Поэтика русской литературы. Филологические очерки
Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Оглавление
М. И. Шутан. Поэтика русской литературы. Филологические очерки
Интертекстуальный подход к анализу произведения
Древнеримская элегия и русские поэты (А. С. Пушкин и О. Э. Мандельштам)
Диалог О. Э. Мандельштама с пушкинским «Пророком»
Роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» в мире интертекстов
Интертексты в лирике А. С. Кушнера
Лирическая поэзия: типологические связи на образно-тематической и жанровой основе
«Разуверение» Е. А. Баратынского и «Романс» Д. В. Давыдова. Опыт сопоставительного анализа
«Весенняя» лирика А. А. Фета и Н. А. Некрасова
«Тайны ремесла» А. А. Ахматовой как лирический цикл
Бинарная лирическая структура
Параллелизм в поэзии М. Ю. Лермонтова
Типология двухчастных стихотворений Ф. И. Тютчева
Повествовательная система ранней реалистической прозы
Объективация повествования в реалистической прозе М. Ю. Лермонтова и А. С. Пушкина
Субъективация или объективация повествования? М. Ю. Лермонтов и Н. В. Гоголь
Обращение к читателю в реалистической прозе М. Ю. Лермонтова (в контексте русской прозы первой половины XIX века)
Поэтика сюжета
Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума»: парадоксальный персонаж и парадоксальный сюжет
Композиция сюжета: принцип «зеркального отражения» в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Экфрасис и сюжет («Княгиня Лиговская» М. Ю. Лермонтова и «Портрет» Н. В. Гоголя)
Параллелизм сюжетных линий персонажей в романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
Идиллический хронотоп и сюжет в романе («Обломов» И. А. Гончарова и «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова)
Символ и сюжет в поэме М. Ю. Лермонтова «Мцыри»
Символ и сюжет: от комедии А. П. Чехова «Вишнёвый сад» – к прозе и лирике
Диалог в романе
Диалогический аспект психологизма в реалистических романах М. Ю. Лермонтова
Внутренний голос и слово: от Ф. М. Достоевского – к М. А. Булгакову
Образно-ассоциативная модель произведения
Роман Ф. М. Достоевского. «Преступление и наказание»
Рассказ М. Горького «Отшельник»
Поэма Д. С. Самойлова «Цыгановы»
Художественное слово и грамматика
Бетховен и русский синтаксис
Сочинительная связь и художественные смыслы
Употребление личных местоимений в русской лирической поэзии
Инфинитив как кода (по русской лирической поэзии)
Отрывок из книги
По мнению Р. Барта, «каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нём на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры» [3: 429–430]. Но конститутивный признак интертекста, на наш взгляд, присутствуют в том его определении, которое даёт А. Ранчин: «Фрагменты претекста, оказываясь инкорпорированными в новый текст (посттекст), приобретают в нём особенные, прежде им не свойственные смыслы. На пересечении «исходного» и «итогового» текстов рождается ещё одна смысловая сфера, ещё один текст, не похожий на них и одновременно им соприродный. Именно этот феномен, эфемерный, призрачный и реальный одновременно, а не произведение-текст я, в отличие от Ю. Кристевой, склонен именовать интертекстом» [8: 12].
В представленном выше определении интертекст преподносится как некая смысловая сфера, возникшая в результате пересечения, своеобразного диалога двух текстов. Действительно, интерпретируя художественные тексты, мы нередко пытаемся понять характер семантических трансформаций тех или иных претекстовых элементов, которые органично (или неорганично!) вошли в новую структуру.
.....
Каждая новая весна – напоминание о неумолимо движущемся времени, о потерях, об увяданье лет, в связи с чем фраза «Мы помним горькую утрату, // Внимая новый шум лесов» приобретает необычайно ёмкий смысл, фиксирующий и состояние человеческой души, предельно далёкое от оптимизма, и универсальный закон смены поколений, по отношению к которому человек бессилен. Психологический и онтологический смыслы синтезируются в рамках одной фразы, передающей многозначность символического образа.
Именно такое восприятие весны оказывается близким Николаю Петровичу, цитирующему Пушкина. Причём нельзя пройти мимо того, что автор подчёркивает не только изумление Аркадия, который слушал отца, но и сочувствие. Изумление легко объяснить: сын Николая Петровича относится к совсем другому поколению, он во многом иначе воспринимает окружающий его мир и жизнь. Кстати, незадолго до этого, будучи очарованным картиной весенней природы («…повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени ещё низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых её волнах»), Аркадий «сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял» [7: 16]. Но не может «отец семейства» воспринимать мир так, как его воспринимает «молоденький мальчик»! Получается, что уже в этой ситуации, не имеющей отношения к сюжету произведения, звучит тема отцов и детей.
.....