Читать книгу Ножницы - М. Кароль - Страница 1

Занавески на окнах дома освещались солнечными лучами от рассвета до заката. От этого красные цветы, на легкой ткани, выцвели также быстро, как исчезает водяная рябь от брошенного камушка. Перед деревянной рамой окна находился мир из старой мебели, скрипучих полов, стен, обклеенных рулонными обоями с картинами на них и резными фигурами из дерева, что составляло немалую ценность для хозяйки дома.

Картины с изображениями океанов, кораблей, птиц на ледяных ветках деревьев, корнями утонувших в белоснежных сугробах, зелено-желтые поля, обрамленные темной полосой лесов – ее картины, – были своего рода утопией для ее однообразного существования. Изредка выходя на улицу, не насыщаясь жизнью за стенами дома и не чувствуя от этого себя жалко, она жизнь рисовала и читала ее внутри разноцветных обложек. Эта жизнь, спланированная до секунды, была проста, не пугала неожиданными вестями и день за днем приводила в ее дом заранее записанных людей. С мужчинами, женщинами, детьми – со всеми, кто только не приходил к Милгред, она была учтива и услужлива. Приглашала их в зал, наливала чашку чая, а, иногда, и не одну, ставила ее на столик, рядом с которым лежали ее инструменты, и усаживала гостя на стул у окна, неприкрытого шторкой.

В большой гостиной, она не спеша орудовала расческой с частыми зубчиками и новенькими ножницами, внимательно следя за тем, чтобы гость чувствовал себя спокойно. Рассказы о том, что в этот день она приобрела свои первые инструменты для стрижки и теперь этот день счастливый по определению, или история о своем сне, где она спасается с тонущего корабля с помощью янтарной нити, спустившейся к ней с неба, отвлекали, чашка пустела, ножницы клацали медленнее. Так один посетитель сменялся другим, покидая дом Милгред, в тайне за улыбкой и благодарностями за изумрудные листочки, мечтали больше никогда не видеть ни выцветших штор, ни улыбки хозяйки дома, ни слышать звук смыкающихся лезвий над ушами. В час, когда шторы вновь начали выцветать, оставляя на ткани бледные разводы вместо рисунков, Милгред открыла глаза. Ей не больше сорока, она щурится от яркого окна, засвеченного солнцем и на лице ленты губ изображают улыбку. Тело ее пышет здоровьем, внутренним равновесием. Дышит только плохо и часто сильно трет кончик носа от беспрерывного желания чихнуть – последствие ее каждодневного труда. В длинной белой сорочке и темно-зеленом халате, размешивая в чашке утренний кофе и слизывая с ложки кофейные не растворенные крупицы, она уже полгода вслух читала две открытые страницы из словаря иностранных слов. Из радиоприемника шипела единственная радиоволна, то и дело сбивавшаяся гулкими помехами и соседней волной с музыкальными передачами. Милгред сидела за столом на крохотной кухне, медленно скручивала пояс халата в улитку, закручивая его с кончика до кармана с носовым платком и, как самая прилежная ученица, повторяла слова из словаря. Она то растянет губы в ленту, то округлит их, то улыбнется, как-то неожиданно окунувшись в прилив чувства, возникшего необъяснимо явно и сильно. Оно закручивает в себе, заворачивает в улитку и томит, и тешит приятным жертвоприношением себя в угоду мимолетного ощущения не столько важности, сколько возвышенности и самолюбия, ощущения неземного полета и осознания, что она смогла подняться до таких высот, достичь этого собственными усилиями. От игры губами, от медленного звучания каждой ноты произносимых слов, она наполняется истинной радостью, и в невозможности совладать с ней, Милгред, до кончиков волосков на своих руках, то и дело поднимающихся мурашек, отдается этому томлению. Произнеся вслух еще одно слово и пример употребления его в длинном предложении, сердце так и стукнет громко по барабанным перепонкам. Она закакетничает, щеки ее покраснеют от трепета воображения себя иностранкой, которая с точностью до отзвука, до мимики говорит на языке, хранившийся на страницах словаря перед ней. Она не просто Милгред на кухоньке с шумом от ненастроенной радиоволны, а загадочная иностранка в заграничном кафе, на веранде, перед маленьким круглым столиком, в плетеном кресле. На столике – чашечка кофе, на макушке – белая шляпка с фиолетовой лентой и бутонами цветов, почти таких же, как по всему периметру открытой веранды, где она завтракает в белом костюме. Напротив нее за столиком неизвестный ей мужчина держит двумя руками газету и все так и норовит поглядеть на нее из-за черно-белых страниц. Магическое чувство отступает быстро, стоит только закончится на странице словам, а чашке опустеть, но послевкусие томительного превращения надолго остается в ней, подбадривая Милгред, успокаивая ее. Жизнь безмятежна и в ее фантазиях легка, ведь каждый день она пьет кофе на веранде в шляпке и каждый день на нее смотрит этот неизвестный мужчина напротив, так и не решаясь с ней заговорить.