Читать книгу Страна Со Шрамами: Крах Последней Империи - Максим Юрьевич Новожилов - Страница 1

Часть

I.

Новая жизнь.

Глава

1.

Народный Проспект города Владимирограда богато украшался к очередной торжественной дате. Бригады рабочеобязанных растягивали вдоль улицы на старых фонарных столбах плакаты с напутствиями и лозунгами от Партии для выпускников трудовых интернатов. На некоторых домах повесили огромные портреты Правителя и членов Верховного Совета, чтобы будущие рабочие «проникались духом патриотизма и народной общности», – всё согласно Общему Гражданскому Уставу. На Имперской Площади перед дворцом Правителя нанесли разметку, транспортные грузовики отдела снабжения Гвардии подвозили секционные сетчатые заборы. Каждому трудовому интернату и Партийной Гимназии – свой клочок брусчатки.

Денёк выдался на удивление солнечным для этого мрачного и дождливого города. Лишь электростанции и заводы в кварталах рабочеобязанных коптили небо клубами угольного смога. Чёрные броневики с гербами патрульной службы Гвардии объезжали улицы, а пешие отряды бойцов в бронедоспехах неспешно обходили тротуары. Весь город готовился к главному для каждого выпускника празднику.

На сцену актового зала Кадровой Гимназии Партийного Резерва поднялся комиссар первого ранга комитета Политпросвещения. Он встал за трибуну, выпускники приветствовали своего командира бойкими аплодисментами.

– Спасибо, спасибо! Прошу садиться, – он поправил Партийный значок на лацкане белого кителя, прокашлялся в кулак и положил руки на трибуну. – Дорогие выпускники! Сердечно вас поздравляю с окончанием общего курса подготовки. Вы – молодое поколение, будущие Партийные служащие, готовые встать на смену ветеранам нашего славного аппарата власти. Каждый из вас проявил себя как целеустремлённый учащийся, верный Верховному Правителю и всей Северной Империи. Впереди вас ждут вступительные экзамены в Кадровые ВУЗы. Очень надеюсь, что вы уже приняли решение с какой службой вы в дальнейшем свяжете свою жизнь. Будет это Высшая Академия Управления или Промышленное Кадровое Училище. В любом случае, решать только вам. Кто-то пойдёт в медицину, другой займётся хозяйственными вопросами в дальних областях нашей страны. Перед вами открыты все пути. Сделайте достойный выбор. И продолжайте верно служить Партии, Верховному Совету и Верховному Правителю. Слава Империи! – он поднял правый кулак.

– Слава Империи! – хором ответили выпускники, актовый зал взорвался аплодисментами и осветился радостными улыбками.

Два друга сидели на задних рядах. Один из них полез во внутренний карман кителя и достал маленькую флягу в кожаном чехле. – Стас. Смотри что у меня с собой, – осторожным шёпотом сказал юноша.

– Твой отец опять куда-то ездил? – поинтересовался Стас, взяв флягу и открыв пробку. Он улыбнулся, почуяв знакомый сладковатый запах, и сделал пробный глоток. – Дай угадаю, Костян. Снова ездил в Азиатский Союз.

– Та самая рисовая водка, – Костя перехватил у Стаса флягу, немного отпил и спрятал под китель. Он посмотрел на друга и продолжил: – Но он не был на Востоке в этом месяце.

Тем временем на сцену вызывали отличников учёбы для вручения Партийных значков отличия. Стас посмотрел на Костю и удивлённо нахмурился. – А откуда у него дефицитка? Если он не ездил никуда. Кто-то ещё из ваших знакомых провозит запрещёнку через границу?

– Отец особо не рассказывал. Просто сказал, что ездил куда-то на север. Инженеры из Азиатского Союза тоже там были, помогали с ремонтом местного НПЗ. Отец попросил – они привезли ему. А почему бы и нет? Выписанных инженеров не проверяют на границе.

Стас тихо спросил: – А с самими границами как дела? Отец говорил что-нибудь про это?

– Да как обычно. Местные всё больше возмущаются. И всё больше людей уезжает в Азиатский Союз. Якобы, работы нет и живётся хреново. И Партия не помогает ничем. Оплаты по трудочасам не хватает, жрать нечего. Вот и валят за бугор. И чего этим рабочеобязанным не хватает? Понять не могу. Азиаты понастроили им в Сибири заводов, а они недовольны. Скажу больше тебе, братан. Погранцов недостаточно, чтобы их сдерживать. Некоторые особо смелые напролом пытались пересечь границу, – Костя удивлённо прищурился и спросил: – А чего ты так интересуешься дальними областями? Всё думаешь куда поступать? Давай, колись, – он улыбнулся другу и по-своячески толкнул его локтем.

Стас задумчиво отвернулся и тихо ответил: – Я действительно не знаю. Учиться на дипломата, как твой папа, сложно, я азиатский язык не выучу точно. Отец всё уговаривает меня идти в Партийную Академию. Говорит, потом даст должность и кабинет при Совете. Лишь бы поближе к себе меня подтянуть. А мне эта бумажная работа… – он поморщился и с недовольным выдохом ответил: – Ты сам знаешь.

– Тогда иди на завод. Или инспектором на электростанцию, – Костя язвительно посмеялся. – Там бумажек будет поменьше, а грязи и проблем – побольше.

Стас улыбнулся и тихо ответил: – Вот ты сволочь. Я тоже тобой очень дорожу. У нас все в семье только по кабинетам сидят. А тут я такой на завод пойду. Как мне потом своему отцу в глаза смотреть? – парни тихо посмеялись.

– Морозов Станислав, – огласил с трибуны комиссар. Стас поправил белый берет, пригладил подол кителя и поднялся за наградой. Комиссар торжественно сказал: – За успехи в учёбе, за участие в спортивных соревнованиях, и за верность Партии, награждается Знаком Отличия, – он закрепил на лацкане кителя Стаса Партийный значок. Белый медведь с синими полосами поблёскивал золотой окантовкой, отражая свет из высоких окон. Начальник Гимназии пожал Стасу руку и с улыбкой посмотрел на него. – Передавай привет отцу.

– Обязательно, товарищ комиссар.

– Я тебе больше не командир, дружок. Просто, Геннадий Семёнович, – он похлопал Стаса по плечу и тот вернулся на своё место в зале.

Костя улыбнулся и сказал: – Твой отец из костюма выпрыгнет от радости.

– Ага. Или будет думать, как бы ему поскорее затащить меня к себе в Совет. А я не хочу, братан.

– Не думай об этом. До экзаменов и зачислений ещё полно времени. А сейчас… – Костя протянул ему фляжку. – Попробуй расслабиться.

– Степанов Константин, – огласил комиссар с трибуны. Костя пошёл за наградой, гордо, но скромно улыбаясь.

Стас безрадостно осматривал зал и потягивал из фляги, погружаясь в раздумья: – Гимназия закончилась. А что потом? Куда идти? И так, чтобы не ошибиться. И, чтобы потом самому не жалеть. Отец будет голову мне е*ать, если я ему откажу. Или стоит поступить по общему политпрофилю, как мама? Три курса учёбы, пять лет в отделе Политпросвещения, а потом снова думай и выбирай. Но потом можно будет пробовать идти в разные ведомства… Нет, только время с нервами потрачу. Чеканить из года в год одно и тоже. Вести эти идиотские занятия Политпросвещения. Что для Партийных, что для рабочих. Пороть чушь людям по ушам. Как Верховный со своими обещаниями. С ума можно сойти…

– За успехи в учёбе, за участие в спортивных соревнованиях, и за верность Партии, награждается Знаком Отличия, – комиссар повесил значок, пожал Косте руку, и под аплодисменты он вернулся на место.

– Дай-ка и мне хлебнуть, – Стас вернул фляжку, Костя отпил пару глотков и посмотрел на друга. – Ты будешь ещё?

– Пока не хочу.

Костя спрятал фляжку под китель и откинул левый рукав. – Ты смотри. Медведь уже в списке, – коммуникатор под кожей засветился мягким голубоватым светом во всю руку, от локтя до костяшек пальцев. Костя зашёл в «Личное дело», затем в «Достижения и награды». На запястье красовался тот самый медведь.

Стас бросил на друга усталый взгляд и тихо спросил: – Ты сам-то рад этому? Очередная бесполезная блестяшка.

Костя протяжно выдохнул и ответил: – Заметил интересное? Смотри, Воробьёва пошла за своей цацкой. Отличница в чистом виде. Если получит за работу на занятиях не десять баллов, а, скажем, девять, то всё. Её истерику услышит весь наш корпус. Возможно, и проходящие мимо на улице. Она всё делала, лишь бы получить этого медведя. Порой казалось, что учёба – это всё, чего она хочет от жизни. Скажи мне, Стасон. Для чего ей это надо?

– Я не знаю. И, тем более, не знаю куда она думает поступать. Эта тихоня почти ни с кем не разговаривает. Вся важная такая. Прям до тошноты. Может сама себе что-то хотела доказать этой медалькой?

– Вот и я не знаю. Но я знаю другое. Эта блестяшка, лично мне, поможет пройти на международный факультет без вступительных. Поэтому, да. Я рад этому медведю. И твоему тоже найдётся польза. Так что, не волнуйся.

– А я волнуюсь, Костян. Тебе говорить проще. Ты знаешь чего хочешь. А я до сих пор не определился.

Костя успокаивающе похлопал друга по плечу. – Хочешь, расскажу как я делал выбор?

– Ну, давай. Удиви меня. Отец настоял?

– Не настоял, а предложил. Дело не в этом. Я долго думал, чего я хочу от жизни. Что мне нравится. И какую пользу я могу принести себе, семье и Партии. И в один момент я понял, что мне не хочется просиживать штаны в кабинетах. Мне хочется посмотреть страну, много ездить по разным областям. Возможно, и за границу. Где ты видел, чтобы можно было передвигаться по Империи без спецразрешения? Даже для других отделов Партии – это очень большая трудность. А в отделе моего отца – это не является проблемой. Поэтому, я и захотел в международный отдел.

– И что с этого отдела? Уже лет пять прошло как закрыли все иностранные посольства за ненадобностью. Даже Африканские Конфедерации сторонятся нас. Многих послов и дипломатов посокращали. Помнишь тот позор, что был на той неделе со Штатами?

– Конечно помню. Даже помню тот вечер как узнал об этом. Сидим с семьёй дома и новости смотрим. У отца было такое лицо, всё красное, то ли от стыда, то ли от злости. И на нас косо поглядывал. А мы с мамой смеёмся. И ведущая новостей такая невозмутимая сидит. Ей самой не смешно озвучивать такое?

– А что она потом сказала, как сейчас помню. «Республиканские Штаты отвергли дипломатический жест доброй воли Верховного Правителя и отослали обратно грузовое судно с дарами. Все мраморные бюсты Верховного Правителя вернулись в порт Владимирограда».

Костя ехидно цокнул и ответил: – Конченое позорище. Отец ходил грустный неделю. Не удивительно. Всю вину за это переложили на его отдел.

– А чья это была идея? Какой дурак додумался до такого?

– Ну, сам подумай. Чьи бюсты – того и идея. Штаты вместе с Европой устроили Империи торговую войну после очередного скандала. Сначала отказались от нефти и газа, потом – от угля и руды. Империя стала торговать только с Азиатским Союзом и с Африкой иногда. Верховный подумал, что подарив пару сотен своих мраморных старческих рож другие страны станут лучше к нему относиться. Совсем старик во Дворце головой поехал.

– Откуда у тебя эта информация? По Главному Каналу ничего такого не было.

– Не забывай кто мой папа, братан. Он же рулит всем ДипОтделом. Думаешь, тебе по инфопанели всё расскажут и покажут как есть? Не будь наивным, Стасон. «Правда» по государственным каналам – для рабочих. А истину можно услышать и увидеть только за закрытыми дверями совещаний Совета. Будто ты не понимаешь, как в этой стране делаются дела и что здесь является «правдой».

– В том то и дело, что всё понимаю. Но не могу перестать удивляться.

Церемония закончилась торжественным гимном Северной Империи. Комиссар вывел учебную группу на задний двор Партийной Гимназии. Он вздёрнул левой рукой и посмотрел на запястье. – Товарищи выпускники, до развозки ещё около пяти минут. Объявляю перекур. Теперь вам никто и слова не скажет.

Солнце приятно согревало, ветер уносил угольный смог от столицы, принося прохладу и свежесть со стороны залива. Некурящие устроились на мягкой траве в тени раскидистых кустов сирени. Остальные заняли уютные деревянные лавочки под навесами.

Костя достал хромированный портсигар с потёртой от времени гравировкой. Стас с интересом разглядывал диковинку. – Костян. У твоего отца ещё много такого барахла? – он достал из его портсигара импортную папиросу.

– Весь его кабинет таким забит. Часть ты видел у нас дома. Что-то лежит у родственников. Тащит как сорока, отовсюду. Из каждой поездки, что-нибудь, да привезёт. И правильно делает. Такие вещи уже давно никто не делает. Глянь какого он года, – Костя прикурил от спиртовой спички и дал прикурить Стасу.

– Ещё времён Великой Войны. И так хорошо сохранился, – Стас вдумчиво разглядывал затёртую гравировку. Искусно выполненный череп с перекрестием костей в основании. Холодный металл будто разговаривал с ним и приводил в изумление. – Знаешь, Костян. Если бы такую вещицу нашли, ну, скажем, у простого рабочего, ему бы дали не меньше десяти лет рудников. Быть может, и расстреляли, – Стас вернул Косте портсигар.

– Знаю. А нас не тронут. Потому что мы – Партийные.

– Тебя заставляло это хоть раз задуматься? Почему в Империи так происходит? Партийным и их семьям разрешено делать всё что вздумается. А простого человека ждёт холодная бетонная коробка с нарами за малейшее отступление от законов и правил. Вся их жизнь уже расписана Верховным Советом и Общим Гражданским Уставом. Едва ли не по минутам. Голову высоко не поднимай, ходи в строю, на одиночное перемещение проси разрешения у старшего по бараку. А если есть несогласные, то их ждёт рудник или валка леса там, где морозы почти круглый год и снега по самые яйца…

Костя положил руку на плечо Стасу и осторожно сказал: – Говори потише. Ладно я. Мы знакомы с тобой с ранних лет. Остальные же не поймут, и это – в лучшем случае. Помнишь что случилось с Васильевым?

– Конечно помню. Скандал и проверки на целую неделю. И из-за чего? Познакомился с девочкой из рабочеобязанных. Я видел их вместе как-то раз. Очень даже симпатичная, я тебе скажу.

– А что было с ней и её семьёй потом ты в курсе?

– Только слухи. При чём, не самые приятные. Кто-то стуканул куда следует и началось следствие. Меня больше удивило другое.

– То, что Васильева просто перевели в другую Гимназию?

– Просто… Бл*ть… Перевели… Даже не завели дело, как положено. А у бедной девки сломана судьба. И всё почему?! Потому что она – из рабочих.

– Честно тебе скажу, братан. Почему ещё я хочу в международный отдел. Не хочу находиться в этом гнилом городе. Здесь ты становишься зверем. Здесь все думают только о двух вещах: выживании и выслуге. Оглянись. Эти стены из бетона с пулемётными башнями вокруг города, кругом патрули Гвардейцев. Пропускные пункты между кварталами. От кого мы защищаемся? Или контролировать кого пытаемся? Устав с Партией твердят, что это нужно для порядка и безопасности. Но все прекрасно понимают для чего всё это на самом деле. Но это не всё. Если ты не в Партийном кителе, тебя будут проверять на каждом углу патрульные. Если будешь ходить по форме, то тебя сожрут глазами простые люди. Уж лучше уехать подальше отсюда.

– Доставай флягу, мужик, – сказал Стас. – Неправильно это всё. В людях, будто, не осталось ничего человеческого. Я тоже не хочу здесь оставаться. Но и не хочу быть в Партии в принципе. Единственное место, где меня меньше всего будет грызть совесть – это отдел НарХоза. Уехал бы руководить продкомплексом. В самую далёкую и всеми забытую дыру. Чтобы хоть для кого-то что-то сделать хорошего. Просто подальше от всей этой грязи и несправедливости в столице, – он сделал протяжный глоток, откинулся на лавочку и расслабленно выдохнул.

– Вот. Уже появились здравые мысли. Думаю, из тебя получится хороший управляющий в поле, – Костя забрал флягу и допил остатки.

От водки сделалось тепле и легче на сердце, Стас расплылся в улыбке и захихикал. – Забавно получится. Я представил, как скажу отцу о своём решении.

– Стасон. Правильно сделаешь. Это твоя жизнь. И Андрей Евгеньевич должен это принять. Его желание держать тебя ближе к себе, лично мне, понятно. Он за тебя волнуется, как и любой отец. Но он должен уважать твой выбор. Вот что самое главное.

Из за угла Гимназии раздался металлический скрежет и ворчание дизельного двигателя. Распахнулись массивные ворота, на задний двор въехал бронеавтобус. Белая краска на кузове блестела как горный снег. Лобовые флажки с бело-синим медведем развевались на тёплом июньском ветре.

– Окончить перекур, встать! – комиссар затушил папиросу об край урны и встал с лавочки, поправляя подол кителя.

Стас сбил тлеющий уголёк папиросы и посмотрел на Костю. – Пойдём на задние места. Там меньше солнца.

– Пойдём. Пока нас не опередили.

Двери автобуса плавно распахнулись и выпускники заполнили салон. Удобные мягкие кресла, затенённые бронестёкла, узорчатые шторки и климатизатор с фильтрами очистки воздуха. Простой рабочий мог лишь мечтать о подобной роскоши. Стас и Костя с комфортом устроились на заднем ряду, где яркое солнце не пекло и не слепило глаза. Двери закрылись и автобус плавно тронулся. Водитель включил радио Главного Канала, убаюкивающий шёпот климатизатора наполнял салон живительной прохладой.

Автобус выехал на Большой Проспект Партийного Района. Улица во всю длину пестрила украшениями и вдохновляющими лозунгами. На площади у Главного Партийного Универмага рабочие под надзором Гвардейских патрулей сооружали сцену, ставили лавочки со столами и навесами, облагораживали места отдыха. Район был чист и опрятен, дороги подметены и помыты, прохожие Партийные служащие расслабленно гуляли по улице.

Остановившись перед блокпостом у моста через реку, водитель показал сержанту Гвардии путевую карту-пропуск. Тот её отсканировал и дал команду поднять шлагбаум. Проехав через мост, колёса застучали по ямам и трещинам на разбитой дороге. По обочинам двигались пешие колонны выпускников трудовых интернатов. Их сопровождали наряды Гвардейцев и комиссары из отдела Политпросвещения.

Стас вглядывался в эту одноликую толпу и думал: – Идут. Как бараны на убой. И за каждым следит главный пастух в белом. И наряд Гвардейцев с ними рядом. Ведут будто на каторгу. А их одежда? Серые рабочие комбинезоны. Местами в пятнах после практики на заводах. Лица унылые, в глазах тоска. Робко выглядывают из-под козырьков. Улыбка насильно натянута. Скрывают ненависть. Не иначе…

Костя похлопал Стаса по плечу. – Ты тоже это видишь?

– Что именно?

– Злобу. Они ненавидят нас. За то, что мы из Партии. За то, что им никто не позволит жить так, как мы живём. Вон, на того худого посмотри. Как он смотрит на автобус и зубы скалит. Хорошо, что он нас не видит за стеклом.

– А ведь всё могло быть совершенно иначе, Костя. Я устал думать об этом. Устал, что могу без опаски сказать такое только тебе. Другие посчитают меня идиотом. Либо пойдут и доложат. Может в Гвардию. А может, и сразу в Секретную Службу

– Меньше бы ты перечитывал отцовскую библиотеку. В этих книгах – одно разочарование. Хорошо другие не знают как ты на самом деле думаешь о рабочих. Хочу дать тебе дружеский совет. Я волнуюсь за тебя, Стасон. Перестань волноваться об этих немощных. Рабочие сами выбрали свою дорогу и нечего за них переживать. Они забились поглубже в свои норы. И боятся сказать слово против. Потому и находятся в таком положении. Они уже не люди. Люди никогда не потерпят такого отношения к себе. А ты крепись, братан. Вот такими тебе придётся руководить на своей земле. Если ты, всё таки, решился пойти в Хоз Академию.

Стас молча отвёл глаза и с грустью смотрел на толпу в сером. Мысли не давали ему покоя, а безразличие друга вгоняло в тоску.

Автобус повернул на главную улицу Владимирограда – Народный проспект. Следы гусениц на прорезиненном покрытии дороги напоминали о параде в честь Столетия Победы. На перекрёстках стояли броневики Гвардейских патрулей, ржавые трамваи, битком набитые рабочими, скрипели и грохотали колёсами. Толпы выпускников интернатов в грязных серых одеждах шли колоннами под надзором Гвардейцев с электродубинками.

Автобус остановился на краю Имперской Площади. Посреди неё высилась гранитная колонна, увенчанная бюстом Верховного Правителя. Сухие скулы в позолоте сверкали на солнце. Жёсткий и горделивый взгляд внушал трепет всякому посмотревшему на него. Отряды Гвардейцев занимались последними приготовлениями к торжественной речи Верховного Правителя. Краска разметки подсыхала на солнце, секции решётчатых заборов были установлены на Площади, разделяя рабочих от Партийных.

Учебная группа вышла из автобуса и построилась в две шеренги. Комиссар вышел последним и встал напротив своих подопечных. Он поправил белый берет и обратился к строю: – Товарищи выпускники, занудствовать не буду. Я надеюсь, что порядок всего вы знаете сами. Присяга Правителю, потом банкет в Гимназии. С рабочими не разговаривать, к ограждениям близко не подходить, и так далее, – он откинул левый рукав. – Начало через десять минут. Вопросы есть? – Стас поднял руку. – Да, Морозов, – сказал комиссар.

– Когда банкет? И во сколько?

– Сейчас без десяти минут полдень. Банкет начнётся в четыре часа. В нашем актовом зале. Прошу всех явиться по форме. И самое главное – трезвыми. Ожидаем высоких гостей из руководства Партии. А до этого времени можете погулять, либо прокатиться до дома. Кто не хочет на банкет, дайте мне знать хотя бы за час. Всем всё понятно?

– Так точно, – хором ответила группа.

– Замечательно. Тогда в колонну по три становись. Морозов. Ты – направляющий.

Имперская Площадь заполнялась молодёжью со всего города. Выпускники Партийной Инженерной Гимназии переехали мост через реку. Их бронеавтобус встал возле других и группа строем двинулась к своему месту построения. Со стороны Народного Проспекта подходили колонны выпускников рабочеобязанных. Пешие патрули озлоблено подгоняли нерадивые серые комбинезоны. За углом завыли сирены мобильных патрулей Гвардии. К Площади подъехали несколько броневиков с бойцами оцепления. От угла Дворца пошли музыканты торжественного оркестра, играя походную строевую. Партийцы стояли в первом ряду, поближе к балкону Верховного. Будущие управленцы, медики, инженеры, хозяйственники. Полосы разных цветов на рукавах давали понять кто к какой Гимназии относится. Румяные лица и приличный рост резко выделяли их на фоне остальных выпускных групп в серых комбинезонах, что стояли за сетчатым забором. Неопрятная масса одинаково одетых в грязную и затёртую рабочую одежду. Серые и худощавые лица, пустые глаза полные тоски выглядывали из-под козырьков помятых картузов.

Стас посмотрел через плечо и тихо сказал Косте: – Смотришь на них и удивляешься. Как они дожили до этого дня? Тощие, грязные, потрёпанные. Пришли как на убой.

– Мне интересно. Пройдёт всё гладко? Или начнётся цирк.

– О чём ты?

– Спорим на бутылку водки, что не просто так Гвардейцев пригнали. Кто-нибудь из рабочих обязательно выкинет номер.

– А давай, – парни пожали руки.

– Вы чего вертитесь? Стойте спокойно! – злобно буркнул комиссар.

Оркестр встал под балконом Правителя и закончил игру. Площадь замерла в ожидании. Кто-то смотрел с любопытством, у других чувствовались безразличие и усталость во взгляде. Некоторые пытались скрыть от Гвардейцев откровенное презрение. Но каждый смотрел лишь на тот мраморный балкон под защитой бронестёкол.

Свинцовую тишину прервали уличные громкоговорители: – Встречайте! Верховный Правитель Северной Империи! – зазвучал торжественный марш, руководил игрой коренастый дирижёр, увешанный шевронами, значками и нашивками.

Все взгляды пристально следили за балконом. Из громкоговорителей всё отчётливее слышались фырканье поршней, лязганье и скрип металла. Музыка затихла, завершившись сбивкой барабанов и тарелок. Стук металла всё нарастал, на балконе появился он. Слияние человека, механизмов и электроники. Невысокого роста старик в мешковатом парадном костюме. Одежда висела, скрывая под собой набор поршней, аккумуляторов и электродвигателей его экзоскелета. Правителя сопровождал личный секретарь в расшитом парадном кителе. Верховный подошёл к микрофону и медленно поднял правый кулак своей титановой руки.

– Слава Верховному Правителю! – хором выкрикнула площадь, выкидывая руки в приветствии.

Верховный наклонился ближе к микрофону, заговорив сиплым старческим голосом: – Дорогие выпускники… Сограждане… Северяне… В этот замечательный день, Я, от лица Северной Империи и Партии, поздравляю вас всех с новым этапом вашей жизни. Впереди вас ждёт благородный труд по укреплению нашего Отечества. Каждый должен осознавать свою значимость и ценность для государства. Молодые управленцы будут направлены для повышения квалификации в Партийные Академии и в будущем займут руководящие должности. Рабочеобязанные будут распределены на промышленные предприятия и продовольственные комплексы для укрепления нашей могучей экономики. Знайте, дорогие выпускники. Мы с вами делаем общее дело, мы с вами находимся в одной лодке. И времени на раздумья у нас нет. В этот непростой для нас всех час, мы должны сплотиться в единое целое и наполниться решимостью. Ради светлого будущего Империи и будущих поколений. Со всех сторон нам угрожает опасность. Предатели из Республиканских Штатов и Европейского Союза объявили нам торговую войну. Они наотрез отказываются покупать наше сырьё. Они проявили неуважение ко всем нам, когда отказались от благородного жеста, нашего щедрого подарка. На восточных границах ситуация не лучше. Азиатский Союз перестал импортировать наши нефтепродукты и строевой лес. Сепаратистские настроения в Сибири всё крепнут, подрывая нашу общность как государства и народа. Но мы эти подлые удары ножом в спину просто так не оставим! Не посрамим память предков и сделаем Империю великой. Империя будет великой!

– Империя будет великой! Слава Верховному Правителю! – кричал в микрофон личный секретарь.

– Слава Верховному Правителю! – хором кричала площадь.

– Клянётесь ли вы мне в верности? – спросил Верховный.

– Клянёмся! – уставшим хором ответила площадь.

– Клянётесь ли вы защищать честь Партии и честь Северной Империи?

– Клянёмся!

– Теперь, встаньте на колено и преклоните голову, – все преклонили колени перед Верховным Правителем и собрались прочитать хором клятву. Как вдруг старик хриповато выкрикнул в толпу: – Ты!!! – густое молчание повисло над площадью. Стас и Костя переглянулись в недоумении. – Ты! Преклони колено! – злобным хрипом выбросил Правитель.

Стас поднял взгляд на него, тот каменными глазами смотрел в толпу рабочеобязанных. Среди массы в сером раздался смелый голос: – Кто ты такой, чтобы я преклонял колени?! Кто ты такой, чтобы я клялся в верности тебе?!

– Готовь бутылку, Стасон. Сейчас будет выступление, – весело прошептал Костя и парни медленно повернули головы.

За сетчатым ограждением стоял паренёк. Он смотрел исподлобья на Правителя и улыбался, словно за ним стоит вся правда. Толпа на площади с замиранием сердца ожидала развязки.

Злобный старческий хрип раздался в уличных динамиках: – Ты идёшь против Империи и своего законного Правителя, глупец! Последний раз тебе скажу. Встань на колено, поклянись мне в верности и принеси искренние извинения. И тогда, на тебя снизойдёт прощение, – он развёл титановые руки в стороны, словно хотел обнять провинившегося сына.

Смелый юноша гордо выкрикнул: – Я не буду преклонять колени перед тобой, поганое животное! Если бы не ты и твои цепные псы, то были бы живы мои родители! Мне было девять лет, когда Чёрные Шакалы пришли и забрали родителей на допрос. Больше я их не видел.

Верховный испуганно вздохнул. – Хватит с меня! Гвардия, арестовать его!

Четверо рядовых во главе с сержантом пошли от края площади к смелому юноше. Тяжёлые ботинки стучали по брусчатке. Чёрные кирасы бронедоспехов шли стеной на молодого парня. Электродубинки в руках Гвардейцев угрожающе потрескивали и высекали искры. Но паренёк лишь улыбнулся в их сторону и повернулся к Правителю. Он расправил плечи и медленно зашагал ближе к сетчатому забору. Глаза Верховного округлились, брови поднялись в страхе. Ещё ни один из рабочих не смел открыто идти против него.

Паренёк смело и громко сказал: – Никому из вас не заставить меня замолчать! Арестуете или, может, убьёте меня, но это не изменит ничего. После меня будут ещё люди! Северный народ будет свободен!

– Хватит! Замолчи сейчас же! – ноги Правителя подкосились, он в страхе ухватился за перила балкона.

– Я буду говорить пока у меня есть на то силы! Знаешь почему я это всё говорю?! Потому, что это ТЫ виноват во всех наших бедах! Ты боишься меня. Ты боишься всех! Прячешься в своём Дворце, как собака побитая. Мои родители рассказывали мне истории. Как ты уже пятьдесят лет тиранишь этот несчастный народ. И где мои родители? Их арестовали! По доносу соседа. Потому, что ТЫ издал тот указ о Большой Чистке! Вот, посмотри. Всё, что от моей семьи мне осталось, – смельчак улыбнулся и полез в нагрудный карман комбинезона.

– Остановите его сейчас же!!! – раздался истошный вопль ужаса. Правитель спрятался за стенкой балкона, его секретарь остался стоять с невозмутимым лицом.

С крыши Дворца раздался громкий хлопок… Пуля пробила лоб и вышла через затылок. Брызги крови окропили брусчатку. Смельчак упал на спину, цепляясь последними силами за край кармана. Яркие глаза полные энергии и злости опустели в один миг.

– Угроза ликвидирована, – тихо прохрипели уличные динамики.

– Идиоты!!! Выключите немедленно микрофоны! – тихим шёпотом просипел Правитель со своего балкона.

Патрульные Гвардейцы подошли к телу убитого. Сержант встал на колено и закрыл парню глаза. Он отцепил пальцы от кармана и достал его содержимое. Сержант нажал на ларингофон. – Здесь только старая фотография, – он осмотрел другие карманы и доложил командиру: – Оружия и взрывчатки не обнаружил. Запрашиваю бригаду санитаров. Надо вывезти тело.

Глава 2.

Броневики Гвардии и СС оцепили площадь плотным кольцом. По периметру расставили бойцов с автоматами, на крышах дежурили снайперы. – Начинайте обход. Собирайте отпечатки, – дал распоряжение один из старших офицеров СС. На въезде к Площади завыли сирены броневика санитарной бригады. Пронзительные визги и кряканья заполнили воздух тревогой.

Стас и Костя вместе с одногруппниками стояли в строю. Тихие разговоры вполголоса были прерваны такой же тихой и спокойной командой комиссара. – Становись.

К учебной группе подошёл лейтенант в полном бронедоспехе. Шевроны Секретной Службы на форме, в руках – биометрический планшет. Его сопровождал рослый и коренастый сержант с электродубинкой на поясе.

– Товарищ полковник, – лейтенант протянул руку, бросив на комиссара бездушный волчий взгляд.

– Комиссар первого ранга, вообще-то. И Вам здравия желаю, – устало ответил он.

Лейтенант оглядел группу, прокашлялся и сказал холодным железным голосом: – Доброго вам дня, товарищи выпускники. В связи с произошедшим, я прошу каждого из вас оставить на этом планшете пометку о неразглашении. А именно: посмотреть в объектив сканера сетчатки, чётко произнести ваши имя и фамилию в микрофон и приложить расправленную ладонь. Всем всё ясно? – он хищным взглядом окинул учебную группу и пустил планшет по рядам.

Стас внёс свои данные и протянул планшет Косте. Тот не взял его. Он настороженно посмотрел на офицера, голос его был тихим и спокойным: – Эээ… У меня есть вопрос.

Лейтенант выпрямил спину, сложил руки на груди и насупил брови. Он нервно кивнул, не сказав ни слова.

Костин голос был спокоен и твёрд: – Для чего Секретная Служба собирает биометрию будущих Партийных служащих? На каком основании?

Закованный в полный комплект бронезащиты сержант угрюмо фыркнул и сделал решительный шаг в его сторону. Гвардеец потянулся рукой к своей электродубинке, висящей на поясе. Тело Кости сковало от неожиданности, а глаза растерянно смотрели на своё отражение в чёрном тонированном забрале сержанта. – Отставить! – приказал ему лейтенант и силой потянул Гвардейца за плечо. Офицер перевёл злобный взгляд на оцепеневшего Костю.

Стас смотрел с опаской и думал: – Что происходит?… Гвардия, СС и Партия – неразделимы, так нас учили с малых лет, – вихрем пронеслось непонимание. – Быть того не может. Не может Гвардеец применять силу к Партийным, – он настороженно вглядывался в стальные глаза лейтенанта.

Тот опустил забрало своего шлема, не отводя взгляда от Кости. – Степанов Константин, – лениво протянул лейтенант, читая досье со внутреннего проектора на забрале. – Выпускник… И с золотым медведем, впечатляет. Спортсмен. Первое место в забеге на три километра. Это всё не интересно… А, вот. Отец, Семён Валерьевич. Посол-востоковед, до недавнего времени. Старший комиссар первого ранга. Сейчас – начальник ДипОтдела Партии. Член Верховного Совета. Мать, Ольга Игнатьевна, старший комиссар третьего ранга, начальник продобеспечения столицы… Высокие люди. Опора и надежда Партии. А ведь всё в нашем мире так зыбко, шатко… Не спокойно, – он поднял забрало и смотрел на побледневшего Костю. – Ты думаешь, у нас нет информации на каждого из твоей семьи? Одно моё правильно или неправильно подобранное слово в нужных местах, и твои родители из высоких положенцев превратятся в отключённых. Даже на сраный завод их не возьмут, если коммуникатор будет принудительно удалён. И всё потому, что их неосторожный сынок изволил высказать сепаратистские настроения. Ты понимаешь к чему я клоню? Если Я! захочу, их не спасёт даже Партийная неприкосновенность. Если тебе скажут внести свои данные, ты, как миленький, внесёшь свои данные! Знаешь, что по Общему Уставу Северной Империи бывает за сепаратистские настроения, дружок?

– Так точно, товарищ лейтенант, – с дрожью в голосе ответил Костя.

– А теперь будь так добр. Возьми планшет и сделай, что от тебя требуют! – он выхватил планшет у Стаса и ткнул им Косте под рёбра.

Костя трясущимися руками перехватил планшет. Сухожилия рук натягивались в гневе, глаза прожигали нахального офицера, скулы напрягались от злости.

Стас смотрел на лейтенанта и думал: – Какой же сукой надо быть? Еб*чий урод. Попал в СС и радуется. Дайте маленькому и обиженному на жизнь хоть немного власти и получите озлобленное животное.

– Выполните сканирование сетчатки, – скомандовал планшет металлическим женским голосом. Костя поднёс объектив ближе к глазу. – Выполнено. Подтвердите личность.

– Степанов Константин Семёнович, – он старался держать голос как можно ровнее, что давалось ему с трудом. Злоба и желание ударить нахального офицера выжигали его. Костя приложил правую ладонь к экрану дактилоскопического сканера и на том сбор данных закончился. Он передал планшет сзади стоявшему одногруппнику.

Лейтенант улыбнулся и тихо сказал: – Я запомнил тебя, Константин Семёнович. Не натвори глупостей. Тем более, твои поступки отразятся на твоих родственниках.

Тут Костя не выдержал такого нахальства. Он выбросил, почти крича: – Кто ты такой, чтобы разговаривать так со мной, скотина позорная?! – парень едва не набросился на офицера, но смог себя сдержать, понимая опасность необдуманной драки. Он тут же продолжил: – Я из Партийной семьи! А ты человеком стал совсем недавно, когда закончил свою Академию. А до этого, ты родился в грязи, жил в грязи, и ведёшь себя как поганая грязь! Прежде чем мне угрожать, подумай. Хватит ли тебе сил, мозгов и смелости на угрозы мне и моей семье?!

Лейтенант улыбнулся и усмехнулся: – Хорошо, пусть будет по-твоему, – спокойно ответил он. Офицер смерил тяжёлым взглядом Костю, поиграл напряжёнными скулами и отошёл от него.

В голове Стаса роились мысли и не давали успокоиться: – Совсем оборзели эти службисты. Уже перестали бояться самой Партии. А что если… Да нет, не может быть такого. Ему не хватит сил на это. Тем более, чтобы до Костиных родителей добраться, с их то положением… Нет, он не сможет, – Стас посмотрел на друга и положил руку ему на плечо. – Ты весь бледный, братан. Не бери в голову. Он ничего не сможет, – сказал он со спокойствием и заботой.

– Я не волнуюсь из-за него. Я злюсь. Какая-то грязь низкородная смеет так себя вести.

– Разве тебя это удивляет? Гвардейская Академия – единственный способ рабочеобязанному выйти в люди. Тут проблема в другом. В эти службы идут самые бесчеловечные и аморальные отбросы.

– Отставить разговоры, – оборвал Стаса комиссар.

– Мы же тихо говорим, Геннадий Семёнович, – осторожным шёпотом сказал Костя.

Командир подошёл ближе к парням, почти вплотную, и тихо сказал: – Даже я услышал о чём вы шепчетесь. И я тебя прекрасно понимаю, Степанов. Опасайся Чёрных Шакалов. Надеюсь, ты и сам понимаешь, почему в народе их называют Шакалами. Они – самые опасные люди в нашей стране. Потому что их коварство и подлость не знают пределов.

– И что Вы посоветуете мне? Терпеть такое хамство от этой мрази?!

Комиссар понимающе посмотрел Косте в глаза и ответил: – Терпеть нельзя, ни в коем случае, дружок. Партийцы должны насмерть стоять за свою честь, как предписывает Устав Партии. Но… Что есть этот Устав для них? Людей, которых угнетали многие годы. И вот они вырвались из угнетения, им дали свою власть, дали оружие, дали команду охранять порядок…

Стас прервал его: – Разве это есть порядок? Одно насилие и никакой справедливости.

Комиссар выдохнул и продолжил: – Именно поэтому, будьте с ними осторожнее.

Стас обернулся назад. – Смотрите, они уходят.

Костя, Стас и комиссар посмотрели вслед уходящему лейтенанту. Офицеры СС и патрульные Гвардейцы обошли все группы и собрались у колонны броневиков с перекрестием мечей на бортах. Лейтенант, будто на прощание, посмотрел на Костю. Зловещий и холодный прищур простреливал на вылет свою жертву. Натянутая улыбка тонких губ, широко раскрытые глаза и медленный кивок головой не сулили ничего хорошего. Это было предупреждение: «Я не забуду тебя. Запомни моё лицо». Костя проводил его взглядом, сжимая до хруста кулаки.

Учебная группа строем пошла вдоль Площади к своему автобусу. Стас шёл, опустив взгляд в пыльную брусчатку. Лицо застреленного парня отпечаталось в памяти и не давало покоя мыслям: – Они… Они – звери. Нет. Даже звери себя так не ведут. Покойся с миром, бедолага. Больше тебя никто не потревожит. Пал жертвой своей храбрости, вот ведь нелепица. Интересно даже. Зачем поставили на крышу снайперов? Они ожидали того, что случилось? Нет, могло случиться всякое, тут не поспоришь. А раз так, то зачем убивать? Чтобы нагнать страха на остальных? Ааааа!!! Поскорее бы уехать подальше от этого безумия, – казалось, Стас даже дышать перестал. Пустой и безразличный взгляд, бледное лицо и вопросы в голове, не дающие покоя, на которые никто не мог ответить.

– Группа, становись в две шеренги, – тихим голосом скомандовал комиссар, ребята выстроились спиной к автобусу. Никто не издавал ни звука. Лишь томные и тяжёлые вздохи разбавляли повисшую мрачную тишину. Комиссар продолжил: – Дорогие мои, до начала банкета остаётся около трёх часов, – он поджал губы и откинул рукав. – Кто хочет прокатиться до Гимназии, залезайте в автобус. Кто хочет погулять, пожалуйста. Всем явиться к четырём часам в актовый зал. И очень вас прошу, товарищи выпускники. Не болтайте лишнего про то, что сегодня здесь случилось. Сами понимаете, ситуация, мягко говоря, не стандартная. Разойдись.

Костя тихо сказал, толкнув Стаса в бок: – Поехали до меня, наполним флягу и, как раз, придём к началу.

– А для меня фляга найдётся? – Стас усталыми глазами посмотрел на друга.

– Думаю, да. У отца этого барахла как грязи.

Парни неспешно пошли по Народному Проспекту. Патрульные на перекрёстках улиц отдавали им приветствия, вскидывая кулаки. На углу Народного и Владимирского стояли два патрульных броневика со включёнными световыми сигналами. – Я шёл на пункт выдачи за едой. Отпустите меня -, послышался робкий и напуганный голос. Сержант открыл бортовую дверь и рывком толкнул рабочего внутрь. Гвардеец посмотрел на проходящих мимо парней и поднял правый кулак. Стас с Костей ответили на формальность.

– Не задерживайтесь, товарищи Партийные, – сказал Гвардеец через опущенный щиток.

– За что вы меня задержали? – послышался голос рабочего.

Сержант снял электродубинку с пояса и сказал ему: – За дело задержали! Ты что делаешь в этом квартале? Где отметка о разрешении на перемещение?!

Костя ухватил Стаса под руку и ускорил шаг. – Не на что смотреть. Пойдём отсюда.

Парни перешли улицу и присели на лавочку трамвайной остановки. Костя устало выдохнул и сказал: – Сегодня, Стасик, мы с тобой увидели ещё одну причину не задерживаться в столице, – он достал старый портсигар, друзья вытащили по папиросе. – Даже две причины, – с грустной улыбкой добавил Костя.

Стас кивнул в сторону патрульных и сказал: – Ты об этом?

– И это тоже, братан. Только в столице шакальё такое борзое. Потому что в этом городе сидят Правитель и его люди. А служивые, от самого мелкого рядового – до золотых погон, все выслуживаются перед хозяином. Ты знаешь?… За всем этим интересно наблюдать со стороны. Но когда эта гниль касается тебя, стараешься убежать как можно дальше. Вот, повезли горемыку разбираться в отдел. Хотя… Сам виноват. Надо следить за документами. Если тебе нельзя появляться без разрешения в других кварталах, где ты не работаешь и не живёшь. Зачем нарушать? Так сложно посмотреть отметку что ли?

– Ну, не знаю, Костян. Как по мне, эти меры только создают новые проблемы, а не решают те, что есть. И для чего столько контроля за рабочими, я тоже понять не могу. Кстати. Помнишь, год назад был председатель Совета, Макаров? – спросил Стас, устало выпустив дым.

– Помню. Поймали на взятке и торговле медикаментами. Потом его место занял твой отец, – Костя удивлённо прищурился на Стаса, тот улыбался и посмеивался. – Так, подожди… Хочешь сказать, что без твоего отца не обошлось?

– Тебе рассказать, как так вышло?

– Рассказывай.

– На той неделе я зашёл в отцовский кабинет. На его столе лежала папка с документами. Я её полистал и ох*ел. Этот Макаров стал неудобен для большинства Совета и людей из Министерств. Очень много брал из бюджета, а толку от него не было. И ничего не мог сделать, что бы от него ни требовалось. Как при нём в городе жилось ты и сам помнишь. Рабочие выли от доп смен на производстве, а продпайки и зачёт трудочасов не поменялись. И в один прекрасный момент Макарова решили подвинуть, но сделали это максимально полезно для всех. Мой отец провёл по его подписи большую партию лекарств. Обставил так, будто он ими приторговывает. Опять же, спасибо маме, что в Надзоре по медицине нашла людей, которые смогли эту партию вывезти со склада. А потом всё стандартно: Макарову дают пожизненное на валке леса в Карелии, отца ставят на его место. Следом, ему дают премию за помощь следствию против Макарова. Потом Секретная Служба начинает проверку МедНадзора и проводят инвентаризацию складов. Нашли виновных в краже наркотических препаратов, с десяток работников склада уехали в трудовые шахты на десять лет, начальника снимают с должности и мою маму ставят на его место. А другу отца из СС дают золотые погоны за раскрытие двух особо важных дел. Ну и, как же без любимого всеми Правителя? Всё это показывают по Главному Каналу и крутят по всем центральным радио. Ради этого даже не отключали электричество в городе днём. Чтобы все увидели, как хорошо работают наши Партийные службы. Как хорошо живётся при нашем Верховном. Арестовали и наказали врагов Империи, так сказать. Рабочеобязанные ссут кипятком от радости и на время забывают, что в домах трещины и горячей воды нет уже полгода. Потому что средства на ремонт их ветхих домишек ушли на раскрытие преступлений. Вместо этого всем выдали талоны на дрова для печей.

– Понятно всё. Ничего нового. Ловкая подстава неугодных. В нашей стране всегда так было. А народец радуется, глядя на этот цирк, и восхищается. Всё потому, что люди не видят всей картины целиком. Да никто и не покажет её.

Стас ответил с тоской в голосе: – Ты задумывался когда-нибудь, Костян? Почему мы живём вот так? Почему у Партии есть всё? И она за это «всё» держится мёртвой хваткой. Для того, чтобы залезть повыше, нужно подставить, оболгать. До этого, я считал родителей примерными и порядочными служащими, пока не прочитал ту папку с документами.

– А ты их считал самыми честными? Не вини их, Стасон. Все в Партии так делают. Ты думаешь эта тёмная страна когда-нибудь изменится? Я очень в этом сомневаюсь. Со времён князей и бояр тут мало что поменялось. Разве что, они сменили соболиные одежды на кители с погонами, они стали ещё влиятельнее. Точно так же идёт грызня между ведомствами за право на власть, как раньше воевали между собой князьки. Плетут интриги, подставляют друг друга, меняются в креслах и кабинетах. И всё вокруг дряхлого старца, который является всем, потому что обеспечивает баланс между ними. И ничем, потому как он сам себе давным-давно не принадлежит. Для того, чтобы здесь начались изменения, этому несчастному народцу нужно выйти из темноты страха и неизвестности. Проблема в том, что нынешние бояре держаться на чужом неведении и пассивности. И от того страна находится в таком положении.

– Я не могу этого принять. Отправить в лагеря и на тот свет такое количество народа, чтобы твоя жопа была в тепле и сытости… Многие простые работяги же понимают прекрасно, что происходит вокруг, и что можно изменить, чтобы жилось лучше и свободнее. Начать уважать самих себя и близких тебе людей, хотя бы. Но они и этого не делают… И возникает справедливый вопрос: им так нравится их положение? Или их на столько запугали и оскотинили, что они не знают как дальше быть? И тут уже возникают другие вопросы: а кто виноват во всём? Партия с Советом во главе, которые запретами, штрафами и Гвардейским беспределом поддерживает эту ситуацию? Или же сами рабочеобязанные виноваты, которые всё понимают, но ничего для себя не делают?

– Чем больше думаю обо всём этом, тем больше боюсь получать ответы, братан. Я не знаю… Наши родители несут ответственность за эту возню, я не спорю. Но, лично я, не хочу ей заниматься. Каждый день проходя по улице, я замечаю на себе множество взглядов ненависти. Просто потому, что на мне белый китель. А ведь с этими работягами мы даже не знакомы. Да и я сам никому зла не сделал в этой жизни. Но всё равно… Эти взгляды. Они будто желают мне смерти. Я глубоко уверен, если бы не кругом висящие камеры и не патрули Гвардии, я бы не дошёл и до соседней улицы. Этот город сводит меня с ума. Поскорее бы уже уехать отсюда. Отец много рассказывал, как живётся в других странах. Поэтому, я хочу к нему в отдел. Хочу посмотреть мир.

– Не волнуйся, скоро начнутся вступительные, потом три года учёбы. И сможем распрощаться с этим гнилым городом. Никаких тебе патрулей, проверок и косых взглядов. В дальних областях гораздо спокойнее чем здесь. А тебе вообще хорошо, покатаешься по миру. Хотя бы по Азиатским соседям.

– Ага… Если ВП не начудит и не разругается с ними окончательно. В его возрасте надо сидеть дома и готовиться к своему концу. Я просто удивляюсь. Сколько ему лет стукнет в октябре? Девяносто… – Костя запрокинул голову и считал в уме, загибая пальцы. – Девяносто три.

С Народного Проспекта выехали три броневика СС. Пронзительный вой и треск сирен заполнили улицу. Световые сигналы бросали блики на тонированные стёкла. Они повернули на Владимирский Проспект и ехали в сторону Управления СС.

– Смотри. Шакалы едут в свою нору, – расслабленно кивнул головой Стас в сторону автоколонны. Он посмотрел на Костю и протяжно добавил: – Слууушай, я знаешь что подумал? Говорили бы мы потише. У меня нехорошее предчувствие после вашего разговора с тем лейтёхой.

– Твою мать, – прошептал Костя, увидев холодный тяжёлый взгляд и хищную улыбку. Рядом с водителем в головном броневике сидел лейтенант СС и прожигал взглядом парней. Офицер и Костя смотрели друг на друга. – Стас… Почему мне кажется, что он меня преследует?

Стас, немного побледнев, проводил взглядом броневики и тихо сказал: – Подожди… Сейчас проверим. Отец недавно показал один способ, – он встряхнул левую руку, прислонил своё запястье к Костиному и набрал его коммуникатор. – А теперь посмотри, – Костя нервно выдохнул, перебарывая тревогу. Он расправил ладонь. – Сссука…– прошептал Стас. Изображение на ладони покрылось рябью тёмных полос и точек. – Теперь они за тобой следят…

– И… Что теперь делать, братан?

– Для начала, отставить панику. Я поговорю с отцом. Быть может он сможет чем помочь.

– Допустим… – Костя согнул тело и обхватил голову. – Бл*ть… А если родители узнают?

– Я надеюсь, мой отец поможет быстрее. И потом, твоих родителей не будет в городе до завтра.

– Ты прав… Надо успокоиться. Во, как раз подходит трамвай.

Парни зашли через заднюю дверь и приложили пальцы к терминалу на поручне при входе, автомат выплюнул два контрольных талончика. Они сели на задних рядах, отгороженных прозрачной пластиковой стенкой – местах для Партийных и Гвардейцев. Рабочеобязанным приходилось довольствоваться поездкой стоя, для них сидения не полагались. Ржавые и облезлые поручни многие годы не видели свежей краски. Пыльные стёкла, покрытые пятнистыми разводами, давно никто не протирал. Портрет Правителя в золочёной рамке висел под потолком в передней части трамвая и был виден каждому. Несколько рабочих в грязных комбинезонах бросали косые, напуганные взгляды на Стаса и Костю. Но быстро отворачивались в стороны, когда парни смотрели на них. Один рабочий крепко спал, опёршись спиной на оконное стекло. Трамвай скрипел и покачивался по разбитым колеям путей. Он ехал на северо-восток города, в Партийный Район, куда рабочеобязанным был закрыт путь, вплоть до ареста.

– Вон, посмотри. Логово открыло свои ворота, – Костя толкнул Стаса в бок и показал на колонну броневиков у ворот во внутренний двор Управления СС.

– Не волнуйся ты так. Готов поспорить, что он о тебе уже забыл, – ответил Стас спокойным тоном.

– А на прослушку меня тогда зачем ставить? Они не имеют права меня слушать без разрешения Совета. Кстати о спорах. С тебя бутылка за спор на площади. Помнишь?

– У меня есть план, смотри как делаем. Берём из припасов твоего отца коньяк, разливаем по флягам. На обратной дороге зайдём в ГПУ и возьмём хорошей водки. Нам всю ночь гулять.

– Главное, не выпить всё на Красных парусах, братан.

– Ну… Тут уж как повезёт, – парни тихо посмеялись.

Трамвай остановился, скрипя тормозами, и распахнул старые двери. Захрипели звуковые динамики: – Владимирский Проспект, дом четыре. Рабочеобязанным покинуть салон.

Работяги вышли из трамвая. Остался лишь тот уставший. Уснул так крепко, что не проснулся от громкого объявления. Стас встал с места, чтобы подойти и разбудить его. Но был остановлен Костиной мощной хваткой за руку. Он сурово посмотрел на друга и сказал: – Ты хорошо подумал? Вспомни статью двадцать три Устава Партии.

– Но… У него будут проблемы, если он переедет мост.

– А у тебя их будет не меньше, если ты с ним заговоришь. Случая на Площади с этим уродом в погонах тебе было мало? Видишь? Вон там, в углу, висит камера, – резким тоном отрезал Костя. – Поэтому, сядь и не рискуй зря. Давай посмотрим, что будет. Он сам виноват. Нечего спать в общественном транспорте. Надо следить за собой.

Двери трамвая захлопнулись и он выехал на мост через реку. Лёгкий ветерок уносил прочь от города столбы дыма и покрывал рябью мутную речную воду. Слева от моста, на маленьком островке стояла мощная крепость, наследие прошедших лет. Старые каменные бастионы были усилены пулемётными вышками, по периметру толстых стен ходили неусыпные часовые в полной броне с автоматами. И портреты Правителя с Верховным Советом во всю длину стены, они зорко смотрели своим тяжёлым взглядом на другой берег реки, в сторону Дворца.

Со скорбью на сердце, Стас рассматривал эти стены, обнесённые витками колючей проволоки и думал: – Для чего Правителю такая укреплённая тюрьма? Кого он прячет за толстыми стенами? Неугодных политических? А этот портрет. Сморщенный старик, весь в медалях. Побрякушек больше, чем ему лет. Смотрит, будто хвастается этими медальками. Но за какие заслуги он себя ими обвесил? Стоят ли они хоть что-то? Кого он хочет ими впечатлить? Безумец…

Костя, тем временем, беззаботно слушал радио Главного Канала на личном коммуникаторе. Он переводил взгляд, то на уснувшего рабочего, то на блокпост на въезде в Партийный Район. Пара автоматчиков стояла у будки со шлагбаумом. Лица были скрыты тонированными забралами, полная броня с головы до берец, на поясах висели электродубинки.

Трамвай приближался к ним и плавно замедлял ход. Костя спокойно посмотрел на левую ладонь и, смахнув пальцем, выключил радио. – Смотри, братан. Представление порядка и правосудия начинается, – безразлично выбросил он.

Трамвай остановился в метре от шлагбаума и со скрипом открыл двери. Поднимаясь по ступеням свинцовыми шагами, Гвардеец повернул голову в сторону парней и поприветствовал их, качнув головой. Он снял с пояса электродубинку и высек яркую искру. Работяга моментально открыл глаза от пугающего треска дубинки и смотрел на Гвардейца. Робкий взгляд загнанной мыши, дрожащие ноги и сбитое дыхание. В чувства его привёл резкий удар под рёбра тяжёлой руки в титановой бронеперчатке. Бедолага согнулся и захрипел: – Прошу Вас… Не надо…

– Ты нарушил режим перемещения. На выход! – пробасил громила своим каменным голосом.

Он взял работягу за шлейки комбинезона и резко вытолкнул его из трамвая. Гвардеец вышел, повалил бедолагу на землю, двери трамвая захлопнулись. Дежурный поднял шлагбаум, выхватил дубинку и пошёл к месту расправы. Трамвай въехал на территорию Партийного Района. Сквозь пыльное стекло друзья смотрели, как двое с безумием избивают тощего рабочего. Стук тяжёлых колёс об колею перемешался с глухими ударами тяжёлых берец об худое и немощное тело. Один Гвардеец выкрутил до упора регулятор напряжения и вонзил наконечник дубинки в бедро лежащему. Тело забилось в судорогах, вздулись вены на руках, выступили сухожилия под тонкой кожей, лицо стянула гримаса боли и отчаяния.

Стас резко отвернулся в ужасе и тихо зашептал: – Животные. Бездушные и злые животные…– дыхание его прерывалось, пережитые за сегодня потрясения мелькали образами перед глазами.

– О чём ты, старик? Тебе разве не понравилось представление? – Костя смотрел на Стаса с ухмылкой.

Он медленно повернулся на Костю, хрустнув кулаками. – Ты адекватный человек?! По-твоему это весело?! Человека выкинули из трамвая. Как мусор. Его избили лежачего! Из-за чего?!

– Он нарушил правила – к нему применили силу. Всё в рамках закона, – сухо отрезал Костя.

– Тебе не кажется, что давно пора что-то менять?! Хотя бы, в самих себе, друг дорогой. Обязательно ли было бить человека? Не проще ли было дать ему спокойно уйти? Зачем столько насилия?

– Мне интересно даже, Стасик. Что ты собрался менять? Все, кто хотел перемен, либо в электроошейниках в лагерях и шахтах, либо в земле в деревянных ящиках. И то, ящик – это роскошь, не каждого так хоронят.

Стас зажмурился и с болью в голосе сказал: – Я не могу смотреть на всю эту звериную жестокость. Но понимаю, что я не могу с этим ничего сделать.

– А ничего и не надо. Живи свою жизнь. Делай свои дела. А все остальные пусть сами несут за себя ответственность. Всегда думай о себе в первую очередь, братан. Осталось поступить, всего три года учёбы и уедем из города с концами. Но как ты будешь с такими управляться, когда сам станешь комиссаром, я не представляю.

Стас спокойно ответил: – Я буду хорошим комиссаром. Человеком, а не бездушной тварью. Не надо за меня волноваться, Костя, – он медленно отвернулся.

Трамвай выехал на Большой Проспект Партийного Района. Идеально вычищенные улицы разительно отличались от остального города. Ни пылинки, ни мусоринки, ни единой трещины или ямы на дорогах. Рабочие готовили набережную к гуляниям и собирали каркас сцены на Центральной Площади. Патрули околачивались возле рабочих бригад, не давая времени на отдых. Казалось, лишь кордоны с автоматчиками и мутная река разделяют Партийный Район от остальной серости и нищеты города. Но воздух здесь был чище и свежее, вдоль дорог росли деревья, приветливые и сытые люди в белой форме безмятежно гуляли по улицам.

Трамвай проехал вокруг Центральной площади и остановился у здания Главного Партийного Универмага. Двери распахнулись и парни бодро спрыгнули на гладкую брусчатку. Они пошли вдоль здания, в сторону стоянки транспорта. – Вон, смотри, свободный стоит, – Стас показал на пустой электрокар.

Парни подошли к нему и машина открыла дверь. Они сели на задние места, Костя приложил большой палец к панели и указал адрес своего дома. Дверь закрылась и беспилотник плавно поехал по Большому Проспекту в сторону квартала Кости. На мягких креслах парней клонило в сон, едва слышно работал климатизатор, люди на улицах отдыхали на открытых террасах под навесами.

Стаса одолевали мысли. Он смотрел в окно, разглядывая беззаботную жизнь элиты общества столицы Империи. – Интересно даже. Что бы было с ними сейчас не будь Правителя и его Министров? Если бы он не созвал Верховный Совет. Если бы простые люди не испугались в тот год пойти против. Когда это было возможно. До того, как всем поставили эти коммуникаторы. Вот ещё вопрос. Люди так трусливы или настолько доверчивы? Подумать только. «Внедряем высокие технологии. Документ учёта личности, кошелёк, доступ к Общему Справочнику – всё это в одном устройстве». «Откажись от кошелька, установи коммуникатор» – кричали по всем каналам. И что в итоге? За любое преступление коммуникатор блокируют. Ты не можешь ничего взять за свои, потом и кровью выстраданные трудочасы. И за тобой постоянно следит СС. А если не установишь коммуникатор, то ты – сепаратист и предатель. Но самое страшное в другом. Всё всех устраивает.

Электрокар остановился у дома Кости, парни вышли, машина закрыла дверь и поехала на узловую стоянку. Забор, что окружал дом, был украшен замысловатыми деталями на манер ветвей деревьев и виноградной лозы. Объёмные фигуры Правителя, членов Совета и героев истории дополняли его торжественность. Он напоминал крепостную стену, ощетинившуюся в небо чугунными пиками и бетонными столбами опор. Внутри кольца этой стены стоял дом в четыре этажа. Облицованный мрамором фасад давал чувство тепла и защищённости. Выбеленные колонны у входной двери придавали дому облик резиденции императоров древности. Костя приложил палец к сканеру и тяжёлая магнитная дверь распахнулась перед ними.

Они вошли во внутренний атриум, залитый светом от панорамной стеклянной крыши. В центре атриума журчал фонтан, вокруг которого приютились лавочки. Климатизаторы охлаждали воздух и убирали тот скудный заводской смог, которому удалось добраться до этого островка жизни. Шустрым тараканом суетился автомат-уборщик, снующий из угла в угол по мозаичному полу. Входные двери выходили на уютный балкон-корридор. Парни поднялись на лифте на четвёртый этаж и подошли к тридцать пятой двери. Костя посмотрел в сканер сетчатки, пискнул магнитный замок, друзья вошли в жилой отсек.

Пять комнат чистой роскоши для семьи из трёх человек. Высокие потолки, богато отделанные расписной лепниной, паркет из дорогих пород деревьев был только у Степановых. Запрещённый импорт одежды, мебели, бытовой техники и прочих удобств.

Костя повесил форменный китель на резную деревянную вешалку и вопрошающе посмотрел на Стаса. – Кофе?

– Не откажусь, – он повесил свой китель на пустой крючок, Костя ушёл на кухню. Стас встал у ростового зеркала и молча смотрел в своё отражение. Уставший взгляд, проявились синяки под глазами, нервно дрожащие скулы делали его лицо ещё более худым. Он отрешённо смотрел на себя, потирал рукой висок и думал: – Всё нормально. Мир такой, каков он есть. Есть законы и нормы, которые надо соблюдать. Действительно ли это так? Что важнее? Закон или справедливость? С другой стороны, никто не обещал, что всё будет весело и здорово. Бред… Не может такого быть.

Костя взял со стола пульт и квартира начала оживать. Автоуборщик отделился от зарядной станции и, наводя шорох, принялся подметать и мыть пол. Открылись механические шторы на панорамных окнах и квартира наполнилась мягким дневным светом. Тихо зашумели климатизаторы, наполняя прохладой и свежестью воздух.

Стас глубоко выдохнул и пошёл в гостевой зал, вдумчиво рассматривая хоромы друга с тоской на сердце. – Откуда у его отца такая привычка? Чем ярче, золотистее, цветастее – тем лучше. Даже мой отец позавидовал бы. Гигантские ковры, только пыль собирают, ладно хоть автоуборщик есть. А этот шкаф-стенка. Просто чудо. Под потолок почти, три метра красного дерева в высоту, потрясающе. И заставлен всяким барахлом, – он стоял и рассматривал содержимое витрин сквозь стеклянные дверцы. – Сервизы, фотографии, раритет и прочий хлам… Сам весь резной, в вензелях и золоте. И пластинка золотая с гравировкой. Ну ка… – он присмотрелся к табличке. – Made in EU, Milan. Просто слов нет. Желание выделиться, чтоб соседи завидовали? Разве это красиво? С другой стороны, если Семёну Валерьевичу это нравится, то пожалуйста. Интересно даже, сколько здесь осело народного добра и труда? Простой и честный человек работает на заводе, бывает, берёт смены сверх плана. И вместо того, чтобы труды человека шли на медицину людям, образование детям, пенсию старикам, они стекаются сюда. Тем, кто портит им жизнь. А те, кто портит людям жизнь скажут, что виноваты кто угодно: от азиата и европейца, до банальной засухи. Парад лжи и лицемерия.

– Стасон… Ты там где? – крикнул Костя с кухни и поставил стеклянную кружку в кофеварку. Стас очнулся от мыслей и прошёл на кухню. Он сел на резной деревянный стул, обитый подушками. Кофемашина тихим шорохом перемолола порцию зёрен и наполнила кружку ароматным напитком. Костя направил пульт на инфопанель. – Что сегодня интересного расскажут? – он взял кофе и поставил на стол перед Стасом.

– А что они могут сказать? Всё то же самое, что и вчера. И неделю назад. И год назад. Что у нас всё хорошо, а кругом – враги.

Инфопанель включилась на канале «Новости 24», Костя взял свой кофе и сел за стол. – Ты смотри, Стасон. Почти два месяца прошло. А они всё крутят парад Столетия Победы.

Правитель стоял на балконе своего Дворца в сером кителе и фуражке со звездой. Длинные рукава и перчатки скрывали его экзоскелет. Под стенами Дворца стояли колонны Гвардейцев. Часть из них была разряжена в полевую форму столетней давности, другие – в современный бронедоспех.

– Мы действительно будем это смотреть? Это же повтор, – Стас откинулся на спинку стула и медленно потягивал горячий кофе.

– Давай хотя бы посмотрим как они пойдут в атаку. В этом году очень хорошо атаковали, – спокойно парировал Костя, ожидая поддержки друга.

Стас нервно цокнул и ответил: – Что мы там не видели? Они пройдут колонной, затем пойдут танки и бронемашины. Потом сценка эта дурацкая. Выбегут Гвардейцы в старой болотной форме, спляшут, споют «Слава Правителю» и поведут пленного врага в серой форме. Потом будут жечь флаги у Вечного Огня. Ты правда хочешь смотреть этот бред?

– Ладно, братан, уговорил, – Костя взял пульт и пролистнул на Главный Канал.

– Ты смотри… – у Стаса от удивления чуть не выскользнула кружка из рук. – Уже показывают Площадь.

В студии сидела ведущая новостей, сбоку показывали кадры с церемонии присяги Правителю. Она затянула монолог: – Сегодня на Имперской Площади был разоблачён и уничтожен на месте участник запрещённого на территории Северной Империи сепаратистского движения «Свободная Сибирь». Злоумышленник был обезврежен совместными усилиями Секретной Службы и Имперской Гвардии при попытке покушения на жизнь Верховного Правителя. Как сообщает источник от Секретной Службы, при убитом были обнаружены и изъяты: пистолет с затёртым серийным номером, рация и план-карта города. Вещественные доказательства изучаются экспертами, службы объявили в городе положение повышенной готовности. Для охраны общественного порядка мобилизованы дополнительные патрульные батальоны Гвардии. На данный момент ведётся расследование. С комментарием выступил Первый Секретарь Верховного Правителя, Виктор Лесков.

Стас стыдливо вздохнул. – Костик… Что это было? Так нагло всё переврать может только Главный Канал.

– То ли ещё будет. Сейчас усатый слово скажет, давай послушаем.

Секретарь Правителя сидел за столом своего рабочего кабинета. Он едва слышно вдохнул и начал: – Данное несостоявшееся покушение на светлого нашего Верховного Правителя, есть ни что иное, как нападение на нашу государственную и Партийную целостность, – бренный старец поиграл морщинами на высушенном лбу. – Нет никаких сомнений, что это была спланированная акция, с целью, не только напасть на Верховного Правителя, но и посеять смуту среди наших граждан, – он округлил впалые глаза и затряс жиденькими седыми усами.

– Как думаешь, Костян? Будут ограничения?

– Если Лесок решил выступить, значит будут.

Лесков поправил звезду Героя Империи на кителе и продолжил: – И потому, силами Партии, во главе с Верховным Правителем, будут проведены меры по обеспечению безопасности и стабильности общества. На проведении главного торжества эти меры не отразятся негативным образом. О последующих принятых мерах будет сообщено дополнительно…

Костя в недоумении продолжал смотреть на инфопанель. – Стас… Ты что-нибудь понял?

– Ничего хорошего не будет точно. Что для рабочеобязанных, что для нас, – он взял у Кости пульт и выключил инфопанель. – Пошли, прогуляемся. Но сначала, наполним фляжки.

Парни вышли в гостиную и подошли к закрытой двери, Костя провёл пальцами за дверным косяком. – Ага. Нашёл, – он вытащил ключ и открыл дверь отцовского кабинета.

Загорелись диодные панели, их мягкий свет отражался от начищенного паркета. Большой портрет Верховного висел над рабочим столом Семёна. Вдоль стены стояли шкафы с открытыми полками. Среди папок с бумажной документацией, раритетом свезённым отовсюду и прочего хлама ярко выделялась бутыль из тёмного стекла с небольшим кранчиком. Парни подошли к одному из шкафов, где беспорядочно валялись вещи.

– Я до сих пор не пойму, Костян. Твой отец ездит по работе только в Азиатский союз. А у вас мебель из Европы, ковры из Арабских стран, и, кто знает, что ещё тут есть.

Костя полез осматривать полку с барахлом. – Будто ты моего старика не знаешь. Он называет себя коллекционером и эстетом. Скупает всё, что может. Я сколько себя помню, жил будто в музее. «Это не бери, там не трогай, подрастёшь – покажу». А с другой стороны, каждый раз как он возвращался, привозил с собой какую-нибудь новую диковинку. Во, смотри какая, – он достал с полки металлическую фляжку с гравировкой и дал её Стасу.

Блеск холодной стали и орлиный профиль гравировки, Стас не мог оторвать взгляда. – У неё и мерная риска есть? Погоди. Это мне что ли?

– Ну да. Если вещь лежит на этой полке, значит она отцу не нужна. Ты смотри какая она крутая. Республиканская нержавейка, такую ты хрен где найдёшь в наших краях.

– Ты мне так и не ответил. Откуда у твоего отца вещи из Штатов и Европы, если он посещает только Азиатский Союз?

– Смотри что покажу, – он повёл Стаса к рабочему столу отца и открыл верхний ящик. Внутри лежала маленькая книжечка с красными корками.

– Серьёзно? Паспорт Азиатского Союза? У твоего отца он есть?

– Ага. А ещё на меня, и на маму. Вот так он и катается по миру. И не спрашивай где он их взял, я всё равно не знаю. Лучше давай наполним фляги, – Костя кивнул на тёмную бутыль с кранчиком.

Глава

3

.

Полуденный зной сменился прохладой и свежестью, принесённой с залива морским ветром. Парни вышли из квартала Кости и медленно зашагали к набережной, потягивая импортный коньяк из антикварных фляжек.

– До собрания в Гимназии больше часа, – подумал Стас. Он посмотрел на часы и сказал: – А может, ну его этот банкет, братиш? Не хочу я сидеть в душном зале с унылыми мордами из комитета. Может соберём народ и погуляем на Площади?

– Согласен. Тем более, мы уже начали праздновать. А Семёнович сказал приходить трезвыми.

– Где будем собираться? Давай у ГПУ. Я напишу всем нашим. За одно Семёновичу скажу, чтобы не ждал нас.

– А я узнаю где сейчас Дашка.

Парни написали людям и пошли дальше. Со стороны Арсенального Острова доносились редкие кряканья сирен мобильных патрулей, колонны броневиков разъезжались к местам народных гуляний. Ветер с залива становился сильнее и холоднее, Стас и Костя время от времени подогревались содержимым фляжек.

Набережная уходила влево, и вот показались бастионы Островной Крепости. Через реку от неё набережная преображалась. Для выпускников из трудовых интернатов наспех собирались сидячие трибуны, рядом с ними развернули полевые кухни, чтобы каждый желающий мог получить порцайку каши и кусок хлеба. Вдоль набережных, рабочие под надзором Гвардейцев устанавливали пиротехнику для красочного салюта. Но самая большая площадка для фейерверка была у излучины дельты. Два плавучих понтона, сцепленные вместе, были надёжно закреплены сваями, идущими ко дну реки. Несколько бойцов батальона обеспечения Гвардии выгружали из патрульных катеров пиротехнику и устанавливали её, связывая запалы нитями проводов.

Набережная Партийного Района не отставала. Тут и там собирались уютные террасы, на площади перед ГПУ устанавливались экраны. Рабочие под надзором Гвардейских патрулей трудились без передышки и боязливо переглядывались между собой.

Парни подошли к КПП у моста. Один боец отдал воинское приветствие, другой смывал с асфальта следы недавней расправы. Друзья вышли на прямую дорогу до ГПУ и ускорили шаг, они хотели успеть закупиться всем необходимым.

Коммуникатор Стаса завибрировал, он смахнул по запястью и поднёс кулак ко рту. – Да, папа.

Во внутренних наушниках послышался голос: – Стас. А вы с Костей где?

– Мы решили не идти на банкет. Гуляйте без нас.

– Ладно. Только не загуливайтесь. У вас всё в порядке?

– В целом, да. Мы решили посидеть на Площади, посмотрим проход кораблей, а потом погуляем. Слушай, пап. Тут дело такое… – Стас замялся и выдохнул.

– Говори. Не стесняйся. Что случилось?

– Тот способ, что ты мне показывал с коммуникаторами. Помнишь?

– Так, сын. Не пугай меня. Во что вы с Костей опять влетели?

– Не пугайся. Просто Костя закусился с одним ССовцем на Площади после присяги. Мы потом решили проверить его коммуникатор. Он поплыл полосами и точками.

– Этого только не хватало. Ты учитывай, что этот способ не самый надёжный для проверки. А так, не бойтесь ничего. Они не имеют права кого-либо из нас прослушивать без одобрения Совета, Стас. Если бы Костю слушали, я бы об этом знал. Либо Семён.

– Хорошо. Ты меня успокоил.

– Гуляйте смело, парни. И хорошего вам вечера

– И вам с мамой тоже, – Стас сбросил вызов и посмотрел на Костю. – Всё в порядке. Волноваться не о чем.

– Точно? – недоверчиво спросил Костя

– Я тебе говорю. Всё в порядке. Пойдём скорее за добавкой. Тебе надо расслабиться.

Костя облегчённо выдохнул и кивнул в сторону Площади. – Смотри. Уже поставили сцену.

– Наших видишь? Вооо, смотри. Юля, Серёга, Таня с Мишей. По-быстрому купим водки и подтянемся к нашим.

– Хороший план.

Парни прошли по краю Площади, где успела собраться приличная толпа. Выпускники и их родственники, праздные Партийцы и старшие офицеры Гвардии были в ожидании главного события этого лета.

Стас и Костя подошли к зданию Универмага. Торжественный фасад с высокими колоннами, украшенный рельефными сценами истории Партии скрывал за собой огромное количество магазинов, лавочек и мелких мастерских. На месте циферблата старого шпиля блестел бронзой бюст Верховного Правителя. Этот торговый центр был едва ли не самой значимой точкой Партийного района. Только здесь государственные люди могли приобрести товары иностранного производства. Автоматические двери на входе почти не смыкались вместе, такой плотный был поток посетителей.

Парни вошли внутрь и оказались посреди просторного зала, отделанного под мрамор и янтарь. Сводчатые арки потолка пестрили расписной лепниной. Под стеклянным куполом величаво висела люстра в несколько ярусов хрустальных юбок. Мозаика мраморного пола натиралась до блеска автоуборщиками. Свободные граждане готовились к вечерним гуляниям.

Друзья зашли в Главный Гастроном и оглядели очереди. Костя усмехнувшись кивнул в толпу. – Ты смотри сколько народа.

– Давай по-быстрому всё возьмём и пойдём к нашим, – Стас поглядывал на часы, он не хотел пропустить начало выступлений. Парни заприметили два терминала заказов, где была самая маленькая очередь. Стас хлопнул Костю по спине и сказал: – Ты вставай к десятой, я пойду к четырнадцатой.

Друзья разбежались занимать очередь к двум терминалам выдачи. Ажиотаж нарастал с каждой минутой приближения концерта на Центральной Площади. Все торопились закупить съестных припасов с выпивкой и успеть занять самые лучшие места. Слышались недовольные фырканья и ругательства мужика в соседней от Стаса очереди. Трое молодых женщин у терминала заказа, смеясь и улыбаясь, выбирали выпивку с закуской.

– Костян! Двигай сюда! – крикнул Стас через несколько очередей, активно маша рукой. Тот подбежал к четырнадцатой кассе, Стас выбирал позиции на инфотабло. – Какую будем? Я хочу Имперскую.

– Имперскую пили же недавно. Во, смотри. Давай Золото Партии, – Костя ткнул пальцем на иконку бутылки с оттиском медведя.

– Костян. А ноль-семь не много будет? Может, всё-таки, ноль-пять? – Стас недоумевающе смотрел на друга, покосив правую бровь.

– В самый раз. Нам гулять до рассвета.

– Убедил. Тогда смотри. Берём закуску как обычно, – Стас выбрал два набора нарезок импортных колбасок и сыров. – Литр сока каждому. Мне персик, а тебе?

– Давай яблоко.

– Я оплачиваю всё это и мы в расчёте за наш спор, лады?

– Ну давай, – они стукнулись кулаками.

Стас приложил палец к сканеру, на запястье коммуникатора высветилось сообщение о покупке. Рельсовые манипуляторы собрали заказ со всех концов склада, сложили в одну коробку и выдали через оконце слева от инфотабло. Парни с довольными лицами взяли пакет с ручками, сложили покупку и направились к выходу.

Выйдя на улицу, Стас посмотрел на коммуникатор. – Мы на террасе на углу Площади, – пришло сообщение от Миши.

Тем временем, толпа становилась всё плотнее. Почти все сидячие места на трибунах уже были заняты, сцену окружила молодёжь. Инженеры и рядовые батальона обеспечения Гвардии делали последние приготовления: проверялось освещение, работа музыкальных инструментов и электроники.

Парни шли вдоль Площади. – Костян, ты наших видишь? – они оглядывались по сторонам в поисках своих друзей.

Костя хлопнул Стаса по плечу. – Дерево видишь? От него справа наши сидят.

– Быстрее туда! – они ускорили шаг и подошли к длинным столам со стульями под широкими навесами. – Вы уже начали? А вот и добавка, – немного отдышавшись, Стас повесил пакет на спинку стула. – Ты смотри как тут классно, Костян. Сцену видно, но музыка не бьёт по голове.

– Давайте двигайтесь, – сказал Костя. – Стасон, падай рядом. Он достал из внутреннего кармана фляжку и открыл пробку. – С окончанием учёбы!

Стас достал свою фляжку. – Давай. Твоё здоровье, – другие ребята поддержали тост радостными криками. Парни допили остатки коньяка и убрали фляги.

Костин коммуникатор завибрировал, он посмотрел на сообщение. – Поверни голову налево, – он огляделся и сказал, хлопнув Стаса по плечу: – Ты смотри кто к нам идёт.

Они встали чтобы встретить девушку с сумкой на плече. Костя и Даша обнялись и поцеловались.

– Признавайся, много выпил? – спросила Даша, зарыв руку в волосы Кости.

– Самую малость. Со Стасом по паре капель.

– Он не буянил? – спросила Даша, обнимая Стаса.

– Ты меня знаешь, я бы его успокоил.

Они втроём пошли за общий стол. Костя сказал, радостно улыбаясь: – Народ, знакомьтесь. Любовь всей моей жизни.

– Всем привет. Я – Даша, – она улыбалась и сверкала глазами, компания поприветствовала её.

– Что пьём? – Таня хитрыми глазами посмотрела на парней.

– Танюш, как обычно. Сначала – твоё, потом – каждый своё, – по-дружески ехидно ответил Стас.

– А у нас игристое есть. И пиво. А ещё овощи свежие. Вы будете?

– Кто ж откажется от такого праздника, – обрадовался Стас уже порядочно захмелев.

– Эй, хулиганы. А давайте всё смешаем и поиграем в лесенку, – сказал Серёжа, поправляя очки на худом прямом носу. Компания радостно поддержала идею.

– Серый, ты же самый правильный и порядочный отличник. Как-то не вяжется, – посмеялся Миша.

– Ага. А ещё я вас всех перепью, слабачки.

– А кто кого до кровати понесёт? – спросила Юля, обнимая Серёжу за плечо.

– Чья кровать ближе – тот и несёт. Даже если напьёшься ты, мне же тебя и нести. Поэтому, идём к тебе, – Серёжа чмокнул Юлю в нос.

Стас и Костя принялись распаковывать свою покупку, Миша поставил на стол пиво с вялеными полосками мяса, Серёжа достал две бутылки игристого вина. Девушки открыли нарезки колбас, сыров и овощей, Таня достала из сумки складные походные стаканчики для новоприбывших.

– Ребят, а хотите вот этого? – Даша достала из сумки маленькие бумажные свёртки.

– Это то самое? – спросил Костя.

– Ага. Натаскала у мамы на производстве.

– Ой, а где твоя мама служит? – поинтересовалась Юля.

– Она у меня главный химик на Гвардейском заводе снабжения. А вот это, – Даша потрясла одним пакетиком, – стимулятор для пограничных частей. Он действует как кофе, только лучше и сильнее.

– Вооо! Здорово! Давайте закинемся! – радостно загудела компания.

Со сцены заиграла музыка, ребята открыли все бутылки и перемешали в стаканах их содержимое. Стас встал, поднял стакан и весело крикнул: – Кто первый напьётся и не сможет стоять, того купаем в том фонтане!

– Дааа! – радостно закричали остальные.

Солнце медленно опускалось к горизонту. Небо окрашивалось в тёплые цвета июньских белых ночей. Над городом повисла долгожданная прохлада после дневного зноя. Выступили музыканты с танцорами, выпускники театральных училищ показали сценки и миниатюры. Большая часть зрителей уже собиралась по домам или подходила к набережной, чтобы не пропустить салют и проход Красных Парусов. Самые стойкие продолжали веселиться у подножия сцены, либо на трибуне. Самые уставшие устроились на мягкой лужайке, укрывшись пледами.

– Зза то, штобы у нас вфсё было… – протянул Костя, поднимая стакан с водкой немеющей рукой.

– И нам ничего за это не было! – ответил вразнобой пьяный дружеский хор.

– А пойдём салют ссмотрет, – Стас приподнялся и начал медленно вставать, но его колени подкосились. Он опёрся локтем на стол, опрокинув на себя тарелку с остатками овощей и нарезок. – Помогхи мне, браттан, – Костя подал Стасу руку и помог ему подняться.

– Айда Стаса купать в фонтане! – крикнул Серёжа.

– Дааа! – закричали одногруппники.

– Отставить! Я не нажрался… – он посмотрел на Дашу косыми глазами, едва удерживая равновесие. – Дашенька… Дай пакетик, пожалуйста, – Даша достала из сумки пакет БС-02, Стас рассыпал горсточку, надрывая уголок.

– А руки-то дрожат. Как же не нажрался? – смеясь загоготал Серёжа.

– Ща фсё будет, Серый. Слушшай, тебе лишь бы меня искупат. Ребят, я боюсь его, – друзья посмеялись и Стас засыпал под язык остатки пакета. Зрачки расширились, пропал пьяный туман в голове, в теле появились силы.

Понемногу все приходили в тонус после долгих посиделок за столом, ребята вставали и разминались. У Юли подкосились ноги и она плашмя упала на траву.

Серёжа наклонился к ней и сказал: – Пошли домой, в люлю. Мишань, помоги мне, – они вдвоём подняли девушку. Серёжа перекинул руку Юли через шею, сам обхватил её за талию, чтобы помочь удержаться на ногах. – Я же говорил, что к тебе пойдём, – он потёрся щекой об её лоб.

Миша с Таней лучше держались на ногах, они сложили мусор в коробку и выбросили в мусорник.

– На салют посмотреть не останетесь? – поинтересовался Стас.

– Да какое там. Мне бы вот это тело до дома донести, – Серёжа кивнул на засыпающую Юлю, пытаясь держать равновесие за двоих.

– Золотце. Пойдём спать. Я устала, – она тихо бормотала в полусне, ласкаясь об Серёжино плечо.

– Всем спасибо, ребятки. Мы пойдём, – на том они попрощались. Серёжа с Юлей в обнимку медленно побрели от террасы в сторону жилых домов.

Миша отряхнулся и застегнул китель. – Мы тоже пойдём. Завтра родителей встречать. Тань, пойдём ко мне.

Таня обняла одногрупников на прощание. – Счастливо. Много не пейте, – она и Миша взялись за руки и пошли к остановке, ловить электрокар.

Стас пытался собрать усталый взгляд на друге. – Кстати, братан. Сколько у нас осталось?

Костя посмотрел на бутылку. – Ещё по две стопки на каждого, нам хватит. Если не хватит, зайдём в круглосуточный.

– Тогда пойдём скорее к реке, пока не заняли самые лучшие места.

Даша взглянула на часы. – До кораблей ещё есть двадцать минут. Я знаю куда мы пойдём, только поторопимся.

– Что ты придумала? – удивился Костя.

Она взяла его за руку. – Пойдём, я покажу.

Они втроём пошли к реке и вышли на набережную. В акватории готовился к своему проходу большой парусный фрегат с красными парусами. Он был окружён шестью боевыми катерами Гвардии. Их световые сигналы медленно вращались, бросая красные и синие блики на водную рябь. Парусник готовился прийти в движение, команда поднимала паруса, пусть сам корабль ходил на винтах.

Даша подгоняла парней: – Давайте скорее, нам сюда, – она пошла к строительным лесам вдоль стены Партийной Медицинской Академии.

Они забрались по шатким лесам на крышу и осторожным шагом прошли на самый край. Металлические листы ещё хранили в себе немного дневного тепла, решено было присесть на самом удобном для обзора месте: на округлой угловой площадке. Даша вытащила плед из сумки и расстелила его как можно ближе к краю крыши.

Краснеющее солнце таяло в далёких облаках, оно играло бликами по крышам города, куполам старых соборов, горело пламенем в окнах домов. С другого берега доносились пьяные крики рабочеобязанных. Они перемешивались с музыкой и выступлениями местных ансамблей на набережной у Дворца.

Стас прищурил глаза, глядя на парусник. – Смотрите! Начинается…

Массивные пролёты мостов над рекой пришли в движение. Они медленно поднимались, открывая проход фрегату и его высоким мачтам. Команда корабля торжественно поднимала ало-красные паруса. На фок-мачте развевался Партийный Медведь. Парус грот-мачты распускался медленнее. Но вот показались очертания всем знакомого морщинистого лба. Матросы на реях медленно распускали алое полотнище. Показались строгие и холодные глаза. Сухие скулы, впалые от старости щёки, тонкие губы… И наконец, парус с портретом Правителя был целиком распущен. Корабль подходил ближе к ревущей толпе, на тёмных деревянных балках его корпуса отчётливо читались лозунги Партии: «Славься молодёжь Империи». Раскаты рёва толпы заглушали игру оркестра.

Даша достала из сумки отцовский бинокль. Костя удивился, отпив глоток из бутылки: – Откуда у тебя такая игрушка?

Даша с интересом рассматривала окрестности, крыши домов, толпу рабочих на другом берегу и детали фрегата. Она ответила: – Отцу выдали новый бинокль и отправили в разведку на Горную границу. Этот старый списали. И вот он у меня. Хочешь посмотреть? – она протянула бинокль Косте и взяла у него бутылку.

– Добротная вещь. Сам фокусируется? Резкость не меняет? У меня всё мутное.

Даша похихикала, отпивая маленькие глотки. Она аккуратно взяла Костю за палец и отвела его от окошка лазерного дальномера. – А так лучше?

– Во, спасибо. Теперь всё видно.

Торжественный марш оркестра закончился и дали первые залпы салюта. Ракеты и заряды окрашивали вечернее небо десятками огненных бутонов. Гром, хлопки, взрывы и струящиеся фонтаны искр. Толпа радовалась и улюлюкала, заполняя криками акваторию реки.

Стас перехватил бутылку от Даши и кивнул в сторону понтонной платформы. – А эти когда дадут залпы? – удивился Стас.

– Не знаю, братан, – спокойно ответил Костя. – Вон, смотри. Ещё катера плывут, – со стороны Арсенального Острова к понтонам подплыли два катера речной охраны. На каждом было по четыре Гвардейца в полном боевом доспехе. Костя внимательно следил за ними с крыши. – Мне это не нравится, ребятки. Давайте ка ляжем.

– Костик, что случилось? – Даша занервничала и с удивлением смотрела на него.

Он взял её за руку и потянул вниз. – Ложись, кому говорю. Они в броне, на катерах странные ящики, а в башнях у ракетниц стоят люди.

Они в спешке легли у кромки крыши, Костя продолжал смотреть за катерами. – Посмотри что в ящиках, – спокойным шёпотом сказала Даша.

– Как мне это сделать? Покажи.

Она взяла его палец и положила на колёсный барабан. – А теперь покрути вот это. Выбери фотохромный режим.

Костя покрутил барабан. – Инфракрасный. Тепловизор. Не то, не то. Во, готово.

– Что ты видишь? – начал нервничать Стас.

– Твою мать. Они готовят ракетницы. В ящиках вижу длинные трубы… Постойте. Один из них открыл ящик. Там ручной гранатомёт.

Люди с понтона грузились на свой катер. Один встал за поворотную башню с ракетной установкой, другой сел за штурвал управления и завёл двигатель. Третий встал на колено у борта и готовил гранатомёт. Последний человек на понтоне ввёл команды на планшете, проверил запалы и в спешке выпрямился, подняв голову. Они встретились с Костей взглядами. Костины глаза застыли на нём, руки задрожали и сбилось дыхание. Бинокль видел сквозь опущенный щиток тонированного шлема. Тот самый пронизывающий и холодный взгляд, что приводил в оцепенение.

– Это… Это тот лейтенант! – в страхе сказал Костя и продолжал смотреть в бинокль. Офицер улыбнулся тонкими губами, но сейчас смотрел с теплотой и добротой. Он помахал ребятам на крыше рукой, будто на прощание, и перелез через борт катера.

– Надо уходить. Сейчас начнётся веселье! – сказал Стас, осторожно вставая.

Они начали собираться, Даша наспех свернула плед дрожащими руками и небрежно затолкала его в сумку, Костя привстал, но продолжал смотреть за отплывающими катерами.

Фрегат шёл полным ходом в сторону Островной Крепости. Катера сопровождения по бортам от него давали салютные залпы. Взгляды толпы рабочих были прикованы к подплывающему судну. Три катера с Гвардейцами выстроились в цепь и набирали скорость. Лейтенант стоял на корме последнего. Он достал из ящика пулемёт, установил на бортовую сошку, опустился на колено и упёр приклад в плечо.

Костя продолжал смотреть, еле успокаивая дрожь в руках. – Он что-то говорит в ларингофон.

Гвардейцы на катерах изготовились к атаке, они отогнули панели лазерных целеуказателей на гранатомётах и навели на катера сопровождения. Раздались три глухих хлопка и свист реактивных сопел…

Снаряды поразили катера сопровождения, ослепительные вспышки осветили водную рябь. Взрывы поднимали шары пламени и клубы густого дыма. Ударная волна разбросала людей как листья на ветру, остатки пиротехники искрили, взрывались, либо разлетались в хаосе по сторонам. Толпы рабочих повскакивали с трибун и стали разбегаться в панике. Отряды Гвардейских патрулей изготовили автоматы и выбежали к перилам набережной, укрываясь за гранитными столбами. Застрекотали пулемётные очереди. Красно-жёлтые трассеры разрезали воздух и осыпали набережную, не давая Гвардейцам поднять головы. Катера набирали скорость и двигались всё быстрее.

Полетели снаряды из башенных ракетниц. Один удар пришёлся на борт парусника, пробив его деревянные доски. Осколки снаряда задели топливный бак и яркий язык пламени вырвался из трюма. Красные паруса вспыхнули, подобно пропитанной бензином ветоши. Уцелевшие матросы в панике посыпались за борт, кто был на реях, те прыгали с высоты. Кроме одного: он что есть сил полез по верёвочной лестнице на самый верх, в гнездо вперёдсмотрящего. Пока пламя не поймало его в ловушку. Он дрожал, вцепившись в мачту, огонь перекинулся с парусов на гнездо. Оглушительный крик страха и боли раздался над рекой. И никто не в силах был помочь тому бедолаге. Не желая мириться со смертью, он встал на край гнезда и прыгнул с высоты. Опалённые волосы и горящая форма оставляли в полёте полоску сизого дыма. Не повезло ему, он оттолкнулся очень слабо. Матрос зацепился за снасти рангоута и закрутился в полёте, ударился головой о дверцу пушечной амбразуры и плашмя упал в воду.

Вторая ракета полетела во Дворец и ударила по балкончику, где обычно стоял Верховный Правитель в дни торжественных речных церемоний. В залах начался пожар от фугасного заряда. Три оставшихся катера были подорваны меткими выстрелами гранатомётчиков.

Послышалось нарастающее стрекотание большого пропеллера, Костя повернулся на шум, не отводя глаз от окуляров. – Твою мать! А это ещё кто?

Большой транспортный вертолёт летел с юга в сторону Крепости. С открытых бортов пулемётчики теснили Гвардейские патрули, ракетные установки выпускали снаряды по смотровым башням и бастионам, разметая их в пыль и бетонную крошку.

Катера ударили по бастиону, пробив толстую каменную стену и пристали у берега острова. Шестеро бойцов с автоматами спрыгнули с катеров и ворвались в пролом, расстреливая малочисленную тюремную охрану. Наконец, сирены затихли и прекратилось стрекотание оружия в Крепости. Оставшиеся шесть человек сошли с катеров и побежали к пролому в стене. Вертолёт завис над Крепостью и медленно снизился, экипаж выбросил широкие верёвочные лестницы. Колонна броневиков Гвардии подъезжала к острову по набережной Арсенального Острова.

Стас нервничал и торопил друзей: – Надо уходить! Быстро! – он побежал к строительным лесам.

Даша остановила его. – Подожди. Пойдём другой стороной. Через двор, – она показала связку ключей.

Стас удивился, показывая на ключи. – Ты всё на свете можешь достать?

– Когда охрана на вахте отвлекается, да.

– Смотрите, они взлетают, – Костя старался лежать неподвижно, наблюдая за происходящим.

Вертолёт медленно набирал высоту, разметая бетонную пыль разрушенных стен Крепости. По верёвочной лестнице на борт карабкались четверо заключённых и восемь Гвардейцев. Они поднялись и скрылись внутри вертолёта. Ещё по два автоматчика на каждую лестницу пристегнулись стропами и висели, держась за верёвки. Машина развернулась в сторону ребят и набирала скорость, двигаясь на восток.

– Костя, вставай!!! Сейчас тут всё оцепят патрульные! – Стас поторапливал друга.

Даша выхватила у Кости бинокль и положила в свою сумку. Они втроём побежали по крыше к решётке с дверью, ведущую на пожарную лестницу во двор. Даша нервно поглядывала на вертолёт и перебирала ключи дрожащими руками.

Вертолёт завис над крышей, на лестнице повис лейтенант. – Эй, вы, внизу! – он громко выкрикнул, стараясь привлечь внимание. Костя посмотрел на него и они встретились взглядами. Лейтенант достал из кармана маленький свёрток. – Лови на память! – крикнул он и бросил свёрток Косте в руки.

Люди на лестницах поднялись на борт, затянули лестницы внутрь и вертолёт продолжил свой путь. Расправились крылья и запустились реактивные двигатели на хвосте. Машина с шумом устремилась на восток города, выпустив несколько ракет по башням Стены, окружавшей столицу. Костя спрятал свёрток в карман и ребята бегом спустилась по лестнице во двор. Они вышли к Центральной Площади узенькими проулками между корпусами Медицинской Академии.

Глава

4.

На улице шумели сирены, моргали световыми сигналами патрульные броневики, даже в спокойном Партийном Районе царила паника. Люди носились в суматохе по улицам, кто пешком добирался до дома, кто пытался хоть что-то узнать у офицеров Гвардии.

Даша положила ладони на щёки Кости и заглянула в его глубокие глаза. – Мальчики, не шатайтесь по улицам. Поезжайте домой, я беспокоюсь.

– Да, сейчас пойдём на остановку, – он взял её руки и положил себе на грудь, прижимая крепкими ладонями. – Даже если не поймаем электрокар, пройдёмся пешком. Не волнуйся за нас. Давай сначала тебя проводим?

– Идите домой, я живу в другой стороне. Вам будет не по пути, – она обняла парней на прощание и пошла в сторону своего дома.

Костя устало выдохнул, хлопая Стаса по спине. – Пойдём-ка, братишка, пройдёмся пешком. Смотри, какая толпа на электрокары стоит. А мы, за одно, проветримся.

– У тебя из запивки хоть что-нибудь осталось? – Стас держал бутылку, постукивая ногтем по горлышку.

– Откуда? – Костя удивлённо развёл руками. – Пойдём до угловых коробок, может там чего найдём.

Они пошли по улице вдоль Центральной Площади. Дома бросали длинные тени, алый закат играл в окнах и крышах. Улицы быстро пустели, становилось всё холоднее и друзья прибавили шаг.

Парни добрели до павильона самообслуживания, что стоял через дорогу от ГПУ. На улице под широким тентом стояли лавочки и мягкие кресла вокруг небольших столиков. Друзья зашли внутрь уютного помещения с панорамной стеклянной стенкой. Здесь было всегда опрятно и светло: летом – прохладно, а зимой – по-домашнему тепло. Павильон был всегда открыт и не закрывался в ночные часы, но сейчас тут были только Костя со Стасом. Успокаивающую тишину изредка нарушал манипулятор за длинным прилавком. Когда никого не было он чинил холодильники, заправлял кофемашину или шустрил в складском помещении, наводя порядок и сортируя товар. Сейчас эта механическая клешня неподвижно замерла, ожидая заказа парней.

Костя усмехнулся, рассматривая табло, и положил Стасу руку на плечо. – А давай приколемся.

– Ты о чём?

– Замешаем энергетик с водкой.

– Чтобы было как в прошлый раз? Когда мы от патруля бегали по дворам?

– Барагозить и бесноваться не будем как в тот раз.

– Ну что ж, убедил, – Стас выбрал на панели две маленьких бутылки водки, банку лимонного и посмотрел на друга. – А тебе что?

– А мне… Тяжёлый выбор. Этот не хочу, этот закончился… Пусть будет апельсиновый, – Костя ткнул на иконку, Стас приложил палец к дактилоскопу, оплатив покупку.

Манипулятор взял из-под стойки прилавка жестяной ящик и развернулся от парней к холодильнику. Он собрал заказ, вернулся за стойку и протолкнул покупку в окошко выдачи. Парни взяли покупку и ящик закатился под прилавок.

– Пойдём на улицу, присядем. У меня отваливаются ноги, – протянул Стас, открывая свою банку.

Они вышли из крытого павильона и плюхнулись на лавку под тентом. Парни выпили стограммовые бутыльки и запили энергетиком. – Подержи-ка мою, – Костя передал свой энергетик Стасу и открутил крышку бутылки. – Держи ровнее, – сказал он, разливая последние глотки водки.

– На себя посмотри. Руки дрожат, будто в первый раз, – парировал Стас. Разлив последние капли, Костя закрутил крышку и положил бутылку рядом с собой на лавку. Стас несколько раз взболтал банки и вернул Косте его коктейль. Он сказал тихо, будто со скорбью: – Давай, мужик. Чтобы такие дни больше не повторялись никогда.

– Ну и… С выпуском нас, – Костя старался не терять оптимизма.

Их коммуникаторы одновременно завибрировали. Парни вскинули руки, пришло срочное сообщение новостной рассылки. «В столице произошла диверсионная атака. Неизвестные потопили Флагман Империя и катера сопровождения. На угнанном вертолёте они освободили и вывезли из Крепости четверых агентов «Свободной Сибири». В городе объявляется чрезвычайное положение с 00 часов 00 минут. В целях общественной безопасности, рекомендуется разойтись по домам. Партийное Информационное Бюро».

Стас закрыл сообщение движением пальца по руке. – А времени ещё час, братан.

– Как раз покурим и будем выдвигаться. Правильно я говорю? – Костя достал портсигар из кармана.

Стас сделал пару глотков и медленно склонил голову вбок. – Да, почему бы и нет? – он угостился папиросой, Костя прикурил её. Стас продолжил: – Ты понял хоть что-нибудь, что сегодня случилось?

Костя смотрел пустыми глазами вдаль и потягивал из банки. – Если честно, то нет. Чем больше я думаю об этом лейтёхе, тем больше вопросов у меня возникает. Кто он вообще такой? Как так вышло, что он оказался на тех понтонах? Да и ещё с оружием и командой. Утром он был в одной форме, сейчас – в другой. Никогда не забуду его глаза. Утром в них не было ни радости, ни доброты. Никакого намёка на дружелюбие, – он затянулся горьким дымом и запрокинул голову. – Но когда он меня увидел, когда мы на крыше сидели… Аааргх… Это был совсем другой человек… Он смотрел так, будто желал мне удачи.

– Я, к сожалению, не видел его глаз, – Стас допил остатки из банки и выбросил её в мусорник. – Меня волнует другой вопрос, братан. Куда всё это время смотрели Гвардия и СС? Как вообще стало возможным угнать несколько катеров, вертолёт и массу оружия спи*дить со складов? С одной стороны, мне очень страшно. Если это партизаны Свободной Сибири, то повторится ли похожее снова? А если в Партии и Гвардии происходит разлад, то чего ожидать дальше?

– Я не знаю, мужик. И эта причина – ещё одна, чтобы свалить подальше из этого ужасного города, – они посмеялись и Костя осушил банку. Он смял её и выбросил в мусорник.

Парни собрались уходить, как в их сторону пошёл Гвардеец в полной броне. Стас посмотрел на него и тихо сказал: – Бл*ть. Костян. Смотри кто идёт к нам.

Костя нервно выдохнул. – Так. Валим отсюда. У меня нет желания с ним разговаривать, – он вскочил, прихватив пустую бутылку. Но Гвардеец в броне был уже на подходе.

– Слава Партии! – боец вскинул правый кулак в формальном приветствии.

– Вот чёрт… – прошептал Костя себе под нос. – Сила Гвардии, – он ответил бойцу.

– Товарищи выпускники, с праздником вас, – пробасил солдат через непрозрачный щиток. – В городе объявляется чрезвычайное положение.

– Да, мы уже в курсе, – Стас немного опешил, и для приличия затушил папиросу о мусорник.

– В целях безопасности, просим разойтись по домам. Район будет оцеплен, скоро прибудет команда экспертов и следователей. Ну, сами понимаете.

– Дорогой мой. Вот! Видишь? – Костя протянул перед собой пустую бутылку, – Мы культурно отдыхали. И собирались идти домой, – Костя явно напрягся, ему не очень нравилось разговаривать с рядовыми Гвардейцами.

– Никаких проблем, товарищ Степанов. Последняя формальность, молодые люди. Ваши коммуникаторы.

Костя опешил и в недоумении спросил: – Рядовой… С каких пор Гвардия следит за Партией? Ты в своём уме? Иди сканируй рабочеобязанных! А мы – свободные люди.

– Я всё понимаю, но у меня приказ. Введён усиленный режим, это для вашей же безопасности. И, кстати… – он показал пальцем на моргающий красный диод на шлеме.

Костя стал злиться и повысил голос: – Твою мать, они ещё и пишут нас! Что за ху*ня происходит вообще?!

Стас схватил его за плечо, пытаясь успокоить. – Мужик, ты чего? Просто подставь запястье и пойдём спокойно домой.

Костя резко вырвался. – Ладно, ладно. Давай быстрее только, – он нехотя оттянул рукав и подставил запястье. Гвардеец поднёс бронеперчатку со сканером к его руке.

– Теперь Вы, – обратился боец к Стасу. Он подставил руку Гвардейцу.

– Теперь мы можем идти? – злобно буркнул Костя.

– А там у вас что? Покажите содержимое, – боец показал на карман кителя Кости.

Он удивлённо нахмурил брови и потянулся рукой в правый карман. Он водил пальцами по свёрнутым погонам. Внутри нащупывалось что-то твёрдое. Костя захлопал глазами и попытался взять себя в руки. – А ты уверен, рядовой, что в досмотре есть нужда? Там просто моя спиртовая спичка.

– Откуда у простой спички батарея и печатная плата внутри? Я всё вижу, товарищ Степанов, – Гвардеец сменил тон на более строгий и напористый.

Костя задрожал от нарастающей паники. – Братан, приготовься! – он крепко сжимал бутылку за горлышко.

– К чему?… – Стас смотрел на него напуганными глазами.

Боец положил правую руку на кобуру электродубинки, левой – нажал на ларингофон. Засипела рация шлемофона, Гвардеец начал чеканить каждое слово: – Сержант, внимание. Противодействие личному досмотру. Запрашиваю подкреп…

Раздался звонкий удар, стеклянные осколки барабанящим градом падали на бетонные плиты. Костя подставил правую ногу за ногу бойца и локтем ударил его под щиток. Гвардеец упал на спину и хрипя закашлял.

– Валим отсюда! – Костя пустился бегом до ближайшей арки во дворы.

– Твою ж мать… – подумал про себя Стас, глядя на лежащего Гвардейца.

Тот лежал на спине и с трудом поднял голову. Прокашлявшись, он снова зажал ларингофон: – Нападение на патрульного. Поднимайте дроны!

Стас пустился вслед за Костей в узкую арку, позади слышался вой сирен и шум заведённых моторов патрульных броневиков. – Меня подожди!!! – выкрикнул Стас.

Костя остановился и обернулся. – За мной, скорее! Я знаю где спрятаться! – они пробежали двор насквозь, осторожно выглянули из арки и перебежали дорогу, скрывшись в соседнем дворе. Парни оказались во дворе старого дома, окружённые со всех сторон ветхой кирпичной кладкой.

– За*бись, Костян. Мы в колодце! И что теперь?! – Стас был очень зол, но старался говорить тише.

– Давай туда, – Костя показал на проход в соседний двор.

Они добежали до края арки и остановились. Эхо сирен не затихало, а наоборот, усиливалось. Из глубины дворов слышались приближающиеся шаги. – Без приказа не стрелять! Они из Партии, – сержант давал команду своему патрулю.

Костя дёрнул Стаса за плечо и кивнул головой в сторону. Парни пробежали двор насквозь. Второй двор, третий. Они неслись не жалея ног, петляя и пытаясь запутать своих преследователей. – Нам сюда, – Костя показал на дверь старого дома. Он подошёл к панели и начал вводить код-ключ.

Стас тяжело дышал и раздражённо спросил: – Ты предлагаешь прятаться в этой развалине?

– Я ещё мелкий здесь бегал, Нам надо в подвал и пройти по тоннелю. Там не ловят коммуникаторы. Выйдем в соседнем квартале. Рядом с твоим домом, – замок издал протяжный писк. – В смысле?… – Костя удивился и ввёл ключ ещё раз. Замок снова запищал.

– Что-то не так, братан? – спросил Стас с упрёком и злобой.

– Я… Я не понимаю… Недавно же мы тут гуляли с одногруппниками… – он попробовал в третий раз. И снова замок дал осечку. Костя развернулся к Стасу. Он виновато и растерянно смотрел на друга. – Наверное, перебили ключи. Мне не открыть.

– Не открыть, говоришь… – Стас сделал два шага в сторону Кости, сжал до хруста кулак и с размаха ударил его в скулу. Костя взвыл, держась ладонью за лицо. – А чем ты думал, когда разбил бутылку об этого служаку?! – продолжал того упрекать Стас.

Костя вздул ноздри, схватил друга за плечи и с силой толкнул его к стене, Стас ударился затылком о грязные кирпичи. – У тебя был другой план? Скажи мне, братишка!

– Дааа!!! Хотя бы не начинать с Гвардией драку! – Стас отцепил от себя его руки и оттолкнул Костю в сторону. Он отдышался, скулы расслабились, его отпустил гнев на необдуманный поступок друга. Стас показал на Костин карман и сказал: – Достань и посмотри, из-за чего начались наши с тобой проблемы.

Костя сменил воинственный взгляд на более рассудительный. Он запустил руку в карман кителя и достал свёрток. В руке лежали погоны от Гвардейской формы с двумя маленькими чёрными звёздами. Внутри них нащупывался небольшой, но твёрдый предмет. Успокаивая волнение в руках, Костя развернул погоны. На его ладони лежал блестящий металлический цилиндр. Он спросил дрожащим голосом: – Стасон. И что нам с этим делать? Если это у нас найдут, то от пули в затылок нас ничто не спасёт.

Стас только потирал пот со лба и пытался собраться с мыслями. – А это что? – он показывал на канавку по обхвату цилиндра. – Видишь? Эта штука открывается, – Костя крепко ухватился за половинки и стал оттягивать в стороны. Цилиндр не поддавался. – Попробуй отвинтить, – напряжённо выдохнув добавил Стас.

На этот раз получилось. Половинка цилиндра отвинтилась, издавая едва слышимый скрип. Внутри находился цилиндр поменьше, опутанный тонкой медной оплёткой с тускло моргающим красным диодом.

– Надеюсь, это не то, о чём я думаю… – шёпотом пробормотал Костя. Он крепко ухватился пальцами за медные проводки и снял вторую половинку цилиндра. Показалась печатная плата с тонкими золочёными канавками.

– Твою мать!!! – прошептал Стас в страхе. – Это же маячок, – Костя, не долго думая, с силой швырнул маячок о землю и принялся топтать ботинками, в надежде сломать. – Отойди!!! – Стас взял с земли кусок кирпича и оттолкнул Костю в сторону. Он несколько раз ударил кирпичом, пока не вытек полимерный аккумулятор, а медная проволока не перерубилась. Диод перестал моргать и Стас отбросил кирпич в сторону. – Не хватало чтобы нам ещё навесили сотрудничество с партизанами… – Стас отшвырнул покарёженный металл в подвальное окошко дома. В воздухе послышалось угрожающее стрекотание. – Дроны… – прошептал Стас и повернулся к другу с беспокойным взглядом. – Костя, нам пи*да. Надо сдаваться.

– Сдаваться?! ХА! Как бы не так. Давай туда, – он побежал в следующий двор через арку, Стас злобно выдохнул и побежал следом. Тяжёлые шаги Гвардии слышались всё отчётливее, заполняя дворы глухим эхом. Вой сирен становился всё плотнее и гуще, казалось, что он наступает со всех сторон. Парни выбежали в большой двор-колодец, из него был виден выход прямо в сторону Большого Проспекта через длинную арку. Костя остановился возле неё, выглядывая из за угла. – Давай на рывок! До твоего дома две минуты бегом. В наши кварталы они не сунутся без разрешения Верховного Совета.

– А у нас разве есть выбор?! Но знай. Я ТАКОЙ дам тебе пи*ды, как только это закончится!

– И будешь иметь на это полное право. А теперь, валим!

Они, что есть сил, побежали по широкому арочному коридору, с трудом перебирая ногами и тяжело дыша. Выход перегородил броневик Гвардии. Блики красно-синих световых сигналов слепили парням глаза. – С*ка, давай обратно! – закричал Костя, дёрнув Стаса за плечо и они быстро развернулись.

Заскрипели мегафоны на крыше броневика: – Вы окружены! Стойте на месте! Не вынуждайте нас применять оружие!

Стас и Костя продолжили убегать от броневика, послышался щелчок открывшихся амбразур в борту машины, из которых торчали автоматные дула.

– Сюда, быстрее! – Стас забежал за угол арки, дёрнув Костю к себе за руку. Два выстрела из броневика прошли мимо них, застряв в кирпичной кладке стены, едва не зацепив парней. – Они стреляют шокерами! Костя, так больше нельзя, надо сдаваться!

– Нет! Мы почти дома! Бежим другой дорогой! – они побежали в другой двор, надеясь сбросить броневик с хвоста.

В воздухе послышалось жужжание лопастей пропеллеров. Два дрона вылетели из за крыши дома и полетели следом за парнями. Камеры фокусировались на убегающих, нацеливая оружейные стволы. Выстрелы попали точно в цель. Короткие иглы электроснарядов вонзились под кожу и разрядили свои батареи. Стас и Костя упали плашмя на землю и судорожно задрожали от мощного разряда. Тяжёлые шаги всё приближались и патруль Гвардии выбежал из арки.

Бойцы окружили лежащих парней. Сержант зажал ларингофон и сказал: – Цели нейтрализованы. Нужен транспорт для конвоирования, – он махнул рукой патрульным. – Переверните их на спину, – скомандовал сержант. Рядовые осторожно вытащили электроснаряды из спин парней и перевернули их лицом к небу. Сержант встал на колено и похлопал друзей по щекам. – Ну что, дебилы малолетние. Добегались? – он грустно вздыхал, смотря им в глаза. – Совсем молодые. Вы о родителях своих подумали? Им теперь тоже пи*дец. Как и вам двоим.

Стас боязливо дышал, Костя лишь вертел глазами и не мог повернуть головы. Во двор заехал броневик и открыл задний отсек. – Товарищ сержант. Куда их? – спросил водитель.

– В Управление на Владимирском. К утру должны оклематься. Будьте с ними осторожны. Они нужны капитану целыми.

Рядовые погрузили беспомощных парней в броневик и сели с ними рядом на скамейки. Загорелись световые сигналы, машина выехала на Большой Проспект. Конвоиры пристегнули парней наручниками к лавочкам.

– Ты видел когда-нибудь такое? Ну, чтобы Белые Кители такой ху*ней занимались? – спросил рядовой у сослуживца.

– Впервые. Обычно буянят рабочие. А это что-то новенькое. Ну да ладно, приедем и разберёмся.

Улицы столицы опустели, небо заполнилось жужжанием поисковых дронов, патрульные броневики объезжали кварталы в поисках нарушителей комендантского часа. Заприметив машину, постовой у моста поднял шлагбаум. Пожарные команды Гвардии тушили Дворец Правителя, Островная Крепость заполнилась патрульными броневиками, на стенах усилили караул.

Броневик съехал с моста и, плавно сбавляя скорость, остановился перед воротами Главного Управления Секретной Службы. Тяжёлые стальные ворота с перекрестием мечей на гербе распахнулись перед машиной и она скрылась во мрачном внутреннем дворе…

Часть

II

. Тревога!

Глава

5.

Яркие лучи июньского рассвета прогревали сырой воздух, туманная дымка стремительно рассеивалась. Южный рубеж восточной Горной границы был одним из немногих мест в Империи, где можно было встретить диких животных и птиц. Глухим эхом из соседнего леса ухали совы и перестукивались дятлы. Над плацем и казармами пограничной части Гвардии стрижи с ласточками рассекали прохладный воздух и громко перекрикивались.

Иван Возницын встал с кровати, потирая висок, и подошёл к столу возле стены. Он с тоской посмотрел на пустую бутылку, взял канистру подрагивающими руками и налил воды в кружку. Жадно осушив её, Иван достал из кармана кителя с погонами старшины пачку папирос и подошёл к окну, открыв створку. Комната наполнялась прохладой и свежестью.

Он облокотился на подоконник, закурил и стал наблюдать за суетящимися птицами. Иван щурился и с грустью думал: – Летают себе, свободные как ветер. Хорошо вам, красавицы. У вас никаких забот. Ни службы, ни страха получить пулю. Стало нужно, и вы улетаете. А мне куда улететь с этой ё*аной границы? Лишь бы не погнали снова в лес. Эти партизаны Сибири совсем страх потеряли. Хотя, вроде спокойно стало, уже месяц ничего о них не слышно. Не о чем переживать. Скорее бы приехала колонна с ночного обхода, – он докурил, затушил папиросу о стеклянную пепельницу на подоконнике и нажал кнопку на стенной панели, створка окна медленно закрылась.

Иван надел спортивную форму и беговые кроссовки. Он вышел из комнаты на центральный проход казармы. Вдоль прохода шустрили два автоуборщика, на выходе стояли сонные дневальные, оперевшись на стену.

– Доброго утра, товарищ старшина, – сказал один из дневальных, он выпрямился и потупил сонные глаза на Ивана.

– Здарова, – ответил он, грустно вздохнув и почёсывая рыжую щетину. – Как ночь прошла?

– Никаких проблем. Тихо как в могиле.

– Ты это, про могилы поменьше мне тут говори. Партизаны совсем рядом с нами, им надо только горы перелезть. Смотри. Сейчас шесть с копейками, – он посмотрел на часы коммуникатора, – буди людей в семь, на завтрак идём в восемь. Ну, ты знаешь, – дневальный устало кивнул, Иван вышел на улицу. На крыльце под козырьком стоял командир роты. Он задумчиво смотрел на шапку леса, скрестив руки на груди и тяжело дыша. Старшина хлопнул командира по локтю. – Колька. А ты чего поднялся так рано? Опять кошмары? – Иван протянул руку.

Старший лейтенант поменялся в лице. – Не говори мне про кошмары, пожалуйста. Я как вспомню эти два месяца в плену… А потом месяц пи*дячить по тайге, чтобы вернуться к вам. Скажи мне, брат. Тебе приходилось отбиваться от волков топором, которым ты вчера зарубил человека, чтобы сбежать из плена?

– Прости, дорогой…

– Нет, ты послушай. Когда убиваешь человека из автомата или пистолета, тебя не грызёт совесть. Потому как ты себя оправдываешь. «Это не я выстрелил. Это всё автомат». Но с топором совсем другое дело. Звон металла, когда он ударяется о кость. Брызги крови на руках и одежде. И ты понимаешь, что это сделал ты сам. Даже не топор.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось это всё пережить. И прости, что напомнил. Но ты должен быть сильным.

Офицер успокоил дыхание и ответил: – Не бери в голову. Надеюсь, скоро пройдёт. Кстати. Выходной сегодня отменяется. Строимся на плацу в семь тридцать, Михалыч будет выступать – Николай посмотрел на Ивана, сжав губы.

Старшина настороженно поморщился. – Слушай. Мне это не нравится. И, небось, ты уже знаешь что случилось?

– Этой ночью всех офицеров части дёрнули в штаб. Было собрание. Узнаешь всё на месте. А сейчас, я тебе ничего не скажу, у меня приказ.

– Да иди ты… Всё так плохо? – старшина пытливо смотрел на брата, тот лишь устало смотрел сонным взглядом. – Коля, не молчи. Расскажи всё, что знаешь, – напористо сказал Иван.

– Нет, не скажу. Наверни пару кругов по части. За одно и успокоишься.

Иван задумчиво отвёл глаза в сторону. – Ладно, подождём, – он тихо пробурчал себе под нос и побежал. – Включить радио, – он дал команду коммуникатору. Во встроенных за ушами наушниках зафонили помехи, радио настраивалось на каналы. – Четвёртый канал.

– Выполнено, – отозвался женский электронный голос.

На музыкальном канале играл походный марш. – Во. То что надо, – подумал про себя Иван.

Мокрый асфальт дорожки вокруг плаца отдавал утренней свежестью после ночного дождика. Редкие облака неторопливо плыли в ясном небе. Дежурные офицеры с командой рядовых закрепляли знамя на флагштоке у трибуны плаца. Сержант проверял исправность микрофона и звукоусилителей. Иван смотрел на них, пробегая мимо, те отдавали воинское приветствие.

Он думал с тревогой: – Твою мать… Что там такого случилось, что полковник будет выступать перед строем? – он старался держать темп марша и не думать о предстоящем. – Разз, разз, разз, два, три, – бормотал он.

Старшина пробежал вдоль плаца, мимо столовой и офицерской казармы, и повернул налево, двигаясь лёгким бегом к воротам КПП. Через ворота въехали бронегрузовики патруля, вернувшиеся с дозорного аванпоста. Иван удивлённо нахмурился, остановился возле колонны и подошёл к головной машине. Он постучал об дверь, молодой сержант на переднем сиденье опустил оконное стекло.

– Доброго утра, Сергеевич, – поздоровался сержант, протягивая Возницыну руку.

– И тебе не хворать, Даня. Взял, что я просил? – Иван прищурился от восходящего солнца.

– Вот. Две, как заказывал, – сержант достал из поясной сумки холодные бутылки мутного первака.

– Оставь у моего дежурного. Всё спокойно на периметре? И почему вас пригнали так рано? Наряд же сменится только вечером.

– Да как тебе сказать. Пошли пройдёмся, расскажу, – сержант отстегнул кобуру с пистолетом от пояса и отдал водителю. – Гошан, буду через полчаса. Сдашь за меня?

– Только трезвым вернись, – ответил водитель.

Сержант открыл дверь и спрыгнул с высокой подножки грузовика.

– Я тебя внимательно слушаю, – Иван смотрел на товарища с боязненным интересом. Грузовики тронулись и поехали к оружейным складам. Возницын и сержант Ерофеев медленно зашагали к казарме.

– Вань, скажи для начала. Ты вообще знаешь что происходит? Нас сняли с наряда, оставили на дальней заставе только радиста и трёх дозорных. Ничего не слышал?

– В том то и дело, мужик. Я ничего не знаю. Как и ты, я пытаюсь понять что происходит. Выхожу побегать, значит. А на крыльце Колян стоит. Лица нет, будто смерть увидел. Он что-то знает, но мне не рассказал. Сказал только, что строимся всем табуном на плацу через час. Василий Михайлович будет речь толкать. Вон, смотри, – Иван показал на рядовых возле трибуны, – панель готовят. Видать, Верховного покажут.

Ерофеев устало вздохнул с напряжённым лицом. – Мне это не нравится, Вань. Как бы не направили в разведку за лес, ближе к перевалам. Черти из Свободной Сибири совсем страх потеряли. Помнишь парнишу из роты обеспечения? Ну такой, с острым носом и кучерявый, месяц как прибыл с учебного центра.

– С голоском таким противным? Папирос никогда своих нет, всегда клянчит.

– Именно. Пропал с неделю как. Нашли только его коммуникатор. Вырезан вместе с кожей и брошен в кустах. Сегодня его заберут в СС на осмотр.

Иван захлопал глазами в недоумении. – В смысле?

– С нами в наряде были парни из соседних частей. Они сказали, что партизаны снимают дозорных посреди ночного обхода. Наш носатый уже пятый за месяц. И везде одно и то же. Караул ничего не замечает, только на утро находят следы крови и пластины с проводами. Видимо, партизаны их вырезают, чтобы не нашли парней. А куда их потом увозят, я не знаю. Это не вся беда, Вань. Ты в городе когда был последний раз?

– Так на тех выходных. В оцеплении стояли, когда распределяли воду рабочеобязанным. Да к бабам на продкомплекс потом ходил. А чего спрашиваешь?

– Значит, ты не видел ещё ничего. Вот это мы нашли в посёлке, – Даниил потянулся в свою сумку и достал рабочий планшет. Он открыл фотографию и протянул устройство Ивану. – Посмотри на это.

– Еб*ный ты почешись, Даня. Сибирь теперь вот так агитацию ведёт?

– Ну да. Рисуют по ночам, там где нет камер. Дохера где этот чёртов волк с мечом был нарисован. Один особо умный рисовал по углам домов и на заборах, причём местный. Патрульный наряд его спалил. Мужики немного походили за ним, понаблюдали, потом попытались его взять, тот убегает. Они хотели в него электропаралитическим выстрелить, а потом допросить. Но патрон оказался боевым. Тело привезли в местную управу СС. Пусть разбираются с его коммуникатором, если Сибирь его не заглушила. Только проблем прибавилось.

– Такова наша жизнь. Что в Гвардии, что у Секретной Службы. Лишь бы премии давали.

– Ты мне про премии не говори ничего. Самый край, что нам светит – Михалыч при всём строе руку пожмёт, и то не факт.

– Видать, накрылась моя пробежка. Пойдём до меня, тяпнем по стаканчику, а потом на построение.

– Да, почему бы и нет?

Они пришли в комнату Ивана и сели за стол. Возницын убрал книги и шахматную доску со стола в ящик и поставил посуду. Мутный самогон журчал в гранёных рюмках. Мясные консервы с овощами из продпайков наполняли воздух аппетитным запахом. Иван переоделся в полевую форму, товарищи пропустили по рюмке и лениво откинулись на старые деревянные стулья.

– Ты мне вот скажи, Вань, – бормотал Ерофеев, жуя тушёнку. – Каково это? Быть старшиной роты. Если копыта не протяну, то через год-другой могу проситься на твою должность.

– Да как тебе сказать, мужик. В любом деле есть свои плюсы. А есть и жирные минусы, – Иван налил ещё по одной. – Ну давай, за спокойные рубежи. Чтобы не знали мы горя, – он поднял рюмку, немного взболтал и быстро влил в рот. Старшина взял свой походный нож, отрезал ломоть хлеба из солдатской пекарни и намазал сверху кусок тушёнки, присыпав солью. – Вот смотри, Дань. На*уя мы с тобой вообще здесь находимся? Не для того, чтобы на рыбалку ходить на наше озеро по выходным, верно? Мы напросились сюда за быстрой выслугой.

– Да, согласен. Ну… У меня был выбор. Либо оставаться в рабочих, либо в Гвардию, – он выпил свою рюмку и закусил овощными консервами. – Я же родом из глухой деревни. Всего-то пять километров от южной границы. Потом всех нас переселили в продкомплекс, Там тихо, спокойно, но… Делать там нечего, прямо скажем, совсем. Нет, вру, мужик. Ты можешь в земле ковыряться по четырнадцать часов, шесть дней в неделю. Ты можешь записаться в стройотряд и уехать х*й поймёшь в какую глушь. Что там, что там, ты – никто, и звать тебя никак. Получай прод норму по талонам. Говно такое, что собаки морды воротят, обменивай трудочасы на позорную одежду с обувкой. А после сорока лет труда и страданий тебя списывают, оставляя за тобой ежемесячную минималку. А назвали-то как достойно. «Гарантированное довольствие по старости». Чёртовы морды кабинетные. Могли бы и по другому это назвать. «Сдохни с голоду, если скука с херовой жизнью не убьют тебя раньше». Или же, поступи разумно. Сходи на призывной пункт, чтобы остаться человеком.

– Я тоже так выбирал когда-то, – Иван выскреб остаток тушёнки на ломоть хлеба, поставил перед собой пепельницу и закурил. – Ты знаешь, не помню, рассказывал или нет. Вырос я в трудовом интернате. Вон, в соседнем городе, – он встал, открыл окно и вернулся за стол. – Нам было по шесть лет. В один день пропали родители. Как сейчас помню. Засыпали мы с Колькой в своих кроватях, когда у бабки гостили. А проснулись уже по дороге в РайКом Партии. Так в интернате и оказались. Нам воспитатели байки рассказывали. Будто родители пошли служить в секретные ведомства. И потому не приезжают к нам. Когда нам стукнуло по семнадцать, мы с Колей думали, гадали, куда нас распределят, на какой завод, или на стройку куда отправят. Разлучаться не хотели, сам понимаешь. И мы узнали такое, после чего мы с братом твёрдо решили, что хотим служить, – Иван заморгал намокшими глазами, хрустнул кулаком и потёр уголки глаз.

– Мужик. Ты чего? Рассказывай, что там было.

Иван вытер скупые слёзы, тоскливо выдохнул и продолжил: – Одним вечером, мы с пацанами бутылку водки раздобыли в городе. После отбоя собрались в библиотеке. Товарищ за библиотекой присматривал, а мы к нему, якобы, в помощь напросились на ночь. И были у товарища ключи от хозяйственных комнат. Мы выпили, дождались, когда уснёт завхоз и залезли в архив. Всем было интересно посмотреть свои личные дела. И мы с Колей нашли свои папки… – Иван замялся и пустил скупую слезу. Он посмотрел сержанту в глаза и со скорбью сказал: – Убили родителей… Они возвращались из соседнего посёлка, там где металлокомбинат. На лесной дороге их машину остановили неизвестные. На других бумагах были постановления из судов и от следователей. Там сказано, что родителей убили эти партизаны сраные. Чтобы машину отобрать. Потом и бабка наша слегла, как узнала эту новость. А через пару дней померла. Так было написано в архивах. Столько лет мы жили и не знали, почему мы в интернате, а не со своей семьёй. Почему нам врали воспитатели? Наверное, чтобы не расстраивать. Мы с братом не знали как жить с этим.

– Мне очень жаль, Вань. Почему ты это не рассказывал раньше?

– Не люблю это вспоминать, – Иван затянулся папиросой, протёр глаза и продолжил: – Так вот. В конце той весны приехали купцы ото всех ведомств, отбирали, кого куда направить. Был среди них один, никогда его не забуду. Глаза горят, смотрят прямо в душу. Чёрная форма, значок вот тут, – он потыкал пальцем чуть выше сердца, – шевроны, погоны капитана. Мы с братом, не думая, к нему подходим. И вот спустя… – он посмотрел в потолок и загибал пальцы. – Десять лет, у меня есть где жить, что пить и есть. Так что, быть старшиной роты разведки Гвардии – одно удовольствие, дорогой мой. Любой серый комбинезон перед тобой на задних лапках скачет, бабы из аграрки к себе часто зовут. Думают, что расписаться их позову и вытащу с земли.

– Ты мне вот что скажи. Ты не пошёл вместе с Колей в Гвардейское Офицерское Училище после учебки. А остался в личном составе дослуживаться. Почему?

– Нууу… Колька хотел в столице побывать. Прошёл отбор, поступил, доучился и получил свои две звезды на плечи. Как его учёба закончилась, он перевёлся в нашу часть. А мне и со старшинскими полосками хорошо живётся.

– Я долго голову ломаю. Ты как вообще к бабам из аграрки лазаешь? Если СС поймает, то вернёшься туда, откуда пришёл. Чёрную форму отберут и дадут грязный серый комбез.

– Не поймает. Наш Фадеев тоже туда ходит. Мы, бывает, и пьём всей компанией. Ну а как ты хотел? Бабу хочется, а расписываться – нет. Не вижу среди них тех, с кем можно и нужно создавать семью. Кстати. Почему я вообще попросился на границу. Тут всем на тебя насрать, делай что хочешь. Это в столице за любой косяк тебя могут оставить с голым задом, а то и в расход пустить. К тому же, на границах выслуга идёт быстрее, можно поучаствовать в боевых. Либо прочёсывать лес и искать партизанские землянки.

– А тебе не страшно в лес ходить? Получить пулю – такое себе удовольствие, знаешь ли.

– Страшно. Но очень интересно. Для меня это что-то вроде охоты. Только у этого зверя две ноги, крыльев нет, и мозгов побольше. Хотя в последнем, я не уверен. Ненавижу я их, Даня. Как вспомню те документы в архиве интерната… Ненавижу. Чтоб они подохли все.

– Но, так или иначе, мы потеряли пятерых на нашем участке застав за месяц. И боюсь, что это не конец, Вань. Не спроста партизаны коммуникаторы обрубают на месте. Чтобы не могли отследить. Пацанов уводят в лесные заставы и там допрашивают, зуб тебе даю. Не иначе как готовятся напасть и продвинуться вглубь Империи. Ты помнишь что было в том году?

– В том то и дело, что я помню. Хоть и стараюсь это забыть. Седьмой горной бригаде тогда крепко досталось. Кто-то просто пулю словил, но бывало и куда хуже… Даня… – Иван наклонился к товарищу и посмотрел ему в глаза. – Ты видел когда-нибудь человека без конечностей? Ни рук, ни ног, только лоскутами кожа свисает, а на ней засохшая кровь. Помню, мы помогали отвозить раненых в тыл. Хожу я между коек в полевом госпитале… А на меня смотрят эти глаза, лица все обгоревшие и в порезах. На выходе из палатки меня схватил за рукав один такой. Оторванная взрывом нога, один глаз выбит, другой обгорел настолько, что запёкся живьём. Нижняя челюсть висит тряпочкой… И протяжный стон боли и страха. Он не мог говорить, но мне показалось, что он умолял меня добить его. Многие в ту ночь и до утра не дотянули. Госпиталь был не готов к такому, даже обезболивающего на всех не хватало. Кто был посмелее, тот резал себе вены, чтобы не мучиться. Другие умирали медленно от кровопотери и жутких болей. Я не хочу такой судьбы себе. Но если и придётся помирать, то заберу с собой столько этих мразей, сколько смогу.

– Будем готовиться к худшему, Вань. В тот раз они тоже подавали сигналы, и нам, и рабочеобязанным. Ни одного не поймали и не заметили. Но стены все разрисованы, часть командиров перебита в городке ещё до самой атаки, – Ерофеев отлип от стула и выпрямил спину. – Давай по крайней, на ход ноги, да пойдём на построение.

– Ну давай. Кстати, Попробуй вот это, – Иван открыл коробку от продпайка на столе и достал бумажный пакетик. – Насыпай в стакан, а потом долей воды: получится кисленький компот. Или хочешь, засыпь под язык. Так даже лучше будет.

– Что это? – Даниил надорвал пакет и высыпал горсточку на ладонь. – Похоже на мелкий сахар. Пахнет чем-то кислым.

– Это – энергетик из новых пищевых пайков. Боевой Стимулятор-02. Через две минуты после приёма ты трезвый, настроение бодрое, а примешь сразу два – перестанешь чувствовать боль.

Даниил посмеялся. – А вот тебе и ещё один плюс старшинской должности. Можно дербанить склад, и ничего тебе за это не будет.

– Именно, друг мой. Давай, будем здоровы, – они выпили по рюмке.

– Рота! Выходи строиться на плац! – сказал дневальный в микрофон у своей тумбочки.

Призыв разнёсся по центральному проходу и комнатам. Иван и Даниил вышли из комнаты. Солдаты и сержанты, с пролежнями на лицах, потирали сонные глаза.

– У тебя папироски остались, Вань? – спросил Даниил.

– Ты ж бросил, товарищ, На, угостись, – Иван вытащил пачку из кармана.

– Попробуй тут бросить. Что ни день, то новое приключение. И новая возможность не дожить до завтра.

– Не паникуй ты. Нервяк ещё никому не принёс пользы. Сейчас Михалыча послушаем, а дальше будет яснее.

– И это я слышу от тебя? Ты сам параноик ещё тот.

Возницын и Ерофеев вышли из казармы. Плац медленно наполняли роты и отдельные взводы поддержки, даже повара вышли из столовой послушать обращение. Старший лейтенант Возницын так и стоял на крыльце, прислонившись к столбу опоры козырька.

Иван похлопал брата по плечу. – Коля… Ты тут уже сколько торчишь? Пойдём с нами до курилки. На тебе лица нет, у тебя всё в порядке?

– Нууу… В целом да. Не обращай внимания. Я просто не выспался.

– Я знаю что тебя разбудит, вот, возьми, – Иван протянул Николаю пакет БС-02.

– Вань. Ты хоть знаешь, что это за дрянь?

– Конечно знаю. Не просто же так я их вытаскиваю из пайков. Забочусь о здоровье личного состава. Беру удар на себя, так сказать.

Николай помотал головой и ответил: – Не, я откажусь. И тебе рекомендую не баловаться этим порошком.

– Я за культурное потребление, Коля. Зато потом спишь слаще ребёнка.

– Я откажусь, пожалуй. Но до курилки с вами прогуляюсь.

Они втроём прошли вдоль казармы и завернули за угол. Маленькая площадка со скамейками сплошь заполнилась солдатами и их дымом. Ерофеев с братьями встали в стороне от солдатской компании: подальше от лишних ушей.

Иван твёрдо посмотрел на брата, прикуривая папиросу походной спиртовой спичкой и спросил: – Коля. Может уже расскажешь что ты знаешь?

– Действительно, товарищ старший лейтенант. Мы имеем право знать. Как-никак, мы жизнями рискуем, защищая Империю, – добавил Ерофеев.

– Мужики, я всё прекрасно понимаю. Но не могу нарушать Устав, – устало сказал Николай, прикурил и облокотился о стену. Он тихо продолжил: – Скажу так, случилось нечто такое, чего Империя может не вынести. Готовьтесь к худшему. Страна скоро изменится, да и мы сами уже не будем прежними.

Иван прищурился, разглядывая беспокойное лицо брата. – Коля… И как это понимать? Ты же толком ничего не рассказал.

– А понимай как хочешь, товарищ старшина. Я вас по-дружески предупредил. Но ничего больше, я, правда, не могу вам рассказать. Тем более, офицеров после таких собраний, где я был, могут слушать в СС. Не забывай.

– А ты чего так дрожишь, дорогой мой? У тебя глаза напуганные. Будто ты скрываешь чего-то. Весь зажатый, руки скрещены, и мне от этого не спокойно, знаешь ли.

– Включи голову, Ваня. От таких новостей, которые сейчас всем донесут, любое спокойствие пропадёт, а вместе с ним и сон… Слушай. Я тут подумал. А дай-ка мне пару пакетиков, если есть с собой.

– Всё-таки решил взбодриться? Ну, держи, – Иван залез в карман кителя, подошёл вплотную к Николаю и переложил энергетик в его карман. – Дань, тебе ещё надо? – Ерофеев поморщился и помотал головой.

– Спасибо большое, – тихо сказал Николай. – Спать хочу, не могу, – он сорвал горловину пакетика и высыпал под язык небольшую горстку.

Иван продолжал сверлить брата любопытным и обеспокоенным взглядом. Тот постепенно приходил в себя. Зрачки расширились, бледность усталости сменялась здоровым румянцем, а от дрожи в руках не осталось ни следа. – Полегчало тебе? – заботливо спросил Иван.

– Спасибо огромное, уже лучше. Идите строиться, я позже подойду.

– А ты куда вообще собрался?

– До штаба долечу и вернусь. Я быстро.

Иван удивился и подумал, стараясь сдерживать беспокойство: – Херня какая-то. Что он скрывает? – он крикнул Николаю вслед: – Жду тебя.

Тот повернулся и посмотрел на Ивана. – Береги себя, – он спокойно ответил.

Возницын смотрел в спину бегущему брату и тихо сказал сержанту: – Ох, не нравится мне это, Данила. Чует моя задница. Сегодня что-то случится.

– О чём ты, рыжий? Это порошок на тебя так действует? Угомони свою паранойю, мужик, – Ерофеев сбил уголёк с папиросы резким ударом пальца и выбросил окурок в урну. – Пойдём на построение, Михалыч будет с минуты на минуту.

– Ты не понимаешь нихрена! – Иван крепко схватил товарища за плечо и продолжил говорить, сверля его глазами: – Ты вообще них*я не знаешь, Даня! И них*я не видишь! Ты обратил внимание как Коля себя вёл? Он еле успевал стирать пот со лба. Руки дрожали, как у нашкодившего пацана. Мне, мнеее, – он бил себя ладонью по груди, – родному брату, не сказал ни слова, хотя прекрасно знает, зачем нас всех собирают, – старшина протяжно выдохнул и спокойно продолжил тихим голосом: – Послушай меня! Он последний раз мне говорил «Береги себя», когда уезжал в столицу учиться. Я его знаю как облупленного, и жопой чую, это не последний сюрприз от него на сегодня.

Ерофеев молчал некоторое время, глядя настороженным прищуром на Ивана. Он не хотел вступать в спор, потому как знал буйный нрав старшины. – Ваня… – начал он размеренно: – Расслабься. Коля сходит до штаба и вернётся назад. Может у него там дела какие. Или забыл свои вещи в рабочем кабинете. Выброси из головы свои страхи и подозрения. Сейчас Михалыч будет нам речь толкать. Вот мы всё и узнаем.

На плацу собралась вся пятая пограничная бригада, роты выстроились в повзводные колонны по краям плаца, все с нетерпением и недоумением ждали командира части. Строй наполнился перешёптываниями, крепкими ругательствами и недовольным фырчанием. У солдат забрали единственный на неделе выходной, не дав выспаться после вчерашней пьянки. Возницын и Ерофеев осторожно подошли к своему подразделению, стараясь меньше шуметь и не привлекать внимания.

– Вы где лазаете, придурки? – угрюмо спросил командир батальона.

– Задержались, товарищ подполковник, – спокойно ответил Иван и встал слева от него.

– А Коля где?

– Не могу знать.

Подполковник недовольно буркнул.

Ерофеев толкнул Возницына локтём в бок. – Во. Замятин идёт.

– Смирно! – скомандовал заместитель начальника части.

Солдаты, сержанты и офицеры вытянулись в стойку, все смотрели на трибуну. По лестнице поднимался полковник с наеденным животом, который едва сдерживался ремнём и форменным кителем.

Он подошёл к краю трибуны и заговорил в микрофон. Его мощный, но добродушный голос усилился колонками: – Вольно! – Гвардейцы расслабили тела, продолжая слушать полковника Замятина. Он прокашлялся, прикрыв рот кулаком и начал свою речь: – Дорогие солдаты! Сержанты, старшины и прапорщики. Отважные офицеры! Прошу Вашего прощения за испорченный выходной. Для нас всех настают тяжёлые времена. Этим вечером в столице, неизвестные сорвали главный праздник выпускников, совершив подлую диверсию. Погибли наши с вами товарищи по оружию, повреждён Дворец Верховного Правителя, ещё сильнее пострадала Островная Крепость. Диверсанты угнали катера береговой охраны Гвардии, завладели оружием, освободили государственных преступников из Крепости. И вывезли их на угнанном транспортном вертолёте. Секретной Службе поручено расследовать это немыслимое преступление. Всё, что известно на данный момент: диверсия совершена при пособничестве предателей из Партии и Гвардии, их личности устанавливаются, по всем службам назначены проверки. По этому вопросу, Верховный Правитель записал обращение, внимание на панель, – Замятин отошёл от микрофона, повернулся к панели и приложил руку к берету.

Огромная инфопанель на углу плаца замерцала полосками помех. Через несколько секунд экран прогрелся и дал изображение. Иссечённое морщинами лицо смотрело через узкие прорези век. Губы Верховного подрагивали, не то от страха, не то от волнения, а может, и вовсе, от старости. Увешанный нашивками и медальными лентами белый китель едва скрывал экзоскелет. – Дорогие военнослужащие… Соотечественники… – голос его дрожал и прерывался в его манере. – Прошедшая суббота стала переломным днём для нашего Отечества. Диверсанты из Свободной Сибири совершили подлую атаку в самом сердце Империи. Повреждены наши священные символы, Имперский Дворец и оплот чести Гвардии – Островная Крепость. Были освобождены и вывезены преступники, агенты Свободной Сибири. Такой наглости мы не стерпим! – он слабо ударил кулаком по дубовому столу и продолжил: – Мы должны сплотиться и отразить угрозу! Если мы ничего не предпримем, то нападения будут продолжаться и впредь. Наша с вами задача – защитить нашу свободу и сохранить нашу духовность! Я, Верховный Правитель Северной Империи, объявляю чрезвычайное положение. Всем пограничным частям и гарнизонам городов приказываю прийти в состояние полной боевой готовности, чтобы незамедлительно отразить любое нападение! Приказываю соблюдать эти условия до улучшения ситуации.

Экран панели погас, на плацу царило молчание. Замятин вновь подошёл к микрофону. – Офицерский состав, ко мне, – к трибуне пошли командиры рот и батальонов.

Ерофеев толкнул Ивана локтем, ехидно улыбаясь, и сказал: – Хрен тебе, Ваня, а не к бабам лазать по ночам.

– Это пол беды, мужик. Как бы в наряд на границу теперь не залететь. Оставить ногу на растяжке или получить маслину между глаз, п*здец как не хочется.

– Тебе-то чего переживать? Это мне больше стоит думать о таких вещах. Угомони уже свою паранойю. Твой брат был прав. Порошок тебе пользы не делает.

– Моя паранойя ещё ни разу не подводила, и я ей верю. Пожалуй, она – единственная, кому я по-настоящему в этой жизни верю.

– Ваня. Твоё дело выдавать стволы с бронёй, собирать и забирать постельное бельё, да прод склад дербанить. Вот ты мне объясни. С какого х*я тебя должны послать на боевое дежурство?

– С такого, что я ещё и на должности заместителя командира роты, дурень. Если начнётся цирк с салютом и взрывами, я пойду на передовую со всеми. Понял этот момент?

– С этим ясно. Но с чего ты взял, что начнётся пи*дец?

– Моя паранойя, Данила. И я ей верю. И я жопой чую, что Колька не просто так слился с построения. Тут что-то не то.

– Посмотрим и увидим. А ты сам постарайся не думать об этом. Вон, комбат возвращается.

Подполковник Вдовин остановился перед своим батальоном. Он старался быть сдержанным, насколько мог. – Командиры рот и взводов, ко мне, – офицеры и сержанты вышли из строя и встали в шеренгу перед Вдовиным. Он продолжил: – Итак, товарищи, слушайте меня внимательно, – он взглянул на часы. – Через десять минут офицерский и сержантский состав собираются в учебном классе. На первом этаже. В расположении роты разведки. Личный состав уйдёт на завтрак. После совещания собираемся здесь же… Ерофеев!

– Я!

– Поведёшь людей в столовую, приведёшь сюда же.

– Есть.

Возницын поднял руку и отчеканил: – А разрешите уточнить, товарищ подполковник.

– Чего тебе, Ваня?

– В каком из классов собираемся? Который с большим экраном?

– Так точно, товарищ старшина. А чего?

– Мне бы двух парней с собой. Перетащить столы и стулья из кабинета в кабинет. Ну и приготовить оборудование.

– Убедил. Выбирай людей.

Иван вышел из строя и оглядел свою роту. – Осипов, Давидов, давайте со мной, – два крепких парня пошли следом за Иваном в казарму.

Они зашли на первый этаж и подошли к учебному кабинету, Иван приложил палец к сканеру сбоку от двери. Дверная перегородка открылась, они вошли в полупустой учебный кабинет, столы и стулья были покрыты тонким слоем пыли.

Возницын встал спиной к белому экрану, висевшему на стене и почесал затылок, осматривая кабинет. – Дневальный! – закричал он. В кабинет вбежал сонный рядовой, Иван посмотрел на него и сказал: – Мирохин. Наведи здесь красоту. Полы, поверхности, ну ты понял. У тебя пять минут.

– Есть, сейчас сделаю, – рядовой включил автоуборщик и открыл створки окон, а сам побежал за тряпкой и водой.

Иван набрал коммуникатор брата, но не услышал ничего кроме помех. Вторая попытка, третья… Он стоял и задумчиво смотрел в точку на полу. – Товарищ старшина… Товарищ старшина, – окликал его Осипов.

Возницын посмотрел на него. – А сейчас с вами будем думать. Осипов, иди в штаб и ищи моего брата, передай, чтобы успел на совещание. Только пошустрее давай. Времени мало.

– Так точно, – он бегом вылетел из кабинета, чуть не наступив на автоуборщик.

– А ты, Давидов, шуруй в комнату отдыха. Тащи… – Иван задумчиво поморщился, считая мебель в помещении. – Шесть стульев и три стола. Я тут пока наведу красоту.

– Есть, – рядовой вышел на центральный проход.

Иван включил и отфокусировал проектор и подвинул мебель. Дневальный протёр столы влажной тряпкой. Давидов принёс недостающие столы со стульями и расставил их. – Разрешите идти? – поинтересовался он у Возницына.

– Красавчик, шустро справился, иди на завтрак.

Рядовой вышел, Иван остался рассматривать кабинет. Уставы в печатном издании на полках, полотнища гербов и флагов хранились в стеклянной витрине. Он стоял возле регалий, безрадостно в них всматривался и погружался в мысли: – Ради чего всё это? Цветные тряпочки, которые выносят отсюда пару раз в год, вешают на палку и с важным е*лом проносят перед строем. «Смотрите все. Какие мы сильные, как мы умеем воевать и защищать страну. У нас есть палка с цветастой тряпочкой». Лучше бы почаще вывозили молодняк на полигон. Что они будут делать, если на часть нападут? Зачитают противнику наизусть Устав? Посмотрим сколько ребят выживет с таким уровнем подготовки. А если бы хоть один солдат дочитал Устав Гвардии от корки до корки, не раздумывая бы разорвал контракт. Хотя… Вряд ли. А куда им идти? Обратно в рабочеобязанные? Лучше уж рабочих палками бить или шкурой своей рисковать на границе, чем жить в их условиях и на их положении, и самому лезть под удары палками. А есть ли среди них те, кто действительно хочет служить? Добровольно и на чистой идее, либо от большой душевной боли… – он закрыл глаза, тяжёлые воспоминания не давали покоя: – Нашёл, давай посмотрим, – всплывал юношеский голосок брата в мыслях. Шорох пожелтевшей бумаги, запах старых картонных папок из архива. Иван до хруста сжал кулаки и потёр глаза, пытаясь остановить накатывающие слёзы. – Мама… Папа… Будь вы рядом, всё могло бы быть иначе…

– Товарищ старшина… – вернулся запыхавшийся Осипов. – Товарищ старшина, Вы слышите?

Иван не сразу обратил на него внимание, он посмотрел на парня мутным взглядом, поглощённым раздумьями. – Ммм?… А… Вернулся? Где командир роты?

– Его не было в штабе.

Иван повернулся к рядовому и нахмурился. – В смысле не было?

– Я пришёл в штаб, спросил про него на входе. Дежурный сказал, что его не было сегодня по журналу приходов. Я выбежал на улицу, осмотрелся, прошёлся рядом и посмотрел за углы. Нигде его не было.

Иван прищурился в недоумении и боязненном смятении. – Ладно, я понял. Иди на завтрак.

Осипов вышел из кабинета, Иван взволнованно смотрел по сторонам. Он вскинул руку с коммуникатором и набрал Николая, но ничего не было слышно, только шелест и шорохи помех в наушниках. – Недоступно. Потеряно соединение, – отозвался электронный женский голос.

– Да почему, бл*ть?! – громко выругался старшина. Он проверил коммуникатор и подумал: – Сигнал ловит прекрасно, что за ху*ня? – и попробовал повторно связаться с братом.

Шорохи, скрежет… – Недоступно. Потеряно соединение.

У Возницына сбилось дыхание, глаза широко раскрылись, жуткие мысли не давали покоя. Он боязненно прошептал: – Коля… Жопой чую, что-то не так… Лишь бы ты был цел и невредим…

Глава 6.

– Смирно! – прозвучал звонкий крик дневального у входа.

– Вольно, – спокойно отмахнулся от него Вдовин.

Офицеры батальона и сержантский состав заходили комнату и рассаживались по местам. Следом за ними вошли двое офицеров СС, прикомандированные к бригаде. Возницын выключил автоуборщик, тот подъехал к своей станции на зарядку и очистку.

Вдовин сел за стол с монитором, положил сбоку наплечную сумку, перед собой – информационный накопитель. Он осмотрел сидящих. – Все на месте? – Иван поднял руку. – Да, старшина, – буркнул подполковник, положив сцепленные руки на стол.

– Отсутствуют сержант Ерофеев: он повёл роту на завтрак. И старший лейтенант Возницын.

– С Ерофеевым понятно. А твой брат где? – будто допрашивая, спросил Вдовин.

– Не могу знать, товарищ подполковник. Последний раз я его видел перед построением. Он сказал, что направляется в штаб. Я послал за ним рядового, но тот его не нашёл. Я неоднократно пытался с ним связаться… Но его коммуникатор не на связи.

Вдовин насупил мощные брови и поджал губы, раздув ноздри, так он просидел несколько секунд, смотря в точку на полу. – Ладно, старшина. Если увидишь его, пусть ко мне зайдёт, – он осмотрел собравшихся и добавил: – А мы начинаем, – Вдовин положил накопитель на порт монитора и вывел на экран план-карту окрестностей. Иван закрыл оконные шторы на стенном пульте. Подполковник встал сбоку от экрана и начал совещание: – Итак, товарищи. Что мы с вами имеем на данный момент? На нашем участке границы участились случаи нападения на погранпосты и караульные наряды. Пятеро пропавших без вести за этот месяц. От них остались только коммуникаторы. Те, кто это творит с нашими рядовыми, работают чисто, следов не оставляют. Атакам подвергаются заставы нашей бригады, седьмой горной и девятой отдельной бригады, – он водил указкой по карте. – Помимо этого, в приграничных поселениях рабочеобязанных и в городах покрупнее работают вражеские агитаторы. Они рисуют послания на стенах домов, провоцируя рабочих. Пару недель назад, в посёлке имени Седьмого Октября, силами СС была раскрыта ячейка диверсантов. Они готовили печатные листовки для распространения. К большому сожалению, арестовать не удалось никого. Видимо, им заранее сообщили, что готовятся аресты.

– Разрешите уточнить, – поднял руку один из офицеров.

– Говори, Михайлов.

– Откуда диверсанты берут бумагу и печатные станки? Эти вещи доступны лишь государственному аппарату и ведомствам. Разве нет?

– А вот мы и подходим к сути. Спасибо за вопрос, капитан. Действительно, бумагу выпускают лишь два завода по всей Империи. А такие станки, на которых всё печаталось, уже давно никто не производит. СС сообщает, что станки были украдены из законсервированного склада. В сорока километрах от самого посёлка, вот тут, близ областного центра, – он показал указкой и прокрутил колесо на древке, увеличив масштаб. – А что касается бумаги, то она произведена не в Империи.

– Чего?… Как так?… Что происходит?… – взволнованные перешёптывания заполнили комнату.

Вдовин упреждающе прокашлялся и продолжил: – Образцы бумаги отправили экспертам-химикам в столицу. Они дали заключение, что такая древесина на нашей территории страны не растёт. Бумага была сделана из сибирских пород сосен и елей. Причём, на качественном оборудовании. Химики, также, обнаружили следы смазочных материалов, которые производятся только в двух странах. В Республиканских Штатах и в Азиатском Союзе, – ещё один из офицеров поднял руку. – Да, Гриша, – Вдовин показал на него указкой.

Майор с шевронами СС сжал кулаки и взволнованно заговорил: – Это что же получается, Федя?! Свободной Сибири помогают азиаты? Или, того хуже, они получают помощь из за океана. Они поставляют им оборудование для производства и ресурсы? А раз так, то боюсь, что им продают не только станки и варочные котлы для дерева.

– Всё правильно говоришь. Но, почему твои сослуживцы в Управлении проворонили такое у себя под носом – это отдельный разговор. Разведка доложила, что некоторые члены Азиатского Парламента помогают Свободной Сибири. Они поставляют повстанцам учёных, инженеров и технологов, ко всему прочему. Паршивость всей ситуации такова, что Империя тоже с сотрудничает с азиатами. И как после этого будут складываться отношения между нашим Верховным и Азиатским Парламентом, никто не может сказать. Ситуация ухудшается и осложняется тем, что мы не можем отправить разведчиков в Сибирскую Федерацию. Есть подозрения, что их руководство также поддерживает радикалов. Но прямых связей, ни нам, ни международному сообществу, выявить не удаётся. А Генералитет Гвардии и СС не хочет рисковать из-за угрозы иностранного вмешательства.

Иван выпрямился от стены и поднял руку. – Но это не самое страшное, товарищ подполковник. Разрешите добавить.

– Так… А у тебя что, старшина?

– Общая картина складывается, мягко говоря, неприятная. Предположим, азиаты помогают партизанам, если это подтвердили столичные химики и разведка. С другой стороны, каким образом они залезли так глубоко нам под бок и мы ничего об этом не знали? Как они украли и вывезли станки с закрытых складов, которые по Уставу должны охраняться караулом? Для такого требуется большое количество людей, оружия и транспорта с топливом. И вот ещё. Какими тропами они пересекают границу? Без чётко налаженной помощи внутри Империи, они вряд ли смогли бы это сделать.

– К майору Фадееву с такими вопросами, Ваня. Я не могу тебе на них ответить.

– Не ко мне, Федя. Я ответственный за нашу часть. Но не более.

Капитан Михайлов вскочил со своего места. – Кроме того, товарищ подполковник. Пропавшие без вести солдаты. Партизаны вырезают им коммуникаторы. Чтобы мы не смогли их выследить. В этом нет сомнений. А раз так, то партизаны могут пытать и допрашивать бойцов. Чтобы узнать наши графики смены караулов, где находятся склады топлива и боеприпасов, количество личного состава и уровень нашей готовности. Они готовятся к масштабному нападению и продвижению вглубь страны. И с этим надо что-то делать, товарищ подполковник.

– Ты прав, Михайлов. А теперь сядь на место, – капитан сел, а Вдовин грустно выдохнул. – Товарищи. Грядёт страшное время. Вылазки партизан не просто участились, но стали носить постоянный характер. И, как показывают факты последних месяцев, радикалы Свободной Сибири планируют продвижение вглубь страны. Сейчас я хочу от вас, чтобы каждый сказал своё слово. Честно, по-мужски, по-гвардейски. Кто готов храбро дать отпор сепаратистам, защитить Отечество и, в случае объявления войны Сибирской Федерацией, пойти маршем на Дальний Восток. От вас потребуется вся сила и решимость, ведь враг силён и получает поддержку из-за рубежа… И это может стоить вам жизни. Если кто не уверен в своих силах, скажите это сейчас, внутри этой комнаты. Я распоряжусь, чтобы вас перевели в тыл. Но, кто готов и желает постоять за Родину на фронте, тех прошу встать.

Офицеры и сержанты один за другим вставали со своих мест, некоторые гордо принимали строевую стойку.

– Разрешите обратиться, товарищ подполковник, – робко послышалось с задних рядов.

Все обернулись на молодого сержанта, Вдовин тревожно на него посмотрел и спросил: – Кто такой?

Парень встал и выпрямился в строевую стойку. – Сержант Митрофанов. Командир третьего отделения отдельного взвода связи, – растерянно заладил он.

– Говори, Митрофанов, не стесняйся. Тут все свои, – Вдовин смотрел на него внимательным и глубоким взглядом.

– Товарищ подполковник… Разрешите мне перевестись в тыл. Я – связист, а не боец. И от меня больше пользы будет в штабе связи. Или на производстве каком. Я понимаю в технике и в электронике, и хочу послужить Отечеству вот так. Но не на передовой.

Вдовин посмотрел на него спокойным, но пронзительным взглядом. – Ты уверен в этом, Митрофанов?

– Так точно! – уверенно отчеканил сержант. Его нерешительность улетучиласть, сменившись горделивой радостью.

Вдовин усмехнулся и сказал: – Ну что ж. Ты сам себя и выдал, – он махнул рукой в сторону сержанта. Незамедлительно к нему подошли двое офицеров из СС, один из них ударил Митрофанова кулаком в живот и, схватив за шею, прижал к столу. Другой надел на него наручники.

– За что?! Что я сказал такого? Отпусти… – ещё один удар в живот с колена прервал его негодование.

Вдовин достал из сумки стопку бумаг с чёрно-красными печатями. – Подведите его, – спокойным тоном сказал он.

Митрофанова с силой повели, взяв под руки. Оказавшись перед Вдовиным, он залепетал: – Что происходит, товарищ подполковник?! Вы сами сказали, что дадите добро на перевод…

Вдовин взмахнул рукой перед ним. – Тихо. Ничего не говори, – он всматривался в бумаги, изучая досье молодого парня. – Митрофанов… Артём Сергеевич. Двадцать пятого года рождения. Воспитанник интерната, родителей нет. С семнадцати лет в Гвардии, значит сейчас тебе…

– Дв… Д… Двадцать, – выдавил он, сдерживая непонимание и страх.

– Тааак… Идём далее. Прошёл отбор на курсы связистов-дешифровщиков, а сержанта получил в том месяце, на столетие Победы, – Вдовин водил пальцем по бумаге. – А на связиста решил потому, что с техникой любишь возиться?

– Так точно. Ещё в интернате освоил радиоэлектронику.

– Да. Наши парни оценили твою поделку, – подполковник взял из под стола сумку и достал небольших размеров металлическую коробку с переключателями, тумблерами и небольшим экраном. Парень нервно задрожал, дыхание сбилось. Вдовин ухмыльнулся и сказал: – Ты чего так в лице переменился, сержант? Я же похвалил тебя, хорошую штуку сделал. Даже лучшие связисты СС не сразу просекли сигнал твоей рации, – они смотрели друг на друга, Вдовин угрожающе улыбался, Митрофанов быстро и глубоко дышал, раздувая ноздри от понимания своего провала. – Тебе есть что сказать?

– Я не виноват!!! Я не хотел этого!!! – напугано закричал сержант.

Вдовин усмехнулся. – Ну что ж. Так тому и быть. На плац его. Покажем всему строю, – офицеры СС повели Митрофанова к выходу.

– Одну секунду, товарищ подполковник, – сказал Иван.

– Что случилось, старшина? – удивился Вдовин.

– Я хочу задать ему один вопрос.

– В смысле? Ты с ним как-то связан?

– Никак нет. Просто хочу узнать важное для себя.

– Ну, давай, спрашивай… – Вдовин откинулся на спинку стула и внимательно наблюдал.

Возницын смотрел бешеным взглядом Митрофанову в глаза, тот едва держался на немеющих от страха ногах. – Скажи мне, собака дикая. Колька тоже с вами за одно?! – сержант смотрел напуганными глазами и молчал. Иван закричал и ударил его в скулу. Он схватил парня за плечи и начал трясти. – Говори, тварь! Мой брат с вами?!

Митрофанов молчал. Его губы дрожали, глаза налились слезами. Он громко закричал в оправдании: – Я не виноват!!! Я не хотел этого!!!

Вдовин вскочил в ярости со стула и замахал руками. – Хватит! А ну, успокойте его! – офицеры СС принялись избивать пленника: кулаками в живот, коленями по бёдрам. Митрофанов упал на пол, он получил несколько пинков тяжёлыми ботинками в лицо и грудь.

Бедолага продолжал кричать: – Я не виноват!!! – он закашлялся, выплёвывая кровь из разбитой губы.

– Хватит! – крикнул Вдовин, офицеры отошли от сержанта. Тот поднял глаза на подполковника. – Показания готов давать? – сухо спросил Вдовин.

Избитый напугано закивал.

– Отставить на плац. В бункер офицерской казармы его, для допроса, – сказал подполковник. Офицеры подобрали избитого и поволокли на улицу. – Твою ж мать! – шептал себе под нос Вдовин. Он вытащил фляжку из внутреннего кармана и отпил маленький глоток. – А теперь продолжим, товарищи, – он старался дышать ровнее, чтобы успокоиться. – Наши опасения подтвердились. Вы сами видели, – он показал на дверь и следы крови на полу. – Противник готовит нападение и мы должны быть готовы его отразить. Командиры отделений, взводов и рот… – офицеры и сержанты встали со стульев. – Подготовить и проинструктировать личный состав. Выполнять, – они вышли из кабинета и направились за солдатами к столовой. – Старший офицерский состав… А… Гриша, ты один. Со мной, в резервный штаб. Старшины, – старшины и прапорщики встали и выпрямили спины. – Обеспечить выдачу оружия и бронезащиты личному составу, – они приложили руки к беретам и направились к выходу. Вдовин дрожащими руками отпивал из фляжки. Он сделал протяжный глоток, осушив флягу и повернулся к портрету Верховного Правителя рядом с экраном, прожигая его злобным взглядом. – Ты получил чего хотел? Всё из-за тебя, плесень старая! – с тревожным упрёком прошептал он.

Иван вышел из кабинета на центральный проход в полном смятении. Вялой и неуверенной походкой он подошёл к ростовому зеркалу у входной двери. Старшина опёрся ладонями о стену и пустым взглядом всматривался в отражение. – Почему Митрофанов промолчал? Он что-то знает о Коле? Лишь сильнее стал кричать и оправдываться… Может, они за одно?… Коля… Не могу в это поверить. Нет! Это невозможно! Я не хочу в это верить… Брат мой… Лишь бы с тобой всё было хорошо, – Иван старался унять свои навязчивые мысли, но безуспешно.

– Товарищ старшина, – позвал его дневальный на тумбе, Возницын не отозвался… – Товарищ старшина… С Вами всё в порядке? – чуть громче сказал солдат.

Иван резко обернулся и широко раскрыл глаза. – А?!… Чего тебе?! – казалось, он сейчас набросится на дневального. Отдышавшись и успокоившись, он сказал: – Не обращай внимания. Я просто перенервничал. Дежурного зови.

– Так он же спит после ночи, товарищ старшина.

– Делай, что говорю! Сейчас будем вскрывать оружейную.

– Понял, – дневальный опешил, повернулся к пульту на тумбе, набрал комнату отдыха дежурного и стал ждать ответа.

В трубке стационара послышался сонный голос: – Дежурный слушает.

– Старшина ждёт у тумбы, надо вскрыть оружейную.

– Есть! Иду.

Через минуту ожидания, дежурный вышел из комнаты отдыха наряда и на ходу заправлял китель. – Я, товарищ старшина.

– Быстро ты снарядился, – Иван поглядывал на часы. – Давай, открываем оружейку.

– А командир роты дал добро?

– Его нет, я за него. Давай открывай!

– Есть.

Дежурный подошёл к бронированной двери комнаты хранения оружия. Он и Возницын приложили пальцы к дактилоскопу и отсканировали сетчатки глаз, сигнализация была снята. Дежурный взял из поясной кобуры связку ключей и самым большим из них открыл тяжёлую стальную дверь. Они вошли в небольшое помещение с рядами металлических ростовых шкафчиков и закрыли за собой дверь на толстый шпингалет.

Иван подошёл к окну с массивной решёткой и огляделся. Шапка леса была всё такой же безмятежной, на небе ни облачка, а от плотного тумана не осталось и следа. Местами сыроватый бетон и асфальт напоминали о ночном ливне. На плацу спешно собирались взводы и роты со своими офицерами на инструктаж.

– Товарищ старшина. Разрешите уточнить.

– Слушаю тебя, – невозмутимо ответил Иван, продолжая смотреть в окно.

– Что мы здесь делаем? Выходной же. Поход на полигон будет только во вторник.

Иван обернулся и присел на подоконник. – Ты не слышал, что было на плацу сегодня утром?

– Никак нет. Я же спал.

– Ладно, тогда коротко расскажу. А ты лучше присядь, чтобы не ох*еть на месте.

Дежурный сел за стол в углу комнаты и повернулся лицом к Возницыну. – Всё на столько плохо, товарищ старшина?

– Хуже и не придумаешь. Этим вечером в столице Свободная Сибирь устроила кровавую баню. Со стрельбой и взрывами. Прямо во время прохода Красных Парусов. Верховный ввёл чрезвычайное положение, поэтому всем выдаём оружие и броню, – дежурный моргал сонными глазами, пытаясь осознать услышанное. – Ты чего? Спал хреново, что ли?

– Есть такое, товарищ старшина.

– На-ка вот, угостись, – он достал пакет энергетика из кармана и дал его дежурному. – Только не весь сразу ешь. По половинке.

– Во. Благодарю, – дежурный насыпал горстку под язык и убрал остатки во внутренний карман. Его лицо довольно быстро зарумянилось, он встал со стула.

– Давай, начинаем работу, – скомандовал Иван.

Дежурный включил рабочий монитор и открыл журнал учёта выдачи оружия. Возницын подошёл к своему шкафчику, приложил палец к сканеру и открыл дверцу. Он надел кирасу и нарукавники с защитными перчатками, пристегнул наголенники и набедренные пластины. Поверх кирасы он надел разгрузочный жилет с карманами. На голову натянул тканевую балаклаву, а сверху шлем. Он включил его, проверил уровень заряда внутренней батареи, настроил радиочастоту для переговоров.

Дежурный надел свой комплект, опустил забрало и попытался включить шлем. Спустя несколько попыток он сказал: – Товарищ старшина, запасные батареи для шлемов есть? Моя разряжена в ноль.

– Да, вон там посмотри. Недавно завезли новые, – Возницын показал на полку над журнальным столом. Дежурный достал с зарядного устройства свежую аккумуляторную пластину. Он снял шлем открыл внутренний щиток на затылке и поменял батарею. Иван подошёл к окну, он рассматривал стоявших на плацу солдат через опущенный щиток, проверяя точность лазерного дальномера и меняя цветовой спектр. – Дежурный. Приоткрой окна, запусти воздуха в комнату.

Дежурный нажал кнопку настенной панели и бронированное окно открылось, наполняя комнату утренней свежестью. Иван направил взглядом лазер на застеклённый плакат возле строя солдат, проверяя звук. Малейшие колебания от голоса солдат заставляли стекло вибрировать и лазер это улавливал, Возницын настроил звук на своём шлеме. Он переключился на тепловой режим камер, картина мира преобразилась. Солдаты виделись в жёлто-красных тонах, деревья и нагретая солнцем земля – в зелёных, лужи и области в тени – в голубовато-синих тонах. Прищуриваясь и раскрывая глаза, Иван приближал и отдалял изображение. Он посмотрел на шапку леса вдалеке, медленно увеличивая картинку. Кроны деревьев колыхались на ветру, играя тёплыми переливами цвета. Лесная подстилка, закрытая тенью, отдавала прохладой. По стволам деревьев носились белки яркими жёлтыми шариками, дятлы и вороны проносились по воздуху, оставляя едва видимый тепловой след. – Дежурный, глянь на это, – Иван подозвал его к окну. – Тепловизор включи и посмотри на лес.

Дежурный подошёл ко второму окну и надел шлем. Он настроил его и начал вглядываться вдаль. – Товарищ старшина, Вы тоже это видите? Между деревьев что-то движется.

– Да, вижу. Белки с птицами.

– Нет, Вы не поняли. По земле кто-то ходит.

Иван с опаской присмотрелся. – А, вижу. Может кабаны или лоси?

– Их несколько. Идут в нашу сторону, – фигуры, перебежками от дерева к дереву, двигались к части. Чем ближе они подходили, тем отчётливее их можно было разглядеть. – Товарищ старшина, их всё больше. Это люди, и они что-то держат в руках.

– Вижу, не меньше двадцати человек. Ну-ка, выключи тепловизор.

Дежурный повернул колесо регулировки. – Ничего не видно, лес как лес. Хотя, стойте. Вы видите? Трава будто сама приминается к земле. И кусты дрожат, – дежурный снова включил тепловизор, Возницын тоже.

Фигуры вдалеке стали обретать форму людей. Стали отчётливо видны каски, бронежилеты и очертания оружия. – Твою мать, у них хроматофорный камуфляж. Дежурный, врубай боевую тревогу!

Из чащи леса медленно ехали танки и броневики поддержки, пехота пряталась за деревьями и подбиралась всё ближе к границе леса. Дежурный выскочил из комнаты, подбежал к тумбе дневального и нажал тревожную кнопку. Иван продолжал наблюдать за людьми в лесу.

На крышах казарм завыли сирены и зазвенели звонки в коридоре, в комнате хранения оружия распахнулись дверцы шкафчиков. Стоящие на плацу солдаты и офицеры с удивлённой опаской повернулись к казарме. Иван сложил ладони у рта и что есть сил заорал: – К оружию! Боевая тревога!

Танки рванули вперёд, наведя орудия на сторожевые вышки части. Гранатомётчики прятались за деревьями и прицеливались. Послышались первые выстрелы и первые взрывы. Гранатомётчики партизан выпустили заряды по сторожевым вышкам, удерживая на них лазерные целеуказатели. Летящая фугасная ракета – последнее, что увидели в жизни караульные. Танки дали залпы по вышкам и бетонному кольцу стен вокруг части, пробив несколько брешей.

Иван снова закричал из окна: – Быстрее, *б вашу мать!!! К оружию!!! – люди бросились бежать до своих расположений. Из глубины леса раздались плотные раскаты артиллерии. – В укрытие!!! Атака с воздуха!!! – закричал Иван и спрятался за толстой стеной под окном. Он накрыл голову руками и открыл рот, чтобы не оглохнуть от ударной волны.

Солдаты бросились в рассыпную, самые быстрые успели спрятаться внутри казармы или забежали за угол. В воздухе нарастал пронзительный свист. Несколько снарядов легли на топливный склад, поднимая шапки огня и чёрного дыма. Другие попали в гаражи с техникой, поражая осколочными кассетами ангары и людей. Столовая превратилась в груду кирпичей и пыли, похоронив в себе многих бойцов. Четыре снаряда ударили по людям на плацу, оставив после себя глубокие воронки. Осколки металла и бетонная крошка разлетелись по сторонам, повредив стены зданий. Чудом выжившие с трудом вставали, держась за головы и раны. Многие остались лежать на плацу, повезло тем, кого убило взрывом сразу. Стенания раненых отражались эхом от соседних казарм, оторванные конечности и окровавленные остатки тел усеяли собой плац.

Возницын выглянул в окно и слёзно завопил: – Даня! Даняяя!!! – сержант Ерофеев из последних сил полз в сторону казармы, за ним волочились его внутренности, оставляя кровавый след на мокром и грязном бетоне. Он посмотрел на Возницына оставшимся глазом. Его обгорелое лицо надолго останется в памяти Ивана. Их взгляды встретились, Даниил медленно уронил голову, издав последний хрип боли.

Старшина закричал воплем дикого зверя, просунув голову между прутьев оконной решётки: – Пид*расы!!! Пущу на фарш всех и каждого!!! Вы ответите за каждого моего товарища!!!

Выжившие солдаты бежали в оружейную комнату и спешно экипировались. Иван наполнился решимостью и громко сказал: – Рота! Слушай мою команду! Сначала экипируются снайперы, пулемётчики и гранатомётчики! Ждите у моего кубрика на центральном проходе! Автоматчики, как приготовитесь, становись у тумбы дневального и ждите меня! Все услышали?

– Так точно! – вразнобой ответили солдаты.

Иван бегло осмотрел выживших и подумал: – Вот суки… Половину перебили. Отомщу за каждого из своих пацанов! – он вернулся в оружейную и подошёл к своему шкафчику. – Берите больше патронов и гранат, мёртвым они уже не понадобятся! – громко крикнул старшина, пристёгивая подсумки к поясу. Он осмотрел свой пистолет, заправил его в кобуру, повесил через плечо автомат с подствольным гранатомётом. На выходе из оружейной старшина взял несколько заряженных магазинов и упаковал их в подсумки. Он побежал по коридору до своего кубрика. – Пи*дец вам, сраные партизаны. Распотрошу живьём! – бурчал Иван себе под нос.

Зайдя в кубрик, старшина полез под кровать и достал дорожную сумку. Он вытащил из неё кевларовую кобуру, повязал на пояс и вложил в неё нож со стола. – Пришло твоё время, друг мой, – подумал он. На прикроватной тумбе стояла открытая картонная коробка из-под дневного пищевого рациона, заполненная пакетами с БС-02.

Он взял коробку и вышел на центральный проход, там его ожидали бойцы для обороны казармы. Иван раскрыл коробку и пошёл вдоль строя. – Берём по два пакета и закидываем под язык пока не растворится, – солдаты по очереди вытаскивали энергетик. – Рассредоточьтесь по окнам, но не высовывайтесь. Используйте тепловизоры, у врага хроматофорный камуфляж. Настройтесь на мою частоту рации и ждите дальнейшей команды. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Берегите себя, пацаны. Надеюсь, что снова встретимся, – он зашагал к выходу, где его ждали автоматчики в полной готовности. – Берём по две штуки и закидываем под язык, – Иван раздал строю пакеты, взял несколько штук себе в карман, а остатки оставил на тумбе дневального. Солдаты вскрыли пакеты и засыпали содержимое себе в рот.

– Разрешыте уточныт, товариш сталшына, – заговорил один рядовой с набитым ртом. – Што это?

– Боевой стимулятор. Чтобы быстро бегать, быстро думать и не чувствовать боли и страха. Это может спасти вам жизнь, – Иван открыл один пакет. – Все готовы?

– Так точно!

Возницын высыпал пакет под язык и бросил его на пол. – Отомстим за наших братьев, парни. В бой! – отряд вышел из казармы и завернул за угол.

В сторону плаца издалека продвигались танки и пехота. Из офицерской казармы несколько противотанковых выстрелов поразили два броневика поддержки. Они горели на подъезде к стенам части, застилая чёрным дымом округу. Выжившие выскакивали из машин, кричали, объятые огнём и катались по земле, пытаясь сбить пламя. Один танк въехал в брешь в бетонной стене, но был подбит метким выстрелом. Он остался гореть, закрыв собой дыру в стене.

Иван с солдатами продвигались вдоль казармы. Дойдя до угла, он прислонился к стене, осторожно выглядывая. Пулемётчики и снайперы отстреливались из окон, сковывая наступление пехоты Свободной Сибири. Иван включил тепловизор и осмотрелся. Солдаты противника отвечали встречным огнём из автоматов и гранатомётов, но не могли подойти ближе к казармам, слишком плотный огонь не давал им поднять головы.

Возницын обернулся к своему отряду. – Вы, пятеро. Идите вдоль учебного корпуса через полосу препятствий. Не рискуйте зря, прячьтесь за бетоном и холмиками для мишеней. Ефрейтор Агафонов, ты с ними за старшего. Задача: дойти до угла корпуса и удерживать позицию. Вперёд!

– Есть! Выдвигаемся, – ефрейтор с отрядом быстро побежали через площадку курилки до соседнего здания. Во время перебежки по ним открыли огонь, но никого не зацепило, все шестеро удачно скрылись за углом.

– Сука!!! – закричал Возницын. Он придавил кнопку ларингофона. – Снайперы! Огонь со стороны столовой, разберитесь!

– Есть… Принял, – послышались ответы в наушниках. Застрекотали пулемёты, послышались глухие одиночные выстрелы снайперов. – Мы их прижали. Бегите! – ответил боец.

– За мной, подствольники к бою! Огонь по столовой! – закричал Иван и побежал от курилки до офицерской казармы, выпустив заряд из подствольного гранатомёта.

Бойцы побежали вслед за ним, осыпая гранатами всех противников, которые высовывались из укрытий. Среди трупов и разбросанных конечностей показалось движение. Раненый солдат лежал на спине, раскинув руки. Он повернул окровавленное лицо к отряду. Один из рядовых посмотрел на раненого, тот протянул руку без кисти и прохрипел: – Помогиии…

Возницын с отрядом добежали до офицерской казармы и укрылись за полутораметровой в высоту бетонной стеной, окружавшей её. Иван с ужасом смотрел, как боец вытаскивает с плаца раненого. – Брось его, дурак! – рядовой схватил раненого за руки и волоком потащил к остальным. – Мартынов, бл*ть!!! – крикнул Иван рядовому.

Со стороны разрушенной столовой послышался глухой хлопок. Иван укрылся за стеной в последний момент. Подствольная граната упала рядом с Мартыновым, изрешетив его тело осколками и сбив с ног взрывом. Ответным огнём снайпера, стреляющий получил пулю в грудь.

– Все видели?! – кричал Возницын, с трудом сдерживая слёзы потери. – Мой приказ: никакой самодеятельности! Ваша задача – выжить! Вы трое, вдоль стены, в сторону КПП, – отдавал он команды, указывая руками. – Вы, пятеро. К тому краю, помогайте сдерживать натиск, остальные – за мной.

Группа разделилась, Иван с солдатами зашёл в офицерскую казарму. Лестница была перепачкана кровью и размазанными следами, на стенах кровавые отпечатки ладоней, местами откололась штукатурка и краска от взрывов. Отряд зашёл на первый этаж. Раненые сидели на полу вдоль стен, закрывая раны чем придётся. Моргал тревожный красный фонарь, для самых тяжело раненых из кубриков на центральный проход выносили кровати. Способные держать оружие стойко обороняли здание. Выстрелы, хлопки и взрывы тянулись по проходу густым эхом. Дневальный возле входа старался сохранять невозмутимый вид, но держался обеими руками за автомат.

Иван подошёл к нему и спросил: – Командиры есть? Хоть кто-нибудь.

– Командир бригады погиб, оставшиеся в резервном центре управления. По лестнице и в подвал.

Возницын повернулся к своим. – Рассредоточьтесь по кубрикам и помогайте сдерживать партизан. Я скоро вернусь, – рядовые разбежались.

Глава 7.

Иван спустился вниз. Он оказался в мрачном бетонном коридоре, освещённым тусклыми лампами от резервного источника. Старшина дошёл до серой металлической двери и постучался.

– Кто? – послышался голос изнутри и открылось смотровое оконце.

– Старшина Возницын. Зам командира первой роты. Открывай скорее. Мне нужен Вдовин.

Дневальный открыл тяжёлую дверь и Иван вошёл в зал резервного командного пункта. На большом экране во всю стену была карта с окрестными территориями. В углу, за стационарными мониторами сидели трое связистов, контролируя обстановку с другими частями поблизости. Оставшиеся офицеры сидели за широким столом справа от входной двери.

Иван подошёл к ним. – Разрешите доложить, товарищ подполковник, – обратился он к Вдовину.

– Где три строевых, старшина?! Почему не дождался моего ответа, когда был за дверью?! – он поднял глаза от рабочего планшета и звонко ударил кулаком по столу.

– Прошу прощения, товарищ подполковник, – ответил Иван невозмутимо и твёрдо. – Но, лично мне, сейчас не до уставных любезностей. Командир первой роты пропал без вести, я взял командование на себя. Мы потеряли половину личного состава при ударе артиллерии. И я принял решение вести людей в контрнаступление, согласно Уставу. Части первой роты удерживают позиции по флангам от этого здания, но для наступления нужны ещё люди…

Вдовин его прервал, взмахнув рукой. – И что ты предлагаешь, старшина?! Половина бригады лежит убитыми или ранеными. Осталось от силы человек триста. И ты хочешь отправить на бойню нас всех? Совсем головой поехал?! Твой брат пропал. Не исключено, что он имеет отношение к нападению. Командир части убит вместе со штабными офицерами. Штаб разрушен артиллерией. А значит, теперь я командую частью. И, сейчас, МНЕ решать, старшина, что делать с личным составом. Ты хочешь повести их на смерть, я же этого допустить не могу. Ты хоть знаешь сколько их там, в этом сраном лесу может быть?! Поэтому, я, Я!!! – он забил себя кулаком в грудь, – приказываю твоим людям, и тебе в том числе, занять оборону и ждать подкрепления из соседних частей. Мы уже разослали сигнал о помощи. Вон, посмотри, – он показал на карту.

– Товарищ подполковник, – возмутился Иван. – До ближайшей части двадцать километров. А партизаны не могут продвинуться дальше, большая часть их тяжёлой техники уничтожена. Если снова ударит артиллерия, то следующего обстрела мы не выдержим. А их сил явно недостаточно, чтобы взять часть. Надо провести контратаку! Так велит Устав!

– А мне-то что до вас всех? Я тут пересижу. Личного состава достаточно для удержания этой казармы, запасов воды и еды в резервном хранилище хватит надолго. Парни выдержат оборону.

Глаза Ивана налились злобой. – То есть… Пока наши пацаны проливают кровь и умирают… За страну. За людей… За тебя, боров жирный… Ты будешь своё сало греть в этом бункере?! – Иван достал пистолет из кобуры, передёрнул затвор и наставил дуло в лицо Вдовина.

Подполковник вздрогнул и выкатил в удивлении глаза. – Ты что себе позволяешь, падла рыжая?! – сказал он тихо, но грозно и медленно повернул голову на офицеров. – А вы чего сидите, морды уставные?!

Иван подошёл ближе и приставил дуло ко лбу Вдовина. – А ты за себя говори, паскуда! Ты только что отказался от своей присяги. Ты только что предал своих подчинённых. Тогда, какое право ты сейчас имеешь что-то вякать?!

Майор Фадеев незаметно опустил руку к пистолету на поясе и, сняв предохранитель, направил дуло на Возницына. – Угомонись, старшина. У меня тоже нервы не очень, знаешь ли.

Иван медленно повернул голову на Фадеева. – А Вы собрались его защищать, товарищ майор?! По законам чрезвычайного положения любой, нарушивший Устав, приговаривается к казни.

– А ты творишь самосуд, – майор медленно встал и расправил плечи, держа Ивана на мушке.

Иван со спокойным лицом смотрел то на пистолет, то в глаза Фадееву. Он спокойно начал: – Хотите, стреляйте… Сегодня мы все с вами можем погибнуть. Но если Вы спустите крючок, то потеряете человека, готового проливать кровь за эту землю. Не разумнее ли нам с вами друг другу помочь? – майор заинтересованно покосил бровь, Иван продолжил: – Вспомните статью Боевого Устава. Раздел пять, статья сто пятьдесят пять, пункт три. Вы помните её, товарищ майор?

Фадеев и Возницын смотрели друг другу в глаза, не сводя пальцев с крючков пистолетов. Майор улыбнулся и покивал головой после нескольких секунд раздумий. – Да, старшина. Ты прав. Я помню эту статью, – он посмотрел на Вдовина и перевёл пистолет на него. – Прости, Федя. Но он прав. А ты – редкостная мразь.

Вдовин затрясся и завизжал испуганным криком: – Ты чего, Гриша… Совсем ох*ел?! Вспомни, кто тебя сюда подтянул, сука ты такая!

– Я всего лишь спросил у тебя о наличии должности. И ты помог с переводом в эту часть, – невозмутимо ответил Фадеев. – А теперь я, как уполномоченный Секретной Службы в твоём батальоне, сообщаю тебе, что ты отказался идти в контрнаступление, обладая преимуществом. Этим ты нарушил статью Боевого Устава. А именно, раздел первый, статья двадцать три. Ты нарушил закон во время режима чрезвычайного положения, находясь на руководящей должности. Согласно пятому разделу, статьи сто пятьдесят пятой, пункта третьего Боевого Устава Северной Империи, я объявляю о голосовании полевого суда.

Голос подполковника задрожал: – Да вы чего, мужики?! Мы же с вами всегда за одно были!

Фадеев невозмутимо выдохнул и ответил: – Мы были за одно, когда ты был человеком и командиром. А ты оказался трусливой крысой. Ты снял наряд с того участка, через который партизаны подошли к нам. Очень странное совпадение, тебе не кажется? И не говори, что это не так. Я всё знаю, – майор оглядел остальных офицеров и обратился к ним: – Товарищи присутствующие. Кто ЗА отставку подполковника Вдовина от командования, поднимите руки, – Возницын первым поднял руку, уткнув Вдовину пистолет в висок, за ним поднял руку майор Фадеев. Оставшиеся офицеры единогласно утвердили отставку. – Замечательно, – сказал майор, подошёл к Вдовину и сорвал погоны с его кителя.

– Вы творите самоуправство, сволочи! – залепетал Вдовин.

– Никакого самоуправства, Федя. Всё по Уставу, как ты и любишь, – спокойно сказал майор. – А по Уставу, мы должны проводить тебя в последний путь со всеми почестями. Старшина, помоги мне, – они взяли Вдовина под руки и потащили к выходу в коридор.

– Вы что задумали?! Отпустите мен…– удар в живот от майора прервал его крики.

– Да завали ты своё еб*ло мерзкое. На выход! – толкал его в спину Фадеев. Бывшего подполковника вывели под руки в коридор и повели в дальний конец. – Тебе знаком этот коридор, старшина? – спокойно спросил майор.

– Я знал, что он есть, но не знал где именно. Никогда не думал, что окажусь тут. Особенно при таких обстоятельствах.

Они довели Вдовина до конца коридора. Фадеев открыл дверь с облупившейся краской и толкнул Вдовина внутрь. Холодная узкая комната была пуста. Дальняя стена была сплошь покрыта воронками от пуль, бетонный пол был застелен металлическим покрытием.

Вдовин встал на металл лицом к стене. Фадеев спросил: – Тебе есть что сказать? Жить хочешь?

Вдовин глубоко выдохнул и сказал: – Я не выйду отсюда живым, Гриша. И ты это знаешь. И я это знаю. Делайте своё дело скорее и идите под пули, раз вы так хотите…

– Зачем ты предал Империю? Зачем ты снял наряд с того участка границы?

– А сам-то как думаешь?

– Ты за Свободную Сибирь?

– Нет. Я сам за себя. И за своё спокойствие, Гриша. Это не моя война. Я не хочу в этом участвовать… Но… Что-то пошло не так. Они напали раньше времени. И вместо того, чтобы партизаны перебили всех до единого и помогли мне с Митрофановым отсюда выбраться, я стою мордой к расстрельной стене. Забавно, верно?

– Они тебе что-то пообещали?

– А разве это имеет сейчас смысл? Я хотя бы знаю, что моя семья в безопасности. И давно не в Империи.

– Вы с Митрофановым за одно?

– Хреновый из тебя службист, Гриша. Да и доблестная СС уже не та, что была раньше. Почему ты до сих пор ничего не узнал, если это – твоя прямая работа? Следить за этой частью… И вообще… Е*ал я вас всех… – Вдовин обернулся и заулыбался, бешено раскрыв глаза. – И ваших друзей. И ваших ублюдошных солдат!

– Хватит с меня! – крикнул Возницын.

Хлопки выстрелов разнеслись по бетонному коридору, под ногами звенели падающие гильзы. Старшина не останавливался. Он разряжал магазин пистолета в лежащее тело Вдовина. Тот не подавал признаков жизни, Иван подошёл к нему ближе, сделал контрольный в сердце, окропив себя кровяными брызгами.

– Ты, действительно, псих, старшина… – сказал Фадеев, убирая пистолет в кобуру.

– Это за моих пацанов, тварь! – сказал Иван бездыханному Вдовину.

Майор подошёл к стене и нажал на жёлтую кнопку. Раскрылись дверцы под телом Вдовина и оно провалилось в длинный жёлоб. Фадеев нажал на красную кнопку, из жёлоба послышался гул двигателя, хруст костей и чвяканье мяса.

Иван достал папиросу и закурил. – Угоститесь, товарищ майор?

– А давай, – тот вытянул папиросу из пачки. Они отошли от кровавой лужи и Фадеев прикрыл дверь в коридор. – Спасибо тебе, старшина. Ты очень вовремя. Но зря ты его завалил. Он не ответил на многие вопросы.

– Зачем он Вам был нужен? Простой предатель Родины, приговорённый к расстрелу. Разве нет?

– Нет, ты не понимаешь всего, что тут происходит.

Иван затянулся и прищурился. – То есть?

– У меня давно были подозрения на счёт Феди. И вот они подтвердились. Партизаны пришли оттуда, откуда Федя снял наряд. Твой брат в последнюю неделю зачастил к нему ходить. Но как они связаны, я тебе сказать не могу. И вряд ли мы теперь узнаем. Ты грохнул его. Поддавшись эмоциям, старшина.

– Виноват, товарищ майор.

– Но с другой стороны… А что бы я ему предъявил? Свои догадки без улик? Он был крепким мужиком, х*й бы он мне что рассказал. Если и были бы хоть какие улики, то они остались в его штабном кабинете. А штаб уничтожен.

– У меня есть идея.

Фадеев заинтересованно посмотрел на Ивана. – Какая?

– Надо допросить Митрофанова. Если он сказал правду, что Коля его заставил собрать передатчик, значит он может что-то знать. Тем более, Митрофанова и Вдовина должны были вытащить партизаны отсюда.

Майор затянулся с задумчивым прищуром и ответил: – Надо получить «Добро» у других офицеров. Пойдём.

Они докурили и вернулись на командный пункт. – Товарищ майор, подойдите, пожалуйста! – закричал сержант, сидящий у мониторов.

– Что там у тебя? – подошёл к нему Фадеев.

– Соседние части тоже сообщают о нападении. Большая часть их техники выведена из строя. Они не могут прислать помощь.

– Суки! – закричал майор. – Придётся рассчитывать только на себя. Где рота обеспечения?

Рослый капитан встал со стула. – Приводят оставшуюся технику в боевую готовность. Осталось пять танков и шесть броневиков поддержки. Скоро они прибудут на плац.

Майор посмотрел на Ивана. – Озвучь свою идею, старшина.

Иван посмотрел на офицеров. – Надо допросить Митрофанова. Он может нам пригодиться. Где он?

Фадеев закивал и посмотрел на офицеров за столом.

Офицеры подозрительно посмотрели на Ивана. Один из них спросил: – Чем он поможет нам, старшина Возницын?

– Сами подумайте, товарищ капитан. Нападение не случайно, оно спланировано заранее. Уничтожена техника и запасы топлива. И снаряды упали на плац именно тогда, когда было построение. Столовая была разрушена в тот момент, когда большая часть личного состава находилась внутри. А у Митрофанова нашли радиопередатчик. Он может что-то знать. И я хочу узнать, где мой брат.

Фадеев задумчиво посмотрел на офицеров и спросил: – Что думаете?

Офицеры переглянулись, капитан сказал: – Если он приведёт нас к базе партизан, тогда, да. От него толк есть.

– Согласен. Не возражаю, – ответили остальные.

Фадеев посмотрел на Ивана и закивал. – Добро. Пойдём за ним.

Майор и старшина вышли в коридор и зашли в неприметную дверь. Митрофанов сидел за столом, избитый и прикованный наручниками к стулу. Напротив него капитан СС заполнял протокол допроса на своём планшете. Старший лейтенант стоял сбоку от сержанта и грубо держал его за горло.

– Откуда у тебя этот прибор? – спросил капитан.

Митрофанов молчал, злобно фырча и с хрустом перебирал кулаки.

– Он что-нибудь сказал? – поинтересовался Фадеев.

Капитан ответил, листая документ для заполнения: – Ни слова. Сказал, что будет говорить только в присутствии Вдовина.

Иван подошёл к Митрофанову, наклонился к нему и заглянул в глаза. – Ты знаешь где мой брат?! – тот злобно раздувал ноздри и часто дышал, пытаясь перебороть страх, но продолжал молчать. Возницын достал пистолет из кобуры и передёрнул затвор. – Говори, погань! Или башку снесу, – он приставил ствол к виску Митрофанова, тот прожигал Ивана ненавистным взглядом. Старшина снисходительно выдохнул. – Долбо*б тупой. Ты хочешь вот так сдохнуть? И свою семью под статью подвести? Давай говори всё, что знаешь!

Сержант злобно сказал: – Не трогай семью!

– А кто нас остановит? Мы знаем, что ты связан с нападением на часть. Выстрелы слышал из коридора? Я вот этими руками отправил Вдовина на тот свет, – Митрофанов напугано задёгрался. Иван пристально посмотрел на него и продолжил: – Ты не работал на Вдовина. Правда? Иначе бы, он не дал приказ тебя арестовать и допросить. Или же, вы были в паре? Ты испугался, узнав что он убит, – сержант продолжал молчать. – Ладно… Мы же всё равно всё узнаем, – Иван повернул голову на Фадеева и спросил: – Где его личное дело и места жительства родных?

Сержант резко сказал: – Не надо!.. Я всё расскажу.

Иван убрал пистолет от его головы и отошёл на шаг назад. – Говори!

Митрофанов дышал с дрожью и заговорил: – Вдовин здесь не при чём. Он всего лишь снял наряд, чтобы партизаны смогли перейти границу. Я не знаю чего ему наобещал твой брат, но знаю другое. Я знаю, где находится их лесной лагерь. Их сейчас мало, если немедленно пойдём в наступление, то всех их перебьём. Я знаю какой они пойдут дорогой к своему лагерю. И где можно сделать засаду на них… Я могу вам всё показать. Но мне нужны гарантии.

Капитан СС оторвался от планшета и поднял на Митрофанова взгляд. – О каких гарантиях ты вообще говоришь? Из-за тебя всё это и случилось.

Голос сержанта дрожал, он виновато смотрел на офицера: – У меня не было выбора. Старший лейтенант Возницын меня шантажировал. Он угрожал расправой мне и моей семье. Это он заставил меня собрать тот сраный передатчик. Я не хотел всего этого! Я хотел спасти семью и невесту. Прошу вас, поверьте мне! Я знаю где их база, могу показать как до неё добраться. Я даже могу снова вернуться в рабочеобязанные. Хоть коммуникатор мне отключите… Только защитите моих родных, – на глазах сержанта выступили слёзы.

– Это всё спланировал Коля? – с дрожью в голосе спросил Иван.

– Он! Целиком и полностью. Я покажу, где он находится. И расскажу всё, что знаю. Прошу вас… Поверьте мне.

Иван с болью от мыслей поиграл скулами и ноздрями. Он посмотрел на капитана за столом. – Товарищи офицеры… Тут, на лицо, сотрудничество со следствием. Что скажете?

Офицеры Секретной Службы задумчиво насупили брови и посмотрели на Фадеева. Тот утвердительно кивнул. Капитан перевёл удивлённый взгляд на Ивана и сказал: – Знаешь, старшина… Нам же меньше проблем будет, если ты его заберёшь с собой, – он положил на стол ключ от наручников. – Теперь он на твоей ответственности.

Иван взял ключ и освободил Митрофанова. – Без фокусов, понял? Чуть что не так, получишь пулю.

– Только не трогай моих родных. Я всё сделаю.

– Шагай на выход. Товарищ майор, можно выдвигаться.

Иван с Митрофановым поднялись по лестнице на первый этаж. Из дальнего конца центрального прохода доносились одиночные выстрелы и звон падающих гильз. Старшина прижал ларингофон к горлу и сказал: – Внимание! Первая рота! Снайперы, гранатомётчики и пулемётчики. Доберите патронов в оружейке. И ждите подхода тяжёлой техники, выдвигайтесь под их прикрытием к офицерской казарме. Автоматчики, удерживайте позиции и прикрывайте наших.

– Так точно… Приняли… Есть… – пришли ответы.

Иван повернулся к дневальному у входа и сказал: – Посторожи его. Я сейчас приду, – дневальный кивнул и изготовил автомат.

Старшина сходил в уборную, подошёл к умывальникам с зеркалом и снял перчатки со шлемом. Он подставил руки под кран и полилась холодная вода. Освежив лицо, Иван смахнул капли воды с рук и подошёл к сушилке. Поток горячего воздуха быстро высушил кожу. Он надел перчатки со шлемом, не отрываясь от отражения в зеркале. Мысли о брате не давали ему покоя: – Соберись, Ваня! Не о том думаешь, – шептал он сам себе. – Надо взбодриться, – он достал из кармана пакет и засыпал под язык.

Старшина вернулся на центральный проход и вышел на улицу, ведя перед собой Митрофанова. Со стороны парка техники двигались танки, следом ехали бронегрузовики.

Иван скомандовал в ларингофон: – Пехота поддержки, выдвигайтесь. Автоматчики, прикрывайте.

Два танка проехали мимо плаца в сторону КПП, отряд Агафонова выбежал из за угла учебного корпуса и побежал к плацу. Три танка поехали к складам, оттесняя солдат Свободной Сибири. Последний танк противника был уничтожен метким выстрелом управляемой ракетой.

Иван дал команду: – Первая рота, сбор у входа в офицерскую казарму.

На плацу выстроились в колонну бронегрузовики на гусеничном ходу. Солдаты подбежали к ним и спешно погрузились в транспорт. Возницын залез последним, пустив вперёд Митрофанова, и пристегнул его наручниками к десантной скамейке. Другие подразделения собирались на плацу, оставив с десяток человек бойцов и медицинскую роту для охраны раненых.

– Агафонов, к орудию, – Иван указал на станковый пулемёт на подвижной платформе. – Автоматчики, займите амбразуры.

– Старшина, это майор Фадеев, – послышалось у Возницына в шлемофоне.

– Я, товарищ майор, мы готовы выдвигаться, – сказал Иван, убрал руку от ларингофона и крикнул механику-водителю: – Поехали, веди к лесу.

– Старшина, будьте внимательны. В лесу замечено движение. Не рискуй зря, ни собой, ни бойцами.

– Есть, товарищ майор.

Танки с флангов проехали через ворота КПП и повернули к лесу, остальные – выехали через бреши, оставленные неприятелем. За ними следом поехала колонна броневиков с людьми на борту. В лесу за пригорками и крупными валунами сидели гранатомётчики, обстреливая наступающие на них танки Гвардии. Ракетный снаряд попал в ведущее колесо танка, разорвав гусеничную ленту, башенная пушка ответила встречным огнём, поразив стрелка. Застрекотали крупнокалиберные пулемёты партизан, оставляя на броневиках вмятины.

– Агафонов, отвечай им! – закричал Иван. – Водитель, сбавляй ход! Гранатомётчики, спешивайтесь! – десантные двери открылись, расправились откидные лобовые пластины, создавая массивный щит для пехоты в полный рост. Двое солдат с ручными ракетницами спрыгнули на землю, скрываясь за распахнутыми щитами. Плотный пулемётный огонь не давал им выйти из укрытия и выстрелить.

Второму танку повезло ещё меньше, чем первому. Кумулятивный снаряд прожёг боковую броню и поразил экипаж струёй жидкого металла. Машина встала посреди поля с дымящейся оплавленной дыркой в борту. Башенные пушки танков и станковые пулемёты прижали огнём партизан, и гранатомётчики могли сделать прицельные пуски ракет. Они вышли из укрытий и стреляли, встав на колено, провожая полёт ракет наведением лазера на цель. Гвардия теснила партизан, бойцы Свободной Сибири укрывались за стволами деревьев. Троих гранатомётчиков Гвардии поразили навылет трассирующие пули, но остатки бригады продолжали наступление. Иван наблюдал за полосой леса через оптику, до него оставалось всего двести метров. Из чащи приближались лёгкие колёсные внедорожники, усиленные ракетными установками и пулемётами.

– Десант, спешиться! Подствольники к бою! – закричал Иван.

Солдаты спрыгнули из машин и врассыпную бросились занимать овраги, ямки или просто ложились на землю. Внедорожники остановились, не выезжая из леса и укрываясь среди деревьев. Они стреляли из пулемётов по бронемашинам Гвардии, сдерживая их. Пехота партизан покидала свои укрытия, петляя от дерева к дереву. Остатки солдат Свободной Сибири перебежками добрались до машин, погрузились на транспорт и уехали в лес.

– Бригада, стой! – скомандовал Фадеев в ларингофон.

Броневик Ивана качнулся и затормозил. Возницын сильно ударил Митрофанова в скулу и уткнул дуло пистолета в его шею. – Слушай меня внимательно. Жить хочешь?

– Ддаа… – напугано ответил сержант.

– Что у них за план такой? Почему они отступают?

Митрофанов долго молчал и прерывисто дышал. – У них мало людей и мало техники. Они не готовы сейчас продвигаться дальше. Они прощупывают оборону и ждут подхода основных сил. И не ждут, что вы поедете за ними. Я знаю где их база. Я знаю где скрывается твой брат. Я всё расскажу… Я проведу вас тайной тропой. Только не убивай.

– Почему они атаковали такими малыми силами?

– Не могу тебе сказать. Видимо, что-то пошло не так. На этот вопрос сможет ответить Коля. Это он спланировал нападение.

– Вот какая же ты сука, сержант. Ты уже предал Гвардию и Империю. А теперь предаёшь их, – Возницын взвёл курок и водил стволом по виску Митрофанова. – Как мне тебе верить?

Тот вжался спиной к борту и, заикаясь от страха, сказал: – Ппару ммес… сяцев назад мы с твоим б… братом ссерьёзно ппоссорились…

– Не понимаю, что ты там бормочешь! Продышись.

Митрофанов с трудом унял дрожь в голосе и продолжил: – Он давно следил за мной. Читал моё досье. Узнал где живут мои близкие. Узнал, что я умею обращаться с техникой и начал мне угрожать…

– Слабовато верится. Я тебя слушаю дальше. Убеди меня.

– Пару месяцев назад он позвал меня к себе водки попить. Начал задавать вопросы. Смогу ли я собрать радиостанцию? Я сначала отказывался и отнекивался. Потом он начал мне угрожать. Он не оставил мне выбора. Вечерами приносил мне в комнату запчасти с инструментами и при любом случае старался меня контролировать. Он каждый день мне нервы делал и говорил, что если я кому расскажу, его друзья навестят моих близких.

– Ааа… Так вот почему я вас вместе так часто видел. А почему тогда передатчик нашли в твоей комнате?

– Я не знаю… – Иван сильно надавил дулом на висок Митрофанова, тот почти завизжал: – Я правда не знаю! Вчера вечером он последний раз ко мне заходил, попросил сумку с вещами подержать у себя. Я без задней мысли и согласился, даже не посмотрел что в ней находится. Я ни разу этой ху*нёй не пользовался, ни с кем ни разговаривал, правда!

– А почему ты, дебил, сразу не сообщил? Мне хотя бы, я же его брат. Про СС и других офицеров я и не спрашиваю.

– Он угрожал, что убьёт родителей, если кому расскажу. И невесту мою. Мы расписаться хотели этой осенью. Они недалеко отсюда живут, в посёлке при металлкомбинате. Сказал, если кто узнает, он подошлёт своих корешей и мои пропадут без следа. Либо повесят статью и убьют при попытке задержания. Он так сказал. Я правду говорю, убери пистолет… Я просто хочу спасти свою семью.

– Мне слабовато верится в твой рассказ. Коля тихий и спокойный. Он никогда бы так не поступил.

Митрофанов стал успокаиваться и ровнее дышать. Он медленно отклонился от пистолета и посмотрел Возницыну в глаза. – Ты не знаешь своего брата, старшина. Я тебе клянусь. А после того случая с подпольной печатней, он совсем поменялся. Как ты думаешь, кто дал сигнал тем людям, что готовили листовки? Благодаря кому на месте никого не было? И почему твой брат поздним вечером решил поехать в город? Он не рассказал тебе? Коля тогда сильно понервничал. Ты не заметил разве? Вы же друг друга чувствуете, где бы вы ни находились.

Иван продолжал с недоверием смотреть на сержанта и сказал в ларингофон: – Товарищ майор. Тут Митрофанов хочет нам помочь. Говорит, что знает тайные тропы и может привести нас к базе Сибири.

– Ты уверен, что он не врёт?

– Я верю ему. Тем более, не составит же нам труда найти его семью в случае чего? Верно я говорю, товарищ майор? – Иван злобно улыбнулся и широко раскрытыми глазами посмотрел на сержанта. Тот едва сдерживал волнение, но утвердительно кивнул.

– Верная мысль, старшина. Каков план? – спросил Фадеев.

– Сейчас уточню, товарищ майор, – он отпустил кнопку ларингофона и спросил у Митрофанова: – Куда ехать надо?

– Сними с меня наручники. И покажи карту. Я проведу до базы.

– Тогда сиди и не дёргайся, – Иван вытащил из кармана ключ и снял браслеты.

Митрофанов стал растирать руки и сказал: – Дай мне карту, старшина.

– Где я тебе её возьму? Сейчас, подожди, – он вызвал Фадеева. – Товарищ майор, нужна карта местности. У Вас есть?

– На планшете если только.

– В какой Вы машине?

– В своей, в десятой.

– Принял. Мы идём, – он убрал руку от ларингофона и выскочил из броневика. Возницын и Митрофанов подошли к командирскому броневику и залезли в десантный отсек.

Майор недоверчиво спросил: – Старшина… Ты точно уверен, что ему можно доверять?

– Можно. У него есть все причины помогать нам. И только одна поганая жизнь, чтобы предать.

– Ну что ж. Давай, показывай, – Фадеев достал из поясной сумки планшет и открыл карту окрестностей. – Какой у тебя план, сержант?

Митрофанов взял планшет и стал показывать пальцем. – Мы сейчас здесь. Солдаты Сибири идут вот этой дорого. Но есть другая, вот она. Если мы поедем по ней, то сможем застать отступающих врасплох, приехать на место раньше них и уничтожить пустующую базу.

Фадеев спросил, недоверчиво прожигая сержанта глазами: – А откуда ты знаешь, что там пусто? И почему они сами не поехали по более короткому пути?

– Этим вечером мы с Колей пили у меня в кубрике. Он нажрался так, что контроль потерял. Радостный весь был, смеялся, немного рассказал, что произойдёт этим днём. И про базу в лесу рассказал. Как я понял, они хотели накрыть часть огнём артиллерии во время построения перед обедом. Затем добить выживших. Но что-то пошло не так. Их отступление – лишь часть плана. Они уверены, что сильно потрепали часть. Думают, что вы не пойдёте за ними в лес. Подкреплений у них нет и не будет ближайшую неделю. Все резервы растянуты по границам. Это я знаю от Коли. А едут они именно здесь потому, что у них на вооружении есть самоходки, они слишком широкие и тяжёлые, чтобы их везти по короткой дороге. Сибирь не хочет их потерять. Поэтому, надо устроить засаду вот здесь, не доходя до базы и перебить уцелевших. После этого мы сможем захватить и уничтожить базу.

Фадеев недоверчиво спросил: – А где сама база?

– Не скажу, товарищ майор. Вдруг Вы решите меня пристрелить. Я жить хочу.

– Я пристрелю тебя, если ты ничего не расскажешь, долбо*б!

– Не советую. Из нас только я знаю, где эта база находится. У Вас нет выбора, кроме как мне довериться, – сержант перевёл взгляд на Ивана. – А ещё я знаю, как брата твоего достать, если хочешь его живьём взять.

Иван отвёл взгляд в сторону. Он хрустел кулаками и нервно дышал. – Я согласен, – сказал он и посмотрел на Фадеева. – Срежем по этой дороге и радушно встретим дорогих гостей. А у самого Митрофанова тоже нет выбора, товарищ майор. Ему есть что терять, кроме своей головы.

Майор раздражённо напряг скулы и спустя несколько секунд раздумий ответил: – Разумно. Тогда выдвигаемся, – он надавил на ларингофон. – Рябов. Отправляю тебе на планшет карту. Двигаемся по старой дороге, я отметил красным пунктиром. Двигаемся до места, отмеченного крестом. Твои танки – направляющие. И пусть сильно не шумят, – он отпустил ларингофон. – А вы двое со мной поедете.

Иван дал команду своим: – Первая рота, по машинам! Танки – направляющие, следуем за ними. Ефрейтор Агафонов, ты за старшего.

Танки сдвинулись с места и стали огибать лес, поворачивая на объездную дорогу. Люди погрузились в десантные отсеки и колонна бронегрузовиков поехала вслед за танками. Машины набирали скорость и уходили всё глубже в лесную чащу. Впереди были несколько десятков километров узкого коридорчика между плотных стен деревьев.

По часам близился полдень, воздух прогревался и всё больше наполнялся хвойной свежестью. Колонна ехала всё дальше в лес по узкой дороге, поросшей травой и мелким кустарником. Машины спешили успеть к месту засады. Три танка шли впереди, продираясь через старую разбитую дорогу. Механики-водители осматривали путь и окрестности, высунув головы из люков. Солдаты стояли у орудий и станковых пулемётов, слушая звуки леса сквозь гудение моторов.

Возницын, Фадеев и Митрофанов ехали в середине колонны, сразу после танков. Майор устало сказал, вытирая пот со лба: – Откройте люки, хотя бы. Жарко, как в бане.

Старшина и сержант открыли верхние и боковые люки, отсек стал заполняться приятной прохладой. Иван достал из кармана разгрузочного жилета кусок ткани, открыл вентиль с питьевой водой и тонкой струйкой смочил ткань. – Товарищ майор. Разрешите уточнить, – поинтересовался он, обтираясь мокрым платком. – Почему Вы мне помогли?

Майор откинулся на десантную скамейку и посмотрел на Ивана глубоким взглядом. – Тебе честно сказать, старшина? Мне давно не нравился Вдовин. Он был самодуром и идиотом. Я много раз слышал, как о нём отзывались офицеры. И личный состав тоже. А тут оказалось, что он предал свою часть и Родину. Замечательный шанс, чтобы его убрать. Причём, всё красиво и по Уставу. Он хотел отсидеться в бункере, чтобы партизаны помогли ему бежать из страны, как я понял. Но вряд ли теперь мы это выясним наверняка. А ты, старшина, оказался в нужное время и в нужном месте. Я тебе этого не забуду, – он достал папиросу и спиртовую спичку. – Теперь, ты мне расскажи, старшина, – он закурил и убрал принадлежность. – Ты выслуживаешься перед кем-то? Зачем так на рожон суёшься? Хочешь голову оставить в этом лесу? Или ты по жизни такой лихой вояка?

Иван тоже закурил и дал папиросу Митрофанову. – Чтобы выслуживаться, я попросился на границу после общей курсовки в учебном центре. Сами знаете. Выслуга идёт быстрее, меньше слежки со стороны СС и нет кабинетного головняка с бумагами. Здесь хоть и опаснее, но, лично для меня, спокойнее. Быстрее получу довольствие по выслуге и жильё. Кормят сносно, не надо переживать об этом. Медицина гораздо лучше, чем для рабочеобязанных. Но когда я понял, что Коля имеет к этому отношение, это стало моим личным делом. Я же неспроста на Вдовина так наехал.

– Действительно. Мне казалось, он ещё одно кривое слово скажет, и ты выпустишь ему весь магазин в голову. А ты, Митрофанов. Зачем ты пошёл в Гвардию?

– Так же как и другие идут в Гвардию, товарищ майор. Чтобы не голодать. И дать возможность своей семье жить лучше. Согласитесь же, что рабочеобязанным жить с каждым годом всё хуже и хуже. Сутками пашешь на Партию, убиваешься за эти трудочасы. А позволить себе можешь только пожрать, раз в неделю помыться и отдать последние трудочасы за электричество.

– А в это время Партия и Гвардия трудятся и защищают рабочеобязанных. Вроде как, всё справедливо. Ты так не считаешь, сержант?

– Честно? Не считаю. Для чего рабочеобязанным столько работать? Почему их труд так скудно ценится? Сами знаете как говорят. «Если кому-то не хватает, значит, кому-то прибавили». Рабочие получают так мало, чтобы их трудами кормились другие. Вам ли этого не знать, как офицеру СС. А чем занимается Партия? Ничем. Издаёт всё новые постановления и законы. Которые душат страну. Но зато, Партийные имеют все блага, которые только можно вообразить. Но не все такие. Я верю, что среди них тоже могут быть достойные люди. А чем занимается Гвардия? На границах – понятно. Охраняет эти границы. А что они делают в городах и посёлках, товарищ майор?

– Ну, как что? Охраняют порядок. Ловят преступников. Тушат пожары. Ищут диссидентов.

– Товааарищ майор, – насмешливо протянул Митрофанов и продолжил: – Давайте же будем честны друг к другу. Гвардия в городе нужна для того, чтобы охранять покой Партии от голодных и злых рабочеобязанных. Что делает Партия? Выжимает из народонаселения последние соки, и кормит этими соками Гвардию. Получается вот такой круговорот. Для власти выгодны злые цепные псы. А псам выгоден щедрый хозяин. И потом, кто есть те самые преступники? Те, кто нарушает закон? Или те, кто открыто высказывается против Партии и Гвардии? С инакомыслием много где боролись, и, как правило, всегда через насилие. А что до тех, кто нарушает закон? Вы слышали о Великой Бойне на центральной площади Москвы в том году, товарищ майор?

– Ты уже говоришь как противник Партии. Просто потому, что задаёшь слишком много вопросов, о которых даже думать не должен!

– А я об этом думаю. И многое знаю, товарищ майор. Ответьте на мой вопрос. Вы слышали о том, что случилось?

Фадеев недовольно буркнул: – Да, слышал.

– Что там случилось?

– Стихийная забастовка, вышло пятьдесят тысяч человек.

– Далее…

– Несколько сотен расстреляли на месте. Остальных отправили на шахты и в трудовые лагеря.

– Так и было. Почему так вышло?

– Они нарушили закон! Они отказались расходиться и возвращаться на рабочие места.

– Вы считаете это справедливым?

– К чёрту справедливость, сержант! Есть закон! И его необходимо соблюдать. Если бы они не собрались на той площади, то никто бы не погиб.

– А вы не помните почему они вообще вышли на улицу? Вам, как старшему офицеру СС, должны были рассказать. Вы помните, что эта толпа хором кричала? Какие плакаты они выносили с собой?

– Это не имеет значения, сержант. Они отказались от работы, чем нарушили закон. Они использовали бумагу, сделав свои плакаты, чем нарушили закон. И, напоследок. Они отказались расходиться и пошли на администрацию Партии, чем нарушили закон. В действиях Гвардии и СС ничего осудительного не было. Они действовали по Уставу, а виновные понесли заслуженное наказание.

– Заслуженное?! Люди вышли на улицы, потому что им нечего было есть! Партия помогла им тогда?! Быть может, всем выдали дополнительный паёк, хотя бы? Может Партия увеличила ценность одного трудочаса или сделала еду более доступной? Так нет же. Она ввела в город вооружённых Гвардейцев!

– Меня начинают доставать твои сепаратистские наклонности!

– А меня достал вечный пох*изм со стороны Партии! А Гвардия и СС занимается только тем, что защищает этих мародёров и паразитов от справедливого народного суда!..

Фадеев резко выхватил пистолет и передёрнул затвор. Он со злостью в глазах смотрел на сержанта и тихо заговорил: – Ты не забывайся, Митрофанов! Мы, хоть и идём по твоей указке сейчас, но ты, до сих пор, состоишь в Гвардии. И от меня зависит, закрыть глаза на твоё преступление, представить к награде как героя, за помощь в раскрытии подпольных агентов Сибири… Или же привязать тебя к дереву. Чтобы волки тебя живого загрызли. Это будет веселее, чем просто пустить тебе пулю в башку. К тому же, не составит большого труда узнать где проживает твоя семья, верно?

Митрофанов лишь улыбнулся и ответил: – Я Вас не боюсь. Потому что на моей стороне правда. И вы сами это понимаете! А что до Вас, так Вы не найдёте без меня этот лагерь. Потому что он спрятан глубоко в лесу. Давайте окажем друг другу услугу. Я помогаю Вам, а Вы – мне. И все счастливы.

– Ты мне ещё условия будешь ставить? Совсем охренел?!

– Вы же сейчас угрожали мне расправой. Не только мне, но и моим родным. И заметьте, я до сих про обращаюсь к Вам на «Вы» и не повышаю голоса. И да, я буду ставить свои условия. Потому что без меня вы в этом лесу не найдёте ни.. *у… я… Кроме клещей и медвежьего говна. А с моей помощью, вернётесь в часть победителем и героем. А ты, старшина, поговоришь с Колей. Если не убьёшь его раньше.

– Именно. Если он не погибнет в этой мясорубке. Что можно сделать, чтобы вытащить его живым?

– Не переживай. Он ездит на своём внедорожнике. С ним только водитель и один автоматчик. Грамотно устроим засаду и он останется цел. Но это всё будет на месте, наберись терпения, Ваня.

Спустя несколько километров пути майору Фадееву докладывал командир головного танка по радиосвязи: – Товарищ майор. Через пятьсот метров развилка.

Майор злобно поиграл скулами. – Митрофанов, куда нам дальше? Ну-ка, посмотри.

Сержант высунулся в люк по пояс и огляделся. Прямо по курсу дорога расходилась в два направления, со всех сторон она была окружена холмами и оврагами. Митрофанов залез обратно в отсек и сверился с картой. Он поднял глаза на майора и сказал: – На развилке налево.

Фадеев сказал в ларингофон: – Влево принять.

Колонна свернула налево у большого оврага, на этом твёрдая дорога закончилась. Впереди была засыпанная листьями и сосновыми иголками грунтовка, зажатая между холмов и оврагов.

– Скоро будем на месте, товарищ майор, – улыбаясь сказал Митрофанов.

Проехав несколько сотен метров броневики резко затормозили, у головного танка заглох двигатель.

– Рябов, что там у тебя? – майор пытался с ним связаться, но не получил ответа. Он высунул голову из люка и осмотрелся.

– Какого чёрта? – заволновался Иван и высунулся по пояс из люка.

Митрофанов, не долго думая, со всей силы ударил Ивана под колено и вырвал пистолет из его кобуры, держа обоих на прицеле. Сержант вжался спиной к дверям, сжимая пистолет. – Ну-ка сели оба! Лапки кверху, чтобы я их видел, – он выпустил три пули в водителя, убив его на месте.

– Засада!!! – закричал один из пулемётчиков и был убит меткой очередью.

Из за холмов с двух сторон показались солдаты Свободной Сибири, расстреливая из гранатомётов и ручных ракетниц технику Гвардии. Танки были выведены из строя в первую очередь, бронегрузовики уничтожались один за другим. У солдат не было возможности ни спастись, ни ответить.

Иван смотрел на Митрофанова опешившими глазами. – Ты куда нас привёл, предатель?!

– Ну, как я вас разыграл, придурки? Вы, правда, мне поверили? Во всё это говно, что я вам наговорил?

– Ах ты мразь! – закричал Фадеев и резко бросился на сержанта. Но получил пулю в лоб и упал на металлический пол.

Сержант взял на мушку Возницына и улыбаясь сказал: – Зато в другом, Ваня, я тебя не обманул. Ты обязательно встретишься со своим братом.

Стрельба стихла, были слышны стоны раненых и радостные крики партизан. – Митяяя. Выходи! Всё чисто, – послышался знакомый Ивану голос.

– Митя? – удивлённо спросил старшина.

– Это мой позывной, дурачок, – Митрофанов открыл дверь десантного отсека и крикнул: – Я тут. Не стрелять! – сержант повернулся к Возницыну спиной и собрался спрыгнуть на землю.

Послышался шорох металла о кевларовую кобуру. Иван выхватил нож и бросился на Митрофанова. Тот резко обернулся, отбил руку с ножом в сторону от себя, старшина сбил его с ног и они выпали из десантного отсека на землю. Раздался выстрел пистолета. – Сукааа!!! – закричал Иван.

Николай подбежал к ним и ударил Ивана ногой в голову. Он придавил стопой руку к земле и выхватил у брата нож. Тут же подоспели двое бойцов Сибири, они подняли Ивана с Митрофанова. Одежда сержанта запачкалась кровью, но он был цел. Старшина был ранен в левый локоть, по руке быстро расползалось пятно крови.

Иван не чувствовал боли, только смотрел на брата со слезами на глазах и говорил ему: – Коля… Как ты мог, Коля…

Николай вытащил из кармана шприц. – Для твоего же блага, брат. Я обязательно всё тебе объясню. Не дёргайся, а то Митя снова может шмальнуть, – он подошёл к Ивану вплотную и вколол в шею содержимое шприца. Старшина обессилил и повис на руках бойцов, они аккуратно положили его на траву. Николай встал на колено над обездвиженным братом и снял с его пояса кобуру ножа. – Вояка хренов. Вот нах*я он тебе понадобился? Или ты хотел мне его вернуть? Я же тебе подарил его, чтобы на рыбалку с собой брать… Молчишь, но глазками ещё не потух, – он повернулся к бойцам. – Ладно, мужики. Приготовьте жгут и перевязку. Надо скорее отнести его в лагерь.

Глаза Ивана закрывались, его одолевала сильнейшая сонливость, даже лошадиная доза стимулятора была бессильна. Он хотел кричать, срывая голос и рыдать от боли предательства. Но сон был сильнее…

Глава 8.

Слышались голоса в сонном тумане: – Катетер введён?

– Да. Ставлю физраствор.

– Добавь ещё пару кубов антидота. Он до сих пор в отключке.

Пахло сыростью, лесом и спиртом. Тело совсем невесомое. И ни в какую не хочет слушаться.

– Проверь ремни.

– Всё в порядке. Он не вырвется и ничего у него не затечёт.

Свет всё ярче бил сквозь закрытые веки. Иван открыл глаза и глубоко вдохнул. Старшина обессилено простонал: – Коля, сука. Ты где, тварь?

– Ты смотри, Антоха. Быстро он очухался, – сказал незнакомец, снимая резиновые перчатки.

– Вы кто такие?! Вы что со мной сделали? – озлоблено стонал Иван.

– Да ты не бойся, старшина. Жить будешь. Скорее всего, – сказал другой и вытащил шланг капельницы из катетера.

– Развяжите меня, сволочи! – Иван пытался освободиться, но был привязан тугими ремнями к металлическому столу. Конечности постепенно отходили от наркоза. Он почувствовал ноющую боль в левой руке и повернул голову на неё. – Чтооо?! Вы что сделали, пид*расы?! Ублюдки позорные! Сдохнуть вам и сгнить! Выпотрошу вас живьём на*уй! – Иван кричал всё громче, почти срывая голос. Левой руки как не бывало, она была перевязана в локте бинтами.

– Хоть бы спасибо сказал, придурок, – сказал один из полевых врачей Сибири. – Мы там всё красиво заштопали, чтоб ты кровью не излился. И не сдох раньше положенного.

– Может ему успокоительного вколоть? Когда он был в отрубе, он мне больше нравился. Хотя бы не орал.

– Забей, Антон. Проорётся и успокоится. Наша работа сделана. Пойдём есть. И потом, братьям надо важные вопросы обсудить.

– Согласен. Пусть поворкуют, – врач взял со столика рацию и зажал кнопку. – Коля. Он проснулся. А мы жрать пошли.

– Понял. Спасибо, дядьки. Сейчас буду, – послышался ответ.

Иван сильнее забрыкался, но высвободиться не мог.

– Точно ремни выдержат? – настойчиво спросил врач, загружая намытые инструменты в дезинфицирующую камеру.

– Всё нормально, ему не выскочить, – Антон приподнял стол в полувертикальное положение. – Так удобнее? Горемыка, – сказал врач с усмешкой и издевательской улыбкой.

– Я убью тебя, падла! Как только, так сразу. И тебе тоже пи*да! Я вас запомнил! Жизнь положу, но найду вас! – кричал Иван, брызгая слюной.

– Всё, Антох, слышал? Нам пи*дец. Пошли поедим. Пусть орёт сколько влезет.

– Смешной персонаж. Коля говорил, что ты буйный. Вот тебе, побаловаться, – Антон вколол содержимое шприца Ивану в катетер. – Ладно, однорукий бандит, отдыхай, – врачи смеясь вышли из палатки.

– Чтоб вы все сдохли, уроды! Я доберусь до вас! – кричал Иван им вслед.

Он злобно дышал и осматривал палатку. Солнечный свет играл в ветвях деревьев за окном. Снаружи суетились люди и шумели двигатели машин. Иван обессилил, пытаясь освободиться. Он старался дышать ровнее и глубже, успокоительное начало действовать. Наконец, послышались знакомые с самого детства шаги. Он поднял голову и, фыркая от злости, посмотрел на брата.

– Я принёс тебе воды и поесть, – с братской заботой сказал Николай.

– Как ты мог так со мной поступить, сволочь?! Мы же всегда все вопросы решали вместе. За что ты так?! Ненавижу!!! – скупая слеза скатилась по грязной щеке Ивана.

– Я не мог так дальше жить, брат. Вот, хлебни, – Николай поднёс к нему кружку с водой.

– Что на этот раз?! Отравить меня захотел? Как ты можешь называть меня братом после всего?! – Иван отвернул голову и не стал пить.

Николай устало выдохнул и сказал: – Если бы я хотел тебя убить, я бы это сделал ещё в лесу. Не вороти морду. Я это всё для тебя принёс.

Иван с недоверием смотрел брату в глаза, но сделал пару глотков. – Что вы со мной сделали? Где моя рука?! – он хотел броситься на Николая, но не мог.

Тот поставил воду на тумбу с медикаментами и заглянул в глаза брату. – Прости, Вань. Если бы ты не набросился на Митрофанова, твоя рука осталась бы при тебе. Не вини его, он просто защищался. Пуля вошла в локоть, раздробила тебе сустав и порвала мышцы с нервом. Ты потерял много крови. Врачи сделали всё, чтобы спасти тебе жизнь. А что до твоей руки, она вон там, в медицинском растворе плавает, – он показал на металлический контейнер в углу палатки.

– Ты почему предал нас?! Из-за тебя полегла половина нашей роты! Как ты мог?!

– Ты будешь есть, Вань? Повар старался. Перловка со свининой и овощами. Ты когда такое ел в последний раз? – он держал на виду перед Иваном тарелку ароматной каши.

– Сам ешь! Хоть в жопу себе затолкай! Ты почему так поступил, предатель?!

– Ты правда хочешь это узнать? – Николай взял табурет и присел рядом с Иваном. – Тогда слушай. Я же обещал тебе всё рассказать. Поверь, братишка. Ты многого не знаешь, но я постараюсь сделать так, чтобы ты мне поверил. История очень долгая и занимательная, но, я думаю, ты никуда не торопишься, правда? – он посмеялся и начал есть.

– Кончай шутить. Говори!

– Какое твоё самое жуткое воспоминание из интерната? После чего мы стали тренироваться? Даже водку с папиросами ради подготовки бросили.

Иван задумчиво поморщился и ответил: – Та ночь в архиве. Хуже той ночи не помню ничего.

– У меня тоже. До недавнего времени, я считал, что наших родителей убили, чтобы отобрать машину. А теперь, давай дальше. Ты помнишь ту ночь, когда нас забрали в отдел опеки?

– К сожалению, это первое, что я помню с самых малых лет.

– Я тоже, дорогой. Я тоже… Ты помнишь, что нам сказали в том отделе?

– Что родители с бабушкой не могут нас забрать, а мы поедем жить в дом, где будет много друзей. Этот чёртов интернат.

– Всё верно. После этого, ты и стал таким нервным. Дрался со всеми при любом удобном случае. Помнишь парнишу того? Кучерявый такой. Ты превратил его лицо в сплошной синяк. А тебе было всего шесть лет.

– Сам напросился. Но после этого только ты меня звал по имени.

– Да. Все стали называть тебя Рыжий Бес.

– К чему эти воспоминания, Коля? Не уходи от темы.

– Я, наоборот, тебя плавно веду к главной сути, брат. Помнишь, мы долго не могли места себе найти после той ночи в архиве? Помнишь, мы друг другу клялись узнать, что случилось с родителями на самом деле?

Иван широко раскрыл глаза и тянулся к брату насколько позволяли ремни. – Тыыы… Ты узнал, что случилось с родителями?

– Да. И потому, мы с тобой здесь. Я – добровольно. Но зная тебя, ты никогда бы сам не пошёл против Империи. Поэтому, пришлось придумывать как тебя выцепить.

– Не могу поверить, что офицер Гвардии, после учёбы и курса подготовки станет так говорить и думать. Но это подождёт. Расскажи про родителей! Что с ними?

– Помнишь этот Новый Год? Фадеев только к нам перевёлся.

– Помню, конечно. Здоровый как лось, но пить не умел совсем.

– Всё правильно. Когда все пошли спать, он попросил помочь ему дойти до своего кубрика. Тяжёлый, гад. Еле дошли. Когда дошли до его комнаты, он открыл свой рабочий планшет, посмотреть что-то в своём архиве. И вырубился спать, даже не выключил его. Я подождал, пока он не захрапит. Открыл архив. И вбил наш старый адрес…

– Рабочий проспект. Дом семнадцать…

– Квартира двадцать четыре. Ты тоже его помнишь, значит. И знаешь какую информацию я там наковырял?

– Говори. Я хочу это знать! Где родители?! Они живы?!

– Их действительно убили, дорогой. На той самой дороге. В том же самом месте. Вот только, те люди не были партизанами.

– Как? Почему?! Говори всё, что ты знаешь!

– Их убили бойцы специального назначения СС.

Иван озадаченно заморгал и спросил: – То есть? Что ты имеешь ввиду?

– Они были из тех, кто не боялся сказать властям и тогдашней Партии «Нет». Они были теми, кто выступал за справедливость для народа. Помогали профсоюзам чем могли, собирали средства на помощь старикам, организовывали субботники для уборки улиц. Они обращали внимание людей на проблемы в жизни нашего города. В том числе, ловили чиновников на воровстве и взяточничестве. Чем сильно бесили Партию. В тот ужасный год Верховный Правитель издал декрет. «О защите народонаселения от негативного информационного влияния».

– Не могу в это поверить, Коля. Я не верю тебе! Это никак не связано!

– Но это так и есть, Ваня. Тебе придётся мне поверить. Наших родителей убили. Из-за этого самого декрета. Из-за того, что они делали для города и людей.

– Чем ты мне это докажешь?

– Тебе придётся поверить мне на слово. Достать документы на бумаге с печатями из архива я просто не смог. Я когда-нибудь обманывал тебя?

– Сегодня! Когда сказал, что всё хорошо. И всё это время, что ты молчал!

– Хорошо. Тут я поступил не красиво. Но я не был уверен, что ты меня поддержишь. А кроме этого? Я тебя когда-нибудь подводил?

– Я… Я стараюсь это всё осознать. Быть не может. Всё это кажется ёб*ным кошмаром… Подожди… И после этого ты решил, что с Империей тебе не по пути?

– Я твёрдо решил, что просто так этого не оставлю! Ты понимаешь вообще что случилось? Наших родителей убили без суда и следствия! Их убили, просто потому, что они хотели жить иначе. Нас лишили детства и достойного будущего! А всё почему? Потому что они не хотели произвола Партии. Они не хотели Вечного Верховного Правителя! Они не хотели жить по указке и в постоянном страхе, в грязи и голоде! И за это они отдали свои жизни, дорогой брат.

Иван хлопал, опустевшими от услышанного, глазами. Спустя несколько секунд задумчивого молчания он сказал: – Развяжи меня.

– Ты со мной, Ваня?

– Я с тобой. Расстегни эти сраные ремни, – Николай отвязал Ивана и вытащил катетер из вены. Старшина попытался встать, но ноги были ещё слабы. Он спросил у брата, заглянув тому в глаза: – Зачем мне руку отрезали?

– Пуля перебила всё, что могла. Увы, но её было не спасти. Не волнуйся. Отправим тебя на лечение, тебе сделают протез, – Николай похлопал брата по плечу, его кисть была перебинтована.

– А с тобой что? Где успел пораниться?

– Мне удалили коммуникатор. Чтобы не могли отследить.

– Где моя рука? Дай на неё посмотреть, – они подошли к контейнеру и Иван поднял крышку. В кроваво-прозрачном растворе лежала левая рука Ивана. Он с чувством потери смотрел на свою конечность. – С ней можно что-нибудь сделать?

– Наши врачи уже не первый раз так делали на наших бойцах. Если ранение серьёзное и полевые медики бессильны, то делают ампутацию. Конечность помещается в стерильный питательный раствор, мы отправляем человека вместе с ней до госпиталя ближайшим обозом. Там хирурги их воссоединяют. Если и это не поможет, то тебе поставят хороший бионический протез. На счёт него скажу так. Его уже опробовал один потеряшка-дозорный из седьмой горной. У него теперь есть сильная и надёжная рука.

– А с остальными дозорными что?

– Ну, смотри, дорогой, – Николай посмотрел на Ивана и продолжил: – Нам здорово помогли двое парней. Один из седьмой. И ещё один, из девятой. Они рассказали и показали всё, что знают. Сколько на каких заставах людей, офицеров, техники. Где проходят маршруты караулов и когда они сменяются. И, в благодарность, мы их защитили и отвезли в Сибирь на переподготовку. Теперь они с нами.

Иван задумался и насторожился. – А остальные трое? С ними что стало?

– А они не захотели нам ничего рассказывать. Мы не могли их отпустить, чтобы они не выдали нашего места расположения. Дальше есть смысл говорить, что с ними случилось?

– И со мной ты сделаешь то же самое, Колька?

– Ваня, я же сказал уже. Если бы я хотел тебя убить, я бы уже это сделал. Дааа!!!, ё* твою за голову! – Николай повысил голос и замахал руками. – Я ради этого всё сделал, чтобы просто рассказать тебе печальную историю нашей семьи! И перед тобой исповедаться, прежде чем всажу тебе пулю в твою деревянную голову! Ты не отошёл от наркоза ещё, я погляжу?! – Николай отдышался и вытер лицо ладонью. – Прости, Вань. Это всё из-за твоего порошка. Да и я сам весь на нервах. Тебе сделать кофе?

Иван удивился: – Есть кофе?

– Прости, забыл. Такая простая во всём мире вещь, но именно в Великой Северной Империи является исключительной роскошью. Есть только у Партии.

– Да хорош тебе ёрничать. Есть или нет?

– Конечно есть.

– Ну давай. Я постою пока тут, если ты не против? Моё всё-таки, вот это, что в ванне лежит.

– Минуты через две подходи. Выходишь на досчатую дорожку и идёшь направо. Увидишь палатку с навесом и костром, заходи, я буду рядом с ней. Только долго тут не торчи.

– Скоро буду, брат.

Николай вышел, приветливая улыбка Ивана сменилась раздражённой и злобной гримасой. Его одолевали навязчивые мысли: – Брат. Брат… Какой ты мне на*уй брат после всего? Ты мне за всё ответишь, падла, – Иван взял шнур питания для планшета со стола и воткнул в розетку. Он обрезал скальпелем хвост провода и закинул его за деревянные ящики в углу, а провод поместил в ванну с рукой. – Давааай. Работай. Ну же! – нервно шептал Иван. Он опустил руку в раствор, слабый ток щекотал кожу и заставлял пальцы дрожать. Старшина продолжал думать про себя: – Не верю ни единому твоему слову! Как может Партия нас обмануть?! Если бы родители были порядочными гражданами, стали бы их трогать? – коммуникатор тускло замерцал. – Нет! Не выключайся. Работай, ё*аный почешись! – он поднёс кончики проводов ближе к оголённым мышцам, коммуникатор продолжал тускло мерцать. – Да ё* твою мать!!! – тихо он шептал под нос. Старшина вонзил провода в кожу отрубленной руки, коммуникатор засветился мягким голубоватым светом. – За*бись, наконец-то, – с облегчённой радостью подумал он. Иван нажал на тревожную кнопку и подождал несколько секунд, пока определялись его координаты. – Давай скорее, паскуда!!! – нервное ожидание сводило с ума. На мгновение, запястье окрасилось в розово-красный и коммуникатор выключился. Ток перестал щекотать кожу, потухли диодные пластины на потолке. Старшина с тревогой вытащил проводок из ванны. – Только бы засекли сигнал… Лишь бы увидели… – думал он с надеждой. Он стряхнул с руки капли раствора, вытер руку об ветошь, что лежала на ящиках и спрятал провод за них. Выходя из палатки, он шептал себе под нос: – Хотел поиграть со мной, сучёныш маленький? Давай поиграем!

Иван вышел из палатки и пошёл в сторону Николая по настилу из деревянных досок. От котлов полевой кухни доносился аромат каши с мясом, солдаты Сибири вытянулись в очередь за своей порцией. Под навесами стояли длинные столы со скамейками, наспех сколоченные из свежеспиленных деревьев.

– О, мужики, ещё один, – сказал щетинистый дядька за столом.

– Он брат старлея, тихо ты, – судачили между собой солдаты.

Трое рослых парней сидели у костра на походных складных стульях и чистили свои автоматы. В лагере стояло спокойствие, дозорные сидели высоко над землёй, под кронами сосен, на сколоченных из досок щитках и вглядывались вдаль. Солдаты отдыхали и веселились, тихо бренчали гитары под задушевные песни, кто-то играл в карты и нарды, отпивая глотки спирта с водой из походных фляжек. Механики ремонтировали технику под тентовыми навесами, солдаты таскали к ним ящики с боеприпасами и запчастями из грузовиков снабжения. Один солдат стоял под высокой сосной и кормил с руки белок крошёными галетами.

– Они такие спокойные, – думал про себя Иван, оглядывая безмятежных партизан. – Скоро вы все сдохнете, сволочи!

Он дошёл до палатки брата, тот снимал с костра кипячёную воду в кружке.

– Ну наконец-то. Давай садись, – Николай кивнул на складной стул рядом с костром.

– А вы неплохо тут устроились. При желании, тут можно зимовать, – сказал Иван, медленно присаживаясь.

– Это будет если привезут печки. И будут подвозить топливо для них. Но думаю, что до этого не дойдёт, – Николай достал бумажный пакет, оторвал уголок и насыпал в кружку с водой чёрные гранулы. – Вот, пробуй, – он передал кружку с кофе брату.

Иван принюхивался, изучая незнакомый ему запах. – Пахнет не так, как обычно.

– А ты попробуй.

Старшина медленно потягивал горячий напиток. – Согласен. Этот кофе гораздо вкуснее, чем тот, что дают в столовой.

– В столовой дают ху*ню. А этот кофе – настоящий. Сахар надо? – Николай передал Ивану ложку и бумажный пакетик.

Иван поставил кружку на подлокотник стула. – Ты мне расскажи, Колька. Какие у вас дальше планы? – он высыпал сахар и размешал его, посматривая на брата.

– У нас, у кого именно?

– В целом, у этого лагеря. Что вы здесь делаете?

– Нам необходим плацдарм для дальнейшего освобождения страны. Лагерь – лишь малая перевалочная база. Нам надо удержать эту позицию и ждать подхода основных сил, чтобы продвинуться вперёд. Нам нужно организовать безопасный коридор под логистику и снабжение. Потом мы двинемся на областной центр.

– Расскажи мне правду, Коля… – Николай посмотрел с удивлённым ожиданием. – Кем был для тебя Вдовин? Он же был не за Сибирь?

– Нет, Вань. Он просто нам помог. Мы сделали для него документы, хотели его перебросить на Дальний Восток, а там – в Штаты. Чтобы дядька жил спокойной мирной жизнью. Но что-то пошло не так. Изначально мы планировали нападение ближе к вечернему разводу. Все солдаты и офицеры были бы на плацу. Как раз бы было время общего смотра, а Вдовин должен был взять тебя в резервный штаб под офицерской казармой. Тобой бы я рисковать не стал… И наша артиллерия успела бы выйти на позиции. А так, ей пришлось стрелять из глухого леса. Первый же залп стал и последним. Самоходки увязли в болотине и не смогли прицельно бить. Часть людей пришлось оставить, чтобы они вытащили машины. Кто-то заметил наши перемещения и дал сигнал тревоги.

– Это был я, Коля. Я дал сигнал. Когда стоял в оружейке и тестировал новые шлемы. Те, которые с тепловизорами.

Николай мотнул нижней челюстью и скрипнул зубами. – Ты делал то, что должен был, брат. Я не могу тебя за это винить. Но если бы ты был с нами. На нашей стороне..

– Почему ты мне сразу не сказал?

– Боялся. Боялся, что ты меня не поймёшь. И не примешь то, что я узнал. И больше всего на свете, я сейчас радуюсь тому, что ты уцелел.

– Расскажи мне про Митрофанова.

– А что про него рассказывать? Очень хороший связист и инженер. Может собрать из говна и палок всё, что захочешь. Он же и дал нам понять, что его раскрыли и его пора вытаскивать. Угадаешь, как он это сделал?

– Я не знаю, брат. Его же арестовали… – у Ивана промелькнуло воспоминание. – Вдовин принёс в кабинет рацию…

– Ты на верном пути, Ваня.

Старшина задумчиво смотрел на костёр и тихо сказал: – Он кричал, что он не виноват… Потом Вдовин отправил офицеров за солдатами и объявил об инструктаже на плацу… – Иван, посмотрел на брата. – Вы всё это время слушали рацию?!

– Конечно. Иначе, как бы мы поняли, что его спалили? Фадеев и его люди вмешались очень не вовремя. Он давно мне не нравился. А у Вдовина не осталось другого выхода, как разыграть спектакль и закинуть Митрофанова в допросную. Он сделал всё возможное, чтобы спасти Митю от расстрела. Здорово мы вас разыграли?

– Скажи мне, Коля. За что Сибирь вообще воюет?

– Как за что? Тебе напомнить как Свободная Сибирь появилась? Вспомни двадцать третий год. Когда Верховный подписал указ о сдаче нашей земли азиатам в аренду. Вспомни сколько было волнений в городах от Камчатки до Урала. Вспомни, как рубили нашу тайгу и выкачивали ресурсы из земли. А по инфопанели рассказывали о вечной дружбе с азиатами. Вспомни, как Верховного облизывали по Главному Каналу. Люди надеялись, что хоть немного добра перепадёт им. Так нет же. Твоих и моих сограждан насильно переселяли с родных мест. Чтобы азиаты могли спокойно грабить нашу землю и наполнять карманы Партии и Верховного… Поэтому, сам подумай за что мы воюем… За свободу… За равенство для всех людей в Империи. За избавление от Верховного и его Партии.

– За свободу от кого, разреши узнать? Свободная Сибирь же первая начала войну. Они же выбили части Гвардии за горы и понастроили укреплений на границах.

– Это тебе инфопанель так мозги причесала, Ваня? Ты никогда не задумывался, почему страна оказалась в таком положении?

– О чём это ты? Разве когда-то было иначе?

– Всё могло бы быть иначе. Беда в том, что Партия и Верховный этого не хотят. Посмотри, что они делают, какие решения принимают, и в какое говно затащили народ этой страны. Они насильно держатся на верхушке с помощью Гвардии и СС, подмяли под себя всё, до чего смогли дотянуться. Полезные ископаемые, производство, аграрку… А на эти ресурсы содержат вас – Имперскую Гвардию. Чтобы вы верно им служили и сохраняли такое положение вещей.

– А как должно быть по-твоему? Я просто не понимаю к чему ты клонишь. Но очень хочу узнать.

– Должно быть без угнетения. Без принуждения. Необходимо дать людям самим решать чего они хотят от жизни и от самих себя.

– А разве люди не сами сделали Правителя Верховным? Давно это было, мы с тобой даже в школу не ходили. Помнишь уроки по истории Партии?

– Помню. И я тоже когда-то в них верил, дорогой брат. И я тоже считал, что вокруг нас враги. Что азиаты хотят забрать землю и ресурсы. Что Республиканским Штатам и Европе нужны наши газ и лес. Пока я не оказался по ту сторону горной границы. Я же тогда, действительно, в плен попал. И двух месяцев жизни с партизанами мне хватило, чтобы многое переосмыслить. Потому как они достойно обращались со мной. Я успел побывать на центральной базе управления на Дальнем Востоке. Я был в Новобайкальске. Потрясающий город, очень хочу туда вернуться. Мне довелось посмотреть, как люди могут жить, – в сытости, счастье и достатке, если им не мешать… Знаешь, Вань. Когда сравнивать не с чем, тебе кажется, что ты живёшь в прекрасном мире. Ты думаешь, что у тебя есть всё о чём только можешь помыслить. У тебя есть оклад в десять раз выше чем у рабочеобязанного. У тебя есть над ними власть. И что бы ты им ни сказал, они это сделают. Потому что боятся. Собственно, для этого Гвардия и нужна Партии… А когда ты смотришь на вещи с другого угла, ты осознаёшь, что не так всё радужно и хорошо, как тебе казалось раньше. Ты видишь всю порочность и несправедливость. И я очень не хочу тебе такой судьбы, Ваня. Я хочу, чтобы ты поехал в Сибирь. И пожил в нашем лагере хотя бы год. А ещё лучше – в одном из городов Сибирской Федерации. Просто, чтобы почувствовать разницу. Мы живём в своём лагере, в глухой тайге, на полном самообеспечении, мобильные базы постоянно перемещаются. За горами Империя никогда тебя не найдёт. Ты уже навоевался, тебе нужен отдых. Поживёшь в спокойствии, и поймёшь, что тебя всю твою жизнь обманывали.

– А как по-твоему я доберусь до туда?

– С ближайшим обозом доберёшься до Тюмени, а там другим транспортом до центральной базы. Наши помогут тебе с документами.

– А разрешения на перемещение?

– Ваня. В Сибири не как в Империи устроена жизнь. Огромное количество отличий. Там тебя никто не останавливает на каждом углу, просто потому, что рожей не вышел. Тебе не надо иметь специальное разрешение на выезд из одной базы на другую. Больше тебе скажу. Если ты хочешь, ты можешь поменять базу, где тебе жить и трудиться. Сам, Ваня, потому, что ты, просто, захотел. С работой то же самое. Если тебе надоело заниматься какой-либо работой, ты идёшь на бесплатные курсы переподготовки. И тебе помогают с трудоустройством. Или же, проявляешь инициативу и делаешь что-то своё. Умелые мастера нужны всегда. Сложнее будет остаться жить в городе. Но это не такая большая проблема. Наши люди есть во всех городах Сибирской Федерации. Ты не будешь один, знай это.

– И тебя не посадят за самостоятельные перемещения? Ни шахт, ни рабочих лагерей… Это как вообще?

– Сложно представить? Вот и я первое время не верил, пока не посмотрел на это своими глазами.

– Ладно, это я ещё успею посмотреть. Ты мне расскажи про Митрофанова вот ещё что. Как он на это пошёл? Его семью же теперь арестуют. А потом посадят как родственников изменника.

Николай поставил кружку с водой на решётку над костром. – Его семья уже год как в Сибири. Кто их арестует? А ты спрашиваешь, как он на это пошёл. Да очень просто.

– Где он научился так врать? Видел бы ты его, когда его задержали. И когда я приставил ствол к его голове.

– А ведь хороший спектакль мы с ним разыграли, да, Вань?

– Расскажешь мне как всё было? Мне просто интересно как вы это сделали.

– Ну, изволь. Недели две после нового года, я ходил сам не свой. Я много думал, за что и почему так получилось с нашими родителями. Сам помнишь каким я был. Наверное, стоило тебе рассказать об этом сразу. Быть может, не было бы всего этого, – он показал на отрубленную руку Ивана. – Я помню, как шёл по коридору. Прохожу мимо кубрика Митрофанова поздно ночью. И слышу, что он с кем-то говорит. Он был в комнате один, второго человека я не слышал. Мне это показалось странным и я постучался. Он открыл мне дверь не сразу. Долго чем-то стучал и шуршал. Наконец, открыл дверь и я вошёл, глаза у него были тревожные. У меня сразу появились мысли, что он может быть шпионом Сибири, и я решил это проверить. Я спросил, мол, есть ли у него водка, мы сели за стол, он поставил бутылку, мы выпили и разговорились. Я ему рассказал о случае с родителями и как я после этого возненавидел Партию. Слово за слово, он мне рассказал. Всё с самого начала: как он повстречался с вербовщиком, ещё до того как вступить в Гвардию, про ту печатню подпольную, как они спёрли станки и кто им привозил бумагу. А потом он показал свою рацию, я тогда очень удивился, этот парень чёртов гений. Буквально, из подручных средств и запчастей со списанной техники, он собрал добротное рабочее устройство. Да такое, что СС не знала о нём многие месяцы.

– Так значит ты его не шантажировал ничем?

– Да брось ты, Ваня. Мы с ним придумали это, чтобы он отвёл вину на меня, и чтобы его не пристрелили сразу. А спрятали под офицерской казармой.

– А само нападение как спланировали? И как вы так всё красиво обыграли, что Митрофанова арестовали, но он сейчас тут, в лагере?

Николай снял воду с огня и залил кипяток в фольгированный пакет прод пайка. – Мы начали подозревать, что СС, всё-таки, засекла рацию. Во время разговоров было очень много помех. И мы поняли, что медлить нельзя. Мы знали, что Митрофанова могут арестовать и допрашивать. На этот случай, мы предупредили Вдовина. Чтобы он помог, чем смог. Теперь ответь на вопрос. Когда тебя обвиняют, что по Уставу должно присутствовать на допросе подозреваемого? Вспоминай, Ваня.

– Эммм. Вещ доки?

– Правильно. А вещ док – это само устройство рации. И через неё Митрофанов сказал кодовую фразу. Он громко кричал, что он не виноват. Тогда мы поняли, что он попался. Также, мы знали, что его поведут в подвальный бункер для дальнейшего допроса. И я знал, что ты будешь в безопасности. Но ты заметил перемещения наших. Поэтому, пришлось начинать раньше.

– А потом полетели снаряды… Выжила только половина нашей роты, Коля! Как ты теперь будешь жить с этим? Ты же с этими пацанами возился как с цыплятами. Многие тебя за старшего брата считали.

– Выбора не было, Ваня. Иначе бы, погибло больше наших бойцов. А они тоже сыны этой несчастной страны. Гражданская война никого не щадит. Какую бы правду ты ни отстаивал, и на тебя найдётся пуля. Мне важно было, в самую главную очередь, чтобы ты не пострадал. Так и вышло, ты был за толстым слоем бетона. А потом и Митрофанов подсуетился. Ты не представляешь как я обрадовался, когда услышал твой голос из того бункера. Да, Митя тебя развёл, причём сделал это красиво. Я даже посмеялся, когда он всё мне рассказал. И как он вас повёл по более короткой дороге.

– Всех перебили в этом лесу… И только наш броневик не тронули. Почему?

– Всё очень просто, Вань. Митя сожрал маленький радиомаячок. И мы знали в какую машину стрелять нельзя. Я знал, что ты будешь рядом с ним. Так что, в какой-то степени, он спас твою жопу.

– А где мои вещи? Пистолет, нож. Автомат с бронёй. Вы даже папиросы со спичкой забрали.

– У меня в палатке. Кстати, может по стаканчику накатим, поговорим как следует, да и спать ляжем?

– Где я буду спать?

– Там тебе уже всё приготовлено. Вставай, давай руку.

Лес накрыло ночной темнотой. Луна, то скрывалась за тучками, то снова пробивалась к земле через густые кроны деревьев. Вдали выл одинокий волк, на деревьях шуршали белки, едва слышно проносились птицы между веток. Вся жизнь в лагере будто замерла. Лишь с десяток дозорных оставались на своих местах под кронами высоких сосен. Они сидели неподвижно, чтобы не выдать себя. Только всматривались в свои инфракрасные бинокли и прислушивались к малейшему шелесту и треску.