Читать книгу Кошачий царь - Макс Димур - Страница 1

Мы видим изображение почти всего африканского континента, как он выглядит с огромной высоты, наверное, из космоса. Медленно, но настойчиво камера опускается. Вот Персидский залив. Ещё ниже. Залив наплывает на нас. Берег залива. Большой город. Ниже, ниже! Очертания кораблей, портовых кранов. Порт! Огромный порт. Кипит жизнь, туда-сюда движутся человеческие фигурки, техника, очертания морских контейнеров. Ещё ниже… Окраина порта. Ещё ниже. Площадка, окружённая штабелями контейнеров. Большая, размером с футбольное поле. Стоят два больших чёрных джипа и белый микроавтобус. Яркое тропическое солнце начинает склоняться к западу. Через два часа упадут сумерки.

Сегодня всё должно было закончиться. Кто мог подумать, что именно сегодня придётся умереть…

Подготовка к операции шла почти три года. Готовились как участники сделки, так и те, кто должен был помешать её заключить.

Три года. Три долгих жарких года восточной сказки… Сволочной сказки…

А до этого были почти десять лет сложнейшей учёбы, тренировок и штудирования чужих обычаев, традиций, уклада, чужого языка..

Языка, к которому Андрей прикипел ещё в детском доме, кажется, в шестом классе. Тогда в библиотеке он приметил книжку Омар Хайяма, бог весть как оказавшуюся в сельской школе. После пятикратного поглощения Хайяма, он раздобыл ещё несколько переводных книг, а потом и ветхий учебник арабского… Его увлекла эта словесная вязь, эти странные, чарующие интонации древнего языка. Он не знал тогда, что нелепое занятие, за которое его презирали одноклассники, станет его будущим. К счастью, смеяться над ним можно было только на расстоянии. Он умел постоять за себя, и насмешники знали об этом. Пока его похотливые ровесники подбирались к согласной на всё однокласснице, он на своей койке штудировал очередной учебник, который принёс ему Иван Палыч, учитель английского. В английском Андрей тоже успевал, числился среди лучших учеников, но истинной страстью был арабский. Иван Палыч поддерживал увлечение ученика, выделяя его среди остальных и проча ему большое будущее. Именно он и сообщил куда нужно о своём подающим надежды ученике. Андрей отправился в армию, и ещё во время срочной службы был протестирован и приглашён в спецшколу.

Я помнил, как это было. Как-то после утренних занятий, когда наше отделение готовилось к обычным работам (в этот раз предстояло разбирать древний коровник в подшефном фермерском хозяйстве). В этой воинской части, удалённой от цивилизации на расстояние, казалось, целого столетия, солдатам приходилось заниматься самыми различными делами. Да это было и проще- время проходило быстрее. Тупость воинской службы усугублялась тем, что смысла этой службы не понимал никто- начиная, естественно, от солдата, заканчивая самой командованием в лампасах. Одна эпоха кончилась, вроде бы, началась новая, однако, что это была за эпоха, никто сказать не мог. Армию конечно, по привычке, продолжали финансировать, но выживать приходилось почти самостоятельно.

Ему не удалось ни с кем близко сойтись в армии, настолько далёк он оказался от остального призывного состава. Впрочем, скрывать свои способности и более глубокое вИдение мира было не впервой. Так что, меня и не любили, и не гнобили. И оставалось дослужить полгода.

В один прекрасный… нет, в один из обычных для этой местности, хмурых и мокрых дней, к воротам части подъехала чёрная Волга. Ничего необычного, но, как быстро передали по всем ушам, прибыл какой-то важный чин.

Нет, чин этот не был на вид очень важным. Наоборот, обычный дядька, в штатском костюме, при галстуке. Скорее, он появился из фильма «Матрица» или «Люди в чёрном». Командир части провёл посетителя к себе, потом предоставил ему в распоряжение красный уголок, вызвал нескольких солдат, а сам остался волноваться и пить коньяк у себя в кабинете.

Я был одним из четырёх вызванных в кабинет. Причём шёл последним. Парни уже шепнули, что это комитетчик, это вполне обычная процедура, когда некоторых, особенно отличившихся, приглашают в КГБ. Тьфу, ФСБ. Короче, в госбезопасность. Да почему бы и нет? Что мне делать после армии? Да, комнату выделили, но что это за комнатуха? Да дело даже не в этом. Я могу жить и в палатке. Делать-то что? Ближайший институт в области, чувствую, надо поступать, но опять же не уверен. В Москву ехать? Так я там и пригодился. Я и так думал, может, в милицию пойти. Понятно, гнусь, ясно, что тоже чёрт знает что, но сила. Какая- никакая, а сила. Только как подумаешь, что придётся прогибаться… Дело не в самОм прогибе, а то, перед КЕМ придётся гнуться и кому, извините, лизать…

Человек в штатском был радикально лыс. Перед ним раскинулась папка с бумагами. Наверно, моё личное дело.

Он поздоровался, потом пристально смотрел Андрею в глаза, смотрел минуты две.

Деталей разговора он не запомнил. Человек говорил о том, что существует служение Родине, есть такая профессия- Родину защищать и многое другое. Эти фразы я уже слышал много раз, когда политработник (куда же без них) монотонно проговаривал их мутным похмельным голосом на политзанятиях. Главное было сказано ближе к концу. Оказалось, что это даже не госбезопасность, а разведка! (типа, не ФБР, а ЦРУ!). Вроде, служба внешней разведки. Я им предварительно приглянулся, и мне предлагается обучение.

Это я принял вообще без вопросов. А что было думать? Провинциальная тоска с одной стороны и романтика с другой? Ясно, что выбирать…

Моё внимание привлекла кошка. Она появилась из тени одного из контейнеров и быстрым мягким шагом начала пересекать арену будущих событий. Чёрно- белая. Раздутая, как шар. Беременная, наверное, десятком котят… Кошка пробежала по площадке и скрылась где-то в штабеле деревянных поддонов. «Киска-киска, где же твоя миска?»,– возникло откуда-то в голове…

Но был там ещё и такой нюанс.

Заключался он в том, что в аккурат перед поступлением в школу, я должен был… УМЕРЕТЬ.

Нет-нет, конечно, не по-настоящему. Но официально, по бумагам, обязан был умереть. Причём, по всем правилам конспирации, приступ, скорая, реанимация, освидетельствование, даже морг и бирка на ноге! (да, так и было, зуб даю). Похороны (на них было несколько воспитателей из детдома и пара приятелей), могилка и даже скромный сосновый крест с лаконичной надписью и фотографией. Так что, до сих пор степной ветер треплет там остатки моего фото… и лежит под крестом моя старая жизнь.

Задумался я, но ненадолго. Что там было в этой старой жизни, за что надо цепляться? Да, Иван Палыч погрустит. Но, думаю, совсем непрост Иван Палыч, и всё-то он поймёт…

Так что, да. Умер так умер.

И началось…

Андрей не любил вычурных слов, не любил и пафоса. Поэтому он не разделял слезливой тоски по родным берёзкам и бескрайним просторам, которая порой проявлялась у его коллег. По большей части в состоянии подпития.

Не было и той единственной, которая много лет ждала его на родине и тихонько плакала по ночам у тёмного окна. Никого у него на родине не было. Родителей Андрей не знал, вырос в детском доме, в далёком хмуром уголке страны. А заводить долгосрочные и серьёзные отношения агентам не разрешалось уставом.

У него не было даже имени.

Да, в подготовку разведчика входила такая дисциплина, как отрицание и забывание собственного имени. Имя менялось каждую неделю, и в результате, агент учился не реагировать на его звуки. Зачем это нужно? А представьте, вы много лет работаете под другим именем, и вдруг, в неожиданный момент, вздрагиваете от звука своего настоящего имени!

Так было много раз. Самый недавний случай вообще вошёл в анналы разведшколы. Нью Йорк. Центральный парк. Агент встречается с информатором. Не просто агент, а агент чернокожий, вот уже десять лет работающий под глубочайшим прикрытием. Агент, за последний год ни слова не проговоривший и даже не подумавший по-русски. И вдруг, какая-то полоумная мамаша из нашей эмиграции вопит на весь парк «Николенька!!!». Заметьте, не просто «Коля, Колька, Николай», а именно то имя, которым нашего агента называла его бабуля сорок лет назад! И что дальше? Он вздрогнул. А информатор был не дурак. Ночью нашего агента нашли в переулке с ножом под лопаткой…

Что же есть у агента? Номер. Только номер. Последовательность цифр. Семнадцать знаков. Цифры, которые ты должен не просто знать наизусть, а уметь вспомнить и воспроизвести их в любом состоянии. Это всё, что у тебя имеется. В обычном общении, в школе, применяются последние четыре цифры. Его номер прост. Тринадцать-ноль-семь. Больше нет ничего. Только его номер, введённый в специальную программу, помогает сравнить нынешние биометрические данные с номером, и, в итоге, понять, кто он есть на самом деле. Да, настоящего агента как бы не существует вообще. Не получится пофорсить с удостоверением. Нет у нас удостоверений. Похвастаться звёздочками на погонах. Нет у нас и погонов. Как нет и званий и должностной пирамиды.

Скажете, обидно? Как же так, нельзя будет написать мемуары, или, обняв внучка длинным зимним вечером, рассказать ему об очередной специальной операции? Совершенно верно. Любые ваши мемуары могут навести на след или раскрыть один из секретов спецслужб.

Да ладно, скажете вы, какие там секреты и спецслужбы? Когда всё продаётся и покупается. Когда государственные секреты можно приобрести через интернет. Когда чертежи новейшего оружия скачиваются с торрентов и, при наличии оборудования, сразу могут быть напечатаны на 3D принтере. Какие шпионы? Какие агенты? Вон, возьмите Анну Чапман… Позорище.

Что тут можно сказать? У вас же сложилось такое мнение? Правильно. Очень хорошо. И у противника оно сложилось. Так и было нужно. И все спокойны и расслаблены. И рисуют карикатуры, и постят разного рода приколы на тему разведки. Та же Чапман. Это была сложнейшая операция. И только руководители знают, какую миссию она выполняла. А, главное, выполняет сейчас!

Так что, братцы, всё есть, и всё работает. Только никто про это книжки не напишет. Попробовать-то может. Некоторые из наших пытались писать под псевдонимами, однако вычислили их быстро.

Вот, например, задача, которую надо решать сейчас. Прямо сейчас. Дать сигнал своим. Сигнал того, что товар настоящий, сделка состоялась? Как дать сигнал, если сотовая связь заблокирована, стоят глушилки всех радиочастот, кроме одной, на которой общаются его хозяева? Головоломка?