Читать книгу Мой путь. Собрание стихов - Максим Шлыгин - Страница 1

Мой путь.

Короче, план такой.

Надеюсь, клять не станете…

Пишу своей рукой,

В уме и трезвой памяти.

Душа моя чиста,

И сердцу тесно в теле.

А истина проста,

Другой не вижу цели.

Да и её и нет.

По мне, во всяком случае.

Похоже на обет.

Я буду верить в лучшее.

Мне просто нужно жить.

Жить просто, незаметно.

И всех вокруг любить.

Отцовски. Беззаветно.

И на защиту встать

Всегда быть наготове.

И не жалеть отдать

Последней капли крови.

Жизнь положить на то,

Что внукам пригодится.

Создать и не владеть,

Достичь и не гордиться.

А под конец остыть

И умиротвориться.

Не требуя награды

Уйти и раствориться.

Судьба и Свобода.

Как много лет,

И столько бед,

Чтоб мысль одну

Понять.

Свобода есть.

Но только в том,

Чтобы Судьбу

Принять.

Четыре карапуза бегало…

Мне бабушка однажды рассказала

Про детство фронтовое, в оккупации.

И мне так сложно было осознать,

Что делать-то в похожей ситуации…?

Их четверо детей у мамы с папой,

Три девочки и маленький мальчишка.

И вдруг война. Реальная война.

Не в телевизоре. Не в радио. Не в книжке…

Тверское областное захолустье,

Каким далёким бы от фронта ни казалось,

За три-четыре месяца, всего лишь,

В руках фашистов мигом оказалось.

Мой прадед – русский он Иван.

Обычный муж и папа многодетный,

Попал с семьёй и со Страной в капкан.

Капкан кровавый. Давящий. Конкретный.

Глаза детей о многом говорят,

Они же до последнего надеются…

Но вот пошёл на фронт твой младший Вася-брат.

И ты свой долг исполнишь, разумеется…

Детишек глазки мокнут и блестят,

Но не от счастья, радостно, слезятся…

Идёт отец на фронт. Они его простят.

Простят. И на всегда простятся…

Как много я о прадедах не знал,

И зря я не искал корней у рода.

И лишь сейчас всю важность осознал,

Прочтя страницы Памяти Народа.

Теперь передо мною весь их путь,

От хат до братского захоронения.

Помогут мне искать по жизни суть

И принимать дальнейшие решения.

За мною встал стеной их тяжкий крест.

И я опёрся там, и не колеблюсь боле.

Посмертно объявив войне протест

Семье и детям подарили Волю.

Представить только, каждый божий день,

Брать автомат, гранаты и в атаку.

Для командира пьяного ты лишь пустая тень.

На вилы тебя грудью, как собаку.

До глубины души обидно и пронзает,

Что так беспечно относились к безопасности.

Пустили к сердцу нож. И в пот бросает.

А кровью заливали по халатности.

Но в Памяти Народа та кровища

Рубец оставила. И дан себе зарок.

Мы помним всё, и штурмы Езерища,

И линию Погостья и Жарок…

Мы помним каждого и нам так, правда, легче.

И, может, спросит кто, зачем мы чешем раны?

А чтоб готовым быть теперь к нежданной встрече.

И не бросать в плену детей на маму.

Иван! Как фронт к деревне сполз,

Приехал за детями тарантас.

Забрал, и в тыл детей повёз.

Но по дороге их накрыл фугас.

А твои четверо детей оголодавших

На ноги бросились к родимой матери.

И в крик молили их не отдавать.

И не погибли в том фугасном кратере.

А мать, моя прабабка Евдокия,

Не отдала же их! Хотя, ведь, точно знала,

Что гибнут дети матерей России

От голода и холода металла.

Но Мать своих детей не отпустила.

И в ту невыносимую годину

Любовью материнскою укрыла,

В платке скрывая слёзы и седины.

Любви безмерной судьбоносный фон

Пророс ростками вверх, сквозь поколения!

Любовь к семье до гробовых времён,

Вот прадеда с прабабушкой решение.

Мне бабушка однажды рассказала

Что детства у неё совсем и не было…

Но, хоть погиб отец, а всё же, рядом с Мамою,

Четыре карапуза бегало.

Слепой котёнок.

Я уже не помню точно,

Память вдруг забарахлила…

Но, похоже, той весной мне

Лет 12, где-то, было…

Вспоминаю с теплотою,

Как мой пёс любимый, Бимка,

В родах кошке помогая,

Ушки ей лизал и спинку.

И четыре косолапых,

Нежных и слепых котёнка,

Появились в этот вечер

На подстеленной картонке!

В моей комнате, в коробке,

Я их, с кошкой, поселил.

И всё время, после школы,

У коробки проводил.

Сядут вечерком со мною

Братик младший и сестрёнка,

И сидим, распределяем,

По хозяевам котёнков.

Писк стоял невыразимый,

Когда кошка уходила.

Мы туда обратно кошку,

Чтоб она их покормила!

И мурлыкала коробка,

Когда сытые котята,

На подстилке, пузом кверху,

Засыпали, «поросята».

Мне достался самый первый,

Самый голосистый кот.

На кормёжку, он, толкаясь,

Постоянно лез вперёд!

Маленький, слепой, но наглый,

Серый дымчатый котёнок.

Только сверху. Только первым!

Абсолютный нахалёнок!

Но ведь, ласковый, зараза,

Невозможно передать!

Это ж надо так на ухо

Оглушительно мурчать!

Что ж ты делаешь, проказник?

Ты зачем залез на брата?!

Вот накой тебе сестрёнку

Надо укусить за лапу?

Из коробки вылезая,

Заберется мне в ладошку,

И, мурлыча, засыпает,

Под присмотром мамы-кошки.

В общем, как-то мы сдружились,

С первых дней его рожденья.

Я ведь тоже первый, старший,

С трояком по поведенью…

Я ведь тоже, не подарком,

Для планеты уродился.

Так, болявый для слепого,

Почему-то, пригодился.

Незаметно пролетело

Дня так три, или четыре,

А слепые карапузы

Стали ползать по квартире.

Вылезают из коробки,

Расползутся по углам,

Заплутают иль застрянут,

И пищат, то тут, то там!

Мы с сестренкой и братишкой,

И с беременною мамой,

Смотрим этот фильм потешный

Каждый вечер, без рекламы!

Только вот одна проблема

Неожиданно всплыла.

У котяток диарея

С недержанием была…

Это было не приятно.

Кто бы спорил? Было б с чем.

Только вот скандалить громко

Из-за этого зачем?

Мама с отчимом ругались так,

Что птиц пугали с крыши.

Я сидел, закрывши уши.

Кот слепой, а я не слышу.

И сестрёнку, и братишку,

Моя комната спасала

От больного содержанья

Бытовушного скандала.

Долетали крики отчима,

Что в семье одни вредители.

И ведь никуда не спрятаться

Детям от проблем родителей…

Маме противопоказано

Было нервничать, беременной.

Можно же, к проблеме кошек,

Относится, как ко временной?!

Но гарант семьи, не долго думая,

Без особых сантиментов и труда,

Прибежав, в запале, в мою комнату,

Быстро огласил вердикт суда.

Мне тогда все чётко объяснили.

Мне не дали даже возражать.

В общем, я своих «проклятых кошек»,

Должен был «собрать и… закопать».

Щас бы я ему ответил…

А тогда, мне было лет 12.

Я смолчал… И согласился с этим…

Я был слаб и не умел ругаться.

Мои младшие братишка и сестрёнка

На меня стояли и смотрели.

До конца не понимая смысла.

А поняв, все вместе заревели.

Я всю ночь тогда слепого гладил,

И глядел глаза в глаза котёнку.

И поверьте, на Земле, в то время,

Не было несчастнее ребёнка.

В школе было мне не до уроков,

И не до друзей мне в школе было.

Мне тогда хотелось просто выть.

Было жутко, страшно и совсем уныло.

И я помню, как меня заставили.

Буду вечно помнить тот скандал.

Что в пакете целлофановом с котятами

Своё детство в землю закопал.

И ни годы испытаний, ни события,

Мне так в памяти стереть и не смогли,

Тонкий, и отчаянно пронзительный,

Тот тяжелый сиплый писк, из-под земли…

Новые ботинки.

Кто помнит, как всё было

В начале 90-х,

Тому меня, быть может,

Понять довольно просто.

Тоска, беда, разруха,

Малёванные девушки,

Вьетнамские торговцы,

И очередь за хлебушком.

Да и в «комке» коммерческом

Стояк с утра до вечера.

Купить, особо не на что.

Да и, по правде, нечего.

Занять бы до зарплаты…

Все вместе так и жили.

Детишек малолетних

В очередях растили.

Нас четверо у мамы.

Мне было лет 15.

Я – старший, вот и выпало

За четверых стараться.

Это дисциплинирует,

Способствует раскрыться.

Ты с детства понимаешь,

Что Бог велел делиться.

Ты можешь запихнуть

В проход свои желания.

Ведь всё подчинено

Науке выживания.

Но к той нагрузке бешеной,

Свалившейся на плечи,

Я у себя не чувствовал

Совсем противоречий.

Вообще не возникало

Конфликтов никаких.

Я взял себя и полностью

Потратил на других.

И было б органично

Всё, в общем-то, и просто

Если б не сделать скидку

На переходный возраст.

Да и с ним тоже, в принципе,

Возможно было справиться.

Но мальчику хотелось

Уже девчонкам нравиться.

Меня, как всех, манили

Красивые картинки.

А сильно унижали

Рваные ботинки…

И мама, это, видимо,

Похоже, просекла.

И как-то раз, на рыночек,

Меня с собой взяла.

Свою коробку с ботами

Я нёс, как драгоценности!

Смешно об этом вспомнить

Сейчас из современности.

Естественно, на утро,

В прекрасном настроении,

Потопал в ботах в школу,

Забыв об унижении!

В тот день все было классно!

Светился улыбаясь!

Летал от счастья в воздухе

Паркета не касаясь.

А после школы, вроде бы,

Сморило. Лёг поспать,

Детишек попросив

Особо не орать.

И как-то, очень сильно,

Похоже, уморился,

Что, под возню малышек,

Мгновенно отрубился.

Вдруг треск и боль внезапная

Течет по лбу и носу.

Вскочил, и вижу отчима

С трубой от пылесоса.

Стою, меня шарахает,

Трясет, как лист осины,

Пытаюсь экзекуции

Понять быстрей причину.

А он не утруждается

Построить разговор.

Хватает меня за ухо

И тащит в коридор.

Хрустят, ломаясь, хрящики

От напряженья в ухе.

Сознанье покидает,

В глазах летают мухи.

Меня трясет сильнее

И крутят вертолетики.

Орёт, при этом, отчим,

«Зачем принёс наркотики?!!!»

И тычет мне в лицо

Пакетик с порошком.

Я помню, себя чувствовал

Каким-то дураком.

А он мне: «Что ж ты делаешь,

Испорченный мальчишка!

Я твой наркотик долбанный

Отнял из рук братишки!!!»

Но мой ответ, похоже,

Уже не пригодился…

Я, прямо в коридоре,

В обморок свалился.

Потом мне рассказали,

Как он сходил в аптеку,

В аптеке объяснили

Всё внятно человеку.

Привиделись наркотики

Чудному гражданину.

Кладут эти пакетики

В коробки от ботинок.

От влажности в коробке

Важнейший компонент.

А порошок – безвредный

Обычный абсорбент.

Мне мама попыталась

Дать эти объяснения,

Но он так и не счел

Возможным извинения.

Не счёл, ну и не счёл.

Не очень-то и надо.

Под сердцем, до сих пор,

Обида и осадок.

Наверно, было б правильней

Продолжить унижаться.

Ведь лучше, чем ты есть, ребят,

Опасно оказаться…

Зверство от чистого сердца.

Случай в детстве, помню, тривиальный.

Как-то раз об рыбу укололся.

Вскоре там гнойник нормальный

Под ногтем предательски завёлся.

Мама повела в больницу.

Дядя-доктор, поглядев, сказал,

Что «сейчас нам надо полечиться…»

И прикрикнул: – "Закрывай глаза!"

Ногти вырывая по живому,

И всем телом придавив мне кисть,

Доктор знать не знал, как по-другому,

Мне, тогда, совсем-совсем малому…

Облегчить страдания и жизнь…

Вот и нет такой страны, где, ёкти,

Детям малым вырывали ногти.

Не моего ума дело.

Не моего ума,

Считается,

Когда родители

Ругаются.

Я должен поскорей

Заткнуться,

Когда родители

Дерутся.

Должон сидеть закрывши

Рот,

Когда кого-то кто-то

Бьет.

И надо крепко стиснуть

Глазки,

Кровавые не видя

Краски.

Не детский, видимо,

Вопрос -

Кулак и в пальцах клок

Волос.

Захлопнуть надо свои

Уши.

Когда кого-то кто-то

Душит.

И надо "на хрен смыться,

Марш!"

Когда лицо молотят

В фарш.

И никому не

Говорить,

Что кто-то любит пить

И бить.

Нельзя про то

Распространяться,

Иначе будет

Повторяться.

И, впредь, чтоб жизнь была

Тиха,

"Не доводите до

Греха!"

Не моего ума же

Дело,

Как тело унижает

Тело.

И тут не надо себе

Льстить.

Мне непонять!

И не простить…

Того кровавого

Дерьма.

Не моего это

Ума.

Тёмный силуэт.

Тихий пруд в заросшем парке.

Темный силуэт у арки.

Гладь пруда не шелохнется,

Смотрит он, не отвернется…

День за днем сюда приходит.

Мокрых глаз с пруда не сводит.

Смотрит он, как тонут листья,

Сотни желто-серых жизней.

Я в глаза ему вгляделся.

Словно в зеркало смотрелся.

Ведь это я стал силуэтом,

А тех, кого любил я, нету…

Тихий пруд в заросшем парке.

Пусто и темно у арки.

Гладь пруда не шелохнулась,

Зеркало перевернулось…

Телятина.

Берут телёнка,

Стреляют в лоб,

Потом фасуют

В лоточек-гроб.

Сидишь и думаешь,

Жуя вкуснятину,

Как жить в Любви

И не стать телятиной…

Небо просим.

На ладонях снег лежит,

Да не тает.

На осине лист дрожит,

Замерзает.

От невзгод, обид и лжи

В душах осень.

На вопросы дать ответ

Небо просим.

Ночь. Заухала сова,

Выпь завыла.

Закружилась голова

Подкосило.

Бездна звёздная в глазах

Отразилась.

Путеводная звезда

Закатилась.

Купол храма золотой

Солнцем светит.

И родимый озорной

Дует ветер.

Нам без воли не видать,

Без свободы,

Никакую благодать

Для народа.

В кандалах не суждено

Сердцу бить.

Братцы, друже, все равно

Будем жить!

Забурлило горячо

Под рубахой.

И скатилось на плечо.

Да на плаху.

По весне растает лед

На планете.

Будут в лужах босиком

Шлепать дети.

Заблистают купола,

И как прежде

Будет с Верою Любовь

Да Надежда.

Божия коровка

Полети на небо.

Полети на небо,

Хлеба принеси.

С божией коровкой

Полечу на волю.

Захвачу вам соли,

И уйду без боли.

А у мамы…

В непонятное мир движется.

Веет ветер холодный, западный.

У метро мужики лижутся,

Беспардонно друг друга лапая.

Забурлил мировой политикум.

Назревает чего-то в обществе.

Ошибаются аналитики.

Дураки принимают почести.

Все хотят очень быть великими.

Жить отдельно и самостоятельно.

Становясь по дороге дикими.

Уважение не обязательно.

Разрослись города лофтами

Урбанических дровосеков.

Брови девушек вьются кофтами,

Повисая на их веках.

Говорят, что все люди разные.

И ещё добавляют всякого.

А по мне они – несуразные.

Типажи у них одинаковы.

Друг на друга мы смотрим кобрами,

Основательно недоверчиво.

А у мамы глаза добрые,

И слезятся чуть-чуть вечером.

Утопают в дыму кальянные,

Паровыми душа коктейлями.

Вот, живучие, окоянные.

Убивают с благими целями.

Без морали, за гранью совести,

Лишь для рейтинга масс-вещание.

А у мамы свои новости,

Да своё на всё понимание.

И у мамы ладонь мягкая,

Хоть шершавая да чуть влажная.

С ней, я внутренней железякою,

Ощущаю, что жизнь важная.

Что одуматься не мешало бы.

Что живём, причиняя боль.

А у мамы свои жалобы,

И пальто подъедает моль.

В старом домике, покосившемся,

Там, у мамы, отлично спится.

Мне, от стаи давно отбившемся,

Часто мамин домишко снится.

Здесь я шустрый весь, да удаленький.

Сумасшедший в таком же городе.

А для мамы всегда я маленький.

Хоть давно ею и не поротый.

Вьюга в городе мглою снежною

Чередует хандру с запоями.

А у мамочки сердце нежное

Только бьётся уже со сбоями.

Но, пока её сердце бьётся,

Мне тут бегать намного проще.

Пусть у мамы душа смеётся

На прогулках в кленовой роще.

Пусть вокруг неё разрастается

Дорогая её семья.

Пусть почаще ей улыбается.

Да почаще к ней езжу я.

Может, цель пропадает в средстве.

Жизнь в бетоне сопит чахло.

Но, я помню, у мамы в детстве,

От груди молоком пахло.

Россия – это Женщина!

Чтобы понять Россию,

Примите – она Женщина.

Мамаша многодетная,

И в прошлом – деревенщина.

А этим много сказано,

И много объясняется,

Что, может быть, кому-нибудь

Понять не получается.

Растить детей без мужа -

Задача на терпение.

Ей многое приходится

Понять через смирение.

Ей многое по жизни

Даётся сквозь усилия.

Но цель, по-женски, хочется

Достигнуть без насилия.

Своих гостей, по разному

Привыкла угощать,

Но всё же, очень многое

Торопится прощать.

В душе же она – девочка,

И сильно хочет платьице.

Ромашко-васильковое,

И бантик на запястьице.

Но, как любая Мама,

Тревог полным полна,

В контроле над эмоцией

Не очень-то сильна…

Бывает, что обидится,

Сидит и тихо плачет.

Но, проревевшись, думает,

И действует иначе.

Что предали друзья -

Так это чья ошибка?

В друзья, кого попало,

Не приглашают, шибко…

Сама ж их наделила

Несвойственными свойствами.

Ну вот и обращайся

К себе же, с недовольствами.

Я понимаю, сложно,

Одной среди мужчин.

Им, чтоб тебя обидеть,

Не нужно и причин.

Ты – женщина, а значит

Достойна порицания.

В таком жестоком Мире

Ты – слабое создание.

Мужской колючий Запад

Тебе не станет другом.

Не станет ни отцом,

Ни братом, ни супругом.

Там правила иные,

Тебе их не принять.

Хотя их, с точки зрения

Мужчин, легко понять…

Линейная мужская

Логика законная,

Совсем несовместимая

С традицией исконною.

Там судят по закону,

Чтут букву договора,

Растят рациональность и

Свободу разговора.

Мужской сухой подход

По сути, а не форме.

Для них ты – номинант

К немедленной реформе.

Ты ж им не объяснишь,

Что Жизнь – она сложнее,

Что Женский взгляд на вещи

Мужского не глупее.

Мужчине нужно всё,

Мгновенно, с революцией.

Пренебрегают мальчики

Процессом эволюции.

Торопятся мальчишки

Немедленно нажиться,

Отжать, а риски скинуть,

Бумагой проложиться.

Бывает, по бумагам,

Всё сходится и верное.

И факты, как бы, есть…

А настроенье скверное.

Ты ж чётко интуичишь,

Что, можно, при желании,

Состряпать себе алиби

Бумажкой из Испании.

Да хоть из Гондураса,

Не тяжкие труды.

И ты, Мам, по другому тут

Настроила суды.

Слепа твоя Фемида,

Но сердце её бьётся.

Вот западное общество

Над нею и смеётся.

Ему же надо проще,

Без лишних сантиментов.

Оно не видит тонких

Нюансов и моментов.

Тебе, Мам, не понять,

Там логика своя.

Там для мужчин обузою

Становится Семья.

Не смейся, Мам, серьёзно,

Это мужской подход.

Зачем на кучу ртов

Размазывать доход?

Вот у тебя какая

Мораль на этот случай?

Чтоб в доме были детки.

Чем больше, тем и лучше.

А вот Мужчин на Западе

Доводит до истерики

Идея о потомстве.

От Польши до Америки.

Зачем им уязвимость

Такая геморройная?

Семья для них – угроза

И шняга недостойная.

Ведь чтоб Семью создать,

Эт надо ж поделиться!

А им в кошмарном сне

Такого не приснится.

Плюс, с девушками, в принципе

Парням сплошная мука.

И, в плане дум про баб,

У них тоска и скука.

Другое дело – друг,

С двухдневною щетиной…

Такие отношения

Не выглядят рутиной.

На Западе приметили,

Что в меркантильном Мире,

Мужчине слаще жить

С мужчиною в квартире.

Два мужика на хате -

Это ж двойной доход.

А у тебя, Мам, в принципе

Совсем наоборот.

Ведь ты ж не веришь, правильно,

В успех того Народа,

Который не заботится

О продолженьи рода?!

Но, в Мире матерьяльном,

Мужском, не до духовности.

Мешают только старые

Порядки и условности.

И оглянись, Родимая,

На лица посмотри.

Мужчин, с такой позицией,

Полно у нас, внутри…

Поэтому готовься, Мам,

Без слёз и причитаний.

Мораль твоя подвергнется

Лавине испытаний.

Разврат на телевиденьи,

Цветные революции,

Блэкджек-легализация,

И, может, проституции…

Мужское, упрощённое,

Лидирует начало,

А женское, глубокое,

Ветрами закачало.

Прости, что я пророчу тут,

Тебе шторма и волны,

Но что-то мне подсказыват,

Что перечень не полный…

Ты ж, Мам, не креативная,

И спящая в процессе,

Пока Мужчина Западный

Лидирует в прогрессе.

Они там страны в облаке

Уж строят преспокойно,

С правительствами в Космосе

С валютою в Биткойнах.

В онлайне государство

Создать проще простого,

А интернет-гражданство

У каждого второго.

Было б чуть-чуть желания,

И лидерство в ООН,

Плюс сеть отелей по Миру.

И #фффсьо, "ФейсЛэнд" камон!

Технический прогресс

Диктует карту Мира.

Уж можно управлять

Чем хочешь из квартиры.

Уж можно получать

Энергию из Солнца,

Достаточно побрызгать

Графеном на оконце…

Пойми же, наконец,

Ты чахнешь и стареешь

Пока пол-Мира нефтью

И газом своим греешь…

Не в Сивку-Бурку корм,

Не едет Сивка-Бурка.

Пора пересмотреть

Диету для каурки…

Ты ж мудрая, Родная,

И посуди-ка трезво,

Какую лошадь выбрать,

Чтобы скакала резво.

Ведь, во всем Мире – Женщина

За 40, ё моё,

Определяет наше, Мам,

Мужское Бытиё.

И Мир мужской, построенный

Продвинуто технически,

Не выдержит, Мам, длинную

Проверку исторически.

Но надо это вытерпеть,

А лучше – укрепиться,

И превосходство в технике

Представить Загранице.

Иначе, понимаешь же -

Живыми мы мешаемся…

Я знаю, как мы нехотя

С иллюзией прощаемся…

Но Мир технологический -

Он к Женщине суров.

Пора бы на развитие

Призвать других Сынов.

Кого не рассмотрели.

Тех, что сейчас в тени.

Которых не успели

Перекупить Они.

Тех, кто считает, в принципе,

Брать взятки не достойным.

Хотя ты и к коррупции

Относишься спокойно, Мам.

Ведь те, кто здесь остался,

Линять не собираются.

Их дети, тут, на Родине,

Счастливыми рождаются.

Да и куда мы денемся

В конце же то концов,

Когда глядят родимые

Глазюки на Отцов!

Не в том мы положении,

Себя-то не обманешь.

И для своих детей

Халтурить же станешь.

За нами боль Победы,

За нами Духи Рода,

Большой ценой заплачено

За Мамину Свободу.

Что Женщины не строят быт

В порядке либеральном,

Так это же не новости.

Так это же нормально, Мам.

Да и с чего придумали,

Свободу абсолютную?

Свобода ото всех вокруг

Утопия же мутная.

Поэтому, не парься, Мам,

Над выборами строя.

Твое предназначение

Немножечко другое.

Не верь, что все модели

Устройства государства

Придумали давным-давно.

Всё это, Мам, лукавство.

Ты деток заведи сперва,

И вырасти в Любви,

А вот потом спроси у них

И разницу слови.

И вот увидишь, что оно,

Такое поколение,

Придумает иные формы

Власти и правления.

Такие, что в сравненьи с ними

Будет не понять,

Как раньше удовалось-то

Народом управлять?!

Но, чтобы тебе вырастить,

Такое поколение,

Ввести бы профилактику

Протестного движения.

Не заставлять, а следовать

Народному желанию,

Системно развивая, Мам,

Его самосознание.

А мудрости с терпением,

В тебе слихвой найдётся.

И больно бить своё родное

Больше не придется.

Ты нам дала заботу,

Любовь, образование.

Ведь вот оно – реальное

Народа Достояние.

Короче, Мам, сдавай, давай

В музеи рариреты,

И, планово, меняй скорей

Свои приоритеты.

А я перед тобою

Склоняю изголовье.

Я был рождён в России.

Я был рождён Любовью.

Фотография с папой…

16-17. 07. 1918.

… Via Sacra…

Сегодня как-то поздновато

Пришел ПапА и разбудил.

В глазах зелено-сероватых

Испуг тревогою застыл.

– «Вставай, Алёшенька. Мой глазки.

Эвакуация. Зовут.

Проснись, кровинушка. Опасно

Нам дальше оставаться тут».

Я приподнялся. Больно очень.

Свалился снова. Инвалид…

Лишь простонал в покрове ночи:

– «ПапА, коленочка болит!»

Отец схватил меня на руки,

Одел, обнял, поцеловал,

И вместе с сёстрами и Мамой

Спустился в маленький подвал.

Везде вокруг стояли люди,

Курили и плевали на пол.

– «Чего они такие злые?» -

Спросил на ухо тихо Папу.

– «Мне кажется, они боятся.

Испуганный рабочий класс».

– «ПапА, позвольте догадаться…

А что, они боятся нас?!»

Вдруг вскрикнул кто-то из толпы:

– «К стене! Тут будет фотография.

Быстрее, господа! Сюды.

Дополним Вашу биографию».

Я на коленочках у Папы,

И Мама рядом, и сестрёнки,

И камердинер и прислуга,

Пожалуй, нет лишь, поварёнка.

Тут тот же неприятный дядя,

Достал и зачитал бумажку.

Пока читал, рука у папы

Потела и была в мурашках…

– «Как, как? Прошу, перечитайте!» -

Воскликнул папа, не поверив.

– «Хотя бы объясненья дайте!»

Но взвод уже стоял у двери…

И крикнул мне – «Сыночек милый,

Прости меня, я виноват…

Прости их. Господи, помилуй…

Они не ведают, чего творят…»

Будущее не горит.

(Памяти Януша Корчака.)

Читая эти строки,

Оглянитесь

На отраженья

В зеркалах души.

Быть может вы и сами

Удивитесь,

Что там не старики,

А малыши.

Большие им шумят

Деревья.

Их ясен и бесстрашен

Взор.

И их босые пятки

По деревне

Снуя сверкают

Со двора во двор.

Которые бессильны

Против силы.

Которые чисты

И все равны.

Для них ни смерти нет

И нет могилы.

И неизвестны ужасы

Войны.

Внимательнее к детству,

Мой совет.

И к практике, давайте,

От теории.

Ведь только Вам самим

Держать ответ.

И защищаться

На суде истории.

Ведь это же не поместить

В учебник.

И не засунуть к арию

Под каску.

Как с малышами шёл на Смерть

Волшебник.

И за собой их вёл,

Читая сказку.

Покойные ивы.

Тихо как… Заухала сова.

Шелестит листва в покойных ивах.

Дуновенья ветерка едва

Задевают травяные гривы.

Увядает придорожный лес,

Опустив раскидистые плечи.

С первым сентября поздравит здесь

Осень ивы в этот тихий вечер.

Загляделись в голубую даль

Серые глаза усталым взглядом.

В них любовь и нежная печаль

Что кого-то нет сегодня рядом.

Мускулистая прохладная рука

Расставляет по местам машинки,

Поправляет мягкого зверька

Стряхивая мелкие пылинки.

Складывает бережно в портфель

Прописи и в клеточку тетрадку.

А с букета свежего капель

Льет на театральную помадку.

Щурятся, поблескивая, веки