Оглавление
Максим Горький. Нельзя молчать!
Горький
Литературные портреты
Лев Толстой
Заметки
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
XIII
XIV
XV
XVI
XVII
XVIII
XIX
XX
XXI
XXII
XXIII
XXIV
XXV
XXVI
XXVII
XXVIII
XXIX
XXX
XXXI
XXXII
XXXIII
XXXIV
XXXV
XXXVI
XXXVII
XXXVIII
XXXIX
XL
XLI
XLII
XLIII
XLIV
Письмо
О С.А. Толстой
Леонид Андреев
О М.М. Пришвине
Савва Морозов
В.И. Ленин (Первая редакция)
Сергей Есенин
Из воспоминаний о И.П. Павлове
Несвоевременные мысли
нельзя молчать! Из полемики 1917–1922 годов. Кошмар (Из дневника)
Нельзя молчать!
Интеллигенту из народа
«Веселенькое»
Заметки из дневника. Воспоминания
Люди наедине сами с собою
Из дневника
О войне и революции
Садовник
Законник
Отработанный пар
Быт
А.А. Блок
Вместо послесловия
Примечания
Литературные портреты
Лев Толстой
О С.А. Толстой
Леонид Андреев
О М.М. Пришвине
Савва Морозов
В.И. Ленин
Сергей Есенин
Из воспоминаний о И.П. Павлове
Несвоевременные мысли
Нельзя молчать!
Кошмар (Из дневника)
Нельзя молчать!
Интеллигенту из народа
«Веселенькое»
Заметки из дневника. Воспоминания
Аннотированный указатель имен
* * * * *
Отрывок из книги
Я помню отчетливо первые книги Горького, помню обывательские толки о новоявленном писателе-босяке. Я был на одном из первых представлений «На дне» и однажды написал напыщенное стихотворение в прозе, навеянное «Песнью о Соколе». Но все это относится к поре моей ранней юности. Весной 1908 года моя приятельница Нина Петровская была на Капри и видела на столе у Горького мою первую книгу стихов. Горький спрашивал обо мне, потому что читал все и интересовался всеми. Однако долгие годы меж нами не было никакой связи. Моя литературная жизнь протекала среди людей, которые Горькому были чужды и которым Горький был так же чужд.
В 1916 году в Москву приехал Корней Чуковский. Он сказал мне, что возникшее в Петербурге издательство «Парус» собирается выпускать детские книги, и спросил, не знаю ли я молодых художников, которым можно заказать иллюстрации. Я назвал двух-трех москвичей и дал адрес моей племянницы, жившей в Петербурге. Ее пригласили в «Парус», там она познакомилась с Горьким и вскоре сделалась своим человеком в его шумном, всегда многолюдном доме.
.....
– Это в Торре Аннунциата! А это у Геркуланума! А это в Неаполе! Ух, ух, ух, как зажаривают!
Этому «великому реалисту» поистине нравилось только все то, что украшает действительность, от нее уводит, или с ней не считается, или просто к ней прибавляет то, чего в ней нет. Я видел немало писателей, которые гордились тем, что Горький плакал, слушая их произведения. Гордиться особенно нечем, потому что я, кажется, не помню, над чем он не плакал, – разумеется, кроме совершенной какой-нибудь чепухи. Нередко случалось, что, разобравшись в оплаканном, он сам его же и бранил, но первая реакция почти всегда была – слезы. Его потрясало и умиляло не качество читаемого, а самая наличность творчества, тот факт, что вот – написано, создано, вымышлено. Маяковский, однажды печатно заявивший, что готов дешево продать жилет, проплаканный Максимом Горьким, поступил низко, потому что позволил себе насмеяться над лучшим, чистейшим движением его души. Он не стыдился плакать и над своими собственными писаниями: вторая половина каждого рассказа, который он мне читал, непременно тонула в рыданиях, всхлипываниях и в протирании затуманившихся очков.
.....
