Читать книгу Хроники сексуального маньяка - Марч Норд - Страница 1

Как людей меняет служба, об этом много сказано, но бравада, кичливость, у Алика с которым Сергей, наш герой, заселился после армии, превышал все пределы.

Нынче Сергей сказал бы об Алике, что это нарциссическая личность. Потому что вечно показывать как он умеет сокращать грудную мышцу, это было для Сергея немного странно. Еще понятно, когда на кухне перед соседками-студентками, якобы изображая биение сердца.

Конечно, тогда была эпоха культуристов, но мышцы Алика были не настолько рельефными, чтобы поражать воображение. Ну да, рост под метр девяносто, но сказать, что был большой объем, было бы преувеличением. Может это хвастливость была связана с тем, что он был родом из Чебоксар? Потом после окончания он стал то ли гомеопатом, то ли АПИ- терапевтом, тот еще был ловелас.

Алик был, несомненно, любопытным экземпляром, беззастенчиво хвастался, как служил в Москве, какие были у них делишки, как будто бы его слушатели не знали каково было служить в 80-х.

Другим соседом оказался Филат, это был типичный удмурд, смуглый, небольшого росточка, очень импульсивный, но отходчивый. Он пропадал ночами у памятника Дзержинскому, где собирались адепты «Союз демократической молодежи», ходили слухи, что они контактируют с экстремистами из «Серых волков», но Филат совершенно точно не стал бы ни кого убивать.

Однако, судьба распорядилась по-своему. Что уж занесло его в рабочий район, доподлинно неизвестно, но пацаны, из бараков напали на него, когда он примостился на скамейке, Филат не долго думая, вытащил нунчаки и шлепнул одного из отморозков по голове.

Понятно, что у люмпена развилась острая черепно-мозговая травма, после чего у Филата начались долгие отношения с милицией, прокуратурой, которые не сложились. Словом он пошел по этапу. Жизнь его оказалась сломленной, он правда вначале 00-х закончил медунивер, но так и не смог оправится от этого удара судьбы и когда последний раз мы виделись, он был законченным алкоголиком.

Что потрясло, так это кардинальная смена курса Алика. Если до того он неустанно клялся в вечной дружбе, то после злополучного удара нунчаками стал абсолютно холоден к Филату, и складывалось ощущение, что просто вычеркнул его из памяти.

А ведь как все начиналось!

Алик торжественно повесил у входа в комнату плакат-календарь, оформленный в ядовито- желто-зеленой гамме, на которой красовался призыв «Нет – алкоголю». Потом стал крестиками, как, опять же, в армии отмечать дни, когда они устраивали пьянки.

Понятно, что это было тестирование реальности. В общаге пить было нельзя, но они бросали вызов системе, бессознательно пытаясь доказать что «мы – Взрослые», что сами можем управлять своей судьбой. Но эти братания стали подозрительно частыми, когда на исходе сентября оказалось, что не менее 70% дней были посвящены Зеленому змею. Обнимашки с унитазом, тазиком, потом похмельное сидение на лекциях и в полузабытьи транслокация из мира грез в коллоквиум по физиологии, ловя озабоченные взгляды доцента Ивановой, это было не комильфо.

Тут объявился Марк, до того проживавший у знакомой женщины. Она заслуживает отдельного описания.

Марь Андреевна была по видимости из бывших.

Для чего Марк сделал традицией посещения по четвергам ровно в 17.00, эту благообразную даму было не понятно, но Сергей не любил задавать лишние вопросы, если другу это необходимо, то без проблем.

Проживала Марь Андреевна на Ленина в том районе где нынче отгрохали Кремль, ее пенаты представляли собой, в сущности купеческую усадьбу, задний двор которой переходил в овраг, который разделял улицу Ленина и улицу Пушкина. Это было странное ощущение, дух купечества буквально витал в ее бревенчатом доме, с непонятной архитектурой. Большая голландская печь с изразцами, дубовая мебель, комод как положено с китайским фарфором и немного аляповатыми фигурками полуобнаженных нимф, от всего этого веяло величием эпохи артнуво.

Да и сама, Марь Андреевна скромно потупив выцветшие глаза, предварительно поставив на патефон пластинку Вертинского, «В бананово-лимонном сингапуре», рассказывала, как они барышни высшего провинциального света несли Александра после выступления в театре оперы и балета по всей улице Ленина, до Центрального рынка. В фантазиях сохранилось ощущение как будто они в корсетах, с пышными юбками в одном порыве поднимали «Победу» и под неодобрительные взгляды чекистов торжественно шествовали мимо Министерства внутренних дел, в подвалах которого заседали тройки верша свой неправедный суд.

Все это не складывается в одну картину, жесточайших репрессий тирана Сталина и ту жизнь, которую яркими мазками экспрессионизма начертала Марь Андреева.

Она была женой в ту пору министра лесного хозяйства и ни словом не обмолвилась о репрессиях, как будто они прошли над ней как верховой пожар, не обдав косулю, спрятавшуюся у ледяного лесного источника.

Бетонные тропинки, проложенные между многочисленных цветников с тюльпанами, пионами, яблонями, и еще Бог знает какими представителями флоры, служили местом наших прогулок. Было видно, что быстро утекающее время вгоняет ее в тоску, сколько ей было лет 80 или 90, трудно сказать.

Однажды, когда купив традиционное печенье «Юбилейное» ребята, скрипнув петлями ворот, оказались в немного душной атмосфере дома Марь Андреевны, там обнаружили ее в состоянии легкого возбуждения, причина скоро прояснилась, пред их взорам материализовалась девочка, улыбчивая, общительная.

Звали ее Галя. Она была то ли ученицей, то ли ассистенткой Марь Андреевны, все эти светские беседы немного смущали Сергея, чего уж говорить о Марке, надо четко признаться, что несмотря на умение вертеть «Ура мавашу» оба они были законченными ботанами. Цель стояла только одна – учится, учится и учится.

В эту концепцию, Галя никак не вписывалась. Может ее голубые глазки, были слишком пенетрирующими или карэ – как у Джесски Ланг, слишком претенциозными. Во всяком случае, на следующей встрече Марь Андреевна выглядела обиженной:

–Эта же дочка третьего секретаря горкома!

Но, Марка с Сергеем обольстить достоинствами тестя, было невозможно. Ведь они прекрасно знали, что значит быть мажором.

Это быть обреченным на вечное одиночество, побывав изгоями в школе, продолжить влачить депривационное состояние во взрослой жизни, где можно было хотя бы попытаться самостоятельно управлять своим утлым суденышком, не рассчитывая на поддержку родителей, а уж тем паче быть обязанными абсолютно чужим людям своими успехами, это было выше их сил.

Конечно, любой психолог, скажет, что это было реактивное образование от чувства собственной слабой значимости, что принимать свои слабости и опираться на поддержку значимых Других, это признак мудрости. Но мои герои были полны сил и им не терпелось надеть на себя личину героев того времени, а это были Брюс Ли, Чак Норрис и прочие мастера кунг фу и каратэ. Эпоха джиу джитсу канула в лету.

Жизнь бабочки состоит из ряда траснформаций, но и жизнь человека представляется чередой периодов, сначала грудничества, потом ползания, и т.д. Но переход от юности к зрелости не зашифрован в аттестате «Зрелости». Инициация в виде обрезания в Исламе, крещение в христианстве, и прочие многочисленные обряды являются символизацией перехода в другое состояние сознания, но вряд ли все это серьезно влияет, вряд ли внешние факторы настолько могущественны, что в послеобрядовый период человек испытывает изменения и реально становится другим.

В сущности, мы меняемся, только идентифицируясь со Значимыми Другими, иногда это легкое прикосновение судьбы, иногда жесткий удар поддых. И только со временем начинаешь осознавать, что мыслишь, чувствуешь по-Другому, что твои Страхи, на самом деле не твои Тревоги, они навеяны впечатляющей лекцией, плохо скрываемой пьяной физиономией атараксией патологоанатома, безразличием друга- хирурга, когда у него на столе умирает заплативший большую мзду больной.

Почему в потоке судьбы мы забываем о скоротечности Бытия? Когда мы становимся алчными?

Когда нашей целью становится сначала одна квартира, потом вторая, потом лихорадочно мы меняем одну машину на другую. Чтобы было не хуже чем у сотрудников, чтобы ловить завистливые взгляды в пробках. Отмороженость поклонников хиппи, презирающих бренный металл, тем не менее, выходит в другую крайность, в пренебрежение своими близкими, в промискуитет, гашишизм и в итоге депрессия.

Это восхищение «Клубом 27», всегда вызывало у Сергея недоумение, ну да, Курт Кобейн очень крут, Сид Вишез – просто душка. Но это одна сторона, другая состоит в том, что они просто наркоманы.

Сильное влияние на Сергея оказал Шамиль, он появился как-то невзначай, Харитон, пригласил его построить баню.

Тогда было повальное увлечение строительством дач, Шамиль показал им, как напилить в соседнем леске осины. Потом по двое таскали эти бревна. Харитон восхищался, немного искусственно тем, что кряжистый, с широким лицом, похожий на Чингис Хана Шамиль в одиночку таскает те бревна которые, ребята вскормленные армейской перловкой, носили по двое.

Потом долго обтесывали бревна, Шамиль учил, как рубить лапы на концах. Впрочем, для Сергея это было не внове, отец, учил, что мастер должен уметь ударом топора так поддеть щепку, чтобы она попадала в глаз ученику с расстояния 10 метров.

Это было невменяемое приключение, что они пили в перерывах не понятно. Результатом стало поднятие бани до крыши, и это за одну субботу!

Конечно, Шамиль был старше всех, женат имел 2-х детей, он построил дачу тому Седому Козлу и многим другим преподавателям местного звероинститута.

То есть практически он не учился, стройка в те годы была сопряжена с распиванием водки. Как-то незаметно Сергей сдружился с Шамилем, чем уж ботан привлек такого бруталала как Шамиль, осталось тайной.

Однажды Шамиль пригласил Сергея на бои без правил, проходили они в пригороде Сиплово, в живописном месте на берегу Черной речки. Клуб был закрытым, то что было показано в легендарной «Самоволке» с Жан-Клодом Ван Динамом, не шло ни в какое сравнение в потоками крови, которые изливались во время этих побоищ, но крепкая черепушка Шамиля, в тот раз выдержала удары кулаков–молотов соперника.

Со временем Сергей понял, что эти черепно-мозговые травмы полученные Шамилем по время этих ристалищ привели к тому, что Шамиль через лет пять был увиден им транспортируемым на каталке из нейрохирургии на снимки в рентгенкабинет. Это было жалкое зрелище, мощный боец превратился в рухлядь.

Но до этого было еще очень далеко, а пока они развлекались тем, что заработав немного денег, вламывались в ресторан «Россия», что напротив Министерства Внутренних дел, и подвыпив, задирали местных бандитствующих хулиганов.

Но держать топор, оказалось Сергею не под силу, по крайней мере, в том темпе, который задавал Шамиль и их дружба как-то невзначай сошла на нет.

–Друзья уходят как-то невзначай, – часто они пели не подозревая на сколько это правильно.

Калейдоскоп лиц и судеб утекал как морская вода сквозь песок в Варадеро.

Среди этого потока индивидуальностей, Сергей часто вспоминал Илья, манси, откуда-то из-за Севера Урала, он был светленьким, и этот контраст – белая кожа на фоне темных волос, в сочетании с высоким ростом, аристократической худобой, поведением без тени позерства, полным осознаванием собственных возможностей и ограничений, делала его по-настоящему самобытным. Илья был безнадежно влюблен в свою одногруппницу Лену, та, несомненно это чувствовала, и снисходительно принимала его неуклюжие ухаживания, невербально давая понять, что это ей приятно, но даже если он предложит руку и сердце, ничего не получит. Но что делать?

Через несколько лет Сергей встретился с сестренкой – балериной нашей графини, но об этом чуть позже.

Лена была городской барышней, а он из глухой зауральской провинции, конечно в Коми есть все для жизни, все Красная Книга флоры России, восхитительные ландшафты, упоительные горы, аватары спускающиеся с загадочных небес Худай и т.д.

Но о женщинах чуть позже, пока все время было занято пацанской идентификацией, посиделки с Ильей были интересны, но немного скучны, их компания была преимущественно с рабфака, это были ребята прошедшие огонь, воду и медные трубы. Некоторым из них ничего не стоило разбить выпитую бутылку водки о голову в гулких коридорах общаги, скинуть шлепки и пройтись голыми пятками по стеклу. А потом на утро, долго и мучительно, вспоминая, что это было, выковыривать стекло из продырявленного сухожильного апоневроза подошвы.

Илья многому научил, например играть на гитаре. Тогда Сергею было невдомек, что у каждого есть свой репертуар, и песни Окуджавы превосходно ложились под его аккомпанемент.

Илья был легок на подъем и как-то заметил, что у Сергея нет коренного зуба, сборы были недолги и хмурым осенним вечером, отоварив талоны на водку, они тронулись в путь. Целью их путешествия оказалась белая 9-ти этажка ленинградского типа расположенная в конце улицы Гоголя. Посещение стоматологов никогда не было в приоритете у Сергея, тем более отсутствующий зуб напоминал о героическом его удалении по ошибке в присутствии группы юных стоматологов.

Остальное было как в тумане, бравые зубные врачи, друзья Ильи, живенько что-то там померили, это заняло буквально пару минут. Остальное слилось в сизый туман, литр водки был выпит как чай, сопровождаемый традиционными разговорами о службе. Видимо, разговоры об армии были некоей конвенцией, по которой определялось что мы «Одной крови, ты и я».

Холодный октябрьский воздух немного отрезвил, глубоко затянувшись «Тройкой», Сергей остановился пораженный, перед ним разлилось море огней Затона, потом золотой змеей вытянулся мост через речку, казавшийся нереальным из-за того, что на нем, как в замедленной перемотке ползли красные огней стоп-сигналов редких тогда автомобилей. А вдали, Забелье переливалось звездами Затона и Михайловки.

Город всегда была отдельной космогонией, здесь как будто нет мест силы, лишь маковки церквей, да скромно потупившие главы минаретов, задрапировалась паранджой сосен и вековых лиственниц, открывая свое неповторимое своеобразие только настоящим ценителям ландшафтного дизайна и современной архитектуры без слепого подражания образчикам арабской и мавританской готики. Если чуть зайдешь вглубь парка, расположенного на крутом берегу речки, то в просветы между деревьев, перед тобой внезапно распахивается целая вселенная, открывается таящая в дымке иллюстрация, не травмированная, штампованными абрисами новомодных постмодернистов и растиражированных самодельными фотографами видами, на Забелье, заполонивших пространства Интернета.

Центральная улица, называлась как и везде Ленина, и как-то вечером, возвращаясь домой, Сергей обратил внимание на двух девушек, одна из которых поразила его тем, что на ней было надето, что-то наподобие сетки, через которую просвечивал белый бюстгальтер, как загипнотизированный наш герой что-то говорил, пока они не оказались на его квартире.

В этот вечер, он не стал ускоряться, договорившись о следующей встречи.

Понимая, что одному не справится, он позвонил Харитону, того не пришлось долго уговаривать и на следующий вечер, девочки пришли.

Катя, девушка в кофте в зеленую сетку, была блондинкой 16-ти лет, и когда на диване в зале, Сергей наконец, осторожно попытался произвести пенетрацию и уже ввел пенис, пытаясь определиться с дальнейшей тактикой, Катя вдруг разрыдалась, откинула его и быстро одевшись сбежала, оставив наше героя в полной прострации.

Харитон был доволен:

–А я когда проводил Иру, подругу Кати, она сделала мне минет, прямо посреди центрального рынка.

Харитон был в своем репертуаре.

Где учился наш герой?

Провинциальный городишка, с недавней историей.

На карте в виде цифры 8 или гантели.

Конечно, здесь нет Арбата, да и Арбат нынче не тот, что был.

В 80-е гостиница «Космос» в Москве поражала модерновым стилем, да и Памятник Космонавтам шедевр.

Но и город Сереги, может, наверное, похвалится чем то большим, чем широта проспектов и улиц.

Архитектурные изыски здесь не освещены деяниями футуризма, преобладает сталинский ампир, и уже набившие оскомину колоннады в псевдогреческом стиле. Многочисленные хрущевки традиционны для областных центров, но нынче все это изгажено точечной застройкой, недоуменными глазками там и сям припаркованных автомобилей, которым непонятно, для чего их хозяева поселились в этих хоромах, рядом с которыми нет автомобильных пастбищ.

Можно стенать по тому поводу, что нынче уже нет безмолвия ночных улиц, и прозрачной утренней свежести бульваров Космонавтов и Молодежи.

Но в старых закоулках Карлухи и центрального рынка забравшись на чердак можно вдохнуть пыль времени, полустертая немецкая готика на стропилах и японские иероглифы на перекрытиях навевают аромат Веков.

Или забравшись на башенку в псевдоготическом стиле, что на Карлухе, и свесив ноги с высоты 7 этажа, открыть бездонный вид на центр города.

Этого города, как будто спящего в номадической эпохе, города в котором замерла мусульманская проповедь, и вскрикивают новостройками шпили золотых куполов.

Этот город жутко консервативен и в то же время патина Европы впиталась в караванные тропы великого шёлкового пути, когда вереницы верблюдов плыли по степям Азии, величаво вливаясь, свежей китайской кровью из Оренбуржья.

Тоска бескрайней степи и ледяные ночи Урала воспитали сплоченность перед строгостью природы.

Лихие людишки, нет – нет, да встречаются на тропинках перекрестков цивилизаций.

Восток доверчив и гневлив на предательство, безжалостен как маленький ребёнок, влюбчив как дикарь.

Странные архетипы до сих пор призрачно витают над пустошами новостроек, лишь изредка боковым зрением можно уловить аромат шурпы дервишей, что медитировали на привалах дальних дорог, да звёздное небо, иногда блеснет Зовом предков, и гулким эхом в глубинах лимба.

Лишь на склонах нависающих на речкой все еще можно сенситировать трансценденцию липовых лесов и пряный веер прополиса, чуть скользящий по рецепторам Фатер–Пачини, да суп из курдючного жира может всколыхнуть гипоталамус.

Лишь забираясь в подвалы Старого города, можно слиться с бытием и прошлым, когда проповедники устраивали батлы в беспощадной борьбе за души, когда еще не было известно о бесценных запасах редкоземельных металлов пропитавших эту многострадальную Землю, бывшую некогда перекрёстком Пангеи.

Лишь включив амигдалу можно окунуться в изумрудное болото иннерваций становищ и сингулярностей, неотения – вот чем прельщает город.

Зло – высшее проявление свободы духа.

Но это зло орфанное, читинговое.

Ныне провинция – это реди-мейд Запада.

Седентаризм убил волю, а быть может это имп-арт Востока?

Квалия Города – это супервентность и апофения.

Когда под вечер, подъезжаешь к городу с запада, преодолевая бесконечные стальные караваны повозок, вспоминаются каравеллы степей, и вдруг взлетая на гору, впереди на горе рассыпается искрами огней костер, который ворошит анантару.

Этот город, завлекает проходящие мимо жизни, обманчиво-загадочно переливаясь гирляндами неона Белого дома и кафедральной мечети. Лишь красные огни телебашни, улетая ввысь в звёздное небо, напоминают о бренности Бытия.

Словом, многоуважаемый читатель прошу прощения за эту пародию на новомодных товарищей типа Фредерика Бегбедера, Мишеля Уэльбэка и так и не найденного в свободном доступе Пола Бейти, но мне хотелось создать декорации того места коих огромное количество на карте России, чтобы дальнейшее повествование не выглядело дикой компиляцией на многочисленные опусы мастеров эротического жанра, ни в коей мере не хотелось бы чтобы этот триллер стал воспринят как эротический, но секс является драйвом многих жизненных ситуаций, а пикирующее общество движется именно им.

Переливы иностранных словечек может, и придают куртуазность текстам, но мне милее спонтанная ритмика, долженствующая как уверяли отечественные знатоки филологии проистекать самопроизвольно.

Но вернемся к нашему герою, его друг Марк был воспитан на образе Челентано, из фильма «Укрощение строптивого», он не стеснялся иногда апеллировать к этому неоднозначному образу брутального самодура, более того любил цитировать фразы и даже поступать как Илия, особенно это было заметно в отношении к женщинам.

Трудно сказать, то ли суровая мать так повлияла, то ли саркастическая сестра. Впрочем, сарказм в принципе был характерен для татарской крови, посмеяться над своими и чужими недостатками было в крови.

Самым апофеозом этого нигилизма стало то, что когда Серега переехал от одичавшего Алика к Марку, Марк ввел на этаже хождение в семейных трусах.

Быть может он рассчитывал на то, что девушки тоже заразятся этим полу-нудизмом?

Вначале соседки, было запротестовали, видимо оголенные торсы и волосатые ноги Марка приводили их в трепет. Но аллах посылает испытания своим самым любимым детям, и, стиснув зубы, Сергей носил на кухню кастрюли. Впрочем, это продолжалось недолго, они очень скоро купили элетроплитку и как белые люди стали готовить в комнате. Благо, остальные домочадцы своим присутствием не баловали, имея ввиду, соседей по комнате.

Да, соседки, это были чопорные барышни с 3-го курса. Хотя по возрасту, Аля была моложе их на год, а невесть откуда взявшаяся блондинка Гулька вообще была с зубоврачебного техникума и родом то ли с Альметьевска, то ли с Бугуруслана.

Беспощадно правила у них Зина.

О, Зина, это была суровая 28 летняя грымза. Презрительно, свысока поглядывавшая на нехитрые шалости второкурсников. Но армейцы не оставили ей никаких шансов, когда она в очередной раз стала выказывать признаки феминизма, Сергей произвел несложные арифметические упражнения в присутствии ее протеже:

–Сейчас тебе 28, когда закончишь мединситут, тебе будет 31, и где ты найдешь мужчину, кому ты будешь нужна со своим гонором и апломбом?

Зинка немного сникла, но не надолго. По образованию она была фельдшер, то есть недоучившийся врач, а медсестры всегда претендуют на большее, поэтому у были свои взгляды на жизнь, пусть ригидные, но правильные, по крайней мере в их сознании.

Впрочем, будучи фельдшером, Зина частенько пропадала на дежурствах.

Алька была девочка правильная, да и как могло быть иначе? О, этот выпуск 1992 года! Сколько песен сложено, сколько стихов написано!

Сколько легендарных и не очень врачей, главврачей вышло из этого потока! Это был первый выпуск, на который вернулись армейцы и поэтому курс раздулся до безобразия.

Но вернемся к Альке, Зауралье, это компот, смесь древних верований, суровых традиций, запах набегов казахов из бескрайней степи. И что более всего поразительно, там встречаются лучшие образчики славянской женской красоты, такие огромные, с разнообразными оттенками сапфира, бирюзы глаза у девушек, тонкие черты лица, отточенные брови, и изысканные овалы скул, еще бывают только у женщин Приморья.

Слава Аллаху, подобных экземпляров на этаже не водилось, так что соблазны не очень мешали нашим героям грызть гранит науки.

Правда Гулька, была чистокровной блондинкой, как и большинство татарок, но совершено недалекой, зато смешливой и всегда поддерживала попойки, которые нередко устраивали ребята прямо на кухне. Она была поклонницей традиций шариата, но иногда позволяла щупать свои немаленькие, но очень упругие груди.

Остальные комнаты на этаже были заселены по-разному, напротив комнату занимали семейные, отцом семейства, кажется был слесарь общежития.

Дальше были не ясно кто, а вот прямо напротив Зины жили ее антиподки. Это были девочки – мажорки. Самым любопытным предметом в их двухместке была этажерка, красного дерева с искусно вырезанными точенными ножки. Видно было, что это ручная работа, времен Людовика XIV, как минимум. Но мажорки были неуловимы, как ветер в весеннею ночь. Зато последняя комната стала оазисом наслаждений, там заселились первокурсницы.

О, Первокурсницы! Лучше них были только абитуриентки!

Строгое воспитание не позволяло Марку пускаться в разнузданный разврат, но в комнате был иблис, звали его Игорь, это существо, а точнее трикстер. Он был наказанием за грехи прошлой жизни. Он появлялся как черт из табакерки, нарушая сложившийся режим и ритм монотонной жизни правильных мальчишек.

Утренние пробежки, по школьному двору, занятия в анатомке до поздней ночи, пока лысый лаборант Колобок, вежливо не выставлял их вон.

Словом жизнь была расписана по минутам.

Но в любой обссесивно-компульсивной конструкции бывают сбои.

Это был Игорь, врываясь после пары он вопил:

–Поехали по «Золотому кольцу.

Они брали из общака деньги, садились в травмай и ехали по «кольцу», если там, у бани была драка у пивнушки, проезжали дальше, но в любом случае, оторвав пару пуговиц, затаривались пивом, рыбой и слушали байки из склепа. Игорь был тот еще прохиндей.

Как-то майской ночью в конце 80-х им приспичило пойти в профилакторий, ясно, что профилага была в институте и только они вышли из общаги, откуда вынырнула «копейка», вся толпа, а их было человек шесть шла по тротуарам, один Игорь шел по проезжей части, он проголосовал рукой, но кто в трезвом уме и твердой памяти в 3 часа ночи остановится?

Авто медленно проползло мимо 85 кг балбеса.

Игорь пнул в заднее крыло, автомобиль остановился, и из передних дверей выскочили двое парней, отбиваясь руками и ногами, Игорь начал было отступать, но тут из темноты аллей как в замедленном кино стали появляться наши тени, причем со всех радиусов.

Парни из «копейки» быстро смекнули, что перевес не на их стоне и быстро ретировались.

История с Игорем закончилась через год. Как-то Харитон дал Сергею послушать аудиокассету с записями «Шевчука», кассета была фирмы BASF, по тем времена это было 25 рублей, и когда в профилаге кассета исчезла, перед Серегой нарисовалась неприятная перспектива положить зубы на полку, поскольку его стипендии 45 рублей, явно не хватало на то, чтобы закрыть долг пред Харитоном.

С ними в профилаге тусовался молдованин, они с Марком быстренько на него наехали, предварительно выпив вино «Лидия», привезенное молдованином с Родины, и друг признался, что кассету спер Игорь.

Это был крайне нелицеприятный разговор, после которого Игорек обломал все краны в мужском умывальнике, но кассету Игорь вернул.

И только по происшествии многих лет, до Сергея дошло что 2-й том классического атласа анатомии Синельникова, пропавший из общаги, скорее всего, был реализован Игорем.

Свою жизнь Игорь закончил в кочегарке, в Шанхае, в пригороде.

Эта была социопатическая личность, но с нарциссическими вкраплениями, потому что как-то он с бравадой сказал:

–Девчонки из соседней комнаты шумели, а я в прыжке двумя ногами ударил в стену, так, что у них посыпались книги с полок.

Нужно сказать, что для того чтобы пинуть стену нужно было еще перепрыгнуть через стоявшую у стены кровать, застеленную досками, ну чтоб не скрипело, когда Сергей приводил 6-ти курсницу большую поклонницу системы тренинга влагалища по Кегелю, она рассказывала, что этому ее обучил муж, который после родом засовывал ей сначала кисть и заставлял сокращать, потом доходил до одного пальца.

Эта история с прыжком а-ля Брюс Ли, настолько взвинтила коллектив, что Марк не выдержал и настоял, чтобы Игорь повторил этот прыжок, ясное дело повторить не получилось.

Осуждать кого-либо, за его «ненормальное» поведение не самое благовидное дельце, люди по большей части жертвы обстоятельств и только единицы могут найти желания собственного Эго, а не навязанные извне. Игорь многому научил наших героев.

И, вот наши герои оказались в профилактории.

Когда срок уже заканчивался Игорь как всегда внезапно появившись, упрекнул:

–Пацаны, в соседней комнате, две девицы с фармы, явно скучают!

Отмазываться уже было невозможно, на следующий день, набрав пива, Марк с Сергеем зарулили к соседкам.

Это были их погодки, брюнетки, одна с огромными черными глазами, роскошной грудью звалась Юля, и походила на Монику Беллуччи, вторая менее яркая, но зато гораздо более коммуникабельная была Лида.

Девушки заканчивали 4-й курс, и как потом стало ясно, горели желанием выскочить замуж.

Это был месячник борьбы на износ, в которой победили девушки, они так и не дали нашим героям. Каждый божий день, методично, как и положено Марку, приходя с учебы, они напаивали девиц в зюзю, все тщетно.

Конечно, Юля позволяла делать со своими бамперами что угодно, целовать, хоть до спазмов в нижней челюсти, но когда дело доходило до интроекции, брюнетка зажимала ноги, а Сергей не был сторонником насилия, уже в конце месяца, он стиснув зубы от ломоты в тестикулах, попросил Юлю:

–Раздвинь хоть чуть-чуть.

Конечно, это была только имитация полового акта, Юля, сжавшись ловила странные чувства которые будил пенис, гулявший по поверхности преддверия. Сергей быстро закончил.

Лида Марку так и не отдалась.

Два месяца разгульного пьянства пролетели как один миг, но кончились для девиц не очень хорошо, им пришлось оформлять академ.

Только через много лет, Руслан, с которым они общались, случайно обронил:

–Юля раком прекрасно давала.

Это погрузило Сергея в грустные воспоминания, о многочисленных «динамо- девочках».

Потом наступило лето.

Страна разваливалась со страшной силой, будущее было, как говорилось в «Терминаторе» – неопределённо, а точнее было в мареве клоачного тумана, распада.

Водки не было, поэтому ребята помышляли тем, что меняли талоны на масло и колбасу на талоны на водку у девчонок со своего и соседних общежитий.

Этим летом, Сергей вдруг оказался в комнате общаги один, и, погружаясь в почему то популярный в те времена роман «Сага о Форсайтах», чувствовал себя аглицким дворянином.

Для полной идентификации не хватало, хереса по утрам, каберне в обед и шампани вечером, если не ошибаюсь, именно так описывалась жизнь лордов.

Впрочем, у Сергея была практика, сестринская и на правах перевязочного медбрата отделения проктологии, обладал неограниченным запасом спирта, то бишь ему выдавали около 250 грамм в день!

То есть, для более достоверного погружения в «Сагу…» он принимал с утра неразбавленный спирт, а обед и вечером немного разбавлял.

Надо представлять перевязочную проктологии.

В его память впилась девочка лет 18-ти, с необыкновенным румянцем, поистине она была сошедшая с обложек романов Ромен Ролана и прочих романтиков.

Ее привозили на каталке, поскольку вместо передней брюшной стенки у нее была зияющая рана, в которой плавали кишки с отверстиями, из которых выплывали фекалии.

Из-за ужасной вони, Сергей перевязывал при открытых окнах, и поэтому налетали мухи.

В ее детских глазах стояла обреченность смерти.

Жизнь угасала на глазах, еще не начавшись.

Что сказать, после каждой такой перевязки Серега замахивал спирта и расщепляя сознание, улетал в сады Сомершита.

В тоже время на этаж в общагу заселили абитуру.

Эта была яркая брюнетка, Лена, общительная, похожая на Мэрайу Кэри.

Они тут же скорифанились, у нее был стресс по поводу поступления, а диагноз Сергея звучал как «спермотоксикоз, послеармейский».

Впрочем, сексуальная активность больше подогревалась обесценивающими бравурными рассказами одногруппника – Харитона городского мажора о победах на женском фронте.

Лишь с годами Сергей понял, что его хвастовство было лишь прикрытием зависти к его эйдетической памяти.

Впрочем, отношения с Леной не заходили дальше неттинга и петтинга, но ее страстная натура, не позволяла прервать отношения.

У нее была двоюродная сестра, Марта, тоже брюнетка, однако с более выдающимися формами, один в один Джина Лоллобриджида. В силу своей беспечности, Сергей приударил и за ней, но они обе были девственницами и с сексом опять не подфартило.

Однако, по милости судьбы, у Лены была подруга, блондинка, с роскошными распущенными, завитыми по тогдашней моде волосами, похожая на немку по своим формам и структуре лица, Вероника. Ее облик навевал незабвенную Бриджит Бардо.

Как-то возвращаясь с работы, Сергей встретил ее, благо она проживала недалече от общаги, тут же отоварив талоны «Поляной», буквально затащил ее в комнату.

Собственно она не сильно и сопротивлялась.

В целях экономии Сергей пил спирт, ей наливал вино.

Окосев буквально через полчаса, он позже помнил только ее удивлённые голубые, бездонные глаза, когда расстегивал ее блузку.

В глаза било яркое летнее солнце.

А потом как райские кущи появились они – фантастической красоты девичьи груди.

Каков был секс, в памяти не осталось. Она молча оделась, немного шатаясь Сергей, бросился ее провожать.

Потом Вероника уже не отвечала на его звонки. Как-то Сергей постучался к ней в квартиру, открыла какая-то суровая женщина навсегда отбив у него охоту общения.

Сергей ее встретил лет через 15-ть, она работала медсестрой в больнице.

Она же окатила его холодным душем, рассказав, что они – 3 подруги делились тем, как он с ними развлекался.

Как-то Серега предложил Лене:

–Давай на полшишки!

Он имел ввиду неполное введение, Лена был той еще авантюристкой и согласилась, но только он ввел, она вскрикнула, потом бегала по комнате удивляясь паре капель крови, которые выделились.

Когда она достала зеркало и начала с научным любопытством разглядывать в него разрыв, Сергея это окончательно доконало. С тех пор он поклялся себе, что никогда больше не будет иметь дела с девственницами, наверное это стало его роковой ошибкой.

И он переключился на Марту, сестру Лены, это была та еще бомба, с пышными формами, немного раскосыми глазами, но какие дефекты фигуры могут быть у девушки в 18-ть лет?

Их встречи с Мартой были редкими, он даже как-то взобрался как ниндзя с букетом цветов на пятый этаж, на котором она жила, все бесполезно, традиционный неттинг и петтинг.

Но о дальнейшем развитии событий с тремя подругами чуть позже.

Вернемся к тем временам, Империя разваливалась с первой космической скоростью.

Как –то под вечер, было еще светло, Сергей вздумал сходить в соседний школьный дворик, по подтягиваться на турнике.

И только вышел на улицу, отойдя буквально на 50- метров, навстречу человек 5-ть пацанов лет 18, явно со старого города, в центре, как и у всякой шпаны, невысокий наглец.

Сергей всегда остро чувствовал агрессию, без разговоров ударил в нос главаря, еще пару хуков туда, сюда и пока опешившая толпа приходила в себя, он оказался у дверей общаги.

В те времена весь город был поделен на районы, банды дрались улица на улицу. Общаги дрались против общаги.

Был полный беспредел, но в этой круговерти Бытия казалось, что нас ждет что-то новое, что мы вырвемся из затхлого Застоя, где все было предопределено.

Теперь, что понимаю, что и сейчас все предопределено.

Общага – это школа жизни, поскольку те человеческие типажи, которые встретились на пути моих героев, обладали несомненной харизмой и самобытностью.

Речь пойдет о Белореченской братве.

Сам по себе город Белореченск, необыкновенный феномен. Молодой, созданный после войны, он был нашпигован лагерями тюрьмами и даже слэнг отличал жителей этого города от других поселений области.

«Бусино», «37-й километр», эти таинственные названия были паролем, позволяющим в 70-е передвигаться по широким проспектам этого производственного рая без опаски для жизни.

В общаге было представительство этого славного города, практически Белореченский Гарлем. Возглавлял его Зиновий, это был высокий мордастый парень, в очках, с щетиной. Встретив его на узкой тропинке можно было бы оробеть. Однако, это был строгий сторонник идей хиппи. Поступив на первый курс стомата, он быстро осознал свои устремления и начал жизнь настоящего хибстера, то есть в институт не ходил и создал коллектив единомышленников.

Внешние атрибуты его идеологии составляли превосходная коллекция винила с отечественным и немного зарубежным роком, аквариум, за которым накурившись марихуаны они зорко следили погружаясь в подводный мир, и разумеется соответствующая литература, коей наблюдать не приходилось, но пообщавшись пару минут было понятно, что ребята начитанные и просвещенные, по крайней мере, для конца 80-х они были очень продвинуты.

Второй экземпляр был менее хипповат и легендарен, но более интеллигентен, звали его Макар, тоже в очках, тоже вечно небритый, чуть ниже ростом, но более веселый и в тоже время аутистичный.

Иваныч, третий их товарищ был в сущности альфонс, он редко появлялся, предпочитая прожигать жизнь в отношениях с женщиной, которая была выше его в социальном плане, но ее наивность и татарская национальность не оставляли ей никаких шансов на брачные узы. Иваныч, несомненно, любил свою инженю, но без зазрения совести мог наврать ей, что комендант общаги приказал выехать зимой на валку леса, мол для отопления не хватает угля.

Иваныч помог Сергею преодолеть некоторые комплексы, как-то в подпитии, он рассказал, как его пассия делала ему минет, Сергей удивился:

–А как ты потом с ней целовался?

Задорно расхохотавшись, Иваныч покровительственно похлопал Серегу по плечу:

–Как обычно!

Это были романтики до самых кончиков пальцев, их библией был роман Ремарка «Три товарища».

И вот наступила ночь игры!

В общаге, особых развлечений не было, да и разве можно считать для взрослого отслужившего мужчины, футбол на площадке за общагой развлекухой?

Нет, пиво с такими же, как ты Мужчинами. Да секс с девчонками из соседней общаги, вот это – Жизнь!

По крайней мере, в идеологии наших новых персонажей.

Потому что «Мужик» – это в блатной терминологии работяга.

В какой-то момент, началась игра, играли в секу.

Серега, был самым молодым, и пользуясь снисходительным отношением друзей начал что называется «храпеть», за пару часов он раздел своих друзей до нитки.

Но деньги, заработанные неправедно тяготили его.

И когда его друзья, совершено ошарашенные, и растерянные вышли покурить на балкон в 2 часа ночи, ему вдруг стало жаль Макара, который потирал очки трясущимися руками, да и Иваныч дрожащими от возбуждения или от страха руками не мог прикурить сигарету.

Зиновий, считавший себя знатоком игры, сквозь тонированные очки сверху вниз воззрился на новым взглядом на Сергея:

–Как ты это сделал?

Наш герой, никогда серьёзно не относившийся к жизни, исполнился жалости и разочарования, брякнул:

–Я просто храпел (в переводе со сленга это значило блефовать)!

Вот так практически рухнула многолетняя дружба, Зиновий коротко бросил:

–Реванш!

Все разбежались по соседям, набрали долгов и сели по новой.

Надо ли говорить, что друзья через пару часов раздели Сергея, тот одолжил у товарища из соседней комнаты, сумму равную его полугодовой зарплате на скорой помощи, которую тут же благополучно проиграл.

Разумеется, никто не стал звать его отыграться.

Ребята жили по прежнему, лишь, Сергей превратился в зомби, он дежурил, чуть ли не каждый день, а днем на семинарах просто спал.

Когда через месяц он встретил Фару (Фадея), тот его едва узнал, узнав, в чем дело, бросил:

–Пошли!

Сергей не заморачиватся, он уже плохо соображал от недосыпа.

Дело было к вечеру, а что делать в общаге долгими зимними вечерами?

Фара был немного знаком с пацанами и потому, быстренько распив принесенный скотч, увидев колоду, тут же невзначай предложил перекинуться в секу.

Компания нехотя согласилась, это было их фатальная ошибка.

Фара буквально за час раздел всех до нитки.

Потом выйдя вдвоём с Сергеем на балкон, он спросил его:

–Сколько ты должен?

Отчитав названную сумму, глядя боковым взглядом сказал:

–Не играй больше.

И ушел.

Да, Сергей больше не играл на деньги.

А Фара? Фара эмигрировал в Штаты, и следы его затерялись.

Зиновий, вернулся к родителям, и какое то время коротал век на скорой фельдшером, потом уехал в Питер, но по прежнему дует травку. Макар – работает в Роспотребнадзоре, страдая от СПИДа, Иваныч – анестезиолог.

Но что постиг наш герой из этой истории?

Он понял, что марихуана расширяет поля зрения, но как оказалось, у любого человека, если обращать внимание на края полей зрения возникают индуцированные галлюцинации, об этом прекрасно знают, кроме наркоманов и гипнологи. Акцентируя внимание на этих обманах восприятия, человек легко и просто входит в транс, что и было во время той игры, тем паче групповой гипноз гораздо легче индуцировать, нежели индивидуальный, а уж если пипл под наркотиками, то проблем практически нет. Разумеется, важно самому научится вычленять зрительные образы боковых полей зрения, и только сконцентрировавшись на них можно возбудить своих виз-а-ви на трансовое состояние.

Когда и почему человек заканчивает свой жизненный цикл?

У кого того он ограничен ресурсами физического тела, у других душевными рамками.

Драться Серега научился в классе 3-м когда оказался в санатории –профилактории от какого-то заводуправления об этом мы упоменем позже.

Сам санаторий был так сибешный, наш герой безнадежно влюбился в девочку Олю, шатенку, немного застенчивую, но иногда сверкающую своими плутовскими глазками.

В школу они ходили в город, там отношение к ним было недоборе, городские не считали зазорным поколотить санаторских.

Однако, Сергея взял под сове крыло одноклассник, который по счастливому обстоятельству контролировал по крайней мере параллелей 8 в этом святилище порока.

Как его звали, стерлось в пыли веков, но этот, невысокий, довольно щуплый мальчик, отличился тем, что ударив старшеклассника в лицо кулаком, как под микроскопом дотошно изучал реакцию долговязого подростка. А потом, повернувшись к Сергею жизнерадостно улыбнулся и, обняв его за плечи шел по залитому осеним желтым солнцем школьному коридору.

Говорят мужчиной становятся когда передерутся перепьют и пересовокупляются.

Сергей неоднократно проверял судьбу, садясь поздним вечером в «106» маршрут на соседней остановке. Это была его Голгофа, справа проплывал сельхоз институт, потом темные окна фирмы «Мир», мелькала громада универмага «Центральный», потом в дали слева мерещился Дворец Спорта, и вот уже слева возникла причудливая фигура писающего мальчика на фоне кинотеатра «Искра», а вот справа Русский Драм, ну вот доехал и до своей конечной, до «Горсовета».

Ох уж этот «106» автобус, днем набитый до самого верха как сардинами в банке людьми, только вечером он становился приятным для локомоции, ведь девушка в форме, всегда особенная, а уж стюардессы, обладали своей романтикой, а как скромно опускали глазки барышни при виде летчиков это особый случай.

У каждого автобуса свой особенный запах, «Лиаз» отличался своей более приятной феромонистостью. В нем было уютней, чем в холодной строгости «Икаруса», тем паче, что глядеть на мир через отверстия в резиновой гармошке «Икаруса», на пролетающие дома, скверы, было не весело.

А задумчивое завывание «Лиаза» на разгоне, потом при переходе на повышенную передачу, ровное гудение, напоминало бабушкин самовар. А уж сиденья спереди возле теплого мотора уральской зимой это было наивысшее блаженство.

За Горсоветом было Глумилино, что может быть более иррациональным, чем то, когда ты обнимаешь худые плечи своей подруги и стоишь на девятом этаже в 4 утра в июне?

Солнце вываливается из-за Уральских гор атомной вспышкой, сначала тебя пронзает светом, потом накрывает нейтронами, чуть позже бомбит альфа-частицами и уже в конце дырявит ударом звуковой волны, которая растворяет в зыбке рассвета, пытающуюся укрыться от этого наваждения змею черной речки, и вот ты уже растоплен, как мороженное на тарелке капризного малыша.

–Как ты доехал до своей конечной?– думал Сергей.

– Ведь ты была моим солнцем, биением моего сердца. Да, я наделал много ошибок, тестируя свою Любовь, но можно ли было не простить ошибки юности?

Вдруг вспомнилось, как они стояли ночью под звездами на залитой гудроном плоской крыше общаги и он, глядя на колоссальную, 150 метровую трубу завода пообещал написать на ней ее имя, чтобы весь город мог постичь высоту его любви.

Но мы отвлеклись, выпрыгнув из теплой атмосферы «106»-го, Сергей отправлялся на поиски приключений, по дороге домой заворачивал через Парковую на Зорге, ведь борзые «пацаны» с Зорге утверждали, что чужаков они не пускают, но все тщетно, темными осенними ночами на стыке эпохи социализма и беспредела, ни одной живой души не встречалось. Уже обречено, наверное в 10-й раз доходил до памятника «Без пяти 11», изображавшего рвущихся в бой красноармейцев, и намекавшего на то, что в 11.00 открываются пивнушки (злые языки сравнивали героев гражданской войны и героями нашего времени, людьми стремящимся похмелится.)

Понимал, что приключений не будет, но квест продолжался и на Миасской, что напротив общежитий Авиационного института ему повезло, пара подкаченных фраеров, видно насмотревшись бойцовских видосов коротко бросили:

–Дай закурить!

Много ли надо человеку, чтобы понять низменные помыслы своих соплеменников?

Сергей рано понял, что для него не составляет труда вычислить, что хотят люди, но больше всего его удивляло то, что люди врали, не отводя глаз, при этом ясно осознавая то, что он тоже знает, что и почему они выдают за правду. Многим нравилось это делать!

Однако, иллюзия по поводу добродетельности людей рассеялись у него давно, еще в армии.

Но оставалась надежда, что женщины из саг Александра Грина все ж таки существуют, но обнаруженный дар ясновидения, как-то за полгода до описываемых событий привел его к девчонкам – мажоркам, которые на этаже, что-то колдовали при свечах.

Скромно примостившись на краю стула, он наблюдал за действом, как вдруг почувствовал себя на одной волне с ними. Конечно, опыт суггестии у него уже был, и баритон был необходимым атрибутом, но и темп речи был важен, вначале он только бросал короткие реплики, потом почувствовав, что ведет девочек, периодически замедлял свой монолог, и они уже сами настраивались на его диатрибу. В какой-то момент, он пошептал:

–Только эпителий женских губ может быть ощущен и почувствован другими женскими губами.

Повторение тоже является необходимым компонентом внушения.

В этот волнительный момент мажорки слились в страстном поцелуе, с ужасом Сергей наблюдал за плодами своего чревовещания, события развивались стремительно и девочки оказались в постели. Наверное, они подрабатывали жрицами любви, наверное, мужчины им опротивели, но когда в твоем присутствии две восхитительные феи придаются любви Сапфо, понимаешь свое отчуждение, и одиночество бьем с размаха, приводя к оцепенению.