Читать книгу Три обезьяны - Макс Фетт - Страница 1

Предисловие

Всегда любил Предисловие. Ты вроде пишешь, но тебе не надо продумывать сюжет – просто выкладываешь все, как есть, и задумываешься разве что о грамотности. Но много времени занимать не буду, перейду к сути.

Конкретно в этом сборнике за основу я взял трех Японских обезьян – Мидзару, Кикадзару и Ивадзару. Если не умничать, то это знакомое «Ничего не слышу, ничего не вижу, ничего не говорю». Три парадигмы, через которые многие не могут перешагнуть. Каждый из рассказов берет за основу одного из приматов и показывает его порок в рамках людских событий. Продумывая судьбы героев, я придерживался одной мысли, высказанной Австралийским комиком Джимом Джеффрисом: «Постарайтесь не быть говнюком. И если будете стараться каждый день, то получитесь вполне неплохим человеком». Простейшие слова, но если начать копать, то смысла в них хватит на не один десяток книг. Как по мне, у обыкновенного человека есть множество проблем, которые он не хочет или не может решить, по незнанию или нежеланию. Но если подать их с интересной историей, кою обязательно изучат, то, возможно, люди что-то смогут для себя осознать и придут к тому, о чем говорил Джим.

Также упомяну, что «Нормальный человек» – это предыстория одного из героев моего романа «Песочные часы». Кроме этого факта, никаких пересечений у произведений нет, и проблем с пониманием сюжета возникнуть не должно.

Приятного чтения.

Убийца – дворецкий

Усталый взгляд упал на циферблат, приклеенный изолентой над приборной панелью. Прошел почти час с тех пор, как прекрасная грунтовая дорога сменилась двумя протертыми до земли полосами с ухабами размером с воронки от взрывов. Кряхтя и чиркая проржавевшим днищем, старая «Нива» героически пробиралась вперед. Умей она мечтать, то обязательно представляла бы сейчас гладенькое шоссе со свежим, еще теплым асфальтом.

Сентябрьское солнце выжимало из себя последние теплые лучи прямиком в правый глаз грузного водителя. Мотор надрывался, словно пятидесятилетний старик, пытающийся показать, что он все еще ровня молодежи. То и дело под колесами всплескивали грязные лужи, пачкая через открытое окно левый рукав куртки Никиты, выпускавшего на улицу едкий сигаретный дым. В угоду упрямству и толике скупердяйства он не закрывал его, экономя лежащую рядом с мелочью полупустую пачку сигарет.

Справа, крепко держась за ручку двери, сидел Игорь, задумчиво покручивая косичку на бороде.

– Ты знаешь, ничего объективного не существует. У всех свой взгляд, – перекрикивал он шумный мотор.

– Базару нет, – чуть громче отвечал ему Миша с заднего сидения, – но все-таки есть какое-то общее понимание. Ну типа два человека со схожими характерами. Можно объективно предположить, как они себя поведут в той или иной ситуации, а вот что один там… не знаю… кошечек любит, а другой собачек – это уже индивидуальное как раз. К примеру, тот, что с кошкой, ограбит бабушку, а тот, кто с собачкой, ее защитит.

– Не скажи. Никто точно не предскажет, как они себя поведут. И уж тем более, никто не будет по животным что-то судить. На решения влияет жизненный опыт и конкретика.

– А объективно – это не про точность. Я только предполагаю, что вон тот вон человек в кожаной куртке с лысиной и цепью на шее способен кого-нибудь покалечить. А в жизни он может и визажист какой-нибудь, – Игорь пожал плечами.

– Я все-таки за точность. Вот так вот из ниоткуда брать что-то не могу. Надо готовиться, узнавать…

– И что? – перебил Миша и замялся. – Извини. Продолжай.

– Да я все сказал уже, – соврал Игорь.

– Ага. Ладно, то есть, чтобы человека как-то определить, ты сначала полгода с ним общаешься? Информацию собираешь?

– Меньше. Я в баре работаю, через меня человек по сто в день проходит. С теми, кто за стойкой, я хочешь не хочешь, но разговариваю. И от завсегдатаев точно знаю, чего ожидать. Много слов здесь не надо. А придет кто-нибудь новенький, и передо мной белый лист. Понять характер по тому, как он одет, ведет себя и остальное – это по части Шерлока, – Миша запрокинул голову и начал перебирать пальцами.

– Такое тоже имеет место быть, – вынес он вердикт. – Странно.

– Что странно?

– Понять не могу, почему мы с тобой раньше не общались? У тебя, оказывается, мозги есть.

– Здесь все достаточно просто: я разговариваю со всеми, а дружу только с теми, кто мне интересен, – Игорь развернулся к нему. – Поэтому мы с тобой видимся впервые за шесть лет, – он искренне улыбнулся и отвернулся к окну.

– Ты в курсе вообще, что мог меня обидеть?

– Думай, как хочешь.

Миша хмыкнул и, забывшись, перекинул ногу на ногу. Доныне чудом спавшая на его коленях Катя, чуть не получившая пяткой по макушке, пихнула его в живот и, сладко зевнув, поднялась.

Колеса наконец-то перекатились на более или менее ровную дорогу, позволив Никите сильнее вдавить педаль газа. Вокруг простирались голые поля с оставленными повсюду злаковыми рулонами. Вдалеке стоял одинокий трактор, придавивший линию горизонта. Впереди ждал лиственный лес, в чаще которого скрывался дом Вити, бывшего одногруппника всей компании. Будучи студентами, они часто наведывались к нему на выходные, отмечали праздники, Мишин академ, восстановление, отчисление.

Коллектив, как лед в Антарктике, каким бы крепкими ни казался, все равно рано или поздно подтает и развалится.

После университета Витя пропал, с головой погрузившись в бизнес. Он так ни разу и не встретился с друзьями, а аккурат тридцатилетию ко всеобщему удивлению по нему молотком ударила ностальгия.

Не распакованные после переезда ящики, старая квартира, тумбочки, общежитие, где он жил. Витя прочесал все места, где могли храниться его записные книжки с адресами, фамилиями, номерами и возможными будущими профессиями, которые он собирал за годы учебы (никогда ведь не знаешь, кто тебе может пригодиться). Работники, как и клиенты единственного в округе отделения почты, дружно возненавидели тот день, когда мать Вити решила переспать с его отцом, зачав молодого человека, который стоял у стойки. Во-первых, из-за огромной стопки писем с приглашениями, во-вторых, из-за его скрупулезной проверки каждого из них перед непосредственной отправкой.

Споры, ехать или не ехать, велись долго. Миша, к примеру, оправдывался детьми. Игорь – работой, а Никита спокойно слал ситуацию и самого Витю словами, от которых буквально вяли растения.

Екатерина же прослыла человеком терпеливым. Ещё в университете она часами выжидала профессоров у кабинетов до десяти вечера, руша их надежды по-тихому выбраться из здания, не попавшись должникам. Вдобавок она в совершенстве овладела навыком убеждения и упорно капала на компанию ядом желания, прожигая покрывающие их доспехи под названием «Отвалите, у меня дела!»

Проспорив примерно с неделю, они благополучно пропустили день рождения. Все спокойно выдохнули, однако Катя уже договорилась с тетей Людой оставить у той детей, а это значило, что ни одна катастрофа мира не могла нарушить ее планы.

Миша сидел в кресле в трусах и с только что сделанным бутербродом (вареная колбаса, двойной сыр, лист капусты и свежий, хрустящий белый хлеб из пекарни у дома), наблюдая, как жена мечется от ящика к ящику, собирая вещи. С прискорбным вздохом отняв ото рта произведение кулинарного искусства, он позвонил Никите по быстрому набору на домашнем телефоне. Тот, держа губами изоленту и вкручивая трубку, прижал к уху раскладушку с треснутым экраном и услышал: «Отбой отдыху. Катя завелась». Никита злобно выругался, выплюнул изоленту, нехотя извинился перед пожилой хозяйкой квартиры, а затем спросил: «А нам обязательно дружить?» На что получил ответ: «Как хочешь, но на Новый год тебе потом ей в глаза смотреть за столом». Второго матерного слова хозяйка не выдержала и набрала номер ЖЭКа для жалобы.

Из динамиков на гитаре бренчал Боб Дилан с альбомом «Blonde on Blonde», не давая Никите сойти с ума в дороге. Благодаря музыке создавалась впечатление съемки в кино. Солнцезащитный козырек на лобовом стекле и приборная панель выглядели, как черные полосы, отрезающие треть экрана для засыпающих по ту сторону зрителей в кинотеатре. Миша, думая об этом, старался не глядеть в импровизированную камеру на капоте, но все время проигрывал и кривил рожи. Катя украдкой подглядывала за ним, надеясь про себя, чтобы хотя бы их дети выросли нормальными.

– Если там все, как пять лет назад, ночуем все вместе, – перевела она тему.

– Призраков боишься? – вполне серьезно спросил Игорь.

– Бомжей! Не помнишь? У него задняя часть дома вся развалилась. Я после защиты на первом этаже одна ночевала, а проснулась от того, что меня мужик бородатый лапает.

Из Миши сам по себе вылетел едкий смешок. А у Кати – кулак сам по себе ударил его по коленке.

– К слову, Кеша был воспитанным человеком и весь вечер извинялся перед тобой, – подметил Игорь.

– Конечно! – воскликнула она. – Вы пока самогон с ним квасили чуть ли не сватали меня ему.

– Не привирай, – уверенно вклинился Никита. – Мы бы ни за что так не подставили Кешу, – от подзатыльника на секунду закружилась голова, и машину начало заносить.

– Как он, кстати, не в курсе? – спросил Миша. – Мне последнее письмо два года назад пришло.

– Не знаю, – громко ответил Игорь, в преддверии опушки леса высунув голову в окно. – Мне тогда же пришло. Писал, что закодировался.

– Врал, – подхватил Никита. – У него почерк почти врачебный был.

– Так он ведь медицинский закончил, – встал на его защиту Миша.

– Было такое, – подтвердил Игорь, наслаждаясь тем, как развеваются на ветру его волосы и косичка на бороде. Никита что-то недовольно пробурчал, но спорить не стал.

– Ваше трио очень смешное, – прервала диалог Катя, – но завязывайте, пожалуйста. Вы последний раз ручку на парах держали, какие вам письма?

Никита с укором посмотрел на нее через зеркало заднего вида, Миша покосился слева, а Игорь обернулся, оказавшись по ту сторону заднего стекла, и засверлил ее монотонным взглядом. Одновременно все трое достали вскрытые конверты. Катин взгляд выражал все – от удивления, до желания выпить.

– Вы на полном серьезе переписывались с бомжом?

– Не нужно быть такой предвзятой, – бережно сложив конверт и убрав в задний карман, ответил Миша. – Бомж не человек что ли? – Компания въехала в лес, и солнце, скрывшись за деревьями, перестало светить Никите в глаз. Запахло хвоей и сыростью.

– Я не про то, – оправдывалась Катя. – Отправить письмо – это такая морока: и марку прилепи, и точный адрес напиши с индексом. И какой у него адрес, кстати? Планета Земля? А потом говорят, что почта плохо работает.

– Мы на Витин адрес писали, – ответил Игорь. – Он там обитал в последний раз.

– Обалдеть… И долго вы общались так? Наверное, интересно было читать про свежие кучи мусора, которые он нашел.

– Прекращай, – грубо рявкнул Никита. Катя сузила веки, но не ответила. – Три года, – она в изумлении стекла по сидению, сопоставив сказанное с характером мужа.

– Миша, когда чужого ребенка домой с улицы притащил, ленился идти меняться, пока я его не заставила, – она растерянно уставилась на коробку передач, а следом на супруга. – Как тебе нервов хватило?

– Ради хорошего человека можно и постараться, – нарицательно ответил Миша.

– Твой сын, хочешь сказать, плохой человек? – Игорь громко прочистил горло, чем привлек внимание Кати. Она зыркнула на него через зеркало заднего вида и потянулась к бутылке воды, валявшейся в ногах. Игорь, заметив это, сильнее сжал дверцу. – Так что? – успевший расслабиться Миша нервно застучал пальцами по коленке.

– Нет! Нет, конечно, даже не обсуждается. Не-е-ет. Лучший из всех, кого я знал, – не моргая, Катя открутила крышку бутылки.

– Весь в отца, – взял слово Никита.

– Точно, – глотнув воды, продолжила Катя. – Жаль, он в Англии остался, – в салоне повисла тишина. Сначала засмеялся Игорь, чуть не вывалившись наружу, следом заразились Катя с Никитой. И только у Миши был иммунитет. – Не дуйся, шучу я.

– Все хорошо, – говорил он с интонацией прямо обратной смыслу слов.

Природа с недоверием приняла компанию в хаос своих владений. Голые стволы стремились к небу, подняв кроны, точно испуганные дамы – пышные платья. Сорвавшиеся с них украшения в виде пожелтевших листьев мягко накрывали легионы зеленых ростков. Оккупировав всю территорию, от валунов до торчащих из земли трухлявых бревен, они нацелились на вершины тех самых дам, прорастая на их покрытых корой стволах. В них таилось еще немыслимое количество энергии, но тем не менее они постепенно вяли. И вскоре надвигающийся холод без труда подавит их восстание. Минуют месяцы, и из промерзшей земли появятся новые сочно-зеленые полчища. И точно так же, как их бесчисленные предки, начнут заблаговременно проигранную войну.

По рассказам Вити, начиная с его пра-пра-пра-пра-прабабушки и соответственно столько же «пра» дедушки, их семейство полюбило уединение. Поначалу они жили в небольшой деревне, где новые лица появлялись только по вине уже знакомых, и каждый божий день к ним приходили гости. Выгонять их было некрасиво, а вдобавок – могло привести к немилости старосты. Последней каплей для тогдашнего главы семейства стал улыбчивый сосед собиравшийся попросить молока, но в итоге проживший у них целых два дня. Старик поднялся со стула, гордо выставив грудь вперед, и молча ушел.

Неделю за неделей он не переступал порога родного жилища. Жена его плакала и плакала, а вся деревня ходила и ходила к ней домой, дабы утешить, но из-за скромности она не могла сказать, что они ее бесят и делают только хуже.

С лучами солнца первого дня зимы старик вернулся, весь в ссадинах, мозолях, а среди густой каштановой бороды проявились белые волоски. Он посадил заулыбавшегося сынишку на шею, закинул жену на плечо и, растолкав народ, ушел в лес. Долгие часы он пробирался сквозь чащу, пока не вернулся к построенной им же избушке. Семья c благодарностью приняла новый дом. За несколько ночей тихонько перетащив все вещи и перегнав скот, они счастливо зажили в уединении.

Поколения сменяли друг друга. Маленькая избушка разрослась до внушительной усадьбы. Столы не успевали протирать от пролитого вина, в комнатах оставляли мятые постели, потому как многочисленные значимые лица заселялись аккурат съезжавшим гостям. На сад во дворе тоже не хватало времени, и тот разрастался, уподобляясь диким родственникам за забором. Да и дом мало-помалу ветшал, каждый год, месяц, а за тем и неделю, добавляя себе новые проблемы то в деревянных стенах, то в крыше, то в окнах. Каждый уважающий себя владелец подобного имения высек бы холопов плетью за столь наплевательское отношение к хозяйскому дому, но ни тех, ни других тут не было. По документам на месте усадьбы рос лес, а предков Вити вообще не существовало, поэтому и душ в подчинении они иметь не могли.

Все гости получали приглашение инкогнито (хотя со временем, когда по окрестностям прошел слух, счастливчика можно было вычислить по конверту из дубовой коры и громкому радостному восклицанию). Пра-пра-прадед Вити обладал особым умением вычислять самых значимых людей своего поколения и всячески зазывал их насладиться спокойствием и обществом себе подобных, самолично собирая конверты из коры растущего в саду дуба (ему так же хватало ума не обделять вниманием людей из руководства страны, дабы его секретный рай оставался таковым и далее). Поговаривали, что сам Пушкин не раз посещал усадьбу и даже был втянут в одну из своих многочисленных дуэлей, выйдя из нее пьяным в стельку (так как пистолетов не нашлось, дуэлянтам было решено выдать менее быстрое, но не менее опасное оружие – три бочки белого полусухого).

Со смертью пра-пра-прадеда усадьба постепенно стала забываться. Приглашения никто не рассылал, потому как потомки переехали в город, а постройка без ухода начала разваливаться все сильнее. Ближе к концу двадцатого века после смерти родителей вся кладезь усадебных историй досталась по наследству Вите, который первым делом отметил там закрытую сессию.

Дорога уперлась в металлический красный забор, растянувшийся на добрую сотню метров, надежно отделяя клочок цивилизации от чащи леса. Высунувшийся из окна больше чем по пояс Игорь залез обратно в машину и дождался, пока она полностью остановится. Миша вытянулся вперед, глядя через лобовое стекло.

– Неплохо он закрылся.

– Угу, – исподлобья глядя на забор, согласился Никита.

Несколько минут прошли в созерцании и молчании, пока Катя не развела руками.

– Ждем, пока он нас за забором не почует? – она толкнула мужа. – Иди, позови его.

– Как Деда Мороза что ли? Мне ребятни в картонных костюмах не хватает, – улыбнулся Миша, но, не увидев ничего, кроме угрюмой мины жены, указал на впереди сидящих. – Этих толкай. Я тут не вылезу, – Игорь молча вышел из машины.

– Бери пример.

– Меня за косичку побьют.

Оказавшись у забора, Игорь чуть усталым и спокойным взглядом оглядел его на наличие какой-то точки связи с обитателями внутри. Приметив небольшую черную коробочку, он подступил ближе.

– Да-да? – из хрипящего динамика раздался утонченный голос.

– Здравствуйте. Нам бы Виктора Панова, – не отжимая кнопки, ответил Игорь.

– Панов… Господин панов занят. По какому вопросу вы прибыли?

– Мы его друзья. Он звал нас на день рождения…

– Не прими… те за грубость, но день рождения господина Панова прошел месяц назад, а являться без приглашения —тон дурной.

– Мы понимаем, но…

– Я уведомлю о вас. Будьте добры, ожидайте, – на этом связь прервалась. Потирая кончик носа косичкой на бороде, Игорь вернулся к открытому окну машины.

– Как? – спросила Катя.

– Ждем.

Несколько минут их жизни пронеслись в бессмысленном молчании и вязании шарфа, пока ворота, пошатнувшись, не начали раскрываться. Никита убрал спицы и шерсть в бардачок, завел мотор и заехал внутрь. Двор покрывал идеально подстриженный газон с двумя пересохшими фонтанчиками, декоративными домиками и железной дорогой с поездом из бревен. Сразу за углом скрывалась старая собачья будка с пустой миской, измазанной давно засохшим паштетом или чем-то похожим. Миша, проезжая мимо, вытянул шею и заглянул внутрь, но увидев свисающую оторванную цепь, несколько помрачнел.

Посреди самодельного рая возвышался черный дом из прогнившей древесины, но с новенькой покатой крышей. Выбитые окна третьего этажа смотрели на гостей, как человек, уже много-много лет мечтающий только о еде.

– Миша, – процедил вдруг Никита, – выруби Короля и Шута! – он выдернул из магнитолы чужой провод. – Моя машина – моя музыка.

– Твой Боб всю дорогу бренчит. Дай хоть последние метры что-нибудь нормальное послушать!

– В наушниках послушаешь.

– Я их забыл… – виновато признался Миша. – А Катя не напомнила, между прочим.

– Я детей к бабушке собирала, а ты что делал? Не напомнишь?

– А мне нужно было статьи дописать. Вот так. Чтобы от меня отстали на два дня. А ты могла бы и наушники закинуть. Себе-то вон!.. какой чемодан набрала.

– Твоих вещей в нем вдвое больше.

– Это да, – повержено, но гордо признал Миша. Машина остановилась. – Вынужден согласиться: у меня быстро кончились аргументы, и я использовал стереотипы о женщинах. Кто ж знал, что ты более рассудительна?

– За семь лет еще не привык?

– Ой, – он отмахнулся, сложил переднее пассажирское сидение и открыл дверь. – Все равно пятьдесят на пятьдесят, – пригнувшись, он выбрался наружу.

Прихватив сумку, Катя полезла за ним. Трое пассажиров выстроились у капота машины: Игорь сварганил самокрутку из табака и бумаги, кои достал из нагрудного кармана куртки, и закурил, а женатая пара начала спорить насчет фасада старой постройки. Пока муж настырно считал кольца на обрубке одного из бревен, жена твердила, что возраст дома так определить не получится. Боб Дилан тем временем непринужденно доиграл финальный аккорд песни «Forever Young». Никита достучал ему в такт пальцами по рулю, заглушил двигатель и вышел на воздух.

От нажатия кнопки сигнализации вдруг начали открываться створчатые двери дома, что немало удивило вздрогнувшего Мишу. Катя с Игорем синхронно закатили глаза. На крыльце появился Витя в компании хохочущего человека в белой рубашке. Они оказались у машины, очень сильно смахивающей на удачно потраченный тендер на облагораживание района какой-нибудь области.

– Шутки шутками, – вытирая лицо, начал незнакомец, – но в скором времени проект надо бы сдать.

– Это да, – затягивая пояса на домашнем халате, ответил Витя. – Три дня, потом раздаем ключи.

– Ты так две недели назад говорил, – вышедший с ними третий мужчина в голубой бабочке открыл дверь машины.

– Полностью моя оплошность, которую я же и исправил. Новые контакты скинул на почту. Оформи.

– Много?

– Двадцать три человека плюс собака.

– Собаке отельную квартиру выделить? – ухмыляясь, Витя достал из кармана зазвонивший телефон. Обернувшись, он заметил четверых глядящих на него старых друзей. Катя помахала ему. – Здрасте, – протянул он, хмурясь. – Ещё раз, не расслышал. И где он сейчас? Блеск! Ладно, но за доставку платить не буду! Отлично, – выслушав ещё пару слов, он убрал телефон и обратился к незнакомцу: – Подбрось этого до опушки.

– Это бар какой-то? – приподняв бровь, спросил он.

– Разумеется. Периодически беседую там с волками за жизнь, пью березовый сок и ем крольчатину, – они переглянулись, как могут переглядываться только серьезные люди в темной комнате с единственной горящей лампочкой.

– Идея. Запиши, – незнакомец застучал клавишами на телефоне. – Опушка – это край леса. Курьер должен мне посылку подвезти, но он, видите ли, в лес боится заезжать.

– Белочек-вышибал остерегается? – усмехнулся незнакомец.

– Кстати зря смеешься. Я по зоологическому каналу видел, как они орехи разгрызают. Представь, как человека могут покромсать? – он снова задумался. – Запиши.

– Уже.

– Короче… не моего ума дело, что с ним. Подбросишь?

– Без проблем. Прыгай, но назад сам пойдешь.

Мужчина в бабочке спокойно сел в машину на заднее сидение.

Витя почесал волосатую ногу, махнул незнакомцу и пошел к ожидавшей его компании. После их разговора даже у Кати проскользнула мысль: «И зачем я приехала?» Но быстро пропала – как только она увидела лучезарную улыбку.

– У меня слов нет, – начал Витя, попытавшись обнять всех сразу, однако из-за его коротких рук Никита остался не у дел.

– Ты их только что сказал, – съязвил Миша.

– С днем рождения! – Катя радостно поцеловала его в щеку.

– Вы часы не перевели что ли? У меня он как бы в августе был.

– Времени не было, – сухо ответил Никита, озираясь. К Витиной улыбке добавилось смущение, вынудившее его отступить на полшага назад.

– Ладно… – он сунул руки в карманы халата. – Благо, у меня оно есть. Не то чтобы много, но день и ночь для вас выделить могу, – машина сзади просигналила. Незнакомец помахал и скрылся за закрывающимися воротами.

– А это кто был? – спросила Катя, догнав шлепающего тапками Витю. Тот записывал что-то в телефон. Игорь, идя по правую руку, краем глаза заметил запись «4?», перед тем как Витя нажал «Отправить».

– Бизнес-партнер, – отвечал он. – Проект с ним один делаем.

– Какой?

– Если скажу, то ничего не получится. Факты фактами, но суеверия никто не отменял.

– Их никто и не принимал, – недобро буркнул Никита, волочась сзади. Впрочем, выгодная позиция не помогла ему увернуться от удара Кати.

– Хватит, блин! Мы в гостях.

– Ещё раз меня тронешь, сломаю что-нибудь твоему мужу, – она недовольно фыркнула.

– Во-первых, это не честно, – попытался защититься Миша. – Во-вторых, мы все – друзья и бить никого не надо. Особенно меня, – Никита ударил его по пятке, от чего Миша чуть не споткнулся об собственную ногу.

– Особенно ее, – поправил он, выражением лица давая понять, что другого ответа быть не может.

– Я думал, мы умные люди и прописные истины не обсуждаем. Само собой, особенно ее бить не надо, но следующий в очереди на особенность – я.

– Как же я скучал… – с придыханием отметил Витя и, посмеиваясь, посмотрел на Игоря. Тот прогладил косичку и улыбнулся, как и любому забулдыге, который по пьяни считает его другом.

Первым же шагом Никита проломил под собой половицу, угодив по щиколотку под пол.

– Аккуратней! Я ремонтировать тут все начал, но до пола руки так пока и не дошли.

Миша ткнул пальцем в облезлые перила на лестнице. Те вдруг треснули и обвисли.

– И до лестницы походу тоже, – отдернув ладонь, настороженно ответил он. – Извиняюсь.

– Не переживай. Их на следующей неделе все равно отломали бы.

– Да? – пронзительный блеск в глазах мужа Катя научилась улавливать за доли секунды. Обычно он значил, что сейчас всем в радиусе десяти метров станет стыдно. – А можно мне… – жена незаметно вжалась ногтями ему в кожу и заулыбалась. – Ой!… Ёп… – он надулся. – Пошутить уже нельзя, блин.

– Сплошные запреты, – без интереса подметил Витя, зевая и почесывая грязные волосы. – У меня обед как раз на подходе. Сейчас Иннокентий вернется и накроет все.

– Иннокентий? – в голос спросила мужчины. Катя обреченно вздохнула, щелкнув ногтями.

– Ага. Я же отсюда уезжал надолго. Вернулся, а он в моей кровати спит. Мы поговорили, я предложил ему работу дворецкого, и вот… – он почесал нос. – Короче говоря, как приедет, сам все расскажет. У меня дела ещё остались. Наверху можете вещи скинуть. Помните где, надеюсь.

Затянув пояс, он с трудом отодвинул покосившуюся двухметровую картину с изображением горы фруктов и лежащей на вершине картофелиной и вышел через скрывающийся за ней дверной проем.

Под ногами пугающе скрипели доски. Казалось, любая следующая сейчас же проломится, обрекая на долгое падение в подвал. И кто знает, что там могло скрываться? Захороненные предки Вити, не ушедшие гости, бочки вина. От последней мысли Миша в предвкушении закачал головой. Катя держалась за него, медленно поднимаясь на носочках. Стоило ей отвлечься, как она поскользнулась на чем-то склизком и в попытке удержаться раскрытой пятерней уткнулась в стену. Между пальцев отчетливо ощущалось что-то мягкое и мокрое, осыпающееся при малейшем движении. Катя отвернулась. Ее кожа покрылась мурашками, а тело еле заметно задрожало. Она очень аккуратно отнимала руку, но внезапное движение неведомой субстанции заставило ее брезгливо пискнуть. Миша хихикнул про себя и принялся ее успокаивать.

Игорь старался придерживаться края ступеней и, чуть отстав, рассматривал полинявшие светильники с давно растаявшими свечами.

Никита плелся сзади, без толики сомнения ступал в самый центр и приглядывал за ногами Кати, готовый в любой момент ее подхватить.

С выдохом облегчения она первая прыгнула на второй этаж и, мигом окаменев, подтянула к себе мужа, выставив того вперед.

В конце коридора стояло несколько прожекторов, тускло освещая перевернутые ведра с белыми отпечатками подошв на дне и банки c навечно застрявшими в них кисточками. Прогнившие деревянные стены неравномерно покрыли штукатуркой, которая пошла трещинами. Пол был усеян белыми кляксами, а потолок напоминал замершее море в секунду, когда тысячи градинок упали в него с неба, подняв бесчисленные всплески на пару сантиметров вверх. И все это в перевернутом состоянии.

По сторонам катались комки содранных обоев. Никита вышел вперед, раскидывая их и расчищая тропинку.

Создавалось впечатление, что людей здесь держали насильно. Похищали по городу офисных работников и привозили сюда, приковывая цепями, а те нехотя подчинялись, совершенно не понимая, даже как правильно держать валик. Они плакали и молили о свободе, но их хлестали плетьми, приказывая работать. Но однажды появился менеджер среднего звена, который восстал против узурпаторов и повел офисных крыс к свободе. По крайне мере, так успокаивала себя Катя, глядя через плечо мужа на размазанные отпечатки ног, оставленные явно на бегу, и грязные одноразовые миски.

– Извини, что ударила внизу, – начала Катя, – но сегодня спим все вместе. Нафиг этот дом.

– Она так же говорит, когда у нас друзья детей ночуют, – шепотом добавил Миша.

– Как я, по-твоему, должен на это реагировать? – не глядя, ответил ему Никита.

– Шутка это. Смеяться надо.

– Будь это шуткой, ты бы не пытался поднять на смех свою жену, – Миша вдавил голову в плечи.

– Так я не ее, я детей…

– Большая разница, – буркнул Никита. Миша подтянулся к уху жены.

– Давай отдельно поспим?

В конце коридора компанию встретило заклеенное пластиковым пакетом окно и покрытый пылью подоконник. Справа открытая дверь. Из-за нее веяло смердящим запахом поношенной обуви напополам с гнилью. Никита закрыл нос рукавом и захлопнул дверь.

Комнату напротив отделяла прибитая к верхнему косяку занавеска из марли. Игорь по не забытой с былых времен привычке вошел первым, обогнул тумбочку на входе, перешагнул трухлявую лавочку, упал в облезлое кресло и рычагом выдвинул подставку под ноги. Двуспальную кровать, покрытую пылью и горой опилок (осыпавшихся во время ремонта крыши), заняла замужняя пара. Одним движением ноги Никита вытянул из-за шкафа матрас, шлепнул им об ковер, подложил под голову снятую куртку и завалился спать под общий кашель от поднявшейся пыли. Проржавевшие пружины свое отжили, от чего Никита провалился, как если бы лег на пустую коробку. Впрочем, это шло даже в плюс, так как ткань с остатками поролона внутри идеально повторяли контуры его сколиоза.

Через сонную пелену прорезались три тихих, но настойчивых стука по дереву. Веки Никиты расклеились. Перед ним стоял человек. Сосредоточенный прищур помог разглядеть в нем Кешу.

– Кеш, иди отсюда. Я предупреждал, со мной нельзя спать, – заспанным голосом пробубнил Никита и отвернулся.

– Тут милостивый… нет, то есть… Сэр! Я хотел сказать, что друзья… ваши внизу. Я обед приготовил – пальцы откусите, ей Богу! – Никита приподнял брови.

– Ты всегда так разговаривал?

– Раньше я хрипел и кровью, бывало, отхаркивал, – он задумался, оттягивая синюю бабочку на шее. – А может, и не хрипел… Но точно харкал, – Никита сел на матрас, хрустнул позвонками и отлепил приставшую пыль.

– Ты меня помнишь?

Тем летом солнце светило как никогда ярко. Молодая Катя бежала со сломанной, как после удара, палкой. Золотые лучи протискивались сквозь кроны деревьев, освещая надорванную лямку ее легкого платья, длинные каштановые волосы и напуганный взгляд. Чаща редела. Дикие кусты то и дело перекрывали дорогу, нависшая паутина липла к лицу, а от хруста валяющихся под ногами веток разлетались птицы. Если бы Катя остановилась и прислушалась, то наверняка услышала бы тяжелые шаги в нескольких метрах от нее. Их обладатель держал дистанцию, периодически огибая жертву то слева, то справа, дабы не попадаться ей на глаза.

Жара и долгая погоня выматывали. Катя неосознанно замедлялась. Напряжение в теле понемногу спадало, экономя силы для бегущих ног, но долго это продолжаться не могло. Завидев вдалеке полянку, Катя из последних сил ринулась к ней и, миновав пару метров, упала на колени. Она никак не могла надышаться, пот стекал по лицу прямо в зеленую траву под ней. Руки не выдержали и последним слабым толчком перевалили тело на спину.

Ее расфокусированный взгляд мог отчетливо показать лишь сплошное голубое небо да золотой шар, что заставлял ее жмуриться. Она тяжело дышала, чувствуя, как нагревается кожа, а ее дыханием можно было растапливать бани. Вдруг над ней нависла спасительная тень. Девушка открыла глаза и увидела молодого парня, тоже вспотевшего, тяжело дышащего, но все ещё твердо держащегося на ногах. Катя еле подняла палку, но преследователь ее отбил.

– Совсем дебильная? – на выдохе спросил он.

– Иди… иди… в жопу, Никит, – в ее слова пробирались смешки.

– В жопу? – он криво улыбнулся и упал на колени, оказавшись прямо над ней. – Я тебе сейчас уши-то оборву за такое!

– Врешь, не возьмешь, пес плешивый! – она замахала руками, но Никита с легкостью схватил их за запястья, прижав к траве, и как бы случайно скользнул по ним в стороны. Лица парочки оказались на расстоянии вытянутых языков.

– А дальше?.. – замурлыкала Катя. Никита коснулся кончика ее носа своим. Она поморщилась. – Эскимосские поцелуйчики при себе держи.

– Не могу. Они сильнее меня, – он повторил. Катя засмеялась. Осмелев, Никита потянулся к ее губам, но в миг прикосновения те оказались сжатыми гармошкой.

Он нахмурился. Катя отрицательно покачала головой. Выражение лица Никиты с брутального будто по щелчку сменилось жалобным, сродни щенячьему. Катя умилилась и распахнула изумрудные глаза, дав ему проблеск надежды, но потом отрицательно промычала, прося слезть с нее. Никита повиновался. Перевалился, упав рядом с ней на траву. Девушка легла ему на грудь, закрывшись рукой от солнца.

– Никит?

– М… – томно отвечал он.

– Никит, мы говорили уже об этом. Не нужны мне сейчас отношения.

– Да… я помню. Просто… Я не пойму, чем я тебя не устраиваю?

– Только не начинай, пожалуйста. А то я тебе сейчас опять палкой засандалю, – он ухмыльнулся.

– А первый раз зачем ударила?

– А зачем мне лямку надо было рвать?

– А зачем надо было убегать от меня?

– А зачем надо было обнимать меня бежать?

– А затем… – он знал, что хотел ответить, но промолчал, боясь отпугнуть.

– То-то же! – Катя приподнялась и потянулась. Через тонкое летнее платье просвечивала упругая грудь с оттопыренными сосками. Катя была одной из тех молодых девушек, что не признавала оков, в каком бы виде их ни подавало общество. Никита косился на нее, но осекся, когда она обернулась. – Пойдем. Мальчики, наверное, уже забеспокоились.

– Иди, – вяло ответил Никита. – Я полежу.

– Я одна что ли должна идти через лес? – изумилась Катя.

– Можешь бежать. У тебя это неплохо получается.

– Никит…

– Пошутил. Иди направо, там по дороге дойдешь к дому. Я в норме, – он натянул улыбку и максимально постарался придать ей искренности.

– Уверен?

– Я сейчас тебе вторую лямку порву, – она вытянулась и засмеялась вместе с ним.

– Я тебе потом кое-что другое порву, – он легонько толкнул ее в бок.

– Иди. Мешаешь. Хочу один полежать, – Катя хмыкнула и, перевалившись сначала на колени, попыталась встать, но не смогла. Никита вздохнул и приподнял ее за талию.

– Не залеживайся, – он вяло махнул, вынуждая себя не смотреть на нее. Катя грозно постояла над ним какое-то время.

Как только она развернулась, Никита сдался и смотрел, пока Катя не скрылась из виду. Он закрыл глаза ладонями и с тяжелым придыханием сказал:

– Сука, – то ли про нее, то ли про себя, то ли про ситуацию, то ли про весь мир, почему-то из четырех миллиардов людей выбравший именно его, чтобы поглумиться.

Сон или вернее нечто наподобие комы овладело им. Парень лежал без единой мысли. Ветер обдувал его тело, напевали птицы, шелестела трава. Закрывающие лицо руки затекли. Он их не чувствовал, как и муравьев, что начали заползать в самые неприятные места.

В себя он пришел от собачьего воя. День сменился поздним вечером. От ветра коченели ноги. Никита продолжал лежать, видя над собой звезды и учась заново управлять конечностями. Тем временем вой становился громче. Настолько, что лежащий на траве парень, способный на спор приподнять за бампер «Копейку», занервничал.

Руки покалывало, но начали подчиняться командам. Никита встал и ускоренным шагом направился к дороге, о которой сказал Кате. В темноте не получалось разобрать, как далеко находились собаки, но по звуку их явно было достаточно много и, прикинув среднюю скорость разъяренной четвероногой толпы, Никита осознал, что времени до встречи оставалось мало.

Как оказалось – слишком мало. Вдалеке проявились очертания стаи прямо между заплутавшим парнем и спасительной дорогой. Разномастные собаки рычали и лаяли, кружа около двух самцов. Те грызлись за лидерство и единственную самку, медленно перемещаясь ближе к Никите, который со страху спрятался за дерево.

Выхода не было, оставалось пробираться наискосок через лес. Возрастал шанс врезаться во что-нибудь в темноте, но перспектива быть разорванным в клочья нравилась куда меньше.

Пол-оборота у ствола дуба хватило, чтобы в плане появилась внезапная трудность. У ног сидела маленькая болонка, из-за отросшей до земли шерсти больше смахивающая на покрытый илом камень с прилипшими репьями и листьями с комками грязи.

Собачка смотрела двумя черными пуговками на настороженное двуногое.

«Одно движение и она запищит, – думал Никита. – Тогда ва-банк». Он пнул собачку по мордасам и рванул что было мочи через лес. Болонка пискнула, перевернулась и со злостью затявкала. Тихо, но этого хватило, чтобы кто-то из бушующей стаи замолчал, а за ним и остальные.

Первую секунду Никита думал, что оторвался – улыбался и посмеивался. На пятой секунде начал сомневаться, услышав общий лай, – и максимально сократил шаг. На двадцатой споткнулся о торчащий из земли корень – пролетел немного вперед, но встал и побежал снова. На двадцать пятой заболело колено – хромота сильно замедляла. На минуте он выскочил на дорогу, но собаки оказались совсем близко.

Дворняга с подрезанным ухом и шрамами от когтей на морде прыгнула, раскрыв слюнявую пасть с острыми клыками на мясистую голень двуногого, как вдруг с глухим звоном получила совковой лопатой по башке и отлетела к обочине.

Никита обернулся и увидел человека в выцветшей куртке по колено и грязном шарфе, свисающем до блестящих берц, держащего лопату на перевес. Стая закружилась вокруг него, лая и рыча, но Кеша твердо стоял на своих двоих. Облезлая хаски с криво сросшейся передней лапой оббежала человека со спины и набросилась. Черенок скользнул в ладони не обернувшегося Кеши и вмазал нападающему в челюсть. Вторым огрызнулся чудом не съеденный остальными чихуахуа. Рявкая, он вцепился меленькими бритвами в ногу бездомного. Тот подкинул собаку, как футбольный мяч, поймал лопатой и запулил подобно катапульте. Не прерываясь, с разворота заехал совком по физиономии бегущему справа бульдогу с остатками краски на спине. Последним из не умчавшихся в страхе остался немецкий дог, здоровенная детина ростом с пятнадцатилетнего юношу. Он раздвинул передние лапы и склонил голову, грузно дыша и не сводя настроенных на убийство глаз с обладателя лопаты. Из-за глубоких вдохов выпирающие ребра, казалось, должны были порвать кожу изнутри. Лишай охватил серую шерсть на боку, а на шее болтался ржавый ошейник с шипами. Кеша уверенно и аккуратно полез в карман. Остатки мышц на теле пса напряглись. Он слегка подрагивал. Сил в нем оставалось немного, но безумная ярость подпитывала, удерживая на лапах. В руке двуногого, как из воздуха, появился надкусанный ломтик ветчины. Он бросил лакомство. Кружочек свинины шлепнулся на морду дога и скатился на землю.

Кеша приготовился. От первого молниеносного прыжка он увернулся чудом. Моргни он, и битва была бы уже проиграна. На рукаве куртки остались три пореза, освободившие потемневшую вату. Кеша сплюнул, отступил назад, достал из кармана хрустальный бокал, обмотанный носовым платком, разбил его за спиной и опустился как можно ниже к земле. Отбежавший дог набирал скорость. Готовый к прыжку, он выкинул вперед задние лапы, но человек, поймав нужный момент, резко подался вперед и рывком подсек пса, отстранившись в сторону. Тот пролетел пару метров и столько же проехался брюхом по камням и осколкам стекла. За ним остались полосы крови.

Зверь заскулил, будто моля о пощаде, но в то же время его глаза наливались яростью. Кеша возвысился над поверженным противником, тяжело охнул и, размахнувшись, вырубил собаку.

Никита, наблюдающий за всем с ветки дерева, спрыгнул методом: «Аааа!» К упавшему парню подошел Кеша и помог подняться. Слова отказывались собираться в предложения, поэтому Никита был похож на попугая, невпопад выкрикивающего набор из сказуемых, прилагательных и существительных.

– Сё-сё, – успокаивал Кеша. – Почапали к дому, – он закинул лопату на плечо и повел Никиту по дороге под светом звезд.

К их прибытию все в доме уже спали. Кеша вышел на крыльцо с пластиковой бутылкой, где плескался ром, и, похлопав Никиту по макушке, сел на ступеньку ниже. Он сделал глоток из горла и передал пойло.

– Триста рублей за пять литров – все же перебор, – корчась и кашляя после глотка, подытожил Никита. Кеша забрал бутылку, осушил ее наполовину и только шмыгнул носом, точно закусив.

– Пятьсот рублей или десять тысяч, – в житейской манере отвечал Кеша, – в чем разница? Во вкусе? Морщимся от него, а к третьему глотку уже не замечаем. Брехня сивая эти цены. Вся затея-то в опьянении! Деяниях без веских поводов. Освобождении от придуманных собой же оков, которые кажутся из титана, а на деле бумажные.

– Предлагаешь мне стать алкоголиком?

– Ни в коем разе, – Кеша запрокинул голову и посмотрел на Никиту снизу вверх. – Предлагаю переставать набивать себе цену перед бездомным и пить, что дают.

Его улыбка казалась настоящей. Без подхалимства, наигранности и другой мишуры. Как если бы у улыбок существовал один общий шаблон, от которого пошли ее разновидности, и по иронии достался он бомжу.

Никита сморкнулся, попав зеленой кляксой на кроссовок, и понуро вздохнул, вспомнив, что купил их только вчера. Кеша оттянул шарф, протер обувь, обтер его об траву и накрутил на шею.

– Что с лицом? – спокойно спросил он.

– Ты мне только что ногу своим шарфом вытер.

– Верь на слово, это не самое ужасное, что он вытирал, – Кеша почесал за ухом. – И не о том балакаешь, – он спустился вниз, лег на траву и предложил алкоголь Никите. Тот, морщась, отказался. Тогда Кеша допил остатки, дунул в бутылку, закрыл ее крышкой и подложил под голову.

– Откуда в округе столько собак? – предвкушая вопрос, Никита специально сменил тему.

– От людей, откуда ещё? Кой не одуванчики расти там, куда ветер додует. Берут их на год, а потом выбрасывают. Видал ошейники? По мне так лучше б усыпляли.

– Хм. Они сразу так звереют?

– Не сразу. Сначала щенячатся к людям, а потом дичают. Привыкают, стало быть. Выброшенные то ещё ниче – наученные, старые порядки из них не вытянешь. А вот щенки – это ублюдки одним словом. Такие ни ласки, ни любви не знали, да надежда на приют им не привита. Коль свезло – забирают кто подобрее, а нет, вон в стаи собираются. Таких ловить да в питомники и туда же, – он махнул рукой, – в сон.

– Или лопатой, – усмехнулся Никита. – Я тебе жизнью обязан.

– Че уж там. Сочтемся.

– Откуда такие приемчики? На монаха Шаолиньского ты не смахиваешь.

– Все-то ты понимаешь, – вяло ответил Кеша. – Я же не всегда бездомным был. В твои годы я на высшее отучился… и запил. Не помню уже, почему. Чушь пади несусветная. Наделал всякого. Учился тоже всякому. Что-то не забыл еще, – Никита поежился.

– Ты как тот пес, которого выперли.

– Сам ты пес, – резко ответил Кеша. – Не гнали меня, сам я ушел и жалоб не имею. А ты лучше говори, что за думу думаешь? И темы давай не переводи.

– Ага. Думу, с которой у нас бурный секс, где я постоянно снизу, – вяло ответил Никита.

– Чем снизу плохо? Лежишь себе, наслаждаешься видом, подергиваешься время от времени, чтоб поясница не затекла, – Кеша гаркнул со смеху.

– И то правда, – Никита заулыбался. – Я же тоже, получается, вышку закончил. Пять лет в гнезде на тысячу человек, и конец. Мир. Два года думал: «Дальше-то куда?» Потом успокоился вроде. Думал, само все придет. Жена найдется, работу уже предлагали, а сюда приехал, и накатило как-то, – через пару минут тишины зевающий Никита собрался уходить, но Кеша внезапно заговорил:

– Думать – это вещь полезная, главное – не переусердствовать, – он открутил крышку, спустил немного воздуха из бутылки под головой и закрутил обратно. – Но тебя же не то заботит. Я же вижу.

– Не думал, что бомжи такие проницательные.

– А я не думал, что такой кабан думать может. Не шибко-то ты со своим спасителем добр.

– Извини, – Никита потер больную коленку через новую дыру на джинсах. – Просто не самая моя любимая тема.

– Как хочется. Сам не говоришь, а лезть не вздумаю, – он чихнул и вытер нос рукавом. – Надо понимать, людей с такими же проблемами, больше, чем нужно – то есть число много больше нуля. Мало кто знает, что делать, а когда начинают делать нужное, не знают, как делать, – и страдают от того. Привыкают к страданиям и живут себе, два дня в неделю страдая ещё сильнее, потому что время свободное и мысли всякие лезут. А чтоб не лезли, пьют, – он снова замолчал, собираясь с мыслями. – В рамках вселенной мы – ничто. В рамках земли мы – ничто. В рамках страны мы – легко заменяемое ничто. В рамках дома мы – двигающаяся мебель. И если крыша вдруг обвалится, мы сломаемся, как шкаф с книгами. Единственный клочок земли, где мы что-то стоим, это квадратный метр, который мы занимаем. Пока ты будешь задаваться вопросам «что будет дальше?», всегда будет только «вчера» и никакого будущего. Изучай, оглядывайся, знакомься, отыщи цель. А коли нашел – стремись к ней. Ну или брось все, стань бомжом и гуляй, где вздумается, – с усмешкой добавил он, поднимаясь.

– Не, – не уделив даже минуты раздумьям, буркнул Никита. – Максимализмом тянет. Надо что-то более реальное.

– На не и суда не, – Кеша неряшливо отряхнулся. – Тогда найди работу и увлечение какое-нибудь, чтоб злоба таяла за этим делом, – он посмотрел на рваный рукав. – Хоть вязать научись, – Никита посмеялся. – А что? Благодарное занятие, между прочим. Ай!.. Не моего это ума дело, в общем. Я спать, – Кеша по ступенькам поднялся и добавил. – Ты это, не говорил Вите про хрусталь, будь другом.

Никита коротко кивнул и остался поразмыслить пару минут, по итогу просидев на крыльце до рассвета.

– Тебя очень сложно забыть, – коротко кивнув, ответил Иннокентий. – В том дело, что я работаю на нашего общего знакомого. Искренне рад приезду, но надо держаться правил.

Никита смотрел на него, как на один из экспонатов выставки современного искусства, – с приоткрытым ртом и желанием поглядеть на что-то понятное и знакомое. Кеша и раньше был в меру вежлив, но тогда от него веяло не какой-то дичью, а дюжим опытом и помоями, а под его истории хотелось постоянно доливать ему в рюмку. Иннокентий же выглядел чересчур приторно, хотя некоторые приятные мелочи вроде морщинистого лица или доброго взгляда сохранились.

– Сейчас спущусь, – Никита протер глаза с толикой надежды, что это сон, но когда открыл их, заметил уходящего Иннокентия.

Компания сидела за большим овальным столом, вроде тех, что стояли в замках из кино. За исключением того, что у этого две из восьми ножек сгнили, а их единственную функцию (исключая удары по бедным мизинцам на ногах) выполняли собранные в столб книги.

Скрипом ступеней Никита оповестил всех о своем прибытии. И без того вялый разговор тут же прекратился, и все машинально повернули головы к арке.

– Почему мы туда смотрим? – вполне логично задал вопрос Миша. Катя закатила глаза, скривив губы, но тоже задумалась.

Никита обошел Игоря, продолжавшего спокойно есть, скрипнул ножками стула, сел и коленом выбил Толстого с Шекспиром из стопки других авторов. Крышка стола прогнулась, выплеснув из тарелки суп на сидящую слева Катю. Сначала визг, подхваченный эхом из-за высоких потолков в полупустом зале, заставил всех зажать уши, а дальнейшее шипение покрыло спины сидящих гусиной кожей. Мертвой хваткой Катя взяла мужа за кисть и потащила с собой переодеваться.

– Я-то зачем?

– Мне страшно, – гаркнула она, и страшно стало всем остальным в комнате.

Никита, проводив их взглядом, потянулся вниз.

– Не напрягайся. Иннокентий соберет, – объяснил Витя. Слова пролетели мимо Никиты. Он приподнял горбом стол. Остальная посуда понемногу начала скользить к другому краю. Затем уложил книги и сел, хрустнув суставом в плече.

– Без сопливых.

– Как скажешь, – Витя протер губы салфеткой и посмотрел на дождь за окном. – Вот, возвращаясь к нашему разговору, – обратился он к Игорю. – Тебе нравится вот так жить?

– Как вот так?

– Не пойми неправильно, но у тебя не работа, а каторга. Стой да разливай одним и тем же, извиняюсь, мордам каждый божий день. Отпуска нет, по твоим же словам, зарплата – мизер. Тебе тридцать, а ты все в студента играешь.

– А ты разбираешься в людях, – с издевкой отметил Игорь, не отвлекаясь от трапезы. – Мне нравится такая жизнь. Я сыт, одет и волосат. Надоедают люди – закрываюсь в подсобке, книжку читаю, надоест работа – уйду, надоест город – уеду. Я ни к чему не привязан.

– Пользуешься отменой крепостного права по полной, – с улыбкой подытожил Витя. Игорь хлюпнул ложкой супа.

– Вроде того.

Скучные диалоги ни о чем подпитывали Никитин недосып. Устало баламутя бульон, он оперся щекой на кулак и клевал носом.

– А ты чем занимаешься? – только-только начавшийся сон про подземный город с говорящими трубами смыло в унитаз. Никита резко выпрямился и нахмурился.

– Я? Водопроводчик я, – Витя покачал головой и, изобразив гримасу, отдаленно напоминающую удивление.

– И сколько зарабатываешь?

– Тебе какая разница? Работу ищешь? – Витя прочистил горло, опустив взгляд. Пару секунд было слышно лишь позвякивание ложки о тарелку.

– Нет… интересуюсь. Обычно, когда старые друзья долго не видятся, они хотят узнать что-то. Вопросы там задают всякие.

– Что за вопросы? – вклинился вернувшийся Миша.

– Которые смогут наладить старые дружеские связи, – ответил Игорь, спокойно вытирая усы и вынимая косичку на бороде из-под повязанного на шее платка. Витя выдохнул, отложил ложку. Встав из-за стола, подошел к стоящей сзади тумбочке и взял с нее поднос.

– Никит, у тебя телефон с собой?

– Да.

– Будь добр, положи его сюда.

– Мне по работе позвонят.

– Мы все свои сдали, – угрожающим тоном пояснила Катя, усаживаясь за стол в новых джинсах и майке, – чтобы не отвлекаться. Посидим у камина. Витя в погреб за вином сходит.

Они долго сверлили друг друга глазами, пока Никита не сдался. Вытянув из кармана поцарапанную раскладушку, он кинул ее на поднос в кучу с остальными и принялся доедать суп. Витя вручил все Иннокентию.

– Ты посылку забрал?

– Конечно… сэр. Но она промокла вся. Пацаненок ей походу от дождя укрывался. Упаковка вымокла, но бумаги под жилетом спрятал.

– Ты их не читал, надеюсь?

– Я бежал по грязи под дождем, отмывался в тазике и переодевался, чтобы успеть к обеду. При всем желании я б не успел, – Витя одарил его пренебрежительным взглядом и повернулся к компании.

– Сейчас вернусь, – предупредил он и ушел через заднюю дверь, кивком приказав дворецкому следовать за ним.

Какое-то время все молча опустошали тарелки, прислушиваясь к грохоту усилившегося дождя. В просторном зале становилось прохладно. Катя прижалась к мужу, отогревая замерзшие ладони у него под майкой, а он всеми силами старался не запищать. Игорь вышел в туалет, а Никита залип, рассматривая люстру на высоком потолке.

– Что-то ваш бродячий друг не горит желанием с вами разговаривать, – съязвила Катя.

– Витя дал ему работу, – с запрокинутой головой отвечал Никита. – Он и не дает себе слабины. Развивает преданность.

На этих словах в столовую вошел Иннокентий. Он сохранял спокойствие, держа в руках нож для вскрытия писем, измазанный чем-то красным.

– Я тут это… друзья, – объявил он. – Получилось так, что я там Витю убил. Свяжите меня и отвезите в полицию, по рукам? – из прихожей выматерился Игорь и, поглаживая локоть, вошел в зал.

– В упор уже не вижу, обо что бьюсь, – про себя подметил он и, заметив дворецкого, замер.

Все как один пялились на орудие убийства в руках Иннокентия, не до конца понимая, что происходит.

– Наверху веревка была. Я схожу, – отозвался первым Игорь, испытав потребность делать хоть что-то.

– Не ходи один! – выпалила Катя. – Миш, пожалуйста, сходи с ним.

– Зачем я ему? – отозвался Миша. – Если там кто-нибудь будет, я все равно не будут помогать отбиваться.

– Заткнись! – приказала Катя. – И сходи. Пожалуйста, – он протяжно выдохнул и пошел за Игорем.

Катя прильнула к Никите. Тот распрямился, выпучил одряблевшую грудь и натянул серьезное выражение лица. Он морщился, чувствуя, как ее ногти впивались в бицепс, а теплое дыхание обогревало шею.

Игорь с Мишей быстро вернулись с покрытым краской канатом.

Иннокентий без сопротивления выполнял все приказы: сел на стул, подставил руки и ноги куда нужно, отдал нож, который Игорь забрал салфетками и положил на стол. Когда Никита затянул последний узел на запястье, все отступили назад.

– Сходите что ли, гляньте, что там к чему, телефоны заберите. Кате лучше не показывайте ничего, – добавил Иннокентий. Компания переглянулась и через коридор, освещенный тремя свечами, отправилась в кабинет Вити. – Код от сейфа: ноль, четыре, пять, один, – на полпути крикнул он вдогонку.

– Почему мы вообще его слушаем? – проходя мимо заколоченной дыры во двор, шепнула Катя.

– Потому что пока это вполне здравое решение, – ответил Игорь.

– А разве убийца, который предлагает вполне здравое решение, не мог сам им воспользоваться? Сейчас придем, а там его подельник сидит, ножи точит, – все кроме Никиты остановились.

– Никит, тормози! – нервным шепотом подозвал Миша.

– Здесь труп, стол и сейф. Если что-то случится – свисну, – на этом Никита шагнул в комнату.

Витя лежал звездочкой на ковре времен Петра первого, подкрашивая его блеклые узоры свежей краской, вытекающей из перерезанного горла. Запах опорожненной толстой кишки резал глаза. Первым делом Никита дернул за ручку деревянного окна, а когда то не поддалось, выбил его ударом ноги по раме (благо, открывалось оно наружу, иначе процесс мог бы затянуться). Дождь воспользовался шансом окропить ему лицо, а ударами капель об бетонную тропинку и металлический водосток приглушил всхлипывавшую Катю. Вошел Игорь.

– Фу. Действительно мертвый.

– А ты что думал, блин?! – закричала девушка из коридора.

– Я думал, шутка, – ответил за него зажатый в ее руках Миша и получил подзатыльник.

– Не тебя спрашивала.

– Больно же!

– Прости, пожалуйста. Не уходи только!

– Куда я уйду? – краем глаза он выглянул из-за угла.

– Что там? – шепотом спросила Катя.

– Ничего хорошего, – ответил Игорь и, встав пошире перед сейфом, чтобы не наступить в лужу крови, начал набирать код.

Смотря на тело, Никита пытался представить Кешу, культурно берущего нож со стола и, предварительно извинившись, режущего горло человека, который его кормит. Картина не складывалась. Слишком уж убийство не подходило тому Кеше, которого он знал. Однажды Никита обнаружил, кто ворует трубы из подсобки на складе, а месяц назад во вторник в полдень по встревоженной и накрашенной хозяйке квартиры, где он работал, понял, что скоро должен прийти любовник, и через начальство разузнал телефон ее мужа. Сомнений нет, внутренний детектив в нем сидел уже заядлый, и он только что взялся за новое дело. Хмурясь в раздумьях, Никита вышел в коридор, спугнув поддавшуюся любопытству Катю. Она почти заглянула внутрь, но с визгом отпрыгнула назад.

– Придурок! – Миша захихикал.

В ореоле пламени свечи на полу виднелись кровавые следы, ведущие в платяной шкаф. С настойчивостью Никита распахнул двери и, раздвинув старые куртки, увидел пару испачканных в крови мужских туфель.

– Это был не он, – Никита схватил обувь и пошел обратно к Кеше. Встав перед ним на колено, он стянул с него туфлю и приложил подошву к его ступне. – Точно не он!

– А теперь можно, чтобы не только ты все понял? – спросил Миша.

– В этой обуви кто-то ходил в комнате. Она не на Кешу! В доме есть ещё кто-то, кто и убил Витю.

– Никит, не надо, – встал поперек его логики Иннокентий. – Это я разрезал горло Панову.

– Вот ты бы стал доказывать свою виновность? – не обращая внимания на Кешу, спросил Никита. Миша задумался.

– Ну да, согласен. Странно как-то…

– Тут явно есть кто-то еще… – размышлял Никита. – Мужик, которого он провожал! Он работает вместе c Кешей.

– Вольн уехал, – снова вклинился Иннокентий.

– В этом нет никакого смысла, – Катя покусывала маникюр, стараясь не смотреть на окровавленный нож для писем. – Зачем этому… Вольну сюда возвращаться? Он мог все до нас сделать.

– Он вернулся… чтобы представить все, как несчастный случай! – выстраивал цепь событий Никита.

– Тут в округе нет никого, – встал на сторону жены Миша. – Перед кем несчастный? Если все, как ты сказал, так он все равно мог все провернуть, не уезжая.

– У него были люди в городе! Мы мимо них проезжали, – не сдавался Никита, наступая на Мишу и тыча окровавленной туфлей. – Увидели, как мы едем к дому и предупредили одним звонком. Вот он и уехал, потом вернулся и подставил Иннокентия, чтобы убраться подальше. А его он вытащит деньгами, которые получит за сделку. Да на его одежде крови даже нет, – он схватил Мишу за ворот и указал на Кешу, который безуспешно пытался вставить слово. – Когда режешь кого-то, хоть капля, но упадет.

– Прям Пуаро без усов! – отцепившись, рявкнул Миша. – С одного ботинка и такая история.

– Мужики, извиняйте, но это я его убил, – взял слово Иннокентий, но ненадолго.

– Хватит! – крикнула плачущая Катя. – Давайте позвоним в полицию и просто отсюда уедем! – взяв со стола салфетку, она вытерла слезы и, всхлипнув, выдохнула. – Н-никит, ключи у тебя? – он похлопал по карманам, но не услышал привычного звона.

– Моя вина, – опять начал Иннокентий. – Витя попросил переставить твою машину за забор. Пока ты спал, я забрал ключи, – готовый оставить жирный отпечаток ботинка на его жилете, Никита напыжился и громко топнул.

– Где они? – видя два залитых яростью глаза, Иннокентий сжал подлокотники, но лицом сохранил хладнокровие.

– В сейфе.

– Который закрыт, – добавил вошедший Игорь, безмятежно потирая косичку на бороде.

– Как закрыт? – Катя вцепилась дрожащей рукой в спинку стула, чтобы не упасть.

– Код не тот. Ноль, четыре, пять, один – не те цифры. Я перетыкал ещё около… двадцати комбинаций, но-о-о… впустую, – все уставились на дворецкого.

– У-у… Я позавчера из-за Витиной спины его подглядел, – если бы Иннокентий мог, то растерянно почесал бы затылок. – Походу, он его сменил.

Катя хрустнула пальцами и грозно направилась в кабинет, схватив мужа.

– Да я-то тебе опять зачем? – выкрикнул он.

Никита кинул обувь на стол, стащил с общей миски кусок курицы, ломтик хлеба и зажевал. Обтирая об штанину жирные пальцы, сел на подоконник и уставился в окно.

– Зачем Витю убил? – садясь напротив Иннокентия, спросил Игорь.

– Я…

– Он никого не убивал, – процедил Никита, отплевываясь оставшимися на зубах крошками.

– Кеша сказал, что убил, – добавив немного настойчивости в голос, напомнил Игорь.

– Ты не слышал…

– Я слышал. Твои рассуждения ограничены одним днем, но времени на план и у Кеши и у… второго было куда больше, – Никита резко обернулся и ударил по столу кулаком. Об серьезность на его лице можно было точить ножи.

– Щас как дам в торец! Он не убивал, – медленно и очень жестоко проговорил Никита. – Ты – говно. И я прав. Я видел тех людей.

– Кого ты видел? – Игорь побледнел, но старался не подавать виду, контролируя высоту голоса.

– Две черные машины на выезде. Два водителя. Глядят на дорогу и ждут кого-то со стороны этого сраного дома. Как думаешь, кто они?

– ГИБДД? – предположил Игорь, разводя руками.

Никита замахнулся для удара.

– Да что за!.. – выругался вернувшийся Миша. – Не подходит твой чертов пароль!

Катя выбежала из-за его спины и с широкого замаха дала Иннокентию пощечину. Из-за эха зазвенело в ушах, но им еще повезло, потому что привязанный и вовсе оглох на правое.

– Уверен, что все правильно назвал? – с неприкрытой угрозой вкрадчиво спросила Катя.

Половицы на втором этаже заскрипели с интервалом, сильно напоминающим шаги. Что-то со звоном разбилось. Катя взвизгнула, подбежала к мужу и обхватила того, как сумоист спарринг-партнера на тренировке. Миша хрипло застонал:

– Хватит…

– Надо валить отсюда! – уткнувшись лицом в грудь мужа, настаивала Катя.

– Куда? – спросил Игорь, чуть трясущейся рукой поднимая чашку с остывшим чаем. Миша с натягом разжал хватку жены и жадно вдохнул воздуха. – Куда бежать? Телефонов нет, ключей от машины нет и в доме никого нет! Один убийца, один труп.