Читать книгу Двое под звездным ливнем - Людмила Толмачева - Страница 1

Он сидел за столом, тупо уставившись в газету, а в проеме двери Инга, яркая, как экзотическая бабочка, в слепой ярости бросала убийственные фразы:

– Я тебя ненавижу, Неустроев! Ты же натуральный шизик! Альтернативщик хренов! И этому придурку я отдала два года жизни! О чем я думала? Ведь невооруженным глазом видно, что ты чокнутый! Все! Я уезжаю и надеюсь, что мы никогда не пересечемся! Оставайся в своем андеграунде! Можешь совсем загнуться в этой зачуханной деревне – мне уже по барабану! А продюсеру я так и скажу, что у тебя отъехала крыша и ты недееспособен. Пусть ищет другого автора!

От мощного удара хлопнувшей двери зазвенела посуда на кухонной полке и осыпалась печная штукатурка. Снаружи послышался шум отъезжающего автомобиля, и вскоре все стихло.

Костя подошел к окну, распахнул обе створки, щелчком выбросил окурок. Из окна пахнуло ароматом отцветающих яблонь. Сад, неухоженный, заросший малиной и травами, манил к себе волнующей тишиной – какой- то дикой, первозданной прелестью.

«Прежние хозяева не нарушали законов природы, – подумалось ему некстати, – А интересно, в райском саду есть садовник, который бы отпиливал умершие ветки и боролся с сорняками? Впрочем, об этом я никогда не узнаю. Как говорится, рад бы в рай… Пойти, что ли, заняться забором. Он почти лег на соседский огород…»

Стук в дверь прервал его хозяйственные мысли. «Они оставят меня в покое? – проворчал Костя и крикнул: – Открыто!»

На пороге показалось необыкновенное существо – длинноногое, с копной рыжих волос и светло-зелеными глазами. Существо непринужденно улыбнулось и заговорило нежным сопрано:

– Здравствуйте! Я из газеты «Оранжевое небо». Моя фамилия Резунова.

Девушка, да это была все-таки девушка, сделала паузу, предполагающую ответную реакцию, но таковой не последовало – Костя выжидающе смотрел на непрошенную гостью и молчал.

– Гм. Вы не могли бы уделить мне немного времени? – спросила корреспондентка, уже не так уверенно. – Понимаете, я здесь по заданию редакции. Мне нужно собрать материал для очерка под условным названием «Из жизни села Староверово»…

Она умолкла, и стало слышно жужжание мухи на окне и мерное постукивание ходиков. Костя с любопытством музейного посетителя оглядел девушку, пожевал губами и равнодушно, хотя и вежливо ответил:

– Вряд ли я смогу вам помочь. Я здесь недавно. Всего полгода. Так что…

– Знаете что, зовите меня по имени и, если можно, на «ты», – пропела рыжеволосая и улыбнулась.

Эта улыбка еще ни разу не дала осечки, била точно в цель, независимо от пола и возраста, и использовалась для «пущего контакта» во время интервью.

Увы, Костя, а точнее Константин Неустроев, тридцати четырех лет от роду, известный поэт и автор текстов популярной рок-группы, стал исключением в практике общительной газетчицы.

– Извините, у меня совсем нет времени, – сказал Костя, не глядя на девушку. – Советую пойти к нашему фермеру Садырину. Его особняк в конце улицы. Как выйдете из калитки, повернете направо.

Решив, что разговор исчерпан, он пробурчал «До свиданья» и шагнул в кухню. Само собой подразумевалось, что гостья должна была покинуть дом, ведь ей недвусмысленно указали на дверь. Но она и не подумала отступать. Напротив, такие острые моменты подхлестывали ее профессиональные амбиции. Ей захотелось продемонстрировать высший журналистский пилотаж – умение заполучить информацию в самом, казалось бы, безнадежном случае.

– Вы знаете, а я уже побывала у этого фермера, – невинным тоном сообщила она, заглядывая на кухню.

Ее появление было столь неожиданным, что Костя, наливавший в это время кипяток в эмалированную кружку, отвлекся и ошпарил тыльную сторону левой ладони. Сморщившись от боли, он с чертыханьем шлепнул кружку на стол и замахал рукой.

– Ой, вам, наверное, очень больно? Знаете, что нужно сделать? Окунуть руку в холодную воду, – протараторила корреспондентка и, тут же схватив Костину руку, сунула ее в ведро с водой, что стояло на лавке у стола.

Он оторопело посмотрел на девицу, в голове некстати промелькнуло: «Ну и хватка у этой рыжей бестии! А с виду не скажешь…»

А она вынула из воды его кисть и деловито осмотрела место ожога.

– Так. Пузырей, слава богу, нет. Лишь покраснение. Больно?

Костя машинально кивнул, удивляясь самому себе: с какого бодуна он подчиняется этой рыжей?

– У вас есть что-нибудь стерильное? – прощебетала девица и огляделась по сторонам.

На гвозде висело полотенце, которое и чистым-то назвать не поворачивался язык, а уж стерильным… Девушка все же взяла его двумя пальцами, брезгливо повертела и вздохнула:

– Ну, тогда лучше мой платок.

Она полезла в свою сумку, висящую на плече, достала аккуратно выглаженный платочек и приложила его к больному месту.

– Прибинтовать придется этим подручным средством, ничего не поделаешь, – пробормотала она, обматывая руку полотенцем. – Ну как? Легче?

– Угу, – согласился Костя и сел на табурет.

– Все равно будет болеть. Нужны радикальные меры, иначе эта болячка выбьет вас из колеи на целую неделю. Я знаю одно такое средство, от своей бабушки. Вы как, согласны на дальнейшее лечение? Тут главное – желание самого больного. Иначе, все насмарку.

– В принципе, я как бы…

– Ну и чудненько. Значит так. Срочно нужна свежая порция мочи.

– ?

– Лучше вашей собственной. Вот в этот ковш будет самое то. Я пока выйду, а вы тут… Короче, наполните тару. Только оперативно. Время идет, и могут начаться нежелательные процессы.

– Слушайте, это, по-моему, уже лишнее. Ничего у меня уже не болит. И вообще… Это уж какой- то сюр. Спасибо, конечно, за заботу…

– Да вы что? Стесняетесь меня что ли? Кончайте греться по пустякам! Я за свою журналистскую жизнь повидала всякого…

– Ну вот что, сударыня, – не на шутку рассердился Костя, – оставьте меня в покое! Идите лучше к Садырину. Ах, да. Вы там уже были. Ну тогда к Сметанихе, то бишь к бабке Сметаниной. Она прожила здесь всю жизнь, восстанавливала после войны колхоз и всякого, как вы говорите, повидала. Так что найдете с ней общий язык.

– Хорошо. И на том спасибо. Пойду к Сметанихе. Только руку надо перебинтовать. У вас есть бинт?

– Бинт? Откуда?

– А какая- нибудь чистая тряпочка?

– Слушайте, не беспокойтесь вы так! Я уж как- нибудь сам о себе позабочусь.

– И как же это? Ну, хорошо. Не хотите мочой, можно смазать подсолнечным маслом. Надеюсь, оно- то есть в хозяйстве?

– Не знаю. Может, и есть, – буркнул Костя.

– Сейчас мы посмотрим, – промурлыкала неугомонная целительница и начала обшаривать кухонную полку.

Встав на цыпочки и выгнувшись при этом так соблазнительно, что Костя невольно отвел глаза, она заглянула на самый верх.

– Ага, вот оно! Сейчас мы…

Она размотала полотенце, убрала платок и, смочив свой указательный палец маслом, осторожно провела им по Костиной ладони. И тут он впервые обратил внимание на ее руки.

Надо заметить, что в женщинах Константин ценил только две вещи: глаза и руки. Он мог простить неказистый нос, оттопыренные уши и другие недостатки. Но глаза, как отражатели духовной ипостаси, и женские руки, по его мнению, обязаны «сердце наполнять святым очарованьем».

Руки энергичной гостьи, как у леонардовской «дамы с горностаем», юной Чечилии, отличались узкими, по-детски пухлыми ладонями, длинными изящными пальцами, чистой, словно источающей свет, кожей.

Костино сердце заныло сладкой болью. Нет, желания немедленно припасть к ее руке и облобызать в страстном порыве не возникло. Тут было другое. Откуда-то из душевных глубин вырывалось запретное, им же самим табуированное. Навсегда, до скончания дней. Но клятва, произнесенная когда-то холодным рассудком, рассыпалась как карточный домик при виде этих дивных рук. Вновь рождались образы, строки, рифмы! Непрошено! Бесцеремонно! Нагло, в конце концов! А, черт!

Его тихий стон, исторгнутый сквозь зубовный скрежет, был истолкован превратно.

– Потерпите, – голосом сестры милосердия произнесла новоявленная Чечилия. – У меня есть бактерицидный пластырь. Я беру в командировки кое-что из медикаментов. Мало ли, в пути все может произойти. Сейчас я заклею место ожога, и вам сразу полегчает. Вот так.

От прикосновения ее пальцев у Кости что- то перемкнуло внутри. В расслабленном состоянии, с головой, переполненной рифмами, он позволил усадить себя за стол и даже напоить чаем. Девушка при этом говорила не умолкая. Она поведала свою биографию, правда, в общих чертах, но при этом описав с ненужными подробностями своих университетских подруг. Когда речь зашла о преподавателях, в сенях постучали и, не дожидаясь разрешения, открыли дверь.

– Здравствуйте, – густым баритоном заговорил вошедший, коренастый загорелый мужчина лет сорока.

Это был тот самый фермер Садырин, к которому Костя настойчиво отправлял своенравную корреспондентку.

– Здрасте, – ответил Костя, удивленный этим визитом.

Раньше местный богач не удостаивал своим вниманием приезжего горожанина, живущего в старом домишке. Но, похоже, внимание фермера привлек не хозяин дома, а его гостья.

Даже не взглянув на Костю, Садырин уставился на девушку с умильной улыбкой на толстом лице:

– Клена Андреевна, я, наверное, смогу вам помочь. Ну, я имею в виду, в поиске оставшихся староверов. В соседнем селе, Рыжково, есть две семьи, которые как раз жили в скиту, то есть не они сами, а их предки, деды с бабками. Давайте завтра прямо туда, в это Рыжково, и съездим. А потом можно и до самого скита махнуть. Я, значит, с утра разнарядку сделаю да в банк смотаюсь, а потом и махнем. Ну как?

«Клена Андреевна? – мысленно переваривал новое событие Костя. – Неужели ее так зовут?»

Резунова почему-то не обрадовалась садыринской инициативе, напротив, ее брови нахмурились, а тонкие ноздри сердито раздулись.

– К сожалению, я не смогу, – отчеканила она. – С утра мы с Константином Ильичом собрались в лес.

Рифмы, роившиеся в Костиной голове, моментально вылетели. Их место заняла прочно застрявшая мысль: «Откуда она меня знает? Ведь я не представлялся. Кто дал ей мои координаты?»

– Жаль, – скис Садырин и метнул недобрый взгляд на Костю. – Мне показалось, что вы всерьез заинтересовались нашим скитом. Ну тогда, может, вечером?

По всему было видно, что этот человек не привык сразу сдаваться.

– А вечером у нас литературные посиделки, – вдруг нашелся Константин. – И если у вас есть что показать, к примеру, стихи или рассказы, то милости просим. Новичкам у нас всегда рады.

Клена с благодарностью посмотрела на него, улыбнувшись уголками губ.

– Ну- у, это не про нас, – фыркнул Садырин. – Стихоплетством сроду не занимался. Наше дело – земля. Пахота, сев да уборка. А стихами пусть другие пробавляются. Если они кормят, то отчего не сочинять? Каждому свое.

С этими словами фермер ушел не попрощавшись.

– Сволочь, – с тихой злостью произнесла Клена, усилив свою эмоцию треском раздавленной в зубах карамельки.

– Почему? – остолбенел Костя, еще не переваривший предыдущих новостей.

– Шары подкатывать начал, скотина. Я с ним хоть и демократично, но в рамках. Дистанцию держать я умею. А то мужики с ходу начинают интервью в первое свидание переделывать. И этот туда же, боров неотесанный. Мой демократизм принял чуть ли не за кокетство.

– Он что, начал к вам приставать? – не сразу догадался Костя.

– Ну, до рукоприкладства, конечно, не дошло, но глазенки замаслились. Я эти дела быстро засекаю и на корню пресекаю, – срифмовала Клена и усмехнулась.

– Скажите, а откуда вы меня знаете? – все же задал он свой застрявший вопрос.

– Да кто же вас не знает? – с легкостью начала она, но поперхнулась (очевидно, карамелькой) и закашлялась.

Костя предупредительно налил в чашку воды и подал девушке. Та отхлебнула немного, успокоилась и продолжила объяснение:

– Вас порекомендовал тот же Садырин. Говорит, у нас поэт залетный объявился. Я уцепилась за информацию, мол, кто да откуда? Ну и путем логических выкладок догадалась, что вы тот самый Неустроев. Автор знаменитого «Дирижабля». Я ведь трижды была на концерте «жаблей» и вместе со всеми вопила, чуть голос не сорвала:

Пропев куплет, Клена радостно уставилась на поэта. Его реакция оказалась не той, что она ожидала. Сцепив лежащие на столе руки и вперив взор в линялый узор клеенки, он долго молчал. Клена заерзала, уже приготовилась задать вопрос, как вдруг он заговорил, медленно и сухо:

– Эту песню группа исполняла на концерте всего один раз. Вы не могли ее слышать трижды «вживую». Текст я сразу же переделал. Весь этот спектакль – домашняя заготовка? Вы прикатили сюда ради статьи о поэте-отшельнике Неустроеве? Говорите правду, или я выставлю вас отсюда!

И вновь наступившую тишину оттенило жужжание мухи и тиканье часов. Клена теребила край носового платка и искала подходящие слова. Как только пауза угрожающе затянулась, и Костя поднял руку, должно быть, для того, чтобы указать коварной обманщице на дверь, она жалобно заговорила:

– Константин Ильич, простите меня, а? Я дура. Переоценила свои возможности. Думала, причешу уши… кхм! То есть я хотела сказать, разведу по легкому… Переиграла, одним словом. Простите меня, а?

Он тяжело вздохнул, поднял глаза на ее безвольно лежащие руки, привычно пожевал губами, коротко отрезал:

– Оставайтесь.