Читать книгу Моя жизнь с Евдокией - Людмила Старцева - Страница 1

(повесть)

Нас было пятеро: я, Анфиса, Соня, Василиса и Евдокия. Пять взволнованных женщин – мы высадились десантом на сельский двор под вечер, в конце октября. Шофер выгружал наши вещи и попутно читал лекцию на тему «а кто не умеет себя вести, пускай бы дома сидел». Лекция была целенаправленной: во время поездки Евдокию стошнило прямо на эту штуку, которой переключают скорости. Дальше мы ехали – как придется. И теперь с нас взяли за проезд дороже, чем договаривались изначально.

– Вот так – сказал владелец оскверненного нами транспорта, фыркнул напоследок бензиновым перегаром, и уехал.

А мы остались сидеть рядком на лавочке. Как тараканы после дезинфекции – уцелевшие, но очумевшие – от двухчасовой тряски по бездорожью, и вдоволь надышавшись бензином.

По всему двору стояли коробки и яркие супермаркетовские пакеты с нашим скарбом – вызывающе красивые, совершенно не из этой жизни. И уж совсем инопланетной выглядела французская мультиварка, словно НЛО приземлившаяся возле удивленного сарая.

За спиной у нас был дом, перед нами – запущенный сад с незнакомыми деревьями. На одном из них висело желтое яблочко. Словно позабытая новогодняя игрушка на приготовленной к выносу елке.

– Яблоня – определила Дуся.

Соня посмотрела на нее с уважением.

– Ясное дело – сказала Вася.

– Подумаешь – сказала Анфиса.

Я промолчала. Мне хотелось одновременно есть и умереть. Но, поскольку есть хотелось всем, а умереть – только мне одной, пришлось действовать в интересах большинства. И я, подхватив мультиварку, первой вошла в дом, где нам предстояло начинать новую жизнь.

Кошки – Вася, Соня и Фиса – потянулись за мной. Дуся задумчиво почесала за ухом и пошла в сад.

– На разведку – подмигнула она мне. – Не бойся, я с тобой, и никому чужому не позволю войти в наш двор и в наш дом.

Хорошая у меня собака. Если бы не она и не кошки, я бы не стала затевать все эти игры в новую жизнь. А просто покончила со старой, и ушла туда, откуда не возвращаются.

*****

Этот маленький домик я купила месяц назад, когда почувствовала, что крах неизбежен. Мой скромный бизнес, кормивший нас все эти годы, приказал долго жить. Как могла, оттягивала я кончину некогда созданного мною детища, но в стране был экономический кризис, доллар стремительно рос, цены росли еще стремительней, народ покупал хлеб, картошку и колбасу, а то, что производила я, перестало пользоваться спросом. Ибо кому нужны газеты – а производила я именно их – во времена, когда месяцами не платят зарплаты, а пенсии хватает на полмесяца.

Я залезла в долги, я унижалась перед директором типографии, умоляя отпечатать тираж, несмотря на неуплату, я не спала ночами, мучительно размышляя – как быть? Денег не накопила, мы проедали все, что я зарабатывала, жили легко и безбедно, ни в чем себе не отказывая. Поэтому с окончанием бизнеса, закончилась, собственно, жизнь. Мы просто умрем с голоду. Нет, можно, конечно, пойти мыть полы где-нибудь в офисе или стоять на рынке, торгуя хозяйским товаром. Но что это будет за жизнь – мне было страшно даже представить.

Решение пришло, как это бывает у многих, ночью. На подушке тихонько мурлыкала Вася. Соня, большая любительница тепла, спала под одеялом. На телевизоре смутно белела Анфиса, где она ночевала отдельно от всех. На коврике возле кровати похрапывала Евдокия, разглядывающая один и тот же сон – она кого-то догоняет и все никак не может догнать. Оттого ноги ее во сне слегка подергивались, и, время от времени, Дуся вскрикивала шепотом «врешь, не уйдешь!»

Я же решала задачу со многими неизвестными. Нужно было так свести концы с концами, так расставить всё по местам, вывести такие формулы, чтобы в итоге образовалась некая сумма, пускай небольшая, но – стабильная, ежемесячная, позволяющая нам всем не голодать и чуть-чуть больше.

Тогда кризис только начинался, горожане еще не прочувствовали в полной мере непосильный гнет коммунальных служб, хотя квартплата росла, и росла, и росла, и конца этому не было видно. Но, тем не менее, жить в городе считалось намного престижнее и, разумеется, комфортнее, нежели в селе. Поэтому дома в пригородных деревнях и селах стоили недорого. А, по сравнению с городскими квартирами, так и вовсе пустяки.

И я решила продать квартиру, на вырученные от продажи деньги купить небольшой домик в селе, рассчитаться с долгами, а оставшуюся сумму положить в банк. В те времена банки давали неплохие проценты вкладчикам, по моим подсчетам получалось, что нам на прожитие вполне хватит денег от вклада.

План был составлен. Дело за малым – реализовать его.

*****

В поисках подходящего дома, я объехала, по крайней мере, двадцать пригородных сел, и все они были похожи друг на друга, как близнецы. Некрасивые, неухоженные близнецы. Разномастные заборы, в основном серые, деревянные, давно не крашенные, изможденные многолетними дождями и ветрами. Аборигены побогаче, огородили себя бетонными плитами – тоже серыми и мрачными.

Зато дома были совершенно одинаковыми, построенными, словно под копирку. Разной степени ухоженности – это да, и, как потом выяснилось, разница была еще и в начинке. Цена на дом складывалась из состояния его целостности плюс разнообразие внутреннего комфорта. И еще – чем ближе к городу находился дом, тем он был дороже. Можно даже сказать, что близость к цивилизации была главным критерием, по которому хозяева дома оценивали свои владения.

Согласно моему плану, я могла потратить на дом строго определенную сумму. Но то, что меня могло бы устроить, стоило в два раза дороже. Зато то, что устраивало мой кошелек, выглядело ужасно. А то, что устраивало нас обоих, отбрасывало бы меня, в случае покупки, километров на 80 от цивилизованного мира.

Время шло, деньги таяли, дом не находился, я нервничала.

Выручила Евдокия. В парке, где мы с ней ежедневно гуляли, она обрела нового знакомца. Его хозяйка, как это бывает у собачников, автоматически стала моей приятельницей. И пока Дуся окучивала доверчивого спаниеля на тему «иди сюда уйди противный», я поплакалась в жилетку новой знакомой. Та сказала – а вот есть дом. Дала адрес и телефон хозяев.

Созвонившись, я поехала на смотрины. Назад возвращалась потенциальной владелицей небольшого домика, находящегося в сорока километрах от города. Это полтора часа езды автобусом. Или час на такси. Только на такси в 15 раз дороже. Что для меня категорически исключает этот вид транспорта. Пора забывать барские замашки.

*****

И мы стали паковать вещи, продавать квартиру, покупать разные штуки, которые, как мне казалось, могут нам понадобиться в сельской жизни.

И волноваться. Мы стали волноваться. Потому что ни я, ни Дуся, ни наши надменные красавицы кошки – никогда не просто не жили в селе, а в глаза его живьем не видели. Только в виде картинки по телевизору. Весьма, как оказалось в дальнейшем, далекой от действительности.

Так и эдак стали мы прикидывать, как будем жить в доме, где нет газа, водопровода, ванны, стиральной машинки, кондиционера, интернета и даже туалета.

– А лоточек с песочком там есть? – спрашивала у меня Анфиса, большая любительница гигиены.

– Ты что, дура? – спрашивала у нее Евдокия, самая бестактная из нас. – Там под каждым кустом лоточек.

– А что такое куст? – спрашивала Соня, самая любознательная из нас.

– Это такое большое дерево – просвещала ее Дуся, близко знакомая с природой, которую изучала в парке по утрам и вечерам.

– А что такое дерево? – спрашивала Вася, никогда и нигде, кроме родных четырех стен не бывавшая.

– Еще одна дура – удивилась Евдокия. – Ты же в окно каждый день по часу смотришь, неужто деревьев не видела? Пошли, покажу.

И все пошли смотреть в окно.

А я мучительно размышляла – брать или не брать с собой большое зеркало, занимающее в прихожей чуть ли не всю стену. Его мне делали под заказ, над рамой колдовал модный дизайнер. Было бы жалко лишиться такой красивой и дорогой вещи.

– Ты что, дура? – спросила у меня Та, Что Скоро Будет Жить в Селе. – Что ты в нем собираешься разглядывать? Свою перепуганную физиономию? И где ты его повесишь? Разве что в сарае, там стены крепкие, выдержат.

Как потом выяснилось, Та, Что СБЖС, была права. Мне вполне хватало маленького зеркальца у входа, чтобы смотреть, нет ли у меня сажи на лице и замазывать остатками тонального крема темные круги под глазами.

Но все это будет потом. А пока мы доживали последние дни, часы и минуты в доме, где нам столько лет было хорошо и уютно. И в который было вложено столько сил, средств и душевного тепла.

Из прошлой жизни

У нас ремонт. Дуся ходит вся в краске и каждому встречному-поперечному доверительно сообщает, что «цены на стройматериалы просто бессовестные, как, впрочем, и мастера». Ах, эти мастера! Далее следуют трагическое закатывание глаз и негодующее потрясание наштукатуренными ушами.

Мы ссоримся по пяти раз на дню по поводу цвета, дизайна и «разбазаривания НАШИХ денег».

– Послушай, – говорит Евдокия – мы с тобой жили спокойно и уютно. Потом ты заплатила страшные деньги за то, чтобы к нам пришли вот эти люди и стали все ломать и пачкать. Они жутко шумят и воняют. Они ковыряют наши стены, а вчера куда-то унесли нашу ванну. Они курят на кухне и называют меня Шариком. Зачем нам все это?

– Так надо – говорю я. – Это называется ремонт. Наши обои в три раза старше тебя. В нашей ванне моя бабушка когда-то купала мою маму. На кухне некая собака прогрызла в линолеуме дыру размером с футбольный мяч. В прихожей эта же собака ободрала входную дверь и съела кусок плинтуса.

– Тебя послушать, так это я одна разрушила наше мирное счастье – обижается Дуся.

– Не сердись – целую ее в нахмуренный лоб. – Конечно же, я тоже приложила руку к созданию разрухи в нашем доме. В ванной на полу треснула плитка, на которую я роняла то фен, то банку с кремом. Я резко выдергивала утюговый хвост из розетки, и она выскочила из стенки, вон, висит на честном слове…

– Где? Где? – лезет носом в провода Евдокия. – Где здесь честное слово?

– Ты что! – кричу я и оттягиваю ее от розетки за ухо. – Ударит током – мало не покажется.

– Да ну, – легкомысленно отмахивается Дуся – эта штуковина такая маленькая, чего ее бояться?

– Розетка – маленькая, а ток в ней большой, 220 вольт.

– А кто такие вольты? А как их так много туда влезло? А как выглядит ток? Он страшный? А зубы у него большие?

– Пес его знает – некомпетентно отвечаю я. – Этот ток никто из людей никогда не видел, но все знают, что он есть. Про зубы ничего не могу сказать, но кусается он больнее, чем любая собака. Многие даже умирают от его укусов.

Загрузившись информацией, Евдокия задумчиво ходит по комнате, считая шаги. Один вольт, два вольта, три, четыре, пять, шесть… Выясняется, что наша комната в длину 15 вольт и в ширину 10. Чтобы узнать, как выглядят 220 вольт, Дуся уходит делать замеры в другую комнату. Но там готовятся клеить обои, слышны ласковые голоса «шел бы ты, Шарик, отсюда».

Хлопает дверца холодильника, видимо, теперь его измеряют в вольтах. А, судя по аппетитному чавканью, заодно и сосиски.

Я улыбаюсь – хорошая у меня собака, хозяйственная. А ремонт никто не любит – ни люди, ни собаки. Да он и не нуждается в любви. Потому как – самодостаточен.

*****

Дом принял нас без особой радости. Нет, он не выказывал неприязни, не строил козни, но чувствовалось, что без нас ему было лучше. Два года он уютно дремал в одиночестве, окутанный тишиной и паутиной. Но вот пришли мы, и стали шуметь, разговаривать, лаять, двигать вещи, охаживать стены веником, сметая паутину, трогать все руками, рыскать по углам.

Вася с Анфисой полезли рассматривать печку, поскольку им сказали, что вот эта странная штука будет греть нас зимой вместо пластиковых радиаторов.

Дуся чем-то гремела в сарае, возникала везде и всюду, обошла весь двор по периметру, что-то там рыла в саду.

Я мыла полы и окна, развешивала занавески, без конца теряла нужное, и находила удивительные предметы, никогда ранее мною не виданные. Пригодились найденные Евдокией в сарае резиновые галоши, поскольку мои нарядные комнатные тапки очень быстро стали мокрыми и грязными.

И надо было подумать, что мы будем ужинать, и где здесь магазин, и есть ли там хлеб, хотя, в общем-то, никто из нас пятерых к хлебу не привязан. Но должен же в доме быть хлеб? Что это за дом – без хлеба?

А дом стоял и молчал настороженно. Мы были ему чужими, и он был нам чужд.

Зато сад оказался гостеприимным и сразу же подружился с нами. Евдокия пропадала там целыми днями. Да и я любила сидеть в пожухлой траве под старой яблоней и смотреть, как на юг улетают облака.

А еще в саду жили целые колонии непуганых мышей. Кошки их даже не ловили – просто выбирали понравившуюся и несли в дом. Здесь я брала мышь за шкирку и выносила в сад. Одну, особо флегматичную, мы раз пять носили туда и обратно, пока ей это не надоело, и она сказала – или давайте уже ешьте или оставьте в покое. Никто не изъявил желания, поскольку для моих горожанок мыши – не еда, а так, живая игрушка. Мне тоже надоело играть в «вынос тела» и, оставленная в покое мышь, ушла жить в кладовую. Как же я потом об этом жалела!

Это была профессиональная диверсантка – она не столько ела, сколько наносила вред, по масштабам несоизмеримый с собственными ничтожными габаритами. Знала бы я, сколько полезного и нужного перепортит эта маленькая сволочь, сама бы ее съела в свое время.

Диверсантка с максимальным комфортом поселилась в трехкилограммовом пакете муки. Здесь у нее были спальня, столовая и туалет. Причем под туалет были приспособлены нижних два килограмма. Даже два с половиной. В верхнем слое мышь питалась, с перерывом на сон.

Собственно, съедено было не более столовой ложки, но выбросить пришлось все три килограмма. Мышь, не особо огорчившись, переселилась в коробку с чаем. И, заодно, продемонстрировала мне свое «фе», густо засеяв все полки черными зернышками крошечных какашек.

Страшные планы мщения уж было стали зарождаться во мне, но тут случилось прекрасное. Совершая ночной моцион по саду, мышь встретила принца, влюбилась, вышла замуж и переселилась на территорию супруга.

Вася говорит, что видела молодоженов, и что новобрачная решительно беременна.

– Передавай им мои поздравления – говорю я Васе. – Пускай плодятся и множатся.

А про себя подумала – хорошо, что не в кладовке.

*****

По саду ходит осень. Ласточки давно уж улетели, а скворцы всё никак. Они собираются в большие стаи и черными гроздьями облепляют электропровода. Что-то обсуждают, о чем-то спорят, но до ссор дело не доходит. Внезапно вся стая срывается с места, с сухим шорохом проносится над головой и исчезает вдали. А через час-другой снова сидят на проводах, как доремифасольки на нотном стане. Правда, песен не поют и не щебечут, как весной. Грустят, наверное.

Дуся, задрав голову, следит за скворцами, и когда они взлетают, бежит следом, лая и спотыкаясь об разбросанных повсюду кошек.

– Куда это они? – спрашивает у меня, запыхавшись.

– На юг, наверное. Скворцы – перелетные птицы, на зиму улетают туда, где тепло, в Африку, например, а весной возвращаются назад – поясняю я.

– Я тоже хочу быть перелетной, я тоже хочу в Африку – заявляет Дуся. – Вот улечу, будете тогда знать, каково оно – без меня. Вот тогда наплачетесь, нагорюетесь без Дусеньки.

– Да лети себе на здоровье – не стала возражать я – мы уж как-нибудь без тебя перезимуем, а по весне станем ждать тебя с курорта. Ну что, вещи твои собирать или как?

Евдокия задумчиво скребет за ухом, щурясь, смотрит в осеннее небо, золотистое и прохладное.

– А что у нас сегодня на обед? – спрашивает она.

– Гречка с курицей, блины со сметаной, суп с косточкой со вчерашнего дня остался.

– Что-то я проголодалась, бегая за этими перелетными скворцами, давай скорее будем обедать! – восклицает Дуся и бежит в дом.

И становится ясно, что до обеда в Африку никто не полетит. А после обеда – и подавно.

А потом пришел дождь. За ним – другой, третий…

Похолодало. И продавщица Надя, взвешивая макароны, напугала меня вопросом «А дрова у вас есть?» Собственно, напугал меня не столько вопрос, сколько ответ на него. Дров у нас не было. И где их берут, я не знала.

Надя вручила мне макароны, и номер телефона Коли, который ведает дровами в здешних краях. Коля сказал, чтобы я завтра никуда из дома не уходила, они с дровами будут у нас до обеда, а, может быть, после.

До самого вечера мы готовили сарай к приему Коли с его драгоценным грузом.

– А что такое дрова? На что они похожи? – интересовалась Евдокия.

– Видишь, липа стоит у ворот? Вот если нарезать ее ломтями, как колбасу, а потом ломти порезать брусочками, как сыр, – получатся дрова.

– Симпатично – одобрила Дуся. – И что, они нас будут греть? Как это?

– Долго объяснять, сама все увидишь.

А утром мы позавтракали и всем составом сели на лавку во дворе – ждать. Но Коля в этот день так и не приехал. И на следующий день – тоже.

– Мне холодно – жаловалась Анфиса.

– И мне – отзывалась из-под одеяла Вася.

И мне – молчала я.

*****

– Едут! Едут! – кричит Дуся, врываясь в дом. – Беги скорее, наши дрова едут!

От неожиданности я уронила шампунь в тазик с горячей водой, над которым мыла голову. «Бежать скорее» с намыленной головой не получалось. Пока я смывала пену с волос, взбудораженные кошки, подгоняемые Евдокией, помчались встречать долгожданные дрова. Намотав на голову тюрбан из махрового полотенца, путаясь в спадающих с ног резиновых галошах, вслед за ними к воротам устремилась я.

А там стоял здоровенный грязный грузовик, за стеклом кабины которого просматривался некто, вероятно, Коля. При виде меня некто высунулся из кабины, и закричал «уберите собаку!»

– Это он обо мне? – удивилась Дуся.

– Дусь, зайди во двор и постой там – сказала я. – Видишь, человек собак боится.

– Меня? – еще больше удивилась Евдокия.

– Тебя, тебя. Уйди, пожалуйста.

Обиженная и польщенная одновременно, Дуся ушла за забор и оттуда стала следить за дальнейшими событиями.

А события складывались не в нашу пользу. Машина в ворота не пролазила, поэтому сгрузить дрова к нам во двор – никак. Высыпать их на улице – украдут. И мы останемся без дров. Увезти назад – мы, опять-таки, окажемся пострадавшей стороной.

Коля курил на лавке у ворот, флегматично наблюдая, как я пытаюсь сообразить, что делать.

– Пускай руками носит – подсказала из-за забора Евдокия. – Ишь, расселся.

– Уберите собаку – сказал Коля.

– А вы, Коля, заходите во двор, не стесняйтесь. Здесь и поговорим – предложила Дуся.

Коля бросил сигарету под лавку и полез в кабину. Захлопнул за собой дверцу, выглянул в окно:

– Так вы дрова брать будете или как?

– Будем – сказала я решительно. – Выгружайте.

Распахнула ворота, попросила подогнать машину к ним вплотную и махнула Коле рукой – давай! Дрова легли фифти-фифти – половина во дворе, вторая половина – за воротами. И эту вторую половину предстояло перенести во двор, а потом все вместе – в сарай.

Я расплатилась с Колей, и он умчался, громыхая и дребезжа. А мы все собрались вокруг нашего сокровища. Дуся взобралась на вершину дровяного Эвереста, чтобы оценить фронт работ. Кошки обнюхивали деревяшки, а Вася даже лизнула. Я вспомнила, что на мне из одежды лишь полотенце и халат на босу ногу, и пошла переодеваться. Сняла тюрбан, надела вязаную шапку, старую куртку, на ноги – башмаки.

И приступилась к дровам. Поначалу Вася с Соней пытались мне помочь, но Соня тут же занозила лапу, и Вася повела потерпевшую в дом для оказания медицинской помощи. Анфиса сказала – какой ужас! – и отошла от дров подальше. Евдокия, бодро сыпавшая советами с вершины холма, в конце концов навернулась, ушибла плечо, разочаровалась в дровах и ушла в сад – восстанавливать душевное равновесие.

Я осталась одна на поле боя. Но испугаться не успела, потому как за воротами загромыхало, задребезжало и подъехал знакомый грузовик. Из него вышел Коля. И еще один такой же Коля. Первый Коля сказал, что второй – это его брат Гриша. Вдвоем они за час перенесли все дрова в сарай, уложив их красивым каре.

– С вас бутылка, хозяйка – сказал Коля.

– Две бутылки – поправил его Гриша.

Поскольку бутылок у нас отродясь не водилось, я отблагодарила купюрами. Братья погрузились в свой рыдван и отбыли.

– Если что надо – звоните! – крикнул напоследок Коля.

– Непременно! – крикнула ему вслед Евдокия.

*****

И тут выяснилось, что никому из нас прежде не доводилось разжигать печь.

– Сначала в нее кладут дрова – сказала Дуся.

– Логично – согласилась я, и забросила в печную дверцу пару поленьев.

– Клади больше, теплее будет – продолжила руководство Евдокия.

Я положила, сколько влезло. Под самую завязку.

– Теперь поджигай – скомандовала Дуся.

Я чиркнула спичкой, и, когда она вспыхнула, метнула ее в дрова. Промахнулась. Проделала то же самое с другой спичкой. Попала. Спичка упала между поленьев, помахала нам голубым язычком и погасла.

– А ты поджигай сразу две спички – сказала Анфиса.

– Три – сказала Дуся.

Я стала поджигать спички пучками и метать их в печь. Это было красиво. Однако дрова были холодны к моим фейерверкам.

Пришлось поднапрячь свои литературные познания, касающиеся добычи огня. Сначала в голове всплывали бесполезные «кресало», «трут», «огниво», потом пришли «лучина», «щепа», «растопка», закончилось все «камином» и «кочергой». Больше ничего в голову не приходило. Но из того, что пришло, я выцепила «лучину» и «щепу». А заодно вспомнила все случившиеся в моей жизни костры.

– Балда! – с чувством сказала я. – Какая же я балда. Ведь чем меньше кусочек дерева, тем легче и быстрей он загорится. Нам нужны щепки, веточки, сухая кора.

У нас целая куча этого добра на том месте, где лежали дрова. Тащите.

Притащили. Спросили – куда пихать? Печь туго набита дровами. Пришлось половину дров вынуть. На их место положили мелкие щепки и ветки. Дуся еще добавила фантик от конфеты. Я повторила фокус со спичками. И всё весело загорелось, затрещало, заполыхало. Над дровами. Которые никак не отреагировали на происходящее сверху. Щепки сгорели, дрова остались бездыханны.

– Балда! – сказала Дуся. – Какая же ты балда. Щепки нужно класть под дрова. Они станут гореть и подожгут собой поленья.

Достали из печи все, что там было. Снова сходили за щепками. Анфиса принесла кусок картона. Я добавила мятую газету. Вася принесла из кухни деревянную ложку. Все, кроме ложки, сложили в печь, подожгли и, когда разгорелось, сверху осторожно водрузили небольшое поленце. Десять глаз с тревогой следили, как огонь, нехотя, взобрался на кусок дерева, соскользнул, снова взобрался и стал его потихоньку облизывать. И вот уже наше полено заполыхало и тогда, поверх него, были положены еще два. Потом еще.