Читать книгу ИО покойника - М. Ерник - Страница 1
ОглавлениеГлава 1. На два сольдо надежды
Огромный красный диск проваливалось за горизонт, унося за собой остатки знойного дня. Под лучами солнца вода горела, как раскалённое железо, которым праведники укрощали свою плоть. Мир замер в безнадежности. Остановилось даже движение воздуха. Безмолвие июньского зноя сковало всё. Застыла кромка воды у гранитной набережной. Не шевелились листья деревьев. Измученные жарой птицы беспомощно открывали клювы, не имея сил проронить ни звука. Всё живое пряталось в тень в томительном ожидании ночной прохлады.
– Когда же эта жара кончится? – донёсся вздох из-за решётки летнего кафе, нависающего над высокой кручей берега.
Эта фраза, прозвучавшая в тишине не громче шелеста листвы, обратила на себя внимание высокого немолодого господина с тростью в руках, острой, как осиное жало. Едва заметным движением головы он повернулся в сторону летнего кафе и задумчиво произнёс:
– Неблагодарность всегда была отличительной чертой человечества.
– Что вы имеете в виду, господин Борке? – откликнулся его спутник.
– Я имею в виду, граф, – оживился господин с тростью, – извечную неблагодарность человечества по отношению к этому светилу, которое даёт ему шанс на существование.
Со стороны нетрудно было бы заметить, что сам господин Борке не испытывал к дневному светилу особого расположения. Он не страдал от жары, но тщательно отгораживался от лучей солнца густой тенью кустарника. Голову господина Борке покрывала небольшая тирольская шляпа. Поверх нежно розовой идеального цвета сорочки был надет светлый летний пиджак, оттеняемый переливами его тёмно-синих брюк. И даже руки, сжимающие большой серебряный набалдашник его чёрной матовой трости, были скрыты под белыми летними перчатками.
Его собеседник, которого господин Борке называл графом, на графа был похож менее всего. От солнца он не прятался. На голове не имел ничего, кроме небольшой лысины на затылке. Одет он был в старые рваные джинсы и неопределённого цвета клетчатую рубашку с длинными рукавами, основательно потёртыми на локтях. Ноги графа находились в постоянном движении и скрипели по пешеходной дорожке старыми стоптанными футбольными бутсами. Небольшой рост титулованного собеседника Борке не мешал ему успевать не только за шагами своего высокого спутника, но и с интересом осматривать всё вокруг, заглядывая под каждый кустик. Не прекращая своё занятие, граф затрясся в беззвучном смехе.
– Стоит ли, дорогой господин Борке, вам, демону искушения, сетовать на неблагодарность человечества?
– Сетовать? – Борке удивлённо поднял левую бровь. – Нет, дорогой Кордак. Вы по своему обыкновению лукавите. Я не сетую, я скучаю. Уже второе тысячелетие, с тех пор, как цивилизованное человечество ушло от язычества, я слышу одни и те же жалобы на несовершенство мироздания. Люди недовольны всем. В городах они недовольны городами и мечтают о дикой природе. В условиях дикой природы они недовольны природой и мечтают о городах.
Смех Кордака усилился и приобрёл звучание, отдалённо напоминающее кряканье утки.
– Я вам скажу больше, господин Борке, они недовольны даже собственной природой. Некоторые даже умудряются подправлять своё тело, подобно скульптору, так сказать, отсекая всё лишнее.
– Вы снова о скопцах?
Борке остановился столь неожиданно, что Кордак прошёл ещё пару шагов и повернулся к собеседнику с широкой улыбкой.
– О них, болезных.
Смех потрясал всю его невысокую сутулую фигуру.
– Согласитесь, может ли быть большего проявления недовольства замыслом Творца, чем недовольство людей, пытающихся исправить свою плоть? Да ещё в таком месте…
Кордака душил смех. Борке задумчиво покачал головой.
– Тонкое наблюдение, – отметил он спустя пару секунд. – Признаться, эта мысль мне раньше в голову не приходила.
Кордак ещё продолжал трястись, но уже остывал от душившего его смеха.
– Странно, – произнёс он уже более спокойно. – А я считал, что отсечение лишнего происходило не без вашего участия.
Борке ответил не сразу. Какое-то время он постоял, опираясь на трость и покачиваясь с носков на пятки. Наконец, тихо произнёс:
– Без моего участия. Думаю, этим делом, дорогой граф, занимались более высокие инстанции нашего ведомства.
Он немного помолчал и добавил:
– Пожалуй, так. Особенно, если вспомнить, как решительно это движение скопцов было подавлено.
– Я бы сказал – отсечено. Подобно тому, как они сами отсекали себе…
Граф затрясся в крякающем смехе.
– Помнится, этих «белых голубей», – не замечая реплики своего спутника, продолжал Борке, – так, кажется, они себя называли, в царские времена отправляли прямиком на сибирскую каторгу.
Снизу-вверх в направлении Борке мелькнул лукавый взгляд.
– Именно так. И не только в царские. Большевики тоже с ними не церемонились. Однако! Движение было подавлено, но наследие-то осталось, – прозвучал насмешливый голос Кордака.
Борке, казалось, взгляда не заметил и решительно шагнул вперёд. Однако пройдя пару шагов и не поворачивая головы, произнёс:
– Что вы имеете в виду, граф?
Кордак не замедлил с ответом:
– Может от этого наследия кое-что перепадёт и нам? Я почему-то думаю, что этот храм торговли, где нашли наследие скопцов, место очень интересное.
Борке усмехнулся.
– Должен признать, граф, ваши способности к языку. Назвать строящийся торговый комплекс известной европейской фирмы храмом торговли… это, знаете ли, в духе господина Гоголя.
Борке подумал немного и добавил:
– Пожалуй. Думаю, господин Гоголь сплёл бы из этой истории нечто забавное.
– И замечу, – блеснул лукавый взгляд Кордака, – не без нашего участия.
– Есть идеи, дорогой граф?
– Если бы у нас, господин Борке, не было бы идей, мы бы с вами сейчас сидели там, в какой-нибудь конторе по учёту душ, а не здесь, на земле среди людей.
Борке согласно покачал головой.
– Признаться, с самого начала эту историю с наследием скопцов я не воспринял всерьёз, – заметил он. – Но сейчас я с благодарностью готов услышать от вас подробности этого фарса. Не желаете ли присесть где-нибудь?
Борке обвёл взглядом окрестности.
– Ну, хотя бы на этой скамейке у летнего кафе.
Макушка солнца сверкала в воде последними лучами. На обширную гладь воды налетел лёгкий ветерок. Вода плеснула о камни чуть заметной призрачной волной. Оживились деревья. С деревьями оживились и птицы. Почувствовав приближение долгожданной прохлады, они начали подавать голоса. Из сумрака кустов на прогретую солнцем дорожку вылез помятый от дневного сна кот. Однако встретившись взглядом с Кордаком, он шмыгнул назад с такой тоской в глазах, как будто одной кошачьей жизнью у него стало меньше.
Борке и Кордак опустились на скамейку в полушаге от решётки летнего кафе, увитого искусственным плющом. Кордак уже набрал воздух, чтобы начать рассказ, но его бесцеремонно перебил возмущённый мужской голос:
– Да сучка она, вот что я тебе скажу!
Оба одновременно и с неподдельным интересом повернули голову, прислушиваясь к разговору, происходившему у них за спиной. За ближайшим к скамейке столиком спиной к ней сидели два молодых человека. На вид им было не больше двадцати восьми лет. Но это единственное в чём они были похожи. В остальном это были полные противоположности. Один из них был одет в тёмную футболку с явно проступавшими пятнами пота, короткие трусы и шлёпанцы на босую ногу. Он был похож на футболиста удалённого с поля потому, что потерял бутсы. Футболист имел грубые черты лица, чем-то напоминающие кружку пива, стоявшую перед ним.
Второй молодой человек имел все признаки интеллигентности. На нём были длинные выглаженные в стрелку брюки, лёгкие светлые туфли и такая же светлая и к тому же свежая сорочка. Миловидное лицо интеллигента искажало страдание. Без особого удовольствия он ковырялся в раскисшем мороженом и слушал возмущённую речь футболиста.
– Сучка она, – повторял футболист, явно ограничивая себя в более крепких выражениях. – А ты чего? Ты сразу должен был показать, что ты мужик! Если не понимает – стукнуть по столу.
Он сделал несколько глотков пива с такой решительностью, как будто стучал по столу.
– А если и после этого не поймёт – дать в «дыню»!
Интеллигент тяжело вздохнул. Было заметно, что ни стучать по столу, ни давать в «дыню» он не хотел.
– Ты пойми! Как ты себя сразу поставишь, так оно дальше и будет, – настаивал футболист. – Сейчас ей денег мало. Потом она тебя заставит посуду мыть. А потом и вовсе запретит с пацанами общаться. Какой ты мужик после этого?!
Грубые черты лица футболиста искажало негодование. Интеллигент опять тяжело вздохнул.
– Мы всего-то полгода женаты, – извиняющимся тоном произнёс он.
– Так что? – фыркнул футболист, который из-за малодушия собеседника даже не допил глоток пива. – Сейчас самое время воспитывать. А не хочешь воспитывать сам, отправь её к тёще на довоспитание.
– Как же я её отправлю к тёще, когда мы живём в тёщиной квартире? – совсем потухшим голосом произнёс миловидный интеллигент.
– Значит надо отправить тёщу!
– Куда?
Интеллигент поднял голову и в его голосе зазвучали нотки надежды.
– Куда-нибудь, – уверенно порекомендовал футболист.– Мужик ты или не мужик?
Голова интеллигента вновь опустилась к мороженому. С тем, что он «мужик» интеллигент спорить не стал, но идея отправить куда-либо тёщу казалась ему более утопичной, чем воспитание собственной жены. Над столиком летнего кафе повисла пауза, за время которой возмущённый футболист заливал своё негодование пивом, а миловидный интеллигент занялся мороженым, пока оно не раскисло совсем.
– Это всё тёща, – произнёс интеллигент столь неожиданно, что кружка пива застыла на полпути.
– Что тёща? – поинтересовался футболист, выражая недоумение всем своим видом.
Интеллигент ответил не сразу. Он подозрительно осмотрелся по сторонам. Только после этого наклонился к футболисту и полушёпотом произнёс:
– Я думаю, она колдунья.
Для футболиста эти слова ситуацию не прояснили. Взгляд его по-прежнему выражал лишь недоумение. Осознавая это, интеллигент опять наклонился к уху футболиста.
– Я подозреваю, что тёща колдунья. Она всё время таскает в дом какие-то травы и поит дочку по вечерам какой-то вонючей гадостью.
– Та ты чё! – опешил футболист настолько, что даже потерял интерес к пиву.
– Вечером, – продолжал интеллигент, – тёща её чем-то поит, а утром дочь начинает нудить, что я мало зарабатываю.
Футболист отставил кружку пива и задумался. Грубые черты лица его озарились мыслью.
– Ну, зарабатываешь ты и правда мало, – неожиданно заключил он, не сводя взгляд с дальнего угла кафе.
Интеллигент погрустнел и погрузил свой взгляд в остатки мороженого.
– Это временно, – сказал он столь безнадёжно, словно рядом с ним сидел не друг-футболист, а тёща. – Мне просто пока не везёт и всё. Дайте мне время, и я сделаю карьеру такую головокружительную, что все рты поразинут. Это будет карьера по вертикали!
– На шиша тебе карьера? Смотри, вон пацаны из нашего класса… – попытался вставить футболист.
Но он не оценил ситуацию. Перед ним сидел уже не тот миловидный интеллигент, который был минутой раньше. Взгляд его собеседника уже был устремлён куда-то ввысь и сиял глубоким фосфоресцирующим светом.
– Тут главное засветиться, – не обращая внимания на футболиста, продолжал интеллигент. – Тут, главное, надо показать себя так, чтобы заметили.
Голос его крепчал. В нём уже не было ни следа от той дрожи, которая слышалась раньше.
–Самое главное, чтобы меня заметили, – с уверенностью повторил он. – А там, я уже знаю, что делать. Я смогу сделать такую карьеру, которой позавидуют многие.
– Да, где ты собираешься… – начал, было, футболист, но инициатива была уже не на его стороне.
– Я могу сделать карьеру где угодно! Даже в гареме у султана! Но для этого мне нужно только одно.
Интеллигент решительно бросил ложечку в остатки мороженого и посмотрел на товарища.
– Что? – поинтересовался окончательно подавленный футболист.
– Удача! – без тени сомнения провозгласил интеллигент. – Мне нужна удача. Мне нужно везение, чтобы меня заметили. А дальше я всё сделаю сам!
Гремя стулом, интеллигент энергично встал. Движения его были решительны настолько, что за ними не поспевал не только торопливо допивающий пиво футболист, но и долетающий из-за ограды летнего кафе кряхтящий смех Кордака.
– Как вам это нравится, господин Борке? Он готов сделать карьеру по вертикали даже в гареме у султана!
– Не нахожу в этой мысли ничего интересного, – не поддержал собеседника Борке.
– А по-моему, – не соглашался Кордак, – это как раз то, что нужно.
– Вы полагаете?
– А чего бы вы ещё хотели?
Лукавый взгляд Кордака сверкнул в тени кустов.
– Перед нами, господин Борке, молодой человек, красив, энергичен, умён ровно настолько, чтобы мечтать о большой карьере. Да ещё – замученный семейным бытом. Лучшего кандидата на дело наследия скопцов трудно себе представить.
Искра взгляда Кордака вновь сверкнула в направлении Борке. Тот хранил невозмутимое молчание.
– Что же, – наконец, произнёс он, – я никогда не разделял вашего пристрастия, граф, к смазливой внешности, тем более, у молодых мужчин. Но в этом случае…
Борке опять помолчал.
– Согласен, – подвёл он окончательную черту. – В этом случае пусть будет по-вашему.
Он решительно стукнул тростью о тротуарную плитку, и мелодичный звон прокатился по аллеям парка.
Сумеречная прохлада накрыла мегаполис. Потеряли очертания мосты через реку, высотные здания вдоль набережной. По дорогам поползли змейки автомобильных фар. Кое-где уже засветились огни рекламы. Из проезжающих автомобилей застучала в барабанные перепонки музыка, наводящая на мысль о неуловимости прекрасного. Большой город постепенно остывал от полуденного зноя и готовился к ночной жизни.
Борке и Кордак неторопливо шагали по аллее парка.
– Не желаете ли поделиться своим замыслом, дорогой граф, – нарушил молчание Борке.
– Для начала предлагаю вам познакомиться с нашим протеже, – хитро улыбнулся Кордак.
– Ах, граф, вы по своему обыкновению лукавите, – покачал головой Борке. – Что же, я принимаю правила игры. Будем считать это дело вашим.
Улыбаясь лишь левым уголком рта, он повернулся к Кордаку, но тут же выпрямился и устремил взгляд в глубину тёмной аллеи.
– А я… – Борке сделал паузу, словно задумываясь, – попробую разгадать ваш замысел по мере его исполнения.
Борке сделал ещё пару шагов и заметил:
– Но позвольте полюбопытствовать, где вы намереваетесь встретиться с вашим протеже?
– Если вы не возражаете, господин Борке, мы не будем с ним встречаться, – ещё шире улыбнулся Кордак. – Интуиция мне подсказывает, что суеверие, заменяющее нашему герою интеллект, позволит ему всё сделать самому.
– Вы невысокого мнения, граф, об интеллекте нашего героя.
– Не совсем так, дорогой Борке, – расплылся в ещё большей улыбке Кордак. – Для меня отсутствие интеллекта у человека – это тоже интеллект. Только как бы наоборот. И этот «интеллект наоборот» в сочетании с активностью – оружие страшной разрушительной силы.
Кордак закряхтел в смехе. Лицо Борке оставалось непроницаемым.
– Давайте называть вещи своими именами, граф. «Интеллект наоборот» – это глупость, которая чаще всего сопровождается активностью. Не знаю, согласитесь ли вы со мною, граф, но глупость – это заразная болезнь, которая распространяется воздушно-капельным путём. А распространяют её те, кто брызгает слюной на многочисленных заседаниях и собраниях.
– Э, не скажите, – продолжал улыбаться Кордак, оправляясь от смеха. – Всё в этой жизни относительно. Попробуйте объяснить глупцу, что он глуп. Бессмысленное занятие. Чтобы понять, что ты глуп, нужно быть достаточно умным человеком.
– Согласен, – неожиданно отреагировал Борке. – Возможно, именно поэтому умники во всём сомневаются.
– И ничего не делают, – ехидно добавил Кордак.
– И ничего не делают, – согласно покачал головой Борке, – что многими воспринимается как признак лени. Но вернёмся к нашему герою. Располагайте мною по своему усмотрению. Могу я вам чем-то помочь?
– Благодарю вас, дорогой коллега, – засуетился Кордак, – но сейчас, я думаю, мы обойдёмся подручными средствами. Скажем…
Он осмотрелся по сторонам и обнаружил газету, лежащую на скамейке, оставленную кем-то за ненадобностью.
– Что здесь у нас? – поднял газету Кордак. – Гороскоп? Прелестно! Пусть будет гороскоп.
Словно иллюзионист, Кордак схватил газету двумя пальцами за угол, потряс её, будто проверяя, нет ли там чего-нибудь внутри. Затем, продолжая держать газету навесу, он провёл по первой странице второй рукой, повернул её и повторил то же движение на последней странице. В бледном свете фонаря буквы на страницах запрыгали как на табло железнодорожного вокзала. Через секунду Кордак с удовлетворением положил газету на край скамейки, расплываясь в лукавой улыбке:
– Так, пожалуй, интереснее будет.
– Хм, – скептически оценил его действия Борке. – И как вы собираетесь всучить это нашему герою?
– А он сам это заберёт, – широко улыбаясь, заметил Кордак, – когда придёт сюда искать свой пропуск.
– Хм, – повторил Борке, на этот раз удивлённо. – Откуда у вас пропуск?
– Взял на время, – с заметной долей иронии ответил Кордак.
– Вы удивляете меня, граф. Никогда не знал вас с этой стороны. Ко всем вашим талантам стоит ещё добавить талант карманных дел мастера.
– Да, – не без гордости ответил Кордак. – Приходилось заниматься и этим. Но сейчас дело обстоит иначе. Этот пропуск на склад наш герой потерял совершенно случайно. Я лишь подобрал его.
– Случайно? – скептически заметил Борке.
– Вы, вероятно, не знаете, – не обращая внимания на скепсис, продолжал Кордак, – но парой минут ранее наш герой сидел на этой скамейке. Он вытряхивал камушек, который случайно попал ему в обувь.
– Случайно? – настаивал на своём Борке.
– Уверяю вас, совершенно случайно, – расплылся в улыбке Кордак. – Ну, ровно в той степени, в которой случайность возможна в этом мире.
– В таком случае, дорогой граф, позвольте полюбопытствовать, с кем мы имеем дело.
– Извольте взглянуть.
В белых перчатках Борке сверкнул пластиковой поверхностью небольшой прямоугольник.
– Александр Фёдорович Миленький, – расставляя паузы между словами, прочитал он. – Что же, очень миленько!
– Я предлагаю отставить пропуск здесь в свете фонаря, – предложил Кордак.
– Почему именно здесь?
– Во-первых, здесь его легче найти. Во-вторых, розыски Александр Фёдорович начнёт с того места, где он присаживался…
Кордак замолчал и хитро прищурился.
– А в-третьих? – поторопил его Борке.
– А в-третьих, это место хорошо видно из того тёмного уголка, где мы с вами присядем и подождём нашего героя.
– Согласен, при условии, что пока мы его ждём, вы расскажите мне об этой истории с наследием скопцов.
– Извольте, господин Борке, – ответил Кордак, опускаясь на скамейку.
Кусты неслышно шевельнули своими ветвями.
– Историю этого, – граф немного помялся, – движения вы наверно знаете хорошо.
– В общих чертах, – уклончиво ответил Борке.
– Всё началось с Кондратия Селиванова. Этот беглый крепостной сначала примкнул к секте хлыстов. И, надо сказать, набрался у них многому. Но с хлыстами он расстался. Я так думаю, он не сошёлся характерами с Акулиной Ивановной.
– С Акулиной Ивановной? – поднял в удивлении левую бровь Борке.
– Ну да, с местной предводительницей хлыстов, которая именовала себя не иначе, как «богородицей». Итак, бывший крепостной Кондратий Селиванов покинул секту хлыстов и, в знак свободы от Акулины Ивановны, отрезал себе всё лишнее.
Кордак закряхтел в смехе, однако Борке оставался невозмутимым.
– Но самое смешное началось позже. Кондратий Селиванов не только нашёл себе единомышленников в стремлении избавиться от всего лишнего, но начал насильственно вовлекать в это дело малолетних детей и даже женщин.
– Ах, так! Так вот что вы не можете ему простить, – иронично улыбнулся одним только уголком рта Борке. – Неужели женщин тоже оскопляли?
– Представьте себе, – воскликнул Кордак с некоторым негодованием. – Им отрезали всё, что напоминало им об их женской сущности.
Борке задумчиво покачал головой.
– Да уж, готов с вами согласиться. Большего недовольства замыслом Создателя трудно себе представить.
– Надо заметить, что Екатерина Вторая, с её отношением к жизни, старания скопцов не оценила, – расплылся в улыбке Кордак. – То ли в семьсот семьдесят первом, то ли в семьдесят втором году она отправила в Сибирь на каторгу целую общину, больше двухсот человек.
– Да, да. Что-то припоминаю, – покачал головой Борке.
– А вот коронованный внук её, Александр Первый, к этим делам относился, я бы сказал, не столь трепетно.
Кордак закряхтел в ироничном смехе.
– Это позволило скопцам зачислить его в свою компанию.
– Неужели?
Лёгкий поворот головы Борке свидетельствовал о крайней степени его удивления.
– Нет, байки скопцов о своём императоре не подтвердились, – лукаво улыбнулся Кордак. – Но осадок-то, как говорится, остался. Свою лепту в борьбе со скопцами, как вы справедливо изволили заметить, внесли и большевики. Их можно понять. Стране нужны были солдаты. И без своих «причиндалов» народонаселение России советской власти было совершенно не интересно.
В темноте аллеи раздался крякающий смех Кордака.
– Итак, – подвёл итог Борке, – большевики поставили в этом вопросе точку. Что же заставило опять к нему вернуться?
– Одна из общин скопцов, если вы знаете, обреталась именно в этих местах. Причём не так давно. Лет, эдак, сто пятьдесят назад, не больше. Чем уж они занимались во время своих радений, сказать не могу. Однако молва приписывала им большую магическую силу.
– Ах, вот как, – понимающе покачал головой Борке.
– И слухи об этом дошли до нынешнего времени.
Увлечённый рассказом, Кордак откинулся на спинку скамейки.
– И вот недавно поползли новые слухи, что недалеко отсюда в ближайшем пригороде, на месте, где строится новый торговый комплекс, было найдено какое-то наследие скопцов. Признаюсь вам честно, меня обуяло любопытство. Что это за наследие и с чем его, как бы это точнее выразиться, употребляют, я сказать не могу. Вмешиваться в это дело напрямую нам с вами, согласитесь, несподручно.
Борке согласно покачал головой.
– Вот я и подумал, – вновь занял вертикальное положение Кордак, – а не отправить ли нам туда своего «человечка».
– Теперь я понимаю ваш выбор, – согласился Борке. – «Человечек» недалёкий, суеверный и энергичный – что ещё нужно, чтобы копаться в тёмных закоулках прошлого?
– И ещё, – лукаво улыбнулся Кордак, – убеждённый карьерист.
– Но вы не боитесь, граф, что наш герой может попасть под влияние наследия скопцов?
– Всё возможно, всё возможно, – с удовлетворением закряхтел Кордак. – Не будем торопить события. Дадим ему возможность разобраться самому. Тем более, мне кажется, он уже обнаружил пропажу пропуска.
– Случайно? – усмехнулся Борке.
– Совершенно случайно!
Кордак был прав. Где-то вдали, в синеве просвета деревьев, появилась тёмная фигура. Это был Александр Фёдорович Миленький. Тревожно озираясь по сторонам, он торопился назад по уже тёмным аллеям парка. Его друг и одноклассник, доказавший, что он мужик, отправился продолжать воскресный вечер. Но для Саши Миленького конец выходного дня, помимо общения с тёщей, обещал новые проблемы. Неизвестно что заставило его проверить содержимое заднего кармана брюк уже почти перед самым входом в троллейбус. Какое-то смутное ощущение пронзило его мозг по вертикали. И это ощущение его не обмануло. Карман оказался пуст.
Выбравшись из потока пассажиров, устремившихся к троллейбусу, он ещё некоторое время оставался недвижим. Новое ощущение произвело на Сашу такое впечатление, что некоторое время он пытался осознать произошедшее. Что означало это невероятное предчувствие? Единственная мысль, которая приходила ему в голову – ясновидение. Неужели он становится ясновидящим? Впрочем, размышлять долго времени не было. Нужно было отправляться назад и искать этот чёртов пропуск на этот постылый склад. Начинать новую трудовую неделю с проблем с руководством ему очень не хотелось.
Саша сразу понял, что потерять пропуск он мог только там, на лавочке, где вытряхивал из обуви этот чёртов камушек. А потому по аллее парка он шёл торопливо, осматриваясь по сторонам, так, на всякий случай. Пропажу он обнаружил издалека. Пропуск опустился на землю столь удачно, что застрял в щели между тротуарными плитками и в свете фонаря отбрасывал длинную выразительную тень.
Не желая больше рисковать задним карманом брюк, Саша сунул пропуск в верхний карман сорочки, рядом с проездным билетом, и уже хотел повернуть назад. Но вдруг остановился второй раз обожжённый мыслью о его невероятном предчувствии. Мысль настолько поразила его, что, не имея возможности стоять, он присел на скамейку. Как точно он предвидел, где нужно искать пропуск! И подойдя к месту, как точно он обратил внимание не туда, где сидел, а именно туда, где находился документ. На лбу Саши проступила испарина. Непроизвольным движением, вытирая пот, он опустил руку на лавочку. Рука легла на какую-то газету.
– Гороскоп, – прочитал вслух Саша.
Газета была кстати. Предстоял долгий воскресный вечер в одной квартире с тёщей. Занять это время чем-то было просто необходимо. Он схватил газету и стремительно направился к остановке троллейбуса, не замечая, как за спиной от него из темноты кустарника появились две призрачные тени.
Гороскоп он развернул уже в троллейбусе. Здесь, в тусклом освещении салона, читать статьи он не хотел. Сейчас Саша планировал, когда и какую статью он будет читать, чтобы скоротать весь вечер без остатка и не делить телевизор с тёщей. Совершенно неожиданно в глаза ему бросился текст одной статьи. Как не всматривался Саша, но ни шрифтом, ни расположением этот текст не отличался от остального текста, напечатанного на этой же странице. И всё же, именно эта статья, почему-то, бросилась ему в глаза. Не менее любопытным оказался и заголовок. Каким-то прыгающим полупьяным шрифтом там было набрано: «Гороскоп от Кордака».
Ждать свидания с тёщей у Саши не хватило терпения. Заинтригованный названием и, не желая разменивать своё любопытство на общение с тёщей, Саша сел на переднее сиденье, поближе к свету и углубился в чтение. Но чем больше он вчитывался в текст, тем больше проникался мыслью, что это не просто гороскоп, а какая-то головоломка. Здесь не было обычных обтекаемых рекомендаций, в зависимости от даты рождения или имени. Статья предлагала читателю оценить себя по целой группе признаков, включая цвет волос и даже по отношению с тёщей. И только затем, по сумме набранных баллов, оценить своё будущее на предстоящую неделю. Вопросы были столь точны, что Саша без труда произвёл подсчёт и оценил себя в двести шестнадцать баллов.
Откладывать чтение результата до общения с тёщей было бы в этот момент испытанием более ужасным, чем само общение с тёщей. Саша стал лихорадочно листать страницы, разыскивая продолжение статьи с результатами. То, что он прочитал, заставило его отложить газету и задумчиво уставиться в тёмное окно. Статья обещала ему ни много, ни мало, но… карьеру по вертикали. Именно так! Именно в тех словах, в которых он чуть более часа назад излагал своё виденье жизни старому школьному товарищу.
И вновь смутное предчувствие пронзило голову. На этот раз настолько, что по спине побежали мурашки. Саша тяжело вздохнул, ощущая, как нервное напряжение сковывает всё его тело. И напряжение это не было случайным, потому что согласно предсказанию, вся эта головокружительная карьера будет возможна лишь при условии, что читатель найдёт две мелкие монеты. Что это были за монеты, и где их нужно было искать, оставалось полной загадкой.
Саша вздохнул и отвёл взгляд от тёмного окна.
– Не знаю, рассматривают, – донёсся до него голос с задних рядов сидений. – Там знаешь сколько претендентов. Я поговорил там с девочками из офиса напротив. Они сказали, что туда только за пятницу на собеседование приходило человек двадцать.
– И что, никаких шансов? – вклинился в разговор скучающий девичий голос.
Ответом ей был тяжёлый вздох:
– Там ведь зарплата такая…
Парень помолчал.
– Персональный автомобиль представительского класса. Всё-таки управляющий директор.
Сзади повисла пауза. «В троллейбусах, наверно, ездят тролли», – подумал Саша, почему-то раздражаясь от сидящего сзади неизвестного конкурента на престижную должность.
– Может и мне попробовать подать им резюме? – произнёс девичий голос скорее для поддержания разговора.
– Нет! – решительно отрезал парень, – Им нужен молодой мужчина в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. С этим всё нормально. Но они хотят специалиста по логистике.
Услышав название своей профессии, загнавшей его работать на склад, без малейших шансов на перспективу, Саша вздрогнул и повернулся в пол-оборота, чтобы лучше слышать сидящих сзади.
– Можно предложить откат, – продолжал парень, – но это очень большие деньги.
– Где их взять? – задумчиво поддержал его девичий голос.
– Да это не главное, – с нотками неудовольствия перебил её парень. – Вопрос в том, кому их дать? А там зарплата такая… за пару месяцев отобьётся. А через годик можно стать региональным представителем головной фирмы. Это, я тебе скажу, уже уровень!
– Что, и в Европу можно будет ездить? – на этот раз совершенно искренне поинтересовалась девушка.
– Да о чём ты говоришь, – прозвучал голос, слегка раздражённый плохой сообразительностью собеседницы. – У них же головной офис в Милане. Это же не директор пищеторга какой-нибудь. Это торговый центр европейской торговой сети «Два сольдо».
«Как?! Какой фирмы?!» – чуть не выкрикнул вслух Саша. И в третий раз за сегодняшний вечер разряд пронизал его голову по вертикали, проникая до самых низов позвоночника. Уже не вслушиваясь в разговор сзади, он начал лихорадочно листать гороскоп. Зрение его не обманывало. Пьяные буквы насмешливо твердили ему, что для того, чтобы совершить карьеру по вертикали, ему нужно было найти две мелкие монеты. Всего лишь две мелкие монеты!
«Неужели “Два сольдо” и есть те самые две мелкие монеты?!» – опять чуть не произнёс он вслух. Сердце бешено колотилось. Словно пьяный, ничего не разбирая перед собой, Саша с трудом вывалился из троллейбуса, и побрёл по тёмной улице к дому. Мысли терялись. Время от времени он тряс головой, словно хозяин копилки, желающий проверить, не уменьшилось ли его состояние. И всё же к порогу дома в голове Саши осталось лишь три мысли: «два сольдо», «карьера по вертикали» и «этот шанс упускать нельзя».
Оставшуюся часть выходного дня, презрев ворчание тёщи, Саша провёл за компьютером. Он отправлял своё резюме.
Глава 2. Чёрная дыра истории
В широком потоке разномастных автомобилей большой и важный внедорожник сразу бросался в глаза. На переднем пассажирском месте восседал Александр Фёдорович Миленький. С того памятного вечера, когда он отправил своё резюме во всемирную паутину, прошло чуть более одной недели. Уже на следующий день события того воскресенья казались ему странным, возможно, даже сказочным сном. А через день об этом сне он и вовсе забыл. Тем неожиданнее оказался телефонный звонок, который всполошил его во время послеобеденной дрёмы во вторник. Низкий завораживающий женский голос предложил ему явиться на собеседование в тот же день к восьми часам вечера.
Огромное высотное здание офисцентра гордо возвышалось над водными просторами большой реки на месте бывшего стадиона «Трудовые резервы». Мимо этого здания Саша ходил не один раз, но внутри был впервые. Охранник злым взглядом долго изучал его документ, но затем всё же пропустил внутрь. Небольшим потрясением для Саши было то, что офис регионального представителя «Два сольдо» находился не в самом здании. Его резиденция располагалась в отдельном двухэтажном домике старинной архитектуры. Домик прятался во дворе современного монстра, скрываясь от посторонних глаз не только густыми вечнозелёными елями, но и высокой кованой оградой с едва различимыми витками колючей проволоки на самой её вершине. Не менее удивительным оказалось и то, что полукруглую лестницу парадного входа в здание охраняли два каменных крокодила с полураскрытыми пастями.
В приёмной Сашу встретила хозяйка низкого голоса. Представилась она референтом регионального представителя Кларой Оя. На вид Кларе было около тридцати лет. Она имела пышные формы в сочетании с узкой талией, что делало её похожей на древнеиндийскую жрицу любви. Но больше всего поразили Сашу серьги. В уши референта вцепились две огромные змеи из почерневшего серебра. Каждая змея сверкала ярко красным рубином своего единственного глаза. Толи от фамилии Клары, толи от голоса, толи от змей в ушах у Саши побежали мурашки по спине. Возможно, что страх, который овладел Сашей в тот момент, читался и в его глазах. Но вечерний полумрак приёмной всё скрывал.
– Вы у нас впервые? – спросила Клара с такой улыбкой и таким тембром голоса, что у Саши по позвоночнику побежала волна, заставляя мышцы таза судорожно сжаться.
– Да, я впервые, – чуть слышно прокряхтел Саша.
– Месье Паран сейчас разговаривает с Брюсселем. Через пару минут он вас примет.
Саша в знак согласия нервно покачал головой. Он хотел что-то сказать, но на ум ему не приходило ничего вразумительного. Нервную паузу заполнила Клара:
– Месье Альберт Паран – француз, – сообщила она. – По-русски он говорит с некоторым акцентом. Но понимает всё очень хорошо. Возможно, некоторые его вопросы покажутся вам странными. Тем не менее, я прошу вас отвечать на них точно, по возможности – кратко, и, разумеется, совершенно правдиво.
Клара вновь улыбнулась, глядя Саше прямо в глаза, от чего мурашки опять поползли по его спине. Кабинет Парана встретил Сашу запахом сигар и дорогой парфюмерии. Хозяин кабинета восседал в большом белом кресле. К удивлению Саши, месье Паран оказался не на много старше Клары. На вид ему можно было дать не более тридцати пяти лет. Но большего о нём сказать что-либо было трудно. Полумрак кабинета скрывал все подробности.
– Ошень рад видэть вас здес, – произнёс месье Паран воркующим голосом, откинувшись глубоко в кресло, – дорогой господин, э…
Он выпрямился и краем глаза посмотрел бумажку на своём столе.
– Господин Миленький. Шудное имя, – добавил месье Паран, откидываясь назад в кресло. – Ваше резюмэ ми вниматэльно изушили.
Слово «резюме» он произнё через нос с таким грассирующим «р», что у Саши закружилась голова. На мгновение он почувствовал себя в Париже, где-то на улицах Монмартра.
– У вас шудное резюмэ, но у нас есть к вам некоторий вопросы. Прошу отнестись к ним с пониманием.
Саша нервно закивал головой в знак согласия.
– Нам интересно знат, кто ест ваш родытел? – прозвучал неожиданно короткий вопрос.
Растерянность Саши стала заметна настолько, что Парану пришлось пояснить свой вопрос:
– К нам в офис приходит ошень много… как это сказат… блатных. Ми не желаэм имет здес шьих-то протеже, равно как и дети политика, шиновника, полицай et cetera. Это – наше условие, – сказал он достаточно твёрдо.
С большой неохотой Саша признался, что родители его в прошлом рабочие с металлургического комбината. Отца уже нет, а мать – на пенсии, живёт в деревне в небольшом домике, доставшемся от её родителей. Неожиданно для Саши месье Парана эта информация привела в хорошее расположение духа.
– Это ест хорошо… – задумчиво повторял он, слушая несвязную речь Саши. – А кто ест ваш жена? Кто ест её родытел?
Воспрянувший духом, Саша вновь погрустнел. Меньше всего сейчас хотелось ему вспоминать неудачу в семейной жизни, а особенно тёщу. И всё-таки вспоминать пришлось. Во время рассказа Паран хранил молчание и лишь понимающе кивал головой. Слова о том, что ради интересов бизнеса Саша готов пожертвовать своим семейным благополучием, не произвели на него никакого впечатления. Однако на словах о тёще он оживился:
– Кто ест тёша?
Пришлось пояснять, что тёща – это мать жены, что она сейчас на пенсии и что отношения с ней более чем прохладные. Неожиданное сочувствие месье Парана вызвали неосторожные слова Саши о том, что если он исчезнет, то тёща этого даже не заметит.
– Шудно, – неожиданно вставил он. – То ест, я хотет говорит, что это ест неправильно для хороши сэмья.
Воодушевлённый неожиданной поддержкой Саша углубился в подробности семейных отношений. Закончил он своё эмоциональное выступление тем, что теща – это не женщина, а настоящая ведьма. В ту секунду, когда Саша уже пожалел о сказанном, месье Паран вдруг оживился. Он выпрямился в кресле, бросил быстрый взгляд на Клару, сидевшую тихо в дальнем тёмном углу и неожиданно спросил:
– Вы верите в ведьм?
На мгновение Саше показалось, что произнёс он это совершенно чисто, без акцента. Саша растерялся. Он сообразил, что соврать сейчас, означало бы поставить под сомнение весь сегодняшний разговор. От волнения у него закружилась голова. Пауза затягивалась, но месье Паран продолжал сидеть прямо и ждать ответа. Собравшись с духом, Саша решительно заявил:
– Да! Я считаю, что наука всё объяснить не может. Я верю в потусторонние силы и магию.
Он хотел добавить что-то ещё, но месье Паран неожиданно обмяк, обменялся уже более продолжительным взглядом с Кларой и откинулся на спинку кресла.
– Это ест шудно, – произнёс он в задумчивости.
Месье Паран замолчал. О чём-то размышляя, он барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Молчал и Саша, в ожидании своей участи после столь неожиданного признания. Наконец, месье Паран вернулся к действительности:
– Это ест искренны и достойны ответ. У нас болше нет к вам вопрос. Ваше резюме и наше мнение об вас ми передадим в центральни офис в Милан. Решений будут принимать там. Если решений будет позитивны, ми будем рады сообщить вам по телефон. Желаю удачи.
Тысячу раз в течение последующего дня Саша Миленький проклинал себя за несдержанность языка. Каждое новое воспоминание о финале беседы с месье Параном вызывало у него саднящее чувство досады. Но слово было сказано, и поезд ушёл. Жизнь стала тоскливее, а тёща более ядовитой. И тем неожиданнее оказался звонок телефона, прозвучавший в пятницу в начале рабочего дня. Тот же завораживающий женский голос сообщил Саше, что его кандидатура в Милане утверждена. К работе он должен приступить уже во вторник с первого июля, а все формальности с трудовым контрактом будут улажены непосредственно на месте будущей работы.
Расставание с постылой работой и не менее постылой тёщей происходило на подъёме, а с тёщей ещё и на повышенных тонах. Триумфом Саши Миленького были минуты, когда на глазах у потерявшей дар речи тёщи он садился в шикарный внедорожник, а высокий спортивного телосложения водитель закрывал за ним дверь. Ради этих минут стоило родиться и претерпеть годы унижений и страданий!
Мелькнула над головой последняя автомобильная развязка, автомобиль вырвался за пределы города и добавил скорость.
– Меня зовут Анатолий Петрович. Фамилия – Широких, – неожиданно подал голос широкоплечий водитель. – Можно просто – Толик.
– А? Да, да, – растеряно ответил Саша.
Только сейчас он сообразил, что ведёт себя не «по-директорски» и поспешил придать лицу важность.
– А меня зовут Саша… То есть Александр Фёдорович, – попытался он произнести на полтона ниже обычного.
– Та я в курсе, – усмехнулся Толик. – На ваш счёт я получил все необходимые инструкции от месье Парана.
– Какие инструкции? – вздрогнул Саша.
Воспоминание о полутёмном кабинете месье Парана, почему-то, накатило на него вместе с лёгким ознобом страха.
– Сегодня размещаемся на новом месте и знакомимся с коллективом. А завтра месье Паран прибудет лично, чтобы представить вас официально.
– А где размещаемся-то?
– А что, вам не сказали? – не меняя выражения, лица удивился Толик.
– Да как-то… разговора не было, – замялся Саша.
– А размещаться будем…
Толик сделал паузу, обгоняя длинномерный полуприцеп с таким ускорением, что Сашу отбросило на спинку сиденья.
– В Божевольном, – завершил он.
– Как в Божевольном? – вздрогнул Саша.
– Там и контора наша, – усмехнулся Толик. – В смысле, офис.
– Погодите, но там же эта…
Саша замолчал, явно подбирая слова.
– Психбольница, хотите вы сказать, – помог ему Толик. – А где сейчас не психбольница? Все проблемы с психами будем решать через меня. Для этого я здесь.
– У вас образование психолога? – встревожено поинтересовался Саша.
– У меня образование спецназа ВДВ, – усмехнулся Толик. – А к нему – диплом на психологическую устойчивость.
В голосе его звучала та же уверенность, с какой он управлял автомобилем.
– Что психи? – продолжал он с той же убедительностью. – Сейчас вон здоровые пострашнее психов. Вон возьмите не так давно. С виду – нормальный. А взял карабин и положил на улице семь человек. Просто так! Ну, не понравились они ему. Привезли к нам на экспертизу. Признали нормальным. Дали срок. А как власть опять поменяется, так его и выпустят. Ещё и прощения просить будут. Типа, как у репрессированного.
Толик вздохнул, и лицо его стало мрачным.
– А я бы его сразу отправил на запчасти.
– Как это, на запчасти? – едва выдавил из себя потрясённый Саша.
– Ну, как, – усмехнулся Толик недоброй улыбкой. – Самого – в расход. А потроха – в аренду. Пусть послужат хорошим людям.
Саша уставился на дорогу, забыв закрыть рот. Вероятно, в этот момент он представлял себе «аренду потрохов».
– А врачи-психиатры чего стоят, – продолжал излагать свои взгляды на психиатрию Толик. – Такие собаки попадаются. Им из нормального человека сделать психа – раз плюнуть. А потом, плати им деньги, чтобы отмыться. Я и таких видал.
Толик для убедительности хлопнул огромной ладонью по рулевому колесу.
– Не, с психами всегда договориться можно, – иронично усмехнулся он. – Объяснить, что к чему. Втолковать, так сказать… Только проблема-то не в них. Психи, они сами по себе не появляются.
Встревоженный взгляд Саши опять переместился с дороги на Толика.
– Места у нас – гиблые, – пояснил свою мысль Толик.
– Как это – гиблые? – окончательно обеспокоился Саша.
– Да так, – равнодушно бросил Толик. – У нас там эта… как её… парапсихическая аномалия. В общем, все у кого психика слабая, съезжают с катушек.
– Все? – растерянно переспросил Саша.
– У кого психика слабая, – уточнил Толик. – А у кого – крепкая, у тех появляются новые способности.
– Какие способности?
Голос Саши звучал совершенно растерянно.
– Эти… как их в чёрта… запредельные, – наконец, вспомнил Толик.
– Может там излучение какое?
– Да нет! Какое там излучение. Я же говорю, места там гиблые. Нечисто у нас. Вот смотрите, во время войны весь город был разрушен до основания. А в Божевольном – ни одна бомба, ни один снаряд не взорвались.
– Почему? Может, не бомбили?
– Ещё как бомбили! Тут, когда город штурмовали, такие бои шли. А в Божевольном ни один дом не разрушен. А неразорвавшиеся снаряды до сих пор по округе находят. Я за это и Парану, и бывшему директору говорил, смотрите, нечисто у нас. Только меня никто слушать не пожелал. Ну, вот и получилось…
Толик осёкся на полуслове. В то же мгновение уже знакомое предчувствие пронизало голову Саши.
– Что? Что получилось?
– Та это я так, к слову.
Толик старался выглядеть равнодушно, но беспокойство сквозило в каждом его движении. Это беспокойство передавалось и Саше.
– А сейчас… где сейчас… бывший директор? – едва выдавил он из себя.
От этого вопроса невозмутимое лицо Толика вдруг явно сковало напряжение. Пальцы его судорожно вцепились в рулевое колесо, а автомобиль стал терять скорость. За секунду Толик взял себя в руки, но продолжал молчать. Молчал и Саша, напряжённо вглядываясь в лицо Толика.
– А что… Паран… ничего не рассказывал? – неуверенно начал Толик, делая паузы между словами.
– Ничего.
Толик тяжело вздохнул.
– Да я не особо в курсах. Там какая-то странная история. Я же говорю, места здесь – гиблые…
Толик опять замолчал, но Саша продолжал с напряжением ожидать.
– Да вы бы лучше у Парана спросили. Вот завтра он приедет, у него и спросите.
Толик сделал резкий манёвр, от которого Сашу сильно качнуло в кресле, и сообщил:
– Всё. Подъезжаем.
Машина съехала с широкой автострады, вильнула под мост автомобильной развязки, миновала какой-то котлован и, сбавив скорость, покатила по дороге, отгороженной с двух сторон рядами высоченных сосен. Поражённый словами Толика, Саша с напряжением оглядывался по сторонам. И справа, и слева, насколько проникал взор, были видны только стволы деревьев. Солнечный свет едва пробивался через густую хвою, отчего всюду царил полумрак. Та же густая хвоя покрывала бледную почву, не оставляя шансов ни единой травинке. И сколько Саша не всматривался, он не мог обнаружить никаких следов пребывания человека.
Сосны исчезли так же внезапно, как и появились. На их месте показались невысокие, преимущественно двухэтажные домики явно дореволюционной архитектуры. Война действительно их пощадила, но время было беспощадно. Возникшие неожиданно в сосновом бору, они казались остатками древней цивилизации, случайно обнаруженными в диких джунглях. Однако присмотревшись, можно было заметить в этих древних стенах явные признаки жизни. Где-то из-под водоразборной колонки по обочине дороги бежала вода. В окнах колыхались от сквозняка выцветшие занавески. Во дворе дымила догорающая куча мусора. Не было видно только людей.
Машина лихо пронеслась по узким и пустынным улочкам, вильнула к левой обочине на площадке перед сооружением странной архитектуры и остановилась.
– Приехали, – сообщил Толик.
Саша спрыгнул с высокой подножки и оглянулся. Ему показалось, что из окон за ним наблюдают несколько пар хмурых глаз. Но разглядеть что-либо в темноте оконных проёмов не получалось. Дом, к которому они подкатили, заметно отличался от остальных. Перед домом было небольшое расширение проезжей части, сделанное ещё в те стародавние времена, скорее всего, для остановки экипажей. Сам дом был сдвинут в глубину двора от основной линии построек, что скрывало его фасад от любопытных глаз и говорило об особом статусе. Парадный подъезд дома имел навес, выступавший на всю ширину тротуара, как обычно делают в фешенебельных гостиницах. Сверху, прямо напротив входа, на уровне второго этажа был виден стеклянный купол. От остальной части здания купол отгораживала глухая стена с порыжевшей металлической крышей над третьим этажом. На крыше Саша увидел только большого чёрного ворона. Ни спутниковых тарелок, ни телевизионных антенн, ни даже электрических проводов нигде не было. Поэтому, когда Толик распахнул парадную дверь, Саше показалось, что перед ним открылась дыра во времени, ведущую во тьму веков.
Как только входная дверь за ними закрылась, Саша вдруг осознал, что тьма веков ему почудилась неспроста. В вестибюле не было ни единого окна. Закрытая дверь погрузила помещение в кромешную тьму. По инерции Саша сделал несколько шагов и остановился в полной растерянности.
– Толик, бисова душа, когой-то ты привёл? – неожиданно раздался над ухом негромкий с хрипотцой голос.
От неожиданности Саша вздрогнул. Приступ ужаса заставил его застыть в оцепенении.
– Дядь Гера, – послышался в паре шагов голос Толика, – это со мной. Это наш новый директор.
– А-а? Новый? – прозвучал голос дяди Геры уже чуть в стороне. – А звать-то как?
Тёплая волна облегчения окатила Сашу с головы до ног.
– Меня зовут Александр Фёдорович, – произнёс он важно, но с хрипом от волнения и откашлялся.
– Это, стало быть, как Керенского? – снова зазвучал голос дяди Геры где-то в стороне. – Той, помнится, убёг у девичьем одеянии. И то справно. Девичий сарахван, тебе милок, к лицу.
Саша растерялся, не в силах понять, с кем сейчас дядя Гера разговаривает.
– Куда идти-то, – подал он голос.
– А ты, милок, поворотись-ка чуток правее. Вот так, – одобрил дядя Гера Сашино шуршание ногами. – И шагай прямо. Смело шагай.
– А почему здесь нет света? – спросил Саша скорее для того, чтобы обозначить своё местоположение.
– А на кой он? – услышал он дядю Геру где-то сзади. – Свет-то он утеха для слепцов. Всяк свою дорогу знает. А чужаку здеся делать неча.
– Сюда, сюда, – раздался впереди голос Толика.
Саша сделал ещё два шага и увидел справа и слева от себя лёгкие просветы. Там, в углах коридора, с обеих сторон пробивались едва заметные рассеянные лучи. Сейчас он уже смог разглядеть и крепкую фигуру Толика.
– Это дядя Гера, – сообщил ему Толик. – По правде его зовут Геркулес Антонович Копыто. Но мы зовём его просто, дядя Гера.
– А что, лампочку нельзя вкрутить? – проявил нотки начальственного недовольства Саша.
– Так в этом же вся соль, – произнёс Толик тоном заговорщика. – Дядя Гера – совершенно слепой, но лучше его вахтёра нет! Слышит он лучше кошки, а видит – лучше зрячего.
– Как это? – засомневался Саша.
– Третий глаз, – уверенно заявил Толик, делая шаг к свету. – Человек ещё не зашёл, а он за него уже всё знает. Только не всегда говорить хочет. Но чужой мимо него ни за что не проскочит.
Коридор изгибался по окружности, словно вокруг цирковой арены, и упирался в старинные деревянные двери, через матовое стекло которых пробивался рассеянный свет. За дверью мелькнула чья-то фигура. Словно по команде обе створки распахнулись, открывая вход в просторный светлый холл. Помещение можно было назвать шикарным. Круглый холл был накрыт стеклянным куполом, из центра которого свисала причудливой формы люстра. Люстра не имела ни единой симметрии, но отличалась каким-то благородством высшего совершенства. Продолжением люстры служил резной деревянный круглый стол, разместившийся прямо под ней.
По периметру холла Саша насчитал пять дверей. Две из них вели в уже знакомый коридор. Одна выступала внутрь холла стеклянным «предбанником». Он сразу догадался, что это был вход в директорский кабинет. Рядом с ним находился столик секретарши. Две другие имели таблички, которые с места, где стоял Саша, было трудно прочитать. Скорее всего, это были кабинеты сотрудников. Двери в кабинеты, как и панели стен холла, были деревянными, резными и, по всей вероятности, старинные. На уровне второго этажа холл опоясывал балкончик, к которому справа и слева от кабинета директора вели две деревянные лестницы. Там на балконе можно было различить ещё несколько закрытых дверей.
Интерьер холла не располагал к работе. Он навевал прохладу, желание расслабиться, а кроме того вольнодумные и, где-то даже, непристойные мысли. Ослеплённый этим распутным благородством холла, Саша не сразу заметил, что у двери их ожидала молодая женщина, лет тридцати пяти. Женщина имела приятные, но строгие черты лица.
– А, Ленок, – приветствовал её Толик. – Вот. Нового директора доставил. Передаю с рук на руки.
– Свободен, – чётко распорядилась женщина.
Она слегка улыбнулась и, уже обращаясь к Саше, добавила:
– А мы вас ждём. Я ваша секретарша. Меня зовут Елена Сергеевна Лужина.
Она сделала пару шагов в глубину холла, приглашая Сашу следовать за собой.
– Двухкомнатный люкс вам зарезервирован. Он расположен здесь же в этом здании на втором этаже, дверь номер три. Подняться можно по нашей лестнице. Ключи от номера у вас в кабинете.
Лужина уверенно шагала по холлу в направлении кабинета.
– Кабинет ваш готов. Там вы можете оставить свои вещи, и я познакомлю вас с остальными работниками нашего офиса.
Не дожидаясь пока Саша избавиться от груза, она продолжала разговор:
– Коллектив у нас пока небольшой. С Анатолием Петровичем вы уже знакомы. Он у нас – водитель и по совместительству – курьер. Меня вы тоже уже знаете. Кроме этого в нашем коллективе пока только два человека. Это Элеонора Антиповна Липатова, главный бухгалтер и по совместительству – экономист. Очень опытный работник. И ещё – Меркулов Алексей Павлович. Алёша у нас – гений программирования.
Пока Лужина говорила, Саша осматривался по сторонам. Директорское кресло из белой кожи оказалось основательно потёртым и в нескольких местах прожжённым сигаретой. Кроме платяного шкафа, здесь было пару книжных шкафов, имевших, самое большое, десяток пыльных книг. Тяжелый и важный письменный стол был явным долгожителем и частью старого интерьера. А примостившийся на столе, как гриб-поганка на старом пне, бледно-грязный монитор компьютера, хотя и казался старше стола, но интерьер не украшал. Было очевидно, что прежний хозяин кабинет не жаловал. Уже знакомое чувство тревоги стало всплывать из глубин подсознания Саши.
– Вот, познакомьтесь, – отвлёк его от тревожных мыслей голос Лужиной. – Элеонора Антиповна. Я вам о ней рассказывала.
Не вставая с кресла, Саша поднял голову. Рядом с Лужиной стояла высокая худая женщина лет сорока – сорока пяти. Обилие грима на лице говорило, что выглядеть она хотела бы лет на тридцать, но выглядела лет на пятьдесят. Напряжённый взгляд и судорожно дёргающиеся мышцы лица выдавали в ней неврастеника, находящегося на грани нервного срыва.
– Сейчас Элеонора Антиповна готовит всю необходимую документацию. Как только вы обустроитесь и отдохнёте, она начнёт вводить вас в курс дела.
Лужина хотела добавить что-то ещё, но Саша неожиданно её перебил:
– Скажите, а что стало со старым директором?
Ещё более неожиданной оказалась реакция Липатовой на этот, казалось бы, безобидный вопрос. Она издала звук, похожий не то на плач, не то на стон, выскочила из кабинета. Саша заметил, что Лужина также проводила её не менее напряжённым взглядом.
– Как вам сказать, – замялась секретарша. – А месье Паран вам ничего не говорил?
– Я хотел бы услышать это от вас, – начал терять терпение Саша.
– Бывший директор был уволен вследствие его неявки на рабочее место без уважительной причины, – сухо отрапортовала Лужина.
– Как это возможно? – оторопел Саша. – А где он сейчас?
– Мы не знаем. Никто не знает.
Саша заметил, что взгляд Лужиной забегал.
– Как это, никто не знает? – засомневался Саша. – Он же где-то жил…
– С тех пор, как он нашёл это проклятое наследие скопцов, его больше никто не видел.
– Какое наследие скопцов?
Саша почувствовал, как очередной разряд молнии пронизал его от темени до копчика. Голова закружилась. Как в другой реальности в холле зазвонил телефон. Что-то произнесла и направилась к своему рабочему месту Лужина. Ничего этого Саша не слышал и не видел. Поразмыслив немного, он стал кое-что понимать. Разумеется, о наследии скопцов он знал и раньше. Разговоры об этом не обошли его стороной, и эти слухи он обсуждал не раз. Но то, что он будет работать на том самом месте, где наследие нашли, Саша осознал только что.
Механически, скорее просто для того, чтобы отвлечься, Саша включил компьютер. Пароля не было. С тяжёлыми мыслями он углубился в изучение содержимого диска в поисках документов, проливающих хоть какой-то свет на то место, куда он приехал. Компьютер пыхтел, подвывал, напрягал все извилины своего процессора, но открывать тайну не торопился. Он вообще никуда не торопился. От его медлительности Саша начинал терять терпение.
Солнце уже коснулось крыш близлежащих домов, когда Саша стал понимать, что никакой информации на этом компьютере попросту нет. Это было тем более удивительно, если учесть, что диск был заполнен почти целиком. Тогда его голову осенила догадка – скрытые файлы! И действительно, как только он поставил заветную галочку, на рабочий стол посыпались папки. Судорожно двигая мышкой, он открыл первую из них и вместе с ней от удивления открыл рот. Не веря своим глазам, открыл вторую, третью, четвёртую папки. Везде было одно и то же. Весь диск компьютера был забит откровенной порнографией.
Саша тяжело откинулся на спинку кресла. Если о бывшем директоре эти файлы говорили достаточно красноречиво, то о тайне его исчезновения они молчали. Подняв глаза, Саша вздрогнул. На пороге кабинета стояла Лужина.
– Александр Фёдорович, рабочий день закончился полчаса назад. Мы вам больше не нужны?
– Нет, можете идти, – согласился Саша. – Хотя, постойте. Программист… как его зовут? Алексей? Он уже ушёл?
– Нет, он здесь.
– Он может ко мне зайти?
Лужина замялась.
– Александр Фёдорович, Алёша у нас инвалид… у него врождённые проблемы с ногами и ходить ему тяжело. Наверное, поэтому он такой умный, – добавила она, как бы уже сама себе.
– Ладно, – согласился Саша. – Я зайду к нему сам. А вы можете идти домой.
Чтобы спрятать порнографию и выключить очень неторопливый компьютер, ему понадобилось не менее десяти минут. Освещённый сумеречным светом холл был пуст. Одну из двух дверей с табличкой «Отдел программирования» он обнаружил быстро. Из-за монитора на него был направлен внимательный и умный взгляд.
– Здравствуйте, – сказал Саша. – Я ваш новый директор. Вы Алексей? Я хотел бы с вами поговорить.
– О чём? – прозвучал мягкий глуховатый голос.
Саша замялся. Должность требовала от него поинтересоваться жизнью его сотрудников, но интуиция подсказывала, что сейчас это лишнее.
– О работе, – ответил он уклончиво.
– Вы хотите говорить официально?
Саша поймал себя на мысли, что программист производил впечатление не только умного человека, но и располагал к себе. Они были одного возраста, и Саша вдруг почувствовал, как, должно быть, тягостно Алексею с его способностями сидеть в этом кабинете рядовым программистом. Видеть как его сверстник занимает директорский кабинет только потому, что сам он инвалид с детства. Тотчас официальность слетела с его лица. Саша снова стал самим собой.
– Да нет, – махнул он рукой. – Я для себя. Я тут ничего не пойму.
– Садись.
Программист показал ему на стул рядом с собой.
– Я хотел познакомиться с документами, – начал Саша, как будто размышляя сам с собой. – Я открываю директорский компьютер, а там…
Он замялся, не зная, что сказать.
– Порнуха? – помог ему программист. Заметив, что Саша не отрицает, продолжил, – Ну, да. Семёныч это дело любил. У него ещё был ноутбук. Я это всё сливал к нему в ноутбук. Чтобы он в любом месте мог открыть и посмотреть.
Программист усмехнулся.
– Он что, был извращенцем? – поинтересовался Саша.
– В какой-то степени. Ни одной юбки не пропускал. Там, наверху, апартаменты. Туда всех и таскал.
– Ну, ладно, – согласился Саша. – А документы?
– Это – лучше к Липатовой. Но предупреждаю, разговаривать с ней очень трудно. Она дама нервная, так что найти к ней подход будет нелегко.
Саша в нерешительности задумался.
– А директор? – наконец, собрался он с духом.
– Что, директор?
– Он что, и вправду исчез?
– Исчез, – согласно покачал головой программист.
Саша помолчал, понимая, что это уже не слухи, а свидетельство очевидца.
– Что же, он так исчез, что от него вообще ничего не осталось?
– Никто не знает. Последний раз его видели на стройке, когда он нес в машину ларец, завёрнутый в газету. И всё! Утром на работу он не явился. Дома не ночевал. В городе его никто не видел.
– Погоди, это какой ларец? – забеспокоился Саша.
– Ларец он нашёл в котловане на Крайней пустоши. Ну, это там, где строится торговый комплекс.
Программист помолчал, словно обдумывая, говорить ему дальше или нет.
– Ну, – поторопил его Саша.
– Там, на Крайней пустоши скопцы собирались. Давно, лет двести назад. Там, у них, изба молельная была. Там они и совершали свои обряды…
– Оскопление, – догадался Саша.
– А наследие своё хоронили там же, зарывали в землю. Уже тогда было известно, что оно обладает огромной магической силой. Энергетика у этого наследия – невероятная.
Саша, не моргая, смотрел на программиста.
– А где теперь ларец?
Насмешливый взгляд программиста говорил сам за себя.
– А, ну да, – сообразил Саша. – Пропал вместе с директором.
– И с газетой, в которую он был завёрнут. Одни только туфли и остались, – усмехнулся программист. – Вообще-то есть одна версия. Но о ней говорить – рано. Пока нет фактов.
– Одни туфли, – неуверенно пробормотал Саша. – Может мне самому покопать? Завтра Оя и Паран будут здесь. Мне, как директору, не откажут.
Программист отрицательно повертел головой.
– Ты смотри, с этими господами будь поосторожнее.
– Это почему, – забеспокоился Саша.
– Пообщаешься, сам поймёшь, – уклончиво ответил программист. – И вообще, с этим делом, осторожнее. Иначе отправишься вслед за Семёновичем.
Саша поёжился. Чёрная дыра времени вновь разверзлась перед ним. Из дыры пахнуло сыростью и могильным холодом. Но самое страшное было в том, что люди исчезали в этой дыре бесследно.
– Если что… – прохрипел он, – я могу на тебя рассчитывать?
– Можешь, – уверенно заявил программист. – Только сам ничего не предпринимай…
Уже начинало темнеть, когда из парадного подъезда дома с куполом вышел небольшого роста молодой человек с удивительно умными глазами. Тяжело переваливаясь с ноги на ногу, как будто уклоняясь от летящих навстречу пуль, он медленно проследовал по улице и свернул за угол. Ветер стих, а в окне напротив опустилась занавеска, скрывающая чей-то взор. Всё вокруг замерло, как будто в предчувствии какой-то беды.
Город погрузился в ночь. Ход времени остановился. Исчезли запахи, звуки. Казалось, даже звёзды в небе перестали мерцать. И в тот момент, когда уже казалось, что нет больше силы, способной сдвинуть этот маятник времени с места, над городом вознеслась набирающая силы луна, освещая окрестности многочисленными бликами в стёклах окон и на крышах домов. Несколько её лучей достались большому роскошному лимузину. Отражая ночное светило на своих чёрных полированных боках, автомобиль неслышно прокатил по улицам уснувшего города и остановился у крытого подъезда дома с куполом. Из лимузина вышли двое: высокого роста господин с тростью в руках и малыш с лысиной на затылке.
– Что же, граф, – негромко произнёс высокий господин. – Дело это ваше, но гостеприимство позвольте проявить мне. Места эти мне знакомы. Дядю Геру я уже уложил спать. Так что, предлагаю вам осмотреть наши апартаменты.
Наглухо запертая дверь в гостиницу бесшумно распахнулась, и обе фигуры растворились в темноте вестибюля.
Глава 3. Первопроклятье
Тяжёлая рука опустилась на плечо дяди Геры.
– А? Что? Кто здесь? – подскочил он, едва не скатившись со старого узенького диванчика.
Диван был освещён рассеянным призрачно-голубоватым светом. Источник этого невероятной глубины света таился в широкой ладони высокого, но довольно плотного мужчины, стоявшего у дивана. Мужчина был одет в добротный темно-коричневый костюм старомодного кроя. На носу висели такие же старомодные очки в круглой оправе. Линзы на очках были столь прозрачны, что, казалось, их нет вовсе.
– Я, с вашего позволения, присяду, – пророкотал в вестибюле бас незнакомца.
Дядя Гера не ответил. Он никак не мог оправиться от сна и лишь бестолково крутил головой, пытаясь уяснить, что вокруг него происходит. Не дожидаясь ответа, незнакомец подвинул стул и сел на него, изучая сквозь линзы очков дядю Геру.
– Если не ошибаюсь, я разговариваю с Геркулесом Антоновичем Копыто?
Глубина баса потрясла дядю Геру не меньше, чем неожиданное пробуждение. Он перестал крутить головой и повернулся к собеседнику левым ухом.
– Прямо и не знаю! Как это я вас прослушал? – сокрушался он.
– Для начала позвольте представиться, – оборвал его бас. – Я следователь по особо важным делам.
– Следователь, – вмиг присмирел дядя Гера. – А звать-то вас как?
– Обычно меня зовут «гражданин следователь», – усмехнулся незнакомец. – Но если хотите, зовите меня Порфирий Петрович.
– Вона как, – задумался дядя Гера. – А, я извиняюся, у вас и документ при себе имеется?
Коротким движением следователь достал из внутреннего кармана удостоверение и сунул его в руки дяди Геры. Тот внимательно ощупал красную книжицу, понюхал её и после этого ещё раз прошёлся пальцами по изгибу, швам и месту наклейки фотографии.
– Ага. Вона как, – повторил он, возвращая удостоверение. – Документ уважительный. А, к нам-то вы за каким делом?
– К вам я по делу о наследии скопцов. Но для начала поговорим о пропаже вашего директора.
– Это какого? Молодого? Он что, тоже пропал? – забеспокоился дядя Гера.
– Нет, молодой пока меня не интересует. Я здесь по поводу старого директора.
– А-а, – протянул дядя Гера. – Со старым-то вот и заковыка.
– А коли заковыка, тогда ответьте мне на такой вопрос.
Следователь на мгновение замолчал, будто собираясь с мыслями, а потом неожиданно закончил:
– Скажите, вы всегда спите на посту, да ещё при открытых дверях?
Вопрос застал дядю Геру врасплох.
– Прямо первый раз со мной такое, – загрустил он. – Я и дома-то никогда не сплю. Харахтер у мене такой. Не спиться – и всё, хоть глаз выколи. А тут, вишь ты, такой конфуз.
– А сегодня вдруг раз и заснули? – допытывался следователь.
– Заснул, – согласился дядя Гера.
Согласился он с таким вздохом, от которого даже закоренелому цинику стало бы ясно, что чистосердечное признание снимает камень с души.
– Случайно? – не унимался следователь.
– Ну, а то как же! Конечно, случайно, – ответил дядя Гера с излишней горячностью.
– Ну-ну, – недоверчиво заметил следователь. – Тогда вернёмся к вашему старому директору.
– А може не надо? – робко предложил дядя Гера. – А може неча копать? Он, поди уж, на том свете, а мы…
– Надо! – неожиданно перебил его бас следователя. – Если следствие потребует, мы откопаем вашего директора и на том свете!
Следователь сделал паузу так, чтобы каждое его слово доходило до самых глубин сознания дяди Геры. И они достигли своей цели. Слова произвели на дядю Геру такое впечатление, что от избытка чувств он икнул.
Икнул он так громко, что звук этот словно удар в корабельную рынду прокатился по коридорам здания с куполом, забиваясь во все щели и проникая за вентиляционные решётки.
– Что это? – поднял голову граф Кордак.
– Мне думается, – прислушался Борке, – это проснулся дядя Гера.
– Что могло разбудить его в такую рань? – иронично улыбнулся Кордак. – Наверно ему что-то приснилось. Я уверен, что он увидел во сне голых женщин.
– Нет, граф, – усмехнулся Борке. – Дядя Гера ослеп ещё в раннем детстве, так что голых женщин он мог видеть, разве что, третьим глазом. Боюсь, что разбудить его могло только то, что производит гораздо более сильное впечатление. Но вернёмся к нашей теме.
Борке поднялся, долил в пузатый бокал коньяку и вернулся в своё огромное кресло.
– Итак, граф, я хотел бы услышать ваше мнение о назначении того помещения, где мы с вами находимся.
– М-м, – граф задумчиво обвёл взглядом стены. – Можно было бы предположить, что это бомбоубежище класса люкс. Но мой нюх подсказывает мне, что дом, в который вы меня привели, когда-то был борделем.
– Тепло, – усмехнулся Борке.
– Так, – оживился своим успехом Кордак. – Но зачем борделю конца позапрошлого века бомбоубежище? Нет! Это не бордель!
В горячности Кордак вскочил с дивана.
– Это дом свиданий! – хлопнул он ладонью по столу. – А комната эта для того, чтобы прятать посетителей от ненужных встреч! Например, если нагрянет ревнивая жена!
– Вы почти угадали, дорогой граф.
Удовлетворённый Кордак не стал возвращаться назад на диван, а, подхватив свой бокал, уселся на стул и положил свои ноги на другой.
– Я сказал «почти» потому, что угадать историю этого удивительного дома во всех подробностях не под силу даже вам, дорогой коллега. Это не дом свиданий, а всё же бордель. Но не для мужчин, а… для женщин.
– Вы меня интригуете ещё больше, – выпалил Кордак, снимая ноги со стула.
– Я никого не удивлю, если скажу, что история этого дома тесно связана с историей всего города.
Борке сделал паузу и приложился к бокалу с коньяком.
– Дело в том, что в этом городе никогда не существовало ничего кроме…
Борке опять сделал многозначительную паузу.
– Сумасшедшего дома.
– Ах, как интересно!
Интерес Кордака был настолько неподдельным, что он даже отставил свой бокал.
– Не знаю точно, но думаю, что сумасшедший дом здесь, как филиал человеческого разума, возник сразу же при основании города, то есть, ещё при Екатерине Великой. Сюда, в это Богом забытое место отправляли людей, которые не соответствовали критериям человеческого здравомыслия. Возможно поэтому, оно и получило название – Божевольное.
– Что же, очень удобно, – поддержал слова Борке граф. – И недалеко, и с глаз подальше. Прекрасный образец человеческого лицемерия.
– Согласен, но отчасти, – возразил Борке. – Образец на этот раз не человеческого лицемерия, но лицемерия цивилизации. Для непросвещённого люда это место сразу стало местом паломничества. Сначала сюда ехали лишь для того, чтобы поддержать несчастных узников разума. Потом оно стало центром тяготения инакомыслящих – в те времена, главным образом, религиозных сект.
– В том числе и скопцов, – догадался Кордак.
– В том числе и скопцов, – поддержал его Борке. – Но их со временем сменили юродивые, потом колдуны, ведьмы, ворожеи, ну и прочие представители этого ремесла. Со временем к их услугам стали прибегать и представители высших сословий. В городе стали возникать фешенебельные особняки, многие из которых сохранились до нашего времени. Нужно ли говорить, что приезжали сюда, главным образом, женщины.
– И всё же мне непонятно! – воскликнул Кордак. – Одно дело ворожея, другое – дом свиданий.
– Терпение, граф. Я предупреждал, что история этого дома сложна и запутана. А начиналась она с постоялого двора, который существовал здесь на этом месте, но от которого не осталось и следа. На его месте возник роскошный отель. Открыт он был в первую очередь для состоятельных дам, готовых поддержать «несчастненьких» – так они называли пациентов психиатрической клиники. Возможно, дело у владельца гостиницы шло не очень хорошо, или, может быть, просто из-за буйства фантазии, предприимчивый хозяин этого заведения придумал острый рекламный ход. Чтобы упростить великосветским дамам жизнь, он стал доставлять сумасшедших прямо в гостиницу, но… совершенно голыми.
– Ах, как славно! – воскликнул Кордак, забыв даже о коньяке.
– Разумеется, их мыли и приводили в порядок, чтобы не смущать столь знатных зрителей. А голые актёры даже не подозревали о том, что они предмет созерцания. Они вели себя столь же естественно и непринуждённо, как и у себя в палатах.
– Стойте! – не выдержал Кордак. – Я скажу, что произошло дальше. Одна из дам не устояла перед соблазном и утешила «несчастненького» от всех щедрот своей души.
– Возможно, вы правы, граф. Но история об этом умалчивает. Известно лишь то, что очень быстро эта гостиница стала шикарным женским борделем, в котором великосветские дамы в порыве великодушия утешали «несчастненьких» всеми способами.
– Красивый финал!
Кордак откинулся на спинку стула и приложился к бокалу с коньяком.
– Не торопитесь, граф, – усмехнулся Борке. – Это далеко ещё не финал. История получила продолжение во время первой мировой войны, когда сюда однажды холодными ветрами военного лихолетья занесло молоденькую супругу армейского генерала. Генерал этот ведал делами призыва в действующую армию, и…
– Новобранцы! – перебил Борке граф. – Какая прелесть!
– Да, граф, новобранцы. Мадам быстро сообразила заменить душевно больных, желающими уклониться от призыва на фронт. Успех был оглушительный, и во время первой мировой войны это заведение достигло пика своего расцвета.
– Ах, как жаль, что я не побывал здесь в те времена! – не удержался от восклицания Кордак.
– Возможно, граф, возможно. Но финал у этого заведения не такой красивый, как вам бы хотелось. После революции заведение закрылось. Генеральша сбежала в Париж. Там и продолжила свою профессию сводничества, но, в основном, в среде русской эмиграции. Пока однажды какой-то ревнивый муж не зарубил её топором.
– За правое дело не жалко и жизнь положить, – с сарказмом заметил Кордак.
– История дома имела некоторое продолжение во времена НЭПа. Не менее предприимчивый профессор психиатрии проводил здесь для избранных лекции по теории Зигмунда Фрейда. Лекции часто заканчивались оргиями и свальным грехом. Но очень быстро власти этот лекторий закрыли. Профессора вскоре посадили за связь с троцкистами, и, кажется, в тридцать пятом году его расстреляли. Так, на всякий случай. Заодно с другими троцкистами.
Борке замолчал. Молчал и Кордак, удрученный то ли несчастной судьбой профессора, то ли тем, что такое прекрасное заведение прекратило своё существование.
– Итак, граф, – подвёл итог своему историческому отступлению Борке, – тот жёлтый дом, который отцы города выстроили для тех, кто по воле Создателя покинул границы человеческого разума, и стал первопроклятьем этого места. А вы говорите о недовольстве замыслом Творца какой-то кучки скопцов.
Борке отпил коньяку.
– Но вернёмся, граф, к нашим временам.
– Вернёмся, – согласился Кордак.
– Сегодня, если я не ошибаюсь, состоится официальное представление нашего героя?
– Вы правы, господин Борке. Моя интуиция подсказывает, что сегодняшний день станет определяющим. Этот день покажет, заинтересуется ли наш герой загадкой скопцов сам или ему нужно помочь.
– Мне кажется, граф, в своём выборе вы не ошиблись. Уверен, ваша помощь господину Миленькому не понадобится.
Борке иронично усмехнулся и приложился к бокалу с коньяком.
– Ваш протеже, граф, попал в такой замечательный коллектив, что карьера по вертикали ему просто обеспечена. Пока же дадим ему возможность насладиться уютом номера люкс и спокойно досмотреть свои утренние сны.
Иронию господина Борке в эту минуту мог бы оценить только сам Александр Фёдорович Миленький. В этот ранний час он действительно спал в спальной комнате основательно прокуренного третьего номера люкс на огромной двуспальной кровати. Однако назвать его сон безмятежным было бы сильным преувеличением.
Всю эту ночь Саша спасался бегством от Оя. За это время он использовал почти все способы передвижения. Он убегал от Оя по зарослям шиповника. Он пересекал вплавь потоки серной кислоты, ощущая физически, как растворяется в ней по пояс. Он прыгал по деревьям как Тарзан, обнаруживая себя в последний момент над пропастью без спасительного дерева. Он мчался от Оя на большом чёрном внедорожнике, который оказывался без тормозов. Каждый раз после этого он просыпался с бешеным ритмом сердца и онемевшими руками и ногами. Каждый раз он в испуге вскрикивал, обнаружив наяву на стене силуэт профиля Оя. И каждый раз, на самом деле, силуэт оказывался лишь тенью деревьев, спроецированных лучами лунного света на занавески окон.
Очередной сон погрузил Сашу в какие-то катакомбы. Он не сразу разобрался в том, что бредёт по мрачным закоулкам дома с куполом. В руках у Саши было помповое ружьё. Но опасение, что его единственное оружие откажет в самый острый момент, холодком бежало по спине. Коридоры перед ним причудливо извивались и время от времени закачивались тупиками. Но все тупики обязательно имели две двери, направо и налево. Каждый раз Саша останавливался перед выбором, куда повернуть. Сам не зная почему, каждый раз Саша открывал левую дверь и оказывался перед деревянной лестницей, ведущей вниз.
Спускаясь, Саша старался идти по боковому краю ступенек, чтобы не быть услышанным. Но это было бесполезно. Ступени скрипели, издавали какой-то металлический звон. Звон был настолько противный и пронзительный, что, казалось, он мог бы поднять мёртвого из-под земли. В том, что он спускается в преисподнюю, у него сомнений не было.
– Александр Фёдорович, бисова душа, а кудой-то ты направился? – неожиданно раздалось у него над самым ухом.
Саша вздрогнул и стал бестолково водить стволом ружья, направляя его во тьму. Только спустя несколько мгновений, он сообразил, что голос принадлежит дяде Гере. Однако самого дяди Геры, как он не силился, обнаружить так и не смог. Напряжённо вглядываясь в темноту и храня молчание, Саша прижимался спиной к стене.
– А-а, понимаю, – внезапно раздалось у него за спиной почти над самым ухом. – Наследие шукаешь? Тока даром всё это. Ларец давно уже у рехверента. Она на ём на работу летает. На Крайнюю пустошь. Туда и ступай.
Голос растаял в темноте. Вместе с голосом растворились и стены коридора. Саша оглянулся. Коридор испарился. За спиной у него оказался тонкий и невероятно высокий ствол сосны. Только теперь он смог рассмотреть, что и впереди, и по сторонам от него возвышались строгие сосны. Не развеялась только мгла, скрывающая их вершины. В просветах между стволами тёмной змеёй обозначилась тропа. Стараясь не ступать на темноту дорожки, Саша пошёл рядом. Тропа спускалась вниз и привела его в какую-то ложбину, наполненную сизым туманом. Здесь Саша полностью потерял ориентацию.
Идти вперёд было опасно, но останавливаться на месте – ещё опаснее. Выставив ствол ружья вперёд и готовый в любой момент надавить на спусковой крючок, Саша пробирался сквозь туман. Неожиданно в сизой пелене его ствол ружья натолкнулся на что-то тёмное и твёрдое. Едва преодолевая испуг, Саша отскочил назад и понял, что перед ним стена дома. Он оглянулся и обнаружил себя стоящим в директорском кабинете.
– Вы у нас впервые? – раздался за спиной хорошо знакомый голос Оя.
Похожая на песочные часы, референт стояла вполоборота к нему у книжного шкафа. Змея, вцепившаяся ей в ухо, противно извивалась. На втором ухе змеи не было. Саша с ужасом стал шарить взглядом по сторонам, пытаясь установить, где ползает вторая гадина. Ощущение того, что эта мерзость сейчас вцепится ему в ногу, мурашками пробежало по спине.
– Нечего в кабинете скучать, – неожиданно прозвучал голос Оя.
Ещё более неожиданно она повернулась к нему лицом. Саша вдруг обнаружил, что песочные часы разорвались в самом узком месте. Каждая часть Оя стала жить своей жизнью.
– Отправляйся на Крайнюю пустошь. Там намного интереснее, – произнесла верхняя половина Оя.
В то же мгновение Саша почувствовал как теряет вес. Сквозняк подхватил его, увлекая в форточку, и понёс над крышами домов и вершинами деревьев. Достаточно скоро он стал снижаться над каким-то пустырём. Он понял, что это и есть Крайняя пустошь. В центре пустоши стояло огромное дерево с большим круглым дуплом в толстом стволе. Именно в это дупло и несло Сашу потоками воздуха. Все усилия изменить направление полёта были тщетны. Чёрная пасть дупла надвигалась на него с неотвратимостью рока.
– Нет, дорогой, – раздался неведомо откуда голос Оя. – Сюда входят только вперёд ногами.
Следуя её словам, неведомая сила развернула его вперёд ногами и понесла к дуплу. Напрягая последние силы, он расставил ноги и упёрся в край дупла. В то же мгновение он направил в чёрную дыру ствол ружья, и его указательный палец скользнул по спусковому крючку. Выстрела Саша не услышал, скорее почувствовал по отдаче в плечо. Но результат выстрела оказался ещё более ужасающим. Из дупла чёрной тучей хлынули муравьи. Сначала Саша услышал неприятное шуршание, затем почувствовал как насекомые забираются к нему в штанины и ползут по голому телу. Не имея сил держаться на дереве, он упал на землю.
– Вот, где ты, – услышал он голос Оя. – Ну-ка, давай вставай.
Саша открыл глаза. Солнечный свет резанул его зрение. По затёкшим ногам ползли противные мурашки. С тяжёлым вздохом он повернулся в постели и увидел перед собой… сидящую на стуле Оя.
– Вставай, – повторил знакомый голос.
Ошарашенный Саша подскочил и уселся на постель, прикрывая голые ноги простынёй.
– До… доброе утро, – едва сумел вымолвить он.
– Утро?
Оя удивлённо подняла брови.
– Двенадцатый час. Все тебя давно ждут. Думали, что-то случилось. Пришлось брать у вахтёра второй ключ.
– У меня… это… будильник не сработал, – попытался оправдаться Саша.
Оя не пожелала слушать оправдания.
– Даю тебе на сборы не больше пятнадцати минут.
Она встала и подошла к окну, чтобы раздёрнуть шторы. Саша тоже сделал попытку подняться, но тут же замер в оцепенении. Сейчас Оя стояла точно в таком же положении, как некоторое время назад во сне у книжного шкафа! И точно так же в ухо ей вцепилась только одна змея! Мочку второго уха украшала лишь лёгкая царапина.
«Вещий сон», – пронеслось в голове у Саши. Оя уловила его взгляд.
– Уползла гадина, – сообщила она, хватаясь за мочку уха пальцами. – Ну, что же, значит судьба у неё такая, – добавила она, поспешно снимая вторую серьгу.
Отдёрнув занавески, Оя решительно прошла в гостиную комнату и добавила:
– У тебя осталось четырнадцать минут.
Преодолевая страх, Саша подскочил и стал собираться. Суета и состояние лёгкого ужаса не помешали ему отметить для себя две вещи. Во-первых, Ою совершенно не смущала Сашина нагота, во-вторых, она довольно уверенно чувствовала себя в номере. Он засобирался ещё быстрее. Чтобы оставаться наедине с Оя как можно меньше, по коридору Саша не шёл, а бежал. К его огромному удивлению никакого торжественного собрания членов коллектива по поводу представления нового директора никто и не предполагал. Все находились на своих рабочих местах и выглядели весьма сосредоточенными. Ещё более удивительным было то, что нигде не наблюдалось и следов присутствия месье Парана.
Глухо приветствуя Лужину, Саша влетел в кабинет. Здесь Парана тоже не было.
– А где месье Паран? – выскочил он назад к секретарше.
– Его сегодня не будет, – услышал он голос Оя из дальнего конца холла. – У него срочные дела с Лондоном.
– А… а я хотел с ним встретиться, – неуклюже ретировался Саша.
– Встретитесь ещё, – улыбнулась Оя какой-то холодной улыбкой.
Не обращая внимания ни на Сашу, ни на напряжённый взгляд секретарши, она плавно прошла в директорский кабинет.
– Александр Фёдорович, прошу вас! – донеслось из кабинета.
Тяжело вздохнув, Саша отправился следом. Оя закрыла за ним дверь и указала на кресло. Когда Саша послушно уселся, перед ним шлёпнулась папка в кожаном переплёте. Опираясь двумя руками о противоположный край стола, Оя склонилась над ним так низко, что её величественный бюст с не менее величественным декольте оказался у него прямо перед носом.
– Изучай и подписывай, – приказала Оя.
Словно робот, Саша открыл папку. Это были документы по трудовому контракту. Саша углубился в чтение.
– Только не затягивай, – добавила Оя. – А я пойду пока немного пообщаюсь с коллективом.
Скучный текст договора Саша читал без особого интереса. Даже выделенная жирным шрифтом шестизначная сумма зарплаты не вызывала у него особого подъёма. Чтобы не затягивать время, он сразу же перешёл к обязанностям сторон. К его удовлетворению, пункты не предусматривали каких-то неподъёмных обязательств с его стороны.
– Признавайтесь, – услышал он насмешливый голос Оя, – кто из вас вчера напугал дядю Геру? Он так напуган, что до сих пор двух слов связать не может.
Ответом ей было молчание холла.
– Я сначала думала, что он пьян, – услышал Саша голос за дверью. – Подошла к нему, а он сидит и икает. Это Липатова заразила его своей истерикой?!
Низкий грудной смех Оя заставлял Сашу сжаться от напряжения.
– Наш великий слепец теперь ещё и глухонемой, – продолжала смеяться Оя. – Если до вечера он не прозреет хотя бы на третий глаз, придётся сделать его кротом.
Дверь в кабинет слегка приоткрылась, но никто не вошёл. Из-за двери отчётливо донёсся голос Оя, обращённый, по всей видимости, к Лужиной:
– Кстати, о Липатовой. Передай ей вот это.
За дверью глухо звякнуло металлом о металл. Что-то знакомое почудилось ему в этом звоне. Да! Похожий звук издавали деревянные ступени, по которым он ходил во сне.
– Может быть это, – слово «это» Оя произнесла подчёркнуто с ударением, – заменит ей бывшего директора.
Продолжая смеяться, она вошла в кабинет.
– Подписал?
Словно по команде, Саша послушно подписал все экземпляры договора.
– Молодец, – оценила его старания Оя. – Я сейчас же этот договор отправлю в Милан.
Она легко подхватила папку с бумагами.
– Чем думаешь заняться?
– Надо бы… документы посмотреть, – едва выдавил из себя Саша.
– Документы от тебя не уйдут. Нечего в кабинете скучать. Отправляйся на Крайнюю пустошь. Там будет намного интереснее.