Читать книгу Незаконченный ритуал - Максим Волжский - Страница 1

1

Август в этом году выдался жарким, даже ночью не хватало прохлады. На спидометре 120 км/ч, на часах без четверти три ночи. На старенькой «Ниве» Мирон Ярушкин ехал по Ярославскому шоссе в другую сторону от столицы. Заметив знакомый поворот по направлению к озеру, он сделал радио тише и свернул на узкую асфальтированную дорогу, которую не ремонтировали лет двадцать.

Убитая дорога была тёмной, похожей на заброшенную аллею в Грозном времён Первой чеченской компании. Не хватало только запаха трупов с обочины и зарева, догорающих зданий, где-нибудь за спиной. Гигантские дыры под колёсами затрудняли движение, пришлось перейти «на вторую». У дороги не работали лампы на фонарных столбах, а луна пряталась за чёрными тучами. Вот-вот грянет ливень и громыхнёт молния. «Дождь, это хорошо. Самое время смыть следы преступления. Да и душно совсем. Освежиться будет неплохо» – размышлял Мирон, включив «дальний».

Справа и слева от дороги росли тополя. И кто только высадил их здесь?.. кому это нужно? Мохнатыми ветвями деревья нависали над «Нивой», цепляясь за багажник наверху. Несколько раз Мирон останавливался. Дважды выходил и светил фонариком, измеряя препятствие. Один раз обошёл машину, открыл заднюю дверь, убедиться, что «она» никуда не сбежала, что лежит «она» в золотом покрывале, подвязанным узлом и больше не пугает его.

Ехал по ухабам минут двадцать. Потом начались гаражи из красного кирпича. «Ниву» провожали взглядами две собаки. Не лаяли. Сверкали глазами, шевелили ушами, принюхивались. Машина была будто из прошлого. От неё пахло бензином и добрым хозяином, который мог поделиться котлетой и снять с морды клеща. Собаки принимали «Ниву» за «своего», потому не бежали вслед, не кусали шины, бампер и номер – просто смотрели.

До озера оставалось километра три. Мирон решил близко не подъезжать к воде. Надо остановиться в трёхстах метрах, а дальше пешком. Так и сделал. Припарковался в кустах у бывшей пекарни, самом уцелевшем здание. Он знал это место хорошо. Бывал здесь ещё в детстве, по путёвке выданной маме от профсоюза.

От лагеря под названием «Звёздочка Подмосковья» ничего не осталось, только рваная плотина и озеро, где маленький Мирон купался с друзьями. Узнавалась столовая, всего пару разломанных стен высотой по плечо – остальное бетонные осколки между окрепших деревьев, – и арматура, торчащая из земли. Озеро тоже пострадало – оно обмелело, уменьшилось раза в два, при этом держа ещё приличные размеры.

Вопреки всем законам страны – водоём купили бандиты. Поставили беседки на берегу, построили деревянный пирс на железных сваях и домик из досок в начале пирса, где проживал сторож. С пятницы по воскресенье сюда приезжали на рыбалку москвичи. Добычи хватало на всех и расценки на улов тоже приличные. Озеро когда-то было чистым – иначе кто бы разрешил в советское время детский лагерь здесь содержать, – но сейчас оно сжалось и болело. Обманывая природу и ловцов живности, перед выходными к воде подкрадывалась большая машина и выпускала живую рыбу: карпа, форель, даже сома и прочих, чтобы клёв был приличный. В озере рыба плодилась капризно, зато водились раки, причём размножались сами без помощи пришлых десятиногих. Были они необычно упитанные, с мощными клешнями, точно омары из жарких стран.

Однажды три лета назад Мирон хотел устроиться сторожем на это озеро. Но дошли слухи, что один охранник решил обмануть хозяев и отдал бесплатно беседку на целый день – то ли родственникам, то ли собутыльникам, но бандиты прознали о воровстве, приехали на двух немецких машинах и переломали мужику ноги железками – другим сторожам в назидание. Ярушкин сразу отказался от затеи провести тёплый сезон в подмосковном лесу. Не желал неприятностей… хотя и не боялся бандитов. Срочником он воевал в Чечне. Повидал там разного – жуткого. Вспоминать не любил, но и не жалел о страшном опыте.

Пошёл мелкий дождь. Мирон тащил на спине свёрток, в котором упакована мёртвая женщина. Было тяжело, неудобно. Голова кружилась, тошнило. Спасал свежий воздух. Казалось, что весь этот околевший скарб сейчас предательски развяжется и «она» выскользнет наружу, словно змейка из яйца, чтобы переродиться. «Чёртова стерва! Вот меня угораздило! Зачем я только припёрся сюда? – размышлял Ярушкин, опустив свёрток на сырую землю. – Леса у нас много. Возле дома целая тайга. Так нет – вези её к воде. Неужели схоронить негде?»

Он ещё раз затянул узел, затем встряхнул ношу. Внутри что-то бряцало. Ярушкин вспомнил о кортике, которым пробил ей грудь. «Почему звон? Откуда? Наверное, кортик сталкивается с её окаменевшим сердцем, – думал Мирон. – Достать бы его – да чёрт с ним! Не хочу развязывать. Морду её видеть не хочу. Выброшу свёрток в озеро, похороню ведьму как морского офицера, только без залпа оружейного, только под бряцанье клинка»

Ярушкин снова закинул на спину труп и побрёл сквозь длинные сосны. Под ступнёй что-то хрустело и гадко хлюпало. Потом он увидел воду и домик охранника. Свет в сторожке не горел. Сегодня был понедельник – нет, уже начался вторник: москвичей нет, рыбы нет, и сторож куда-то смылся, а может, и спит спокойно.

Мирон десять раз споткнулся, но ни разу не упал. Ноги были ватные, а свёрток с трупом и кортиком, словно прилип к спине.

«Вцепилась в меня, будто я обещал жениться, – обходя бывший пляж, рассуждал Мирон. – Сейчас избавлюсь от тебя, зараза такая»

Он шёл по плотине. Внизу негромко сливалась вода, убегая тихим ручьём, куда-то в лес, в траву, на волю. Мирон не останавливался, как прежде в детстве. Раньше он непременно присел бы на минутку, свесив ноги с бетонной плиты, поплёвывая в бурлящую пену. Но годы уже ушли, напор воды утих и во рту пересохло.

Осталось дойти до мостка, если тот ещё сохранился. Под мостиком глубоко – есть, где схоронить мёртвое тело в тёмной воде. Свёрток, конечно, найдут, но позже. «Ерунда… я здесь при чём?» – рассуждал Ярушкин.

А выудят обязательно. Кто-нибудь потянет леску, а там сюрприз с пробитой грудью. Рыбачков на выходных здесь, что комарья по ночам. Насекомые тоже хороши – пищали, лезли в лицо и уши. Мирон сначала отмахивался, затем просто отдувался, пугая кровососов хмельными парами.

Дойдя до мостка, опустил на высокую траву свёрток. Немного устал и запыхался. «Курить не буду. Часовой на посту не спит и не курит!» – отказал себе в радости Ярушкин, рассмеявшись в душе, потому что какой он часовой, он, скорее, могильщик. Мирон поднял глаза, увидел луну, которая выглянула на секундочку для него или чтобы проводить «её», потом опустил взгляд, и сквозь покрывало, расшитое жёлтыми нитями, которые называл золотыми, представил мертвецкое лицо с синими кольцами у глаз.

– Не бойся ведьма-красавица, – негромко сказал Мирон женщине в покрывале, – тебя на дне быстро отмоют. И станешь ты рыбкою золотой, как в сказке. Кто вытащит тебя, тому ты исполнишь три желания. Повезёт кому-то.

Ярушкин снова взглянул на луну. Дождь прекратился, тучи куда-то сбежали. Начинался рассвет. Но луна ещё освещала комаров, которые летали перед носом, выбирая место для посадки. Мирон особенно сфокусировал зрение на спутнике земли, будто хотел там увидеть русские флаги, – и комары как-то сами собой слились в одну картину с маленькой планетой, превратившись в буксующие луноходы, только пищащие.

– Если это луноходы, то хорошо, – бормотал Ярушкин. – Пусть машины катаются по луне и смотрят на меня. А если это Бог следит за мной, то паршиво. Сидит Создатель в пыли на дне кратера и наблюдает, как я корячусь… что я творю…

2

Квартира Мирона Ярушкина, двадцать восемь часов назад.

На клеёнчатой скатерти аккуратно разложены десять стопочек по пять лотерейных билетов. Окно плотно зашторено. Горела настольная лампа – неярко, только чтобы сверить цифры, не ошибиться и поддержать душевный трепет. Утренний телевизионный эфир Мирон пропустил, потому проверял билеты уже ночью. Он вернулся с работы в десять; принял душ, наполнил желудок пельменями и, бросив тарелку в раковину, присел за ветхий стол.

В общей сложности выиграл двадцать семь тысяч рублей – это минус затраты. Неплохо, но и нежирно.

Откинувшись на спинку стула, Мирон Ярушкин потушил экран телефона с таблицей последнего розыгрыша, закинул длинные, худые руки за голову. Спина зудила от подсохших царапин, оставленных возбуждённой женщиной негроидной расы. Стул ворчливо скрипел, оттого что стар и визглив, как бабка, у которой был куплен. Вся мебель в квартире также была потёртая, жухлая. Мирон считал себя коллекционером – или, скорее, ценителем видавших виды вещиц. В разболтавшихся креплениях, царапинах на ножках, ржавчине на гайках и протёртых задами тканых покрытиях – он представлял прежних владельцев, рисуя их румяными, пухлыми, с дырявыми бубликами в руках. Бабы были в цветных сарафанах и платках, мужики в косоворотках на кряжистых плечах, дети сопливые, некоторые крутили пальцами сладкий петушок и облизывали.

Скрипучий стул он купил у старухи во Владимирской области. Хотел выторговать ещё и сундук: с виду совсем рухлядь, а как откроешь – зачитаешься. Вся крышка и короб с той стороны обклеены ещё дореволюционными газетами, с обрывками наивных статей о провинциальных историях и рекламой продуктовых лавок во Владимире.

Но сундук так и остался в деревенском доме – не сошлись в цене. Бабка просила аж триста евро. Ушлая попалась старуха – учёная. Зато повезло с её соседкой через пыльную дорогу. У тётки лет пятидесяти пяти всего за тысячу рублей он приобрёл самовар, которому больше двух веков. Радости было три моря и океан. Мирон сразу забыл о сундуке, тем более что тот был огромен и места занимал нерачительно много; влез бы он в «Ниву» или нет – тоже неизвестно, а квартира у него всего две комнаты в трёхэтажке. «Ничего… обойдусь стулом и самоваром, – бодренько подпевал песням по радио Мирон. – Ручки подкрутим, дырки залудим, бока «пузатому» натрём, и будет у меня прекрасная вещь! Поставлю на видное место, хоть на подоконник и буду любоваться»

Проживал Мирон в посёлке рядом с подмосковной Ивантеевкой. Его предаварийный дом подобно мебели в квартире: диван похож на затхлый подъезд, попахивал несвежестью прежних хозяев и стонал по ночам, словно ступени под ногами нетрезвых жильцов. А крыша, как потрёпанный годами торшер в углу: по весне кое-где протекает и лампочка на чердаке не горит с Ельцинских времён.

В одной комнате, где большую часть времени проводил Мирон, много старой мебели – места свободного нет; в другой комнате беспорядок, как в подвальных кладовках. Однажды Ярушкин встретил там чёрную кошку, пробравшуюся через открытую форточку – лохматая тёрлась у его ног и мурлыкала. Он сначала обрадовался гостье, но потом приметил вторую кошку, тоже чёрную, только на лбу белый рисунок. Вторая выглядывала из-под солдатской железной койки, заваленной деревянным хламом и радиоприёмником сороковых годов. Тогда Мирон выгреб из кучи стиральную ребристую доску, на которой в Ярославской губернии в речке бельё драили и, размахивая ею огромным веером, прогнал обеих зверюшек, чтоб запаху не осталось. Хотя какой от кошек запах, только радость и драные обои.

Работал Мирон в Москве. То тут, то сям устраивался охранником, шуточно называя себя охотником за приведениями. Сторожил он склады, стоял неулыбчивым столбом в торговых центрах при входе: в галстуке, с именной табличкой на груди; один раз определился в солидный банк. Выделили ему уютную комнатку: свежо от кондиционера, мониторы везде светят, напарник заводной был, бесплатно кормили три раза в сутки и туалет рядом. Ему даже оружие выдали, но банк неожиданно обанкротился, и пришлось вернуться к прежним товарищам в Мытищи мебельный цех охранять.

Платили Мирону, только чтоб ноги не протянуть. Но удача, которая выбирает особенных чудаков – жила с ним в обнимку, сколько помнил себя. Любила его Фортуна; везло, за что не возьмётся. Если бы у Ярушкина близ Владимира было триста евро, то заполучив сундук, продал бы он его вдвое дороже, а то и втрое, как носки в воде намочить, если в реку зайти. А на вырученные деньги можно комод купить или стол заменить – на ещё более кособокий и дряхлый.

Когда в стране работали игровые автоматы, он частенько захаживал в залы, заряжал деньгой сразу три аппарата, жал вожделенно на кнопки и дожидался приличного куша. Как только сумма увеличивалась вдвое – а она на зависть другим игрокам всегда увеличивалась, – Мирон тут же шёл в кассу и уносил трофей с собой. Никогда не жадничал. Но казино власти закрыли, игровые автоматы запретили, теперь Ярушкин каждую неделю покупал лотерейные билеты, с нетерпением ожидая воскресного розыгрыша. Если был свободен от работы, то включал телевизор и на специально разложенных билетиках ставил звёздочки, помечая выпавшую цифру. На вырученные деньги покупал мебель, одежду, еду и девочек. Страсть как любил продажных искусительниц. Но рухлядь привлекала страстнее. Три дня назад приобрёл двухстворчатый шкаф из дуба, а перед покупкой с выгодой продал вишнёвый сервант без одной дверцы. Можно было бы и работу бросить при таких талантах, но Мирон не любил перемен – боялся, считая, что удача отвернётся от него, если захочет он перехитрить лукавую – сбить карту, так сказать.

Ещё Ярушкин играл в покер на интернет-площадках. Играл нечасто, но по-гусарски лихо. Упрямо «кричал» ва-банк, а с ним шла удача, как верный конь под наездником. Бывало, с одной «десяткой» срывал барыш. Жутко везло…

Семьи у Мирона не было, а лет уже сорок шесть – не мальчик. Нет жены, детей нет, есть только страсть к барахлу, играм и проституткам. Ходил он три раза в месяц в специальные квартиры. Пользовался всегда разными дамами. Были у него встречи с малороссийскими девами, белорусскими, молдавскими; безусловно, с согражданками фестивалил; даже азиаточек и негритяночек покупал: Китай, Бенин, Нигерия, со Шри-Ланки была одна – она и расцарапала спину. Мирон считал себя не только везунчиком, но и страстным любовником. Проститутки его хвалили, восхищались на всех языках напором, размерами, мощью.

Был Мирон высок – метр девяносто с чубчиком. Худощав, жилист, ноги длинные, стройные; плечи хоть пиджаки рекламируй – со спины точно модель из Милана. Болтливый друг по прозвищу Кубик (потому что голова у него была большая и угловатая), ещё в армии поделился с Ярушкиным одним ценным соображением – из чего собственно состоят мужчины и что нужно парням для покорения женских тел и сердец. В «квадратном» черепе Кубика родились три составляющих, сокращённо ДТР. «Д» – это деньги, «т» – тело и «р» – разум. Если все три элемента собранны воедино, то, по словам друга, в мужчине зарождалась невероятная сила, от которой внимание женщин не иссякнет ни при каких обстоятельствах, но если одной доли не хватает – начинаются проблемы с прекрасным полом.