Читать книгу Громовой ястреб. Родина Волхвов - Макс Финист - Страница 1

1

Теплый юго-восточный ветер нёс пыль из самого сердца Серых степей, роняя её в сверкающие на солнце воды глубокого озера Сива. Там на высоком обрывистом берегу стояла деревня Нор. И недаром её так все называли, ведь половина домов и землянок выстроилась не на ровной земле высокого берега, а зияла чёрными, отделанными деревом дырами в самом земляном откосе. Гордостью селян (помимо крепко сбитого частокола, построенного десять лет назад для защиты от набегов степняков нугов) было святилище Перуна. На самом краю обрыва, со всей своей внушительной силою, крепко держались корнями за землю пять могучих дубов. А меж ними высился громадный каменный идол, изображавший сурового бородатого витязя, на груди которого выдолблен был шестиугольный знак Бога грома и молнии, Бога-покровителя князя и храброй дружины его. Именно в этой деревни и жил златовласый юноша с чистыми изумрудными глазами. Звали его – Вольга́.

Жарко сияло в безоблачном голубом небе полуденное летнее солнце, и всякий пахарь утирал со лба пот, непосильно трудясь в поле. Только коренастый кузнец украдкой посмеивался над односельчанами, страдающими от жары. Уж он-то, за годы работы в кузне, попривык к беспощадному дыханию огненного пекла и выходил на солнце, шутя, демонстративно прохлаждаясь. В такую жару Вольга обычно прятался меж могучих дубовых корней на откосе так, чтобы старик Итильбе́р, не мог обнаружить его с берега и занять новой работой. Он считал, что молодой человек должен постоянно работать, чтобы воспитать в себе дисциплинированного человека, а вот Вольге так не казалось. Он свято верил в то, что без хорошего отдыха (до, после и непосредственно во время дела) добрую работу никак сделать не получится, за что старик часто бивал его своим жреческим посохом с резной головой божества в качестве навершия. Бивал не сильно, но ровно настолько, чтобы беззаботный Вольга мог пересмотреть свои взгляды, хотя бы на сегодняшний день.

Юноша прожил в деревне все девятнадцать лет своей жизни, но всё ещё не был здесь своим. Он смотрел вниз, на берег чистого прохладного озера, и видел, как смеются и радуются летнему дню его сверстники – несколько юношей и девушек из соседних дворов. Одна из них – белокурая Даяна, дочка мельника, была особенно хороша. Она всё ещё сплетала волосы в длинную косу и отказывала сватам, что приезжали порой даже из других деревень. Глупо было влюбляться в самую красивую девушку деревни, Вольга часто себе это повторял, когда заглядывался во время работы на её походку через окно или изгородь. Но сердцу-то ведь не прикажешь. Ему бы очень хотелось быть сейчас с ними. Вернее, даже кем-то из них, а не сидеть здесь, среди пыльных корней, в мокрой от пота рубахе, прячась от новой работы. Но стоило бы ему спуститься к ним, он знал наверняка, они бы тот час же оделись бы и ушли. Смех бы прервался, улыбки угасли, а взгляды сделались бы осуждающими. Единственное место в деревне, где он мог чувствовать себя, как дома, были корни великих Перуновых дубов. Только здесь он мог по-настоящему расслабиться и забыться.

– Вольга! – Послышался старческий голос. – Где ты, шалопай? Я не шучу! Выходи, или будешь весь день у меня ощипывать кур!

– Я здесь! – Воскликнул Вольга, взбираясь по корням к дубовому стволу.

– Где же? – Послышался снова голос.

– Да, в общем-то… – Вольга, кряхтя, забрался на берег и выскочил из-за дерева прямо перед Итильбером. – Прямо здесь!

– Никак не могу понять, где ты прячешься… – почесал седую бороду старик. Он был одет в длинную подпоясанную рубаху, из-под просторных рукавов которой виднелись части тайных жреческих татуировок. Всего у жреца их было пять. То были мудрёные узоры, о значении которых он никогда не рассказывал, однако Вольга с детства знал, что они – символ великой силы. Старик снова оглядел дерево. – Не то в листве, не то… а ведь я вроде поглядел на ветки, да только тебя там не видел.

– Просто плохо искал! – Ухмыльнулся юноша.

– Возможно. Хватит лодырничать, пойди лучше дров наколи!

– Иду, дедушка… – вздохнул Вольга и отправился в сарай за топором. Он отпер тяжёлые ворота за избой Итильбера, где они оба жили, и поднял с пола тяжёлое орудие. Топор был хорошо отточен, и колоть им дрова было одно удовольствие. Взмах! Треск! Следующее полено! Взмах! Треск! Подавай новое!

Когда он наколол уже небольшую горку, решил перевести дух. Утирая со лба холодные капли, Вольга огляделся, завидев приближающихся по тропинке от берега ребят. Мокрые, весёлые, они о чём-то громко беседовали и, не переставая, смеялись. Поравнявшись с ним, они остановились, и из толпы вышел сын кузнеца Валах, что был на голову выше довольно высокого Вольги и гораздо шире его в плечах.

– Эй, нужний сын! – Сказал он громко, сдерживая смех. – Мы и тебе захватили толику прохлады! – Сказав это, он достал из-за спины руку с зажатой в ней грязно-зелёной кувшинкой и метнул её, раскрутив, словно пращу, прямо в лицо юноше. Холодная и склизкая, она пахла тухлыми водорослями, рыбой и озёрной водой.

– Ах ты тварь! – Воскликнул Вольга и бросился на обидчика с кулаками, отбросив кувшинку в сторону. Друзья Валаха смеясь удержали обоих от драки, после чего толкнули Вольгу на землю и увели своего товарища дальше по улице. Девушки, украдкой хихикая, отправились следом. Вольга видел, как Даяна смущённо спрятала улыбку от его глаз. Он был уверен, что она тоже уйдёт. Но она неожиданно подошла ближе и взяла его за руку. Юноша так обомлел, что не сразу понял, что хрупкая девушка тянет его вверх, помогая подняться. С трудом подтянув к себе юношу, Даяна смущённо улыбнулась.

– Не серчай ты на него, Вольга! Ну, что же взять-то с дурака эдакого? – После этих слов она снова по-детски хихикнула и побежала догонять подруг. Вольга так и остался ошеломлённо стоять. И что это на неё нашло? Раньше она почти никогда с ним не заговаривала.

Время шло, а работа сама себя не делала. Закончив с дровами, парень был направлен стариком подметать пол. Когда пол стал чистым настолько, что с него стало можно есть (по крайней мере, кошкам), Вольга был послан к печи варить щи, резать овощи и мясо, да следить за котелком, дрова в печку подбрасывать. Так день и закончился. Когда же настали сумерки, Итильбер сел вместе с воспитанником ужинать. Отведал старый жрец борща со сметаною, да и утёр усы с довольной улыбкою.

– Хороший из тебя кашевар бы вышел!

– Обижаешь дедушка. Неужто только на кашевара я и гожусь, по-твоему? – Грустно спросил Вольга.

– Нет, конечно! Похвалить хотел, а ты обижаешься!

– И вовсе не обижаюсь.

– Ла-а-а-дно тебе, ну будет дуться! Хорошо поработал сегодня. Теперь могу поучить тебя искусству жреческому. Есть охота?

– А как же! Всегда есть!

– То-то же! Пахари просили дождя. Говорят, чахнут посевы от жары. Как-никак третий день уже солнце нещадное. Я решил, чтобы днём не мешать люду рабочему, в ночь грозу призывать буду. Айда со мной?

– Идём-идём! – Обрадовался Вольга. Старик взял свой посох да и пошёл на улицу. Дом их стоял не далее чем в двадцати шагах от дубов Перуновых и самого его идола, а потому скоро они оказались перед каменным ликом божества.

– Хм-м… Стемнело быстрее, чем мне думалось. – Почесал бороду Итильбер. – Сбегай в дом, зажги факел. И возьми бурдюк с водой.

– Сию же минуту! – Радостно кивнул юноша. Жреческие обряды манили его своей таинственностью. Немногочисленные уроки, какие давал Вольге жрец, были для него настоящей отрадой, разбавлявшей удручающую серость деревенского быта. В несколько прыжков Вольга достиг избы. В несколько прыжков же вернулся назад с пылающим факелом и бурдюком воды в руках.

– Перво-наперво, потребно тебе впитать силу Перунову. – Серьёзно сказал старик, тряхнув бородой. – Сосредоточься, мой мальчик! Встань перед священным идолом, взгляни в глаза его и повторяй за мной. Если всё сделаешь правильно, очи твои сами собой закроются. Тогда и смотри внимательней всего…

– Как смотреть? Если очи закрою? – Удивился Вольга.

– Тогда и узнаешь. – Отрезал старик. Встал Вольга перед каменным идолом и вперил взгляд в каменные зеницы, что виднелись из-под суровых надвинутых бровей. – Повторяй за мной, сынок. О, светлый Перун Сваро́жич, что зорко с тучи грозовой следит за делами наземными! Перун, небеса потрясающий, Перун, мечом пламенным мир озаряющий, ты властитель отважных и сильных защитников! Слава Тебе! Приди и встань нерушимой скалою, со мною плечом к плечу, на защиту того, что мне дорого. Поделись со мной великой силою, дабы мог низвергнуть я врагов своих во славу твою! Славься же ратник божественный, да греми над главой моей, мечом своим в щит ударяя! Да низвергнутся огнистые стрелы твои на твоих чёрнодушных ворогов, недостойных людей, да клятвопреступников! Да летит свет очей твоих сквозь века! Так было, так есть, да и будет так!

Вольга повторял заветные слова и с каждым словом все больше погружался в состояние, за гранью дремоты, но всё ещё невероятно далёкое от настоящего глубокого сна. Его веки тяжёлым грузом легли на закатившиеся глаза. Он почувствовал, как стоит на чём-то мягком и воздушном. Придя в себя, юноша открыл глаза и увидел, что вокруг него бескрайний простор, покрытый клубящимися чёрными тучами. В вышине нависали грозовые облака, искрящиеся золотыми, серебряными, алыми, лиловыми и голубоватыми молниями. Каждая из них громом отдавалась в поднебесном просторе, сотрясая тяжёлые тучи. Вольга почувствовал, как его разворачивает неведомая необоримая сила. Повернувшись на месте, он узрел великий терем, украшенный тонкими резными узорами и изображениями. Не меньше десяти этажей было в башнях его и остроконечных крышах. Вела к его главным воротам резная деревянная лестница высокого крыльца, нисходившая прямо к ногам парня. Но стоило ему только ступить на зовущую лестницу, как грохочущая яркая молния поразила его, и он с криком открыл глаза.

Юноша лежал на земле перед каменным идолом и тяжело дышал. Сердце колотилось так, словно он только что сбежал от волков. Старый жрец наклонился к Вольге, держась за свой жреческий посох.

⁃ Что ты видел? – С энтузиазмом осведомился жрец и помог пареньку подняться на ноги. Вольга, шатаясь от слабости, протёр глаза и изумлённо воззрился на Итильбера.

⁃ Я видел… терем вознесённый… укрытый бурными грозами… и лестница пред ним…

⁃ И? Что было дальше? – Не унимался старик. – Взошёл ты по лестнице? Отворились пред тобою дубовые ворота?

⁃ Нет… – Ответил Вольга. Жрец нахмурился и потупил взор. – Гром поразил меня. И я очнулся от наваждения.

⁃ Не навождение то было, а Перунова вотчина! Побойся речей своих, стоя перед Перуновым идолом! – Проворчал старик и стукнул нерадивого ученика по ноге концом посоха. – Не готов ты ещё. Не готов.

⁃ Позволь мне попробовать! Дай шанс, дедушка Итильбер! – Взмолился Вольга. – Дай мне попробовать дождь вызвать!

⁃ Ритуал бесполезен, без запаса божественной силы внутри тебя. – Хмыкнул жрец. – Наши боги сильны. От того они и покровительствуют только тем, кто достоин их силы. Только тем, кто доказывает свою несгибаемость и твёрдость на пути, они даруют могущество! Ибо силы Бога – тяжёлая ноша, которой не потянет слабый человек. Великие свершения и ратные подвиги – вот, что привлекает внимание небожителей. Только героям готовы они вручать больше собственной силы. Но ты… пока не готов.

⁃ Но я видел терем! Я был у его крыльца!!! – Воскликнул Вольга. – Разве это не доказывает то, что он считает меня достойным???

⁃ Ты прав. Это уже кое-что. Возможно, Перун Сварожич имеет на тебя определённые планы, но нам они неведомы. Одно ясно, сейчас он не даст тебе своих сил. А значит твоё участие в ритуале бесполезно.

⁃ Но если однажды я обрету силу?! Если в ритуале Перун разглядит мой потенциал! Быть может тогда он даст мне могущество! Если я докажу, что способен быть жрецом! Учиться у тебя и постигать жреческое искусство! Дай мне попробовать, дедушка Итильбер! Пожалуйста!

⁃ Ох… – Старик посмотрел на умоляюще поднятые брови юноши, на руки его просяще сложённые у груди и сердце его смягчилось. – Да будет так. Возьми бурдюк и медленно лей воду на идола. Когда вода будет течь, произноси наговор: «вода на камень – дождь на поле, с неведомой горы камень – с неведомой кручи дождь». Будь твёрд. Произноси слова, как закон непреложный. В этот миг твоя воля сольётся с волей божественной, что способна менять мироздание. И сила эта призовёт чёрные тучи с неведомых круч.

– Ясно! – Кивнул Вольга и принял от старика флягу. – Вода на камень – дождь на поле! С неведомой горы камень – с неведомой кручи дождь! – Произнося это, он зажмурил глаза и изо всех сил сосредоточился на силе, струящейся по его жилам. Вспомнил он величественный грозовой терем и умоляюще обратился к нему в поисках силы, но… тщетны были усилия, и ни одного облака не появилось на тёмном вечернем небе. Покачал головой старик, да потрепал по плечу ученика.

– Ничего, Вольга, ничего. Всему своё время. Подай-ка флягу… вот так… – Итильбер собрался с мыслями, закрыл глаза и повторил обряд. Сначала Вольга подумал, что ничего не изменилось, однако спустя ещё один миг с запада подул сильный ветер, взявшийся, казалось, из ниоткуда. Ветер усилился и принялся трепать верхушки кудрявых берёз и осин, да волновать спокойное озеро.

– Они откликнулись на мой зов. Они явятся. – Сказал старик.

– Кто? – Удивился Вольга.

– Ливни с западного края. – Ответил Итильбер и открыл глаза. На миг из-под век его взвилась в поднебесье тонкая, будто золотая нить, молния и растаяла в черноте небес. Юноша взглянул на воспитателя и увидел, как зеницы очей его отбрасывают быстро угасающее неземное сияние. Слова старика были твёрже стали. Никак нельзя было усомниться с них.

Всю ночь шёл ливень. Крупные градины капель барабанили по деревянным крышам, месили дорожную грязь и заливали пересохшие поля своей живительной прохладой. Наутро Вольга проснулся отдохнувшим и поспешил на учения. По приказу Великого Князя Довмо́нта несколько недель назад в деревню приехал старый вояка Брог, седой, как засыпанный снегом курган. С ним прибыла и группа строителей. Великий Князь разослал из стольного города Воло́ни ветеранов по всем деревням, от того, что боялся нашествия Ну́гов из Серых степей и хотел, насколько возможно, подготовить жителей к набегам. За пару недель строители укрепили деревенский частокол и возвели дозорные башни, после чего возвратились в столицу, но Брог остался. Два дня в неделе он собирал всех сильных мужей от шестнадцати, до пятидесяти лет на деревенской площади (если только можно было так величать небольшой пятачок земли между центральными дворами). Здесь они тренировались искусству боя с топором и щитом, умению противостояния коннице при помощи заострённых кольев, за неимением копий, а также умение выстроиться и удержать стену щитов. Вольга изо всех сил старался не приходить туда, каждый раз упрашивая старика Итильбера сказать Брогу, что парень ему нужен и не сможет сегодня посетить тренировку, но чаще всего жрец только отмахивался от таких просьб, говоря, что, бегая от проблем, Вольга никогда не обретёт желанной силы.

Сегодня был именно такой день. Парню не осталось ничего, кроме как направиться к центру деревни. Остальные встретили его смешками, а большая часть девушек, пришедших посмотреть на тренировку, сдержанными улыбками. Вольга встал в последний ряд и взял со стойки простой дощатый щит и деревянный тренировочный топор. Стоя ровными рядами, они повторяли боевые движения за Брогом, пока он не объявил тренировку боем. Парни образовали круг, и в центр сразу же вышел Валах. Сын кузнеца, с самых юных лет работавший тяжёлым молотом, был, наверное, самым крепким юношей деревни, чего никогда не скрывал, первым выходя на кулачные бои и вмешиваясь в любые драки, которые только замечал (вовсе не с целью разнять драчунов, а в желании избить обоих).

– Ну что, кто сразится со мной? – Воскликнул Валах, демонстративно разводя руки в стороны и оглядывая стоящих вокруг него юношей. Он упивался вниманием и не забывал поглядывать на стоящих около избы девиц. Одарив их наглой усмешкой, он расхохотался в лица товарищам. Никто не собирался выходить с ним на бой добровольно. – Давай, нужний сын! Выходи драться! Я вызываю тебя! Или струсишь! Может, мне даже повезёт, и ты убежишь?! – Внезапно обратился к Вольге юноша. Побег. Вот первое, что мелькнуло в голове паренька. Но тут же зазвучали не прошеным набатом слова старика Итильбера: «Боги покровительствуют только тем, кто достоин их силы». Скрипя зубами, вышел Вольга в круг и исподлобья глянул на противника.

– Не струшу. Не сбегу. – Процедил он сквозь зубы, поднимая щит.

– Отлично, Вольга, отлично! – Обрадовался Брог и даже несколько раз глухо хлопнул руками в стёганых рукавицах. – Парень показывает пример всем вам, олухи! Если вы проявите такую решимость, какую являете сейчас, в настоящем бою, можете даже не надеяться увидеть рассвет! Сражающегося воина не так просто убить! А вот поразить бегущего – ничего не стоит!

Вала́х расхохотался, даже не подняв щит. Он издевательски обошёл Вольгу. Тот из-за поднятого щита зорко следил за каждым движением противника. Что же он собирается сделать? Как вдруг парень понял… Валах обошел его совсем не для того, чтобы отыскать слабое место в его обороне. Он встал так, чтобы его движения были лучше видны девушкам. Словно в подтверждение этих мыслей, сын кузнеца подмигнул, глядя куда-то за спину Вольге. В тот же миг он бросился на юношу, совершенно не заботясь о защите. Он не прогадал. Вольга был ошеломлён стремительностью врага и не успел даже подумать о том, чтобы атаковать. Валах прыгнул и впечатал деревянный топор в доски щита. Удар был крепок. Размашистый, как взмах серпом. Жёсткий как удар молотом в наковальню. Ублюдок бил точно в щит, желая продемонстрировать силу. Доски жалобно заскрипели. Сын кузнеца обеими руками вдавил деревянный топор в щит противника и не ослабил хватки, пока Вольга не рухнул на одно колено, вжимаемый в землю рослым Валахом. Тот час же Валах отступил, удовлетворившись падением, и расхохотался. Вольга с трудом поднялся на ноги. Многие юноши, стоявшие в кругу, начали тоже негромко посмеиваться над ним.

Утерев со лба пот, Вольга с боевым кличем бросился на врага и осыпал его градом ударов, но тот в мгновение ока закрылся щитом и отразил все попытки пробить оборону. Неожиданно быстро развернувшись, Валах впечатал кромку щита в рёбра Вольги так, что у того выбило из груди воздух. Следующий взмах щита встретился с челюстью Вольги и сбил его с ног. Парень рухнул в пыль и сквозь звон в ушах услышал отдалённый голос Брога, возвестивший о победе Валаха.

– Так-то, нужний сын! В пыли тебе самое место! – Рыкнул напоследок победитель и плюнул на землю. «Нужний сын»… так его обзывали в детстве. Много раз он, чаянно или нет, подслушивал разговоры односельчан и знал, что это значит. Люди с самого его появления судачили о том, что он сын одного из налётчиков и пленённой им женщины, что была родом из Волони. Старики уверяли, что сами видели, как Нужский воин собирался утопить ребёнка на берегу озера Сива, но старик Итильбер вмешался и выкупил дитя за несколько золотых монет. В тот год нуги сожгли деревню Нор. Многих мужчин убили тогда, многих женщин забрали в полон. И вот старый жрец решил приютить семя одного из них. Никто не посмел тогда возразить жрецу. В конце концов, именно он последний, кто остался бороться с захватчиками. Громовые молнии жреца сожгли немало врагов и именно ему обязаны были жизнями выжившие. Но приютить дитя врага…

Вольга чувствовал, что к горлу подкатывает тошнота. От удара в туловище разболелся живот, а голова всё ещё шумела после попадания в челюсть. Привстав на локтях, он не удержался и прочистил желудок, выплюнув его содержимое на землю. Теперь другие юноши открыто смеялись над ним и даже девушки не прятали хохота. О чём только думал этот дурак, встав на бой против самого сильного парня деревни? Вольга собрался с силами и поднялся на ноги. Он больше не мог находиться здесь. Сдерживая из последних сил слёзы, он развернулся, бросив щит с топором, и побежал прочь из деревни. Туда, где не было бы слышно ничьих голосов.

Он бежал, пока не почувствовал вокруг благоговейную тишину. Лес не шумел так, как дневная деревня. Здесь не гавкали псы, не гудели неразборчивые голоса селюков, не кричали ему в след ругательства соседи, не бранил за дурную работу старик Итильбер. Лес звучал совсем по-иному. Доносилось откуда-то стрекотание птиц, где-то дятел стучал по дереву, шуршали всё ещё мокрые от росы раскидистые папоротники, волнуемые чьей-то поступью. И всё это объединяло мягкое шуршание крон высоких деревьев, клонящихся под порывами западных ветров. Вольга приходил сюда каждый раз, когда понимал, что не может больше оставаться в деревне. Много раз он думал оставить её: уйти из места, где был ненавидим практически всеми, кроме старика Итильбера… Он один стал причиной, по которой каждый раз Вольга оставался. Он понимал, что никак не может бросить старика, давшего ему кров, пищу, заменившего ему семью и спасшего от верной погибели в далеком младенчестве. Возможно, где-то глубоко внутри он понимал, что как только Итильбер испустит последний вздох, некому будет держать Вольгу в деревне. В то же время, некому будет и защитить его от деревенских жителей… А если вдруг вновь случится нужский набег, на ком после него отыграются разозлённые крестьяне? Так стоит ли ждать рокового случая? Вольга не знал. Он был слишком измучен и одинок, чтобы размышлять о потере единственного родного человека на свете. Ему хотелось просто отдохнуть от всего, что его окружало.

По своему обыкновению он взобрался на самый высокий дуб, что стоял на высоком холме, и лёг, прижавшись спиной к его толстой ветви. Отсюда он мог видеть всё, что лежало вокруг. Виден ему был весь лес Куна́р, растущий у деревни, простирающийся далеко на северо-запад; белели вдалеке снежными шапками высокие Бычьи горы, а рядом с ними дотягивалось до самых небес своими ветвями древнее Мировое Древо, каких, как говаривали странники, в достатке разбросано было по миру. Ветви их, среди которых стояло небесное царство Богов, поддерживали собою тяжёлое небо, а корни уходили глубоко под землю в мир холодного мрака, откуда однажды явились орды беспощадных Нугов… по крайней мере, так гласили легенды. Сидя на дубовой ветви, видны были Вольге и бескрайние просторы Серых степей, что раскинулись на юго-востоке, на другом берегу Си́вского озера. Не видел он только родную деревню, так как укрывали её от взгляда пышные кроны дерев. Оно и к лучшему. Не хотел он взирать на неё теперь, вспоминая о том, что рано или поздно придётся ему возвратиться обратно.

– И не с кем мне говорить, и некому душу излить. Одно ты у меня и осталось, могучее деревце. Лишь тебе и могу я доверить самое сокровенное… – Горько проговорил Вольга, поглаживая дубовую кору. Зашелестели дубовые листья, и послышался голос чарующий:

– И давно ль ты с деревьями беседы ведёшь? – Оглянулся Вольга и едва не сорвался с ветвей. Неужели древо заговорило с ним? Нет. Не оно. Внизу кто-то стоял и смотрел на него, задрав голову. Выгоревшие волосы не длиннее, чем до плеч, связанные на затылке, светлая, но загорелая кожа, крепкая, но женственная фигура, строгие прямые черты лица, чёрные как смоль пронзающие душу глаза. Такой девушки Вольга ещё не встречал.

– Ты кто? – Крикнул он осторожно с ветвей.

– Слезай, не кусаюсь! Вот слезешь, тогда и говорить будем! – Усмехнулась дева и села на толстый корень дерева в ожидании. Слез Вольга с веток и присмотрелся. Дева была рослой, лишь немного уступала она высокому юноше, на вид была самое большее на год младше юноши, на ней было белое подпоясанное платье с длинными рукавами, да только узоры на нём были для Вольги незнакомые. А на шее девы висел амулет бронзовый: три продетых друг в друга треугольника.

– Ты не из этих краёв, правда, же? – Прищурился Вольга, разглядывая незнакомку.

– Для начала, кажется, принято именами обмениваться, а уж потом в душу лезть! – Улыбнулась дева. – Так уж и быть, я начну. Меня зовут Романди́на. Можно Ро́ма или Ди́на. А тебя как?

– Прости меня, я… не привык, что со мной так… не важно. Прости. Я Вольга́. Из деревни Нор. А ты откуда?

– Название моей деревни тебе ничего не скажет, Вольга, из деревни Нор, – улыбнулась девушка, – ты прав. Я не отсюда. Мой отец торговец и мы странствуем. Хотим добраться до Древограда, что на востоке отсюда. Говорят, там богатые ярмарки. А идём мы из-за Змиева Вала, из-за земель Волоньких, из-за речки Смородины из краёв, где живёт воинственный Бря́жский народ! Да, и сами мы Бря́ги.

– Вот как… понимаю…

– Что ты там понимаешь?! – Рассмеялась девушка. – Я даже сейчас вижу по лицу твоему, что ты никогда из деревни дальше этого леса не хаживал! Что ты можешь о землях других народов понимать?! – Дина заливисто расхохоталась. Вольга потупил очи.

– Как скажешь… – буркнул он.

– Ну что ты, я не хотела обидеть! – Засмеялась она. – И чего ты такой обидчивый?

– Ничего… смейся, мне не привыкать. Надо мною все смеются.

– Ну! Зачем ты так! Расскажи, что тебя тревожит? – Романдина подошла к пареньку и усадила его рядом с собой на корень. Удивлён был Вольга такому отношению и нет-нет, да проникся к красной девице. Как на духу говорил он Дине о бедах своих, рассказывал о родителях, о старом жреце, и о том, как ему тяжко живётся в деревне. Как ненавидим он всеми и презираем.

– Но однажды я стану сильнее. Тогда я возьму судьбу в свои руки и скую свою жизнь такой, какой пожелаю! – Сжав кулаки, продолжал Вольга. – Сам Перун примет меня и признает мою силу! И тогда стану я верным его жрецом и уйду я из этих краёв далеко-далеко! Выстрою город, где всякого странника одинокого принимать будут, как родного! И не будут судить там о людях по рождению, но только по их делам и свершениям!

– Понимаю. – Серьёзно сказала дева. – Это достойная мечта. Отчего ты сейчас не работаешь? Разве все ваши не на полях?

– Нет… сегодня они полдня тренируются с Брогом. А я в полях редко работаю, больше дедушке Итильберу помогаю. А на полях только когда меня просят, в трудные годы.

– Так этот год не трудный получается? Я думала, что в крестьянской жизни каждый год по-своему труден.

– По-своему. – Согласился Вольга. – Но прошлый год был урожайным. Запасы до сих пор остались преизрядные. В этом году пахари в полсилы работают. На зимовку нам из старого хватит.

– Повезло же вам! – Усмехнулась Романдина. – Вот у нас на севере, мешок зерна иной раз дороже мешка золота. А разве кроме тебя, Итильберу помогать некому? Может, другие жрецы или служки… Раз он такой старый, не стоит ли ему воспитывать преемника?

– Преемник – я… – грустно улыбнулся Вольга. – Только у меня ничего не выходит… а больше никого и нет. Иногда я всерьёз задумываюсь о том, почему старик выкупил меня у разбойника нуга. Увидел ли во мне потенциал… или просто… над несмышлёным ребёнком сжалился… Ведь много тогда оказалось сирот. После набега нужского. Он приютить мог любого. А меня… сына нужнего… и подменить, например, да отдать какой-нибудь деревенской женщине. Но он оставил меня. Почему?

– Не знаю. – Задумалась Дина. – Думаю… что-то он в тебе всё-таки разглядел. – Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. – Кое-что даже я в тебе вижу.

– Неужели… и что же? – Недоверчиво буркнул Вольга.

– Это! – Сказала Романдина и ткнула его пальцем в грудь. Когда он опустил взгляд, она ловко щёлкнула его по носу, после чего вдруг приблизилась и поцеловала в щёку. Парень от неожиданности отшатнулся и удивлённо поглядел на неё, но дева уже бежала прочь, весело помахивая рукой на прощание. – Мне пора, Вольга! Рада была познакомиться! Завтра мы увидимся снова!

– Постой… когда? Здесь же? – Спросил он.

– Уви-и-идимся! – Донеслось из-за деревьев.

Окрылённый возвратился Вольга домой из леса, рассеянно держась за поцелованную щёку. Ещё ни одна деревенская девушка не была к нему так добра. Запал в сердце светловолосый облик гордой чужестранки. С нетерпением ждал он теперь завтрашней встречи с ней. Вечером, когда старик жрец со своим названным сыном сели ужинать, Вольга рассказал ему о чудесной незнакомке. Нахмурился Итильбер и так говорил:

– Странное дело, сынок… Бряги никогда торговыми талантами не славились. Воины из них превосходные, это да. Наёмники, стражи – лучшие в наших краях. А торговали они всегда, насколько я помню, только с кораблей. Да товаром награбленным. И то, только если в прибрежной деревне уже ждал их большой гарнизон и понимали они, что сражаться невыгодно. Тогда вместо налёта они и говорили, что торговать приехали. Торговали с ними охотно, однако… ведь то, что у других украли, они отдавали за полцены. Им-то добро это вообще ничего не стоило: ни пота, ни крови. Какое сопротивление могли оказать беззащитные перед налётчиками крестьяне? Хм.

– Может, её отец первый, кто решил в торговый поход отправиться? – Заспорил Вольга. – Люди ведь разные бывают!

– Разные. Да только я жизнь длинную прожил, а бряга торговца ещё ни разу не видывал. То, что я не видел этого вчера, не значит, что такого не может приключиться завтра. Однако же… как вероятно, что приключится?

– Я верю ей, дедушка Итильбер. Я видел её глаза и видел её чистую душу. Меня она не могла обмануть!

– Ты неопытен. Здесь с тобой общаются неохотно. А потому та, что удостоила тебя вниманием, наверняка покажется тебе едва ли не богиней добродетели. Но можно ли в этом тебе доверять? Дай голодному старый плесневелый хлеб, так он подумает, будто тот с пылу с жару, да ещё и другим его расхваливать будет!

– Хочешь сказать, что мне доверять нельзя?

– Нет, конечно. – Покачал головой старик. – Я тебе доверяю. Но можешь ли ты сам себе поверить?

Сказав так, старик улыбнулся и пошёл спать. Вольга вскоре тоже уютно устроился на печи. В голове его раз за разом проносились обрывки чудесной беседы, сияли чарующие образы выгоревших волос и загорелых щёк, чернели бездонные прекрасные глаза и то и дело, раз за разом чувствовал он на щеке поцелуй нежных горячих губ.

2.

На следующее утро, стоило только пропеть первым петухам, над деревней разнёсся громкий стук. Как будто кто-то барабанил по высокому дереву, звонко отбивая воинственный ритм. Вольга открыл глаза: солнце ещё едва показалось из-за горизонта. Скоро раздался призывный клич Брога и селяне выскочили из своих домов на улицу. Вольга, схватил топор, приставленный к стене в сенях, и бросился наружу. Он пробежал вниз по улице, к деревенским воротам, куда стекался весь остальной народ.

Стоило ему добраться до деревенской площади, как он обомлел – у распахнутых врат стоял целый отряд суровых бородатых воинов, в шлемах, увенчанных литыми навершиями в форме голов животных. На воинах были чешуйчатые и кольчужные латы, а в руках они держали двуручные боевые топоры, лезвия у которых были у́же, чем у тех, которыми учились драться крестьяне, обух же каждого такого топора оканчивался длинным стальным шипом. Сразу было ясно: это оружие, и создано оно для того, чтобы пробивать броню врагов, добираясь до их мягких и сочных внутренностей. На поясах некоторых воителей, не имевших в руках топоров, виднелись мечи.

Вольга сглотнул, но не отступил, а лишь крепче сжал свой топор. Между незваными гостями и жителями деревни, также взявшими с собой из домов вилы и топоры, жарко спорили о чём-то иноземный юноша и старик Брог. Вольга приблизился к собранию и, услышав раздражённый спор, навострил уши.

– Это безумие, о чём он только думает?! – Восклицал старый вояка. – Кому он пытается доказать свою силу? Это же сущая глупость!

– Я выполняю поручение Великого князя, ваше дело не обсуждать его волю, а подчиняться ей! – Голос юноши показался до ужаса знакомым, но Вольга не мог вспомнить, кто это и где они могли бы встретиться.

– У меня пока ещё есть своя голова на плечах, чтобы не подчиняться глупым приказам неопытного юнца!

– Хочу заметить, что у тебя пока ещё есть голова на плечах, старик. – Дерзко отвечал юноша. – Я не палач. И лишнего делать не стану. Но такие речи рано или поздно сами дойдут до ушей правителя. Для тебя, векового старца, он, может, и юнец. Но для других – он благородный муж в самом расцвете своей силы, прошедший вместе со своей дружиной две войны!

– Одна, из которых, была гражданской и состояла из двух сражений в поле и одной осады обескровленного одинокого города! – Парировал седовласый воин. – Много ли в том чести?!

– Великий Один! Такие, как ты, исправляются только тогда, когда над их телами насыпают высокие курганы! – Бросил в ответ юноша.

– А, что здесь, собственно, происходит?! – Пробасил кузнец. Бородач устал следить за спором, суть которого не понимал и решил прекратить балаган. Оба спорщика обернулись на него. Юноша смерил Брога горделивым взглядом и снял с себя шлем. Выгоревшие волосы рассыпались по плечам, а металлический наносник и чешуйчатые нащёчники открыли взгляду Вольги прекрасное лицо. Перед ним стояла Романдина, одетая в длинную кольчужную рубаху, доходящую до колен, на плечах её крепились ремнями и шнурками чешуйчатые наплечники. Она обвела толпу строгим взглядом. Вольга встретился с ней глазами и почувствовал, что она определённо узнала его, но ни один мускул не дрогнул на её лице. Девушка взобралась на старую телегу, которую хозяева оставили у дороги, и начала говорить.

– Жители Нор! К вам обращаю я речь свою! Всем вам хорошо известно, как велика и страшна орда нугов из серых степей! Не раз они совершали на здешние владения дерзкие набеги, опустошая амбары, насилуя и убивая жителей. Великий князь Довмонт созывает знамёна подданных князей, собирает могучую дружину свою и бесчисленное ополчение со всех своих земель! Вы, жители Нор, несёте дань свою Волонскому князю, а именно – Великому Князю Довмонту! Настала пора вам отомстить за павших от нужских мечей жён и мужей! – Толпа ответила одобрительными возгласами. Некоторые даже вскинули к небу кулаки. Подошёл к телеге и Брог. Дождавшись паузы в словах, он перенял инициативу и заговорил даже громче девушки:

– Что за глупости, люди, вы слушаете? Довмонт, захвативший силой трон, не способен одолеть нужскую орду в одиночку, а на подмогу ему князья не пойдут! Никто не желает открыто выступать против Верховного Князя, но кто он для них? Препятствие на престолонаследной дороге! Князья останутся сидеть в своих вотчинах и будут ждать, пока Великий князь не погибнет в бесславных боях с врагами, и только тогда выступят в поход! Но отнюдь не в сторону степей, а в столицу! Ибо тот, кто первым захватит столицу, и сядет на великокняжеский престол! В этой войне князь ищет громогласной славы, но найдёт только бесславную гибель! – Крестьяне зароптали, но Романдина не дрогнула, с интересом наблюдая за реакцией селюков. Сверкнув глазами, она начала говорить вновь:

– Дружину великого князя составляют не только Волоньские ратники! Не меньше половины в ней нас – бряжских прославленных воинов! Трусливо умолчал ты, старик, причину, по которой никто не осмеливается открыто воспротивиться власти Довмонта, но я вам скажу! Ибо я честна с вами до конца, люди добрые! Они боятся встретиться с нами в открытом бою! Так же, как нас боятся и нуги! Благодаря нам, армия Довмонта количеством копий превосходит любую другую княжескую дружину! А если кто-то из вас сомневается в мастерстве наших рук, закалённых в крови и пламени, то я готова сейчас же принять вызов от любого из ваших юношей на кулачную битву! Кто из вас рискнёт померяться силой с бряжской белокурой девкой?! – Она насмешливо обвела взглядом толпу. – Ты! Крепкий паренёк! Не боишься ли ты сразиться со мной?!

– Не боюсь, воительница. – Улыбнулся Валах, которого она по росту и наглости во взгляде быстро отличила от других смутившихся было юношей. – Да только что это за слава – побить женщину?! Лучше бы ты предложила мне померяться силой с тобой в другой игре, куда более приятной! Награди меня дружбой чресел своих, белокурая, в любви я тебе и докажу свою силу! – Некоторые мужчины усмехнулись, а иные устремили взгляды на Романдину. Та только хмыкнула в ответ.

– Годится, крестьянский сын! – Гордо сказала она и спрыгнула с повозки. – Одолей меня в кулачном бою и тогда буду твоя!

– Неужели так просто ты отдаёшь себя в руки мужчин?! – Засмеялся Валах, оглядывая односельчан. – Если жаждешь любви моей, так и скажи! В том не будет позора! Всем очевидна моя красота, ты не проявишь слабость, признав, что она тебя очаровала!

– В моём краю красота мужчин измеряется числом их побед в боях и количеством шрамов! Для меня ты совсем не красив! – Сказав это, она выставила кулаки вперёд и немного согнула колени, ехидно улыбаясь противнику. Валах усмехнулся и встал напротив неё. Люди расступились, освободив место для драки. У ворот тихо посмеивались бряжские воины, украдкой поглядывающие Романдину.

– Что ж, дева, если твоё сердце волнуют такие игры, то я готов послужить твоему увеселению, – смеялся Валах, поглядывая на других юношей.

– У тебя будет только один удар. Используй его с умом. – Сказала Романдина и внезапно опустила руки. Валах не стал долго ждать и стремительно бросился к ней, собраясь влепить открывшейся девчонке хлёсткую пощёчину, но та в мгновение ока взметнула правую руку перед собой, отводя удар в сторону, и одновременно с этим впечатала левый кулак в лицо Валаха, после чего в его нос, щёки и зубы влетела ещё целая серия быстрых ударов. Он сделал шаг назад, после чего пошатнулся и рухнул на землю с выпученными от удивления глазами. Нос и рот парня превратились в кровавую кашу. Бряги засмеялись во весь голос, в то время как деревенские жители притихли.

– Вот теперь ты стал немножко симпатичнее, – обворожительно улыбнулась Романдина и подмигнула лежащему на земле юноше.

– Вы припёрлись в нашу деревню, избили моего сына и теперь хотите забрать у нас юнцов на войну?! – Возопил кузнец, выходя вперёд.

– Нам приказано брать с собой в столицу всех мужчин от шестнадцати до пятидесяти, оставляя по два кормильца на двор. Также каждый двор должен поставить армии по пять мешков зерна.

– Что?! Пять мешков?! Откуда у нас такие богатства? А сами мы, с чем зимовать останемся?! – Возмутились жители.

– Я понимаю, это непросто. Но вы должны помнить одно – если вы откажетесь выдать необходимое сами, мы будем вынуждены взять припасы и людей силой. Мы вернемся завтра! – Сказала Романдина и вернулась к своим людям. – Тогда я и намерена услышать ваш окончательный ответ.

Романдина дала знак своим воинам, и всё они покинули пределы деревни. Деревенские парни тут же поспешили запереть ворота на засов. Ни одно слово из последующей за визитом незваных гостей перебранки не покинуло пределов деревни. Шум поднялся такой, что Вольга едва мог разобрать реплики и осознать позиции сторон.

– Не можем мы отдавать всё, что у нас есть! Князь совсем из ума выжил! – Пробасил кузнец.

– Их не переубедить, нам придётся подчиниться! – Убеждал Брог. – Вы же не думаете всерьёз сражаться с бригами? поглядите, что она сделала с Валахом? В бою с оружием они для вас не соперники. Не стоит нам в это ввязываться. Не стоит зерно ваших жизней!

– А сыновья стоят? А мужья? Ты же только что спорил с девчонкой и говорил, что идти на войну самоубийтсво! – Возмущались из толпы.

– Да, это глупо! Но драться с отрядом панцирных воинов ещё глупее! Всегда есть шанс на победу, даже в самой идиотской войне! – Парировал Брог. – Князь не одолеет нугов сам, но у него есть талантливые советники! Почему бы не довериться им? Да, я старался переубедить девушку и заставить её одуматься, но вы же видите! Они настроены серьёзно! Чего вы хотите? Чтобы деревню именем короля сожгли, в качестве наказания за восстание? В качестве примера для других?

– Брог, хитрый старый пёс! – Прорычал кузнец. – Никак почуял выгоду?! Уж конечно, как только наших парней заберут, тренировать будет некого. И что тогда? В Волонь вернёшься?! И плевать ты хотел на нашу защиту!

– Что ты несёшь, я… – Но старик не успел договорить. Деревянная палка обрушилась на его затылок и завязалась жестокая драка. Женщины в страхе побежали прочь, а большая часть мужчин ринулась прямиком в назревающую свару. Старый Брог устоял и вырвал палку из рук напавшего, сломав тому нос. Его удары были точны, и он сумел повалить на землю ещё шестерых противников, до того, как толпа окружила его. Старого воителя избили и выволокли за ворота, где и оставили лежать без сознания. Народ возликовал.

– Наше – останется с нами! – Проревел кузнец. – Ни сыновей наших, ни зерна нашего, не видать Довмонту!!! Пусть ведёт своих собственных детей на войну за свою вонючую славу! А набеги мы и сами отразить сможем! И начнём прямо сейчас! Бряги над нами потешаются в своём лагере! Может в открытом поле они и лучше нас, да только мы не в поле! Нашу деревню им придётся осаждать недели и месяцы, если они хотят нас подчинить! Укрепим частокол, братья! Поставим на сторожевые вышки наших лучших охотников! Бабы, наделайте побольше стрел! Пусть не иссякает над их головами смертоносный ливень! Возьмём оружие, да защитим родную деревню!!!

Люди ответили боевыми кличами и тут же принялись под руководством кузнеца укреплять оборону. Ночью, как только непроглядная тень опустилась на деревню, Вольга выбрался из дома и спустился к воде по земляному склону. Ворота были закрыты, а на вышке нёс дозор сам кузнец. Чтобы не попасться ему на глаза, парень шёл по берегу, пока не добрался до леса. Там, укрывшись от случайных глаз за шиповником и широкими еловыми лапами, он двинулся в сторону холма, на котором встречался с Романдиной. Недолог был его путь, хоть в темноте и нелегко было пробираться по лесу. Добравшись до места, он влез на высокое дерево и пристально оглядел окрестности. Как он и думал в нескольких сотнях шагов от холма, разбили лагерь бряги: дым от их костров поднимался высоко над деревьями, а сквозь листву поблёскивали огни их костров.

Вольга сбежал по холму вниз и скоро добрался до расставленных на поляне походных шатров. Воины сидели вокруг костров, разговаривали, пили и ели так, будто бы наутро им не предстояла суровая битва. У одного из костров парень рассмотрел избитого Брога, которому другие молодые воины подавали бинты и целебные отвары в чашах. Тот сидел и ворчал, прикладывая предложенные брягами припарки к разбитому лбу и прочим побитым местам. «Чтоб я ещё раз так… неблагодарные словочи! Свиньи! Будь они все трижды прокляты!» – ворчал старик, чем знатно потешал бряжских воинов. Не успел юноша опомниться, как его подхватили крепкие руки дозорных.

– Куда путь держишь, деревенщина? – Прорычал один.

– Я хочу видеть Романдину! Пустите меня, я безоружен!

– Тебя бы я без страха пропустил к ней даже вооружённого, – усмехнулся второй дозорный.

– Эй, погоди, это же ученик жреца! Проверь, нет ли татуировок силы? – Буркнул первый.

– И то верно. – Нахмурился второй. Они задрали рубаху Вольги, осмотрели его живот, грудь и спину. Попросили закатать штаны до колен, но ни одного магического знака не обнаружили.

– Ерунда какая-то. Ты же с рождения его ученик… и всё ещё не…

– Да! Так тоже бывает! – Огрызнулся Вольга. – Можно мне теперь пройти?!

– Да проходи, разве мы держим? – Удивились дозорные и расступились. – Красный шатёр.

Вольга быстро обнаружил шатёр из красного льна, около которого стоял молодой воин в полном чешуйчатом доспехе с добрым мечом на поясе. Юноша сразу заметил гарду, выполненную в форме двух чёрных воронов, смотрящих в разные стороны, туда, куда разило обоюдоострое лезвие. Чешуя была выкована из воронёной стали, а некоторые чешуйки старой брони топорщились в стороны, от чего воин напоминал всклокоченную ветром птицу. Шлем же его был украшен металлическим гребнем с литым навершием в форме пикирующей хищной птицы. От шлема на плечи спускалась мелкочешуйчатая бармица, застёгивавшаяся под подбородком. Лицо у него было вытянутое, нос – острым и длинным, юноша был гладко выбрит и карие глаза его иногда поблёскивали какой-то игривой хитрецой, когда он замечал что-то необычное в поведении бряжских товарищей.

– Куда идёшь? – Спросил молодой воин.

– К Романдине. Я – Вольга, из деревни.

– Жди здесь. – Воин приподнял полог осторожно, так, чтобы пришелец не смог заглянуть внутрь, и вошёл в шатёр. С минуту он пребывал там, после чего возвратился на свой пост. – Госпожа ожидает тебя, ты волен войти.

– Спасибо, – Процедил сквозь зубы Вольга и вступил в просторный шатёр. Романдина сидела на походном складном стуле у резного разборного стола, на котором лежал ворох бумаг с княжескими печатями на них. В углу шатра размещалась стойка для доспехов, где покоились её латы. Рядом стояла кровать, огороженная прикреплённым к потолку плотным балдахином. Сама же дева была одета в стёганый дублет до колен, просторные штаны и высокие кожаные сапоги.

– Проходи, Вольга! – Сказала она. – Я же говорила, что мы сегодня встретимся.

– Богатое убранство. – Отметил парень, осторожно оглядываясь. – Не тяжко ли ходить в военные походы со всей этой мебелью?

– Мы приехали, чтобы набрать провизию и отвезти в столицу. С нами несколько телег, они остались у дороги. Так почему бы не погрузить на них толику городского комфорта, если место есть?

– Я думал, бряги суровые воины, которые… не знаю, мясо едят в седле, пьют вино в седле, да и спят, седло подложив под голову.

– Обычно этим хвалятся ваши богатыри, или на худой конец кочевники нуги. Бряги же обычно спят, пьют и жрут на кораблях. – Усмехнулась девушка. – Но ты прав. Я давно в ваших землях и начинаю привыкать к городскому комфорту. Быть может, это моя слабость.

– Почему ты сразу не сказала мне, кто ты на самом деле? – Спросил Вольга. Романдина рассмеялась.

– Когда мои дозорные донесли, что какой-то деревенский крестьянин сидит на дереве и высматривает окрестности, они предложили взять тебя силой и допросить. Но я решила, что попробую разузнать всё сама. Мне нужно было знать, сколько у вас дворов, мужчин, насколько хорошо они обучены военному делу. Сколько мешков зерна вы можете поставить, и есть ли среди вас жрецы. Я не хочу крови, но задание князя мы обязаны выполнить любой ценой, иначе, зачем нанимать таких, как мы? Ты выдал всё и даже больше. Понимаю, я обманула тебя, как тебе кажется. Но, полагаю, я сполна расплатилась с тобой тем, что унизила твоего обидчика Валаха перед всей деревней. Разве тебе этого мало?

– Я думал, что ты честна со мной. – Стиснув зубы, проговорил Валах. – А ты лгунья!

– По тебе сразу видно, что ты не видел ничего, кроме своей зашоренной деревни, мальчик. – Процедила девушка, встала и подошла ближе. – Ты слишком много говоришь. На первый раз я прощу тебя, но имей в виду, что такое непозволительно в обществе.

– Я скажу ещё раз то, что я думаю. Человек, который обманывает других ради своей выгоды – лжец! – В тот же миг Вольгу оглушила звонкая пощечина, и он упал на пол шатра. Правая щека разгорелась болью, а ухо заложило от звона.

– Вынеси этот мусор из лагеря, Дюк! – Прозвучал голос Романдины.

– Да, госпожа. – Ответил привратник и Вольга почувствовал, как худые, но жилистые руки подхватили его и выволокли за рубаху из шатра. Бряги смеялись, пока Дюк волок гостя через лагерь. Дотащив юношу до леса, воин швырнул его в глубокий овраг и пошёл назад. Вольга кубарем скатился по земляному склону, цепляясь за влажные корни, ударяясь об камни и сухие старые коряги. Наконец, он пришёл в себя, распластавшись на дне влажной и холодной расщелины. Его переполняли ярость и отчаяние. Но он понимал, что сам виноват. Нельзя было так легко доверяться незнакомке. С чего бы ей вообще относиться к нему иначе, чем относятся в деревне? Пора бы ему давно привыкнуть, что для него нет места среди людей. Отряхнув порванную рубаху, он понуро отправился домой.

Вечером следующего дня бряги явились к воротам снова, однако, теперь их ждали. Романдина не взяла с собой всех воинов, а значит, всё-таки рассчитывала на мирный исход дела. Теперь люди решили говорить с ней, взобравшись на земляной вал, которым укрепили частокол, отчего сама Романдина вынуждена была смотреть на собеседников снизу вверх, однако взгляд её и горделивая поза выглядели столь вызывающими, что казалось, будто это она всё ещё возвышается над деревенскими жителями, взобравшись на громоздкую телегу, а не они над ней.

– Я пришла за вашим ответом, – сказала она, – но может молчать! Я и так вижу, как вы решили поступить. Прискорбно. Вам же было бы лучше согласиться на прежние требования.

– Каждый двор даст тебе одного мужчину, способного носить оружие и три мешка зерна. – Пробасил с частокола кузнец. – Это всё, что мы можем предложить. Скажешь князю, что наше положение оставляет желать лучшего и ты забрала всё, что у нас было.

– К сожалению, для вас, я верна Великому Князю Довмонту, а потому не намерена так подло обманывать его. А главное, ради кого? И ради чего? Ради удобства горстки зажравшихся крестьян, которых я впервые вижу? Вы, трусливые свиньи, даже друг с другом договориться не можете! Да я приведу вас в столицу на цепях, если потребуется! Как вы будете сопротивляться, если даже не можете друг другу доверять!

– Что?! Повтори свои грязные слова, девка, и я вколочу свой молот в твою черепушку! – Вскричала кузнец. – Как ты смеешь так с нами говорить, ничтожная иноземка?! Стоя при этом на нашей земле!

– Смею! О да! Да будет вам известно, я уже два раза встречалась с одним из ваших односельчан! – Рассмеялась Романдина, упиваясь бессильной яростью деревенского кузнеца. – Он рассказал мне всё! Сколько у вас воинов, жрецов, какое оружие у вас есть, кого из вас он ненавидит, а в кого по-настоящему влюблён, где частокол укрепили, а где он ещё шатается, рассказал он мне и о том, что с прошлого года урожай ещё остался в огромных количествах. А значит, вы врёте мне прямо в лицо, прибедняясь, как беспринципные торговки на рынке! – Вольга ничего не знал о частоколе и его слабых местах, но Романдина хотела напугать селюков, а потому выдумывала интересные подробности находу, от чего самодовольная улыбка её только ширилась.

– Кто-о-о-о?! – Прорычал кузнец. – Скажи мне, кто эта крыса, девка!!! Скажи и мы вышвырнем его тело к тебе за частокол, чтобы ты смогла удостовериться в том, что мы не прощаем предательства!

– Что же… – Притворно задумалась Романдина и бросила незаметный взгляд на Вольгу. Тот стоял возле старика Итильбера далеко не в первом ряду, но она без труда обнаружила его лицо в толпе. Юношу пробрал холодный ужас. Он почувствовал, как колени его подгибаются, когда его взгляд упал на красного от ярости кузнеца, сверлившего девушку взглядом. Его ноздри раздувались и сквозь зубы от мощных выдохов вылетали крупные капли слюны. Романдина расхохоталась – она приняла решение. – Помню он ещё говорил, как его раздражает, что жреческое искусство ему никак не даётся… преотвратный же у вас жрец, выходит дело… взял себе всего одного ученика, и того не сумел научить своей науке… Ну что, кузнец? Догадался уже? Или тебе картинку пальцем на заборе твоём нарисовать?!

– Гр-р-р… – В молчании только рычание кузнеца слышалось над частоколом. Люди медленно обернулись к Вольге и воззрились на него с такой ненавистью и таким презрением, что парню захотелось провалиться сквозь землю. Он знал, что ему не выпутаться. Бежать было некуда.

Вольга неосознанно отступил на шаг назад. Его начинало трясти, а сердце подпрыгивало до самого горла. "Вот и всё. Сейчас я погибну. Ведь они просто меня разорвут… странно, что они не сделали этого раньше… вот и вся моя судьба! Не тяните только! Прошу…" – подумал Вольга и зажмурился, приготовившись к худшему, как вдруг почувствовал на лице лёгкий порыв ветра. Он открыл глаза и увидел, как между ним и толпой встал с простёртыми в стороны руками старик Итильбер. Его глаза лучились громами небесными. Он будто стал выше и моложе, а вид его сдвинутых кустистых бровей внушал людям истинный трепет. В напряжённом молчании прошло ещё несколько мгновений.

– Эй, кузнец! – Послышался из-за частокола голос девушки. – С предателем в своём стане ты разберёшься потом, а сейчас слушай меня! Как я и сказала – оставлю в каждой семье только двух мужчин. Остальные пойдут со мной. Согласно семьдесят второму указу Великого князя Довмонта, – девушка достала из-за пояса свиток с княжеской печатью, – за попытку сопротивления, на нарушителей налагается наказание в виде увеличения размера продовольственных поборов. Я бы прибила этот приказ к воротам, но боюсь, ты всё равно не умеешь читать, кузнец! Теперь из-за вашего упрямства, я заберу по семь мешков с каждого двора. Они окажутся у меня – сегодня по вашей воле или завтра, но уже по моей. Сейчас я уйду, а вы начинайте грузить телеги зерном и приходите к моему лагерю, как добровольцы, иначе завтра отправитесь с нами в столицу, как рабы.

Сказав это, девушка удалилась в лес вместе со своими воинами, но никто не удостоил её взглядом или ответом. Всё глаза были прикованы к лицу жреца, чей твёрдый взгляд один противостоял десяткам разозлённых глаз, направленных на него и его ученика. Вольга был бесконечно благодарен Итильберу, но не мог выдавить ни слова в своё оправдание. Ему было стыдно, что он совершил такую глупость. Стыдно и от того, что жрец, который и так вытерпел немало осуждений, когда решил спасти малыша от гибели, теперь снова стоял против всех по вине того же самого малыша, ставшего взрослым юношей, но все ещё подставляющим своего защитника под удары. Так подло… и так глупо…

– Разве не говорили тебе почившие ныне старики, – начал кузнец, – что ничего путного из нужского семени не вырастить? Разве не противилась вся деревня, когда ты взял его в свои ученики и позволил ему есть с нами за одним столом на пирушках и праздниках? Разве получилось у тебя сделать из него сильного нашего защитника, силой Перуновой распоряжающегося? НЕТ!!! – Внезапно громыхнул низкий голос, от чего иные крестьяне даже вздрогнули. – НЕТ! Только гибель одна и проклятья на наши головы от этого пса иноземного! И теперь, после всего услышанного, ты встаёшь опять на его сторону?! Да как ты смеешь! Да кто мы для тебя и кто он?!

– Он – мой сын! – Воскликнул старик, и небо потемнело над селением. Люди отшатнулись от колдуна, только кузнец остался стоять, где стоял.

– Наказание за предательство – смерть! – Прорычал кузнец. – Ты это знаешь! Люди не будут сражаться с ним завтра плечом к плечу!

– Не будут. Но и убить я его не позволю.

– Что же ты сделаешь, жрец? Будешь драться за него со своими же соседями?!

– Нет. Если вы убьёте мальчика, я попросту вас оставлю. И тогда завтра вы будете сами сражаться с брягами! – Люди зароптали. Никому не хотелось терять столь ценного собзника.

– Он здесь не останется, Итильбер, это точно! – Не унимался кузнец.

– Тогда изгоните его. Пусть идёт куда вздумается и никогда не возвращается в деревню. Такой приговор вас устроит? – Жрец оглядел толпу. Люди поникли головами и опустили взгляды, задумавшись. Кузнец молча кивнул и стиснул зубы, раздув сильные желваки на щеках.

– Да будет так. – Процедил он и пошёл к своей кузне. Люди всё ещё поглядывали на жреца и его нерадивого ученика через плечо, но тоже принялись расходиться по домам. Итильбер развернулся к Вольге, и тот было съёжился, но старик крепко и заботливо сжал его плечи.

– Вот и всё. – Сказал он и тепло улыбнулся. Небо стало проясняться над их головами. – Прости меня, сынок… я не могу последовать за тобой. Тебе придётся идти одному.

– Как… – Вольга едва сдерживал слёзы. – Как я виноват перед тобой, Итильбер… прости… сможешь ли ты простить меня? Я такой идиот…

– Не бойся. Не думай об этом. Я выбрал свой путь, когда спас тебя. Я был уверен, что сделаю тебя жрецом. Но, быть может, это просто не твоё. По моей вине ты провёл свою жизнь в деревне, где все тебя ненавидели. Я виноват, я знаю, за что и прошу у тебя прощения. Но не плачь по мне и по деревне. Возможно, всё это только новое начало! И где-то там, за лесами и холмами, ждёт тебя ещё твоё истинное призвание, мой мальчик.

– Я же… – Вольга сдался и слёзы полились по его щекам. Ему было наплевать, видят его селяне сейчас или нет. Что они о нем думают, и что говорят друг другу в своих покосившихся избах. – Я же не смогу выжить в этом мире без тебя… отец…

– Сможешь, сынок, сможешь. Эта деревня мало похожа на весь остальной мир. Мир куда разнообразнее, уж поверь старику! Ведь в твои годы я так много странствовал, что… впрочем, теперь уже не до этих историй. Возможно, скоро ты сам узнаешь всё, что я мог бы тебе рассказать. Ступай на север, через лес Кунар и холмистые долины. Доберись до скалистых земель. Там ты увидишь высокий холм на просторе, а из него торчат высокие мегалиты. Один из них – Перст Перуна – возвышается на несколько косых саженей над землёй. Там под этими тяжёлыми камнями ты найдёшь поселение моих братьев – жрецов Перуна. Ступай к ним. Они тебя приютят и укроют от ворогов.

– Спасибо тебе…

– Чтобы они узнали, что ты от меня, я отдаю тебе свой посох. – Сказал старик и протянул Вольге старую длинную палку с резным набалдашником в виде Божественного лика. Грозно глядел Перун с посоха. Волосы его были перевязаны тесьмой, красовался на ней его шестиугольный знак.

– Что…? О нет, Итильбер, нет! Я недостоин! Я не могу принять его! – Запротестовал Вольга.

– Бери, кому сказано! – Прорычал Итильбер и сжал сухими пальцами ладони юноши на жреческом оружии, после чего приблизился и заговорил шёпотом. – Не пережить нам завтрашнюю битву, как ты не понимаешь, что не желаю я, чтобы посох деда моего и прадеда достался этим… брягам поганым, с этой их девкой наглой, как обезьяна! Понимаешь ты?!

– Я… – Вольга не мог поверить, что старик так спокойно говорил о собственной гибели. Поверить не мог, что всё это происходит не во сне, а наяву, ведь ещё вчера…

– Слышишь меня?! Хватит уже сопли жевать! Ты мужчина. – Старик встряхнул юношу за плечи и сурово посмотрел ему прямо в глаза. – А от мужчины мужских свершений и ждут. Донеси мой посох до Громового холма, во что бы то ни стало и отдай моим братьям по вере. Пусть вручат они его самому достойному, а о тебе позаботятся. Идём. Я дам тебе снеди в дорогу.

На ватных ногах дошёл Вольга до родной избы, напоследок взглянув на священные дубы и укрытого тенью их ветвей идола. Неужели всё это кончится вот так? Старик скоро вернулся с походным узлом и привязал его к посоху. Дал он Вольге в дорогу походный нож и запасные лапти.

– Вот. Этого хватит, чтобы добраться до цели. Иди! И никогда не оглядывайся. – Сказав это, он крепко обнял названного сына. Отпустив же его, он отвернулся и, не оглядываясь, вернулся в избу. Вольга остался совсем один. Только теперь, когда пришла пора уходить, он, наконец, понял, что такое настоящее одиночество, когда рядом нет совсем никого. Выйдя из деревни и пройдя несколько десятков шагов по дороге, он, было, хотел бросить на Родину последний взгляд, но… вспомнил слова старика. На самом деле, у него не было ни одной истинной причины, чтобы обернуться. Эта беззаботная жизнь была кончена. Навсегда. И к ней больше не могло быть возврата.

3.

Полная луна ярко озаряла лес так, что и факел не требовался. Вольга шёл по пыльной дороге, пролегавшей меж лесных зарослей вперёд, но все его мысли неумолимо тянули его назад. Он не оборачивался. Не замедлял шагов, опираясь на деревянный жреческий посох. Но фантазия уносила его обратно в деревню, как бы он ни старался её унять. Юноше представлялась неминуемая битва между деревенскими жителями, совсем недавно научившимся хоть как-то держать в руках щит, и изрубленными в страшных сечах северных земель брягами, прошедшими плечом к плечу в военных походах немало вёрст. Единственное, что согревало надеждой сердце Вольги, так это то, что в деревне оставался могучий жрец. Итильбер никогда не представал перед названным сыном во всём своём могуществе, но магические татуировки, которые временами попадали юноше на глаза, выглядывая из-под засученных рукавов его рубахи, вселяли в душу благоговейный трепет. Казалось, что от них веет грозовой прохладой и силой, что заключена в самой молнии. Может ли простой человек, пусть даже умелый воин, навредить жрецу настолько могущественному?

Когда-то старик Итильбер рассказывал Вольге о своём учителе, что жил на Громовом холме и носил на теле целых девять татуировок силы. По словам старика, ему не было равных в бою и целые армии разворачивались обратно, заслышав только, что столь великий воин встал на сторону их противников. О себе же Итильбер говорил, как о воине скромных талантов, однако признавался, что достиг права обладать пятью татуировками силы, чего достигали немногие ученики. Всё это казалось Вольге сказками старого человека, решившего позабавить молодёжь красивыми легендами о великом прошлом. Он просто не мог поверить в то, что было так далеко от нынешнего Итильбера. От человека, давно не державшего в руках меча, живущего в одной и той же избе долгие годы и на протяжении уже двух лет планирующего подправить южную стену хижинки, что просела на четыре локтя и сильно покосилась из-за оползней. Никак он не мог увидеть в старом и добродушном жреце сурового воина, сжигавшего врагов силой своих зениц.

За собственными размышлениями Вольга слишком поздно заметил шуршание шагов за своей спиной. Кто-то бежал за ним по лесу, стараясь не попасться на глаза. Не зверь. Человек. И не один человек, а несколько. Юноша спрятался было за толстое дерево, но было уже поздно. Его обнаружили.

– Куда это ты собрался, нерадивый ученик? – Услышал он знакомый голос Романдины. – Выходи! Выходи-и-и! Я же видела, где ты спрятался! Выгнали тебя соседи твои? Наверняка боятся, что в бою ты им в спину стрелу загонишь, а то и ножом деток их перережешь, пока они на баррикадах стоят! Как легко они от тебя избавились!

– Чего тебе надо? – Спросил сурово Вольга, выходя из-за дерева. Романдина гостеприимно развела руки в стороны, приветствуя его. По бокам от неё стояло два бряжских воина.

– А, вот ты где! Я тебе снова соврала, уж прости! – Улыбнулась она. – На самом деле я не видела, куда ты спрятался! А ты, дурачок, поверил, да и сам ко мне вышел! Впрочем, мы бы все равно тебя нашли.

– Что тебе надо? – Повторил юноша, стиснув зубы.

– Ты знаешь, что надо. Мне нужны люди для княжеского ополчения. Или ты думаешь, что к тебе особое отношение, из-за того, что ты сослужил мне добрую службу, предав своих?

– Я не предатель! Ты обманула меня! – Вскричала Вольга.

– Ну, разумеется, если ты так хочешь это называть… В любом случае, ты никуда не уйдёшь.

– Изобьёшь меня также, как и Валаха? – Спросил Вольга. Голос его не дрогнул.

– О нет, ты достоин большего. Ты же всё-таки ученик жреца… Скажи, как учитель пробуждал в тебе связь с божеством?

– Не твоё дело. – Огрызнулся юноша.

– Ты прав. Но всё-таки… Жречество в ваших краях слишком мягкое, на мой взгляд. Потому пропадают десятки, если не сотни потенциальных жрецов. Спроси меня, Вольга, как меня учил мой наставник?

– Не буду.

– Спасибо, что спросил, не думала, что тебе интересно, но раз ты настаиваешь… Я расскажу. Так вот, он столкнул нас, вместе с другими претендентами, с ладьи во время морского сражения. Нас было четверо. Мы когда-то поклялись, что будем защищать друг друга, но тогда мы ещё не знали настоящих опасностей… глупые дети… Все обычные беспризорники. Он подобрал нас на улице. Ни у кого из нас до того момента не было семей. Мы были семьёй друг для друга. Но к такому мы не были готовы. Точнее сказать… оказалась готова только я. Только я смогла выжить. Не спасти их, как поклялась, конечно… но выжить. Мой наставник был великим человеком, он подарил Одину немало сильных жрецов. И я стала одной из них.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – Спросил Вольга с подозрением.

– Ну, что за дурак! – Всплеснула руками Романдина и поглядела на одного из своих людей. – Как он собирается общаться с девушками, если до сих пор не научился их слушать! – Затем она снова посмотрела на юношу. – Ты же хотел, чтобы я рассказала тебе о том, какая я настоящая, или ты позабыл?

– Хватит этих игр, чего ты от меня хочешь?! – Прорычал Вольга.

– Хватит? Главная игра только начинается. – Улыбнулась дева. – Я собираюсь узнать, доступна ли тебе связь с твоим богом на самом деле, или ему на тебя наплевать. А, как я это намерена проверить, ты уже знаешь: подведу тебя к черте твоей погибели.

– Зачем тебе это?

– Привести князю на службу не простого мужика, а жреца – большая редкость. Лучше бы ты раскрыл свой потенциал здесь, чем в столице. Ведь тогда я получу за тебя, что мне полагается.

– Так всё это ради золота?! – Выкрикнул Вольга.

– Ради выживания. – Ответила девушка и стала обходить юношу по кругу, словно дикий зверь, вымеряющий удобную дистанцию для броска. Вольга приготовился, направив на девушку посох. Он не умел драться посохом, но Брог учил их, как биться копьём, так что теперь пришло время экзамена. Романдина извлекла из-за пояса изукрашенный рунами нож и рассекла свою ладонь. Внезапно Вольга почувствовал, будто перунов посох в его руках задрожал, словно встрепенулся от долгого сна, почуяв вражескую кровь. Несколько рубиновых капель сорвалось на землю. Вольга напряжённо ждал. Обмакнув острие ножа в рану, девушка улыбнулась и начертала на тыльной стороне ладони несколько рунических символов. Вольга решил, что дальше медлить бессмысленно и если ему суждено умереть, он погибнет, как жрец Перуна, а не простой крестьянский сын.

Он бросился на противника с посохом наперевес, используя его, как копьё, совершенно позабыв о том, что у оружия напрочь отсутствует острие: резной набалдашник был округлым и скорее походил на булаву, чем на пику. Но отступать было поздно. Романдина закрылась рукой с рунами так, словно держала громадный окованный железом щит из прочных дубовых досок, вот только там не было никакого щита. Увернуться она уже не успеет. Момент истины! Удар! Промах… Посох скользнул в сторону и Вольга едва не открыл свою спину для ответного удара, но вовремя сориентировался и вновь обратился к противнику лицом. Что это было? Она даже не шевельнулась. Да и не могла девушка одной ладонью отклонить атаку, в которую парень вложил весь свой вес. Она не атаковала, а только улыбалась, прикрываясь всё той же безоружной рукой. Что это вообще за магия? Вольга размахнулся и ударил посохом сверху вниз. Дева подняла руку вверх и тут-то юноша, и увидел, как его оружие врезалось в непроницаемый серебряный щит, возникший словно бы из ниоткуда! Дева наклонила руку, и посох скатился по поверхности щита вниз. Неужели кровавые руны так хорошо защищают её?

Тем временем, Романдина подхватила с земли камень и, пользуясь замешательством противника, начертала на нём остриём кинжала новую рунограмму. Тот час же она швырнула камень в юношу, и тот в воздухе воспылал колдовским темно-кровавого цвета пламенем. Вольга в последний миг успел увернуться, но камень задел его плечо, от чего рубашка в том месте сразу же зажглась кровавым огнём. Ночной лес озарился алой вспышкой. Парень издал вопль от боли, которая пронзила его плечо. Казалось, будто от плеча по всем его костям расползлись тонкие иглы. Между зубов будто бы одновременно вколотили молотком тонкие, крепкие гвозди. Вольга решил, что он сойдёт с ума от боли, но стоило ему сбить пламя, страдания прекратились. Парень обессилено упал на колени. Он тяжело дышал. Из его глаз текли слёзы, а из широко раскрытого рта капала на землю слюна, но он не чувствовал челюстей, а потому не мог закрыть рта.

– Этот огонь зовётся Пламенем Агонии. – Пропела самодовольная дева. Вольга перевёл взгляд на плечо и увидел там продырявленную рубаху, под которой виднелась потемневшая от ожога палёная кожа его руки. – Тебе ещё повезло, что я попала в плечо. – Продолжала дева. – Это пламя медленно выжигает нервные окончания, вот почему ты так хорошо прочувствовал его жар.

– Выжигает… что…? – Приходя в себя, пробормотал юноша.

– Твой учитель не объяснял тебе, как устроено тело человека? – Удивилась Романдина. – Бедный юный несмышлёныш! Тебе придётся ещё труднее, чем я думала! Как ты вообще можешь говорить о том, что станешь жрецом?! Как ты будешь справляться с такими, как я?! Ты дрожащая на земле тварь, или жрец?! Покажи мне! Покажи свою силу!!! – Вольга, опираясь на посох, медленно поднялся с земли. Усилием воли ему удалось унять дрожь в руках и ногах и снова взглянуть в лицо Романдине. Он был готов умереть в этом бою, но совсем не ожидал, что преградой на пути к смерти окажется столь невыносимая боль. Девушка усмехнулась. Сжав левый кулак, она окропила кровью сразу четыре пальца и нацелилась ими на лезвие кинжала.

– Сейчас ты увидишь то, что видели некоторые мои враги, но потом уже никому не могли о том рассказать. Рубиновое лезвие!

Романдина начертала на лезвии кинжала пальцами одновременно четыре руны, и рубиновое пламя вырвалось струёй из клинка, изрядно удлинив его. Вольга отшатнулся. Девушка заметила это и издевательски оскалилась. – Бойся меня, крестьянский сын! Ибо только страх и страдание откроет тебе дорогу к силе!

Она бросилась к Вольге, хаотично размахивая клинком и истерично хохоча. Парень не успел заблокировать удар и вдруг почувствовал жар рубинового пламени, что полоснуло его по груди. Адская боль пронзила всё его тело, как будто сотни прях взялись обшить его кожу десятками пуговиц. От боли в глазах его потемнело, он упал на колени и застонал, выронив посох на землю. Романдина наслаждалась его страданием. Она стояла совсем рядом и тяжело дышала. Скоро её пламенный клинок угас, и она вновь обмакнула его остриё в собственную кровь. Вольга упал. Его тело обмякло, как тряпичная кукла и каждый вздох давался с большим усилием.

– Продолжим позже, – сказала дева, – я тебя ещё расколю.

Она начертила на шее юноши новые руны, и он почувствовал, как его руки упёрлись в землю и подняли его тело над землёй. На дрожащих ногах он встал перед Романдиной и замер в ожидании нового волеизъявления. Вольга с ужасом обнаружил, что теперь его мышцы слушались только ментальных команд Романдины.

– За мной! – Скомандовала она, и Вольга пошёл. Ему хотелось кричать и рваться прочь от светловолосой злорадной бестии, но тело его не слушалось. Он словно был в одном из тех кошмаров, когда просыпался, но не мог ни пошевелиться, ни закричать в то время, как на него надвигалось чудовище. Но это был не сон. И здесь не чудище надвигалось на него, а он сам следовал за чудищем. Ее воины подобрали посох и узелок с припасами и пошли следом за пленником. Долго идти по лесу не пришлось. Скоро они оказались в бряжском лагере, где всё было так же, как в последний раз, когда Вольга здесь был. Те же шатры, та же стража по периметру, те же яркие костры, озаряющие ближайшие к лагерю заросли дрожащими отблесками и тот же красный шатёр.

– Прикуйте его цепями к опорному шесту! – Приказала дева, когда Вольга послушно вошёл в шатёр, вслед за ней.

– Он же и так в вашей власти и никуда не сбежит, – удивился один из воинов.

– Делай, что говорят. Заклятие со временем ослабевает, когда высыхает кровь. А он всё-таки ученик жреца, потому предприму все необходимые меры, чтобы он не сбежал. Он мне нужен, как главный подарок для Великого Князя. Потому что я не уверена, что нам удастся взять живым самого жреца. Скорее всего, он будет драться с нами, как лев, до последней капли крови. А ты, – обратилась она к юноше, – сидеть! – Вольга опустился на колени. – Хороший мальчик.

После этих слов воины приковали Вольгу кандалами к деревянной подпорке шатра, и вышли наружу, вслед за хозяйкой. Парень остался один. Его тело всё ещё было сковано отнюдь не цепями, но сильной волей Романдины. Благо, его мысли всё ещё принадлежали ему, и теперь он отчаянно молился. В надежде, что Перун его услышит, он перебрал в голове все молитвы, какие только помнил, но все было тщетно. Перун не отвечал на его зов. Под утро в шатёр вошла Романдина.

– Больше никто из деревни не вышел. – Сказала она, снимая с пояса ремень с пристёгнутым к нему кинжалом. Вольга заметил, что порезанная рука её аккуратно перебинтована. – Никто больше не решился сбежать, а значит, они планируют обороняться, окопавшись за этими хлипкими кольями. Нужно ли говорить, что нам… даже мне одной, ничего не стоит разнести их в щепки? Встань! – Колени Вольги разогнулись, и он поднялся на ноги. Она подошла ближе к юноше. – Знаешь, что мне в тебе нравится… – спросила она, заглянув в неподвижные глаза пленника, – мне нравится, что ты совсем ничего не знаешь о мире! Мне нравится твоя наивная глупость! Ты же и понятия не имеешь, как устроена эта жизнь, правда, ведь? Так и быть. Ты мне понравился, а потому я покажу тебе, что такое истинная сила. – Романдина расстегнула ремни, и тяжёлые наплечники рухнули на пол шатра. Следом за чешуёй, дева избавилась и от крепкой кольчуги. – Ты знаешь, что каждый жрец обладает татуировками силы, которые и определяют его колдовское могущество? Сила бога заключена в этих знаках и используется нами для свершения божественных чудес. Чем больше знаков даруют тебе Боги, тем сильнее становится твоё искусство. Я покажу тебе своё истинное могущество, пусть оно не будет для тебя секретом…

Сказав это, она избавилась от кожаных сапог и штанов, после чего расстегнула ремень на запахнутой стёганке и развязала шнуровку на груди. Когда стёганый дублет оказался на полу, девушка осталась стоять перед пленником в одной длинной просторной рубахе.

– Говорят, девушке не пристало обнажаться перед юношами до замужества, – мягко прошептала она, – что ж… тебе повезло, что я не намерена выходить замуж.

Романдина развязала шнуровку у горла и скинула с себя длинную рубаху. Взгляду оцепеневшего Вольги открылись прекрасные очертания обнажённого тела, изукрашенного удивительными небесно-голубыми узорами. Один из них извивался, словно змей и доходил от левой ключицы до локтя левой руки, обвиваясь вокруг неё, словно лоза; другой же узор спиралью струился от пупка и осторожно подхватывал юную грудь, уподобляясь витому трезубцу; третий же сплетался в целый лабиринт на спине, охватывая собою ягодицы и бёдра девушки, дотягиваясь до самых колен; четвёртый же состоял из непонятных юноше знаков и символов и простирался от правого колена до щиколотки правой ноги. Хладом воинственной бури тянуло от таинственных символов, завораживали они взгляд Вольги, переливались лазурные узоры в дрожащем пламени факела.

– Нравится ли тебе, что ты видишь? – Спросила лукаво дева. – Ибо видишь ты истинную силу, что одна правит миром этим – божественную силу, льющуюся потоками чрез человечью плоть! Скажи… сколько тайных узоров носит твой учитель?

– П… пять… – процедил сквозь стиснутые зубы Вольга. Он старался молчать изо всех сил, но руны всё ещё были сильны.

– Пять… – повторила дева, – нелегко будет с ним совладать. Не уверена, что смогу взять его живым.

– Т… ты… проиграешь… – прохрипел Вольга.

– Нет, это вы проиграли! – Рассмеялась Романдина. – Взгляни на себя! Ты полностью в моей власти! Если пожелаю, я прикажу тебе броситься на меч! Что ты сможешь изменить? Оглянись вокруг! Твой Бог не нуждается в тебе! Он бросил тебя! Лучше отрекись от него прямо сейчас! Поклянись в верности моему небожителю – Одину! Отринь Перуново царствие, и тогда вместе пойдём мы к князю! Я научу тебя тайному знанию, и обретешь ты силу такую же, как у меня! Отрекись, Вольга! Отрекись от Перунова идола!

– Нет…

– Хорошо же. Тогда продолжим игру! – Сказав это, Романдина извлекла из-под кровати кожаный хлыст и с размаху ударила Вольгу по животу. Тот согнулся от боли, но не вскрикнул, только зарычал сквозь стиснутые зубы.

– Перун… – прорычал он сквозь обжигающую боль, – Перуну верен был и буду!

– Отрекись, говорю! Отрекись!!! – Закричала Романдина и снова ударила юношу хлыстом. Рубашка на нём лопнула от ударов, но он лишь рычал в ответ. Сила колдовских рун на шее давила непосильной ношей, склоняя его волю к отречению, но он стоял на своём и, получая удар за ударом, не говорил заветных слов. Дева не на шутку разошлась и стегала парня, пока сама не выбилась из сил. Тогда она села на кровать и накинула на вспотевшую от усилий кожу свой длинный стёганый дублет. Вольга чувствовал, что близок к тому, чтобы потерять сознание, но из последних сил каким-то чудом ему удавалось держать себя в руках. Пусть Перун никогда не дарил ему силы, но отречься от него означало бы отречься от единственного родного для Вольги человека, что у него был! Отречься от старика Итильбера, готового умереть за свою деревню, проклинавшую его за глаза за то, что он принял иноземного пасынка. Свершить такое предательство Вольга себе позволить не мог. Он лучше бы умер, чем предал старика. Но зачем? Зачем Итильбер остался в деревне? Почему не догнал названного сына на ночной дороге? Разве не чужим прожил он в деревне все эти годы? Разве не был Вольга единственной отрадой его?

– Я с тобой, мой малыш… не страшись… – Прозвучал внезапно голос в голове. Вольга закрыл глаза и на миг ощутил, как валится на пол без чувств, но в следующее мгновение оказался он на мягкой облачной перине. Рядом стоял в божественное сияние облачённый старик Итильбер. Улыбнулся он юноше и, руку подав, помог ему подняться.

– Почему ты остался, старик? – Спросил Вольга. – Они ненавидели тебя давно и ненавидеть будут даже после всего, что ты для них сделаешь… Также, как и меня… почему… почему ты остался?

– Я в ответе за них, ведь они мои братья и сёстры. А то, что они ненавидят меня, разве же это повод к тому, чтоб оставить их на растерзание этим волкам?

– Я не понимаю… – покачал головой парень.

– Я предан родному селению. И даже, если буду предан его жителями, сам я останусь им верен. Почему? Потому, как не ведают они, что творят. Зато я знаю точно, что делаю. Если уйду я сейчас, без меня здесь прольют больше крови. Я силён и моя кровь стоит больше. А потому постараюсь продать её врагу так дорого, чтобы большего им не потребовалось.

– Я подвёл тебя, Итильбер… прости меня. – Пал на колени Вольга. Грозовые тучи под ногами его почернели. – Меня схватили. Твой посох у тех, кому ты так боялся оставить его…

– Я знаю. Это ничего. – Улыбнулся старик. – Встань, Вольга. Твоя выдержка отмечена Перуном, и он призывает тебя. Призывает так громко, что даже я услыхал его глас. А это значит, что твоё дело ещё не проиграно.

– Меня? – Удивился Вольга и обнаружил пред собою грозовой терем резной и высокое крыльцо. Ступил он на первую ступень и устоял. Ступил на вторую, и устоял. Взошёл он по лестнице под раскаты грома летучего и широко распахнул он врата дубовые. Ослепил его свет. Зажмурил он глаза, как вдруг очнулся.

В тот же миг озарился шатёр золотыми искрами, и пронзили пространство льющиеся из глаз его громовые молнии. Воззрился он на Романдину, отступившую в ужасе в сторону и тот част же взвился молниевый хлыст и ударил её с грохотом, оставив ветвистый дымящийся след от левой щеки до её левого бедра. Загорелся дублет, и она сбросила его с себя, после чего сразу упала с криком на кровать, корчась от боли. Тут в палатку ворвался воин в воронёных латах, но и его отшвырнула назад громовая ветвь. Сила переполняла Вольгу. И вскричал он от переполняющего его могущества, испустив необузданные искристые грозы в разные стороны, что сожгли дотла красный шатёр и разметали ошеломлённых воинов бряжских. Пробегали по телу юноши быстрые молнии, но ни одна не обожгла его кожи, только расплавились кандалы и отбросил он раскалённый металл прочь от себя. Воззрился Вольга на руки, но ни одного следа от ожога не увидел на ладонях и запястиях: его плоть искрилась так, будто бы сам раскалился он до золотого сияния.

Бряги подняли оружие. С ужасом взирали они на извивающуюся от боли в алых простынях жрицу свою. Ни следа теперь не осталось от её былого могущества. Лежал на земле её верный защитник, поражённый громом. Вольга, опьянённый могуществом, смело перешагнул через догоравшую на земле алую стену шатра. Приблизились в ответ на это к нему бряжские топорники. Замерла пред ним стена их щитов, посверкивали между пальцев Вольги золотые искры, и все были готовы на смерть драться друг с другом, да только никто не решался начать этот бой.

Вдруг донёсся откуда-то грохот копыт. Обернулся Вольга и едва успел пригнуться, увернувшись от лихого взмаха нужской сабли. Отряд всадников ворвался на территорию лагеря, и началась страшная сеча. С боевыми кличами бросались бряги на одетых в меховые куртки и шапки всадников, но один за другим падали суровые северные воины, ибо бесчётное множество кочевников наскакивало на их порядки.

Воспользовавшись моментом, Вольга схватил свой посох и походный узелок и, пригнувшись, пробежал до ближайшего шатра. Воины не обращали на него никакого внимания. Бряги бились отважно, и скоро под их ногами образовалась целая гора из мёртвых воинов и коней, но всадники всё прибывали. Вольга заметил в шатре аккуратно сложенную хозяином рубаху и взял её с собой. Вдруг сражённый быстрым ударом пал недалеко от шатра бряжский рубака. Вольга пошевелил босыми пальцами, да заметил на воине хорошие кожаные сапоги, почти не стоптанные. Стащил он с мертвеца кожаные сапоги и поспешил к лесу. Ни один из сражавшихся не заметил его дерзкого побега.

Вольга остановился отдышаться только, когда перестали доноситься до него из-за деревьев звуки беспощадного боя. Он устало прислонился спиной к берёзе и сполз по ней на землю, опустив тяжёлые веки. Слишком много всего произошло за последнее время, слишком близко к нему была смерть, слишком большая сила пропитала вдруг его душу, отчего сердце до сих пор не могло успокоиться в груди.

Нуги всё-таки пришли. Явились раньше, чем предполагал князь Довмонт. Теперь у деревни нет шансов выстоять. Ему хотелось броситься назад, помочь Итильберу, защитить свой дом и жителей. Защитить Даяну. Ведь теперь он чувствовал в себе такую силу, что мог бы, казалось, обратить в бегство всю степную орду! Но… откуда-то из-за пьянящей пелены ещё доносился голос разума. Вольга понимал, что ещё не владеет своими силами, а врагов без числа и счёта. Ему удалось победить в лагере только из-за того, что он атаковал неожиданно, но если бы Романдина вышла с ним на честный поединок снова, какие бы у него были шансы?

Вольга снял с себя порванную, прожжённую рубашку, пропитавшуюся пылью и кровью во многих местах. Он осмотрел себя. Среди ран и ожогов проявился на коже золотой узор, напоминающий схематично изображённые переплетённые молнии. Воронкой вихревой они расходились от центра его груди к плечам, горлу и животу многочисленными ветвями.

Вольга рассмеялся. Слёзы выступили в уголках его глаз. Он всё ещё не мог поверить, что Перун признал его. Видел бы его сейчас старик Итильбер. Что бы он сказал? Что бы подумал? Успокоившись, Вольга надел, наконец, новую, украденную у брягов, белую рубаху и подвязал её своим пыльным, окровавленным поясом.

Нужно было идти. Итильбер хотел бы, чтобы посох его предков вернулся к его старым друзьям, а потому, скрепя сердце, Вольга отправился в путь, прочь от родной деревни, надев бряжские кожаные сапоги. Дорога предстояла неблизкая.

4.

Несколько дней шёл Вольга по лесам и долинам. Того и гляди приходилось ему укрываться в оврагах и высоких зарослях от проносящихся мимо него нужских разъездов. Время от времени попадались ему на пути и сожжённые деревни. В них он старался не заходить. В первый же день после побега из бряжского лагеря, он наткнулся на сожжённые избы и решил, было, посмотреть, не осталось ли в деревеньке выживших, не нужна ли раненым помощь. Но добравшись до главной улицы, он обомлел: земля была чёрной от сажи и прошитой крови. Тела мирных жителей: мужиков, женщин, детей и стариков, были насажены на острые колья, что лесом стояли вдоль главной дороги. Отрубленные головы жителей лежали невысокой горой прямо в центре селения.

Холодные настали дни, и Вольга часто дрожал под порывами пронизывающего ветра, неспешно бредя по пустующему большаку. Оттого и не устоял он, когда увидел на одном из тел шерстяной тёмно-зелёный плащ. Снял он его осторожно с безголового застывшего тела и накинул на свои плечи. От плаща ещё веяло могильным холодом, но всё-таки рано или поздно плащ должен был отогреться и позабыть свою скорбь о почившем хозяине, принимая в себя тепло новых, живых плеч.

Однажды ночью, собравшись устроиться на ночлег у корней раскидистой ели, что росла у дороги, заслышал Вольга приближающийся топот копыт. Юноша взял узелок с посохом и схоронился в высоких камнях, что стояли неподалёку. Там его всадники заметить не могли, уж очень густая тень ложилась на него в каменистой расщелине под громадным валуном, под который парень забился, будто полевой змей. Сам же он мог оттуда хорошо видеть дорогу. Топот становился всё громче и вот уже появились из-за поворота лесной тропы нуги-всадники.

Вольга сразу отметил, что всадники были не простыми воинами, что напали на лагерь брягов. Сбруя конская была позолочена, шерстяные попоны с многоцветными причудливыми узорами были шиты серебряными нитями, а рукояти сабель посверкивали драгоценными каменьями. Поверх отороченных мехом кожаных курток или тканых халатов, перехваченных широкими кушаками, всадники были одеты в латы из прямоугольной чешуи с большими прямоугольными плоскими наплечниками-щитками, закрывавшими руку от шеи до локтя, но совсем не мешающими движеням рук. На головах у них были остроконечные шлемы или меховые шапки, спадавшие острыми хвостами на спины. У седла каждого воина крепился колчан с чернопёрыми стрелами, да тугой степной лук, небольшой, но собранный из разных древесных пород, от чего гибкость его плеч позволяла метать стрелы ещё дальше, чем могли себе позволить простые луки брягов или же местных охотников. Впереди ехал плотного сложения кочевник с круглым лицом и длинными чёрными усами. Конь его был облачён в чешуйчатую броню, как и кони лучших воинов, что его окружали. Он настороженно поглядывал по сторонам и раздавал команды. На крупе некоторых лошадей были привязаны тюки с награбленными в деревнях припасами. Некоторые всадники держали высоко над головами факелы, освещая дорогу себе и товарищам.

Глядел Вольга на колонну всадником и кулаки его сжимались сами собой. Что они наделали там, в его родной деревне? Сумел ли кто уцелеть после их нашествия? Юноша чувствовал свою слабость как никогда. Его тянуло вырваться из-под скалы, наброситься на разбойников и выжечь их сердца гневом перуновой молнии, но… колонна всё не кончалась. Не меньше двух сотен всадников проскакало мимо Вольги, прежде чем земля перестала содрогаться под ударами конских копыт. Ещё долго юноша смотрел вослед уезжающим врагам, так беззаботно скачущим по родным ему землям, прежде чем смог, наконец, найти в себе силы подняться и продолжить свой путь.

Однажды утром Вольга встретил беженцев из недалёкой деревни и те поделились с ним хлебом. Они просили юношу присоединиться к ним, но тот отказался, ибо их путь вёл на восток в сторону хорошо укреплённого города Древограда, а Вольга спешил на север к Громовому холму. Расстались они тепло и пожелали друг другу удачи на пути. И вот, теперь, вечером, присев у жаркого огня, он с наслаждением достал подаренный хлеб из узелка и вдохнул его аромат. Буханка была ещё мягкой и пахла невероятно вкусно. Юноша уже хотел откусить от неё хрустящий кусочек, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд: из кустов на краю поляны за ним явно кто-то наблюдал.

Он присмотрелся и заметил в темноте небесно-синие глаза. Отчего-то ему сразу почудилось, что обладатель таких глаз не может быть опасен. Увидел он в глубине этой волшебной синевы лишь страх, голод и… одиночество, столь знакомые ему чувства. Вольга разломил буханку напополам и положил половинку на другой конец поваленного ветром дерева, на котором сидел сам. Кусты зашуршали в предвкушении, и Вольга демонстративно отвернулся, принявшись ковырять костёр палкой, подправляя слишком отдалившиеся от центра дрова. Скоро краем глаза он увидел, как из кустов вытянулась белая человеческая рука. Она попыталась схватить хлеб, но никак не могла дотянуться. Тогда из темной листвы показалось голое плечо и сразу за ним девичье лицо с высунутым от натуги языком. Черты её были миниатюрные, нос маленький и вздёрнутый, глаза большие, ярко-голубые, а губы тонкие и бледные. Копну каштановых, отдающих медным блеском, волос, укрывала верхняя половина головы рыси. Когда девушка вытянулась из кустов по пояс, Вольга к своему смущению заметил, что кроме просторной пушистой шкуры, на девушке ничего нет.

Как только девица дотянулась до буханки, она тут же рывком исчезла в кустах. "Дикарка…" – подумал Вольга, – "Интересно, давно ли она здесь живёт?" Тем временем из кустов донеслось тихое мурлыкание. Вольга осторожно встал и увидел, как за листвой урчал довольный комок рысьего меха, с наслаждением жующего только что добытый хлеб.

– Эй, ты там не замёрзнешь? – Спросил Вольга. Дикарка тут же вздрогнула и растворилась в темноте листвы, громко и зло зашипев на юношу. Только её синие глаза сверкнули из темноты. – Нет-нет, тихо… я просто хотел сказать, что если хочешь, можешь погреться у моего костра. Я тебя не трону… не бойся…

Вольга осторожно сел и отвернулся. Несколько минут на поляне стояла тишина, только потрескивал тихо хворост в костре, да ветер перешёптывался с высокими осинами. Вдруг кусты снова зашуршали, и Вольга увидел дикарку, на четвереньках подползающую к нему. В зубах она держала оставшийся кусок хлеба.

– Вот так, умница! – Сказал парень. – Садись к огню.

Девушка села и принялась грызть свой хлеб, искоса поглядывая на юношу. Он же старался вести себя так, чтобы не смущать незнакомку и делал вид, будто её рядом и вовсе не было. Скоро дикарка так увлеклась едой, что тоже забыла про чужака. Так они и сидели рядом до поздней ночи, пока Вольга вдруг не почувствовал мягкий толчок в плечо. Когда обернулся, он увидел, как девушка устало привалилась к нему. Её голубые глаза закрылись, и она еле слышно посапывала. Вольга понял, что ему давно пора тоже ложиться спать и, аккуратно уложив дикарку на бревне, сам расположился на земле, с другой стороны костра.

На следующее утро Вольга пробудился с рассветом. Диковатая незнакомка ещё спала, а потому он решил не будить её, осторожно собрал свои вещи, затоптал пару тлеющих углей и отправился в дорогу. Солнце не поднялось ещё над лесными вершинами, как Вольга обнаружил, что девица увязалась за ним. Так и шла она всю дорогу следом, ловко прячась в высокую траву или заросли, как только Вольга оборачивался. Каждый раз он успевал её заметить и всё никак не мог понять, правда ли она думает, что ей удаётся скрываться, или девица просто играет с ним? Скоро ему это надоело, и тогда он развернулся и крикнул ей:

– Ну, хватит пряток! Если хочешь идти со мной, можешь идти! Только учти, что у меня больше не осталось хлеба!

Девушка выскочила из травы и весело подбежала к юноше. Остановившись рядом, она уставилась на него с широкой улыбкой и замерла.

– Ну? Чего ты хочешь? – Спросил, подозрительно прищурившись, парень.

– Идти! – Весело подпрыгнула девица.

– Ладно, как пожелаешь. Как тебя зовут?

– Зулька!!! – Воскликнула девушка. – Зулька Зубастая!

– Зубастая? – Удивился Вольга. Девушка оскалила зубы, и парень внезапно заметил, как морда рыси стала наползать на лицо девушки, врастая в её кожу, изменяя её лицо. Когда шкура доползла до рта, клыки её увеличились, а строение верхней челюсти изменилось. Он поглядел выше, но там уже не было человеческого носа и глаз, вместо этого на него смотрели рысьи янтарные глаза с вертикальными зрачками, над чёрным кошачьим носом. При этом нижняя челюсть так и осталась человеческой, как и тело, укутанное в пушистую шкуру.

– Вуба-а-астая! – Протянула девушка, гордо показывая клыки.

– Да-да… вижу… перестань! – Отшатнулся Вольга. Частичное превращение выглядело неприятно, как что-то противоестественное. – Кто ты такая?

– Оборотница! Перекидыш! Перевёртыш! – Воскликнула радостно девушка. – Страшно? – Спросила она, наклонив голову.

– Да, очень… – Кивнул парень. Девушка расхохоталась и вернула себе прежний облик.

– Хорошо! – Самодовольно подвела она итог.

– Почему ты одна? – Спросил Вольга. Девушка смутилась и отвернула взгляд.

– Зулька… – Сказала она глубоко задумавшись и опустив голову.

– Что?

– Идти. Идти! – Сказала девушка и пошла вперёд. Вольга поплёлся следом.

– Что такое? Обиделась? Я что-то не то сказал? Эй, погоди!

– Идти! – Радостно воскликнула дикарка и, обратившись полностью в громадную рысь, бросилась вперёд по дороге.

– Стой ты! – Воскликнул Вольга, ускоряя темп. – Это уже совсем не "идти"!

Взбежав вслед за Зулькой на холм, Вольга вдруг остановился. Рысь резвилась и валялась в траве, будто котёнок, играючи рыча на бабочек и ловя лапами особенно крупных жуков. Но Вольга повернулся назад и разглядел вдалеке людей. Они шли длинной вереницей по просторным холмистым лугам, укутанные от ветра в походные плащи с капюшонами. Их вёл старик, опиравшийся на клюку.

– Зулька! – Позвал Вольга. – Идём! Люди идут! Это беженцы из деревень! Я должен узнать, кто они!

– Мяу? – Спросила Зулька, но неспешно последовала за попутчиком. Вольга сбежал по травяному холму и побежал в ту сторону, где видел беженцев. Он ни в чем не был уверен, но отчего-то ему казалось, что это могли быть только они – жители Нор. Несколько дней Вольга прятался в лесу, совершенно не сдвигаясь с места, потому что повсюду сновали нужские разъезды. Что, если именно это промедление позволило им догнать его теперь? Он хотел верить, что их вёл старик Итильбер. Ведь только он мог повести их на север в Громовой холм! Туда, куда отправил и самого Вольгу! Понадобилось время, чтобы выйти навстречу людям, но вот юноша миновал перелесок, перебрался через травянистый холм, пересёк овражек и вновь взобрался на холм, как вдруг заметил, что ему уже машут и что-то кричат с соседнего холма. Счастливый, он добрался до людей и остановился как вкопанный. То действительно были жители деревни Нор! Он узнавал эти лица, хоть теперь они и не хранили в себе даже тени прежней радости, веселья и беззаботности. Люди были грязные, усталые и израненные. Скользнув взглядом по лицам, Вольга быстро понял, что Итильбера среди них не было.

Что-то оборвалось в этот миг в его душе. Что-то важное лопнуло, и теперь он не знал, как ему двигаться вперёд дальше. Слишком сильно он поверил в эту призрачно блеснувшую внутри него надежду, которой не суждено было стать явью. На миг он даже позабыл, что, тем не менее, встретил своих односельчан, а ведь это по-прежнему великая удача. Вперёд вышел старик с клюкой – им оказался бывший деревенский кузнец и отец Валаха. Лицо его пересекали несколько свежих порезов, а один глаз отсутствовал.

– Так вот, куда ты сбежал, предатель… – Проворчал старик.

– Вы сами выгнали меня из деревни, не забывайте об этом! – Твёрдо ответил Вольга и поглядел в единственный уцелевший глаз мастера.

– Мальчишка… ты стал дерзким, без своего учителя! Не забывай, что теперь тебя некому защищать…

– Я в защите и не нуждаюсь! – Ответил Вольга, направив свой посох в лоб старику. Тот рефлекторно отшатнулся. – Где Итильбер?

– Погиб… – Вздохнул кузнец, примирительно отводя рукой наставленное на него оружие. – Нам трудно пришлось. Оглядись. Здесь ты не увидишь храбрых воинов… только стариков, детей, да женщин.

– Что?! Как он погиб!?

– Он остался вместе с воинами защищать деревню от нужской армии, а меня и ещё нескольких стариков отрядил сопровождать слабых, чтобы обеспечить им хоть какую-то защиту на этих чёртовых просторах… Его и всех наших юношей… даже моего Валаха… всех перебили вороги.

– Проклятье…

– Но надо идти. – Хлопнул Вольгу по плечу кузнец своей тяжёлой мозолистой рукой. – Надо спасти то, что осталось от деревни, а уж потом… В общем, мы идём в Древоград.

– Древоград на востоке, но вы идёте на север. Я думал, что Итильбер послал вас к Громовому холму. – Удивился Вольга.

– Мы обходим лагерь Нужской армии, стоящей на востоке от деревни. Они идут медленно, грабят и жгут все деревни, что есть поблизости. Кажется, у них нет цели, быстро захватить ключевые города и одержать победу. Я, конечно не тактик, но в ополчении князя доводилось воевать… Возможно, они выманивают князей из их городов в открытое поле, чтобы разбить конными отрядами главные силы и не сражаться с ними на крепостных стенах. Поэтому орда не торопится. А мы движемся быстро. Почти не отдыхаем. Иные бранятся на меня, но пусть повторят мне свои жалобы, когда усталые и голодные, но живые, мы, тем не менее, окажемся под защитой высоких стен!

– Что ж, желаю вам удачной дороги, – холодно ответил Вольга. С того момента, как он понял, что среди них нет Итильбера, вся теплота из его души куда-то пропала. Даже наоборот, он почувствовал презрение к тем, из-за кого отдал свою жизнь мудрый и сильный старик.

– Ты не пойдёшь с нами? – удивился кузнец.

– Вы выгнали меня! – Повторил Вольга. – Мне среди вас места не было никогда, но только с того момента, как я вышел за ворота навсегда, я это по-настоящему понял.

– Ты предал деревню, мальчишка! Накануне сражения! Как, по-твоему…

– Перестаньте! – Вперёд вышла измученная дорогой девушка, глаза которой горели праведным гневом. Тут шевельнулось что-то в душе у юноши, ведь в тот же миг, когда она откинула походный капюшон, он узнал в ней Даяну. – Идём с нами, Вольга… вместе безопаснее! Ну, к чему теперь вся эта гордость… Теперь все мы изгои.

– Ладно, парень. – Согласился кузнец. – Она права. Идём с нами, так тебе будет безопаснее.

– Скорее вам будет безопаснее с нами. – Покачал головой Вольга. – Перун признал меня. Теперь я его жрец. – По толпе прокатилась волна удивлённых возгласов.

– Ну, тогда… веди нас, жрец… – Буркнул кузнец, косо поглядев на Вольгу.

– Зулька! – Воскликнула девушка, внезапно выскочив из травы. Люди вздрогнули от неожиданности. Одна из женщин тот час же закрыла глаза своему сыну, увидев, во что одета девушка.

– Ах, да. Это Зулька. – Сказал Вольга, смерив взглядом попутчицу. – Она оборотница.

– Перевёртыш! – Воскликнула девушка и весело скатилась кубарём по травяному склону.

– Да. Перевёртыш. Вперёд! – Позвал Вольга и повёл людей за собой.

Вечером люди сошли с лесной дороги в чащу, взобравшись на пригорок так, чтобы с дороги не было видно света от их костров. Нужских всадников уже давно не было видно. С одной стороны это радовало, однако с другой означало, что они могли объявиться в любую минуту. Вольга сел на бревно вдалеке от тихих разговоров односельчан, слушая, не застучат ли копыта на большаке. Кто-то должен был за этим следить, к тому же, Вольга боялся оказаться рядом с Даяной. Что, если она не станет говорить с ним даже теперь, когда он изменился и стал сильнее? Что, если ещё одна его призрачная надежда рухнет во тьму? Он не хотел знать правды, ибо чересчур сладка была иллюзия возможного счастья.

Зулька долго смотрела на Вольгу, сидя за одним из костров, где жарили тушку подстреленного днём зайца. Она уже поужинала и теперь ждала, пока Вольга подойдёт и поест вместе со всеми. Но парень всё не приходил. Тогда она, наконец, встала, чтобы позвать его, но он тут же сделал быстрый жест, который поняла даже она: "Тихо!"

Оборотница неслышно подобралась к юноше и вместе они выглянули из кустов на дорогу, что была значительно ниже их расположения, под крутым земляным откосом. Слух не подвёл Вольгу: по дороге ехали двое всадников. Они не торопились. Скоро показались ещё несколько конных воинов, сопровождавших их. Одним из высокородных всадников был тот полнолицый хан с длинными чёрными усами. Рядом же с ним ехал мальчик лет десяти. Он был в той же одежде, что и отец: простая меховая куртка, перевязанная широким кушаком, остроносые сапоги и меховая шапка. Они увлечённо общались с отцом на степном языке.

Только завидев их, Зулька обомлела, а потом вдруг отступила назад в чащу. Вольга, заметив, что девушка исчезла, последовал за ней. Он нашёл её сидящей под высокой берёзой неподалёку. Она смотрела невидящим взглядом вперёд, будто бы пересматривая всплывающие в её голове ужасные картины прошлого.

– Что такое? – Спросил он мягко, подходя к ней и присаживаясь рядом на корточки.

– Хан… Кычак зовут… – Сказала она. – Маму забрал.

– Что? – Удивился Вольга. – Этот… забрал твою маму?

– Была котёнком Зулька. Была счастливым котёнком. Но он придти. Взял маму в подарок хану-над-ханами. Нуга-хану. Ло’Бэю. Взял диковинку… взял оборотницу… Зулька одна. Тогда одна. И до вчера – одна. Всегда одна быть.

– Зато сегодня ты уже не одна. – Ободряюще улыбнулся Вольга и погладил Зулю по плечу. – Пойдём к остальным!

– Не одна… – Рассеянно повторила Зулька, вытирая слёзы с покрасневших от смущения щёк. – Идти…

Они поднялись на ноги и хотели вернуться к кострам, как вдруг заметили, что двое всадников остановились и отстали от конвоя. Вольга тут же понял в чем дело: слишком сильно распалили селяне один из костров и теперь его блики плясали в листве ближайших деревьев. Воины оставили лошадей и пешком взобрались на пригорок. Вольга тут же бросился им навстречу и с разбегу врезался в одного, повалив того на землю. Зулька не успела так быстро сориентироваться и второй воин, воспользовавшись моментом, с копьём бросился к ней и, схватив девушку за горло, оторвал от земли. Улыбка нуга быстро сменилась гримасой ужаса, когда в его руке хрупкая тощая девица начала превращаться в мускулистую хищную кошку. От испуга он вонзил копьё ей в плечо, чем только разозлил громадную рысь. Сначала она выцарапала обидчику глаза, а затем на земле впилась клыками в глотку.

Вольга же быстро потерял преимущество в своём поединке. Воин был крепок и быстро сбросил с себя юношу и поднялся на ноги. Но стоило ему взмахнуть саблей, как Вольга ловким движением поразил его концом посоха в пах, а когда тот согнулся пополам от боли, жрец стукнул посохом по земле и, собрав громовую силу в своих глазах, выпустил её, поразив нужского налётчика молнией в лицо. В то же миг враг упал замертво. Дым от его обожженного тела быстро разнёсся бы по округе, как и грохот от молнии, но прежде чем враги поймут, что это было, они, скорее всего, заметят отсутствие своих товарищей.

Вольга приказал людям собираться. Им предстояло покинуть эти земли как можно скорее. Сонные, измученные долгой дорогой люди кутались в плащи под холодным ночным ветром, но, широко зевая, смиренно шли вслед за своим защитником. Сияла с неба луна, озаряя путникам дорогу.

Вдруг Зулька, шедшая рядом с Вольгой, остановилась как вкопанная. Парень обернувшись, сразу же понял, куда смотрела девушка. Там за холмами и лесом стоял лагерь хана Кычака. Того самого хана, что увёл когда-то маму Зульки в полон. Того самого, которого повстречали они на лесной дороге. В лагере было несколько десятков шатров и ещё больше костров. Много воинов. Очень много для жреца и оборотницы. Впрочем, ночью они могли бы иметь преимущество… Девушка не сдержала гнева и обернулась громадной рысью, зло зашипев в сторону лагеря. Однако Вольга ничего не сказал, а просто устало побрёл дальше. Заметив это, девушка вернула себе человеческий облик и непонимающе воззрилась на юношу. Почему он не хочет напасть на лагерь врага ночью, когда почти все они спят? Но тут же получила невербальный ответ: бросив на девушку усталый взгляд, он обернулся к людям и подбадривающе махнул им рукой. Зулька посмотрела на них: усталые, голодные, обездоленные, скорбящие по погибшим сыновьям, братьям и отцам. Без Зульки и Вольги, они точно попались бы на глаза нугам у лесной дороги. Не время, сводить старые счёты. Зулька глубоко вздохнула, успокоив ноющую в душе боль. Она в последний раз взглянула на лагерь и последовала за Вольгой.

К утру, путники добрались до подвесного моста, что был переброшен через глубокий и длинный овраг, по дну которого бежала бурная речка Гусёлка. Вольга нутром чуял, что погоня близка, но там, за мостом, начинались земли Древгорода. Овраг был велик, и объехать его быстро у всадников никак бы не получилось, а лошадей хлипкий канатный мостик не выдержал бы. Всё сильней подгонял Вольга женщин и стариков, чтоб перебирались они по узкому подвесному мостику. Но страшно им было оступиться на скользких от влажности досках и потому не могли они спешить, а медленно и осторожно делали шаг за шагом. Вольга и Зулька замыкали колонну.

– Мама! Соня вон, какого жука большого поймала! – Послышался голос какого-то малыша. – Дай посмотреть!

– Не сейчас, скорее! Нужно перебраться через мост! Лучше смотри себе под ноги! – Ответила мама. Того и гляди ожидал жрец услышать топот злодейских копыт, но всё не скакали вороги и тем тяжелее было терпеть ожидание. И вот, когда последний старик взошёл на мост, загрохотала земля. Люди ещё не слышали того, что услыхал Вольга. Он скинул на землю плащ, не говоря ни слова, протянул Зульке свою сумку и посох старика Итильбера.

– Прости, Зулька, – сказал он, – Дальше я не пойду. Мне выпал отличный шанс и я не могу его упустить.

– Что?! – Удивилась девушка. – Идти!

– Нет, Зулька. Доведи людей. Отдай посох жрецам Древгорода. Пусть передадут его Перуновым слугам. А я останусь. Я так хочу. Лошадям не перебраться через овраг, но стрелы могут настигнуть людей ещё долго. Поэтому нужно дать им время на то, чтобы уйти.

– Почему? – Зулька схватила жреца за грудки и тряхнула, притянув к себе. Сапфировые глаза её были полны отчаяния. Вольга улыбнулся. Он едва ли мог вспомнить, что бы кто-то ещё не хотел его так отпускать. Он прижал Зульку к себе и поцеловал в лоб, коснувшись своим носом меха рысьей шкуры на её голове.

– Ступай. Всё будет хорошо. – Сказал Вольга и подтолкнул девушку к мосту. – Быстрее! – Крикнул он, и девушка испуганно побежала, прижимая к груди сумку и посох. Вольга развернулся к лицом к надвигающейся кавалерии. Под барабанную дробь копыт явилась пред ним мощь нужского войска. То была только часть передового отряда, лагерь которого они видели ночью, но и она ужасала. На парня неслась на полном скаку, по меньшей мере, целая сотня всадников. Земля затряслась под ногами, а воздух наполнили холодившие душу боевые кличи степняков. Во главе отряда Вольга увидел хана Кычака с его молодым сыном. Мальчик натянул тетиву и выпустил первую стрелу. Тот час же в небо взмыла туча стрел с чёрным, как смоль, оперением. Все они нацелились на мост и юного жреца. Вольга воззвал к Перуну и воздел руки к небу. Сила растеклась по его телу и вырвалась из очей, обретя форму золотых молний. Некоторые стрелы сгорели, под жаром грома, иные же разлетелись, как щепки в стороны, когда коридоры выжженного молнией воздуха с грохотом схлопнулись. Ни одно смертоносное острие не попало в цель. Вольга, из-под надвинутых бровей, с холодной яростью посмотрел на кочевников. Его очи лучились могуществом. Всадники медлили, но хан выхватил саблю из ножен и понесся вперед.

Этого Вольга и ждал. Когда всадники оказались достаточно близко, он снова испустил из глаз злачёные грозы и поразил землю перед нужскими конями. Гром, раздавшийся у них перед мордами, напугал их до безумия, и многие, ослушавшись поводьев хозяев, вдруг вставали, как вкопанные или резко поднимались на дыбы, скидывая на землю своих седоков. Задние ряды врезались в передние, и половина отряда оказалась на земле. Кычаку удалось удержаться в седле, но вот его сын… только сейчас хан заметил, что его сын не удержался на своём коне и упал в сотне добрых шагов от нужских копыт. Уже бежал к мальчишке молодой жрец. Хан, стегнул коня плетью и поскакал за сыном, но было уже поздно: выхватив нож из-за пояса мальчика, Вольга обхватил ребёнка сзади, плотно прижав лезвие к его горлу, и спиной стал пятиться к мосту.

– Ни шагу дальше, хан Кычак! Иначе я его убью! – Зло прошипел Вольга. Хан побелел, но быстро пришёл в себя.

– Нет! Нет, прошу… – Выкрикнул он и соскочил с лошади. Другие воины уже подоспели к нему и шли на шаг позади с луками наготове. Пятясь спиной, Вольга с трудом нащупывал доски моста, но не ослаблял хватки. Когда они с мальчиком оказались над серединой оврага, хан со своими воинами замер перед началом моста. Вольга изо всех сил старался не замечать тихо капающих ему на руку горячих капель. Была ли это кровь из немного рассечённой кожи на шее, или слёзы в ужасе оцепеневшего ребёнка? Нуги натянули тетивы и прицелились в Вольгу. Тот крепче прижал лезвие к горлу мальчика и сам стиснул зубы.

По ножу стекла тонкая горячая струйка. Мальчик не издал ни звука, но вот его отец разразился истошным воплем и упал на колени перед мостом. Вольга старался не думать об этом. Старался не проникаться человеческими чувствами к нужским захватчикам. Он вспоминал отрубленные головы младенцев, тела ни в чём неповинных людей насаженные на колья в опустевшей сожжённой деревне, вспоминал старика Итильбера… Вольга вглядывался в лицо человека, отнявшего у него надежду на встречу со стариком и старался не думать о том, как неистово бьётся маленькое сердце, пульсируют вены в тонкой шее, крепко зажатой между его кулаком и лезвием нужского клинка. Нуги не берут пленных. Никогда не берут. Вольга видел, как они обходятся с селениями местных беззащитных крестьян. И теперь в руках юноши было самое ценное сокровище их хана – жизнь его ребёнка.

Но как бы ни пылало пламя гнева в душе юноши, он чувствовал всем своим сердцем, что не может отнять жизнь у неповинного в деяниях отца малыша. Беженцы уже скрылись за холмом и теперь стрелы нугов не смогли бы их достать, а значит, Вольга исполнил долг. Он хотел отомстить. Казалось, это так легко. Просто взмахнуть лезвием, и кончено. Пусть, стрелы оборвут его жизнь. Он даже не успеет увидеть, как падает тело на доски моста, как подбегает к нему поражённый отец. Не успеет увидеть и ужас в глазах малыша. Ведь именно так убивают детей нуги, разве же нет? Срубая саблей на скаку им головы. Не глядя в глаза. Не думая об их боли. Но Вольга не сумел решиться на этот взмах и понял, что проиграл. Его руки ослабили хватку, и он отпустил мальчика. Тот, поскальзываясь на старых досках со слезами на глазах, подбежал к отцу.

– Калиса! – Воскликнул хан, крепко прижал к себе дочь и зажмурил влажные глаза так, будто хотел позабыть всё, что только что было и никогда больше не вспоминать. Калиса. Так это была девочка… Стрелки подняли луки, прицелившись в юношу. Вольга крепче сжал в руке кинжал, готовый перерубить канаты подвесного моста, но хан внезапно остановил их. Он посмотрел на юношу и тот поглядел в ответ. Вольга понял, что в этот раз Кычак не прольёт его крови. Взгляд хана был твёрд и не требовал пояснений. Вольга развернулся спиной к кочевникам и спокойно побрёл по мосту на другую сторону оврага. Дойдя до твёрдой земли, он перерезал канаты, и мост рухнул на дно реки. Нужские воины, замерев, следили за каждым его движением, но никто не смел ослушаться приказа хана. Вольга посмотрел на свои руки и только теперь понял, что на них запеклись струйки крови. Он вытер их о белую рубаху и выбросил окровавленный кинжал. Руки всё ещё не были чисты, а кровавый запах не сбивал даже буйный ветер, разгулявшийся на травяном просторе. Вольга сделал шаг, затем ещё и пошёл прочь. Прочь от бесчеловечной жестокости, которую едва не свершил.

Понурый и усталый он появился перед своими односельчанами. Раздались удивлённые и обеспокоенные возгласы: людей напугала окровавленная рубаха. Подняв глаза, увидел он в толпе обеспокоенный взор Даяны, но стоило их глазам встретиться, как лицо её просияло улыбкой. Она поняла, что кровь ему не принадлежит. Никогда ещё она не смотрела так на Вольгу, как теперь. Он тоже замер, на миг, позабыв обо всём, что произошло. Ему показалось, что они снова стоят на улочке своей маленькой деревушки и болтают о житейских делах, как ни в чём не бывало. Юношу потянуло к ней. Он вдруг почувствовал, что всей душой жаждет прижать её к себе, вдохнуть запах её волос, ощутить на губах сладость её поцелуя. Быть может, она теперь решится его подарить…

Но не успел он сделать и пяти шагов, как в него врезалось что-то мягкое и тёплое. Он посмотрел вниз и увидел пушистый рысий мех. Зулька обвила его плечи руками и вжалась лицом в его плечо. Девушка буззвучно плакала. Это тронуло Вольгу, и он от всей души обнял её в ответ. Через минуту он вспомнил про Даяну, но та уже отвернулась, потому что люди снова двинулись в путь. Только старый одноглазый кузнец подошёл ближе.

– От всей души благодарим тебя, добрый жрец… – Сказал он. – Дальше мы доберёмся сами.

– Хорошо. Мы с Зуйкой выполним последнюю просьбу старика Итильбера и отнесём посох его братьям.

– Да будет ваш путь безопасен и лёгок. – Сказал кузнец.

– Как и ваш. – Ответил Вольга.

– Вольга…

– Да?

– Прости нас… я прошу от имени всей деревни. Мы были несправедливо злы и к тебе… и к… Итильберу тоже.

– Я думаю, он никогда не был обижен на вас за это. А я… я был, но теперь я прощаю вас, – сказал юноша, – вам не стоит больше думать об этом. Новая жизнь начнётся для вас в Древгороде.

– Надеюсь, для кого-то она начнётся, но не для меня и других стариков… – покачал головой кузнец, – наша жизнь осталась там. Сгинула в огне пожара. Новая жизнь остальных… скорее всего, окажется жизнью изгоев. Одиноких. Ненужных. Презираемых.

– Вы не одиноки, ведь вас много. Вы всегда есть друг у друга. Я уверен, что вас примут тепло. Прощайте. Я всегда буду помнить вас… и всех, кто погиб.

– Прощай, Вольга. – Сказав это, одноглазый старик развернулся и пошёл прочь, изнурённо опираясь на свою кривую клюку. Зулька отдала Вольге сумку и посох. Он потрепал её по рысьей шкуре и вместе они отправились на северо-запад.

5.

Дни сменялись ночами, а за холодной тьмой ночей снова наступали тёплые дни. Вольга с Зулькой шли на северо-запад, с каждым днём приближаясь к Громовому Холму. Вечером Зулька обращалась в рысь, а Вольга доставал самодельный лук со стрелами, и оба шли охотиться. Охота доставляла куда больше радости, когда зверь и человек соревновались в ловкости, силясь раздобыть больше пропитания, чем соперник. Вольга был не слишком метким стрелком, ибо ещё в деревне всегда предпочитал охоте рыбалку. Это заметно сказывалось теперь на количестве его побед и поражений, потому как большую часть пути они останавливались на ночлег вдали от каких-либо водоёмов, а потому юноше не удавалось продемонстрировать лучшие из своих навыков.

Зулька же, как настоящая кошка, была хороша во всём. Будь то охота на зайцев или ловля рыбы. Конечно, ей не очень нравилось мокнуть в воде, оттого рыбу она ловила, взобравшись на прибрежную корягу и внимательно высматривая блестящие силуэты под водой. Как только она замечала добычу, её лапа проскальзывала под поверхность за долю секунды и чаще всего вытаскивала оттуда насаженную на коготь рыбину. После первой пойманной таким образом рыбы, остальные пугались и расплывались далеко от того места, где на коряге сидела огромная рысь. Вольга быстро подметил особенности Зулькиной тактики и всегда уходил от неё максимально далеко туда, куда чаще всего и сбегала перепуганная ею рыба. Там он ловил её на длинную верёвку с крючком и всегда побеждал в рыболовном состязании количеством пойманной рыбы.

Совсем по-другому складывалась охота. Пока Вольга, щурясь в вечерней темноте, старался максимально тихо красться по лесу, чтобы не спугнуть случайного зайца, Зулька бесшумным ветром проносилась на мягких лапах, настигая ушастых одного за другим. Вечерние сумерки не мешали её ночному зрению. Ни один заяц не мог сбежать от её стремительных упругих лап, разве что находил неподалёку пустую нору. В противном случае рысь быстро нагоняла его. В случае же Вольги побег зайчика оказывался катастрофой и разгромным поражением. Ведь если бы он только мог метко стрелять, это бы не оказывалось проблемой, ибо стрела догоняла бы бегущую жертву. Но юноша промахивался каждый раз, когда расстояние между ним и зверьком оказывалось больше пятидесяти шагов. А на пятьдесят шагов его и подпускали-то немногие.

Вот так, в очередной раз, возвратившись в лагерь ни с чем, Вольга устало плюхнулся на бревно у приготовленного для розжига хвороста. Палки уже были уложены шалашиком вокруг старой сухой коры, а поверх них стояли крупные сухие обломки ветвей, готовые стать превосходными углями. Вся конструкция была хорошо укомплектована старой сухой листвой, засохшим мхом и старой травой. Вольга достал из узелка огниво и огляделся в поисках дикарки. Скоро она появилась из леса, держа в зубах две крупных заячьих тушки. Добравшись до костра, Зулька обратилась обратно в человека и самодовольно заявила:

– Вуфга фа, Фольга о!

– Что-что? – Переспросил Вольга и вытащил у девушки из зубов меховые тушки. – Повтори.

– Зулька – два! Вольга – ноль! – Гордо заявила девушка.

– А-а… ну, да… не мое это. – Согласился Вольга. Девушка только скривила в ответ забавную рожицу. Юноша принялся высекать искры, но сухая трава никак не хотела загораться.

– Зулька – два! Вольга – ноль! Зулька – два! Вольга – ноль! Зулька – два! Вольга – ноль! – Распевала девушка под руку Вольге, танцуя вокруг него и кострища безумный танец радости, счастья и самодовольства.

– Боги! Прекрати, Зулька! Мешаешь же! – Воскликнул Вольга и девушка тут же замерла. Он продолжил высекать искры, но огонь никак не хотел загораться. Спустя ещё несколько попыток особенно густой сноп искр всё-таки поджёг сухую листву. – Ага! – Вскричала юноша, как вдруг обратил внимание, что Зулька всё ещё не издала ни звука. – Зулька? Ну, ты чего? Обиделась, что ли? – Спросил он, оглянувшись. Девушка стояла как вкопанная и не обращала на него никакого внимания. Рысьи уши на её голове ожили и вертелись теперь в разные стороны, пытаясь уловить что-то неслышимое для человека, глаза же смотрели в одну точку.

– Ш-ш-ш-ш! – Прошипела Зулька.

– Что с тобой? – Спросил юноша, как вдруг девушка обратилась в кошку и помечалась куда-то в чащу.

– Ш-ш-шипит пожар! – Воскликнула она на бегу, возвращая на время рту человечью форму. Вольга подхватил с земли лук, стрелы с посохом и помчался вслед за ней. Бежать пришлось не так далеко, и Вольга даже не успел сбить дыхание. Они выскочили из леса на просторную поляну, на которой был сложен огромный костёр меж тремя странными треугольными конструкциями, сплетёнными из костей. На костре, привязанная к огромному сухому дереву, стояла молодая девушка, на первый взгляд на несколько лет старше Вольги. У неё были кудрявые рыжие волосы с седыми прядями, растущими от висков, сплетённые в одну толстую косу, тонкий с горбинкой нос и острый подбородок. На лбу у девушки заметно было уродливое клеймо в виде безобразного глаза. Она была одета в длинное вышитое обережными узорами льняное платье, поверх которого была меховая жилетка. Вокруг костра читал заунывную молитву высокий худой мужчина средних лет с жидкой бородой и залысинами. Пламя большого костра подходило к девице медленно, чтобы она могла испытать ужас от осознания того, что скоро умрёт.

– Спасай её, я его отвлеку! – Воскликнул Вольга, выбегая на поляну. Зулька всё поняла и мигом бросилась в огонь. Рыча от боли, она перегрызла путы и за меховую жилетку вытянула жертву из пламени, после чего упала на землю и принялась кататься в траве, чтобы затушить подпаленную шкуру. Тем временем Вольга на бегу выстрелил из лука в высокого жреца и… промахнулся, по меньшей мере, на десять локтей, чем только обратил на себя внимание врага. Обернувшись, мужик забормотал какие-то молитвы, и юноша почувствовал, как зрение начинает его подводить, но сила уже клокотала в нём, и он успел выпустить её мощь во врага. Молния поразила тёмного жреца в грудь, но, даже вскрикнув от боли, он не перестал читать свою молитву. И тогда земля забурлила, словно кипящая вода в котелке и из её бурлящих глубин возникли кости мёртвых птиц. Воплотились в тени деревьев чёрные перья и облепили собою гнилые кости, и взмыли мёртвая стая в небо, затмив собою солнце. Во тьме юноша потерял противника из виду и только слышал иногда, где-то поодаль, быстрые шаги. Вольга собрался с силами и метнул молнию во тьму, но не смог поразить врага. Только несколько обгоревших перьев пали перед ним на землю. Вдруг пение жреца продолжилось. Оно донеслось из-за спины Вольги. Парень обернулся и тут же почувствовал, как со всех сторон ринулись на него чёрные мёртвые вороны, облепили они всё его тело, вцепились в кожу острыми когтями и бросились выклёвывать глаза.

Вольга закрыл глаза локтем и закричал, но в рот тут же набились холодные, грязные кости, старающиеся протолкнуться ещё глубже в его глотку. Задыхаясь, захлёбываясь перьями, он упал на колени, а монотонный голос всё приближался и приближался, заунывно читая молитвы и запевая протяжные песнопения. Когда тяжёлое покрывало мёртвых птиц придавило юношу к земле, он ощутил на своей голове сухие длинные пальцы, с острыми ногтями, плотно впившимися в его череп.

– Глупец… – проговорил над ним монотонный голос, – ты не соперник жрецу Чернобога…

Парень чувствовал, что бессилен. Он был придавлен к земле, его глаза пытались выклевать птицы и оттого он зажимал их локтем изо всех сил, а рот был набит костями и перьями, только правая рука изо всех сил вжималась в… посох! Птицы царапали и клевали его правую руку, но он не отпустил своего сокровища. Раз уж выпустить молнию из глаз и рта не получится, он попробует перенаправить её в оружие Итильбера. Сконцентрироваться было сложно, но собрав силу в своей груди, он всё-таки смог перенаправить её в руку и влить в деревянную палку. С усилием двинув придавленной рукой, он направил посох на тёмного жреца и приказал молниям ударить куда-то над собой. Именно там, по его представлениям и стоял высокий враг. Послышался крик, и кости птиц потеряли на миг свою колдовскую силу. Этого Вольге вполне хватило, чтобы подняться на ноги, открыть глаза и ударить жреца в грудь силой светящихся грозами глаз. Скелеты птиц обвалились безвольными грудами на изрытую землю, а перья, сотканные из теней, растворились в свете разгоревшегося жертвенного костра. Тут же Вольга выплюнул старые грязные кости изо рта, и его стошнило на траву. Придя в себя, он посмотрел на жреца: тот ещё дышал.

Зулька подошла ближе. Она уже приняла человеческий облик и теперь отряхивала шкуру от пепла и подгоревших волос. Вольга поглядел на ожоги с озабоченным видом.

– Ничего! – Весело улыбнулась Зулька. Ближе подошла и спасённая девушка.

– Спасибо вам, друзья. Они никогда не оставят меня в покое…

– Кто? – Спросил Вольга. – И почему?

– Жрецы культа Чернобога. – Сказала девушка. – Они растили меня с самого детства, как жертву. Эти ублюдки жертвуют только сильных и достойных людей своему богу. Меня обрекли на эту судьбу с рождения. И теперь культисты чуют моё присутствие и идут по моим стопам. Иногда попадаются сильные противники, иногда слабые… но этот… напал неожиданно. И я не успела ничего сделать.

– Не волнуйся, теперь ты в безопасности! – Ответил Юноша, но девушка покачала головой.

– Ритуал закончится только тогда, когда его ученики приведут сюда из окрестных деревень трёх молодых людей и убьют следом за мной. Сегодня ждать их уже бессмысленно. Скорее всего, они явятся завтра. Тогда-то я их и встречу…

– Мы с тобой.

– Незачем. Они слабы. А вы и так из-за меня пострадали… – Девушка оглядела ссадины Вольги и ожоги Зульки. – Я Айдана, кстати. Жрица Велеса и целительница. Если позволите, я осмотрю ваши раны.

– Конечно… – Согласился Вольга и оглянулся на Зульку. Та с энтузиазмом кивнула. Вольга поднял колдуна, чтобы связать ему руки верёвкой, которая нашлась в его же суме, и внезапно обнаружил под чёрной, шитой серебром, рубахой костяной нагрудник, напоминающий переднюю часть человеческой грудной клетки.

– Что это? – Спросил юноша.

– Защитный нагрудник. Это про́клятая вещь, лучше не прикасайся. – Поморщилась Айдана, на миг, переведя взгляд с Зулькиных ожогов на пленника. – Скорее всего, эти намоленные кости и спасли его жизнь от твоих ударов.

– Поразительно… – Покачал головой Вольга и крепко связал жреца по рукам и ногам. Остатком верёвки, он перевезял ему рот, чтобы тот не сумел закричать. Вдруг парень почувствовал легкое покалывание на левом предплечье. Задрав рукав, он вдруг увидел, как на коже проявляется золотой узор в виде ветвистых молний. Он тихо улыбнулся и опустил рукав. Победа и правда далась непросто, и он был рад, что Перун её видел.

Наступила ночь, и Вольга принёс их с Зулькой вещи и еду на поляну, чтобы затаиться возле неё, на случай, если пожалуют ученики жреца. Теперь две тушки зайца не казались таким уж сытным ужином, но выбирать не приходилось. Вещи Айданы остались в деревне, из которой её увели силой, а потому поделиться провизией она не могла. Целительница оказалась достаточно благодарной девушкой, видно было, что она стыдится своего положения и невозможности отплатить незнакомцам за доброту.