Читать книгу Встреча в метро, или Разбитое сердце - Лю Ив - Страница 1

-– Станция Парк Культуры.

–– Извините, вы выходите? – произнёс за спиной женский голос.

Николай качнулся. В груди что-то глухо ткнулось, точно незримый комок ударился изнутри о рёбра. Нечаянно закружилась голова. Молодой человек невольно опёрся на стекло автоматичесой двери и медленно повернулся.

Женщина смотрела на него, слегка наклонив голову. Она как будто позабыла, о чём спросила.

Вот так встреча. Неужели это он?

Двери вагона открылись, Николай почти выпал из вагона – полубоком, старательно удерживая равновесие и не сводя с женщины глаз.

–– Это ты? – тихо спросила она.

Николай почти не верил в реальность происходящего.

Женщина выглядела так чуждо, будто из какого-то затерянного замшелого мира на задворках вселенной. Едва ли не старушка зачем-то сверлила его взглядом. Ей бы заторопиться по делам, может, навестить племянника или устремиться на рынок…

Нечаянная слабость охватила Николая.

–– А это ты? – глухо вторил он.

–– Не узнаёшь? – Она решительно приободрилась.

–– Сколько лет, сколько зим! Откуда ты? Куда? – Он тоже взял себя в руки.

–– Да я теперь живу тут недалеко. К себе не приглашаю, сам понимаешь. А ты как? Снова здесь. Говорили, что ты в США, – двумя руками напротив живота она держала довольно объёмную модную сумку, современную, но какую-то не женственную. В конце концов – повесила её на согнутую руку и приготовилась слушать.

Николай неудержимо захотел присесть. Несмотря, что невольно вышел из вагона раньше, чем следовало. От неожиданности он растерялся и не мог сообразить, чего делать.

–– Пойдём, присядем? – стараясь сохранять равновесие и соображая, о чём бы спросить, произнёс Николай.

Женщина согласилась. И они прошли на середину платформы к свободной скамейке у стены. Сели. И она спросила:

–– Как дела? – голос звучал ровно, без особых эмоций. Как будто формально.

Они расстались около двенадцати лет назад.

Сразу после неё Николай сошёлся с другой. Но опять не срослось. Уехал за границу, несколько лет работал там, потом вернулся и теперь жил с женщиной, много моложе себя, но никак не решаясь узаконить отношения.

Личная жизнь Николая не задалась, он много пил, не мог найти себя, и как будто носил в душе какой-то пыльный тупой камень. Неизвестно когда нажитый. Может из детства – какая-то внуренняя печаль и тоска со временем превратилась в этот камень? Кто знает, откуда берутся такие вещи. Ему не повезло. А как живут другие – Бог их знает, только ему люди с подобным душевным родством не попадались.

В юности думал, что нужно влюбиться. Не помогло. Влюбиться ему удавалось только временно, да и то вяло – вроде любил, а вроде и нет. Беспокоился, заботился, даже и ревновал, но глубинно в потёмках незримой правды – всё время сосал его под ложечкой какой-то ненасытный паразит: «не то, не то, не то…». Так и жил.

Постоянным – давно уже было только одно – одинокое безутешное пьянство. Остальное – всё временное. Хотя… если бы кто-то ненавязчиво заглянул Николаю в голову, то сразу бы обнаружил, что многолетнее пьянство – проходило там под прикрытием святой веры в то, что однажды он это бросит. То есть именно одно единственное своё постоянство Николай держал за временное. А другого – ничего более постоянного в реальности у него не было.

Жил молодой человек в двух странах попеременно. По лотерее однажды выиграл Гринкарту. В подпитии на вечеринке поддался уговорам приятеля, заполнил анкету и забыл. А через несколько месяцев получил конверт с информацией для дальшейшего оформления документов. Оформил всё как положено и получил вид на жительство в США. В Нью-Йорке у него жила тётка по отцовской линии. Когда приезжал, то жил у неё. В Москве жил в квартире с отцом – одиночкой после развода, тоже неудачником: и по части семейности, и по части самореализованности, к тому же алкоголиком со стажем.

Работал – тоже временно, психуя и ненавидя ту деятельность, которую ему навесили после перевода на более оплачиваемую должность. В начале карьеры в компании Николай занимался разработкой програмного обеспечения. Винтик в общей машине, но хотя бы работа нравилась – творческая. А после повышения перевели на работу с клиентами, а он до чёртиков ненавидел тупых. Попадались, как правило, именно такие. Иногда настолько, что страдальцу приходилось пить успокоительное – общение не проходило даром. Понятно, что вечерами приходилось расслабляться, налегая на спиртное.

К своему возрасту, уже перевалившему за сорок – Николай ничем толком не владел. Кроме порядочности. Вот уж этого добра при любых обстоятельствах непременно хватало! Всегда в пользу кого-то кроме себя – по принципу «если не отдам, то получу худшее – самоистязание»! И вот же – не замечал, что порядочность давно деформировалась в отказ себе в какой-либо внутренней свободе – в пользу внешнего исполнения ролей. Он уже давным давно в любых контактах «стелил соломку», постоянно помня, что однажды упадёт – «сдохнет», оставшись один на один с невозможностью прожить самостоятельно. Потому и угождал. И тратил силы на чужое, не отдавая отчёта, что ему это не нужно.

Мириться приходилось в том числе с человеческим «вампиризмом», будь то качество «милейшего папани» или вот этой самой подруги из прошлого – Татьяны, которая теперь смотрела на него, случайно встретившись в метро.

Донорством Николай расплачивался за личное несовершенство. Чтобы не нажить внутреннего самоистязания. Как-то не приходило ему в голову, что таким образом наживает следствие. А именно: за такое приходится мстить, самому время от времени становясь «замаскированным вампиром». Ну а внутреннее самоистязание уже давно стало его ВСЕМ – самым главным ежедневным блюдом. Пить ему приходилось, чтобы поддерживать накал самоистязания.

С Татьяной он познакомился на заре общей юности. Она представляла самою терпеливую разумность, как он это понимал. Из общества, так сказать – несколько превосходящего его привычную «нору», в которое пробиться – очень хотелось. Но увы, внутренний цензор не пускал. Совесть не разрешала решительных действий.

В этом обществе – успешных и уверенных – почему-то не было принято изъясняться откровенно. И Николай принял, решил, что откровенность только мешает. Так что постепенно эта – вытесняемая из сознания ради достижений – откровенность, как пар из-под плотно прикрытой крышки – стала пробиваться после первых порций горячительного. Чтобы обойти внутреннего цензора и позволить себе хоть чуточку правдивых эмоций – приходилось усыплять его алкоголем. Что называется – «залить его запрещающее хайло». Чтобы дал уже хоть немножко выпустить пар.

Понятно, что при таком положении – во время приёма «порций свободы» – изнутри Николая изливалось такое – в трезвом теле подавляемое, что возлюбленного дружка хотелось просто огреть сковородой. Однако – во имя законности в сообществе человеческом – пружина возмездия постоянно сжималась и удерживалась с огромными усилиями, и лишь порой выстреливала отдачей. Зато после протрезвления молодому человеку приходилось оправдываться, рабски выполняя требования «белой и терпеливой» подруги – расплачиваться за свой недуг снова и снова. И непременно строить планы такого порядка, какого предлагали эти добрые, хрупкие, сердечные и правильно-воспитанные люди успешного общества, к которым себя он не относил никогда – твёрдо веруя, что самому ему нужно только сдохнуть, иначе не оправдаться.

У представителей чуждого общества, как правило, имелись и квартиры, и достойные авто, элитарные дачи за границами, отцы – преподаватели универов, хозяева личного бизнеса, врачи или бизнес-представители, и тому подобное. Коле очень хотелось стать своим, чтобы и у него, наконец, тоже завелось что-то материально-значимое.

Так Николай и поженился с Татьяной. После более десяти лет знакомства и многочисленных ссор и расставаний. После неудачной женитьбы в США на русской студентке Катьке, нуждающейся в документах.

Американская-русская Катька изменила Николаю, и у него на неё перестал стоять.

До разрыва отношений он полагал, что если бросит девушку по какой-либо причине, то этим разобьёт ей сердце. И для себя даже не помышлял изменять или как-то свинтить по-тихому. Любит или не любит он сам – это не имело решающего значения. Он исполнял роль во имя получения общего блага. А Катька-жена – за время его отсутствия по службе – не удержалась и отдалась во временное пользование другому. И когда Николай вернулся, то обнаружил плотное нестояние.

Играть в любовь при таком феномене физического сбоя обоим быстро наскучило и они развелись. Мирно, по-современному достойно.

Одно беда: парень думал, что «разобьёт ей сердце», а разбитым оказалось своё. Ведь именно своё понадобилось лечить, возвратившись в Москву – в пышные объятия несостоявшейся десять лет назад невесты! Напрочь позабыв о причине, из-за которой не сошлись – даже будучи куда более молодыми и глупо-романтичными!

Катюха же после разрыва, получив за счёт короткой романтизации студенческих отношений с Николаем легализацию в США, преспокойно сошлась с другим. Но позже рассорилась, поскольку этот другой не только пользовался её кошельком, будто личным банком с неограниченным кредитом, но и заразил её дурной болезнью. Душечка оказалась неожиданно обокраденной американским любовничком, от которого пришлось срочно сбегать. И ещё погашать его кредиты самой, поскольку возлюбленный покупал дорогие вещи на её кредитку.

Николаю было её жаль, но она уехала жить в другой город, и больше он о голубке ничего не знал.

Так бывает. Кто-то заботится о чужом сердце потому, что слишком уж тайно-ранимое его собственное. Тогда все кажутся такими беззащитно-хрупкими, и нужно – в их пользу – пролить (самосохраняясь, чтобы не страдать будущим самоистязанием, конечно) чуточку своих денег, а если понадобится то и крови. Неосознанно – потому и приходится.

Вера в себя в очередной раз была подорвана, Николай снова вспомнил про московскую подругу юности. И, вернувшись в Россию, женился. После того, как был представлен отцу Татьяны – положительному, хорошо реализованному, помогающему, правда разведённому с её матерью – владельцу личного Туристического Агентства.

После знакомства с родителями и помощи в устройстве на работу, Коля почувствовал себя обязанным. Совесть дала о себе знать. И они – наконец-то – расписались официально.

С того момента всё так долго откладываемое «и пошло, и поехало».

А Татьяна – ей никак не удавалось выйти замуж. Для первого брака – барышня за тридцать – она уже нажила бабский комплекс неполноценности. С таким дефектом женщинам, не блещущим красотой и стройностью, совсем не просто найти пару. А ежели – какая красотка с внешними данными «от бедра» – так к тридцати это уже дважды разведёнка. Без комплексов, что называется… А что до Татьяны, так голубка вполне себе усиленно давила на избранников своим комплексом, и далеко не всеми это приветствуется. Другое дело Николай – человек с совестью, да ещё и раненый изменой. Потому и решился, наконец, через столько лет знакомства – помочь ей осуществить желаемое. Особенно его извинял тот факт, что сам он тоже имел очень существенный дефект – ведь он не мог бросить пить! А такой довесок в любовном гнёздышке тоже далеко не всеми принимается. Если у дамы нет своего равнозначного дефекта. И у Татьяны он был.

К тому же, благодаря женитьбе, Коля рассчитавал внедриться в среду благо-имущих, где имеют своё дело и материальные достижения.

Однако, расчёт его повернулся к Коле задом. Сбылось ровно то, о чём всего-то за год до события предрекала Колина мать. Она категорически протестовала против их отношений, молодым и жениться-то пришлось тайно.

-– Да я в порядке, – ответил Николай и с нескрываемым удивлением стал рассматривать бывшую подругу, обычно он такую прямоту себе не позволял. Невольное напряжение отражалось в его взгляде.

–– Не болит, зажило? – Она участливо, напоминая медсестру из сериала о скорой помощи, заглянула ему в лицо.

«Ищет следы страданий», – вяло подумал он. И не ответил. И снова погрузился в не то воспоминания, не то транс, который частенько испытывал в её компании, особенно среди её друзей. Когда они бывали у кого-то в гостях. Он тогда постоянно испытывал внутреннее отчуждение от них, впадая в какую-то мутность сознания.

-– А я бы тебя не узнала, ты возмужал, располнел. Неожиданно было встретить тебя в метро. Нет машины? Или ты сейчас в США, а тут временно?

–– Нет, я возвращался, но теперь снова тут. А сама чего, папа больше не возит? Или муж?

–– Я сейчас в гражданском браке.

–– Сколько же ты отсидела?

–– Не так уж много, не беспокойся. Вышла раньше.

И он снова отметил, как она постарела, расхлябилась – особенно широко раздалась грудь, сливаясь с животом.