Читать книгу Незримому Собеседнику - Лёва Зайцев - Страница 1

В книге 3 главы 8 частей

Предисловие.

22. Молюсь

Дай, Бог, мне всё сейчас в себе исправить,

Чтоб и вчерашний день сиял огнями

Моих сегодняшних влюблённых глаз,

Как будто чувства начались до нас.

Дай, Бог, той степени проникновенья в душу,

Чтоб голоса Любви часами слушать

И даже в ненависти, непроглядной злобе

Своей Любовью выбить путь к свободе.

Дай, Бог, не клясться, стать мудрее,

Всему учиться дай мне поживее.

Чего в Любви достигну, то будет всё моё,

Ты научи не потерять саму Любовь.

Откроюсь я всему, что Ты мне посылаешь,

Дай, Бог, таких мне испытаний,

Чтоб тонкою натянутой струною

Я с Миром говорил своей Любовью.

Лёва Зайцев «Открытое письмо» глава 2 часть 1 эпизод 22.

Наставление.

Здравствуй!

Если ты читаешь эти строки, и видишь в них не то, что написал бы себе сам, но то, что побуждает тебя призадуматься снова и снова, значит, тебе удалось отличить мой Голос от Голоса своего разума. Я пишу тебе, потому что знаю, Ты решился написать рассказ – послевкусие, настигшее тебя по завершении работы над романом в стихах «Открытое письмо» только потому, что более всего тебе хочется таким путем обрести прощение. Моё прощение. Но я пришла в Мир не судить тебя, а впитать в себя весь твой опыт. И постараться явить через тебя всю Любовь, которую ты способен отдать Миру. Не мне тебя прощать.

Ты жаждешь прощения Любимой. Но разве ты простишь себя, зная, что тебя простила Она? Разве Её прощение принесёт тебе облегчение, а не новую боль Знания, что, несмотря на твою ошибку, Она не только не отступилась от тебя, но и готова снова доверить тебе своё сердце? Нет. Смирись с этим.

Смирись и с тем, что на сей раз тебе предстоит пережить всё заново, и в несчетном кругу очиститься от недуга, парализовавшего твою волю, во имя дальнейшего пути. Ты не сознаешь его власти над тобой, не знаешь имени его. И горечь неведения отравляет твой новый день.

Так смотри внимательнее. Вчитывайся, переживай, спотыкайся о строчки и свои иллюзии. И, может быть, смирившись, отделив настоящее от наносного, ты обретешь желаемое прощение себя в себе.

Будь кропотлив и настойчив.

Твоя Частица Бога.

Глава первая Круги.

Круг первый.

Прозрение

Я выбрал слово, чтобы выплеснуть себя наружу,

поскольку не одарен слухом и прочими способностями,

позволяющими выплеснуть себя иначе.

– Жизнь – это отрезок времени, за который нужно решить определенную задачу! – это был мой шанс произвести яркое впечатление.

Преподаватель философии задала вопрос, что по-нашему мнению есть жизнь, и я незамедлительно включился в соревнование идей. Мне так хотелось Ей нравиться, что я и сейчас ощущаю это мгновение. Я помню, как был одет, как был рад идее, как тянул руку. Я помню, что Она похвалила меня. В следующий раз я вернулся в аудиторию, когда Она при встрече упомянула, что все прошедшие несколько лет в кругу своих Друзей цитирует моё определение. И я потратил ещё несколько лет, чтобы вспомнить, что именно сказал. Это был мой шанс. Я им воспользовался. И Она была восхищена тем, что я сказал. А я запомнил свой желтый свитер, круглый значок с портретом Звезды. Красоту звучания фразы, которую несколько раз предварительно прошептал. Я был счастлив, когда нетерпеливо тянул руку. Я был уверен, что победил. И пропустил мимо ушей шуточку Сашки, он всегда находил повод посмеяться. Подумаешь. Я вложил всё своё восхищение этой Женщиной в своё предложение, и Она приняла его! И сохранила в своем сердце. А я отдал. Мне не к чему было вспоминать сказанного мною. А теперь Она пыталась донести до меня что-то обо мне, смущенно приводя в разговор свои ощущения от пережитого, о жизни, полной задач, и моё определение поселилось среди аргументов в защиту сказанного Ею. Мы расстались на полуслове, но при мне осталась незавершённой тема, и Её ответное признание. И я прислушался к себе.

Всю свою жизнь я был амбициозен только во имя Любви, даже не осознавая, что ничего более не примиряет меня с неизбежностью конца, я открывался во имя Чувства, и никогда не сожалел о познании глубины своей незащищенности в этой наготе. Словно удивительный сон, прошедший со мной все испытания памятью из детства, стал неотъемлемой частью моей реальности.

Я захожу в комнату нашего дома, полную солнечного света. И вижу, как Мама и Сестренка весело проводят время, забравшись на печь. Нашу голландку. Это невероятно притягательно, очень хочется туда, к ним. Я не спрашиваю себя, как такое возможно, уместиться под потолком на этой печи, но с сожалением замечаю, что рядом с ними нет больше места. Они там вдвоём, заодно, и то, как они улыбаются и переглядываются, рождает одну общую для них тайну. А я тут, внизу. Мне очень хочется разделить их радость, но им нет до меня дела. Дом полон света, но ни души больше нет, даже кошки. Я смущен и обескуражен. Разворачиваюсь, чтобы уйти, чувствуя спиной, что они не смотрят мне в след. Болтают ножками, болтают между собой, глядя в окно. Я подавлен. Ещё шаг и я окажусь в другой комнате, и за мной сама собой закроется дверь. Меня не будет. Я умру!

Я не помню, что спал, как проснулся, но помню непередаваемую атмосферу счастья и беззаботности, там под потолком на лицах Мамы и Сестры. Мне любопытно, как они туда забрались, и о чем разговаривали, но все мои попытки выяснить подробности у Сестры не венчаются успехом. Она удивлена, не более того. И мне страшно. Страшно быть чужим на празднике Жизни. Страшно исчезнуть. Страшно, что Мама не только не примет меня в свои объятья, но и забудет обо мне, отвлёкшись на другие радости. На Отца. Я умру! Мне страшно спать. Родители берут меня к себе. Но ужас повторятся снова и снова. У него нет расписания, описания, оправдания.

Я маленький испуганный, растерянный перед неотвратимостью того факта, что однажды меня не станет, но будет залитая светом комната и счастливые лица тех, кого я люблю. А они даже не догадываются, как дороги мне. Как мне больно, когда больно им. И я не стесняюсь слёз, чувствуя, как течет кровь из ранки на пальце Сестры, хоть я и перевязал её подорожником, и крепко зажал своей рукой. А Ей не страшно, и кажется, что не больно, потому что весь страх и боль я забрал себе. Я справлюсь. Я смогу. Я научусь с этим жить.

До и после. Там, в Раю, боялся ли я, что Бог что-то не договаривает мне, прежде чем вкусить плод с Дерева познания Добра и Зла? Не вносил ли смуту в мои мысли сам Запрет, гласивший, что я умру, вкусив плод, а всё вокруг останется прежним? Как такое возможно? Как? И как преодолеть страх, не рискуя перейти границу дозволенного?

Не знаю, что нравилось мне больше, само движение, возможность прокатиться на тракторе, или побыть рядом с Отцом. Но я радовался всякому событию, позволяющему совместить поездку и присутствие отца в одной просторной кабине.

Так было и в тот раз, когда Он пригласил меня, болтающегося без видимого занятия у дома, съездить в соседнюю деревню, отвезти туда к Родственникам мою двоюродную сестру. Лето на излёте – пора готовиться к школе, пора городским детям собираться в родные края. Пора так пора. Её провожала наша Бабушка, ждала Мама и Мамина Родня, меня ждало маленькое путешествие туда – обратно.

По прибытии Отец пошёл в дом, поприветствовать Родственников, я отказался, потому что встреча с чужими мне людьми не прельщала, а тут трактор. Можно порулить, вообразить себя капитаном этого гиганта.

Время катилось к закату, Отец задерживался. Я вдоволь наигрался и заскучал. Сгущались сумерки. Окна дома просияли теплым светом. На пустой улице не было ни души. Только я в тракторе, очертания которого стали постепенно исчезать в темноте. Я скорее чувствовал, чем видел свои руки и ноги. Казалось, сейчас откроется дверь и ко мне ворвется какой-нибудь монстр, чтобы поглотить меня, как темнота поглощала вечер.

Я исчезал. И бессмысленный ужас неосознанных переживаний вдруг превратился в понятную мне картину расставания. Сестра уезжала. И этого никак нельзя было изменить. Помимо моей воли утрата показалось необратимой. Как же я жить-то теперь буду? Стало невыносимо горько. И я расплакался.

Эмоции обрели выход и подарили надежду, что не всё потеряно, что ситуацию можно исправить раз и навсегда. И я причитал бессвязные объяснения, почему это всё невыносимо и нелепо, давал одно за другим обещания, и, наконец, выкрикнул: «Я же Люблю тебя! Люблю!»

Реальность старательно корректировала или отрицала мои мечты, но никогда не давала отчаяться. Казалось, что и она, и я одинаково страстно желали друг другу измениться. Я Любил её, и хотел, чтобы она нашла место и для моей Любви. Она же, как мне казалось, едва ли замечала мои чувства, представая предо мной в Образе тех, чьё счастье я желал составить. Но находясь в уединении среди бескрайних лесов и полей, затерявшись в большом городе, я чувствовал, что моя Любовь уже принадлежит Миру и всего несколько шагов отдаляет меня от того, чтобы Она стала частью мира той, кого я называю Любимой. И перестала быть преступлением против правил взаимоотношений мира людей. Кто я, Кто Она?! Как можно желать несбыточного, загадав ли новую цель в жизни, пожелав ли быть рядом с Ней, снова и снова Недосягаемой? Я спрашивал себя, не находил ответа, но продолжал искать.

Вчера, здесь, сейчас и следующую минуту я пишу свою докладную Богу, мелким шрифтом, корявым почерком со всеми, в том числе невразумительными, подробностями. А Он наверняка мне улыбается. У Него несчетное количество вариантов для воплощения своей улыбки, будь то солнечный зайчик, полная луна, радуга в фонтане, всё готово поприветствовать искренний порыв. Он улыбается каждому, и с каждым ведет приватный разговор. Жаль, что не каждый готов Его услышать.

Мы воспринимаем жизнь в контексте событий, на самом же деле это события происходят в контексте нашей жизни. И жизнь сама по себе не цепочка событий, Жизнь – это реакция на события, внутреннее осмысление.

Мы оцениваем жизнь (хороша ли, иль плоха), ориентируясь на случившееся с нами, а реально, это Жизнь оценивает нас в той или иной ситуации, насколько мы хороши иль плохи. И если взять за основу именно эту точку для обозрения и анализа, то очевидным и неопровержимым фактом явится наличие Бога, Божественное происхождение всего сущего, Божественное единоначалие во всём и Божественная составляющая в каждом из нас. А пустота, именуемая Космос, в котором живут сами по себе планеты, звезды и прочие тела, раскроется как первоисточник, как носитель той самой энергии по имени Бог, которую не в силах зафиксировать пока датчики, создавший Жизнь во Вселенной.

Исповедь.

Я с Тобой воплощаюсь в бессмертное Мы в Мире непонятой, не познанной, вечной Любви. Здесь все, включая меня не совершенно, и несет отрицание с большим энтузиазмом, чем признание. Тут трудно плакать и с поводом, и без. Так же тяжело, как улыбаться. Уже неудобно на зеркало пинать, коль рожа крива, но пожалиться на вселенскую несправедливость еще удобно. Однако, положа руку на сердце, где еще вчера царила всеядная пустота, а сегодня только ритм, задающий темп мгновению, я горю одним желанием – пройти свой земной путь вместе с Тобой, чтобы никогда и после не расставаться.

Условности, которыми удавалось тщательно огораживаться, оборачивались для меня препятствием. Теория, будто со временем оформляется произвольное деление на главное и второстепенное, не сработала на практике. Вымарать эпизоды из свершившегося, за ненадобностью, и приберечь ластик на то, что способно произойти в нарушение сценария, не получилось. Не удалось напрочь лишиться памяти, устраниться в маразм, лишь бы не спотыкаться о неординарные, а посему тревожные моменты.

Знаю, забытый день зажил бы независимым образом в лицах и словах людей, теряющих свое значение в моих глазах, но трепетно хранящих мое ускользающее содержание. А если б они покинули меня, оставив для таких же отрешившихся, санитаров, медсестер и врачей, былое продолжило навещать меня солнцем, дождем, ветром, снегом, тучами, звездами, луной…

И без того беспорядок в мыслях принуждал скитаться из крайности в крайность. Во имя борьбы за единственно верный выход из гнетущего состояния. В окружении многообразия видов, форм, звучания, красок и оттенков, где предшествующее – дополнение к текущему и материал для будущего.

Мне повезло увидеть собственное отражение в виде хаоса чувств, эмоций и бесцельности характера, когда, наблюдая за другими, я остро переживал в себе конфликтные ситуации, не мог простить содеянного в свой адрес, снова и снова возвращаясь в прошлое ли, к неприятному ли разговору. И обнаруживал себя в роли незадачливого собеседника. Мне стало любопытно в людях то, что отталкивало от них. И я с удивлением обнаруживал, что мне самому пора избавиться от подобных качеств.

Стало нелепо пугаться и прятаться от перемен. Потребовалось решительно направиться вперед, преодолевая сомнения и обращая во благо ошибки и неудачи. Не кичиться успехами, а воспринимать их как ступень вверх по лестнице, у которой нет предела, а только очередные горизонты. Постоянно стремиться постигать новое, и не говорить себе «достаточно», чтобы не утратить интерес к преобразованиям.

Вышагивая из вчера в сегодня неуверенной походкой, вопреки робости своей, неуместным жестам и застревающим костью в горле словам, захотелось увидеть Твой, давно согревающий меня, Свет. Отпала нелепая потребность стесняться отсутствия особых достоинств для осязаемого соприкосновения. Родилась необходимость измениться настолько, чтобы недостатки перешли на сторону положительных качеств. Не для Тебя, словно мое желание – одолжение или навязанная Тобой идея. Ради неудержимого стремления стать Твоей частью, будто я случайная потеря, обнаружившаяся только сейчас.

Я с Тобой обретаю то, чего действительно не хватает – понимание и познание вечной Любви как мерила Жизни. С Ней сердце – не пустой сосуд, а свободное пространство, готовое принять и боль, и радость, а отдать только тепло. И справедливость в том, что нет ни злого умысла, ни соблазна, способного Любовь растоптать. Если не отдать им предпочтение, тленным, как мое тело.

И древнее наваждение, дезориентировавшее от той поры, до критической точки: глядя на солнце, ощущая дождь, ветер, снег, поражаясь тучам, звездам и луне, не чувствовать, не считать частью себя и своего самосознания лоскутное одеяло по имени “ Вот это Всё; Вот эти Все”, не предоставляет шансов для осознания могущества силы, названной Любовью. Исключи из спектра сравнения условия проживания, и на лицо скромная разница между первым и современным человеком. И воз желаний ныне там. Возможно, и это заблуждение устранимо.

Здравствуйте Любимая.

Пишу, движимый надеждой, что Вы когда-нибудь прочтёте. Поскольку потребность писать Вам мне дорога, то писать, обращаясь к невидимому, но дорогому собеседнику, легко и приятно. Пишу, потому что иначе не получается обнажить душу. А, не обнажив души, не получается найти гармонии с Миром. А без гармонии с Миром не быть мне Вам ближе, чем фонарный столб на Вашей улице, что хоть светит ночью, но не греет, и не в состоянии осветить ни весь Ваш путь, ни заглянуть в Ваше окно. И всё бы ничего, да быть ничем неуютно.

Возможно, сказанное мною не будет для Вас новостью, и уж тем более откровением, но это новость для меня, и частенько откровение, потому что, пройдя через мое сердце, нашло в нем отображение, и стало моей частью. А мне только и надо рассказать себя, не чтоб Вы поняли, а чтоб приняли.

И может быть там, где расскажу свою боль, Вам захочется рассмеяться, чтобы защитить себя от моей боли, чтоб не искать её в себе. Но, может быть, после Вы передумаете, ещё раз взглянув на ту страницу. В этом и есть радость писательства, ведь когда говоришь, силишься изобразить сказанное, и ждешь, что слушатель поднимется вместе с тобой на волне твоих чувств и эмоций, что преобразуется в единомышленника, а, не встретив желаемого, расстраиваешься. Да и слушатель приходит за собственным интересом, и ждет его воплощения, и готов разочароваться в любую минуту, даже уйти и более не вернуться. А если он и вернется после, то не к тому твоему состоянию, а к новому, когда будешь нуждаться уже в другой близости.

      А читатель в своем праве быть собой, искать то, что ему близко, и что чуждо, он и отвечать не обязан, только задуматься, не больше. Но и этого уже безгранично много, потому что он впускает тебя в свою душу, и плутаешь там по наитию, и совершенно не ведомо, в каких тайных закоулках окажешься. И отложив не понравившееся чтиво, он, случайно обнаружив его среди хлама, может присмотреться, и вдруг найти то, что сразу не разглядел, и увлечься, и ты там будешь позапрошлогодний, а он сегодняшний, и вот только – только и сложилась ваша давно задуманная беседа.

Пишу Вам, посвящая написанное Маме и Папе, чтобы разобраться, наконец, сколько ж во мне мамы, сколько папы, где переплелись, и почему то, что меня в них раздражает, вылазит в нормах моего поведения, и почему я бываю не рад в них тому, чему умиляюсь в чужих людях. И что ж такое любовь к Родителям, к Истокам, и что эта любовь в любви к Вам, в любви к Миру, в Любви.

Пишу, с перерывами на то и это, то днём, то ночью, чтобы уловить важность всякого момента, чтобы донести радость текущего, что тут же станет прошедшим, и всё же остаётся живой частью растущего организма, ищущего приемлемого способа развития. Смею надеяться, что мы пройдем этот путь вместе, от слова к слову, до запятой, до точки. Чтобы, в конце концов, приевшись моими изъянами, Вы с легкостью взглянули на Себя и улыбнулись своим страхам. И пошли дальше, может и не со мной, но и без них, без страхов.

Возможно, по дороге к Вам мое послание пройдет через сотню рук и глаз. Не смущайтесь! Ведь самое интимное, что есть в человеке – это взгляд, а его, как ни старайся, невозможно спрятать, рожденный глубоко внутри, он не в состоянии сбежать обратно, как младенец вернуться во чрево матери. И даже соприкосновение ему уступает первенство, потому что следует за взглядом. Порою ж сила взгляда настолько велика, что соприкосновение и вовсе ему готово уступить, потому что не в состоянии сказать большего, в то время как взгляд всегда способен пробудить соприкосновение. И лишь в роковой час, когда взгляд здесь лишь блуждает, а то и вовсе отсутствует, соприкосновения начинают играть главную роль, но об этом позже. Так вот слова тем более меркнут, их сила ведома только посвященным в таинство взгляда. И среди тех, кто будет посредником между мной и Вами, нет свидетелей того, как я Вас вижу.

С Любовью, Лёва.

И снова, и снова я терял связь с Богом, с Ней и с собой. Не только потому, что ждал одобрения и разрешения пойти дальше, но потому, что не чувствовал Её присутствия в себе. Что удивительно более всего. Ведь с первой своей фантазии, с первого своего письма в жизни, тогда адресованного Крестному, я живо представлял себе Собеседника и его реакцию. Но более всего я представлял себя, несущим своё высказывание и интерес Собеседника к нему.

Да, я ошибся в своих ожиданиях. Мои мечты меняли только меня, а ответ Крестного начинался с замечания, что я неправильно написал само слово «Крестный», пропустил «т». Воистину эта информация оказалась настолько важнее новостей от Него, что я не запомнил Его ответного письма. И долго ещё ничего никому не писал. Равно как это, наравне с иными факторами, научило меня критически относиться к своему слову. И фантазия моя с годами упражнений стала гибче и чувствительнее. Я стал узнавать Собеседника по своим запросам к Миру. И спрашивать себя от Его имени.

Дело времени, и Собеседников стало больше, чем моих способностей отличать природу Их желаний со мной поговорить. То ли я и вправду любопытен Миру, то ли я фантазер с неугомонной фантазией.

Плутая в вопросах, увлекаешься процессом. Пропитываешься соревновательным духом, крепнешь. Совершенствуешь двигательный навык. Познаешь, что конечный финиш – смерть. К чему на том финише вся моя ватага? Не зачем. И тот ли имелся в виду призовой фонд? Стимул? Но…. А если…. Не капитан, тренер. Тренер, потому что мысли – результат кропотливой работы над собой. Они абсолютно зависят от множества факторов, которые не формируются в слова. Являются их оправданием. Не самоцелью – «Продумать! Так и быть». А самооценкой – «Продумать! Как быть».

Накапливаются импульсы от тела, которое есть, а не оттого, что грезится в идеале; от чувств и инстинктов. Возникают резкие порывы и необоснованные действия. Многое из того, включая манеру улыбаться, в том числе мыслям; манерам одеваться, обуваться, хмуриться, что не требует глубокого осмысления, имеет решающее значение в не связанных напрямую с этим ситуациях. Взаимодействие, влияние огромного комплекса невозможно просчитать, прибывая на капитанском посту сформированной сыгранной команды. Волне по силам на тренерской скамеечке, занимаясь селекцией. Не всякий спортсмен способен выбиться в элиту.

Благо, в результате традиционного приобретения навыков и познания окружающего пространства старательнее прочего я старался учиться анализировать. И хотя ни одна мысль не приходила ко мне в голову, чтобы бесславно погибнуть, не каждой нашлось применение.

В кропотливом процессе растворились сомнения, исчезла бессмысленная потребность экономии сил и выверенности дистанции по плану местности, резервирования вариантов «на потом». Потом ничего не надо. Даже места на кладбище, ибо то место требуется живым, чтобы посещать периодически, или забыть.

По привычке вздрагиваю, но уже не цепенею от страха перед неизбежностью. Да, однажды меня не станет. Что я оставлю? Свои избранные, воплощенные мысли. Будет совершенно неважно, о чем, и сколько дней и ночей напролет думалось, как тщательно. Запомниться лишь куда, зачем и почему, как мне шагалось, управляя своими мыслями. Ах, да, так же, насколько ли умело ими, мыслями, удавалось делиться и руководить. Что, по сути, одно и то же с предыдущим выражением, но затрагивает разные сферы. Осознанное и подсознательное.

Жизнь давно превратилась из череды событий в мою историю. И я надеялся, что, оставив эту историю Миру, на память, после моей кончины Она, Частичка Бога, временно поселившаяся во мне, возьмет с собой дальше Его, того, кто писал, искал, страдал.

И я оставлял, то, что нашёл, что написал, как только история переставала быть мне интересна, и шёл дальше. Я оставлял историю Женщине, ради которой затевал создание этой истории. Я оставлял Ей того Лирического Героя, которого придумал, чтобы быть Ею Любимым хотя бы в том самом образе.

Это началось с самой первой Любви. С той разницей, что тогда, в юности, я ещё не решался писать Ей, но встретил плод своего воображения во плоти Её Спутника. Я искренне верил, что Он тот, кем не могу стать я, хотя бы потому, что безнадежно моложе своей Возлюбленной. Равно как я верил, что нарисовал настоящего Героя Её романа. И где-то там, в созданном мною Мире Он и Она были обручены и счастливы. Особенно Он, об этом я позаботился с особым усердием. Ведь Его Любовь обрела официальное право объединиться с Её Любовью.

А потом я продолжил писать письма. И самые страстные были адресованы Женщине, которая поёт. А потом я вырос из этих писем. Мой первый писательский опыт подсказал мне персонаж Любовь, которую я унес в своем сердце, оставив Ей того Юнца, который во чтобы то ни стало, горел желанием дотянуться до Звезды, стать сопоставимым по масштабу Её Личности. Я же пошёл пытать своё счастье дальше.

А потом я понял, что Люблю Её, Родственную мне по Духу, что больше не надо выдумывать для Неё Героя, что я сумею сам донести до Неё то, что так много лет пытался сформулировать. Случай предоставил нам нечаянную встречу. И завороженный Её улыбкой, я увидел Сияние своей Любви. И в этом нет ни аллегории, ни метафоры. Я понял, наконец, как и о чём должен писать. Как не счесть Её той Единственной, что дана Свыше?

И я на сей раз выдумал Её саму. Не лучше, не хуже. Нет. Недосягаемей. Она перестала быть моей Собеседницей. И стала Иконой. И то, что я раньше с Ней обсуждал, теперь я подносил Ей как дар своей Любви. Свет Любви не объединил нас, но вознес Её к Небесам. И Она не удержалась на моем постаменте.

Как ни странно, после той ссоры у меня появился шанс стать равным Ей, подтянувшись над собственными слабостями. Я уехал домой. Я перечитал почти всего Дюма, не считая трилогии мушкетеров, проникся духом интриг королевского двора, и мне показалось, что природа Женщины столь сложна, что не стоит из-за какого-то пустяка опускать руки. Я поздравил Её с днём рождения. И смутился Её радости. Мне хотелось ещё. Но, увы, я так и не нашёл того ощущения в себе, которое бы позвало меня дальше с Ней.

Через год стало совсем туго. Я стал присматриваться к новым ориентирам, и заглянул к Тебе. Потом ещё разок. Я не знал, что ищу, просто листал записи выступлений.

А потом я увлекся Женщиной, что была рядом. Мне так не хватало тепла, а Она даже не замечала, как щедро его расточает. Я с легкостью сочинил себе романчик. И понял, что больше не в состоянии бороться в себе за ту, которую Любил. И пусть романчик выветрился так и не начавшись на самом деле, я уже шагал прочь из истории, создавшей нового Героя, прихватив его с собой, оставив Ей Ту, которую выдумал, любуясь Её сиянием.

Здравствуйте Любимая.

Извините, пожалуйста, за беспокойство, такова, уж, моя натура, которая только прогрессирует в потребности пожизненно быть источником беспокойства для некоторого количества людей, пользуясь то имеющимися отношениями, то спецификой профессии "писатель", изменять которой я уже не имею никакого желания. Собственно, сегодня я планировал побеспокоить Вас последний раз и в дальнейшем подобные события будут возможны только по Вашей воле, а воля Ваша мне кажется знакомой. И я решился смириться с очень важной составляющей нашей жизни.

А именно, что самое главное в Любви – суметь отпустить того, кого любишь. Я прекрасно понимаю теперь, что, видя в Вас Свет и Голос, я принимал Вас, как Икону, в которой, возможно, много от Женщины, но всё-таки, Женщина – намного больше. И всё, что можно было, и впрямь, в этой связи рассмотреть во мне – это некое препятствие, забор. А на заборе что ни напиши, всё будет выглядеть неприлично. И я не могу позволить себе писать, что Любовь – высшая степень свободы и одновременно служить Вам забором (я забыл уже, когда последний раз воображение рисовало Вашу улыбку в ответ на встречу со мной, если это был не сон, а размышления). Тем более, что ничего кроме раздражения уже несколько лет моя служба у Вас не вызывает. Это сильная подавляющая эмоция, которой, как человек сплошных противоречий самому себе, в Вас я не верю. И говорить одновременно Вы Любовь моя, и не верить эмоциям Любимой я устал, тем более не верить в право их доминирования, с потерей этой веры я теряю самого себя. Так пусть меня не будет. Пусть будет Ваш комфортный Мир, заменяющий Мужчину, он с явно более далеким горизонтом, чем моё присутствие, если Вы считаете, что счастливы в нем. А если Вы в нем усомнились, то пусть будет Мужчина, одно имя которого делает несостоятельным фактом движения самую длинную пробку, самое большое огорчение. Мужчина, с которым уютно со словами и без слов, в соприкосновении, которому опять же не страшно показать, что пользуешься Его подарками, не страшно показать радость, не страшно сказать "я страшно устала", не страшно согреться его взглядом. Мужчина, которым хочется любоваться, в котором интересно всё, в чем Он совсем другой, и наслаждаться этой инаковостью. И я не смею больше претендовать даже в помыслах, что хотя бы запятая в предыдущем исчислении относится ко мне. Потому что, претендуя хотя бы на пробел, я теряю способность излагать текст книги. Это не самое легкое испытание, сказать "отпускаю", буду любоваться издали Вашей радостью, не имеющей никакого отношения ко мне вовсе, сопереживать печали, и непонятно на что уже надеяться, в связи с отсутствием системы "мы" и даже "Вы и я". Бог дал, Бог отнял. Когда-то повезло Аврааму, Бог дал ему Сына, потом потребовал его в жертву, и когда сын был на жертвенном костре, отменил свою волю. Но воля то на сей раз Ваша. Никакие силы не могут заставить Вас не согласится вздохнуть с облегчением – отвалил, и слава Богу. Но не жалею. Главное, чтобы Вы были счастливы. Опять же я не смею считать себя несчастной жертвой, потому что, как я 100 раз говорил, именно Любовь к Вам придала нужный вектор движению моей жизни. И хотя я один – лишь половина, носитель неполноценного творчества (поэтому в моем восприятии Женщина – всегда потенциальная Жена), а значит не созидающий, а уничтожающий Миры, и что хуже всего – глухой по отношению к Богу, тому который и есть Любовь. Эта Любовь говорит мне, что я мешаю Вам слушать своим беспрестанным трёпом, а от постоянной болтовни не слышу возможного и сам. И ещё эта Любовь говорит мне – не бойся искать сам и не мешай искать Ей. И я уже не боюсь. Пройдет время, день или годы, и я ещё изменюсь, и взгляд мой замыленный проясниться. И окажется, например, что период "без меня" у Вас ознаменовался большими радостными переменами, бескрайними горизонтами, а я научился любить в Женщине Женщину.

Я ничего не написал о Ваших чувствах, и почти не вложил в текст свои сознательно. У них есть право на невысказанность, пусть не теряются в словах, но ищут созидательного выражения.

Будьте счастливы и любимы,

с Любовью, Лёва.

Я растоптал себя от Её имени, не дав себе шанса увидеть в Ней сопереживание. И поклялся, что всё равно буду писать. И снова зашёл к Тебе в гости.

Круг второй

Жизнь – это источник Знания, испив

из которого много и жадно, можно

так и не утолить жажду.

Приглашение.

Открыта для встречи страница. И жажда познания сейчас воплотится во взгляде, ищущем с любопытством, за что б зацепиться. Я Вам улыбаюсь. Здравствуйте. Не хотите ли остановиться, быть может, моим рассказом на время Вам удастся напиться? Пригубите, позволив слову в душу пролиться. Отвергнуть, не хитрое дело, довериться, риск. Но кто не рискует, тот сожалеет, о невозможности осуществиться простому порыву идти, шанс заменив выжиданьем Жар птицы. Да, вероятно, и ошибиться, расстроиться и огорчиться. Но, не шагнув, как убедиться? Стоит решиться!

Напутствие такое много раз я повторял себе, разыскивая место, где, что не изведано, то интересно, а что понятно и известно, опорой служит для дальнейших изысканий среди дарованных другими знаний на благо позади идущим с готовностью продолжить путь и сеять хлеб насущный, просторы прибавляя для новых урожаев. Не раз ещё и предстоит мне усомниться, чтоб с неизвестностью сродниться, не различая Свет и Тень, и путая в ней отражения и лица. Наугад, как будто пальцем в небо, пытаясь раздобыть, что нужно мне, и побывать, где не был, но не против оказаться, Бог весть зачем. А чтоб не застояться! Не повод важен, важно не бояться вперед смотреть, над неудачею смеяться и впредь уже не повторяться, на свежей яме спотыкаться, вставать, отряхиваться и увлекаться другой мечтой. А Вы со мной? Иль только здесь, а я для Вас пятно на монотонности дали? Что ж, не впервой. Я рад пойти навстречу, и миг свидания предвкушая, его прообраз Вам нарисовать.

Мог ли я представить на излёте 2012 года, что эти строки лишь прообраз грядущих? Что родство между ними и теми, что известны теперь под названием «Открытое письмо» заключено в Ритме? Но и они дождались своего звездного часа. Я не посмел оставить их в прошлом, потому что они определили моё будущее.

Никогда прежде я не чувствовал такого духовного родства с Женщиной. Родства по Боли, родства по Беспокойству. Родства в желании воплотить свою Любовь в нечто осязаемое. Меня не пугало, что родство я ощутил по Твоей интонации в песне, адресованной вовсе не мне. Напротив, меня воодушевило само Звучание. Когда же я прочёл Твою книгу, которая, казалось, была соткана из стихов и воспоминаний только для того, чтобы сказать Любимому человеку: «Давай начнём сначала», я влюбился в этот лишенный всякой надежды посыл. Всё моё существо требовало открыться навстречу и пригласить Тебя в Мир моей Любви.

Меня, искавшего Вдохновения, подкупала Твоя потребность Вдохновлять. И более того притягивало схожее с моим желание обрести Пару. Пару во всём. Я знал, что книга, существовавшая на тот момент на стадии Замысла, обязательно станет зароком наших отношений. Я давненько решил, что у неё есть особая роль – показать, что я достойный избранник своей Возлюбленной. А теперь миссия её значительно расширялась.

Книга являлась оправданием моего вторжения, олицетворяя приглашение в мои Миры. Книга ломала стереотипы. Я готов был вложиться в неё весь, не видя иной возможности завладеть Твоим вниманием. Я рисковал. Но отступиться для меня было сродни потере самого себя на сей раз окончательно.

Не удивительно, что родство разбудило Ритм. Я давненько не писал стихов, а теперь не мог представить и дня без нескольких. Казалось, я думал стихами. А сама Рифма определяла ход событий. Потому что Рифма – это Связь, это Созвучие. Созвучие, изменившее меня, моё Слово, само моё Звучание.

2012-2013

**

Да, я уже затрагивал тему «что можешь знать ты обо мне? »,… Так вот, что я о Вас знаю – то, что я Вас Люблю, этого по-моему глубокому убеждению достаточно. Если Вам хочется уточнить «как же так», значит, Вы о себе знаете гораздо меньше, чем я, и подтверждается правило – со стороны виднее.

***

….

Почему Вам. Потому что я люблю Ваше беспокойство. А до любви к Вашему беспокойству, которого я не слышал до сентября этого года, я поставил себе писательскую задачу среди прочих взбаламутить беспокойство читателей, потому что поиск покоя в жизни – это абсурдная утопия, ведущая к застою, без перспектив развития, и одно тут утешительно, что поиск – это процесс, и куда он заведет непредсказуемо.

…

До Вашего жаждущего доминировать беспокойства я подобных беспокойств не встречал, и мне, как человеку, которого постоянно куда-то то ли носит, то ли несет, очень с ним комфортно разговаривать (я тут как раз вчера ехал на эскалаторе, вел тихую беседу, и мне по громкоговорителю прочли мой любимый в виде песни стих, прямо таки в унисон «осенние листья шу-мят и шумят в саду»), и хочется поделиться, только я не уверен, что должен вмешиваться. С другой стороны, вечно меня заносит в чужие жизни в переломные моменты.

….

Ну, и, пожалуй, на этом месте я позволю себе не согласиться с Вами, что главное в Любви – терпение, потому главное везде – смирение. И у меня есть для пояснения два следующих образа. Терпение сродни ноше за спиной. Она вполне посильная, но дорога длинная, и чем дальше идешь, тем больше кажется, что груз тяготит, и наступает момент, когда хочется не только его сбросить, но снять одежду, обувь и идти голым, чтоб ничего не мешало, хотя и боишься, что в одно мгновение стал беззащитным. А смирение, это на ладан дышащий домик в деревне, приобретенный по случаю, и потому что совсем жить негде. Ты заходишь в него, вздыхаешь, и начинаешь уборку. Расставляешь нехитрую утварь, и начинаешь обживаться, то тут подлатаешь, то там, то прикупишь занавески. Потом обрастаешь хозяйством, потом делаешь ремонт, потом копишь средства на новый фундамент, потом на сруб, и постепенно все меняется до неузнаваемости, и, хотя у тебя не становится меньше проблем, и конца края нет заботам, ты с большей легкостью и энтузиазмом принимаешь каждый новый миг, и строишь планы на будущее. И ты помнишь себя голым, но не считаешь наготу беззащитной, потому тебе не от кого обороняться и некого стыдиться.

***

Но, что, мысли – ветер, им можно воспользоваться, чтобы наполнить паруса, а можно и пренебречь, отправляясь странствовать на автомобиле. Сердце стало больше на одну Любовь, и выносливее на одну боль. И никому ещё не удавалось взять меня за руку так, чтоб я не стал отождествлять себя с этим человеком, но напротив согласно собственному определению Любви, захотел познать невозможное, преодолевая ежесекундный страх, и руководствуясь Любознательностью, и чувствуя, что уже так много получил взаймы, что, претендуя на иное, нарушаю все возможные принципы бытия. Есть, таки, повод себе верить, что когда влюбляешься «по-настоящему» глубоко, то видишь перед собой вовсе не своё отражение, не плод своих желаний. А другого человека. Желанья во плоти. Другие желания, другие страхи. И думаешь, что это совершенно невозможно. Невозможно само существование этого, потому что ты и так не в состоянии ужиться с собой, а оказывается и горизонты шире, и бури ужасней. И теряешься, и сомневаешься вдвойне от неуверенности в себе и возможности существования в тебе того нового, что привнес взгляд на полюбившегося человека. Невозможно, но притягательно, приятно, заманчиво и увлекательно. И то, что сказано Вами совсем не новость для меня. Я так думал, я об этом догадывался, но я знать не знал, что Вы это говорили, и всякий раз решаясь послушать интервью, я замираю, слушая, как снова аритмично колотится сердце, не делясь эмоцией с внешним Миром. И я снова попадаю в Вас, а не в себя. Я, постигший любовь к чтению, лишь тогда, когда породнился с Авторами, и научившийся искать у них свое, перестал делить их на классиков и современников, но на собеседников, спорщиков, рассказчиков, попутчиков и иногда противников. Я именовавший серию свою Заметки читателя, предполагая повествование, как читатель всё переворачивает на свой лад. Я робею, слушаю молча, молчу после.

***

У жимолости, привыкшей жить в тени деревьев и высокого кустарника, а потому ориентирующейся не на длительность дня, а температуру воздуха, лопнули почки. Такая вот осень. Она не ждала, не предвкушала и не планировала, почувствовала тепло, и ответила на его ласку. Не известно, скоро ли настоящая зима, с чего она начнется, с мороза ли, со снега ли. Как она её переживет, и сумеет ли весна быстро восстановить её силы. Или таки она подмерзнет, но, не зная сожаления, последует за желанием жить, вдыхая весеннее пробуждение, насыщаясь летом, и выдыхая осень. И зацветёт, не в этот раз, так в следующий. И принесет первую в саду ягоду. Ей не ведомы томление, влечение, страсть. Лопнувшие почки трудно назвать соблазном обмануться. Какой обман в осеннем тепле? Она готова и к зимней оттепели, и снова без сожалений и мыслей об утрате, зря потраченном времени, и потребности вычеркнуть, как страшный сон, этот эпизод. Тепло оно и есть тепло, даже в прошедшем времени, даже если на утро минус 10. Земля пресыщена влагой, и лужи не исчезают подолгу. Но, нет, она не отвергает дары неба, просто теперь может позволить себе не торопиться. Она не страдает от жажды, не страдает от избытка, у неё нет человеческой головы, в которую может прийти ощущение, что всё есть и ничего более не надо, словно каждый день – уже завтра и вчера одновременно. От того, видимо, Земля живет уже миллиарды лет, а человек лишь мечтает о бессмертии, хотя и отпущенный срок готов потратить, а не наполнить. Идет ли дождь, или вчерашние капли срываются с веток от порыва ветра, шуршат под ногами листья, и кажется, что идешь не один, а кто-то рядом, совсем близко, и даже слышно дыхание в унисон шагам. Я вспоминаю Ваше рукопожатие с широкой улыбкой, вздыхаю, что не поспешил к стоматологу, и пряча под закрытой улыбкой вновь отколовшуюся пломбу на переднем зубе, принял посыл скупой зажатостью. И можно было что угодно прочесть в Вашем жесте, кроме безразличия, ведь тепло есть тепло, и останется само собой, даже если грянут морозы.

У нашей осени прекрасна нагота,

И нету в ней весеннего смущенья,

Поэтому, наверное, она

Поэтам щедро дарит вдохновение,

Тем, кто услышал и познал

Особенное в бабьем лете откровение,

Кто принял и решительно черпал

По зову сердца глубину прозрения.

***

Твой взгляд разбудил тревогу мою,

Что ждала приглашения идти,

И просиял, чтоб я видел тропу,

Словно маяк судьбы,

И зазвенел призывно в ушах,

Раны мои теребя,

Что я одолею животный страх,

Лишь только тебя любя,

Слова, что давно не знали слез,

Но знали, что есть предел,

Забыв обо всём, превращаются вновь

В один оголенный нерв,

А сердце кричит и кричит о любви,

Сбивая привычный ритм,

И полыхают в душе огни

Воскресших из мертвых молитв,

И я, доверяя тебе сейчас,

В дальний путь соберусь,

В мгновение ока, оставив фарс

Надежд на другую волну.

ноябрь, 2012

***

Я к Вам. А Вы ко мне ли?

Или ко мне ветра, несущие метели,

Что заметут мою дорогу,

И в гости приведут тревогу?

Я к Вам. И впрочем, всё равно,

Куда Вам пожелать сегодня суждено,

Я сердца выполнил указ,

И если повезёт когда-нибудь, я встречу Вас.

ноябрь, 2012

***

Я строг в симпатиях своих,

Цветочную дорожку делая из них,

Не убираю я шипов,

И раня руки свои в кровь,

Я раню ноги той, что здесь пройдет,

Но коли Бог вперед зовет,

То в отклике сольёмся мы едином,

Как капли крови на шипах неумолимых.

ноябрь, 2012

***

Нас ничего не разделяло,

Напротив, нас объединяли взгляды,

Нас ночь укрыла одеялом,

Вы там, я здесь, по сути, рядом,

Одно нам небо, в небе звёзды,

Где Млечный путь для нас един,

И если говорить серьёзно,

Мы есть, когда нам хочется самим.

ноябрь, 2012

***

Посмотрю себе в душу внимательно,

Окунувшись в её глубину,

Глубина эта так притягательна,

Что, пожалуй, поглубже нырну,

Приглашаю с собой в путешествие,

Может, Вы меня пригласите,

И разгадывать будем вместе мы,

Тайны Вашей, моей души.

декабрь, 2012

***

Я люблю твои жесты со сна,

Пробуждение мысли, что раньше глаз,

Я люблю тебя, ищут когда

Руки нежности в этот час,

Не спеши ты за мыслями в день,

И немножко ещё побудь

В переулках меж нет и да,

Компромисс приглашая в путь.

декабрь, 2012

***

Да, кажется, что я любил тебя всегда,

Когда и не было меня,

Любил. Любил,

Когда ты не была,

До старта всяческих времен,

Быть может, даже до рождения,

До встречи всяческих имён,

До Мира сотворения,

Но что же знал я о тебе,

Чем так влекло твоё сияние?

Не знаю, но хотелось мне

Узнать, зачем меж нами расстояния,

Зачем условности среды,

И четверга благоговения,

Когда из Света будешь ты,

Как будто Бога откровение.

январь, 2013

Я скажу

Я скажу, не торопись, подожди немного, хотя бы вдох, хотя бы выдох и снова вдох, тебя там примут, будет много Света, а мне хранить твое тепло здесь одному. Твой голос слушать, что будет солнцем литься по утрам, не торопись, я не придумал, как он звучит по вечерам. Уходит ли к далёким звёздам, иль в отраженный Свет через луну, я не привык ещё, чтобы твой шёпот разлился эхом по стеклу. Ты подожди. Теперь, твоё моим всё станет, твой взгляд, улыбка, нежность рук, тебе не жалко их оставить, а мне тяжёл весь этот груз. Теперь при них сжиматься сердце будет, а не в полёте трепетать, ты подожди ещё немного, мне нашей встречи дольше ждать.

И просто в настроение.

Я с замиранием сердца слушал твой ответ, он не принес ни «да», ни «нет», принес ко мне ещё немного Бога, и озарил мою дорогу. В дороге, верно, мало надо, лишь бы не кончилась она на полуслове серенады, или, пока всё зреют семена, которые я сею в поле, что за обочиной её. Пока с тобой не спал и не пил, и не узнал тебя ещё, я в этой плотской ипостаси, не почерпнул ещё сполна твоей Вселенной ни начала, ни беспредельности венца.

***

Что я называю твоим молчанием, которого хочу, которым наслаждаюсь, которое грезится мне наградой? Когда ты слушаешь меня тихо, не перебивая, не уточная, и только твоё дыхание выдает твоё отношение, сопричастность, а глаза твои в этот момент смотрят только в моё сердце. Я не могу этого видеть отсюда, но ничего другого оттуда ко мне не приходит. Когда взгляд твой с фото манит меня подсесть к тебе рядом. Ты там так расслаблена и свободна, там много места рядом на диване, и на песке у моря тем более много, и я отказать себе не в силах. А ты и не там вовсе, где застал тебя неизвестный фотограф, а где-то в свободе своей позы, в легкости своей футболки, в улыбке, обращенной внутрь тебя, и от того ещё заманчивее следовать за ней, за ней. Коснуться. Оторопь и трепет. И меня уже тоже тут нет. Есть только неизвестный мне фотограф, получивший право застать тебе наедине с тем глубоким мгновением. Благодарить или ревновать? Нет, не думать, только не думать, и не возвращаться.

Про дар

Доброго дня Любимая С.

Итак, меня можно поздравить с очередным выворачиванием себя наизнанку. Есть такой пункт в биографии, не каждому заметный, но с каждым случившийся. Я однажды с ним не согласился, когда Скала Пера, знакомство с которой похоже на партию в покер, его охарактеризовала как «родители всегда предают своих детей» (что-то я ей рассказывал, и повернул в эту сторону). Но он так и называется, хотя я не могу сейчас никак этого аргументировать, даже примером. Хотя, приблизительно так, однажды каждый сталкивается с тем, что родители не являются оберегом, но частью того Мира, который ты неизбежно должен изменить. Поэтому они могут даже отказаться от тебя, чтоб уж наверняка не меняться с тобой (хотя факт твоего рождения навсегда останется с ними, и явно или скрыто будет сказываться на их будущем). Но ты будешь всю жизнь нести в себе их частичку, и, меняясь сам, будешь менять и их, в себе, даже если они, как люди, где-то живущие в своей, неизвестной тебе реальности, об этом никогда не догадаются. Иисус и тот интересовался «Отец, зачем ты оставил меня?» За этим. И есть другая сторона «дети всегда предают своих родителей». Им так завещано «оставь отца своего и мать», если женишься, если идешь за Учителем. Не в смысле брось, а в смысле не оборачивайся, создавай своё. Ты и Учителя должен превзойти, чтобы создать своё, поэтому Иисус всегда говорил «через меня», а не «я тебе». Это я ещё текст свой не перечитывал. А вообще, меня, как и Вас помимо прочего всегда беспокоило выделение из общего ряда «людей творческих профессий», будто бы талантливый автослесарь и не творец вовсе. И я нашел отличие. Лишенный дара, или отрекшийся даже от дара автослесарь всё равно починит машину, да, это отнимет у него массу времени и сил, но результат останется результатом. Поэт ли, знахарь (это, наверное, самая сложная стезя), лишённый дара тем или иным способом, никогда уже не создаст ничего путного, более того ещё и себя искалечит. И это значит только одно, что они обязаны более остальных относиться ответственно к своему дару, а не пальцы гнуть перед автослесарями. Что ж, надо продолжать.

Приятного всего, с Любовью, Лёва.

11.11.12.

В вечерней неге.

Доброго времени суток Любимая С.

Скользит по рифме взгляд настырный,

Настойчивый и, в общем-то, бесстыдный,

Стремясь постичь всю обнаженность её сути,

И ждёт ответ, как будто бы приюта путник,

Ему терять давно уж нечего уже,

И весь разлад, что есть в моей душе,

В нем отразится, вспыхнув страстью,

Чтобы продлится иль погаснуть,

Готовность обращения его сродни

Похожести заката и зари,

И там, и там прекрасны краски,

Но вряд ли хочется им гаснуть.

888

Вокруг и около кружат слова,

Им хочется и им нельзя,

Им можно, только не спеша,

И вот на первый план душа,

А на второй уже подтексты,

Где ритм меняет резко сердце,

Бессовестно в ушах звеня,

Слова, вы предали меня,

И отзвуком враз обретая плоть,

Готовы смыслы превозмочь,

Минуя запятые, многоточья,

Как утро в день, а вечер в ночь, и где-то я…

Приятного всего, с Любовью, Лёва.

Любимая С.,

С Днём Рождения!

Вы уже услышали и увидели наверняка много приятных слов в свой адрес, поэтому я решил поговорить о подарках, которые нам вручаются по праву рождения: Жизнь, Любовь и Талант, и которым не все успевают найти применение за отпущенный срок. Первый раз нам кажется, что мы знаем о Жизни всё года в три (психологи считают этот возраст первым переходным, мой Папа в этот период заметил в каком-то эпизоде, глядя на меня «этим ребёнком мы никогда управлять не будем»), и чем дольше живем, тем больше кажется. Как некоторым протеже Марата Гельмана кажется, что они художники, изображающие своё видение Мира, хотя изображают они своё откровенное незнание. И распятая на кресте банка кока-колы никакой не символ веры общества потребления, потому что символ – это крест, т. е. надо было распинать человека на банке, в данном случае, было б ближе к теме. Словом, Жизнь, в одной из ипостасей своих, – это путь избавления от иллюзий, которые были придуманы до нас, которые мы придумали сами, и которыми хочется заразиться. Я желаю Вам всегда иметь под рукой стимулы для обрушения никчёмных норм и глупых правил. И Талант Вам в помощь! Поскольку некоторым он становиться обузой, и вот хороший режиссер становится бесцеремонным участником дорожного движения со спец номерами и мигалками, то хочется заметить, что Талант тогда самый эффективный помощник, когда человек помнит, что он, человек – слуга своего таланта, и когда он работает на талант всю жизнь, то награда куда больше, чем дежурные понты, искусственно навязанные миру. Правда? А Любовь не дает успокоиться на достигнутом, у неё одной нет обратной стороны (типа злой дух – добрый дух), Она просто состоит из двух противоположных по сути частей, как атом из положительно заряженных и отрицательно заряженных частиц. Она всегда больше, дальше, шире и прекрасней. Она всегда предоставляет право Выбора, Тишины и Веры. Пусть пребудет Она над Вами, с Вами, в Вас, и там, где Вы не ожидаете Её встретить!

С Любовью, Лёва.

4.12.12. …..

… я до конца так и не сформулировал, как себя простить, но у меня есть тайно любимый фильм Ледяной цветок. Правда, нет сил одному его смотреть с начала до финала. Поэтому я смотрю его или с начала до середины, или с середины до конца. Это ж не за похотью идти в ночь с Плейбоем, это как-то так серьезно, что я придумал себе посмотреть его целиком исключительно с Женой. Я не знаю, видели ли Вы его, смотрится ли Вам легко, или просто повезло иметь с кем разделить просмотр на двоих, пересказывать его сложно. Хотя, казалось бы, муж, жена и один на двоих любовник, плюс интриги императорского двора, потому что муж – император. Так вот, там есть пред финальная завязка, не найдя более подходящего повода для встречи с любовником, муж казнит служанку жены, очень похожую на неё, голова вывешивается на всеобщее обозрение с кулоном на шее, который любовник подарил жене. Тот чутко отреагировал, прорвался во дворец. Муж – я рад тебя видеть, любовник рвётся только в бой. И муж мог сказать, что жена жива, но любовник рвался в бой, и он сказал, раз ты так хочешь, то, пожалуйста. Очень я его зауважал в этот момент. А жена осталась с новым фаворитом. Рассказ примитивен до приторности. Но самое главное для меня заключается именно в том, как поступил муж в сложившихся обстоятельствах. Всегда есть период, когда устаешь от своего достоинства, и период переосмысления заставляет передергивать, обижаться на то, что тогда легко прощалось, и после не тяготило, когда хочется выбросить человека из души, и словарного запаса.