Читать книгу Так вовремя… с опозданием… - Маргарита Кононова - Страница 1

Глава 1. Прощение… или прощание?

Столько лет… столько воды утекло, я уже начал забывать о ней и тут, в городе столь нелюбимом мною, там, откуда мне всегда хотелось бежать подальше, я увидел её давно стёртый памятью образ…

Эти рыжие вьющиеся волосы, как и много лет назад, в те далёкие годы. Вот только теперь они короткие, на столько, что хочется выскочить из этой машины только ради того, чтоб спросить: «Зачем? Для чего ты обрезала их?». Вот только в этом нет смысла, ведь она скорее всего и не вспомнит того мальчишку из детства. Ведь для меня она была первой любовью, девушкой, что долгие годы не выходила из моего сердца и посещала каждую ночь. Девушка, встречей с которой я грезил, годами представлял, как это будет. Подумать только, я успел жениться, разбиться и вновь потерять свою холостую жизнь. И всё равно за двадцать лет не было такого, чтоб я не вспоминал о ней. Моё помешательство, моя паранойя. Столько лет без её глаз и голоса, а сейчас, один случайный взгляд и всё всплыло.

Сколько раз я убеждал себя в том, что за столько лет мы точно хоть раз, но встретились где-нибудь на улицах города, ведь Земля наша круглая. Мы встречались и расходились, просто не узнав друг друга, я начал в это верить и больше не искал её в лицах прохожих, до сегодняшнего дня. И сейчас я вспомнил ту рыжеволосую девочку в подсолнечном поле…

Стоп. Всё, хватит. Я тут по работе и заниматься должен ею и только ею. Меня ждала очень важная встреча, и распыляться мне нельзя. Ещё раз изучив документы, я подъехал к зданию местного бизнес центра, где меня радушно встретил администратор. Молоденькая девушка, скорее всего стажёр. Высокая, стройная со светлыми волосами, собранными в высокий хвост. На вид лет двадцати пяти, с милой улыбкой и огромными глазами. Раньше такие девушки вызывали мой интерес, и таких у меня в кровати побывало целое агентство, но сейчас, сейчас мне не хочется даже взгляда бросать на её формы. Девушка проводила меня в приёмную, где столь же милая секретарша попросила немного подождать, предложив чашечку кофе. Евгений… он вечно где-то пропадает и задерживается, вечный творческий полёт, человек, неспособный удержаться на одном месте. Эту встречу мы переносили трижды, так что подождать ещё несколько минут, в сравнении с теми четырьмя месяцами – не проблема.

А ведь несколько лет назад, на самом рассвете моей карьеры, именно этот человек оказался рядом и построил со мной то, что сейчас у нас есть. Мой первый настоящий и главный партнёр, и этот офис – моё детище, оставленное под его контролем. Когда я окончательно перерос этот город, когда моим крыльям стало тесно, я принял сложное решение, бросить тут всё, ведь в моих планах был переезд вместе с ним, но Женька отказался, сказав, что не может покинуть малую родину. Он уговаривал меня остаться, просил подумать хорошо, но это было выше моих сил, куда выше возможностей, я понимал, что нужно расти дальше, а тут я уже подпёр теменем потолок.

– Евгений будет через десять минут, просил ещё раз извиниться за задержку – Александра, его секретарша, неизменная уже больше пяти лет. Девушка, с которой ему приписывают роман, шепчутся за глаза, осуждают порой, но лишь я знаю, что Женьке семья не нужна, ему для счастья нужно другое – например, побродить по джунглям, изучить деревни в Африке, залезть в горы. Он путешественник, ищущий новых острых ощущений.

Сегодня ночью он вернулся с острова Мадера, его мечтой было добраться до горной вершины Пику – Райву и просто посмотреть вниз. Вот такой он неудержимый романтик, так он вдохновляется и отдыхает, а после этих поездок будто молодеет.

Лишь через полчаса распахнулась дверь приёмной, и вошёл счастливый, но уставший Женька.

– Как же хорошо, что ты меня дождался. А чего не в кабинете?

Смешной, как я мог его не дождаться, если приехал в эту дыру ради встречи с ним. Мы прошли в кабинет, дверь за нами закрылась, и начался его рассказ. Мне не обязательно даже куда-то ездить. Его впечатлений хватает на нас двоих. Разговор перерос в дискуссию, ведь ему в голову влезла очередная бизнес-идея. Уже миллионная, после каждой поездки Женя придумывает всё новые и новые грани.

– Я тебе говорю, можно без проблем наладить поставку из Индии, ты просто не представляешь аромат этого кофе.

– А я тебе ещё раз говорю, это не рентабельно. Никто не будет закупать у нас этот продукт, когда на рынке есть вещи дешевле и тем более без проблем. Никто не будет ждать своих заказов по месяцу. Сам подумай, квоты, налоги, пошлины. Ценник будет заоблачным.

– А если мы дадим рекламу? Подумай, сайт, ролик, на каждом билборде мы.

– Для этого нужен вкус, которого, уж прости, нет ни у тебя, ни у меня. Мы сядем в лужу.

– Поэтому, у нас сегодня встреча с представителем рекламного агентства, нам прислали их лучшего специалиста. Я разговаривал с хозяином – Борисом. Прекрасный мужик, знающий своё дело. Это будет спец проект.

Я почувствовал, как моя челюсть упала на пол. Какая реклама? Что он вообще придумал?

– Ты не понимаешь, сейчас нас знают на узком рынке, а они, они выведут нас на мировой. Ты же всё пытаешься куда-то расти, вот тебе направление. Хватит открывать офисы, пора налаживать поставки, дать новый уровень, привлечь людей. Мы топчемся на месте, за пять лет ни на шаг не сойти, это провал.

– О’кей, ладно, я не в силах с тобой спорить, давай идти по твоему пути. До первого косяка, Жень.

Друг расплылся в улыбке, он знал через что зайти. Для меня это болото, в котором мы уже зацвели – ужасная пытка. Мне казалось, что открыться в новом городе, побольше, будет успехом, а на деле, ничего. Бизнес, который стоит и только требует вложений с минимумом отдачи. Стоило мне согласиться, как постучалась в дверь Саша и сообщила, что приехал дизайнер. Дверь распахнулась и вошла она… чёрт, она ведь всё так же прекрасна, я соскочил с удобного кресла, ни в силах, не то, чтоб шаг сделать, даже слова сказать не могу. В горло будто налили свинца. Как же она изменилась, как расцвела. Голос, я слышал голос, нежный, бархатный, не разбирая слов.

– Вот этот тормоз – мой коллега, совладелец – Святослав.

Она узнала меня? Почему так смотрит, не заглядывая в глаза?

– Слав, отомри, а то Евгения подумает, что ты, как бы, помягче, дебил.

Мягко, молодец.

– Женя? – Всё-таки выдавил я из себя. Что за тупизм, конечно, она. Та самая, моя Женя. Как же ей идёт всё-таки эта стрижка. Её красоту не испортит ничего, годы ей к лицу, любая стрижка, она совершенна. Этот трепет вместе с волнением, то давно забытое чувство внутри, от которого дрожит всё тело.

Она не узнала меня. Конечно, столько времени прошло…

Я ещё вспоминаю тот день с содроганием сердца. Главная новость маленького городка, тема, которую мусолили ещё несколько лет, добавляя всё больше и больше мерзких подробностей, и сплетен. В тот день, я, сбивая ноги, бежал к дому, чтоб найти её, когда видел её в последний раз мне было всего пятнадцать, а ей – четырнадцать.

В школе, в класс моей младшей сестры перешла новенькая девочка, посреди учебного года. Она стала темой для обсуждений, а после – для травли. Красивая, умная не по годам, она выросла, куда раньше всех своих сверстниц. Всё время одна, знающая ответ на любой вопрос, скромная и беззащитная. Наша дружба началась неожиданно, когда я вышел из школы и увидел, как её наглым образом толкнули в грязь сверстники. Она в своей белой блузке, упала в эту чёртову лужу. Для меня это был откровенный беспредел, два парня берут и толкают маленькую хрупкую девочку. Я вступился, помог ей подняться, проводил домой. Обработал разбитые колени, и с тех пор мы стали самыми близкими друзьями. Всё время я поражался её знаниям, её тяге к книгам, которые я ей доставал, мне хотелось видеть этот блеск в её глазах, каждый раз, когда я достаю что-то новое, ещё один сборник незнакомых ей страниц. Это продолжалось, как мне казалось, так долго, но в то же время так мало, я не успел насладиться.

В один из таких дней, я возвращался с тренировки, неся в сумке новый роман, для неё, когда услышал разговоры, от которых стало дурно. Я помчался со всех ног к дому, в надежде, что всё это ложь. Люди судачили, что в квартире по соседству, где жили они, произошло ужасное. Мужчина застрелил жену и падчерицу. Весть разлеталась по городу, как горячие пирожки, все кому не лень произносили эту новость с улыбками на лицах, вместо стандартных фраз из разряда: «Привет. Как жизнь?». Я бежал и впервые в жизни обращался ко всем богам, единственный раз, я мололся о том, чтоб она была жива. Это был первый день, без её улыбки, первый из той тысячи, что уже позади.

Это был ужас, непрекращающийся кошмар. Я был в больнице, сидел там часами по несколько раз в день, пока однажды не пришёл и не услышал, что её забрали родственники, ранним утром. С тех пор она пропала со всех радаров, о ней никто ничего не слышал, её никто будто бы и не знал, и всё, что напоминало мне о том, что я не сошёл с ума, и она правда была в моей жизни – воспоминания, и та книжка, что так к ней и не попала.

Вот сейчас эта девочка стоит в кабинете, что когда-то был моим. Живая, с улыбкой на лице. Всё-таки мои молитвы дошли.

Они говорили о работе, о моём бизнесе, а я не слышал ни слова, я там, в тех днях. Все наши встречи, разговоры и посиделки пронеслись в голове, от первой фразы, до последнего прощания. Кажется, я вспомнил каждое слово, каждый взгляд, всё.

– Слушай, мне нравится, а ты что скажешь? – Друг обратился ко мне, выдернув меня из своих воспоминаний. Я ощутил неловкость, попытался удобнее сесть в кресло, но удобно не становилось.

– Да, а есть какие-то гарантии? – Я не понимаю о чём разговор, и зачем спросил об этом, может, это и вовсе было невпопад…

– У нас ещё не было промахов, все всегда остаются довольными после нашей работы. Могу предоставить рекомендации, продемонстрировать наши проекты. Честно признаться, в вашем городе мы ещё не работали. Приехали специально для вас.

– Вот видишь, Свят, человек проделал долгий путь ради встречи с нами. Мы теперь права не имеем отказать.

Впервые мне было всё равно. К чёрту все мысли, я согласен на всё, ради того, чтоб увидеть её вновь. Как с ней себя вести? А может, наоборот, нужно взять себя в руки и отказаться от всего, вернуться домой, к жене и установить новый психологический блок, чтоб вновь жить так, как последние несколько лет, чтоб опять не вариться во всём этом. Нужно отпустить иллюзии, она другой человек, мне больше не пятнадцать. Это всё глупости, нужно собраться. Нужно уехать.

– Свят, а как ты смотришь на то, чтоб обсудить все детали вечером, в неформальной обстановке?

– Нет. – Резкое слово, вылетевшее, прежде чем я подумал. Сдержанность покинула меня.

– Мне нужно вернуться домой… – Я попытался оправдаться, сам не знаю для чего, но от этой неловкости я задыхаюсь, страшный дискомфорт внутри, странный трепет в переплетении с диким волнением. Сердце бьётся так, будто это его последнее усилие, руки дрожат. Мне впервые за долгие годы захотелось спрятаться в панцирь и больше не чувствовать. Отключить эмоции и переживания.

– Ты только приехал. Так, ничего не хочу слышать, чтоб вечером был, не подводи нас.

От неловкости стало невозможно, я просто встал и вышел. Покинул это чёртово место, по пути развязывая галстук, в надежде, что это поможет сбросить удавку, чтоб вновь суметь дышать. Ноги водили меня по улочкам родного города, я плутал по тропинкам, улочкам, тротуарам. Прямыми дорогами, обходя тупики, закоулками, пока солнце не спряталось за дома. В этой темноте, где даже фонари не спасают, ноги привели меня к дому детства. Ничего не изменилось…

Моё тело опустилось на скамейку, что располагалась прямо под её окнами, там, где мы проводили счастливое время. Ровно с пяти до девяти, каждый день, это было наше время, свободное от учёбы, тренировок и её занятий фортепиано. Мы говорили и обсуждали каждую из её книг, хотя я не прочёл ни одной, смеялись. Мы были живы, я был жив, и тогда в наши детские головы не приходила мысль, что всё это столь скоротечно. Мы думали, что впереди у нас целая жизнь, так оно и было, конечно, но я даже предположить не смел, что эти жизни будут не то, что разными, они совершенно параллельны, никогда не пересекающиеся. Мне казалось, что мы так и будем вместе, я считал, что в любой трудный момент мне удастся встретиться с ней глазами, как на всех соревнованиях, на которых она была рядом. Девушка, незримой тенью следовавшая за мной короткое время. Мне казалось, она всегда будет где-то за моей спиной.

– Не только меня так тянет к этому дому, на нашей улице… – Раздалось за спиной, я не ожидал, даже вздрогнул от того, что меня выдернули из моего счастливого воспоминания, из комфорта.

Во мне не нашлось сил развернуться, тогда обладательница столь знакомого голоса, даже сквозь все стадии взросления, села на скамейку, так близко и по-хозяйски забрала сигарету из моих рук. Странное чувство, неописуемое и несравнимое ни с чем, это ощущение крыльев за спиной и чувство никчёмной слабости.

– Впервые за столько времени ноги привели. – Будто в оправдание произнёс я, неузнаваемым хриплым голосом. Всё так же не в силах перенести взгляд на неё, будто боясь, что она лишь осколок воспоминания, который вот-вот испарится в воздухе. Дрожь вернулась.

– Когда Борис сказал об этом заказе, мне показалось, что это мой шанс заглянуть в прошлое, но я никак не думала, что встречу тебя. Как же ты изменился…

– Мне показалось, что ты и внимания не обратила на меня в офисе. – Она была так близко физически, но так далеко душевно… Это пропасть и полный кошмар. С одной стороны – вот она, моя Женька, так близко, и так тепло на душе. Но есть и другая сторона, мне сложно поверить в то, что мы выросли…

– Я пыталась не обращать. Но после нашей встречи глазами, короткой и незначительной, мне захотелось сюда.

Я рассматривал её, внимательно изучал каждую деталь, открытую взору, набравшись неимоверного количества внутренних сил, переборов внутреннюю пропасть. Еле заметные веснушки, глаза – океаны. Прекрасная утончённая и совершенно свободная. Мы говорили, вернее, я вновь слушал, слушал о её жизни, её работе, о жизни, в которой я должен был быть. Было так хорошо, как и раньше, пока всё не разрушил один лишь звонок. Проклятый телефонный писк, разрушивший воздушный замок.

– Похоже нам пора… Женя ждёт нас, мы обещали…

Мы… слово, что я и не надеялся услышать от неё вновь.

Глава 2 . Дом?

Впервые в жизни мне так сложно было возвращаться домой. Впервые за столько лет я смотрел на табло с такой душевной пустотой. Целая неделя спектакля, который я не мог понять. Мы виделись каждый день. Семь дней комедии, в которой днём была работа и роли, роли чужих незнакомых мужчины и женщины, обменивавшихся лишь парой вежливых фраз. Она вела себя так, будто мы действительно чужие с утра и до вечера, но вечерами… вечерами мы сидели на той же лавочке и говорили, говорили, но не могли наговориться. Обо всём от жизненных историй до пересказов книг, как тогда, раньше. Я знал её любимого автора, знал наизусть каждую из этих историй, а с утра всё по кругу. День сурка, сложный и невыносимый. Становилось невыносимо сложно играть эту роль, всё, чем я довольствовался пара случайных касаний, вызывавших бурю внутри.

Мы не позволяли себе лишнего, лишь объятья при вечерней встречи и мимолётный поцелуй в щёку на прощанье. Такой невинно детский, мгновенный…

– Наконец-то ты вернулся. Как дорога? Как там твой Женька? – В аэропорту меня встретила жена. Странно, но я не был рад её видеть, хотя что тут странного, всё вполне объяснимо.

Я нехотя отвечал на её расспросы, используя дежурные фразы. А голова была там, в родном дворе, на старой обшарпанной лавочке. Интересно, она долетела? Она уже дома или ещё в пути? Её кто-нибудь встретил?

Я знал о ней всё, кроме самого главного – мы не говорили о семьях. Не обсуждали ждёт ли нас кто-то в обжитых квартирках. Она не знала о моём очередном браке, я не знал есть ли за занавеской мужчина, которому она отдавала всю себя. Это такие важные вещи, ставшие незначительными. Ещё мы не говорили о нас. А что там обсуждать? Скорее всего, эта была единственна неделя безумства, больше я себе этого не позволю. Никаких встреч, сообщений, звонков. Ничего. Чего бы мне это не стоило, я не отступлюсь от своего решения, как бы сильно не хотелось ещё одного взгляда – этого не будет. Невозможно разрушить семьи, нельзя уничтожать этот быт, упускать всё, что имеем. Случайная встреча, бессмысленная и неповторимая. Но почему же тогда так тяжело?

Почти месяц я возвращал свою жизнь в нужную накатанную колею. Я будто сошёл с дистанции, кубарем скатившись вниз, вернуться было сложно. Всё сопровождалось ломкой. Тысячи обновлений почты, миллионы взглядов на дисплей с мыслью: «а вдруг?». Тишина угнетала, я чувствовал, как теряю контроль, как срываюсь на окружающих, я терял себя в этом водовороте мыслей и эмоций. Я проходил ступень за ступенью каждую стадию. Отрицание – мысли: «мы больше не встретимся, я в домике». Гнев – «зачем я поехал в этот проклятый офис… чёртов Женька… как она посмела вот так запросто вернуться, будто ничего не было… ненавижу». Торг – «я отправлю одно сообщение, а потом спрячусь в панцирь». А сейчас я на стадии депрессии. Понемногу меня покидает всё светлое. Дни сменяют друг друга, без изменений. Утро – кофе, сигарета и работа, день – работа, вечер – тренировка… никогда раньше мои тренировки не были столь опасными, в мозг пришла мысль: «боль вытесняет её образ». Я специально пропускал удары, я умышленно позволял себе ошибаться. А после тренировок вкус крови заменял лишь вкус алкоголя в одном пабе.

Сегодняшний день был согласно расписанию. Кофе – работа – зал. Меня больше не ставили в спарринги, я отрабатывал удары, занимался массой и выносливостью. Пробежка до подкошенных ног, упражнения до изнеможения. Даже ударами по груше я научился причинять себе боль. Не тот угол удара, не та сила и звёздочки в глазах.

– Тормози, машина. – Ко мне вновь подошёл мой тренер. Сергей – бывший чемпион, хотя бывших не бывает. Он тренер со стажем больше пятнадцати лет, мужчина, годившийся мне в отцы. Отца он мне и заменял долгие годы.

Я не обратил внимания на его просьбу, продолжал наносить удары по груше. Даже взглядом в его сторону не повёл. Не было мыслей, ведь нечем было дышать. Тогда он схватил грушу, а после перехватил мою руку, сжав её с такой болью, что мне понравилось… новая боль, другая, ноющая и резкая.

– Не знал бы я тебя столько лет, подумал бы, что ты влюбился. – Он, кажется, посмеялся. Не могу утверждать – всё перед глазами плывёт, чёрный круги, недостаток воздуха и гул в ушах.

Серёжа плеснул мне в лицо ледяной водой, меня резко вернуло в реальный мир, краем глаза я увидел самого себя в зеркале и не узнал. Даже вздрогнул, другой человек. Серый, помятый, небритый. С чудовищными мешками под глазами и потухшим взглядом. Секунда саморазрушения и вновь ад.

– Очнулся? Что творишь, Славик? Завтра ты должен выйти на ринг. Помнишь вообще о турнире между клубами? Как прикажешь тебя выпускать?

Чёрт, из головы совершенно вылетела эта игра, первенство среди школ и клубов. Серёжа готовил меня к этой встречи почти полгода, никуда не ставил, никуда не отправлял. Я даже начал забывать, что всё ещё занимаюсь профессиональным боксом. Меня покинул азарт. Раньше мою голову сносила одна мысль о возможных соревнованиях, а сейчас… ничего. Нет волнения, нет предвкушения, апатия, самая настоящая депрессия.

– Я в норме, завтра выйду.

– Кому ты врёшь? Я старый, но не слепой. Ты тень собственная, размазня. Совсем другой после этой своей поездки? Проблемы?

Я не думал, что это так заметно окружающим, не осознавал, как далеко всё зашло, до этого разговора. Меня будто вновь окунули в шкуру подростка, переживавшего тот ад, что, казалось, был перенесён, пережит и забыт. И самое страшное – дверь захлопнулась, ручки нет, а ключи остались там. Воспоминания об одном очень страшном моменте нахлынули прежними ощущениями. Холодком в груди, разлетевшимся по всему телу от чего меня даже, передёрнуло.

– Это небольшие трудности. Нет поводов для волнений.

– Ты пойми, дело не в репутации клуба и зала, не в медальках и грамотах. Дело в том, что я волнуюсь за тебя. У тебя серьёзная весовая категория, у тебя серьёзный соперник, это жеребьёвка. Просто пойми, что там я не смогу остановить бой, если увижу, что ты не вывозишь, мне придётся смотреть как тебя добивают.

– Я не подведу, всё будет хорошо. И потом, это же не бои без правил, не нагнетай.

Хотя на самом деле ничего хорошо не будет. Это внутреннее чутьё, что меня никогда в жизни не подводило. Я заведомо понял, что не вывезу, я сто процентов не справлюсь.

С этими мыслями закончилась моя тренировка, что послужило причиной впервые нарушить распорядок. После зала я вернулся домой. Жена конечно же вынесла мне все мозги, отрываясь за много дней.

– Неужели так сложно понять, что я просто хочу провести вечер с собственным мужем! У тебя кто-то есть, ты всё время у неё, да? – Вика орала, истерила, ревела, разбрасывала вещи, била посуду. И сейчас мне хотелось её убить. Как бы она не была права, истерики – худшее что она могла устроить. Не в моём состоянии, шаткое равновесие повело, держать себя стало невыносимо, мне впервые показалось, что я могу ударить хрупкую девочку.

– Ты совсем дура? Угомонись, идиотка! Я работаю, чтоб тебе можно было сидеть дома и смотреть сериалы, чтоб ты могла шляться по магазинам! Чтоб ты, истеричка, ни в чём не нуждалась. Где твой мозг? Когда мне трахать кого-то, я до кровати доползти не могу, я затрахался так жить, понимаешь? – Я орал на неё, но пытался держать себя в руках, сжимая кулаки и мебель. Ничего не бросал, ничего не крушил, хотя очень хотелось.

– Ты до кровати доползти не можешь, потому что бухаешь как последний… – Она замахнулась на меня, и я поймал её руку, хотя не понимаю, почему остановил порцию боли, может, потому что боялся ответить ей тем же.

– Договаривай? – Прорычал я ей в лицо.

– Алкаш.

Я отпустил её руку и отошёл к окну, сжимая виски до кругов перед глазами. Отвлечься, мне нужно отвлечься.

– У меня завтра соревнования, поэтому я иду в душ, а потом спать. Я не железный.

Тихий спокойный тон от потери координации, но первое место куда я иду – балкон. Я хочу подышать и перекурить. Сигареты успокаивали, лёгкие наполнялись дымом, голова начала кружиться, приятная слабость и легкость. Я остываю, голова приходит в норму, агрессия отступает. Неужели, я правда мог её ударить? Чёрт возьми, что будет дальше? Она всё чаще закатывает мне истерики, бьёт посуду. Лёгкая девочка превратилась в фурию, самую настоящую стерву.

Может это накрадывающиеся друг на друга события, может усталость, но я всё больше и больше осознаю, что не люблю Вику, что никаких чувств к ней нет. Она больше не привлекает меня. Мне не хочется быть с ней рядом.

Как обычно после скандалов, она вышла ко мне и обняла со спины. Интересный факт, что тоже пришёл лишь сейчас, я никогда не подходил к ней первым после ссор. Я всегда выдыхал, а она выходила на встречу мне. И сейчас от её рук нет ничего, кроме желания убрать их.

– Прости, я забыла про твои соревнования. Хочешь, я завтра приду?

– Я хочу развестись. – Три слова, но далеко не те, что хочет услышать каждая женщина. Не понимаю, как проговорил их, они скорее сами слетели с языка. К счастью, или грусти – не жалею.

Я без слов вышел с балкона, осторожно сбросив её руки, душ, а потом стандартная проверка почты, что стала ритуалом перед сном и с утра. На дисплее сообщение с неизвестного номера:

*Хочу пожелать тебе удачи на завтрашних соревнованиях. Будь осторожней, надеюсь, что у тебя всё получится. P.S. Прости, если разбудила*

От сообщения внутри что-то ожило и теплом раздалось по телу. Мне стало легче дышать, а на душе появилось что-то похожее, на счастье. По лицу расплылась улыбка. Ответить? Конечно, естественно, ответить. Несколько минут, чтоб собрать мысли в кучу, придумать что написать.

*Спасибо, а как ты узнала? *

Тишина… волнительная, сопровождаемая неуверенностью и собственными упрёками. Я мерил шагами комнату, боясь, что она не ответит, и того, что она мне напишет. Какое же тяжёлое возвращение к началу. Вновь почувствовать себя школьником, со всеми прелестями эмоционального раздрайва, оказалось так невыносимо. И вот вибрация на телефоне, ужас в голове.

*Завтра должна была быть встреча по проекту, но Женя её отменил, сославшись на твой турнир. Но я тебе этого не говорила, удивись, когда увидишь его в зале. *

Я вновь улыбаюсь, как дурак, но это второй раз за месяц, когда я чувствую эту улыбку внутри, а не просто натягиваю дежурное выражение лица.

*Я не сдам тебя, но только если пообещаешь держать за меня кулачки*

Я флиртовал с ней, не стесняясь, как раньше. Во мне проснулось какое-то ребячество. Легкость и душевная гармония, да, волнение переполняет, но всё равно прекрасно.

*Ну, это я могу обещать, тем более, завтра я свободна. Кажется, тебе пора набираться сил. Отдыхай) *

Вот на это ответа найти мне не удалось, но от трепета не удалось уснуть. Всю ночь я думал о ней, прокручивая каждый наш разговор, анализируя каждое слово, находя всё больше и больше флирта в нашем общении. Нас точно тянет друг к другу, нам легко и хорошо вместе, я чувствую себя мальчишкой, беззаботным и влюблённым, а от этого ничего хорошего. Тошно от осознания, что столько лет прожито неправильно.

Глава 3. Прочти мне ещё пару строк… на прощанье….

День «Х», нервы, переживание, внутренний страх. Последние наставления Серёжи, что как обычно пролетели мимо ушей. Три часа на разминку и настройку, постепенно всё внутри успокаивается, ведь я знаю, я могу, я готов. Столько тренировок, хотя мышцы болят, дико болят. А впереди три соперника, мне нужно выйти на три боя. Сто лет не было такого дикого графика, учитывая, что между спаррингами практически нет перерыва на передышку.

Первый бой. Нужно было выбрать правильную технику за считаные секунды. Противник медленный, рассчитывает на силу ударе, а не технику выполнения. Мне нужны очки, поэтому единственным правильным решением будет боль на дальней дистанции. По крайней мере, надеюсь, что так я расходую меньше энергии. Мой соперник был явно настроен на победу, самоуверенный. Он вышел с мыслью, что уже победил. Удары были резкими, он сокращал дистанцию. Мы выбрали разные техники. При этом соперник всё время забывал ставить блоки, что позволило мне беспрепятственно нанести две серии технически чистых ударов. В третьем раунде удалось нанести джеб левой рукой. В остальном всей моей задачей было сохранять дистанцию, уклоняться и наносить встречные удары. В этот раз победа была за мной, я набрал хорошие очки, хоть и не личный рекорд. Сергей сиял от счастья, столько похвалы я не слышал с детства.

Немного отдышавшись, я вышел на второй бой. Соперник с первых ударов совершал ошибки, и грех было не обращать их против него. За столько лет в спорте я понял одну простую вещь – бокс – это не сила, это стратегия. Я всегда анализировал технику соперника, и когда мне удавалось понять и предугадать его действия, я вывозил. В моей жизни не было ни одного нокаута, я всегда побеждал по очкам, не позволяя сильно бросаться на меня. Второй противник совершал ошибку на ошибке, он был не уверен в своих действиях, работал без головы, попросту теряя силу. Этот бой я вновь вывез на очках. Мой противник не смог нанести мне ни одного конкретного удара, в этот раз победа была сухой. И самое страшное – я устал. Я почувствовал дикую усталость и даже адреналин не бодрил. Мышечная боль стала невыносимой. Серёга разминал плечи и руки, мял так, что я вскрикивал от боли.

– Чем ты думал, Славка? Ты в своём уме? Как можно было так забить мышцы, дурак! – Он злился.

– Я думал, что лучше подготовлюсь, если подтяну свою физику. – Врал, терпеть не могу врать ему, но сейчас не время и не место говорить по душам.

– Где жена? Тебя вообще хоть кто-то поддерживает сегодня?

– Приехал партнёр по бизнесу, а про Вику можешь забыть – я развожусь.

Серёжа осел, стянув с себя полотенце.

– Изменила?

– Задолбала. Надоели истерики, вечные претензии, психи. Надоела, села на шею, а мне надоело.

– Так вот что с тобой. А я-то уж правда подумал, что ты влюбился и совесть грызёт.

– Так, мы договорим, а сейчас мой выход.

Мне хотелось бежать от правды, что выдавал Серёга, он слишком хорошо меня знает, конечно, он всё понял правильно, но я не настроен на этот разговор. Перед выходом на ринг меня окатила всё та же хандра. Мозг вновь вернулся на круг самобичевания. В этот бой я растерялся. Боль, усталость и полное эмоциональное истощение дали о себе знать. Я забыл о защите. Первый же пропущенный удар и дикая боль. У меня сломан нос, ни с чем не перепутаю. Вот только один вопрос, почему так больно? Его удар не был сильным, но тяжёлым. После первого раунда я упал на стул в своём углу.

– Что такое? Дай посмотрю. – Серёга начал изучать новый синяк и стирать кровь, перемешанную с потом.

– У него тяжёлые перчатки. Он не сильно бьёт… что-то не так, Серёж.

– Не неси херни, ты устал. Продержись ещё два раунда. У тебя преимущество по очкам. Главное – продержись, будь осторожен.

Звонок. Я вернулся на ринг, оставшись непонятым. Главное сейчас простроить защиту, но мысли путаются, я не могу его понять и предугадать. В какой-то момент я вновь пропустил удар, он пришёлся в область рёбер, от чего стало так больно, что в глазах потемнело, я рухнул на колени, не в силах вдохнуть. Звон в ушах и ничего не слышно. В глазах темень. Я задыхаюсь, паника, а потом новая боль и темнота…

Головная боль и яркий раздирающий глаза свет, первое ощущение после пробуждения. Разбитое состояние, боль, тяжело дышать. Те последствия боя, что я никогда не ощущал. Я не помню, чем всё закончилось, не помню, что произошло, а главное – как я оказался в больнице. Открывать глаза очень тяжело и невыносимо. Веки тяжёлые.

– Не шевелись, я позову врача. – Голос совсем рядом, шорохи. Не могу понять кому принадлежит этот знакомый мужской тембр. Пустота, а потом опять шорохи и движения.

– Святослав, как себя чувствуете? – Незнакомые интонации. Приятный женский голос, такой мягкий и участливый.

– Можно выключить свет? – Мой, но неузнаваемый хриплый. Я не могу прислушаться к своему телу, слишком больно, кажется, что везде. Меня будто придавило к чему-то твёрдому. Просто толкнули, а сверху прижали плитой. Невозможно пошевелиться.

– Давайте так, я выключу одну лампу, и мы поговорим.

Не понимаю, кажется, я кивнул. Свет погас, по крайней мере резь в глазах пропала.

– Так лучше. – Это был вопрос ко мне, но больше похожий на утверждение. – Слушайте меня, вы в больнице, у Вас черепно-мозговая травма. Как вы себя чувствуете?

– Я не понимаю…

– Вас тошнит?

– Я не могу дышать.

– Это из-за трещины в ребре. Будете отдыхать, или позвать Ваших посетителей?

– Если можно…

Я открыл глаза, но что-то не так со зрением, я откровенно ничего не вижу.

– А можно ещё один вопрос?

– Да, конечно? Сейчас Вам поставят обезболивающее.

– Я плохо вижу? Что у меня с глазами?

Больше всего на свете я всегда боялся потерять свои глаза, я много видел спортсменов, ушедших после ЧМТ, все они потеряли зрение, для кого-то это была небольшая потеря, а кто-то различал только цветные пятна. В нашем спорте, как и в любом другом есть ограничения, и потеря зрения – билет в один конец.

– Я завтра приглашу офтальмолога, но думаю, что ничего страшного. На МРТ нет повреждений, нет гематом.

– Спасибо…

Я видел, видел, как врач вышла из палаты, видел, как в неё вошёл Женя, но что-то не так с фокусировкой. Глазная боль.

– Славка, неужели. Как же я испугался…

Друг рассказал мне о том, что со дня боя прошло уже четыре дня, что ко мне рвётся Серёжа, что у него новости, что он чувствует вину, раскаивается и сходит с ума. Так же, как оказалось, Вика не пришла ни разу. Разговор был коротким и сбивчивым. Через какое-то время я почувствовал страшную усталость, друг понял меня и ушёл.

Через три дня в больнице стало значительно легче, лекарства помогали, зрение восстановилось, правда осталась светочувствительность и усталость глаз. Головная боль тоже отказывалась утихать, как и боль в теле. Но целостное состояние стало лучше. Я даже начал подумывать о том, чтоб продолжить лечиться дома.

В этот день ничего не предвещало беды, но не тут-то было, ближе к вечеру пришёл неожиданный и неприятный сюрприз. Пришла Вика с потребностью продолжить ругань. Без банального приветствия и беспокойства о здоровье. Она начала крыть.

– Значит, мы разводимся, я хочу, чтоб ты понимал, что я буду претендовать на свою долю. Во-первых, я хочу часть квартиры, во-вторых – долю в твоём деле, акции это будут или должность совладелицы, меня не волнует. Я имею право на содержание, ты оставляешь меня ни с чем и на улице, как последняя мразь. А я ведь в тебе видела мужика, а ты – урод!

– Вик, слушай…

– Заткнись, не хочу слушать твои оправдания. Я хочу, чтоб ты понимал, что так просто от меня не избавишься. Я буду с тобой судиться. Ты оплатишь моего адвоката. – Она не давала мне и слова вставить, а мне становилось всё больше и больше обидно. Я живой человек, которому она клялась в бесконечной любви, мне плохо, и пусть я не идеален, но я заслуживаю хоть какого-то понимания. Я хочу человеческого отношения. Мне плохо, я не готов ругаться.

– Вика, тормози ты. В тебе вообще есть хоть что-то человеческое? Я сейчас с ума схожу от боли. Давай, мы отложим этот разговор хотя бы до того момента, когда меня выпишут.

– Не смей манипулировать своим состоянием. Ты просто конченый человек. А знаешь, я напишу заявление. Ты заплатишь мне за всё. Я расскажу всем, что ты меня избивал.

– Ты что несёшь, я тебя и пальцем не тронул. Тормози! Я понимаю, ты обижена, ты злишься, но не борщи.

– А кто тебе поверит? Все соседи слышали эти скандалы.

– Скандалы, что закатывала ты? Они слышали, как ты крушишь квартиру?

– У тебя нет доказательств.

Она меня добивала, пришла чтоб добить и насладиться. Нервы, что она мне сделала отозвались болью в теле. Подкатила тошнота и дикая головная боль. Она продолжала что-то кричать, а потом, залепив мне пощёчину, направилась на выход из палаты. Тварь, просто тварь.

Вот только она замерла возле двери, когда увидела там Женю. Мою Женю. Я сам не мог поверить своим глазам, может это галлюцинация? Последствие травмы?

– Знаете, Виктория, так получилось, что я всё записала. Весь разговор. А теперь можете бежать куда хотите.

Вика вылетела фурией, проклиная всё на своём пути, а я немного приподнялся на постели, чтоб разглядеть её, вновь встретиться взглядами с ней.

– Поверить не могу, как ты узнала?

– Тебе нужно отдыхать, Слав, не переживай. – Она села рядом со мной и взяла за руку. По всему телу разлетелось тепло её рук. Она гладила мою руку и проводила по волосам, сочувствуя, сопереживая моей боли, желая облегчить её и пожалеть взрослого мужика, которому тоже хочется тепла.

– Ты чемпион, Свят, всегда им был и будешь.

Женя провела со мной весь день, мы снова говорили, опять было легко, даже боль больше не беспокоила с такой силой. Она стала моим личным обезболивающим средством.

– Мне пора… – Произнесла она с сожалением. Ей самой не хотелось это прекращать. – Слав, прости… это было так глупо. Меня дома ждёт семья, у тебя тут куча проблем.

Внутри меня от её слов что-то разбилось, она произнесла с такой лёгкость то, что я больше всего боялся услышать.

– Значит, нам пора прощаться? – Я не смотрел на неё, слишком тяжело вновь прощаться. Мне не хватило. Она нужна мне сейчас больше всего на свете, я ещё никогда не чувствовал себя столь счастливым, ведь она приехала, бросила всё и прилетела, просто узнав, что я в больнице. Это не может быть просто так. Господи, я всё-таки люблю её, я люблю её столько лет, столько дней… чувства, что давно умерли и были перекрыты другими, не менее сильными, вновь ожили от её голоса.

– Прости, я не могу иначе. Я не могу бросить семью, я замужем, это мой выбор… Нам лучше больше не встречаться, иначе всё закончится плохо.

Она встала с кресла, в котором просидела столько часов, я ухватил её за руку, не желая отпускать, но и держать её… как всё неправильно.

– Слава… не нужно прошу…

– Пожалуйста, я не могу тебя отпустить…

Мы смотрели друг другу в глаза, мне разрывало душу. Она вытирала слёзы. Ей больно, она разрывается, я не могу с ней так поступить, я не имею права издеваться над ней.

– Прочти мне что-нибудь. В последний раз, пожалуйста…

И она согласилась, начала читать один из любимых французских романов. Женя нежным своим голосом произносила строки, в смысл которых я не вникал, я наслаждался ею. Её сосредоточенным взглядом, её манерой сидеть и перелистывать страницы, так, как может только она, как и много лет назад. Мне нужно заснуть, так крепко, чтоб утром мне казалось, что это был сон, а не ужасная, болезненная реальность. Я засыпал, её голос оставался, и он сопровождал мой отдых. Мне снились её интонации, шелест страниц и её удаляющиеся шаги. Она ушла, ушла, чтобы больше не возвращаться.

Она ушла, и убедить себя в том, что она была сном мне не удалось.

– Что с Вами, Святослав, у меня складывается впечатление, что Вы совершенно не хотите вставать на ноги.

Мой очаровательный врач-травматолог, ведущая меня всё лечение. Очаровательная лучезарная женщина. Каждый её обход все называют праздником, но вот только меня угнетает любое общение, как, собственно, и тишина.

– Молчите, ну хорошо. Знаете, я тут прочитала на днях заметки одного врача, который говорил о том, что все болезни людей от их близких.

Я перевёл на неё взгляд, тогда Юлия села на край моей кровати, а я сел и подтянул ноги, чтоб не мешать ей.

– Позволите?

Спросила она, уже устраиваясь рядом с тем местом, где ранее обитали мои ноги.

– Так, вот. Теперь это не даёт мне покоя. А вернее, я подумала о Вас. В какой-то момент всё лечение будто перестало действовать, и состояние ваше не улучшается. У Вас проблемы дома?

– Простите, но я сейчас буду очень груб, скажите, неужели ставка рядового травматолога так ничтожно мала, что вы подрабатываете ещё и мозгоправом?

– Что ж, язвительный сарказм интересная реакция, особенно после долгого молчания. – Она поднялась, – Я рада, что из вас удалось вытянуть хоть что-то не односложное, а то я боялась, что придётся делать ещё одно исследование.

Что ж, она поставила меня на место. Прекрасно, а главное, как грациозно. Без единого оскорбления донесла до меня то, что я слабоумен. Шикарная женщина, чем-то напомнила мою сестру…

Мы не общались с Кристиной уже очень много лет, я предпочёл изолироваться, мне показалось, что так ей будет на много проще, без живого напоминания о том кошмаре, что я ей подарил.

Подумать только, какой же это всё-таки талант отталкивать всех любимых и дорогих людей. Единственный, кто так долго возится со мной – Женька. Вот у него будто иммунитет от моих закидонов. Он всё воспринимает просто и стойко. Хотя, может это от того, что он есть и в то же время – нет. Ещё пару дней назад он сидел около моей кровати и переживал о моём состоянии, а сегодня он на пути в один из городков в штатах. Не помню, что за штат, что за город. Знаю только то, что Женька поехал туда на свадьбу к какому-то из напарников по группе, путешествующей по джунглям и Африке. Возможно, я плохой друг, ужасный человек, но я это прекрасно понимаю, поэтому даже подпуская кого-то ближе, я держу его на вытянутой руке, и не привязываюсь. После стольких потерь, я больше не хочу опять это почувствовать. Но как бы не старался отгородиться – она вернулась и подарила мне всё то же чувство, и второе прощание было ничуть не проще первого.

Глава 4. Вернуться?

Восстановление оказалось долгим и мучительным. Работы стало в разы больше, и она тут же охватила меня с головой. Я вернулся на те же ступени, в самое их начало, прошло несколько месяцев, и моё состояние ближе к принятию. Я принимаю свою жизнь, точно так же, как и принимаю своё одиночество. Все грани пройдены, все границы восстановлены. И сейчас мне предстоит вернуться в начало. Другим человеком. Я вновь ехал в такси всё в тот же бизнес-центр для встречи с рекламным представителем. Всё пустилось на самотёк и зашло так далеко, что обратного пути нет. Я уже не мог отменить этот проект, машина, которую не остановить. Я специально взял билеты позже, специально долго собирался, намеренно тянул с машиной. В итоге, встреча шла уже больше часа, а я только подъехал. Меня проводили в зал для совещаний, и войдя меня окатило разочарование и радость. Я выдохнул. Проект представлял другой человек, не Женя. Как реагировать?

– Простите, мой рейс задержали… – Пришлось врать, но угрызений совести и страха, что меня уличат во лжи просто нет.

– Это мой партнёр – Святослав. Ведущий пакет у него, я Вам говорил. Слав – это Борис. Ты не поверишь, видимо весь твой скептицизм услышали где-то сверху и прислали владельца фирмы.

Я пожал руку Борису, ещё раз представился и сел на своё место. Вот только теперь мне не понятно: где Женя? Внутри появилась тревога. Всё ли с ней хорошо? Как она? Может что-то случилось? Всю презентацию меня одолевала паника и любопытство.

– Слушай, это как-то слишком дорого. Мы можем где-то ужаться? Что думаешь, Слав?

– Простите, я отвлёкся…

Женя не разозлился, он испугался и посмотрел на меня с ужасом.

– Тебе не хорошо? Что-то не так?

– Немного болит голова, не обращай внимания.

– Так, всё, хватит. Прости, что так вышло, нельзя было сразу с дороги ехать работать, тебе нужно отдохнуть. Езжай ко мне домой, мы справимся. Просто отдыхай и ни о чём не думай.

Я не стал спорить, просто взял ключи у Жени и вышел из кабинета, правда присел на диванчик в приёмной, а так как дверь за мной не закрылась, я слышал дальнейший разговор. Женька распинался и извинялся перед Борисом. Меня удивило, что он не оправдывал меня – человека, нагло сорвавшего совещание. Он оправдывался сам, обвиняя самого себя.

–Борис, правда, это моя вина. Я не подумал о том, что Святу тяжело. На него столько всего навалилось. Он же до последнего оттягивал перелёт. Понимаете, он после тяжёлой травмы, разводится с супругой. Я побоялся брать на себя всю ответственность. Ничего больше.

–Знаете, я тоже немного не в себе. Женя отказалась от проекта, и мне пришлось вникать очень быстро. – Так, вот что… она отказалась от проекта. От этого мне стало не по себе. Значит, всё-таки конец.

В глубине души я надеялся, что всё наладится, мечтал и продолжал парить в облаках. Меня поглотили мысли о возможных встречах, возможности говорить с ней вновь. Мечта, единственная соломинка, позволяющая дышать и просыпаться. Эти мысли не давали мне окончательно убедиться в собственном одиночестве. Оно сейчас поглотило меня. Это страшнейшее моральное, душевное одиночество, вернувшиеся опять, после её ухода, после того как за ней закрылась дверь. И сколько раз мне придётся это пережить? Сколько ещё таких игр будет с моей душой. Может это расплата? За ту фатальную ошибку, совершённую мной когда-то давно.

Ноги принесли меня обратно к дому детства. Желание исчезнуть, ведь сейчас, картинки в моей памяти отзываются страшной обидой и… болью? Банально, да, по девчачьи, может даже по-детски. Но мне тоже больно. Больно морально, больно физически. Хочется бежать, выплеснуть эти эмоции, вытеснить их новой болью. Вернуть тот мышечный ад, что я уже дарил себе.

Рядом с домом был ларёк, там я купил бутылку коньяка, как и много лет назад, сел на старую потрёпанную лавку и начал пить. Раз уж с адом мышечным не выйдет, то попробую угар. Пил я много, вот только отпустило далеко не сразу. Может мой организм уже достаточно проспиртован, а может я уже и не осознаю своего состояния. Но внутри всё равно какой-то ком, всё-таки, в последнее время я и в правду теряю позиции. Может, я сдал? Пора отдохнуть? Вечер превратился в тёмную ночь, похолодало. Я сидел и смотрел как в окнах дома, в котором прошло моё счастливое детство постепенно гаснет свет. Как ни странно, свет горит только в одном окне. В том окне, на подоконнике которого она когда-то давно читала одну из сотни книг с её книжной полки.

Помню, как после их исчезновения, через пару месяцев, когда в квартиру въехали, все эти книжные полки, сделанные мною, и книги по коробкам были вынесены и бездушно выкинутые на помойку. Я забрал их, забрал их все, но только не сумел сохранить. Для меня они были памятью, но для моей семьи – хлам. После долгих уговоров я отнёс их в библиотеку. Меня заставляли внести их туда, где взял, но она научила меня ценить книги, уважать и дорожить трудом кучи людей, через чьи руки они прошли. Мне хотелось, чтоб у этих пыльных страниц появилась вторая жизнь. Надеюсь, так оно и было.

Я напился. Голова закружилась, меня повело, кажется, пора заканчивать и идти к Женьке, но ноги не идут, совсем не хочется вставать. Мне так хорошо на этой лавке. Как бы там ни было, те воспоминания, что сейчас приносят боль прежде были одним из счастливейших времён в моей жизни. Так бы я сидел тут, пока на меня не налетел друг, с диким взглядом и возмущением.

– Твою мать, Слава! Господи, я ищу тебя по всему городу. Я так перепугался за тебя. Так, ты бухаешь что ли?

– Жень, я умираю…

Друг растерялся рухнул рядом и выхватил бутылку, что я держал в руках.

– Свят…

– Я устал, я не хочу ничего, я схожу с ума, я себя убиваю, а, следовательно, умираю.

– Так, ты пьян, очень сильно пьян. Поехали поспишь, родной, давай в кроватку, а? Ты отдохнёшь, проспишься, придёшь в себя, а потом мы тебя к доктору запишем, договорились?

Он говорил со мной как с психически больным человеком. Будто я опасен для него, для себя и для того парня. Так, словно мне неподвластен контроль над собственным разумом, частично, друг прав. Я не могу контролировать мысли о ней, воспоминания с её голосом, с запахом её волос.

– Ты знаешь, я будто… словно… я наркоман, понимаешь? – Друг посмотрел на меня с читавшимся шоком. – У моего наркотика, единственного без которого меня ломает было имя, прекрасное имя… такое нежное… был запах, тот от которого жить хотелось и дышать, вдыхать полной грудью, впитывать его, ты понимаешь? А ещё голос… голос, который преследует меня, не отпускает.

– Так, ясно, давай вставай. Замёрз ведь. Вот поэтому, Слав, я не женюсь. Я вот только понять не могу, – Проговаривал друг, ведя меня к машине, усаживая на сиденье. – Раз уж ты так любишь её, чего тогда было разводиться то? Может ещё не поздно всё вернуть. Хочешь, я позвоню ей?

– А дело всё не в ней, я не о ней…

Глава 5. Смирение?

Студент. Поверить не могу, я теперь студент, заселившийся в общежитие педагогического института. Впереди меня ждёт пять лет (а это как минимум) изучения сложностей и хитросплетений истории. Никогда не думал, что попаду сюда, ведь изначально мои документы улетели в технический колледж, в надежде получить «мужскую» профессию. Понятия не имею, кто вселил в меня эту идиотскую мысль, разделить профессии по гендерам. Бред. Когда меня зачислили на автомеханика, я понял, что не рад. Ни разу не рад. Так хотелось вернуть время назад и всё переделать. Мне просто показалось, что так я почувствую себя мужчиной, настоящим. Сейчас же я кусок говна. Призрение к отражению в зеркале и страшные воспоминания о ночи, когда я потерял связь с самым близким человечком на свете. Нашёл силы и изменил, хоть малость, но поборол.

Сейчас, в самый час-пик, я прижат в маршрутке, как килька в банке. Подумать только очередное «первое» первое сентября. Такая тавтология, но новая роль, новые ощущения. Как и много лет назад, в самом первом классе, когда идёшь с огромным ранцем и букетом цветов к новой жизни. Мне предстоит перешагнуть порог нового мира, другого, свободного. Уже неделю я сосуществую в комнате с двумя парнями и как минимум семью тараканами. И это только в шкафу. Нам досталась разбитая комната с нарами. И ведь иначе эти деревяшки не назвать. Старые, скрипучие, в окружении обшарпанных стен… в общем, уже через час, отойдя от культурного шока, мы втроём решили делать ремонт. Как решили, так и остановились на этом решении. Мы с соседями поладили быстро, так как сходились на паре слов. Всё началось с фразы, всё, делаем ремонт, которую безусловно поддержали все «домочадцы», а уже через час, так же втроём решили закончить с глобальной «перестройкой». Два плаката на стене и криво прибитая полочка – верх наших страданий.

Через час размышлений о том, что надо было учиться на права, когда мать отправляла, и мыслей о том, что такой ежедневной пытки общественным транспортом я не выдержу, я таки доехал до нужной остановки. Осталось только десять минут пешочком под дождём, и я на торжественной линейке. Не в моих правилах опаздывать, но я не рассчитал. Исправлюсь. Я пропустил почти всю торжественную часть, мы группой прошли в огромное здание, пропитанное знаниями. И какого же было моё разочарование, когда я увидел обычный учебный класс, а не огромную аудиторию.

– Так, вот, – Говорила наша куратор, ученица магистратуры – Елена. – Этот кабинет закреплён за вашей группой, а, следовательно, вы за него отвечаете. Тут у Вас будут некоторые лекции, праздники. Вы отвечаете за его красоту и порядок.

Очередное «бла-бла», а потом знакомство. Не знаю по какому принципу, но меня назначили старостой группы. Этого мне ещё не хватало, ответственность, ненавижу её груз. Потом мы прошлись тем же стадом по разным кружкам, от курсов вожатых до команды КВН. Так, как я спортсмен, я однозначно выбрал для себя направление внеклассных занятий. Нужно же быть активистом, хотя мне это нафиг не нужно, я предпочёл бы отсидеться и получить знания, нежели скакать по различным мероприятиям и убивать бесцельно время. Кстати, стоит подметить, что боксёром я был единственным. В нашей группе подавляющее большинство – прекрасный пол, а парней трое. Один, конечно, заурядный батан. Да, сложно нам придётся 8-го марта. Когда ознакомительная экскурсия подошла к логическому завершения, нам выдали расписание, упомянув, что завтра у нас не будет пар, будет какой-то фестиваль, посвящённый погружению во взрослую жизнь. Таких посвящений у нас будет три. Официальное, общажное и в ночном клубе, в ночь с субботы на воскресенье, что очень даже продумано. Об общажном, один из моих соседей – Юрка, который был уже на третьем курсе, поведал лишь одно – будет жесть. Рассказал, как их подняли посреди ночи, вывели на улицу и обмазали продуктами. Юрка был весь в муке и яйцах, за что его прозвали «блинчик». Очень мило и забавно, но лишь до одного момента – меня ждёт нечто подобное.

Я пережил неделю учёбы, полноценных выматывающих пар. Я пережил посвящение в первокурсники в общежитии, краска, кажется, до сих пор в моих волосах. Или это уже паранойя. Сегодня же нас ждёт ночь в клубе, где мы познакомимся не только со своим потоком, но и с ребятами, вступившими на тот же путь, но в других точках обучения.

Мы приехали в дымный ночной клуб, где было слишком громко, воняло перегаром и отвратительно людно. К нашему приезду кто-то успел и накидаться. В общем, вокруг творилась вакханалия. Это жесть. Уже через минуту я понял, что мне это не нравится, я хочу сбежать.

Пока у моего соседа играло желание найти приключения, я присел за самый дальний столик, где было меньше дыма, и музыка не так долбила в виски. Мне хотелось побыть одному, даже не в тишине. Я привык изолироваться и прятаться, а сейчас, в том мире, где мне приходится существовать невозможно укрыться от глаз. Рядом всё время кто-то есть, даже в душ не в одиночестве.

Наслаждение длилось не долго. Ко мне подошёл молодой парнишка, высокий, худой и темноволосый. Он явно разговаривал со мной, но музыка была куда громче. Я сигнализировал ему, что не слышу ни черта, это было куда разумнее, чем орать с пеной у рта, в надежде перекричать этот долбёж. Тогда он сел рядом и просто спросил, а-ля: «не против если я присяду». А какая уже разница, он сел. Через десять минут неловкого молчания, он протянул ко мне руку и произнёс:

– Я – Женя.

– Свят. – Ответил я, повторив жест доброжелания. Узнав имена друг друга, разговор всё-таки не развернулся. Вновь неловкое молчание. Громкая музыка, крики толпы, гул и запах перегара. Алкоголь не умиляет и даже не растворяет обстановки. Ладно хоть не усугубляет, и на том спасибо. Молчание продлилось ещё около вечности, пока его вновь не разрушил Женя.

– Ты на кого учишься? Первокурсник, да?

–Послушай… – Я не хотел грубить, но и разговаривать в этом аду нереально. – Я всё равно ничего не слышу, а напрягать связки и прислушиваться совсем не прикольно. Прости.

–Что ж… – Он почувствовал себя неловко, как, собственно, и я. – Пойду, потанцую, не зря ж пришёл.

И мой собеседник быстро покинул диван напротив меня. Вот оно одиночество, долгожданное, но не спасающее. Оно угнетает, сталкивает куда-то в гущу тьмы, из которой не выбраться. В последние недели я вижу один и тот же сон. Моё подсознание впитало его до последней мелочи. Я в комнате настолько пустой… на полу следы от мебели, видно, как выцветало покрытие пола. Как прогорала краска на стенах от солнца. Окно завешано и заколочено. Пугающая пустота, и всё что есть – дверь. Одна такая чёрная, матовая. Никакого рельефа, ничего, она будто нарисована на стене краской. Кривая и убогая, всё, что доказывает её существование – ручка. Выхода нет, как и выбора, собственно. Чувство двоякое и мерзкое. Липкое как ложь, неприятная субстанция, ощущается вокруг. Я чувствую липкий воздух. Какую-то слизь, что вдыхается мною. И осознание – ты сам это сделал. Тебя оставили тут, ты заслужил. Наказание за все поступки, за все глупости. За себя, за сестру, за мать, за отца, за единственного друга. Мысли добивают, состояние – на пределе возможности. Я открываю дверь, а за ней такая же чёрная и липкая тьма. Тиканье часов, такое неритмичное, стрелки стучат так быстро, что кажется вот-вот время закончится. Пора бежать, звук приближается и когда он совсем рядом, я слышу голоса из тьмы, раз, два… я вхожу, вернее перепрыгиваю порог, как бездну. Надежда, что сейчас глаза привыкнут к темноте, я увижу спасительный порядок вещей. Но глаза не привыкают, темно, словно глаза выкололи. Противный резкий запах. И тут громкий хлопок за спиной. Чёрная дверь закрылась, а в темноте её не найти. Я судорожно пытаюсь нащупать стену, но чёрт возьми. Её нет. Один шаг не туда, и ощущение полёта. Я падаю. Безграничная бездна – всё, что меня окружает.

Стоп! Я пришёл отрываться. Какого хрена я возвращаюсь туда. Хотя, я всегда возвращаю себя туда, когда остаюсь один. В этих мыслях я прячусь. Пора уходить. Это не помогает, только бесит. Оставил деньги в ведёрке под наличку и направился к выходу. По пути, в кармане нашлась пачка сигарет, открыл её, вытащил сигаретку, и уже практически вышел, когда услышал разборки где-то в глубине клуба. Пожалею я об этом, но всё-таки направляюсь на шум с сигаретой в зубах. В самой глуши, у чёрного входа два парня эмоционально прижимали третьего к стене. Не знаю, что произошло, ведь весь диалог – сплошной мат. Из конструктивного ничего. Подойдя ближе, я понял, что третируют Женю. Ну, теперь так просто не свалить. Во мне слишком развито чувство справедливости. Тем более, Женя показался мне замкнутым и вовсе неконфликтным человеком. А значит, это беспредел и стоит влезть.

–Ребят, а что у Вас тут происходит? – Подал голос я, чего никто не ожидал.

–Слушай, шёл бы ты по своим делам, мы тут сами справимся.

–Жень, ты как? Тоже думаешь, что мне лучше уйти.

Женька был перепуган до чёртиков. Сразу видно, ни в чём подобном он не участвовал никогда. Нет, может и дрался, но точно не в таких условиях. Двое на одного – перебор.

–Слав, иди, правда…

Какой гордый. Любит всё разруливать сам, похвально. Вот только в данном случае это только подтолкнуло меня к мысли о помощи. Вот теперь уйти будет свинством. Тем более парень то хороший. Пропадёт.

–Давайте все дружно, а главное мирно разойдёмся. Без проблем, травм и претензий.

Моё предложение не побудило нужных чувств у пьяных бунтарей. Чувства наоборот же были прямо противоположными. Агрессоры переключились на меня, предсказуемое поведение. Зато теперь ясно, что я был прав и ребята просто перебрали и искали приключений. Скорее всего, к Жене претензия была из разряда: «не в то время не туда пошёл», похоже этим он всё-таки перешёл им дорогу. Только одно я упустил из виду, с пьянью не выйдет честного спарринга. В таких случаях у этих придурков может случиться что угодно. Они могут накинуться вдвоём, могут использовать запрещённые приёмы, и это будет далеко не нарушение правила «не щекотать». У них мог быть нож, или ещё что-то. И лишь получив удар по лицу, до меня дошло, что мы в клубе, в котором есть охрана, которую я мог легко позвать. Позволив им нанести первый удар, я выиграл преимущества. Во-первых, уверенность в том, что меня может «вшатать» и один, а, следовательно, вдвоём меня бить не будут. Во-вторых, они вкусили аромат победы, мой противник расслабился. А значит, я уже заведомо победил. Главное не расслабляться. На второй удар я уже поставил блок. После отразил удар, и нанёс свой. Легкий, но давшийся мне с усилием удар, выбивший моего соперника из колеи, и на радость мне (спасибо, Боже) они оказались трусливы. Не готовые к отпору парни, быстренько удалились, посыпая нас матом. Отлично.

–Поздравляю, враг повержен. К дракону иди без меня. – Обратился я к Жене и поднял с пола сигарету, выпавшую во время разборок. Чёрт сломалась. Последняя. Чтоб ещё хоть раз… ни-за-что!

–Слав, спасибо тебе… я…

–Если окажется, что у тебя есть сигаретка, мы окажемся в мгновенном расчёте.

–Да, конечно, я сейчас найду. Ты пока выходи отсюда, на всякий случай, ладно. Я тебя догоню.

Что ж сваливать отсюда и в правду пора. Дело начинает пахнуть жареным. А значит, как просил меня мой тренер – пора бежать. Он говорил мне: «Побег от пожара -не проявление трусости. Уходя от опасности, ты, Славик, проявляешь уважение и благодарность к людям, вложившим в тебя очень много.». С тех пор, благодаря ему, я знаю, что отказ от рукоприкладства и влезание не в своё дело без вазелина – признак мудрости, а не глупости. Вот сейчас, я поступил глупо, как полный дебил. Но почему-то, мне кажется, это было единственным правильным ходом.

Я вышел на улицу и вдохнуло свежий влажный от дождя воздух. Как же пахнет природой, даже сквозь сигаретный дым и перегар. Я дышу – первая мысль. Всё-таки, правильным решением было вернуться в этот город. Два года назад мама увезла нас с сестрой на новое место. На съёмную квартиру в чужой город, который не родной и не стал им. Наоборот принёс разочарование, сковывающее грудь. В том городе я был не собой. Идиот, наделавший массу ошибок, причинивший боль родным. Просто чудовище, ненавидящее себя. А тут, тут я могу вдохнуть, как-то проще. Может от того, что на каждом шагу нет призраков моей глупости. Я не вижу тех людей на улицах и выходя, не думаю, что будет если, они попадутся на моём пути.

Женя вышел ко мне достаточно быстро. В руках у него была пачка сигарет. Он протянул её мне. Очень интересно. Я достал одну из пачки, а потом посмотрел на него с вопросом.

– Спасибо, я не курю.

– Спортсмен?

– Нет, у сестры астма. Может прогуляемся? Всё равно уже вышли.

Что ж, в общагу всё равно не хочется, а по городу, честно признаться, я скучал. Хотя раньше… раньше я спал и видел, как покину его и больше никогда не вернусь. Вот только на новом месте так же легко не было. Внутри было тоскливо. А потом дошло – я не дома. Долго не получалось найти зал, найти подход к одноклассникам и своё место. Одно радовало – сестре нравилось. И вот теперь я дома. Дышу, гуляю, существую. Мы шли в напряжённой тишине, которую нарушал лишь гул, проезжающих изредка, машин. Что ж, пора исправлять.

– А ты местный? – Нарушил я порядок нашей прогулки. Просто Женька уверенно шёл к старой набережной, на которой уже давно не было людно.

– Мы переехали сюда около пяти лет назад. Отчиму предложили тут работу, мы и перебрались. А ты?

– Я, хоть и существую в общаге с таракашками – местный. Мы с сестрой тут родились, выросли. Правда, когда начались проблемы нам пришлось переехать.

– Прости… – Он явно чувствовал себя неловко за вопрос, что он просто отразил от себя.

– За что? Это же не из-за тебя у нас были огромные финансовые трудности. Значит, вы живёте с сестрой, мамой и отчимом? – Перевод темы не лучшая из моих сторон. Чего не могу, того не могу. Я умею только наносить удары и отражать их.

– Не совсем. Отец купил мне квартиру рядом с институтом, и я живу один. Иногда приезжает сестра.

– Твои родители в разводе?

Чёрт, Слава, где твоя деликатность то? Вот это его могло обидеть, чем вообще думаю?

– Да, они разошлись давно, но папа всегда поддерживал. Мы общаемся, всё у нас в порядке. – Он будто сам себя в этом убеждал. Мантра, что способна была убедить его в том, что всё хорошо, всё не хуже, чем у всех. – Это всё из-за постоянных командировок отца. Ему пришлось переехать на ПМЖ, а мама со мной на руках не смогла так. Ей было страшно оставаться одной в чужой стране, без языка и младенцем на руках.

– Это логично…

–Да, предвкушая твой вопрос – папа дипломат. Представляет интересы наших граждан в Италии.

– А мой отец умер.

Чёрт, прозвучало как-то слишком резко и неприятно. Я опять заставил его понервничать, хотя в голове это звучало как поддержка. Мне показалось, что он чувствует себя хуже всех, и хотелось показать, что он очень счастливый.

– Нет, не думай. У меня было прекрасное детство. Мама с бабушкой постарались. Я вообще всё детство думал, что папа ушёл, но хочет общаться. Мама создала и поддерживала эту легенду, и кажется, я пьян и развязал свой язык…

– Всё хорошо, Слав, ты не против, что я тебя так зову?

– Нет, мне на самом деле побоку.

Мы продолжали гулять и болтать так, будто всю жизнь знакомы. Он учится в экономическом вузе, чтоб идти по стопам отца. Владеет тремя языками. А я владею только умением боксировать и «потрясающим» генетическим сбоем. Мне не доставляется возможности напиться и кайфануть. Я либо трезв, либо сплю.

Мы безумно разные, совершенно не похожие друг на друга. Он раскрыт, располагает к общению, целеустремлённый и безмерно общительный. А я… я другой. Мне сложно общаться, мне не хочется этого. Я не хочу знакомств, они мне не нужны для жизни. Чтоб потом не потерять, лучше не заводить. И ещё один момент, у меня нет счастливого будущего, нет целей, нет желания к чему-то идти. Я не вижу себя где-то или кем-то. Пустой всё, «лишний» человек. Мне нет места в моей семье, и это не потому, что у меня плохая семья, нет, всё наоборот. У меня замечательная мама, лучшая на свете младшая сестра, это я не той масти. Это мои проблемы, мои действия, моё поведение. Всё это оттолкнуло меня от них, чтоб перестать делать им больно.

Чем больше мы говорили о прошлом и будущем, о жизни и стремлениях, тем больше я видел наши различия. И меня это не пугало, мне это даже нравится. Я вижу в нём парня, такого счастливого и свободного, чёрт возьми, мне хочется быть таким же. Я будто бы приобрёл идеал, к которому стоит, а главное хочется стремиться. Мы долго шли по всем тем местам, по которым я так любил гулять, прошли и мимо дома детства. Мой взгляд прошёлся по окнам, и вот опять в её окне темнота. Как и в день, когда нас выселили из нашей квартиры.

Мама всю жизнь была простой учительницей, в простой школе. Хваталась за все подработки, за каждый дополнительный урок. И всё ради нас. Что бы мы с сестрой ни в чём не нуждались.

– Мама могла прийти домой в самый обычный, даже не праздничный вечер и приносила нам с сестрой что-то такое, о чём можно было сказать «это вам папа прислал, я с почты иду.». Мы верили ей и радовались. Позже, когда игрушки уже не были нам интересны, мама приносила нам деньги «от папы».

– И вы не думали о том, почему папа не приезжает? Ладно, чёрт с ним, можно и в правду не иметь возможности приехать, но звонить. Неужели он не мог звонить?

– Он писал письма. Мама читала нам их каждый вечер, это было нашей традицией. Мы садились в зале и слушали маму.

–А когда вся эта сказка закончилась?

– Всё заканчивалось постепенно, по мере моего взросления. В двенадцать лет мне стало невыносимо стыдно, и когда мама принесла нам деньги, я от них отказался. Сказал, что пусть лучше потратит их на что-то важное и нужное, а заодно и от отработок откажется.

– Это был очень взрослый поступок, для ребёнка твоего возраста. Я в двенадцать ничего не понимал и только ненавидел родных за какие-то мелочи.

– А потом в моей голове начала складываться картинка, и мне захотелось правды. Той, что поразила меня до глубины души.

– И когда ты узнал всю правду?

– Я узнал в самый неподходящий и тяжёлый момент. Тогда я потерял единственного друга, начались проблемы в школе и на тренировках из-за постоянных подработок, а на шабашках было сложно из-за школы и тренировок.

– Ты просто мой герой. Правда, ты… просто невероятно. Не знаю. А можно ещё вопрос?

– Ну, раз уж у нас вечер откровений, вперёд.

– А как умер твой отец. Извини, если это очень личное и тяжёлое. Я не хочу тебя обидеть или расстроить. – Сейчас я понимаю, что парень наивен и общителен по одной причине – он пьян. Очень пьян.

– Жень, слушай, похоже тебе пора домой. Ты далеко живёшь?

– Я правда не хотел тебя обижать.

– Мне не обидно. Правда, не бери в голову, ладно. Моего отца убили. Он потерял работу, и чтоб мы могли прожить большой семьёй, вышел сторожем в ночную пивнушку. Там пьянь сцепилась, он полез разнимать, за что и лишился жизни.

– Кошмар… пошли ко мне, я сварю тебе кофе, и ещё поболтаем. Завтра же всё равно выходной. Мы уже пришли почти.

На дворе ночь, транспорт не ходит, а я забрался очень далеко от общаги. Предложение Жени было как никак кстати, ведь от всей это прогулки стало прохладно до дрожи. Даже не заметил, как замёрз. Собственно, по двум этим причинам, я не стал отказываться от столь выгодного в сложившейся ситуации предложения. Шли мы ещё минут пять от силы и подошли к подъезду, раньше тут жил мой первый тренер – Валентин Семёнович. Прекрасный мужчина, замечательный спортсмен. Их семья переехала куда-то за границу, после его выхода на пенсию. Женька жил на третьем этаже, за огромной железной дверью. Первая мысль – мысль о безопасности. После того, как я узнал об отце всю правду, в переплетении с событиями, связанными с моей Женькой, я понял, что кругом, за каждым углом, на каждом шагу подстерегает опасность. Расслабляться нельзя. Кем бы ты ни был, ты не застрахован от глупости других людей. И лишь за этой огромной сейфовой дверью мне впервые за несколько лет стало как-то комфортно.

Интересный факт, который пришёл ко мне лишь сейчас, мне вновь комфортно с чужим совершенно человеком, и его имя такое же как носит она. Интересно, как её дела? Она решила кем будет в будущем, что будет дальше? Отошла ли она от ужаса, что с ней произошёл, или всё ещё боится каждого шороха и находится в трауре? Видит ли она себя кем-то? Столько вопросов, ответов на которые я не получу. От этого на душе стало ещё тяжелее. Всё это душевное говно забивает даже физическую боль. Интересно, а может ли это работать наоборот?

Мы прошли в квартиру, что-то бурно обсуждая, но я замолчал, когда увидел, что на диване спит девушка. Стало как-то неловко, захотелось исчезнуть. Такая маленькая, хрупкая и беззащитная, как моя сестрёнка, до того дня, как я сломал ей жизнь. Как и моя Крис.

– Блин, я не думал, что она приедет, даже просил её не приезжать. Сейчас разбужу. – Проговорил Женя, направившись к дивану.

Я остановил его, и остановил не просто так. Что-то казалось мне не так, и я всматривался в её лицо, пока не понял, что. Смазанная тушь и припухшие глаза. Перед сном девушка плакала, а вернее сказать ревела. Я видел такое у Кристины, которая делала вид, что всё хорошо, но потом полночи рыдала в подушку, а когда успокаивалась, я заходил, чтоб поднять её с пола и уложить в кровать. Она часто засыпала на полу, и её глаза… никогда в жизни не забуду. Моя рука схватила руку Жени, планировавшего сделать глупость.

– Не стоит, давай просто перенесу её куда скажешь, или просто тихонько посидим на кухне.

Женя выглядел раздражённым. Это накаляло ситуацию, его беспокоило появление сестры, будто произошло что-то, что его раздражает больше всего на свете. Но если включить логику. Женя сестру не ждал, а значит – ключи ей не оставлял. Если это был незапланированный визит, значит их отношения очень близкие и у неё есть доступ к его гнёздышку. Получается, что нового знакомого выбесила цепь событий, которая привела эту девушку в квартиру, а не появление её на диване. К тому же, сомневаюсь, что Женька собирался тащить кого-то из клуба, судя по беспорядку в квартире.

– Я понять не могу, что за дура то такая? – Он ворчал, но отправился к одной из дверей и открыл её, скрылся в темноте, а потом выглянул и жестом показал, что нужно сюда.

Я поднял девушку на руки, осторожно, чтоб не разбудить и не напугать, чтоб не потревожить. Мне в голову всегда вкладывали, что женщины сильные, женщины храбрые и тому подобное, и я может соглашусь с этим, но точно понимая, что это храбрость и сила – панцирь, наросший из-за того спектра негатива, что выпал на них, когда они были слабыми и беззащитными. Моя Кристи была слабой, хрупкой и ранимой, и я позволил её сломать, тогда, когда должен был спасать.

Я уложил девушку на большую кровать, в комнате, куда пригласил Женя. Она не проснулась, не заметила, как её перенёс левый парень в спальню. Меня охватил трепет от этого умиротворения, что охватило её во сне, после чего-то, что заставило плакать. Лёгкая и невесомая, нежная и хрупкая, она лежала на огромной подушке и смотрела сны. Замёрзла там, на диване, и я накрыл её одеялом и пледом. Мне захотелось этого, захотелось дать заботу, что переполняла меня через край.

Мы вышли, и Женя начал ругать сестру, эмоционально и без конкретных предъяв, сыпать оскорбления. Я не выдержал и вышел из квартиры, не могу это слышать, не могу. Я курил на лавочке, подавляя чувства в себе. Обиду, агрессию, непонимание. Всё это было огромным комом, что я не в силах так просто проглотить.

– Слав, что случилось, ты даже куртку не накинул.

Вышел Женя и растерялся, когда увидел меня в этом истерическом состоянии. Меня колотило, мне не было места в этом мире, я глотал немые слёзы вместе с никотином.

– Слав… – Он коснулся моего плеча, осторожно опускаясь рядом.

– Ты пойми, пойми, Жень… – Я пытался держаться, перестань рыдать, перестань рыдать, Свят!

–Пошли в квартиру, ты замёрз.

Я не хотел слышать его, он не прав и не понимает этого.

– Жень, она ж самое родное, что у тебя есть. Ты этого ещё не понял просто. Но подумай, она единственная пройдёт с тобой почти всю твою жизнь, понимаешь меня? Она рядышком будет и поддержит всегда. А ты, ты же сейчас её отталкиваешь, понимаешь. Ты её опорой должен быть, чтоб потом не жалеть, понимаешь, ты же потом не исправишь всё.

Мне было так тяжело говорить.

– Слав, это из-за твоей сестры, да? С ней что-то случилось?

Он пытался успокоить меня, накинул на плечи свою куртку, я ощутил запах незнакомых духов.

– Я не защитил её. Я предал её… ничтожество, ничтожество просто. Ты только не будь таким, не нужно.

– Слав, Слава, посмотри на меня, у тебя истерика. Пошли в квартиру.

– Из-за меня… я оставил её с теми уродами, поддался её уговорам и сам привёл в лапы к этим тварям… потом… – Захлёбываюсь… слёзы, воспоминания, картинки ужаса. – Я нёс её на руках домой. Мою маленькую, хрупкую. Такую напуганную, заплаканную. Сломленную…

– Расскажи, Славка, расскажи и станет полегче. Пошли в квартиру, я заварю тебе чай, ты отдохнёшь, придёшь в себя. Всё уже закончилось, Слав. Вставай.

Он говорил так понимающе, с таким сочувствием, будто ему не насрать. Будто мы лучшие друзья, прошедшие большой путь, а не еле знакомые пьяные подростки. Он завёл меня в квартиру, усадил на тот же диван, накинул плед и не отпускал. Пока дрожь не ослабла.

– Слава, что у тебя случилось? В чём ты себя так винишь?

И я рассказал. Впервые в жизни я поведал кому-то этот кошмар, что произошёл с нами в прошлом году.

Я собирался отмечать новый год в большой компании, ведь мать была на смене, Кристинка ходила вокруг меня хвостиком на протяжении нескольких дней, умоляя взять с собой. А я… я не собирался, мне казалось, что ей нечего делать среди пьяных незнакомцев. Но она всё-таки уломала меня за полчаса до выхода, я взял её с собой. Привёл, познакомил с ребятами, должен был догадаться что что-то не так, заметить их взгляды, но я думал не о том. Я думал о девчушке, что тащила меня за руку в хозяйскую спальню, с которой мы хотели провести эту ночь. Оставив сестру, я пошёл на второй этаж. Для праздника такого масштаба был снять целый дом в частном секторе. Мы с той девушкой провели в комнате около часа, но ничего так и не вышло, она была слишком пьяна. Поэтому, я уложил её спать, а сам пошёл за сестрой, чтоб вернуться домой, но на первом этаже её не было. Я искал ребят, с которыми она была оставлена мною, но их тоже не было. Прошарив весь первый этаж и двор, я побежал на второй, уже не в состоянии скрыть беспокойство. Кристик была в соседней комнате с этими уродами. Я вошёл, когда они пытались изнасиловать мою девочку, вернее… они уже практически сделали это. Они надругались над ней. В соседней комнате, за стенкой от меня моя сестра страдала. Я никогда, никогда себе этого не прощу. Я не помню, не помню, как отбил её от этих двоих. Но помню, как нёс её на руках, заплаканную, на глазах у кучи людей. Тех людей, что игнорировали её мольбы о помощи, когда эти двое затаскивали её силком в комнату. Это всё моя вина. Только моя.

Вдох… выдох… ком в горле не даёт говорить, голос срывается, но я стараюсь быть тише потому, что в соседней комнате спит маленькая крошка.

– Я не должен был сдаваться, должен был отказать ей, не должен был оставлять её. Я должен был её защитить, Жень.

Он обнимал меня и отпаивал какой-то горькой водой, молчал на протяжении всего моего рассказа.

– Слава, ты не виноват, слышишь. Ты не можешь отвечать и корить себя за поступки чужих людей, понимаешь. Ты взвалил на себя огромную ответственность. Так нельзя. Слава, невозможно было предугадать, что так всё произойдёт. Твоей вины нет. Тут виноваты только эти нелюди и твари.

– А меня чуть не посадили за то, что я отбивал у них мою девочку… Она не хотела никому говорить о той ночи, не хотела. А они, они сняли побои, даже написали заявление.

– Кошмар, Славка, это ужас. То, через что ты прошёл… никому не пожелаю. Они посмели ещё и так поступить, что за твари?

– Я не мог даже просить мою маленькую говорить о том, что произошло. Она не должна была тонуть со мной, я запретил ей говорить… она всё ещё плачет по ночам и засыпает со включённым светом на полу, понимаешь?

Женя тщетно пытался меня успокоить, но дрожь не отпускала.

– Никогда не отталкивай свою сестру. Женька, никогда.

– Я не стану, Слав, не стану. Тебе нужно лечь спать. Тебе нужно отдохнуть. Я постелю тебе во второй спальне, ладно? Мы спим с Яськой вместе, ей так спокойнее, и та комната свободна.

– Я поеду домой. Скоро пойдёт общественный транспорт, я доеду.

– Не неси херни. Я не отпущу тебя в таком состоянии, ты понял меня? Ты тут не помешаешь, даже не смей беспокоиться. Я тебе постелю, а ты отдохнёшь. В таком состоянии сидеть пару часов на остановке. Это невообразимо.

Я проснулся от страшной головной боли в чужой квартире, с чувством, что наделал глупостей и желанием бежать и сменить внешность. Что вчера на меня нашло?

За окном уже высоко взошло солнце, пуская яркий свет в окно, прикрытое шторкой. Я встал и начал одеваться, только вот подскочил я резко, от чего резко всё вокруг расплылось, а меня повело. Пришлось вернутся на кровать. Всё-таки мягкая и удобная куда круче наших матрасов, набитых камнями и опилками. По крайней мере, так кажется после первой ночи. Сегодня я даже выспался, или просто почувствовал себя отдохнувшим. Открылась дверь и в неё вошла та самая девушка, что вчера так крепко спала на диване.

– Ты чего так рано подскочил? Женька ещё спит. Как себя чувствуешь? Сейчас сварю тебе кофе, хорошо?

– Нет, не нужно. Сейчас немного приду в себя и пойду домой.

– Меня зовут Есения. Можно просто Яся. А ты, Святослав, правильно?

– Да… всё верно. Можно просто Свят, или Слава. Пофиг.

Девушка подошла ко мне и провела рукой по лицу. Осторожно, но получилось больно. Я даже прошипел.

– Прости, болит? Так, давай ложись обратно, я сейчас сварю нам кофе и принесу чего-нибудь холодного. Потом проснётся Женя, мы позавтракаем.

Яся была такой приветливой и счастливой. Она так похожа на Женьку, хотя внешне они очень разные, они одной энергетики. Девочка располагает. Её милые детские черты лица, такие большие серые глаза, в них столько честности и неподдельной искренности. Что же вчера заставило их плакать?

– Спасибо, конечно, но думаю, мне лучше идти домой. Я и без того уже воспользовался вашим гостеприимством.

– Ну, нет. Ты вчера спас лицо моего брата от синяков. Так что мы теперь тебе должны, и это малое, что мы могли предложить. Знаешь, я так боялась, когда он уходил. Предчувствие было плохое, как оказалось не зря. Давай, чтоб тебя не терзали мысли о побеге, я туда и обратно, потом поговорим.

Я кивнул, и девушка скрылась за дверью, осторожненько её прикрыв. Странно, что ж так голова то болит, я ж не пил практически. Ставшие привычным слабость и апатия, сегодня были будто бы помножены на два. Я совершенно точно залип на вид из окна. Странно, мыслей нет, привычного отвратительного настроения тоже. Мне будто стало легче. Не на много, совсем чуть-чуть, но лучше. Будто бы легче дышать. Не знаю, что это, это либо от страшной головной боли, что вытеснила душевные муки, а может… это от того, что я выговорился. Впервые в жизни кто-то узнал о том, что так сильно болело и царапало душу.

– Так, я принесла кофе. Хотя, может ты хотел чай?

Девушка ворвалась, но её голос не привлёк моего внимания, по крайней мере, я на него не отреагировал так, как обычно все это делают.

– Слав, всё хорошо? – Она слегка коснулась моего плеча и меня будто ударило молнией от её руки. Я даже вздрогнул, но не от неожиданности, вовсе нет, это что-то другое.

– Прости…я не хотела напугать тебя. Как ты?

– А… всё хорошо, просто голова болит. Не бери во внимание.

– Слав, тебе нужно ко врачу, сильно болит? А если тебя вчера сильно приложили?

Она села рядом со мной и приобняла, проводя по плечу и спине, будто бы жалея.

– Всё хорошо, Есения, правда. Даже если и травмировали, то не в первый раз. Заживёт.

– Тебя тоже били?

Меня просто передёрнуло от этого вопроса, что значит «тоже били»? Кто-то её тронул? Кто-то посмел ударить этого невинного ребёнка? Глупо мне задавать этот вопрос, но даже если сравнивать Есению и мою Кристи… они разные, такие разные, хотя почти одного возраста. Моя девочка, она боец. Сильная, уверенная, дерзкая. Она всегда знала, что я её поддержу и защищу. Я бросался цербером на её защиту, даже когда понимал, что она не права. Постепенно, изучая меня и моё поведение, она научилась самостоятельно стоять за себя, давать отпор. Судьба без отца сделала из неё сильного человека, независимого и уверенного, пока я её не сломал, вернее… не позволил её сломить? Сложно формулировать это так. Есения, она другая. Это нежная, женственная девочка. Воздушная и беззащитная, как цветочек. Такая воздушная зефирка, которую нужно оберегать. Она… этой девочке нужен сильный человек рядом.

– Маленькая, кто посмел? – Я выпалил прежде, чем подумать. Стало даже стыдно, за эту фразу, а вернее за действие. После её фразы, мне захотелось её защитить и обнять. Что я и сделал, опять же, прежде чем подумать. Не понимаю, раньше я распустил руки, или язык?

Я прижимал это девочку и чувствовал такой трепет и такое волнение в душе. Она такая маленькая и хрупкая. Ей нужна защита и, как мне кажется, любовь. Она робкая и в ней есть что-то, что она скрывает. Девочка, что всё держит в себе и улыбается. Кто-то считает таких людей сильными, а я… я считаю, что даже сильным нужна поддержка и любовь.

Её запах, был таким сладким, что я потянулся к её волосам губами. Вдохнул всей грудью её запах, но от глубокого вдоха тоже закружилась голова. Как-то рефлекторно, моя рука сжала её талию, от чего я сразу же отдалился. В глазах лишь кадры из прошлого. Моя Крис в этих грязных лапах. Зажатая ими, как и эта малышка мною.

– Слав…

Она опять прильнула ко мне и вновь прижалась к моему, дрожащему от воспоминаний, телу.

– Всё хорошо, Есения, прости меня.

Моя рука опять слегка приобняла её.

– Меня никто не трогал, если ты так подумал… нет. Это Женьку. Его постоянно били за его прямолинейность. Он постоянно говорит, что думает. Чем часто обижает людей. И тебя он вчера задел, прости, но я всё слышала. Не держи только на него зла. Женька такой… я не знаю, как назвать. Он не привык задумываться о чувствах других, тем более, если вопрос питает его любопытство.

– Он меня не обижал, и никогда, запомни, никогда не извиняйся за мужчину. Не взваливай на себя чужую вину.

Мы болтали, и с каждой фразой приближались друг к другу. Пили кофе, потом я лёг от сильной головной боли, просто тянуло вниз. Яся легла рядом, и в какой-то момент её голова легла на мою грудь, а мои руки гладили её волосы.

– Сильно болит?

Спросила она в очередной раз, смотря на меня обеспокоенно. Кто я такой, чтоб вызывать её беспокойство? И по какому праву мы так близко друг к другу? Почему мне этого так страстно хочется?

К счастью, мне не пришлось отвечать, ведь за дверью послышались шорохи. Значит, Женя проснулся.

– Полежи немного, я сейчас вернусь. – Проговорила эта малышка, перебираясь через меня. Тепло её кожи приносило облегчение, но сейчас она ушла и стало как-то не так. – Женька, пожалуйста, зайди туда, Славе очень плохо. – Послышалось за дверью. Ну, зачем, маленькая?

Женя ворвался в комнату, полный тревоги и непонимания спросонья.

– Что такое, Слав? Ты и в правду какой-то бледный… Господи, какой синяк… Ясь, солнышко, тащи аптечку, быстро.

Женя сел рядом, не дав мне и слова вымолвить.

– Так голова кружится?

– Немного…

– Голова болит?

– Тоже есть.

Есения принесла коробку, в которой, по всей видимости и существовала аптечка. Он порылся в ней и недовольно хмыкнул.

– Яся, сейчас беги в аптеку за обезболом и купи охлаждающую мазь. От синяков и ушибов.

– Так, бросьте оба. Не нужно никуда бежать, всё хорошо. Я уже готов идти домой.

– Слав, у тебя, кажется, сотрясение, какой домой? Только отдых и тишина. Так, Ясь, сейчас ты в аптеку, я готовлю завтрак, а потом ты посидишь со Святославом, а я схожу домой.

Чего они со мной носятся как с писанной торбой? Мне очень неловко и хочется исчезнуть. Не люблю я такого внимания, ненавижу, когда вокруг меня крутятся, тем более, когда я этого и не заслуживаю. Это никогда не было для меня нормой. В меня вложили понимание того, что я – мужик, меня нельзя жалеть, я не должен показывать слабость. Женя ушёл, а Яся, ещё не на долго осталась, обняла меня за плечи, я взял её за руку. Маленькая хрупкая и такая нежная девочка. Повезёт же мужчине, которого она выберет в мужья.

– Ты замёрз? Тебя так трясёт…

– Мне не холодно, спасибо за беспокойство. Это от слабости и… скорее всего похмелье…

Девушка всё равно накинула на меня плед и покинула комнату. Тут же послышались голоса за неплотно закрытой дверью. Небольшой звон в ушах не позволял мне разобрать и пары слов. Меня одолевали мысли, всё те же, уже привычные нехорошие обрывки. Плохие сны, все ситуации и чувство вины. Всё это давило на меня с невыносимой тяжестью. Единственное, чего сейчас очень сильно захотелось – поговорить с Кристиной, и всё-таки попросить прощения… нет, не так… вымолить его. Я извинялся миллиард раз, но стена, выросшая, между нами, не разбивалась. Так быстро были возведены баррикады, разделяющие некогда самых близких людей. Мы с ней всегда были вместе, и то, что произошло между мной и Женькой – сплотило нас. Кристи первая прибежала меня поддерживать и была плечом, на которое мне можно было опереться, чтоб встать. Она была на каждом соревновании, на каждой тренировке. Даже на последней, когда мысленно я понимал, что всё – бой окончен, перчатки на гвоздь. Кристина от начала и до конца просидела со мной, смотря на то, как я отбивал пальцы об грушу, а потом ушла со мной, под аплодисменты и крики. Так было принято, мы выходили под аплодисменты, под них и уходили. И даже если этот уход был последним, уходом из спорта.

Решение, что было принято не мною. Обстоятельства, они шли по головам, ломая мои собственные кости. Этот кошмар наступал, не давая возможности выдохнуть. Все неприятности разом высыпались из мешка жизненных неурядиц. Всё началось с моего прощания с рыжей красавицей. С того, которое я запомнил навсегда. В тот вечер она поцеловала меня в щёку, процитировав то, что я не понимал и то, что я слушал лишь от того, что её глаза горели огоньками, способными осветить весь район. Тот невинный детский поцелуй в щёчку, со словами, что я не мог вспомнить первые несколько дней, но, когда вспомнил, уже не смог вырезать из памяти. Тот диалог:

«-И зачем это? Разве я заслужил?

–Цени каждое касание губ от близкого человека, ведь никогда не знаешь, какой поцелуй будет последним.»

Она чувствовала, она знала. Эта девочка будто напророчила расставание, последнее слово, последний поцелуй, и долгие, но такие короткие последние объятия. В тот вечер мы стояли в нашем подъезде, между этажами, её руки как всегда были дико холодными, я взял их и начал греть, не сводя взгляда с её лица. Мне страшно мало было её взглядов в тот вечер, между нами, будто рушились стены и момент был на столько интимным, что срывало крышу. В этом мире словно вымерли все, и были только мы вдвоём. Не сумев согреть её руки своими, и даже когда дыхание не помогло, я позволил себе пересечь черту и дал её рукам коснуться собственной кожи. Дрожь от холодных пальцев пробежала по всему телу, до самых кончиков волос, а в её лице появилось смущение. Она отвела взгляд, и я прижал её к себе. Обнял, просто так, не на прощание и не приветствуя. Это было первым проявлением нашей близости, нашим первым наслаждением друг от друга. Мы стояли, погрузившись друг в друга, позволяя переплетаться душам, я чувствовал запах духов её матери, ведь в последнее время она пользовалась только ими. Со временем мне удалось разобрать этот запах по ноткам. Мы стояли так до поздней ночи, и лишь к четырём утра, она подарила мне последний взгляд, скрываясь за дверью, из которой сама она больше не вышла. С ней исчезло всё моё внутреннее тепло, исчез жар, что шёл из самого сердца, и теперь мои пальцы стали предательски холодными, словно проклятье снежной королевы и её льдинки в моей пустой душе, а этот запах… его больше никогда и ни на ком не было.

С этого вечера, а вернее с раннего утра начался ад. Началась война с самим собой и чувствами, переполнявшими меня. Потом вскрылась вся правда о моём родном отце, я был на его могилке впервые в жизни. И смог позволить себе это лишь однажды, уходя от него, я надеялся, что больше никогда не вернусь, попросив у него за это прощения. А потом, через пару месяцев – новый удар. Мама лишилась работы, нашу квартиру решили забрать, попросив съехать меньше чем за месяц. В никуда, без денег и надежды на светлое будущее. Мама не впадала в отчаяние, она привыкла всё тянуть самостоятельно, и вытянула вновь. Она нашла работу в трёх тысячах километрах от родного дома, а значит, пора бросать всё, что всегда было моей жизнью. Я не мог поверить, что это конец, и пора всё бросить. Столько лет, столько пота и крови. Всё моё детство, моё юношество… я вырос в том зале, а теперь всему пришёл конец. Последняя капля, как мне тогда казалось, наивному глупцу. Меня посетило ощущение, что жизнь закончена. Глупый и мерзкий юношеский максимализм, как хорошо, что я не дал ему волю. Хоть с чем-то я не сплоховал. И в этом мне помогла Кристина. Она держала мой дух, подогревая собственным огнём, а я… я позволил этому огню погаснуть. Укусил руку, что кормила меня. Это можно называть как угодно, но суть не изменится. Я – предатель, разрушивший всё самое дорогое. Я предал Женю, позволив ей в тот день задержаться, предал отца, отказавшись от его памяти, предал мать, уехав обратно, Кристину, позволив ей страдать, да что там. Я даже предал самого себя, оставив то, что всегда было внутри меня. Спорт, которым я так болел, который был моим смыслом долгие годы. Это было, пожалуй, единственным, что я умел.