Читать книгу Изнанка правосудия - Людмила Румега - Страница 1

Войдя в подъезд с тяжёлыми сумками, Любовь Михайловна первым делом вызвала лифт, а уже потом, на всякий случай, заглянула в почтовый ящик. Вынув из него всё содержимое, прошмыгнула в открывшиеся двери подъёмника. Обычно тех десяти секунд, за которые лифт поднимается до восьмого этажа, вполне хватает, чтобы среди бумажного вороха отыскалось что-то значительное. Сегодня им оказалось простое письмо из московского районного суда. Подняв почтовый конверт вверх, Любовь Михайловна сквозь луч света увидела внутри него чёткие очертания судебной повестки. «Ну, вот! Опять простым письмом отправили! А ведь его можно было запросто выбросить вместе с рекламным хламом. В который раз секретарь уклоняется от направления повестки заказной корреспонденцией! Впрочем, а кто я такая, чтобы она в отношении меня инструкцию не нарушала? Вот ещё! Я же – не высокое должностное лицо. Ну, убила она моё право на гарантированное получение повестки. И что? Чем я могу на неё воздействовать, чтобы она впредь этого не делала? Я же не могу по телефону позвонить и гавкнуть: «Что это за проявление неуважения к моей персоне!? Ну-ка быстренько установить этого вредителя и наказать по всей строгости закона за невыполнение должностных обязанностей, чтобы другим неповадно было!» Только и остаётся, что опять в Судебный департамент обращаться. А там точно так же к гражданину относятся. В итоге – как слону дробина. Ничего не меняется.» – недовольно подумала она, выходя на площадку.

Перешагнув порог квартиры, поставив сумки на пол, женщина первым делом вскрыла конверт. Отыскав дату в повестке, облегчённо вздохнула: письмо пришло не позже назначенного судьёй заседания, а за три дня до него – есть время на подготовку и составление ходатайств. И на этом – спасибо!

Часа через два, переделав все дела на кухне, Любовь Михайловна вернулась в прихожую, где на тумбе у телефона лежала повестка. «Для начала сделаю «звонок другу». – подумала она и заглянула в висевший рядом календарь. – Ага, Люба в четверг должна быть дома.»

Подняв  трубку кнопочного аппарата, хозяйка набрала номер телефона.

– Алло. – послышался голос Любови Анатольевны.

– Привет, Любовь. Чем занимаешься?

– Да, так. Как обычно.  А что случилось? – беспокойно спросила приятельница.

– Я тут в календарь посмотрела: ты шестнадцатого числа выходная. Не могла бы со мной за компанию в суд в Москву съездить?

– Ну, да, выходная. Съезжу, конечно! – после небольшой паузы, уверенно добавила:

– Отчего не съездить-то по своей доброй воле? Захотела – пришла в суд! Не захотела – не пришла! И хрен тебе по деревне! Это же тебе ни пинками, как скотину какую, да ещё в наручниках, не приведи, Господи! А так, почему в этот карательный орган в своё удовольствие не сходить, лишний раз на него изнутри не поглазеть? На какое время назначено?

– На четырнадцать часов. Поедем на два часа раньше, как обычно, да?

– А как же перерыв в электричках на обед? Мы же не успеем. Нужно будет в полдвенадцатого выехать, на всякий случай. – убеждённо заявила собеседница.

– Ну, давай, в полдвенадцатого.

– А что за дело будет слушаться? У тебя же их там за четыре года целая куча образовалась!

– Ну, да. Последнее в прошлом году добавилось. Я себе на день рождения подарок сделала: подала исковое заявление о возмещении материального ущерба и компенсации морального вреда за моё нарушенное право. Получается, что в мае. – глядя в календарь, уточнила Любовь Михайловна.

– Ничего себе, почти год назад! А сколько времени по закону-то отводится?

– Ты такой хороший вопрос задала! Как тебе на него ответить, если в нашей стране закон – понятие растяжимое? Если бы я была высоким должностным лицом, то рассмотрели бы в считанные дни. Я тебе больше скажу. Если бы обратился президент, то и в считанные часы уложились. Другое дело, зачем ему в суд обращаться, когда у него целая куча других способов влияния на противную сторону имеется?

– Каких, например!?

– А то ты не знаешь. Бровью в твою сторону поведёт – и нет тебя. Впрочем, разве только ему? Вспомни ровесника своего, Дмитрия Холодова. Стоило министру обороны сурово высказаться в его адрес и доблестные вояки тут же его казнили.

– Да, погиб просто ужасно.

– А ведь журналисту всего двадцать семь лет было. Он честно выполнял свою работу. Вот вникни в эти слова: его вина была лишь в том, что он честно выполнял свою работу. Отсюда следует вывод: за честную работу в России убивают.

– Ты хочешь сказать, что нас тоже убить могут? – тревожно спросила Любовь Анатольевна.

– Ага, размечталась. Пока мы с тобой свою честность не проявим, они нас за своих держать будут. Возвращается к разговору. На чём я остановилась?

– На том, что почти год уже прошёл, а твоё дело всё никак рассмотреть не могут. – охрипшим  от волнения голосом напомнила приятельница.

– Так им же торопиться некуда. Им от этой волокиты за шиворот не капает. В лучшем случае, карманы от взяток распухнут. Чем дольше они уклоняются от рассмотрения, тем больше нулей добавляется к благодарности ответчика в денежном эквиваленте. Сначала председатель суда всё это время моё дело из одних рук в другие перебрасывала, а когда её с должности сняли и в рядовые судьи разжаловали, взяла его в своё производство и тянула до последнего. Видимо, Судебный департамент при Верховном суде Российской Федерации иногда, хоть и через пень колоду, но с них спрашивает о соблюдении сроков рассмотрения в соответствии с законом. Он ведь специально создавался для обеспечения деятельности судов.

– Слушай, у меня даже мурашки по коже: не понимаю, как ты не боишься с ними связываться? – в голосе Любови Анатольевны слышалось недоумение. – Честно сказать, я никак к мысли не могу привыкнуть, что суд – это не обязательно – тюрьма. Можно, оказывается, из этого карательного органа и пользу извлекать! До меня только теперь дошло, почему суд считается правоохранительным органом. Твоё право нарушено, ты пошла в суд и его восстановила! Мало этого, ты ещё и денежную компенсацию за нарушенное право получишь. Вот если каждого вредителя заставить возмещать ущерб деньгАми, то, наверное, у них и охота пропадёт на чьё-то право покушаться?

– Только не говори, пожалуйста, деньгАми. Ставь ударение на первый слог: дЕньгами.  Я понимаю, что мы с тобой живём в стране, в которой первая леди – филолог по образованию не озаботилась научить правильному произношению хотя бы ведущих центральных каналов. Давай уже сами будем говорить правильно, а не извращать слова себе на потребу. Именительный падеж: кто? что? дЕньги. Родительный падеж: кого? чего?  дЕнег.  Дательный падеж: кому? чему?  дЕньгам.  Творительный падеж: кем? чем?  дЕньгами.  Предложный падеж: о ком? о чём? о дЕньгах. Это, во-первых. Во-вторых, ты всё правильно понимаешь! Теоретически это возможно – закон позволяет, как ты видишь. Однако, всякий закон живёт, пока работает. Ни одна я должна пытаться защищать своё нарушенное право. Каждый гражданин должен этим заниматься. Иначе наше общество не выберется из пещерного правового невежества. Согласись, каждый из нас моет руки перед едой для сохранения своего здоровья, потому что это правило гигиены нам с детства прививали. Поскольку оно является одной из мер по предупреждению заболевания. Помнишь начальную школу: «Мы с Тамарой ходим парой. Мы с Тамарой – санитары.»? Увы, в нашей стране никто не занимается правовой гигиеной.

– Да, ладно! А детей через дорогу переходить разве не с детства учат?

– Так это детей в зоне повышенной опасности с детства приучают путём соблюдения правил свою жизнь сохранять: одно неверное движение, и ты – труп. Вот минуту назад у тебя ещё было право на жизнь, а потом – хлоп – и нет его. Причинение вреда очевидно и поэтому сразу возбуждается уголовное дело для привлечения причинителя вреда к ответственности. Я-то говорю о других случаях, когда причинение вреда нарушением права не является таким очевидным. Во-первых, каждый человек обладает не только правом на жизнь, но и другими правами. Во-вторых, причинение вреда может быть не мгновенным, а чрезвычайно длительным. Всё это следует обосновывать, аргументировать и в суде доказывать причинно-следственную связь. Но для этого необходимы правовые знания, которые в нашем обществе распространяются крайне слабо.

– Подожди, а почему же мы в советское время без этих знаний обходились? Народ в суд только разводиться ходил! Ты мне можешь толком объяснить, что изменилось?

– Потому что за каждого из нас партия все вопросы решала: кому жить, а кем почву удобрять. Мы могли своей головой совсем ни о чём не думать. Молча проголосуй на собрании «за», сходи на демонстрацию, поучаствуй в субботнике, и получи свои социальные блага: бесплатное жильё, медицинское обслуживание, образование. Пока Горбачёв свою «перестройку» не затеял. Со всех щелей только и слышно было: «гласность», «свобода слова», «консенсус», «плюрализм мнений», «хозрасчёт», «общество с человеческим лицом». Ты сама-то помнишь тот год, когда партия медным тазиком накрылась?

– Я-то помню! – воодушевленно засмеявшись, ответила Любовь. – Замуж вышла в тот год. Успела обратить внимание на то, что лозунги и плакаты со зданий и заборов стали исчезать.

– А не думала, почему на их месте другие не появились? Типа, «Берите суверенитета, сколько хотите!» или, к примеру, «Гражданин! Стань хозяином своей страны!»

– Ну-у-у-у, это было бы слишком для них по-честному.

– Вот потому и создавалась только видимость перемен. Если бы Горбачёв по-честному начал с внедрения правовых знаний, то кооперативное движение привело бы к экономическому росту страны, как в Китае, например, а не к убийствам друг друга, разгулу бандитизма в «лихие девяностые» и к глубокому кризису. Похоже, что участь президента Румынии, расстрелянного вместе с женой по решению трибунала, не очень-то этому способствовала. Пришлось не просвещать, а поощрять невежество, чтобы народ своей головой ни во что не вникал. Потому и итогов деятельности партии никто не подводил. Потому и ни с одной головы верных ленинцев ни один волосок не упал. Я тебе больше скажу, Лебедев Вячеслав Михайлович с восемьдесят девятого года занимает должность председателя Верховного суда. Кстати, на здании Верховного суда статую Фемиды видела?

– Нет. А что с ней не так? – недоумённо поинтересовалась приятельница.

– Богиню изваяли без повязки на глазах, означающей беспристрастность, и без меча карающего, означающего неизбежность наказания за противоправные деяния.

– Не понимаю, что тебе в этом не нравится.

– Действительно, отчего мне не нравится, что Верховный суд на весь честной мир совершенно честно этим демонстрирует своё отношение и к беспристрастности, и к неизбежности наказания!? Типа, по всей стране пусть Фемида будет с повязкой на глазах и мечом карающим, а у нас пусть будет с точностью до наоборот! О каком-таком понятии о «равноправии» может идти речь?

– Получается, что эта статуя сама за себя говорит? Про растяжимость закона, про отсутствие правосудия. А на чём тогда вся государственная система держится?

– Держится она на крепких личных связях высоких должностных лиц по давней советской традиции. То есть на коррупции. На их знаниях марксизма-ленинизма. Вспомни, в советское время без конспектов шагу ступить было невозможно! А потом эту пустоту стали заполнять телесериалы, Кашпировский, Чумак, реклама. А вот основной закон так и не стал обязательным предметом изучения всеми слоями населения. Боюсь, что наше постсоветское общество скорее вымрет, чем свою волю проявит. А без проявления воли, увы, право – ничтожно.