Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Часть первая
Я
Часть вторая
Катя
Часть третья
Отец
Часть четвертая
Мама
Больше всего я ненавижу состояние полудремы (самая сладкая нега в моей жизни, которой я еще ни разу не насытился) – невероятное наслаждение чувствовать, как вязкий, липкий сон все еще цепляется за твое недвижимое тело, а мягкие лучи утреннего солнца разъедают его, как ночную мглу, и ты еще слышишь голоса героев сна и, вопреки настойчивому шуму извне, силишься досмотреть финал. Мои сны наполнены красками; каждую ночь, засыпая, я придумываю некий сюжет и раздаю роли своим любимым актерам. Джеки Чан, например, у меня, как режиссера, любимчик. Без его ловких трюков не обходится ни один мой короткометражный фильм. И он единственный, кого я всегда оставляю в живых. Я вижу, как он мастерски расправляется с врагами, в прыжке достигает солнечный диск и обрушивается на головы противников босыми ногами. Обожаю эти кадры, но , увы, шум за пределами моего мира становится все отчетливей и настойчивей лезет в съемки моего фильма, и я, как обычно, уже слышу недовольный голос матери, шумно шаркающей по коридору своими рваными тапками и бурчащей под нос привычные ругательства. Я даже с точностью до минуты могу назвать время: она начинает суетиться и нервничать ровно в 7.01, когда, как обычно, не может поднять с постели мою сестру. Ровно в 7.03 я , если прислушаюсь, услышу скрип ее кровати и недовольный стон. В 7.05 мать задолбит в ее дверь кулаками. И тут я окончательно проснусь. Открою глаза и упрусь ими в занавешенное окно, сквозь щелку штор которого солнце обычно запускает свои лучи. Мой сонный взгляд переместится на прикроватную тумбочку и часы на них отсчитают шестую минуту восьмого. Я пролежу в кровати еще 24 минуты, наслаждаясь теплом ватного одеяла и предугадыванием каждой мельчайшей детали моего очередного утра. Я мог бы описать его по минутам: сквозь щелку своей приоткрытой двери все оставшиеся полчаса я всегда наблюдаю за обитателями моего дома. В это время их обычно двое: мать и сестра, болтающаяся по коридору сначала в своей цветастой пижаме, потом в колготках, а затем я вижу то край ее джинсовой юбки, то материю ее черных брюк. Иногда она ловит мой взгляд в дверном проеме и отвешивает мне кучу нелестных комплиментов (особенно если я замечаю, как она красуется у зеркала в одних капроновых колготках и трогает себя за живот , подобно беременной, измеряя, не увеличился ли он в объемах). После ее недолгих пререканий с матерью и шума посуды на кухне, утро вновь погружается в тишину и покой, нарушаемый лишь тихим звоном ложки о тарелку и осторожным шепотом (они, наконец, запоздало вспоминают обо мне и стараются вести себя потише). У них это получается и я, обессиленный, покорно отдаю всего себя в лапы Морфея. Не надолго. В 7.23-24 тучи вновь сгущаются над моей сестрой, она выслушивает тираду маминых замечаний по поводу внешнего вида, бесится и ,наконец, ровно в 7.30 демонстративно громко хлопает входной дверью и я еще несколько секунд слышу цоканье ее каблучков вниз по лестнице. «Хамка»,– скажет мама и осторожно заглянет ко мне в дверную щелку.
– Встал уже? – переменившимся голосом пискнет она и расплывется в добродушной улыбке. А я по привычке состряпаю обиженную мину, зарываясь лицом в одеяло…
.....
Она понимающе кивает; помедлив немного, двигает ко мне столик на колесиках с упомянутыми уже продуктами, и в ожидании моей реакции застывает в проходе двери. Я про себя вздыхаю, лениво берусь за вилку и начинаю ковыряться в яичнице. Не замечаю, как она испарилась из комнаты, утренний свет слепит мне глаза, подобно яркому желтку на тарелке, в ушах гудит от резкого подъема ( маме невдомек, что каждый раз, когда она вот так меня поднимает, я сначала окунаюсь в темную бездну, а потом медленно под звон в ушах и расплывающиеся перед глазами огненные круги, возвращаюсь в реальный мир). Я знаю, что это от нехватки витаминов и свежего воздуха, что порция кальция , аскорбинок и ревита – совсем не выход из положения –а вечно приоткрытая форточка хоть и впускает в мой маленький мирок дуновения осеннего ветра, но его ничтожно мало и он рассеивается в затхлом запахе комнаты, так и не достигнув меня.
Я не был за пределами этих стен уже полгода, с тех самых пор когда мама вытащила меня к врачу на обследование. Не знаю, что уж там показал огромный агрегат, которым просканировали мое тело, но лицо у доктора было явно нерадостным. Он потрепал меня за волосы вместо ответа на мои вопросительные глаза и велел вывезти меня из кабинета. Тогда я очень сильно обиделся: я в праве знать о своем состоянии, но доктор счел нужным осведомить лишь мать. Она вышла из кабинета молча, улыбнулась мне криво и ничего не сказала. После этого я не разговаривал с ней около месяца. Не подумайте, во мне нет надежды на скорое выздоровление, она умерла 2 года назад после моих многотысячных попыток сопротивляться болезни. Прогресс наблюдался лишь в том, что я стал безболезненно шевелить торсом и передвигаться самостоятельно из кровати в инвалидное кресло. В нем я, кстати, чувствую себя ужасно неуютно, в нем холодно и жестко, и каждый раз, когда я в него сажусь , оно словно стягивает на моих конечностях тугие тиски, от чего в душе рождается страшное чувство беспомощности. В нем нет ощущения свободы, мое тело словно врастает в его кожаное кресло, а руки сливаются с железными поручнями и я превращаюсь в получеловека- полуробота, неумело перекатывающегося через пороги. С каждым новым вращением колес я слышу их противный скрип, похожий на дыхание больного раком легких. Никак не могу отделаться от этой ассоциации и потому лишь по нужде сажаю себя в «каталку» ( так ее ласково зовет мама), предпочитая все оставшееся время проводить в кровати.
.....