Читать книгу Сказочки по-взрослому. Новые истории на волшебный лад - Людмила Владимировна Ардова - Страница 1

Оглавление

Предисловие

В век современных технологий мы не будем забывать свое прошлое: сказочки, рассказанные нашими мамами, бабушками и воспитательницами, наивные и смешные, – потому что мудрость, истина остаются неизменными во все времена. Мы серьезные взрослые люди, но иногда и нам хочется пошалить, поозорничать. Читайте эту книгу как шутку, дорогие читатели. Она для взрослых «сказочников».

Сказ о девичнике с винцом от Жар-Девицы

Кухня в избушке Айги была залита ярким светом. Василиса не любила темноту – поддавала…свету. Делов-то: взмахнет рукавом – и пламя от масляных ламп светится в разы ярче обычного. Айга только головой качала. Ну, зачем все это транжирство?! Зачем магию на пустяки тратить? Хорошо хоть вино покупать не пришлось. Жар-Девица прислала гостинцы: мед, инжир, халву и большую бутыль вина. Айга пригласила на посиделки Василису, должна была еще Ирис Русалка заглянуть, да видно Леший ее задержал болтовней пустой. Кстати, о Лешем!

– Ой, Василиса, вчерась заходил этот Леший, знаешь, – с придыханием и торопливо заговорила Айга, рукой разглаживая складки на скатерти, – он ведь совсем испортился: подбирает все, что плохо лежит. У самого в кладовках стены ломятся, а он как бродяжка одет и попрошайничает без конца. То одно ему надо, то другое. Придет за солью, так еще спички унесет. А вернуть забывает. Пять рублей с прошлого года должен.

– Напомнить не пробовала? – мурлыкнула Василиса.

– Как не пробовала! Обещается. Он ведь у меня открывалку для бутылок увел. Ну, скажи, на милость, чем мы теперь «красненькое» открывать будем?

– Ой, Айга! – звонким, как будильник, смехом расхохоталась Василиса. Смешинки рассыпались жемчужинками; они дзынькали на широкое блюдце с золотым ободком, и что-то в нем светилось, играло.

– Опять ты, Василисушка! – всплеснула руками Айга, – ну зачем попусту свою магию переводишь, зачем жемчуга эти?!…

– Тебе, Айга, пригодятся на расшивку кафтана для Кащея …Скоро ж юбилей у него, сама-то все помнишь?

– А как же! – вздорным голосом вскричала Айга. Она встала подбоченившись и затараторила:

– Ну что за мужики в нашем волшебном царстве пошли: один вместо того, чтоб в дом к одинокой Айге принести что-нибудь, наоборот-таки упереть норовит все, что не приколочено. Царевичи на халяву пообедать спешат, коней их корми, кудри им и бороды по моде стриги! Мне, что за радость?! Гостиницу из моей избы сделали. Я у них как парикмахер, как брадобрей. Я, вообще, Айга почетная, на пенсии! Мне покой нужен.

Василиса высоко подняла брови, изображая крайнее удивление.

– Все со своими проблемами, заботами и заморочками ко мне прутся, – не унималась Айга. – Как в музее, плату входную брать пора. Кащей вышеупомянутый обнаглел. Ты ему банкет организуешь, а я, видите ли, приглашения разослать должна. Написать и разослать. Он бы своих подручных чертовок-плутовок напрягал. Не юную женщину вроде меня. Нашел себе секретаршу и почтальона! А дальше – больше. Войдет во вкус и скажет, тапки ему надевай, подштанники снимай.

– А что, – развеселилась пуще прежнего Василиса, – из вас бы прекрасная пара получилась, Айга!

– Тьфу ты! Он же выглядит, как черствый сухарь и, потом, он до молоденьких плутовок охоч. Ему женщина, та, что в самом соку, может и в голову ударить, как хмельное вино. Боится он! Недозрелые яблоки любит старый пень. Так чем же мы наше вино откроем? Сама «птица» Жар-Девица с южных границ прислала.

– А чего это она тебя подарками жалует? – заинтересовалась Василиса.

– Так у нее ж беда. Очередной охотник за перьями, Серый Волк повадился. Просит о помощи Жар-Девица. Спрашивает, как Серого отвадить.

– Ясно дело. Дай мне винцо твое, я его открою.

Василиса ловко чпокнула по горлышку ладошкой и выдернула пробку.

– Опять силу применяешь волшебную, – поморщилась Айга, – молодежь глупит, силы не ценит. А мне уж приходится рассчитывать, на ерунду не тратиться.

Василиса, откинув льняную косу, разливала вино по чаркам.

– Итак, отведаем гостинцев Жар-Девицы, – нежно пропела она и поднесла к сладким малиновым устам чарку.

Давно подметила Айга: Василисушка большое пристрастие к водам хмельным имеет. Выпьет и разухарится, начнет пританцовывать, рукава откидывать, пуговки расстегивать. Как-то раз она так увлеклась, что в чулках одних осталась! Потому Айга за ней присматривала и хотела книжку на именины подарить «Как одолеть зеленого змия, по рецептам Аграфены Истопниковой».

А ведь как девка пригожа: белокожа, румяна; груди, что наливные яблочки! Розовые сосочки, как бутончики, так и манят к себе уста мужские! Чутко Айга прислушивалась к тому, что в тереме Василисы творится, но ничего такого ни разу не услышала. Будто девственница живет, как монашенка, – мужика не знает. Сетовала Айга, ломая голову, как подружку на чистую воду вывести.

Но Василиса хорошо умела заметать следы. Кто целует по ночам ее сосочки, одни только комбинации ведают. А чтобы внимание Айги от своих любовных утех отвести, она сама ее личной жизнью стала настырно интересоваться и протекцию всяким проходимцам делать.

– И вообще, хватит меня, Василиса, за дурней лесных сватать. Передержанная я, – цокая сказала Айга. – Эти лесные инвалиды мне даром не нужны.

В глазах Василисы сверкнула озорная искра, но Айга ее не заметила. Давно уже Василиса хотела свести этих сварливых упрямцев, Айгу и Кащея, но они всегда находили повод поцапаться.

– Кафтан, так и быть, сошью и вышивками украшу, время еще есть.

Разговор струился и петлял: от темы к теме, как от кочки к кочке – так порхают по веткам птички, так плутают лесные ручейки.

Но Айга и Василиса, меняя темы разговора, никогда не выпускали из виду свои цели. Это была немного хаотичная и бестолковая женская беседа, в которой к одним и тем же предметам возвращаются не по одному разу. Мусолят перемусоленное, звуками голосов своих наслаждаются и жизненным опытом козыряют. Мол, я самая знающая и во всем разбираюсь лучше своих подруг!

Василисе нравилось беседовать с Айгой. Но у нее кроме удовольствия от столь приятной коммуникации был еще свой личный интерес. Она не просто так хотела свести Кащея и Айгу.

Понимая, сколь это трудное дело, она взялась за него с умом. Чувствуя в себе непреодолимый азарт и желание соединить двух упертышей, она почти не использовала магию, памятуя, что магия в делах брачных может только навредить.

Василиса не то, что бы в свахи собралась. Нет, Айга была нужна ей как громоотвод. Кащей регулярно донимал Премудрую своими притязаниями. Скабрезные шутки отпускал. Предлагал властью лесной поделиться и всякую чушь молол, страстно ее взглядом глаз своих рыбьих поедая.

Ну, куда ей этот Кащей! К ней сам батька Черномор клинья подбивал, адмирал флотилии, она и ему – отворот поворот. А ведь мужчина видный, не то, что Кащей этой с невзрачной и даже неприятной внешностью. Мужички многие желали бы ее ласк хмельных вина испить. Но никому она предпочтения не оказывала. И даже с подругой Айгой секретами личной жизни не делилась. Во тьме своего синеозерного сердца прекрасная волшебница тщательно скрывала тайные привязанности и нежные чувства. То, голубкой обернувшись, слетает она в дальние страны, то, обернувшись змейкой, проскользнет в чьи-то покои. Но эти шалости с истиной природой чувств волшебницы не имели ничего общего.

Сказ о Василисе и ее премудростях

Василиса сделала сладкие потягушеньки, перинка пуховая с ортопедической основой мягко покачивала ее на волнах утренней безмятежности. Да и спешить-то ей некуда было. Так начиналось каждое Василисино утро. Лучики солнца играли на ее нежной коже, подушки пахли травами и сонной истомой. Василиса провела рукой по телу, от шеи до пушистого треугольничка, пометалась с бока на бок, опутав себя длинными волосами.

Так, игриво потягиваясь, и вылезла из постели. Подошла к зеркалу овальному высотой в человеческий рост, в оправе из карельской березы, поиграла своими грудками, повертела телом гибким, выпуклости оного были выше всяких похвал. Ополоснула личико ключевой водой, звонко капавшей с умывальника. Выдавила на щетку травяную пасту и прошлась быстро по зубкам жемчужным. Волосы светлые долго гребнем расчесывала и в косу укладывала.

В дверь постучала служанка Настенька.

– Входи! – позволила ей Василиса.

– Что ж сами-то?! Рученьки устанут.

– Ах, справлюсь, не маленькая. Подай мне ленту красную.

Когда лента атласная в косу длиной до самого копчика была наконец вплетена, Василиса довольно улыбнулась.

– Скоро прием начнется у меня, а я еще и не завтракала.

– Самовар на столе вас дожидается, калитки творожные и ягодные с пылу-жару. Прошу вас, хозяйка, отведать от трудов моих скромных.

– Не скромничай! Излишне.

После сытного завтрака Василиса спустилась в приемную. Здесь она каждое утро занималась делами: Премудрая все-таки. Вот и шел к ней народец лесной и залетный со своими бедами. А иные прихожане такие задачки ей подкидывали!

– Кто у нас сегодня? – строго спросила она своего помощника Акимушку.

Акимушка, паренек ростом с ее плечо, хотел важности на себя напустить и басом произнес:

– Странник к нам пожаловал. Суть дела не захотел изложить.

– Веди его сюда.

Послышался стук палки. Скрипнула дверь. «А ведь раньше не скрипела», – подумала Василиса.

Вошел старец. Даже рука его дрожала, когда стул пододвигал к столу Василисиному.

– Что же, дедушка, вас в наш лес дремучий привело? – удивилась волшебница.

– Кхм, кхм, – откашлялся старец, – понимаешь ли, девонька, не старец я, а молодец! Двадцать семь годков мне сегодня стукнуло.

– Удивлена безмерно. Что же за напасть такая? Отчего ваш вид не соответствует возрасту? Вредные привычки? Кофе, алкоголь, наркотики?

– Ах, не то, не то! Человек один «постарался». Злая теща меня в старца обратила. Ведь бывают же ссоры семейные. Все мы не без греха. Нагрубил я ей сдуру. А она пошла к ведьме местной, чтоб проучить меня. Так воспитать хотела. Да переборщила с воспитанием. Ведьма эта в своих заклинаниях что-то напутала и такое сотворила! Видишь, что со мной – дряхлею на глазах. Слышал я про твои чудеса. Мне бы яблок молодильных или чего покрепче, пока я в тлен не обратился. Спасешь меня?

– Отчего к ведьме той не обратился? Раз уж заколдовала, сумеет и расколдовать.

– Хотел было к ней в ноги броситься. Не успел. Померла она! На третий день после моего обращения. Вот ведь как… Даже ведьмы вечно не живут.

– Ох! Задал ты мне задачу. Как имя твое?

– Анисим Яковлев я.

– Род занятий, социальное положение? Ты, Аким успеваешь записывать?

– Да, сударыня, пишу мелким бисерным почерком, – деловито доложил Аким.

– Род занятий? Зажиточный крестьянин я. Десять коров и бычок, пять лошадей, свиньи, овцы, козы, куры, утки. Батрак на меня работает. Младшие братья и сестра жены помогают.

– Итак, Анисим Яковлев преждевременно стареет, опережая сверстников, – бесстрастным голосом изрекла Василиса. – Причина этого феномена в использовании без его ведома инструментов и сил черной магии. Виновные лица: жена, теща и ведьма. Исполнитель, ведьма, мертв. Инициатор, то есть заказчик, жив. Кстати, что ваша теща? Какова ее реакция на происшедшее?

– Да казнит она себя, ругает последними словами. Я же и работник был отменный и все хозяйство на мне. А теперь что? Почему же вы жену в виновные лица записали?

– Без жены ни одно дело не обходится, уж поверьте. А какова была реакция супруги?

– Ох, не смотрит она на меня, стесняется. Вечерами у подруг пропадать стала. А потом был случай: пьяная пришла в мятой одежде! Потеряю я супругу, если дело дальше так пойдет.

– Итак, Аким, пиши: «Инициатор сожалеет, супруга ударилась в разгульную жизнь». Идите пока в наш странноприимный домик, отдохните и отобедайте. Мне над вашим случаем подумать нужно.

– Вы уж только не затягивайте, ладно? А то я могу к ужину в мумию превратиться, если дело дальше так пойдет.

– Обещаю – затягивать не буду. Надо рецептурную книгу полистать. Не каждый день такие случаи у меня. Кто у нас сегодня еще на очереди, Аким?

– Марья Квашня.

– Этой-то что надобно? – удивилась Василиса, – вроде благополучная женщина была. Ну веди ее сюда.

Марья Квашня была лучшей пекарихой в этих местах. И сама – как квашонка: тело ее, прямо, так и ходит – столь пышные формы у этой достойной женщины!

– Василиса! Ох, уж не знаю, что у меня просьба или требование наказания. Оскорбили меня сегодня сильно. Два недоросля мне потеху в лавке скобяной устроили. Высмеяли фигуру мою принародно!

– Марья Потаповна, вы же их пирогами всегда потчевали, как они посмели негодники?

– Вот, Василиса Андреевна! Видишь, как тяжко у меня на душе! Заступись, заступница. Век не забуду! Обида душу мою изводит!

– Так значит, дело у тебя о совести и благопристойном поведении будет, – задумчиво произнесла Василиса, – записал, Аким?

– Все зафиксировано, сударыня.

Аким потряс пудрой над чернилами и захлопнул огромную амбарную книгу.

– Что с меня причитается? – спросила Марья Потаповна.

– Пироги мне на свадьбу испечешь, – усмехнулась Василиса. – Иди уже, успокойся. Накажу близнецов как полагается. Но, здесь ведь дело об оскорблении чести и достоинства, потому придется их на суд вызвать.

– А надо ли? Это же суд! – ужаснулась Марья.

– А как ты хотела? Чтобы я их по попке отшлепала? Надо, чтобы всем урок был!

– Как бы я знала, что ты с этой шалости завертишь, – заохала Марья.

– Шалость шалости рознь. Это уже не шалость. Это унижение, оскорбление чести и достоинства человека.

Время до обеда Василиса проводила в своем волшебном саду. Яблоньки, груши, вишня, апельсины и много других фруктовых деревьев и кустарников росло у нее. Всяк, кто в путь дальний отправлялся, получал от нее наказ – привозить из иноземья саженцы…Василиса знала, что многие в ее сад тайно пробраться пытались: думали – яблоки молодильные на яблонях у нее и цветы, дающие вечную жизнь, растут. Василиса не опровергала и не поддерживала эти заблуждения. Что ж, каждый волен думать, что ему вздумается. А вот ей нынче над делом сложным предстоит самой подумать.

Ведь как все просто! Человека заколдовали, и он – старик. Если с магии и волшебства начать, то самый верный путь такой: тот, кто наложил заклятие, тот и исправить должен. Но в этом случае исправлять уже некому. А любое другое волшебство может привести к непредсказуемым результатам. Да и в волшебстве ли дело? Что-то иссушило душу и тело этого молодого мужчины. Он может и не догадываться в чем истинная причина его болезни.

Снова стала она расспрашивать клиента.

– Случай ваш неоднозначный. Скажите, в доме той ведьмы кто-нибудь живет?

– Девочка там живет, правнучка ее.

– Сколько лет девочке?

– Лет тринадцать, думаю. За ней соседка присматривает.

– В доме вещи от ведьмы остались?

– Мебель – рухлядь одна. Жила ведьма бедно. Одежда у девчонки вся в заплатах.

– Что жена ваша? Любовь у вас была к ней?

На этом вопросе вдруг Анисим поперхнулся и глаза потупил.

– Вижу я, что брак ваш по договору был, так?

– Да, я из зажиточной семьи, а за женой моей приданное хорошее давали, вот и настоял родитель мой. – Анисим вздохнул, и глаза его грустью подернулись. – Любить я ее старался. Да только впустую это. Детей мы не народили. Жена тоже холодна ко мне была, так мне казалось. А теща злилась на меня, что внуков нет. Вот я с ней и поскандалил. Она меня в измене обвинила. А я чист, хоть и думал порой. Нравилась мне одна вдова молодая пригожая. Как пройду мимо ее крыльца – душа стонет. Тянуло меня к ней.

– Безответная любовь, поди, все соки из тебя и вытянула?

– Отчего же безответная? Мне всегда взглядом жарким отвечали. Думаю, что Любава тоже ко мне тянулась.

– Что ж…В эту ночь тебе туго придется – ослабнешь так, что и с кровати встать не сможешь. Смерти не бойся. Завтра утром я исцеление принесу.

Сказ о ведьминой правнучке

Не стала Василиса откладывать дела в долгий ящик: надо в беде Анисиму помочь. На вечерней зорьке умылась Василиса родниковой водой, вошла в особую светелку, заперлась на ключ. Сняла с ног туфли, сбросила одежду и, оставшись в одной белоснежной шелковой сорочке, обернулась…голубкой. Полетела она в ведьмин дом по адресу, указанному Анисимом.

По деревне, в пушистой сочной зелени, как ручеек, петляла тропинка, и шла по ней милая девчушка. Светлые волосы в тугие косички уложены. Потертые на коленях застиранные джинсики и дешевая футболочка – вот и весь наряд. Это была Аленка, та самая ведьмина правнучка.

Аленушка неторопливо шла от колодца домой, прикидывая и размышляя, что да как. Ведь соседка Агафья не век помогать будет. Говорит, ей в ученицы надо идти. Белошвейкой или кружевницей в городе она сможет не надрывая спины заработать на кусок хлеба. Ну разве что ослепнет с годами и горбик заработает. Все равно есть шанс счастливый билетик вытянуть. Вдруг зажиточный горожанин ее в жены возьмет?! Опять же развлечений больше в городе. Но что-то не хотелось Аленушке из этих мест уезжать, бросать могилы отца и матери, хоть и не жилось ей легко и спокойно. Прабабку ее побаивались, а как умерла, стали на Аленушке свой прошлый страх вымещать. Только и перебивалась она, собирая урожай с огорода, да продавая травы и коренья. Старик один стал досаждать, замуж звать. Рано ей еще замуж, да и не за старика она бы хотела пойти.

Подошла Аленушка к родному дому, древней покосившейся на бок избенке, а там, у окна, притихла голубица.

– Сейчас я тебе крошек принесу, – обрадовалась Аленушка, беспокоясь лишь о том, что кошка может до голубки добраться.

Пока девочка суетилась, собирая корм, голубка внимательно рассматривала с подоконника все, что находилось в комнате.

Аленка подбежала к окну.

– Ты еще не улетела?! На, покушай!

Поднося к клювику голубки на ладони крошки, она вдруг остолбенела. Недаром ее прабабка ведьмой слыла. К правнучке что-то перешло от ее талантов. В образе голубки Аленке почудилась душа…не животного.

– Ух! – охолодела разом девчушка. – Кто же ты будешь?

Голубка вдруг встревожилась, вспорхнула, отлетела и, неожиданно ворвавшись в открытое окно комнаты, бросилась на пол. Целый сноп света вспыхнул. Перед Аленкой стояла красивая молодая волшебница в белоснежной шелковой сорочке.

Аленка так и села.

– Не бойся, – ласково произнесла женщина. – Я помощи от тебя хочу. Ты ведь ведьмина правнучка, так?

– Да. Меня Аленой зовут.

– Меня величать Василисой. Подскажи, Алена, что такое особое было у твоей бабушки? Что она всегда брала в руки, когда колдовала?

Аленка призадумалась.

– Вот, пожалуй, этот пояс расшитый бисером она надевала, да еще чашу черную из агата брала, а так ничего особенного не было.

– Дай-ка мне эти два предмета, я хочу проверить их.

Девочка изумленно наблюдала, как Василиса держит в одной руке чашу, а в другой руке кушак, словно прислушиваясь.

– Должен быть третий предмет. Подумай как следует. Жизнь хорошего человека зависит от этого.

Аленка при этих словах сразу посерьезнела, сосредоточилась и попыталась мысленно покойную старушку представить.

– Ох, она еще на картину садилась. Бабушка от старости заклинания стала путать, а потом так из-за чего-то расстроилась, что с ней удар случился. Вот эта вышитая картина. Видите: знаки на ней какие-то и рисунок. Змей хватает себя за хвост, и птица над ним трепещет.

Василиса обрадовалась. «Считает» она с ведьминых вещей все секреты. Заклинание по магическому следу восстановит.

– Ты мне очень помогла, Аленушка. Теперь мне будет проще ключ к тому заклинанию подобрать. А ты тут одна живешь?

– Да, только бедствую. После смерти бабушки односельчане меня обижать стали.

– А не хочешь ли ты ко мне в ученицы пойти?

– А можно ли? – обрадовалась Аленка.

– Почему бы нет? Если согласна, то завтра будь готова. Поедешь со мной. Собери только самое необходимое и для души твоей дорогое, много вещей унести с собой не сможешь.

Утро началось для обитателей мира земного по-разному: люди с чистой душой, как у Аленки, крылья расправили, напевая подобно птичкам лесным; такие, как Кащей, охали и кряхтели, в гроссбухи заглядывая, пальцы слюнявя, прикидывая кого обдурить-разорить-без последних штанов оставить ради выгоды своей; крестьяне встали ни свет ни заря, их ждали поля-огороды, овода, мухи и палящее солнце; мастеровые шли в мастерские свои, где весь день им придется провести не разгибая спины. Для Анисима утро началось подобно второму рождению. Силы к нему внезапно вернулись. Морщины на лице разгладились. Увидел он четырех женщин: жену, тещу, Василису и Любаву. Надо заметить, что приятней всех ему было лицезреть последнюю.

– Уж не помер ли я, не в раю ли? – спросил он.

– Нет, – сказала теща, – ты поправился, зятек. Все мое зло исправлено. Теперь вставай и уходи с миром. На силу мил не будешь. Между дочкой моей и тобой лед один. И она, и ты – маетесь. Сохнете, душой стареете. Даст бог, найдем мы ей мужа. Еще детей нарожает. Видно, бог не благословил ваш брак. Отпускаем тебя с миром. За тобой вот уже пришли.

– Ну а мне теперь здесь больше делать нечего. Один человек заждался меня, – сказала Василиса и, отказавшись от чая с пирогами, вышла на улицу. Возле ограды стояла Аленка с маленьким узелком в руке и махала ей платочком.

Сказ о юбилее и юбиляре

Айга спешила закончить кафтан для юбиляра. Жемчуг полученный от Василисы пришивала; иголка с нитками золотыми быстро мелькала в ее проворных пальцах. Мастерица Айга была шить кафтаны, что не удивительно – эти царевичи вечно в разодранном к ней добирались. Айга, можно сказать, за долгие годы практики стала мастером по пошиву мужского костюма. Шила и чинила все: начиная от сапог и туфель, заканчивая меховыми шапками. Ей за такую работу щедро платили. Вот только зрение стало подводить Айгу. Но стильные очки в тяжелой оправе выручали мастерицу. Кот Васенька возлежал прямо на столе застеленном серой рабочей скатертью и внимательно следил за хозяйкой, сверкая отраженным светом масляной лампы в своих круглых зеленых глазах.

– Без примерки шью, Васенька, – нежно обратилась Айга к коту. – У меня этот Кащей в мозгу словно отпечатался. Он ведь сутуловат. Придется припуски делать, горбик его скрывать надо. Да и воротником закроем пышным собольим.

Не то чтобы Айга хотела Кащея поздравить – нет, у нее был чисто деловой подход. Кащей – тип деловой. Можно было к нему с разными проектами и комбинациями обращаться. С такими людьми «дружить» надобно. С ним даже его бывшая пассия «дружит». Та, что замужем теперь за Иван Горынычем. А уж, если не «дружить», то хотя бы не ссориться.

Вот и настал знаменательный вечер. На торжество гостей съехалось, слетелось, включая иноземных чародеев и их дев прелестных – не сосчитать! Юбилей Кащей отмечал на широкую ногу.

Столы ломились от закусок. На кумачовой скатерти стояли, торжественно блестя, серебряные блюда с осетром, поросенком, олениной, лосятиной, расстегаями. В хрустальных вазах подавались жареные голуби и лебеди, холодцы и соленья.

– Словно к свадьбе готовился, – фыркнула Ирис-Русалка. Девушка любила озорничать в укромных заводях, соблазняя и подталкивая к греховным утехам рыбаков оголенными своими формами. Хвоста у нее как будто и не было. А напротив – на очень стройных ножках были босоножки из парчи да красивый педикюр, привлекавший взгляды. И тату фаллического символа на голени о многом красноречиво говорило!

– А то! Он много чего о себе воображает, Кащей наш! У самого уже песок из штанов сыпется, – зло ответила Айга и откинула со лба косую малиновую челку. Айга следила за модой и сейчас на ней были черные кожаные штанишки, туфли на высоких шпильках и великолепный маникюр в стиле «нуар». Роскошные очки с дымчатыми линзами она не считала нужным снимать, словно скрывая за ними свои глаза. Все эти гости недостойны ее проницательного взгляда. Разве что, один или два, в порядке исключения. Василиса, хотя бы!

Знала бы Айга, что ее ждет через каких-то полчаса, она бы и Василису из списка достойных исключила. Что ж, как говорится, не друзья – кто ни разу не поссорился. А тем временем пир продолжался.

Айга и Ирис злословили, наблюдая за гостями Кащея. Вот и Чародей заморский пожаловал со своим гаремом. Девы в неприличных нарядах, с золочеными пупками и кольцами в ноздрях его ублажали, в штаны ему пальцы шаловливые на глазах у всех засовывали. Только Чародея уже и эти откровенные игры не могли возбудить, жирное пузо его плавно покачивалось, скривившись, он что-то рассказывал Кащею. У Кащея при виде девок заморских глаза сальными сделались, но он, сведя кустистые брови у переносицы, внимательно слушал Чародея. Губы его сложились в жесткую прямую линию. Весь вид его говорил о деловой хватке, цинизме и презрении к людям.

– Чего это ему Чародей предлагает, интересно? – мрачно спросила Айга.

Чародей ей был отвратителен. Если Кащей свой, как говорится, всем давно знакомый негодяй, то Чародей вовсе был мерзок.

Но Айга, не стала поддаваться мрачной подозрительности и не отклонила милое предложение Лешего потанцевать с ним. Старый холостяк, с недавних пор ставший клептоманом, был неряшлив и рассеян. На пир пришел в разных ботинках, галстук вообще не в тон подобрал, и, кажется, сейчас у него одна щека была куда тщательнее выбрита, чем другая.

Айга, вздохнув, взвизгнула и станцевала с ним рок-н-ролл. Зал восторженно загудел. На этом танцы Айги закончились, легкая тахикардия напомнила о возрасте, и она, чмокнув в выбритую щеку Лешего, с радостью вернулась на свое место.

Леший выглядел слегка потерянным, но к нему сразу подлетела Кикимора, с дикой ревностью наблюдавшая, как он отплясывал с Айгой. Кикимора дышала ему в ухо, щедро подливала вина в чарку и что-то без конца зудела, зудела.

Айга так разогрелась от выпитого, что решила пойти во двор освежиться. На большой террасе стояли лавочки, там можно и покурить, и воздухом подышать. Айга вышла и устремила взор к звездному небу. Гигантский шатер, казалось, опустился прямо на терем Кащея, на волшебные леса, поля…Айга не была романтична, но даже ее прагматичная душа в эту минуту изумленно восхищалась красотой небесного чертога. Воспоминание о ком-то давно потерянном, нежно-любимом вонзилось ей в сердце. Айга сердито затушила окурок и вдруг услышала голоса. Они раздавались из резной беседки, что стояла у пруда. Айга, охваченная любопытством, тихо подкралась и стала слушать. Оба голоса были ей хорошо знакомы.

– Ох, драгоценный наш Кащей Кащеевич, – певуче и ласково текла речь Василисы, – прошу вас не играть на моих чувствах. Мне, конечно, льстит внимание такого авторитетного мужчины, как вы, но…

– Что «но», что «но», дорогая моя ненаглядная Василисушка?! – жадно пыхтел Кащей и, судя по этому пыхтению, он делал попытки задушить Василису в объятиях.

– Это все выпитое в вас сейчас говорит, – отбивалась Василиса, – да и вообще, с чего вы ко мне пристаете? Что, я самая видная невеста в этих местах? Есть куда более достойные особы, на которые вам стоит обратить внимание. Вот как раз об одной такой я и хотела сегодня поговорить с вами, а вы ведете себя как бычок на случке.

– Что-то ты, Василисушка, мне голову морочишь. Я уж и так пьян тобой, ничего не понимаю, не вижу ничего кроме твоей груди белоснежной! О чем это ты щебечешь? …

– Остепенитесь, в конце концов, – строго приказала Василиса. – Вам пора женой обзавестись. И я вам рекомендую подходящую: Айга-яга достойная и очень привлекательная особа. Отличная пара выйдет из вас.

Айга при этих словах чуть не подпрыгнула. Реакция Кащея была не менее импульсивной, но лицо его кривизной пошло.

– Айга?! Мне в жены?! У тебя часом не помутился разум, девица?! Предлагать эту сушеную акулу, когда перед моим взором столь лакомый пирожок как ты, моя прелестница?

Тут уж нервы у Айги не выдержали. Самолюбие ее было вдвойне задето: и тем, что ее без спросу сватают, и тем, что женишок отверг. Ждать она не стала, влетев в беседку с громким воплем:

– Вот и накрыла я ваше гнездышко предательское! Не ожидала я от тебя, подруженька, не ожидала такой глупости! А еще тебя Премудрой величают! Видно молва ошибается: с головой-то у тебя хуже, чем у Лешего стало. Видно, косоньку перерастила ты! Правду сказано, что волос долог – ум короток, а у тебя уж до земли косища. Ум-то весь туда и ушел. Я ж не просто так стрижки модные себе и людям делаю! Вот что, дорогая сваха! Ты уж больше ко мне не хаживай, найду с кем винцо распить и бражку на тебя переводить впредь не стану. Это ж надо?! Меня старому козлу предлагать! Этому сухарю облезлому! Ишь, что возомнила! Я ведь, Василиса, себя не на помойке нашла. Я не второсортная ведьма, я всем ягам яга! Леса эти без меня вмиг остынут! Не нужны мне хоромы Кащеевы, у меня своя отдельная жилплощадь имеется. Не то чтобы я феминистка, но я разборчивая! И потом, девонька, не забывай, сколько ко мне молодых царевичей дорогу проложило. Все идут к Айге, баньку ее любят, веничек и бражечку, а их молодые тела податливые! Уж есть, кому меня утешить. Мне старикан Кащей даром не нужен! Сопли ему на старости лет подтирать не буду! Сморчок на ниточке! Ишь, что придумала!

Кащей от этой гневной тирады чуть не осел! Он-то Айгу и за бабу не считал, а она вон его как отбрила!

Но Айге этого мало показалось. Злость так и распирала ее. И чтобы укусить побольнее – в самое-самое вцепилась.

– Твой Кащей, Василиса, мне совсем не пара. В деле был мной еще тридцать лет назад проверен и отбракован. Потому как у него и до дела не дошло: из-под одеяла сбежал, ничего не смог он! А уж теперь, поди, и проверять нечего!

В сердцах Айга так ногой топнула, что в с крыши беседки черепица посыпалась.

Ели вокруг Кащеева терема грозно заскрипели, застонали. Айга подхватила черного кота, запрыгнула в расписную инкрустированную стразами ступу и взмыла в темное небо. Совершая путь к своей избушке, она продолжала громко возмущаться. Не угодила ей с женишком Василиса!

Сказ о том, как Айга встретила того, кого не чаяла повстречать

Утром болела у Айги голова с похмелья. Встала, чаю заварила, долго подзывала Васеньку, да он исчез, зараза. Пришлось Айге обряжаться по хозяйству, дела домашние на кота не перебросишь. Так за делами и пришла в себя от пира Кащеева. Хмель вчерашний выветрился. Голове от чая травяного лучше стало.

Ближе к полудню в дверь постучали. На пороге стоял парень: видный, красивый, пригожий.

– Доброго дня, хозяйка!

– И тебе, молодец. Заходи в дом. Как звать тебя?

– Иван мое имя.

– Редкое русское имя, – усмехнулась Айга, – на пороге долго будешь стоять? Входи и рассказывай о беде свой.

Молодец потоптался немного и в нерешительности произнес:

– Можете ли вы помочь? У меня неприятность случилась.

– Неприятности добрых молодцев – моя специализация, – вежливо отвечала Айга, посмотрев поверх очков: в ее руках был очередной кафтан взятый на починку.

– Видите ли, я давеча кошелек обронил. Поехал по важному делу, а вот…вышла такая неприятность у меня.

– М-м-м. А я думала ко мне только из-за невест приходят.

– Да, нет! Не из-за невесты пришел. Я на службе у царя состою. Мне дали денег и отправили в царство соседнее коня особенного купить и привести. Только деньги царские я потерял, – шмыгнул носом Иван, – теперь меня казнят, наверное.

Вид у молодца был виноватый. Он обмяк, понимая, что ему грозит. Кого-то он напоминал Айге, но кого – вспомнить она никак не могла.

– Что ж, давай отобедаем сперва. Вижу, вид у тебя голодный. Не печалься, найдем твой кошелек. Не иголка же, в самом деле.

– Главное, чтобы не пустой, – горько усмехнулся Иван.

Айга, ловко обращаясь с чугунками, налила горячих щей, и от них такой аромат пошел, что забыл Иван все свои горести и начал ложкой деревянной наяривать за троих. Смотрела на него Айга, смотрела… и вдруг ей стало жалко парня этого до слез. Вода из-под ресниц брызнула!

– Ой, что-то в глаз мне попало.

Она отвернулась поскорее и давай глаза тереть. Уж не понятно почему, напомнил ей этот Ваня ее потерю давнюю.

По велению случая однажды Айга матерью стала. Родила тайно. Но семья Айги оказалась в курсе событий. Не по нраву клану волшебному это чудо пришлось. Сыночка ее родного отец Айги, старый чародей, забрал к себе на воспитание, не спросив согласия у своей дочери. Айге потом сказали, что ребенок умер, не перенес дороги в небесные чертоги. С тех пор двадцать лет прошло. Вот и хочет она порой родные черты в каждом встречном молодце признать. Да напрасно – чужие они.

Взяв себя в руки Айга, стала Ваню расспрашивать. Кто таков, откуда. Ясное дело – сирота. Рос по чужим дворам. Матери не помнит. Простоват, наивен и вечно в какие-то истории норовит угодить.

– Нет, мой был бы не таков. Он бы весь в меня ушлый был, – тихо обронила Айга.

Чем-то запал ей в сердце этот Ваня. По-матерински к нему отнеслась.

– В кошельке сто рублей было.

– Где обронил, помнишь?

– Кажется, у камня-указателя, на развилке у трех дорог. Мне в сапог что-то попало. Сел на камень, стал из сапога трясти, видно, тогда кошель и выпал.

– На большой дороге, значит. А что же ты теперь в лесу ищешь?

– Так я где каменюка этот забыл. Вот и плутаю. Добрый человек к тебе путь указал. Говорит, что помочь сумеешь.

– Ай-яй-яй! Болтливые добрые люди! Ладно, отведу. Боюсь, что в таком людном, часто посещаемом месте теперь твой кошель ищи-свищи.

Иван в ответ только голову склонил. И тут на его шее Айга увидела родимое пятно точь-в-точь как у ее Вани. Она с трудом удержала себя, чтобы не подскочить, не схватить парня в охапку, не задушить в своих объятиях.

– Найдем тебе кошелек, – хрипло сказала Айга, – вот прямо сейчас и отправимся. Выходи во двор и подожди, я кое-что соберу.

Ваня послушно вышел, а Айга из укромного места вытащила сундук. В нем целый арсенал был: шапки-невидимки, сапоги-скороходы, стоптанные на каблуках, но в рабочем состоянии, лук-самострел и еще кое-какие полезные мелочи вроде волшебного горшка. И это сгодится! Кто знает, сколько им придется в пути пробыть.

Вечерело. В двухместной ступе Айга и Иван отправились на место происшествия. Иван был столь удручен своей неловкостью, что даже волшебный полет не произвел на него особого впечатления.

– Прибыли. Выходи! – скомандовала Айга, все это время не сводившая глаз с Ивана.

– Что-то тут не так, как было, – неуверенно произнес парень.

Камень стоял, но изменил свое местоположение. Эту гигантскую глыбу будто сдвинул с места какой-то великан.

А, впрочем, великан был: очень рослый и накачанный молодец, спавший возле высокой ели, подложив под голову заплечный мешок.

Айга, прежде чем будить его, огляделась. Иван также зорко осматривал место, но кошелька, разумеется, нигде не нашлось.

Зато Айга нашла много других предметов: два окурка, пустую флягу, рваную тряпку, оказавшуюся старым плащом залатанным во многих местах. Собрав улики в мешочек прихваченный из дома, Айга сказала:

– Настало время нам разбудить этого детину. Глядишь, расскажет нам, что знает.

Но как ни пытались разбудить здоровяка, он спал беспробудно.

– Если это тот, о ком я слышал, – меланхолично произнес Иван, – то он еще два дня кряду проспит.

– Кто же он?

– Иван Коровий сын. Батрак Ивана Кузнеца.

– Тоже счастья отправился искать. Чего это он камень-указатель решил сместить?

– Он любит на спор.

– Видно, был спор, коли окурки свежие валяются. Что ж, больше нам тут делать нечего, через два дня навестим его.

– Так и оставим?

– А что предлагаешь? Перину ему постелить? Раз уж силы хватило на такое, – она кивком указала на глыбу, – то переохлаждение на сырой земле ему вряд ли навредит.

– А еж ли дождь?

– Ваня, ты забыл, зачем мы сюда приехали? Про кошелек твой я всем своим агентам сообщу. Кто увидит – сразу мне доложит. Как кошелек выглядел?

– Из хорошей телячьей кожи, с царским вензелем, с застежкой рубиновой… и с деньгами, – добавил Иван.

– Ясно. Ты у меня побудешь эти дни, погостишь. А я тем временем займусь поисками. К какому сроку надо во дворец вернуться?

– Два дня сроку осталось. Не успею уже в то царство съездить и обернуться.

– Не вешай нос!

Да, изрядно пришлось Айге посуетиться, чтобы сына родного из беды выпутать. Лошадь из царства иноземного она на свои кровные выкупила, специальному человеку к дворцу, из которого Иван прибыл, велела отвести да передать на словах, что сам Иван заболел в пути и как только поправится, сразу с кошельком во дворец прибудет. В общем-то, царю только и оставалось, что пустой кошелек вернуть. Ведь за коня должно быть уплачено. Дозорные сороки, вороны и галки облетели всю округу и осмотрели все кошельки, какие только мелькали на постоялых дворах и в питейных заведениях. А вот нужный кошелек плыл уже в Заморье на корабле купеческом. Вез товар купеческий сын и на поясе кумачовом у него красовался царский кошелек набитый дукатами, вырученными от удачных сделок. Как он к нему попал, можно было только догадываться. Не похоже, чтобы купец чужие кошельки прикарманивал. Видно, купил он его у кого-то.

Огорчилась Айга. Дело усложнилось. Ехать в Заморье было не с руки, да и время поджимало. Что ж, оставалось? Только одно – подделать царский кошелек.

Она долго гоняла яблоко по тарелке, вглядываясь в мелкие детали кошелька. Потом пошла ворошить свои запасы. Нашла кусок кожи телячьей, нити нужных цветов и даже камень рубин из гребня вытащила. Всю ночь она сидела подле лампы, мастеря кошелек. Утром сказала:

– Вот, Иван, держи вещицу цареву.

Ваня очень удивился, но подмену не заметил, лишь спросил, как теперь коня выкупать станет: кошелек-то, судя по весу, пустой.

– Ваня, конь этот уже в царской конюшне стоит. А вообще, Ваня, работу тебе надо менять. Взгляд вон у тебя какой мечтательный! Ну разве можно тебе материально-ответственные дела поручать? Ты возьми, Ваня, от меня на память перстень. Он совсем простой, железный, с камнем-оберегом. Вор на такую вещь не позарится. А вот если будет у тебя незадача, покрути перстенек, и – я тут как тут.

– А что же Иван Коровий сын? Так мы его и не добудимся?

– Ох, Ваня, если всякий незнакомец на дороге будет твою голову занимать, ты про свои дела вовек не вспомнишь.


Сказ о том, как Кащей обиду взращивал

Айга с неожиданными событиями в личной жизни и думать забыла о Кащее, а он помнил о ней! Обида жгла колючей крапивой. Айга так плохо высказалась в его адрес, что не мог Кащей ей это простить. На его же юбилее! Да еще при обожаемой Василисе его так оскорбили!

Кафтан, подаренный Айгой, как назло, ему повсюду на глаза попадался! Ведь велел слуге убрать, так тот в библиотеку зачем-то принес. И вот он красуется, висит на вешалке, глаза мозолит.

– Унести в чулан! Нет, свиньям на подстилку отдать. Чтобы больше я его не видел!

Слуга побелел в лице, схватил кафтан и, отвешивая поклоны, пятясь двинулся прочь. Разгневался Кащей! И думать начал как насолить Айге.

– Она еще узнает, с кем связалась, на кого тявкать вздумала! – прорычал он и стал обдумывать план мести.

Айга ведь при всей ее хитрости, ловкости и изворотливости, много слабых мест имела. Ее коммерческая деятельность с царевичами не была секретом для обитателей этих мест. Сам Кащей иногда к ней с просьбами обращался. А вот сестры ее жили в других местах, были нелюдимы и с царевичами куда менее приветливы. Да и Айга, самая красивая в роду, была модная и успешная, сестры с ней натянутые отношения имели, кажется, отец их к ней с пиететом относился. А еще эта ссора с Василисой Кащею была на руку. Как говорится, разделяй и властвуй – золотое правило со времен царя Гороха. Вообще, Айга по причине своего острого язычка много недругов имела. И Кащей решил ни перед чем не останавливаться, чтобы проучить нахалку.

– Ступу и избу ее спалите, – советовал лизоблюд и наперсник Кащея Кум Ягель, – пусть помыкается.

– Думал я об этом, да все не то. Не в избе ее душа. А я за душонку ее хочу потрясти, за самое слабое место. Впрочем, она же сама его и назвала мне: ее место те молодчики, что по лесу шастают. Перекрою-ка им путь-дорожку. Давно у меня этот план. Но этого мало. Надо, чтобы наша дерзкая Айга подольше мучилась. Есть ведь у нее любимцы. Вот тот, кто всех ей дороже будет, тот и станет причиной ее страданий. Тебе наказ, Кум Ягель, следить за Айгой и мне докладывать. О всяком, кто с ней водится, узнавай, кто таков, откуда. Я не спешу, месть остынуть должна. Навещу-ка я родственниц Айги, заодно и дела свои улажу. У меня ведь есть деловое предложение от Чародея заморского. Дурь-траву он хочет у нас на полянах разводить. Мне отчислять за крышевание будет.

– Что за дурь-трава такая?

– Зелье опасное, людей веселит и губит.

– А нам другого и не надо, – довольно заулыбался Кум Ягель.

– Надо все обдумать, как следует. Народ лесной восстать может. Не по нраву это придется некоторым, – раздраженно произнес Кащей, в эту минуту думая о белокожей Василисе, что отвергла его ласки. Василису он еще простил, уж больно медова, сладка была, – не потерял еще надежду Кащей. А вот Айгу, немолодую, разбитную, ту, что сам не ценил, он за едкое мнение о своей персоне прощать и не думал. Получит сполна и за себя, и за подружку.

Сказ о женской вражде

А подружки-то стали врагами. Айга после злополучного инцидента на юбилее игнорировала Василису. Та подступалась к ней с вежливыми разговорами, да Айга, гордо вскидывая голову, проходила мимо или дверь перед носом захлопывала. Тут уж сама Василиса обиделась не на шутку.

– Что я – девочка какая?! У меня положение в обществе, авторитет, я всему миру помогаю. Хотела этой психованной кляче личную жизнь устроить, а она! Неблагодарная.

Все пошло с той поры вкривь и вкось. Лесные обитатели на два лагеря разделились: на тех, кто Василису поддерживал, и тех, кто с Айгой враждовать не хотел.

Двое из ларца, получившие неприятное наказание служить обладателю ларчика волшебного, были страшно на Василису обижены. И, улучив минутку, они пришли к Айге за помощью.

– Говорят, Айга, ты всем молодцам помогаешь, помоги и нам. Ведь нами теперь кто угодно владеть может, мы сами собой не владеем. Не по вине нашей это наказание. Произвол волшебницы Василисы. Очень предвзято она в этом деле себя повела.

– Хо-хо, видите ли, ребятки, Василисино наказание не так-то легко отменить. Но есть хитрость маленькая. Она превысила полномочия, и я обращусь с апелляцией. Во-первых, вам срок скостят: двадцать лет на девять обменяют, а во-вторых, вы вольны будете сами себе выбрать хозяина. Но! С одним условием: этого хозяина укажу вам я. Согласны?

– Согласны! – в один голос рявкнули близнецы.

«Знали бы вы, какому растяпе вам служить придется», – иронично подумала Айга и пошла с апелляцией в Лесное судилище.

Ее апелляцию приняли и рассмотрели. Состоялся повторный суд, и Айга выиграла его. Василиса была вне себя от гнева.

Хлопая коньячок, рюмашку за рюмашкой, она, рассевшись в пестрых шальварах, в позе турецкой, на ковре персидском, в гостиной у Кащея, делилась с ним своей обидой.

– Это она мстит мне, – жаловалась она Кащею, – за то, что вы мне предпочтение оказали.

– Дура! – зло ответил Кащей и добавил, что скоро сердце Василисушки утешится: накажет он вздорную старуху.

Василиса, наклюкавшись, безропотно отдалась Кащею. Вот к чему привела ее ненужная самодеятельность! Как говорится, не умеешь сватать – не берись.

Той же ночью банька волшебная Айги сгорела.

Сказ про то, как запоздалые сожаления делу не помогут

Василиса проснулась не на своих пуховых перинах, а на чужом и неудобном матрасе обтянутом шелком, голова у нее гудела, пахло чужим потом, и треугольничек намок от мужского семени и похоти.

– Ох, – охнула Василиса, – ну и погуляла я этой ночью. Кащейка развел меня на секс. Есть о чем подумать.

Вне себя от распиравшей гордости Кащей самолично притащил подносик с кофе. И долго осыпал грудь Василисы жемчугами, поцелуями и незамысловатыми ласками.

Василиса неожиданно для себя вдруг решила, что Кащей вовсе и недурен, и ей бы хотелось уже на трезвую голову проверить его в деле. Кащей с радостью согласился.

Так из недоразумения на почве алкогольного опьянения родился совершенно неожиданный союз, за который позднее Василиса себя презирать станет.

Айге было в то утро не до плотских утех, да и единственное место, где эти утехи на славу удавались, теперь было не пригодно для оных. Обугленные бревна – вот, что со слезами на глазах созерцала Айга.

Все сочувствовали горю Айги. Василиса, узнав о ее несчастье, перестала злиться на подругу и тоже отозвалась. Она пришла в домик Айги и с порога стала приносить извинения.

– Ты уж прости, Айга. Хочу помочь тебе. Баню твою заново отстроим.

– То ж не баня была! – подавленно произнесла Айга, – то был источник молодости и здоровья. Второй такой во всем свете не было.

Не сказала Айга о том, что кроме баньки других проблем у нее добавилось. Василиса, обещав прислать работников, удалилась. Про свои новые отношения она предпочла умолчать.


Сказ о семи сестрах

Айга поняла, что банька лишь начало ее неприятностей. Кто-то, и она уже догадывалась кто, решил ее прижать по полной. Даже за родственников взялся! Прилетела сорока с вестью от старшей сестры.

– Собирает Кара-яга ежегодный ягишник. Слет всех сестер в Змеином ущелье, в бунгало Кары-яги.

– Как некстати сейчас, – поморщилась. Айга. Во-первых, сестры никогда случая не упустят ее покритиковать и уму разуму поучить, во-вторых, баней надо заняться. Но больше всего Айга беспокоилась о Ванюше. Не до посиделок ей нынче!

Но это было из тех приглашений, от которых отказаться никак нельзя.

Охая и подтирая предательские слезинки, села Айга в ступу одноместную и полетела на слет ягишен. Сразу она почуяла, что вихри враждебные веют в избе Кары-яги. Напряженность и агрессия повисли в воздухе.

– Сестры мои, – начала судейским голосом зачитывать доклад Кара-яга, – я созвала вас сюда, чтобы принять важное решение. Настали плохие времена. Молодцы, которым весь наш клан оказывал покровительство и защиту, не оправдывают нашей доброты. Беспричинно шастают туда-сюда, волшебные клубки все на них впустую истрачены. Запасы волшебства к концу подошли. Нужно срочно прекратить это безобразие!

Кара-яга – старшая в роду из семи сестер. У нее было очень умное лицо, смуглая кожа и маленькие пикантные усики. Аскарь-яга, вторая по старшинству сестра, сощурив подслеповатые глаза изрекла:

– Пора уже вводить санкции. Кто двери в наш мир распахнул, тот и ответит за все.

Ийга-яга, откашлявшись (много курила), хрипло сказала:

– Гнать в шею. Некогда свои дела стало делать. От молодцев толку ноль: ни в койке, ни по хозяйству. Разучились работать и ублажать.

Архар-яга фыркнула так, что ее широкие ноздри надулись, как капюшон у кобры. В общем, когда очередь дошла до седьмой сестры, все уже было решено и ее мнение никого не интересовало.

Очень уж это пренебрежение расстроило ее, словно маленькую девочку отосланную к куклам. Ведь она собиралась всем возразить, набравшись смелости пойти против всех. А ее даже слушать не стали!

Айга-яга ничего не имела против Иванов и других царевичей. В отличие от сестричек она находила достаточно плюсов от своих визитеров. Во-первых, ей новости приносили со всего света, во-вторых, она не чужда была плотских радостей. А молодые царевичи после чарки вина и баньки были не прочь ласкам искусницы поддаться. В-третьих, помогая им найти царевен и выполнить разные поручения данные царями, она имела немалую пользу. Например, направляя Антона-царевича в княжество Молдавское, наказывала привезти оттуда вина местного. Борис-царевич ехал сватать невесту в ханство Бухарское, – значит ясно, что ему надо заказать: коврами Бухара славится. Один царевич за океан уплыл, к людоедам, свою царевну от вождя каннибалов спасать. Перья райских птиц ему велено было к Айге доставить.

И этот привычный, удобный уклад ее жизни бессовестные сестры хотят нарушить. Айга плотно сжала тонкие губы и, пальцы скрестив, изрекла:

– Я завсегда с вами, сестрички мои. Что-то эти дурни из мира людей зачастили в наши леса.

Кара-яга бросила на нее взгляд означавший: «Этот комар чего вдруг пищать вздумал?»

А в голове Айги-яги тем временем зрел план как всю семейку свою одурачить.

– Есть у меня свои тайные ходы в мир людей. Ишь, надумали меня моих царевичей лишить, – бормотала она, обращаясь к коту Васеньке.

Сказ о Ване, который характером не в мать пошел

Иван даже и подумать не мог, кто теперь его судьбой интересуется. Айга, тетка лесная, помогла ему. Надо признать: чудом жизнь ему спасла. Ваня был простодушен и лишнего в голову не брал. Удивился маленько, да и забыл. Снова стал при царевом дворе служить. Денег он просил ему более не доверять, а на мелких поручениях он с радостью служил. Сама царица благоволила ему. Хорош, строен, пригож, обходителен. Царица в светелках своих томилась от безделья. А царь внимания ей не уделяет: он то на охоте, то на пиру, то послов иноземных принимает.

Царица и развлекалась, как могла. Нет, ничего такого, не подумайте! Она была скромна, да и царь ее не забывал, супружеское ложе делить не отказывался. Но какой бабе не по вкусу внимание красивых юношей? Взяла она моду в сад ходить, там с Иваном беседы о травах и землях иноземных вести. Иван начитан был и много историй знал, вот и прогуливалась царица в его компании. Потом она решила его в царскую канцелярию определить. Отсидит Иван на переписке до полудня, а потом – в сад. Все как-то невинно было, да при дворе много глаз любопытных и завидущих. Злые языки стали работу свою гадкую делать. И до царя дошло, что Ивану царица оказывает чересчур много внимания для простого слуги. Приказал царь Ивана за море отправить с делегацией.

– Раз писарь, вот пускай и пишет, чтобы для летописи все было запротоколировано! – рявкнул царь, когда ему вельможа один зудеть начал, подозрения в разум ядовитые заливать. – К Царю земель Юго-восточных отправляйте корабль. Дары везите, надо же, союзников нам задабривать. За два года царица себе новую забаву придумает. А может еще наследника мне родить. Максим-царевич – шалопай: одни пирушки на уме, Илья-царевич – немощный и тугодум, Сергей-царевич об одной войне думает, отдашь такому царство, так он на войне его разорит! Только вот Забава-царевна как бальзам сердца моего, но не может баба царством править. Так что придется еще над одним царевичем поработать. Приказываю, чтоб знахари-лекари мои над зельями силу мужскую укрепляющими без устали трудились.

Итак, не успела Айга сына обрести, как он уже от нее мог надолго отдалиться. Кого-нибудь может удивить скрытность Айги, почему она сыну ни в чем не призналась. Но надо помнить о том, кто такая была Айга! Айга имела дело с миром волшебства. И кстати, она еще не узнала тайну своего отца. Ведь ее старик зачем-то отнял у нее сыночка и солгал ей о его смерти. Была ли на то причина у него теперь не узнать. Старик уж десять лет в сырой земле лежит. Айга так и не простила его. А если старик все устроил не для вреда, а для пользы? Ведь Айга любимой дочкой у него была. Что если он хотел сына ее защитить, потому и отдал чужим людям. Айга решила до поры до времени скрывать правду.

А Иван и не подозревал, что его ждет вовсе не путешествие к иноземному царю, а пучина морская. Вслед кораблю, на котором он направился в дальние страны, отправили корабль вооруженный пушками и боевой командой. Сговорились царевы вельможи, чтоб царя в конфликт военный втянуть, потопить корабль, будто чужеземцы его ограбили и на дно отправили. А сами хотели его груз ценный себе присвоить. Про Ивана, матросов, посла и вовсе никто не думал.

Айга издали присматривала за сыном. Сорок посылала за известиями. Сердце ее материнское почувствовало неладное – защемило вдруг. Сорока и притащила ей на хвосте новости тревожные про экспедицию эту заморскую и про вельможный заговор.

– Ах, ах, ах! Что же мне делать-то? Вот угораздило! …

Но не зря Айгу считали волшебницей известной на Руси. Умела Айга ветрами управлять. Задули ветра, тревогой ее гонимые, и поднялся ураган невиданной силы: на дно ушел корабль, что вслед ее сыну отправился. Благополучно достиг Ваня берегов земли юго-восточной.

Сказ об Аленушке

Аленка, оказавшись в доме Василисы, смотрела во все глаза: светлый трехэтажный терем, с балкончиками, резными балюстрадами, высоким коньком на крыше, казался ей чудесным дворцом после прабабкиной хибары.

Печки с голландскими изразцами, лавки, крытые зеленым сукном, столы с белоснежными скатертями – все было дивно и богато. В доме у Василисы в кадках росли заморские деревья: лавр, лимоны; перила широкой витой лестницы обвивал вечнозеленый плющ. А больше всего Алену поразила хрустальная люстра, свисавшая над центром горницы, где стоял длинный дубовый стол. Алене отвели отдельную светелку, выходившую окном в сад. Девочку накормили сытным ужином, и Настенька увела ее мыться и готовиться ко сну.

– Тебе сильно повезло, душа моя, – ласково говорила Настенька, – никогда я не думала, что Василиса ученицу себе возьмет. Ты уж слушайся и потакай ей во всем. Василиса добрая, но не любит, когда ей перечат. Вот тебе сарафан новый, он хоть и скромный, но тебе в самый раз, я его в юности носила. Потом тебе обновки справим.

– Ты давно у Василисы живешь?

– Я не только живу, я служу у нее. Давно. – Настенька вдруг нахмурилась, словно вспомнив о чем-то неприятном, и быстро сменила тему разговора. – Вставать будешь рано, мне помогать по хозяйству. Начнешь с малого: за цветами ухаживать, горницу подметать, на стол накрывать. После обредни Василиса сама тебя на занятия позовет. А там и до обеда дело дойдет. Повезло тебе, девочка, – с легкой завистью вздохнула Настя. – Видать, есть в тебе что-то.

Сказ о том, как трудно совесть будить, когда до нее дела нет

Василиса с новой своей личной жизнью у Кащея обо всем забывать стала, терем свой забросила. Про Аленушку вспоминать перестала, да и к заявкам посетителей стала халатно относиться.

– Тоже мне депутат поселкового совета, – ехидничал Кащей, – ну что тебе за дело до всех этих страждущих: тунеядцев и попрошаек? Внимания твоего волшебного они хотят, Василисушка! А тебе что? Почет и уважение? Размечталась! Да, они рады-радехоньки косточки твои белоснежные языками бессовестными перемыть, зависть черная у людей к тем, кто лучше живет, а уж к волшебникам и подавно! Тратить годы свои молодые ради глупого тщеславия: мол, нужна миру всему – это ж значит – совсем голову пустую иметь. Я о тебе, душа моя, всегда думал! Мудрая моя душенька!

Василиса и сама не понимала, что с ней происходит – так медленно, исподволь опутал, оплел ее Кащей своими льстивыми речами и драгоценными ожерельями. Стала силу свою Василиса забывать, совсем разленилась.

– Баба во мне, Настенька, проснулась, – томно вздохнув, величаво молвила Василиса в ответ на упреки служанки и, поддерживая одной рукой, оголенной по плечо, подол трехаршинный, а другой – корону высокую, направилась в залу к Кащею.

– Мне-то что делать? – вдогон крикнула Настенька, – очередь просильцев наросла до сотни уже. Запись ведется в тетрадочке; перекличку по утрам устраивают, орут, спать мешают.

– Запись – это хорошо придумано, – с безразличием отвечала Василиса, чуть замедлив шаг.

– Так ведь иные дела не могут ждать подолгу, – пока Макар ждал, как вы ему корову отыщете пропавшую, помер на днях.

– Значит, час его настал. Отпеванье ему назначат. Что ж, видишь, Настя, порой есть смысл дела в долгом ящике держать, иные и решать не приходится. Опять же, ценить больше меня народ станет. А то лезут со всякой ерундой: то с женой помири, то корову найди, будто я им милиционер или семейный психолог.

– Ох, не узнаю я вас, Василиса Андреевна! Так уж вы переменились! – горько заметила Настя, – глядишь, скоро совсем окащеитесь!

– Настя, тебе что, плохо, что ли?! Ты почитай в моем доме теперь сама госпожа! Полный карт-бланш тебе дан. Что хочешь, то и делай.

– Только потом спросите, как очнетесь, – буркнула Настя, – а я надеюсь, этот дурной сон ваш пройдет. А что, с Аленкой делать мне прикажете? Вы же учить ее думали!

– Аленку…приводи ее ко мне. Буду здесь уроки давать по магии обращения. Заодно и с прической мне поможет. Обучи ее мастерству парикмахерскому, Настя. А на этом наш разговор закончен. Поди прочь.

– Ох, что скажут люди, когда узнают! Не могу же я вечно им про ваши больничные и командировки врать! – разохавшись ушла Настя.

Только Аленку и знала теперь Василиса. Учила ее мудреным волшебным наукам. Могла часами с ней возиться, даже на зовы Кащея не всегда откликалась.

Ревновать стал Кащей, сердиться. Подозрительный характер был у этого господина. Считал, что все вокруг сволочи. Везде видел предательство и шкурный интерес. Василису на самом деле дурой считал и только, чтобы умаслить ее, мудрой величал. Красоту, а не мудрость он ценил Василисину. Задумываться стал Кащей, почему его возлюбленная столько внимания девочке чужой безродной уделяет.

Тут еще и Кикимора в огонь масла подлила.

Сказ о чужих заблуждениях

Уж такова была Кикимора, что не могла не подмешать дегтя в чужую бочку. Кащей ее не жаловал, можно даже сказать, презирал, но Кикимора была отменной разносчицей сплетен, и в общем, бесплатным информатором Кащея.

Доносила Кикимора обо всем, что творится в лесу, не по велению долга, а по призванию души своей кикиморной. Такие кикиморы трепещут перед сильными мира сего, ненавидят и трепещут, в три погибели сгибаются в поклонах, лебезят и кикиморят всех подряд, в болоте зависти топят. Поэтому щедрый ворох сплетен «а-ля кикимора» был живой желтой прессой к завтраку и ужину Кащея Могучего, Кащея Всесильного. А Кащей всегда был рад не платить, если была такая возможность. Вот и слушал радио на волне «Кикимора», читал дрянную газетенку.

Кстати, сама Кикимора тоже интересовалась кое-чем у Кащея. Вот про Василису спросила в этот раз.

– Завела себе забаву, Аленкой зовут. Аленка на коленях зеленка. У нее теперь все время на эту девчонку уходит, – ворчливо сказал Кащей. – Не жалует больше она меня.

Издав многозначительное «М-м-м» Кикимора замолчала, а после небольшой паузы ехидно проронила:

– Наслышана я была об этом странном удочерении. А это еще вопрос, кто такая есть Аленушка. Тебе ничего в голову, Кащеюшка, не приходит?

– Что ж тут такого? Девчонка обычная, деревенская. Играет с ней Василиса как с куклой.

– Не скажи. Так о кукле не пекутся. Где это наша Василиса лет тринадцать назад пропадала? Кажется, в заморские дворцы каталась. Не там ли девчонку нагуляла?

– Намекаешь…Так-так, – Кащей нахмурил косматые брови. – Это что ж получается: дочь у нее внебрачная отыскалась? Не нравится мне эта Аленушка. И когда это Василиса успела опузатиться и родить? И от кого? Кто посмел?

В общем, наш Кащей дважды ошибся в чужих детях: о сыне Айги он не догадался, решил, что парень – новое ее увлечение, а вот чужую для Василисы девочку принял за ее дочь. С этих его заблуждений и началась череда событий.

Ванюша, сын Айги, огребал по полной. Неприятности на паренька так и сыпались. Благо еще при нем всегда двое из ларца были. Так он, недотепа, умудрился себя в азартную игру втянуть и ларец проиграть. Двое из ларца теперь стали появляться из мешка.

– Нет, Айга, мы так не договаривались, – запыхавшись от быстрого бега, примчавшись к ней с жалобами, возмущался один из близнецов. – Мое тэквандо уже не тянет, да и брат весь в синяках. Этот Иван словно нарочно проблем себе ищет.

– Терпеть придется, если не хотите на Колыму, – монотонно пробубнила Айга. У нее самой с новоявленным отпрыском теперь ни минуты покоя не стало. Про модные шмотки забыла, стала, как настоящая яга, одеваться. От нервов весь маникюр обкусала.

– Девять лет! Наши лучшие годы мы на всяких упырей, с которым твой дурень связывается, тратим. Имей совесть, бабушка!

– Чегой! – встрепенулась Айга и с размаху запустила в близнеца шлепанцем, с острым каблуком, между прочим.

– Вот, еще один фингал! – взвыл близнец.

– А это за то, что так и не научился женщин уважать! Нашел себе бабушку! При мне, чтоб даже слова такого не произносил, иначе вовек из рабства не вылезешь! Пшел прочь! И Ванюшу моего береги, как зеницу ока. Братец твой умней тебя будет, не пошел ко мне канючить. Мне хоть тэквондо, хоть морковь-до, ваше дело кулаками махать, чтоб жив мой…, – тут Айга осеклась, она чуть было не ляпнула, – «сыночек родимый». – Так, чтобы подопечный мой был жив и здоров.

Ушел близнец, свою долю проклиная, а по дороге на Марью Потаповну нарвался.

– Ой, парень, на тебе лица нет! – ужаснулась она.

– Вашими, тетенька, стараниями. Жизнь вы молодую двух пацанов загубили! – в сердцах крикнул он.

– Чай голодный? – жалостливо спросила пекариха. – Постой, я пирогов тебе в дорогу соберу.

«Одно утешенье, хоть пирогов от пуза нажрусь», – подумал близнец, и пока добирался до братца и Ивана с сумой и без ума, умял все пироги.

А Айга уже стала понимать, что причина Ваниных бед – вовсе не случайности.

– Чей-то подлый замысел, и я, кажется, догадываюсь – чей!

Она схватила метлу и помчалась на разборки в терем вражины своего.

Влетев в окно, сбила с ног Кащея, села на него верхом, древком метлы ему на горло надавила и давай давить еще сильнее. Хрипит Кащей, а она:

– Задавлю тебя, изверг поганый!

– Айга, – давай увещевать ее Василиса, – остынь! Он же бессмертный!

– А это мы сейчас и проверим! Раздавлю по яйцу, вот и смерть его отыщем.

– Совсем очумела?

Кащей, все же сильней был физически, сбросил с себя щупленькую Айгу. Но помяла она его изрядно.

– Чего тебе, чокнутая?

– Может, хватить уже меня донимать. Убытки мне нанес, с родней врагами сделал. Теперь еще парнишку моего обидеть решил. За него загрызу тебя, покоя вовек не увидишь!

Тут уж Василиса видя, что дело дрянь – смертельной схваткой запахло, – начала проявлять свою женскую дипломатию.

– Кащеюшка ненаглядный, что же ты с какой-то ягой связываешься, да она блестинки на твоем башмаке не стоит. Забудь ты про дуру эту стоеросовую, пойдем в койке покувыркаемся, прекрати ей мстить, она на голову больная. Обещай, что больше ее Ванятку прессовать не будешь. И, кстати, у меня есть медовуха отменная!

Так уж умела Василиса мужика умаслить, что он в ее руках как шелковая лента виться начинал.

– И то, правда, чего это я с бабкой чокнутой связался? – проворчал Кащей и процедил сквозь зубы, – убирайся, Айга. Ты свое получила, будешь впредь за языком следить. Твое слабое место мне отныне известно.

Вроде как заключив зыбкий мир с Кащеем, Айга ушла не вполне довольная. Подружка бывшая подстилкой кащейкиной стала, а ее, Айгу, уже на дню два раза бабкой обозвали. Кащей намекнул, что сила на его стороне, – вроде как за одно место держит он теперь ее.

– Ладно, выведаю я еще, где смерть твоя, паразит! Будет и у нашей избушки праздник!

Сказ о хозяйственном мужчине, успешном предпринимателе и его потребностях

Горыныч был крепкий хозяйственник, имя у него вполне соответствовало его личности и фигуре: высокий и мощный – гора горой, а про его «трехголовье» можно только байки рассказывать. Мол, одна голова падает – другая на ее месте вырастает. Так это о том, что из любой неприятности, из любого катаклизма Иван Горыныч выйдет легко, еще и с прибылью. Голос у него было мощный, басовитый. Такой жадный до жизни, темпераментный мужчина мог и на домочадцев, и на подчиненных поорать.

Женат он был не один раз, потому как щедрый и любвеобильный Горыныч любил женщин обожающих его. Следует заметить: обожающих его самого, а не только его деньги и статус. Вообще, любил он в обществе льстецов оды хвалебные слушать. Охоту любил, рыбалку, шумные застолья. При таком образе жизни и потребности соответственные были. Не покладая рук расширял свой бизнес Горыныч. Сделки новые заключал, до банкротства доводил конкурентов. Но потребности росли и множились. Вот захотела его новая жена терем о семи этажах. Мол, у Кащея только пятиэтажный. Чем мы хуже? Будет терем!

Затеял стройку Горыныч. Да так увлекся, что построив, продал терем иноземному чародею. Теперь женка девятиэтажный терем требует с садами висячими. Тут уж успевай поворачиваться.

Вот в этот самый момент и пожаловал к нему важный тип. О делах договариваться.

– С предложением я к вам выгодным, – бурчал низким голосом в свою бороду Чародей из земель юго-восточных.

– Каким же это? С удовольствием послушаю, – Горыныч сделал широкий жест рукой, демонстируя свое гостеприимство и готовность к «добрым» бизнес-отношениям.

– В здешних лесах можно ценное сырье выращивать на продажу, цех построить по переработке его. Открой дипломат, покажи наши образцы, – приказал он слуге.

Перед глазами Горыныча возник большой ассортимент разных таблеточек и порошков.

– Что это? Осмелюсь спросить, что за аптеку вы мне предлагаете?

– Именно! Аптеку по снятию ответственности и получению быстрого кайфа. Все деревни-города запляшут от радости, жители заботы выкинут из головы, будут бредовым фантазиям предаваться. А когда народец в бреду, им легко манипулировать. А самое приятное, что товар мой вне конкуренции. Кто подсядет на него – тот навеки нашим покупателем будет. Особенно его молодежь жалует, на танцульках употреблять любит. То есть это все гадость ужасная!

У Горыныча брови на два вершка вверх поднялись, а потом опустились. Его домашние знали, что это первый признак приближающейся бури. Но Чародей не знал, а потому продолжил втюхивать свою дрянь.

– Выгодное дело, озолотитесь, а от вас всего-то надо: мне в аренду свои делянки в лесу сдавать, ну и торговые ряды в городах и селах. Быстро народ распробует и одуреет.

Взревел вдруг Горыныч, не смог он дальше это «деловое» предложение слушать. Так взревел, что от первого до пятого этажа его терем зашатался!

– Да, за кого ты меня принимаешь, Чародей поганый! Чтобы я, отец тридцать пяти детей, стал молодежи заразу продавать, чтобы народ русский губить этой дрянью начал? Ты как меня оскорбить своей мерзостью посмел? Пошел вон из лесу, из дома моего, чтобы духу твоего слышно не было!

Чародей от неожиданности дипломат выронил, да и рассыпались его порошки и пилюли, стала его ловкая прислужница обезьянка собирать, а сам Чародей в лице переменился, побагровел, что-то проревел в ответ, да только не родился еще такой бас, который нашего Горыныча переорет-перепоет!

– Я нашим русским мужичкам только одно зелье лицензированное продавать вовеки буду. То, что на пшенице золотой делано. Вот, как отойдет пора сбора урожая, так и начнутся свадьбы-гулянья, вот и потекут реки медовые, расступятся бражки хмельные берега, прозрачными ручейками зажурчит водка русская под песни застольные.

– Пожалеешь еще четырежды, что отказался, – клацая зубами, ушел Чародей.

Долго еще после ухода Чародея громыхал и разорялся Горыныч, пугая прохожих и соседей.

Сказ о том, что щепетильность и мораль помеха далеко не всякому бизнесу

Очень был зол Чародей, а тип он был злопамятный!

– Что ж, Маргарита, – бурчал он своей волшебной обезьянке, – где один дурень отказался, там другой согласится. Наведаюсь я в гости сегодня к другому влиятельному аборигену из здешних лесов.

Он сделал ставку на Кащея и не ошибся. Циничный, до мозга костей безразличный ко всему человеческому Кащей был рад обогатиться на чем угодно, на чьей угодно беде прибыль сделать. Он бы и мать свою родную продал, если бы она у него была, по сходной цене.

Василисе, принимавшей заграничного гостя, было невдомек, что тот пожаловал, чтобы погубить ее народ, погубить души человеческие.

Она старалась быть достойной хозяйкой, госпожой Кащеевой. Голова еле-еле корону алмазную удерживала, грудь под горностаевым манто прела, парчовой юбкой бедра натерло. Роскошь так и переполняла терем, перла изо всех углов.

Светская беседа прошла на уровне. Обедом и приемом гость остался доволен. После удалились Кащей с Чародеем в кабинет, чтобы трубки раскурить, да о делах потолковать.

Сразу уловил Кащей суть дела, ему даже на образцы из дипломата не понадобилось смотреть. Скривил губы тонкие, изображая согласие. Только в одном не остался доволен Чародей – большой процент за продвижение товара на русском рынке запросил Кащей.

Торговались они жестко. Но да Кащей смекнул, что кроме него никто Чародею такой масштаб для деятельности не предложит. Догадался, что ушел Чародей от Горыныча не солоно хлебавши. Будет он, Кащей, монополистом.

Проводив нового делового партнера к порогу, Кащей радостно сообщил своей любимой:

– Ох, и заживем мы с тобой, Василиса моя! После этой сделки будем купаться в золоте и бриллиантах.

–Мы и так богаты, Кащей. Осталось только деньги жопой жрать, – вдруг ляпнула Василиса и укусила Кащея за ухо.

– Эй, матушка, ты чего?

Василиса расхохоталась от алчности Кащея, да он не понял этого – решил, что она перебрала.

– Ты бы, Василиса, это… завязывала, что ли, с выпивкой.

– Вот, дурак, – вздохнула Василиса и ушла в спаленку.

Итак, Чародей добился своей цели. Дело поставили на поток.

Сказ про то, как дело бывает, когда никому нет дела до дела, и что потом с этим делом делается

Чародей с Кащеем стали народ дурить. Ведь если народ одурманен, то его еще больше можно на кулак наматывать. Душу вынимать. В истории мы знаем тому немало примеров. Вот и в нашей лесной истории народец стал на дела поплевывать, больше языком работать и на жизнь постоянно жаловаться. Василиса на свои дела забила, и видит народ, что ей, матушке, на всех наплевать! Люди и рады были оправдаться ее дурным примером, мол, раз сама Премудрая жизнью наслаждается, обо всем забыв, так и мы будем поступать: жить сим днем, не думая о завтрашнем, а заботы перекладывать на плечи других. Не все, конечно, так поступали, но многие. Войны в царствах и между царствами участились, стали разбойнички активно пошаливать, народ баламутить. Цены дорожали, куры не неслись. В общем, все не слава богу началось. То град, то иней! То понос, то золотуха! Метеорит упал в болотах, так мужики, как шальные, хозяйства побросали и помчались его смотреть. Попы с попадьями и поповнами в ямах отсидеться решились, к концу света готовясь. Министры еще больше воровать стали. Лекари простуду обычную лечить разучились – много новых и неизвестных болезней навыдумывали. Все стали рвачами, деньги из ближнего готовы как из свиньи-копилки вытрясти, а не вытряхивается, так о пол каменный ее «хрясть!» Вдруг копейка к стенке какая прилипла – надо и ее отодрать.

Если пойдет Агафон с Пантелеймоном попьянствовать, то неизвестно, чем дело закончится. Кто кого за жабры возьмет и душу вынет. Агафон начнет свой шантаж:

– А помнишь, Пантелеймон, как ты с моей кумой на печи кувыркался вчерась? Не дашь три рубля – все доложу супруге твоей!

– Кхе, а ты, Агафон, не спеши. Я вот могу старосте деревенскому рассказать, поведать, кто в колодец общественный вчера наблевал.

И это после дружеской вечеринки! Измельчал народец, опаскудился.

Один Емеля с печи слезть отказывался. Он взял моду в ноутбуке по кнопкам барабанить, блог вести. В целом, Емеля был неплохой паренек, но жопой к печке явно прирос. Она у него росла, крепла, ширилась.

Девки Емелю недолюбливали: если залезет к девке под лифчик, так потом в три царства растрезвонит, какой фабрики и модели был лифчик, как некультурно отзывалась пассия о политическом режиме, о том, сколько неучтенки несданной царю в закромах ее отца-охотника. Словом, вся подноготная после такого секса с плюшками и бражкой могла явиться запросто народу честному.

Вот и толстела жопа у Емели, поскольку не пахал, не сеял, девок не мял. А ватрушки матушкины употреблял за двоих. Но сплетничал он не со зла, языком емелил. Он ведь открывал другим глаза заспанные на дела интересные. Почитайте, люди, сплетни емелюшкины, отвлекитесь от своих дрязг, полюбуйтесь, как другие грешники живут. Ничем не хуже, а даже лучше вас грешат!

И что самое интересное, у Емели находились почитатели-читатели. Ему давали заказуху и поощряли труд щедрыми подношениями. Из дворцов окрестных ему четко поставляли царедворческую информацию о конкурентах конкуренты.

Так вот была поставлена информационная служба народная в царстве у Алексея-царя. И по утру царь, вчитавшись в газетенку свежую, то краснел, то пукал, то икал от огорчения.

– Пора уже нам этого Емелю в делах нашего государства использовать, – предложил министр умный, – пусть по нашему указанию гадости пишет, на тех, на кого укажем.

– И то верно, а чего это ты раньше не додумался? Разъелись дармоеды, на мою голову, – добродушно заметил царь. – Приказ мой: Емелю на службу взять, надавать ему заданий. Пусть грязью обливает целенаправленно наших врагов, а пока он, как плохой бачок в туалете, что воду разбрызгивает. И как там наша царевна Аксана поживает? Все кочевряжится? Дурь в девке еще не перебродила?

– Да, царевна Аксана, одна из главных наших забот, – горестно вздохнул министр.

– Доведет отца до инфаркта. Срочно замуж надо спихнуть. Пусть мужу мозг выносит.

– Все мужья потенциальные знают ее репутацию. Между прочим, не без помощи Емели.

– Что ж, раз он напортачил, пусть теперь исправляет дело: даст рекламу хорошую Аксанке нашей. Мол, исправилась девица. За ум взялась.

– Угу, – буркнул в усы министр.

– Ты что-то сказал?

– Я сказал: да здравствует наш отец родимый, царь Алексей! Вечные лета ему! – весело и бодро завопил министр.


Сказ о том, как Емеля выказал полнейшее неуважение, за что должен был бит плетями, но помилован царской дочерью, которая много на себя брала и батеньку ни в чем не слушалась.

В общем, смысл этой главы ясен уже из самого названия.

Сказочки по-взрослому. Новые истории на волшебный лад

Подняться наверх