протяжении всего времени он, как минимум раза три сбивался со счету.

« Кажется такое большое число, а если подумать, то это не так уж много, чтобы пройти. Странно… »

Он зашел внутрь обшарпанного снаружи, да и изнутри помещения. За прилавком стояла продавщица, к удивлению Якоба очень молодая; на вид ей было лет двадцать; у нее были длинные русые волосы, которые, казалось, тянули ее все тело к полу. Якоб не мог не наглядеться на нее, стоя у входной двери. Она не обращала на него никакого внимания, так как звоночка на дверным проемом, как это обычно бывает в небольших заведениях, не было, поэтому он мог смотреть на нее сколько было ему угодно.

У каждого в детстве были случаи, когда девушка, которая старше тебя на десять и более лет, притягивала своей красотой и тебе хотелось быть ее лучшим другом. В таком раннем возрасте на что-то более серьезное чем дружба и надеяться не стоило… В такие моменты ты ненавидел всех людей мужского пола, которые крутились бы вокруг нее и общались с ней. Ты мечтаешь о снисходительности с ее стороны; если повезет, то она может в шутку поставить тебя в пример взрослым пацанам, которых ты так не переносишь, да и они тебя тоже…

Якобу хотелось смотреть на нее вечно, но боязнь того, что его могут заметить и будет очень неудобно, сподвигло его подойти к ней. Когда он подошел, она посмотрела вбок от себя, встала и взглядом дала понять, что готова слушать его. Первые несколько мгновений он всматривался взглядом в ее глаза, но затем смутившись, начал рыскать по карманам бумажку со списком нужных продуктов, который оказался к его удивлению слишком коротким – было только три пункта, которые он и так мог запомнить. Сейчас он мечтал, чтобы осталось хоть немного сдачи…

« Я должен ей что-то купить или хотя бы оставить сдачу. Она так обрадуется! – думал он, улыбаясь в душе в ожидании предстоящей сценки, которая должна будет поставить его в хорошее положении. – Вот только интересно, сколько останется денег… »

Когда он протянул свою ладонь для сдачи, его жизнерадостное, наполненное счастьем выражение лица резко сменилось темным, жалким оттенком. К сожалению, осталось только несколько копеек, за которые даже самую дешевую жвачку нельзя было купить. Якоб держал эти монетки на своей ладони и смотрел тупым, даже в какой-то степени злым взглядом, на сдачу. Что происходило в тот момент в его голове – страшно и представить.

Девушка не понимала, что с ребенком и решила протянуть ему пакет с продуктами, который лежал рядом с ним:

– Вот, возьми продукты, мальчик.

Как только он услышал ее высокий голосок, его лицо мгновенно поменялось и он поднял молча свою голову, весь сияя своей улыбкой и подвел к ней свою ладонь со сдачей, не произнеся ни слова. Она же, держа в руке в этот полиэтиленовый пакет, не понимала, что он хочет. Затем, она взяла с осторожностью с его ладони монетки, рассматривая его лицо и думая, делает ли она то, чего он хочет. Якоб хоть и надеялся на благодарности, но даже это никак не помешало ему вдоволь насладиться этим моментом. Он еще несколько секунд смотрел на нее, затем выхватил резко пакет и выбежал из магазина, захлопнув за собой громко дверь и чуть не разбив стеклянное вставку в ней.

Якоб бежал по улице, держа крепко пакет в руке. Куда его несло, он и сам не понимал. Улыбка не сходила с его лица, ему хотелось бежать и бежать куда только глаза глядят. Так продолжалось около пяти минут, но неожиданно он остановился, как только оказался на небольшом каменном мостике, под которым медленно тек ручеек. Высота была совершенно незначительна. Якоб встал у каменного парапета и, пока смотрел некоторое время вдаль, а затем опустил свой взгляд вниз. Он не думал ни о чем, кроме возможного прыжка, который ему безумно, беспричинно хотелось совершить. Его так и тянуло всем телом в эту холодную, кристально чистую воду, которая своим звуком не давала ему покоя.

« Я не умру… Я не умру… Я не умру… Может что-то поломаю, зато как будет приятно… Надо, мне очень надо. Раз… Два… Три… И… Четыре… Ха-ха-ха! Какой я решительный! – размышлял он с иронией. »

Но уверенности на самом деле у него было хоть отбавляй, поэтому после очередного отсчета он сразу кинулся вниз, встав до этого на камень и спрыгнув с него вместе с пакетом, который он почему-то решил подложить под себе, а точнее под свою пятую точку, пока находился мгновения в воздухе. К счастью, он ничего себе не сломал, но больше всего пострадал пакет и содержимое внутри – оно уже ни на что не годилось. Якоб отбросил от себя все лишнее, выбрался на сушу, сел на траву и решил последить за монотонным течением реки. Пакет отправлялся вместе с течением вдаль. Якоб неожиданно уснул прямо на этом самом берегу, улегшись рядом с ручейком и прислушиваясь к его ритмичному бултыханию.

Сны так и сменялись друг за другом, как бы стоя в очереди к его воображению. Все они выделялись своей насыщенностью красок и запутанностью картинки, которая могла и переливаться, и резко обрываться в разных сценках. Вокруг его сонного тело царили тишина, гармония, а внутри Якоба все было совершенно по-другому: казалось, он вот-вот вспрыгнет от сна, весь в поту и желая просто насладиться спокойствием окружающей среды.

Прошло два часа, когда он начал приходить в бодрствование. Он медленно приоткрыл свои немного опухшие глаза, пытаясь разглядеть пространство вокруг себя и как только память вернулась копьем в его голову, Якоб вскочил с травы и отчаянно пытался найти пакет с продуктам, который конечно же уже ушел из его жизни навсегда. Он не понимал, что ему делать, даже капли кристаллических слезинок начали сползать по его лицу.

« Ну, что со мной не так! – думал он, отбрасывая слезинки с лица. – Почему я такой дурак?.. Ну, почему?! Моя мама права, я ни на что не гожусь… »

После нескольких минут грусти, сожаления о своей беспомощности и невезучести в жизни, он встал на ноги и, вспомнив про указание мамы, прийти домой как можно быстрее, он пока побежал домой, но потом бег сменился быстрым шагом и добраться обратно он смог за пятнадцать минут.

« Ой, что сейчас будет… Опять будет кричать на меня. Но я же виноват, если быть честным. – думал он, стоя у порога и не решаясь открыть эту дверь, ведущую прямиком к укорам, упрекам, крикам, брани… »

Но когда-то решиться надо было и он открыл дверь. Нужно уточнить, что одежда Якоба все еще была мокрой и за все это время не успела высохнуть; он этого совершенно не заметил и соответственно не думал о своем внешнем виде. Когда мать его увидела с широко раскрытыми глазами, он не понял сразу чему она была удивлена и предполагал, что скорее всего это из-за наплывающей злости внутри нее.

– Ты где был?! – спросила она, подойдя к нему. – Почему ты весь сырой? Где продукты? Может скажешь, что случилось-то?

Якоб, как только мама начала трогать его одежду, изумился своей невнимательности и проклинал себя за то, что не смог догадаться до этого сменить или высушить на солнце мокрую одежду; хоть и крик все равно бы звучал в доме, но можно было бы избежать этого неудобного разговора, будь он более внимательным.

– Я… я… я просто упал, нечаянно упал… – отвечал он неуверенно и с дрожью в голосе.

– Куда упал? – улыбнулась неожиданно она, смотря на эту смешную сценку. – Упал в океан что-ли? – уже начала она смеяться, чем удивила возвращавшегося от страха и испуга Якоба. – Ладно, иди переоденься, а эту одежду повесь на балконе. Пусть высохнет. – сказала она заботливо, что было редкостью для нее, улыбкой и оставила его в покое.

Якоб весь в изумлении, шоке пошел пока в комнату, чтобы переодеться в сухую одежду, затем повесил мокрую на балконе и пошел, скорее побежал, в свое укромное местечко, где он чувствовал себя лучше всего, особенно после всей этой ситуации, которая повернулась к нему хорошей стороной.

« Как же мне повезло, как же повезло! – размышлял он, смотря на небо с радостной улыбкой. – Интересно, почему она на меня не кричала? Ну, какая уже разница, главное сейчас все хорошо! Я опять здесь, спокойно лежу на травушке и отдыхаю. Как я рад! Хорошо, что у меня такая добрая и заботливая мамочка. А если вместо нее была бы какая-нибудь другая женщина? Это ж что было бы… – он выпрямил ноги и хотел найти максимально удобную для себя позу, кувыркаясь в траве и переворачиваясь с одного бока на другой. – Я уже и забыл, что со мной было в эти последние часы… Как вообще моя одежда стала такой мокрой? Нет, нет, нет, как она стала мокрой – я прекрасно помню, – вспоминал он, улыбнувшись. – но зачем я это сделал? Просто так, наверное. Но это разве не глупо? Ну, ладно. Без разницы. Даже если и глупо. – тогда он вспомнил эту девушку в магазине. – Она была такая красивая и такая взрослая! Жаль, пока я маленький; вот, если бы я был постарше… Почему все самые красивые девочки всегда выше, старше меня?.. А моего возраста хороших нет. Например… Ну, не знаю… Хотя, ладно. – остановил он поток мысли на минуту, но потом опять начал. – Мне нравится мечтать! Всю жизнь могу мечтать! Как же это весело и интересно! – в очередной раз унесся он этим ветром мечтаний, который заносил его в самые разные дебри, где время шло мгновенно, но на самом деле проходили множество часов. »

– Первый друг —

Якоб не был общительным ребенком, но при этом он никогда не выделялся своей грубостью или недоброжелательностью – он был одним из тех детей, которые живут сами по себе, никому не мешают и не вмешиваются в чужие дела, если это не касалось его самого. Одноклассники его над ним не издевались, но при этом никогда не были с ним милы и дружелюбны; им казалось, что вести себя также как он непозволительно, но так как Якоб никак им не мешал, они просто перестали его как-либо воспринимать и здоровались с ним только в том случае, если в комнате кроме него больше никого не находилось.

Понимал ли Якоб, как к нему относились друзья? Пожалуй, нет. Он был слишком в себе закупорен и совсем не замечал, как могли за его спиной или буквально рядом с ним разговаривать о нем. Но это даже хорошо, что он никак не обращал на это внимания – в другом случае он бы очень расстроился.

Чем занимался Якоб на переменах – никто не знал и никогда не интересовался. В основном он сидел и рисовал в отделанной тетради разные картинки, размышляя, размышляя без конца. Но нужно понимать, что мысли у него выходили не всегда логически сложенными и правильными, порой он просто находился в своем облаке, где предпочтение отдавалось не нормальным, интересным, обрамленным словами мыслям, а скорее необычным, странным, бессмысленным сценкам, сменявшихся одну за другой и не имеющих никакого отношения к жизни.

Тетрадку, а в дальнейшем и тетрадки, с рисунками он носил с собой до конца своей жизни. Он никогда не претендовал на какие-то величайше-живописные творения, которые обязательно должны быть оценены критиками или обществом. Нет, он рисовал только для себя и показал эту тетрадку только одному человеку за всю свою жизнь – настолько он дорожил своими рисунками. От матери скрывать ничего и не стоило, потому что проверяла она его рюкзак раз в месяц и то, чтобы посмотреть, не завалялись ли там нечаянно какие-то ее безделушки.

С классом Якоб общался не много, но в один момент в его жизни появился мальчик, который намеревался стать его другом, без какого-либо обмана и лицемерия. Он не был его одноклассником, но учился в той же школе. Они не были друг с другом знакомы. Мальчик был младше Якоба на год, из-за чего ему было неловко начать первым разговор, но однажды он все-таки решился и подошел с добрыми намерениями к нему:

– Привет!

Якоб повернулся к нему с самым обычным выражением лица, но как только заметил доброжелательность в глазах собеседника, сразу изменился и улыбнулся во весь рот:

– Привет! Тебя как зовут? – спросил он сразу.

– Петя. А тебя?

– Якоб, очень приятно познакомиться. – он пожал ему руку и неожиданно отвернулся, чем удивил Петра, который надеялся начать беседу.

Якоб смотрел в окно и разглядывал дерево, ветки которой доставали почти до стекла. Петя решил не ждать от него первых действий и спросил:

– Не хочешь выйти погулять сегодня куда-нибудь?

Ответа так и не последовало. Якоб вспомнил про своего нового знакомого только спустя минуту. Он повернулся и спросил:

– Ты что-то говорил?

– Да, я хотел узнать, может ты хочешь прогуляться со мной?

– Когда? – спрашивал он мгновенно.

– Ну, сегодня, наверное… – ответил Петя, смутившись такой резкой реакции.

– Но завтра же школа? – продолжал задавать вопросы Якоб, так как первый раз его приглашали куда-то сходить и ему хотелось узнать побольше о таких вещах.

– Ну и что? Завтра придем спокойно в школу, а сегодня погуляем где-нибудь.

– Ммм… Эмм… Ладно, давай. Сразу после школы или во сколько?

– Давай в четыре около той черной площадки. Хорошо?

– Какая черная площадка?

– Ну, самая большая в селе, где всегда много народу. Не знаешь?

– Нет. – отвечал Якоб, совершенно не понимая о каком месте шла речь.

– Как ты можешь не знать… Ну, ладно. А поле футбольное, на другом конце от этой площадки, знаешь?

– Нет.

– Ммм… А где ты вообще живешь?

– Минут десять нужно идти отсюда. Вроде около тысячи шагов. – ответил он, улыбнувшись.

– Это понятно, но как добраться можно до тебя. Или улицу может быть знаешь?

– Нет, не знаю, но могу показать сегодня, если пойдешь со мной. Хочешь?

– Ну, давай. Чтоб уж знал. Тогда после уроков стой у выхода из школы и жди меня.

– Ладно. – сказал Якоб и ушел на урок, так как прозвенел звонок.

К чему Петя вообще решил начать дружбу с Якобом? Он не был таким же одиноким, скорее наоборот – Петя был настоящим экстравертом, который всегда пытался поддерживать отношения со всеми и ладил с самыми разными людьми. Ему хотелось познакомиться с Якобом поближе и узнать, почему он такой закрытый в себе, да и это банально интересно дружить с такими необычными, отличающихся от других людьми. У Пети не было плохих намерений; руководило им его любопытство, интерес и жажда общения с такими ребятами.

Якоб совершенно не нуждался в его обществе или в каком-либо другом, но он, даже если и был зол, никогда не грубил другим людям и пытался быть дружелюбным со всеми, поэтому отказать Пете ему не хотелось, но также присутствовал небольшой интерес и с его стороны, потому что все-таки первый опыт в таких делах…

Якоб не был взбудоражен, взволнован предстоящей встречей. На уроке он сидел, как обычно, тихо и ни как не выделялся. Кстати, учеба ему давалась тяжело, но из-за стараний и его поведении на всех уроках учителя ему ставили удовлетворительные оценки, хоть по знаниям он и не заслуживал этого.

Прозвенел звонок с последнего урока и все дети радостные выходили из класса. Якоб был последним; он собирал неспешно рюкзак. Затем вышел из класса и встретился в коридоре с Петей, который шел прямо к нему.

– Я решил не дожидаться внизу и сразу подошел к твоему классу. Ну, что, пойдем?

– Давай. Я тебе покажу, где я живу.

« У меня теперь друг. – думал он, улыбаясь краем рта. – Прикольно. Сегодня еще гулять будем. Интересно, куда мы пойдем?.. О, вот и пришли! »

– Вот здесь я и живу! – сказал он, показав пальцем на свой домишко.

– Ага, понятно. Тогда, в четыре часа я буду у тебя, хорошо?

– Нет, подожди. Я хочу спросить у мамы, если она меня отпустит. Сейчас узнаю и скажу. – после этих слов Якоб забежал в дом и подошел к маме, которая сидела на балконе.

« Кажется, она не в настроении. Походу, никуда я не пойду сегодня… Но спросить все же стоит. »

– Мам, а можно я сегодня погуляю?

– Один? – спросила она, закурив табак, скрученный в бумажку.

– Нет, с другом.

– С каким?

– Сегодня познакомился, он со мной в одной школе учится. Петя зовут.

– Сколько ему лет? – продолжала она пытать его вопросами.

– Не знаю, но кажется младше меня.

– А с чего это вдруг он решил тебя позвать гулять?

– Не знаю. Просто позвал.

– Просто так никто ничего не делает. Оставайся дома лучше. – произнесла она и равнодушно отвернулась от него.

– Ладно. – не стал он даже спорить с ней и вышел из дому, чтобы рассказать Пете. – Прости, меня не отпускают. Не получится.

– Почему?

– Не знаю. Хочет, чтобы я остался дома.

– Эх, ладно. Но если вдруг передумаешь, то я буду на школьной площадке.

– Хорошо. Пока.

Они разошлись. Якобу стало неожиданно грустно оттого, что без него где-то будут веселиться, а он должен сидеть дома. Ему очень сильно захотелось пойти, чего он от себя не ожидал. Раньше он так хорошо чувствовал с самим собой, а сейчас ему так хотелось быть с Петей. Но маме перечить ни в коем случае нельзя. Придется остаться дома.

« Так грустно… Почему так грустно?.. Это из-за Пети все… Жаль, что я не могу веселиться вместе с ним. Обидно, так обидно… Но зато, у меня есть я и скучно мне точно никогда не будет. Только утром я замечательно себя чувствовал, а сейчас уже нет. – он положил в подмышку тетрадку с его рисунками и направился к своему месту. – Самый первый такой красивый у меня… Нарисую Петю и меня, как мы играем в мячик или в прятки. Ой, я забыл карандаш. Надо взять. Жаль, у меня нет разноцветных, было бы намного круче… »

Он вернулся в дом, взял карандаш, отправился в свое место и лежал там до трех часов, пока не услышал голос мамы из дома, который говорил, что будет дома не раньше девяти часов вечера. Его мама часто выходила на такие прогулки. Якоб, когда услышал это в первый раз никак не обратил внимания, но спустя несколько минут к нему пришла мысль:

« А что если пойти, не сказав ничего маме? Нет, нет, нет, нет, так точно нельзя. Но с другой стороны, она никогда в жизни об этом не узнает… Может все-таки попробовать?.. Я хорошо проведу время, а ей не о чем будет беспокоиться, потому что не будет знать об этом. Зря я сейчас теряю время. Я решился или нет? Ну, почему я такой дурак?.. Все, я встаю и иду на улицу. Или нет… Или да! Да, я решил и я пошел! Главное быть аккуратным и прийти домой вовремя. »

Якоб резко поднялся со своего места, побежал домой, положил тетрадку под матрас своей кровати и пошел в школу, надеясь встретить Петю там, как ему и сказали.

« Надеюсь он там, если я правильно его понял. Интересно, кроме него там еще кто-то будет или нет? Надо поторопиться, чтобы успеть застать его. »

Якоб был в хорошем настроении и напоминал со стороны радостную собаку, которая бежала навстречу своему любимому хозяину.

« Как я рад, как я рад! Хорошо, что решился пойти. Мне уже так весело, а я еще даже не пришел туда. Быстрей, надо быстрей! »

Он бежал не останавливаясь прямиком к гарантированно хорошему настроению, которое начинало подниматься в нем. Он размышлял практически обо всем, даже о самых незначительных мелочах: о чем они будут разговаривать, вообще будут ли они обсуждать что-либо или пойдут просто играть…

« Вот, еще чуть-чуть и я уже буду там. Кажется, я уже слышу чьи-то голоса. Так, почти уже пришел… »

Он прошел на территорию школу и направился к площадке. Когда он, весь взволнованный, подошел к месту, где должен был его ожидать Петя, ему предстало неприятная, огорчительная картинка – никого там не оказалось: ни Пети, ни его одноклассников, ни любых других ребят.

« Может я пока рано пришел?.. Да, скорее всего так и есть! – обнадеживал себя Якоб. – Надо подождать полчасика, часик и он придет. »

Он успокаивал себя каждую минуту, надеясь, что вот-вот Петя придет и они хорошо проведут вместе время. Ему не хотелось себя огорчать, особенно находясь в таком положении, когда ради этой встречи он решился на такой дерзкий, бунтарный поступок, как сбежать из дома, пока мама была в другом месте.

Прошло полчаса, прошел час, два, три, а Пети все не было. Настроение Якоба все удручалось и темная грусть начинала перерастать в злость, ненависть в первую очередь на судьбу и весь мир. Петю он не винил, но уже перестал воспринимать его как ближайшего соратника, который поддержит в любую минуту.

« Мне всегда не везет, я неудачник по жизни!!! – бранил он самого себя взбешенной всей ситуацией. – Ненавижу, ненавижу! Я настоящий идиот, дурак… Всегда такое происходит именно со мной! Даже не себя винить надо, а мою судьбу. Да и Петя тоже странный… Он же сказал, что если я передумаю, то будет на этой площадке. Может я неправильно понял? Нет, он точно сказал, что будет здесь. И где он?! »

Злость Якоба дошла до таких размеров, что неожиданно перешла в ужасное отчаяние, которое он поддерживал своими слезами. Он сидел на скамейке, закрыв лицо, упершись локтями на колени и плакал.

« Каждый раз одно и то же! – всхлипывал он. – Надо идти домой от этого места и как можно скорее! Нечего мне здесь ходить, нужно идти обратно к себе, где меня никто не обидит и где я спокоен, счастлив и доволен самим собой. Надоело уже это все! Мама была права, не надо было мне выходить из дому. И зачем я вообще это сделал?! Сидел бы дома себе или лежал на своем месте в тишине… Только я один могу сделать себя счастливым… Пойду я домой, – сказал он выдохнув всем телом. – а то уже поздно и мама может вернуться в любую секунду. »

Он медленно направился к себе. Уже начинало темнеть, дорога становилась менее заметной и также вместе с ней угрюмый Якоб, из-за чего выглядело это со стороны пугающе. Ему не хотелось куда-либо торопиться, он старался слиться с той атмосферой, которая царила вокруг него.

« Не надо думать больше об этом, хватит… Все прошло, я уже успокоился, ничего страшного не случилось. Так бывает со всеми. »

Он уже приближался к своему домику, который показался в его глазах еще прелестнее, чем был до этого: вся эта атмосфера и душа улицы прекрасно гармонировали с его домом; стены, окна так и светились темными лучами.

Якоб медленно открыл входную дверь и перед тем, как переступить через порог, он осмотрел комнату, высунув свою голову. Убедившись, что ее не было, он прошел внутрь, добрался до своей кровати и упал на нее всем своим каменным телом, желая забыть этот день на всю свою жизнь. Лежал он лицом в подушку и так на протяжении десяти минут, не пошевелившись за это время ни одной частью тело. Если мама застала бы его в таком положении, то бог весть какие мысли пришли бы ей в голову.

Якоб встал с кровати, достал из-под матраса тетрадь рисунков и пошел к своему уютному, всегда ожидающему его пришествия месту.

« Вот сюда мне и надо. – размышлял он с удовольствием и лег на подмятую, принявшую уже его форму траву. – Что может лучше этого? – подставил он под свой затылок свои руки, но затем вспомнив, что он не просто так взял тетрадку с собой, убрал руки, привстал и начал думать, что же можно подставить себе под голову. – Лишнюю подушку, пропажу которой моя мама никогда не заметит – найти я не смогу, а вот что-нибудь попробовать взять стоит. – он вспомнил про свой старый, разорванный рюкзак, который пылился в шкафу. – Идеально, набью его чем-то мягким и лягу. »

Спустя несколько мгновений он вернулся с рюкзаком в руках, кинул его на траву, сам лег, понял, что это очень удобно и взял тетрадку в руки, также держа под боком карандаш.

« Вот и замечательно. Пока не придет мама домой, буду лежать здесь и заниматься своими любимыми делами когда захочу и сколько захочу, только если что-то понадобится моей маме. И никакие Пети или другие мне не нужны. »

– ……… —

На следующий день в школе Петя подошел к Якобу и спросил, отпустят ли его хотя бы сегодня погулять. Ответ последовал максимально холодный и недоброжелательный, что нельзя было не заметить.

– Ты расстроен?

На этот вопрос он ничего не ответил и равнодушно промолчал.

– Что с тобой? – спросил он опять, не понимая в чем заключалась причина такого неравнодушия.

– Ничего… – ответил Якоб, пытаясь сдержать свою нарастающую злость, но затем все же не выдержал и сказал. – Я злой, потому что… Потому что ты мне обещал, что будешь ждать на площадке, а когда я пришел тебя там не было…

– Я там был, но потом ушел домой. Я-то откуда знал, что ты потом придешь. Если хочешь, давай сегодня выйдем вместе?

– Нет, не хочу.

– Ну, ладно. – сказал он и ушел к себе в класс.

« А он прав… Я так злился на него, а оказывается зря. Но гулять я точно не хочу, хватит пока с меня. Сидеть у себя дома тоже очень даже неплохо, если есть чем заняться, а у меня есть, поэтому останусь. »

Ограничивала во всем его не только мать, но также и он сам. Быть может он мог это перенять от своей матери, что плохо сказывается на формировании личности человека. Очевидно Якобу и так было тяжело по жизни, такова и вправду была его судьба, но мать еще сгущала мрачные краски и усугубляла положение. Ему приходилось впиваться со страстью в свои вещи, которые находились с ним на протяжении долгого времени, будь это тетрадь или выбранное место у себя за домом, а с новизной ему и так по-природе тяжело было контактировать, так еще вот такие внешние обстоятельства омрачали весть тон.

« Сегодня ясный день пришел ко мне, – размышлял он в таком виде каждый день, придумывая новые темы, из-за чего казалось, что все по-другому, но в общем концепция была одна и та же. – и травушка окружило мое тело… – продолжал он, пытаясь подобрать рифму. – нет, не так… Надо попробовать заново… – он замер на несколько мгновений, посмотрел на небо и начал заново. – Сегодня ясный день пришел ко мне, / и рад я этому безумно, / но завтра ожидать меня не нужно / прощай мой дорогой дворец… Ого! Появилась рифма, ха-ха-ха! Это уже какой-то прогресс. И сколько еще я таких могу придумать?.. Например, например… Вот и ночь уж наступила, / зря луна так светит ярко… зря луна так светит ярко… и… и… Ну, что сказать… Вот и мой максимум, ха-ха! »

Мысли естественно могут быть разного характера и у Якоба это особенно ярко выделялось, так как они представляли из себя в основном две крайности и какого-то среднего чувства он никогда не испытывал. Это могла быть ненависть, злость, крайняя мечтательность, любовь во всем и т.д. Если он уж ненавидел что-то или кого-то, то делал это всей душой, ни капли не жалея себя. Порой он терзал себя и доводил до такого ужасающего состояния, что вся земля перед ним начинала разрушаться, небо расплываться, а он сам нагреваться до невероятной температуры:

« Ааа!!! Я не могу, я не могу, я не могу… Ааа! – кричал он в себя, но внешне сидел на кровати, пытаясь сдержать физическую потребность в ту секунду разорвать свое тело на мелкие кусочки, из-за чего его тело сильно потело и кожа становилась ядовито-алого цвета. – Ненавижу, ненавижу себя! – в такие моменты слезы так и хотели вылиться из его глаз, но сдерживал их со всей силой и ограничивался только нервными, апоплексическими гримасами. – Я – бездарь, я – ничтожество, никто мне уже не поможет и ничто не сделает из меня человека! Ха-ха-ха-ха… – звучал этот ужасающий смех в его голове, который услышав на улице, ты и не поверишь своим ушам; настолько этот звук делал из человека непонятно кого. – Почему я никому не нужен, что, скажите хоть кто-нибудь, со мной не так?! Я настоящая мерзость, грязь в чистом ее виде. Был бы я посмелее, – продолжал он, сидя смирно на кровати и положа руки на колени. – с удовольствием разбил бы до крови свою голову: схватился бы крепко за волосы и множество раз, без малейшей остановки бил бы о любую твердую поверхность… – лицо его искривилось и начало всхлипывать, однако без слез. – За что, просто объясните мне самыми доступными, простыми словами, чтобы раз и навсегда я понял – за что мне это все?! Пожалуйста, объясните, пожалуйста… »

Заканчивались в основном такие истерики, внешне никак не выраженные, смирением с тем фактом, что по-другому быть не может, как бы ему не хотелось. Такое происходило с ним часто в подростковом возрасте, но ужасных последствий никогда не было.

На следующий день он о таких истериках не вспоминал, как будто память намеренно стерала эти фантастически-стрессовые состояния души, тело, головы…

Были и абсолютно противоположные состояния и происходили они ничуть не реже, чем депрессивные истерики, описанные выше. Бывало за один день эти состояния чередовались друг за другом по нескольку раз, а душевная конструкция Якоба казалась неразрушимой, так как такие психологические нагрузки ни один нормальный человек не смог бы выдержать.

Проходя через такие испытания, удивительно как он сохранял себя снаружи таким же здоровым. Никто из людей не догадался бы, что с ним могли происходить такие ужасающие вещи внутри, потому что внешне он всегда был таким же молодым человеком и никак резко не изменялся.

Когда Якобу исполнилось шестнадцать лет, он, неожиданно для себя, начал осознавать, что хочет поменять всю обстановку и свернуть с той дороги, по которой он мог идти еще долго, а может и вечность. Что на него нашло? – трудно ответить, особенно когда речь идет о Якобе. Такие спонтанные решения, противоречащие даже самой его сущности, спокойно происходили с ним на протяжении всей жизни. Быть может уже начинало проявляться потребность к чему-то новому, неизвестному, но точно сказать никто не мог.

В один весенний день, вернувшись домой после школы, он решил раз и навсегда свернуть с дорожки и попробовать что-то новое, но появлялись проблемы, над решением которых предстояло задуматься Якобу:

« Абсолютно точно, я уверен на все сто процентов, вот только есть вопросы, которые меня очень мучают и самым главным можно выделить: как я смогу перевернуть свою жизнь? – поставил он перед собой задачку, лежа на природе за своим домом. – И вправду, как у меня получится это сделать? Школу пока я не закончил – это уже достаточно важная проблема, если даже не задумываться об остальных… Конечно, можно оставить учебу и попробовать найти работу, но на это понадобится время… Еще, чтобы поменять свою жизнь, мне точно надо переехать отсюда и желательно куда-нибудь подальше, потому что новая обстановка – это главный шаг к большим изменениям. Вот только, как мне об этом сказать маме… Не думаю, что она будет за эту идею, а спорить с ней я не хочу, да и бесполезно. Можно будет как-то аккуратно убедить ее в этом плане, что от него будут одни лишь плюсы и быть может она согласится. Но как я смогу ее убеждать, если сам полностью не уверен в себе? Никакого плана нет, а я здесь просто мечтаю, за чем ничего не последует. А я так не хочу! Нужно думать, взвесить все за и против… А кто его знает, может это самая плохая идея, которая могла прийти в мою голову. Я только сегодня решился на такое; вчера, например, я совершенно об этом не думал… Но мне так хочется это сделать, я прям заразился этим. Все тело просит это сделать и, все больше сомневаясь в этом решении, тем дальше уходит от меня счастье. Очень громко я сказал – счастье… А что если не будет никакого счастья?.. – опять он вернулся к той же точке, но быстро осознал это. – Нет, нет, что я делаю?! Нельзя сейчас сомневаться. Если сердце требует этого, то отказать ему будет самоубийством. Хочу ли я своей смерти? Нет. Хочу я жить счастливо? Да. А что мне для этого нужно? Вот не знаю… Кардинально поменять всю обстановку – это-то понятно, но как мне это сделать?.. Я задаю себе одни вопросы, без каких-либо удовлетворительных ответов – так нельзя. Надо с чего-то начать, даже с самого незначительного. Например… Ну, вообще, желательно поговорить для начала с моей мамой, что пожалуй будет лучшим началом. Да, так и надо сделать! Но… но… страшно… Страшно, что она мне может просто отказать и вся мечта растает у меня на глазах. Не хочу, чтобы так произошло… Но этот разговор когда-то должен будет случиться, так не лучше, если я прямо сейчас пойду и попробую, по-тихоньку, издалека, начать разговор об этом? Конечно лучше! Все, встану сейчас и пойду, не задавая себе лишних вопросов, которые только меня будут стопорить, а ответы и так найти нереально. Все, я решил! – после этого он встал, полный самоуверенности и направился внутрь дома, а точнее прямо на кухню, где и должна была быть его мать, но он остановился на мгновение перед тем, как открыть дверь и подумал. – А может… Нет, нет и еще раз нет! Никаких „может“ мне здесь не нужно, все сомнения должны быть сожжены и на этом я ставлю жирную точку. – подумал он гордо, но потом, как бы невзначай, добавил. – А может и запятую. Хи-хи. »

Он распахнул дверь, чем испугал маму, стоявшую у деревянного стола и без всяких предисловий, то есть совсем не издалека, начал этот разговор, который был страшен, но и необходим:

– Мама, я хочу поговорить с тобой!

Она повернулась в его сторону, одобрительным кивком попросила сесть за стол и начала слушать со всем вниманием.

С тех пор как Якобу исполнилось пятнадцать лет, она начала переосмысливать все свое существование и, к сожалению, отношение ее к нему изменилось еще в худшую сторону, хотя со стороны показалось бы, что скорее наоборот: она уже не пыталась ему ничего запрещать или в чем-либо ограничивать (но сам он продолжал это делать по инерции), ей перестало волновать, где он находился – она хоть это и делала раньше из-за эгоистических потребностей, но какие-то чувства да были… Сейчас же все резко изменилось и он просто перестал для нее существовать. Она воспринимала его как домашнее животное, которого она не любила и только кормила, дабы не выглядить в своих глазах совершенным монстром. «Я хочу с тобой поговорить!» – как только она это услышала, что-то подсказало ей в душе о предстоящем резком изменении событий в ее жизни. Она, точно также как и он, нуждалась в чем-то новом, но боялась и не знала с чего можно было бы начать.

– Мам, я хотел бы поговорить с тобой о том, как я хочу жить. Понимаешь, – Якоб не верил самому себе, что говорит так прямо и откровенно об этом с человеком, а не с самим собой. – мне кажется я уже готов к самостоятельной жизни и я подумываю над тем, чтобы переехать в другое место, а точнее в другой город. Да, учебу мне придется оставить, но зато я буду работать и зарабатывать какие-то деньги, чтобы жить; тебе же не надо будет ни о чем волноваться, поверь мне. Но я смогу и в любой момент поступить в университет без диплома, просто мне надо будет хорошо сдать экзамены, вот и все. Ну и, что думаешь насчет этого? – он еще хотел добавить, чтобы она сказала только правду, что она на самом деле думает на этот счет, но решил не говорить, так как на его памяти мама никогда не смягчала своих слов и говорила всегда прямо.

– Ммм… И ты хочешь уехать, значит? – спросила она спокойно, чем встревожила Якоба.

– Ну, да…

– Знаешь, а ты прав. – согласилась она, к его удивлению. – Мне кажется, ты уже готов. И когда собираешься приступить уже к этому?

– Если честно, пока не знаю, но как можно скорее.

– Ну, ладно. Скажи, когда будешь полностью уверен и готов.

После этого она вернулась к своим делам, а Якоб к своим. Он был удивлен такому исходу, но также безумно рад этому.

« Как такое вообще могло произойти? Я, конечно, надеялся на что-то хорошее, но совершенно не верил в это. Такая спокойная еще была… Может что-то случилось? Нет, вряд ли… Да какая уже разница! Главное, что она одобрила мою идею. Вот теперь, все зависит только от меня и нужно привести это дело в движение… С завтрашнего дня и начну! Эх, как же мне повезло! »

На следующий день вся его одержимость этой идеей и желание прийти к чему-то новому – выгорели. Он смотрел на себя вчерашнего, как на человека наивного и несмышленого.

« Конечно круто, но это мечты и реализовать их нереал… Нет, ну реально, но это тяжело и гарантий никаких нет. Зачем мне это надо? Какой я дурак… Еще с мамой разговаривал об этом. Сейчас она, наверное, думает, что я уже точно решился и скоро уеду… Чем я вообще думал тогда?.. Я реально идиот. »

Он встал с кровати, оделся и пошел опять на кухню, чтобы рассказать маме обо всем. Сейчас он ни капельки не волновался, потому что ему казалось, услышав эту новость, она только обрадуется.

Когда он открыл дверь, оказалось, что ее дома нет. Тогда он решил позавтракать, пока она не придет.

« Нет, я правда не понимаю, что на меня вчера нашло. – думал он, намазывая масло на ржаной хлеб. – Но она только обрадуется этому, я уверен. – тогда послышался звук открывающейся входной двери. – О! Вот и она. »

Она вошла на кухню со словами: «Молодец, что так рано встал» и подошла к нему, опершись рукой на железный край плиты.

– У меня для тебя есть новость.

– Какая?

– Вчера мы же говорили с тобой на тему твоего переезда, так вот… – Якоб, широко раскрыв глаза, попытался ее опередить и сказать все, что думал, но она ему не дала этого сделать, жестом руки заранее предотвратив это, и продолжила. – Так вот, я позвонила твоему дяде, который живет в том самом городе, куда уезжают все дети отсюда. Надеюсь ты помнишь его, он бывал у нас несколько раз, когда ты был маленький. Вот… И он готов тебе помочь в переезде, освоиться в новой обстановке, может найти работу или помочь в учебе. Еще первые два месяца ты будешь жить в его квартире, пока не сможешь снять другую для себя.

« Господи, зачем, зачем мне это все?.. Опять все испортил… »

– Мам, тут такое дело… Я… это… как бы передумал насчет переезда… – сказал он, опустив покорно свою голову.

– Что значит передумал? – говорила она грубым голосом, за чем последовали упреки. – Ты понимаешь, что ставишь меня в очень неудобное положение перед дядей, а?! Чем ты вчера думал?! Передумал он… За один день вот так мнение никто не меняет! Ты можешь хоть иногда думать не только о себе, а?! Нет, из-за тебя я не буду себя ставить в такое положение! Ты поедешь, понятно?! И никаких „но“ здесь нет! Ха-ха! Какой ты еще умный оказывается. То есть вчера я был красным, а прошло несколько часов и я стал желтым – так получается?! Ты нормальный, объясни мне?

– Мам, ну, прости, я не хотел… – абсолютно по-детски извинялся Якоб. – Как я буду там один жить, без дома, без тебя, без поддержки… – казалось, он мог в любую секунду расплакаться в тот момент. – Пожалуйста, я не хочу… не… не хочу уезжать…

– Так, а ну-ка перестань ныть как маленький ребенок! Ты уже взрослый мужик, в шестнадцать лет люди работают везде, где только можно. Ты уже далеко не мальчик, понимаешь?! Вчера ты абсолютно правильно говорил, а сегодня непонятно что с тобой. – она попыталась взглянуть ему в глаза и тихим, но жестоким, равнодушным, беспощадным голосом продолжала. – Ты поедешь, понятно?! Можешь сколько угодно плакать, трястись всем телом, но ты уедешь! И пойми – я не тиран, а наоборот; я для тебя же стараюсь, потому что знаю, что может сделать жизнь с тобою, таким неподготовленным к трудностям человеком. Ты сейчас думаешь, что это ужасно, но со временем привыкнешь и будешь меня только благодарить и думать: ах и на самом она была права; хорошо, что она меня заставила это сделать. Так что иди к себе в комнату, отдохни, успокойся и подумаем лучше о чем-то хорошем. Давай.

Он ушел к себе, не сказав ей ни одного слова, но ему и не хотелось, так как знал, что находясь в таком состоянии она не терпит лишних слов и будет настоять на своем мнении, несмотря ни на что.

« Ну, все, конец. – подумал он и сел на кровать, а потом упал одним боком на подушку. – И все из-за вчерашнего моего сумасшедшего желания… Сидел бы смирно в самом себе, ничего бы никому не говорил и было бы все замечательно… Но, нет, я же должен перевернуть с ног до головы мое и так прекрасное существование. Самое ужасное, что я ничего не могу с этим поделать… Ааа! Надоело уже все! – он начал сжимать всей мощью свои коленки и казалось, что вот-вот он сможет оторвать целых два больших куска плоти. – Подумать о хорошем! Ха-ха! Легко сказать. Жизнь сгорает у тебя на глазах, как какой-нибудь жилой дом, откуда выбегают горящие люди, в руках неся рыдающих детей и все в страшных ожогах пытаются ухватиться за жизнь любыми способами – а тебе говорят: подумай о чем-то хорошем! Покажите мне хоть одного человека, который смог бы в таком положении мыслить оптимистично. Аааааа! Господи, хоть ты скажи, что мне делать, а?! Я должен себя уничтожить, стереть в прах, сделать все что в моих силах… но я беспомощен. Абсолютно беспомощен! »

После этого, он медленно приподнялся, подошел к стене, не общей с кухней, и нанес несколько сильнейших ударов по ней, не обращая внимания на кровь, вытекающую из костяшек кулака. Весь в бешенстве, разъяренный он сел на деревянную тумбочку в этой же комнате, закрыл лицо руками и, не выдержав всего положения, начал громко рыдать. Он старался закрыть рот руками, чтобы заглушить звуки плача; падал на пол и перекатывался всем телом из стороны в сторону… Осознав, что крик не получается заглушить рукой, он решил вцепиться крепко зубами в свою руку и так он держался на протяжении двух минут. Расслабил он челюсть только после того, как начал чувствовать привкус крови во рту. Он посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся картине, представшей перед ним: передние зубы были красные, на языке переливались сгустки алой крови, все лицо было вспотевшее, красное, виски набухли, волосы слиплись… Он не мог себе поверить, что сотворил с собой такое… Из-за этого ему опять захотелось плакать, но на этот раз он сдержал себя, попытался успокоиться и решил пройти незаметно в ванную, чтобы мама не смогла застать его в таком виде.

И у него это получилось. Он даже принял душ и успокоился всем телом.

« Фух, фух… Надеюсь, такое больше никогда не повторится. – размышлял он, тяжело дыша и весь в капельках воды. – Страшно, очень страшно думать о том, что меня ожидает в будущем. Лучше вообще этим не забивать свою голову… »

Тут в комнату зашла мама и сказала:

– О, ты помылся. Молодец! По себе знаю – это очень расслабляет. Завтра приезжает твой дядя и будем говорить о твоем будущем. Так что завтра будь дома и ни в коем случае не зли его, понятно? Для тебя же стараемся.

– Дядя Григорий —

На следующий день Якоб встал с рассветом и пошел опять принять душ. Задержался он там необычно для себя долго – около часа. Какие только мысли не занимали его в тот момент, но все они не выделялись важностью и какой-либо серьезностью. Единственное, что было ясно для Якоба, так это общее угнетающее настроение, которое охватывало все его тело. Ему было безумно грустно и особенно его задевало беспомощность в этой ситуации.

Он лежал на природе, рассматривал ясное, голубое небо и размышлял с самим собой, прекрасно осознавая, что ни к чему толковому он не придет, но других занятий у него не было:

« Обидно, просто обидно, что вот так глупо это все закончится… Конечно же в этом виноват я и никто больше другой. Маму винить в чем-то будет еще глупее с моей стороны, так как она правда же старается ради меня и пусть даже не понимает, что мне из-за этого плохо, но делает это она во благо мне. Хотя, может быть, она еще мудрее, чем я думал и, вполне возможно, в будущем я и правда свыкнусь со всеми изменениями, которые точно произойдут в скором времени; и потом, я буду вспоминать об этом и думать об ее правильном решении увезти меня отсюда. Да и к тому же, в первый день, когда в мою голову пришла эта сумасшедшая идея, я убеждал самого себя в необходимости смены обстановки и даже приводил серьезные доводы, так что, вполне возможно, то первое непреодолимое желание изменить свою жизнь было самым правдивым и именно в нем заключалась истина. Не настолько же я ненормальный, чтобы совершенно не думая о последствиях, идти к маме и на полном серьезе заговорить о своем будущем – значит все-таки на это были причины и, наверняка, достаточно веские. Поэтому, не все так плохо, как я себе представляю. Вот, что меня беспокоит, так это тот дядя, которого я вообще не помню и непонятно, что он из себя представляет. Надеюсь, он будет добрым человеком, которые будет иногда помогать и поддерживать, в чем я очень буду нуждаться, когда уеду отсюда. Надо с ним быть вежливым и показать хорошо себя, хотя к чему я это говорю, разве я не такой все свое время?.. Эх, как я не хочу этой встречи с ним… Ладно, надо расслабиться и просто думать о чем-то легком. Может получится что-нибудь нарисовать сейчас, почему бы и нет… »

Он сбегал к себе в комнату, взял тетрадку и хотел было уже приняться рисовать на новой странице новый рисунок, как вдруг он увидел, что мест-то больше и нет. Все страницы были заполнены.

« Как я мог не заметить раньше, что осталось несколько свободных страниц! – возмущался он, наполняя свою грудь еще большим отчаянием. – Как же обидно… Эх, так хотелось сейчас отдохнуть, отвлечься от этих проблем, а здесь вот такое. Кто меня вообще сейчас отпустит в магазин?.. – тогда Якобу пришла мысль в голову, чтобы вырвать листок из школьной тетрадки и вставить потом его в новую тетрадь, но ему не понравилась эта идея. – Не хочу так! Мне нужна новенькая тетрадка, где я продолжу рисовать, а чтоб из нее торчали какие-нибудь оторванные неприятные листочки – мне не очень хочется. Придется на сегодня остановиться в рисовании, а завтра уже пойду и куплю. »

Но не пришло и пяти минут, как у него началась нагреваться и кружиться голова.

« Нет, не могу. Хотя бы спрошу, может отпустят. »

Он вернулся в дом и подошел к маме, которая, казалось, ожидала с минуты на минуту его появления; потому что, когда он открыл дверь, она сразу же бросила на него взгляд и легоньким кивком головы попросила его сесть за стол, что предзнаменовало серьезный разговор.

« Опять что ли?.. Сколько можно… »

– Так, – начала она, глубоко вздохнув некоторую массу воздуха. – давай я тебе расскажу, как нужно себя вести и разговаривать с дядей Гришей… Вот, во-первых, запомни раз и навсегда – никогда не называй его дядей Гришей. Не знаю почему, но он это ненавидит и ты не представляешь сколько я историй от него наслушалась о том, как он ссорился и спорил с людьми, которые так его называли. Обращайся к нему как – дядя Григорий. Да, может звучит смешно и по-детски, но это правда его обижает. Еще, слишком не воодушевляйся во время разговора с ним и лишних вопросов ему не задавай; говори кратко и отвечай также на все его вопросы. Ну и, конечно же, не начинай ни в коем случае спорить с ним – это приведет к плохим последствиям, гарантирую. Понял, надеюсь?

– Да, понял. Я хотел спр…

– И еще, – перебила она его. – я заметила, ты в последнее время странно иногда себя ведешь – такого он тоже недолюбливает.

– Эмм… Так я веду себя везде и всегда одинаково… И вроде нормально все…

– Ты и сам знаешь о чем я говорю.

Вот проблема была в том, что он совершенно не понимал, что она имела в виду.

« Как я буду себя вести по-другому?.. Кажется, если я так буду делать, то будет еще хуже и бог знает как я разнервничаюсь в той ситуации. Не понимаю… »

– И еще раз надо тебе это сказать. Пойми, я делаю все только для тебя, понятно? Мне нужно, чтобы ты был счастлив и мог нормально вести самостоятельную жизнь. Ты наверное сейчас злишься и меня это не раздражает, я все понимаю, но прошу, чтобы и ты попытался понять меня. Потом ты все поймешь.

« Да, я нагло вру. – думала она про себя без какой-либо насмешки, но и без сожаления. – Но что поделать, работать всю жизнь я не хочу, а он сможет меня содержать и обеспечивать. Надо как-то выкручиваться. Да и к тому же для него это тоже полезно, как я думаю. »

– И, пожалуйста, – продолжала она. – будь с дядей осторожен и советую, перед тем как сказать любое, даже самое незначительное слово, хорошенько его обдумать. Понимаешь, о чем я говорю? – спросила она уже напоследок.

– Да, понимаю и буду осторожен, правда. – убеждал он ее, потом на некоторое время замолчал, но как только вспомнил, для чего сюда пришел, сказал. – Я хотел узнать, можно выйти на ул…

Он в очередной раз не успел договорить, но теперь помешали ему громкие стуки мощным кулаком по входной двери.

– Это он! – зашептала она и всем своим видом показала, что сейчас стоило максимально сконцентрироваться на главном деле.

« Как же он сильно стучался. – размышлял он, пока мама пошла открывать дверь своему гостю. – Боюсь даже представить, что за человек сейчас сюда зайдет и с кем мне придется говорить весь день. »

К удивлению Якоба зашел мужчина уже в возрасте, худощавого телосложения, с веселым, непринужденным выражением лица, которое казалось никогда не сходила с него.

« Даже не верится, что такой… старичок, наверное… зашел сюда. Я себе представлял все абсолютно по-другому, уж точно не такого человека. Но это хорошо, у меня теперь появились надежды, что он может быть хорошим и добрым дядей, несмотря на все, что сказала до этого моя мама. »

– Ну, привет, дорогой мой. – поприветствовал он Якоба с улыбкой до ушей и обнял его, сжав его со всей силой, но сделал он это не из-за фантастической любви к племяннику, которого не видел несколько лет, а скорее из-за обычной привычки и желания показать свое дружелюбие к человеку. – Рассказывай, как жизнь-то, а? Что нового? Хоть помнишь меня?

– Эмм… Ну, да, чуть-чуть помню, правда. – обманул он Григория, пытаясь этим как-то предрасположить его к себе. – Но я же был все-таки маленький тогда, поэтому не так хорошо.

– Конечно, мы с тобой-то давно не виделись, хотя должны были, скажу тебе честно. – проговорил он, повысив тон в конце и посмотрев с улыбкой на маму Якоба, которая стояла у плиты, стараясь улыбаться самой приветливой и гостеприимной улыбкой. – Если она, – указал он на нее кивком. – дорогуша наша, позвала бы меня раньше к себе, то мы были бы уже знакомы. Даже больше скажу, я один раз сам захотел, но она как-то начала отнекиваться…

– Так ты же понимаешь, – перебила она его с улыбкой на улице. – в каком я тогда была положении. Конечно я бы тебя позвала к себе в гости и вот, когда нашелся момент, я это и сделала.

– Ладно, ладно, – говорил он, продолжая улыбаться той родственно-иронической улыбкой. – отговорилась, хорошо. Ну, давай, – вернулся он к Якобу. – расскажи, что происходит сейчас в жизни, как дела, может я что-то важное пропустил… Ха-ха! Конечно пропустил; я уже не помню, когда был здесь в последний раз.

– Давно был, давно.

– Ну, вообще все хорошо. – сказал Якоб. – Хожу в школу, учусь…

– Это хорошо, это хорошо. – они все присели за стол. – Вот мне твоя мама сказала, что хотела бы тебя в большой город отправить, чтобы ты там начал осваиваться. Я тебе готов в этом помочь, если ты, конечно, хочешь этого. Знаешь, там правда много возможностей…

И в этот момент Якоб перестал его слушать и полностью ушел в себя. В голове он повторял самому себе эти слова: если ты хочешь этого, если ты хочешь этого, если ты хочешь этого…

« А хочу ли я этого… Может сказать все прямо сейчас, несмотря на желание мамы?.. Я же понимаю, что не хочу и придумываю какие-то жалкие отмазки. Я не хочу, но это разве что-то меняет?.. По его словам – да, но я думаю – нет. Да, я не могу никак отказаться и пойти против всего этого… Привыкну, точно привыкну. Нужно немного времени и я буду только счастлив, что решился на такой смелый шаг. »

– …и конечно, в той квартире, как ты понимаешь, нам тесно не будет. – закончил Григорий, ожидая чего-то от Якоба, а тот в свою очередь все прослушал и не понял, что должен был говорить.

Он не понимал, почему его племянник выглядит таким потерянным и решил повторить главный вопрос:

– То есть, ты согласен, я так понимаю, да?

– Да… – ответил пока он неуверенно, но затем повторил несколько раз, убеждая самого себя в этом. – Да, да, да, я согласен.

– Отлично. Мы с тобой проведем замечательное время. Тогда, давайте собираться.

– Что? – удивился он. – Мы сейчас уже уезжаем?

– Ну, не прямо сейчас; через часика три, четыре поедем уже. К тому же ехать нам-то не мало придется, поэтому стоит чуть-чуть поторопиться.

– А как же школа? Я разве могу просто взять и уехать, не сказав ничего учительнице или директору. Может какие-то бумаги понадобятся, нет?

– Об этом не беспокойся, – вмешалась мама. – я сама все уточню и если что-то правда понадобится, напишу непременно, но мы и без тебя разберемся, не переживай.

– Да, но, но…

– Ну, все иди в комнату, собери свою одежду и принадлежности, а мы пока с твоим дядей чайку попьем.

– Ну, какой же чаек?.. – иронично возмутился он. – Мы так давно не виделись и ты угощаешь меня чайком?

– Так! Ты не забывай, что вы едите сегодня на машине, на такое дальнее расстояние…

– Ой, что со мной сделает одна рюмочка водки?!

– Одна-то ничего, но вот дальше…

– Так что дальше?! Разве я когда-нибудь игрался с этим?..

На этом моменте Якоб оставил их на кухне, а сам, поникнув головой и наполненный грустью, направился к себе в комнату, собирать, как ему сказала мама, свои вещи.

Он вспомнил, что у него заканчивалась тетрадка и сейчас захотел спросить, даст ли она денег и можно ли будет пойти в магазин до отъезда.

– Иди, иди! – кричала она ему, заливаясь смехом от шуток Григория, которые особенно были хороши, благодаря его своеобразной манере общения. – Вот тебе! – отдала она ему деньги и вернулась к веселому разговору.

Он вышел из дому и направился в местную лавку, где и покупал тетрадки.

« Мне даже на две хватит… Жаль, что мне придется уже точно уехать, оставить этот милый, красивый, замечательный дом… – он тяжело вздохнул всей грудью. – Надеюсь, все будет у меня хорошо. Начинается новая жизнь, к которой я, к сожалению, совершенно не готов… – Якоб уже видел издалека эту лавку. – Открыто, вроде бы. Но зато, несмотря на изменения, у меня всегда будут мои рисунки. Чтобы я без них делал… Надо, наверное, как-то попрощаться со всем этим, разве нет?.. А вдруг я здесь в последний раз в своей жизни и вспоминать я буду об этом в ярких, мечтательных картинках, которые будут мне казаться чем-то нереальным и фантастическим… Я же ни разу за всю свою жизнь не рисовал мой дом… Да, именно так я и попрощаюсь со всей этой жизнью, которая останется позади меня… »

– Здравствуйте, можно две тетрадки в клетку.

– Сорока восьми листовые?

– Да.

– Хорошо… Вот ваши две тетради.

II Часть.

– «Зато, мы весело провели время…» —

Машина ехала по равной дороге, где иногда появлялись несущественные выступы или выемки. Погода была погожая, было не жарко, но при этом достаточно светло. Якоб сидел на заднем сидении и смотрел на проносящуюся мимо него дорожную разметку на асфальте. В дороге они уже находились более трех часов. Первый час дядя Григорий как-то заговаривал со своим племянником и пытался найти общий язык, но потом, когда ему это поднадоело, он замолчал и больше они глобально ни о чем не разговаривали. Якобу сидеть в тишине было намного комфортнее, чем поддерживать с кем-либо беседу, так как ему не хотелось отвлекаться на внешние, ненужные по его мнению факторы, которые мешали мирозданию и сосредоточию мысли. Но при этом, про себя он поощрял дядю за его стремление найти общие интересующие их темы и поддерживать веселую, товарищескую обстановку.

« Он точно неплохой человек – это радует и обнадеживает. Все же мне придется жить с этим человеком некоторое время, поэтому хотелось бы, чтоб он был любезен со мной и не строг во всем. Но сейчас разговаривать мне ни с кем не хочется, лучше сидеть и наслаждаться этим прохладным ветерком. Я уже и забыл это прекрасное чувство. – он сидел, наклонившись всем телом на закрытую дверь и рассматривал с наслаждением весь дорожный пейзаж, ощущая на лице совсем не легкое дуновение ветерка, но это ему никак не мешало. – Вот и все начинается для меня. Конечно сейчас интересно все, что меня ожидает, но так не хочется заражаться этими мыслями, еще, не дай бог, накручивать начну себя как-то… Так что остановимся на чем-то легком, например… Даже не знаю… Ох, ничего не идет в голову… – в его голове происходила та тяжелая мысленная борьба, где ему приходилось сдерживать тот напор дум, содержащих в себе предположения о своем будущем и надежды связанные с ним, но с другой стороны, как бы он не старался свою голову лайтовыми размышлениями об общих вещах – у него никак это не получалось, поэтому в конце концов он просто устал и перестал себя в чем-либо сдерживать. – Ощущается страх, но и я такой любопытный еще… хоть и не всегда. Пути назад нет и теперь хотелось бы поскорее встретиться лицом к лицу с новой жизнью. Но и так не хочется этого… В общем, ничего не знаю. Как дурак сижу и говорю то одно, то другое… »

– Якоб, давай сейчас чуть-чуть передохнем, остановимся в одном месте, поедим чего-нибудь и потом продолжим. Очень часто людям становится плохо из-за долгой, нудной поездки, поэтому лучше сделаем одну остановку.

Якоб ничего не ответил, хоть и все прекрасно расслышал, что сказал его дядя. Чувствовал он себя замечательно и останавливаться ему совершенно не хотелось, но перечить людям он никогда не умел, да и не хотел. Он спокойно с этим смирился, даже не пытаясь маленьким намеком указать, что для него лучше продолжить ехать в город, без каких-либо остановок для отдыха.

« Ну, ладно, что поделать… »

Они остановились на заправке, вышли из старой машины, у которой пробег был уже существенный и пошли в местное заведение. Перед тем как зайти внутрь, Якоб заметил, что внутри только два посетителя: оба были мужчины. Они сидели за столом и играли в карты, а рядом с их локтями стояли длинные, стеклянные стаканы для пива.

« Честно говоря, мне не хочется здесь есть. – ему совершенно неожиданно пришла мысль в голову зарифмовать всю царившую внутри обстановку. – Кружка пива на столе… / Мужики играют в карты, / С удовольствием сыграл бы, / Но умею только в нарды! Ого! Ха-ха-ха! С первого раза получилось! А я совершенствуюсь. – дальше в его воображении пролетали бессмысленные, странные картинки, где он предстает в совершенно разных образах: то дьявола, то ангела, то ужасного живодера, то любящего мужа… – Туууу, ту ту ту ту-ту-ту-тууу! – напевал просто так самому себе, когда они подошли к тому столику, за которым сидели мужчины. »

– Ну, что! – крикнул дядя Григорий мужикам. – Надеюсь с силами собрались, игроки наши?!

– Ой, ой! Вернулся блудный сын! – поддержал один из мужиков тон разговора. – Сегодня, я тебя уверяю, ты уйдешь с пустыми карманами, а может и вообще без штанов! – залился он громким, заразительным смехом.

– Ну, это мы еще увидим.

– А этот откуда? – спросил второй мужик, кивнув в сторону Якоба.

– Племянник мой. Вот, – в этот момент Григорий приобнял его. – везу в город, пусть узнает, что такое настоящая жизнь!

– Это правильно, это правильно. Нечего молодым по селам шататься.

– Это точно. Слушай, у тебя есть что-то из еды для Якоба, чтоб он нормально поел.

– Ну… Вроде шоколадные батончики есть. Любишь? – спросил он у Якоба, на что тот молча кивнул головой, в знак положительного ответа. – Сейчас принесу.

Он вышел за дверь и вернулся через одну, две минуты, держа в руках несколько шоколадок.

– На, садись сюда. – он кинул на стол все эти конфеты. – У нас интернет вот недавно провели, хочешь пароль?

– Нет, ему незачем. Телефона нет, ноутбука тоже. – ответил за него Григорий. – Но скоро все будет, главное только трудиться.

– Это правильно, это правильно. Детей нужно с самого рождения приучать к работе; сейчас такое поколение, что никто не хочет трудиться, а если и хотят то что-нибудь легкое. Посмотрел бы я на них в наше время.

– Ладно, хватит языком трепать. Давай уже начнем.

Григорий сел вместе с ними за стол, а Якоб сидел за отдельным и рассматривал упаковки шоколадок.

« Где он их вообще нашел? В первый раз вижу такие. »

– Пиво-то будешь? – спросил один из них у дяди Григория.

– За чей счет? – спросил он, улыбнувшись.

– Сейчас принесу кружку.

Они начали играть. Во время игры мужики часто обращались к Якобу, чтобы тот смотрел, как они будут выигрывать его дядю.

– Смотри сынок, как я сейчас твоего дядьку-то без одежды отправлю в город. Ха-ха-ха!

Якоб на это просто улыбался, смотрел со вниманием за их игрой несколько минут, но затем обратно возвращался на свое место.

« Они такие веселые и добрые! Еще конфеты мне дали. Не зря все-таки мы остановились. »

Будь Якоб внимательнее, он бы смог заметить, как дядя Григорий с каждой раздачей изменялся в настроении и становился все пьяней. К сожалению изменялся он в худшую сторону: улыбка исчезла с его лица, начинало проявляться раздражительность… К тому же еще ему не везло в картах и из-за подколов от своих товарищей он еще сильнее злился.

Но Якоб не обращал на это внимания, сидел за своим столом, оглядывался вокруг и кушал сладости.

« Конечно со стороны выглядит это место не очень, но если чуть-чуть посидеть и осмотреться, то достаточно уютно. Как я понял, один из них – он посмотрел на тасующих карты мужиков. – это хозяин заведения. Интересно, откуда дядя Григорий их знает?.. Они такие добрые и веселые, я бы даже остался подольше тут, если понадобится. – после этого он встал со своего места и подошел к их столу, посмотреть как идет игра и в чью пользу. »

– Слушай, меня так просто не надуешь! – кричал Григорий нервно и без тепло-товарищеской улыбки на лице. – Быстро верни карту в колоду!

– Ты с ума сошел?! Протри глаза, Алеша! Как я, по-твоему, мог это сделать, а? – говорили ему в ответ, но с той мерзкой улыбкой, которую люди совершенно не скрывают, когда дела идут не против них. – Я ничего не делал, честное слово! Давай, продолжаем!

– Хватит! – издал он уже громкий крик и ударил по столу. – Я-то далеко не дурак! А вы идиоты пытаетесь меня надуть, ха-ха! Не смешите меня!

– Говорю тебе: ничего мы не жульничали! Все равно не понимаешь?!

– Так, все! Якоб, идем! Запомни, никогда не ведись с дебилами, а то потом сам таким же станешь! Идем отсюда!

Они вышли оттуда, слыша в след от мужиков: «Ой, еще вернешься, как миленький!».

– Уроды, бездари, оборванцы, идиоты! – говорил Григорий себе под нос. – Чтоб еще раз я к ним приперся – ни за что на свете! Мрази!..

Они сели оба в машину. Якоб хотел было сесть на заднее сидение и уже открыл дверь, как вдруг услышал резкий голос дяди, который хотел, чтобы он сел вперед:

– Что ж ты там такого делаешь сзади?! Садись вперед как нормальный человек!

Якоб уже начал понимать, что настроение у Григория изменилось и его жизнерадостность, веселость куда-то пропали. Алкоголь одурманил всю его голову и самое страшное, что в таком состоянии он садился за руль и как это не могло не привести к плохим последствиям?..

Якобу стало страшно. Он впервые за всю свою жизнь ощущал настоящий страх возможной смерти. Страх за свою жизнь хорошо гармонировал с наплывающей ненавистью к своему дяде, который из веселого, смешного человека превратился в мерзейшее на всей планете животное. Но происходил переход внутри Якоба постепенно и в конце достиг своего пика, что привело к неожиданному исходу событий.

« Не нравится мне это все. Какой-то он стал странный и изменился еще в лице. Я аж испугался, когда он крикнул мне сесть вперед. Надеюсь, ничего не случиться плохого. – он посмотрел краем глаза на водительское сидение и вгляделся в лицо дяди Григория. – Почему он кажется таким напряженным, но одновременно и расслабленным?.. Может попросить его остановиться где-нибудь, а то страшновато ехать, когда он будто бы озабочен чем-то. Но он еще сильнее не разозлится, если я спрошу? Ох, так все хорошо было, а теперь опять все поменялось… Надоело уже… Почему он так резко поменялся?.. Обязательно что ли надо было выпить?! А он еще хотел у меня это сделать, хорошо мама не позволила, потому что хорошо знает эту жизнь! А он… Ох, как же он бесит! Какой замечательный мне попался человек, а! Я прям везунчик! Ха-ха! – холодный пот начал охватывать все его тело, с интервалом в две, три минуты обязательно должны были пойти мурашки с головы до ног, из-за чего Якоб иногда вздрагивал, резко отводя голову в сторону, но делала он это максимально скрытно, чтобы не вызвать подозрений у дяди, которого он уже хотел уничтожить, разорвать на частички. – Ой… Плохо, очень плохо! Ай, ай… Кажется кружится голова; нет, не кажется, правда кружится! Как же ненавижу, как же ненавижу это животное! Сидит себе, представил себя королем, наверное – ничего подобного! И таких глупых как он буквально миллионы людей! Ненавижу всей душой!!! Я… я… – в этот момент дрожь резко прошла по всему телу и это заметил дядя. »

Он повернулся лицом к нему и спросил:

– С тобой все хорошо?

Якоб ничего не ответил. Он сидел, широко раскрыв глаза, смотрел на проносящуюся дорогу и окаменел всем телом и душой. Дяде не понравилось это молчание и тишина исходившая от него.

– Эй! Ты вообще слышишь, что я говорю?! – крикнул он и грубо толкнул в плечо, пытаясь привести его в чувства.

Тогда Якоб медленно повернулся всем телом к нему, бросил на него ледяной, жестокий взгляд и тихо, отрывисто ответил:

– Что… вам… нужно?..

– Думал ты умираешь, но нет, живой! Ха-ха! Но в следующий раз отвечай мне сразу, не делай никогда такие долгие паузы, понял?

Тот высокомерно-начальниковский тон, которым задал вопрос дядя, абсолютно не понравился Якобу. Обстановка была накалена до предела, хотя заметить это было бы тяжело, находясь тогда в той ситуации. Григорий вообще не задумывался об этом.

Якоб становился все темнее, казалось вот-вот он превратится в тучное облако, взлетевшее прямиком из ада. Брови были нахмурены, глаза мертвенно блистали своей беленой… Страшно было представить, что происходило тогда в его голове, хотя вполне возможно и ничего, потому что в такие моменты, впадания в свирепство и ужас, редко сопровождаются большим количеством мыслей.

Григорий спокойно сидел на своем сидении и легонько держался за руль, в то время как Якоб пытался взглядом прорубиться в его душу и уничтожить все ее составляющие аспекты. Григорий, ощутив чутьем этот пристальный взгляд, повернулся к нему озабоченно и поинтересовался:

– И давно ты решил переехать?

В этот момент перед ними неожиданно появилась машина и Григорий резко ухватился за рулем и свернул в сторону, спасая машину от потенциального столкновения, которое могло унести в тот же день несколько жизней. После этого он на мгновение потерял управление и автомобиль швырялся из стороны в сторону, тем самым сильно раскачивая водителя и пассажира. Но к счастью, Григорий в конце концов смог обуздать это бешеное животное и остановился посреди дороги, развернув машину поперек.

Первую минуту они вдвоем молча сидели и тяжело дышали, но потом Якоб окончательно вышел из себя, открыл дверь и встал на асфальте, крича в воздух, а Григорий смотрел на эту сценку с удивлением:

– Чтоб еще раз! – кричал, свирепствовал неистово Якоб, схватившись за волосы. – Почему ты каждый раз так со мной поступаешь, можешь объяснить?! – он посмотрел на небо жалкими глазами. – Нет, не можешь, не можешь ты ничего! Одни уроды меня окружают! Сколько раз я мечтал, чтобы хоть что-то изменилось в моей жизни в лучшую сторону, а мне подкидывают вот это! Скажите, кого мне благодарить и я встану перед ним на колени, встану и буду рыдать! Слезы фонтаном будут из меня выплескиваться, я сделаю все, что вы захотите! Я принесу себя в жертву, я стану рабом, я буду куклой, с которой можно будет делать все что угодно! Аааааа! – орал он, казалось, что из него в любую секунду сможет вылезти зверский дух. – Я устал! – крик переходил постепенно в плач, но потом объединился с ним, из-за чего со стороны это выглядело очень жутко и ужасающе. – Я ненавижу, я ненавижу!.. – он упал на колени, прикрыв лицо руками. – Нет, нет! Так просто это оставить я не могу!