Читать книгу Фаворит Марины Ивановой - Маргарита Клочкова - Страница 1

Я стояла на пляже и щурилась от яркого утреннего солнца, пытаясь найти среди волн шхуну, на которой уплывали мои мужики.

Вдруг по взмаху рук я поняла, что мне изо всех сил машет муж. Он тоже всё это время искал меня глазами, как и я его.

В это самое время до меня легонько дотронулась дочка.

– Сонь, ты чего хочешь, а?

Стройная, изящная, кокетливая, она закусила игриво верхнюю губу и начала перебирать в песке пальчиками ног, понимая, насколько хороша.

Иногда мне не верилось, что такая взрослая девушка – это та самая смешная крохотная малышка, которая поразила при рождении длиной своих волос и ресниц не только меня, но и акушерок, видевших всякое.

– Сонь, что хочешь? Жалеешь, что не отправилась на рыбалку с папой и братьями?

– Нет, мам, хватит мне того, как 3 года назад дед возил на пруд с ночёвкой, и потом от укуса комара в глаз, у меня всё лицо опухло, – дочка интуитивно достала из пляжной сумки зеркало, желая убедиться, что сейчас не похожа на перепитого бомжа.

– Сонечка, а представь, половина наших знакомых сами себе уколы вот так в лицо ставят, дабы уверены, что если у них лицо станет надутым, то они помолодеют, – отшутилась я, будто понимала, что мне зададут какой-то личный вопрос. – Кстати, тебе ещё на рыбалке с дедом несказанно повезло, я ездила в твои годы тоже разок, так он пытался меня заставить облизнуть червяка, прежде чем надеть на крючок.

– Фу, мам, даже не хочу представлять это, – дочка сделала паузу. – Мам, хочешь коктейль?

– Хочу! – воспряла я. – Неси-ка мне «Маргариту».

– В 9 утра? Я думала, ты попросишь любимый апельсиновый фреш или просто воды.

– Нет, я буду «Маргариту» и точка. Всегда так хотела на отдыхе сделать, но не выходило: то вы были все маленькие-маленькие, потом – то ковид, то – закрытие границ… – выдохнула я. – А сейчас, наверное, сейчас… я впервые прилетела на море без необходимости кому-то вытирать зад, резать ножом котлетку за обедом, да и у бассейна не надо мне ходить взад-вперед, контролируя ваши прыжки и нырки, поэтому… тащи, давай коктейль мне, свободной и независимой женщине!

Соня засмеялась и неторопливо пошла к бару.

Позавчера ей исполнилось 18, и стало как-то грустно от того, что так быстро прошло её детство, будто не успела я до конца им насладиться.

Да и сыновьям было уже 10 и 12, им я тоже была не особо нужна с объятьями и тисканьем.

– Марин, а давай ещё родим?! Мы ж ещё молодые, – будто эхом прозвучал в моих ушах голос мужа, предложившего то ли в шутку, то ли всерьез такую авантюру на праздновании совершеннолетия дочки.

По мне тогда пробежала дрожь: нет уж, свою норму я родила! Хватит!

Я втирала в свою кожу, пожалуй, уже второй килограмм крема, чтобы сильно не загореть, в тот самый момент, когда дочка поставила на столик у шезлонга прохладный коктейль.

– Ну, спрашивай, что хотела?! Я ж вижу по твоим хитрым глазам всё-всё!

– Всё, да не всё! – Соня показала мне язык, отвернулась, но уже через мгновение произнесла. – Мам, расскажи мне про свою первую любовь?

– Чего? Что за пафос пошел… «первая любовь»? ВКонтакте пересидела или Егор написал что-то?

Честно говоря, такого вопроса я точно не ожидала.

– Мам, ты просто такая эффектная девушка, я б даже сказала милфа1, – замялась дочка.

– Ну спасибо, – я отпила коктейль и надела солнечные очки. – Вот так комплимент. Папе главное не говори, а то он больше твоих друзей-парней в гости не пригласит.

Мне было очень смешно.

– Мам, перестань. Я просто не верю, что до 20 лет ты только училась, училась и училась, если верить бабушке! – по тону Сони я поняла, что сдаваться она не намерена.

– Зайка, так и не верь ей! Она вообще до сих пор от слова «секс» краснеет, аки девственница, поэтому я боюсь даже спросить, как ей удалось родить меня и Полину, – тут я перешла на шепот. – Я даже не исключаю непорочное зачатие группой инопланетян, только дедуле об этом…тссс…не говори.

– А вдруг у деда связь с пришельцами этими через червяков, которые он на крючок рыбам надевает, – дочка начала смеяться над своей шуткой так искренне и заливисто, что немецкий паренёк, лежавший в паре метров от нас, стал нам улыбаться.

– Сонь, скажи честно, а ты знаешь имена 9 фаворитов Екатерины II, изображенных у подножия её памятника в Санкт-Петербурге? – начала я.

– Нет, мам!

– Ну да, для ЕГЭ такое сейчас не нужно, да и технарь ты, в папу.

– Маам, ты хочешь уйти от ответа про первую любовь!? – дочка поставила на стол свой стакан с минералкой.

– Нет-нет, напротив, я просто хочу погрузить тебя в атмосферу 1997 года… Вот и ОН, как и ты, имён фаворитов не знал! Не знал и безбожно списывал у меня! Так в 10 классе на городской олимпиаде по истории начались мои первые, скажем так, романтические отношения в жизни.

***

Я отодвинула листок немного вбок, но это никак не помогло мне. Долговязый рыжий мальчишка с веснушками, сидевший рядом, продолжал коситься в написанное.

Я в очередной раз многозначительно и строго взглянула на него, нахмурив брови, чтобы он наконец-то отстал от меня. А он стал широко мне улыбаться, как бы говоря: «Мари-и-ин, тебе что жалко показать мне фаворитов императрицы!».

Я слегка улыбнулась в ответ и посмотрела в записи случайного соседа. Его звали Валя Совенко.

И списывал у меня он настолько удачно, что занял в олимпиаде призовое третье место, а я – нет.

Услышав имена победителей, я очень сильно злилась, потому что этот нахал получил грамоту. Мою грамоту и… мемуары про Екатерину Великую «Роман Императрицы»2.

«Зачем она ему сдалась?!»– думала я, сидя в актовом зале во 2 ряду, когда рыжий Валя улыбался, высоко подняв вверх, как трофей, изумрудного цвета книгу. – «Это же про любовь! А ты даже имён фаворитов не знал!»

Прошло недели две, ни об олимпиаде, ни о рыжем выскочке я уже не вспоминала. Шёл разгар длинной третьей четверти, и всё, что мне хотелось, это быстрее отдохнуть на каникулах.

Одеваясь после уроков у раздевалки, я смотрела в окно, думая, что мне хочется ломать лёд на лужах, со всей силы прыгая на нём, но для такой ерунды я была уже слишком взрослая.

В это самое время ко мне подошла какая-то лопоухая девчонка. По виду она училась в классе 6-7.

Она стояла близко-близко, не решаясь начать говорить, но затем быстро затараторила, что её двоюродный брат Валя познакомился со мной на олимпиаде, искал мой номер в городском телефонном справочнике. Искал, искал, но не нашел, и попросил её узнать всё про «Марину Иванову из 10 «А».

Какое-то чувство легкого превосходства возникло тогда внутри меня, будто я героиня книги, и меня после бала решил отыскать настоящий принц.

Но я не подала виду, а спокойно же пояснила:

– Не нашел, потому что в справочнике записан телефон по фамилии мамы, Степаненко.

– Да-да, он всем Ивановым города позвонил… и не нашел.

Я стояла и слушала, как она, тоже огненно-рыжая, как и её двоюродный брат, волнуясь, говорила:

– … И Валька очень хочет с тобой встретиться, поэтому просит адрес.

Я заулыбалась, чувство легкого превосходства переросло просто в Превосходство, настроение поднялось так, будто случилось какое-то чудо. Мне казалось, что красивее меня в тот самый момент не было: конечно, это не сравнится с фаворитами Екатерины II, но с чего-то ведь надо было начинать.

С важным видом я написала на листке своё имя и фамилию, не знаю, зачем. Это он уже и так знал, а затем подумала и вместо телефона черкнула адрес и день, когда он может прийти. Мне показалось, что так будет романтичнее, чем написать 6 цифр нашего телефонного номера.

Встречу я назначила на 3 часа дня субботы.

Суббота на этой неделе у меня была как раз свободной, потому что из-за грядущего праздника отменили занятия в художественной школе.

Три дня я думала о Вале, представляя, что ему скажу, что расскажет он, будет ли шутить, а, может, принесёт даже цветы или шоколадку. В мыслях я строила диалог за диалогом, проигрывая свои реплики, улыбку, даже репетировала перед трюмо родителей, как красивее всего смеяться. Примеряла то один, то другой наряд, залезла в шкатулку мамы и примерила новые серьги с рожицей коровы, которые папа подарил ей на Новый год. Она тогда страшно психанула, а папа доказывал, что это не корова, а «Натусь, это бык. Огненный бык, символ года, символ силы…а ты что хотела? А? Нам ещё в редакцию барыга этот, кроме украшений, мазюльки приносил… Духи были Kobra в виде змеи, хочешь на них попрошу обменять?», и мама тогда психанула ещё больше.

Отложив в сторону серьги, я стала натягивать колготки-сетку, но надевать их тоже была так себе идея, потому что на улице было ещё холодно.

Я вертелась перед зеркалом и ждала, так ждала встречи и своего первого свидания в жизни, что сердце бешено колотилось от предвкушения.

Иногда я начинала жалеть, что просто не дала его двоюродной сестре номер телефона, ведь тогда бы я точно знала, придёт он или нет.

Мама ждала субботы вместе со мной, мечтательно вскидывая свои тонкие черные брови. Ждала, без конца повторяя, что юность так хороша, потому что в ней так много слова «первый»: первый возлюбленный, первые признания, первый поцелуй… и даже рассказала мне про своего любимого актёра кино.

***

– У бабушки был краш3? – Соня округлила глаза. – Это просто охренеть же, мам! Ты почему раньше не говорила?

Я ничего не могла ответить от нахлынувшей волны дичайшего смеха. В голове никак не укладывался образ моей строгой мамы, главного, вернее, я бы даже сказала, нудного инженера при институте угля и модное словечко «краш».

– Дочка, я тебя обожаю, у меня аж слезы на глазах от твоего этого «краааашшшшш».

– Подожди, ма, мне Егор пишет.

Я понятливо кивнула и решила пока купить манго и ананас в лавочке у пляжа, потому что самой расспрашивать дочку о парне мне казалось так по-…, так по-… по-старинному что ли, будто я старуха дряхлая.

Естественно, мне было любопытно, но наседать и требовать подробностей… нет уж. Не маленькая! У неё должна уже быть своя личная жизнь. Захочет, сама расскажет.

Вернувшись, я увидела, что Соня, допив свою минералку, ждёт меня.

– Ты не хочешь искупаться хоть немного!?

– Не-а, во-первых, рассказывай про краша бабули, а во-вторых, про свое первое свидание.

***

По пятницам мы обычно ездили в баню к тёте, так было и в это раз. Всегда я мылась вдвоем с сестрой, но накануне мама с папой поссорились, поэтому она решила пойти мыться вместе с нами.

Я всё время старалась смотреть куда-то вбок, потому что обнаженная мама меня, мягко говоря, смущала. Безмерно смущала.

Весь облик уставшего от жизни тела говорил о том, что век женской красоты так ничтожно мал, что надо обязательно успеть пораньше встретить свою любовь и выйти замуж.

Глаза обрамляли морщины, потому что зрение у мамы лет в тридцать ухудшилось, но она принципиально не носила очки, чтобы казаться по её слова нормальной, а не «четырехглазой».

И, вроде мама не была толстой, но её дряблый выпирающий живот был изрезан растяжками, напоминая мне картинку из учебника по биологии «мозг в разрезе».

Живот был неким укором, что из-за меня и сестры она выглядит именно так в свои 39 лет.

– Марин, поддай парку, – донеслось сбоку, но я не поворачивала голову. – Ты чего сегодня такая смурная? У тебя живот не болит?! Наташка-то так себе готовит, а ты тарелку её супа съела до бани. Надо было мне шепнуть, дескать, мам, такое не ем! Фу!

Мама была уверена, что готовит лучше всех в мире, тем более, лучше своей старшей сестры и любила это то и дело подчеркнуть.

Я отрицательно замотала мокрой головой:

– Нет, ничего не болит. Просто думаю…. Сижу думаю, придёт или нет завтра тот мальчик с олимпиады.

Полина ехидно захихикала, но после строгого взгляда мамы резко сникла и перестала вообще подавать какие-то звуки, молча хлюпая водой.

– А ты не гадай, доча! Веник достань лучше из таза, он уже хорош, готов к бою, – мама взобралась на верхнюю полку. – Помнишь, я тебе говорила, что фильм «Офицеры»4 начинается с того, что Алексей Трофимов бежит на концерт Моцарта и несёт будущей жене полено? Вот такое первое свидание. Романтично до мурашек!

Я улыбнулась и налила ковшом воды, чтобы смыть шампунь.

– Мам, тебе веник что ли напомнил про дрова?

– Маринка, ты что забыла, что фильм начинается в Ленинграде в Гражданскую войну? А ты как раз ходила на олимпиаду по истории, где этого молодого человека повстречала. И поступать будешь на юридический!

– Его Валя зовут. И я хочу учиться на дизайнера.

– Тебе мама не разрешит, – шепнула мне тихонько Полинка.

Мама будто не слышала меня и сестру, она хлестала себя веником с мечтательным видом и говорила, наверное, уже в сотый раз:

– … с первого взгляда, с первого вздоха Ваня полюбил Любу, но был настоящим мужчиной и уважал её чувства, считал низким делом уводить жену друга, но как любил, как любил. Больше жизни любил и ценил.

Я посмотрела на маму, трепетно прижавшую к своей груди березовый веник, будто букет от любимого:

–… бежит он прямо по вагонам поезда с полевыми цветами. Молодой. Красивый. Статный. Паровоз несётся, а Ваня бежит, бежит, бежит. Он сильнее, быстрее этой железной махины, потому что внутри него бьётся сердце, наполненное неимоверной мощью любви. Потом Иван резко падает навзничь, засовывает руку в открытое окно и кладёт букет к голове Любы, а она…она только что родила сына, и не от него, от другого мужчины, своего мужа, но он, Ванечка, любит её такой.

Я слушаю маму, не поворачиваясь в её сторону, но чувствую всем своим нутром огонь, исходящий из её глаз, когда мама говорит про любовь. Настоящую любовь из её любимого кино:

– … будь у меня сын, девчонки, то назвала б его Иваном. Как красиво звучит, согласитесь, Ваня, Ванечка, Ванюша… и отдала бы сына в кадетское училище, потому что мужчина в форме – это всегда красиво, это защита, это сила. Это по-настоящему, понимаете! Это вам не дворы подметать.

Мне стало немного стыдно, потому что папа уже три года работал дворником при школе и местном кафе, несмотря на высшее образование. Нет, конечно, он ещё на полставки работал фотографом в редакции городской газеты, но то и дело ему указывали дома, что он ушёл с завода, променяв чертежный циркуль на никому не нужный фотоаппарат…и метлу.

Мама тяжело вздохнула, слезла с полка, резко облила себя холодным тазом с водой и вышла в предбанник, оставив нас с сестрой одних.

***

Я взглянула на дочку, она жадными глазами ловила каждое произнесённое мною слово, хотя многое, безусловно, я оставляла в мыслях.

– Мам, а это кино про любовь ты сама смотрела?

– Конечно, видела пару раз, его показывали по телевизору ближе к дню Победы, но это фильм не про любовь, а про выбор призвания что ли, про силу духа и умение принять жизнь, такую жизнь, которую невозможно рассчитать и спланировать.

– Да? – Соня удивлённо вскинула брови. – А почему тогда бабуля…

– Каждый видит то, что хочет видеть, – перебила я дочку. – Мама моя смогла рассмотреть пылающие от любви глаза офицера, а я, как сейчас помню, сцену, ставшую для меня главной. Героиня фильма Любовь понимает, что её сын, единственный, рожденный в счастливом браке, умер, вернее погиб в сражении, и она бежит со слезами на глазах, решив в первом порыве, на эмоциях, выброситься из поезда, но дверь не открывается, и она плачет от отчаяния, не понимая, как теперь жить, а потом идёт сцена, где сидит её маленький счастливый внук, и сразу ясно, как жить! Жить, принимая от жизни и поцелуи, и удары судьбы.

– Мама, знаешь, что сейчас я поняла? – перебила меня дочка, касаясь локтя, её глаза горели так будто она доказала гипотезу Римана5.

– Ну, не томи? Что поняла?

– … для вас с бабушкой, ма, эти… как его… этот фильм «Офицеры» – про разное.

– Да, так оно и есть, Сонечка, – улыбнулась я.

– …Но… Но поезд… Ваши мнения объединяет… поезд, – дочка от своего открытия аж щелкнула указательным и большим пальцами. – В нём, в поезде этот самый мальчик родился, то есть в поезде женщина обрела сына, и в поезде она же узнала, что сына у неё больше нет, но в поезде у неё появился внук, а это мама закон жизни.

– Сонь, я запуталась. Объясни! – мой взгляд скользнул по такой женственной фигуре моей взрослой дочки.

– Ну как ты не понимаешь, а? – кокетливо заканючила дочка. – Закон Сансары. Души не умирают, а всё хранят в себе.

***

С утра пораньше я встала и начала ходить по комнате, сбегала раза 3-4 на кухню, чтобы заварить себе чая. И лишь услышав мамино: «В тебе что тонна костей? Чего так топаешь?» я угомонилась и легла в спальне почитать журнал Лиза, который взяла накануне в библиотеке за тысячу6, поэтому сегодня надо было его успеть отдать до обеда. Я листала страницу за страницей, надеясь, найти советы, как подготовиться к свиданию или что говорить парню, чтобы ему понравится, но в январском выпуске об этом не было написано ни слова.

От чтения меня отвлекла мама, пояснив, что сегодня моя очередь чистить сантехнику.

И вот я, сидя у унитаза, отчего-то подняла голову вверх, и начала рассматривать ангелов на обоях, которые я на летних каникулах вместе с мамой наклеила прямо на потолок в туалете, вот такое было мамино дизайнерское решение. Ангел улыбался мне, будто подбадривал и благословлял на свидание.

Я сидела у унитаза, не понимая, можно ли помолиться изображению этого Херувимчика, чтобы любовь сложилась. Вроде, бабушка говорила, что главное – чистота души, но вонючий ёршик и шум слива меня смущали, возвращая в реальность.

По дороге в библиотеку я вспоминала яркие картинки из глянцевого журнала, предлагающие модные наряды на весну. Мне так хотелось быть красивой, очень красивой, но громоздкая шуба из волка, которая досталась мне от тёти Наташи, а ей – от её свекрови, была тяжким грузом, напоминающим, что мода есть, но пока не в моей жизни.

Протягивая библиотекарю журнал, я взглянула на вышарканные рукава, и впервые поняла, что стесняюсь, очень стесняюсь своего внешнего вида.

Накатывали слезы, мне хотелось даже отменить это самое первое в своей жизни свидание.

Я быстрее выскочила из библиотеки, хлопнув негромко дверью, и тут на меня сзади упала сосулька, вернее она прошла вскользь по этой самой огромной бронешубе.

На улице кругом были лужи из разжиженного снега.

– Ненавижу, как сказала бы мама, «межсезонье», – пронеслось у меня в голове, потому что в тонкой куртке выходить гулять ещё было рано, а в старой волчьей шкуре я выглядела кошмарно, но номера телефона Вали я не узнала специально, поэтому свидание отменить было уже нельзя.

Около трех часов дня раздался звонок, моё сердце бешено застучало.

Он пришел… Пришел. Ко мне. Он!

– Юр, – услышала я перешептывания на кухне, – Маринка-то собирается гулять с кавалером…. Да сиди ты… Ешь беляш.

– Мне ж интересно посмотреть, как он выглядит.

Я быстро надевала шапку, чтобы выйти в подъезд, и, честно говоря, не особо помнила внешность соседа с олимпиады.

В это самое время с кухни раздался шёпот:

– Да обычный вообще! Не красавец точно. Зубы у него кривые да уши такие, что позавидовал бы… – кто мог бы возжелать такие же органы слуха, я не расслышала, застегивая крючки на своей шубе, а мама тем временем пришла к философскому заключению. – В общем, дочки в меня пошли… Я тоже тебя, Юр, не по внешности выбирала.

– Что? Не понял! – начал папа…

А что конкретно он не понял, я так и не узнала, потому что перепрыгивала через ступеньки в уже демисезонных вишневых ботинках на каблуках, спускалась вниз, где между 4 и 5 этажами застенчиво стоял Валентин.

Только сейчас я поняла, каким высоким и статным он был, уши были под шапкой, не знаю, как мама узрела их размер, я же начала рассматривать его каре-зеленые глаза.

В голову отчего-то лезли фрагменты недавно прочитанного интервью в журнале. Какая-то актриса раскрывала секреты того, как со стороны выглядеть влюбленной в своего партнера по фильму:

– …просто считаю его ресницы, а создается ощущение нереальной искры между вами. Понимаете?

Я отчего-то, приблизившись к Вале, стала незамедлительно использовать приём этой актрисы.

«А что, если потом я внукам буду пересказывать эту историю нашей любви?» – проносились ураганом мысли в моей голове.

Вдруг донеслось:

– Привет. Пошли?

Я махнула головой:

– А куда?

– Да так походим просто по улице.

В нашем городишке было 3 кафе, в них я бывала прежде на днях рождениях одноклассников и разок всей семьёй, когда папа получил грамоту за участие в конкурсе «Фотоосень – 1996», и мы все ели мороженое в железных креманках.

«…Но на 1 свидании в кафе девушек водят только в кино, да и цветы тоже особо не дарят, наверное» – ухмыльнулась я, разговаривая сама с собой, пока спускалась по лестнице в подъезде.

Мой кавалер шёл на половину лестничного пролета впереди, на улице он обернулся, будто хотел убедиться, что я не исчезла.

Моё тело в тяжелой шубе колыхалось рядом, Валя наконец-то широко улыбнулся:

– Я вообще рад, что Зойка тебя нашла. Это сестра моя.

– Поняла.

– Ты знаешь, я фамилию твою запомнил, звонил, не нашел.

– Да, мне Зоя сказала.

– С пацанами в классе ещё говорил, типа познакомился на олимпиаде. Мне в ответ Костян, ты его знаешь, он в КВН играл месяц назад против твоей школы. Короче, мне Костян такой: «а как Марина эта выглядит? Не помню, чтоб мне из их школы понравились девушки».

Я коротко улыбнулась, подумав, что, если Валя обсуждал с одноклассниками меня, значит, у него очень серьёзные намерения, значит, волнуется.

Мы бродили по улицам, то и дело обруливая лужи, мои ноги уже устали, и хотелось куда-то присесть, но Валя всё шёл и шёл, то молча, то рассказывая про то, что собирается поступать на юридический, про бежевый модный костюм, который ему купили на выпускной, про своего старшего брата, про маму, которая уже сегодня готовится к женскому дню.

– У нас поэтому сегодня в художке занятия и отменили, – вставила я быстро. – Завтра же праздник.

– Угу, – пробурчал в ответ Валя, – и начал говорить, что любит, как и его папа, рыбалку.

Мы уже гуляли часа три, мои ноги почти насквозь промокли, под шубой по спине бежали струйки пота, и, судя по тому, как далеко от моего дома сейчас находились, минимум минут 40 ещё должны были шляться.

Ни о какой романтике речи вообще не было: ни в разговорах, ни в жестах, ни во взглядах, ни в воздухе.